Цветы любви, цветы надежды

Райли Люсинда

Часть 2

ЛЕТО

 

 

Глава 31

Уортон-Парк

Иногда, просыпаясь и глядя, как утреннее солнце струится в незашторенные окна Уортон-Парка, я с трудам верю, что обрела спокойствие и мир в душе, о которых уже и не мечтала.

Я, как кошка, греюсь в теплых лучах. Поворачиваюсь и вижу на подушке рядом со мной Кита. Он только что постригся (на волосах остались следы парикмахерских ножниц) — по моей просьбе, чтобы я могла видеть его глаза. Одна прядь падает на закрытое веко, рука за головой — он спит крепко, доверчиво.

Мне нравится смотреть на него спящего, и у меня часто бывает такая возможность, ведь я обычно просыпаюсь первой. Это мои тайные мгновения, когда я могу отбросить все свои страхи и просто наслаждаться любимым. Он, невинная жертва сна, ничего об этом не знает. Не знает, что я изучаю и записываю в памяти каждую черточку его лица.

В последнее время я поняла, как важны подобные вещи. Уже не могу представить лицо моего мужа, только смутный контур — очертания, в которых подробные детали стали размытыми и неразличимыми.

Закончив свое исследование, я откидываюсь на спину и оглядываю комнату, в которой спали множество поколений Кроуфордов. Сомневаюсь, что интерьер изменился с того дня, когда Оливия Кроуфорд вошла сюда в свою брачную ночь, семьдесят лет назад. Некогда роскошные обои ручной росписи выцвели; теплый сливочно-желтый цвет превратился в мрачный и мутный оттенок рисового пудинга; нарисованные на них цветы и бабочки стали едва заметны.

У одной стены стоит массивный туалетный столик красного дерева с трюмо. Он так уродлив, что никто не захотел купить его во время распродажи, и я вернула столик на прежнее место. Иногда я воображаю, как за этим столиком сидит Оливия и накладывает макияж, необходимый для девушки тех лет, а Элси старательно делает ей прическу.

Тихонько, чтобы не потревожить Кита, я выбираюсь из постели. Ковер под моими ногами протерт, но по периметру спальни еще видны первоначальные толщина и плетение.

Я иду в ванную. Пол здесь покрыт потрескавшимся линолеумом. Ванна испещрена пятнами зеленого известнякового камня, кран безнадежно потускнел.

Одеваясь, я улыбаюсь самой себе: как приятно находиться в Уортон-Парке! Неуклюжее, нефункциональное, раздражающее в своей непредсказуемости поместье напоминает малыша, который недополучил маминого внимания, но остался таким милым, что никто не в силах устоять перед его обаянием.

На цыпочках возвращаюсь в спальню, чтобы спуститься на первый этаж и включить чайник. Мне очень нравится жить здесь вместе с Китом. Такое ощущение, что это мой родной дом.

Джулия сидела на террасе Уортон-Парка, греясь в теплых лучах утреннего солнца, и смотрела вниз, на сад. Июнь для нее имел статус любимого месяца. В эту пору распускались цветы, час за часом являя миру свою быстротечную красоту. Парковые деревья уже обзавелись густой листвой и играли всеми оттенками зелени на фоне ясного нежно-голубого неба, которое бывает в Англии только летом.

Допив кофе, девушка спустилась по ветхой каменной лесенке в сад — творение Адрианы Кроуфорд — и вдохнула почти тошнотворный аромат жасмина, высаженного вдоль террасы. За этими кустами, как и за всем садом, годами никто не ухаживал, только лужайки были небрежно пострижены единственным садовником, на попечении которого находилось слишком много земли, чтобы уделять внимание каждому растению. Розы на клумбах вокруг фонтана превратились в буйно разросшуюся массу, однако им явно не повредило такое безразличие: все кусты были усыпаны невероятно крупными розовыми цветами луковичной формы.

Габриэль любил цветы...

Джулия грустно улыбнулась, вспомнив, как сын вошел в ее кабинет, сжимая в пухлой маленькой ручке пестрый букет из увядающих диких орхидей и лаванды: они с Агнес нашли их, пока гуляли по французскому пригороду.

— Для тебя, мамочка, — произнес он, с гордостью протягивая ей букет.

Джулия долго возилась, пристраивая цветы в стеклянную вазочку: стебли, неуклюже сорванные малышом, были разной длины.

Габриэлю очень понравилось бы здесь, в Уортон-Парке. Он любил бывать на открытом воздухе — так же как и его мама. Джулия иногда рассказывала сынишке про красивый дом в Англии, где гостила в детстве. И обещала когда-нибудь свозить его туда, чтобы он увидел поместье своими глазами.

Джулия тяжело вздохнула. Этого уже никогда не будет.

Она шла, а ее пальцы томились по работе: хотелось восстановить этот райский уголок. Пока не поздно, вернуть ему былую красоту.

— Дедушка Билл перевернулся бы в могиле, — обратилась она к херувиму, по-прежнему украшающему вершину неработающего фонтана.

Джулия медленно побрела обратно к дому, испытывая странное чувство, будто оказалась в зазеркалье. В душе по-прежнему таились боль от утраты мужа и драгоценного ребенка, угрызения совести и страх от того, что она посмела быть счастливой. Но любовь Кита в отличие от любви Ксавьера казалась абсолютно нетребовательной.

— Милая, — прошептал Кит, когда они лежали, обнявшись, в постели после первой ночи любви, — я понимаю, что тебе рано заводить новые отношения. Ты совершила смелый поступок, оставшись здесь, со мной. Должно пройти время, чтобы ты смогла исцелиться от горя. Если испытываешь дискомфорт или я тебя притесняю, можешь уехать — я не обижусь.

С тех пор прошло три месяца, но у Джулии ни разу не возникло такого желания. К тому же дом был достаточно большим, и она не страдала от отсутствия личного пространства. Кит отверг предложение мистера Хедж-Фанда и почти каждый день уезжал по делам, а Джулия оставалась одна. Но она не чувствовала одиночества.

Поднявшись на крыльцо, Джулия толкнула дверь кухни. Этот дом казался ей знакомым и невероятно уютным. Странно, ведь раньше она редко сюда заходила, а на втором этаже вообще не была никогда. Возможно, все дело в рассказе Элси: дом мало изменился с того времени, которое описывала бабушка.

Джулии нравилась здешняя атмосфера. Она часами бродила по длинным коридорам, осваиваясь со всеми углами и закоулками, разглядывая выцветшие стеганые одеяла и пыльные орнаменты, хранящие на себе печать истории.

Сейчас, летом, многие вещи, требующие ремонта, не так сильно бросались в глаза, как зимой: например, протекающие крыши и древняя система отопления, которая крайне плохо справлялась с нагревом чугунных батарей и воды в ванной комнате.

Тот факт, что Джулия фактически переехала жить в Уортон-Парк, никогда «официально» не обсуждался. Это произошло естественно, по взаимному согласию. После драматического начала их романа между Китом и Джулией установились упоительно легкие отношения. Влюбленные с удовольствием погрузились в повседневный быт: в шесть часов вечера Кит заходил на кухню, они выпивали по бокалу вина, а потом вместе готовили ужин, болтая о том, как прошел день. Джулия с удовольствием осваивала новое для нее кулинарное искусство. В постель ложились рано, чтобы заняться любовью. У них редко возникало желание куда-то пойти — им было хорошо вдвоем.

Кит и впрямь, похоже, понимал, что скорбь Джулии по умершим близким временами прорывается наружу, часто неожиданно. Воспоминания, возможно, вызванные косвенными замечаниями, делали ее молчаливой и задумчивой. Он был на удивление терпим к ее прошлому — принимал, уважал его и не заставлял Джулию ни о чем рассказывать, если она сама не хотела.

Отношения с Китом для Джулии были полной противоположностью отношениям с Ксавьером: никаких громких фраз, которые так любил изрекать ее муж, никаких пустых ссор, душевной незащищенности и перепадов настроения — все это утомляло, но и делало жизнь с Ксавьером волнующей.

Джулия поднималась по лестнице на второй этаж, чтобы расстелить постель, и думала о том, как стабильно и спокойно ей с Китом. Их общение лишено драматизма, знакомого ей по браку с Ксавьером, зато наполнено умиротворением, исцеляющим с каждым днем все больше и больше. Она надеялась, что ее присутствие в жизни Кита действует на него так же благотворно.

Недавно Джулия поняла, что последние десять лет Кит вовсе не прожигал жизнь, потакая собственному эгоизму, как он утверждал. Наоборот, будучи за границей, без устали работал на международные благотворительные организации — применял свои научные знания и медицинские навыки, помогая тем, кто больше всего в них нуждался.

— Я не дорожил своей жизнью и потому лез в такие места, куда другие опасались даже соваться, — пояснил Кит, когда Джулия принялась восторгаться его приключениями в опасных точках планеты. — Не надо меня хвалить, Джулия. Я просто пытался убежать от себя.

Судя по его рассказам, Кит был гораздо мудрее и смелее, чем сам о себе думал. Джулия, время от времени досадуя на его самоуничижение, говорила ему об этом, и он постепенно начал рассуждать о будущем — о своем желании консультировать и лечить детей, пострадавших от войн и катастроф.

— Я видел так много невинных жертв, — вздохнул он как-то за ужином. — Честно говоря, заботясь обо всех детях, которых встречал во время путешествий, я просто компенсировал отсутствие собственной личной жизни. Боялся вступать в новые отношения с женщинами, а дети... Да, они нуждались во мне, но я всегда мог от них уехать и продолжить практику в другом месте. В этом не было никакого альтруизма.

— Это понятно, Кит, — ответила Джулия, — но я уверена, твое участие, пусть и недолгое, пошло им на пользу.

— Дети — это кирпичики, на которых держится человеческое общество. Если они плохие, то следующее поколение тоже будет плохим. И теперь, вспоминая страдания, которые мне довелось увидеть, я должен признаться, что нашел себе дело по душе.

Джулия посоветовала ему поступить на факультет детской психологии, чтобы время учебы в медицинском колледже не прошло даром, и он бы приобрел дополнительные профессиональные навыки.

— Почему нет? — согласился Кит. — Только сначала надо отремонтировать дом. — Он обернулся. — Я уже давно не позволял женщинам учить меня жизни.

— Кит! Я...

Он повернулся на бок и начат щекотать Джулию. Потом посмотрел на нее сверху — глаза его были серьезными.

— Спасибо, Джулия. Мне очень приятно, что ты обо мне заботишься.

— Мы вместе проживаем это мгновение, — объявил Кит как-то ночью, когда они лежали в парке, глядя на полную луну. — Оно бесконечно, как наша вселенная. У него нет ни конца, ни начала.

Эта мысль понравилась Джулии. Она цеплялась за нее, вспоминая о другой насущной проблеме, которая не давала покоя в последнее время. Безмятежность Уортон-Парка и непритязательная любовь Кита благотворно действовали на нее: она постепенно справлялась со своим горем, но всякий раз, приближаясь к гостиной и берясь за тусклую медную ручку двери, чтобы подойти к большому роялю, чувствовала, что мужество ее покидает.

Две недели назад она ездила поездом в Лондон и обедала с Олавом, своим импресарио.

— Послушай, я получаю предложения от множества концертных залов, которые по-прежнему ждут твоих выступлений. Среди них... — Олав выдержал театральную паузу, — «Карнеги-холл».

— Правда? — Джулия невольно затрепетала: на эту концертную площадку ее еще ни разу не приглашали, а она всегда мечтала там сыграть.

— Истинная правда, — кивнул Олав. — Твоя история попала в заокеанские газеты и произвела там фурор: янки любят драму. Поэтому концерт в «Карнеги-холле» станет олицетворением твоего возвращения к жизни. Откровенно говоря, милая, это связано не столько с твоим талантом, сколько с шумной пиар-акцией.

— Когда планируется концерт? — спросила Джулия.

— Через десять месяцев, в конце апреля будущего года, — веско проинформировал Олав. — Так что у тебя есть время, чтобы снова погонять пальчики по клавишам и обрести былую уверенность. Ну, что скажешь, Джулия? Чертовски заманчивое предложение, и, поверь мне, второго такого не будет.

Прижимая к груди подушку, Джулия подошла к окну спальни и уставилась на раскинувшийся внизу сад. Меньше чем через неделю она должна сообщить Олаву о своем решении.

«Смогу ли я это сделать? — в сотый раз спросила себя Джулия. — Как преодолеть чудовищную пустоту, которая поселилась в душе?»

Она закрыла глаза и представила себя за роялем. Как обычно, по жилам побежали волны адреналина, а тело покрылось холодным потом.

Она еще не обсуждала это с Китом. Как объяснить, что некогда любимый инструмент стал для нее источником дикого страха?

«Что, если Кит сочтет меня глупой и заставит музицировать? А вдруг у меня ничего не получится? Но с другой стороны, — подумала Джулия, отходя от окна и кладя на кровать подушку, от которой чудесно пахло Китом, — возможно, он поймет мое отчаяние и сумеет помочь. Да, надо ему довериться».

В тот вечер за ужином она небрежно упомянула о предложении «Карнеги-холла».

— Вау! — вскричал Кит. — Джулия, это же чудесно! Возьмешь меня с собой? Я сяду в первом ряду, буду смотреть на тебя и показывать тебе язык во время особенно сложных крещендо.

Она натянуто улыбнулась, потом покачала головой:

— Даже не знаю, смогу ли. Наверное, еще слишком рано. Я не в состоянии объяснить, почему это так пугает, но меня бросает в дрожь каждый раз, когда я подхожу к роялю. О Боже...

Кит посерьезнел и, потянувшись через стол, положил ладонь на ее руку.

— Знаю, любимая. Сколько у тебя времени на размышление?

— Несколько дней.

— Как бы я хотел тебе помочь — взмахнуть волшебной палочкой и прогнать все твои страхи, — вздохнул Кит. — Но, к сожалению, это невозможно. Тебе придется самой уладить проблему.

— Да. — Джулия медленно кивнула и убрала руку. — Если не возражаешь, я пойду прогуляюсь по парку. Мне надо подумать.

— Хорошая идея, — согласился Кит.

Джулия вышла из кухни. Кит проводил ее взглядом, а потом принялся мыть пустые тарелки, погруженный в задумчивость.

Через два дня, перед тем как уехать с утра пораньше в поместную контору на встречу с управляющим, Кит принес Джулии чашку чаю и сел на кровать рядом с ней.

— Мне пора. — Он нагнулся и поцеловал ее в губы. — У тебя усталый вид, милая. Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — солгала Джулия. — Удачной тебе поездки.

— Спасибо. — Кит встал с кровати. — Кстати, у меня есть один приятель, которому я разрешил ловить рыбу в нашем ручье. Он сказал, что, возможно, привезет нам сегодня к ужину парочку форелей. Должен заехать днем.

— Но я никогда не готовила форель. Что с ней делать? — растерянно спросила Джулия.

— Позже покажу, как ее разделывать, — ответил Кит, направляясь к двери. — Ах да, чуть не забыл: если меня еще не будет, в одиннадцать утра придет настройщик роялей. Сомневаюсь, что этот красивый старинный инструмент, который собирает пыль в гостиной, звучал с тех пор, как ты в последний раз на нем играла. А поскольку это довольно ценная вещь, думаю, его стоит привести в рабочее состояние. Ну, пока, милая! — Он послал ей воздушный поцелуй и исчез за дверью.

Ровно в одиннадцать зазвенел ржавый дверной звонок, и Джулия впустила в дом настройщика роялей.

— Спасибо, мэм, — почтительно произнес старик. — Пожалуйста, покажите мне, где стоит рояль. В последний раз я был здесь больше пятидесяти пяти лет назад. Леди Оливия попросила моего отца настроить инструмент перед тем, как лорд Гарри вернется с войны.

Джулия взглянула на него с удивлением.

— Боже, как давно это было! Идите сюда. — Она провела его через анфиладу комнат, подошла к гостиной и взялась за знакомую медную ручку двери. Пальцы предательски задрожали.

— Позвольте мне, мэм, — вызвался старик.

— Спасибо. Очень... туго открывается, — смущенно пробормотала Джулия.

Настройщик легко повернул дверную ручку, и ей ничего не оставалось, как войти в комнату следом за ним. Он подошел к роялю и снял с него защитный чехол. Джулия стояла на пороге и настороженно следила за его действиями.

— Замечательный инструмент! — восхищенно заметил старик. — Отец всегда говорил, у этого рояля самый чистый звук из всех, что ему доводилось слышать. А уж он-то слышал немало, — с усмешкой добавил он. — Ну-с, так. — Настройщик открыл крышку, осмотрел пожелтевшие клавиши и, любовно дотронувшись до них пальцами, сыграл быстрое арпеджио, потом вздохнул и покачал головой. — О Господи, рояль и впрямь совсем плох! — Старый мастер обернулся к Джулии: — Мне понадобится время, но я справлюсь, мэм, не волнуйтесь.

— Спасибо, — тихо отозвалась Джулия.

— Ага. — Нагнувшись, настройщик открыл свой чемоданчик с инструментами. — Отец рассказывал, что лорд Гарри, вернувшись домой, больше уже не играл на рояле. Очень печально.

— Вот как? — удивилась Джулия. — Я слышала, он был чудесным пианистом.

— Да, но почему-то... — настройщик со вздохом взял первые аккорды Сонаты си-минор Листа, — после войны забросил это занятие. Наверное, на фронте с ним что-то случилось. Жаль, что он зарыл свой талант в землю, правда?

Джулия больше не могла это слушать.

— Ладно, работайте, а я пойду! — резко бросила она. — И пожалуйста, отправьте счет лорду Кроуфорду. — Она развернулась и поспешно покинула гостиную.

Джулия отправилась в огород набрать овощей с пустеющих грядок, чтобы вечером приготовить их с форелью. Ей хотелось привести участок в порядок, прополоть его и засеять новыми семенами, но поскольку им предстояло уехать из поместья сразу, как только найдется новый покупатель, эта работа казалась ей бессмысленной.

Внезапно Джулия обратилась в слух: прохладный ветерок донес из гостиной Второй концерт Рахманинова. Опустившись на колени посреди сорняков, она зажала уши руками.

— Прекратите! Прекратите!!!

Но музыка по-прежнему звучала, просачивалась сквозь пальцы. Ноты, которые она не могла играть, терзали душу. Джулия перестала закрывать уши, уронила руки вдоль тела и дала волю слезам.

— Ну почему вы играете именно это? Что угодно... что угодно, только не это... — Она покачала головой и вытерла нос тыльной стороной ладони.

Эта мелодия стала символом ее горя. В тот жуткий вечер, пока она играла для восторженных слушателей, поглощенная прекрасной музыкой, потерянная в собственном мире, а потом наслаждалась аплодисментами, ликующими возгласами и букетами, с эгоистичной радостью упиваясь успехом, ее маленький сын и муж умирали мучительной смертью.

Джулия снова и снова изводила себя воспоминаниями, гадая, когда именно во время концерта они испустили последний вздох.

«Может, Габриэль, лежа на земле, страдая от чудовищной боли и страха, звал меня? Недоумевал, почему рядом нет его мамы, почему она не поможет ему, не утешит и не спасет? Я предала сына — бросила, когда он так сильно во мне нуждался...»

Эта мысль была невыносима.

И самое страшное: рояль — инструмент без души и мыслей — украл любовь и внимание Джулии, заслонил собой ребенка и мужа и теперь служил воплощением самолюбивой, гадкой стороны ее личности. В отчаянии она сгорбилась. Ее успокаивало лишь то, что найденные ею несколько тощих морковок и единственный кустик салата латука были самосевом — потомками растений, некогда посаженных ее любимым дедом.

— О, дедушка Билл! — плача, воззвала она к небесам. — Что бы ты сказал мне сейчас, если б мы, как раньше, сидели с тобой в теплице?

Разумеется, он вел бы себя спокойно и здраво — как всегда, когда Джулия обращалась к нему со своими проблемами. Дедушка рассматривал факты, а не эмоции, твердо верил в судьбу и Бога. После похорон ее мамы дедушка Билл обнял Джулию. Она безутешно рыдала, уткнувшись ему в плечо и с ужасом представляя, как одиноко и холодно маме лежать в сырой земле.

— Твоя мама сейчас на небесах. Ей хорошо и спокойно, я знаю, — утешал дед. — Это мы, оставшиеся на земле, страдаем без нее.

— Почему врачи не смогли ей помочь? — жалобно спросила Джулия.

— Пришло ее время уйти, милая. А когда приходит такое время, уже ничего нельзя сделать.

— Но я хотела спасти...

— Не надо себя казнить. Никто из нас больше ничем не мог ей помочь. Мы, люди, думаем, что способны управлять событиями, но это неправда. Я достаточно повидал на своем веку, чтобы понять это.

Джулия тихо сидела в траве и вспоминала, что говорил ей в тот день дедушка Билл. Может, его слова относятся и к Ксавьеру, и к Габриэлю? Может, пришло их время? И она ничего не изменила бы, даже будучи рядом с ними?

На этот вопрос не было ответа.

А что касается музыки... Джулия решительно вытерла слезы.

«Я могла с таким же успехом сидеть дома и ждать, когда двое дорогих мне людей вернутся с местного пляжа, проехав той же коварной дорогой. Может, я, как сказал дедушка Билл много лет назад, напрасно себя казню, лишаясь единственной цели в жизни, которая способна дать утешение и пролить бальзам на израненную душу?»

Настройщик заиграл последние ноты, и ей вспомнились слова деда: «У тебя Божий дар. Прошу тебя, Джулия, не растрать его впустую».

Когда музыка в гостиной стихла и наступила тишина, Джулия вдруг четко сказала: «Я потеряла немало любимых людей, но у меня осталось то, что никто и никогда не отнимет — талант».

Наконец настройщик уехал. Джулия встала и медленно побрела к дому. Остановилась на террасе в задумчивости. Внезапно ее словно озарил луч надежды и прозрения: «Мой дар — единственное, на что я могу рассчитывать. Он останется со мной до самой смерти, потому что он — часть меня. И я не имею права от него отказываться. Разве Ксавьер и Габриэль сказали бы спасибо за то, что я решила никогда больше не притрагиваться к клавишам рояля? Разве они хотели бы, чтобы с их смертью умер и мой Божий дар? Нет».

Джулия инстинктивно зажала рот рукой, впервые ясно поняв, что ее сознание, одержимое горем и чувством вины, сыграло с ней злую шутку. Будучи такой уязвимой, она впустила в свое сердце демонов, позволив им там угнездиться. Их надо изгнать.

Она решительно прошагала к гостиной, переполненная воспоминаниями обо всех, кто ее любил и любит сейчас, и села за рояль. Не обращая внимания на реакцию собственного тела, прикоснулась дрожащими руками к клавишам.

«Я буду играть ради них всех.

И ради себя».

Час спустя Кит приехал домой со встречи и уловил доносящиеся из гостиной «Этюды» Шопена. Его глаза наполнились слезами, он резко сел на ступеньки лестницы парадного холла, на то место, где впервые увидел Джулию, и стал благоговейно слушать, мысленно преклоняясь перед ее волшебным талантом.

— Я так горжусь тобой, любимая! — пробормотал он себе под нос. — Ты не только обладаешь редким даром, ты еще храбрая, красивая и сильная женщина. Господи, помоги мне. — Кит вытер глаза рукой. — Надеюсь, я смогу быть достойным тебя, и ты навсегда останешься со мной.

 

Глава 32

Тишина, которая столько лет довлела над Уортон-Парком, была нарушена. Дом наполнился звуками прекрасной музыки: Джулия изгнала своих демонов и часами играла на изумительном рояле в гостиной, наслаждаясь возвращением к инструменту, который был частью ее души.

— Спасибо тебе, ты помог мне воскреснуть, — прошептала она Киту в постели в тот вечер, когда ее пальцы впервые коснулись клавиш.

— Не надо меня благодарить, любимая. Ты сама нашла в себе смелость разбить злые чары, — великодушно ответил он. — К тому же рояль и впрямь нуждался в настройке.

Но Джулия знала, что без участия Кита она не смогла бы справиться со своими страхами: он осторожно, но настойчиво подтолкнул ее в нужном направлении.

* * *

— Сегодня я разговаривала с Элси, — сообщила Джулия за ужином пару недель спустя. — Она очень рада, что я теперь живу в Уортон-Парке, и хочет на этих выходных приехать к нам в гости. Ты не возражаешь, если она останется у нас ненадолго?

— Конечно, не возражаю, — быстро ответил Кит. — Могла бы не спрашивать, ведь это и твой дом тоже. Вообще-то меня попросили в этот уик-энд сыграть в крикет за сельскую сборную, так что, по крайней мере, в субботу меня здесь не будет.

Джулия видела, что он рад приглашению на крикетный матч.

— А еще я хотела позвать на воскресный ленч Алисию с семьей. Они много лет не виделись с Элси.

— Отличная идея, — одобрил Кит. — А если Элси продолжит свой рассказ о прошлом — вообще замечательно. Этот старый дом полон воспоминаний, и мне очень интересно узнать, чем занимались здесь мои предки.

После ужина они вышли на террасу и сели на облюбованной Джулией старой и ржавой металлической скамейке — видимо, кто-то до нее тоже понял, что это лучшее укромное местечко, откуда открывается панорама парка.

— Какой чудесный вечер! — произнес Кит, наслаждаясь теплым вечерним воздухом. — Большую часть своей взрослой жизни я провел в поисках новых пейзажей и вот теперь сижу на террасе собственного дома, думая, что на свете нет места прекрасней. Я наконец-то прервал свой бег. И я счастлив. Мне так приятно быть здесь, с тобой! Спасибо, любимая: ты помогла мне остановиться.

— Кит, ты сам не велишь тебя благодарить, потому что решение приняла я сама. — Джулия хлебнула марочного арманьяка, найденного Китом на пыльной полке погреба. — Вообще-то я хотела... кое-что с тобой обсудить.

— Звучит серьезно. Что случилось? — Он нахмурился.

— Мне надо вернуться во Францию, — тихо отозвалась она.

Повисла пауза: Кит переваривал услышанное.

— Хорошо. Я знал, что тебе когда-нибудь придется это сделать.

— Я не хочу уезжать, — вздохнула Джулия, — но у меня там дела. И потом, если я собираюсь окончательно разобраться с прошлым и наконец отпустить его, мне просто необходимо вернуться.

— Понимаю, — кивнул Кит. — Хочешь, поеду с тобой?

— Нет. Я должна это сделать одна. К тому же я знаю, что в ближайшие недели ты будешь очень занят: наступает пора урожая.

— Да, это точно. Вот уж не думал, что когда-нибудь буду учиться управлять комбайном! Но все силы заняты: у нас очень мало рабочих рук. Ты надолго уедешь?

— Не знаю. — Она пожала плечами. — Вернусь, как только переделаю все дела и приму кое-какие решения.

— А-а... — Кит какое-то время молча смотрел в темноту. — Джулия, знай: сколько бы ты ни отсутствовала, я буду тебя ждать.

— Спасибо, — прошептала она, ухватившись за его руку, как утопающий за соломинку.

Ночью они с особенной страстью занимались любовью, а когда Джулия заснула, Кит долго лежал, глядя на нее и тщетно борясь с непонятной тревогой, поселившейся у него в душе с той минуты, как Джулия сообщила о своем отъезде.

В субботу утром Джулия убралась в одной из спален, подготовив ее для Элси. Она вдруг поняла, что бабушка впервые приедет в Уортон-Парк в качестве гостьи, а не служанки. Ей хотелось, чтобы Элси чувствовала себя здесь, как можно уютнее.

Потом она села в машину и отправилась в Холт за продуктами. Денек выдался теплым и солнечным, и обычно тихий городок кишел туристами и владельцами летних домов, которые наводняли здешние края в летние месяцы.

Сгружая пакеты с покупками в багажник, Джулия думала о своих карьерных планах. Сейчас она была уверена, что готова к сольному концерту в «Карнеги-холле», однако решила не возвращаться к прежнему гастрольному графику. За последние месяцы она научилась находить удовольствие и красоту в самых простых житейских мелочах. И научилась их ценить.

Ее не на шутку пугала мысль о поездке во Францию. Не хотелось терять только что обретенное чувство покоя и отрываться от сильного плеча Кита.

«Но я должна это сделать, — убеждала себя Джулия, — чтобы полностью освободиться от прошлого и подарить ему любовь, которую он заслуживает».

В половине четвертого Джулия услышала, как к дому подъехала машина. Выбежав на парадное крыльцо, она увидела шофера, который помогал бабушке выйти из салона, и поспешила ей навстречу.

— Джулия, милая, иди же скорей сюда, обними свою старую бабушку! — воскликнула Элси.

Джулия радостно прижалась к ней и чмокнула в щеку. Элси отступила на шаг назад.

— О, Боже! — вскричала она. — Я всегда говорила, что воздух Уортон-Парка творит с тобой чудеса! Только посмотри, какой ты стала красавицей!

Джулия в запачканном мукой фартуке покраснела.

— Никакая не красавица, но я и впрямь чувствую себя гораздо лучше, чем в нашу последнюю встречу.

Она заплатила водителю, подхватила маленький чемоданчик Элси и пошла вместе с ней к дому. Пожилая дама остановилась у подножия крыльца и взглянула наверх.

— Все точь-в-точь, как раньше! Странное дело: у всех нас в жизни произошло столько перемен, а этим кирпичам и известке хоть бы что!

— Если бы... — вздохнула Джулия, помогая бабушке подняться по ступенькам. — Может, дом и выглядит прежним, но, к сожалению, он сильно пострадал от времени и нуждается в срочном ремонте, иначе, не ровен час, обвалится.

