Анализ естественных социальных сил с целью преодоления «эмоциональной чумы»

В настоящей главе представлены общие принципы спонтанного психологического познания. В связи с отсутствием социальной структуры этих данных они не получили дальнейшего развития и не оказали практического влияния на широкую публику.

Стремительным потоком понеслись общественные и политические потрясения. Во всём мире люди спрашивали: куда мы идём? Что необходимо сейчас сделать? Какая партия, какое правительство, какая политическая группа возьмёт на себя ответственность за будущую судьбу европейского общества? Эти вопросы у всех на устах. У меня нет на них ответов. Настоящая глава не даёт политических рекомендаций. Она ставит своей целью привлечь внимание к конкретному, практическому, рациональному явлению, которое не будет упоминаться на многочисленных политических дискуссиях о том, как обустроить мир после войны. Это явление называется естественной рабочей демократией. Теперь я постараюсь описать, что представляет собой естественная рабочая демократия. Обратите внимание: что она собой представляет, а не то, что она должна собой представлять.

В 1937 году, т. е. за два года до начала второй мировой войны, когда грозовые тучи сгущались над Европой, в Скандинавии была издана брошюра под названием «Естественная организация труда в рабочей демократии». Имя автора брошюры отсутствовало. Отмечалось, что брошюра была написана работником лаборатории с согласия других мужчин и женщин, занятых практической работой в данной области. Немецкий текст брошюры был отпечатан на ротаторе. Впоследствии она была переведена на английский язык. Брошюра не получила широкого распространения, поскольку не пользовалась поддержкой никакого политического пропагандистского аппарата и не претендовала на политическую роль. Тем не менее о ней отзывались с энтузиазмом те, кому удалось прочесть её. Она распространялась в узких читательских кругах Парижа, Голландии, Скандинавии, Швейцарии и Палестины. Несколько дюжин экземпляров брошюры были доставлены в Германию контрабандным путём. Одна-единственная рецензия на брошюру появилась в Париже в немецком социалистическом еженедельнике. Она не сыграла сколько-нибудь значительной роли в политических событиях того времени и вскоре сгинула в суматохе повседневной жизни. Брошюра не имела политического характера; напротив, написанная тружеником, она была направлена против политики. Тем не менее в памяти сохранились два момента, которые неоднократно затрагивались в дискуссиях, разгоравшихся среди мужчин и женщин с различной политической ориентацией. Первое, что запомнилось, – это словосочетание «рабочая демократия».

Кроме того, обратили на себя внимание два предложения, которые казались утопичными, чуждыми политике, не от мира сего. Они были проникнуты чувством глубокой безысходности. «Покончим с политикой раз и навсегда! Возьмёмся за практические задачи реальной жизни!»

Как ни странно, политическая газета, посвятившая брошюре большую статью, также уделила основное внимание словосочетанию «рабочая демократия» и двум предложениям, походившим на лозунг. Статья сочувственно отозвалась о рабочей демократии, но решительно отвергла лозунг. Это противоречие показало тем, кто ознакомился с брошюрой, что она не была понята. Брошюру, по-видимому, написал бывший социалист. Она определённо отмежёвывается от всех методов и интересов социалистической партии. Тем не менее, вопреки своему основному лозунгу, она содержит множество политических формулировок и замечаний по политическим вопросам.

Несмотря на недостатки и неясности, брошюра произвела большое впечатление на одного немецкого социалиста, и он доставил её контрабандой в Германию. В течение последующих шести лет войны о ней ничего не было слышно. Однако в 1941 году появилось её продолжение под названием «Дополнительные проблемы рабочей демократии». Эта брошюра, как и её предшественница, также была доставлена контрабандой в несколько европейских стран и даже была «перехвачена» американской тайной полицией (ФБР).

Слова рабочая демократия прижились в неформальных кругах сторонников сексуальной энергетики и вегетотерапии. Слова начали жить своей собственной жизнью. Они постепенно входили в широкое употребление; стали говорить о рабоче-демократических институтах, «рабочей семье» и т. д. К этим понятиям стали серьёзно относиться. В разгар войны из оккупированной европейской страны пришло письмо, в котором один сторонник сексуальной энергетики сообщал о том, что брошюра уже переведена и получит распространение, как только позволят обстоятельства.

В течение последних четырех лет войны я занимался концептуальным содержанием рабочей демократии. Я стремился осмыслить и развить содержание этого словосочетания. При этом я опирался на беседы с норвежскими друзьями, которые имели различные профессии. Чем больше я углублялся в эту концепцию, тем отчётливее становились очертания её могучего потенциала. Наконец я составил себе представление, которое полностью соответствовало большому числу забытых, но существенных социологических фактов.

В дальнейшем я представлю своё понимание естественной рабочей демократии.

 

Противоречие между трудом и политикой

Для получения разрешения на медицинскую практику студент-медик должен предъявить убедительные доказательства своих практических и теоретических познаний в области медицины. С другой стороны, в нашем обществе политический деятель, который берёт на себя смелость определять судьбу не сотен, как студент-медик, а миллионов трудящихся мужчин и женщин, не обязан подтверждать свою профессиональную пригодность.

Это обстоятельство, по-видимому, послужило одной из основных причин той социальной трагедии, которой отмечено тысячелетнее существование общества людей как социальных животных. Это кратко очерченное противоречие заслуживает подробного рассмотрения.

Человек, выполняющий практическую работу в любой области, обязан пройти определённый курс обучения, независимо от того, происходит он из богатой или бедной семьи. Он не избирается «народом». Опытные рабочие, чьё мастерство выдержало проверку временем, определяют уровень профессиональной подготовки подмастерья, которому предстоит работать в данной области. Это требование неизменно предъявляется, даже если оно опережает события. Во всяком случае, оно позволяет человеку сориентироваться. В Америке это требование было доведено до крайности. Так, например, продавщица универмага должна иметь университетское образование. При всей своей гипертрофированности и социальной несправедливости, это требование ясно показывает, под каким огромным социальным давлением выполняется простейшая работа. Каждый сапожник, столяр, токарь, механик, электрик, каменщик и строитель должен выполнять строгие требования.

С другой стороны, политический деятель совершенно свободен от таких требований. Для того чтобы занять высшее общественное положение в условиях социального хаоса, необходимо лишь обладать достаточной хитростью, невротическим честолюбием, волей к власти и грубостью. На протяжении последних двадцати пяти лет мы наблюдали, как посредственный журналист доводил до звероподобного состояния пятьдесят миллионов здоровых итальянцев и в конечном счёте ввергал их в бездну страдания. Двадцать пять лет волнений по пустякам, кровопролития и грома пушек закончились бесславно. Всех охватило чувство разочарования. «Всё оказалось бесполезным». Что осталось после этого бурного потрясения, заставившего мир затаить дыхание и вырвавшего многие народы из привычного уклада жизни? Ничего – ни одной стоящей мысли, ни одного полезного института. Даже доброй памяти не осталось после него. Эти факты убедительно свидетельствуют о том, что социальный иррационализм время от времени приводит нашу жизнь к краю бездны.

Молодой маляр, неудачно выбравший профессию и не сделавший ничего полезного, способен заставить весь мир говорить о себе на протяжении двадцати лет. И в этом случае галдёж утихает, не оставив ничего после себя.

Мир труда спокойно продолжает идти своим жизненно важным путём. Ничего не остаётся от галдёжа, кроме одной главы в лжеисторических книгах, которые лишь будут в тягость нашим детям.

Если разыскать эти книги, то в них можно обнаружить ясно очерченный антагонизм между трудом и политикой, который позволяет сделать ряд замечательных заключений, применимых к практической общественной жизни. Этот антагонизм понятен каждому и давно известен всем трудящимся мужчинам и женщинам. Указанные заключения в первую очередь относятся к системе политических партий, которые определяют идеологическое и политическое формирование личности во всех странах мира. В наши задачи не входит подробное рассмотрение процесса развития современной системы политических партий на основе первых патриархально-иерархических систем правления в Европе и Азии. Здесь необходимо обратить внимание только на влияние системы политических партий на развитие общества. Как уже отмечалось, естественная рабочая демократия представляет собой уже существующую социальную систему. Поэтому нет надобности её устанавливать. Она имеет такое же отношение к системе политических партий, как вода к огню.

