Она не станет контролировать Денни, решила Эрин, и до тех пор пока будет постоянно напоминать себе об этом, и с ней, и с Тимми все будет прекрасно.

Они ехали в Суитуотер на ярмарку, приуроченную к Четвертому июля, и сын сидел рядом с ней на заднем сиденье принадлежащего Кену микроавтобуса «таурас». Болтая одной ногой и мурлыча что-то себе под нос, он любовался своими блестящими черными ковбойскими сапогами. На Тимми были джинсы, тоже новые и еще хрустящие, новая красная клетчатая рубашка в стиле вестерн с перламутровыми пуговицами, а его волосы в первый раз после возвращения от отца были аккуратно причесаны еще влажными сразу же после того, как он вымыл под душем голову. Эрин редко видела его таким чистым и улыбнулась от удовольствия.

– Мама, можно мне в этом году пойти на все ат-тракционы?

«Все» означало полдюжины и состояло из небольшой карусели, нескольких автодромов с электромобилями, детских роликовых саней и, естественно, как это бывало на протяжении многих лет, чертова колеса; среди них не было особенно опасных, кроме, как помнилось Эрин, одного. Ежегодная благотворительная ярмарка женской ассоциации фермеров была как бы просто разминкой перед более крупными ярмарками в округе и штате в конце лета, но Тимми с нетерпением ждал ее; в его возрасте с Эрин было то же самое, пока однажды июльским вечером…

– Думаю, можно, – ответила она сыну.

– Потому что мне уже семь?

– Я бы сказал, теперь ты уже совсем взрослый, – заметил Кен с водительского места, где рядом с ним сидела Мег, держа на коленях стопку сшитых ею фартуков, словно с ними могло что-нибудь случиться, если бы их положили в багажник. – Я добавлю тебе еще доллар на сахарную вату, – пообещал Кен.

– Ур-р-а!

Когда в конце подъездной аллеи автомобиль свернул на мощеную дорогу, Эрин увидела в поле Денни и отвела взгляд, но не так быстро, чтобы не успеть рассмотреть его. Он в кожаных перчатках стоял возле изгороди, держа в руках кусачки для проволоки, а рядом лежала лопата, которой он копал ямы под столбы, и новый моток колючей проволоки.

Натягивать изгородь было неприятной работой, отчасти даже опасной, и Эрин почувствовала себя виноватой. Она должна была признать, что Денни работал усердно, когда работа доставляла ему удовольствие. Всю вторую половину выходного дня он провел в магазине, загружая полки согласно распоряжениям, полученным от Эрин на ранчо перед отъездом в город, потому что она не захотела поехать вместе с ним. В течение последних двух дней он участвовал в родео, проводившихся АКПР вне Бозмена – сперва под Эннисом, затем в Ливингстоне, и Эрин боролась с настойчивым желанием спросить о его успехах. Ей все еще не верилось, что за неделю она не удосужилась посмотреть в местной газете раздел объявлений для ищущих работу и вынуждена была принять помощь Денни.

– Папа! – Тимми замахал рукой из окна, приведя в движение нагретый воздух близившегося к концу дня, и, подавшись вперед, хлопнул по плечу Кена. – Стой, дядя Кен!

– Он занят, пусть себе работает, – возразил Кен, чуть ослабив нажим на педаль газа.

– Во время ярмарки никто не должен работать. – Тимми снова хлопнул его по плечу.

Кен вздохнул, и «таурас», останавливаясь, захрустел колесами по рыхлому гравию, а Денни, не оборачиваясь, приветственно поднял руку в перчатке.

– Иди к нам, папочка!

Денни перебрался через поваленный участок проволочной изгороди и зашагал к автомобилю. Нагнувшись, он положил локти на открытое окно задней двери и улыбнулся Тимми, а Эрин прижалась к спинке сиденья, несмотря на то что сидела у противоположного окна; она и Мег оставили дома для него обед, а больше она ему ничего не должна.

– Вы все направляетесь в город? – Денни потрепал сына по волосам.

– На ярмарку, – уточнил Тимми.

– Там такая суматоха. А потом поедете в Диллон смотреть фейерверк в Линч-парке?

– Мы не можем все успеть, – ответила Эрин, бросив на него быстрый взгляд и уставившись на кусачки для проволоки в его руке. Ее слова прозвучали как выговор Денни за то, что у него занят уик-энд из-за его поездок на родео и работы в ее магазине.

– Поедем с нами, папочка.

