Денни не стал возражать, когда на следующий день рано утром Люк прервал его не приносящий отдыха сон, чтобы ехать в Бозмен. Он провел мучительную ночь в стойле у Кемосабе. Временами они оба вытягивались на чистой соломенной подстилке и Денни рукой обнимал шею лошади. Это было единственное извинение, которое Денни мог принести коню за то, что позже днем снова оторвет его от Тима. Он не знал, как оправдаться перед Тимми, но был уверен, что Дейзи будет хорошо обращаться с лошадью. Сабе еще рано в отставку, да и самому Денни, возможно, тоже.

Джип, тащивший за собой автоприцеп для скота, выехал из подъездной аллеи на обледенелую дорогу, оставив позади еще темный дом ранчо, и Денни, упершись одной ногой в приборную панель автомобиля и надвинув на глаза ковбойскую шляпу, подумал, что Эрин никогда его не понимала; да, он скучал по скачкам на быках, ведь большую часть своей сознательной жизни он провел на родео.

– Эрин беспокоилась о тебе. – Тихий голос Люка прервал его размышления, но Денни не сдвинул шляпу и не открыл глаз, он был погружен в темноту и тишину. – Я сказал ей, что мы едем всего лишь в Бозмен, – добавил Люк.

– Уверен, от этого ей будет легче, – произнес Денни и снова надолго замолчал.

– Что ты скажешь, – откашлявшись, вновь заговорил Люк, – если я попрошу твою мать выйти за меня замуж?

На сей раз слова Люка не оставили Денни равнодушным, он резко выпрямился, уронив шляпу за спинку сиденья, и уставился на Люка. Люк не повернул головы и не взглянул на Денни, но щека у него покраснела. Денни понимал, что его мать симпатизирует Люку, он всю зиму наблюдал за ними, но не думал, что знает, в чем счастье матери. Однако вопрос все же шокировал его.

– Ты просишь у меня разрешения?

– Не знаю, черт побери. Но как ты думаешь, что она ответит?

– Спроси у нее сам.

– Думаю, она скажет «нет», она намерена оставаться замужем за твоим отцом. – Нервно похлопав по рулевому колесу, Люк направил джип на обгон медленно двигавшегося на подъеме грузовика с полуприцепом, а потом резко вновь свернул на правую полосу, и в нескольких дюймах от их фургона для скота завыла сирена грузовика.

– Поаккуратней, оставь немного места, – посоветовал Денни и сглотнул; он доверил Люку вести автомобиль, потому что в это утро не полагался на себя, но он не хотел погибнуть на каком-нибудь обледенелом шоссе, несмотря на то что, как всегда, они с Эрин так ни о чем и не договорились.

– Места больше чем достаточно. – Поднимаясь к вершине холма, Люк нажал на педаль газа и покачал головой. – И зачем, черт побери, мне нужно что-то постоянное? Я же дал себе клятву никогда больше не жениться.

– Я знаю, – ответил Денни, уже не раз слышавший такие заявления.

– Будь уверен, от этого много не приобретешь, – продолжал Люк, находя в разговоре разрядку. – Женщины! C ними невозможно жить!

– Без них невозможно жить, – пробормотал Денни.

Джип несся по подсыхающему покрытию шоссе, и индикатор спидометра прыгал за отметкой «семьдесят пять».

– Если хочешь знать мое мнение, то нам обоим было бы лучше вернуться на арену и гоняться за пряжками и кисками. Какой здравомыслящий человек согласится провести четыре месяца или хотя бы четыре минуты в западне на паршивом ранчо за многие мили от хорошей дороги вроде этой?

– Я. – Денни достал свою шляпу и снова натянул ее до самых глаз. – И мне нужен покой, так что не мог бы ты немного помолчать?

– Вот как, – рассмеялся Люк, – вымещаешь на мне свою утреннюю хандру. Это как сладкая музыка для моих ушей, от которой я чувствую себя на седьмом небе. Что ты скажешь, если мы взглянем на этого быка, а потом отправимся дальше и забудем этих двух женщин? Что еще нам нужно, кроме просторной дороги и еще одного дня где-нибудь позади загонов? – со вздохом закончил он.

– Тебе этого вполне хватает. – Денни откинул голову на спинку сиденья и улыбнулся, несмотря на свое плохое настроение. Люк чувствовал себя таким же несчастным, как и он сам, а настроение у его друга было еще хуже, чем думал Денни.

У Бозмена Люк прозевал поворот, и они кружили еще с полчаса, прежде чем добрались до места назначения, а затем выслушали нотацию за опоздание от рассерженного владельца ранчо.

– У меня есть и другие дела, – сказал им мужчина в потертых джинсах и зимней матерчатой куртке, который распродавал свое имущество и, очевидно, был этим очень расстроен.

– Мы вас не задержим, – заверил его Денни и, стараясь идти с хозяином в ногу, направился вместе с ним через заснеженный двор к коралю; изгородь видала и лучшие дни, часть досок отвалилась и лежала на покрытой ледяной коркой траве, а конюшня, единственная, которой пользовались, готова была вот-вот развалиться. – Я только опробую этого быка и обеих лошадей, и мы отправимся дальше.

– Вряд ли вам удастся поездить на этом быке, – заметил мужчина.

Его слова задели болезненное самолюбие Денни, и, выругавшись про себя, он ответил:

– Я могу ездить на всем, что бегает на четырех ногах.

– Да, ребята-ковбои, – хозяин ранчо посмотрел на него как на сумасшедшего, – вы все малость того. Мой младший сын такой же; он охотнее попытается сломать себе шею, вместо того чтобы заняться чем-нибудь еще, а когда в конце концов добьется своего, ни за что не признается, что ему больно, и опять возьмется за старое. Вот в прошлом году он сломал руку…

Но Денни его больше не слушал: в корале он заметил черного быка-ангуса, который тоже уже увидел Денни. Они смотрели друг на друга, разделенные сотней футов неровной земли, усеянной крупными камнями. «Четыре месяца я не видел быка», – подумал Денни, и кровь в нем закипела.

