Строительство плода очень сложная работа, производимая с военной точностью. Хромосомы организуют командный пункт, откуда гены-пехотинцы идут в бой под предводительством генов-командиров, которые, в свою очередь, выполняют приказы вышестоящих генов-командующих.

Поначалу эмбрион — это некая неразделимая масса. Но вот запускается механизм упорядочивания и получается позвоночное.

Сегментированные кости формируются вокруг спинного мозга, присоединяя конечности с пятью костями в каждой. Череп. Челюсть. Эмбрион в виде малька, лягушки, геккона.

Генералы двойной спирали повышают ставки.

Млекопитающее!

Гомеотермия, живорождение, гетеродонтность.

Эмбрион уже напоминает утконоса, потом кенгуру, белого барса и вот он уже маленький Элвис.

А генералы все наступают.

Примат!

Уже сформированы отстоящие большие пальцы рук.

Еще наступление, и —

Хомо саписенс!

Серое вещество и двуногость в наборе.

Около седьмой недели начинает костенеть скелет. Между девятой и двенадцатой неделями появляются малюсенькие зародыши зубов.

На фотографиях с места преступления я идентифицировала четыре фрагмента черепа.

Основная клиновидная кость черепа в виде бабочки, образующая глазные орбиты и центральную часть черепной коробки. Большие крылья формируются на восьмой неделе, а маленькие на неделю позже.

Пользуясь микроскопом и калибровочной сеткой замерила длину и широту. Затем, при помощи криминалистической линейки высчитала реальные размеры. Большое крыло: пятнадцать на семь миллиметров. Малое крыло: шесть на пять миллиметров.

Височная кость тоже проходит сложный этап формирования. Плоская ее часть является основой непосредственно виска и скуловой кости и появляется в течение восьмой эмбриональной недели. Измерения ее оказались такими: десять на восемнадцать миллиметров.

Барабанная кость начинает свою жизнь приблизительно к девятой неделе, и в течение следующих двадцати дней образует передний, нижний и часть заднего края наружного слухового прохода. Эти части соединяются в кольцо на шестнадцатой неделе. Непосредственно перед тем, как ребенок выезжает из утробного отеля, это кольцо открывает ухо.

То самое первое загадочное пятнышко на снимке тазовых костей было как раз фрагментом крошечного барабанного колечка. И хотя соединительные швы были еще заметны, однако все три части соединялись уже достаточно крепко. Измерительная линейка показала что это было идеальное барабанное кольцо. Я измерила диаметр, внесла данные в свой список — восемь миллиметров.

Теперь я взялась за контейнер с уликами.

Кусочек миниатюрной челюсти, с зубными пазухами, в которых никогда не родятся зубки. Двадцать пять миллиметров.

Одна ключица. Двадцать один миллиметр.

Сверяясь с таблицами измерений в книге по родовой остеологии я перепроверила каждую цифру.

Большое крыло клиновидной кости. Малое крыло. Чешуйчатая височная кость. Барабанная кость. Нижняя челюсть. Ключица.

Если следовать замерам Фазекаша и Косы, то девушка в канализации была беременна уже пять месяцев.

Я прикрыла глаза. Плод был длиной от шести до девяти дюймов и весил около восьми унций, когда его мать убили. Он уже мог моргать, сжимать кулачки и посасывать своим миниатюрным ротиком. У него уже были реснички и отпечатки пальцев, он все слышал и узнавал голос мамы. А если это была девочка, то у нее уже было шесть миллионов яйцеклеток в ее крошечных яичниках.

Я сидела просто раздавленная сделанными открытиями, когда Елена позвала меня.

— Вам звонят.

Мне ни с кем не хотелось разговаривать.

— Детектив Гальяно. Можете поговорить с ним из офиса Матео.

Я поблагодарила ее, убрала улики обратно в пузырек, и спустилась на первый этаж.

— Пять месяцев, — сразу же сказала я в трубку.

Ему объяснений не требовалось.

— Как раз в то время она должна была налаживать отношения с папашей.

— Со своим или со счастливым спермодарителем?

— Или ни с тем, ни с другим…

— Ревнивый дружок?

— Злой сутенер?

— Неизвестный психопат? Вариантов — море. Вот за этим и нужны детективы.

— Как раз этим утром кое-что проверил.

Я ждала продолжения.

— Семья Эдуардос счастливые владельцы двух боксеров и кота. В семье Люси Джерарди есть кот и шнауцер. У Альды нет ни одного любителя животных. Как и в семействе посла.

— Дружок Патрисии Эдуардо?

— Есть хорек по имени Хулио.

— Клаудия Альда?

— Аллергик.

— Когда ваши парни сделают анализы?

— В понедельник.

— Ну а что сказал прокурор?