— Как и я сама, — усмехнулась Элси. — Знаешь, я столько лет жила в Уортон-Парке, но сегодня впервые вхожу в дом через парадную дверь.

— Утром я думала о том, что тебе может показаться странным возвращение в это поместье. Давай я провожу тебя в твою комнату — ты освежишься, а потом мы попьем чаю.

Пока они добрались до спальни на втором этаже, Элси запыхалась.

— Ох, батюшки, ноги уже не те, — проговорила она, тяжело дыша. — Раньше я носилась вверх-вниз по сорок раз на дню и даже не замечала этого.

— Я приготовила тебе вот эту комнату, бабушка. — Джулия открыла дверь спальни. — Здесь уютно и не слишком просторно.

Элси шагнула за порог и ахнула от радостного удивления.

— Боже мой! Из всех комнат ты выбрала именно ту, где остановилась леди Оливия, только приехав в Уортон-Парк. Здесь я ее впервые увидела. Мне кажется, — добавила Элси, оглядывая спальню, — с тех пор ничего не изменилось. — Она прошла в изножье кровати и села на табурет, обитый вытертым гобеленом, пытаясь отдышаться. — Прости, Джулия, но грипп меня здорово подкосил, и я еще не совсем окрепла.

Джулия взглянула на нее с участием.

— Может, приляжешь? А я принесу тебе чай.

— То же самое я обычно говорила леди Оливии, — усмехнулась Элси. — Я и впрямь немного устала, но это, наверное, от потрясения: я так давно здесь не была!

— Отдохни, бабушка. Мы никуда не торопимся. А когда будешь готова, спускайся вниз — поболтаем. У нас полно времени: Кит уехал играть в крикет за сельскую сборную и вернется не раньше семи.

— Юный Кристофер... — задумчиво проговорила Элси. — Как интересно, что вы с ним, в конце концов, сошлись! Помню, как он приезжал сюда погостить. Мы с кухаркой в шутку называли его леденцом на палочке: такой худой — кожа да кости! — а сверху большая голова с копной курчавых волос.

— Он не изменился, — хохотнула Джулия, — и очень хочет с тобой увидеться.

— А я с ним. — Элси тяжело укладывалась на кровать. — Как странно поворачивается жизнь, правда? Мы все снова собрались в этом старом доме. Ну, ладно, милая, иди и не суетись с чаем. Я немножко вздремну, а потом спущусь в кухню.

— Буду ждать, — прошептала Джулия и, нагнувшись, поцеловала бабушку в лоб. Элси уже лежала с закрытыми глазами.

Через полтора часа Элси появилась на кухне. Вид у нее был посвежевший.

— Так уже лучше, — сообщила она. — Ну и где обещанная чашка чаю? Я хочу услышать все подробности твоего романа с Китом.

Они уселись за обеденный стол, и Джулия рассказала бабушке, как Кит спас ее, когда она болела, и как потом переехала в Уортон-Парк.

— Я так рада за тебя, милая Джулия! Вижу по твоим глазам, ты счастлива. Трудные времена миновали. — Элси покачала головой, в глазах ее стояли слезы. — Замечательно, что вы с Китом полюбили друг друга. — Она отхлебнула чай. — Если честно, как раз поэтому я сегодня и приехала. То, что вы с Китом соединились, как бы символизирует полный круг — своего рода оборот судьбы. И я решила, что ты должна узнать всю историю до конца. Возможно, — Элси оглядела кухню, — здесь, в том месте, где происходили эти события, мне будет легче вспоминать.

Спустя двадцать минут Кит вошел в кухню. Белый крикетный костюм подчеркивал его стройную загорелую фигуру.

— Элси, я так рад тебя видеть! Сколько лет, сколько зим! — Он подошел к пожилой женщине и тепло поцеловал ее в щеку. — Ты совсем не изменилась.

— Льстец! — усмехнулась Элси. — А вот ты, мастер Кит, изменился. Вырос, возмужал, превратился в симпатичного молодого человека.

— Значит, я уже перестал быть леденцом на палочке? — Кит строго взглянул на старушку. Элси покраснела, и он расплылся в улыбке. — Однажды я потихоньку подслушал, как вы с кухаркой меня обсуждаете. Но не обиделся. Вы хорошо меня кормили, и за это я был благодарен вам обеим.

— Ты всегда был слишком худым, — начала оправдываться Элси. — Впрочем, вы оба были такими.

— А посмотри на нас теперь. — Кит ласково обнял Джулию за плечи. — Хочешь бокал вина, Элси? Надо бы отпраздновать победу. Я сделал две серии бросков, и меня объявили главным игроком матча.

Пока Кит открывал вино, Элси одобрительно кивнула Джулии.

— Какой он стал красавчик, а? Кто бы мог подумать?

Кит сел за стол рядом с Элси и принялся весело болтать, вспоминая годы, проведенные в Уортон-Парке. Джулия сновала по кухне, готовя ужин. Она видела, что дружеское подтрунивание Кита помогло Элси расслабиться. Выставив на стол запеченного цыпленка и вареную молодую картошку, она подсела к собеседникам.

— Как вкусно, Джулия! — сказала Элси, с аппетитом жуя. — Вот уж не думала, что ты умеешь готовить!

— У Джулии масса скрытых талантов. — Кит подмигнул.

После ужина Джулия сварила кофе и предложила перейти в библиотеку. Усадив Элси в удобное кресло у камина, она устроилась рядом с Китом на диване, стоящем напротив. В воздухе повисло напряженное ожидание.

— Так вот. — Элси сделала глоток кофе и поставила чашку на столик. — Как я уже говорила Джулии, я долго думала, стоит ли рассказывать вам эту историю. Но учитывая обстоятельства...

— Какие обстоятельства? — спросил Кит.

— Наберитесь терпения, молодой человек. Когда я закончу, вы все поймете. Ну, хорошо. — Элси глубоко вдохнула. — В прошлый раз мы подошли к тому месту, когда лорд Гарри и леди Оливия поссорились перед самым уходом Гарри на войну, так?

— Да, — кивнула Джулия.

— А теперь я расскажу вам историю Гарри. Это происходило очень далеко отсюда, но, уверяю, мой рассказ будет правдивым, хоть его окончания нет в написанном им дневнике.

— В дневнике, написанном Гарри? — с удивлением спросила Джулия.

— Да, — кивнула Элси, — это дневник Гарри. У него всегда был отличный почерк. Мой Билл не смог бы так написать, — добавила она с усмешкой. — Он с трудом ставил свою подпись, царствие ему небесное. Пожалуйста, милая, не перебивай, а то я что-нибудь напутаю. Во время войны Билл, твой дедушка, был вместе с Гарри в Малайе. Потом, когда Гарри, наконец, вернулся домой, мы с Биллом неожиданным образом оказались втянуты в его историю. Это произошло уже после того, как закончилась война, когда твой дед и Гарри вышли из тюрьмы Чанги после трех с половиной лет плена...

 

Глава 33

Бангкок

1945 год

Очнувшись, Гарри пришел в замешательство: как странно — за долгое время сна его ничто не тревожило. Обычно, лежа на жесткой кровати, которую ему с трудом удалось раздобыть, он то и дело ворочался, просыпаясь от боли в бедре и меняя положение тела. Почему же сейчас, насколько он помнил, его не донимали назойливые насекомые? Он не шлепал бесконечных москитов и не потирал места укусов рыжих муравьев.

Обычно при пробуждении Гарри обнаруживал, что его худой торс весь покрыт липким потом, но сейчас не было и этого. Лицо приятно холодил легкий ветерок. Но может, это ему только кажется? Словом, он чувствовал себя вполне комфортно — приятное, почти забытое ощущение.

Или это галлюцинации?

За долгих три с половиной года плена ему часто снился Уортон-Парк. Он видел весьма странные картинки: например, как отец дает ему банку сардин, как он сам прыгает в холодную чистую воду фонтана в центре маминого сада, как Оливия протягивает ему новорожденного сына...

Но чаще всего ему снилась еда. Он и другие парни провели немало долгих сырых ночей, обсуждая лучшие кулинарные рецепты своих матерей. Это помогало им сохранить здравый рассудок, если можно вести речь о здравом рассудке применительно к обитателям тюрьмы Чанги.

Каждое утро, просыпаясь, Гарри удивлялся, что все еще жив, а иногда и жалел об этом.

Он решил не открывать глаза и наслаждаться комфортом, мысленно поражаясь, что его организм выдержал голод и тяжелые нагрузки, которые истощили бы здорового мужчину и в умеренном климате, не говоря уже о местной страшной жаре. Многие парни сломались: на кладбище Чанги похоронено больше тысячи пленных, и порой Гарри завидовал их вечному покою. Во время приступов тропической лихорадки (ее называли лихорадкой, ломающей кости, из-за мучительной боли в руках и ногах) он думал, что может в любой момент присоединиться к усопшим. Но госпожа Удача (впрочем, провести здесь еще один день живым — удача несколько сомнительная) была на его стороне, и он до сих пор не умер.

Теперь Гарри понимал, что жизнь и смерть зависят лишь от слепого случая: многие из тех парней, с кем ему довелось столкнуться в лагере, были физически сильнее его, однако их безжалостно скосили малярия и дизентерия. Диета из риса и зеленого чая, иногда дополненная парой унций шлифованного риса и приправленная белковыми добавками из личинок мух, требовала невероятно крепкого здоровья. И, похоже, Гарри, хоть и не был прирожденным солдатом и вообще боялся, что он «не мужчина», обладал генетической способностью выживать в подобных местах.

Он уже какое-то время бодрствовал — во всяком случае, ему так казалось — и по-прежнему ощущал комфорт. Поэтому попытался собраться с мыслями и воспроизвести в памяти события последних дней.

Он помнил, как лежал в больнице Чанги с высокой температурой. Потом вроде бы над ним склонилось знакомое лицо — Себастьян Эйнсли, его старый друг по Итону, который сейчас работал в судоходной компании отца на Дальнем Востоке. А потом, кажется, его, Гарри, внесли на носилках в кузов грузовика.

Откуда вдруг эти долгая тишина, физический покой и свежий воздух? Что-то явно переменилось к лучшему. Может, он, в конце концов, искупил все свои грехи и попал в рай? Гарри решил открыть глаза и проверить.

Ослепительно белые стены, глянувшие на него сквозь противомоскитную сетку, резко отличались от темных грязных внутренностей запущенного деревянного барака, пропитанного густой вонью немытых человеческих тел.

И тут он увидел... женщину... женщину! Она тоже была в белом и подходила к его кровати.

— Ну что, капитан Кроуфорд, решили, наконец, проснуться? Действительно пора. Откройте-ка пошире рот, пожалуйста.

Не успел Гарри ответить, как ему под язык сунули градусник. Женщина взяла его тонкое запястье в свои мягкие руки и проверила пульс.

— Гораздо лучше, — одобрительно кивнула она, потом с улыбкой добавила: — Думаю, вы не имеете понятия о том, где находитесь?

Он покачал головой: термометр мешал говорить.

— Вы в Бангкоке, в частной клинике. Вас не хотели отправлять в государственную больницу: не хватало только, чтобы вы опять подцепили тропическую лихорадку. Поэтому ваш добрый друг, мистер Эйнсли, привез вас к нам. Он навещает вас каждый день и наверняка скоро сюда зайдет.

Женщина вынула градусник у него изо рта. Гарри облизнул губы и попытался глотнуть, но в горле совсем пересохло.

— Можно мне стакан воды? — прохрипел он.

— Конечно. Сначала давайте сядем. — Женщина подхватила Гарри под мышки и приподняла его в постели. Он попытался ей помочь, но почувствовал, как от усилия со лба стекает пот. — Вот молодец.

Женщина, которая, как уже понял Гарри, была медсестрой, поднесла к его рту стакан воды с торчащей из него соломинкой.

— Пейте медленно. Последние несколько дней в вашем желудке ничего не было, нам пришлось кормить вас внутривенно. Лихорадка никак не уходила. — Медсестра глянула на градусник. — Хорошая новость: температура начала снижаться. Мы уже думали, теряем вас, но вы, похоже, крепкий орешек.

Гарри с трудом напряг мышцы горла, чтобы глотнуть, размышляя о том, что никогда еще не чувствовал себя таким слабым.

— Вы должны гордиться собой, молодой человек, — улыбнулась медсестра. — Вы выстояли не только в войне, но и в этой адской сингапурской дыре, о которой сейчас все говорят. Выздоравливайте и поедете на родину, в Англию. Вы рады?

Гарри откинулся на подушки, превозмогая обморочное головокружение. Ему было сложно разом осознать столько новостей. Он вспомнил: действительно поговаривали, что японцы сдались, и лагерь вот-вот освободят. Но за несколько лет он с товарищами наслушался столько небылиц, что уже боялся верить в хорошее.

— Мы победили? Это правда? Все кончилось? — Он сумел выдать лишь эти короткие отрывистые предложения.

— Да, капитан Кроуфорд. Все кончилось. Вы свободный человек. Сейчас вам стоит часок отдохнуть, а потом я принесу куриный бульон.

Куриный бульон... В Чанги все жаждали поесть куриного мяса, и если кому-то удавалось раздобыть живую курицу, чтобы она несла яйца, не проходило и суток, как бедная птичка попадала в чье-то рагу. Гарри вздохнул. Он годами мечтал о подобном блюде, и вот сейчас, когда мечты готовы стать явью, у него, как назло, пропал аппетит!

— Спасибо, — ответил он все таким же хриплым, не своим голосом.

Медсестра направилась к двери.

— Я зайду к вам позже, — бросила она на ходу.

Гарри проводил ее взглядом, потом лег и задумался. Будь у него силы, он бы встал с кровати и вышел во двор.

«Господи, наконец-то я могу находиться за стенами клиники, сколько захочу, и никто не нацелит на меня оружие. Могу даже, насвистывая, пройтись по улице, и никто не обратит на меня ни малейшего внимания. Это не укладывается в голове!»

Через пять минут в дверь постучали, и в палату вошел Себастьян: лысая макушка, круглые очки с толстыми стеклами.

— Мне не повезло, Себастьян, — прохрипел Гарри. — Как видишь, я все еще жив.

— Я очень этому рад. Судя по тому, что я видел, Чанги — не слишком приятное местечко.

— Как ты узнал, что я там? — спросил Гарри.

— Твоя мать написала, что ты в заключении. Узнав, что Чанги освобождают, я решил поехать и встретить тебя, а может, и чем-то помочь, ведь я почти местный житель. Конечно, я и подумать не мог, что застану тебя в таком состоянии. Пришлось заплатить малайцу, чтобы он отвез тебя к тайской границе, где ждала моя машина с водителем.

— Молодец, что приехал, — похвалил Гарри.

— Не бери в голову. А для чего еще нужны старые друзья? — Себастьян покраснел. — К тому же я своими глазами увидел обстановку. Честно говоря, в пути мне пришлось пережить несколько страшных моментов. Что творилось в Сингапуре! Полный бедлам. Я хотел там остановиться, ведь ты был сильно болен, но все больницы оказались переполнены. Я молил Бога, чтобы ты дотянул до Бангкока, где можно найти хорошую клинику.

— Спасибо, — задыхаясь, просипел Гарри.

— Знаешь, здесь, в Таиланде, тоже несладко, — продолжил Себастьян. — Страну оккупировали японцы. Они устроили грандиозный спектакль, приехав целыми толпами в гражданской одежде и притворившись рабочими для новых фабрик, которые они здесь строили. Ходили повсюду, фотографировали, будто туристы, а потом в день наступления отправили своих жен и детей на лодках подальше от опасности, а сами надели военную форму и вышли из своих домов. Так было во всех городах страны. Фотографов, видимо, отослали обратно, в штаб-квартиру Токио, разрабатывать план размещения войск, с тем, чтобы взять страну под контроль.

— О Боже! — выдохнул Гарри. — Неужели они это сделали?

— Да, — подтвердил Себастьян. — Надо отдать должное, у них оказалась безупречная организация. Ну и, конечно, сработал элемент неожиданности: остановить их было уже невозможно. Они хотели захватить Таиланд, чтобы обеспечить себе беспрепятственный путь из Бирмы в Малайю. В результате сиамцы, или тайцы, как мы должны их сейчас называть, были вынуждены объявить войну Великобритании и Америке.

— Я об этом не слышал, — слабо отозвался Гарри.

— Вообще-то у них ничего не вышло, но нам пришлось иметь дело с гадкими желтыми людишками, которые ломали здесь комедию на протяжении последних двух лет. Лично я с удовольствием посмотрю, как они побегут. Сейчас они толпами покидают Бангкок, их головы болтаются поплавками в реке Чаопрайя. По меньшей мере, шестьдесят япошек уже искупались, — усмехнулся Себастьян. — Пусть уматывают, гадкие коротышки!

Гарри согласно кивнул. Себастьян пододвинул стул и сел рядом с ним.

— Знаю, тебе здорово досталось, старина. Как только более-менее поправишься, мы посадим тебя на корабль и отвезем домой. Разумеется, первым классом, — усмехнулся он. — И ты опять попадешь на зеленые английские лужайки. Если от них что-то осталось после немецких бомбежек.

— Я почти ничего не знаю о том, что там было, — с трудом прошептал Гарри.

— Сейчас тебе надо знать только одно: мы победили. Твои родители и Оливия живы-здоровы и с нетерпением ждут, когда ты вернешься домой.

— Хорошие новости, — пробормотал Гарри. Себастьян подался вперед, чтобы его услышать. — Пока сидел в Чанги, я получал письма только от мамы. От жены писем не было.

Себастьян вскинул бровь.

— Уверен, Оливия тебе писала. Но цензоры были очень строги.

— Ты думаешь? Значит, я?.. — Гарри вздохнул. — Мама ничего не сказала про ребенка. Оливия была беременна, когда я уезжал из дома. Ты слышал об этом?

Повисла неловкая пауза: Себастьян прикидывал, как помягче сообщить другу о неприятности.

— Мне очень жаль, старина, — осторожно начал он, — но так иногда бывает. У твоей жены случился выкидыш. Впрочем, ты вернешься домой и заведешь целую кучу детишек. И потом у тебя будет возможность быть рядом с ними и видеть, как они растут.

Гарри на мгновение закрыл глаза, пытаясь осознать услышанное. Мысль о возвращении в Уортон-Парк казалась ему странной: он до сих пор не верил, что это возможно.

— Как бы то ни было, приятель, ты только что вернулся с того света, и теперь не время сожалеть о былых потерях, — утешил его Себастьян. — Как только тебе полегчает, я увезу тебя отсюда. Думаю, ты до конца жизни возненавидел разные казенные учреждения. Так что набирайся сил и поскорей выздоравливай, и тогда я напомню тебе о том, что жизнь прекрасна и в ней всегда есть место веселью, особенно здесь, в Бангкоке.

— Я постараюсь, Себастьян, обещаю.

— Вот и молодец, старина! Я зайду к тебе завтра около одиннадцати. А еще пошлю в Уортон-Парк телеграмму. Сообщу, что с тобой все в порядке.

— Спасибо.

Кивнув, Себастьян размашисто зашагал к двери.

— Ну, поправляйся. До скорой!

Гарри кивнул в ответ и слабо улыбнулся другу, а когда тот вышел из палаты, откинулся на подушки и с разочарованием подумал, что не чувствует радости от долгожданной свободы. У него было ощущение, что он просто устал и не может прийти в себя после болезни. Поэтому вольный воздух не казался ему сладостным.

Никто из узников Чанги никогда всерьез не размышлял о том, каково ему будет на воле. Они только и говорили, что о доме, семье и еде, — это не давало им пасть духом и вселяло надежду. Гарри видел двоих парней, которые не выдержали тюремных тягот и повесились, связав вместе носки, обрывки шнурков от ботинок и бельевые лоскуты.

На секунду Гарри захотелось обратно в Чанги — к знакомой размеренной жизни, общим страданиям и целям, братству товарищей по несчастью.

«Неужели я не избавлюсь от повадок, привитых в тюрьме, и от тяжелого отпечатка на сердце? Смогу ли когда-нибудь вернуться к нормальной жизни?»

Гарри задремал, надеясь проснуться в более радужном настроении.

Неделю спустя врачи сочли Гарри достаточно окрепшим и выписали из больницы. Себастьян приехал за ним на «роллс-ройсе» — этот автомобиль его отец привез морем в Бангкок двадцать лет назад.

Когда они выходили из больницы, Гарри ощутил минутное удовольствие: наконец-то настоящая свобода! За три с половиной года он впервые осознанно покинул замкнутое помещение! Тайский шофер Себастьяна с уважением распахнул дверцу машины и усадил его на заднее сиденье. Себастьян сел рядом. Пока они ехали по оживленным улицам, водитель то и дело сигналил велосипедным такси, воловьим упряжкам и даже паре слонов, создающим пробки.

Впервые с тех пор, как высадил свой батальон с борта « Герцогини Атол» — корабля, который привез в Сингапур Пятый королевский норфолкский полк, — Гарри впитывал экзотическую атмосферу города с интересом, а не со страхом.

— Лучше всего осматривать город с лодки, плывя по узким каналам, которые здесь называют клонгами, — сообщил Себастьян. — Люди живут в домах, построенных прямо на реке, на сваях. Это так странно! Может, до твоего отъезда в Англию мы возьмем лодку, и я покажу тебе местные достопримечательности. Еще здесь есть великолепные храмы. Ага, приехали. Водитель, останови прямо у входа. Жизель нас ждет. — Себастьян обернулся к Гарри: — Гарри, дружище, добро пожаловать в отель «Ориенталь»!

Себастьян быстро провел Гарри по вестибюлю и переговорил с женщиной по имени Жизель — то ли управляющей, то ли хозяйкой отеля. Усталый и переполненный впечатлениями Гарри уже перестал обращать внимание на происходящее. Вдобавок автомобильная поездка по перегруженным транспортом дорогам вызвала в нем приступ клаустрофобии.

«Может, я теперь до конца жизни буду бояться замкнутых пространств», — с горечью думал он, шагая по коридору следом за тайским портье (пареньку не пришлось тащить багаж, так как у Гарри не было вещей).

В память врезалось время, проведенное в бараках Селаранг, когда японцы вывезли весь лагерь, потому что британские офицеры отказались подписывать пакт об отказе от побега. Селаранг был рассчитан на тысячу человек, а туда прибыли восемнадцать тысяч заключенных Чанги. Целых два дня пленники часами стояли под палящим солнцем, так плотно прижавшись друг к другу, что невозможно было поднять руку почесать нос, а потом ночью спали вповалку на бетонном полу — сардинам в банке и то комфортнее и просторнее.

Чтобы спасти людей от эпидемии дизентерии, которая в таких ужасающих условиях наверняка унесла бы тысячи жизней, англичане под давлением полковника Холмса, командующего войсками в Чанги, все-таки подписали пакт об отказе от побегов.

С тех пор Гарри постоянно мучили ночные кошмары. Он знал, что после такого испытания ему будет страшно находиться в толпе.

Портье отпер дверь в его номер, и Гарри с удовольствием отметил, что там царит восхитительная прохлада. Окна закрыты ставнями, над кроватью висит противомоскитная сетка, а мебель хоть и простая, но удобная. Он отдал гостиничному бою последние оставшиеся у него центы, закрыл за ним дверь, подошел к кровати и лег, наслаждаясь простором и покоем.

Проснувшись пару часов спустя, Гарри подумал, что уже ночь, но часы показывали только шесть вечера. Темно было из-за ставней. Он встал, подошел к окну, распахнул деревянные створки и ахнул от восторга перед открывшейся панорамой. Сразу под окном виднелась большая зеленая лужайка, уставленная соломенными креслами и тентами. За ней простиралась широкая гладь реки, на которой покачивалось деревянное судно. Гарри даже прослезился от красоты и открытости пейзажа.

Кран над маленькой раковиной в углу комнаты выдал лишь тонкую струйку воды, но и это показалось неземным блаженством: за годы тюремного заключения ему удавалось помыться, только когда шел дождь. Гарри надел рубашку и брюки, которые любезно выдал Себастьян до тех пор, пока он не купит собственные вещи. Брюки с трудом налезли на «рисовое пузо» — у всех пленных отросли огромные животы. Парни шутили, что выглядят как беременные на шестом месяце.

Гарри отправился искать террасу с видом на реку. Найдя нужное место, он устроился в кресле под зонтиком. Тут же к нему подлетел тайский юноша.

— Принести вам чаю, сэр? — прощебетал он.

Гарри чуть не расхохотался. Там, откуда он прибыл, сама мысль о подобном сервисе казалась нелепой, и вот, пожалуйста: он сидит в удобном кресле, укрытом зонтом от солнца, и ему предлагают чай!

— Спасибо, чай — как раз то, что надо, — ответил он, и паренек улетел выполнять заказ.

«Наверное, — подумал Гарри, — мне еще долго придется привыкать к свободе, удивляться самым обычным вещам. Вряд ли кто-то, кроме тех, кто вместе со мной сидел в тайской тюрьме, поймет, какой ад я пережил за эти годы...»

— Пожалуйста, сэр, ваш чай с молоком и сахаром. — Юноша поставил поднос на маленький столик рядом с креслом.

Гарри едва удержался от желания схватить сахарницу и высыпать в рот горсть сладкого песка. За три с половиной года он впервые увидел сахар!

Через полчаса, когда солнце начало опускаться в реку, к нему присоединился Себастьян. Он заказал джин с тоником для себя и для Гарри, но тот, понюхав рюмку, воздержался от выпивки. Алкоголь он не пробовал с тех пор, как уехал из Англии. А в теперешнем состоянии мог выключиться после капли спиртного.

— Кстати, пока не забыл: кажется, это твое. — Себастьян положил на стол маленький кожаный дневник. — Когда в больнице Бангкока перебирали остатки твоей одежды, медсестра нашла это в твоих панталонах. И отдала мне на хранение.

Гарри ревностно берег дневник с того момента, как его корабль отчалил от английского берега. Если бы японцы нашли его в Чанги, они бы убили автора, поэтому Гарри пришил к панталонам внутренний карман и повсюду носил дневник с собой.

— Спасибо, Себастьян, я очень тебе благодарен, хоть и сомневаюсь, что в ближайшем будущем осмелюсь раскрыть эти страницы и совершить путешествие по аллеям памяти.

— Я тебя понимаю. Что ж, старина, через три недели сюда прибудет лодка, на которой ты с комфортом доплывешь до Феликстоу, а оттуда доберешься домой. Советую послать родным телеграмму и сообщить о своем приезде. Они наверняка с удовольствием встретят тебя в гавани, — улыбнулся Себастьян.

— Потрясающе! Спасибо, что все это организовал, но, если не возражаешь, давай поговорим о планах на будущее в другой раз. Это моя первая настоящая ночь свободы, и я хочу просто насладиться моментом.

— Конечно, старина! Нам спешить ни к чему. Я просто подумал, ты захочешь уехать отсюда как можно быстрее, — объяснил Себастьян.

— Поговорим об этом завтра, — отозвался Гарри. — А сейчас расскажи мне все, что знаешь про этот прекрасный город.

— Странно, что тебя больше не интересуют события в Англии, — заметил Себастьян в тот же день за обедом, с аппетитом уплетая большой австралийский стейк.

Гарри глянул на свою тарелку, где лежал такой же кусок мяса, сочащийся кровью, и понял, что не сможет его есть. Смущаясь, он подозвал официанта и изменил заказ: вместо стейка попросил порцию рисового супа.

— Конечно, это интересует меня, Себастьян, — ответил он, — но есть ощущение, будто я отсутствовал на родине всего несколько часов. К тому же сегодня вечером мне совсем не хочется говорить о войне.

Себастьян посмотрел на него сквозь толстые линзы очков и сочувственно кивнул:

— Еще слишком рано, старина. Завтра к тебе придет мой портной, он снабдит тебя полным комплектом гражданской одежды. Здесь отличные мастера швейного дела. Он сделает все, что пожелаешь, приятель.

— Очень любезно с твоей стороны, хоть я понятия не имею, что сейчас носят.

— Я бы не сказал, что мужская мода сильно изменилась. Сомневаюсь, что наши английские парни ходят в юбках, как местные жители, — усмехнулся Себастьян.

— Наверное, пока меня не демобилизовали, я должен носить военную форму, — уныло произнес Гарри. — Но все, что у меня осталось от нее в Чанги, — это пара трусов, залатанных палаточной парусиной, и один носок.

— Об этом не беспокойся. В Британию возвращаются тысячи военнопленных, и властям сейчас не до формальностей. Я бы на твоем месте рассматривал это как внеочередной отпуск. Думаю, ты его заслужил, приятель. Когда будешь готов, я покажу тебе кое-какие достопримечательности, идет? Знаешь, здесь такие девочки! Они... как бы тебе сказать... чуть раскованнее, чем англичанки. — Брови Себастьяна вылезли из-под очков. — Впрочем, ты, наверное, еще не окреп после тюрьмы. Что, здорово тебе досталось?

— Не то слово, — откровенно признался Гарри. — Причем мне еще повезло. Я офицер, и со мной обращались немного лучше, чем с солдатами. К тому же я умею играть на рояле, а япошки обожают фортепианную музыку. Они часто приводили меня к себе на квартиры и заставляли для них играть. — Гарри вздохнул. — Если уж на то пошло, рояль спас мне жизнь.

Себастьян просиял:

— Ну, конечно! Я совсем закрутился и забыл про твой талант! Мне надо поговорить с Жизель. Она хочет открыть здесь маленький бар для экспатриантов и ищет музыкантов в оркестр. Может, в ближайшее время соберет здесь бывших пленников, и ты сыграешь для всех нас?

— Может быть, — пробормотал Гарри без энтузиазма. — Интересно, что стало с Биллом?

— Кто такой Билл? — Себастьян нахмурился, озадаченный столь внезапной сменой темы.