Противоречие между трудом и политикой приводит нас к следующим заключениям. Для определения и устранения хаотических условий в пределах социального, животного или мёртвого организма необходимо провести широкие научные исследования. Не входя в подробности, мы назовём научной такую личность, которая выполняет жизненно важную работу, требующую осмысления реальности. В этом смысле научной личностью является рабочий лущильного станка на фабрике, поскольку в основе его изделия лежат плоды не только его труда и исследований, но и других лиц. Теперь сравним научную личность с мистиком (политическим идеологом).

Научная личность (педагог, рабочий лущильного станка, технический работник, врач) должна соответствовать требованиям процесса общественного труда и обеспечивать его безопасность. В социальном отношении такой работник занимает весьма ответственное положение. Он должен на практике доказывать правомерность каждого своего утверждения. Он должен усердно трудиться, размышлять, искать новые способы повышения качества работы и распознавать ошибки. В качестве исследователя он должен проверять и доказывать несостоятельность ложных теорий. Когда ему удаётся создать что-нибудь принципиально новое, он должен бороться с недоброжелательством людей, чтобы достичь своей цели. Ему не нужна власть, так как с помощью политической власти невозможно строить моторы, получать сыворотку крови, воспитывать детей и т. д. Трудящийся (научная личность) живёт и работает без оружия.

По сравнению с трудящимся мистик и политический идеолог занимают более удобное социальное положение. Никто не требует, чтобы они доказывали свои утверждения. Находясь в своих министерствах, они могут обещать доставить бога с небес, вызвать дьявола из ада и установить рай на земле. При этом они прекрасно знают, что никто не призовёт их к ответу за обман. Их нелепые утверждения защищены неотъемлемым демократическим правом на свободу слова. Поразмыслив над этим, мы обнаружим, что концепция свободы слова далека от совершенства, поскольку художник-неудачник может воспользоваться этим правом, чтобы за несколько лет завоевать вполне законным путём такое положение в мире, которое не занимали выдающиеся представители науки, искусства, образования и техники. Отсюда следует, что в определённой области наше социальное мышление имеет существенные недостатки и поэтому нуждается в радикальных коррективах. Результаты клинических исследований в области сексуальной энергетики свидетельствует о том, что авторитарное воспитание детей в духе смирения и покорности позволяет политическому честолюбцу использовать в своих целях покорность и доверчивость миллионов трудолюбивых мужчин и женщин.

Рассмотрим ещё один аспект противоречия между трудом и политикой.

На титульном листе официального издания Института Оргона неизменно появляется девиз «Любовь, труд и познание – источники человеческой жизни. Они должны определять жизнь!» Без естественной любви между мужем и женой, матерью и ребёнком, между сотрудниками, без труда и познания общество немедленно развалилось бы на части. Как врач я не обязан ориентировать свою деятельность на ту или иную политическую идеологию или дипломатическую задачу, сколь бы важной она ни была. Моя задача заключается только в исследовании важных, но неизвестных явлений. Как ни странно, ни одна из трёх основных форм общественной жизни не претерпела изменений в связи с введением всеобщего избирательного права и тайного голосования. Более того, эти три формы общественной жизни не оказали заметного влияния на процесс развития парламентарной демократии. С другой стороны, политические идеологии, которые не имеют никакого отношения к естественным процессам любви, труда и познания, имеют беспрепятственный, неограниченный доступ к любой форме социальной власти на основе всеобщего избирательного права и партийной системы. Следует заметить, что я всегда был и остаюсь сторонником всеобщего избирательного права. Тем не менее это не меняет того твёрдо установленного факта, что в условиях парламентарной демократии социальный институт всеобщего избирательного права абсолютно не соответствует трём основным формам общественной жизни. Обеспечение или необеспечение безопасности основных форм жизнедеятельности общества зависит от случая, т. е. определяется парламентским голосованием. В законодательстве парламентарной демократии не предусмотрено никаких исключительных прав для любви, труда и познания в области определения судьбы общества. Этот разрыв между демократическим избирательным правом и основными формами общественной жизнедеятельности оказал катастрофическое воздействие на основу социальных процессов.

Я хотел бы лишь заметить, что существует множество институтов и законов, определённо препятствующих осуществлению указанных форм жизнедеятельности. Ни одна группа учёных и политических деятелей ни разу не показала это основное противоречие настолько ясно, чтобы оно было понятно для каждого человека. Тем не менее это противоречие составляет сущность биосоциальной трагедии человечества. Система политических партий не соответствует условиям, задачам и целям общества. Об этом убедительно свидетельствует тот факт, что сапожник просто не может решить стать портным, врач – горным инженером, а учитель – столяром. С другой стороны, в Америке республиканец может в любой день стать демократом, не внося существенных изменений в образ своих мыслей. До прихода Гитлера к власти в Германии коммунист мог легко стать фашистом, фашист – коммунистом, либерал – коммунистом или социал-демократом, а социал-демократ – немецким националом или христианским социалистом. Такие превращения были способны укреплять или ослаблять идеологические позиции соответствующих партий. Другими словами, такие превращения позволяли манипулировать судьбой целой нации самым бессовестным образом.

Всё сказанное указывает на иррационализм политики и абсолютный антагонизм между политикой и трудом. Я не буду подробно рассматривать вопрос, была ли вообще у политических партий объективно-рациональная опора в социальной среде. Это особый вопрос. Современные политические партии не могут сообщить об этом ничего определённого. Реальные, позитивные мероприятия, проводимые в обществе, не имеют никакого отношения к партийным размежеваниям и идеологиям. Об этом убедительно свидетельствует «Новый курс» Рузвельта. Ввиду отсутствия объективной ориентации так называемые партийные коалиции позволяют преодолевать временные трудности, не решая реальных проблем. Реальные проблемы невозможно решить на основе убеждений, которые можно менять, как рубашку.

Первые попытки внести ясность в понятие рабочей демократии уже дали ощутимые результаты, позволяющие разобраться в социальном хаосе. Поэтому мы обязаны продолжить ход наших рассуждений о естественной рабочей демократии. Если мы не продолжим наши рассуждения, это будет непростительной ошибкой. Ибо никто не может предугадать, где и когда человеческая мысль найдёт решение проблемы социального хаоса, порождаемого политикой. Итак, мы продолжим свой путь подобно тому, кто ищет в девственном лесу удобное место для поселения.

Даже нашу попытку разобраться в социальном хаосе следует рассматривать как составную часть практической, рациональной работы. Поскольку основу рабочей демократии составляет труд, а не политика, мы можем рассчитывать, что данное «исследование социального организма» приведёт к соответствующему практическому результату. Тогда труд впервые возьмёт под контроль социальные проблемы. Этот труд будет рабоче-демократическим, так как понудит других социологов, экономистов и психологов заняться исследованием социального организма. Поскольку данный труд критикует политику как принцип и как систему, он, несомненно, встретит противодействие со стороны политических идеологий. Будет интересно и важно убедиться, что рабоче-демократическая социология выдержит испытание на практике. Рабочая демократия, насколько я понимаю её, противопоставляет политическим идеологиям социальное действие и социальное развитие, т. е. реальности и возможности. Она не противопоставляет им другую политическую точку зрения. Она применяет метод, аналогичный тому, который был использован в области морали. Сексуальная энергетика имеет дело с результатами пагубного воздействия обязательной морали. Она противопоставляет ей не другой тип морали, как это принято в политике, а конкретные знания и практические сведения о естественной функции сексуальности. Другими словами, рабоче-демократическая социальная экономика должна доказать свою правомерность в практической жизни – аналогично тому как утверждение о том, что пар содержит энергию, доказывается способностью двигателей осуществлять передвижение. Поэтому у нас нет причин вступать в идеологические и политические дискуссии относительно существования или несуществования рабочей демократии, её практической пригодности или непригодности и т.д.

Трудящиеся мужчины и женщины, образ мыслей и действий которых имеет рабоче-демократический характер, не выступают против политического деятеля. Он не виновен в том, что практический результат его труда изобличает иллюзорно-иррациональный характер политики. Те, кто занимается практической работой в любой области, решают практические задачи по улучшению жизни. Те, кто занимается практической работой, не выступают против того или иного явления. Только политический деятель, перед которым не стоят практические задачи, всегда выступает против и никогда за что-либо. Вообще говоря, для политики характерна такая негативная позиция. Всё плодотворное осуществляется не политиками, а трудящимися мужчинами и женщинами, независимо от того, соответствует это идеологиям этих политиков или не соответствует. Многолетний опыт убедительно показал, что мужчины и женщины, выполняющие практическую работу, неизменно вступают в конфликт с политиком. Таким образом, те, кто работает ради живой деятельности, ведут борьбу против политики, независимо от того, хотят они этого или не хотят. Воспитатель выступает за воспитание детей без предубеждений; фермер выступает за машины, необходимые для сельского хозяйства; исследователь выступает за доказательства научных открытий. Нетрудно убедиться, что в тех случаях, когда трудящийся (мужчина или женщина) выступает против того или иного достижения, он делает это не как рабочий, а под давлением политических или иных иррациональных воздействий.

