— Казабаррна! — выругалась Эра на родном языке, открыв глаза.

Слегка потянувшись, она рухнула головой на подушку, с которой сползла во время сна и уставилась в потолок. Из приоткрытой двери доносилась всегдашняя возня на кухне и такой знакомый голос, напевающий что-то задорное. Комнату наполнял свет совсем неутренних солнечных лучей. Судя по всему, время уже подходило к обеду. Странно, что мама не разбудила свою дочь утром. Ведь сегодня отнюдь не выходной. «Мама» — как необычно теперь звучит это слово.

Вернувшиеся воспоминания о прошлом не вытеснили, но пошатнули и чуть сдвинули всё то, что вчера казалось привычным. Уместить в голове всё сразу не удавалось. Словно этим утром в одном теле проснулись сразу две Эры, и каждая с собственными воспоминаниями, со своим складом ума и с разными взглядами на мир. Одна личность противоречила другой, и девочка задавалась вопросом: кто она на самом деле? Пришелец из другого мира или простая школьница, которая увидела долгий и безумный сон?

Не отрывая головы от подушки, Эра оглядела комнату: одежда лежала на стуле, аккуратно сложенная. Странно. Девочка никогда не складывала свои вещи на стул, а всегда бросала их рядом с кроватью как попало. Да и вообще, воспоминаний о вчерашнем вечере в памяти не сохранилось. «В котором часу я легла? Почему проспала так долго?» — пыталась вспомнить Эра. Но воспоминания обрывались на том моменте, когда руки коснулись металлического черенка, словно были обрублены серебряным лезвием. Было ли это всё на самом деле? Коса. Где она сейчас? Девочка села на кровати.

— Мама! — позвала она, и разум пронзили сомнения.

Можно ли теперь считать себя дочерью? И это придется переосмысливать, а как не хочется!

Пока женщина торопилась на зов, шаркая в коридоре тапочками, девочка свесила ноги с кровати и потянулась к стулу за одеждой.

— С ума сойти! Половина первого. Это твой рекорд, — проговорила Инна, ещё не успев войти в комнату. — Эй-эй! Погоди, не вставай. Как чувствуешь себя? Тошнит? Голова не кружится?

Эра тихо застонала и приложила горячую ладонь ко лбу. Голова и впрямь гудела. Инна смотрела на неё с тревогой и укором одновременно. Это у неё всегда хорошо получалось.

— Голова раскалывается… Но вроде всё нормально, — неуверенно промямлила девочка. — Долго я спала?

Женщина хмыкнула.

— Спрашиваешь! Спишь со вчерашнего вечера. Ума не приложу, почему ты стала так переутомляться. Ты же меня вчера едва не довела до инфаркта.

— Чего? — недоумевая, переспросила Эра.

Её слегка передернуло от этих слов. Мысль о том, что женщина могла увидеть нечто такое, что видеть ей не стоило, не на шутку встревожила девочку. Однако для у «едва не доведенной до инфаркта» Инны был весьма задорный вид.

— Не помнишь? Я же сумки из рук выронила, когда вошла в квартиру и увидела тебя лежащей на полу в коридоре. А оказалось ты просто спишь, да ещё и так сладко посапываешь.

— Ты шутишь, — тихо сказала Эра, радуясь в душе, что испуг мамы вызвал лишь такой пустяк.

Хорошо, что она не стала свидетельницей чего-нибудь поистине из ряда вон выходящего.

— Нет, нет, я серьезно! Помнишь, я сказала тебе: «Идти в постель»? А ты, даже не разлепив век, поднялась с пола и как зомби побрела в свою комнату, что-то бурча себе под нос. До чего же я довела тебя, совершенно перестала следить за твоим здоровьем. Ты же и в постель улеглась прямо в одежде, пришлось самой тебя раздевать.

Эра фыркнула. Снова дала о себе знать непривычная двойственность личности. Вроде всё было хорошо и буднично, однако другая Эра… или Эрра, будто постоянно наблюдала со стороны, и казалось ей всё происходящее не то игрой в дочки-матери, не то ещё чем-то странным. Другая Эрра смотрела с неодобрением, но перед ней ни сколько не было стыдно. Хотелось только послать её к черту, чтобы не лезла не в свои дела.

— Ну что за суровый вид у тебя? — женщина подошла ближе к кровати и, присев на край рядом с Эрой, по особенному мягко, словно котенка, погладила её по волосам.

— Не волнуйся, мам. На улице холодно, сейчас трудно не заболеть, — сказала девочка первое, что пришло в голову.

Хотя теперь трудно было представить себя простуженной. Едва ли это тело восприимчиво к таким пустякам.

— Чепуха, — отрезала Инна. — Обычное переутомление. Ты же постоянно не высыпаешься и читаешь по нескольку часов. Выпьешь кое-какие лекарства, и всё будет в порядке. И отныне будешь ложиться раньше и не заниматься так много. Ты же не хочешь снова плюхнуться в обморок?

Эра улыбнулась. Её всё ещё разрывало напополам, но девочка осознала, что всё ещё любит эту женщину, как любила вчера. Как хорошо, что это не изменилось.

— Будить тебя в школу я не стала. — Не унималась мама. — Тебе нужно поесть. Я сейчас принесу.

— Не надо. Я в состоянии сама дойти до кухни.

Эра знала, что безграничная забота Инны и готовность опекать не пойдут на пользу. Девочка опасалась поверить в то, что больна, если мама будет целый день юлить у кровати, выполняя любой каприз дочери.

— Подниматься тебе не стоит, — настаивала женщина на своем. — Прислушайся к мнению врача.

— Не преувеличивай. Ты медсестра, а не врач, — отмахнулась девочка.

Женщина строго погрозила дочери пальцем, но глаза её при этом смеялись.

— Эх, умеешь ты надавить на больное. Это не суть. Главное то, что моё мнение профессионально.

Влезая в домашние штаны, Эра слушала маму вполуха. Спорить с ней не хотелось, однако и выполнять эти требования тоже не было никакого желания.

— Мне бы хотелось немного прогуляться. Свежий воздух полезен, верно?

Инна кивнула, но с неохотой.

— Ага. Но сначала поешь, а потом пойдем гулять.

Эра замялась. Говоря о прогулке, девочка вовсе не намеревалась брать с собой маму. Нужно сначала побыть наедине со своими мыслями, договориться с внезапно проснувшейся памятью, найти компромисс… Но теперь отказывать было нельзя, иначе Инна сразу заподозрит неладное.

— Хорошо. Давай пройдемся по магазинам? Мы ведь собирались на днях, — предложила девочка.

— Как скажешь, — согласилась мама.

— Но сначала я добегу до школы. Мне надо узнать расписание на завтра.