— Сержант из моего батальона. Он приехал из Уортон-Парка и был со мной на протяжении всего срока заключения. Билл спас мне жизнь во время падения Сингапура и постоянно навещал меня в госпитале Чанги, когда я болел тропической лихорадкой. Надеюсь, он благополучно вернулся в Англию. Я пошлю домой телеграмму и спрошу, там ли он. — Силы Гарри постепенно убывали. — Извини, Себастьян, я устал. Мне надо поспать.

— Конечно, — кивнул Себастьян. — Иди в свой номер, старина, и, как следует отдохни. Мой портной зайдет к тебе в десять утра.

Гарри встал, чувствуя сильную дрожь в ногах.

— Огромное спасибо, Себастьян, за все, что ты для меня сделал. Скажи, сколько я должен тебе за труды, и я пришлю деньги из Англии телеграфом.

— Считай это моим вкладом в победу. — Себастьян махнул рукой, решительно отметая все разговоры о финансах. — Не бери в голову. Я рад тебе помочь.

Гарри пожелал ему спокойной ночи и медленно побрел к себе в номер, с удовольствием думая о том, что сегодня ночью его больные кости отдохнут на прохладных, чистых и белых простынях, под ветерком от потолочного вентилятора. Засыпая, он тревожился лишь об одном — о судьбе своего друга Билла.

 

Глава 34

В течение следующей недели Гарри много отдыхал и набирался сил. Его желудок начал привыкать к полезной пище, о которой в Чанги он мог лишь мечтать.

По ночам его по-прежнему мучили кошмары. Он просыпался в холодном поту и тянулся к лампе, которая часто не включалась из-за того, что в Бангкоке то и дело устраивали затемнения. С бешено скачущим сердцем Гарри трясущимися пальцами зажигал свечу, видел свой уютный номер и убеждался, что ужас тюрьмы действительно закончился.

По утрам он спускался на веранду позавтракать, а потом брал газету и уходил в сад, под тенистые кроны огромных пальм. На реке кипела жизнь: деревянные лодки с дизельными двигателями создавали ровный гул, который убаюкивал. Поверх газеты Гарри наблюдал за другими посетителями отеля — среди них были военнопленные с железной дороги Бирмы, — но в разговоры ни с кем не вступал.

Себастьян, офис которого располагался неподалеку, часто заходил его навестить. Они вместе обедали, после чего Гарри удалялся к себе в номер на дневной сон. Он не покидал пределы гостиницы. Спокойная атмосфера и любезная прислуга, с деловитой фацией снующая вокруг, вселяли в него чувство защищенности. Ему не хотелось покидать отель «Ориенталь»: это был его маленький рай.

Себастьян каждый день спрашивал, не хочет ли Гарри послать телеграмму в Уортон-Парк и сообщить родным о своем приезде, но тот отмалчивался. Мысль о дороге домой и о тех обязанностях, которые его там ждут, была для него невыносима. Здесь, в тихом гостиничном мирке, он исцелялся душой и телом.

Однажды, в спокойный жаркий день, возвращаясь вестибюлем с обеда, Гарри увидел, как Жизель командует тайскими рабочими, которые тащат по коридору старое, перевернутое вверх дном пианино.

Поспав, он спустился вниз и заглянул в комнату, куда отнесли инструмент. Под потолком висели только что прикрепленные бамбуковые вентиляторы, на полу стояли столы и стулья. В одном углу виднелась недостроенная барная зона, в другом маячили пианино и ударная установка. Подойдя поближе, Гарри открыл крышку пианино, придвинул стул, сел и дотронулся пальцами до клавиш.

Да, он играл в Чанги, но японцы, как ни странно, заказывали только популярные американские мелодии. Непослушными пальцами Гарри воспроизвел вступительные такты полонеза Шопена. Постепенно руки вспомнили прежнюю манеру игры, и знакомые ноты полились потоком невысказанной боли. Впервые с начала войны Гарри нашел умиротворение в музыке.

Доиграв до конца, он остался сидеть, вспотев от усилия и волнения. От двери донеслись чьи-то хлопки. На пороге комнаты стояла молодая тайская горничная: в руке — швабра, на лице — изумление. Гарри улыбнулся девушке, подумав о том, как она красива даже в мрачном платье горничной.

— Простите, сэр, что побеспокоила вас. Я мыла пол на террасе, услышала музыку и пришла послушать.

— Ничего страшного. — Гарри вгляделся повнимательнее, отметив про себя по-детски изящную, идеально сложенную фигурку и симпатичное личико. — Вы любите музыку?

— Очень, — кивнула девушка. — До войны я тоже училась играть на фортепиано.

— Вы ходили в музыкальную школу?

— Нет. Просто брала уроки раз в неделю. Но я обожаю Шопена!

— Хотите сыграть? — предложил Гарри, вставая.

— Нет, мадам это не понравится. К тому же я... — горничная помолчала, подбирая нужное английское слово, и улыбнулась, вспомнив, — любитель. А вы, наверное, профессионал.

— Вовсе нет, — пробормотал Гарри. — Но я тоже люблю играть на фортепиано.

— Вы будете играть в новом баре, да? — Девушка снова улыбнулась, показав идеальные жемчужно-белые зубы в обрамлении пухлых розовых губок.

— Возможно, если Жизель пригласит. — Гарри пожал плечами. — Но для посетителей бара я не буду играть Шопена. Вы работаете здесь горничной? — спросил он, только чтобы не прекращать разговор.

— Да, — кивнула девушка.

— Знаете, довольно странно, что горничная говорит по-английски и играет на фортепиано, — заметил Гарри.

Тайка пожала плечами:

— За время войны многое изменилось.

— Да, это правда, — с чувством согласился он. — Но вы образованны. Почему вы здесь работаете?

Ее глаза наполнились грустью.

— Мой папа участвовал в освободительном движении, попал в плен к японцам и пропал без вести год назад.

— Ясно.

— До этого он был издателем местной газеты, — продолжила девушка. — Мы хорошо жили. Я училась в британской школе здесь, в Бангкоке. Но у мамы трое маленьких детей, и она не может их бросить. Поэтому я работаю, чтобы кормить семью. — Горничная говорила спокойно, не требуя у него сочувствия, а просто объясняя ситуацию.

— Кажется, мадам Жизель тоже раньше была журналисткой? — вспомнил Гарри.

— Да, — подтвердила девушка, — французской военной корреспонденткой. Она помогла мне — дала работу, потому что знает и уважает моего отца.

— Понятно, — кивнул Гарри. — Возможно, когда хаос войны уляжется, вы снова сможете воспользоваться своим образованием.

— Но вам, сэр, досталось куда больше, чем мне, — отозвалась горничная. — Мадам сказала, вы сидели в тюрьме Чанги. Я слышала, это жуткое место.

Увидев в ее глазах сочувствие, Гарри чуть не заплакал. Эта девушка понимала, как жестоко война обходится с людьми. Они постояли, внимательно глядя друг на друга, и в это мгновение их обоих охватило необъяснимое чувство.

— Мне надо идти, — проговорила девушка, первой нарушив молчание.

—Да.

Она сложила ладони, словно в молитве, у себя под носом и наклонила к ним голову — этот традиционный тайский жест был уже знаком Гарри.

— Кор khun ка, сэр. Мне очень понравилось, как вы играли. — Она повернулась, чтобы уйти.

— Меня зовут Гарри, — крикнул он вслед.

— Гарри, — повторила девушка, и ему очень понравилось, как она произнесла его имя.

— А вас как зовут?

— Меня? Лидия.

— Лидия. — Гарри так же, как и девушка, «попробовал» имя на вкус.

— До свидания, Гарри. До скорой встречи.

— До свидания, Лидия.

* * *

После этой встречи Гарри каждый день наблюдал за Лидией, любуясь ее грациозными движениями, когда она занималась повседневными делами. Он сидел на террасе в своем любимом кресле с книгой Сомерсета Моэма «Джентльмен в гостиной» (написанной в этом самом отеле несколько лет назад) на коленях, но лишь делал вид, что читает, а на самом деле подсматривал за Лидией и восхищался ею, не понимая причины этого чувства. Все в ней было преисполнено изящества, хрупкости и невероятной женственности. По сравнению с этой девушкой Оливия казалась ломовой лошадью, хоть и считалась стройной.

«Я нашел свою Золушку, настоящую, а не сказочную», — думал Гарри, мысленно усмехаясь.

Лидия не подозревала о том, что он ее принц. Куда уж ему, черт возьми! Она порой улыбалась ему, но никогда не подходила. А он не осмеливался подойти к ней.

Гарри понятия не имел о возрасте Лидии. Его внимательный взгляд отмечал женские округлости под форменным платьем горничной, но ей могло быть от четырнадцати до двадцати четырех. Он боялся, что его интерес постепенно превращается в одержимость. Зная, в какое время Лидия подметает веранду и террасу, он старался быть поблизости, чтобы ее видеть. И чем больше на нее смотрел, тем прекраснее она становилась. Он часами лежал на кровати в номере, пытаясь найти предлог для нового разговора: ему так хотелось узнать ее получше!

Как-то утром, проходя по вестибюлю, он увидел Лидию, сидящую за конторкой портье. Сейчас на ней вместо формы горничной были блузка и юбка западного стиля.

Поощренный ее улыбкой, Гарри подошел поближе.

— Привет! Вас повысили в должности?

— Да. — Ее огромные янтарные глаза засияли от удовольствия. — Теперь я помогаю мадам с бумагами и занимаюсь гостями.

— Здорово! — Гарри обрадовался так, словно это случилось с ним самим. — Я рад, что мадам признала ваши способности и обратила их на пользу.

— Дело в том, что я говорю по-английски и по-тайски, а мадам говорит по-французски. Мы вдвоем — хорошая команда. А еще мне повысили жалованье, и мои родные счастливы. Завтра вечером открывается новый бар. Я сказала мадам, что у нас есть гость, который замечательно играет на пианино. Надеюсь, вы не сердитесь? Как я поняла, она собирается побеседовать с вами об этом.

— Хорошо. А вы там будете?

— Конечно, — ответила Лидия. — До скорой встречи, Гарри. — Она кивнула и вновь занялась бумагами.

Завтракая на веранде, Гарри с тайной улыбкой вспоминал этот неожиданный разговор с Лидией. Если завтра вечером она будет в баре, то он обязательно сыграет — для нее.

Этим утром Гарри понял, что его физическое состояние улучшилось — он уже давно не чувствовал себя так хорошо. По телу разливалась жизненная энергия. Она дарила ощущение силы и бодрости, почти стертое из памяти ужасами Чанги. Наверное, сыграло роль ожидание будущего — того, о котором он не смел и мечтать.

Красота тропического пейзажа сегодня казалась особенно яркой. Все, что он видел и к чему прикасался, блестело и сияло. Дело явно идет к поправке, и, значит, настало время подумать о возвращении домой.

Гарри зажег сигарету и отпил кофе. Когда четыре с лишним года назад он уезжал из Уортон-Парка, его совесть была чиста: он знал, что загладил свою вину перед Оливией. Она наверняка поняла суть эпизода с Арчи, а за последующие недели, что они провели вдвоем, им удалось забыть все обиды.

Он оставил ее беременной, и это еще больше успокаивало. К тому же это физически доказывало, что их брак нормален. К несчастью, ребенок так и не появился на свет — печальное обстоятельство... и, безусловно, сильный удар для жены.

В тюрьме душными влажными ночами Гарри мучительно размышлял о своих чувствах к Оливии. Среди его товарищей были парни, которые со слезами вспоминали своих дорогих женушек, бесконечно о них говорили и хранили у сердца потрепанные выцветшие фотографии. Они твердили о страстной любви и физических наслаждениях, которых им сильно не хватало. Гарри терпеливо слушал, со стыдом понимая, что не испытывает столь романтических чувств к собственной супруге.

Оливия ему очень нравилась, всегда. Он уважал ее ум, силу, красоту и хозяйственность: когда Адриане понадобилась ее помощь, она умело взялась управлять Уортон-Парком. Из нее получилась идеальная помещица, удачно заменившая мать на этом нелегком посту.

«Но... Люблю ли я ее?» — вздохнул про себя он.

Гарри сделал глоток кофе, который на жаре остался обжигающе горячим, и закурил вторую сигарету. Конечно, парни, изливавшие ему душу, в отличие от него сами выбрали себе спутниц жизни, однако это мало утешало. Да, у него не было возможности подыскать себе жену. Мать посоветовала вступить в брак, указала на преимущества такого шага, и он послушался. Если бы не она, Гарри ушел бы на войну холостяком. Ему просто не пришло бы в голову жениться на Оливии или какой-то другой женщине.

Впрочем, его ситуацию нельзя считать необычной. Во все времена и во всех странах люди часто заключали браки, основываясь не на любви, а на иных соображениях.

Как всегда, его собственные чувства стояли на втором месте после статуса наследника поместья. Что ж, и это тоже нормально.

Гарри затушил сигарету в пепельнице.

«Может, я слишком многого хочу? Что, если я в самом деле ее люблю? Откуда мне знать, что такое любовь мужчины и женщины?»

Он поздно повзрослел эмоционально и до сих пор не обрел мужской уверенности. Оливия была его первой женщиной, и как только он приловчился, дела пошли сносно.

Хорошо хоть его опасения насчет собственного скрытого интереса к мужскому полу за последние три с половиной года оказались безосновательны. Он видел, как другие мужчины в лагере находили утешение друг в друге. Все закрывали на это глаза. Любые способы облегчить адское существование и выжить считались приемлемыми. Но его ни разу, даже в самые мрачные моменты, не потянуло в мужские объятия.

«Что ж, — подумал Гарри, — значит, больше не придется бороться с порочными наклонностями. Вернусь домой и займусь музыкой».

За завтраком он сказал Себастьяну, что чувствует себя вполне окрепшим и готов подумать об отплытии в Англию.

— Отлично, старина! Насколько я знаю, в начале следующей недели туда отходит корабль. Надеюсь, мне удастся пристроить тебя на борт. Чем раньше, тем лучше, ведь гак?

Гарри не разделял энтузиазма Себастьяна по поводу собственного возвращения на зеленые английские луга и топил свои печали в горячительных напитках, употребляя их гораздо больше обычного. После обеда, нетвердой походкой возвращаясь к себе в номер, он решил насладиться последними днями в Бангкоке и, осмелев от выпитого, сделав глубокий вдох, двинулся к конторке портье. Лидия посмотрела на него и улыбнулась:

— Чем я могу вам помочь?

— Э... — Гарри прочистил горло. — Я подумал, Лидия... прежде чем уехать в Англию, мне надо хоть немного осмотреть город. Раз уж вы сейчас отвечаете за обслуживание гостей, может, сопроводите меня на речной экскурсии? Это входит в сферу вашей компетенции?

— Простите, Гарри, — растерянно проговорила Лидия. — Что означает слово «компетенция»?

— Я спрашиваю вас, Лидия, не согласитесь ли вы стать на сегодня моим гидом? — объяснил Гарри с бьющимся сердцем.

— Мне надо спросить мадам. — Во взгляде Лидии появилось сомнение.

— Мадам здесь, у вас за спиной. Что вы хотели у меня спросить? — произнес голос с сильным акцентом, и из кабинета вышла Жизель.

Гарри повторил свою просьбу:

— Я буду очень признателен, если мне поможет человек, который хорошо знает местность и, разумеется, неплохо владеет английским. — Он чувствовал себя подлым обманщиком, но отступать не собирался.

Жизель на мгновение задумалась, потом решительно кивнула:

— Что ж, капитан Кроуфорд, думаю, мы могли бы достичь взаимовыгодного согласия, n’est-ce pas? Лидия и месье Эйнсли говорили, что вы отлично играете на пианино. Вы, наверное, слышали, что завтра вечером здесь, в отеле, открывается бар? Так вот, мне нужен пианист. Если сыграете для меня, я отпущу Лидию с вами на речную прогулку, и она покажет вам Бангкок.

— Идет, — радостно улыбнулся Гарри.

— C’est parfait, капитан Кроуфорд. — Жизель пожала ему руку. — У меня есть саксофонист и ударник. Они будут в баре завтра в шесть вечера. Вы сможете подойти к этому часу, чтобы прорепетировать с ними? Я договорюсь, чтобы ваша оплата компенсировала вашу экскурсию с этой юной леди.

— Конечно. Merci, madame, — ответил он.

Когда Жизель исчезла в своем кабинете, Гарри с удовлетворением налег на стойку и посмотрел в прекрасные янтарные глаза Лидии.

— Вопрос улажен. Итак, куда вы меня поведете?

 

Глава 35

На открытие «Бамбукового бара» пришли толпы экспатриантов, которые после нескольких лет страданий под японским игом радовались возможности хоть что-то отпраздновать. Они залпом пили местное виски «Меконг» и веселились.

Репетиция длилась меньше часа. Гарри радовался своему искусству пианиста и практике, которую получил, играя джаз для японцев в Чанги. Помимо него, в оркестре были голландский барабанщик, тоже бывший военнопленный, и русский саксофонист, подвизавшийся в Бангкоке по неизвестным причинам. Им удалось составить список мелодий, которые знали все трое.

В помещении было жарко, дымно и пахло потом. Гарри еще никогда не играл вместе с другими музыкантами и теперь наслаждался приятным чувством локтя. Когда его пальцы летали по клавишам в виртуозном соло, публика энергично аплодировала, и он испытывал редкое для себя радостное волнение.

Лидия, чудесно смотревшаяся в шелковом саронге, плавно скользила по комнате с подносом, уставленным напитками.

Наконец вспотевшие и уставшие музыканты объявили, что больше не могут играть на бис. Гарри вышел из бара, пересек террасу и вступил на лужайку, спускающуюся прямо к реке. Из-за режима затемнения остаток вечера горожане проводили при свечах, и единственным источником света служила полная луна, висящая прямо над головой.

Гарри закурил и тяжко вздохнул. В эти часы он чувствовал себя очень комфортно. И не важно, что он был скитальцем среди скитальцев в этом пестром сборище людей, волей трагических обстоятельств заброшенных сюда с разных концов света. Он не армейский капитан и не потомственный английский лорд, который должен унаследовать огромное поместье. Он всего лишь пианист, и его талант доставляет радость другим.

Он просто был самим собой, и это ему нравилось.

На следующий день, как и договорились, Лидия встретилась с ним в вестибюле отеля. «Мадам» арендовала для них деревянную лодку и лодочника, готового отвезти, куда скажет Лидия. Гарри шагнул на борт на ватных ногах: за последние дни он впервые чувствовал такую слабость — сказывались недосып и четыре порции виски.

— Капитан Кроуфорд, давайте поплывем вверх по реке и посмотрим сначала Большой храм, — предложила Лидия, усаживаясь на деревянную скамью напротив него. — А потом отправимся на плавучий рынок, о’кей?

Было странно слышать американское выражение из уст восточной женщины.

— О’кей, — кивнул Гарри. Ему показалось, что даже к его устах это словцо прозвучало странно.

— О’кей, Гарри, — улыбнулась Лидия.

Они отплыли от гостиничного пирса и присоединились к речному движению. Река Чаопрайя служила главной транспортной магистралью города, и Гарри удивлялся, с какой ловкостью лодочники лавируют в опасной близости друг от друга, чудом избегая аварий.

На горизонте появлялись похожие на грозных китов огромные черные баржи, иногда по четыре-пять в ряд. Их, связанных обрывками веревки, тянули крошечные суденышки. Их лодка дважды еле ушла от столкновения, и Гарри заметил, что у него дрожат руки.

Лидия почувствовала его напряжение.

— Не волнуйтесь, Гарри. Наш лодочник, Сингту, водит эту лодку уже тридцать лет и ни разу не попадал в аварию.

Она подалась вперед и похлопала его по руке. Этот ласковый жест наверняка ничего не значил для Лидии, но для мужчины, годами тоскующего по любви, это был драгоценный момент.

— Смотрите, Гарри!

Он проследил взглядом за ее изящной протянутой рукой и увидел здание, которое с полным основанием можно было назвать дворцом. Крыши в тайском стиле были покрыты золотом и украшены огромными камнями, похожими на изумруды и рубины, блестящими в солнечном свете. Это напоминало картинку из исторической книги — одной из тех, что читала ему в детстве мама.

— Это дом наших короля и королевы. Сейчас у нас новый король, потому что старого застрелили.

Гарри рассмешила прямота Лидии, и он засмеялся. Он не сомневался, что ее манера говорить по существу объясняется скорее скудным запасом английских слов, чем особенностями характера, и это еще больше притягивало к ней.

— Хотите, зайдем туда и посмотрим на Изумрудного Будду в «wat»? Он очень красивый и знаменитый. За ним ухаживают многочисленные монахи.

— Почему бы и нет? — согласился Гарри. — А что такое «wat»? — с усмешкой поинтересовался он.

В это время лодочник повернул свое суденышко и зацепил веревку за деревянный шест возле пирса.

— По-вашему «храм», — пояснила Лидия, ловко выбираясь из лодки и подавая руку Гарри.

Дворец и храм Изумрудного Будды окружали великолепные сады, полные ярких красок и ароматов жасмина. Гарри остановился перед чудесным цветущим растением с нежными розово-белыми бутонами.

— Орхидеи, — заметил он. — Они росли в лесах вокруг Чанги. В Бангкоке я видел их повсюду, а в Англии это большая редкость.

— Здесь они растут, как сорняк, — пожала плечами Лидия.

— О Боже! Хотел бы я, чтобы у нас на родине были такие сорняки! — воскликнул Гарри, решив взять с собой несколько растений для мамы.

Он поднялся за Лидией по ступенькам храма и так же, как она, снял туфли. Внутри было темно и просторно. Монахи в желто-оранжевых балахонах стояли на коленях и молились перед роскошным и на удивление маленьким Изумрудным Буддой. Лидия тоже преклонила колени, молитвенно сложив перед собой руки и склонив голову. Гарри последовал ее примеру.

Через несколько минут он поднял голову и замер, наслаждаясь спокойствием и умиротворяющей тишиной храма. За время пребывания в Чанги, желая заняться хоть чем-то интересным, он посетил пару лекций по религии. Одна была посвящена буддизму, и ему показалось, что это учение по духу ближе всего к его собственному мироощущению.

Наконец они вышли из храма и вновь оказались под ярким солнцем.

— Ну что, теперь на плавучий рынок? — спросила Лидия, когда они вернулись в лодку. — До него долго плыть, но думаю, вам понравится.

— Давайте, — согласился Гарри.

— О’кей. — Лидия быстро переговорила с лодочником по-тайски, и они двинулись по реке на предельной скорости.

Гарри улегся на корме и смотрел на проплывающий мимо Бангкок. Несмотря на прохладный речной ветерок, было очень жарко, и он жалел, что не купил шляпу — она защитила бы голову от палящих лучей.

Вскоре лодочник свернул в узкий «клонг» и принялся лавировать по запруженному лодками водному пути. Добравшись до плавучего рынка, они остановились. Их окружали деревянные лодки, полные товаров и людей, которые выкрикивали цены покупателям, а те кричали им в ответ со своих суденышек.

Экзотическая картина поражала воображение: повсюду пестрые шелка и специи, высыпающиеся из дерюжных мешков, а в воздухе — запах кур, жарящихся на вертелах, смешанный с ароматами свежесрезанных цветов.

— Хотите есть, Гарри? — спросила Лидия.

— Да, — выдавил Гарри, хоть и испытывал довольно странные ощущения.

Наверное, из-за солнца у него кружилась голова. Лидия встала и крикнула лодочнику, торгующему куриным шашлыком, и они сторговались. Гарри закрыл глаза, превозмогая тошноту. На лбу выступил пот, уши закладывало от жуткого шума. Эти пронзительные голоса, резкие запахи и жара... О Боже, какая жара! Надо срочно выпить воды...

— Гарри, Гарри, очнитесь!

Он открыл глаза и увидел склонившуюся над ним Лидию, которая прижимала к его лбу холодную тряпку. Они находились в темной комнате. Он лежал на полу на узком соломенном тюфяке.

— Где я? — прошептал Гарри. — Что... случилось?

— Вы упали в обморок в лодке и ударились головой о дерево. Как вы себя чувствуете? — Огромные глаза Лидии были полны тревоги.

— Понятно. Простите. — Он попытался сесть. — Можно воды?

Пересохшее горло и отчаянная жажда напомнили ему Чанги.

Лидия протянула фляжку, и он с жадностью приложился к горлышку.

— Мы отвезем вас в больницу, ладно? — предложила Лидия — Вы нездоровы.

— Нет-нет, все в порядке. Я напился воды, и теперь мне станет лучше. Наверное, я просто перегрелся на солнце, и произошло обезвоживание организма.

— Вы уверены? — Лидия смотрела на него с сомнением. — У вас была тропическая лихорадка. Может, болезнь вернулась?

— Нет, Лидия, я здоров.

— Тогда давайте вернемся в гостиницу. Вы в состоянии ехать?

— Конечно.

Гарри с трудом поднялся на ноги и с помощью Лидии и лодочника вышел из лачужки, в которой девушка укрыла его от солнца. Они снова сели в лодку и тронулись в путь. Гарри невольно усмехнулся: надо же — упасть в обморок на плавучем рынке! За все время заключения в Чанги, даже в самых чудовищных условиях, он ни разу не потерял сознание.

— Вот, наденьте. Пусть мое лицо станет темным и уродливым. — Лидия сняла свою широкополую соломенную шляпу и нахлобучила ее на голову Гарри. — И выпейте еще воды. — Она подала ему фляжку.

— Что значит «темным и уродливым»? — спросил Гарри, ложась на спину. Шляпа давала приятную тень.

— Так в Таиланде различают общественные классы, — объяснила Лидия. — Если у вас бледная кожа, то вы аристократ. А если темная, то крестьянин!

— Ясно, — улыбнулся Гарри.

Тем временем лодочник отъехал от плавучего рынка и повел суденышко к реке Чаопрайя. Лидия сидела, не сводя внимательного взгляда с его лица. Он закрыл глаза, чувствуя, что слабость постепенно проходит и сердце наполняется необъяснимой радостью.

Они подплыли к отелю, и Лидия помогла Гарри выйти из лодки и подняться на веранду.

— Идите в свой номер и отдохните, Гарри, — велела она. — Я скажу мадам, что вы заболели.

Гарри проспал до вечера. Его разбудил мальчик-коридорный, который постучался к нему в дверь и сообщил, что его хочет видеть мистер Эйнсли.

— Пусть войдет, — отозвался Гарри, мысленно застонав от знакомой боли в костях.

— Привет, дружочек! Я узнал от Жизель, что сегодня днем на плавучем рынке тебе стало плохо, — сказал Себастьян, входя. — Что, опять нездоровится?

— К сожалению, да, — подтвердил Гарри. — Я думал, это из-за толпы, но теперь понимаю, что дело гораздо серьезней.

— Черт побери! — Себастьян уселся в плетеное кресло. — Значит, ты вряд ли сможешь ехать домой через пару дней. А я пришел сказать, что тоже забронировал место на корабле и собирался уплыть в Англию вместе с тобой.

— Мне очень жаль, старина, но сомневаюсь, что смогу составить тебе компанию.

— Я вызову врача. Пусть срочно тебя осмотрит, — мрачно проговорил Себастьян. — Какая досада! А я-то думал, мы с тобой совершим веселую морскую прогулку! Я проторчал здесь целых четыре года и решил воспользоваться возможностью съездить домой, навестить родителей. Места уже заказаны, приятель. Что ж, — Себастьян поднялся с кресла, — пойду скажу бою, чтобы немедленно послал за врачом. Тебе придется остаться в Бангкоке. Как, справишься без меня?

— Конечно, — заверил Гарри.

— Странно, что домой уезжаю я, а не ты. Но что поделать. Разумеется, я оставлю тебе денег. В Англии отдашь. Я загляну к твоим, скажу, что ты вернешься позже, а то еще подумают, будто ты подался в бега.

— Хорошо, — пробормотал Гарри, ощутив новый прилив слабости.

— Да, и еще. — Себастьян задержался в дверях. — Эта страна кажется весьма обольстительной, и чем дольше здесь живешь, тем больше к ней привязываешься. Смотри не потеряй голову, старина, иначе никогда не вернешься домой.

Врач подтвердил, что у Гарри очередной приступ тропической лихорадки.

— Ты слишком рано отказался от постельного режима, парень, — сказал он, давая Гарри изрядную дозу хинина, чтобы сбить температуру. — Я слышал, вчера вечером ты играл в баре, — он улыбнулся, — и отлично играл! Музыка и алкоголь на время отменяются. Сам знаешь, как лечиться: спать, пить побольше жидкости, по мере необходимости принимать хинин. И будем надеяться, что на этот раз обойдется без госпитализации.

— Да, доктор.

— Еще я выпишу тебе витамины. Гостиничный бой сбегает за ними в аптеку. А я зайду завтра. Попрошу мадам, чтобы прислала кого-нибудь за тобой приглядеть.

— Сколько я вам должен, доктор?

Врач с усмешкой обернулся.

— Это я тебе должен, парень. Благодаря таким храбрым солдатам, как ты, мы победили в проклятой войне. До свидания, капитан Кроуфорд.

Гарри забылся беспокойным горячечным сном. Спустя какое-то время к нему в номер тихо постучали.

— Войдите, — пробормотал он.

Дверь отворилась, и на пороге появилась встревоженная Лидия.

— Мадам сказала, вам все еще нездоровится, у вас новый приступ тропической лихорадки. Это моя вина. Мне не следовало везти вас в такое жаркое людное место, ведь вы только что после болезни.

— Перестаньте, Лидия. Это же я попросил вас устроить мне прогулку по городу.

