Куннилингус. До сих пор неловко произносить это вслух. Хотя, не зная определения этого слова, я бы решил, что это что-то научное… Должно быть и в моё сознание пустили корни стереотипы.

Вы ведь знаете, у нашего народа отношение к подобным утехам весьма противоречивое. Много ли таких, как Федя, которые беззастенчиво признаются, что готовы, извините, на генитальный поцелуй? Раз, два и обчелся. Современные мужчины не только считают этот интимный момент чем-то очень личным, но и высказываются резко против такой практики вообще.

Почему? Да потому что мы не французы, за которыми есть репутация ещё со средневековья. Так уж у нас сложилось исторически. Для русского обывателя секс как таковой всегда был самой деликатной темой. Если углубляться в века, то причиной тому могло быть христианство.

Слышали, когда-нибудь о «Русских заветных сказках», Кото рое Были собра н ыкак фольклор в девятнадцатом веке? Это, скажем так, устное народное порно. Можете почитать, забавы ради… Так вот, даже в этих историях, где, казалось бы, «сказочники» могли не ограничивать себя в фантазиях, есть определенные принципы. Например, в сказках русские бабы и мужики не имели привычки раздеваться ради греховодничества, а только спускали штаны да задирали подол.

Только в одной из многочисленных историй был описан оральный секс, да и то как нечто очень нехорошее. Куннилингус расценивался как унижение и наказание. Вывод Ерофеева — не мой.

Это мне было известно ещё на третьем курсе, когда я изучал «теорию литературы», но не верится, что в наше время отрицательное отношение к куннилингусу имеет те же причины, что и раньше. Согласитесь, мало кто сейчас скажет «Грех!» Или «В пост нельзя!», Скорее, современные осуждатели назовут это дело отвратительным или грязным. Однако многие из них не против принять оральные ласки от женщины…

В чем причина? Мне думается, что ещё и тюремная культура повлияла на народное отношение к таким вещам. П о воровским законам даже касаться руками женских половых Органов — осквернение себя, а ​​за историю сокамерникам о том, как ублажал жену языком, запросто можно угодить на «петушатню». Ведь кто такие «опущенные»? Это люди, которые занимается оральным сексом, и уподобляться им плохо.

Почему именно тюремная культура имеет влияние на цивилизованное общество, спросите? Потому что, грубо говоря, всё двадцатое столетие многие наши соотечественники провели в тюрьмах и лагерях. И те, кто были на свободе, тоже «от тюрьмы не зарекались».

Не потому ли среди тех, кто постарше меня, так популярен музыкальный жанр шансон? Вот, к примеру, мой старший брат с таким упоением его слушает… Он никогда не сидел за решёткой, но создается впечатление, что мечтал об этом всю жизнь.

И всё-таки лёд тает. Люди перестают быть рабами старых устоев. Пусть стесняются, лукавят, осуждают, но, думаю, каждый хоть раз, но пробовал. Ведь многие как и я впервые увидели акт любви в порно. Мы тайком смотрели родительские видеокассеты ещё до появления вторичных половых признаков, и никто нам не объяснял, как можно, а как нельзя. В фильмах для взрослых оральный секс — неотъемлемая часть. Это было нашей школой! Да, порно едва ли можно назвать хорошим учителем, ведь оно предназначено для просмотра, а не для обучения, однако как наглядное пособие — вполне пригодно.

Я всё это к тому, что понятие «куннилингус» в русском табуированном сознании появилось совсем недавно. Мы сделали ещё один осторожный шаг к сексуальному раскрепощению. Может быть, я не рискну рассказывать своим друзьям о том, что готов ублажать девушек как угодно, но не стану ничего стесняться в постели. Правда, возможность попрактиковаться не спешила подворачиваться. На самом деле я её и не искал, просто ждал, когда мне повезет.