Следующее утверждение, возможно, покажется невероятным и преувеличенным. Позитивный труд всегда осуществляется ради чего-то; он никогда не бывает направлен против чего-то. Это объясняется тем, что в вашей трудовой жизни отсутствует дифференциация между мнениями с иррациональной мотивировкой и объективными оценками. Например, фермер выступает против рабочего, а рабочий – против инженера. Тот или иной врач выступает против применения того или иного лекарственного препарата. Нам могут сказать, что демократическая свобода слова означает выступления «за» и «против». С другой стороны, я полагаю, что основной причиной провала европейских демократий послужило именно это необъективное, формалистическое понимание концепции свободы слова. Возьмём, пример врача, который возражает против применения определённого лекарства. В этом случае возможно одно из двух следующих объяснений.

Первое – лекарственный препарат действительно опасен и врач является добросовестным работником. Тогда фармацевт изготовил недоброкачественное лекарство. Его труд не увенчался успехом. Очевидно, что у него отсутствовала объективная мотивировка для изготовления эффективного» безвредного лекарства. Фармацевт не учитывал назначения данного; препарата и руководствовался: финансовыми интересами. Другими словами, в основе его действий лежала иррациональная мотивировка. Мотив не соответствовал цели. В этом случае врач поступил рационально. Он выступи» в защиту здоровье человека, т. е. он автоматически возразил против применения недоброкачественного лекарства, потому что защищал здоровье. Он действовал рационально, так как побуждение выразить мнение соответствовало цели труда.

Второе – лекарство пригодно к употреблению, и врач является недобросовестным работником. Если врач выступает против применения доброкачественного лекарства, значит он не заинтересован в обеспечении здоровья человека. Можно предположить, что конкурирующая фирма заплатила ему, чтобы он рекламировал другое лекарство. Как врач он не выполняет свою работу, он высказывает своё мнение, руководствуясь побуждением, которое не связано ни с содержанием его работы, ни с целью любого труда вообще. Он высказывается против применения данного лекарства потому, что втайне рассчитывал на извлечение выгоды; он не борется за здоровье человека. Но извлечение выгоды не составляет цель труда врача. Поэтому он настойчиво выступает «против», а не «за» что-то.

Этот пример можно применить к любой сфере труда и любой форме выражения мнения. Нетрудно убедиться, что выступление за что-либо составляет неотъемлемую часть рационального процесса труда. «Выступление против» чего-либо проистекает не из самого процесса труда, а из факта существования иррациональной жизнедеятельности. Отсюда следует, что в силу своей природы каждый рациональный процесс труда спонтанно противодействует иррациональной жизнедеятельности.

Внимательный читатель, достаточно знакомый с жизнью, согласиться с тем, что данный анализ концепции свободы слова даёт возможность демократическому движению использовать новый, лучший подход. Принцип, «всё, что пагубно для жизни, суть плохая работа, а следовательно, не является работой вообще» – насыщает понятие рабочей демократии рациональным смыслом, тем смыслом, который отсутствует в понятии формальной или парламентарной демократии. В условиях формальной демократии фермер выступает против рабочего, а рабочий – против инженера, так как в социальной структуре преобладают не объективные интересы, а политические. Если перенести ответственность с пол тики на труд (а не на трудящихся), тогда сотрудничество между фермером и рабочим автоматически займёт место политического противоборства.

В связи с важностью этой мысли мы остановимся на ней подробнее. Прежде всего мы рассмотрим проблему так называемой демократической критики, которая также опирается «а демократическую свободу слова.

 

Замечания о б объективной критике и иррациональной придирчивости

В соответствии с рабоче-демократическим образом жизни каждый трудящийся (мужчина или женщина) должен иметь право на свободу обсуждений и критики. Это требование оправданно, необходимо и должно быть неотъемлемым. Если оно не выполняется, тогда иссякает источник производительности. Тем не менее под воздействием общей эмоциональной тревожности «обсуждение» и «критика» в определённой мере ставят под угрозу выполнение серьёзной работы. Покажем это на примере.

Представим себе инженера, который столкнулся с определёнными трудностями при ремонте неисправного двигателя. Работа сложная, и поэтому ему приходится напрягать все свои умственные и физические способности, чтобы преодолеть трудность. Он жертвует временем отдыха и работает допоздна. Он не позволяет себе отдохнуть вплоть до окончания работы. Некоторое время спустя появляется посторонний человек. Остановившись возле двигателя, он с минуту рассматривает его, а затем, подняв камень, приводит в негодность электропроводку. В то утро во время завтрака жена ворчала на инженера.

Затем появляется другой посторонний человек. Он издевается над инженером, заявляя, что инженер не разбирается в двигателях, иначе он давно бы закончил ремонт. Какой он грязный! Весь пропотел и испачкался в смазке. И это ещё не всё. Инженер – безнравственная личность, ибо в противном случае он не покидал бы надолго семью. Оскорбив до глубины души инженера, он уходит. В то утро инженер получил от своей фирмы письмо с уведомлением об освобождении его от должности инженера-электрика. Он не очень хороший работник в своей области.

Появляется третий прохожий, плюёт инженеру в лицо и уходит. Тёща инженера, обладающая особым талантом терзать своих близких, изводит его придирками.

Эти примеры служат иллюстрацией «критики» равнодушных прохожих, которые, подобно разбойникам с большой дороги, без всякой причины портят работу, о которой они ничего не знают, в которой они не разбираются, которая их совершенно не касается. В значительной мере эти примеры типичны для использования так называемой «свободы обсуждений» и «права на критику» в широких слоях общества. Аналогичный характер носила и критика первых оргонных исследований со стороны традиционной школы психотерапевтов и онкологов. Они не заинтересованы в оказании помощи и в улучшении работы. Они лишь срывают выполнение трудной работы без всякой на то причины. В основе их действий лежат побуждения, которые не имеют отношения ни к предмету критики, ни к объективности.

Подлинное обсуждение и подлинная критика имеют совершенно иной характер. Мы покажем это на примере.

Возле гаража, в котором работает с двигателем первый инженер, останавливается другой инженер. Обладая большим опытом в этой области, он тотчас замечает, что у первого инженера возникли проблемы. Он снимает пиджак, и, засучив рукава, в первую очередь пытается разобраться в ошибках. Он указывает на упущение первого инженера, обсуждает и критикует работу, а затем помогает сделать работу лучше. «Ворчанье» тёщи и собственные профессиональные неудачи не служат стимулом к работе. Он объективно заинтересован в успехе дела.

Нередко бывает трудно установить различие между двумя вышеупомянутыми видами критики.

Иррациональная придирчивость часто скрывается под личиной сложной объективности. Эти два столь различных вида критики обычно включают в одно понятие «научной критики».

В строгом научно-объективном смысле этого слова можно признать допустимой только имманентную критику. Это означает, что человек, осуществляющий критику, прежде всего должен отвечать ряду требований.

1. Он должен хорошо разбираться в той области, которую он собирается критиковать.

2. Он должен знать эту область по меньшей мере не хуже, если не лучше, чем критикуемое им лицо.

3. Он должен быть заинтересован не в срыве работы, а в её успехе. Если же он стремится сорвать работу, т. е. не руководствуется объективными интересами, тогда он – невротический ворчун, а не критик.

4. Он должен осуществлять критику с точки зрения критикуемой сферы труда. Он не вправе критиковать с чуждой точки зрения, т. е. с таких позиций, которые не имеют отношения к данной сфере труда. Глубинную психологию невозможно критиковать с позиций поверхностной психологии. В то же время поверхностную психологию можно критиковать с позиций глубинной психологии. Объясняется это просто. Глубинная психология вынуждена включать поверхностную психологию в свои исследования, Поэтому ей знакома проблематика и методология поверхностной психологии. С другой стороны, поверхностная психология по определению поверхностна, т. е. она не ищет биологические побуждения, которые лежат в основе психологических явлений.