Несмотря на ужасное самочувствие, Гарри невольно залюбовался девушкой. Она казалась такой безупречно красивой в мягком свете лампы! Его лихорадочный взгляд ощупывал ее с головы до ног. Неуместная волна желания накрыла его с головой.

— Можно, я посмотрю ваш лоб? — спросила Лидия, подходя к его постели.

— Пощупаете мой лоб? Конечно, — кивнул он и с удовольствием ощутил на своем лице ее прохладную ладонь. А как от нее божественно пахло!

— Да, у вас жар, — объявила девушка и достала из кармана юбки маленький мешочек с травами. — Дома мы всегда применяем китайскую медицину. Эта травка особенно полезна при температуре и боли в костях. Хотите попробовать? Я могу заварить вам чай.

— Я попробую любое лекарство, Лидия, лишь бы поскорее выздороветь, — с пылом ответил Гарри. — Мне страшно надоело болеть!

— Тогда я принесу травяной чай, и к утру вам станет легче, обещаю. Это волшебное средство.

— Надеюсь, — проговорил Гарри, с трудом улыбнувшись.

— Пойду приготовлю прямо сейчас.

— Спасибо.

Лидия ушла, а Гарри вновь откинулся на подушки.

«Что ж, — подумал он, глядя на потолочный вентилятор, — пожалуй, нет худа без добра».

Лидия вернулась через десять минут со стаканом в руке.

— Только предупреждаю, Гарри, это очень невкусно, — сказала она, подсаживая его в постели.

— Значит, поможет. Во всяком случае, так говорила мама, когда в детстве пичкала меня противными лекарствами, — слабо пошутил Гарри.

— Очень невкусно, — повторила девушка, поднося стакан к его губам.

Сделав первый глоток, Гарри чуть не поперхнулся, но потом вспомнил живые личинки мух, которые ел в Чанги, взял себя в руки и залпом выпил местное снадобье.

— О Боже, — закашлялся он, — вы были правы.

Лидия протянула ему воду — запить гадкий привкус.

— А теперь поспите. Если вам что-нибудь понадобится, позвоните. Мадам попросила меня заночевать сегодня в номере напротив. Я приду через час. Скоро вам станет очень-очень жарко, но это действие трав: они помогут справиться с лихорадкой.

— Жду с нетерпением, — выдохнул он, когда девушка пошла к двери.

«Может, я зря ей так доверяю?» — пронеслось у него в голове.

— Не волнуйтесь, Гарри. Я буду рядом.

Лидия не ошиблась: через час Гарри пылал огнем и метался в яростной лихорадке. Девушка принесла холодные тряпки, чтобы смачивать ему лоб. Пару часов спустя жар утих, и измученный Гарри заснул.

 

Глава 36

На следующее утро Гарри проснулся поздно, чувствуя себя гораздо лучше, чем ожидал. Боль в костях еще осталась, но была уже не такой сильной. Пришедший врач с удивлением отметил, что температура его пациента всего на один градус выше нормы.

— Отлично, — похвалил лекарь. — Я думал, у тебя начинается очередной тяжелый приступ, но, похоже, все обошлось. Молодец, так держать!

Когда врач ушел, в номер заглянула Лидия. В руке у нее был очередной стакан дурно пахнущего травяного отвара.

— Как вы себя чувствуете, Гарри?

— Спасибо, уже лучше. — Он с подозрением взглянул на стакан. — Вы что, хотите, чтобы у меня опять начался жар?

Лидия захихикала, показав безупречные зубки.

— Нет, конечно, — ответила она, гордясь, что выучилась у него новым английским словам. — Это чтобы прибавить сил, подкрепить организм и предотвратить новый приступ тропической лихорадки. У вас появятся энергия и аппетит. Никакого жара не будет, обещаю.

— А вкус такой же гадкий, как и у того напитка? — поинтересовался Гарри, с трудом усаживаясь в постели.

— Даже хуже, — призналась девушка. — Зато вам станет гораздо лучше.

Гарри выпил отвратительное пойло, потом лег на спину, отдуваясь и стараясь сдержать тошноту.

— Вы колдунья? — спросил он. — Доктор сильно удивился, как быстро я пошел на поправку.

— Может, и колдунья, — улыбнулась Лидия, — только добрая. Сейчас мне надо идти: скоро прибудут новые гости. Я приду попозже — посмотрю, насколько вы окрепли.

Когда девушка вышла из комнаты, Гарри усмехнулся: она все больше ему доверяла и постепенно раскрывалась душой. Ему было приятно наблюдать за этими переменами. А ее таинственные отвары и впрямь помогали.

К ужину Гарри проголодался и заказал в номер порцию лапши. Усевшись в подушках, он принялся за еду.

«Как хорошо, что у меня еще не закончились приступы ужасной тропической лихорадки! Мне повезло, ведь Лидия стала моей сиделкой и спасительницей».

Следующие два дня Гарри много спал и ел все, что ему приносили. В минуты бодрствования он думал о Лидии. Она заходила к нему при любой возможности, и в ее глазах светилась радость от того, что он выздоравливает.

С каждым днем она казалась ему все прекраснее. Гарри с нетерпением ждал ее, а потом мечтал, как заманит в постель, обнимет гибкое стройное тело, поцелует идеально очерченные губы и пройдется языком по мелким острым жемчужно-белым зубкам... В моменты отрезвления Гарри пытался внушить себе, что его страсть вызвана долгим вынужденным воздержанием, однако за всю свою взрослую жизнь он еще никогда не испытывал таких сильных чувств к женщине.

Они были едва знакомы. Он почти ничего не знал о ее жизни, кроме того немногого, что она рассказала. Но Лидия казалась ему такой близкой, такой родной... Добрая, с чувством юмора и острым умом.

Удивительно, как быстро она научилась выражать свои мысли по-английски, несмотря на скудный словарный запас! Девушки-англичанки, прекрасно владеющие языком, обычно изъяснялись загадками и полунамеками, а Лидия прямо говорила то, что думает, обходясь всего несколькими словами, и это было чудесно.

А ее красота? Раньше Гарри с трудом достигал физического возбуждения, не говоря уж о том, чтобы прийти в «боевую» готовность от одних только мыслей. Теперь же стоило ему вспомнить ее образ, и у него в паху тут же начиналось движение. Наверное, этому стоило порадоваться, ведь после всех телесных и душевных мытарств, пережитых в Чанги, его организм по-прежнему нормально функционировал. Сомнения Гарри в собственной мужественности тоже отпадали: наконец-то ему встретилась женщина, которая вызывала в нем столь сильную реакцию.

С Оливией — женой! — у него никогда такого не было.

Гарри опять вспомнил, как его сокамерники в Чанги обсуждали свои чувства — влечение и любовь.

«Может, то, что я испытываю к Лидии, и есть любовь?»

На четвертый день своего «заключения», когда Лидия, против обыкновения, не заглянула справиться о его самочувствии, на закате Гарри вышел из номера и направился по вестибюлю к «Бамбуковому бару», выискивая, чем бы заняться. По пути он бросил взгляд на стойку портье.

— Вам уже лучше? — спросила Жизель, вдруг возникшая за его спиной.

— Да, намного лучше, спасибо. Не подскажете, где Лидия?

— Она взяла выходной, — рассеянно ответила хозяйка отеля. — Кажется, у нее семейные неприятности.

— С ней все в порядке? — встревожился Гарри.

— Не знаю, капитан Кроуфорд. Я ее начальница, а не мама, но Лидия мне очень нравится. У нее трудная судьба.

Снедаемый беспокойством Гарри зашел в «Бамбуковый бар», который открывался только через час. Он пересек пустой зал, сел за рояль и, открыв крышку, начал играть.

Вскоре в бар подтянулись другие музыканты и бармен.

— Где ты был? — спросил Йоги, голландский барабанщик. — Нам тебя не хватало.

— Болел.

— А сегодня вечером будешь играть?

— Да, буду, — кивнул Гарри, решив, что это поможет ему на время забыть о Лидии.

Гарри играл до полуночи, пинтами хлебая воду, пока посетители бара накачивались виски. Две подвыпившие женщины среднего возраста предложили показать ему достопримечательности Бангкока, если он сыграет для них голым. Гарри подумал, что это шутка: он по-прежнему был худым, как скелет, с увесистым «рисовым брюхом» и шелушащейся от недостатка витаминов кожей.

Проснувшись на другое утро, он первым делом подумал о Лидии: вернется ли она сегодня? Встав с постели, Гарри спустился на веранду позавтракать. Проходя мимо конторки, с досадой отметил, что Лидии до сих пор нет.

Позже пришел портной примерить на него новую одежду. «Рисовое брюхо» Гарри немного уменьшилось, и портной проворчал, что придется ушивать пояс брюк.

Гарри то и дело наведывался в вестибюль, тщетно надеясь увидеть Лидию. На третий раз к нему подошла Жизель.

— Сегодня ее тоже нет. — Она покачала головой. — Боюсь, как бы она не исчезла совсем, как делают многие местные.

От этой мысли Гарри сделалось плохо. Он вернулся к себе в номер, чтобы поспать после обеда, но сон не шел. Тогда Гарри встал с постели и начал мерить шагами комнату.

«Интересно, у Жизель есть адрес Лидии? Если она и завтра не придет, поеду ее искать...»

— Вот дурак! — вслух обругал он себя. — Кто ты для нее, черт возьми? Всего лишь очередной клиент. С какой стати ты будешь бегать по всему Бангкоку, разыскивая едва знакомую тебе девушку?

Но никакое самовнушение не помогало. Гарри не мог думать ни о чем другом. Остаток дня прошел в мучительной неизвестности.

«Что же случилось с Лидией?» Эта мысль словно преследовала его. Разыгравшееся воображение рисовало ужасы. В три часа ночи, когда он лежал на спине, подложив руки под голову, до него вдруг дошло: «Это не случайное увлечение. Я безнадежно влюбился!»

Когда на следующее утро он вышел в вестибюль и увидел Лидию на обычном месте за стойкой, его накрыла волна облегчения. Захотелось подбежать и обнять девушку. Но Гарри сдержался.

— Вы пришли, Лидия! У вас все... в порядке?

— Да, Гарри. — Ее глаза будто слегка потускнели, а плечи ссутулились. — Все нормально.

— Вы уверены? — Он внимательно посмотрел на нее.

— Конечно.

— Хорошо. Я рад.

Ему не хотелось от нее уходить, но он не знал, что еще сказать, поэтому медленно побрел к лестнице.

Гарри метался по комнате и никак не мог успокоиться. Прекрасное настроение исчезло, как только исчезла Лидия из гостиницы. В ее отсутствие Гарри захлестнула самая настоящая паника.

«Что со мной творится, черт побери? Как можно любить почти незнакомую женщину?»

Не в силах больше сидеть в номере, он вышел на веранду, к реке, и закурил.

«Себастьян, наверное, уже далеко в море... Жаль, что болезнь помешала поплыть вместе с ним! Да, я влюбился в Лидию, но мои душевные метания бессмысленны: я — капитан британской армии, наследный пэр английского королевства, будущий хозяин крупного родового поместья... К тому же у меня есть жена».

Гарри яростно швырнул в реку недокуренную сигарету. Она угодила в островок из спутанных водорослей, которые постоянно проплывали мимо.

«Наверное, тропическая лихорадка подействовала на мозг, а может, сказались годы заключения в Чанги. Первая встречная женщина, проявившая ко мне чуть-чуть сочувствия, вскружила голову!»

Он вернулся в гостиницу и решительно прошагал в вестибюль.

«Надо заказать билет на следующий морской рейс и Англию и как можно быстрее уехать домой!

Лидия сидела за стойкой портье, но Гарри изо всех сил старался не обращать на нее внимания. Однако боковым зрением он увидел, как девушка достала из корзинки носовой платок и промокнула глаза. Сердце его тут же оттаяло, и он обернулся к ней.

— Лидия, что случилось? — тихо спросил Гарри, подойдя к стойке.

Она покачала головой. Ком в горле мешал говорить.

— Скажите же, ради Бога, в чем дело?

— Пожалуйста, Гарри, уйдите, — испуганно попросила она. — Я не хочу привлекать внимание. Мадам рассердится, если увидит меня на рабочем месте в таком виде.

— Да-да, понимаю. Я уйду, но только если вы пообещаете выйти ко мне в обеденный перерыв. Буду ждать вас в конце этой улицы, возле маленькой продуктовой палатки на углу.

— Ох, Гарри, мадам...

— Я позабочусь, чтобы нас не увидели. Скажите «да», и я уйду.

— Ну, хорошо, давайте встретимся у палатки в полдень.

— Договорились. — Он улыбнулся и пошел из вестибюля, совершенно забыв о том, зачем вообще сюда заходил.

Как они и условились, Лидия ждала его на углу, беспокойно поглядывая по сторонам.

— Я знаю, куда можно пойти. — Она жестом велела ему следовать за ней и споро зашагала по оживленной улице.

Через пару минут девушка свернула в узкий проулок, кишащий передвижными лотками, где продавались самые разные продукты. Дойдя до середины проулка, она указала на грубо сколоченную деревянную скамью, укрытую от солнца ветхим зонтом.

— Хотите есть? — спросила Лидия.

Гарри тошнило от запаха сточных вод, смешанного с жарящимся сомнительным мясом.

— Нет, спасибо. Я бы выпил пива, если здесь оно есть.

— Конечно, есть.

Лидия быстро переговорила по-тайски с уличным торговцем, и перед ними появились бутылка с пивом и стакан с водой.

Гарри старался отвлечься от давящей атмосферы и сосредоточиться на Лидии. Чувствуя, что на лбу выступил пот, он открыл пиво и сделал большой глоток.

— Скажите, Лидия, почему вы плакали сегодня утром?

Она обратила на него глаза, полные грусти:

— Ох, Гарри, у меня дома большие неприятности.

— Знаете, Лидия, на моих глазах столько раз умирали люди, что теперь меня трудно чем-то напугать.

— О’кей, Гарри, я скажу. — Лидия вздохнула. — Моя мама... выходит замуж.

— Разве это плохо?

— Да, потому что он... японский генерал. — Глаза Лидии наполнились слезами.

— Ах, вот оно что! — Гарри понял, почему она так расстроена.

— Они познакомились здесь, во время оккупации. Мама ничего не говорила, потому что знала, как я отреагирую. Сейчас генерал вернулся в Японию и хочет, чтобы она к нему приехала — вместе со всеми нами.

Гарри немного помолчал, потом кивнул:

— Вы правы, это ужасно.

— Как она могла так поступить? — прошептала Лидия. — Предательница! Ведь мой отец погиб в борьбе за освобождение Таиланда от японцев!

— Он погиб?

— Год назад его посадили в тюрьму: он выпускал подпольную газету. Перед самым концом войны, полгода назад, мы узнали, что его расстреляли.

Гарри инстинктивно потянулся через деревянный стол и дотронулся до маленькой хрупкой руки девушки.

— Я вам искренне сочувствую, Лидия.

— Спасибо. — Она смущенно вытерла мокрые от слез щеки. — Теперь я даже не верю, что моя мама вообще когда-то любила отца, и это самое страшное. Как она могла?

— Она наверняка любила его, Лидия. — Гарри пытался рассуждать здраво. — Но люди совершают поступки, руководствуясь самыми разными причинами. У вас много братьев и сестер, а денег, насколько я понял из ваших слов, не хватает. Этот генерал богат?

— Да, очень богат. К тому же он влиятельный человек и имеет в Японии большой дом. Моя мама очень красива, все мужчины в нее влюбляются, — вздохнула Лидия. — Но вы правы. Она хочет, чтобы ее дети ни в чем не нуждались. Так мама мне объяснила. Сказала, что не любит его, но должна выйти замуж ради нашего будущего, которое должно быть лучше, чем в то время, когда она была вдовой.

— И что вы будете делать? — спросил Гарри, заранее страшась ответа.

— Она хочет, чтобы я ехала с ней. Дескать, Япония — нам не враг, а оккупация — всего лишь мирное политическое решение. — Лидия покачала головой. — Но японцы убили моего отца, потому что боялись, вдруг из-за него начнутся волнения. Как я поеду в эту страну?

— Не знаю, Лидия, — покачал головой Гарри. — Можно спросить, сколько вам лет?

— Шестнадцать. Через шесть недель будет семнадцать.

— Значит, через несколько недель вы станете взрослой и сможете принимать самостоятельные решения. Разве вы обязаны туда ехать?

— Если не поеду, то, возможно, больше никогда не увижу маму, братьев и сестер. — Лидия взволнованно крутила в руке стакан. — Я уже потеряла папу и не хочу терять остальных.

— Да, вы попали в трудное положение. — Гарри сделал глоток пива. — Но вы уже не ребенок. Вам пора подумать о собственной жизни и собственных желаниях.

— Но мама говорит, я должна ехать в Японию. Я не могу ее ослушаться.

— Послушайте, Лидия, семья — не единственная ценность.

В ее янтарных глазах зажегся страстный огонь.

— Вы ошибаетесь, Гарри. Здесь, в Таиланде, семья — это все. Мы должны подчиняться родителям.

— Даже будучи взрослыми?

— Да, — ответила Лидия, уже не сдерживая слез.

— Мне очень жаль. Похоже, я еще больше вас расстраиваю. — Гарри достал из кармана брюк носовой платок и подал его девушке.

— Нет, что вы! Мне надо выговориться. — Она громко высморкалась. — Мадам тоже говорит, что мне не стоит ехать, что у меня хорошая, перспективная работа.

Гарри мысленно возблагодарил Бога за благоразумие Жизель.

— Война все повернула с ног на голову. Мир и люди изменились. Постарайтесь простить вашу маму. Она хочет как лучше, но то, что хорошо для нее и ваших младших братьев и сестер, может оказаться неприемлемым для вас. У вас есть другие родственники здесь, в Таиланде?

— Да, родители отца. Они живут на острове, за много миль отсюда. — Лицо девушки вдруг прояснилось, и она улыбнулась. — Это очень красивое место. В детстве я бывала там много раз. Остров называется Слоновий, он стоит посреди моря, точно бриллиант.

— Значит, вы не останетесь одна в этой стране?

— Нет.

— И у вас есть работа.

— Да. — Она посмотрела на него. — Вы полагаете, я должна остаться?

— Решать вам, Лидия. Но если надумаете остаться, то ничто не помешает вам ездить в гости к маме, братьям и сестрам. Вы сможете часто их навещать.

— Но Япония так далеко, Гарри! До нее много тысяч миль, и там холодно. — Лидия вздрогнула. — Ненавижу холод!

«Интересно, что бы ты сказала, если бы побывала в Норфолке в самый разгар зимы?» — подумал Гарри.

— Все просто, — обронил он, допивая пиво. — Вам надо решить, чего вы сами хотите.

— Я хочу... — Лидия вздохнула, — вообще не думать об этом.

— Но вы должны. Когда ваша мама уезжает в Японию?

— Через десять дней. Генерал заказал билеты для нее, моих братьев-сестер... и для меня, — добавила она, нахмурившись.

— Так, может, стоит подождать, пока осядет пыль? Так говорят у нас в Англии, имея в виду, что надо справиться с шоком, успокоиться и подумать. У вас в запасе есть несколько дней.

Девушка слабо улыбнулась:

— Вы правы. Спасибо, Гарри. Который час?

— К сожалению, четыре года назад мои часы разнесло гранатой вместе с моим вещевым мешком, а новыми я не обзавелся, — признался он.

Лидия встала.

— Думаю, мне пора возвращаться на работу. Кор khun ка, Гарри.

— Что это значит?

— Это значит — спасибо за все. Вы мне очень помогли. — Она одарила его улыбкой и поспешила к отелю.

В следующий раз Гарри увидел Лидию днем в гостиничном вестибюле и отметил, что выглядит она гораздо спокойнее. Девушка протянула ему телеграмму. От Оливии. Супруга сообщала, что в Уортон-Парке все хорошо, и они надеются, что Гарри скоро поправится и сможет уехать домой.

— Из Англии, от ваших родных? — поинтересовалась Лидия.

— Да, — кивнул он.

— От мамы?

—Да.

Гарри вернулся в номер, держа телеграмму в руке и ругая себя за то, что солгал Лидии.

На следующее утро к нему пришел врач. После осмотра объявил, что Гарри вполне окреп для морской поездки. Тот и сам понимал, что надо как можно скорее отправляться на родину. Пора вернуться к реальной жизни и перестать мечтать о несбыточном: эта страна и эта женщина никогда не будут его.

Он послал телекс в контору Себастьяна и попросил его сотрудников заказать ему билет на ближайший корабль в Англию.

Днем, когда Гарри лежал в постели, пытаясь заснуть, в дверь тихо постучали. Это пришла Лидия. Увидев ее, Гарри просиял от радости.

— Простите, что побеспокоила вас, но я пришла сказать, что уезжаю на выходные. Не хочу, чтобы вы за меня волновались. Мы будем отмечать Сонгкран, тайский Новый год. В вашей стране этот праздник называется Водным фестивалем.

— И долго вас не будет? — Гарри почувствовал, как сердце замедлило ход.

— Три дня. Я думала о ваших словах и решила провести Сонгкран с папиными родителями на Ко Чанге.

— Когда вы уезжаете? — взволнованно спросил Гарри.

— Завтра рано утром. Дорога долгая. Мне понадобится целый день, чтобы туда добраться.

— Можно поехать с вами?

Она удивленно уставилась на него.

— Простите, Лидия. — Гарри смутился из-за собственной смелости. — Конечно, вам совсем не хочется, чтобы я, как хвостик, ходил за вами повсюду. Просто я мало видел тайские провинции. Пожалуйста, забудьте о моей просьбе. Это было бы для вас слишком утомительно.

Ее янтарные глаза излучали задумчивость.

— Ах, Гарри, вам, наверное, так одиноко без ваших родных? — Не дав ему ответить, она продолжила: — Сонгкран — семейный праздник, в этот день принято приглашать в дом гостей. — Она вдруг широко улыбнулась, решившись. — Думаю, мои дедушка с бабушкой будут счастливы, если к ним приедет храбрый английский воин, который помог нам победить японцев. Да, — кивнула девушка, — я возьму вас с собой.

— Правда? — Гарри был вне себя от радости.

— Правда. Я покажу вам прекрасный остров, на котором родился мой папа. Так я отблагодарю вас за то, что вы помогли мне принять решение.

— А вы его приняли?

— Как вы сказали, я взрослый человек. Я не могу уехать в Японию и жить с людьми, которые убили моего отца и многих других. Я остаюсь здесь. В стране, которую люблю.

Гарри расплылся в довольной улыбке:

— Рад, что вы приняли решение, Лидия. Лично я считаю, оно правильное.

— Я буду скучать по братьям и сестрам, но даже ради них не могу это сделать. Когда-нибудь обустроюсь и заработаю хорошие деньги здесь, в Бангкоке, и тогда смогу привезти их обратно, если они захотят вернуться. Ну что, встретимся на углу возле продуктовой палатки завтра в шесть утра? Там возьмем «тук-тук» и поедем на станцию.

— Завтра в шесть утра, — согласился Гарри.

— Да, должна вас предупредить: в Ко Чанге нет ничего этого. — Лидия обвела руками комнату. — Ни электричества, ни водопровода. Зато там есть чудесное море.

— Меня это не пугает, Лидия.

После Чанги Гарри без труда мирился с бытовыми неудобствами.

— Мне пора, — сказала девушка. — До завтра.

Гарри подошел к Жизель и сообщил ей, что в следующие три вечера не будет играть в баре.

— Можно узнать, куда вы собрались?

— Мне захотелось немного посмотреть страну, прежде чем уехать на родину.

— Хорошо, — одобрила Жизель. — Я слышала, Ко Чанг — очень красивый остров, хоть сама я там никогда не была.

По его лицу Жизель прочла все, что ее интересовало.

— Я вернусь в понедельник.

— Капитан Кроуфорд! Гарри! — остановила она его.

—Да?

— Лидия — чудесная девушка. К тому же у нее сейчас трудный период в жизни. Я очень к ней привязана и надеюсь, что она будет работать со мной долгие годы. Не обижайте ее, ладно?

— Ладно, — ответил Гарри, возмущенный такой просьбой.

— D’accord. Приятного вам купания! — Она улыбнулась и пошла к себе в кабинет.

 

Глава 37

Лидия ждала в назначенном месте. Она взяла «тук— тук», и они тронулись в путь. Солнце еще всходило, и в Бангкоке было тихо. Гарри любовался смешением колониальной архитектуры, деревянных лачуг и домиков в тайском стиле. Жаль, что из-за болезни он не смог как следует посмотреть этот удивительный город!

Они приехали на железнодорожную станцию, где царили хаос и суматоха. На боковых путях стояли древние поезда, покрытые ржавчиной, которая образовалась после многолетних муссонных дождей. Лидия купила билеты, отказавшись взять деньги у Гарри, и зашагала по платформам в поисках нужного поезда. Они вошли в уже переполненный вагон и протиснулись по узкому проходу к свободной скамье. Гомонящие местные жители восхищенно таращились на Гарри.

Гарри изучил карту в кабинете Жизель и знал, что они едут на восток по побережью, в район под названием Трат. До Ко Чанга, затерянного в море крошечного островка, наверное, придется добираться на лодке.

— Сколько времени займет дорога? — поинтересовался Гарри.

— Четыре часа до Чантабури, потом пересадка и еще три часа до Трата, — ответила Лидия, ловко отрезав и протянув ему дольку свежего манго, извлеченного из корзинки. — Там нас встретит мой дядя и отвезет на своей рыбацкой лодке на Ко Чанг.

— Ваши родственники знают, что вы приедете со мной?

— Я не могла с ними связаться: на острове нет телефона. Но вы не волнуйтесь, Гарри, они не будут возражать. В Чантабури, — она с улыбкой взмахнула ножом, — мы купим вам кое-какую одежду.

— У меня есть одежда, Лидия. — Гарри указал на маленький чемоданчик, лежащий на полке над его головой.

Девушка захихикала.

— Нет-нет, Гарри, ваша одежда не годится для фестиваля Сонгкран. Сами увидите, что я имею в виду. — Она загадочно улыбнулась.

Поезд, изрыгнув облако дыма, проехал деловые окраины города и покатил по дороге, окруженной сотнями огромных банановых плантаций. Дети радостно улыбались и махали им руками. Лидия дремала, устроившись рядом с Гарри. Он не представлял, как ей удалось заснуть на жесткой деревянной скамье. Но ее голова, покоящаяся у него на плече, и сладкий аромат масла, которое она втирала в волосы, наполняли его блаженным умиротворением.

«Я проведу рядом с ней целых три дня! Большего счастья нельзя и придумать!»

Должно быть, он тоже задремал и проснулся, только когда поезд остановился. Лидия ласково трясла его за плечо. Поднявшись, Гарри взял с полки свой чемоданчик и вышел вслед за спутницей на платформу. Их тут же окружили коробейники, наперебой предлагая еду, напитки, гирлянды из жасмина и грубо сработанных резных деревянных зверушек. Лидия увела Гарри в сторонку и усадила на лавку под бамбуковым навесом.

— Ждите здесь, я схожу за обедом.

К лавке, робко улыбаясь, подошла маленькая тайская девочка и стала восторженно его разглядывать. Гарри промокнул лоб и отпил немного воды. Лидия принесла еду и выложила перед ним кучу тонких хлопчатобумажных простыней.

— Примерьте.

— Вы хотите, чтобы я это надел? — удивился Гарри, приподнимая красную скатерть. Оказалось, это брюки с фартучком впереди. Здесь же была свободная рубаха из белого хлопка.

Она показала на стоящую рядом бамбуковую хижину:

— Идите туда и примерьте.

С удовольствием сбросив с себя плотные саржевые брюки и фирменную хлопчатобумажную сорочку, Гарри надел вещи, принесенные Лидией. Пришлось немного повозиться с необычными штанами длиной чуть ниже колена, а когда он, наконец, на манер местных жителей, обмотался фартучком, получилось некое подобие юбки.

Тайская девочка ждала его на выходе из хижины, стоя рядом с Лидией. Увидев Гарри, она звонко засмеялась.

— Я, наверное, выгляжу ужасно глупо, — смущенно произнес он.

— Нет, Гарри, — успокоила Лидия. — Теперь вы выглядите как настоящий таиландец. Как раз в такой одежде и надо ехать на остров праздновать Сонгкран. А теперь я пойду переоденусь.

Лидия скрылась в домике, а Гарри ради забавы принялся учить девочку английским словам. Малышка мило улыбалась и коверкала незнакомые фразы.

Когда Лидия вышла, Гарри не сдержал восторженного вздоха. Вместо западного костюма на ней были брюки, такие же как у него, и простая китайская блуза розового цвета. Но больше всего поражала ее новая прическа: она распустила тугой пучок на затылке, и волосы черной блестящей копной ниспадали по плечам до самого пояса.

Гарри невольно протянул руку — ему захотелось погладить роскошные пряди. Он глянул вниз и замер от восхищения, увидев ее босые ноги — маленькие, изящные ступни и идеальной формы пальчики. В Англии ему не доводилось видеть босых женщин. Эта картина подействовала на него возбуждающе. По счастью, странный фартук прикрыл его раздувшийся пах.

— А теперь нам надо пересесть на другой поезд, — сказала Лидия.

Гарри попрощался с маленькой девочкой, встал с лавки и пошел за Лидией.

— Тили-тили тесто, жених и невеста! — прокричал детский голос у них за спиной.

Они ехали три утомительных часа. Когда поезд, наконец, остановился, Гарри почувствовал сильное облегчение. Потом автобус быстро довез их до пристани, и, выйдя из салона, Гарри с восторгом увидел идиллическую бирюзовую гладь моря и скрытые облаками горы вдали.

