Гальяно взглянул на меня.
— Как давно вы встречаетесь с послом? — спросила я.
— Полгода.
— Вы любовники?
Она кивнула, глядя в пол.
— Я знаю вы думаете что я слишком молода для Андре. Но я не такая. Я люблю его и он любит меня, а все остальное не важно.
— Его жена и дочь имеют значение? — снова я.
— Андре очень несчастлив в браке. Он планирует уйти от жены, как только сможет.
Как и все женатики.
— Сколько вам лет, Аида?
— Восемнадцать.
Во мне росла злость.
— Когда?
Она подняла на меня взгляд.
— Когда что?
— Свадьба когда?
— Ну, мы еще не назначали дату, но скоро. — Она посмотрела на Райана и Гальяно, ища поддержки. — Как только Андре сможет, понимаете, уладить все дела, не навредив своему положению.
— И потом?
— Мы уедем. Он получит должность где-нибудь получше. Может даже в Париже. Или в Риме, или в Мадриде. Я буду его женой и буду ездить с ним и ходить с ним на вечеринки.
А Саддам Хусейн примет христианство и станет баптистом.
— Андре когда-нибудь упоминал своих бывших подружек?
— Вы не понимаете! Андре не такой.
Она взглянула на Гальяно. На Райана. На меня. Она была права — мы не понимали.
— Он причинял вам боль?
Она нахмурилась.
— Что вы имеете в виду?
— Тряс, толкал, заставлял делать что-то что вы не хотите.
— Никогда, — выдохнув заявила она. — Андре добрый, чуткий, прекрасный человек.
— Который обманывает свою жену.
— Это не то, что вы думаете!
Это именно то, что я думала — испорченный ублюдок.
— Вы знаете девушку по имени Патрисия Эдуардо?
Она коротко мотнула головой.
— Клаудиа де ла Альда?
— Нет.
Ее глаза почему-то покраснели.
— Вы скоро встречаетесь с мистером Спектером?
— Трудно планировать. Андре звонит когда свободен.
И ты сидишь у телефона. Вот сволочь!
— Обычно он приходит сюда? — спросил Гальяно.
— Если кузины нет дома, — ее носик тоже покраснел и она уже начала сопеть. — Иногда мы выходим куда-нибудь.
Я выудила из сумочки бумажный платочек и передала ей.
Гальяно сунул ей свою визитку.
— Позвоните мне когда он появится.
— Андре сделал что-то незаконное?
Гальяно вопрос проигнорировал.
— Когда он позвонит, согласитесь на встречу. Звоните сразу мне. И не говорите ему.
Пера открыла рот чтобы возразить.
— Сделайте это, сеньора Пера. Сделайте так и оградите себя от большой беды.
Гальяно встал. Мы с Райаном тоже поднялись. Пера проводила нас до входа. И когда мы выходили она сказала нам напоследок:
— Это трудно, знаете. Все не так как в кино.
— Да, — согласилась я с ней, — все не так.
* * *
Небо затянуло тучами, когда мы вышли от Пера. Сгорая от нетерпения порыться в вещах Нордстерна, Райан взял такси и поехал в управление.
Когда мы приехали к дому Эдуардо уже шел дождь. Он был не таким дорогим как поместья Спектеров или Джерарди, но уютным и в прекрасном состоянии. Как говорят риэлторы — комфортабельный.
Когда сеньора Эдуардо открыла нам, в моей голове возникла мысль — «срочно позвонить домой!». Кожа у хозяйки выглядела как иссохший пирог, и только выделялись такие огромные глаза, какие мне не доводилось еще видеть на человеческом лице. Руки и ноги у нее были тонкие как палки, а пальцы кривые и узловатые. Ростом она была около четырех футов.
Она провела нас в гостиную, заставленную чересчур цветастой мебелью, и жестом пригласила сесть. Сама она устроилась на стуле с прямой спинкой, соединила лодыжки и перекрестилась. В ее невозможных глазах блеснули слезы.
Усевшись в мягком кресле, я задумалась о том не страдает ли женщина хромосомными нарушениями. Как так получилось что у нее родилась такая красивая дочь как Патрисия?