Эрин отвернулась. Неизменная бейсбольная кепка с козырьком, нависшим над его красивым лицом, ясные, полные жизни светло-карие глаза Денни, его улыбка… все, казалось, упрекало ее, что она не желает находиться с ним рядом дольше, чем это было необходимо. Эрин была изумлена, что в тот день, когда Денни согласился помогать ей в торговом центре, он перебрался к Кену.

– Маме нужно вовремя попасть на ярмарку. – Кен увеличил обороты двигателя и медленно тронул с места «таурас».

– Подожди. – Денни пошел рядом и резко постучал косточками пальцев по крыше автомобиля.

Обойдя микроавтобус сзади, он открыл дверцу, у которой сидела Эрин, бросил кусачки на пол, примостился рядом с ней, потеснив ее к середине сиденья, и стянул с себя кожаные перчатки.

– Ур-р-а! – Тимми забарабанил каблуками сапог по сиденью. – Мы с тобой можем вместе покататься на наклонной карусели.

А у Эрин и так перед глазами уже все кружилось, и она чуть ли не теряла сознание от запаха, который Денни принес с собой в автомобиль; даже при всех открытых окнах она чувствовала его: стойкий свежий запах душистого мыла перебивался еще более крепким запахом пота, чисто мужского, но не такого противного, как ей хотелось бы. Это был запах… того Денни, который ночью лежал рядом с ней.

С каждой милей Денни придвигался все ближе – во всяком случае, Эрин так казалось, – его джинсы касались ее белоснежных леггинсов, рукав его белой тенниски цеплялся о ее голый локоть и грудь, скрытую под тонкой зеленой хлопчатобумажной майкой-топ, и в конце концов ее бросило в жар, а пульс учащенно застучал где-то в области желудка. Пока они добирались до территории ярмарки на другом конце Суитуотера, Эрин старалась держаться подальше от Денни, как держалась на расстоянии в течение восьми лет. Тиму он, возможно, нужен, говорила она себе, а ей нет. Чем скорее она наймет кого-нибудь в магазин, тем скорее Денни уедет, и на этот раз она призовет все свое мужество и разведется с ним.

Словно все время помня об этом решении, Эрин не отходила от Кена, и, взяв Тимми за руки, они обходили павильоны, наполненные кустарными поделками и домашней выпечкой, смотрели, как мастер выжигал людям их монограммы на деревянных значках.

Как только они доехали до ярмарки, Мег оставила их и заспешила со своими фартуками к выделенной ей кабинке в одном из павильонов. Значит, они не смогут попасть в Диллон на фейерверк в честь Четвертого июля, и Эрин хотелось, чтобы Денни не напоминал про него, хотя смотреть на этот фейерверк было семейной традицией.

– Ну что, начнем. – Вернувшись от прилавка с закусками, стоявшего в аллее, Денни протянул Тимми ярко-красный леденец, а зеленый положил в ладонь Эрин. – Прямо как твои глаза, – заметил он, снимая обертку с такого же, как у нее, леденца.

Эрин отвернулась, но развернула свою конфету и демонстративно сунула ее в рот. Брату достался желтый леденец, который Денни заткнул ему в карман рубашки, и Кен, отказавшись от денег Денни, пошел за билетами на аттракционы, но Денни тоже купил билеты.

Посасывая свой леденец, он шел позади Кена, Тимми и Эрин, надвинув свою кепку почти на глаза и засунув свободную руку в задний карман. Теплый день переходил в вечер, и когда солнце опустилось за горизонт, Эрин позволила Кену положить руку ей на плечи, словно искала у него защиты, а другая его рука покоилась на головке Тимми.

На всех аттракционах Эрин держалась преувеличенно серьезно и не сводила глаз с Кена и своего ребенка. В то же время она чувствовала, как Денни постепенно, нерешительно приближается к ней. У автодрома с электромобилями она стояла спиной к Денни, делая вид, что не замечает его, и была готова аплодировать своему сыну и его дяде. Испугавшись, когда Денни оказался слишком близко, Эрин бросила быстрый взгляд на его плотно сжатые губы и потупилась.

– Эрин, это именно то, чего тебе хочется?

Она не отрываясь смотрела, как Тимми и Кен, сидевшие в одной машинке, ездили по площадке и, смеясь, сталкивались с другими водителями.

– Чтобы Тимми повеселился? Конечно.

Денни придвинулся ближе, так, что она ощутила тепло его тела, и произнес, понизив голос:

– Кен не хочет, чтобы я шел рядом, он водит Тима на все аттракционы без меня, взгляни на него. – Он большим пальцем указал в сторону Кена и Тимми, на искорки, прыгающие под потолком площадки, и машинки, плавно скользящие и сталкивающиеся друг с другом. – На днях в библиотеке, сегодня вечером… он ведет себя так, словно он отец Тимми, а не я.