Денни уже взялся за ворота кораля, но в этот момент Люк схватил его за руку:

– Ты не пойдешь туда, пойду я.

Денни уставился на него, от изумления разинув рот.

– Я обещал Эрин, – пояснил Люк, отводя взгляд. – Не думай, что у меня нет опыта: прежде чем стать клоуном, я достаточно много лет сам занимался родео.

– Ездил на оседланных мустангах, – уточнил Денни снисходительным тоном, считая это занятие лишь отдаленно напоминающим скачки на быках. – Убери руку.

– До встречи с тобой я несколько раз пробовал кататься на быках. – Люк еще сильнее сжал его руку, и Денни заинтересовался, не врет ли он, а если врет, то зачем? – Разве я никогда не рассказывал тебе? Однажды я занял третье место в «Турне прерий», а в другой раз упустил первое из-за одного неудачного выступления. – Он усмехнулся. – А ты как думал, почему я так люблю быков, что продолжаю приплясывать перед ними? – Он взглянул на ангуса. – Я займусь им вместо тебя. Мы же компаньоны, не так ли? Знаешь, это все равно что заработать первый доллар в бизнесе.

– Да, мы повесим его на стенку над кассовым аппаратом. – С раздражением сбросив руку Люка, Денни открыл едва державшуюся на петлях дверь, и бык фыркнул, ударив о землю копытом. – Посмотрите на него, – усмехнулся Денни, – он думает, что сегодня утром сможет показать мне что по чем. – «Как это сделала вчера вечером Эрин», – добавил он про себя.

– Ребята, – владелец ранчо беспокойно переводил взгляд с Денни на Люка и обратно, – вы уверены, что представляете себе, за что беретесь? – Он с недоверием посмотрел на веревку для быка, которую Денни держал в другой руке. – Вы когда-нибудь бывали вблизи родео? Или вы в этом деле новички?

– В последние восемнадцать лет – каждый сезон. Вот, можете взглянуть. – Колокольчик, висевший на конце плоской плетеной веревки и расплющенный от множества ударов об арену, как монетка на рельсе под колесами поезда, свидетельствовал о том, что Денни заслуженный ветеран; этот колокольчик был его гордостью. – В прошедшем декабре закончил сезон вторым в мире, – добавил он, поглубже натягивая на голову шляпу и наблюдая, как у мужчины широко раскрываются глаза.

Обойдя хозяина, Люк встал между Денни и черным ангусом.

– Советую тебе не становиться спиной к этому быку, – предупредил его Денни, закрывая ворота и поглядывая через плечо друга, – он уже начинает терять терпение, так же, как и я. Уйди с дороги, Люк.

– Эрин должна тебе кое-что сказать.

– Она может сказать мне это сегодня вечером. У меня тоже есть что сказать ей. Но какое это имеет отношение к скачке на быке?

– Ты самовлюбленный идиот! Ты что, мало рисковал в своей жизни? – Люк выдержал его взгляд. – Что ты пытаешься доказать? Что Хенк и Кен ошибались в отношении тебя или что ты не кончишь, как Тревор? – Он толкнул Денни в грудь, прежде чем тот отступил. – Сегодня ты не будешь ездить верхом. Господи, когда я буду въезжать в ворота ранчо на этом джипе, ты должен сидеть на своем месте без единой царапинки… живой и здоровый. Мне это будет приятно, и она тоже будет счастлива.

Не обращая внимания на его слова, Денни оттолкнул Люка.

– Будь ты проклят, Синклер, она же носит твоего ребенка!

У Денни перехватило дыхание, словно черный ангус подбросил его и швырнул на землю. Он смотрел, как бык бьет копытом о землю и оценивает человека недоброжелательным взглядом, и уже полюбил это животное.

– Эрин беременна?

– Она сказала мне об этом сегодня ночью. Я подумал, что ты должен немного остыть, и не пустил ее к тебе, но, возможно, я был не прав. – Он уставился в землю, и никого из них не заботило, что владелец ранчо наблюдает за ними. – Извини, мне не следовало рассказывать тебе об этом.

Эрин. Беременность.

Он старался осмыслить услышанное и вспоминал новогоднюю ночь и все другие, последовавшие за ней ночи и утренние часы, а также несколько дневных часов… Ему следует подумать о своих новых обязанностях.

– Ладно, забирайся на этого вспыльчивого приятеля, и посмотрим, как он прыгает.

Но сказать – не сделать. Прежде всего существовал только импровизированный подготовительный коридор, а Люк много лет не садился на быка. С неумелой помощью хозяина Денни удалось подогнать животное к воротам, державшимся на ненадежных столбах и с половиной отсутствующих досок, и накинуть на него веревку, чтобы Люк мог занять свое место. Затем, когда Люк кивнул, он распахнул ворота и, отбежав в сторону, позволил быку вырваться на свободу.

– Он правосторонний волчок! – крикнул Денни, нахлобучивая на голову свою шляпу. – О-го-го!

Мысленно он скакал вместе с Люком. Хозяин ранчо заулюлюкал, и лицо Люка расплылось в глупой улыбке. В этот момент бык развернулся в обратную сторону и неожиданно, оторвав от земли одновременно все четыре копыта, взвился в воздух на высоту своей вытянутой ноги.

При этом зрелище у Денни упало сердце. Он сам получал чертовски великолепного быка для родео, но ангус был не по силам Люку, нельзя было позволять ему садиться на этого быка даже ради Эрин. Эти мысли в мгновение ока пронеслись в его мозгу, а затем бык тяжело опустился на землю, нагнул голову, Люк кувырком перелетел через нее на замерзшую землю, и, подбежав к товарищу, Денни услышал, как он испустил тяжелый вздох.

– Загони его обратно в загон! – крикнул он владельцу ранчо, который все это время оставался у ворот в углу площадки. – Помоги мне убрать его отсюда! – Он бросился к быку, потеряв на бегу шляпу.

