Проблема «добровольной трудовой дисциплины»

В каждой социальной теории подчёркивается, что труд составляет основу социальной жизни человека. Но проблема заключается не в том, что труд составляет основу человеческой жизни, а в характере труда, т. е. соответствует или не соответствует труд биологическим потребностям народных масс. Экономическая теория Маркса показала, что все экономические ценности возникают благодаря затратам живой рабочей силы, а не благодаря затратам мёртвых материалов.

Таким образом, рабочая сила, как единственная сила, способная производить ценности, заслуживает величайшего внимания. В обществе, которое вынуждено жить в условиях рыночной экономики (а не натурального хозяйства), не может быть и речи о внимательном отношении к рабочей силе. Рабочая сила, подобно любому другому товару, покупается и используется владельцами средств производства (государством или индивидуальными капиталистами). Получаемая трудящимся «заработная плата» приблизительно соответствует тому минимуму, который ему необходим для восстановления своей рабочей силы. Экономика, которая ставит своей целью извлечение прибыли, не заинтересована в сбережении рабочей силы. Рост механизации труда приводит к такому избытку рабочей силы, что для затраченной рабочей силы всегда можно найти замену.

Советский Союз упразднил частную экономику, оставив в неприкосновенности государственную, основанную на извлечении прибыли экономику. Его первоначальная задача заключалась в том, чтобы превратить капиталистическую «экономизацию» труда в социалистическую «экономизацию» труда. Советский Союз освободил производительные силы страны и в общем сократил продолжительность работы. Таким образом, ему удалось избежать безработицы и успешно преодолеть период острого экономического кризиса

1929-1932 годов. Несомненно, меры по рациональному ведению хозяйства, которые вначале носили социалистический характер, позволили Советскому Союзу удовлетворить потребности общества в целом. И всё же основная проблема подлинно рабочей демократии составляет нечто большее, чем простую экономию рабочей силы. Прежде всего проблема заключается в таком изменении характера труда, чтобы он превратился из тягостной обязанности в приятное удовлетворение потребности.

Характерологический анализ человеческого аспекта труда (исследование, далёкое от завершения) даёт нам ряд подходов к практическому решению проблемы отчуждения труда. С удовлетворительной точностью различают два вида человеческого труда: принудительный, не доставляющий удовольствия труд и естественный, приятный труд .

Для понимания этого различия нам в первую очередь необходимо освободиться от механистических «научных» взглядов на труд человека. Экспериментальная психология рассматривает только проблемы методов, обеспечивающих максимальное использование рабочей силы. При этом под властью труда понимается та радость, которую испытывает независимый учёный или художник от своих достижений. Даже психоаналитическая теория труда допускает ошибку, ориентируясь только на модель интеллектуальных достижений. Исследование труда с точки зрения массовой психологии правильно исходит из отношения трудящегося к продукту своего труда. Это отношение имеет социально-экономическую основу и связано с получением удовольствия от своего труда. Труд составляет основную биологическую деятельность, в основе которой, как и всей жизни, лежит приятная пульсация.

Удовольствие, получаемое «независимым» исследователем от своей работы, не может служить критерием труда вообще. С социальной точки зрения (любая другая точка зрения не имеет отношения к социологии) труд в XX столетии определяется долгом и необходимостью зарабатывать средства к существованию. Труд миллионов наёмных работников во всём мире не доставляет им ни удовольствия, ни биологического удовлетворения. В его основе лежит модель принудительного труда. Для него характерно противодействие биологической потребности трудящегося в удовольствии. Труд проистекает из чувства долга и совести и обычно выполняется для других. Трудящийся не заинтересован в продукте своего труда, поэтому труд тягостен и лишён удовольствия. Труд, основанный не на удовольствии, а на принуждении, неудовлетворителен с биологической точки зрения и не очень продуктивен в экономическом отношении.

Эта важная проблема мало изучена. Прежде всего нам необходимо составить общее представление. Ясно, что механический, биологически неудовлетворительный труд является следствием широко распространённого механического мировоззрения и машинной цивилизации. Можно ли примирить биологический и социальный аспекты труда? Такое примирение можно осуществить, но для этого в первую очередь необходимо радикально изменить укоренившиеся идеи и институты.

Ремесленник XIX столетия ещё сохранял связь с продуктом своего труда. Но теперь, когда рабочий вынужден из года в год выполнять одну и ту же операцию (как, например, на заводе Форда) и работать с одной деталью, а не с изделием в целом, не может быть и речи о труде, способном доставлять удовольствие. Наряду с системой платного труда, механизация и специализация труда приводят к тому, что рабочий утрачивает связь с машиной. Здесь можно возразить, указав, что в действительности существует потребность трудиться, «естественное» удовлетворение от труда присуще самому акту труда. Действительно, существует биологическое удовлетворение от деятельности, но рыночная экономика придаёт этой деятельности формы, которые уничтожают удовольствие от труда и стремление трудиться, блокируя их проявления. Несомненно, одна из неотложных задач рабочей демократии заключается в обеспечении соответствия между условиями и формами труда, с одной стороны, и потребностью трудиться и удовольствием от труда, с другой. Другими словами, необходимо устранить противоречие между удовольствием и трудом. Здесь открывается широкое поле для человеческой мысли. Каким образом можно сохранить экономизацию и механизацию труда и не уничтожить удовольствие, доставляемое трудом? Рабочий может установить связь с законченным изделием, в изготовлении которого он принимает участие, без устранения разделения труда. Радость жизни, получаемая от трудовой деятельности, составляет существенный компонент перестройки личности, когда человек превращается из раба в хозяина производства. Если бы человек имел непосредственное отношение к продукту своего труда, он был бы рад взять на себя ответственность за свой труд. В настоящее время он этого не делает.