Мы не можем критиковать электрическую машину с точки зрения машины, предназначенной для обогрева помещения. Теория теплопередачи имеет значение для электрической машины лишь постольку, поскольку она позволяет инженеру-электрику предотвратить перегрев электрической машины. С этой точки зрения инженер-электрик, безусловно, будет благодарен специалисту в области теории теплопередачи за полезные рекомендации. Но было бы нелепо винить электрическую машину за то, что она не может обогревать помещение.

Из вышесказанного следует, что сексуальную энергетику, стремящуюся освободить естественную сексуальность детей, подростков и взрослых от неврозов, извращений и преступности, невозможно критиковать с позиций антисексуального морализма, так как моралист стремится не освободить, а подавить естественную сексуальность детей и подростков. Музыкант не вправе критиковать шахтёра, а врач не вправе критиковать геолога. Мы можем любить или не любить определённый вид работы, но наши чувства не влияют на её характер или полезность.

Вышеприведённые замечания о критике и придирчивости имеют только одну цель – смягчить отношение молодых сторонников сексуальной энергетики и биофизиков оргона к критике.

 

Основополагающая рациональность труда

Анализ понятия рабочей демократии, как мы видим, привёл нас к сфере человеческой жизни, которой на протяжении тысячелетий придавалось огромное значение. Эта сложная сфера так называемой «человеческой природы» издавна считалась неподвластной человеку. То, о чём не только философы, поэты и политиканы, но и великие психологи с горечью говорят: «Такова человеческая природа», – полностью соответствует сексуально-энергетическому клиническому понятию «эмоциональной чумы». Мы можем определить её как совокупность всех иррациональных форм жизнедеятельности природного человека. Если «человеческая природа», которую считают неизменной, соответствует «эмоциональной чуме», а «эмоциональная чума» в свою очередь соответствует совокупности всех форм иррациональной жизнедеятельности природного человека и если трудовая деятельность, независимая как таковая от человека, рациональна, тогда мы имеем дело с двумя противоположными сферами человеческой» деятельности: существенно необходимый труд как рациональная форма жизнедеятельности, с одной стороны, и «эмоциональная чума», как иррациональная форма жизнедеятельности, с другой стороны. Нетрудно догадаться, что с рабоче-демократических позиций представляются иррациональными все виды политической деятельности (как проявления «эмоциональной чумы»), которые не опираются на познание, труд и любовь. На древний вопрос: «Как можно вплотную подойти к проблеме „пресловутой“ человеческой природы?» – рабочая демократия даёт следующий ответ: образование, гигиена и медицина, которые с незапамятных времён пытаются разрешить проблему человеческой природы, находят в рациональной форме существенно необходимого труда могучего союзника в борьбе против «эмоциональной чумы».

Для того чтобы проследить до конца ход рабоче-демократических рассуждений, необходимо в первую очередь полностью освободиться от общепринятых форм политического и идеологического мышления. Только таким образом можно сопоставить принципиально иное направление мысли, источником которого является мир любви, труда и познания, с направлением мысли, источником которого является мир пышности и торжественности дипломатических и политических совещаний.

Политик мыслит в категориях «государства» и «нации»; трудящийся живёт «открытой» и «общительной» жизнью. Политик мыслит в категориях «дисциплины», «закона и порядка»; для обычного трудящегося характерны «наслаждение трудом», «трудовой распорядок», «регуляция» и «сотрудничество в труде». Политик мыслит в категориях «морали» и «долга»; для трудящегося характерны «спонтанная порядочность» и «естественная любовь к жизни». Политик говорит об «идеале семьи»; трудящийся наслаждается или хотел бы наслаждаться «любовью мужа, жены и детей». Политик говорит об «экономических и государственных интересах»; простого трудящегося интересует «удовлетворение потребностей и наличие продуктов питания». Политик говорит о «свободном предпринимательстве» и думает о «выгоде»; простой трудящийся стремится к свободе самому всё испытать и быть таким, каков он есть, или таким, каким он мог бы стать.

Политик осуществляет иррациональное господство в тех сферах жизни, в которых рационально действует или мог бы действовать трудящийся, если бы ему не мешал политический иррационализм. Хотя термины «рациональный» и «иррациональный» относятся к одним и тем же сферам жизни, тем не менее они диаметрально противоположны по отношению друг к другу; их невозможно менять местами. В действительности они взаимоисключаемы. Об этом свидетельствует тот факт, что на протяжении всей истории существования общества авторитарно-государственная дисциплина всегда подавляла естественное дружелюбие и доставляемое трудом удовольствие; государство подавляло общество; обязательная святость семьи подавляла любовь мужа, жены и детей; обязательная мораль подавляла естественную порядочность, источником которой служит радость жизни; политик постоянно подавлял трудящихся мужчин и женщин.

Жизнь нашего общества в основном определяется иррационально-политическими понятиями, которые позволяют использовать человеческий труд для достижения иррациональных целей с помощью силы. Для обеспечения свободы жизнедеятельности народных масс необходимы эффективные институты. Старые взаимозаменяемые политические ориентации и идеологии не могут составить социальную основу этих институтов; такой основой может служить только социально значимая, существенно необходимая трудовая деятельность, которая естественно возникает в результате переплетения различных существенно необходимых областей труда в трудовой общей сфере.

В своём анализе рабоче-демократической мысли мы сделаем ещё один шаг, продвигаясь в зарослях тесно переплетённых рациональных и иррациональных форм жизнедеятельности. При этом мы будем строго придерживаться логики развития мысли, стремясь максимально исключить из анализа наши личные интересы. Для того чтобы прийти к приемлемому заключению, мы должны в своём анализе рабочей демократии исходить из позиций самой рабочей демократии. Другими словами, мы должны поступать так, как если бы мы стремились возложить на естественную рабочую демократию ответственность за общественную жизнь. Короче говоря, мы должны подвергнуть её разумность объективной и всесторонней проверке. Если мы позволим своим субъективным интересам влиять на нас даже в чем-то незначительном, мы автоматически выйдем за рамки данного обсуждения.

Человечество давно бы прекратило своё существование, если бы существовала только «эмоциональная чума» в своих различных проявлениях. Политическая идеология, мистический ритуал, аппарат военной власти и дипломатические обсуждения не могут сами по себе обеспечить продуктами население какой-либо страны (даже на один час), поддерживать бесперебойную работу транспортной системы, обеспечить жильём, лечить болезни, обеспечить воспитание детей, раскрывать тайны природы и т. д. Реальная жизнь, в которой правят любовь, труд и познание, не нуждается в них. Существенно необходимые формы жизнедеятельности подчиняются своим собственным законам; они недоступны влиянию иррациональных идеологий. Любовь, труд и познание не являются «идеями», «культурными ценностями», «политическими программами», «психологическими установками» или «символами веры». Они составляют те конкретные реальности, без которых общество не смогло бы просуществовать ни одного дня.

Если бы жизнь общества была рационально организована, тогда приоритет любви, труда и познания был бы бесспорным. В таком случае они (а не бесполезные институты) имели бы право определять жизнь общества. В соответствии с рабоче-демократической концепцией отдельные группы могли бы вооружаться и уничтожать друг друга, другие группы могли бы упиваться мистическими ритуалами, третьи группы могли бы наслаждаться дискуссиями. Но они не смогут влиять на основные формы биологической деятельности общества и использовать их в своих эгоистических интересах. Более того, они не смогут лишить их всех прав оказывать определяющее воздействие на жизнь общества.

Социальный иррационализм доминирует в подходе к указанным двум сферам человеческой деятельности.

Политик может обманывать миллионы людей; например, он способен обещать установить свободу, не собираясь осуществить своё обещание. При этом никто не требует от него доказательств его компетентности или осуществимости его обещаний. Он может сегодня обещать одно, а завтра – совершенно противоположное. Мистик может беспрепятственно насаждать в народных массах веру в существование жизни после смерти. При этом он не обязан предъявить никаких доказательств. Теперь мы сопоставим права политического деятеля или мистика с правами инженера по железнодорожному транспорту. Инженера немедленно отправили бы в тюрьму или психиатрическую больницу, если бы он стал убеждать в своей способности полететь на Луну людей, которые собираются совершить поездку из одного города в другой. Далее представим себе, что наш инженер вооружился ружьём и настаивает на справедливости своих убеждений. Тогда он посадил бы под арест тех пассажиров, которые отказались поверить ему. Инженер-железнодорожник обязан обеспечивать перевозку людей из одного места в другое. Если он стремится сохранить свою работу, он должен эффективно выполнять свои обязанности, обеспечивая безопасность перевозки людей.

