— Как, черт возьми, он попал в Лондон без нашего ведома? — спросил Фрэнк Коннор, недавно назначенный исполняющим обязанности директора «Дивизии», изучая фотографию Джонатана Рэнсома, снятую ровно три часа назад в зале прибытия терминала № 4 аэропорта Хитроу. — Последний раз, когда мне о нем докладывали, он все еще торчал в своем захолустном лагере в Кении.

— Лагерь для беженцев на озере Туркана. Совершенно верно.

— Выглядит довольно паршиво, да? Удивительно, как люди вообще выживают в этой дыре. Давно он там? Пять месяцев?

— Прибыл в Кению в конце февраля, — сказал Питер Эрскин, заместитель Коннора. — И с тех пор оттуда не уезжал. Два месяца назад перенес приступ малярии. Похудел килограммов на десять.

— Когда его видели в последний раз?

— Неделю назад. Наш человек в организации «Спасите детей» доложил, что видел его в лагере.

— «Спасите детей»? — Коннор даже покраснел от гнева. — Куда вы влезете в следующий раз? В фонд «Загадай желание»?

Он швырнул фото поверх папки, содержащей материалы о Рэнсоме, — набитого бумагами скоросшивателя толщиной десять сантиметров. Первые документы относились к периоду восьмилетней давности, когда Рэнсом получил назначение в Либерию. Впрочем, Джонатан Рэнсом никогда и никак не сотрудничал с «Дивизией» — он вообще ни разу не получал чек, оплаченный правительством США. По существу, он лишь пять месяцев назад узнал, что работает на правительство. Рэнсом был одним из тех, кого профессионалы называют пешками, — частным лицом, которым манипулируют, чтобы заставить выполнять нужную правительству работу так, что сам человек ни о чем даже не догадывается. Фрэнк Коннор звал их по-другому — «лохами».

Вздохнув, Коннор снял бифокальные очки и встал из-за стола. Через месяц ему исполнится пятьдесят восемь, и этим прекрасным летним утром, в 4.38 по восточнобережному поясному времени, он в полной мере ощущал свой возраст. Четыре месяца назад он был назначен исполняющим обязанности директора «Дивизии», и эти месяцы оказались самыми тяжелыми в его жизни, принесшими ему немало разочарований.

«Дивизия» была создана еще до одиннадцатого сентября вследствие неспособности Центрального разведывательного управления найти и наказать лиц, ответственных за бомбардировки жилого комплекса «Хобар-тауэрс» в Саудовской Аравии и взрывы посольств Соединенных Штатов в Найроби и Дар-эс-Саламе, а также за множество других нападений на американцев за пределами США. Ястребы в Пентагоне были возмущены и жаждали мщения. Они утверждали, что ЦРУ стало слишком мягкотелой организацией, обюрократилось, погрязло в бумажной волоките. Вместо того чтобы заниматься разработкой реальных агентов на вражеской территории, церэушники преспокойно ждут очередную загрузку фотографий со спутника и изучают их под своими микроскопами. ЦРУ не располагает ни одним стоящим шпионом в горячих точках мира и за последние десять лет не провело ни одной успешной «черной» операции.

Короче говоря, разведывательное дело нельзя больше доверять шпионам из Лэнгли.

Настал черед Пентагона.

Американские военные обладали ресурсами и знаниями, чтобы отправить людей воевать и даже перейти в наступление в глобальной войне с терроризмом, которую в директивах и официальных документах именовали аббревиатурой ГВСТ, столь же уродливой, как и бедствие, которое она была призвана одолеть. «Упреждение» — это слово было своеобразным лозунгом, и бывшему президенту понравилось само его звучание. Ближайшая президентская директива по национальной безопасности объявляла о создании «Дивизии». Это был никому не ведомый зверь, действующий втихомолку и исключительно по собственному усмотрению.

Первые успехи «Дивизии» не заставили себя ждать. Убийство боснийского генерала, разыскиваемого по обвинению в геноциде. Тщательно спланированная ликвидация колумбийского наркобарона и уничтожение созданной им сети. Похищение, допросы, а потом и ликвидация нескольких главарей «Аль-Каиды» в Ираке и Пакистане. Все это были серьезные победы, и репутация «Дивизии» росла, как росло и количество организованных ею операций, объем ассигнований и число сотрудников. Появилось больше самостоятельности в управлении подвижными, как ртуть, потоками теневого мира. На смену первоначальным, чисто тактическим целям пришли политические. Удалить со сцены плохого актера теперь казалось недостаточно. Необходимо принимать во внимание идеологические соображения. Возьмем хотя бы два примера: проект в поддержку демократии в Ливане и запуск «оранжевой революции» на Украине.