Женщина промолчала в ответ. Эра осторожно взглянула на неё. Мама всё так же сидела на краю кровати, но выглядела по-другому. Соврать мягко и убедительно, видимо, не получилось. Губы Инны снова заиграли уже знакомой странной ухмылкой. В глазах сияло открытое недоверие. Девочка не умела врать, а Инна была не из тех, кого можно одурачить.

— Все-таки ты скрываешь что-то, — таинственно произнесла женщина.

Девочка молчала. Не хотелось говорить в лицо матери лживые оправдания.

— Да ладно тебе, не волнуйся. Я не буду вытягивать из тебя твои тайны, — внезапно добавила мама. — Я, конечно, за тебя беспокоюсь, но ты имеешь право на личную жизнь.

Девочка облегченно и выразительно вздохнула.

— Правда?

— Конечно.

— Просто я пока не готова всего рассказать… Я…

Женщина понимающе закивала.

— Всё в порядке. Просто будь осторожна.

Эре вдруг показалось, что мама сама желает поскорее закончить этот разговор, словно ей было неловко. Хотелось бы знать о домыслах мамы, ведь она явно уверена, что догадывается о том, куда уходят корни тайны дочери. От чего отталкивается она, строя свои догадки? Хотелось бы спросить об этом, но нельзя.

Всюду грязь. Все эти улицы полны грязи. Машины выдыхают грязный дым, люди, крепко затягиваясь сигаретами, выдыхают грязный дым, оставляя часть его в себе, и бросают окурки на заплеванный тротуар, где и без этого всюду мусор. И это называется цивилизацией?

Люди. До чего же их много! И они, друг друга не замечая, сливаются в суетную толпу, спешат по своим делам, небрежно расступаясь перед нищим, который идет против потока, разгоняя людей аурой смрада. Теперь и Эра в этой толпе, теперь и она уступает дорогу нищему и тоже спешит по своим делам. Люди на Земле живут по своим привычным законам. И как эта Земля не похожа на тот мир, из которого пришла Эра.

Если подумать, оба мира работают как часы. Вот только человечество устроено и действует по-разному. В родном мире Эры люди — если не главный движущий механизм, то важнейшая шестеренка, без которой ход часов невозможен. Человечество на Земле же устроилось одним из нескольких винтиков в часах. Без одной такой детали Земля бы точно обошлась. Всего лишь винтик… А ведь это человек — замысловатое существо — не животное ведь. Мало того, этот винтик ещё частично ржавый и из-за этой коррозии могут пострадать другие важные детали.

Ох, до чего обидно за жителей Земли, но ещё обиднее то, что голые амбиции Эры помочь человечеству не оправдались. Ей представлялось всё намного проще. Думалось, что все проблемы Земли можно попросту выкосить, а тут беда отдельно от блага не существует, и если уж косить, то придется вместе с головами. Бесполезна здесь её коса. Но нужно избавить людей от родившегося от всякой чертовщины выродка. Он-то тут совсем неуместен. Эра свернула с главной улицы в сторону городских окраин.

В осуществлении её замысла не было никакой необходимости. Однако девочка так была воспитана своей земной матерью, что для неё было важно вернуть на место то, что ей не принадлежит. Пусть автор записей мертв, но дневник по-прежнему его собственность. Поэтому Эра не могла оставить записную книжку себе или просто выбросить.

Но девочка не подозревала, что вернуть украденную вещь на место окажется не так просто. Несмотря на то, что дорога казалась известной, отыскать дачный поселок при свете дня было нелегко, словно днем город был иным. В темное время суток, идя под вереницей фонарей, запутаться было сложновато. В городке хорошо освещались только главные улицы, поэтому к вечеру большую часть города съедал мрак. Днем же солнечный свет открывал десятки сбивающих с толку переулков. Эра впервые заметила эту разницу. Даже когда она, наконец, перестала плутать в тесных дворах и наткнулась на место, где была только позавчера, она едва узнала его. Днем дачный поселок выглядел иначе. Приземистые однотипные домики больше не походили на тёмные холмики. Теперь они сияли своими жестяными крышами и выглядели совсем новыми. На некоторых участках, несмотря на позднюю осень, уцелел зеленый газон, а кое-где даже сохранились цветочные клумбы. Правда, хризантемы ссутулились от холода и наклонили свои пестрые головки, но сохраняли яркость.

Лишь один дом, стоявший на окраине поселка, ничуть не преобразился в свете дня. Всё такой же мрачный, темный, поросший гнилым плющом. Этот захудалый домишко сильно выбивался на фоне хорошеньких домиков, как червоточина на яблоке. Такой одинокий, отрешенный, утопающий в запущенном саду за покосившимся забором с незапертой кособокой калиткой.

Девочка долго стояла на пороге дома, не зная как поступить: оставить записную книжку у двери или войти в дом. Конечно, лучше вернуть украденную вещь на место. Но что если тот бездомный всё ещё там? Эра не столько боялась его, сколько не хотела сама напугать беднягу. Наконец, решив оставить дневник на первом этаже не поднимаясь наверх, Эра решительно толкнула дверь, но дверь не поддалась. Странно, ведь в прошлый раз было не заперто. Девочка с силой навалилась плечом на дверь. С деревянной поверхности местами осыпалась облупившаяся краска, но усилия оказались напрасными. Дверь действительно оказалась запертой на замок.

Эра не стала настаивать и дожидаться приглашения. Если уж придется оставить записную книжку у порога, то пусть будет так. Главное, избавиться от чужой вещи. Она сняла с плеч рюкзак и готовилась его расстегнуть, как вдруг по ту сторону двери послышался торопливый шум. Шуршащие, осторожные звуки, словно кто-то старался как можно тише подобраться к двери, но его выдавали скрипучие половицы.

Внезапно дверь распахнулась. Цепкая рука схватила Эру за плечо и втащила внутрь, прежде чем она успела насторожиться. Девочка и не успела ойкнуть, как уже оказалась в пропахшей пылью прихожей. Дверь за спиной с шумом захлопнулась, и стало темно.

— Эй! — буркнула невысокая фигура человека.

Эра опомнилась, запоздало осознав, что произошло, и, отшатнувшись назад, уперлась спиной в закрытую дверь. Темнота вдруг стала проницаемой, и темный силуэт стоявшего напротив приобрел четкие черты: в нескольких шагах от девочки находился щуплый плосколицый паренек в мешковатом свитере. Быстрые глазки изучающе скользнули по лицу Эры. Парень нервно моргал, но лицо его оставалось невозмутимым.

— Чего тебе надо тут? — голос его был груб и недобр.

Девочка выронила рюкзак, руки её напряглись. Она была в полной растерянности и не знала, как расценивать сложившуюся ситуацию. До того как воспоминания вернулись к ней, все люди в мире делились на друзей и на тех, до кого нет дела, теперь же нужно думать и о врагах. Хотя на первый взгляд вид у парнишки был совсем невраждебный, а даже наоборот. Немного остыв, Эра решила, что пока опасаться нечего.