Можно было бы сослаться на Советский Союз и сказать: «Хотя вы, рабочие-демократы, гордитесь своим несентиментальным подходом к реальности, тем не менее вы остаётесь утопистами и фантазёрами. Разве в Советском Союзе, в этом раю рабочих, отменяли разделение труда? Разве там испытывают удовольствие от труда? Разве там упразднена система наёмного труда и рыночная экономика? Разве результаты рабочей революции не свидетельствуют о невозможности и иллюзорности ваших эпикурейских взглядов на труд?»

На эти доводы можно ответить следующим образом. Несмотря на развитие естественной науки в 1944 году мистицизм укрепил свои позиции в среде народных масс. Это бесспорно; но если кому-нибудь не удаётся достичь цели (в данном случае целью является рациональность народных масс), это не означает, что её невозможно достичь. Основной вопрос стоит так: является ли приятный труд реальной или утопической целью? Если такой труд составляет реальную цель и если все к нему стремятся, тогда что мешает его реализации? Этот вопрос относится как к технике, так и к науке. Если до сих пор никому не удавалось подняться на вершину Эвереста, это не означает, что на неё вообще невозможно подняться. Проблема заключается в том, чтобы преодолеть последние восемьсот метров.

Здесь ясно раскрывается противоположность рабочей демократии и политики. Наши газеты заполнены политическими дискуссиями, в которых не рассматриваются трудности трудового процесса народных масс. Это вполне понятно, так как политиканы ничего не знают о труде. Теперь представим себе, что рабоче-демократическое общество решило изгнать иррационализм из своих газет и заняться обсуждением условий труда, способного доставлять удовольствие. Трудящиеся массы тотчас выступят с множеством рекомендаций и предложений и таким образом навсегда покончат с политизацией. Подумайте только, как приятно будет какому-нибудь начальнику, инженеру или специалисту обсуждать различные аспекты и этапы трудового процесса и выдвигать предложения и рекомендации по его совершенствованию. Они будут спорить и состязаться друг с другом. Споры будут жаркими. Как замечательно! Прошло много времени, пока не возникла мысль строить заводы, похожие на дома отдыха, а не на тюрьмы, с хорошим освещением и вентиляцией, с душевыми и кухнями. Под нажимом военной экономики на заводах стали по радио транслировать музыку. Трудно сказать, как далеко мог бы зайти этот процесс, если бы прессой распоряжались трудящиеся, а не политиканы.

В годы первой пятилетки в советской экономике проявлялись признаки рабочей демократии. Так, например, было отменено одностороннее специальное обучение и делалось всё возможное для обеспечения всесторонней подготовки молодёжи к профессиональной деятельности. Таким образом, предпринимались попытки нейтрализовать последствия разделения труда. Сузился разрыв между «умственным» и «физическим» трудом. Молодёжь получала такую всестороннюю интеллектуальную и физическую подготовку для дальнейшей профессиональной деятельности, что любой член общества мог быть использован на любом месте в трудовом процессе. Например, в крупных фирмах периодически осуществлялся перевод работников с одной должности на другую. Кроме того, между различными фирмами осуществлялся обмен работниками. Когда квалифицированные специалисты входили в состав руководства фирмы, через некоторое время их отсылали к станкам, чтобы они не утратили связь со своей работой и не превратились в бюрократов.

Самоуправление фирм проявилось в создании так называемого «тройственного руководства». Каждая фирма управлялась работниками, которые избирались для этой цели всей фирмой. Таким образом, все работники принимали непосредственное участие в управлении. Проводились специальные «рабочие совещания». Эти и многие другие факты свидетельствуют о стремлении восстановить единство удовольствия и труда. Здесь противники рабочей демократии могут указать, что большинство из этих достижений невозможно было сохранить. Так, например, производственные совещания с участием всех работников фирмы со временем превратились в пустую формальность, а затем и полностью прекратились. На это можно возразить так: разве братья Райт не сделали возможным полёты, хотя попытки летать, предпринятые Дедалом и Икаром в древности и Леонардо да Винчи в эпоху средневековья, потерпели неудачу?

Первые попытки внедрить рабоче-демократическое управление фирмами в Советском Союзе не увенчались успехом потому, что реорганизация управления фирмами не сопровождалась перестройкой психологии трудящихся. Отсюда необходимо сделать выводы и в следующий раз сделать лучше.

Тройственное руководство и самоуправление фирм были упразднены, когда один руководитель стал директором фирмы, взял на себя индивидуальную ответственность и занял независимую позицию в руководстве. Действительно, «директор» был выходцем из среды работников фирмы, но этот независимый управляющий фирмы вскоре был вынужден приобрести качества надсмотрщика, бюрократа или правителя, который уже не принадлежал к массе трудящихся. Здесь мы находим корни «правящего класса» Советского Союза. Но это не опровергает того факта, что по своей природе и в силу необходимости трудовой процесс является рабоче-демократическим процессом. Саморегуляция труда является рабоче-демократическим процессом. Саморегуляция труда осуществляется спонтанно. Необходимо так изменить психологию трудящегося, чтобы естественная рабочая демократия освободилась от бюрократической обузы. Кроме того, необходимо помочь рабочей демократии создать свои формы и структуры. Знакомый с трудовыми процессами рабочий-демократ не отрицает существование трудностей; напротив, он сосредоточивает все свои силы на них, так как ему важно понять и преодолеть все трудности. Он не радуется тому, что существуют трудности, препятствия и неудачи. Причину для радости здесь может увидеть только политикан, который приобретает власть над народными массами благодаря трудностям. Рабочий-демократ не использует неудачи, чтобы показать невозможность рациональной экономики и неизменность психологической структуры личности. Он учится на своих неудачах. Только хромой может смеяться над бегуном, которому не удаётся взять барьер.