Для строительства школы, лечения больных, изготовления мебели и ухода за детьми, не имеет никакого значения, является ли архитектор, врач, столяр и воспитатель фашистом, коммунистом, либералом или христианином. Никто из них не произносит длинных речей и не даёт фантастические обещания, потому что должен выполнять конкретную, практическую работу. Так, например, прежде чем приступить к строительству школы, архитектор должен всё тщательно обдумать и подготовить чертежи с указанием расположения учебных классов и административно-хозяйственных помещений, окон, вентиляционных устройств и выходов. Либеральная, социал-демократическая, религиозная, коммунистическая или фашистская идеологии оказываются бесполезными, когда дело доходит до выполнения практической работы. Ни один трудящийся не может позволить себе тратить время на пустую болтовню. Каждый трудящийся должен знать свою работу и выполнять её. В то же время идеолог может свободно предаваться своим фантазиям, не выполняя никакой серьёзной работы. Какая-нибудь группа политиканов может довести до полного разорения страну и после этого в другой стране по-прежнему приводить избитые доводы в пользу правоты своей идеологии. Реальные процессы абсолютно недоступны пониманию политикана. В действительности никто не возражал бы против этого, если бы политиканы ограничивались дискуссиями в своей среде и не стремились навязывать свою идеологию другим и определять судьбу народов.

Однажды я попытался на себе проверить приведённую систему рабоче-демократической мысли. В 1933 году я интуитивно выдвинул гипотезу о существовании универсальной биологической энергии. Если бы в то время я открыто заявил, что такая энергия действительно существует и способна разрушить раковые новообразования, я лишь подтвердил бы диагноз шизофрении, столь излюбленный не в меру усердными психоаналитиками, и тогда меня отправили бы в психиатрическую больницу. На основе своих исследований в области биологии я мог бы пропагандировать любое число идеологий и основать какую-нибудь политическую партию, скажем, партию рабоче-демократической свободы. Несомненно, это могли бы сделать и другие люди, обладающие меньшим практическим опытом. Благодаря своему влиянию на людей, я без труда мог бы окружить себя своими собственными эсэсовцами и снабдить тысячи людей рабоче-демократическими знаками отличия. Всё это, однако, не приблизило бы меня ни к решению проблемы рака, ни к пониманию космического или океанического чувства природного человека. Я бы возвёл на твёрдое основание рабоче-демократическую идеологию, но при этом естественный – и всё ещё неосознанный, рабоче-демократический процесс остался бы нераскрытым. В течение многих лет мне приходилось много работать, проводить исследования, исправлять ошибки и преодолевать свой иррационализм, чтобы понять, почему биология одновременно механистична и мистична. Я не роптал. Я читал книги, препарировал мышей и экспериментировал с различными материалами, пока действительно не открыл оргон, накопил его в аккумуляторах и показал наглядно его существование. Только после этого я смог затронуть практическую сторону вопроса, а именно целебные свойства оргона. При этом я исходил из органического развития процесса труда. Это означает, что каждая форма практического, существенно необходимого труда представляет собой рационально-органическое развитие. Его невозможно преодолеть или обойти сторонок. Эта формулировка содержит существенный биологический принцип, который мы называем принципом «органического развития». Прежде чем дерево вырастет на два ярда, оно должно вырасти на один ярд. Прежде чем ребёнок сможет понимать, о чём сообщают другие люди в своих письмах, он должен научиться читать. Для того чтобы разбираться в патологии, врач должен в первую очередь изучить анатомию. Во всех этих случаях развитие проистекает из органического хода трудового процесса. Трудящиеся мужчины и женщины представляют собой функциональные органы этого трудового процесса. Трудящийся может быть хорошим или плохим органом, но сам процесс труда не претерпевает принципиальных изменений. Является трудящийся хорошим или плохим функциональным органом, по существу, зависит от степени наличия иррационализма в его психологической структуре.

«Закон органического развития» не свойствен иррациональной деятельности. Цель такой деятельности изначально существует как идея, т. е. задолго до начала осуществления на практике трудового процесса.

Иррациональная деятельность осуществляется в соответствии с жёстким, заранее составленным планом; поэтому по своей природе она должна быть иррациональной. Об этом убедительно свидетельствует тот факт, что известные всему миру иррациональные личности не оставили после себя буквально ничего полезного для потомков.

На протяжении тысячелетий закон органического развития пропился во всех областях науки и техники. Своими научными достижениями Галилей обязан критике Птолемеевой системы мира. Они составляют продолжение труда Коперника. Кеплер про должил труд Галилея, а Ньютон продолжил труд Кеплера. Многие поколения пытливых трудящихся формировались на основе этих функциональных частей объективных естественных процессов. С другой стороны, абсолютно ничего не осталось после так называемого Александра Великого, Цезаря, Нерона и Наполеона. Среди иррационалистов мы не находим ни малейшего следа преемственности, если, разумеется, не считать преемственностью мечту Наполеона стать вторым Александром или Цезарем.

В случае вышеупомянутых личностей иррационализм проявляется как небиологическая и несоциальная, а точнее, антибиологическая и антисоциальная жизнедеятельность. Иррационализм не содержит таких существенных особенностей рациональной жизнедеятельности, как зарождение, развитие, непрерывность, необратимость процесса, переплетение с другими функциями, фрагментация и продуктивность.

Теперь мы рассмотрим проблему преодоления «эмоциональной чумы». Несмотря на свой садизм, мистицизм, болтливость, непостоянство, ригидность и поверхностность, человек естественно тяготеет к рациональности в своей трудовой деятельности. Рациональность личности осуществляется и развивается в процессе труда аналогично тому, как иррационализм осуществляется и развивается в идеологических процессах и мистицизме. Человек не может быть иррациональным в своей трудовой деятельности, так как рациональность присуща трудовому процессу. По своей природе и в силу характера самого труда человек вынужден быть рациональным. Иррационализм автоматически самоупраздняется потому, что он прерывает трудовой процесс и предотвращает достижение цели труда. Острое, непримиримое противоречие между «эмоциональной чумой» и трудовым процессом находит ясное выражение в следующем. При обсуждении трудовой деятельности каждый человек в качестве трудящегося всегда может прийти к согласию с любым специалистом, промышленным рабочим и врачом. Тем не менее согласие исчезает, как только разговор касается идеологии. Характерно, что подавляющее большинство диктаторов и политиков бросают свою работу, когда начинают заниматься политикой. Сапожник неизбежно будет неправильно кроить подошвы и пропускать стёжки, если будет предаваться мистическим экстазам и считать себя посланником божьим, призванным спасти человечество. Со временем он столкнётся с угрозой голодной смерти. С другой стороны, этот процесс позволяет политику стать сильным и богатым.

Эмоциональный иррационализм способен только нарушать трудовой процесс; он не может обеспечить осуществление трудового процесса.

Рассмотрим ход рабоче-демократической мысли с точки зрения самой рабочей демократии. Должны ли мы в этом случае говорить об идеологии, восхвалении или идеализации «труда»? Этот вопрос возник у меня в связи с необходимостью обучения врачей и педагогов. В качестве врача, исследователя и преподавателя я обязан проводить различие между рациональным, существенно необходимым трудом и иррациональной, ненужной идеологией. Другими словами, я обязан определять рациональный и рационально-эффективный характер труда. Я не смогу помочь ни одному из своих студентов-вегетотерапевтов преодолеть хотя бы одну практическую трудность в его собственной психологической структуре или в его работе с пациентами, если буду вселять в него надежды на лучшую жизнь в загробном мире или назначу его «главным вегетотерапевтом». Вряд ли звание «главного вегетотерапевта» сможет повысить его способность преодолеть трудности. Назначив этого студента «главным вегетотерапевтом», я лишь подвергнул бы его опасности и, может быть, даже ускорил бы несчастье. При этом я руководствуюсь ходом своего развития и своим опытом. У меня нет идеологии, которая предписывала бы мне рациональное поведение по этическим или иным причинам. Моя работа объективно диктует мне рациональное поведение. Я бы умер от голода, если бы не старался поступать рационально. Моя работа тотчас вносит необходимые коррективы в мои действия, если я пытаюсь скрыть трудности под покровом иллюзий. Это объясняется тем, что я не могу лечить биопатический паралич с помощью иллюзий аналогично тому, как машинист, архитектор, фермер или учитель не может выполнять свою работу с помощью иллюзий. Я не нуждаюсь в рациональности. Ока объективно присутствует во мне независимо от «эмоциональной чумы» и независимо от того, кто я такой. Я не приказываю своим студентам быть рациональными, так как такие приказы ни к чему не приводят. В интересах самих студентов и в свете практических трудовых процессов я даю советы студентам и учу их отличать рациональное от иррационального в самих себе и в мире. Я учу их поддерживать рациональное и обуздывать иррациональное. Основная особенность проявления «эмоциональной чумы» в общественной жизни заключается в уходе от трудностей, связанных с ответственностью, и реальностей повседневной жизни и труда с целью найти утешение в идеологии, иллюзии, мистицизме, грубости или политике.