Я услышала как на том конце трубки Гальяно глубоко вдохнул.

— Он не отдаст скелет.

— Мы можем пройти в морг?

— Нет.

— Но почему?

— Он и правда хотел бы как лучше, но, увы, не может обсуждать со мной это дело.

— И это типично?

— Мне никогда не мешала прокуратура, но с таким отпором я никогда не сталкивался.

Я дала себе время обдумать это.

— И что, как вы думаете, происходит, а?

— Или парень крючкотвор каких свет ни видывал или же на него кто-то серьезно давит.

— Кто?

Гальяно промолчал.

— Посольство? — попыталась я его разговорить, но он задал совершенно неожиданный вопрос:

— Что вы собираетесь делать? — в его голосе прозвучала какая-то настороженность.

— Когда? Сейчас?

— Нет, на выпускной вечер.

Теперь я вижу чем похожи друг на друга Райан и Гальяно.

Я взглянула на часы. Без двадцати шесть. Тихий субботний вечер в лаборатории.

— Уже поздно что-либо делать, так что вернусь в отель.

— Я заеду за вами через час.

— Зачем?

— Кальдос.

Я начала было протестовать. Но затем подумала — а почему бы нет?

— Я буду в синем платье.

— Ладно, — озадаченно согласился Гальяно.

* * *

— Дар от садовника-любителя, — Гальяно протянул мне два цветочка анютиных глазок, перетянутых синей ленточкой.

— Дар?

— Ленточка отдельно продавалась.

— Это брокколи?

— Спаржа.

— Они прекрасны.

Пока мы шли к кафе «Кукумац» вокруг гудели и объезжали друг друга десятки машин. Чувство свежести от вечернего полива уже испарилось, и все вокруг наполнилось запахами влажного асфальта, бензина, земли и растений. Время от времени, проходя мимо уличных торговцев нас окутывал сладкий аромат готовящихся тамале.

Вместе с нами по тротуару шли толпы: парочки, желающие где-то поужинать или просто выпить; молодые работники, возвращающиеся домой; покупатели и просто вечерние бездельники. Вечерний бриз забрасывал галстуки мужчин им на плечи, а женские юбки прижимал к ногам. Над головами хлопали ветвями-крыльями пальмы.

«Кукумац» был оформлен в современном стиле майя: нечто с темными деревянными балками и пластиковыми растениями вокруг искусственного прудика с декоративным мостиком. Все стены были под фресками, на которых в большинстве своем был изображен тот самый властитель народа киче в 15 веке, давший название этому заведению. Мне стало любопытно, как бы отнесся к такому восхвалению сам пернатый божок.

Освещение здесь состояло из факелов и свечей, и вход в заведение казался входом в могильник майя. Когда глаза привыкли к темноте, я различила попугая, который тут же приветствовал нас на испанском и английском. На тех же языках поздоровался с нами и мужчина в белой рубашке, черных брюках и длинном фартуке.

— Hola, Detective Galiano. Здравствуйте. ¿Cómo está?

— Muy bien, Señor Velasquez.

— Мы так давно с вами не виделись.

Его огромные усы раскинулись далеко в стороны от щек, затем круто закручивались к носу, и напомнили мне о маленькой обезьянке — императорском тамарине.

— Пашу как папа Карло.

Веласкес кивнул в знак понимания.

— Нынче такие страшные преступления происходят! Просто везде и всюду! Гражданам этого города повезло что вы на страже.

Он еще раз с пониманием качнул головой и тут же отвлекся на меня — взял мою руку и приложился к ней губами. Я разглядела насколько налакированные у него волосы.

— Добрый вечер, сеньорита. Друг детектива Гальяно — всегда друг Веласкеса.

Отпуская мои пальцы, он театрально вскинул брови и подмигнул Гальяно.

— Прошу вас! Лучший столик. Пойдемте!

Веласкес провел нас к столикам у пруда и обернулся к Гальяно. Детектив одобрительно осматривал интерьер.

— Да, сеньор. Прекрасно.

Мы прошли к столу стоящему в алькове, стилизованном под пещеру, позади пруда. Гальяно снова удовлетворенно кивнул. Мы вошли в эту пещеру и сели. Хозяин еще раз поклонился перед великим борцом с преступностью и исчез.

— Чересчур навязчиво, мне кажется, — сказала я.

— Прощу прощения за излишнюю любезность моих друзей.

Через секунду появилась официантка с меню.

— Выпьем?

О, да! С превеликим удовольствием!

— Не могу себе позволить, — вынуждена была я отказаться вслух.

— Да? — удивился Гальяно.

— Передозировка, знаете ли.

Он не стал переспрашивать.

Себе он заказал мартини, я взяла Перрье с лаймом.