Одна из основных трудностей, с которой советскому правительству пришлось столкнуться довольно рано, заключалась в том, что квалифицированные и заинтересованные рабочие не проявляли особого энтузиазма по отношению к политике. В поддержку этого утверждения достаточно привести высказывание одного чиновника:

«Любовь к своей профессии имеет важное значение. Квалифицированные рабочие составляют лучший резерв партии. Они всегда довольны своим делом и всегда ищут новых способов улучшения своей работы. Они отличаются высоким уровнем сознательности. Когда у них спрашиваешь, почему они не вступают в партию, они отвечают, что у них нет времени. „Меня интересует, – говорят они, – как повысить качество стали и бетона“ Они сами что-то придумывают, какой-нибудь инструмент и т.д. Нас интересуют именно такие рабочие; но мы ещё не придумали, как привлечь их внимание к политике. Тем не менее они – лучшие, самые развитые рабочие. Они всегда заняты делом и ищут способы улучшения производства».

Этот чиновник затронул один из основных вопросов взаимосвязи политики и труда. В Германии тоже нередко приходится слышать аналогичные высказывания. «Безусловно, те из нас, кто стремится к свободе, следуют верным путём, и рабочие понимают нас; но они не хотят иметь дела с политикой. Так же трудно обстоит дело и с промышленными рабочими». Наряду с крушением политических надежд, в результате которого немецкие промышленные рабочие отошли от коммунистической партии, существовало ещё одно чрезвычайно важное обстоятельство, которое оставалось без внимания или понимания. Политики ничего не понимали в технических вопросах и поэтому были полностью обособлены от сферы конкретного труда. Рабочему, заинтересованному в решении технических проблем своей работы, приходилось «настраиваться на политику», если вечером он слушал выступление представителя какой-нибудь партии. Политические деятели были не способны развивать социально-революционные идеи и взгляды, исходя из самого процесса труда; они просто ничего не знали о труде. В то же время они стремились установить связь с рабочими с помощью абстрактных идей высокой политики, которые совершенно не интересовали рабочих. Все аспекты рабочей демократии могут развиваться на основе технических особенностей труда. Как нам управлять фирмой, когда мы её создадим? Какие трудности нам придётся преодолеть? Какие меры необходимо принять, чтобы облегчить нашу работу? Чему мы ещё можем научиться, чтобы лучше управлять своей фирмой? Что необходимо сделать для обеспечения жильём, питанием, уходом за детьми и т. д.? Такие вопросы стоят перед теми, кто выполняет ответственную работу с сознанием, что эта фирма – наш трудный ребёнок. Отчуждение рабочего от своего труда можно преодолеть только тогда, когда сами рабочие научатся решать технические вопросы своей фирмы. Квалифицированный труд и социальная ответственность должны быть нераздельны, и тогда будет устранена противоположность между трудом, доставляющим удовольствие, и техническими условиями труда.

В условиях правления фашистов в Германии рабочий совершенно не интересовался процессом труда. Он был безответственным подчинённым, выполняющим приказы управляющего фирмой, на котором лежала вся ответственность. Рабочий мог предаваться националистическим иллюзиям и полагать, что он представляет фирму в качестве «немца», а не социально ответственного производителя потребительских ценностей. Такой иллюзорно-националистический подход был характерен для всей деятельности НСБО в Германии, которая стремилась скрыть очевидное отсутствие интереса рабочего к своему труду с помощью иллюзорной идентификации с «государством». В Германии, Америке или Гонолулу общество остаётся обществом, а машина – машиной. Как и сам труд, общество и машина являются интернациональными реальностями. «Немецкий труд» – это абсурд! Естественная рабочая демократия устраняет отсутствие интереса. Она не скрывает его с помощью иллюзорной индентификации с «государством», цветом волос или формой носа. Она устраняет отсутствие интереса, создавая для рабочих возможность ощутить реальную ответственность за продукт своего труда и осознать, что «эта фирма наша». Дело заключается не в наличии или отсутствии формального «классового сознания» или принадлежности к определённому классу, а в наличии профессионального интереса к своему делу и объективной связи со своим трудом, которая обеспечивает замещение национализма и классового сознания сознанием своего мастерства. Только при наличии тесной, объективной связи со своим трудом можно понять всю пагубность воздействия диктаторских, формально демократических форм труда не только на сам труд, но и на удовольствие, доставляемое трудом.

Когда человек получает удовольствие от своего труда, мы называем его отношение к труду «либидозным». В связи с тесным переплетением труда и сексуальности (в широком смысле этого слова) отношение человека к труду также относится к сфере сексуальной энергетики народных масс. Гигиена трудового процесса зависит от способа использования народными массами своей биологической энергии. Источником труда и сексуальности служит одна и та же биологическая энергия.