Не теряя драгоценных секунд и не обращая внимания на упавшего Люка, Денни вместе с хозяином, покрикивая, преследовал животное и, изображая тореадора, несколько раз едва избежал рогов. Но неожиданно ангус остановился, словно услышал выстрел, оповещавший об окончании восьми секунд, и, как послушный теленок, пустился рысью в ближайший загон. Владелец ранчо захлопнул ворота, а Денни занялся Люком.

– Вызови врача!

Добежав до Люка, который неподвижно лежал в центре площадки, Денни опустился возле него на колени, чтобы пощупать пульс и проверить, нет ли у того переломов.

– Люк, очнись, открой глаза! – Он похлопал его по щекам, потом еще раз посильнее.

– Он умер? – спросил хозяин ранчо, склонившись над ними.

«Боже милостивый, – взмолился Денни, – если Люк умрет здесь, в этом проклятом корале, из-за того, что я…»

– Я сказал, вызови «скорую»! – прикрикнул он, и мужчина заторопился через двор к дому.

Денни заметил, что губы Люка беззвучно шевельнулись, потом он с трудом вдохнул воздух и застонал.

– Господи, я умираю. – Люк приоткрыл один глаз. – Мне казалось… он… раздавил… мне грудь.

– Нет, – ответил Денни, сам с трудом переводя дыхание, – но у тебя может быть сломана пара ребер. – Он молился, чтобы больше не было никаких травм, и чувствовал слабость во всем собственном теле от радости, что Люк пришел в себя; если нет внутренних повреждений…

– Наверно… мое ребро… проткнуло… мне легкое… или даже сердце… Вспомни Шайенн.

– Ты же не кашляешь кровью и можешь дышать.

– Время от времени, Денни, – Люк сжал ему руку. – О черт… Я прежде… никогда не ездил… ни на одной… из этих тварей. Проклятый бык. Если я не вернусь… домой вместе с тобой… скажи Мег…

– Не разговаривай. Ты сможешь все сказать мне потом.

– Нет, сейчас… Скажи ей… – он с трудом вздохнул и остановил взгляд на Денни. – Я сожалею, что не узнал ее раньше… Я впустую потратил свою жизнь… делая то, что мне нравилось, но оставаясь в одиночестве… Был просто дураком… Как и ты, Денни… Какая-то мечта…

Вздрогнув, Денни взглянул вниз на своего друга; в Лас-Вегасе он назвал себя эгоистом, но только сейчас впервые по-настоящему понял, что должна была чувствовать Эрин, наблюдая за его скачками, и что она чувствовала вчера вечером. Ее страхи никогда не принимались в расчет, он хотел заниматься родео и занимался им; даже когда Эрин оставила его, ему и в голову не приходило бросить родео; он считал, что может вернуться в Парадиз-Вэлли только с золотой пряжкой, чтобы доказать что-то отцу и Кену. Но могла ли эта пряжка принести ему прощение? Конечно же, она не могла вернуть Тревора. Только сумасшедший мог выбрать то, что разделяло его с Эрин; возможно, и она, и Люк были правы в отношении него. Что он старался доказать? Что он по меньшей мере бессмертен?

Самовлюбленный идиот.

– Мечты могут меняться, – пробормотал он, глядя на лежащего на земле Люка. – Ты скажешь это моей матери, когда мы вернемся домой.

А он скажет Эрин; и не важно, как бы он ни скучал по опасностям и приключениям, он уже проехал на своем последнем быке. Спасибо Люку, который из-за него чуть не поплатился жизнью в этом вонючем корале.

– Люк? – окликнул его Денни, но тот от боли уже снова потерял сознание.

Стоя коленями на холодной и жесткой земле, Денни наклонился над своим другом, как много лет назад склонился над своим младшим братом, но не стал его тормошить.

– О Боже.

Вокруг никого не было, и Денни опустился вниз и лег на замерзшую землю вплотную к Люку, прижавшись щекой к его виску. Денни казалось, что он чувствует, как благодаря его мольбам силы возвращаются к Люку, и он старался не вспоминать, каким мягким было то маленькое тельце много лет назад. Денни обнял Люка и заплакал. Он оплакивал Люка, Тревора и самого себя.

В тот же день в Парадиз-Вэлли Эрин, стоя у кораля, наблюдала, как Тимми легким галопом пускал Кемосабе по кругу. Прошлым летом он стал настоящим наездником, хотя ей хотелось бы, чтобы сын еще несколько лет оставался на земле, и то, что она сама начала ездить верхом, когда ей было пять, нисколько на нее не влияло. Но после того как рано утром позвонила Дейзи, Эрин опасалась, что это его последняя прогулка верхом на Кемосабе.

– Я уже могу ездить верхом на Сабе! – настаивал Тимми.

– Дейзи арендует его у папы только на сезон, пока не найдет такую же умную и послушную лошадь, как Кемосабе, тогда он снова вернется домой.

– Я не дам его увезти!

Тимми умудрился вытащить тяжелое седло, сам взгромоздил его на спину лошади и взнуздал Кемосабе. Эрин только проверила, надежно ли он все сделал, прежде чем сын уселся верхом. Однако с того момента и до настоящего времени он не сказал матери ни слова.

Услышав шум автомобиля в подъездной аллее, Эрин не обернулась, она знала, кто должен был приехать, но, к ее удивлению, Дейзи приехала не одна, из хорошо знакомого микроавтобуса «таурас», тащившего за собой прицеп для перевозки лошадей, вышли двое.

– Добрый день, Эрин! – крикнул ей Кен, шагая по слякотному двору под солнцем, игравшим на его темных волосах.

Эрин была поражена не только его улыбкой, но и его дружелюбием и приветственно помахала рукой. Хотя Дейзи говорила ей, что они с Кеном встречаются, их сплетенные руки были для нее полной неожиданностью. Подойдя, Кен наклонился и поцеловал Эрин в щеку, а она улыбнулась ему в ответ.

Тем временем Тимми с упрямым выражением на лице рысью пронесся на Кемосабе мимо ворот, выкрикнув на скаку:

– Мы с Кемосабе друзья, он не хочет уезжать!

– Похоже, у меня трудности, – сказала Дейзи, переглянувшись с Эрин. – Как отреагировал Тимми, когда Денни сказал ему, что я беру Сабе напрокат?

