До меня не сразу дошло, что такое они тут говорят.

Шоу! Представление! Эта сумасшедшая парочка предлагает Раллерманам насладиться их шоу?! И что они имеют в виду под «шоу»? До недавнего времени они называли так свои клоунские штучки-дрючки. И этим они хотят задобрить крыс? Вот уж глупость… Чтобы крысы нам за это стали помогать! И как они там еще сказали? «Но только при условии, что вам понравится наше представление». Ну это уже вообще ни в какие ворота! Как им могло прийти такое в их свинячьи головы? Ставить в зависимость наше спасение от того, понравится Раллерманам их шоу или нет?!

Так, Фредди. Спокойствие, только спокойствие. Пока еще ничего не решено. Я покосился на Большого Раллермана. Он все-таки деловой крыс, глава серьезной фирмы. Вряд ли он пойдет на такую сомнительную сделку.

Большой Раллерман ничего не говорил. Он молча изучал Энрико и Карузо и пощипывал ус.

— Идет! — сказал он наконец. — По лапам!

Я не поверил своим ушам. Он что, тоже совсем сошел с ума? Большой Раллерман улыбался и казался очень довольным. Ну конечно! Он заключил отличную сделку. Лучше не бывает.

Во всей этой истории он ничего не терял и ничем не рисковал. Раллерманам достаточно было сказать после представления: «Пардон, ваше шоу нам не понравилось» — и привет горячий. Сделка состоялась.

Энрико и Карузо попросили предоставить им пятнадцать минут на подготовку. Конечно, как же без этого! Нашим звездам нужно еще как следует спеться! И художник-гример, наверное, ждет не дождется где-то там, за кулисами, чтобы загримировать их для выступления.

Я попытался убедить сэра Уильяма в том, что мы теперь стали заложниками этих двух безумцев, что нам нужно попытаться договориться с Раллерманами по-другому, что нам необходимо сделать все, чтобы…

— Фредди, дружище, — мягко ответил он на мои призывы, — не понимаю, чего ты так разволновался. Ты что, сомневаешься в успехе предстоящего шоу? Я так нисколечко.

Конечно, как я забыл. Ведь сэр Уильям давний почитатель талантов своих подопечных, которых он считает величайшими комиками.

А Энрико с Карузо уже давно мечтали выступить перед большой аудиторией. За такое дело наши артисты родную маму продадут.

Представление началось.

Крысы расселись полукругом. Большой Раллерман занял место по центру, так сказать, в первом ряду, пригласив сэра Уильяма и меня присоединиться к нему. Перед нами было пустое пространство — сцена.

И вот появились Энрико с Карузо.

Они вышли на сцену совершенно обычным шагом (не считая, конечно, того, что Карузо немного прихрамывал) и встали посредине. Они не строили никаких рож, не гримасничали, не вертелись. Они просто стояли и смотрели друг на друга.

— Ну что, брат Карузо, что мы сегодня покажем? — спросил Энрико совершенно обычным голосом.

— Давай сыграем пьесу, брат Энрико, — ответил Карузо таким же обычным голосом.

— Пьесу? Какую пьесу?

— Давай сыграем сказку.

Сказка, только этого еще не хватало!

Я огляделся. У некоторых крыс, тех, что помоложе — из «нэшников» или «мэшников», — на физиономиях обозначился явный интерес. Крысы постарше сидели с совершенно невозмутимым видом, давая понять, что их ничем не удивишь и не проймешь.

— И какую же сказку ты предлагаешь нам сыграть, Карузо?

— Мы сыграем сказку о любви и смерти. А главными героями этой сказки будут морские свинки.

Да что они совсем спятили, что ли?

Публика сидела с каменными мордами. Мне было ясно: после такого начала Энрико и Карузо могут хоть вывернуться наизнанку, ничего у них не получится. Игра проиграна.

Я посмотрел на сэра Уильяма. Он улыбался. Только улыбка у него получилась довольно вымученная. Тоже, наверное, видит, что его любимчики не в ту дуду дуют и что после такого вряд ли можно будет рассчитывать на помощь.

— Ну что ж, начнем…

Можете не стараться, мальчики. Напрасные хлопоты.

Карузо тем временем сел посредине импровизированной сцены.

Выдержал паузу.

И начал свой рассказ.

Голос его звучал странно — как будто он шел откуда-то изнутри. Он говорил как настоящий чревовещатель.

Жил-был однажды Большой Морской Свин. И было у него много дочерей. Но больше всех он любил и привечал одну — маленькую морскую свинку по имени Эрика. Эта Эрика была красоты необыкновенной и к тому же такая послушная, милая, нежная, что все, кто ни посмотрит на нее, все говорили — какой чудный ребенок. Каждый день Большой Свин призывал Эрику к себе, и они подолгу играли.

Карузо разлегся посреди «комнаты», изображая Большого Свина, который буквально светился от счастья. Энрико принялся прыгать и бегать вокруг «папочки», превратившись неведомым образом в маленькую Эрику. Они возились, валяли дурака, смеялись, и так заразительно, что даже зрители начали улыбаться.

Иногда маленькая Эрика покидала дом, — продолжал свой рассказ глухой голос, — чтобы погулять на свежем воздухе, поиграть с другими детьми, а то и поискать что-нибудь вкусненькое. Отцу не очень нравилось, когда дочь уходила на улицу, потому что он знал — там ее подстерегают опасности. Но у маленькой шалуньи всегда находились слова, чтобы успокоить родителя.

— Не волнуйся, папочка! Я ведь очень осторожная и осмотрительная! Ничего не случится! — пропищала Эрика и побежала гулять.

