С окончанием холодной войны противостояние разведок Востока и Запада не прекратилось. После некоторой оттепели в отношениях между Соединенными Штатами, а также с их союзниками по НАТО, с одной стороны, и странами прежнего Советского Союза — с другой, эти отношения вступили в новую фазу и стали столь же прохладными, как и прежде. Попытки посеять семена демократических реформ в России провалились. Планы по реструктуризации экономики привели к катастрофическим последствиям, в частности к обвалу рубля в конце лета 1998 года. Униженная, раздавленная и страдающая от потери международного влияния, Россия жаждала реванша. Был избран новый президент, представитель национальной службы безопасности, который черпал свое вдохновение в уроках русской истории. России всегда требовалась крепкая рука, и он решил действовать именно в таком направлении. Внутри страны подавлял всякие критические голоса. На международной арене пытался восстановить прежний авторитет страны. Однако во внешней политике России добавились и еще кое-какие изменения: в новом ее подходе к международным делам теперь проявлялась некая резкость, которой не замечали раньше. Как говорят в таких случаях американцы, в российской политике теперь «появилось что-то личное».

Особенно хорошо это заметили Чарльз Грейвз и его коллеги по МИ-5. В 1988 году в российском посольстве состояло на службе две сотни работников. В МИ-5 полагали, что из этого числа выпускниками Академии ФСБ в Ясенево являются человек семьдесят. «Рыцари щита и меча», как их иронически называли. К 2009 году число сотрудников нового российского посольства в Кенсингтон-Гарденз, перевалило за восемьсот, из которых больше четырехсот вполне могли оказаться профессиональными разведчиками. Уже само их количество делало весьма затруднительной, если не вообще безнадежной, любую попытку определить, кто из них мелкая сошка, а кто — специалист высокого ранга. И хотя ряды само́й службы МИ-5 за это время почти утроились, занятость ее агентов контртеррористическими операциями преимущественно на Британских островах препятствовала ведению тщательного наблюдения за своим в недавнем прошлом главным противником.

Поэтому Грейвза вовсе не удивило, что ему не доводилось прежде слышать такого имени, как Давид Кемпа, который и числился всего-то вторым секретарем посольства по вопросам культуры, — как, впрочем, и того, что на самом деле он занимает высокий пост в структуре ФСБ и уполномочен вести в Лондоне разведывательную работу. Очередной новостью стало для него и то, что изящный старомодный особнячок по улице Принсез-Мьюз, дом 131, на самом деле служит явочной квартирой российской разведки.

— Чего-нибудь выпьете? — спросил русский.

— Нет, — ответил Грейвз. — У меня не так много времени.

Кемпа налил себе в бокал «Столичной», а потом надругался над ней, опрокинув туда же полбанки «Ред Булла». Это был моложавый подвижный мужчина с прямым взглядом и растрепанными каштановыми волосами. Одетый в винтажную футболку с надписью «Секс-Пистолз» и джинсы со штанинами-дудочками, он походил скорее на бывалого рокера, чем на агента иностранной спецслужбы. Приветственным жестом подняв бокал, он произнес:

— Шагалинский сказал, вы знаете, кто подложил бомбу.

Шагалинский. В нарочитом употреблении полного варианта фамилии Грейвз признал прежний, свойственный коммунистическому режиму антисемитизм.

— Так и есть, — подтвердил Грейвз.

— Хотелось бы узнать кто.

— Всему свое время. А почему вы передали Расселу информацию о Виктория-стрит? Ведь слова «Виктория, Биар» исходят от вас, не так ли? Что вы обо всем этом знаете?

— Знаю не намного больше, чем вы. Эти два слова впервые появились в записке, наспех набросанной на листке, который мы выудили из корзины для бумаг в кабинете Швеца. На том же листке приводился перечень действующих ядерных реакторов, расположенных в Западной Европе. Из этого, а также из переговоров, которые Швец вел по мобильному со своими личными агентами, мы догадались, что он затевает какую-то операцию, предполагающую нападение на атомную электростанцию. Судя по всему, это должно произойти очень скоро. Вообще, боюсь, мы узнали обо всем слишком поздно. Вот если бы нам удалось остановить их до нападения на Иванова, тогда у нас, может, и был бы шанс.

— Их? Вы только что мне сказали, что это дело рук Швеца. Однако, насколько мне известно, вы с ним принадлежите к одной организации.

— И да, и нет. Конечно, я работаю в ФСБ, но к данной операции не имею никакого отношения. Это детище Швеца. И провернула ее некая отколовшаяся от нас группировка, которую он контролирует единолично. Ее называют «Управление С».

— Никогда о таком не слышал.

— В том-то и штука.

— Вы знаете, в каком именно месте намечена эта диверсия?

— Рискну предположить, что во Франции. Там, в Париже, в последние несколько дней все время происходит какая-то возня. Деньги. Автомобили. Явочные квартиры, которыми не пользовались уже лет сто. Я пробовал задавать вопросы, но ребята Швеца мне быстрехонько затыкают рот. — Кемпа снова отхлебнул своего пойла и схрумкал кусочек льда. — Окажись я на месте Швеца, то выбрал бы что-нибудь недавно построенное. Какую-нибудь электростанцию, которую считают защищенной на все сто. И устроил бы на ней такое, от чего весь мир наложил бы в штаны.

— Но какова цель? — спросил Грейвз.