– Он ему больше отец, чем ты.

Денни буркнул под нос какое-то ругательство и отошел. Эрин не смотрела на него, но чувствовала, что он все еще стоит у ограды, чувствовала его гнев. Это его собственная вина, подумала она, но горло у нее сжалось, как будто она целиком проглотила леденец.

Кен и Тимми провели на автодроме еще один сеанс и перешли на карусель, только тогда Эрин отважилась повернуться к Денни и произнесла тихим голосом, так что игравшая рядом каллиопа почти заглушила слова:

– Ты не можешь просто взять и вернуться, надеясь вычеркнуть из его жизни все годы, что он провел без тебя.

– Или ты говоришь о себе? – уточнил он. – А как же «все делить до самой смерти»? «В радости и в горести»? «В болезни и в здравии»?

– Я не собираюсь смотреть, как ты убиваешь себя! Не можешь понять этого своей башкой? – Эрин снова отвернулась.

– Полагаю, нет.

Они никогда не придут к согласию, даже в отношении развода, окончательно решил он.

– Пойдем, мама. – Возбужденный катанием на карусели, Тимми потянул ее за руку, его плаксивый тон и проказливое личико вызвали у нее улыбку вопреки ее желанию. – Ты, я и папа, – пояснил он.

– Нет, Тимми, – Эрин не решалась, – только не на чертово колесо.

– Почему? Неужели у тебя кружится голова?

– Да, – ответила она, глядя на силуэт огромного колеса, вырисовывавшийся на темном небе, на блеск зажигавшихся наверху огней.

– Она боится застрять наверху, – поддел ее Денни.

– Мы будем крепко держать тебя. – Тимми снова потянул ее, а Денни с вызывающей улыбкой схватил за другую руку, а когда Кен собрался стать между ними, Тимми поднял руку, как полицейский, регулирующий уличное движение. – Без тебя, дядя Кен, там мало места.

– Тимми, – начала Эрин.

– Он может поехать в соседней кабинке, – добавил Тим и посмотрел на Денни, державшего в руке голубые билеты.

Эрин уже сто лет не была на чертовом колесе, но никак не могла решиться и все смотрела на билеты – пятьдесят центов, неплохо для одного круга, прежде они были дешевле.

– Я подожду внизу, – согласился Кен и пошел в сторону.

Прежде чем Эрин осознала, что происходит, она уже сидела в красно-желтой кабинке чертова колеса со страховочной перекладиной на коленях, но продолжала смотреть вслед удалявшейся фигуре с опущенными плечами, а механизм колеса плавно поворачивался, поднимая их.

– Я этого не хотела, – оправдывалась она, когда Тимми уселся между ней и Денни.

Пойдем, Эрин! Я не дам тебе упасть. Пойдем, пока Кен не нашел нас и не сказал, что тебе нельзя.

Это было первое лето, когда Денни начал выступать как профессионал. Ей в тот вечер было пятнадцать, она была совсем юная и невинная и не чувствовала никакого подвоха, когда кабина поднималась в звездное небо, унося ее все выше и все дальше от Кена и простой дружбы, которую она всегда делила между ним и Денни.

Ее волосы, тогда более длинные, чем теперь, развевались по ветру, она сидела, прислонившись к спинке сиденья, и, запрокинув голову, смотрела вверх в ночное сияние, разглядывая созвездия, и слушала доносившиеся снизу взрывы смеха и визг девушек на других аттракционах. Но потом кабинка зависла в верхней точке, и Эрин оказалась в ловушке, в висячей ловушке.

Денни, я хочу вниз, мне страшно так высоко.

Со мной ничего не бойся.

Однако Денни повел себя с ней, как вели себя все юноши со своими девушками; пока кабинка оставалась наверху, он то поддразнивал Эрин, то успокаивал ее, а затем начал потихоньку раскачивать кабинку в ночной прохладе. У Эрин закружилась голова, и она обеими руками обхватила его за шею. Их тела прижались друг к другу, ее еще девичье с маленькой мягкой грудью и его стройное, сильное, потом она почувствовала его руку у себя на затылке, почувствовала, как его пальцы поглаживают кожу под ее волосами.

Она глянула на него и в первый раз прочла у него на лице желание, желание мужчины. Тогда он сам, как и Эрин, был одновременно и возбужден, и напуган этим.

О Боже, Эрин.