— Это Ко Чанг, — сообщила Лидия. — А вон там мой дядя, он нас ждет!

Гарри пошел вслед за Лидией к одной из многочисленных рыбацких лодок, которые тихо покачивались у пирса. Пока девушка тепло здоровалась с дядей, Гарри стоял в сторонке. Потом они быстро заговорили по-тайски, Лидия кивнула на Гарри и поманила его рукой.

— Познакомьтесь, Гарри, это Тонг, мой дядя, но он не говорит по-английски.

Дядя Тонг склонился в традиционном тайском приветствии, потом выпрямился, широко улыбнулся беззубым ртом и сердечно пожал гостю руку. Лидия перевела его слова: он рад, что Гарри вместе с его родными будет отмечать Сонгкран.

— Пожалуйста, скажите вашему дяде, что для меня большая честь побывать у него в гостях, — ответил Гарри, когда Тонг усаживал его в лодку.

Вскоре они поплыли к Ко Чангу.

Между тем закатное солнце вдруг нырнуло в море, и начало смеркаться. Через пятнадцать минут, когда они уже причаливали к берегу, тьма сгустилась. Нагнувшись, Тонг достал из-под сиденья две масляные лампы и зажег их. Лидия взволнованно смотрела на Гарри. Ее дядя помог ему выбраться на сушу, и он ощутил под ногами мягкий песок.

— Вот мы и приехали, Гарри. Добро пожаловать на остров, где живет мой дядя, — улыбнулась Лидия.

Гарри с трудом различал пейзаж: вокруг было черным-черно. Однако он понял, что они идут вдоль берега. Среди высоких пальм ютились деревянные хижины, мягко освещенные масляными лампами. Когда они подошли поближе, от одного домика отделилась группа детей. Впереди виднелся силуэт пожилой женщины. Они криками приветствовали Лидию, и та побежала к ним. Женщина обняла спутницу Гарри, и он понял, что это ее бабушка. Когда Лидия обернулась, он заметил в ее глазах влажный блеск.

— Идите сюда, Гарри, познакомьтесь с моими родственниками. Они рады, что вы будете праздновать Сонгкран вместе с нами.

Лидия представила ему свою большую семью: бабушку, дедушку, дядю, тетю и их четверых детей, еще одну тетю с мужем и тремя детьми.

Тонг протянул Гарри бутылку пива. Он сел на мат, расположенный на песке, и его немедленно окружили маленькие племянники и племянницы Лидии. Все дети немного говорили по-английски, они засыпали его вопросами: как он воевал, убил ли хоть одного японца? Гарри старательно отвечал, но сомневался, что они его понимают, поэтому подкреплял свою речь выразительной мимикой. Когда нацелил воображаемый пистолет на воображаемого японского солдата, малыши начали бегать по пляжу, кричать «Бах-бах!» и размахивать воображаемыми пистолетами.

Лидия вышла из темноты и грациозно присела рядом с ним.

— Сегодня ночью вы будете спать здесь, в домике на берегу. Моя тетя сейчас все для вас подготовит.

— Спасибо, — ответил Гарри. — А где разместитесь вы?

— В доме моей бабушки, в деревне за пляжем.

— А кто здесь живет? — поинтересовался он.

— Дядя Тонг, тетя Китима и их дети. Он рыбак, поэтому поселился поближе к морю. Сейчас они строят большой дом в деревне и когда-нибудь переедут туда.

— Я бы с удовольствием заночевал прямо здесь, — пробормотал Гарри, взглянув на луну.

В Чанги долгими бессонными ночами он рассматривал этот белый диск. Судя по его размеру и форме, завтра будет полнолуние. Волны с тихим плеском набегали на песок, принося умиротворение в окружающую среду.

— Как здесь чудесно! — тихо произнес Гарри.

— Я рада, что вам нравится. Будете ужинать? — Лидия показала на дымящийся костер и подвешенную над ним решетку с жирной свежей рыбой.

Гарри кивнул и тяжело поднялся на ноги.

Все уселись за длинный деревянный стол — дети пристроились на матах — и приступили к трапезе. Гарри еще никогда в жизни не ел такой вкусной рыбы. Малыши держали в руках большие кокосовые орехи и с удовольствием пили из них молоко. Он мало понимал из того, что говорили вокруг, но язык счастливого, теплого и уютного семейного сборища универсален. Лидия, сидя между бабушкой и дедушкой, то и дело поглядывала на Гарри, спрашивая глазами, все ли в порядке.

Он улыбался в ответ: все просто замечательно!

Примерно через час Гарри почувствовал, что его одолевает усталость. Он украдкой зевнул, но Лидия сразу это заметила и пошепталась с тетей, сидящей напротив. Та хлопнула в ладоши, и дети, копошащиеся вокруг нее, умолкли. Она что-то им сказала, малыши грустно закивали, понимая, что игры на берегу окончены и пора идти спать.

— Тетя проводит вас к месту вашего ночлега. — Лидия подошла к Гарри. — Я зайду за вами завтра, о’кей?

— Не стоит торопиться, Лидия. Пожалуйста, общайтесь с семьей, а я с удовольствием еще посижу здесь. Ваши родственники — очень гостеприимные люди. Поблагодарите их от моего имени.

— Вы и сами можете это сделать, Гарри, — подбодрила девушка.

— Да, конечно. Кор khun krup, — произнес он и неловко поклонился.

Сидящие за столом одарили его теплыми признательными улыбками, в которых не было и тени насмешки. Тетя Лидии повела его по пляжу к самой дальней хижине.

— Мистер Гарри, мы рады... что вы с нами, — последовав его примеру, произнесла она на ломаном английском.

— Спасибо, — отозвался Гарри, поворачивая деревянную ручку двери. — Спокойной ночи.

Он шагнул в домик, закрыл за собой дверь и огляделся. В хижине было пусто, если не считать матраса на полу, свежей стираной простыни и противомоскитной сетки. Гарри так устал, что не раздеваясь лег в постель и тут же заснул.

 

Глава 38

Гарри проснулся от слабой боли в бедренной кости — матрас был слишком тонким, — и его на мгновение охватила паника. Потом он сообразил, где находится, и открыл глаза. Комната по-прежнему тонула во мраке, свет проникал только из маленького, затянутого сеткой оконца, за которым виднелись пальмы, растущие позади хижины. Гарри потянулся, встал, открыл дверь и... ахнул от восхищения.

Он стоял на великолепном пляже. Пудрово-белый песок тянулся вдаль широкой дугой, которая заканчивалась зеленым холмистым полуостровом. Песок плавно спускался к спокойному изумрудно-зеленому морю. Гарри взглянул налево, потом направо и не увидел ни одной живой души.

Скинув одежду, он в одних панталонах побежал по обжигающе горячему песку и нырнул в море. Несколько минут энергично плыл, потом повернулся на спину и стал смотреть сначала на чистое лазурное небо, потом на берег, где идиллически гнулись и покачивались кокосовые пальмы, окаймляющие пляж. Далеко за пляжем виднелись горы, увенчанные облаками и поросшие непролазными джунглями.

Гарри долго лежал на воде, с трудом веря, что этот рай ему не приснился. Наконец он вышел на берег и плюхнулся на горячий белый песок. От волшебной красоты природы у него слегка кружилась голова.

Увидев движущуюся к нему маленькую фигурку под зонтиком, Гарри сел. Это была Лидия, она озабоченно хмурилась.

— С вами все в порядке, Гарри? — спросила девушка. — Мы уже думали, вы куда-то ушли, но потом увидели вашу одежду. — Она смущенно улыбнулась.

Гарри почувствовал неловкость, оттого что Лидия застала его в мокрых панталонах. Он встал и поспешил к домику.

— Я решил искупаться, — словно оправдываясь, произнес он. — Знаете, Лидия, я в жизни не видел такого роскошного места, как этот пляж!

Ее лицо просияло.

— Я рада, что вам понравилось, Гарри. Здесь так спокойно, правда?

— О Господи, да! — Он погрозил ей пальцем. — Предупреждаю: может так случиться, что я не захочу отсюда уезжать.

— Значит, вам придется стать рыбаком. — Она подала ему одежду.

— Я научусь ловить рыбу, — кивнул Гарри, — если это поможет задержаться здесь навсегда.

— Хотите помыться? — спросила девушка. — За домиком дяди и тети есть водопроводная труба. Там же мы приготовили для вас полотенце. Я подожду вас здесь. — Лидия села на крыльцо его хижины.

Гарри вернулся через пять минут, освежившись под струей чистой холодной воды.

— А теперь пойдемте в деревню, я покажу вам дом моей бабушки, о’кей? — Она сжала его руку. — Счастливого Сонгкрана, khun Гарри!

Прикосновение ее пальцев было чрезвычайно приятным.

— И вам тоже, — ответил Гарри, вдруг ощутив желание обнять и поцеловать девушку.

Они пошли по узкой песчаной тропе и через десять минут добрались до деревни. Когда свернули на пыльную главную улицу, их окатила водой из ведра веселая стайка ребятишек. Увидев, что попали точно в цель, дети радостно закричали.

— Что за черт? — воскликнул Гарри, не ожидавший холодного душа.

Лидия, хихикая, старательно отряхивала мокрое платье.

— Сонгкран — праздник очищения. В этот день надо смыть с себя всю грязь прошлого, чтобы встретить будущее чистым и свежим. Смотрите!

Гарри посмотрел туда, куда она показывала. Улица была полна людей самых разных возрастов, которые поливали незадачливых прохожих водой из кувшинов, леек и прочей посуды.

— Сегодня вы не будете страдать от жары, — засмеялась Лидия, — и сухим тоже не останетесь!

Она поднялась на веранду деревянного дома на сваях. Там стояла батарея из ведер и кадок, наполненных водой.

— Здесь живут мои дедушка с бабушкой, — объяснила Лидия. — А теперь вам надо выплеснуть воду. Вот так! — Она взяла одно ведро и с размаху вылила его содержимое на улицу.

Гарри сделал то же самое, попав в маленького мальчика. Тот взвизгнул, а потом засмеялся, смахивая воду с глаз.

— Прости! — виновато крикнул Гарри.

— Нет! — Лидия потрясла головой. — Вы не должны извиняться! Чем больше людей вы обольете, тем удачней будет новый год!

— Понятно, — отозвался он.

Лидия провела его в заднюю часть дома, на кухню. Там вовсю хлопотали три или четыре женщины: они готовили овощи, рыбу, лапшу и суп.

— Гарри пришел! — крикнула Лидия бабушке, и та, обернувшись, улыбнулась ему во весь свой беззубый рот. — Мы готовим праздничный обед. Это традиция.

— Спасибо. Я могу чем-то помочь? — поинтересовался Гарри.

— Нет, вы гость. К тому же мы, тайские женщины, никогда не просим мужчин делать нашу работу. Посидите здесь и отдохните, о’кей?

Она поспешила обратно на кухню, а Гарри устроился на веранде и стал смотреть вниз, на улицу, где совершались ритуальные омовения. В деревне звучал смех и царила атмосфера веселья. Пусть это маленькое, затерянное в море сообщество имело мало материальных благ, но оно отличалось особой сердечностью. Долгих четыре года Гарри наблюдал одну лишь жестокую сторону человечества, и эта картина заставила его прослезиться.

Лидия вернулась с большой корзиной фруктов и овощей.

— Мы идем в гости, Гарри. Надо отнести праздничные гостинцы старым и больным жителям деревни. Вы пойдете со мной?

Гарри встал.

— Конечно. Давайте я понесу. — Он повесил тяжелую корзину себе на руку и вслед за Лидией спустился с крыльца.

В течение следующего часа они ходили по домам. Лидия научила Гарри складывать руки перед собой и произносить традиционное приветствие: «Sawadee krup». Она объяснила, что они угощают пожилых людей, которые, в свою очередь, помогают их душам очиститься и прощают дурные поступки, совершенные ими в прошлом году.

Гарри подумал, что эта традиция куда жизнерадостнее, чем одинокая католическая исповедь. Он смотрел, как Лидия преклоняет колени перед дряхлым старцем и что-то оживленно ему говорит, взяв его руку в свои ладони и ласково ее поглаживая.

Когда они возвращались к дому ее бабушки с дедушкой, жители выставляли на улицу длинные столы, готовясь к праздничному обеду. Большая семья Лидии, с которой он познакомился вчера вечером, уже собралась за столом. К ним присоединились два монаха из местного храма в роскошных желто-оранжевых одеждах. Гарри окинул взглядом протяженную вереницу семейных столов. Казалось, здесь собрались все жители деревни.

Он попробовал все предложенные блюда, а потом, поддавшись на уговоры, поиграл с детьми в футбол. При этом его то и дело поливали водой.

Позже из-за стола встал дедушка Лидии и произнес речь. Атмосфера сразу изменилась. Старик говорил, и по его щекам текли слезы. Остальные родственники Лидии тоже плакали. Потом поднялся один из монахов и начал нараспев высоким голосом читать молитвы.

Обстановка оставалась серьезной всего пятнадцать минут, потом селяне начали расходиться, чтобы отдохнуть после торжеств. Лидия встала из-за стола и подошла к Гарри.

— Khun Гарри, вы устали? Я провожу вас домой.

После многократных «спасибо», поклонов и складывания ладоней перед носом Лидия и Гарри покинули деревню и зашагали обратно к хижине на берегу.

— Почему ваш дедушка плакал? — осторожно спросил он.

— Он говорил о моем отце, — грустно ответила Лидия. — Мы вспоминали его в этот праздничный день и желали его душе покоя. Монах сказал, что с ней все будет хорошо, потому что в этой жизни папа научился страданиям. Возможно, когда он вернется на землю и начнет следующую жизнь, его урок будет менее трудным. Мы, буддисты, в это верим.

— Наверное, утешительно думать, что наши страдания зачтутся нам в следующих жизнях, — задумчиво произнес Гарри. — Значит, те бедняги, которые сильно мучились и умерли в Чанги, в следующий раз будут очень счастливы.

— Вы верите в своего Бога? — Лидия внимательно посмотрела на Гарри.

— В детстве мне ничего про него толком не объясняли, — признался Гарри. — Просто каждое воскресенье дома и каждый день в школе я посещал часовню. Там было ужасно скучно: приходилось долго сидеть неподвижно, петь заунывные песни и слушать какого-то старикана, который что-то нудно бубнил себе под нос. И все ради того, кого я не мог ни увидеть, ни почувствовать. Кто вроде бы ничего не делал, но его почему-то надо было почитать.

— Что значит «бубнил себе под нос»? — спросила Лидия.

— Это такое выражение. — Гарри улыбнулся. — Когда я был в Чанги, там многие начали верить в Бога. Наверное, им было нужно во что-нибудь верить. Но я... — Гарри со вздохом покачал головой. — Знаете, мне трудно поверить, что какое-то доброе божество заставляет невинных людей так страдать.

Лидия кивнула:

— Когда погиб мой папа, я тоже не находила утешения в вере. Я думала: возможно, он отправился в лучший мир, но как же я? Я осталась без отца, не будучи к этому готова. Но сейчас, — тихо добавила она, — я с этим смирилась.

— Ваши родственники знают, что ваша мама уезжает в Японию? — спросил Гарри, когда они пришли на берег.

— Нет. Так лучше. Это причинило бы много боли, а им и без того досталось. Они потеряли сына. Здесь, на Ко Чанге, другой мир. Они не поймут. — Лидия вздохнула и вымученно улыбнулась. — Иногда, Гарри, очень трудно жить.

— Да, — согласился он и посмотрел на небо. Там прямо над морем сияла полная луна, покрывая серебристым блеском черную рябь на воде. — Но в Чанги я понял: когда теряешь веру в человечество, начинаешь верить в природу. — Он широко развел руками, показывая на пейзаж перед собой. — Кто-то должен был создать эту красоту — такую необычную и такую затейливую!

— Значит, вы уже буддист. Природа питает душу, — кивнула Лидия, и они вместе стали любоваться луной.

Они миновали пустую хижину, в которой жили дядя и тетя Лидии, и подошли к его временному жилищу. Лидия взглянула на него с улыбкой.

— Надеюсь, сегодня ночью вы будете спать спокойно и крепко, Гарри. До завтра!

Она хотела уйти, но Гарри, утратив остатки самообладания, схватил ее за руку и притянул к себе.

— Ох, Лидия, Лидия... — Он обнял девушку и начал гладить ее роскошные волосы. Она прислонилась к его плечу, даже не думая сопротивляться. — Моя драгоценная Лидия, я должен тебе сказать... если не сделаю этого, просто взорвусь, — засмеялся Гарри. — Пожалуйста, прости меня! Мне кажется, я влюбился в тебя в тот самый момент, когда впервые увидел в «Ориентале» со шваброй в руке! Я люблю тебя, Лидия, безумно люблю! — Он продолжал гладить ее волосы, и слова, которые так давно мечтал сказать, лились рекой. — Я не знаю, почему и как это произошло. Да, мы выходцы из разных миров, но, пожалуйста, прости мне мое признание. Я должен сказать тебе о своей любви, потому что чувствую, что схожу с ума.

Лидия стояла молча, приникнув к его плечу.

Облегчение оттого, что наконец-то выговорился, смешалось со страхом: «Если она молчит, значит, не испытывает ко мне взаимности!» Душевное напряжение было слишком велико, и Гарри вдруг зарыдал, как ребенок, бессильно опустив руки.

— Прости меня, Лидия... Я...

— Гарри, Гарри, все о’кей... Пойдем!

Девушка взяла его за руку, подвела к хижине и усадила на ступеньку крыльца. Потом села сзади, обняла Гарри за плечи, прижав его голову к своей груди, и принялась ласкать его мокрое лицо.

Гарри оплакивал свои страдания и страдания тех, кто умер ужасной, бессмысленной смертью. Он оплакивал маму, Оливию, Уортон-Парк и свою запутанную жизнь. Но прежде всего, плакал потому, что нашел самую прекрасную женщину на свете, но она никогда не станет его.

— Гарри, Гарри, — пробормотала Лидия, — я здесь, здесь. И я...

Она что-то прошептала по-тайски. Он посмотрел на нее: сквозь слезы лицо Лидии расплывалось.

— Не понимаю, что ты сказала, милая.

Он резким движением руки вытер глаза и наконец, увидел свою любимую четко. И заметил слезы в ее глазах.

— Я сказала, что тоже люблю тебя.

Он удивленно взглянул на девушку и после секундного замешательства прошептал:

— Правда?

Она кивнула, потом внимательно посмотрела на него и грустно улыбнулась:

— Со мной было то же самое. Когда впервые тебя увидела... я... — Она досадливо покачала головой. — У меня нет слов объяснить.

— О, моя милая девочка! — выдохнул Гарри, охваченный страстью, потом обнял Лидию и поцеловал.

Ему приходилось обуздывать себя: он боялся поранить ее нежные губы или слишком крепко стиснуть хрупкое тело. Гарри испугался силы своего желания и понимал, что должен отпустить Лидию, пока окончательно не потерял голову. Собрав волю в кулак, он оторвался от ее губ и остался сидеть, держа ее в своих объятиях, возбужденный и взволнованный.

Спустя какое-то время — может, несколько минут, а может, час — ему удалось усмирить свое тело и удовлетвориться тем, что он наконец-то обнимает Лидию.

— Гарри, мне надо идти, Гарри, — произнесла девушка после долгого молчания.

— Да, конечно. — Он еще раз поцеловал ее в губы, с трудом укротив свою разбушевавшуюся плоть.

Лидия встала и задумчиво посмотрела на него.

— Не верю, что это со мной произошло.

—Что?

— Я влюбилась. Я чувствую... здесь. — Она показала на сердце. — Бабушка говорит, по-настоящему любить другого человека — значит, обрести рай на земле.

— Или ад, — пробормотал Гарри себе под нос, потом встал и в последний раз обнял Лидию. — Так не хочется тебя отпускать!

Она отстранилась и протянула ему свою маленькую ручку. Он сжал ее пальцы и поцеловал нежную ладонь.

— Я приду завтра, — пообещала Лидия. — Спокойной ночи, Гарри.

— Спокойной ночи, любимая, — тихо отозвался он, глядя на ее удаляющийся силуэт, озаренный лунным светом.

Гарри проснулся на рассвете, взволнованный предстоящей встречей с Лидией. Чтобы скоротать время до ее прихода, он прогулялся по пляжу, а потом вдоволь наплавался в спокойном бирюзовом море. Наконец, когда ждать стало невмоготу, Лидия появилась. Она предупредила глазами, чтобы он ее не обнимал: на берегу перед родительским домом играли ее маленькие племянники. Поэтому Гарри ограничился вежливым кивком.

— Доброе утро, Лидия. Как спалось?

— Спасибо, Гарри, хорошо. — В ее глазах сверкали веселые искорки: ей нравилась их маленькая игра. — Я подумала, может, сегодня утром посмотрим горный водопад в центре острова? Он очень красивый, и ты сможешь искупаться в пресной воде. Хочешь?

— Да, — тут же согласился Гарри: он охотно хватался за любую возможность побыть с ней наедине.

Лидия вынесла из тетиной хижины корзинку с водой, пивом и свежими фруктами, и они отправились в путь — мимо деревни, по каменистой тропе, ведущей в гору.

Когда они остались одни в окружении джунглей, скрывающих от посторонних глаз, Лидия привстала на цыпочки и нежно поцеловала его в щеку. Гарри немедленно обнял девушку и впился губами в ее губы.

— Идем, — выдохнула она, высвобождаясь. — Уже недалеко. Там будет удобно.

Через двадцать минут с исцарапанными ступнями и искусанными ногами — в траве водилась уйма самых разных личинок насекомых — Гарри ступил на поляну, окружающую шумный горный водопад, и оглядел холодное чистое озерцо, берега которого поросли буйной зеленью. Лидия достала из корзины бамбуковый коврик. Он опустился на него и жадно потянулся к кувшину с водой.

Его дыхание было тяжелым, как у старика.

— Прости, моя милая девочка, кажется, я еще не совсем окреп после болезни.

Лидия опустилась рядом с ним на колени, как маленький нежный Будда, и протянула ему какой-то фрукт.

— На, поешь. Я понимаю: твоему бедному телу нужен отдых. Но... — она обвела рукой великолепный пейзаж, — мне кажется, это стоит твоих усилий. Разве нет?

Его бы устроила и жалкая лачуга в душном городке, только бы Лидия была рядом, однако он кивнул:

— Здесь и впрямь чудесно. Ну же, милая, иди ко мне!

Она положила голову ему на колени, и они стали с энтузиазмом давних влюбленных обсуждать, как и когда зародилось их взаимное чувство. Спустя какое-то время Гарри лег в траву, а Лидия пристроилась рядом. Он целовал ее губы, глаза, щеки и волосы. Его рука скользнула вниз, чтобы исследовать те части ее тела, до которых раньше он дотрагивался только в своем воображении.

Девушка с явной охотой позволила расстегнуть ее блузку. Он принялся ласкать ее маленькую красивую грудь — сначала пальцами, потом губами. Сегодня его тело было спокойнее, и Гарри неторопливо изучал каждый дюйм ее мягкой кожи медового цвета. Когда он снял рубашку, их обнаженные тела впервые соприкоснулись.

Гарри почувствовал, как по нему пробежал электрический разряд. Опустив руку, он нежно накрыл ладонью то место, о котором мечтал несколько недель кряду, ощутив его жар и влагу. Робкая рука девушки нашарила завязки его брюк.

Наконец оба совсем избавились от одежды. Его твердый горячий символ желания упирался в ее живот. Их губы слились в поцелуе, а руки обследовали и узнавали тела друг друга. Не в силах больше сдерживаться, Гарри приподнялся и заглянул в ее глаза.

— Лидия, пожалуйста, скажи мне, если ты не хочешь...

Она поднесла палец к его губам, заставив замолчать.

— Я хочу, Гарри. Я люблю тебя. И доверяю тебе.

Гарри понял, что Лидия имеет в виду: она девственна, и он будет ее первым мужчиной.

Гарри осторожно проник в нее, с наслаждением ощутив жар тугих влажных стенок ее лона. Нагнувшись к ее лицу, он начал нежно целовать любимую, спрашивая, не больно ли ей и не следует ли ему остановиться. Когда он вошел в нее глубже, Лидия уставилась в его глаза, и они начали вместе двигаться, подчиняясь ритму страсти. Лидия вторила ему с той же горячностью. Наконец момент настал, и Гарри выкрикнул в небеса ее имя, окунувшись в мучительную негу экстаза.

Потом, когда они лежали, сплетясь телами, Гарри подумал, что увидел лицо Бога.

 

Глава 39

Утром они пустились в обратный путь, в Бангкок. Гарри сидел в лодке Тонга и смотрел на удаляющийся остров, который вернул ему веру в красоту и святость жизни. Ему так хотелось еще когда-нибудь увидеть это райское место!

В поезде Гарри не выпускал Лидию из объятий. Она казалась маленькой, хрупкой, почти невесомой. Иногда задремывая, он тут же резко просыпался: ему не хотелось пропустить последние драгоценные мгновения полного обладания этой женщиной.

Они расстались возле отеля, сделав вид, будто едва знакомы: Лидия боялась, что их увидят.

— До завтра, любовь моя, — прошептал он ей на ухо.

— До завтра, — ответила она, усаживаясь в «тук-тук», чтобы ехать домой.

В тот вечер Гарри играл на рояле в баре, радуясь возможности отвлечься на музыку и веселую атмосферу. Однако потом, несмотря на позднее время (было уже за полночь) и усталость после долгой поездки, ему почему-то не хотелось спать. Он не спеша спустился к реке, закурил и прокрутил в памяти подробности последних трех дней.

Хорошо бы остаться здесь навсегда! Но будущее неумолимо наступало. Через десять дней он сядет на корабль и отправится домой. Таиландская сказка закончилась...

Гарри медленно вернулся в свой номер, лег в постель и попытался заснуть. Но когда сквозь плотно задернутые шторы пробился рассвет, его надежды на спасительный сон растаяли.

Он твердил себе, что должен забыть Лидию, что он женатый человек и у него есть обязательства не только перед родными, но и перед работниками поместья и их семьями — людьми, которые скоро будут от него зависеть. Однако он сильно изменился с тех пор, как четыре года назад отправился за три моря. Выжив после невзгод войны, повидав такие зверства, которые и не снились гражданскому человеку, он впервые в жизни влюбился не только в Лидию, но и в страну, и в ее народ. И что же теперь — уехать?

Гарри повернулся на другой бок, мучимый чувством вины.

«Я обманул Лидию! Если бы признался ей, что женат, вряд ли она подарила мне свои ласки».

«Я верю тебе, Гарри...»

Он застонал, чувствуя себя последним негодяем.

Когда начался новый день, Гарри, наконец, забылся сном, хоть и не избавился от душевных метаний.

Следующие три дня Лидия и Гарри встречались при любой возможности. Она отказывалась приходить к нему в номер, тем самым ввергая Гарри в пучину отчаяния. Оставалось довольствоваться поцелуями украдкой через стол во время часового обеденного перерыва и прогулками вдоль реки, когда девушка заканчивала работу, и они неспешно шли рядом, держась за руки. Лидию беспокоил скорый отъезд ее родных в Японию, и Гарри не знал, как подступиться к ней с разговором. Да, он должен сказать правду, но вместо этого лишь обнимал Лидию (если позволяли обстоятельства), оставлял ей на стойке регистрации любовные записочки, а когда у нее появлялось свободное время, не упускал случая с ней увидеться.

Когда до отъезда Гарри оставалось меньше недели, Жизель остановила его в вестибюле гостиницы и протянула телеграмму.

— Спасибо, — пробормотал он и хотел уйти.

— Капитан Кроуфорд, загляните на пару слов в мой кабинет, oui?

— Конечно.

Шагая за ней, Гарри чувствовал себя провинившимся школьником, которого сейчас будет отчитывать учительница.

Плотно закрыв дверь, Жизель взглянула на него с улыбкой.

— Похоже, Таиланд вас очаровал, n’est-ce pas? Особенно одна jeune femme. — Она взяла со стола одну из записок, которые он посылал Лидии, и помахала ею у него перед носом.

Гарри густо покраснел и кивнул:

— Да... Я люблю ее, — добавил он, заранее пресекая все измышления.

— Я так и поняла. — Жизель протянула ему записку: — Возьмите, это ваше. Капитан Кроуфорд...

— Пожалуйста, зовите меня Гарри. — Он взял записку и сунул ее в карман брюк.

— Гарри, — поправилась Жизель, — обычно я не вмешиваюсь в чужие сердечные дела. Но вы понимаете, что Лидия рискует потерять работу? Обслуживающему персоналу отеля строго запрещено вступать в близкие отношения с посетителями.

— Простите, Жизель. Я понятия не имел об этом. Пожалуйста, не увольняйте ее! Ей нужна работа. Ее мама...

Жизель подняла руку, призывая его к молчанию:

— Мне все известно про семью Лидии. Вот почему я считаю своим долгом вмешаться. Я не хочу разлучить двух молодых взрослых людей: это бессмысленно и жестоко. Лидия любит вас, Гарри. Ее чувства написаны у нее на лице. Простите, но я за нее беспокоюсь. Вы ведь скоро уедете в Англию?

— Даже не знаю. — Гарри опустился в кресло и растерянно покачал головой.

— Ясно. Полагаю, Лидия не знает, что у вас есть жена?

— Вам сказал Себастьян? — Его щеки вспыхнули огнем.

— Eh, oui, — печально подтвердила Жизель.

— Нет, она ничего не знает. Поверьте, мой брак — формальность. Мое... — Гарри пожал плечами, — положение обязывало меня жениться перед тем, как отправиться на войну, чтобы обезопасить будущее нашего родового поместья с помощью наследника. К сожалению, ребенок, которого носила моя жена, так и не родился на свет.