Гальяно представил меня, выразил соболезнования. Сеньора Эдуардо снова перекрестилась и глубоко вздохнула.
— Вы уже арестовали кого-то? — спросила она тонким, дрожащим голосом.
— Работаем, — коротко ответил Гальяно.
У нее дернулся сначала левый глаз и через мгновение — правый.
— Ваша дочь когда-нибудь говорила о человеке по имени Андрэ Спектер?
— Нет.
— Мигель Гутиеррес?
— Нет. Кто эти люди?
— Вы уверены?
Она проговорила имена. Или же сделала вид что вспоминает.
— Абсолютно. Что эти люди сделали с моей дочерью?
Одна слезинка скатилась по щеке. Она резко смахнула ее.
— Просто проверяем.
— Они подозреваемые?
— Не в смерти вашей дочери.
— Тогда в чьей?
— Мигель Гутиеррес признался в убийстве девушки по имени Клаудиа де Альда.
— Вы думаете он и Патрисию убил?
Каково бы ни было физическое состояние сеньоры Эдуардо, умственно она никак не пострадала.
— Нет.
— А Спектер? — еще слеза, и снова взмах руки.
— Забудьте про Спектера.
— Кто он?
Она упорна.
— Если ваша дочь не упоминала его имя, то это не важно. Какая у вас новая информация?
Ее огромные глаза сузились. Я заметила в них искорку недоверия.
— Я вспомнила имя администратора Патрисии в больнице.
— Тот с кем она ругалась?
Она кивнула и снова дернула глазами. Гальяно вынул блокнот.
— Цукерман.
Маленькая зацепка.
— Имя?
— Доктор.
— Пол?
— Доктор.
— Вам известно из-за чего они ругались?
— Патрисия никогда не уточняла.
В этот момент к нам присоединился Лютик. Подошел сразу к Гальяно и принялся тереться об его ноги. Сеньора Эдуардо соскользнула со своего стула и хлопнула на кота в ладоши. Тот выгнул на нее спину, а затем снова вернулся к своему занятию. Сеньора Эдуардо хлопнула погромче.
— Брысь! Уйди! Возвращайся к своим!
Кот долго смотрел на свою странную хозяйку, задрал хвост и удалился из комнаты.
— Простите. Это кот моей дочери.
Ее нижняя губа задрожала. Я испугалась что она сейчас разразится слезами.
— С тех пор как Патрисия пропала, он уже никого не слушает.
Гальяно сложил блокнот и встал. Сеньора Эдуардо взглянула на него с блестящими от слез щеками.
— Вы должны найти то чудовище что сотворило такое с моей Патрисией. Она единственное что у меня было.
Гальяно сжал челюсти и его телячьи глаза увлажнились.
— Мы его найдем, Дона. Я вам обещаю. Мы его поймаем.
Сеньора Эдуардо встала и Гальяно взял ее руки в свои.
— Мы поговорим с доктором Цукерманом. Еще раз примите сожаления. Позвоните, пожалуйста, если вдруг что еще вспомните.
* * *
— Довольно самоуверенный кот, — заявил Гальяно, приканчивая свое Пепси и выбрасывая баночку в пластиковую корзину.
— Мы все по разному переживаем потерю.
— Не хотел бы встать на дороге у Лютика.
— Плохо для серых штанов.
— И не такое видали.
— А что такое с сеньорой Эдуардо?
— Ревматоидный артрит в детстве. Думаю, просто перестала расти.
Мы возвращались в полицию на машине, остановившись только в «Полио Камперо», Гватемальском аналоге американского бистро.
Когда мы свернули на Авеню,6 у Гальяно зазвонил телефон.
— Гальяно, — ответил он в трубку.
Он молча слушал, а губами мне назвал имя — Аида Пера.
— Во сколько?
Диетичекая Кола во мне булькнула.
— Не говорите о нашем визите. Не вспоминайте этот звонок.
Пера что-то ему ответила.
— Сделайте так чтобы она вышла.
Она опять что-то сказала.
— Ага.
Пауза.
— Мы разберемся с этим.
Гальяно закончил разговор и бросил телефон на сидение.
— Посол дома и готов к развлечениям, — предположила я.
— Вчера в девять вечера прилетел к своей милашке.