– Денни ему не сказал.

– О Боже! – Дейзи закатила глаза. – А где он сам?

– Сообщить плохие новости сыну он предоставил мне, – объяснила Эрин, – оставил записку на кухонном столе, и я не могу винить Тимми за желание убить гонца, принесшего плохие вести. Ты в самом деле собираешься вернуться на арену? – спросила она, немного помолчав.

– Конечно.

Дейзи казалась встревоженной, и Эрин пригласила ее в дом.

– Пойдем, сегодня утром Мег напекла шоколадных пирожных с орехами, а после завтрака заперлась в своей комнате для шитья. Сегодня ты не отыщешь здесь человека со счастливым лицом. Давай я приготовлю кофе, и мы поговорим.

– И отложим неизбежное?

Они оставили Кена присматривать за Тимми из-за изгороди и пошли в дом.

– Я бы приехала еще через день, когда Денни вернулся бы домой и все объяснил бы Тиму так, чтобы тот это правильно воспринял, – сказала Дейзи, усевшись в кухне на стул у стола и подперев рукой подбородок, – но я условилась с тренером в Диллоне, и он ждет нас сегодня. Мы с ним будем работать следующие несколько недель, оставшиеся до моего первого выступления, мне нужно как можно больше тренироваться.

– Ты совсем не виновата в том, что Денни оставил меня все расхлебывать, – успокоила ее Эрин, наливая воду в кофеварку.

– Быть может, он скоро вернется.

– Быть может, он совсем не вернется. – В ожидании кофе она села напротив Дейзи. – Вчера вечером мы ужасно поссорились, – она потерла виски, – я обвинила его во лжи. Мне показалось, что он и не собирается уходить с родео. – Эрин пересказала и то, что говорил Денни; взглянув на подругу, она подумала, что та сочувствует ей, насколько это возможно, учитывая ее долгую дружбу с Денни и их собственную размолвку прошлой осенью.

– Знаешь, некоторое время я провела с Кеном; я никогда не считала его человеком, с которым легко найти общий язык, у него есть свои пунктики, и та же гордость Синклеров, и я подумываю, не воспользоваться ли легкими вожжами.

– Я всегда считала, что Денни привык жить независимо, но в эту зиму я пришла к выводу, что тоже дорожу своей свободой, – призналась Эрин, разливая кофе. – Эти четыре месяца были не из легких, и сейчас я вне себя от бешенства… но, Дейзи, я не могу без него.

– Не скрываешь ли ты что-то от меня, Эрин?

– Этой осенью у нас должен быть еще ребенок, – она погладила себя по животу, – и мне нужно, чтобы на этот раз Денни был со мной.

– Поздравляю, – ласково сказала Дейзи, – и держу пари, что Денни рад-радешенек и по дороге домой останавливается в каждом городе, чтобы купить детские вещи.

– Он ничего не знает. Вчера вечером я была так зла и так напугана… – она махнула рукой, – не хочу удерживать его таким способом.

– Если он вернется и если он останется, то это должно произойти потому, что он сам этого хочет, а не потому, что этого хочешь ты, и даже не потому, что тебе это необходимо, – улыбнулась Дейзи. – Но Денни не дурак, он вернется.

Дейзи встала, выплеснула недопитый кофе в раковину и вышла из дома, а Эрин еще долго сидела у стола, глядя в свою чашку и слушая жужжание швейной машинки, на которой Мег шила наверху с таким остервенением, что, казалось, в потолке вот-вот должна появиться дыра.

– Посмотрите на меня! Я могу ездить в седле на мустанге! – донесся до нее со двора возглас Тимми, обращавшегося к Дейзи и Кену, и она подумала, что старалась дать сыну все, чего сама была лишена в детстве – понимание, безграничную материнскую любовь, заботу и этот дом, который она так любила.

Эрин встала и медленно пошла из дома во двор посмотреть, как Тимми прощается с Кемосабе. Тимми с этим справится, сказала она себе и вместо того, чтобы попросить Дейзи приехать в другой день, пошла к коралю, понимая, что еще несколько часов не спасут положения, все равно Тимми этого не избежать. Эрин постаралась взять себя в руки, увидев сына, который неподвижно восседал на Кемосабе возле ворот; побелевшими от напряжения пальцами он сжимал поводья и не отрываясь смотрел на стоявший неподалеку прицеп. Эрин потянулась и накрыла ладонью его руку.

– Дейзи прекрасная наездница и добрый человек, она не будет обращаться с ним плохо, как Уэс Тернер. Я повезу тебя на первое же ее выступление, которое будет проходить недалеко от дома.

– Я не поеду. – Тимми опустил голову. – Почему папочка отдал его напрокат? Ты, если бы захотела, могла бы сказать Дейзи, что он еще нездоров, но ты не хочешь видеть меня верхом! – Он прикусил губу. – Ты боишься, что я сломаю руку или еще что-нибудь. Ты не понимаешь, как я люблю его! – И не дав ей и слова сказать, он повернулся и послал Кемосабе в галоп, отчего у Эрин душа ушла в пятки.

– Тимми!

– Когда я буду взрослым, как папа, я уеду. Я тоже буду наездником на быках!

Плотнее запахнув пальто у шеи, Эрин не закричала и не стала делать ему замечаний, как поступила бы несколько месяцев назад, она даже не подумала о Треворе. Она вспомнила Денни, когда он был мальчишкой, его лихачество на спине лошади, его врожденное чувство равновесия и ритма, его ловкие руки и ноги; вспомнила его на арене родео в Шайенне прошлым летом; вспомнила, как ее сердце переполнялось гордостью в Лас-Вегасе, когда она, Тимми и Мег стоя кричали и аплодировали ему. Тимми просто был сыном своего отца. Ему всего семь лет, подумала Эрин, но он рожден быть наездником.

Дейзи бросилась к подруге, но Тимми быстро подхватил поводья и спокойно перевел Кемосабе на иноходь, словно для того, чтобы самому собраться с силами, и черно-белый конь безоговорочно послушался его.