Честно говоря, терпеть не могу корпоративы, тем более что они у нас проходят всегда одинаково. Во время празднований я особенно остро чувствую, что не вписываюсь в коллектив людей, которые много старше меня. В рабочей обстановке мы хорошая команда, но в праздных беседах между нами слишком большая пропасть. У них совсем другие интересы и воспитание. Они все замужние и женатые люди… Нет, я не хочу сказать, что мои коллеги старики, погрязшие в быту. Каждый из них интересен, образован и умен в своей области, но когда мы собираемся за одним столом получается так, что мне не с кем поговорить.

Исключение — мой коллега Гордеев. Несмотря на то, что он тоже старше меня в два раза, во время будничных перекуров нам всегда есть о чем пошутить. Но и он бесполезен в застольных разговорах, так как имеет привычку крепко напиваться.

Вот, например, Феде играет на руку его непосредственность. Он везде себя чувствует комфортно. Ему всё равно где, как и с кем общаться. Я бы даже сказал: все происходящее проносится мимо его сознания.

Самые занудные вечеринки — это празднования каких-нибудь мелких дат, вроде Дня печати. По возможности, я стараюсь куда-нибудь отклониться, но в тот раз мне было не отвертеться. Это был двадцатипятилетний юбилей агентства, который мы собирались отмечать в ресторане.

На вечер пригласили не только коллег, но и всяких там чиновничьих шишек, наших многочисленных учредителей и журналистов из других агентств. Тех, что поважней, разумеется.

Я натер свои единственные черные туфли до блеска, надел белую рубашку, в которой меня ещё никто не видел, сверху темно-синий пиджачок — он у меня тоже один — и подобрал бабочку в тон. Минут пять потратил на укладку волос, дважды побрил лицо, придал ногтям аккуратную форму и покрутившись у зеркала признал, что сегодня выгляжу особенно хорошо. Почему я не могу заставить себя делать так каждый день? Да, уход за собой — большой труд.

До ресторана я добрался на такси. По пятничным вечерам в метро лучше не соваться, особенно если так долго приводил себя в порядок. Был уверен, что опоздал, но гости тоже не спешили подтягиваться. В зале пока были только члены моей редакции. В тот день все вырядились парадно, даже Федя нацепил галстук.

— Влад, какой ты сегодня элегантный, — первой отвесила мне комплимент заведующая общественно-политическим отделом.

— Очень хотелось вам соответствовать, Любовь Анатольевна, — ответил я, ловко поправив манжеты. Этот жест отрепетировал заранее.

Поздоровавшись и обменявшись любезностями с каждым присутствующим, я огляделся. Неплохое местечко, но скорее клуб, чем ресторан. Приятное освещение, чистенько, никакой вычурности в дизайне. Круглые столики со светильниками, бар, танцпол, маленькая сцена — самое место для корпоративных вечеринок.

Я прошелся по столам, оглядывая списки с именами. Моё место было у бортика на границе с танцполом. Фамилию написали с ошибкой… Неудивительно. Я взял в руки список желая выяснить, с кем мне сегодня придется отмечать. Бухгалтер, корректор, выпускающий редактор… Все женщины! Нельзя назвать это удачей, ведь это означало, что в их компании я буду запасным официантом. Особенно в разгар празднования, когда придется подливать по «чуть-чуть», но очень часто.

Только одно имя в списке обещало мне, что вечер не будет слишком тоскливым. Татьяна Дунаева. Уверен, вам это ни о чем не говорит. Таня корреспондент самого низкорейтингового телеканала. С ней мы когда-то вместе работали в одной редакции, поэтому она была в списке приглашенных.

До сих пор с этой девушкой мы встречаемся не слишком редко, так как места событий для всех одинаковые. Вообще-то отношения у нас очень странные. Бывает, что ссоримся, иногда наоборот милуемся, но чаще всего перестреливаемся язвительными шуточками. Всё потому что слишком хорошо знаем друг друга.

В тот вечер, я сразу для себя решил, что буду крайне внимателен и обходителен. Пусть нам обоим будет приятно. И знал, что мы будем мило ворковать, несмотря на то, что последняя наша встреча закончилась грызнёй.