– Смотри, мама! – Голос Тимми вернул ее к настоящему, когда кабинка остановилась высоко в воздухе. – Смотри! Мы почти на Луне!

Луна висела в небе словно золотой рождественский шар, как висела и в тот далекий вечер. Эрин встретилась взглядом с Денни и поняла, что он вспоминал то же самое катание на чертовом колесе, тот же самый вечер, те же самые чувства.

Пожалуй, мне следует научить тебя целоваться.

Она никогда не забудет этих слов, после которых он придвинулся еще ближе, обнял ее и нагнул голову.

Сейчас их разделял Тимми, он откинул назад голову, прикрыл глаза и, постукивая каблуками сапог по сиденью, наслаждался легким покачиванием. Эрин поняла, что это Денни раскачивает кабинку, а он улыбнулся ей через голову Тимми.

– Я тысячу лет не делала этого, – призналась она, увлеченная собственными воспоминаниями и завороженная улыбкой на губах Денни и серьезностью его глаз.

– Не делала – чего?

– Не вела себя, как ребенок, – пожала одним плечом Эрин.

– Ты хочешь сказать, не радовалась?

Он попал в точку. В эти дни у нее было не слишком много времени для развлечений. И как бы желая сгладить грубость их недавнего разговора, спросила:

– А как у тебя прошел этот уик-энд? – но тотчас поняла, что эти слова могут быть восприняты как упрек.

– В Эннисе? Был вторым, – Денни наклонился к ней через голову Тимми, – в Ливингстоне занял четвертое место, привез домой немного денег. Веришь или нет, но я делаю это на достаточно профессиональном уровне.

Эрин сама работала и привыкла не рассчитывать на постоянную помощь с его стороны, ей не нужен был этот чек, она ненавидела его, потому что это были быки, это была опасность.

– Я не имела в виду…

– Тш-ш-ш.

Повернув голову, Денни приблизился к ней за спиной Тимми, и Эрин, глядя на него, на его робкую улыбку на губах, снова вернулась к воспоминаниям.

Ах, Эрин.

В тот вечер он медленно провел губами по ее губам, сперва несмело, потом еще раз, его губы почувствовали тепло, мягкость и податливость ее губ, когда он склонился к ней в третий раз, шепча:

Ты такая вкусная, ты чувствуешь…

Он прежде уже целовал ее, но то был быстрый, украденный поцелуй или два со сжатыми губами в конюшне за домом. В десять или двенадцать это было невинно и возбуждало только из-за опасности, что их застигнут при первом эксперименте, они находили это даже забавным.

Но в тот раз…

К восемнадцати Денни, вероятно, перецеловал уже немало девушек и, несомненно, знал, как это делается.

Не сжимай рот…

Она узнала, что такое возбуждение, узнала, что имя его – Денни Синклер и что жизнь больше никогда не будет для нее такой, как прежде.

– Эрин, – прошептал он сейчас.

Его рот был в нескольких дюймах, на губах играла неторопливая улыбка, глаза горели, но в них была насмешка; она поняла, почему, и пришла в себя.

Отодвинувшись, Денни указал на Тимми, который, любуясь светом звезд, откинулся назад и уснул. Снизу к ним плыли разные звуки, смех, болтовня, отдаленные трели каллиопы, запахи попкорна, сосисок, разогретого масла и томительной дневной жары, но кто-то пустил шутиху, и Тимми тотчас же проснулся.

Чертово колесо пришло в движение, в крутом падении, так что внутри все обрывалось, унося их с вершины мира вниз к земле и реальности. Вся сцена длилась не более нескольких минут.

Секунду назад Денни чуть не поцеловал ее. Но ей не нужны были воспоминания, не нужен был Денни. Проклятие, если это так. Проклятие.

Денни совершенно потерял ощущение времени. Он знал, что должен встретиться с Люком, и, пропустив Дуранго, а затем и Коди ради Энниса и Ливингстона, расположенных по соседству, он должен был направиться в Ларами, но время каким-то образом вышло из-под его контроля, оно растворилось в ночном звездном небе Суитуотера над головой и в глазах Эрин, сидевшей в кабинке чертова колеса, – и вот сразу наступила среда. Утром, оторвавшись от работы, Денни неожиданно увидел свой фургончик, подпрыгивающий на дороге к ранчо. Опершись о стол, он дождался, пока грузовик остановился рядом с ним и последним участком сломанной изгороди и из водительского окна на горячий воздух высунулся Люк Хастингс со своей неизменной жвачкой, оттопыривавшей щеку.