Политическая революция, осуществлённая рабочими, не внедрила в их сознание мысль о том, что они несут ответственность за всё происходящее. Эта неудача вызвала отход к авторитаризму. Почти с самого начала правительство Советского Союза столкнулось с невнимательным отношением рабочих к своему инструменту. Поступало много жалоб на высокую текучесть рабочей силы в различных фирмах. 22 мая 1934 года в «Биржевом бюллетене» был опубликован подробный отчёт о «неудовлетворительных» условиях в угледобывающих районах, особенно в Донбассе. В отчёте сообщалось, что повысить суточную выработку со 120 до 148 тысяч тоны в январе 1934 года удалось только с помощью чрезвычайных мер, т. е. направив лишних инженеров и технических работников в шахты. Но даже и тогда не были использованы все машины, и в марте суточная выработка снова снизилась до 140 тысяч тонн. Одна из основных причин такого резкого падения производства заключалась в «халатном отношении» к машинам. Другая причина заключалась в том, что «с приближением весны» многие рабочие увольнялись с шахт. В прессе это объяснялось «отсутствием интереса». В течение января и февраля с шахт уволились 33 000 рабочих и были приняты на работу 28 000 новых рабочих. Полагают, что такую большую миграцию рабочей силы можно было предотвратить, если бы управление улучшило жилищно-бытовые условия рабочих и предоставило возможность отдыха в часы досуга.

«Чистому» экономисту это могло показаться причудой. Разумеется, «свободное время» предназначено для развлечений и участия в радостях жизни. Фирмы создавали клубы, театры и другие места отдыха и развлечений. Таким образом, в гигиене труда придавалось важное значение наслаждению. Но официально, особенно в социальной идеологии, «труд» определяли как «сущность жизни» и объявляли противоположностью сексуальности.

В фильме «Путёвка в жизнь» показан бунт малолетних преступников на фабрике. Характерно, что бунт вспыхивает весной. Преступники разбивают машины и отказываются работать. В фильме возникновение бунта объясняется отсутствием рабочих материалов, доставка которых прекратилась в связи с затоплением железной дороги. Ясно, однако, что у молодых людей, проживавших без девушек, была «весенняя лихорадка», которая проявилась благодаря отсутствию рабочих материалов. Неудовлетворённая сексуальность легко превращается в гнев. В тюрьмах отсутствие полового удовлетворения приводит к бурным проявлениям садизма. Поэтому неудовлетворительные сексуально-энергетические условия в Советском Союзе послужили причиной того, что именно весной произошло увольнение 33000 рабочих. Под «сексуально-энергетическими условиями» мы понимаем нечто большее, чем возможность регулируемой половой жизни, способной доставлять удовольствие. В первую очередь мы имеем в виду всё то, что связано с удовольствием и радостью человека от своего труда. Однако советские политики использовали для борьбы с половыми потребностями своего рода трудовую терапию. Такие меры неизбежно приводят к неожиданным неприятным последствиям. За последние десять лет я не встретил в официальной советской литературе ни одного упоминания о существенно важных биологических отношениях.

Связь между половой жизнью трудящегося и выполнением им своей работы имеет существенное значение. Может показаться, что труд предотвращает удовлетворение половой потребности, т. е. чем больше человек трудится, тем меньше он испытывает потребность в половом удовлетворении. В действительности дело обстоит совсем иначе: при выполнении всех внешних условий степень удовольствия от своей половой жизни определяет степень удовольствия от своего труда. Удовлетворённая половая энергия спонтанно превращается в интерес к труду и побуждение к деятельности. И, наоборот, подавление и отсутствие удовлетворения половой потребности приводят к различным нарушениям трудового процесса. Поэтому основной принцип гигиены труда в рабоче-демократическом обществе гласит: необходимо создать не только оптимальные внешние условия труда, но и внутренние биологические предпосылки для обеспечения максимальной реализации биологического стремления к деятельности. Поэтому обеспечение удовлетворительной половой жизни трудящихся масс составляет существенное условие труда, доставляющего удовольствие. В любом обществе та степень, в какой труд уничтожает радость жизни и представляется как долг перед «родиной», «пролетариатом», «народом» или какой-либо иной иллюзией, служит надёжным критерием для оценки антидемократического характера правящего класса данного общества. Между такими понятиями, как «долг», «государство», «дисциплина и порядок», «жертвенность», существует такая же тесная связь, как и между такими понятиями, как «радость жизни», «рабочая демократия», «саморегуляция», «приятный труд» и «естественная сексуальность».

В академической философии ведётся оживлённое обсуждение вопроса: существует или не существует биологическая потребность в труде? Здесь, как и во многих других областях, отсутствие необходимого опыта не позволяет найти решение данной проблемы. Влечение к деятельности возникает в биологических источниках возбуждения организма и поэтому имеет естественный характер. Но формы труда имеют не биологическую, а социальную детерминированность. Естественное и не требующее усилий влечение личности к труду реализуется спонтанно, на основе объективных задач и целей, и обеспечивает удовлетворение социальных и индивидуальных потребностей. Применительно к гигиене труда это означает, что труд должен быть организован так, чтобы биологическое влечение к деятельности получило развитие и удовлетворение. Такая деятельность исключает возможность возникновения любой формы авторитарно-моралистического труда под давлением чувства долга, поскольку она не терпит никакого начальства. Для реализации такой деятельности необходимо осуществить следующие мероприятия:

1. Создание оптимальных внешних условий для труда (охрана труда, сокращение продолжительности работы, разнообразие рабочих функций, установление непосредственной связи между рабочим и продуктом его труда).

2. Освобождение естественного влечения к деятельности (предупреждение формирования жёсткой характерологической структуры).

3. Создание предварительных условий, которые позволят превратить половую энергию в интерес к труду.

4. Для этого необходимо обеспечить возможность удовлетворения половой энергии, т. е. создать все необходимые условия для удовлетворительной сексуально-энергетической, социально позитивной половой жизни всех трудящихся (приличные жилищно-бытовые условия, доступность противозачаточных средств, позитивная сексуальная энергетика в области регулирования детской и подростковой сексуальности).