Но успехи породили высокомерие. Не довольствуясь тем, чтобы проводить политику государства, «Дивизия» сама стала ее творить. Слово «упреждение» приобрело новый смысл. Вновь получила подтверждение знаменитая теорема лорда Актона: власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно. Как и следовало ожидать, «Дивизия» в своих действиях зашла слишком далеко.

Полгода назад в Швейцарии из-за неуправляемого поведения агента «Дивизии» в последний момент был сорван план разжечь войну между Ираном и Израилем — едва удалось избежать международного инцидента. За закрытыми дверями президенту пришлось признать, что здесь не обошлось без американского вмешательства. В результате произошло, помимо всего прочего, и резкое сокращение полномочий «Дивизии». Ее оперативники были отозваны, офисы удалены из Пентагона. Бюджет урезали вдвое, штатных работников начали увольнять. Последний гвоздь был вбит решением об обязательной санкции конгресса на проведение всех спецопераций.

В глазах профессиональных разведчиков, «Дивизию» выхолостили. Ходили слухи, что не за горами тот день, когда ее прикроют окончательно. Но пока «Дивизии» требовался временный директор — на этот раз не из среды военных.

Фрэнк Коннор идеально отвечал необходимым требованиям. Он не был профессиональным военным и, по существу, никогда даже не носил форму. Его самый непосредственный контакт с оружием случился в подростковом возрасте, когда он взорвал петарду в День независимости. Но бойцовских качеств ему было не занимать. Тридцать лет работы в самых темных уголках вашингтонской бюрократии отточили его умение выживать до такой степени, что ему мог бы позавидовать закаленный в боях армейский ветеран. Он работал в Госдепартаменте, Министерстве финансов США, в Государственной службе управления и бюджета. Он знал все и вся в каждом правительственном здании. Но последние десять лет неизменно находился внутри Пентагона. В «Дивизии» он состоял с самого начала.

По виду Коннор был невзрачным клерком, сидел себе в своем углу в мятой рубашке и с потными кругами под мышками и обеспечивал полный и абсолютный порядок во всем. Когда «Дивизии» требовался самолет, чтобы доставить по воздуху команду из дружественного Казахстана в недружественную Чечню, Коннор знал точно, что подойдет только «Пилатус Р-3», и немедленно его обеспечил. Если оперативнику в Сеуле требовался фальшивый паспорт, чтобы перебраться в Китай, Коннор мог раздобыть его в двадцать четыре часа. (При этом можно не сомневаться, что паспорт чистый, то есть его номер по всем правилам зарегистрирован в соответствующей стране и никогда не вызовет подозрений.) Нужно подкупить продажного сановника? Коннору достаточно позвонить какому-нибудь услужливому банкиру в одном из «налоговых убежищ», разбросанных по миру, и нужная сумма перетекала в нужный карман. Транспортировка автоматов Калашникова дружественным силам в Колумбии? Коннор наизусть знал телефоны торговцев оружием любого вида в обоих полушариях, а возможно, даже их дни рождения. Короче говоря, Фрэнк Коннор умел добиваться результата. Быстро. Эффективно. И главное — секретно.

Но не менее важным для надзирателей из Пентагона было то, чего Коннор не делал. Он не строил собственных планов. Не плел интриг. Не был пустым мечтателем. Достаточно было взглянуть на его обвислые щеки, мешки под глазами и кривобокую походку, и сразу становилось ясно: этот к славе не рвется. Именно такой человек устраивал всех — сугубо конфиденциальная личность, будет руководить деятельностью «Дивизии», пока та не умрет тихой, скрытой от посторонних глаз смертью.

К тому же Фрэнк Коннор никогда не высказывал несогласия. По крайней мере вслух. Однако при всем том у Коннора имелись собственные идеи о будущем опального агентства — и преждевременная смерть «Дивизии» отнюдь не входила в его планы. Вопреки провалу в Швейцарии, он продолжал верить в будущее своей организации. И, несмотря на то что думали о Конноре его гораздо лучше одетые, причесанные и информированные боссы, он таки мечтал. И да, интриговал. И да, у него были свои планы. Коннор считал, что «Дивизия» не умерла, а просто взяла передышку, набирается сил и только ждет шанса вернуть себе былую славу.

Шанс Фрэнка Коннора.

Пора выходить из тени.

— Есть у вас информация о медицинской конференции, ради которой он якобы приехал? — спросил он.