— Довольно быстро.
— Наверное, хотел сказать что заказал службу в церкви.
— Думаешь тебе надо быть поблизости?
— Никогда не можешь сказать куда занесет.
— А почему просто не зацапать и не прижать козла?
— Ты когда-нибудь слыхала о Венской Конвенции про дипломатические и консульские отношения?
Я покачала головой.
— Это такая штука из-за которой возможности местной власти очень ограничены в плане ареста или задержания дипломатов.
— Дипломатическая неприкосновенность.
— Так точно.
— Вот почему Нью-Йорк каждый год в заднице из-за триллионов штрафов на парковках, — негодующе сказала я, и допила Колу. — Иммунитет распространяется на уголовные преступления?
— Иммунитет не работает только за пределами штата, в данном случае Канады. Если Канада отказывает в иммунитете, то Гватемала может только объявить Спектера «персоной нон грата».
— Персона нон грата?
— Да, объявить нежелательной персоной и выслать.
— Гватемальские власти не могут вести расследование в пределах своей страны?
— Мы можем работать хоть до умопомрачения, но нам требуется разрешение канадских властей на допрос канадского дипломата.
— Делали официальный запрос?
— В процессе. Если правильно преподнесем дело, то нам может быть разрешат допросить Спектера в присутствии канадского офицера…
— Райан, — тут же вспомнила я.
— Райан, может кто-то еще из дипломатического корпуса. Но тут еще вот какая заковыка. Спектер должен согласится, но он не под присягой так что данные им сведения не могут быть использованы в суде, чтобы не нанести ущерб его неприкосновенности от возможного судебного преследования.
— Выслать из страны и всех делов.
— Хорошо бы так.
* * *
Райан был в конференц-зале на втором этаже, где я впервые познакомилась с Антонио Диазом, печально известным прокурором. На столе перед ним высились стопки и кучки книг, журналов, буклетов, блокнотов и папок.
Райан сидел подперев рукой голову и слушал диктофон, такой же как у Нордстерна. Справа от него лежала, по крайней мере, дюжина кассет. Две были справа.
Увидев нас, он остановил пленку и откинулся на стуле.
— Господи, это мучение, — поприветствовал он.
Мы ждали продолжения.
— Наш будущий Пулитцеровский лауреат поговорил со многими злыми людьми.
— В Чупан-Йа? — спросила я.
— И в других деревнях где орудовала армия. Там просто как Гестапо поработало.
— Что-нибудь нашел что объяснит интерес Нордстерна? — Гальяно пристроился на угол стола.
— Может быть. Но откуда я могу знать что это оно?
Я взяла кассеты в руки. На каждой было указано название. Много было записей майя — сын сеньоры Ч’и’ип, старик из деревни на западе от Чупан-Йа.
На некоторых было по несколько интервью — Матео Рейс вместе с Еленой Норвилло и Марией Пейз, Т. Брэннан в паре с Е. Сандоваль.
— Кто это Е. Сандоваль? — удивилась я.
Гальяно пожал плечами.
— Наверное, Нордстерн провел интервью сразу после твоего.
Райан глубоко вздохнул, я посмотрела на него. Он выглядел уставшим.
— Если тебе нужна помощь, то я могу сказать Матео что не приеду до завтра, — предложила я.
Райан радостно смотрел на меня, словно я сообщила что он выиграл в лотерею.
— Не помешало бы. Ты больше понимаешь во всем этом. — Он ткнул пальцем в чемодан под окном. — Я разрешу тебе порыться в грязном белье Нордстерна.
— Нет, спасибо. Одних грязных шорт мне хватило.
Гальяно встал.
— Я планировал провести вечер вместе с Эрнандесом.
Райан удивленно поднял брови.
— Тэмпи объяснит. Прочь с поля боя.
— Что ты хочешь чтобы я делала? — спросила я у Райана.
— Просмотри бумаги, пока я прослушиваю эти записи.
— Что искать?
— Все.
Я позвонила Матео. Он не был против моей задержки. Я спросила его про Е. Сандоваль. Он рассказал что Евгения Сандоваль работает в Центре исторических и социальных исследований. Я положила трубку и пересказала все Райану.
