После помпезного открытия ресторана TheHavens в Алдосте я планировал приехать в Оукхилл, штат Тенесси. Славный городок-сателлит Нэшвилла, в котором братья МакФьюри, Эдгар и Джоэл, собирались вдохнуть новую жизнь в павильон кегельбана. Кэрол сломала не один ноготь, пытаясь облагородить фасад этого коробочного монстра. Внутри дел было не меньше. Крыша держалась на огромных металлических трубах, забетонированных в пол, которые предстояло закрыть фальшивыми капителями. Для того, чтобы прикинуть расположение новых окон, нужен был технический паспорт, но у бывшего владельца такового не оказалось. Дали запрос в окружной архив. Стены и потолки планировалось обшить гипсокартоном. Часть зала нужно было отделить под кухню, кладовые и морозильную камеру. Провести дополнительную вентиляцию. Получить массу согласований и разрешений. Проект был заказан уже давно, но по неясным причинам подрядчики постоянно переносили сроки сдачи. Закончилось это тем, что братья разругались. Не знаю, кто и чью погремушку сломал, однако в дело оказались замешаны жены каждого, а это не сулило ничего доброго. Из того, что дошло до меня, Джоэл с самого начала хотел TheHavens в формате «дабл», а Эдгар считал, что нужно открыть сперва ресторан, а потом, если все пойдет удачно, со временем прирастить к нему и ночной клуб. У каждого были свои аргументы, так что я предпочел отмалчиваться в трубочку как лицо, так или иначе, заинтересованное. В марте состоялось большое примирение. Обе семьи раскурили трубку мира, а проще говоря, отобедали на задней дворе в доме старшего брата и, хорошенько выпив, пустили по кругу знатный косяк. Жены обнялись и поцеловались. Но уверен, это скорее было похоже на приветствие боксеров перед поединком. Чтобы там ни говорили мужчины, каждая из дам, сближаясь, продолжала качать маятник в уме и замечала открытые места соперницы, чтобы при случае разить наповал. Я понимал это, перестав всерьез воспринимать миллион дополнений и изменений, которые посыпались с тех пор, как переоборудование все-таки сдвинулось с мертвой точки. Будущих франчайзи полезно навещать время от времени. Это создает впечатление постоянной вовлеченности и воспитывает командный дух. Поскольку я находился неподалеку, перед возвращением в Иллинойс решено было встретиться с братьями, восхититься переменами и похвалить мудрое руководство. Я уже открыл сайт, намереваясь заказать авиабилеты. И вдруг позвонил Эдгар, попросив повременить. Он сказал, что, возможно, продаст свою долю за хорошие деньги одному инвестору. Поэтому есть смысл немного подождать, пока ситуация прояснится. Ведь может статься, в скором времени разговаривать мне придется с Джоэлом и новым владельцем. А что говорит Джоэл? – спросил я. Эдгар помолчал, потом выдавил неохотно: ничего не говорит. Просто… мы снова не разговариваем. Ладно, согласился, я, решайте, ребята. Держимся на связи. А когда он повесил трубку, я подумал: «этой песне нет конца», как в знаменитом финале «Андеграунда» Эмиля Кустурицы, где растерзанная войной Югославия продолжает делиться снова и снова, до бесконечности. Так или иначе, в моем рабочем графике образовалась солидная брешь. Братья МакФьюри продолжали «драться часиков до шести». Игрок Джон Милкофф, Шалтай-Болтай из Вельвы, навернулся с моим проектом ровно через неделю после нашего разговора с Нассаром. Сказать это мне лично у него не хватило пороха. Он отправил пространную смс с извинениями и сожалением. До поездок в Нью-Хэмпшир и Вермонт, где все только налаживалось, было еще очень далеко. И я решил вернуться в Чикаго. Дать себе недельный отдых. Потолкаться в центре, сходить на концерт, перекинуться парочкой слов с обворожительной хозяйкой кафе на Уолтон Плэйс. А кроме того, я уже давно не был в Тахома Крик, и мне не терпелось посмотреть на все их новшества. Так что уже на следующий день после разговора с МакФьюри я приземлился в Охара. Дни стояли солнечные. Теплые, но не настолько, как в Джорджии, и влаги было поменьше. После для, проведенного в квартире, мне захотелось выбраться на природу. Утром я позавтракал и отправился в Тахома Крик до появления пробок на магистралях. Разумеется, Кэрол пересылала мне план реконструкции задолго до того, как первый бульдозер приехал равнять площадку под будущий танцевальный зал. Поэтому я знал, чего ожидать. Но я ошибся. В действительности все выглядело гораздо увлекательнее. Сколько я не был здесь? Пожалуй, больше полугода. На съезде с трассы вместо жестяного указателя, когда-то изготовленного местными умельцами под руководством дяди Роджа, теперь был сооружен высокий постамент из бутовых камней, на котором отливали золотом большие лакированные буквы THE HEAVENS. Подъездная дорога была заасфальтирована. Все вокруг утопало в зелени. И вот что: пристройка вписалась просто замечательно. Можно сказать, она влилась в старое здание так природно и натурально, что отныне обе части казались единым целым. Потом я обратил внимание на ступени. Насколько я помнил, в плане их не было. Изначально подразумевалось, что танцевальный зал будет иметь единственный вход из основного зала ресторана. Но я увидел широкую каменную лестницу, и теперь получалось, что попасть в зал можно было прямо с парковки. Более того, насколько мне позволял