– Он великолепен, – не могла не сказать Эрин.

Наконец, бросив поводья и пустив Кемосабе свободным шагом, Тимми подъехал к взрослым и спешился. Очевидно, приняв для себя какое-то решение, он взглянул на автоприцеп, потом посмотрел на Дейзи и, не выпуская поводья, обеими руками обнял Кемосабе за шею.

– Слушайся Дейзи, хорошо? – Он зарылся лицом в по-зимнему пушистую шерсть лошади. – Выиграй много денег и будь королем!

У Эрин лицо стало мокрым от слез; ее семилетний сын владел собой лучше, чем она. Она вытерла щеки, взглянула на небо, где наплывающие плотные белые облака начали закрывать солнце, поняла, что скоро снова пойдет снег, что настоящая весна не наступит в ближайшие несколько недель, и почувствовала сырость и запах пара, поднимавшегося от шкуры лошади. Тимми поцеловал Кемосабе в нос, а Эрин с тяжелым сердцем отвернулась.

– Хочешь помочь нам погрузить его? – спросила Дейзи у ее сына. – Ты можешь поехать со мной и Кеном к месту тренировок, а потом я покажу тебе новорожденного крошку Наггит.

– У нее есть жеребенок? – В голосе Тимми послышалось оживление.

– Родился прошлой ночью. Чудесный маленький жеребеночек.

– Можно, я посмотрю его? – спросил он у Эрин.

– Конечно, можно. – Она с благодарностью взглянула на подругу. – Спасибо, Дейзи.

– У мальчика тоже есть свои мечты, и по тому, что я сегодня видела, могу сказать, что он на полпути к их осуществлению. – Она посмотрела на сгущающиеся облака и, улыбнувшись, взяла Кена под руку. – Эрин, желаю тебе счастья с Денни, а я буду приручать этого парня.

К концу утра следующего дня Парадиз-Вэлли уже был покрыт снегом толщиной в восемь дюймов, и снег все еще продолжал падать с голубовато-серого неба; ветер наметал его в холмы и долины и сдувал к конюшне и лестнице заднего крыльца.

Накануне, после того как уехали Дейзи и Кен, позвонил Денни и сообщил Эрин и Мег о несчастье с Люком. Его повреждения оказались несерьезными, но «у него протряслись мозги», и доктора в Бозмене оставили его на ночь в больнице для наблюдения.

Все это утро Мег занималась стряпней – она испекла три вишневых пирога и два противня имбирного печенья, которое любил Люк, а сейчас готовила мясной фарш в миске на кухонном столе. Эрин посматривала из окна кухни в подъездную аллею, ей хотелось улыбаться, но она не могла. Люк, занявший место Денни на быке, мог погибнуть – ради нее.

Не в состоянии усидеть на одном месте, Эрин отыскала в комоде своей спальни что-то, о чем она почти позабыла, накинула на себя зеленую охотничью парку, натянула на голову желтую вязаную шапочку и, оставив Мег одну, вышла на воздух, где бушевала, как она надеялась, последняя перед наступлением весны метель, и съежилась от ветра и падающего колючего снега.

Люк оказался хорошим другом, а она не самой лучшей женой. Как говорила Дейзи, Эрин снова нашла способ прогнать от себя Денни – она опять сделала то же самое, перед тем как он и Люк уехали в Бозмен. Она боялась потерять его, поэтому хотела, чтобы он был только в Парадиз-Вэлли и нигде больше, но разве он не остался здесь на всю эту зиму? Он дал ей все, чего она хотела. А что она предложила взамен?

Большим пальцем одетой в перчатку левой руки она провела по кольцу на безымянном пальце; по-настоящему, в своем сердце, она никогда не снимала это кольцо и никогда не бросала Денни. Пробираясь через заснеженный двор, Эрин смотрела на близлежащие горы, окружавшие Парадиз-Вэлли – ее дом. Но без Денни это были только полторы тысячи акров земли, небольшое ранчо и здание. Эрин не развелась с ним по одной простой причине: он был мужчиной, которого она любила, единственным мужчиной, которого она всегда будет любить, которого только и могла любить. И все тринадцать лет она оставалась в Парадиз-Вэлли не ради Гаррета Броди, который умер задолго до рождения Тимми, а ради Денни, она ждала его.

Сколько раз она представляла себе его возвращение?

Но ты вернешься, когда летняя трава начнет желтеть…

Но когда он приехал в прошлом году в июне из-за Тимми, она все разрушила, однако больше это не повторится: она приложит к этому все силы во что бы то ни стало, поклялась она себе в тишине.

Услышав какой-то шум, Эрин посмотрела в сторону подъездной аллеи, в сторону дороги, и узнала сигнал автомобиля, или, точнее, сигнал джипа, везущего прицеп для скота. Когда автомобиль приблизился, бесшумно спустившись по заснеженному горному ущелью к Парадиз-Вэлли, она различила злобный рев быка и более ласковое ржание лошадей, почувствовавших тепло конюшни и запах сена.

Эрин сжала пальцы в перчатках, и ей показалось, что так же у нее сжалось сердце.

…когда долина затихнет и побелеет от снега.

И она бросилась бежать, все быстрее и быстрее по заваленной снегом дороге, размахивая поднятыми руками. Денни ехал, расчищая дорогу установленным спереди на джипе снегоочистителем. В пятидесяти ярдах от дома он заехал на стоянку и выскочил из кабины, не закрыв дверь и не выключив двигатель. Увязая в снегу, Эрин бежала к нему, не отрывая от него взгляда – от его темного, съехавшего с головы стетсона, от подбитой овчиной куртки, от обтягивающих джинсов и черных сапог – и угодила прямо в его объятия.

– Денни, о Денни!

– Я дома. – Шляпа слетела у него с головы, и он прижался щекой к ее волосам. – Эрин, я по-настоящему дома. – Он чуть отстранился и серьезно посмотрел на нее своими удивительными светло-карими глазами. – Когда Люк пострадал, я подумал о Треве и понял – Эрин, я просто понял, – что теперь все будет хорошо; я понял, что могу вернуться домой.