— Я пришла вернуть, — замямлила девочка.

— Эра, правильно? — перебил её плосколицый.

— Откуда ты знаешь?..

— Сама сказала.

Девочка опустила взгляд на свой валявшийся в пыли рюкзак и, подняв его, закинула на плечо.

— Так это ты прятался на чердаке, — сказала она, делая вид, что не догадалась сразу.

Парень рассмеялся.

— Да, точно! — сказал он, подделывая хрипоту, и снова рассмеялся.

— Дурак.

Эра тут же захотела извиниться, однако парня оскорбление только позабавило.

— Ты вообще кто? — спросила девочка.

— Какое тебе дело? Ворвалась в дом и задаешь вопросы. Не забывай, что ты у меня в гостях, — с нажимом сказал плосколицый. — Зачем ты опять пришла? Забыла что-то?

— Я хотела вернуть кое-что на место.

Эра уж было снова сняла рюкзак с плеча, но вдруг передумала. Не стоит отдавать чужую вещь какому-то бродяге, возомнившему себя хозяином заброшенного дома. Парень больше не смотрел на девочку, он бродил по прихожей, по очереди прикасаясь к разным предметам, словно был тут впервые.

— А у меня тоже для тебя есть кое-что, — незнакомец остановился, повернулся к Эре и вынул из кармана маленький блестящий предмет. — Это твоё?

— Верни! — строго выпалила девочка, узнав мамину губную помаду, и быстро выхватила её из рук парня.

«Я же сама её обронила, когда высыпала содержимое сумочки на пол, чтобы украсть дневник, — вспомнила Эра. — Вот в чем дело! Вот почему мама спрашивала, не нужно ли мне купить что-нибудь. Она обнаружила пропажу и решила, что я стащила помаду! Наверное, мама думает, что я тайком от неё бегаю на свидания. Должно быть, в этом она меня подозревает». Это озарение отчасти успокоило девочку. Хорошо, что мама не догадывается о настоящей тайне, но с другой стороны не хотелось, чтобы она так думала.

«Давненько у меня не было гостей», — сказал молодой человек. Создавалось впечатление, будто он разговаривает не с Эрой, а с самим собой. Должно быть, этот парень действительно давно не встречался с людьми и совсем разобщился взаперти. Это выдавали его манеры — незнакомец насторожено оглядывался на девочку, резко увиливал от её взгляда и постоянно держался поодаль, словно одичалый кот.

Эра стояла, оперившись спиной на дверь, и размышляла, о чем должна сейчас сказать и как себя вести, но вдруг опомнилась, задалась вопросом: что она вообще делает в чужом доме с незнакомым человеком и зачем слушает его бессмысленные слова? Нужно ли тут ей оставаться? Не желая больше задерживаться в пыльной прихожей, девочка деликатно покашляла, желая оповестить незнакомца о своем желании уйти, и повернулась к двери.

— Ты разве не хотела мне что-то вернуть? — быстро произнес парень.

— У меня для тебя ничего нет, — не оборачиваясь, равнодушно ответила Эра.

Парень усмехнулся.

— Ну да. А то я не заметил, как ты стащила мою записную книжку.

Девочка отпустила дверную ручку. Её вдруг осенила догадка. И как она раньше не поняла?

— Максим? Тебя зовут Максим? Верно?

Парень ещё раз коротко усмехнулся.

— Читала мои записи? Наверное, думала, что меня давно в психушку отправили? Я бы тоже так подумал на твоём месте.

Эра теперь глядела на парня совсем другими глазами. Вместо дурковатого бродяги перед ней стоял измученный одиночеством и обезумевший от ужаса Максим. Тот самый, несчастный, напуганный, но живой! Глядя на него, девочка вспомнила Гаммела. Как похожи их положения. Максим, так же как и Гаммел, вынужден сидеть взаперти. Этот дом для него был словно хижина в горах, где несчастный парень каждую минуту ожидает своего последнего часа. Однако Максим в отличие от старика не был спокоен, и в глазах его не тлела мудрость, а горело безумие.

— Я думала, ты умер, — сказала Эра. — Думала, что эта тварь забрала тебя.

Максим переменился в лице.

— Так ты поверила в мои слова? Не подумала, что это писал сумасшедший? — удивился он.

— Я знаю, что все это правда, — ответила девочка.

— Выходит, оно преследует и тебя?

— Нет. Это я иду по его следам.

Эре хотелось поскорее рассказать Максиму о том, кто она такая, и о косе, и что она зарубит это мерзкое существо при первой же возможности. Возможно, это даст парню надежду на спасение. Но, услышав столь смелое заявление, Максим нервно рассмеялся.

— Ты сама-то поняла, что сказала? — не унимался он, его смех, пусть и напоминал истерический хохот психа, но всё же был обидным и язвительным.

— Я знаю, что говорю, — отрезала Эра, но уже с меньшей уверенностью. — Помнишь, ты мечтал о силах, противоположных этому злу? Ты ведь ждал помощи, а теперь насмехаешься!

— Прости, но представлял я отнюдь не тебя, — сказал Максим удивительно спокойным голосом, в секунду оправившись от истерики.

Девочка старалась сдержать себя, пыталась продолжать сочувствовать парню, несмотря на все его насмешки. Напоминала себе, что молодой человек измучен и, возможно, болеет душой от пережитого, но обида постепенно пересиливала терпение.

— А ты кого ждал? Ангела с огненным мечом? — гневно выпалила она.

Лицо парня дрогнуло.

— Почему бы нет? Знаешь, та тварь не заставила меня сомневаться в том, что передо мной сам дьявол.

— Стало быть, я не произвожу впечатления? — хмыкнула Эра.

— А сама как думаешь?

Эра хотела возразить, но на ум ничего не пришло. А ведь он прав! Тяжело поверить словам маленькой, хрупкой девочки, которая утверждает, что собирается покончить с адской тварью. Она и сама не верила в свои силы, пока не прикоснулась к косе.

— Почему ты возомнила себя охотницей? Ты тоже видишь сны? — пытался угадать Максим. — Знаешь, у меня тоже однажды мелькнула мысль: а не избранный ли я какой-нибудь? Неспроста же я эти сны вижу, может быть, я и должен одолеть эту тварь? Только вот когда я столкнулся с ним лицом к лицу, понял, что с этим злом не только невозможно сражаться, но и сопротивляться ему тоже нельзя. Оно подчиняет волю и разум своей жертвы, поэтому никто из убитых не пытался бежать или звать на помощь. Что ты вообще об этом знаешь?!

Эра молчала.