Мы исходим из принципиально новой позиции. Её новизна заключается не в рациональности труда и его рациональном воздействии на трудящихся мужчин и женщин, а в том, что труд в себе и для себя рационален и оказывает рациональное воздействие независимо от того, знаю я об этом или не знаю. Разумеется, лучше знать об этом, ибо тогда можно действовать в соответствии с рационально-органическим развитием. Эта позиция также нова для психологии и социологии. Для социологии она нова потому, что до сих пор социологи рассматривали иррациональные формы деятельности общества как рациональные. Для психологии она нова потому, что психологи не подвергали сомнению рациональность общества.

 

Существенно необходимые и другие виды труда

Чем глубже погружаешься в сущность естественной рабочей демократии, тем отчётливее становится рабская покорность человеческого мышления, сформированная на основе политических идеологий. Для разъяснения этого утверждения мы рассмотрим содержание концепции труда.

До сих пор мы противопоставляли труд политической идеологии, отождествляя труд с «рациональностью» и политическую идеологию с «иррациональностью». Но настоящая жизнь никогда не бывает механической. Таким образом, мы вновь приходим к иррациональному разделению на чёрное и белое. Но это прямолинейное разделение следует признать оправданным постольку, поскольку политика действительно в основном иррациональна, а труд, по сравнению с политикой, в основном рационален. Однако можно ли считать трудом строительство казино? Этот пример свидетельствует о необходимости установить различие между существенно необходимым трудом и трудом, который не является существенно необходимым. К категории «существенно необходимого труда» следует относить любой вид труда, который необходим для сохранения человеческой жизни и социальной структуры. Поэтому существенно необходимым является такой труд, отсутствие которого окажет пагубное или тормозящее влияние на процесс жизни. С другой стороны, нельзя признать существенно необходимым такой труд, отсутствие которого не влияет на ход развития общества и человеческой жизни. Мы назовём антитрудом такую деятельность, которая нарушает процесс жизни.

На протяжении многих столетий политическая идеология правящих, но неработающих классов умаляла значение существенно необходимого труда. В то же время она представляла антитруд как признак аристократизма. Все социалистические идеологии ответили на эту позицию чисто механистически, изменив знак оценок на обратный. Социалисты считали «трудом» только такую деятельность, на которую в феодальном обществе смотрели с высокомерием, т. е. преимущественно ручной труд. При этом деятельность правящих классов рассматривалась как антитруд. Безусловно, эта механическая перестановка идеологических ценностей вполне соответствовала политической концепции двух экономически и личностно противоположных классов, правящих и управляемых. С чисто экономической точки зрения общество действительно можно разделить на «тех, кто владеет капиталом» и «тех, кто владеет товаром, рабочей силой». С точки зрения биосоциологии, однако, невозможно ясно очертить ни идеологическое, ни психологическое различие между этими двумя классами. Невозможно установить различие между ними и на основе труда. Следует отметить, что идеология группы людей необязательно должна соответствовать её экономическому положению, причём экономическая и идеологическая ситуации нередко находятся в остром антагонизме по отношению друг к другу. Открытие этих особенностей позволило нам понять фашистское движение, которое дотоле оставалось непонятым. В 1930 году приобрело ясные очертания существование «раскола» между идеологией и экономикой и возможность превращения идеологии определённого класса в общественную силу, существование которой не ограничивается данным классом. В связи с подавлением естественной сексуальности детей и подростков впервые было показано, что основные формы биологической деятельности природного человека не имеют отношения к экономическому разделению на классы, причём Кассовые границы пересекаются и перекрывают друг друга. Подавление сексуальности не только связано со всеми слоями и классами каждого патриархального общества, но и нередко находит наиболее яркое выражение в среде правящих классов. Действительно, сексуальная энергетика смогла показать, что подавленная сексуальность служит основным источником садизма, который используется правящим классом для угнетения и эксплуатации других классов. Связь между садизмом, подавлением сексуальности и классовым угнетением замечательно показана в знаменитом романе Де Костера «Тиль Уленшпигель».

Реальные формы общественного труда также перекрывают и пересекают классовые, политико-идеологические границы. В социалистических партиях многие крупные политики никогда не участвовали в существенно необходимом труде и абсолютно не разбирались в трудовом процессе. Когда рабочий становится политическим функционером, он, как правило, бросает свою работу. С другой стороны, значительные слои рабочих входили в состав тех классов, которые политический социализм называл «правящими, неработающими классами» в противоположность рабочим. Типичные политические идеологии не воспринимали реальность. Об этом, вероятно, наиболее убедительно свидетельствует тот факт, что крупные представители политической реакции, например в Австрии, были выпускниками технологического университета. Эти специалисты были инженерами на угольных шахтах, строителями локомотивов, аэропланов, мостов, зданий культурносоциального назначения и т. д.

Теперь рассмотрим представление о капиталисте с точки зрения рабочей демократии. В политической идеологии капиталист рассматривался либо как «руководитель промышленного предприятия», либо как «неработающий паразит». Обе концепции отличаются механистичностью, идеологичностью, отсутствием политического реализма и ненаучностью. Существуют капиталисты, которые трудятся, и капиталисты, которые не трудятся. Существуют капиталисты, чей труд существенно необходим, и капиталисты, чей труд нельзя признать необходимым. В этом отношении представляются совершенно несущественными идеология и политические взгляды капиталиста. Противоречие между трудом и политикой в равной мере относится к капиталисту и наёмному работнику, которые могут сочетаться в одном и том же лице. Аналогично этому каменщик может быть фашистом, а капиталист – социалистом. Теперь мы ясно понимаем, что политические идеологии не позволяют ориентироваться в социальном хаосе. Конкретная ориентация возможна на основе всего спектра рабоче-демократических идей, который опирается на реальную оценку концепции труда. Поэтому в аспекте существенно необходимого труда политический класс капиталистов подразделяется на группы, которые не только противоположны, но и нередко антагонистичны по отношению друг к другу. Одна группа включает тех, кто владеет капиталом и не трудится, но заставляет других работать ради их прибыли. Генри Форд может придерживаться тех или иных политических взглядов; в идеологическом отношении он может быть добрым или злым гением. Но это не меняет того факта, что он первым среди американцев построил автомобиль и совершенно преобразил технический облик Америки. С политико-идеологической точки зрения Эдисон, несомненно, был капиталистом. Тем не менее хотелось бы встретить политического функционера рабочего движения, который не пользовался бы лампой накаливания, на изобретение которой Томас Эдисон затратил так много труда. Кто осмелится открыто назвать Эдисона тунеядцем? С точки зрения рабочей демократии это утверждение справедливо для братьев Райт, Юнкерса, Райхерта и Цейса. К этому перечню можно добавить много других имён. Между капиталистами, выполняющими реальную работу, и неработающими капиталистами, которые лишь используют тот факт, что они владеют капиталом, существует определённое различие. Что касается труда, то неработающие капиталисты не составляют особый класс, поскольку в принципе они ничем не отличаются от бюрократов социалистической партии, которые, сидя в своих кабинетах, определяют «политику рабочего класса». Мы достаточно испытали на себе пагубные последствия деятельности неработающих владельцев капитала и неработающих политических функционеров. Мы предпочитаем исходить из практической деятельности, а не из идеологических концепций.

С точки зрения существенно необходимого труда многие глубоко укоренившиеся политические концепции и опирающиеся на них «политические науки» дополняются и изменяются. Необходимо расширить концепцию «трудящегося». Концепция экономических классов дополняется реальностью психологической структуры, и тем самым существенно снижается социальное значение экономических классов.