Примерно за две недели до того вечера, мы столкнулись на окраине города у департамента социальной защиты. Моей задачей было сфотографировать машину с очередным гуманитарным грузом. Представителей других СМИ на месте не было. Оно и понятно — таких сюжетов пруд пруди, но, видимо, нашим руководителям по каким-то причинам было принципиально освятить это событие.

Вообще-то грузовик был готов к отправке ещё до нашего приезда, однако специально для нас несколько коробок спустили обратно, чтобы мы могли запечатлеть момент погрузки.

Дунаева, волоча за собой своего молчаливого оператора, поносилась вокруг крупных тёток-чиновников, кокетливо похихикала с грузчиками, а после взялась за двух ребят в зеленых спецовках. Благо подобного задания мне не давали. Новость для сайта уже была готова, от меня требовалась только иллюстрация.

Как только у Тани появилась свободная минутка, она ринулась ко мне.

— Тебя же вроде повысили, чего это ты опять с техникой? — Похоже, что у неё было настроение меня подразнить. — Котлов все дыры тобой затыкает!

Котлов — это наш директор-главный редактор, так для справки.

— Мы все многоштатники. Ты знаешь, — отмахнулся я, чтобы не говорила под руку. Солнце внезапно спряталось за тучи, и я менял настройки в фотоаппарате.

Девушка тут же потеряла ко мне интерес и снова убежала на охоту за комментариями. Я вскинул фотоаппарат и сделал целую серию неудачных снимков. На одном грузчик повернулся задницей, на другом некрасиво нагнулся, на третьем снова зад грузчика, парочка фотографий могли получиться, но в кадр влезла тётка в черном пальто. Проклятие! Наша выпускающая не слишком строга к качеству, но я что зазря окончил курсы репортажной съемки?

— Хочешь, иди, поговори с интересным человеком, — пропищало у меня над ухом.

Рядом снова возникла Дунаева. Я посмотрел на неё через объектив. По лицу было видно, что беседа с бородатым парнем в зеленой спецовке её сильно впечатлила.

— Нет, спасибо. Мне не нравится его борода.

— Он собирался стать священником, но вместо этого пошел воевать, — не унималась девушка.

— Да лучше бы он стал священником, — сплюнул я. — Из двух зол надо выбирать меньшее.

— Какой же ты всё-таки…

Дунаева снова подбежала к оператору, сказала ему что-то и вернулась.

— Что у тебя сегодня такое недовольное лицо — то, а? — Думаю, ей не было дела до этого, просто очень хотелось меня растормошить.

— Пытаюсь сфотографировать грузчиков, а эти бюрократы лезут в камеру. Лишь бы где засветить свои рожи, — это у меня вырвалось, потому что ещё не обедал, а когда я голоден — всегда злой.

Ещё одна попытка и у меня всё получилось. По крайней мере, теперь было из чего выбрать. Больше всех мне понравилась фотография, где удалось сфокусироваться на коробке.

— А может тебе самому свалить отсюда со своей щёлкалкой… — вдруг воскликнула тётка-чиновник. Она проронила ещё одно слово, но я не буду его повторять…

— Что, простите? — Изумился я, не сразу поняв, что эти слова адресованы мне.

— Да ничего! Много о себе думаешь, — уже спокойнее, но со злобой ответила женщина.

Увидев радостное лицо Дунаевой, я понял, что тут без неё не обошлось. Она ей всё передала дословно и про «рожи» и про «лишь бы, где засветиться».

Девушка сделала «рожки» и показала мне язык. Мне очень хотелось назвать её дурой, так и вертелось на языке, но я язык прикусил.

— Со своей щелкалкой, ха-ха!

Ещё мне хотелось сказать, что «щелкалка» это она и есть, но и от этого воздержался. Заставил себя быть снисходительным, я сделал глубокий вздох и с наигранной тоской произнес:

— Не подходи ко мне сегодня больше, Тань, окей?

— Чего это? — Дунаева поменялась в лице.

Похоже, получилось произвести нужный эффект, и она, не получив от меня желаемой реакции, почувствовала себя по-дурацки. Может быть даже поняла, что не стоило этого делать и что это не смешно. Но, думаете, эта девушка когда-нибудь признает неправоту, даже в порядке исключения?