обзор, фрагмент таких же ступеней был и по другую сторону здания. Перед старым входом стояла камри и новый джип. Разложив простыню плана на его капоте, Кэрол увлеченно объясняла что-то молодому парню с рулеткой. Когда я, припарковавшись рядом, вышел, она с карандашом в руке кинулась мне навстречу. Мы обнялись, как старые… друзья. Выглядела она волшебно. Прежняя угловатая студентка-подросток, не вылезавшая из джинсы, куда-то испарилась, а на ее месте вдруг возникла молодая женщина в блузке и приталенной летней юбке едва ниже колен. Твой красавец? – спросил я о машине. Ага, гордо сказала она. На заднем сиденьи я увидел новое детское кресло, еще в целофане. И мне стало ясно, почему блузка слегка полнила ее внизу, вдруг такую ласковую и загадочную. Парень, стоявший рядом, был инженером из подрядной фирмы. Они как раз обсуждали, как устроить дренаж, чтобы фонтаны на летней площадке распределить равномерно. А может лучше искусственный водопад, спросил я первое, что взбрело в голову. Вон там, в дальнем конце нагромоздить гору из камней, покрытую вьюнами и папоротниками, а затем аккуратными каналами с подсветкой развести воду, как пожелаете. Можно даже запустить рыб. В принципе, сказал Рой, все реально. Можем обдумать. Мы на минуту оставили его с планом, и Кэрол повела меня внутрь. Был понедельник. Вокруг ни души. Стулья сгрудились вдоль стен. Мы прошли через зал и оказались в пристройке. Первое, что бросилось в глаза, – шикарный рояль на сцене, много света и цветов. Очень просторно. Фрагмент лестницы, которую я видел, подъезжая, вел на зеленую лужайку, где в десять рядов прямо на газоне стояли сборные стулья и импровизированный постамент. За ним виднелась кованная решетка в виде арки, выкрашенная белым. Нет, Кэрол, сказал я, остановившись. Нет. Это и вправду то, о чем я думаю? Она перехватила направление моего взгляда: ну да. Можем проводить помолвки и фуршеты. Независимо от ресторана. Как видишь – отдельный вход, прямо с парковки. Очень удобно. Днем зал все равно пустует, а в городке подобных помещений нет, ты знаешь. Так что, ловим волну. Ее телефон отозвался упрощенным пассажем из Шуберта и она ответила «да, да, любимый, я перезвоню». Я поднялся на сцену. Открыв крышку рояля, взял несколько аккордов. Почувствовал приятный холодок лакированных клавиш.
Иногда в те места, с которыми связано ваше прошлое, лучше не возвращаться. Не бередить старое. Представьте, что вы продали дом. А новый владелец оказался прекрасным хозяином, с деньгами и, что еще хуже, блистательным вкусом. Из вашего бывшего дома он сделал дом вашей мечты. Но уже без вас. И больше нет никакого шанса вернуться в эти стены. Разве что, взяв с собой семерых, хуже себя. Я, конечно же, не о ресторане. Есть особая мудрость рвать отношения раз и навсегда, чтобы потом не встречаться. Жить параллельно, не пересекаясь. Я был рад за нее. А мог бы радоваться вместе с ней. Радовать ее и радоваться ею. Теперь, когда она была так легка и восхитительна благодаря своему женскому счастью, я мог врать кому угодно, но только не себе. Как уже не раз говорил кто-то из великих неудачников: для того, чтобы понять, как сильно вы любите женщину, нужно ее потерять. Любил ли я ее? Ту взбалмошную и одновременно трудолюбивую девочку-студентку. Наверное, все-таки нет. Потому что, если бы да – сделал все, чтобы остаться с нею. Но, никуда не деться, она все-таки была частью моего сердца. Я помнил о ней. Я знал ее запахи. Когда-то у нас, видимо, была возможность развить из этого зародыша любви настоящее чувство. Для этого нужно было время и содействие звезд. Но у нее времени не было. А звездам оказалось плевать. Она была права – мы не были парой. Скорее, коллегами по работе и постели. Однажды она решилась и сделала свой выбор. Посмотрите, что из этого вышло. Она расцвела. Она просто светилась, став любимой. И получив жизнь от любимого человека. Кто знал, что из того подростка может вырасти эта королева? Если бы тогда она была такой, как сейчас, все было бы по-другому. Увы. Времени не воротишь. Надо иметь мужество признать: у меня увели женщину. И, как всякий собственник, я не мог с этим смириться. Все, к чему я раньше мог прикасаться, было все еще рядом, передо мной. Но теперь абсолютно недоступно, и идиотизм этой перемены сводил меня с ума. Видеть и не обладать. Я желал и ненавидел ее одновременно. Не верьте в широту мужской души. Все мы одинаковы. Как бы широко ни улыбались мои губы при встрече с «бывшей», есть одна горькая правда: у меня был шанс, и я его не использовал, поэтому ее обретенное счастье – это мое (наше) потерянное, и ребенок, которого она носит, мог быть моим (нашим) ребенком. А вместо этого моя история стала еще одним случаем массовки, где роль главного героя снова выпала не мне. Вполне в духе природы. Из сотен новорожденных черепах до воды добираются десятки. До года доживают единицы. Но зато те, кто выжил, будут жить 200 лет. Хотя при таком расточительстве ресурсов не смогло бы существовать ни одно цивилизованное государство. И вот теперь она носила в своей утробе жирную точку на нашем интиме, а мои полные бубенцы позванивали при ходьбе в пустом зале, как на шапке у королевского шута. Офелия, бл*дь! О, нимфа! Помяни меня в своем «Фэйсбуке»!
К черту. В монастырь.