– Я ждала тебя. Я буду всегда ждать тебя.

– Знаю. – Он приподнял к себе ее лицо, и его губы, теплые, с привкусом кофе, коснулись ее губ, холодных, пахнущих свежестью. – Я это всегда знал.

Открылась задняя дверь, и Мег без сапог и без пальто, в одном только голубом ангорском свитере и джинсах, подчеркивавших ее стройную фигуру, сбежала по ступенькам крыльца и, пристально взглянув карими глазами в лицо сына, с тревогой спросила:

– Где Люк?

– В джипе, – усмехнулся Денни, обнимая Эрин и покачивая ее. – Целый и голодный, как медведь после зимней спячки.

Когда Мег устремилась к Люку, Денни и Эрин принялись целоваться, пока Тимми, очевидно, почувствовавший, что приехал отец, не выбежал из дома, тоже раздетый, и не ткнулся в колени Денни.

– Папочка, как жалко, что ты меня не видел! – Он прерывисто дышал. – Я скакал галопом на Кемосабе, а потом помог Дейзи и дяде Кену отвезти его в Диллон. А потом они показали мне маленького жеребеночка Наггит. Папочка, ты должен посмотреть на него!

– Иди сюда. – Денни поднял его на руки, держа между собой и Эрин. – Не заслужил ли я сперва крепкого объятия? – Он взглянул на Эрин и повторил: – Скакал галопом?

Эрин только улыбнулась и пожала плечами, а Тимми, чуть не задушив отца в объятиях, соскользнул на землю и побежал вприпрыжку, окликая бабушку и Люка. Эрин и Денни опять целовались, когда Тимми с оттопыренной щекой снова подлетел к ним, энергично работая челюстями.

– Что это у тебя во рту? – поинтересовалась Эрин.

– Подарок дяди Люка. – Он показал ей жестяную коробку, подозрительно напоминающую коробку жевательного табака. – Это пузырящаяся жевательная резинка, точно такая же, как та, что жует Люк, только для детей.

– Ее любят многие мальчишки, увлекающиеся родео, – пояснил Денни, стараясь не рассмеяться.

– А не превращаешься ли ты и в самом деле в настоящего ковбоя? – Эрин потрепала сына по волосам. – Если ты собираешься оставаться во дворе, надень пальто. И не засовывай в рот сразу всю жвачку.

– Эта жвачка, Тим, хороший подарок, – Денни обнял Эрин за плечи и не смог больше сдерживать улыбку, – но тебе стоит заглянуть в прицеп, в Бозмене я кое-что прихватил и для тебя.

– Лошадь? – Тимми порывисто повернулся к джипу.

– Ну, – большим пальцем сдвинув назад шляпу, Денни почесал голову, – оно имеет четыре ноги, хвост, гриву, два глаза, челку…

С восторженным воплем Тимми снова понесся по аллее.

– Без меня не открывай прицеп! – крикнул ему вслед Денни и вместе с Эрин пошел за ним. – У парня, продававшего нам быка и мустангов, был этот прелестный маленький конь, гнедой, в белых носочках, с белой звездочкой на лбу и с ласковыми, добрыми глазами. – Он крепче прижал к себе Эрин. – Прошлой осенью дочь хозяина уехала в колледж, и он отдал этого красавчика в придачу. Я сказал ему, что как раз знаю мальчика, который будет баловать эту лошадку.

– Ох, Денни! – Эрин прильнула щекой к его груди.

– Лошадь совершенно не опасна и не такая уж большая, но достаточного размера, чтобы он мог долго ездить на ней. Я решил, что Кемосабе на зиму нужен товарищ, – сказал он Тимми, догнав его у дверей прицепа, и поцеловал Эрин в кончик носа. – Ну вот, ты замерзла, а до меня дошли слухи, что кто-то ждет ребенка. Но нам кое-что нужно сделать; давай отцепим этот фургон, выгрузим животных, и ты пойдешь в дом, где тепло.

– Готовься потолстеть на десять фунтов. Мег все утро готовила еду.

– Ей бы следовало начать печь свадебный торт. Люк очень упрямый человек и не отступится, если вобьет что-нибудь себе в голову.

Эрин видела, как на переднем сиденье джипа Мег склонилась к Люку и прижалась губами к его губам.

– Он решил жениться?

– Да! – подтвердил Денни, снова нагнувшись к Эрин.

В эту ночь Денни превратил постель в теплый кокон, укрыв с головой себя и Эрин покрывалом в цветочек и теплыми шерстяными одеялами. Он снова был дома и впервые за много лет чувствовал себя своим, чувствовал, что может остаться.

Несмотря на то что когда начало темнеть, отключили электричество, Мег приготовила великолепный ужин для своих голодных мужчин. Денни отправил в желудок мясную котлету – правда, не свою любимую, а из тех, что нравились Люку, – картофельное пюре, морковный мусс, пшеничный хлеб и торт с малиновым кремом, а кроме того, они выпили две бутылки шампанского, которые Люк привез из Бозмена вместе с головной болью и тремя сломанными ребрами. В придачу Денни получил материнское признание.

– Я знаю, ты думаешь, что Хенк не любил тебя, – сказала она, выставив после ужина всех из кухни, – но он любил тебя, Дэниел. – Она протянула сыну бело-голубое посудное полотенце и вымытую кастрюлю. – Он любил всех своих мальчиков. Помнишь ту первую пряжку, которую ты выиграл на профессиональном родео где-то в Техасе?

– В Тайлере.

– Ты прислал ее отцу, – она вытащила из кармана завернутый в тряпочку прямоугольник, – и он хранил ее всю свою жизнь. Он держал ее вместе с носками в верхнем ящике комода, где мог смотреть на нее каждое утро, и всегда говорил, что носки помогают ей оставаться блестящей. После твоего отъезда из дома он никогда не видел, как ты ездишь верхом, но дорожил этой пряжкой, хотя никогда ни словом об этом не обмолвился. Точно так же Гаррет Броди относился к Эрин. – Мать протянула ему пряжку, и Денни отставил в сторону вытертую кастрюлю. – Твой отец хотел бы, чтобы когда-нибудь она снова вернулась к тебе – для Тимми.