— Прости, — неожиданно сказал Максим, его лицо сделалось виноватым. — Я не хотел кричать на тебя… Но скажи, почему ты решила поохотиться на это чудовище? И почему ты в него веришь? Может, оно убило кого-то из твоих знакомых?

— Оно убило много людей, — холодно ответила девочка. — Не стану ничего доказывать, просто знай, я могу остановить эту чертовщину, что здесь творится. Меня бы не было здесь, если бы я не имела достаточно сил для этого. Просто поверь мне.

Максим не сводил взгляда с девочки. В его глазах одновременно были и мольба, и таящаяся надежда, и сомнения. Все эти чувства боролись внутри него, он хотел поверить, но не мог. Казалось, вот-вот на его глазах навернуться слезы, и парень спрятал лицо, отвернувшись от девочки. Ещё немного он постоял, не двигаясь, и, наконец, сдвинувшись с места, направился к лестнице.

— Иди домой, — сказал он, поднимаясь по ступенькам на второй этаж. — Оставь меня в покое.

Эра бросилась к лестнице.

— Максим, поверь мне, тебе больше не нужно бояться. Я уничтожу эту тварь. Просто знай это! Может быть, я выгляжу слабой, но это совсем не так! — воскликнула она ему вслед.

Паренек не ответил. Скрывшись из виду, он притих и больше не отвечал. Девочка хотела добавить что-нибудь ещё, но передумала. Вряд ли Максим намерен её слушать. Существуют ли слова, способные убедить человека, утратившего способность верить?

Разочарованно пожав плечами, девочка побрела к выходу. Оставаться тут больше не было смысла. В душе её трепетало негодование.

— Это всё уже неважно, — догнал Эру голос сверху. — Неважно, говоришь ли ты правду. Раньше я желал спасения, теперь же я хочу покоя, и этим покоем станет только смерть. На что мне жизнь, когда я уже не я? И не имеет значения, похожа ли ты на спасительницу или нет, ведь утопающий хватается и за соломинку, а я не хватаюсь, значит, уже утонул.

Дослушав до конца, девочка вышла за дверь. Ей не хотелось ни о чем думать, она просто желала поскорее уйти. Не пройдя и пяти шагов, Эра вспомнила, что не вернула дневник, но возвращаться в дом полный отчаянья ей больше не хотелось.

* * *

Весь день мысли о Максиме не оставляли Эру. Не в силах отвлечься, девочка снова и снова вспоминала безумные глаза несчастного парня. Тяжелые воспоминания накладывались друг на друга слоями и давили, как давит снег на плоскую крышу.

Инна, хотя и замечала подавленное состояние дочери, старалась ни о чем не спрашивать. Девочка же, напротив, нуждалась в поддержке, но не решалась начать разговор первой, опасаясь выдать подробности. К подавленности и осознанию своего бездействия примешивалось чувство вины. Эра корила себя за то, что занималась саможалением в то время, когда несчастный парень сидел взаперти, постепенно теряя рассудок от страха. А ведь он и сейчас там! Каждая мысль истязала девочку, вгрызалась острыми зубами в сердце, впрыскивая по капле в кровь медленный яд угнетения.

Даже вечером, когда Эра, обессиленная, упала на кровать, тоска не покинула её. Накопленные впечатления просочились глубже в сознание, набухли тяжелыми сновидениями. Перед глазами стоял дом, где пришлось побывать накануне. Девочка не рассматривала жилище Максима подробно, однако во сне мрачное строение материализовалось четко, как на фотоснимке.

Все черты дома отчетливо прорисовывались на фоне черноты: вены сухого плюща и тонкие жилки трещин на серых стенах, местами облупившаяся краска, обнажающая полусгнившую древесину оконных рам, отшлифованная прикосновениями до серебряного блеска дверная ручка, от основания которой струилась ржавчина, похожая на запекшуюся кровь. Каждая деталь имела насыщенные, не свойственные сновидениям, живые краски. Дом не казался таким жалким и заброшенным. Теперь строение выглядело могучим и зловещим. Оно словно дышало, вбирало в себя пустоту и при каждом вздохе становилось больше, заполняло собой всё пространство. Ничто не оттеняло его в этой пустоте — низенькие домики бесследно исчезли, вокруг простиралась лишь серая пустыня и чернота. Создавалось впечатление, что эта живая рухлядь есть центр этого призрачного клочка пространства, всего этого маленького мира, который казался слишком тесным для такого огромного дома, как тесен заполненный водой стеклянный шар для игрушечного домика, припорошенного фальшивым снегом. Именно такой рождественской игрушкой выглядел сон Эры. Круглый, холодный, как поверхность стекла, но лишенный всякой прелести.

Девочка не сразу заметила себя в своих собственных грезах. Она была словно рассеяна в пространстве и, как только вспомнила о своём существовании, тут же воссоздалась из миллионов серых пылинок. Девочка смотрела на дом, а дом смотрел на неё своими темными глазами окон. Лишь низкий покосившийся забор разделял их.

Максим — там внутри, в самом сердце этого кошмара, на дне темного омута…

Девочка рванула к забору. Движения давались нелегко, словно она передвигалась сквозь толщу воды по морскому дну, а ноги при каждом шаге будто увязали в мокром песке. Дом не становился ближе, но Эра не желала сдаваться, старалась изо всех сил, не обращая внимания на бестолковость изнурительной ходьбы на месте.

Вдруг земля под ногами зашевелилась, как будто это была и не земля вовсе, а миллионы серых крыс, что разом пробудились ото сна, бросились врассыпную. Низенький забор утонул в сером хаосе, и дом начал приближаться.

Спустя миг девочка стояла у самой двери. Со всей силы она ударила кулаком по деревянной поверхности, но это было необязательно. Дом был не против гостей. Неведомая сила подхватила хрупкое тело как осенний лист, и словно сквозняком втянула его внутрь. Заглотав свою добычу, дверь за спиной с шумом захлопнулась. Кошмарный сон, будто напуганный самим собой или чем-то иным, съежился, сжался до размеров сумеречной прихожей. Внутри не было света, но знакомая обстановка прорисовывалась в колдовском мраке. У серых стен копошились черные тени, казалось, вот-вот они отлипнут от стен и окрепнут в плоть. В безумном танце теней было что-то зловещее и отчаянное. Но кто эти тени: несчастные неприкаянные души или демоны этого антрацитового ада? От чего они сотрясаются: от страха или от немого смеха? Эра почувствовала себя птицей, пойманной в силок.

«Максим», — одними губами произнесла она, голос застрял в горле. Девочка позабыла о том, что пришла спасти парня, и сама, превратившись в жертву, звала на помощь: «Максим!».