— Это что за грубость? Ты же так сказал! Говорить за глаза гадости — плохо. В детстве не учили? — Дунаева сморщила лоб.

— Тань. Я не прошу тебя читать мне морали. Просто оставь меня в покое, — Я демонстративно отвернулся и занялся фотоаппаратом.

Девушка всё ещё стояла рядом. Её было в новинку моё безразличие.

— Ясно, ты воспринимаешь только лесть! А всё что указывает на твою ошибку или некомпетентность в каком-либо вопросе тебя компрометирует как «мачо» и ты воспринимаешь это в штыки! — Её прям прорвало на длинные слова. Причем, без единой запинки. Всегда завидовал её безупречной дикции…

— Куда мне до таких профессионалов, как ты, — выдохнул я.

— Нет, это ты возомнил себя крутым, и пытаешься на чужой проблеме себя как классного, оперативного журналиста возвысить!

— Бог мой… Это тут причем? О каких чужих проблемах речь? Я тебя прошу избавить меня от своего присутствия! Это для тебя слишком сложно? — Кажется, я повысил тон.

— Да, притом, что ты всё делаешь на публику и ждешь похвалы! Фу!

Не знаю, к чему она всё это сказала. Я мог ответить, что каждое её слово — самокритика. Напомнить про её коллекцию дипломов участника и иронично поинтересоваться, в каком возрасте она собиралась стать звездой? Но потом мне за это пришлось бы извиняться.

— Ты ждешь, когда я начну оправдываться?

— Нет, не жду, просто я знаю, что права, и мне доставляет чертовское удовольствие разоблачать тебя, путь сейчас это и никто не слышит.

— И перед кем тогда ты меня сейчас разоблачаешь? Передо мной самим что ли? Что я, себя не знаю?

Больше Дунаева не сказала ни слова, просто стеганула меня взглядом, будто намеренна больше никогда со мной не здороваться.

Говорят, что все мужчины творческих профессий обязательно хулиганы, бабники и алкоголики. Ссылаясь на многих моих коллег, могу сказать, что так оно и есть. Но что касается меня, то первое ко мне не относится, второе с натяжкой, а третье и вовсе нет. Выпиваю я нерегулярно, и потому пьянею от половины бутылки не самого крепкого вина. В то время, когда все за моим столом уже пропустили по бокалу шампанского и, не дожидаясь первого тоста, откупорили коньячок, я не спешил выбирать напиток. Не хотелось быть пьянее Дунаевой.

Таня пришла как раз к началу торжественной части. Заметив её, я улыбнулся и указал на стул рядом с собой. Девушка, конечно, могла пренебрежительно фыркнуть и поискать другое место, но она не из обидчивых. Эта её черта мне нравится больше всего. Таня тоже была рада меня видеть.

В тот вечер Дунаева была очаровательна, и мне казалось так ещё до того как я выпил. Она надела короткое темно-зелёное платье со свободной юбкой и открытыми плечами, распустила волосы, которые обычно собирает в хвост. Иначе говоря, выставила напоказ именно то, что у неё хорошо.

— Что тебе налить? Вина? — Я спросил сразу, потому что какой-то там из заместителей руководителя по информационной политике подводил свою хвалебную речь к концу, и собравшиеся держали рюмки наготове.

— Да, давай вино. Я бы выпила чего покрепче, но впереди библионочь, — с сожалением сказала девушка. Выпить она не дура, ещё с прошлого пресс-тура знаю.

— Красное или белое?

— Красное.

— Тогда и я выпью красного.

На фоне, подглядывая в бумажку, всё ещё ораторствовал лысоватый заместитель. Речь его была слишком помпезной и очень уж шаблонной, как и бывает на подобных торжествах. Он закончил словами: «Ваша газета уникальна тем, что это не рупор власти, а настоящая народная газета!». Любопытно, открывал ли он её хоть раз?