— У них есть сайт в Интернете, — ответил Эрскин. — Я выбрал самое главное. Взгляните.

Коннор изучил титульный лист. «Международная терапевтическая ассоциация, 21-й ежегодный конгресс».

— Что в этой конференции такого важного, что выманило Рэнсома из его любимого полевого госпиталя?

— Он основной докладчик. Должен выступать завтра утром.

Коннор нашел расписание конференции. «Лечение детских болезней, вызванных паразитами».

— Боюсь, я тут ничего не пойму. Где, вы сказали, он остановился?

— В отеле «Дорчестер».

— Неплохо, — сказал Коннор и поднял бровь, продолжая переворачивать страницы. — Сколько у нас там людей?

— В Лондоне? Четверо, но один в отпуске.

— Четверо? Вы что, смеетесь?

Коннор покачал головой. Лондон — столица европейской разведки. Год назад «Дивизия» могла похвастаться шикарными офисами неподалеку от американского посольства на Гроувенор-сквер, со штатом из двадцати постоянно работающих профессионалов и еще двадцати контрактников, готовых явиться по первому зову.

— Немедленно верните из отпуска этого сукина сына и учтите, я не шучу. Организуйте посменное круглосуточное наблюдение за отелем Рэнсома. Двое дежурят, двое отдыхают. Пусть через час доложат, что прибыли на место. И подумайте, где можно раздобыть еще людей. Свяжитесь с Берлином и Миланом. Там кто-то должен быть.

— Понятно, — сказал Эрскин.

Питер Эрскин — тридцатилетний, бледный, сухопарый, как бегун, с темными волосами, зализанными с помощью пригоршни геля, и хитроватыми голубыми глазами, от которых ничего не могло укрыться. Шпион в третьем поколении. Частная школа в Дирфилде, потом Йель, стипендия Фулбрайта, в придачу член тайного университетского общества «Череп и кости». Его дед во время Второй мировой войны работал с Алленом Даллесом в Швейцарии, а отец был заместителем начальника оперативного управления, когда будущий 41-й президент США Джордж Буш-старший в середине семидесятых занимал пост директора ЦРУ в Лэнгли. Эрскин был как бы шелковым чехлом для наждака Коннора. Проблеск горностаевого меха, чтобы убедить приезжих сановников с Капитолийского холма, что «Дивизии» можно доверять.

Коннор бросил бумаги на стол:

— Итак, он проделал весь этот путь из африканской глуши только для того, чтобы произнести речь о тропических паразитах кучке богатеньких докторишек? Меня этим не купишь. Он должен знать, что мы не сводим с него глаз. Она его наверняка об этом предупреждала. Зачем же ему себя компрометировать? Он здесь по другой причине.

— Я проверил у организаторов конференции, — сказал Эрскин. — Рэнсома пригласили три месяца назад. Они оплатили авиабилет и проживание в гостинице.

— Нет, — сказал Коннор, скрестив руки на бочкообразной груди и пристально глядя на своего заместителя. — Все дело в ней.

Упоминать имя необходимости не было. Речь шла об Эмме Рэнсом.

Коннор подошел к окну. Офисы «Дивизии» были перемещены в неприметное здание на Тайсонс-Корнер, в окраинный городской комплекс, расположенный в пятнадцати милях к юго-востоку от Вашингтона. «Дивизия» делила здание с Внутренней налоговой службой США и Палатой мер и весов. Со своего насеста на втором этаже Коннор взирал на ничем не примечательный отрезок виргинского асфальта и авторемонтную мастерскую. Да, это мало походило на мемориал Линкольна с Зеркальным прудом.

— Она там, Пит. Не он это придумал — тащиться на какую-то пижонскую конференцию в Лондоне. Он-то как раз терпеть не может такие мероприятия. Это все проделки Эммы.

— При всем уважении к вам, сэр, я, конечно, могу понять ее желание видеть мужа, но зачем выбирать Лондон? Ни один город в мире не находится под таким пристальным наблюдением. По всему Лондону установлено пятьдесят тысяч видеокамер, и это только те, что относятся к ведению правительства. Изображение рядового лондонца, идущего по Оксфорд-стрит, раз пятьдесят за день появляется на мониторе. Это все равно что залезть в резервуар с акулами, когда у тебя весь нос в крови.

— На нее это похоже, — сказал Коннор.

Именно Эмма Рэнсом сорвала операцию в Швейцарии, что чуть было не привело к краху «Дивизии». В списке особо опасных лиц, составленном Коннором, она шла под номером один. «Дивизии» не суждено возродиться, а Фрэнку Коннору — продвинуться, пока об этой дамочке не позаботятся.