На зов откликнулся неслышимый, но уловимый шорох во тьме. Эра сделала неуверенный шаг, и её нога столкнулась с мягким, но неподвижным препятствием. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия, глаза были готовы увидеть ужасное. Девочка опустила голову, и в этот момент кошмар стал более отчетливым, чем был раньше. У её ног лежало распростертое тело молодого человека. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять — парень мертв.

Максим лежал на спине, на нем были лишь одни брюки. В темноте словно светилось его безжизненное бледное лицо и худощавый голый торс. Справа на груди вдоль выделяющихся ребер тянулась длинная рана. Ровные края раны свидетельствовали о том, что грудь была вспорота острым предметом, точно хирургическим инструментом. Каким жалким, ничтожным, беспомощным выглядело это тело. Где же та импульсивная жизнь, что была в нем? Неужели душа так хрупка и прихотлива, что не может долго оставаться в изувеченных тканях и тут же покидает бренное тело через открытую рану? Эра опустилась на колени, едва не вплотную приблизила глаза к порезу на груди, не желая смириться с материальностью этой жирной окровавленной пиявки.

Запекшаяся по краям кровь, белесые кости — всё выглядело более реальным, чем на фотографиях маминой медицинской энциклопедии. Серовато-розовое, покрытое черными прожилками легкое напоминало вату, торчащую из рваного плюшевого медвежонка. Да и широко открытые глаза Максима были не человеческими, а кукольными: круглые, выпуклые, тёмные, как два омута.

— Эй, проснись! Надо уходить, — шептала девочка, глотая слезы.

Тело расслабленно качалось в дрожащих руках, пластмассовые глаза смотрели мимо неё.

— Нужно бежать! — снова повторила она.

И тут её пронзила мысль: куда бежать?! Дверь исчезла! Исчезли и стены, и потолок. Эра находилась уже не в прихожей, а в вязкой серой трясине посреди огромного ничего. Все детали сна растворялись, превращаясь в липкую рыхлую массу. Готовясь погрузиться во мрак с головой, девочка сильнее прижала к себе труп. Тело будто стало меньше и легче, кости мягкими, как у консервированной рыбы, а лицо…

Взглянув на лицо трупа, Эра бесшумно вскрикнула. Она держала в руках свой собственный труп! Бледную, холодную, как лед. Девочка пыталась высвободить руки, оттолкнуть от себя мертвое тело, как две капли воды похожее на неё саму. Но труп не отлипал и, навалившись на неё, в считанные секунды утянул на дно грязной трясины.

Очнувшись от ужасного кошмара, девочка жадно глотнула воздух пересохшим ртом, будто и вправду только что вынырнула из болота. Всё тело покрылось липкой испариной. Ох, эта ночь! Ужасная ночь! Проснувшись, Эра не испытала ни капли облегчения, кошмар продолжался и наяву. Собственная комната казалась чужой, мрак преобразил предметы, уютная спальня стала похожа на темницу. Казалось, что страшные видения не исчезли, а затаились в этой коварной мгле. Что это было? Если это только предчувствие кошмара, то каков же сам кошмар?!

Сквозь тонкую щелку штор струйкой по полу разлился холодный лунный свет. Ухватиться бы за эту золотую нить, притянуть к себе свет и разогнать прячущиеся по углам страхи, вот только до луча не дотянуться с кровати, не перешагнув через темноту. Да и на чьей стороне луна? Не лукавым ли созданиям она светит?

Девочка сидела на кровати, ощущая, как каждая пора её тела источает горячий пот. Миллионы маленьких ртов в коже жадно открываются, моля о прохладе. Как жарко! Отчего тут такой душный, тяжелый воздух? Словно в этой тесной комнатушке провела ночь целая тысяча людей.

Сорвав с себя насквозь промокшую ночную рубашку, Эра вскочила с кровати и, едва переставляя затекшие ноги, подбежала к окну. Одергивая шторы, она чуть не сорвала их с карниза. Комната тут же озарилась прозрачным светом. Желтый диск луны равнодушно созерцал то, как девочка судорожно пытается распахнуть закрытое окно, ничуть не смущаясь и не отворачивая взгляда от её обнаженного тела.

Несколько раз соскользнув, вспотевшие ладони, наконец, крепко ухватились за ручку, и оконная рама поддалась сильному рывку. Окно отворилось лишь на треть, в лицо ударила вожделенная прохлада. Эра дышала и впитывала в себя холодный воздух как пористая губка, что, наконец, освободилась из сжатого кулака.

Ночные кошмары тут же улетучились. Девочка едва стояла на ногах, упиваясь дуновениями ветерка, с наслаждением ощущала, как испаряется влага с горячей кожи. Она и представить не могла, что воздух может быть таким сладким. Она попыталась распахнуть окно шире, но бесполезно — рама не открывалась больше, чем уже была открыта, щель была настолько узкой, что в неё едва можно было просунуть руку. Девочка внимательно оглядела раму. Вот оно что! Окно было заблокировано вбитыми в древесину маленькими гвоздиками у петель. Всё эти страхи мамы… Лишние предосторожности. И почему она так боится открытых окон?..

Прохладный ночной воздух немного остудил кожу, но жар внутри по-прежнему был не утомлен, словно в груди кипела доменная печь вместо сердца и разносила по телу не кровь, а раскаленный металл.

Как яростно бушует сила, запертая в теле маленькой девочки! Пытается вырваться наружу, не терпит сдержанности обладателя, желает сама подчинять и управлять, если ей не управляют. Огромная и разрушительная сила не из тех вещей, что могут тихо дожидаться своего часа, не напоминая о себе. Но и без повода она не кипит. Стало быть, это реакция…

Неужели адское отродье выбрало эту ясную ночь для того, чтобы насытиться очередной человеческой жизнью? Материальное предчувствие упруго вытянулось внутри тугой пружиной, давая знать, что мысли направлены верно. Уродливая тварь вновь выбралась из своего тайного уголка и бродит сейчас по городу, выискивает очередную жертву.

Зловещие глаза, полные одержимости, выглядывают из темных переулков, устрашающе вспыхивают в черноте сточных канав, наблюдают с сумеречных крыш. Его глаза ищут, высматривают замешкавшегося наивного простачка, что должен быть убит этой ночью, рассыпаться в прах и навек исчезнуть со свету. Тварь тихо пробирается среди старых домов, едва ступая на мокрый асфальт прямо под окнами ничего не подозревающих горожан. И только жертва слышит его шаги… Только жертва ощущает его зловонное дыхание. Только жертва способна заметить его, но только когда выродок приблизится вплотную и бежать будет некуда!

Что делать? Только не сидеть и думать, что делать! Нужно действовать немедленно, пока всё это не случилось. Нужно действовать, не размышляя, чутьё само приведет, само подскажет, главное, сорваться с места! Но и это сделать не так уж и просто.

Не хотелось верить в достоверность собственных предчувствий только из-за страха и неготовности. Эра не раз думала об отваге, стараясь воспитать в себе это чувство путем размышлений.