– Ты что, черт побери, хочешь выколоть себе глаза этой подпоркой для изгороди?

– Прости, я задержался, – извинился Денни, заметив, что Люк не улыбнулся.

Как раз перед появлением Люка Денни оглядывал пастбище, протянувшееся до самых холмов, и грезил о том, как все будет выглядеть, когда он наконец навсегда вернется домой и все примут его, как он починит все изгороди и отремонтирует конюшни. Еще с тех самых пор, как он проехал через ворота, покидая Парадиз-Вэлли, он мечтал, что в один прекрасный день найдет способ вернуться и владеть ранчо на законных основаниях. В конце концов он составил план, который, конечно, не был совершенством, но, по мнению Денни, вполне мог осуществиться.

– В воскресенье ты пропустил поистине настоящую бойню, – сердито доложил ему Люк. – Пара мальчишек из Техаса заработала максимум очков. И хорошие деньги в придачу.

– Сколько? – У Денни засосало под ложечкой.

Люк назвал сумму, и Денни присвистнул и выругался.

– Нельзя победить, не появляясь на скачках, – заметил ему Люк.

– Ты же знаешь, я туда не собирался.

– Собираешься пропустить и Ларами тоже? Если да, скажи мне об этом прямо.

– Нет, – ответил Денни, натягивая последний кусок колючей проволоки. Даже под толстыми кожаными перчатками его руки казались голыми, как шкура теленка после клеймения. – Однако теперь, раз ты весь издергался, как мама-телка, и приехал за мной, я сэкономлю время.

Люк приехал из Вайоминга и уже было собирался уехать обратно, совершенно не думая ни экономить кому-либо время, ни задерживаться на своем пути. Он швырнул свою пыльную черную шляпу на сиденье рядом с собой, выключил двигатель грузовика и выбрался из машины.

– Будь ты проклят, Синклер. – Он позволил Денни, измазанному, потному, в грязных перчатках, крепко обнять себя и, отступив назад, усмехнулся. – Как поживает этот парнишка со сломанной рукой?

– Отлично. – Собрав свой инструмент, Денни придирчиво оглядел новую секцию изгороди, удостоверился, что она достаточно прочная, и сел в грузовик. – Поехали, посмотрим, что припасено у мамы, может, найдем кусок яблочного пирога и вчерашнюю ветчину.

– Ты собираешься в Ларами?

– Да, черт побери!

Они ехали к дому в тишине, нарушаемой только звуками отдаленных раскатов грома, стуком двигателя пикапа и приветственного ржания Кемосабе на пастбище.

– Будь я проклят, – Люк снова напялил свою шляпу, – этот парень еще жиреет на травке? Бережет свои сухожилия для будущего сезона?

Денни с усмешкой взглянул в сторону лошади.

– Сабе пошел на поправку, и я начинаю подумывать, не отправить ли его снова на работу в ближайшее время.

Поставив грузовик в тень клена у заднего крыльца, мужчины, болтая, смеясь и по очереди шлепая друг друга по плечам и по спине, неторопливо поднялись по ступенькам в бело-голубую кухню ранчо, и Люк замер на пороге.

– Чем это так пахнет?

– Не навозом, – заверил его Денни.

Раскрасневшаяся у плиты, босая, в клетчатой блузке и джинсах, непреднамеренно подчеркивавших ее красивые, по-молодому стройные бедра, Мег нагнулась к духовке, вытащила противень с пирогом и поставила его на мраморную подставку остывать на рабочем столе.

– Мама, оторвись от плиты, у нас гость. Познакомься с моим партнером Люком Хастингсом.

Мег выпрямилась и обернулась, а Люк стянул с головы свой черный стетсон и откинул с глаз темно-русые волосы, при этом стало видно, как у него внезапно покраснел затылок.

– Доброе утро, мадам. Я столько слышал о ваших пирогах, что решил сам взглянуть на них.

– Ну, пирог существует не только для того, чтобы на него смотреть. – Она кивнула на кухонный стол, еще засыпанный мукой. – Добро пожаловать, Люк, садитесь. И ты, Денни, садись, я отрежу вам по кусочку.

– Или по три, – подсказал Денни, вытирая стол.

Последний ее пирог с черникой еще не остыл, поэтому Мег отрезала каждому из них по большущему куску испеченного вчера вечером пирога с клубникой и ревенем; Денни его не очень любил, но Люк, очевидно, был непривередлив и набросился на свою порцию со всем энтузиазмом человека, многие годы не знавшего домашней еды. За десять дней Денни забыл, что сам когда-то был так же голоден, а сейчас он чувствовал, что здорово располнел, и это явилось еще одной причиной, по которой он взялся ремонтировать изгородь.