И вот она уже резвится на залитой солнцем полянке среди душистых цветов и трав.

Я тихонько обернулся и посмотрел на публику. Все Раллерманы сидели затаив дыхание и наблюдали за Эрикой. Даже Большой Раллерман не сводил глаз с маленькой фигурки, и в его взгляде читалось умиление.

В тот день в окрестностях было неспокойно. Где-то совсем рядом ходили люди. Они охотились за морскими свинками для своих страшных опытов.

На «полянку» вышел Карузо. Несмотря на поврежденную лапу, он шагал довольно уверенно и весь как-то вытянулся и будто увеличился в размерах. Вылитый человек. Маленькая Эрика пока еще не видела его. Человек стал потихоньку подбираться к ней — шаг, еще шаг, вот он уже совсем близко…

— Осторожно! — услышал я чей-то свистящий голос у себя за спиной.

— Эрика! Эрика! Спасайся! — начали кричать со всех сторон.

И даже Большой Раллерман не выдержал и прохрипел:

— Беги! Человек!

В этот момент Человек резко рванулся вперед и схватил несчастную Эрику. Она пищала, изворачивалась, но все напрасно — Человек крепко держал ее в своих ручищах. Потом он достал из кармана веревки, связал ее крепко-накрепко и швырнул за землю.

— Лежи смирно! — свирепо прорычал он. — Сейчас я принесу свои инструменты, и мы с тобой разберемся.

И вот снова на сцене появился Большой Морской Свин. Он лежал себе как ни в чем не бывало и насвистывал песенку.

Но тут к нему в покои вбежал гонец с недоброй вестью.

Перед Большим Свином возник Энрико. Он страшно раздул щеки и выпятил живот, явно изображая хомяка.

— Большой Свин, — начал свою речь запыхавшийся Хомяк, — плохие вести. Я видел, как вашу Эрику поймал Человек. Я был свидетелем, но не мог ей помочь. Одному мне ее не освободить. Но если мы пойдем все вместе, мы справимся… Вместе мы обязательно победим Человека.

— Что за глупости ты мне тут рассказываешь? — пробасил сердитым голосом Большой Свин. — Моя Эрика девочка осторожная и осмотрительная. Ее так просто не поймаешь. Хотя где тебе, Хомяку, знать, какие мы, морские свинки, осторожные. Ты наверняка обознался. Человек поймал, наверное, какую-нибудь крысу.

— Нет, он поймал вашу дочь, — не отступался от своего Хомяк. — Я видел это собственными глазами. Но даже если бы это была крыса, разве наш долг не велит нам прийти ей на помощь?

— Какой такой долг? Мы морские свинки! Какое нам дело до каких-то там крыс?

Смена «декораций». Опять перед нами появилась полянка, на которой лежит связанная Эрика. Над нею склонился Человек. В руках у него скальпель. Человек проверяет, достаточно ли он острый, и вот он уже заносит скальпель над маленьким тельцем.

Смена «декораций». Мы снова в покоях Большого Свина. Тщетно пытается Хомяк убедить Большого Свина в том, что крысам тоже нужно помогать. Большой Свин все твердит свое:

— Мы морские свинки, и до крыс нам нет никакого дела.

Исчерпав все аргументы, Хомяк уходит.

Действие драмы достигло своей кульминации. Человек заносит скальпель над бедной Эрикой, а вокруг — никого. Никто не спешит ей на помощь.

Зрители повставали со своих мест. Кто-то рыдал, кто-то негодующе шипел, кто-то ругался… Большой Раллерман нервно пощипывал ус.

И опять перед нами Большой Свин. Он сидит на своем любимом месте, но вид у него теперь не такой довольный, как прежде. У него в глазах застыла тревога.

— Большой Свин, — послышался неведомый голос сверху, — а вдруг это все-таки твоя дочь попалась в руки кровожадному Человеку? Неужели ты так уверен, что ей ничто не грозит? Неужели только оттого, что ты не хочешь помогать крысам, ты готов оставаться дома и безмятежно наслаждаться покоем?

— Нет! — закричал Большой Свин и побежал на улицу. Там, на полянке, он обнаружил свою дочь Эрику, связанную по всем лапам. Человек по не вполне понятным причинам на время удалился. Одним рывком отец разорвал веревки и освободил свою дочь.

— Папочка! — воскликнула Эрика и бросилась родителю на шею.

Он подхватил ее на лапы и нежно прижал к груди.

Они смеялись и плакали одновременно.

И зал смеялся и рыдал вместе с ними.

Вот уж не знал, что у крыс глаза на мокром месте. Они все, как одна, сидели и заливались слезами. Кто всхлипывал, кто сморкался, кто плакал прямо навзрыд. Чудеса, да и только.

И даже у Большого Раллермана по щеке скатилась большая слеза.

— Фредди, — сказал он, громко шморкнув носом, — мы поможем тебе. — Он обнял меня за плечи. — Я все понял. Мы поможем тебе. Причем безвозмездно.

— Ничего себе безвозмездно, а наш спектакль? — собрался я было сказать, но сэр Уильям пихнул меня в бок, и я счел за благо промолчать.

Тем более что мне уже было не до споров и вообще ни до чего — я был весь мокрый и страшно продрог. Но что делать, если крысы живут в таких условиях. В любом случае мне было ясно: что бы крысы сейчас ни придумали для нашего спасения, это займет некоторое время, а я за это время точно успею заболеть. Как говорила моя прабабушка? Больной хомяк все равно что мертвый хомяк.

Меня била дрожь. От холода и страха.