Когда принесли напитки, мы наконец открыли свои меню. В подземной пещере, где мы сидели, свет был сильно приглушенным, так что я едва могла разобрать рукописный текст в меню. Интересно как там Гальяно справляется? Но спрашивать его, конечно же, я не стала.

— Если вы еще не пробовали кальдос, то советую попробовать.

— Кальдос это..?

— Традиционное тушеное блюдо майя. Сегодня у них есть утка, говядина и курица.

— Курицу буду.

И я закрыла меню — читать я все равно не могла.

Гальяно выбрал говядину.

Официантка принесла хлебцы. Гальяно взял один и предложил мне корзинку.

— Благодарю.

— Когда же? — неожиданно спросил он, и откинулся на спинку стула.

Кажется, я что-то пропустила в нашей беседе.

— Когда? — повторила я удивленно.

— Когда вы завязали с вашей страстью?

Теперь я поняла о чем он, но совершенно не желала распространятся о своей пагубной любви к алкоголю.

— Несколько лет назад.

— Друг Билла Вилсона?

— Не состою.

— Многим помогла эта программа Анонимных Алкоголиков.

— Это отличная программа, — закончила я тему и потянулась за своим стаканом. Шипение оседающих пузырьков в напитке умиротворяющее на меня подействовало. — Есть что-то новенькое по делу?

— Да, — он улыбнулся, глотнул мартини. — У вас ведь есть дочь, не так ли?

— Да, есть.

Пауза.

— У меня сын. Ему семнадцать.

Я молчала.

— Алехандро, но он предпочитает имя Ал.

Гальяно уверенно продолжил, не заботясь об ответной реакции с моей стороны.

— Умный парнишка. В следующем году в колледж поступает. Может отправлю его в Канаду.

— В Университет Святого Франциска? — мне захотелось пробить брешь в его невозмутимой броне самоуверенности.

Он на это ухмыльнулся.

— Там ведь вы получили прозвище, Бат?

Он уже слышал в управлении как я его так называла.

— Кто? — просто спросил он.

— Эндрю Райан.

— О, боже!

Он откинул голову назад и захохотал.

— Ну и чем, черт побери, занимается теперь Райан?

— Детектив в полиции провинции.

— Говорит на испанском?

— Райан говорит по-испански? — изумилась я.

Гальяно согласно кивнул.

— Мы, бывало, обсуждали проходящих мимо девушек, и никто нас не мог понять, — с улыбкой поведал он.

— Конечно же комментировали их умственные способности, — презрительно хмыкнула я.

— Их навыки кройки и шитья.

Я холодно посмотрела на него.

— Другие были времена.

Пришла официантка с нашим заказом и мы молча принялись за дежурное блюдо. Гальяно время от времени осматривал зал. Глядя на нас можно было подумать что мы парочка давно надоевших друг другу супругов на обязательном ужине. Наконец я не выдержала и спросила:

— Как хорошо вы знаете судебную систему Гватемалы?

— Если честно, не очень. Знаете у нас здесь не Канзас.

Господи, они с Райаном просто одинаковые!

— Я осведомлена о пытках и убийствах, детектив Гальяно. Именно поэтому я здесь!

Детектив съел кусочек мяса, потом указал на меня вилкой.

— Ешьте, пока не остыло.

Я не стала есть, все еще ожидая продолжения разговора, но он молча поглощал свое мясо.

Напротив нашей пещеры в печи, называемой комал, пожилая женщина пекла хлебцы. Я наблюдала как она месит тесто, выкладывает его на противень и ставит на огонь. Ее руки мельтешат в заученных раз и навсегда движениях, на лице словно деревянная маска.

— Расскажите мне как работает система, — это вышло немного резче чем я хотела, но невозмутимость Гальяно меня выводила из себя.

— У нас в Гватемале нет жюри присяжных. Криминальные дела сначала рассматриваются судьями первой инстанции, иногда магистратами направленными Верховным судом. Судьи, вы их зовете прокурорами, ищут как обвинительные так и оправдательные улики.

— То есть они выступают и как обвинители и как защитники?

— Именно. Как только судья решает что дело готово, он передает его специальному судье для приговора.

— Кто выдает разрешение на вскрытие?

— Судья в первой инстанции. Вскрытие делается в случае насильственной или подозрительной смерти. Но если же при обычном осмотре можно узнать причину смерти, то никаких разрезов на теле делать не будут.

— Кто руководит моргом?

— Они под контролем непосредственно у Председателя Высшего суда.

— То есть судебные медики действительно работают на суд.

— Или же на Национальный Институт Соцобеспечения. Но, да, в первую очередь они под началом у судей. У нас не так как, например, в Бразилии, где государственные научно-исследовательские институты работают на полицию. У нас судебные медики очень мало сталкиваются с полицией.