Мег к ним не присоединилась, а принялась скрести миску из нержавеющей стали, которая служила ей для замешивания теста, очищать мерные ложки и полукруглую кондитерскую лопатку, которой рубила жир, добавляемый в муку, и, проверив по очереди все предметы, тихо выругалась и взялась перемывать все еще раз.

– Мама, сядь.

Она повернулась и пригвоздила Люка тем строгим взглядом, которым смотрела на Денни, когда он был мальчишкой, считая, очевидно, приятеля сына источником всех неприятностей.

– Полагаю, это означает, что вы оба скоро уедете.

– У нас есть еще в запасе день-другой, – постарался успокоить ее Денни.

Люк уставился на друга, его вилка застыла в воздухе, и из пирога на стол посыпалась начинка.

– Брось это, иначе можешь повесить свое снаряжение до следующего сезона. Мы…

– Я сделаю несколько звонков и выясню, как обстоят дела. До Ларами мы доберемся за десять часов, так что можно остаться до пятницы, – возразил ему Денни. – Ты можешь помочь мне отремонтировать изгородь. Мы с Эрин расклеили объявления о работе, и к ней уже приходили несколько человек на переговоры, но сегодня днем я еще нужен ей в магазине. – Люк в изумлении таращился на него, а Денни подтащил к себе по столу противень с пирогом и бросил еще один кусок на тарелку Люку, как бы предлагая ему закрыть рот. – До пятницы, – повторил он. – Куда спешить?

Значит, он пропустит еще один раунд, но все же попадет туда на уик-энд.

– Тогда я должен договориться о замене. Я всего лишь тореадор, – буркнул Люк своему пирогу. – Что я понимаю?

Последние аргументы Денни совсем не убедили ее, но Эрин просто не хотелось, чтобы он донимал ее. Что он понимает в торговом бизнесе? – рассуждала она про себя, прислонившись к торговому прилавку и скрестив руки. На протяжении шести лет она вела его самостоятельно, а в Суитуотере даже небольшую прибыль можно считать удачей. Она не признавалась во всеуслышание в том, что сомневается, получит ли в этом месяце хоть какую-то прибыль. Но Денни вряд ли сможет помочь ей наладить бизнес.

– Дело не в Суитуотере, – сказал Денни, ставя на полку консервированную зеленую фасоль. – Возможно, город уже пережил свой расцвет, но здесь всегда будет достаточно людей, которым нужны продукты. Мясная промышленность возродится, но для меня и Кена слишком поздно использовать это в своих интересах, впрочем, его, похоже, устраивает то, чем он занимается, да и меня тоже. – Он сделал паузу, давая возможность сказанному дойти до ее сознания и повторил: – Дело не в городе, Эрин.

– Тогда в чем же?

Почему Люк не увезет его отсюда? По ее мнению, Денни прекрасно разбирался в родео и умел флиртовать – периодически – и все. Для себя Эрин уже наметила взять на работу пожилую женщину, с которой разговаривала накануне. Или рискнуть еще раз и опять взять подростка?

– Во-первых, – Денни посмотрел на окна, – эти занавески. – Он разглядывал их, и его губы складывались в ехидную усмешку, ставшую для него обычной с тех пор, как она выгнала Джейсона Баркера и он стал работать – временно – вместо юноши.

– Мои занавески, – нахмурилась Эрин, так как полагала, что Денни вообще не обращал внимания на такие мелочи, как занавески; она позволила себе потратиться на материал и сама сшила их с помощью Мег.

– Ну да, эти штуки в мелкие цветочки. – Денни указал на занавески с зелено-голубым рисунком, отделанные кружевом и украшавшие оконные витрины. Его взгляд задержался на висячих растениях в витрине, но, посмотрев в лицо Эрин, Денни решил, что лучше не упоминать о них, и, вспомнив о двух больших консервных банках, которые все еще держал в руках, быстро поставил их на полку.

– А чем плоха «Лаура Эшли»?

– Совсем не плоха. – Он аккуратно переставлял банки с фасолью, стараясь выстроить их по краю застеленной бумагой полки. – «Лаура Эшли» чертовски хорошая ткань, самая лучшая из всех, что я видел, но здешняя публика…

– Владельцы ранчо, – уточнила Эрин.

Денни обернулся и сквозь стекло входной двери увидел, как подъехал пикап и двое молодых людей в рабочей одежде выпрыгнули из него через задний откидной борт.