«Нельзя бояться, ведь страх лишает силы, нельзя тратиться на него», — говорила она себе, но просочившийся в разум навязчивый страх был посильнее всякой философии.

Как сильно девочка желала избавить людей от выродка, как переполняла её ненависть при мысли, что эта скользкая тварь унесла столько жизней, включая малютку Сауле, как невыносимо было представлять, сколько ещё людей погибнет? А сейчас только и хотелось зарыться в одеяло и лежать, отгоняя от себя мысли. В эту минуту Эра с сожалением осознала, что годится в спасительницы меньше всех на свете. «Трусиха! Тебя убьют раньше, чем любого безоружного! Ты не борец, а малыш с пластмассовой сабелькой! Ты не достойна своего оружия!» — воскликнул вдруг её собственный голос в голове. Эра, хорошо размахнувшись, отвесила себе пощечину: «Дрянь! Ты не имеешь права жалеть себя и бояться за свою жизнь! Ты должна спасти людей!».

Одеваться поспешно и при этом не шуметь оказалось невозможным. Девочка была уверена, что разбудила Инну, когда упала на пол, натягивая джинсы, и некоторое время лежала не шевелясь, прислушиваясь, но из соседней комнаты не донеслось ни звука. К чему быть такой осторожной? После долгого дня мама не проснется, даже если рядом с домом проедет десяток грузовых поездов. Так же наспех девочка надела футболку, но наизнанку и задом наперед. В эту минуту собственный внешний вид интересовал её меньше всего. Уже в прихожей Эра накинула на плечи куртку и босыми ногами влезла в кроссовки. Дверь за собой закрыла осторожно, придерживая дверную ручку, чтобы сквозняк не захлопнул её с грохотом.

«Мама, я очень постараюсь сделать так, чтобы сегодняшнее утро обошлось без неприятных сюрпризов. Я разбужу тебя на рассвете, принесу тебе кружку горячего кофе. У меня будет слегка сонный вид, не более того! Что бы ни произошло сегодняшней ночью, утро должно быть таким, каким ты ожидаешь. Я сделаю для этого всё! Но, возможно, судьба распорядится по-другому, и когда ты проснешься, то обнаружишь, что моя кровать пуста… Эта ночь может стать для меня последней, и я понимаю, что, умерев, сделаю тебя ещё более несчастной, чем ты была до нашей встречи, но прости, иначе нельзя. Если я не вмешаюсь, то ещё множество родителей потеряют своих детей… Так вот, если мы не увидимся больше, то прошу, не умирай вместе со мной, я не хочу чтобы ты из-за меня снова впала в отчаянье», — мысленно просила девочка Инну, стоя у закрытой двери квартиры. Просила о невозможном…

Девочка спустилась на одну ступеньку и почувствовала, как натянулась цепь, что сковывала её сердце с сердцем женщины. Быть готовой покинуть это место навсегда означает готовность порвать эту цепь или оставить здесь своё сердце.

Эра ещё раз оглянулась на дверь. Теперь её душа была пуста. Она бросила у порога все чувства, воспоминания, мысли, что тяготили её. Сейчас она должна уберечь от смерти жертв выродка. Вернувшись, она снова станет любимой дочерью Инны, прилежной ученицей средней школы, кем угодно! Но сейчас нужно быть только защитником.

Перескакивая через две ступеньки, девочка неслась вниз, в темноту, в неизвестность. Как когда-то срывалась в бездну Сквозной Дыры…

* * *

Пекло и холод яростно соперничали друг с другом. В груди колыхалось пламя, удушливый жар затруднял и без того сбивчивое от бега дыхание. В ту же минуту руки, лицо и шея мерзли от почти зимнего ветра. Эра бежала, в считанные секунды преодолевая неосвещенные скверы убогих улиц окраины города. Девочка старалась забыть о мыслях, чтобы не пытаться сосредоточиться. Когда не знаешь маршрута, лучше довериться своему чутью, чтобы не сбиться.

Под ногами время от времени трескался лед замерших луж, нарушая свойственную ночи тишину. Старые постройки, запущенные садовые кусты, деревья, дороги, темные витрины магазинов — картинки стремительно мелькали и сменяли одна другую, лишь полная луна оставалась неподвижной. Застыла в небесах, позолотив своей прозрачной аурой синеву вокруг себя, не исчезала ни на миг, словно она была чем-то необходимым. Какая же роль досталась сегодня этой немигающей луне? Кто она? Неотъемлемая декорация, свидетель предстоящих событий или важный участник?

Как только Эра подумала о луне, к ней тут же вернулась способность управлять своим рассудком. Но это скорее навредило, чем стало полезным. Долгое время безрассудно бежав по улицам, девочка ни разу не оступилась и не споткнулась. А сейчас, ныряя в темноту незнакомого двора, нога столкнулась с твердым бордюром. Эра рухнула в невысокую траву, с большой силой ударившись о твердую поверхность промерзшей земли. Ноющая боль пришла несколькими мгновениями позже, заставив почувствовать каждую косточку тела. «Почему же роса на траве не оледенела в такой холод?» — подумала Эра. Поднимаясь на ноги, девочка вдруг поняла, что мокрой была вовсе не трава, а она сама. «Вот это взмокла! Будто из бассейна вынырнула», — кряхтела девочка. Вытерев рукавом разбитый нос, она огляделась — не стал ли кто-нибудь очевидцем её нелепого падения. На первый взгляд тесный, окруженный со всех сторон угловатыми пятиэтажками двор казался пустым, лишь луна по-прежнему смотрела с небес сквозь сомкнутые над головой ветви деревьев.

Луна — единственный источник света в этом забытом богом месте. Ни в одном окне не горел свет и даже не мерцал телевизор, фонари и вовсе были не предусмотрены. Недаром околотки, удаленные от центра, называют спальными районами — чем дальше они от магазинов и офисов, тем темнее и незаметнее. Будто и людей тут вовсе не бывает.

Детская площадка, окруженная высокими кленами, выглядела угрюмой, брошенной за ненадобностью давно выросшими, а то и вовсе не водившимися в этих местах детьми. Старая песочница осела, качели без сидения уже и не мечтали об исполнении своего предназначения и позволили вырасти под собой траве, пока что маленькими островками. Только невысокий металлический грибок не покосился, стоял прямо и гордо, но тоже был проржавелым стариком.

Судя по внешнему виду, в этот двор в столь позднее время не забежит и бродячая собака, но девочка уже поняла, что именно этот уголок судьба сегодня выбрала сценой для немыслимых событий.