— Думаю в этом есть смысл.
Я собрала журналы и книги и уселась напротив Райана. Некоторые публикации были на испанском, но большинство — на английском. Я приступила к списку.
«Резня в Ель Мазоте: Парабола Холодной войны»; «Резня в джунглях, Икскан, Гватемала, 1975–1982»; «Репрессия чужими руками: гражданский патруль в Гватемале, Центр по правам человека Роберта Кеннеди»; «Урожай жестокости: индейцы майа и гватемальский кризис»; доклад американского наблюдателя, август 1986: гражданский патруль в Гватемале.
— Выглядит словно Нордстерн выполнял домашнее задание.
— Пока не получил дополнительное.
— Кто-то уже говорил с «Чикаго Трибьюн»?
— Видимо, Нордстерн был фрилансер. Фактически не работал в этой газете. Но «Трибьюн» заказали ему работу по Клайду Сноу и Фонду.
— Откуда же интерес к стволовым клеткам?
— Будущая работа?
— Возможно.
Через два часа мы устроили перерыв.
Я листала фотоальбом «Ла Луча Майя» с цветными фото на всю страницу: черепичные крыши Санта-Клары, мальчик-рыбак на озере Атитлан, баптистская служба в Ксепутуле. Мужчины, несущие покойников из Чонталы на кладбище Чичикастенанго.
В начале восьмидесятых, по приказу местной военной базы, Гражданский Патруль казнил двадцать семь сельских жителей в Чонтале. Десятилетие спустя Клайд Сноу выкопал захорнение. Напротив похоронной процессии, фотографии молодых людей с автоматами. Гражданский Патруль в Хуехуетенанго.
Гражданский Патруль распространился по всей сельской местности. Участие было обязательно. Мужчины теряли рабочие дни. Семьи теряли деньги. Патрули установили новый свод правил и ценностей, при которых оружие и сила доминировали. Такая система разрушила традиционный образ власти и разрушила жизнь сообщества крестьян майя.
Райан вынул кассету и поставил следующую. Я услышала сначала голос Нордстерна, потом и мой собственный.
Я продолжила просмотр фото. Гражданский Патруль выгоняет старика из его дома в Чанима под угрозой смерти. Женщина майя с ребенком на спине, со слезами на щеках.
Я перевернула страницу. Гражданский Патруль в Чанима, оружие поднято, туманные горы позади них. Заголовок гласит, что бывший лидер группы убил двух местных мужчин за то что отказались служить в «добровольном» патруле.
Я уставилась на молодых людей на фотографии. Они могли быть футбольной командой. Или отрядом скаутов. Или кружок хорового пения средней школы.
Я услышала как механическая версия моего голоса начала объяснять резню в Чупан Йа.
— В августе 1982 солдаты и Гражданский Патруль вошли в деревню…
Гражданский Патруль помог армии в Чупан Йа. Солдаты и патрули вместе насиловали женщин и девочек, затем стреляли и резали их, поджигали их дома.
Я перевернула страницу.
Ксаксаксак, коммуна в Сололе. Гражданский Патруль марширует в парадном обмундировании, автоматы через грудь. Солдаты стоят, наблюдают, некоторые в камуфляже, другие в униформе, указывающей на более высокий ранг.
Нордстерн обвел одно имя. Мне оно попалось на глаза как раз в момент, когда Нордстерн произнес его на пленке.
«— Под командованием Алехандро Бастоса.
— Этого я не знаю.
— Продолжайте.
— Вы, кажется, знаете больше об этом, чем я. Шелест.
— Уже поздно, мистер Нордстерн. У меня много работы.
— Чупан Йа или канализационный резервуар?»
— Стоп! Повтори это!
Райан включил перемотку и проиграл конец интервью снова.
— Посмотри сюда.
Я показала книгу.
Райан изучил фотографию, прочитал заголовок.
— Алехандро Бастос был командиром местного военного подразделения.
— Нордстерн обвинил Бастоса в том, что он ответственный за резню в Чупан Йа, — сказала я.
— Почему, как думаешь, Нордстерн отметил его имя?
Райан вернул мне книгу и я посмотрела на кружок.
— Господи Боже, — выдохнула я.