Объективный подход к регрессивным явлениям в Советском Союзе позволяет убедиться в неправильности оценки трудностей, связанных с изменением психологии масс, которую обычно рассматривали как второстепенный, всего лишь «идеологический» фактор. То, что осуждалось с моральных позиций как «старые традиции», «праздность», «склонность к мелкобуржуазным привычкам» и т. д., составило гораздо более сложную и трудную проблему, чем механизация промышленности. Под угрозой агрессивных империалистических держав советское правительство было вынуждено с максимальной поспешностью осуществлять индустриализацию. Поэтому, отказавшись от осуществления общественного самоуправления, оно вернулось к авторитарным методам управления.

Прежде всего потерпели неудачу попытки превратить авторитарно-принудительный труд в добровольный, доставляющий биологическое удовлетворение. Трудовой процесс по-прежнему осуществлялся в условиях жёсткой конкуренции при иллюзорной идентификации с государством. На XVII съезде Коммунистической партии Советского Союза Сталин отметил «обезличивание труда» и «безразличие к рабочим материалам» и продукции, предназначенной для потребителей. Несмотря на всю свою демократичность,

Рабоче-крестьянская инспекция, созданная в 1917 году при Центральном Комитете для осуществления контроля за его работой, не оправдала ожиданий. В этой связи Сталин отметил следующее:

«В силу своей структуры Рабоче-крестьянская инспекция не способна полностью контролировать выполнение работы. Несколько лет назад, когда наша работа в экономической сфере была проще и менее удовлетворительной и каждый считался с возможностью проверки работы всех комиссаров и всех промышленных организаций, существование Рабоче-крестьянской инспекции было оправдано. Но теперь, когда расширилась и усложнилась наша работа в экономической сфере и отсутствует необходимость и возможность осуществления её контроля из центра, нам необходимо преобразовать Рабоче-крестьянскую инспекцию. Теперь нам нужен не надзор, а контроль за осуществлением решений Центрального Комитета. Теперь нам нужен контроль за осуществлением решений центральных судов. Теперь нам нужна такая организация, которая не стремилась бы осуществлять надзор за всем, а была бы способна сосредоточить всё своё внимание на контроле и проверке выполнения решений центральных учреждений. Такой организацией может быть только советская Контрольная комиссия Совнаркома Советского Союза. Этот Комиссариат должен нести ответственность за свою деятельность перед Советом комиссаров. Он будет иметь местных представителей, независимых от местных организаций. Тем не менее для обеспечения достаточного авторитета и возможности призвать к ответственности любое должностное лицо кандидаты в члены советской Контрольной комиссии должны назначаться партийным съездом и утверждаться Советом комиссаров и Центральным Комитетом партии. Я считаю, что только такая организация будет способна укрепить советский контроль и советскую дисциплину. Члены этой организации должны назначаться и освобождаться от должности только высшим органом, съездом партии. Несомненно, такая организация действительно сможет обеспечить контроль за выполнением решений центральных партийных органов и укрепить партийную дисциплину» (выделено В.Р.).

Здесь ясно выражен переход от самоуправления фирм, к авторитарной форме управления. Рабоче-крестьянская инспекция, которая первоначально должна была осуществлять контроль за работой государственного руководства, полностью прекратила своё существование и была заменена органами, назначаемыми государством для контроля за работой рабочих и крестьян. Рабочие и крестьяне промолчали; провал социальной демократии был полным. Не нашла выражения и понимания неспособность народных масс к свободе.

Этот переход был вызван необходимостью сохранения единства российского общества. Стремление к самоуправлению осталось нереализованным. Оно не могло реализоваться потому, что коммунистическая партия, провозглашавшая принцип самоуправления, не признала правомерность средств, обеспечивающих самостоятельное развитие самоуправления. Вначале Рабоче-крестьянская инспекция должна была осуществлять контроль и надзор за работой советских комиссариатов и экономических организаций в качестве выборных представителей съезда советов. Другими словами, трудящиеся массы, избиравшие совет, контролировали работу партии и экономики. Теперь эта функция была передана партии и её органам, независимым от местных советских организаций. Если Рабоче-крестьянская инспекция служила выражением стремления масс к саморегуляции и самоуправлению, то новая «контрольная комиссия» служила выражением авторитарной реализации партийных решений. Это был один из многих отказов от намерения установить самоуправление в пользу авторитарного управления обществом и экономикой.

Была ли обусловлена эта мера неопределённой сущностью советов? На этот вопрос можно дать следующий ответ. Неудачу потерпели не советы как представители трудящихся, а политиканы, манипулировавшие советами. Во всяком случае, Советское правительство должно было решать проблемы экономики и трудовой дисциплины. Нереализованность принципа самоуправления неизбежно должна была привести к авторитарному принципу. Это не означает, что мы оправдываем авторитарный принцип. Напротив, подчёркивая катастрофичность этого регресса, мы стремимся понять его причины, чтобы затем устранить трудности и в конечном счёте обеспечить победу принципа самоуправления. Ответственность за эту неудачу полностью лежит на самих трудящихся массах. Они не могут рассчитывать на освобождение от авторитарных форм правления, если сами не научатся освобождаться от своих слабостей. Никто не может им помочь. Они, и только они, несут за всё ответственность. И это вселяет надежду. Нельзя бранить Советское правительство за возвращение к авторитарно-моралистическим методам управления. Оно было вынуждено это сделать, чтобы не поставить всё под угрозу. Его следует упрекать за то, что оно не обращало внимания на самоуправление, препятствовало его будущему развитию и не создавало предпосылок для его реализации. Советскому правительству следует поставить в вину забвение необходимости отмирания государства. Оно не использовало неудачу самоуправления и саморегуляции масс в качестве отправной точки для новой, более энергичной деятельности. Советское правительство следует укорять за стремление убедить мир в том, что, несмотря ни на что, развивается саморегуляция и торжествуют «социализм» и подлинная демократия. Иллюзии всегда препятствуют подлинной реализации того, за что они себя выдают. Отсюда видно, что первая обязанность каждого подлинного демократа состоит в выявлении и анализе трудностей, чтобы затем помочь преодолеть их. Открытое признание существования диктатуры менее опасно, чем ложная демократия. Если от диктатуры можно защищаться, то ложная демократия подобна водоросли, цепляющейся за тело утопающего. Советские политики заслуживают упрёки в обмане. Они причинили больший вред развитию подлинной демократии, чем Гитлер. Это тяжёлое, но заслуженное обвинение. Нет смысла рассуждать о самокритике. Как бы это ни было тягостно, необходимо также и критиковать себя.