— Сколько их?

— Около тридцати человек. Здесь в морге Гватемала-Сити работает семь или восемь человек, остальные по всей стране.

— Они хорошие специалисты?

Он показал три пальца и стал зажимать их, комментируя:

— Раз — вы должны быть коренным гватемальцем, два — вы должны иметь медицинское образование, три — должны быть членом медицинской ассоциации.

— И все?

— И все. Черт, да в УСК даже нет курса по судебной медицине!

Он говорил о единственном Гватемальском Государственном Университете Сан Карлоса.

— Если честно, то я вообще не понимаю почему они работают. Престижа никакого, зарплата — гроши. Вы были в нашем морге?

Я отрицательно покачала головой.

— Это что-то вроде средневековой алхимической лаборатории.

Он напоследок обмакнул хлебец в соус и отодвинул тарелку.

— Судебные эксперты штатные работники?

— Некоторые. Другие сотрудничают с судом по совместительству. Особенно в отдаленных районах.

Гальяно молчал пока официантка убирала тарелки. Затем она спросила о десерте и кофе и ушла.

— Что происходит когда находят труп?

— Вам это понравится. Где-то десять лет назад этим занимались пожарные. Они приезжали на место, осматривали труп, фотографировали. Диспетчер сообщал полиции, а мы сообщали судье. Только потом полиция могла собирать улики и составлять протоколы. Когда наконец появлялся судья, он давал разрешение на транспортировку тела. И пожарные увозили труп в морг. Сегодня для этого используют полицейский транспорт.

— Почему же поменяли правила?

— Пожарные частенько любили поживится на местах преступлений.

— Так значит судебные медики на место не выезжают?

— Нет.

— А как же Лукас?

— Наверное Диаз заставил его.

Принесли кофе и мы в тишине сделали несколько глотков. Когда я отвела глаза на пожилую женщину, Гальяно проследил за моим взглядом.

— Есть еще кое-что что вам не понравится. В Гватемале медики устанавливают от чего умер человек, но не ищут почему так случилось.

Он говорил о четырех категориях которые использовали для определения рода смерти: убийство, самоубийство, несчастный случай, естественная смерть. Например, тело найдено в озере, и вскрытие подтверждает наличие достаточного количества воды в легких чтобы остановить дыхание. Причина смерти — утопление. Но как он там оказался? Прыгнул, упал или его толкнули? Вот это и есть определение рода смерти.

— Кто расследует обстоятельства смерти?

— Судья. Из прокуратуры.

Гальяно рассеянно разглядывал парочку, сидящую за столиком в дальнем конце зала. Потом медленно обернулся на стуле, наклонился над столом и прошептал:

— Вы знаете о том, что многие участвовавшие в тех кровавых злодействах, до сих пор остаются в командовании армии?

Он сказал это таким тоном, что у меня от страха мурашки по коже побежали.

— А известно ли вам, что многие кто сегодня занимается расследованием криминальных дел, были когда-то непосредственными участниками казней?

— Вы серьезно?

Он не мигая смотрел на меня.

— В полиции? — я была крайне шокирована.

Он даже не моргнул.

— Как такое возможно?

— Хотя номинально полиция относится к Министерству внутренних дел, однако фактически она под контролем армии. Судебная система пронизана страхом.

— Кто боится?

Он осторожно осмотрелся. Ни одно движение вокруг не осталось незамеченным. Когда снова обернулся ко мне, выражение на его лице стало еще серьезнее.

— Все боятся. Свидетели и родственники не дадут показаний, не будут свидетельствовать из страха возмездия. Если улики приводят в армию, то обвинитель или судья начинают волноваться о том, что может произойти с их семьей.

— Разве наблюдатели не замечают таких нарушений прав человека? — я следом за ним стала шептать.

Он выдохнул сквозь сжатые зубы и внимательно глянул мне за спину.

— В Гватемале больше чем в других странах убитых и пропавших наблюдателей. Это не моя выдумка, это официальная статистика.

Да, я читала недавно об этом в журнале «Наблюдатель прав человека».

— И мы сейчас говорим не о древних временах. Все это имеет место быть с тех самых пор, как установилось нынешнее правительство в восемьдесят шестом.

Я почувствовала как холодок страха пробежал по спине.

— И что теперь?

— Расследование смерти здесь это вам не игрушки, — его глаза совсем потемнели от горечи. — Проведите недозволенное вскрытие или доложите о находке не тому человеку и ваша жизнь сильно усложнится. Сообщение о результатах может быть опасным, если вдруг так случится что получатель вашего отчета связан с плохими парнями, даже если он из прокуратуры.

— То есть?

Он открыл рот чтобы ответить, но вдруг отвел глаза.

Мне стало совсем страшно.