– Они приходят сюда, и им кажется, что они случайно оказались в небольшой уютной гостиной или в каком-то салоне и ожидают, что сейчас кто-то появится из полумрака и предложит сделать им маникюр.

– Денни, ты смеешься надо мной. – Ей нельзя было принимать его помощь в магазине после того вечера на ярмарке; ей следовало заранее подумать о том, что не замечать его она будет просто не в силах.

– Я серьезно.

– Ты хочешь сказать, что из-за этого, – она помахала рукой, – я теряю доход? Всего-навсего из-за того, что я выкрасила здесь все в белый цвет, чтобы было светлее, и повесила занавески?

– Они хороши для кухни.

– А цветы?

– Мне кажется, тоже.

– Нет, ты не прав.

– Знаешь, я мужчина. – Он внимательно оглядел ее с головы до ног. – Или ты забыла об этом?

– Не забыла. – Эрин вспомнила о тех кратких мгновениях на чертовом колесе, перестала хмуриться и слегка улыбнулась, хотя осознавала, что теряет почву под ногами. – Я это замечала.

– А теперь?

– Я замечаю это каждое утро наверху в коридоре.

У него была сверхъестественная интуиция, словно он точно знал, в какое время она появится из своей спальни или в какой момент ему выйти из ванной.

– Я бы хотела, – призналась она, – но у меня не получается.

– Ну-ка, расскажи.

– Я заметила шрамы, – начала Эрин, кашлянув и бросив ему дерзкую улыбку, а про себя подумала, что совершенно потеряла здравый смысл. – На животе, на колене, на голени в том месте, куда доктора вставляли шпильку…

– А что еще ты заметила? – ухмыльнулся Денни.

Он дразнил ее, а она подразнит его, но не позволит зайти слишком далеко.

– Не важно. Я не отношусь к тем кудрявым кискам, – она заметила, как Денни помрачнел, и отступила назад, всем своим существом ощущая исходящий от него жар, – но я женщина, а ты – ты это прекрасно понимаешь – великолепный… мужчина.

Денни сделал шаг от полок, а Эрин чуть отошла от прилавка.

– Почему мне вдруг показалось, что я оказался на скотоводческом аукционе в Диллоне? – тихо, немного хрипло спросил он, направившись к двери. Щелчком перевернув табличку на «закрыто», он вернулся к Эрин. – Почему бы нам не обсудить это, пока мы будем выгружать остальные товары из твоей кладовой?

Эрин поняла свою ошибку, едва коснувшись двери в подвал. Когда в сопровождении Денни ступила на первую ступеньку ведущей вниз лестницы и включила свет, она вспомнила имя того единственного человека, который мог свести ее с ума. Закрыв за собой дверь, он погасил свет, и они оказались в темноте старого сырого подвала. Смешанные запахи земли, плесени, картофеля и лука напомнили Эрин о ее первой близости.

Однажды давным-давно они с Денни прискакали к старой землянке на вершине холма, темной, уютной и таинственной. Когда-то она служила жилищем первому из Синклеров. Сейчас здесь было так же темно и пахло так же, как там.

– Ну и сколько ты дашь за меня, Эрин? – спросил он чуть слышно, постепенно оттесняя ее вниз по лестнице.

– Включи свет, – дрожащим голосом попросила Эрин и почувствовала, что ноги перестают слушаться ее.

– Нам не нужен свет.

Она обернулась и сразу же наткнулась на него. Эрин поняла, что он прав – в беспросветной темноте она ощущала его каждым нервом, каждым мускулом своего тела, она чувствовала его запах, приятный запах кожи, запах Денни.

Эрин резко повернулась и на ощупь двинулась прочь от лестницы.

– Эти коробки в углу… тебе понадобится острый нож. Овсянку, «Здоровье», – в секцию основных продуктов на верхнюю полку, – она пнула одну из коробок, – хлопья из отрубей и гранола – в середину. Все это наверх.

Она опустила голову, и это была еще одна ее ошибка. Денни сразу же обнял ее, уткнувшись ей в шею и тесно прижавшись к ней всем телом.

– Хватит сопротивляться, ты же пришла со мной сюда, в тот вечер у изгороди ты поцеловала меня и на ярмарке хотела поцеловать еще раз.

– Ты не можешь знать, что я хочу. – Она попыталась высвободиться, но он только сильнее прижал ее к себе, и Эрин рассердилась: – Не выдавай свои желания за мои и не сваливай все на меня.