Над залом разнесся мелодичный перезвон. Теперь можно было не смотреть в сторону дядьки из министерства. С соседнего столика нам с Танькой подмигнул Котлов, подняв и опустив стакан с соком — он был за рулём. В тоже время, Гордеев уже с красной мордой пил с кем-то на брудершафт.

Я лишь коснулся вина губами, сделал вывод, что оно крепковато и добавил в бокал минеральной воды. Надо отдать должное, вино хотя и имело патриотическое название, было неплохим.

— Лучшая закуска к вину — это сыр, — сказал я, перемещая себе в тарелку по кусочку от каждого сорта.

— Пособирай и мне тоже, — попросила Таня.

— Мёдом полить?

— Зачем?

— А как есть сыр без него?

Мёд оказался густым. Блондинка-официантка заметив, что я испытываю трудности, тут же принесла ложечку.

— Да я гляжу, ты эстет, — улыбнулась девушка. — Чего тогда вино водой разбавляешь?

— В этом я не вижу ничего зазорного. Древние греки тоже разбавляли вино водой.

— А коньяк кока-колой они не разбавляли?

— За твоё остроумие. Не растеряй.

Мы выпили, на этот раз до дна, и я поспешил подлить себе, Тане и всем, кто сидел с моей стороны стола.

Второй раз предложили выпить за награждение работников агентства в честь юбилея. Котлов и мне вручил благодарственное письмо. Кстати, первая награда за три года работы. Я заглянул в грамоту краем глаза. К таким вещам отношусь скептически, а вот Дунаева сразу попросила посмотреть.

По крайней мере, было приятно, что награждали не всех поголовно, иначе бы эта грамота была бы чистой формальностью.

Нам не давали покоя. Едва стихли аплодисменты, ведущий — оказывается у нас был ведущий — пригласил гостей танцевать. Не думал, что присутствующие уже достаточно пьяны для танцев, однако стулья загремели. Федя бежал впереди всех, дожёвывая на ходу. Я напрягся. Не хотелось, чтобы так вышло, что я останусь за столом один. Дунаева наспех сделала глоток и тоже порхнула на танцпол. Предательница…

Признаюсь, я совсем не умею танцевать. К тому же, даже ни разу не пробовал. Пришлось просто наблюдать за происходящим. В музыке я очень неразборчив, но на этой вечеринке звучали именно те песни, которые раздражают меня больше всего.

Бессознательно я следил взглядом только за Танькой. Несомненно, она казалась самой очаровательной в этой толпе, и не только потому, что была моложе всех. Ах, как она танцевала! Всякий раз, когда её волосы взлетали над плечами, когда юбка покачивалась и подскакивала, внутри всё сжималось от сожаления, что в далеком детстве я отказался от танцевального кружка, сказав маме, что «это только для девочек».

Однако совсем не завидовал Феде, который не имел моих комплексов и дергано суетился рядом. Танька над ним только хихикала. Но не только Федя — к Дунаевой пытались пристроиться едва ли не все представители мужского пола. За исключением Гордеева, что танцевал со всеми сразу: в одну минуту он то подхватывал бухгалтершу Тамару Андреевну, то выплясывал с секретарём Юлией.

Когда Гордеев запыхался и, обливаясь потом, направился к выходу, я поспешил за ним. Мне и самому уже захотелось покурить.

— Валентин, тут слух прошел, что вы нам сегодня споёте, — сказал я, чтобы Гордеев обратил на меня внимание.

— Если только не нажрусь, — невнятно проговорил он.

Гордеев остановился у лестницы, зажал губами сигарету и нервно похлопал себя по карманам в поисках зажигалки.

Я хотел предложить ему всё-таки выйти на воздух, но вдруг заметил, что на каждом подоконнике стоят пепельницы. Надо же! Редко сейчас встретишь место, где можно курить, не выходя на улицу.

Гордеев задумчиво и не спеша выдыхал дым. Он всегда становится унылым, когда уходит в свои мысли. Перекурив, я не стал его дожидаться. Никак не могу научиться курить медленно — с армии привычка осталась.

Когда я вернулся в зал, Дунаева уже сидела за столом перед пустой тарелкой. Видимо, дожидалась, когда за ней поухаживают. Я с готовностью предложил мясо и «Цезарь».