— Это мне понятно, — кивнула Жизель. — Во Франции аристократические семьи тоже планируют свое будущее. И Лидия ничего не знает про ваш... дворянский титул?

— Нет.

Хозяйка отеля вздохнула.

— Поскольку мне небезразлична ее судьба, я задам вам еще один прямой вопрос: она для вас просто способ развлечься, весело провести время перед возвращением домой?

Гарри посмотрел француженке прямо в глаза:

— Нет. Будь моя воля, я бы остался здесь с ней до конца своих дней. Но что я могу сделать?

— Гарри, это вопрос не ко мне, — вздохнула Жизель. — Может, вам стоит сказать Лидии правду?

— Как я могу? — пробормотал он. — Она поверила мне, а я ее обманул.

Хозяйка отеля внимательно смотрела на Гарри.

— Попытайтесь объяснить, что у вас есть обязательства. Если она любит, то поймет. Такое случается — и здесь, в Таиланде, и во всем мире.

— Не представляю, как я вернусь на родину. Вряд ли смогу без нее жить, — беспомощно отозвался Гарри.

Жизель ласково похлопала его по плечу:

— C’est un coup de coeur. Я не вправе давать вам советы. Вы сами должны решить, что делать. Но у меня есть предложение для вас обоих, в интересах моего отеля и Лидии: пока вы еще здесь, я хочу официально принять вас на работу в качестве пианиста с постоянным проживанием в гостинице. Еду и питье, естественно, будете оплачивать сами. Таким образом, будучи членами обслуживающего персонала, вы с Лидией сможете свободно встречаться. Когда ее семья переедет в Японию, Лидия тоже будет жить в отеле — до тех пор пока не найдет другой вариант. Думаю, это всем облегчит положение, n’est-ce pas?

Гарри не привык к доброте, и его глаза заволокло слезами.

— Спасибо, Жизель. Если так будет лучше для Лидии и для вас, я вам от души благодарен.

— Bonne! Значит, решено. — Жизель встала. — Через неделю вы уезжаете в Англию?

— Да, — печально кивнул он. — Хотя, может быть...

— Решать вам, Гарри, — перебила его хозяйка отеля.

— Знаю. — Он направился вслед за ней к двери. — Спасибо, Жизель. Можно задать вам один вопрос?

— Конечно.

— Если я решу остаться, вы сохраните за мной рабочее место?

— Гарри, — улыбнулась француженка, — я сделаю это с превеликим удовольствием! Вы очень талантливый пианист, и благодаря вам мой бар имеет деньги.

— Спасибо, — еще раз поблагодарил он и вышел за ней в вестибюль.

В течение следующих суток Гарри мучительно обдумывал, как же ему поступить. В глубине души он был абсолютно уверен: Лидия — именно та женщина, с которой он хотел бы провести остаток жизни. Она та самая вторая половинка, которая делает его лучше и сильнее, его спасение, его любовь.

Конечно, остальные будут переубеждать: дескать, на нем пагубно сказались три с половиной года, проведенные в тюрьме Чанги. Дескать, он польстился на загадочную восточную женщину, и это скоро пройдет. Он едва ее знает, у них нет ничего общего, и их чувства не могут быть долгими, потому что они — выходцы из разных миров.

Все действительно так, и умом Гарри это понимал. Но сердце говорило о другом.

Наконец Гарри принял решение.

«Я вернусь домой — к этому призывают долг и порядочность — и честно расскажу родным, что нашел женщину, которую полюбил. Сообщу отцу, что после его смерти поместье перейдет к моему кузену Хьюго, брату Пенелопы, и попрошу у Оливии развода. Потом вернусь сюда, в эту волшебную страну, к любимой девушке и стану работать пианистом. Впервые в жизни появилась возможность быть свободным, быть самим собой! Мы с Лидией найдем маленький домик и заживем пусть скромно, зато честно, в любви и согласии».

Улыбаясь собственным мыслям, Гарри вошел в вестибюль и поискал глазами Жизель. Если бы шесть недель назад, когда он только сюда приехал, кто-то сказал ему, что он откажется от дворянского титула, от родительской любви и жены ради юной таиландки, он бы ни за что не поверил. Но теперь решение принято, и он как никогда твердо уверен в своей правоте.

Жизель сидела за своим рабочим столом. Когда Гарри вошел, она посмотрела на него с легкой улыбкой.

— Вы решили, что будете делать?

— Да, — кивнул Гарри. — Я поеду домой.

Жизель вскинула брови, потом вздохнула.

— Я вас понимаю, Гарри, но мне будет жаль с вами расставаться.

Он уперся ладонями в стол и нагнулся к ней.

— Жизель, я еду домой, потому что должен лично объяснить родным, что со мной произошло. Я не могу поступить иначе: это было бы непорядочно. Но я вернусь, как только позволят обстоятельства. Я был бы вам очень признателен, если бы вы сохранили за мной работу пианиста в баре. Меня не будет здесь самое большее три месяца.

Жизель сняла очки и потрясенно уставилась на Гарри.

— Вы уверены, Гарри? Вам придется от многого отказаться.

— Я люблю ее, Жизель, и поверьте, отказавшись от своего дворянского титула, я только вздохну с облегчением. Работа помещика мне совершенно не подходит.

— А ваша жена? — осторожно спросила Жизель.

— Я не могу жить во лжи. Остаться с ней — значит, обмануть не только себя, но и ее. Смогу ли я дать ей то, что она заслуживает, если люблю другую женщину?

— Вы расскажете ей правду?

— Да. — Гарри мысленно стиснул зубы. — Я должен это сделать. Так будет честно.

— Вы понимаете, как это трудно?

— Конечно. Но я это сделаю.

Жизель прочитала на его лице решимость, и взгляд ее смягчился.

— Тогда я с радостью приму вас здесь, когда вы вернетесь.

— Спасибо. А сейчас я пойду поговорю с Лидией.

Вечером, когда Лидия закончила работу, Гарри встретил ее на выходе из гостиницы.

— Дорогая, нам надо поговорить. Наедине.

Лидия покачала головой:

— Нет, Гарри, я должна идти. Завтра мама уезжает в Японию. Сегодня вечером я буду прощаться с ней, братьями и сестрами.

— Ох, милая! — Он знал, как ей будет тяжело. — Тогда поговорим завтра?

— Да. С завтрашнего дня я буду жить в отеле. — Лидия вздохнула. — Ох, Гарри, мои братья и сестры до сих пор думают, что я поеду в Японию вместе с ними! Мама отказывается говорить им, что я остаюсь в Таиланде.

— Я буду здесь, с тобой, — успокоил Гарри. Ему хотелось обнять девушку. — Но мы должны поговорить.

— Ты хочешь сообщить мне что-то плохое? — Ее глаза потемнели.

— Да, плохое... и очень хорошее, поверь мне. Лидия, приходи ко мне в номер. Я договорился с Жизель: она разрешила нам встречаться, поскольку теперь я тоже буду работать в гостинице.

«Как жаль, что мы не одни и я не могу обнять ее!»

— Ты будешь здесь работать? — Она удивленно округлила глаза. — Ладно, поговорим завтра. До свидания, Гарри. — Она помахала ему рукой и поспешила прочь. — Смотри, вечером играй хорошо!

— Постараюсь, — пробормотал он.

Возвращаясь в гостиницу, Гарри отчаянно надеялся, что Лидия не бросит его, узнав правду.

 

Глава 40

На следующий день, когда вечером он закончил играть в баре, к нему в номер тихо постучались. Озираясь по сторонам, Лидия торопливо ступила за порог, тут же заперла за собой дверь и бросилась в его объятия.

— Моя милая девочка, как же я по тебе соскучился! — выдохнул Гарри, крепко прижимая ее к себе. Он почувствовал, как она тяжело вздохнула, отстранился и заглянул ей в глаза. — Твои родные уехали?

— Да, — прошептала она ему в плечо.

— Это было ужасно?

— О да. Мои младшие братья и сестры не могли понять, почему я остаюсь. Они льнули ко мне и плакали, плакали... — Глаза девушки наполнились слезами. — Мне так трудно далось это решение!

— Знаю, милая, знаю. Давай ляжем и обнимем друг друга.

Он подвел ее к кровати, уложил и начал нежно поглаживать, а она рассказала ему про свои страдания.

— Скажи, Гарри, я поступаю плохо, обманывая бабушку и дедушку?

— Знаешь, Лидия, иногда правда ранит больней, чем ложь. Уверен, ты не хочешь причинить горе близким, поэтому хранишь свою тайну. Но тебе придется самой нести этот крест.

Гарри говорил искренне и думал, что сейчас не время рассказывать про жену: бедняжка и без того расстроена.

«А может, ей вообще не следует это знать? Ложь во спасение... Ведь можно уехать домой, сделать там все дела и вернуться к Лидии совершенно свободным. Надо только объяснить, почему я уезжаю».

— Милая, я люблю тебя. Ты мне веришь?

Она вскинула на него свои невинные янтарные глаза.

— Да, Гарри.

— И ты знаешь, что я собираюсь бросить все ради того, чтобы быть с тобой? Всегда?

Ее взгляд вдруг погрустнел.

— Нет, не знаю. Но я не спрашиваю тебя о будущем, потому что твой ответ может мне не понравиться. Я стараюсь наслаждаться красотой каждого дня. К этому призывает буддизм. Если ты хочешь сказать мне что-то неприятное, пожалуйста, сделай это потом, не порть сегодняшнюю ночь! — взмолилась Лидия.

— Любимая! — Он крепче прижал к себе ее хрупкое тело и тут же ощутил прилив плотского желания. Но надо было довести разговор до конца. — Прости, но я не могу отложить эту тему на потом: у нас нет времени. Да, мне придется тебя немного огорчить, но все завершится счастливо, обещаю.

— Понимаю, — вздохнула Лидия и приготовилась слушать. — Говори.

Гарри взял ее маленькие ладошки и крепко сжал их, как талисман.

— Я должен рассказать о себе.

Взгляд Лидии был полон страха, но она кивнула:

— О’кей.

— Понимаешь, я сын английского лорда. Это что-то наподобие тайского принца.

— Ты из королевской семьи? — Она округлила глаза.

Гарри задумался: «Как же ей объяснить?»

— Нет. Но много веков назад король даровал моим предкам имение и титул в обмен на их храбрость и поддержку. На родине, в Англии, у моей семьи есть огромный дом, а на нашей земле работает множество людей.

— А... — Она кивнула. — Ты знатный человек.

— Совершенно верно. И когда мой отец умрет, я, как единственный сын, должен буду взять на себя ответственность за поместье.

— Понимаю.

— Лидия, — продолжил он, — я никогда не хотел так жить. Но этого требует мое положение, и до недавнего времени я считал это своим долгом.

— Семья — это все, — просто ответила она.

— И да и нет. — Он погладил девушку по волосам. — Пока сидел в Чанги, я переосмыслил многие ценности и традиции. Теперь я понимаю: жизнь очень коротка, и мы в любую минуту можем умереть. Поэтому нельзя отворачиваться, если судьба посылает нам что-то хорошее. Мне она послала тебя. — Он посмотрел на Лидию, заставив ее встретиться с ним глазами. — Вчера вечером тебе пришлось проститься с любимыми людьми. Скажи, ты приняла это решение отчасти из-за меня?

— Да, конечно. — Лидия не умела хитрить, поэтому не колебалась с ответом.

— Так вот, через неделю мне придется сделать то же самое. Я поеду в Англию и скажу своим родным, что больше не желаю нести ответственность за свое родовое поместье. Что я полюбил женщину из другой страны и хочу вернуться в Таиланд, чтобы быть с тобой до конца своих дней.

Во взгляде Лидии мелькнула паника, и Гарри поспешил ее успокоить:

— Я уеду самое большее на три месяца, а потом вернусь и буду жить с тобой здесь.

Гарри привык, что Лидия вдруг умолкала и выражала свои мысли глазами. Вот и сейчас в них читалась целая гамма чувств: страх, печаль, внезапная радость и, наконец, неуверенность.

Потом она заговорила — медленно, задумчиво:

— Гарри, ты должен, как следует все обдумать. Отказаться от своей страны, от своих родных и от своего дома — это очень серьезное решение. Я знаю, потому что сама сделала это. Но у меня здесь осталось больше, чем у тебя. Возможно, — она вздохнула, — когда приедешь в Англию, ты не захочешь покинуть ее.

Гарри энергично потряс головой:

— Этого не случится. Я не могу жить без тебя.

— Может, мне приехать в Англию? — предложила Лидия.

Гарри усмехнулся.

— Милая, ты не сможешь там жить. Ты... — он помолчал, подыскивая слова, — тепличный цветок, привыкший к жаркому климату. Я не хочу, чтобы ты ради меня пожертвовала своей родиной, и никогда не стал бы об этом тебя просить.

— Но ты же сделаешь это ради меня? — спросила, немного подумав, Лидия.

Гарри вздохнул: «Как найти понятные ей слова?»

— Я — другое дело. Я уже четыре года живу на Востоке и привык к здешнему климату и здешним людям. — Он нежно сжал ее руку. — Пожалуйста, пойми: это вовсе не жертва. Я сам этого хочу. Хочу быть здесь, с тобой, жениться на тебе — с твоего разрешения — и растить наших детей на их родной земле. Надеюсь, ты тоже этого хочешь?

— Да, но... — Лидия покачала головой, — ты собираешься многим пожертвовать ради меня.

— Любимая, — ласково утешил он ее, — мы созданы друг для друга. И я впишусь в твой мир куда лучше, чем ты в мой, поверь.

— Значит, — проговорила Лидия, подняв голову, — ты уедешь домой, а я буду ждать твоего возвращения?

Гарри стиснул ее в объятиях и поцеловал.

— Я вернусь, — пообещал он, обхватив ее лицо руками. — Обязательно вернусь, милая. Верь мне.

— Я должна тебе верить, — произнесла она со вздохом, потом улыбнулась. — А сейчас, пожалуйста, расскажи о своей жизни в Англии. Я хочу знать, кто ты такой.

Держа Лидию в объятиях, Гарри заговорил о себе, о своих родителях и об Англии. Он описал зимние, пробирающие до костей ледяные ветра и теплые летние вечера — редкие, но такие желанные. Поведал о школе, о том, как пошел в армию, которую ненавидел.

Тут он остановился: последующие события его жизни были неразрывно связаны с Оливией, а он уже понял, что Лидия не должна знать о жене.

Девушка слушала, затаив дыхание.

— Возможно, когда-нибудь ты возьмешь меня на свою родину. Покажешь теплицу своей мамы и те прекрасные цветы, которые там растут. У нее есть орхидеи? — спросила Лидия.

— Нет, вряд ли, — признался Гарри.

— Значит, когда ты поедешь домой, я дам тебе несколько орхидей — в подарок твоей маме. Скажи, что это от меня, от твоего Тепличного Цветка, — улыбнулась она.

— Ох, Лидия! — Больше не в силах сдерживаться, Гарри поцеловал девушку. — Как же я тебя люблю!

Когда он ее раздевал, Лидия была послушна и отвечала с такой же страстью, понимая, что у них осталось совсем мало времени, ведь Гарри скоро уедет.

Они заснули, утомленные душевными переживаниями: оба вели двойственное существование и изо всех сил пытались преодолеть эти противоречия.

Перед самым рассветом Лидия встала и нежно поцеловала Гарри.

— Гарри, мне надо уйти к себе в номер, пока никто не заметил моего отсутствия.

— Конечно. — Он притянул ее к себе и страстно поцеловал в губы. — Поверь мне, мой ангел, мой прекрасный цветочек, я никогда тебя не подведу.

— Знаю, — отозвалась Лидия, одеваясь.

— Я люблю тебя, — прошептал Гарри, когда любимая шла к двери.

— Я тоже тебя люблю, — ответила она, закрывая за собой дверь.

Чувствуя неминуемое приближение разлуки, они использовали каждую минуту, чтобы побыть вместе. Гарри встречался с Лидией во время ее обеденного перерыва. Они только разговаривали, но даже простое прикосновение друг к другу обоим казалось счастьем. По ночам, когда Гарри возвращался из бара, Лидия ждала его в номере. Они занимались любовью — уже без спешки. Лидия делалась все увереннее и с восторгом находила новые способы доставить ему удовольствие.

Гарри целовал и ласкал каждый сантиметр ее совершенного тела. Он изучил на нем все складочки, все ложбинки. Ее рост составлял чуть больше пяти футов, однако она была пропорционально сложена: короткая верхняя часть туловища, нежно округлые бедра, длинные ноги медового цвета и красивые маленькие ступни, помещавшиеся в его ладонях.

Потом они лежали, обнявшись, и продолжали ласкать друг друга, томно обсуждая планы на будущее и делясь своими мечтами.

Утром, когда Лидия от него уходила, Гарри удовлетворенно задремывал. Теперь он понимал, почему парни, сидевшие с ним в Чанги, постоянно вспоминали удовольствия плотской любви. Его бросало в краску при мысли о тех быстрых механических соитиях, которые были у него с Оливией. Это все равно, что сравнить блеклый январь в Норфолке с жарким и ярким таиландским летом.

Гарри не сомневался: он наконец-то нашел то, что искал. Раньше его существование казалось ему бессмысленным. Страдания последних лет лишь подчеркивали тщету жизни. Однако всего несколько недель кардинально изменили все. Теперь он смотрел в будущее с радостью и надеждой. Решив вернуться сюда навсегда, он ощутил уверенное спокойствие, хотя и знал, что это решение причинит боль и ему, и его близким.

Если раньше рассвет знаменовал для него всего лишь приход нового трудного дня, который надо как-то пережить, то сейчас Гарри чувствовал себя по-настоящему счастливым.

За день до отъезда из Бангкока Гарри преодолел свою клаустрофобию, сел в «тук-тук» и отправился на базар. Он купил отрезы шелка для мамы и Оливии, для отца — роскошную китайскую трубку из слоновой кости, а последние баты потратил на подарок для Лидии: выбрал ей маленькое серебряное колечко с янтарем под цвет ее глаз.

Гарри уже отыграл в баре, оставив последний вечер свободным, чтобы провести его с Лидией. Они взяли лодку и приплыли в ресторанчик на другом берегу реки. Деревянная платформа зала имела наклон, и у них под ногами тихо плескалась вода. В мягком свете китайских фонарей Гарри потянулся через стол и взял Лидию за руку.

— Милая, у меня кое-что есть для тебя. Обещаю, я очень скоро вернусь и останусь с тобой навсегда. — Он открыл коробочку и надел ей на безымянный палец янтарное кольцо. — Я хочу на тебе жениться как можно скорей. А ты хочешь выйти за меня замуж?

В глазах Лидии заблестели слезы.

— Гарри, да, я согласна! — Она посмотрела на кольцо, улыбнулась и вытянула руку вперед, чтобы полюбоваться украшением. — Это самый красивый подарок в моей жизни!

В ту ночь оба не спали. Они любили друг друга и говорили о будущем — обсуждали, где будут жить, когда Гарри вернется, и наслаждались каждым мгновением, понимая, что это их последняя совместная ночь перед разлукой.

— Я буду писать тебе каждый день.

— А я буду писать тебе, — ответила Лидия. — Дай мне свой адрес.

Гарри уже подумал об этом. Выдвинув ящик прикроватной тумбочки, он достал оттуда листок бумаги.

— Пиши сюда.

Она прочла написанное, потом бережно убрала листок в свою корзинку.

Гарри дал ей адрес Билла. Он полностью доверял своему молодому сержанту. На войне между ними возникла крепкая дружба. Гарри вспомнил жуткие дни, предшествовавшие их пленению. Когда Сингапур попал в руки японцев и их батальон окружили солдаты из Страны восходящего солнца, куда лучше подготовленные к войне в джунглях, чем малочисленная армия северного Норфолка, Гарри отдал должное превосходным боевым инстинктам Билла, который почтительно предложил наилучший план действий по спасению.

Однажды утром Билл заметил снайпера, притаившегося в густых зарослях. Через пять минут посыпался град пуль, и маленький отряд уставших британских солдат поредел на пять человек. Когда все стихло, Гарри встал: глаза слепило, а в ушах еще звенели ружейные выстрелы. Билл подбежал к нему и швырнул на землю. Предназначавшиеся ему пули просвистели мимо, угодив в банановое дерево.

— Чуть не задело, сэр, — задыхаясь, проговорил Билл, продолжая закрывать Гарри своим телом.

Гарри отплатил Биллу добром. Когда они прибыли в Чанги, он рассказал японцам про садоводческие таланты Билла, и те сделали его смотрителем постоянно растущего кладбища. Эта мрачная должность, несомненно, спасла Биллу жизнь. В то время как пленные тысячами отправлялись на север строить бирмскую железную дорогу, Билл, не поднимая головы, хоронил своих товарищей, и японцы его не тронули.

И вот теперь Гарри вновь понадобилась помощь Билла. Это был единственный человек, которому он доверял: кто-то же должен получать письма Лидии и отправлять ответы Гарри. Пока он будет дома, не стоит лишний раз травмировать Оливию, показывая свою любовь к другой женщине. Он не хотел, чтобы жена случайно наткнулась на их переписку.

Гарри тяжело вздохнул, и Лидия взглянула на него с беспокойством.

— В чем дело, Гарри? — спросила она.

— Ничего, милая. Просто мне очень не хочется от тебя уезжать. — Он вновь обнял девушку. — Хорошо хоть здесь, в отеле, ты в безопасности. Это меня успокаивает.

— Да, со мной все будет в порядке. Я каждый день буду мечтать о твоем возвращении.

Утро наступило слишком быстро. Одевшись, Гарри обнял Лидию и крепко прижал к груди.

— Я люблю тебя всем сердцем, милая. Пожалуйста, верь мне! Я обязательно к тебе вернусь.

Она посмотрела ему прямо в глаза. Лицо ее было спокойным.

— Я буду тебя ждать.

 

Глава 41

Англия

1946 год

Когда рассеялся ранний утренний туман и сквозь облака пробилось слабое солнце, Гарри защелкнул замки на своем чемодане и вышел на палубу посмотреть, не появился ли на горизонте Филикстоу. Эконом сказал, судно подойдет к пристани через час. Значит, через час ему придется встретиться с полузабытыми серыми тенями прошлого...

В конце мая погода для Англии установилась довольно мягкая, но Гарри дрожал на утреннем ветру. Он пережил мучительный месяц на борту корабля, обдумывая предстоящую встречу с семьей: как сообщить родителям и жене о своем решении? Когда вдалеке возникли очертания Филикстоу, у Гарри начали сдавать нервы. Он знал, что должен сохранять спокойствие и невозмутимость. Нельзя поддаваться ни на какие, даже самые слезные уговоры.

«Буду представлять прекрасное лицо Лидии и ее точеное обнаженное тело во время любовной близости. Я вернусь к ней, чего бы мне это ни стоило!»

Оливия сидела в унылом портовом кафе с другими беспокойными женами и родителями, ожидающими прибытия своих любимых. С отвращением прихлебывая жидкий чай с порошковым молоком, она гадала, узнает ли собственного мужа.

Когда вернулся Билл, на другой день Элси примчалась в дом Оливии и без стука ворвалась в ее спальню.

— Ох, мисс, он стал совсем седым, а кожа обвисла, как у старика! Ноги похожи на прутики, зато у него огромный живот — точно он беременный и носит двойню. Говорит, это из-за риса, все мужчины в Чанги были такими же. — Элси высморкалась. — Но это еще ничего... То есть я, конечно, рада, что он вернулся домой целым и невредимым, но у него такой взгляд... Смотрит так, будто находится где-то далеко и едва меня узнает.

— Элси, — успокоила ее Оливия, — дай ему время. У него шок: он вернулся в Англию, к своим родным, после трех с половиной лет, проведенных в жуткой заморской тюрьме! Привыкнет, даже не сомневайся!

— Я знаю, но мне так хотелось его увидеть! Последнюю неделю я не спала от волнения. — Она печально покачала головой. — А он, похоже, не рад встрече со мной.

— Мы и представить себе не можем, какие страдания выпали на их долю. Нас предупреждали, что они вернутся подавленными и растерянными. Уверёна, когда вернется Гарри, будет то же самое. — При мысли об этом Оливия ощутила спазм в желудке.

— Знаете, мы с его родителями сэкономили свои продуктовые карточки и обменяли их на солидную ножку ягненка ему на обед. Ведь это всегда было его любимым блюдом. Но он едва к ней притронулся, мисс! А когда мы легли спать, — Элси покраснела, — он отвернулся от меня и тут же заснул. Даже не обнял, не приласкал!

Оливия старательно готовилась к тому, что муж вернется другим человеком — суровые годы войны и плена не могли не подорвать его здоровье и психику. Однако ее бесконечно пугал момент первой встречи.

Через сорок пять минут корабль, издав громкий гудок, причалил к пристани.

Гарри приехал!

Оливия томилась в ожидании за заграждением, которое отделяло встречающих от трапа. Наконец на пирс повалила толпа мужчин. Оливия вглядывалась в изможденные лица, но Гарри не видела. Прибывших тут же окружали родственники, лились слезы радости. Кто-то был в инвалидных колясках, кто-то на костылях, у кого-то не хватало рук, ног или глаз... Тяжелое зрелище... Себастьян Эйнсли сказал, что Гарри, по крайней мере, цел и невредим, хотя тропическая лихорадка, от которой он чуть не умер, задержала его на чужбине и не прошла бесследно.

Оливия уже начала беспокоиться, что Гарри нет на этом корабле, но вдруг заметила на трапе знакомое лицо. К ее удивлению, издали не казалось, что он сильно изменился. Во всяком случае, приобретенный загар лишь подчеркивал его привлекательность. Гладко выбритый, аккуратно причесанный, в темно-синем блейзере и кремовых брюках, Гарри выглядел еще красивее, чем прежде.

Она отошла от заграждения и направилась к мужу, украдкой покусывая губы, чтобы к ним прилила кровь, и приглаживая свои белокурые волосы — не растрепались ли?

Когда он спустился с трапа, она позвала его по имени:

— Гарри, я здесь!

Он обернулся на голос, обшаривая пристань пустыми глазами. Наконец их взгляды встретились.

Оливия шла к нему, сияя от счастья. Гарри шел к ней с абсолютно бесстрастным лицом. Когда они поравнялись друг с другом, Оливия порывисто обняла его за плечи. Руки Гарри висели плетьми вдоль тела.

— Гарри, слава Богу, ты вернулся!

Он дернулся, высвобождаясь из ее объятий.

— Да, вернулся, — небрежно кивнул он. — Где машина?

К горлу Оливии подступил ком, но, вспомнив Элси, она взяла себя в руки.

— Недалеко. В пяти минутах отсюда.

— Идем?

— Конечно. Ты, наверное, устал.

Они зашагали к дороге, Оливия впереди, Гарри плелся за ней.

— Нет, я нисколько не устал. Просто отвык от физической активности после месячного плавания на корабле.

Как только Гарри уложил свой чемодан в багажник и сел в машину, Оливия включила зажигание, и они поехали в Уортон-Парк — молча.

Гарри смотрел в окно, отвернувшись от Оливии.

— После Восточной Азии здешний пейзаж кажется таким бесцветным!

Оливия судорожно сглотнула.

— Зато сейчас конец мая, а ты всегда говорил, что в Англии это лучшая пора.

— Да, — кивнул Гарри. — Но теперь я побывал в тропиках и понял, что ничто не сравнится с теми краями.

Слова мужа невольно обидели и даже потрясли Оливию. Она прекрасно понимала, что первое время ему придется привыкать к жизни на родине, но ей и в голову не приходило, что он будет ностальгировать по месту своей каторги.

— В Уортон-Парке сейчас очень красиво, — заметила она.

— Надо думать, — холодно отозвался Гарри.

Дальше они ехали в полном молчании. Оливия пришла к выводу, что Гарри, несмотря на нормальный внешний вид, явно нездоров психически. Она надеялась, что Уортон-Парк, дом, который он так любил, улучшит его душевное состояние.

«Мне придется смириться с его странностями. Теперь понятно, что имела в виду Элси, говоря, что ее Билл «находится где-то далеко». То же самое можно сказать и про Гарри».

Через два часа они въехали в ворота Уортон-Парка. Оливия взглянула на Гарри, пытаясь угадать, что он чувствует, но муж по-прежнему сидел отвернувшись, и она не увидела его лица.

— Ну, вот мы и дома, — бодро возвестила Оливия.

Гарри слегка встрепенулся и, словно спохватившись, спросил:

— Кстати, как дела у мамы с папой?

«Наконец-то поинтересовался!» — удивленно подумала Оливия.

— Твоя мама в прекрасном здравии. А папа... К сожалению, ему повезло меньше. Год назад у него случился сердечный приступ. Сейчас ему получше, — осторожно ответила она. — Но работать он не может. Врачи сказали, слишком большая нагрузка на сердце. Твоя мама ворчит, что он целыми днями сидит в доме и это слишком большая нагрузка для нее, — попыталась пошутить Оливия.

— Бедный папа! — Гарри взглянул на жену. В его глазах читалось беспокойство: это было первое проявление чувств, которое она заметила в нем с момента их встречи. — Но угрозы для жизни нет?

— Трудно сказать. Больное сердце — это серьезно. Приехали, — сказала она, подруливая к дому и поспешно меняя тему: — Предупреждаю: все в сборе и готовятся тебя встречать.

Оливия остановила машину и просигналила три раза. Тут же распахнулась парадная дверь, и с крыльца сбежала Адриана.

— Гарри, mon cheri! Ты вернулся!

Гарри вышел из авто и шагнул в ее широко распахнутые объятия. Адриана крепко прижала сына к груди.