— Для Швеца? Все знают, что он поглядывает на президентское кресло. Похоже, он затеял свою собственную игру. Вчера умер Лев Тимкин. Говорят, с ним случился сердечный приступ, когда он трахал свою девку. Сегодня во второй половине дня разбился самолет с Михаилом Борзым. Это делает Иванова и Швеца единственными серьезными претендентами на кремлевский трон.

— Да, это может быть его долгосрочной целью, но я имею в виду цель нынешнюю. Сегодняшнюю. Какую выгоду он рассчитывает извлечь?

— Он хочет спасти курицу, которая несет золотые яйца.

— Нефть?

— Цену на нее. Она и так теперь слишком низкая. Да еще все опасаются, что Запад вновь бросится в объятия атомной энергетики. Швец хочет поставить на мирном атоме крест раз и навсегда. Для этого хватит всего одной катастрофы. И на Западе никогда больше не возведут ни одной атомной электростанции.

— Новый Чернобыль?

— Это если повезет, — рассудил Кемпа. — Если же нет, все будет хуже. Гораздо хуже.

— Да вы большой оптимист, как я погляжу, — сказал Грейвз.

— Кто же приходит к русскому набраться оптимизма? — С этими словами Кемпа устало пожал плечами и подал Грейвзу знак пододвинуться ближе. — На вашем бы месте я подумал над тем, как можно проникнуть на ядерный объект. Для того чтобы вызвать аварию на какой-нибудь АЭС, надо лично на нее пробраться.

— Вы имеете в виду, послать туда своего агента?

— Именно так.

— Но главной причиной нападения на кортеж Иванова стала необходимость выкрасть коды отключения автоматики с переводом АЭС на ручное управление.

От этого предположения Кемпа лишь отмахнулся:

— Сами коды ничего не решают, в особенности когда персонал электростанций настороже. Даже если Швец сумеет перевести реактор в режим ручного управления, понадобится не меньше часа, чтобы устроить серьезную аварию. Диспетчерский же зал в этом случае окажется у всех на виду, словно рождественская елка. И времени, чтобы вернуть управление станцией, будет хоть отбавляй.

— И что из этого следует? — спросил Грейвз.

— На их месте я пошел бы другим, более коротким путем. Устроил бы взрыв. Да так и выгоднее: все концы в воду. Не понадобится никакой зачистки. После того как электростанция взлетит на воздух, к ней никто не сможет приблизиться еще лет двадцать, чтобы выяснить, что именно там произошло.

— Но в наши дни невозможно не только пронести мощные взрывчатые вещества на саму станцию, но даже и заложить их где-то поблизости. Их распознают и выявят за несколько километров.

Русский разведчик скептически покачал головой. Он хорошо знал, как бывает на самом деле.

— Ну да, как же… — сказал он.

Грейвз понимал, что он прав. Еще никому не удалось создать систему безопасности, которую нельзя было бы перехитрить. Эмма Рэнсом обманула систему Рассела, потом придумала способ проникнуть в дом номер один по улице Виктория-стрит. Два удара, и оба в цель. Грейвз взял себе на заметку, что нужно узнать, как проверяют благонадежность персонала на атомных электростанциях. Если Кемпа не ошибается, на жестких дисках в украденных ноутбуках должно было храниться нечто, способное сделать проникновение на территорию АЭС не только возможным, но и незаметным.

— Теперь ваша очередь, — заявил Кемпа. — Кто взорвал бомбу, заложенную в автомобиль?

— Агента зовут Эмма Рэнсом. Раньше она работала на американцев. В секретном подразделении под названием «Дивизия». — И Грейвз вручил ему фотографии Эммы Рэнсом, стоящей на пересечении улиц Виктория-стрит и Сториз-Гейт. — Она же убила и Рассела. Знаете ее?

— Конечно нет.

Грейвз не мог сказать, лжет его собеседник или говорит правду. Он мог утверждать лишь одно: упоминание о «Дивизии» привело Кемпу в замешательство.

— Рассел считал, что нападение произойдет в течение примерно семи дней. Вы об этом ничего больше не знаете?

— Если б я знал, то не просил бы Шагала вступить в контакт с Расселом, — в сердцах ответил Кемпа. — Но Рассел меня разочаровал. Мне говорили, что у него прекрасные связи с людьми, близкими к Швецу. Но я ошибся.

Грейвз мрачно улыбнулся. Агент русской разведки вступает в контакт с англичанином, частным лицом, чтобы тот пошпионил за его боссом, причем не кем иным, как самим шефом ФСБ. Нет, во времена железного занавеса все было куда проще.

— А как насчет Иванова? — спросил он.

— То, что при взрыве он оказался именно там, вовсе не было случайностью.

— С этим трудно не согласиться. Контора Швеца отслеживает все дипломатические визиты политических деятелей. Он, возможно, сам приложил руку к тому, чтобы организовать его приезд в Англию. Наверное, захотел убить одним выстрелом двух зайцев.

Грейвз провел рукой по рту. Диверсия на французской атомной станции. Активная деятельность в Париже. Некая тайная группа. У него возникло чувство, будто им сделано два малюсеньких шажка вперед и один здоровенный шажище назад. Он был так соблазнительно близок к тому, чтобы узнать, какова цель всех этих преступных действий, однако с точки зрения оперативной работы — а именно эту точку зрения только и можно было принимать в расчет при сложившихся обстоятельствах — он практически остался на том же месте, где был час назад. Он поблагодарил Кемпу и предложил поддерживать связь в дальнейшем.

— Счастливо, полковник! — напутствовал его агент ФСБ. — И пожалуйста, поспешите. Помните, с тех пор как я в последний раз общался с Расселом, прошло уже шесть дней.