У Денни перехватило дыхание, и он бросил полотенце на стол.

– Он не оставил тебе долю ранчо, – продолжала Мег, с любовью в глазах глядя на сына, – но часть ранчо он оставил Эрин, и я, кажется, догадываюсь, почему. – Она смотрела, как Денни разворачивает тряпочку и достает пряжку. – Он знал, что когда-нибудь ты вернешься к Эрин, что твоя любовь к ней и к этим местам приведет тебя домой.

«Мой отец, – подумал Денни, слегка пьяный от выпитого шампанского, – мой оставшийся брат…» Кен согласился снизить цену за свою долю Парадиз-Вэлли, поэтому Эрин и матери не придется брать закладную на ранчо; он полагал, что частично это дело рук Дейзи, потому что все указывало на то, что его брат нашел собственную женщину, и с тех пор у них с Денни установились нормальные отношения.

– Мы все были потрясены гибелью Тревора, – продолжала Мег, – и, я полагаю, каждый старался справиться с этим по-своему. Хенк не мог этого принять и обвинял тебя, я старалась по возможности смириться с этим. – Она перечисляла по пальцам всех, кого любила, а Денни поглаживал пряжку для ремня. – Кен, заботливый Кен, старался, чтобы никогда снова не произошло никакой трагедии, – она улыбнулась, – Эрин, как в убежище, спряталась в Парадиз-Вэлли. – Она долгим взглядом посмотрела на Денни, потом взяла посудное полотенце и принялась сама вытирать оставшуюся стеклянную посуду. – А ты, дорогой малыш, выбрал своим призванием, искушая судьбу, скачки верхом, верхом на всем, что имеет четыре ноги. – Повернувшись спиной к сыну, она охрипшим голосом процитировала ему Библию, отрывок из «Книги Бытия», который он слышал на арене по воскресеньям: – «И Бог благословил их, и сказал им… имею власть… над каждой живой тварью, сущей на земле».

Нарушив их беседу, в кухню ворвался Тим, видимо, услышав слова бабушки.

– Я думал, что это я твой дорогой малыш, ба!

– И ты, – сказала она, поцеловав его, а потом Денни, – вы оба.

– Ты не можешь иметь двух любимых.

– Нет, могу. Больше того, с твоим дядей Кеном их будет трое. – Она бросила Денни выразительный взгляд, когда на пороге появился Люк с неизменной жвачкой, оттопыривавшей щеку, прижимая к боку пузырь со льдом. – Но существует еще и этот человек…

Она повела Люка наверх, а Денни смотрел им вслед, пока мать, задержавшись на лестнице, не посмотрела вниз.

– У тебя какие-то проблемы, Дэниел?

– Полагаю, в данный момент у меня нет никаких проблем. – Он в знак одобрения поднял вверх большие пальцы, адресуясь сначала к Мег, а затем к Люку, который, глуповато улыбаясь под действием вина и обезболивающих таблеток, обнимал его мать.

Люк его отчим? Оставшись в темноте, Денни улыбнулся и подумал о том, что все могло выйти гораздо хуже. Он уже пообещал, что поможет Люку сделать пристройку к фургону, а дом ранчо останется в их с Эрин распоряжении. Если попросить, Кен сделает чертежи, обеспечит материалы и рабочих; и он попросит о чем угодно, сделает все, что угодно, как и Эрин, чтобы остаться на этой земле.

Денни ни о чем не жалел; его тоска по скачкам на быках со временем заглохнет, но если он потеряет Эрин, то все остальное потеряет свою цену. Возможно, он всегда будет скучать по арене, реву толпы и непокорным быкам, но любовь, которую отдают ему Эрин и Тим, ожидание еще одного ребенка, его мать и Люк могут заполнить эту пустоту. С помощью Люка он смог бы преуспеть и в скотоводстве тоже. Даже если теперь он уже никогда не станет чемпионом мира, возможно, в свое время в один прекрасный день Тим в менее опасном состязании, например, ловля телят арканом, добьется победы. Это неоригинальное покушение на бессмертие имело почти такой же сладостный вкус, как вкус победы.

Под одеялами Эрин придвинулась к нему, и он теснее прижался к ней.

– Я люблю вас, миссис Синклер, – шепнул он.

– Я тоже люблю тебя.

– А этот ребенок…

– Ты рад? – спросила она с замиранием.

– Ты же знаешь, что рад, – ответил он, целуя ее. – Мама горит желанием работать в магазине, – Денни задержал дыхание, когда Эрин скользнула под одеялом вдоль его тела, – так что ты справишься с обстоятельствами, если только этот бизнес не превратит тебя в магната.

– Или ты не станешь им, занимаясь разведением животных. – Эрин поцеловала его в ключицу. – Но я вовсе не жажду сильных изменений в Суитуотере.

– Как и большинство жителей Монтаны. – Денни снова задержал дыхание, когда ее губы коснулись его груди. – Я тоже больше не схожу с ума по этому.

– Но нужно сохранить город и торговый центр.

– Но таков прогресс. – Он лежал, боясь шевельнуться, пока она, целуя его, двигалась вдоль его ребер. – Как и человек, город не выживет, если не изменится в соответствии с веянием времени. – Говоря это, он имел в виду и себя.

Рот Эрин скользнул по его животу к шраму в том месте, куда много лет назад в Коди его боднул бык, к шраму, который заставил ее оставить Денни из страха за его жизнь; Эрин прижалась губами к выпуклому рубцу на коже, пробуждая в Денни волну желания и любви.

– У тебя не так уж плохо идут дела в магазине, – заговорил Денни, стараясь отвлечься, – сперва, приехав в Суитуотер, я этому удивлялся. Но ты молодец. Маме тоже хорошо бы чем-нибудь заняться, чем-нибудь, что приносило бы ей удовлетворение. – Он выдержал паузу. – Вести дела в одиночку трудно, я это знаю, потому что все эти годы работал один, даже мой собственный… – он не договорил. – Понимаешь, я хочу сказать, что горжусь тобой, Эрин.