Неудачная попытка осуществить самоуправление в Советском Союзе привела к усилению трудовой дисциплины. Это ясно проявилось в пропагандистском обеспечении выполнения первого пятилетнего плана с использованием военной терминологии. Так, экономическая наука была «крепостью», которую молодёжь должна была «взять штурмом». Как в военное время, пресса сообщала о «военных кампаниях» и «фронтах». Армии рабочих «вели бои». Бригады штурмовали «опасные перевалы». «Железные батальоны» брали «под сильным огнём участки фронта». «Кадры» назначались. «Дезертиры» подвергались общественному порицанию. Проводились «манёвры». Людей «поднимали по тревоге» и «мобилизовывали». «Лёгкая кавалерия» атаковала «командные посты».

Эти примеры из советской литературы свидетельствуют о том, что осуществить гигантский пятилетний план было возможно только с помощью идеологии, заимствованной из военной обстановки и создающей военную обстановку. В основе всего этого лежала конкретная реальность – неспособность масс к свободе. Ускорение индустриализации способствовало наращиванию военной мощи страны. Ситуацию в Советской России действительно можно было сравнить с состоянием войны, поскольку социальная революции на Западе и, что более важно, самоуправление советского общества не осуществились. Перед советской дипломатией в то время стояла трудная задача – отсрочить любую военную конфронтацию, особенно конфронтацию с Японией по поводу Восточно-китайской железной дороги и Маньчжурии. И тем не менее благодаря объективному развитию событий всё то, что было неизбежным и приносило непосредственную пользу (поскольку Советский Союз смог вооружиться для отражения империалистической агрессии), имело два разрушительных последствия.

1. Если на протяжении нескольких лет страну с населением 160 миллионов человек держать в атмосфере войны и насыщать милитаристической идеологией, это неизбежно окажет влияние на формирование психологии человека даже в случае достижения цели военной идеологии. Милитаристская установка руководителей народа получила независимую власть. «Бескорыстная преданность», воспитываемая в массах как жизненный идеал, постепенно сформировала массовую психологию, обеспечившую осуществление диктаторских чисток, смертных казней и всех видов принудительных мер. Отсюда видно, что нельзя недооценивать роль биопсихологии в создании свободного общества.

2. Если правительство, осознавшее, что оно находится в окружении агрессивных держав, оказывает военно-идеологическое влияние на народные массы в течение ряда лет и при этом забывает об актуальных, самых трудных задачах, тогда может случиться так, что даже при достижении поставленной цели это правительство будет сохранять и усиливать военную атмосферу после того, как в этом не будет необходимости. Народные массы сохраняют свою отчуждённость, держатся особняком, влачат жалкое существование и питают склонность к иррациональному шовинизму.

Авторитарное регулирование трудового процесса вполне соответствует военной атмосфере, в которой жил советский человек. Не могло быть и речи о превращении методов труда в самоуправление. В определённом смысле заслуживает восхищения героизм, особенно героизм, проявленный комсомолом в борьбе за строительство индустрии. Но чем отличается героизм комсомола от героизма гитлеровской молодёжи или империалистических солдат? Как обстоит здесь дело с борьбой за свободу личности (а не народа)? Было бы заблуждением полагать, что героизм, проявленный в мировых войнах английским или немецким солдатом, хуже героизма комсомольской молодёжи на строительстве советской индустрии. Если не проводить ясное различие между эмоцией героизма и целью свободы, тогда можно пойти по проторённой дорожке, которая уведёт в сторону от цели (самоуправления). Героизм «необходим». Но перестройка психологии народных масс не дала результатов, и, как следствие этого, не состоялось социальное государство, за которое отдали свои жизни поколения борцов за свободу. Поскольку трудящийся «лично» не был заинтересован в своей работе, понадобилось возвратиться к его «инстинкту стяжательства». Была вновь введена премиальная система. Оценка рабочих производилась в соответствии с их производительностью; те, кто больше производил, обеспечивались лучшим питанием и жильём. Но это было не самое худшее. Была вновь введена самая строгая форма конкурентной системы оплаты труда. Всё это «необходимо»; но все эти меры преследуют диаметрально противоположную цель.