— Ох, мой милый Гарри, наконец-то ты дома, — прошептала она, уткнувшись ему в плечо. — Дай-ка я на тебя посмотрю! — Адриана отступила назад и оглядела его с головы до пят. — Mon dieu! По-моему, ты выглядишь даже лучше и здоровей, чем до отъезда! Ты согласна со мной, Оливия?

— Я так и подумала, когда его увидела. — Оливия, которая безучастно стояла рядом с Гарри, кивнула.

— Я совершенно здоров, мама. Вообще-то я болел, — быстро добавил Гарри, — но сейчас поправился.

Адриана обняла сына за плечи и повела его в дом. Оливия последовала за ними. Когда распахнулась парадная дверь, их взорам предстал весь персонал работников Уортон-Парка, которые выстроились в два длинных ряда, образовав караул почета.

Гарри шагнул в холл и услышал крик Билла:

— Троекратное ура мистеру Гарри! Гип-гип...

— Ура!

— Гип-гип...

— Ура!

— Гип-гип...

— Ура!

Раздались громкие аплодисменты и радостные возгласы. Гарри прошелся вдоль рядов. Мужчины сердечно жали ему руку и хлопали по спине, а девушки приседали в реверансе.

— Мы так рады, что вы вернулись, мистер Гарри!

— Поздравляем! Билл рассказал, как вы храбро сражались.

— Как хорошо, что вы дома, сэр!

— Вас очень не хватало в этом доме, мистер Гарри, — ласково произнесла миссис Дженкс, стоящая в конце ряда. — Завтра утром я приготовлю самый роскошный завтрак в вашей жизни!

Несмотря на решимость не поддаваться эмоциям, Гарри почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Такие знакомые лица, такие сердечные приветствия...

— Речь! — крикнул кто-то.

— Да, речь! — подхватили остальные.

— Скажите нам несколько слов, мистер Гарри!

Гарри вновь обернулся к ним и прочистил горло.

— Что я могу сказать? Только поблагодарить вас за теплую встречу. Я очень вам признателен и рад вас всех видеть. Большое спасибо, что ухаживали за Уортон-Парком в такое трудное время.

Слушатели вновь разразились аплодисментами. Тут Гарри заметил сгорбившуюся фигуру. Человек еле шел. У него защемило сердце. Он понял, что этот дряхлый старик — его отец. Гарри поспешил ему навстречу и протянул руку.

— Здравствуй, папа. Я рад тебя видеть.

Отец улыбнулся:

— Я тоже рад тебя видеть, дружище. — Собрав все силы, Кристофер обнял сына и слабо похлопал его по спине. — Молодец, мой мальчик! Я видел твое имя в официальных донесениях. Я горжусь тобой.

Такую похвалу Гарри слышал от отца впервые. На глаза опять навернулись слезы.

— Ну что, ты счастлив, что вернулся домой? Говорят, проклятые япошки устроили вам в Чанги сущий кошмар. Но мы, в конце концов, прищемили им хвост, верно?

— Да, папа.

Адриана подошла к сыну.

— Ладно, Кристофер, пусть Гарри придет в себя после долгой поездки. Ему наверняка хочется прилечь у себя в комнате и немного отдохнуть. — Она обернулась к прислуге: — Вы можете идти. Потом Гарри обязательно поговорит с каждым из вас.

Когда персонал разошелся, Гарри услышал тихий голос:

— Я рад, что вы вернулись, сэр. Меня уже начали одолевать сомнения.

Билл! Они обменялись рукопожатиями и дружескими похлопываниями по спине.

— Кажется, мы не виделись целый век, — тихо произнес Гарри.

— И не говорите, сэр! Знаете, не так-то просто привыкнуть к мирной жизни, но вы справитесь, я уверен.

— Позже я загляну к тебе в теплицу, Билл. Мне надо кое-что с тобой обсудить. — Гарри знал, что его могут услышать родители и Оливия, поэтому был краток. — Скажем, часов в пять.

— Ладно, сэр, буду вас ждать. Попьем с вами чайку — с молоком! — Билл закатил глаза, вспомнив отвратительное пойло, которым их потчевали долгих три с половиной года.

Вслед за Оливией Гарри поднялся на второй этаж и направился по коридору к их комнатам. Все было точно таким же, как до его отъезда, будто время в Уортон-Парке стояло на месте.

Как только Оливия закрыла за ними дверь, Гарри обернулся к жене.

— Что с моим отцом? Он постарел лет на двадцать.

Оливия вздохнула и присела на табуретку в изножье кровати.

— Как я уже сказала, у него был серьезный сердечный приступ. Счастье, что он выжил. Не забывай, Гарри: ему шестьдесят, он на десять лет старше твоей мамы. Да и работа в Военном министерстве сказалась на его нервах.

— Он выглядит... — Гарри покачал головой, — ужасно.

— Он очень болен. Но врачи уверяют, что спокойный, размеренный образ жизни и отсутствие стрессов стабилизируют его состояние.

— Понятно.

Увидев огорченное лицо Гарри, Оливия подошла к нему и обняла за плечи.

— Мне очень жаль, Гарри. Представляю, как ты потрясен. Наверное, мы здесь просто не замечаем, как он стареет. Но я уверена, с твоим возвращением он приободрится и повеселеет. Он ждет не дождется, когда ты в подробностях опишешь ему военную кампанию в Малайе и свое участие в ней. В последние недели он только об этом и говорил.

Уставший от треволнений Гарри молча склонил голову к плечу жены. Они постояли так какое-то время, потом Оливия предложила:

— Может, пока отдохнешь? Ради такого случая миссис Дженкс нарушила обычный распорядок дня, и ленч начнется не раньше половины второго. Так что у тебя есть время.

— Да, пожалуй.

Гарри остро нуждался в одиночестве: не столько, чтобы поспать, сколько чтобы подумать.

— Представляю, как тебе сейчас тяжело: резкая смена обстановки, масса впечатлений, — продолжила Оливия. — Элси говорит, Билл до сих пор не привык к некоторым вещам, а ведь он дома уже три месяца. — Она нежно поцеловала его в лоб. — Не хочу тебе надоедать, милый, но знай: если понадоблюсь, я здесь, рядом.

— Спасибо.

Оливия кивнула:

— Отдыхай. — Она вышла из комнаты и спустилась на первый этаж, где ее ждала Адриана.

— Я принесла кофе в библиотеку. Пойдем, cherie. Расскажешь, как он тебе показался.

Они устроились в библиотеке.

— Ну? — спросила Адриана. — Он хорошо выглядит, правда?

— Да. Но как говорила Элси, создается впечатление, будто его тело вернулось домой, а мысли по-прежнему где-то витают. Я думаю, нам надо набраться терпения и не ждать от него слишком многого.

— И от себя тоже, — многозначительно добавила Адриана.

— Конечно, — вздохнула Оливия. — Но я всего лишь человек, Адриана, и мне так хотелось, чтобы Гарри увидел меня на пристани, со всех ног бросился ко мне по трапу и заключил в объятия. Ведь другие парни так делали.

— Ты же знаешь, Гарри не такой, — утешила Адриана. — Но он явно был потрясен, когда увидел своего отца, n’est-ce pas?

— Да, — вздохнула Оливия.

Адриана покачала головой:

— Он почти ничего не знает о том, что здесь творилось в последние четыре года, и о том, что нас ждет дальше. Оливия, мы с тобой старались изо всех сил, управляя поместьем, но Гарри должен как можно скорее взять его на себя. — Адриана пригладила седеющие волосы. — Alors! Надо принять ряд решений, но это может сделать только Кристофер или Гарри, его наследник. А мне не хочется беспокоить Кристофера: он слишком слаб.

— Конечно, Адриана. Хорошо, что Гарри наконец вернулся. Теперь все наладится.

— Eh, oui. — Адриана поднесла ко рту чашку с кофе. — Слава Богу, наши мучения закончились!

 

Глава 42

Адриана решила, что погода достаточно теплая и можно пообедать на террасе. По такому случаю Кристофер велел Сейблу принести из погреба бутылку марочного шампанского. Миссис Дженкс превзошла себя: невесть откуда достала лосося и приготовила его с любимым Гарри беарнским соусом, молодой картошкой и зелеными бобами с огорода.

— Меня предупредили, что вам, мальчикам, не захочется есть слишком тяжелую пищу, когда вернетесь домой, — сказала миссис Дженкс, пунцовая от удовольствия, когда Гарри зашел к ней на кухню после обеда и поблагодарил за вкусные блюда.

Там его нашла Оливия и предложила прогуляться по парку. Они медленно бродили по аллеям, и Гарри заново знакомился со своими владениями. Парк, купающийся в мягких лучах послеполуденного майского солнца, и впрямь был великолепен.

— Значит, — завел разговор Гарри, — здесь два года был дом инвалидов?

— Да. У нас жили по сорок офицеров и больше, — объяснила Оливия, когда они обходили фонтан, который не работал с тех пор, как ввели закон военного времени, касающийся экономии воды. — Старый дом был забит до отказа, ведь, помимо инвалидов, мы, разумеется, предоставляли жилье дружинницам «Земледельческой армии». Миссис Дженкс — святая женщина: опыт обслуживания большого числа гостей сослужил ей хорошую службу.

— А где жили ты, мама и папа? — поинтересовался Гарри.

— Мы на время переехали в восточное крыло. Как ты знаешь, там не слишком шикарно, но у нас хотя бы было, где спать, — ответила Оливия. — Твой папа притворялся недовольным и частенько отчитывал офицеров за то, что они ходят по дому в грязных сапогах. Но мне кажется, втайне это доставляло ему удовольствие. Все-таки он выздоравливал, и у него всегда было с кем поболтать.

— Надо думать. Вижу, в мое отсутствие у тебя хватало забот.

— У всех нас хватало забот, — скромно возразила Оливия. — Но я должна предупредить тебя, милый: дом нуждается в срочном ремонте. Здесь жило слишком много народу, и все недостатки вылезли наружу. На мой взгляд, ты вернулся как раз вовремя. Старые помещения выглядят довольно мрачно: повсюду больничные койки и медицинское оборудование.

— Однако тем парням, которые поправляли здесь здоровье, наверняка пришлись по вкусу наши условия.

— Да. В хорошую погоду они обычно сидели на террасе. Конечно, выжили не все, — вздохнула Оливия. — Например, у одного бедолаги в голове застряла пуля, и из-за этого он ослеп. Когда у меня было время, я читала ему книжки. Так вот, однажды вечером, пока я читала, он вдруг умер — прямо у меня на глазах. — Голос Оливии охрип от волнения. — Врачи предположили, что смерть наступила в результате смещения пули.

— Господи, какой ужас! — виновато произнес Гарри.

Ему и в голову не приходило, что Оливия и его родители сильно страдали в годы войны. Он думал, они надежно укрыты от бед стенами Уортон-Парка. Но, судя по рассказам, которые он услышал за обедом, им тоже пришлось хлебнуть лиха.

— Здесь была бомбежка? — спросил он.

— На Норидж сбросили несколько бомб, но нас, слава Богу, не тронули.

— В поместье есть жертвы?

— Да, — печально ответила Оливия. — Мы потеряли девятерых парней. Я дам тебе список — может быть, ты навестишь их семьи. А всего несколько недель назад на пляже в Вейбурн-Бич мистер Кумб подорвался на мине. Можешь себе представить горе миссис Кумб.

— Кошмар! Бедная миссис Кумб! Значит, мы остались без управляющего фермерским хозяйством?

— Да. Мы ждали, когда ты вернешься и подыщешь ему замену. А еще... — Оливия закусила губу. — Помнишь Венецию?

Гарри усмехнулся:

— Как ее можно забыть? Такая яркая девушка!

— Да, готовая на любые авантюры. Наверное, поэтому она уехала во Францию собирать сведения для какой-то тайной организации. В общем, три года назад она исчезла, и мы только недавно узнали, что с ней случилось. — Оливия помолчала, потом добавила: — В Париже она попала в плен. Нацисты пытали ее, а потом застрелили.

— Искренне сочувствую тебе, Оливия. Я знаю, как ты ею дорожила, — тихо произнес Гарри.

Оливия сморгнула слезы.

— Спасибо. Как хорошо, что все наконец-то закончилось! Надеюсь, скоро жизнь вернется в нормальное русло. А сейчас, — она прочистила горло и взяла Гарри под руку, — я покажу тебе наш огород. Это почти единственное место, которое не захирело после твоего отъезда.

Она толкнула калитку, и Гарри увидел ухоженные грядки с овощами. Их стало втрое больше, чем раньше.

— Оливия! — восхищенно воскликнул Гарри. Он хотел добавить «милая», но не смог произнести это слово. — Как тебе удалось это сделать без Билла?

— Сама не знаю, — улыбнулась она. — Пришлось научиться. Джек старался изо всех сил, и в результате мы кормили своих пациентов полезными продуктами.

В углу парка, поблескивая на солнце стеклом, виднелась теплица. Гарри пошел туда.

— К сожалению, в теплице дела обстоят не так хорошо. Вместо цветов там выращивали помидоры. Билл, вернувшись, сразу же впрягся в работу. Он завозит семена и сажает, постепенно возвращая теплице былую красоту. Мне кажется, это его успокаивает.

— Зайдем? — Гарри указал на дверь.

— Конечно, если хочешь, — согласилась Оливия.

Гарри распахнул дверь, и в нос ему ударил сильный аромат, пробудивший одну-единственную мысль: Лидия!

На мгновение у него закружилась голова, и он слегка пошатнулся.

— Гарри, тебе плохо? — Встревоженная Оливия тронула его за руку.

— Не надо! — резко осадил он жену, отмахнувшись, и тут же пожалел об этом. — Прости, я... — Гарри осекся и пошел вдоль цветочных рядов, но вдруг с удивлением остановился перед лотком с орхидеями. — Разве они здесь были? Что-то я не помню.

Потрясенная резкостью Гарри, Оливия осторожно ответила:

— Нет. Их привез Билл. Как ни странно, они выдержали долгую дорогу. Правда, Билл каждый день за ними ухаживал, и они зацвели, приехав сюда.

— У Билла природный талант садовода, а орхидеи — невероятно красивые цветы. — Гарри наклонился и вдохнул чудесный аромат, на несколько секунд позволив себе погрузиться в воспоминания о Лидии. Потом он выпрямился. — В Восточной Азии они растут повсюду, особенно их много в Таиланде.

— Билл мне рассказывал, — заметила Оливия, когда они вышли из теплицы и направились к дому. — Вы с ним пережили там страшные времена, однако, по его словам, это очень красивый уголок света.

— Так оно и есть, — пробормотал Гарри.

После ужина Гарри лег в постель к Оливии и, превозмогая себя, обнял жену. Ее тело было совсем не таким, как у Лидии, — слишком округлым и полным. Кожа пугала непривычной белизной, и, что хуже всего, от нее по-другому пахло. Однако Гарри закрыл глаза и, распаляя свою страсть отчаянием, представлял, что он опять в Таиланде, с Лидией.

После акта любви он лежал рядом с ней, мучимый чувством вины.

— Прости меня, пожалуйста. Надеюсь, я не сделал тебе больно? Просто... я давно этим не занимался, — солгал он.

— Нет, Гарри, все в порядке.

Оливия приняла его грубость за пылкость и приятно удивилась.

— Хорошо. — Он чмокнул ее в щеку и, испытывая отвращение к себе, встал с кровати. — Сегодня лягу в своей гардеробной. Я ужасно плохо сплю, и мне часто снятся кошмары. Не хочу тебя беспокоить. Спокойной ночи, Оливия.

— Спокойной ночи. — Оливия послала ему вдогонку воздушный поцелуй, а когда за ним закрывалась дверь, прошептала: — Я люблю тебя!

Гарри сделал вид, будто не услышал, и пошел в свою гардеробную. Присев на узкую односпальную кровать, он обхватил голову руками и беззвучно зарыдал.

Утром Гарри пошел через парк к теплице. Вчера ему не хватило сил ускользнуть от жены и встретиться с боевым другом вечером, как они договаривались. Билл хлопотал над своими орхидеями в дальнем конце оранжереи, из его бакелитового радиоприемника лилась успокаивающая классическая музыка.

Увидев Гарри, он улыбнулся:

— Здравствуйте, сэр. Как прошла ваша первая ночь дома?

— Прекрасно. — Гарри плотно затворил за собой дверь теплицы. — Прости, что не пришел к тебе на чай, — извинился он.

— Да я, честно говоря, вас и не ждал. Я-то знаю, как оно бывает, когда приезжаешь домой: все рвут тебя на части и хотят с тобой пообщаться.

— Верно, — согласился Гарри, которому не терпелось поскорее перейти к делу. — Слушай, Билл, в твой коттедж не приходили письма на мое имя?

Билл удивленно покачал головой:

— Нет. С какой стати?

Гарри подошел ближе и сел на маленькую табуретку в конце теплицы.

— Дело в том, Билл... — Гарри провел рукой по волосам, не зная, как начать. — Я могу тебе доверять?

— Вы можете доверить мне свою жизнь, сэр, вы это прекрасно знаете.

— Точно. Если я расскажу, что произошло после того, как я вышел из Чанги, это действительно будет для меня вопросом жизни и смерти, — многозначительно заметил Гарри. — Мне нужна твоя помощь, Билл, но я попрошу слишком много.

— Можете на меня рассчитывать, сэр.

— Боюсь, мой рассказ тебя шокирует.

Билл продолжал спокойно поливать растения.

— За последние четыре года мы с вами прошли через такой ад, что теперь вряд ли меня может что-то шокировать. Говорите, я слушаю.

— Ну ладно. — Гарри набрался смелости и начал медленно рассказывать Биллу свою историю — про Таиланд, про то, как играл в «Бамбуковом баре», и, наконец, про девушку, в которую безнадежно влюбился.

— Я не могу жить без нее, Билл. — Он почувствовал облегчение от того, что произнес эти слова вслух. — Я решил отказаться от этой жизни, от Уортон-Парка и как можно скорее вернуться в Бангкок. Все равно помещик из меня никакой. А пока я дал Лидии твой адрес, чтобы она могла мне писать и Оливия ничего не узнала.

Задыхаясь от волнения, он взглянул на Билла, который по-прежнему возился с цветочками.

— Ты, наверное, считаешь меня подлецом? Ведь я предал жену и родных.

— Нет, сэр, я так не думаю. Вы влюбились. И не ваша вина, что она живет на другом конце света. Как вы знаете, — Билл поймал взгляд Гарри, — я выжил в Чанги только потому, что меня ждала моя Элси. Я бы поехал к ней даже на край света.

— В самом деле?

— Да. Впрочем, в отличие от вас я не женат на другой, и на мне не лежит груз ответственности. — Билл почесал затылок. — Думаю, ваша новость станет большим потрясением для ваших близких. Особенно для больного отца. Они считали дни до вашего возвращения, с нетерпением ожидая, когда вы возьмете на себя управление поместьем. По правде сказать, я не знаю, что они будут делать, если вы уедете, сэр.

— Перестань называть меня сэром! — раздраженно воскликнул Гарри. — Когда мы вдвоем, зови меня просто Гарри. — Он тут же виновато потупился. — Извини, Билл, сорвался. Просто я сейчас сам не свой, понимаешь?

— Конечно, понимаю, — вздохнул Билл. — Не хотел бы я оказаться на вашем месте. Но за письма не волнуйтесь. Только мне придется посвятить в это Элси, ведь они будут приходить на наш адрес.

Гарри не на шутку испугался. Он знал, что Элси с Оливией близкие подруги.

— Ей можно доверять? Она ничего не расскажет моей жене?

Билл кивнул:

— Если я попрошу, она будет молчать. Элси отлично умеет хранить секреты.

— Но это поставит ее в довольно трудное положение.

— Конечно, но другого выхода нет, верно? Честно говоря, мне не хочется, чтобы в наш коттедж приходили письма из страны, где я провел последние четыре года, и моя жена думала, вдруг я завел там подружку. У нее может сложиться впечатление, будто мы с вами что-то замышляем.

— Я тебя понимаю, — согласился Гарри. — Что ж, — вздохнул он, — значит, придется обо всем рассказать Элси. Надеюсь, мне недолго придется утаивать свои планы от родителей и Оливии. Даже в последние двадцать четыре часа меня так и распирало от желания выложить им правду.

Билл присвистнул.

— Да уж, вам не позавидуешь! Наверное, ваша девушка стоит таких усилий и волнений.

Гарри встал и слабо улыбнулся:

— Безусловно, стоит, Билл. Ну, я пойду. Позже принесу тебе письмо для Лидии и несколько шиллингов, чтобы ты его отправил почтой. Давай ты будешь приносить ее письма сюда и оставлять их вон там, под орхидеями? — Гарри показал на лоток.

— Как скажете, — кивнул Билл.

— Вот и отлично. Спасибо, Билл. Ты опять меня спасаешь. — Гарри направился к выходу.

— Можно мне кое-что сказать? — вдруг спросил Билл.

Гарри обернулся.

— Конечно. Ты же знаешь, как я ценю твое мнение. Но предупреждаю сразу: никакие силы не заставят меня передумать.

— Я не собираюсь вас отговаривать, потому что знаю: это бесполезно. Ваши чувства к ней написаны у вас на лице, — мягко заметил Билл.

— Хорошо, я слушаю.

— Я только хочу сказать, мне нужно время, чтобы здесь освоиться. Конечно, мысли о доме помогли мне преодолеть все тяготы войны и плена. Но с тех пор, как я вернулся... — Билл попытался подобрать слова, чтобы объяснить свое состояние. — Знаю, это звучит глупо... Мне словно чего-то не хватает. Я скучаю по жизни, которую мы там вели, а больше всего скучаю по тем краям — по жаре, по запахам цветов, которые росли там повсюду, по роскошной природе... и голубому небу над головой.

Оба помолчали, погрузившись в воспоминания. Наконец Гарри взглянул на Билла и печально улыбнулся:

— Мне тоже всего этого не хватает. Но я собираюсь туда вернуться совсем по другой причине. Если бы все было так просто! — добавил он со вздохом и вышел из теплицы.

После его ухода Билл продолжил ухаживать за цветами, размышляя о просьбе Гарри. Придется все рассказать Элси. Но как это сделать? Она обожает Оливию и вряд ли захочет ее обманывать. А если Гарри действительно уедет, что будет с поместьем и с ними со всеми?

Вечером он признался Элси, что должен открыть ей один секрет.

— Конечно, если ты просишь, я буду молчать — обещаю, — заверила та мужа, вглядываясь в его встревоженное лицо. — Что случилось, Билл? Пожалуйста, не тяни.

Билл объяснил ситуацию. Несколько минут Элси сидела неподвижно, бледная и потрясенная.

— Неужели ты думаешь, что он это сделает? — наконец спросила она.

— Да, — кивнул Билл, — я уверен.

— Но тогда поместью придет конец. И нам тоже, — мрачно добавила Элси. — Кто будет управлять хозяйством, если мистер Гарри уедет? Больше некому. А мисс Оливия говорит, дела совсем плохи. Нужно переоснастить ферму, заменить изношенные станки, отремонтировать дом.

— Мистер Гарри собирается предложить лорду Кроуфорду, чтобы тот передал поместье его кузену, почти ровеснику Гарри.

— Это невозможно. — Элси покачала головой. — Он имеет в виду своего кузена Хьюго, но его убили в Северной Африке примерно полтора года назад. А больше никого нет.

— Понятно. — Билл сделал глоток чаю. — И мистеру Гарри ничего не сказали?

— Нет. Он только-только вернулся домой, а о таком не говорят с порога. К тому же, по словам мисс Оливии, Гарри не был дружен с кузеном. Наверное, поэтому и не стал о нем спрашивать. Как знать? — Лицо Элси слегка прояснилось. — Может, эта новость заставит его передумать. Не бросит же он поместье на умирающего отца и маму. Ясно, как Божий день. Оливия уедет отсюда, как только узнает о решении мужа. — Элси в отчаянии сплела пальцы. — Она столько лет его ждала, а он ее предал!

— Дорогая, это не наше дело... — Билл вздохнул.

— Нет, наше, Билл! — вскинулась Элси. — Этот молодой дурак, господин Гарри, посвятил тебя в свои планы и сделал нас сообщниками!

— Да, ты права. Мы попали в ужасное положение, но что я мог сделать? — спросил ее Билл.

— Ты мог отказаться, — сердито ответила Элси.

— Не говори глупости, Элси. Ты же знаешь, мы с тобой не можем ослушаться Кроуфордов. Они дают нам средства к существованию.

— На мой взгляд, Билл, это выходит за рамки наших обязательств. Меня воротит от таких секретов! Не знаю, как я завтра буду смотреть в глаза мисс Оливии.

— Прости, дорогая. — Билл хотел обнять жену, но она его оттолкнула.

— Выполняй свой долг, Билл, и передавай ему эти чертовы письма. Но я не желаю в этом участвовать. И больше не говори со мной на эту тему!

Она встала из-за стола, швырнула свою чашку в раковину и вышла в сад, с силой хлопнув дверью.

 

Глава 43

В тот день за обедом Гарри узнал про смерть своего кузена Хьюго. Отец сообщил эту новость в своей обычной бесстрастной манере. Гарри попытался скрыть свои чувства, но Адриана сразу заметила, как он потрясен. Она потянулась через стол и взяла его за руку.

— Мне очень жаль, Гарри. Ты любил его. Но есть и хорошая новость, — утешила она. — Жена Хьюго, Кристина, забеременела до того, как он уехал в Африку. У нее родился чудесный мальчик, его назвали Чарльзом в честь деда. Видишь? Жизнь продолжается.

— Сколько этому ребенку? — спросил Гарри.

— Почти два годика.

У Гарри похолодело в груди. Двухлетний карапуз вряд ли сможет управлять поместьем Уортон-Парк.

Кристофер громко зевнул. Адриана немедленно встала и подошла к нему.

— Тебе пора прилечь, милый.

Она помогла мужу встать из-за стола и повела его к двери. Кристофер плелся за ней, недовольно ворча себе под нос.

— Сейчас я уложу папу, а потом мы втроем попьем кофе на террасе, oui? Сегодня такой чудесный денек!

— Вообще-то, — возразила Оливия, — я должна ехать в Кромер. Надо заполнить какие-то бумаги на моих постоялиц — дружинниц «Земледельческой армии». Война считается незаконченной, пока не подписаны все бумаги, верно? Тебе что-нибудь нужно, Гарри?

— Нет, спасибо, Оливия.

— Кстати, — добавила она, — утром звонил майор Чалмерс. Спрашивал, как ты добрался, и интересовался твоим здоровьем. Я сказала, что ты ему перезвонишь. Телефон записан.

— Хорошо, — вздохнул Гарри. — Надо будет доложиться.

— По-моему, твоя мама хочет обсудить с тобой насущные проблемы. — Проходя мимо, Оливия поцеловала его в макушку. — Как можешь догадаться, тебе предстоит большая работа.

Несколько минут спустя Адриана зашла на террасу и подсела к сыну, чтобы выпить с ним кофе. Гарри решил, не теряя времени, запустить пробный шар.

— Скажи, мама, насколько серьезно болен отец?

— Cheri, я думаю, ты и сам видишь, как он слаб, — тихо ответила Адриана, протягивая ему чашку.

— Но каковы прогнозы врачей? Оливия сказала, что при надлежащем уходе он проживет еще несколько лет, но...

Адриана отпила кофе.

— Гарри, мне не хотелось бы говорить об этом в первый день твоего приезда, но ты должен знать правду. — Она вздохнула и потянулась к его руке. — Твой отец умирает. Меньше двух месяцев назад у него был сильный сердечный приступ, который привел к параличу левой части туловища. Вот почему ему трудно ходить. — В ее глазах заблестели слезы. — Ох, Гарри, прости, что сразу обрушиваю на тебя эту новость, но у нас очень мало времени. Он может оставить нас в любой момент, и, пока он жив, ты, его наследник, должен обсудить с ним дела поместья.

— Понятно. — Гарри поднес чашку ко рту, с трудом сдерживая дрожь в руках.

— Мы с Оливией сделали все, что могли, но бумаги и финансы — этим всегда занимался твой отец. Есть много нерешенных проблем, mais, — вздохнула Адриана. — На счетах поместья почти не осталось денег. В последние месяцы мы с Оливией сами выплачивали жалованье персоналу, и я знаю, как плохи наши дела. Боже мой, Гарри, хуже быть не может!

Гарри мысленно согласился с последним маминым утверждением. Прочистив горло, он спросил:

— Но как я буду управлять поместьем? Меня же могут в любой момент снова призвать в армию!

— Non, Гарри, — твердо ответила Адриана. — Ты больше не будешь воевать. Ты нужен здесь, чтобы снова поставить поместье на ноги. У нас работает сто человек, и их благополучие зависит от тебя. Твой отец позаботился, чтобы тебя освободили от военной службы. Ты рад, n’est— се pas?

Гарри все глубже погружался в пучину отчаяния и не испытывал радости. Черт возьми, за него уже все решили! После тюремного заключения он только начал сам распоряжаться собственной жизнью, и вот, пожалуйста! Он и забыл, что здесь его судьбу вершат другие...

Он открыл было рот, собираясь ответить, но понял, что не сможет сдержать обиду и злость, поэтому промолчал.

Адриана вглядывалась в осунувшееся лицо сына, который сидел напротив нее, уставившись вдаль глазами, полными страдания.

— Cheri, я понимаю, как тебе сейчас тяжело: ты только приехал и сразу узнал про болезнь отца. Но у тебя есть возможность провести с ним какое-то время, пока он не умер. И еще, Гарри, — ласково добавила Адриана, — знай: мы с Оливией поможем тебе разобраться с делами. Ты выбрал отличную жену — это было самое верное решение в твоей жизни. Она замечательная женщина, просто magnifique! Даже не представляю, что бы я без нее делала. И что бы стало с Уортон-Парком, если бы не она.