— Лук тебе не кладу, нам ещё целоваться, — говорю. Девушка хотела что-то возразить, но я её остановил. — Тань, можешь просто не комментировать? Так же намного забавнее.

— Ты будешь до конца? — Спросила Дунаева.

— Да вроде никуда не спешу. А ты?

— Мне надо в «Музей книги» сегодня. Уйду полдесятого.

— Хочешь, чтобы я тебя проводил?

Девушка подмигнула. Что бы это значило? Диджей снова завел пластинку, на этот раз хит из девяностых. Нашим бухгалтерам посвящается… Не они ли составляли плейлист? Таня с набитым ртом промычала и пригласительно кивнула на танцпол.

— Подожди, давай хоть поедим спокойно, — нахмурился я.

— А может диджея попросить и он что-нибудь другое поставит? — Наспех вытерев губы салфеткой, девушка снова меня оставила. Не надо было ей столько наливать.

Я разом выпил бокал неразбавленного. Авось и мне захочется подвигаться. На очереди удачно оказалась медленная музыка. Убейте, не могу вспомнить какая песня. Дунаева неожиданно меня окликнула и поманила пальчиком.

Ладно, будь что будет. Тут дело не хитрое — топчешься себе по кругу обняв женщину за талию. Главное на ноги не наступать. Я поднялся и опрокинул стул, на котором висела Танькина сумка. Благо, успел до того, как лысоватый из министерства решился пригласить обаятельную корреспондентку.

— Не прижимайся сильно, — предупредила она игривым тоном, в глазах девушки играл пьяный огонек.

Только в этот момент пришла мысль о том, что останься я дома, было бы куда скучнее.

— О чем задумался? — Спросила Таня.

— Пытаюсь понять от тебя ли это так приятно пахнет, — сказал я первое, что пришло в голову.

— Ну и?

Я наклонился к её к шее и втянул воздух. Духи были слишком приторными. Не её аромат.

— Определенно.

Таня растаяла.

— Только в следующий раз не надевай такие высокие каблуки, — горячо шептал я ей на ухо, заметив, что на нас смотрят. — Чувствую себя неловко.

— А я считаю, что если парень немного ниже девушки это сексуально, — также прижавшись к моей щеке прошептала Дунаева. Судя по всему, ей тоже нравилась играть со мной «влюблённую пару». Вот и пускай завидуют.

Дальше снова было вино, кретинские конкурсы, танцы… Я уже не стеснялся, хотя не был пьян, просто не хотелось оставлять без внимания свою подругу.

Танька и надо мной хихикала, зато всякий раз, когда звучала медленная музыка, она хватала меня за руку. Теперь у нас был свой собственный праздник. Мы шептались, подворовывали вино с соседних столов и были благодарны друг другу за весёлое времяпрепровождение.

Не знаю, сколько времени прошло в этой канители, но уже стемнело. Я обнаружил себя у лестницы в запылившихся туфлях и с сигаретой в руке. Рядом стоял Гордеев. Он всем весом оперся на подоконник и смотрел в никуда.

— Дунаеву сегодня домой поведешь? — Спросил он.

Я смущенно улыбнулся и пожал плечами. Мне нравилось, что он так подумал.

— А что? Как раз вы одного возраста. Тебя дома жена не ждет.

Я зашел в туалет умыться. Голова гудела, и виной тому был не алкоголь, а нескончаемый шум. Боже, кто сделал такое с моими волосами? Из зеркала на меня уставил бессмысленный взгляд неприятный тип. Он был старше меня года на два. Кожа засалена, глаза красные, бабочка завалилась на бок, ворот рубашки торчал из под пиджака.

Я взял на заметку, что впредь на вечеринках надо время от времени отлучаться в туалет и приводить себя в порядок. Холодная вода слегка взбодрила и вернула чувствительность рукам.

— Нам ещё не пора? — Спросил я Дунаеву, когда вернулся. Будто мы уже договорились о том, что уйдем вместе.