– Я и не сваливаю. Я хочу поцеловать тебя, мне хочется, чтобы ты ответила на мой поцелуй, как в тот раз на чертовом колесе, как ты делала это в землянке, когда мы…

– Что и кому ты пытаешься доказать?

Ничего не говоря, он бережно повернул Эрин к себе и взял в ладони ее лицо.

– Хорошо, – она облизнула губы, – ты доказал, что меня все еще влечет к тебе, но…

Он не принял ее протеста и не отпустил, а продолжал притягивать к себе, пока их тела – ее, напряженное, застывшее, и его, легкое, расслабленное, – не соединились в одно целое от бедер до плеч и она не оказалась в его объятиях.

– Эрин, – нежно прошептал он, прижавшись щекой к ее волосам, – с восемнадцати лет я объезжал быков, чтобы заработать на жизнь, и все еще занимаюсь этим. – Он немного помолчал. – Почему тебе никогда не приходило в голову, что я не такой уж плохой человек? – Его голос звучал спокойно, даже умоляюще. – Я всегда зарабатывал деньги и всегда платил по счетам. – Он перебирал пальцами ее волосы. – Я не богач, но мог бы содержать тебя и Тима, ты могла бы продать магазин.

– Я люблю магазин.

– Я люблю скачки на быках. В прошлом году, когда мне было тридцать пять, я закончил сезон шестым в мире. Тебе это ни о чем не говорит?

Против собственной воли Эрин положила голову ему на плечо, наслаждаясь тем, как ее волосы струились у него в руках, и тем теплом, которое исходило от его тела.

– Я никогда не говорила, что ты плохой. Но тебе когда-нибудь приходило в голову, что я вполне самостоятельна и хороший профессионал. – Она почувствовала, как он улыбнулся.

– Ты уйдешь из бизнеса вместе с этими фантастическими занавесками.

– А тебе однажды изменит счастье, – она слегка отстранилась от него, чувствуя, что готова расплакаться, – и тогда будет не важно, плохой ты или хороший.

– Упрямая. – Он снова привлек ее к себе.

– Упрямый.

Но он больше не возражал. Он нагнул голову и повернул ее именно так, что у нее не осталось никаких сомнений в его намерении повторить тот вечер между небом и землей, и когда в темноте его губы нашли ее рот, она полностью отдалась своему чувству.

– Моя девочка, – прошептал он, прижимая Эрин к стене. Ее бедра уперлись в твердый камень. Руки Денни скользнули с ее плеч к талии и замерли на бедрах. – Ты знаешь, что хотела этого с того момента, как я появился на пороге дома. И я тоже. – Он нежно поцеловал ее, предотвращая возможные возражения, и, прижавшись к ней, дрожащим от волнения голосом попросил: – Закрой глаза, Эрин. Пусть тебе будет хорошо. Пусть будет хорошо нам обоим.

Она не верила в то, что происходило с ними. Но все равно ничего не изменится. Она уперлась в его плечо и прервала их поцелуй, когда его горячая ладонь легла на ее грудь.

– Нет, Денни!

Эрин оттолкнула его, но он удержал равновесие, не прикоснувшись к ней, как истинный спортсмен. В темноте Эрин не могла разглядеть выражение его лица, но она видела его склонившуюся голову, блеск его глаз, слышала прерывистое дыхание, чувствовала, что он обижен, и, когда протянула руку, чтобы отгородиться от него, заметила, что он пристально посмотрел на ее обручальное кольцо. Затем он отошел, взвалил на плечи коробку и понес ее наверх, а Эрин смотрела ему вслед.

Раз она взяла себе помощника, нечего Денни вмешиваться в ее дела и выводить ее из равновесия, а Люку Хастингсу нечего бросать на нее убийственные взгляды. В конце концов, Люк и Денни, пропустив и Ларами, могли бы уехать прежде, чем сбудется мрачное предсказание Люка и сезон полетит к чертям, а он потеряет свой контракт с организаторами родео.

Восемь лет назад Эрин оставила Денни потому, что не могла поступить иначе. В результате никто другой ей был не нужен и она боялась остаток жизни провести в одиночестве. Когда Тимми вырастет, у нее, как у Мег, никого не будет. Пусть даже так, все равно она не раскаивается в принятом тогда мучительном решении, заключила Эрин, прикрыв рот дрожащей рукой.

На самом деле она боялась чего-то гораздо более страшного, чем то, что Денни никогда не вернется из-за ее поступка или из-за этого случая в темном подвале.

Но по иронии судьбы самое страшное уже случилось – Денни приехал домой.

– Эрин, ты моя жена. Ты, черт возьми, все еще моя жена.