Принципиально новые общественные события и открытие реальности естественной рабочей демократии привели к необходимости существенно изменить концепции. Я не питаю иллюзий относительно того, как будут встречены эти изменения. Политические идеологи будут возмущены, но от этого реальность фактов и процессов не изменится. Применение силы также неспособно изменить реальность. Политический процесс может иметь далеко идущие последствия. Можно казнить любое число «истов». Но всё это не изменит того факта, что врач или техник, педагог или фермер в Америке, Индии, Германии или в другой стране выполняет существенно необходимую работу. Более того, в повседневной жизни они на практике, в радости и в горе, делают значительно больше для развития жизненных процессов, чем весь Коминтерн сделал, начиная с 1923 года. Роспуск Коминтерна в 1943 году никак не отразился на жизни людей. В то же время совершенно невозможно представить себе, что Китай или Америка могли бы в один прекрасный день запретить всем учителям или врачам участвовать в социальном процессе.

События последних двадцати лет не оставляют сомнений в том, что партийные идеологии, пропагандирующие «устранение классовых различий», «установление национального единства» и т. д., не столько содействуют устранению классовых различий, раздроблённости общества и подавления свободы и порядочности, сколько обостряют эти проблемы, вызывая тем самым катастрофические последствия. Поэтому естественнонаучное решение проблемы социальной трагедии природного человека должно начинаться с анализа и изменения тех партийно-идеологических концепций, которые способствуют раздроблению общества.

Рабочая демократия не сводит концепцию «трудящегося» к промышленному рабочему. Во избежание путаницы рабочая демократия называет трудящимся каждого человека, который выполняет существенно необходимую социальную работу. Концепция «рабочего класса», которая политически и идеологически ограничивалась группой промышленных рабочих, оттолкнула промышленных рабочих от педагогов и технических работников и создала атмосферу враждебности среди представителей различных сфер существенно необходимого труда. Действительно, эта идеология привела к подчинению врачей и учителей «революционному пролетариату»; их стали называть «слугами буржуазии». Против такого перевода в низший разряд возражали не только врачи и учителя, но и промышленные рабочие. Это вполне понятно, так как реальные взаимосвязи и сотрудничество между врачом и рабочими в промышленном центре значительно глубже и серьёзнее, чем взаимосвязи между промышленными рабочими и теми, кто держит в своих руках политическую власть. Только трудящиеся и переплетения различных сфер существенно необходимого труда способны противодействовать политическому раздроблению, ибо они опираются на естественные процессы и интересы. Ясно, что в тех случаях, когда существенно необходимая группа промышленных рабочих низводит в равной мере необходимую группу врачей, технических работников или учителей до уровня «слуг» и возводит себя до уровня «хозяев», учителя, врачи и технические работники попадают в лапы проповедников расового превосходства, потому что они сами не хотят быть слугами даже «революционного пролетариата». В то же время «революционный пролетариат» попадает в лапы какой-нибудь политической партии (или профсоюза), которая не обременяет их никакой ответственностью и внушает им мысли о том, что они составляют «передовой класс», который, впрочем, не способен взять на себя социальную ответственность и даже доходит до расовой ненависти, как, например, в Америке, где профсоюзы белых рабочих отказываются принять в свои ряды чёрных рабочих.

Всё это проистекает из глубоко укоренившихся партийно-идеологических концепций, под властью которых задыхается сообщество, сформировавшееся на основе труда. Поэтому преодолеть разрыв между различными социальными группами и обеспечить соответствие между ними и структурами существенно необходимого труда можно только на основе новой концепции трудящегося как лица, выполняющего существенно необходимую работу.

Несомненно, приведённая интерпретация концепций не найдёт восторженного приёма у партийных идеологов. Независимо от формы аппарата власти, отношение к данной интерпретации концепций приведёт к спонтанному отделению идеологической мякины от здорового зёрна. Здоровое зерно составляют те, кто защищает естественно-трудовое сообщество, основанное на переплетении всех видов существенно необходимого труда. С другой стороны, мякину составят те, для кого партийные идеологии и концепции, препятствующие развитию нашего общества, важнее, чем сообщество всех трудящихся мужчин и женщин. К мякине отойдут и те, кто затевает ссоры под тем или иным предлогом. И тем не менее данная интерпретация политико-идеологических концепций войдёт в состав естественных знаний трудовых отношений и таким образом будет способствовать осуществлению стремления устроить общественную жизнь в соответствии с переплетением всех сфер труда.

При обсуждении концепции трудящегося я лишь следовал логике рабоче-демократического мышления.

Хотел я того или нет, я неизбежно должен был прийти к вышеизложенным результатам. Это объясняется очень просто. В то время, когда я писал эти страницы, мне понадобилось изготовить несколько указателей и табличек для Оргонона . Поскольку я не был столяром и художником, я не мог изготовить таблички и сделать аккуратные надписи без посторонней помощи. Однако нам были нужны таблички для нашей лаборатории.

Поэтому мне пришлось связаться с художником и столяром и на равных обсудить наилучший способ изготовления табличек и нанесения на них надписей. Без их опыта и практических советов я не смог бы справиться с этой задачей. При этом не имели никакого значения такие факторы, как моё мнение о себе как всесторонне образованном учёном и отношение столяра и художника к фашизму и «Новому курсу». Столяр не мог относиться ко мне как к «слуге революционного пролетариата», а художник не считал меня никчёмным «интеллигентом». Процесс труда привёл нас к необходимости поделиться друг с другом опытом и знаниями. Например, для успешного выполнения задания художнику необходимо было понять наш символ функционального метода исследований. Узнав значение символов, он с энтузиазмом взялся за работу. С другой стороны, от художника и столяра я узнал много о расположении надписей и самих табличках, которые должны были создать точное представление у посторонних лиц о деятельности нашего института.

Этот пример объективно-рационального переплетения различных сфер труда достаточно ясен, чтобы сделать более понятным тот бездонный иррационализм, который определяет формирование общественного мнения и таким образом подавляет естественный процесс труда.

Чем конкретнее я стремился представить себе процесс своего труда во взаимосвязи с другими сферами труда, тем лучше я понимал весь спектр рабоче-демократической мысли. Несомненно, работа пошла замечательно, когда я позволил изготовителю микроскопа и инженеру-электрику дать мне пояснения, а они в свою очередь позволили мне объяснить им особенности применения линзы и электрического прибора в области исследования физики оргона. Без шлифовальщика линз и инженера-электрика я не смог бы и на шаг продвинуться в исследовании оргона. Инженеру-электрику и шлифовальщику линз в свою очередь пришлось потрудиться над нерешёнными проблемами теории света и электричества, некоторые аспекты которой, как я полагал, можно было выяснить благодаря открытию оргона.

Я умышленно привёл подробное и упрощённое описание очевидного факта переплетения различных сфер труда, поскольку у меня были все основания полагать, что при всей своей простоте этот факт воспринимается трудящимися мужчинами и женщинами как нечто странное и новое. Безусловно, в это трудно поверить, но тем не менее это так. Реальность естественного переплетения и нерасторжимой взаимозависимости всех процессов труда находит ясное и непосредственное отражение в образе мыслей и чувств трудящихся мужчин и женщин. Действительно, благодаря практической работе трудящиеся обладают непосредственным знанием этого переплетения. В то же время им кажется странным, когда им говорят, что общество не могло бы существовать без их труда и они несут ответственность за социальную организацию своего труда. Этот разрыв между существенно необходимой деятельностью и сознанием своей ответственности за эту деятельность возник благодаря политической системе идеологий. Идеологии служат причиной разрыва между практической деятельностью и иррациональной ориентацией трудящегося. Это утверждение, возможно, также покажется странным. И всё же каждый может убедиться в его справедливости, если внимательно просмотрит любую газету, изданную в Европе, Азии или в другом месте. В газетах крайне редко можно найти статьи, посвящённые основным принципам и сущности процессов любви, труда и познания, их существенной необходимости, переплетению, рациональности, серьёзности и т. д. С другой стороны, газеты содержат множество публикаций, посвящённых высокой политике, дипломатии, официальным мероприятиям и военным событиям, которые не имеют отношения к реальным процессам жизни. Таким образом, в сознание обычных трудящихся внедряется мысль о ничтожности их существования по сравнению с возвышенными, сложными, «умными» дискуссиями по вопросам «стратегии и тактики». Обычные трудящиеся ощущают свою второсортность, неполноценность, ненужность и случайность в этой жизни. Нетрудно проверить справедливость этого утверждения и для массовой психологии. Я неоднократно проводил такие проверки и неизменно получал одинаковый результат.