Девушка, опомнившись, взглянула на часы:

— Да, можно собираться.

Я подал ей куртку, а она взяла меня под руку так, чтобы все видели. Только тогда я заметил, что половины гостей уже нет, а тем, что остались, не было до нас дела. Ну и ладно! На улице здорово похолодало. Мне-то ещё ничего, а вот Дунаева в тонких колготках, ежилась от ветра.

— За тобой приедут? — Спросил я.

— Должны. — Танька протянула мне руки, мол согрей. — Когда ты уже купишь машину? Сейчас бы подвез меня.

— Я откладываю на дом. Да и вообще… Ну будь у меня сейчас машина, думаешь, я бы сел за руль будучи не совсем трезвым?

— Логично. Ты же со мной поедешь?

Я чувствовал себя очень уставшим, и хотелось поскорее вернуться домой, но после недолгих уговоров всё-таки согласился. Будет ли ещё такой момент в жизни, когда Дунаева будет уговаривать меня не покидать её?

* * *

«Музей книги» — звучит внушительно, однако по виду обычная двухэтажная библиотека. Может быть, конечно, внутри много интересных экспонатов, редких книг, и название себя оправдывает, во всяком случае, экскурсию мы пропустили.

Попали только на викторину по роману «Двенадцать стульев». Дунаева не спешила делать репортаж, ей самой хотелось во всем поучаствовать и желательно получить призы. Только зря она понадеялась на мои подсказки — вопросы были такими, что надо было внимательно перечитать книгу, прежде чем явиться туда.

Тем не менее, другие участники, которых было предостаточно, щелкали их как орешки. Сразу видно — в музее собрались настоящие знатоки, а не так — беспричинные люди, что ходят на такие мероприятия, чтобы погреться. Таня завистливо стиснула зубы, когда победителей наградили книгами в красивых обложках. Хотя сама призналась, что давно перешла на «читалку».

После викторины всех пригласили в тёмный зал на втором этаже и пустили на большом экране нудный и размусоленный фильм об истории музея. И без того хотелось спать…

Девушка закуталась в принесённую с собой шаль и положила голову мне на плечо. Она себе это позволила, потому что мы устроились на дальних креслах, чтобы не привлекать внимания.

Я протиснул руку и обнял Таню за талию. Она не была против, только сладко зевнула.

— А я присмотрел нам место для поцелуев, — сам от себя не ожидал, что скажу это вслух.

— И где же? — Дунаева улыбалась так, словно ей ни капельки не любопытно.

Я повернул голову и кивнул в сторону открытой двери пожарного выхода. Что было на лице девушки, скрывал мрак, но она всё-таки посмотрела.

— Кстати, пойдем, посмотрим, что там, — Таня играла дурочку.

Я даже оторопел. Вот уж не думал, что её будет так просто заманить. Не говоря друг другу ни слова, мы бесшумно выбрались из ряда кресел. Ох, как забилось сердце! Неужели мы и вправду идем целоваться?

А зачем мы ещё туда попёрлись? Что там могло быть интересного? Темнота. Лестница вниз, где горел свет, и лестница вверх на чердак…

Я посмотрел на девушку. Её глаза блестели в темноте. В них тлел соблазн и предвкушение. После нескольких бокалов вина Таня неумело прятала свои эмоции. Она то улыбалась, то поджимала губы… Пыталась показать страсть и прятала глаза, боясь выглядеть нелепо.

Я вдруг почувствовал себя ужасно стеснённо. Я ведь её никогда не целовал! Нельзя сказать, что у нас совсем не было ничего интимного. Мы множество раз играючи флиртовали, обнимались, однажды я даже делал ей массаж во время пресс-тура…

Фантазии на её счет у меня были, но я никогда не думал, что между нами в самом деле такое произойдет. Что на меня нашло? Я же совсем не робкий! В ту минуту мне было трудно заставить себя приблизиться к Дунаевой. Она ждала моих действий, а я просто стоял и смотрел на неё секунд двадцать…

«Да какого хрена?», — Одернул я себя наконец и, обхватив Таню за талию, впился в её пульсирующие от жара губы.