Принятие мер по предотвращению ухода рабочих с предприятий свидетельствует об авторитарно-моралистическом регулировании процесса труда. Например, с рабочих брали обязательство оставаться работать на предприятии до конца пятилетки. В то время около 40 процентов промышленных предприятий Советского Союза производили военные материалы. Это означало, что для поддержания на этом уровне производства потребительских товаров необходимо было существенно повысить производительность труда на соответствующих предприятиях. Для стимулирования честолюбивых стремлений устраивались «вечера труда», на которых проводились соревнования в выполнении технологических операций. На различных предприятиях устанавливались чёрные и красные щиты с информационными листками. Фамилии «нерадивых» рабочих помещались на чёрных щитах, а фамилии «прилежных» рабочих – на красных. Ничего не известно о влиянии морального роста одних работников и моральной деградации других на формирование личности. На основании всего, что нам известно о таких мероприятиях, можно с уверенностью заключить о пагубности их влияния на формирование личностной структуры. Те рабочие, чьи имена появлялись на чёрных щитах, непременно испытывали чувство стыда, зависти, своей неполноценности и, пожалуй, ненависти. В то же время рабочие, чьи имена появлялись на красных щитах, могли испытывать радость победы над соперниками, чувствовать себя победителями, давать выход своей грубости и позволять своему честолюбию выходить за рамки приличия. Несмотря на это, проигравшие в таком соревновании не всегда были «неполноценными». Напротив, можно предположить, что с точки зрения психологии они были более свободными личностями даже при повышенной невротичности. Победители не всегда были свободными личностями, так как психологические свойства, стимулируемые в их структуре, встречаются у амбициозных людей, предприимчивых дельцов и позёров.

О том, как мало уделялось внимания проблеме отмирания государства и передачи его функций человеку, свидетельствуют следующие строки, предназначенные для укрепления трудовой дисциплины.

Здесь сказано «государству нужны» вместо «нам нужны». Такие различия ничего не значат для политического деятеля, который видит всё сквозь призму экономики. Но они имеют существенное значение для перестройки структуры личности.

Так называемое стахановское движение служит ярким свидетельством жалкой роли трудовой деятельности.

Те рабочие, чья производительность значительно превышала средний уровень, назывались стахановцами.

Стаханов был первым промышленным рабочим, установившим рекорд производительности труда. Ясно, что в основе стахановского движения лежала незаинтересованность большинства рабочих в своём труде. Претензия на превосходство играет здесь незначительную роль. Советский Союз был вынужден повышать производительность. Поскольку рабочие в целом не выполняли производственные нормы, Советское правительство было вынуждено принимать меры, направленные на использование амбициозных стремлений рабочих. Кроме того, оно было вынуждено ввести жёсткую шкалу ставок оплаты за труд. Этот процесс был необходим. Но при этом нельзя забывать о сути дела: минимальное повышение работоспособности и заинтересованности рабочих в своём труде устранит необходимость в стахановском движении. Для этого понадобилось бы полностью изменить сексуальную политику и сексуальное воспитание в российском обществе. Но в этом случае отсутствовали необходимые знания и желание.

Стахановское движение оказало пагубное воздействие на формирование личности. Отличиться в производственном соревновании способны были только грубые, амбициозные личности. Большинство рабочих либо значительно отставало в соревновании, либо отказывалось в нём участвовать. Создаётся разрыв между большинством обычных рабочих и меньшинством ударников труда, которые быстро превращаются в новый правящий класс. Нельзя ставить вопрос о переходе от принудительной дисциплины к труду, способному доставлять удовольствие, до тех пор, пока у подавляющего большинства рабочих будет отсутствовать заинтересованность в своём труде и сознание личной ответственности за него. По-прежнему будут поступать жалобы на рабочих, низкую производительность, прогулы и халатное отношение к технике. Этот новый разрыв порождает зависть и честолюбие в среде рабочих, а также высокомерие в среде сильных рабочих. В таких условиях не может возникнуть коллективное чувство причастности и сотрудничества. Будут и дальше преобладать обличения и мнения, характерные для «эмоциональной чумы».

В этом отношении надёжным критерием служит используемый национал-социалистами и фашистскими идеологами способ оценки демократического и недемократического характера процесса труда. Необходимо проявлять бдительность, когда политиканы националистического, шовинистического толка начинают восхвалять что-нибудь. Например, Менерт сообщает следующее:

«Очень часто случается так, что, придя на предприятие, чтобы помочь повысить производительность, комсомольцы не находят там радушного приёма. Это объясняется тем, что методы, используемые комсомольцами, чтобы побудить рабочих повысить производительность своего труда, как правило, не отличаются тактичностью. Особенно не любят рабочих корреспондентов, которые обо всём печатают в своих газетах. Отсутствие инструментов и сырья, ужасные жилищно-бытовые условия и пассивное сопротивление многих рабочих – всё это нередко оказывалось не по силам комсомольцам. Случалось и так, что они приходили, распевая победные песни, а уходили со слезами отчаяния».

Здесь изложены факты. А теперь приведём фашистское восхваление советского духа:

«Этот миф прост и ясен. В наше время, свободное от мифов и тоскующее по мифам, он оказывает удивительное воздействие. Как и каждый миф, он создаёт этос, который носят в себе миллионы людей. Каждый год этос овладевает другими людьми. Для русских этос означает следующее: „Наша нужда велика. Наши цели далеки. Мы можем достичь их только в борьбе со всем миром, который боится и ненавидит нас, и в борьбе с внешними и внутренними врагами. По мере приближения к социализму наша нужда уменьшится. Но мы можем одержать победу только тогда, когда будем осуществлять девиз „один за всех и все за одного“. Если завод в военное время выпускает недоброкачественное оружие, он совершает преступление не только против солдат, которые гибнут из-за такого оружия, но и против всего народа. Если теперь завод выпускает недоброкачественное оборудование, он совершает преступление против социализма, против всех нас – борцов за построение социализма. В военное время дезертирство с фронта – это не преступление против офицера, а предательство своих товарищей. Дезертирство с фронта пятилетки и социализма – это не удар по какому-то хозяину, а преступление против всех и каждого из нас. Ибо это наша страна, наши заводы и наше будущее!“

Для психологической структуры личности, сформированной на основе такой трудовой «дисциплины», характерны религиозный фанатизм и пассивное сопротивление. «этос» немногих, с их дисциплиной, неизменно приводит к некомпетентности большинства народа. Миф и этос, возможно, героичны, но они всегда опасны, антидемократичны и реакционны. Всё зависит от личности, воли, убеждения, радости принятия на себя ответственности и энтузиазма широких слоёв трудящихся. Они сами должны стремиться и быть способными постоять за свою жизнь и обогатить свой опыт. этос, основанный на страдании народных масс и требующий таких жертв и такой дисциплины, что лишь немногие могут выполнять его требования, может оказывать облагораживающее воздействие, но он никогда не решит ни одной объективной проблемы общества. Подлинный демократ, рабочий-демократ, просто пошлёт к чёрту такой этос, мешающий ему установить контакт с массами.