– Я тобой тоже горжусь.

– Иди сюда. – Он привлек ее к себе и взял за руку – за руку, на пальце которой снова было его обручальное кольцо. – Я не хочу, чтобы все произошло слишком быстро. – Он поцеловал ее долгим, сладостным поцелуем и, приподняв голову, заглянул ей в глаза. – Думаю, мама была права, сказав, что я объезжал быков, – он даже не обратил внимания, что употребил прошедшее время, – стараясь всем доказать, что моей вины в гибели Трева нет и что я никогда не кончу, как он. Я считал, что просто люблю ездить верхом, но Кен говорил то же самое, что мама, и Люк, и это правда. – Он неуверенно подбирал слова. – Проехать верхом только половина дела, ты это знаешь, другая половина – это удачно соскочить и убежать без повреждений.

Денни поглаживал теплое, испытанное временем золотое колечко на ее пальце, и Эрин ждала, как бы предчувствуя его следующие слова. Они дались ему не легко, но когда он произнес их, они оказались такими же приятными, как женщина, оставшаяся в его объятиях на всю жизнь. Если у него есть Эрин, то золотая пряжка – только кусочек холодного металла.

– Эрин, – он неуверенно кашлянул, – в тот день в корале… На арене родео я несколько раз видел то же самое. Мой младший брат неправильно спрыгнул. – Он проглотил комок в горле, его голос стал совсем тихим и дрожащим. – Трев… он просто неудачно приземлился, вот и все, никто не виноват.

Очень долго Эрин ничего не говорила, она услышала не только интонацию его голоса, но и что-то еще, напоминавшее глубоководное течение в реке. И подобно Тимми, оказавшемуся разумным не по годам, когда накануне позволил увезти Кемосабе, она знала, что нужно сказать.

– Денни, достаточно долго я старалась идти своим и только своим путем. Я хочу, чтобы ты знал… ты самый лучший наездник на быках из всех, которых я видела. – Она сделала небольшую паузу. – Дейзи была права, когда сказала, что если ты теперь уйдешь из родео, то потому, что сам этого хочешь, а не потому, что это нужно мне; и твоя мать говорила то же самое. – Денни не перебивал ее, а только внимательно всматривался в нее. – Если всю оставшуюся жизнь ты будешь иметь дело с быками и лошадьми, будь то родео или будь то поставки скота, я всегда буду бояться за тебя, но в этом весь ты, и это делает тебя счастливым. – Однажды он сказал ей это, но тогда она не пожелала его слушать. – Изменить что-либо не в моих силах, так же как не в твоих силах изменить меня. Если бы мы полностью изменились, мы бы потеряли то, за что так любим друг друга.

За годы одиночества она поняла, что могла бы жить без него, и Денни мог бы жить без нее. Но, Бог свидетель, она не желала этого никому из них. Просто, когда она считала, что они пришли к полному согласию, он снова ее чем-нибудь удивлял, но, как полагала Эрин, она тоже удивляла его. Впереди у них была волнующая совместная жизнь, настоящая семейная жизнь, в конце концов поэтому она выложила все, что собиралась сказать.

– Твоя профессиональная карьера ковбоя, может быть, и закончена, но всегда существуют родео по выходным.

– И ты не будешь возражать?

– Постараюсь не возражать. – Эрин не могла сдержать улыбку, видя, как быстро он отреагировал на ее слова, она знала его душу так же, как он знал ее.

– Я подожду, пока не появится ребенок, – успокоил он ее, поглаживая тыльной стороной руки обручальное кольцо.

– Мы все придем поддержать тебя.

– Правда?

Когда она кивнула, он изучающе посмотрел на ее лицо, а затем, будучи доволен тем, что увидел, потянулся к ее губам и, пока они целовались, поглаживал пальцем ее грудь, отчего Эрин тихо стонала.

– Это великолепно мне подходит, – шепнул он, не отрываясь от ее губ.

– Ты великолепно мне подходишь, – ответила она тоже шепотом.

За окном сыпал снег, но сквозь кисейные занавески в горошек Эрин заметила огоньки звезд на черном небе. Она наслаждалась тем, что Денни рядом с ней, наслаждалась его теплом, его непоколебимой любовью, любовью, которую он всегда отдавал ей, но которую она не всегда принимала. Возможно, кроме всего прочего, она была истинной дочерью Гаррета Броди. При этой мысли Эрин улыбнулась, и ее последние страхи, казалось, растаяли вместе со снегом, унеслись с последней перед наступлением весны метелью.

– Денни? – Она смотрела на сосновый комод, где в тусклом свете поблескивала его первая пряжка.

– Что?

– Если тебе хочется большего, если ты захочешь попробовать выступить в одном из следующих сезонов… Я думаю, ты выиграешь эту золотую пряжку. – Она погладила его по волосам.

– Возможно. – Денни усмехнулся. – Я отказался от своих намерений, которые были связаны с Тревором, и могу серьезно заняться бизнесом.

Ее собственное предложение не пугало ее. Если он снова выйдет на высший профессиональный уровень, она будет путешествовать с ним сколько сможет, учить Тимми во время переездов, растить малыша и ходить на выступления Денни, несмотря на свои страхи. И Эрин знала почему. Что бы ни случилось с ним снова на арене, они отныне навсегда вместе.

– Я здесь, с тобой, – сказала она, – я всегда была с тобой.

Повернувшись, он нежно накрыл ее своим телом, и в его глазах светилась бездонная любовь к ней, а Эрин нежилась в его объятиях, это она любила больше всего на свете, даже больше, чем Парадиз-Вэлли. Она чувствовала, как ее мечта обретает видимые очертания, и любимая песня Мег стала и ее любимой, слова этой песни были для Эрин заклинанием.

О, малыш Денни, малыш Денни, я так тебя люблю.

Она будет с ним… и в радости и в печали.

– Но в данный момент я никуда не собираюсь, – прошептал Денни, погружаясь вместе с ней в мягкую постель. – Что мне доказывать? – Он снова приник к ее губам. – Я уже завоевал весь мир.