Я перестал осознавать, что всё это происходит на самом деле. Адреналин выплеснулся в кровь, застучал по вискам. Будто наэлектризованные, ноготки Тани, едва касаясь, юркнули по моей шее и твердо врезались в плечи.

Я ощутил её горячий влажный язык. Девушка целовала жадно и со вкусом. Теперь и я разделял её пыл. Я не желал отрываться от Тани, даже на пару секунд, чтобы отдышаться, не мог насладиться её губами. Мне хотелось выпить девушку до капли. Будто бы случайно, я провел ладонями по её груди. Она у Тани маленькая, но даже сквозь плотную ткань ощущалась твердость сосков.

Приятный зуд ниже пояса превратился в упругое давление. Там стало очень тесно… Таня почувствовала это и прижалась ещё сильнее. Шаль свалилась на ступеньки. Я взял девушку за плечи и прижал к стене, тронул губами горьковатую от духов шею. Вполз рукой по бедру под юбку. Думал, тут моя любодейка меня остановит, но даже когда я оттянул колготки немного вниз, она совсем не была против, хотя и осязаемо смущалась.

Таня зачем-то возилась с моим воротником. Наверное, пыталась развязать бабочку, но, увы, она была на застежке. Я снова припечатался к губам девушки, чтобы отвлечь и резко проник рукой в ​​её трусики, которые оказались мокрыми насквозь. Она зажмурилась, стиснула зубы, уткнулась лицом в шею и сдержано выдохнула.

Даже потеряв остатки самоконтроля, я понимал, что позволяю себе слишком много, но там было так мягко, так нежно… Меня до одури возбуждало, когда я слегка переминал пальцами маслянистый бугорок. Таня опустила руки и напряглась, как невинная дева.

До сих пор задаюсь вопросом, почему мы так просто поддались порыву? Как будто оба этого хотели долгое время.

— Тихо! — Вдруг шикнула девушка. — Слышишь?

Я заставил себя остановиться и прислушался. Снизу по лестнице кто-то поднимался. Мы резко отпрянули друг от друга. Дунаева подняла свою шаль. Будто по уговору мы скользнули в дверь напротив и оказались в светлой картинной галерее.

Как оказалось, нам помешала седая женщина — сотрудница музея, которая спешила в зал с кофемашиной наперевес.

Молча и даже не смотря друг на друга, мы с Таней без интереса разглядывали пейзажи, натюрморты… Страсть ещё меня не отпустила, и я думал только о том, как поскорее увлечь девушку обратно в темноту, а она старательно прятала от меня глаза.

Я и не заметил, как в галерее появился хмурый оператор. Дунаева, будто того и дожидаясь, прыснулась к нему и сразу начала сплетничать о том, как её бывшая коллега Юлька упилась на вечеринке. Оператор кивал, что-то из вежливости спрашивал, а я бродил кругами, чувствуя себя брошенным.

Тут ещё нарисовался и директор музея. По крайней мере, этот человек в очках и с усами очень был похож на директора. Я попытался вклеиться в разговор, но мне было неинтересно. Прошло минут пятнадцать, тем не менее, Танька не собиралась возвращаться ко мне.

Чтобы занять время, я решил разведать, куда всё-таки ведет та лестница. Она привела меня в пустой холл. Там на вешалке висели наши с Дунаевой куртки… Мы не стали оставлять вещи в гардеробе. Внезапно снова накатила усталость… Пусть так уходить не вежливо, однако желание дожидаться, когда девушка соблаговолит вернуться, быстро улетучилось. Я был немного огорчён тем, что она сама уговорила прийти сюда с ней и сама же, так изменчиво сконфузившись, оставила меня одного. Махнув на всё рукой, я взял куртку и зашагал к выходу.

Дунаева позвонила, когда я уже лежал в постели. Спохватилась всё-таки.

— Ушёл, даже не попрощался! — Выпалила Таня, но после того, как я тысячу раз извинился и пожаловался на головную боль, она смягчилась и нежно пожелала спокойной ночи.