1. К нам обратился некий рабочий с хорошей идеей, которая позволяет ему существенно улучшить свой труд. Мы предложили ему написать и опубликовать статью о своём открытии. При этом мы столкнулись со своеобразной реакцией. Создалось впечатление, как будто у рабочего, выполняющего важную и необходимую работу, вдруг возникло желание спрятаться в какую-то скорлупу. «Кто я такой, чтобы писать статью? Моя работа не имеет значения»,– нередко говорят такие рабочие. Это отношение рабочих к своему труду – типичное явление массовой психологии. Я упростил характеристику отношения рабочих к своему труду, но суть передал верно. В правильности этой характеристики может убедиться каждый желающий.

2. Теперь мы обратимся к редактору любой газеты. Мы предложим ему сократить материал по «вопросам политической стратегии и тактики» до двух газетных страниц и оставить первую и вторую страницы газеты для больших статей, посвящённых актуальным, практическим вопросам техники, медицины, образования, горного дела, сельского хозяйства, промышленности и т.д. Наше предложение приведёт редактора в замешательство и не оставит у него сомнений относительно нашего душевного состояния.

Вышеупомянутые подходы, т. е. подход народник масс и подход создателей общественного мнения, дополняют и определяют друг друга. Общественное мнение, по существу, имеет политический характер и невысоко ценит повседневную жизнь любви, труда и познания. Всё это соответствует ощущению социальной незначительности, которое испытывают те, кто любит, трудится и обладает знаниями.

И всё же произвести рациональную переоценку общественных условий невозможно до тех пор, пока общественное мнение, а следовательно, и психологическая структура личности будут формироваться на 99 процентов за счёт политического иррационализма и лишь на 1 процент за счёт основных форм жизнедеятельности общества. Полное изменение этого соотношения на обратное составит минимальное требование, если понадобится лишить политический иррационализм силы и установить саморегуляцию общества. Другими словами, реальный процесс жизни должен найти адекватное отражение в печати и во всех формах общественной жизни; он должен совпадать с этими формами.

При обобщении и исправлении политических концепций мы встречаемся с аргументацией, которую трудно опровергнуть. Эта аргументация сводится к следующему. Политические идеологии нельзя игнорировать, так как рабочие, фермеры, технические специалисты и другие работники определяют динамику развития общества не только через свой существенно необходимый труд, по и через свои политические идеологии! Крестьянская война в средние века была политическим восстанием, которое кардинально изменило общество. Коммунистическая партия преобразила лицо России. Утверждают, что невозможно запретить или предотвратить «политизацию» и формирование политических идеологий. Идеологии, подобно любви, труду и познанию, также составляют человеческие потребности и оказывают воздействие на общество. На эту аргументацию следует возразит следующим образом.

1. В сферу рабоче-демократической мысли не входят задачи запрещения или подавления чего бы то ни было. Она направлена исключительно на выполнение биологических функций любви, труда и познания. В случае поддержки со стороны какой-либо политической идеологии естественная рабочая демократия получает лишь дополнительный стимул к развитию. Но если политическая идеология выдвигает иррациональные претензии и таким образом препятствует развитию рабочей демократии, тогда рабочая демократия будет действовать так, как действовал бы лесозаготовитель, подвергшийся в процессе заготовки леса нападению со стороны ядовитой змеи. Для беспрепятственного продолжения своей работы он убьёт змею. Он не откажется от лесозаготовки только потому, что в лесах водятся ядовитые змеи.

2. Политические идеологии действительно представляют собой реальности, которые оказывают реальное воздействие на общество, и поэтому от них невозможно просто отказаться или отговориться. С точки зрения рабочей демократии эти реальности играют роковую роль в трагедии природного человека. Тот факт, что политические идеологии составляют ощутимые реальности, ещё не доказывает их существенной необходимости. Бубонная чума была весьма ощутимой социальной реальностью, но никто не считал её существенно необходимой. Поселение людей в девственном лесу имеет жизненно важное значение и составляет реальное, социальное явление. Но наводнение также относится к явлениям подобного рода. Кто поставит знак равенства между разрушительной силой наводнения и деятельностью поселения людей лишь потому, что оба они имеют социальные последствия? Тем не менее наша неспособность установить различие между трудом и политикой, между реальностью и иллюзией, а также наше ошибочное понимание политики как рациональной деятельности человека, сопоставимой с севом и строительством зданий, привели к тому, что какой-то художникнеудачник вверг весь мир в бездну страданий. Я неоднократно подчёркивал, что основная задача этой книги, которая в конечном счёте была написала отнюдь не для забавы, заключается в том, чтобы показать катастрофические заблуждения человеческой мысли и исключить иррационализм из политики. Существенную роль в трагедии нашего общества играет тот факт, что фермеры, промышленные рабочие, врачи и другие трудящиеся оказывают влияние на общественную жизнь не столько посредством своей общественной деятельности, сколько посредством своих политических идеологий. Ибо политическая деятельность препятствует реальной, профессиональной деятельности, раскалывает лиц каждой профессии на враждебные идеологические группы, сеет рознь в среде промышленных рабочих, ограничивает деятельность врачей и причиняет вред больным. Короче говоря, политическая деятельность препятствует достижению тех целей, за которые она якобы сражается: мир, труд, безопасность, международное сотрудничество, свобода слова, свобода вероисповедания и т. д.

3. Действительно, политические партии иногда изменяют облик общества. Однако с точки зрения рабочей демократии такие изменения носят принудительный характер. Вначале, когда Карл Маркс приступил к критическому анализу политической экономии, он не был ни политиком, ни членом какой-либо партии. Он был учёным, экономистом и социологом. Благодаря распространению «эмоциональной чумы» в среде народных масс он остался непонятым. «Эмоциональная чума» привела его к нищете и побудила основать пресловутый «Коммунистический союз», который был вскоре им самим распущен. Под воздействием «эмоциональной чумы» научный марксизм превратился в марксизм политических партий, который утратил всякую связь с научным марксизмом и в значительной мере несёт ответственность за возникновение фашизма. Об этом убедительно свидетельствует сам Маркс, воскликнувший, что он «не был марксистом». Он никогда бы не основал политическую организацию, если бы вместо иррационализма в мышлении народных масс преобладал рационализм. Действительно, политическая структура нередко становится необходимой, но эта принудительная мера вызвана лишь человеческим иррационализмом. Если бы труд и социализм идеологии соответствовали друг другу и если бы потребности, их удовлетворение и средства их удовлетворения соответствовали психологической структуре личности, тогда не существовало бы никакой политики, так как она была бы просто не нужна. Если у человека нет дома, он вынужден жить в полом стволе дерева. Полый ствол дерева бывает хорошим и плохим, но тем не менее это не дом. Хороший дом остаётся целью даже в том случае, если человек вынужден жить какое-то время в полом стволе дерева. Упразднение политики и государства, которое служит источником возникновения политики, составляет ту цель, о которой забыли основатели социализма. Я знаю, что неловко напоминать о таких вещах. Слишком много размышлений, порядочности, знаний и самокритики понадобится для того, чтобы врач увидел основную цель своей деятельности в профилактике заболеваний, лечение которых доставляет ему средства к существованию. Мы будем считать рационально-объективными социологами тех политиков, которые помогают обществу разоблачить иррациональные мотивации существования политики и её «необходимости» настолько, что любая форма политики становится ненужной.

Критическое отношение к политике характерно не только для рабочей демократии. Так, например, в Америке получили широкое распространение ненависть к честолюбивой борьбе за политическую власть и понимание её социальной опасности. Кроме того, мы узнали, что в Советском Союзе технократы берут верх над политиками. Даже осуществление политиками казни ведущих российских политических деятелей, может быть, имеет скрытый от нас социальный смысл, несмотря на то, что мы привыкли рассматривать такие казни как проявление политического иррационализма и садизма. Политика европейских диктаторов не встречала существенного противодействия на протяжении целого десятилетия. Для понимания сущности политики достаточно поразмыслить хотя бы над тем, что какой-то Гитлер заставил весь мир затаить дыхание на много лет. Тот факт, что Гитлер был политическим гением, убедительно разоблачает сущность политики. При Гитлере политика достигла высшей стадии своего развития. Мы знаем, какие плоды она принесла и как весь мир отнёсся к ним. XX век с его невиданными общественными потрясениями, как я полагаю, знаменует начало новой, свободной от политики эпохи общественного развития. Разумеется, мы не можем предугадать, какую роль в искоренении «эмоционально-политической чумы» будут играть сама политика и сознательно организованные процессы любви, труда и познания.

Перевод с английского Ю.М. Донца