Приглушенный голубоватый свет мерцал в кабинете генерала Ги Гадбуа, главы военной разведки, или, официально, Генеральной дирекции внешней безопасности (ГДВБ). Гадбуа, бравый десантник, сорок лет провоевавший в Алжире, Конго и других горячих точках, все и не упомнишь, закурил очередную сигарету и уперся взглядом в серо-белое мельтешение на экране. Запись закончилась еще четверть минуты назад, но он не мог отвести взгляд.
— Еще раз, — ровным голосом произнес он, потирая переносицу.
— Да, господин генерал.
Гадбуа вздохнул, пока его помощник переключал запись на начало. Было два часа ночи, и нормальный рабочий день давным-давно закончился, но в кабинете присутствовали три других офицера французской разведки. Двое были из арабского отдела, известного среди своих как «Южный клуб», так как они работали по Испании, Марокко и бывшим французским колониям — Алжиру и Тунису, а также по Ближнему Востоку. Здесь они находились, чтобы обеспечить перевод и высказать свои точки зрения, с которыми — Гадбуа знал это заранее — он не согласится.
Третий офицер был из контрразведки, или ДСТ. Пятнадцать лет назад умники из спецслужб отличились, взорвав на рейде порта Окленд гринписовский корабль «Воин Радуги». Но именно этот парень обнаружил цифровой видеофильм среди улик, хранящихся в предназначенном для них шкафу в штабе «Сюртэ». Худощавый, невысокого роста, он выглядел щуплым. Однако малый с характером, что, по мнению Гадбуа, означало высшую похвалу. Любой, кто после такого взрыва остался на ногах, а тем более сохранил работоспособность, должен иметь, как минимум, чугунный лоб. Если бы он еще и волосы подстриг, как подобает всякому уважающему себя бойцу…
Темный экран неожиданно ожил. Оцифрованная информация замелькала беспорядочными цветными пятнами, и через пятнадцать секунд появился первый четкий образ.
— Стоп! — стукнул увесистым кулаком по столу Гадбуа.
Изображение замерло. На экране, на фоне общеисламского флага (звезда и полумесяц на зеленом полотнище), застыл мужчина, одетый как боец Организации освобождения Палестины — в форменной военной рубашке оливкового цвета, на голове красно-белая клетчатая куфия. Нетипичным в его облике были только зеркальные солнцезащитные очки.
— Распечатайте, — приказал Гадбуа. Видеомагнитофон зажужжал, и буквально через секунду перед ним лежал снимок этого борца за свободу. — Дальше.
Картинка оставалась четкой. Человек начал говорить:
— Американцы, сионисты и все их прихвостни! Я обращаюсь к вам от имени пророка Мухаммеда, да благословит его Аллах и приветствует, и во имя вечного мира между всеми народами. Сегодня священная битва достигла ваших берегов…
Картинка снова распалась на беспорядочно мельтешащие фрагменты, затем опять стала четкой. Гадбуа смотрел еще три минуты, занося в блокнот отдельные слова, которые удавалось разобрать, дважды приказывал остановить запись и распечатать очередной кадр. В конце концов изображение совсем пропало.
— Там еще что-нибудь есть? — проворчал Гадбуа.
— Нет, сэр.
— Ну и?.. — спросил он. — Что все это значит? Очередное послание мученика за веру?
— Ни в коем случае, — объявил Берри, один из арабистов. — Он ни разу не предложил себя Аллаху, как это у них принято. По крайней мере в той части записи, которую мы видели. Просто взял на себя ответственность.
Гадбуа согласился. Эта запись выделялась в потоке всякой ерунды, валом валившей с Ближнего Востока в последние несколько лет. В середине семидесятых подобные послания поступали чуть ли не каждую неделю от «Фракции Красной армии», известной также как «банда Баадера-Майнхоф», и «Черного сентября». Но это… Гадбуа поморщился от начавшейся изжоги. Это вам не единичное похищение заложника или заминированный автомобиль. Он взглянул на контрразведчика:
— Тогда что это?
— Они планируют масштабную террористическую акцию, — сказал Леклерк, сидевший прямо перед Гадбуа. — Это почти очевидно. У нас есть соображения относительно того, где именно это произойдет, и можно предположить, что дело касается ближайшего будущего. Такая запись обычно делается незадолго до теракта. Больше сказать нечего, за исключением одной маленькой детали.
— Продолжайте, капитан.
— Они определенно уверены, что операция пройдет успешно.
Генерал Гадбуа поднялся, давая понять, что совещание окончено. На данный момент он знал достаточно. Оставшись в кабинете один, он снял трубку телефона.
— Соедините меня с Лэнгли, — приказал он.
Ожидая ответа, он закурил и выпустил в потолок густой клуб сизого дыма. На том конце провода послышался знакомый голос, и Гадбуа произнес:
— Привет, Глен. У меня есть новости, и, вероятно, придется потревожить вашего президента.
Ему требовалось полное и безраздельное внимание коллеги.
Но когда он рассказывал о найденной записи, в голове у него пронеслась чрезвычайно немилосердная и непрофессиональная мысль: «Слава богу, что это не случится во Франции».