Остановившись в центре площадки, Эра внезапно почувствовала спиной чей-то взгляд и резко оглянулась, как будто её окликнули. В глаза бросились человеческие очертания. Девочка испугано попятилась, но спустя пару мгновений поняла, что беспокоиться не о чем, и устыдилась своего очередного нелепого промаха. В сени высокого клена затаилась каменная статуя. Только с близкого расстояния стало возможным рассмотреть это неуместное для детской площадки сооружение. И к чему тут эта небольшая статуя в греческом стиле? Гречанка в тунике сидела на одном колене прямо на земле. Одна рука придерживала кувшин, стоявший на плече, другая лежала на бедре. Особенно её неуместность выражал сумбур внешнего вида, добавленный каким-то местным умельцем. Красок на гречанку он не пожалел: лицо и открытые части тела статуи были ярко-красными, волосы имели темную, возможно даже правильную коричневую окраску, но это реалистичности не добавляло, а накидку окрасили в грязно-желтый цвет, только кувшин художник пожалел, оставив его нетронутым. Кроме всего этого, у женщины недоставало правой части лица. Кусок камня в области щеки был отколот, от чего, если смотреть с боку, её лицо, напоминало череп. Кисть той руки, что держала кувшин, тоже пострадала от времени: там, где должны быть пальцы, торчали ржавые металлические пруты. Жуткая статуя. Будто ожившая покойница. Не она ли отпугивает детей от детской площадки?

Неторопливая струйка крови из разбитого носа ловко обогнула губы и упала тяжелой каплей с подбородка прямо на макушку каменной гречанки. Эра снова вытерла нос рукавом и тут же вспомнила, что пришла сюда вовсе не для того, чтобы изучать достопримечательности. Рассеянность — ещё один недопустимый недостаток!

Но просто пребывать в бдительном ожидании, когда метающийся внутри дух буквально рвался наружу, было невозможно.

Девочка ощущала, как нечто темное, злое уже приближается. Нет! Уже совсем рядом! Это чувство было для неё новым, однако обозначить его чем-нибудь другим, кроме приближения беды, казалось невозможным.

Эра заняла позицию в центре площадки рядом с песочницей — самую удачную для обзора. Взгляд её метался по сторонам. Откуда ждать опасности и какова она? Что если сейчас лицом к лицу придется столкнуться с тем ужасом, который описывал Максим в своём дневнике? Хватит ли духу хотя бы взглянуть на эту тварь? «Не думать ни о чем! Просто ждать!» — отдавала себе мысленные приказы девочка. «Топ-топ-топ-топ» — послышались несколько глухих шагов, определить их направление не удавалось. Повертевшись и ничего не обнаружив вокруг, Эра замерла, надеясь, что снова услышит утерянные звуки, но до её ушей доносился лишь свист собственного дыхания. Ревущее пламя в груди немного утихло, и холод стал ощущаться куда сильнее.

Какая холодная ночь! Холоднее были только потоки вод в горах родной земли, на вершинах гор. Снова эти «топ-топ»… Откуда? Девочка снова огляделась и, наконец, заметила движение в глубине двора, там, где чернела дверь подъезда пятиэтажки. Эра прищурилась, чтобы лучше видеть. Да, да! Там определенно кто-то был… Человек в пестрой светлой одежде. Если бы не этот необычный костюм, его и не разглядишь в темноте.

Девочка безотчетно сделала несколько шагов, снова пригляделась, затаив дыхание. Человек! Совершенно точно — человек! Не дьявольский выродок.

Фигура в светлом костюме то замирала, то топталась на месте, медленно, будто пьяно, покачивалась, голова её была слегка запрокинута назад.

«Бог мой, я же знаю её!» — мысленно воскликнула Эра. У водосточной трубы стояла девушка, с которой она так часто встречалась в школе! Та самая зеленоглазая, со светлыми волосами, замкнутая, малообщительная мышка, что всегда ждет своей очереди в школьной душевой!

Эра впервые видела её с распущенными локонами вместо высокого хвоста и без спортивного костюма. Сейчас на девушке была лишь легкая светлая пижама, украшенная множеством кошачьих мордочек. Девушка отрешенно смотрела в сторону, шлепала по асфальту резиновыми тапочками, надетыми на босую ногу. Как странно: в тонкой пижаме с короткими рукавами и в едва покрывающих колени шортиках, в такую погоду любой человек стал бы трястись как папиросная бумага, а эта девушка лишь слегка покачивалась. Почему она в пижаме? Будто только что покинула кровать, даже не потрудившись проснуться. Может быть, она и в самом деле сейчас не осознает происходящего? Что же это такое? Выходит она и есть… жертва?! Нет, нет! Быть того не может! Тварь выманила её на улицу прямо из постели. Спящую!

Эра с ужасом осознала, насколько велика власть, насколько огромна сила природы этого зла. Ни одна выбранная ею жертва не способна ей сопротивляться, она порабощает, подавляет разум, полностью подчиняет себе. «Вот как это чудовище губит людей! Вот почему его действия настолько незримы! Но где же сама тварь?..» — девочка обернулась вокруг себя, вскользь окинув взглядом окрестности. В сумеречном дворе было множество непроницаемых для глаза уголков, но кроме Эры и этой девушки тут больше никого не было. Чудовище выманило жертву ещё до своего появления и сейчас медленно подкрадывается к ней? Девочка снова уставилась на фигурку в пижаме — та по-прежнему старательно топталась на месте, будто пыталась преодолеть невидимую преграду. Сердце мучительно сжималось от жалости.

Она словно марионетка! Какая же она беспомощная перед этим беспощадным выродком. За какие грехи ей суждено сгинуть вот так — в силках необъяснимой дьявольщины? Нужно скорее, как можно скорее, увести её. Спрятать, не дать на съедение!

Девочка шагнула сквозь черный туннель сомкнутых ветвей высоких кустарников и вдруг замерла. Сдержала в горле крик, что должен был привлечь внимание несчастной жертвы.

А что если?.. И думать об этом не хотелось, но уж слишком много совпадений… Исчезновения начались, когда Эра явилась в этот мир… А что если?.. Многие жертвы так или иначе имели отношение к Эре… Хирург из госпиталя… Сауле… Эта девушка… И сейчас в этом тесном местечке только Эра и эта несчастная. Что может угрожать ей кроме?.. От кого, кроме малютки, обладавшей огромной разрушительной силой, может исходить сейчас опасность?!

«А что если я и есть убийца и даже не знаю об этом?! Девочку снова бросило в жар. Таких угнетающих чувств она ещё не испытывала никогда в жизни. Пожалуйста, только не окажись это правдой. Пожалуйста, нет!».

Эта мысль была и впрямь ужасной, хотя и казалась чужеродной, навязанной извне… Оцепенев, девочка смотрела прямо перед собой. Нет, никакая сила, никакое безумие не смогли бы заставить её неистово и жестоко убивать людей! Она не причастна к смертям, она пришла спасать, а не убивать! Сила её оружия не той природы!