— Как насчет телефона Рэнсома? — спросил он.

— Его мобильника? Номер есть у нас в картотеке, он зарегистрирован в «Водафоне».

«Водафон» — крупнейший оператор мобильной связи в Европе.

— У нас есть связи в их лондонском офисе?

— Сейчас уже нет.

Коннор едва сдержался, чтобы не выругаться. Он был ирландец, к тому же католик и, как и прежде, посещал мессу дважды в неделю. Вера его с годами ослабла, но он продолжал молиться с пылкостью новообращенного. Он полагал, что если делаешь ставку, то ее следует обеспечивать.

— Когда у Рэнсома обратный рейс?

— Через три дня.

— Три дня? Значит, один день у него свободный?

— В общем-то, да, но…

— Никаких «но». Она контактировала с ним. И хочет встретиться.

— Но зачем? — не сдавался Эрскин. — Она никогда не пошла бы на такой риск. Не в таком месте. И не сейчас. Особенно после того, что случилось в апреле в Италии. Она ведь понимает, что при въезде в страну мы сразу же его засечем. Она не станет так глупо рисковать.

— Может быть. Но может быть, и станет. — Коннор положил локти на стол и побаюкал в руках свой мясистый подбородок. Его налитые кровью карие глаза были устремлены за окно, и говорил он как бы себе самому, настраиваясь на предстоящую работу и словно забыв, что Эрскин находится рядом с ним в комнате. — В Риме у нас был шанс до нее добраться. Мы закинули наживку, уже стали наматывать леску, а потом все испортили. Теперь, слава богу, мы получили другую возможность. Она в Лондоне, приехала повидаться с мужем. Я это точно знаю. И на этот раз она от нас не уйдет.

Напоследок Коннор сделал два звонка. Сначала в офис на первом этаже Пентагона, где работали круглосуточно. Это было Управление тыла при Министерстве обороны.

— Мне нужен реактивный самолет.

— Извините, Фрэнк. Ничего не можем сделать. Вас больше нет в списке.

— Забудьте про список. Здесь особый случай. — Коннор зажал телефон подбородком, одновременно роясь в письменном столе в поисках паспорта. Канадский. Австралийский. Бельгийский. Наконец он выгреб намибийский паспорт на его рабочий псевдоним Стэндиш и проверил, не просрочены ли визы. — Итак?

— Речь идет о ней?

— В один конец до Лондона. — Коннор продолжал, словно не слыша вопроса: — У вас наверняка есть резервный «Лир» для министра обороны. Сегодня он никуда не собирается. Саудовцы будут настаивать на срочном совещании сегодня утром. Им очень нужны «F-22».

— Как, черт возьми, вы узнали?

— Он должен быть заправлен и готов через час.

— Фрэнк, вы мне доставляете очень много хлопот.

Коннор прекратил рыться в столе и встал.

— Не заставляйте меня поднимать этот вопрос, — сказал он тем же спокойным голосом. — Напоминать о долгах так неловко.

Молчание в трубке длилось секунд десять.

— Я не могу предоставить вам самолет босса, но в аэропорту Даллеса стоит резервный «Сайтейшн», уже заправленный и с командой на борту. Единственная сложность — он входит в список слежения Федерального авиационного агентства США. Радар будет все время следить за вами. Это не вызовет проблем?

Коннор обдумывал сказанное несколько минут.

— Нет, — сказал он, отбрасывая намибийский паспорт и доставая американский, единственный с его подлинной фамилией. — С этим никаких проблем не возникнет.

— И вот еще что, Фрэнк…

— Да?

— Я могу добавить в команду бортпроводника.

— В этом нет необходимости, — сказал Коннор, надевая пиджак. — Я полечу один.

Потом он позвонил по линии засекреченной связи на частный номер в Англии. Код зоны — 20, центр Лондона.

— Это я, — сказал он, когда сняли трубку.

— Здравствуйте, Фрэнк. По-прежнему раздаете извещения об увольнении?

— Пока прекратил. Я звоню, чтобы дать тебе шанс вернуться… если тебе это интересно.

— Конечно, сами знаете.

— У тебя что-то запланировано на сегодняшний вечер?

— Ничего, что нельзя было бы отменить.

— Хорошо. Надо бы посетить вечеринку с коктейлями. Отель «Дорчестер». В шесть вечера. Устраивается для кучки врачей, так что ты будешь там вполне на месте. Послушай внимательно, о чем там будут говорить.