Была ли необходима авторитарно-националистическая регуляция трудового процесса в Советском Союзе?

Да!

Была ли она способна вооружить страну?

Да!

Была ли эта регуляция прогрессивной мерой, направленной на установление самоуправления в российском обществе?

Нет!

Решила ли она какую-либо актуальную социальную проблему? Обеспечила ли она возможность решения таких проблем? Способствовала ли она удовлетворению потребностей общества?

Нет!

Напротив, она сформировала психологическую структуру личности, проникнутую и ограниченную духом национализма, и таким образом заложила основание красной, единоличной диктатуры.

Военная сила общества не влияет на оценку структуры и стремления данного общества к свободе. Ведение войны, строительство промышленности, проведение парадов, размахивание флагами – всё это детская игра по сравнению с формированием свободной личности. Друг и враг легко приходят к соглашению, когда господствует милитаристски-шовинистический патриотизм. Но вавилонское смешение языков не идёт ни в какое сравнение с путаницей, связанной с понятием «свободы». В качестве отправной точки для наших рассуждений мы хотели бы сослаться на мнение сторонника военной дисциплины, который сражался бы за Америку, стремящуюся к демократии, с такой же субъективной честностью, с какой он сражался бы за Америку, откатывающуюся к фашизму.

В 1943 году капитан Рикенбекер нанёс официальный визит в Советский Союз. После его возвращения в Америку 18 августа в «Нью-Йорк таймс» появилась статья с подробным описанием его впечатлений. Приведём фрагмент из этой статьи:

«…Капитан Рикенбекер отметил, что, в то время как Россия последние двигалась вправо, Соединённые Штаты „двигались влево“.

«Если так и дальше будет продолжаться, то Россия выйдет из этой войны в качестве величайшей демократии в мире, а мы окажемся там, где русские были двадцать пять лет назад», – заявил он.

«Вы хотите сказать, что Россия движется к капитализму, в то время как мы движемся к большевизму?» – спросили капитана Рикенбекера.

«В определённом смысле, да», – ответил он. … Наряду с прочим в России на него произвела особенное впечатление железная дисциплина на промышленных предприятиях, строгость наказаний за систематические прогулы (вплоть до сокращения хлебного рациона), поощрительная оплата, обязательная сверхурочная работа и «никаких трудностей с рабочей силой». Русские, сказал капитан Рикенбекер, работают шесть дней в неделю по восемь часов в день плюс три сверхурочных часа каждый день…

«Благодаря горячим поборникам коммунизма в этой стране, мы составили себе неверное представление о большевизме в России. Существует много свидетельств тому, что в течение последнего года русские всё больше поворачивают вправо. Ни в одной стране мира я не видел такого уважения к армейскому званию, как в России. Такое отношение характерно для всех слоёв общества (сверху донизу) и свидетельствует о движении к капитализму и демократии. Офицерские мундиры были в значительной мере скопированы с мундиров царской армии. В прессе восхваляются дореволюционные герои.»

Мы научились выслушивать мнения консерваторов, понимать их и признавать справедливость изложения фактического материала, когда оно соответствует истине. Кроме того, мы понимаем, что реакционно-консервативные явления обусловлены биопатией народных масс. Мы отличаемся от таких сторонников авторитаризма, как Рикенбекер, тем, что мы испытываем радости при обнаружении неприятных явлений. Мы просто стремимся обнаружить естественные процессы, ибо рассуждения сторонников строгой дисциплины могут быть справедливы только в случае блокирования таких процессов. Если в Советском Союзе существует то, что Рикенбекер называет демократией, тогда мы не хотим иметь никакого отношения к ней. Нельзя ставить знак равенства между «капитализмом» и «демократией». Наличие военной дисциплины не свидетельствует о существовании свободы. Восхвалять современный Советский Союз и отвергать развитие социальной демократии в России во время Ленина – значит устранять всякую возможность достижения ясности. Нелепые утверждения, подобные приведённому, можно делать только тогда, когда неизвестна история страны и её суровой борьбы за освобождение от рабства. В 1943 году Рикенбекер рекомендовал Советский Союз в качестве модели развития Америки. Он сделал это потому, что на него произвела впечатление та лёгкость, с которой диктатура, по-видимому, способна преодолевать социальные трудности. Но если это так легко сделать, тогда зачем беспокоиться о свободе, освободительных войнах и новом мире? Эта болтовня является следствием «политиканства». В заключение я хотел бы предостеречь (пока ещё осталось время), что Америка может скоро оказаться в состоянии войны с Россией, если ситуация будет развиваться так, как она развивается в настоящее время. Советский Союз не потерпит существования ни подлинно демократической Америки, ни подлинно демократической Германии. Одна из многих причин такого развития событий заключается в ошибках, лежащих тяжким бременем на совести руководителей государства, которые начали с борьбы за освобождение всего мира, а закончили старомодным шовинизмом, против которого вели суровую борьбу основатели этого государства.