Но, даже отбросив чужие мысли, Эра по-прежнему не могла доверять себе, уж слишком сильно минутное помутнение рассудка было похоже на озарение. «…то…осто… …он…» — прошептали дрожащие губы. Девушка перестала топтаться на месте. Её лицо сделалось напряженным, но глаза были всё так же полузакрыты. «Про…о… …он…» — снова невнятно произнесла она. — «…эт…то… …с…н…»

— Что? — не выдержав, переспросила Эра во весь голос.

Отозвавшись, девушка резко повернулась лицом к ней.

— Это просто сон, — без запинки выговорила она. — Это просто сон! Прос-то сон!

Её голос был тих, нетороплив, но это не скрывало напряженных ноток страха. Девушка, окутанная полусном, словно отравленная ядом муха в паутине, не может пошевелиться, но понимает безысходность ситуации. Ей остается лишь смериться с неминуемостью своей гибели, коротать ожидание, уверяя себя в том, что происходящее нереально. Как это ужасно! Невообразимо кошмарное зрелище!

Эра испытывала одновременно скорбь, опустошение, страх, жалость. Эти чувства переплетались и буквально сжигали её изнутри. Она и не знала, что бывает всё настолько жестоко, ужасно и плохо. Не это ли люди называют адом?! Сумеет ли теперь девочка когда-нибудь забыть образ жертвы зла? Сможет ли, закрывая глаза, видеть черноту, а не девушку в пижаме посреди мрачной улицы? Лучше уж было бы отказаться от всех радостей жизни и никогда не появляться на свет, лишь бы не знать таких нравственных мук.

Эти угрюмые мысли и непереносимые чувства впивались в Эру, вылетев стрелами из кромешной тьмы, откуда доносились незримые шорохи.

— Это просто сон, просто сон, — повторяла девушка как заклинание. Казалось она не стоит, а весит на невидимой веревке.

Эра не удержалась на ногах и упала на колени. Ей не хотелось видеть, что произойдет дальше. Черный паук уже здесь, он крадется из мрака, чтобы выпить свою муху. Этот шорох — его осторожные шаги. В темноте мелькнула чернильная клякса.

Рассеянная в воздухе невидимая паутина становилась всё гуще и, нарастая волнами, душила девочку немыслимыми муками. Эра не могла противиться наваждению, уж слишком сильным оно было.

«Не надо, пожалуйста! Пусть черный паук заберет эту девушку, пусть выпьет её, только не заставляйте меня видеть это! Дайте мне уйти!» — думала она не своими мыслями, отползая на четвереньках к песочнице. Послышался сдавленный вздох, и все звуки разом исчезли. Мерзкая тварь, должно быть, подкралась к своей жертве почти вплотную…

Эра, прилагая неимоверные усилия, обернулась и посмотрела исподлобья туда, где стояла девушка. Клякса прыгала из одной тьмы в другую так резко, что её очертания смазывались в прыжке и разлетались в стороны полы её темного плаща. Тень, закутанная в плащ, всё-таки пытается подражать людям. Вот уже фигура стояла совсем близко, и жертва не была против его объятий. Она даже не может ужасаться без повеления своего губителя. Клякса сильнее прижала к себе безвольное тело и потащила к сумрачной стене. Теперь только её пижама белела в темно-мокром мраке. Но жертва по-прежнему не пыталась сопротивляться, а лишь равнодушно повисла в чернильных разводах, голова её запрокинулась назад, глаза сомкнулись, а губы еле слышно шептали. Наверное, и сейчас девушка убеждает себя в том, что видит кошмарный сон…

«Это нужно остановить, срочно! Но как? Если я даже не могу подняться на ноги. И где моя коса?», — Эра попыталась встать, но её давило к земле, будто бетонным потолком, даже подняться с колен было невозможно. Выродок велел не мешать ему…

Грязная черная тряпка плотно прижалась к шее жертвы, на светлой коже вспыхнула кровавая запятая…

— Пожалуйста, помоги мне это остановить, — выдавила из себя Эра. — Где ты, черт тебя дери?!

Девочка с гневом загребла пальцами гнилые листья, и ладони ощутили холодную твердь метала.

Вот что было нужно — только попросить…

Коса лежала прямо перед её глазами и, укрывшись в липовой гнили, блестела серебром в темноте. Коса всегда находится там, где она необходима. За одно мгновенье в каждый сустав, клеточку, кровеносный сосуд влилось удивительное легкое чувство. Такое необыкновенно чистое, свежее, словно все тело обновилось за секунду. Мышцы сами по себе напряглись, и Эра, едва не взлетев в воздух, вытянулась в полный рост, соприкасаясь с землей только пальцами ног. Ощущая могущество грозного оружия, девочка стиснула косу в правой руке. Не было больше страха, и никакая сила во Вселенной не смогла бы остановить её порыв. Она была готова разрубить жалкую кляксу на мелкие лоскутки.

— Эй! — крикнула она вглубь двора.

Ни звука в ответ. В том месте, где пару мгновений назад выродок терзал свою жертву, висел лишь мрак. Эра вглядывалась в темноту, но не могла различить фигур. Не теряя даром времени, она сорвалась с места.

В глаза бросилась светлая пижама, уже распростертая на асфальте. Сердце девочки сжалось от ужаса. Неужели опоздала?! Девушка не шевелилась, глаза её были закрыты, бледные губы сомкнуты… «Нет! Только не это!» — Эра склонилась над бесчувственным телом, прижалась ухом к груди — дышит. Девочка резко окинула взглядом двор. По кирпичной стене мельком скользнула черная тряпка — и выродка и след простыл. Сбежала тварь! Струсила!

— Ты… — неожиданно послышался слабый голос.

Девушка, лежащая на земле, чуть приоткрыла глаза. Эра обхватила её за плечи и посадила. Полуспящая оказалась на удивление легкой и расслабленной.

— Что он с тобой сделал? — стала тормошить её девочка.

— Кто он? — медленно переспросила девушка.

Она часто моргала слипающимися глазами. Едва не погибла, а проснуться так и не потрудилась. На белой шее девушки не было ни кровоподтека, ни следа от укуса, и вообще не было никакого следа. Насколько изворотлива эта тварь, даже следов не оставляет. Даже в памяти…

— Ты живешь тут? — спросила Эра.

Девушка всё так же медленно и меланхолично поглядела по сторонам, а затем кивнула.

— Возвращайся домой, — с откровенным разочарованием проговорила Эра.

Было жаль, не удалось расправиться с адской тварью.

Девушка, проигнорировав протянутую ей руку, сама поднялась на ноги и медленно, не смотря, куда вступает, побрела к двери подъезда. Эра проводила её взглядом. Пусть сегодня злу удалось удрать, но его жертва спасена. Это самое главное.