«Это было самое верное решение в твоей жизни, мама», — горько подумал Гарри.

Он вскочил, больше не в силах слушать ее речи.

— Прости, мама. Столько страшных известий! Мне надо немного побыть одному. Пойду прогуляюсь.

— Конечно. Je suis desolee, cheri! — крикнула она ему вслед, когда Гарри поспешно спускался с террасы, торопясь укрыться от ее глаз.

Прерывисто дыша, Гарри убежал из любимого матерью сада, давящего своим совершенством, и очутился среди открытых полей, где колосились зеленые кукурузные початки.

Он упал ничком на сырую землю и издал вопль отчаяния. Он грыз почву, точно несмышленый младенец, и выкрикивал имя «Лидия», а потом затрясся в рыданиях. Он плакал по девушке, которую никогда не сможет разлюбить, и по счастливому будущему, которое осталось в его мечтах.

Наконец Гарри перевернулся на спину и посмотрел в безоблачное небо.

«Еще можно уехать... сбежать...»

Он потряс головой.

Нет, нельзя! Отец умирает. Мама и Оливия сказали, ему нужен покой. Если его сын вдруг исчезнет, он вряд ли это переживет.

— О Боже! Боже! — воскликнул Гарри сдавленным от волнения голосом.

«Я в ловушке, и назад ходу нет. Во всяком случае, до тех пор, пока жив отец. А что потом? Бросить овдовевшую мать, повесив на нее поместье? Оливия, брошенная мужем, наверняка уедет и не станет ей помогать. Адриана не справится с огромным хозяйством. Значит, мой отъезд погубит не только Уортон-Парк, но и тех многочисленных преданных работников, будущее которых зависит от процветания поместья».

Гарри всматривался в небеса, выискивая там хоть какой-то ответ.

«Может, продать поместье? Но кто его купит? Сейчас, после войны, у людей просто нет таких денег... А мама?»

Гарри знал: Адриана будет биться насмерть против этой идеи, ведь она посвятила Уортон-Парку всю свою жизнь.

«Остается один выход — привезти Лидию сюда. Но как? Как развестись с Оливией после всего, что она сделала? Жена ухаживала за моими родителями и за Уортон-Парком, а теперь я объявлю, что нашел ей замену и привезу девушку из далекого Таиланда?»

Гарри вздохнул, сознавая нелепость идеи. Какой бы распрекрасной ни была Лидия, но даже он не представлял ее в роли хозяйки большого английского поместья. К тому же она непривычна к холодам. Здесь его Тепличный Цветочек завянет и умрет.

Гарри несколько часов подряд пролежал на земле, глядя, как спускаются сумерки, а с ними гаснет и его надежда. Злодейка-судьба перечеркнула все его радужные планы.

«Я не могу уехать из Уортон-Парка даже ради Лидии. Но как сказать ей об этом? Написать в письме, что не выполню ни одно из своих обещаний?»

Расстроенный Гарри встал и побрел по полям обратно в парк. Он решил сообщить Лидии лишь о том, что отец болен и что он пока не может вернуться в Бангкок. Конечно, самым правильным с его стороны было бы сразу отпустить девушку, чтобы она перестала ждать и жила дальше без него, но такая развязка пугала Гарри своей окончательностью.

Он подошел к теплице и толкнул дверь. Никого. Билл уже закончил работу и ушел домой. У Гарри стеснило грудь, когда он вдохнул аромат Лидии. Он приблизился к орхидеям, поднял горшки и нашел под ними отсыревший от влаги конверт. Сердце забилось чаще.

Надорвав конверт, он увидел аккуратный мелкий почерк Лидии и задохнулся от отчаяния.

Мой милый Гарри!
Твой Тепличный Цветочек.

Я получила твое письмо с корабля и очень обрадовалась. Я тоже по тебе скучаю и жду не дождусь, когда ты вернешься. Когда мне становится грустно, я думаю о нашем совместном будущем, и настроение улучшается. Я ношу твое кольцо и знаю, что это символ нашей любви. В один прекрасный день мы поженимся — соединим наши сердца перед лицом наших богов.

Здесь, в отеле, все хорошо. Мы получили новое постельное белье и подушки для номеров, а затемнения делаем реже. У нас появилось много новых посетителей, и мадам очень довольна.

Все твои друзья передают тебе приветы и жалеют, что ты больше не играешь на пианино в «Бамбуковом баре».

Пожалуйста, прости мне плохой английский. Я еще учусь. Надеюсь, потом будет лучше. Я твоя навечно, Гарри!

— О, любовь моя! — простонал Гарри, прижимая письмо к груди. — Как я буду жить без тебя?

Он тяжело опустился на табуретку и перечитал письмо, уверенный, что предпочел бы смерть этим страданиям. Внезапно послышались шаги, и в другом конце теплицы открылась дверь. Увидев Оливию, Гарри поспешно сунул письмо в карман брюк и встал.

Она подошла к нему. На лице ее была написана тревога.

— Я повсюду тебя искала, милый. Твоя мама сказала, что после обеда ты ушел гулять и с тех пор она тебя не видела.

— Да... мне надо было побыть одному, — быстро ответил Гарри.

— Я так тебе сочувствую! Как я поняла, твоя мама рассказала правду про твоего отца.

— Да, я все знаю.

Гарри обрадовался: у него есть на что списать свои красные глаза и расстроенный вид.

— Можно тебя обнять?

Гарри не сопротивлялся. Ему нужно было почувствовать физическую близость другого живого существа. Он заплакал, как ребенок, уткнувшись жене в плечо. Она ласково утешала, говорила, что всегда будет рядом, что любит его и поможет ему во всем.

Гарри забылся в собственном горе, которое просочилось в самые недра его души.

— Я должен с ним попрощаться, — пробормотал он. — Это так тяжело! Так тяжело!

— Я понимаю, милый, — сочувственно произнесла Оливия. Ей тоже хотелось плакать.

В Чанги Гарри освоил науку простого существования, и в ближайшие недели она ему очень пригодилась. По утрам он сидел с отцом в кабинете, который после смерти Кристофера станет собственностью Гарри, и подробно обсуждал все вопросы, связанные с управлением огромным поместьем. Они еще никогда не проводили столько времени вместе, но их встречи омрачались сознанием того, что за этим стоит.

Гарри только сейчас понял, какую сложную работу выполнял отец. Узнавая новые подробности, он проникался к нему все большим уважением и восхищением.

— Золотое правило: все держи под контролем. Даже если у тебя есть люди, которые ведут бухгалтерию и фермерское хозяйство, ты должен проверять финансовые отчеты и каждую неделю объезжать верхом свой участок. Ты меня понимаешь, мой мальчик?

— Да, отец. — Гарри в замешательство смотрел на исписанный цифрами лист в лежащей перед ним бухгалтерской книге. Он не был силен в арифметике.

— Ты должен вникать во все вопросы, и каждый работник Уортон-Парка обязан об этом знать. Твой прадед чуть не лишился этого дома, потому что дамы и портвейн интересовали его гораздо больше, чем дела поместья. Персонал устроил мятеж. Запомни: хороший начальник всегда шагает впереди! Ты воевал, и твой армейский опыт тебе еще пригодится. Я горжусь тобой, мой мальчик, — со значением произнес Кристофер, словно хотел загладить свою вину, ведь за столько лет он впервые произнес эти слова.

Днем Гарри садился на лошадь и объезжал поместье. Он узнал, какие посевные культуры им нужны на будущий год и какое машинное оборудование требует замены. Он считал коров и свиней, навещал фермеров-арендаторов, замечая, что некоторые из них тайком расширили границы приписанных им участков.

Новым управляющим фермерским хозяйством Гарри назначил Джима, сына миссис Кумб. Парень вырос в поместье и видел, как работает его отец. Джим не имел опыта управления людьми, но он был молод, смышлен и полон энтузиазма. Следуя совету отца, Гарри брал себе в помощники людей, которым мог доверять.

Поздними вечерами Гарри изучал бухгалтерию. Это его отвлекало и давало повод не ложиться в супружескую постель до тех пор, пока Оливия не заснет. Очень быстро он понял, что финансовое положение поместья даже хуже, чем думала мать.

К концу лета Гарри изучил каждый гектар Уортон-Парка, прикинул, какой доход ожидается с продажи оставшегося урожая и скота и сколько денег придется потратить на замену техники и покупку необходимого. Оливия заметила, что коттеджи некоторых работников нуждаются в срочном ремонте, но с этим можно повременить. Главный дом требовал тысячных вложений.

Гарри подсчитал, что им надо занять десять тысяч фунтов стерлингов, а первая прибыль появится не раньше, чем через два года, и значит, только тогда можно будет выплачивать ссуду. Какая долгая песня...

Он вздохнул и взглянул на дедушкины часы, тихо тикающие в углу отцовского кабинета. Половина третьего ночи. Он вспомнил про Лидию. Интересно, где она сейчас и что делает? Гарри думал о ней каждую ночь.

«В Бангкоке уже утро. Лидия, наверное, сидит за стойкой портье, с улыбкой встречая новых посетителей отеля... И мечтая о моем скором приезде...»

Гарри достал из ящика отцовского стола лист писчей бумаги и черкнул ей несколько строк о любви — это он тоже делал каждую ночь. Потом запечатал письмо в конверт, чтобы утром отдать Биллу. Он больше не говорил о будущем, не мучил ее несбыточными мечтами — писал лишь, как сильно ее любит и скучает по ней.

Письма Лидии приходили нерегулярно, но он каждый день искал их в теплице под орхидеями.

Вздохнув, Гарри погасил лампу на столе и пошел к двери. После Чанги ему казалось, что он отсидел пожизненный срок, и вот теперь его опять приговорили к пожизненному — уже здесь, в Уортон-Парке.

 

Глава 44

Когда наступила осень и приблизились зимние холода, Кристофер совсем ослабел и уже не вставал с постели. Адриана сидела с ним почти целыми днями — разговаривала с ним, читала, пока он дремал, и уходила, только когда ее сменяли Гарри или Оливия.

А в декабре, перед самым Рождеством, у Кристофера случился очередной сердечный приступ. Он умер через несколько часов, не приходя в сознание.

Похороны состоялись за день до сочельника в маленькой поместной церквушке, где венчались Гарри и Оливия. Попрощаться с Кристофером пришли больше трехсот человек. Его похоронили в семейном склепе Кроуфордов, где ему предстояло покоиться вечно рядом со своими праотцами.

Оливия краем глаза наблюдала за Гарри, когда после отпевания он приглашал в дом людей, пришедших проститься с отцом. Печальное осунувшееся лицо выдавало его горе. В эту минуту она любила его как никогда. Гарри по-прежнему был странно отчужденным, и все попытки расспросить его о тюрьме Чанги оканчивались неудачей. Но он часто приходил к ней ночью, и они занимались любовью.

Нередко, просыпаясь, Оливия обнаруживала на своем теле синяки и ощущала внутри тупую боль: он слишком грубо с ней обращался.

«Когда-нибудь я скажу, чтобы он был нежней, но пока пусть все остается как есть». Она слишком ценила ту тонкую связь, которая между ними возникла.

Рождество получилось невеселым. Впрочем, нежная Адриана на удивление стойко перенесла потерю. Возможно, ей помогло, что она успела подготовиться к смерти любимого мужа и сказала ему все, что хотела.

Когда колокола местной церкви возвестили о приходе Нового года, Оливия мысленно попросила Бога дать Гарри то, в чем он так сильно нуждался, — спокойствие и счастье.

В начале января, когда на Уортон-Парк обрушился первый снегопад, Гарри понял, что должен сообщить Лидии правду: он уже не вернется.

Пока любимая пребывала в неведении и по-прежнему слала ему нежные письма, он тешил себя мыслью о том, что они еще могут быть вместе, и ему становилось легче. Однако в последних письмах Лидии сквозили нотки беспокойства. Она писала, что им надо многое обсудить, и осторожно спрашивала, когда он приедет. А еще Гарри заметил, что она перестала использовать фирменные бланки отеля «Ориенталь», и в его сердце вкралась тревога.

Не в силах открыть правду, он объяснил в письме, что его отец умер и ему надо уладить множество дел, прежде чем ехать к ней.

А потом она перестала писать. Совсем. И Гарри понял: что-то случилось.

Подчинившись внезапному порыву, он отправился в почтовое отделение Кромера и отправил телеграмму мадам Жизель, в отель «Ориенталь», с вопросами о ее здоровье и о здоровье Лидии.

Два дня спустя он получил ответ:

ГАРРИ ТОЧКА ЗДЕСЬ ВСЕ ХОРОШО ТОЧКА КОГДА ВЫ ПРИЕДЕТЕ ВОПРОС ЛИДИЯ ВНЕЗАПНО УЕХАЛА ДВА МЕСЯЦА НАЗАД ТОЧКА АДРЕСА НЕ ОСТАВИЛА ТОЧКА С УВАЖЕНИЕМ ЖИЗЕЛЬ.

Гарри ухватился за стойку, чтобы не упасть. У него скрутило желудок и закружилась голова...

Вернувшись в Уортон-Парк, он прошел к себе в кабинет, закрыл дверь и сел за стол, обхватив голову руками. Сделав несколько глубоких вдохов, он попытался прийти в себя.

«Может, я зря волнуюсь и Лидии просто предложили работу получше?»

Гарри покачал головой. Он знал, что это невозможно: Лидия любила свою работу, гордилась ею и отелем и была благодарна Жизель за то, что она предоставила ей такую возможность. К тому же она бы сообщила ему, куда переехала.

«А что, если Лидия заболела?»

Сердце Гарри бешено забилось в груди.

«Или умерла?»

Он стукнул кулаком по столу. Надо ехать к ней, найти ее, во что бы то ни стало. И помочь, если она нуждается в помощи.

Он вышагивал по кабинету, пытаясь изобрести благовидный предлог, который позволит ему месяца на три уехать в Таиланд, найти Лидию, объясниться с ней, а потом попрощаться.

«Сказать Оливии, что в Бангкоке мы с Себастьяном обсуждали разные варианты деловых предприятий, и теперь я хочу заняться этим вплотную, дабы поправить финансовое положение поместья?»

Этот план показался Гарри вполне приемлемым. Он уже хотел звонить Себастьяну в Бангкок, но тут в дверь его кабинета постучали. — Черт возьми, — пробурчал он себе под нос и крикнул: — Войдите!

В комнату вошла Оливия. На ее губах играла необычно нервная улыбка.

— Гарри, можно тебя отвлечь на пять минут?

— В чем дело?

Оливия оставила без внимания резкость супруга, уверенная, что ее новость наконец-то сделает мужа счастливым. Она села напротив него, заметив, что у нее дрожат руки.

— Мне надо тебе кое-что сказать... Не волнуйся, это очень хорошая новость.

Гарри уставился на жену.

— Ладно, говори.

— Я... у нас будет ребенок! Вот так, милый. Это именно то, что нам нужно после пережитого ужаса последних лет.

— Ты уверена? — нахмурился Гарри.

— Абсолютно! — Она радостно кивнула. — Врач подтвердил это вчера. Я на третьем месяце беременности. Ребенок должен родиться в конце июня.

Гарри знал, что должен изобразить ожидаемую реакцию.

— Отличная новость! — Он обошел стол, нагнулся и поцеловал Оливию в щечку.

— Ты рад, милый? — Она подняла на него глаза, полные беспокойства.

— Конечно, рад, Оливия.

— На этот раз я буду осторожней, — продолжила она. — Врач посоветовал мне, учитывая случившееся, побольше отдыхать. Так что я больше не буду носиться по поместью как сумасшедшая. Конечно, мне будет тяжело ничего не делать, но ради будущего ребенка стоит потерпеть, как ты считаешь?

— Конечно, ради ребенка стоит потерпеть, — послушно кивнул Гарри.

— Но боюсь, из-за этого у тебя прибавится работы, милый. Я уверена: когда мы скажем твоей маме, она с удовольствием поможет тебе с домашним хозяйством. Вот только оправится после ужасного гриппа, который так ее истощил. Ну, ничего, скоро наступит весна. Ох, Гарри, — выдохнула Оливия и неожиданно прослезилась, — у нас будет ребенок!

Оливия не привыкла показывать свои чувства, поэтому смутилась и, достав из кармана своего кардигана носовой платок, поспешно высморкалась.

— Прости, немного разволновалась. Не думай, я не стану плаксивой куклой! И вообще больше не буду тебе надоедать.

Только сейчас Гарри понял, какой у Оливии сильный характер. В последние месяцы он ею откровенно пренебрегал, если не считать случайных моментов близости, которые были начисто лишены нежности и тепла. Обращался с ней в лучшем случае с подозрением, а в худшем — с презрением. И вот сейчас она почти извиняется за то, что ждет ребенка, потому что боится, вдруг ему это не понравится.

Гарри внезапно прозрел. Стыдясь собственного эгоизма и ругая себя за черствость, он опустился перед ней на колени и взял ее за руки.

— Милая, я так счастлив! Отдыхай столько, сколько нужно. Ты это заслужила. — Он обнял ее и прижал к себе. — Когда мы скажем маме?

— Я думаю, за обедом.

— Пусть миссис Дженкс приготовит что-нибудь вкусненькое. Отпразднуем это событие. Ты у меня просто умница!

Оливия кивнула, просияв от его внимания. В ее сердце загорелся огонек надежды: как знать — может, это станет поворотным пунктом в их отношениях и между ними, наконец, возникнет настоящая близость?

Когда Адриана, еще слабая после гриппа, узнала про беременность невестки, она, как и предполагала Оливия, пришла в восторг. После обеда Гарри отправился в конюшни, оседлал лошадь и поскакал по слякоти, смешанной с остатками снега.

Миновав маленький лесок, он увидел полную панораму Уортон-Парка и остановил лошадь. У него впервые возникло чувство гордости при мысли о том, что все это — его владения.

«Теперь я лорд, хозяин поместья, и даже мама вынуждена считаться с моими желаниями. К тому же пока что я отлично справляюсь с работой. Скоро у меня появится наследник — возможно, даже сын, который после моей смерти возьмет в свои руки бразды правления. А потом, Бог даст, пойдут и другие дети...» Это вселяло надежду

«Лидия...»

Гарри в отчаянии опустил голову и прижался щекой к бархатистой шее лошади.

«Если бы жизнь сложилась по-другому, я бы провел остаток дней с любимой... Но со всех сторон — препятствия. Уортон-Парк — вот моя участь с рождения. И от этого никуда не деться».

Во рту у него пересохло, а к горлу подкатил ком, когда он вновь подумал о том, что ему предстоит жить вдали от Лидии.

— О Боже... — прошептал Гарри.

«Надо смириться, перестать мучить себя и окружающих, особенно Оливию. Она не виновата в том, что я воспылал страстью к другой женщине, и заслуживает, по меньшей мере, внимания и заботы. Но сначала нужно найти Лидию и освободить мой любимый Тепличный Цветочек от пустых ожиданий: пусть живет дальше без меня. Но как это сделать? Оливия беременна, ей нужен отдых, и я не могу бросить ее и поместье. Придется остаться хотя бы до тех пор, пока не родится ребенок. Что же придумать?»

Гарри вновь пришпорил лошадь: в его голове созрело решение. Он прискакал в конюшни, спешился, передал лошадь конюху и решительным шагом направился к теплице. Билл находился там — сидел на табуретке и сосредоточенно разглядывал корни орхидеи.

— Добрый день, ваша светлость. Как дела? — Билл доброжелательно улыбнулся.

— Все хорошо, Билл. Спасибо. — Гарри до сих пор с трудом воспринимал свой новый титул: он привык, что «его светлостью» называли отца.

— К сожалению, сегодня тоже без новостей.

— Понятно. — Гарри подошел к Биллу и какое-то время смотрел, как тот работает. — Я их и не ждал. Похоже, она исчезла.

Билл отложил пипетку и взглянул на Гарри.

— Исчезла? Что вы имеете в виду?

— Ушла из отеля, и никто не знает, куда подевалась. Я не нахожу себе места от беспокойства.

— О, Господи, — выдохнул Билл. — Сочувствую. Я могу вам чем-то помочь?

Гарри набрал в легкие побольше воздуха.

— Да, Билл, можешь...

В половине пятого Элси взяла поднос с чаем, поднялась на второй этаж и постучалась в спальню Оливии. Войдя, увидела, что госпожа еще спит.

— Просыпайтесь, ваша светлость!

Оливия зашевелилась и открыла глаза.

— О Господи, уже пятый час? — сонно пробормотала она, и лицо ее расплылось в блаженной улыбке. — Наверное, я испытала сильное облегчение, рассказав обо всем Гарри.

— О чем вы ему рассказали? — Элси поставила поднос рядом с кроватью.

Оливия обернулась. Ее прекрасные бирюзовые глаза сияли счастьем. Она взяла горничную за руку.

— Дорогая Элси, сейчас, когда Гарри и его мама уже знают мою новость, я могу рассказать и тебе. Я жду ребенка. Он должен родиться в июне.

— О, ваша светлость! За последние месяцы я впервые слышу такую чудесную новость! Как замечательно!

— Ты так считаешь? Гарри, кажется, тоже обрадовался.

— Не сомневаюсь, — отозвалась Элси, стараясь скрыть свои чувства к новому лорду Кроуфорду. Когда она наливала чай, ее взгляд вдруг затуманился. — Вы такая счастливая, ваша светлость! Счастливей, чем я.

— Нет, Элси, я так не думаю. Что, пока все по-прежнему?

— Да. И ничего не изменится. До того как четыре года назад Билл ушел на войну, мы с ним прожили в браке какое-то время. А теперь он вернулся домой — уже давно... На прошлой неделе ходил к врачам. Они сказали, что он не может... вы меня понимаете, ваша светлость. — Элси покраснела. — Как предполагает доктор, это из-за свинки, которой Билл переболел в двенадцать лет. У нас с ним никогда не будет детей.

— Ох, Элси, мне так жаль! — Оливия знала, как пылко ее горничная мечтала о большой семье. — Может, вам усыновить ребенка? — предложила она.

— Билл не настолько хочет детей. Да и я не знаю, хочу ли воспитывать чужого ребенка. Но прошло всего несколько дней. Нам надо свыкнуться с этим известием. Посмотрим, что будет через несколько месяцев.

— Конечно, — согласилась Оливия, — это разумно.

— Но вы не огорчайтесь, ваша светлость, — улыбнулась Элси, пряча собственную печаль. — Я не хочу, чтобы мысли обо мне омрачали вашу радость. Вам пришлось пережить немало трудностей, и вы вполне заслужили это счастье.

— Спасибо, Элси. — Оливия села в постели и приняла из рук горничной чашку с чаем. — И запомни: никогда не теряй надежды. Жизнь так переменчива! Никогда не знаешь, что ждет тебя впереди. Подожди, и все образуется.

В тот вечер, только Оливия легла в постель, появился Гарри. Он сел на кровать и взял ее за руки.

«Уже второй раз за день», — счастливо подумала Оливия.

— Милая, если ты не очень устала, я поделюсь идеей, — начал он.

— Я вся внимание, милый. Говори, — попросила Оливия, довольная тем, что он хочет посвятить ее в свои планы.

— Ты, конечно, знаешь, что наше поместье близко к разорению.

— Да, знаю. — Оливия взглянула на мужа. — Ты придумал, как достать денег?

— Кажется, да. Это будет не скоро, но за те несколько недель, что я провел вместе с отцом, он научил меня извлекать максимальную пользу из поместья и людей, которые здесь работают. Так вот: у нас есть человек, обладающий редким талантом.

— Кто же это?

— Билл Стаффорд, — объявил Гарри пафосно. — Не знаю, была ли ты в последнее время в теплице, но он там творит чудеса. Скрещивает разные сорта орхидей и получает собственные гибриды, среди них есть очень красивые. Если предоставить Биллу необходимые условия и помощь, мы сможем продавать эти цветы!

— Неплохая идея. Тем более что она требует совсем небольших вложений. Самое большее, что нам понадобится, — это еще пара теплиц, — согласилась Оливия.

— И разумеется, несколько необычных сортов орхидей. Похоже, Билл питает особую страсть, что позволительно таланту, к тропическим цветам, таким как орхидеи. И я посоветовал ему сосредоточиться именно на них. Он говорит, ему надо еще подучиться. Поэтому, — Гарри приступил к основной части своего плана, надеясь, что сумел убедить Оливию, — я предложил ему как можно быстрее поехать в Восточную Азию. Там он узнает, как ведут себя эти растения в естественной среде обитания и как их можно вырастить в Уортон-Парке. Ну и, само собой, привезет домой столько сортов, сколько сочтет нужным. Ему же надо с чего-то начать.

Оливия нахмурилась.

— Неужели ему охота ехать в такую даль? Ведь у него остались ужасные воспоминания о Востоке! Может, отправим его на курсы садоводов? Такие наверняка есть в Ботаническом саду в Кью.

— Вообще-то Билл сам предложил. Он желает стать настоящим специалистом, лучшим в своей области. Думаю, мы должны дать ему шанс, — настаивал Гарри, понимая, как много зависит от согласия и поддержки Оливии. — В конце концов, он спас мне жизнь.

— Если ты считаешь, что так лучше, давай отправим его в Таиланд. Все равно в последнее время Билл целыми днями пропадает в своей теплице, а его отец ухаживает за огородом. Конечно, я уже не смогу помогать Джеку, — добавила Оливия. — Так что нам, наверное, придется найти Биллу замену — нанять еще одного работника, чтобы вскапывал землю, выращивал овощи и так далее.

— Отличная идея, — закивал Гарри. — Единственная трудность — Элси. Билл боится, что она его не отпустит, ведь он только-только вернулся домой.

— Совершенно верно, — улыбнулась Оливия.

— Здесь тебе придется вмешаться, милая. Надеюсь, ты сумеешь убедить ее, что это отличный шанс для Билла повысить свои профессиональные навыки и что она должна его поддержать.

— Я постараюсь, но Элси сильно расстроится, — возразила Оливия.

— Милая, Элси тебя боготворит. Одно твое слово, и она тут же поймет, что это разумное предложение. — Гарри улыбнулся жене.

Оливия улыбнулась в ответ, покраснев: ей редко доводилось слышать похвалу от мужа.

— Ладно, попробую ее убедить. А что насчет поездки Билла?

— Я уже звонил Себастьяну, он с радостью согласился нам помочь.

— Что ж, милый, — опять улыбнулась Оливия, — я вижу, ты уже обо всем позаботился.

Когда Билл сообщил Элси, что собирается в Бангкок, она пришла в ярость.

— Что? Ты опять хочешь оставить меня одну?

Билл поклялся Гарри, что не откроет жене настоящую цель своей поездки.

— Я тебя прекрасно понимаю, милая, но мне кажется, у меня и впрямь получается выращивать орхидеи. Я хочу побольше узнать об этих цветах. Его светлость сказал, что если мне удастся вывести и продать новые сорта, мы получим неплохой доход и он предоставит мне все условия для работы. А деньги нам не помешают, верно?

— Мне не нужны деньги, если ради них ты опять уедешь из дома, — проворчала Элси и взглянула на настенные часы. — Все, мне пора в хозяйский дом. Поговорим позже.

Билл с тревогой ждал, когда жена вернется с работы. Она пришла, и он увидел на ее лице улыбку.

— Ладно, милый, поезжай. Я поговорила с ее светлостью, и она объяснила, как это важно для тебя.

— Спасибо, Элси, дорогая! — Билл обнял жену и поцеловал в лоб.

Она заглянула в его глаза и прочла там неподдельную радость. У нее на душе потеплело. Чего не сделаешь, лишь бы любимый был счастлив!

— Но учти: я отпускаю тебя не больше чем на пару месяцев! Иначе найду другого мужчину.

Билл прижал ее к себе.

«Как же мне повезло, — подумал он. — Я встретил свою любовь прямо здесь, на пороге родного дома!»

— Обещаю, любимая: я вернусь, не успеешь и глазом моргнуть.

 

Глава 45

Бангкок

1947 год

Билл сидел в «тук-туке», одной рукой вцепившись в деревянный подлокотник, а другой пытаясь удержать свой чемоданчик. Трехколесный велосипед лихо катил по оживленным дорогам Бангкока. Когда они свернули в узкий проулок, «тук-тук» накренился и чуть не задел женщину, которая несла две корзины риса — они, точно гигантские гири, раскачивались на концах шеста, лежащего у нее на плечах.

«Господи, — взмолился Билл, закрывая глаза, — скорей бы закончилась эта ужасная поездка! Когда же появится отель «Ориенталь»?»

Он слишком быстро забыл таиландскую жару и теперь обливался потом, мечтая о спасительной прохладе.

— Элси, — простонал он, — почему я тебя не послушал?

«Сейчас бы спокойно работал в теплице Уортон-Парка, потом попил бы чаю с ливерной колбасой и беконом, а вечером лег в постель и прижался к теплому боку Элси... Вместо этого парюсь в огромной стране-теплице, а на обед получаю тарелку ненавистного риса. И кто знает, где придется преклонить голову этой ночью? Хорошо хоть, что уже заказан обратный билет — через две недели отправлюсь в Англию. Что такое полмесяца по сравнению с долгими четырьмя годами, которые я провел в Чанги?»

— Ох, лорд Гарри, ты хочешь моей смерти! — проворчал Билл, когда «тук-тук» остановился перед ветхим строением.

— Long-Lam Orienten, krup. — Водитель указал на здание, и Билл облегченно вздохнул, увидев табличку над входом: слава Богу, приехали!

Тщедушный носильщик взял его чемоданчик и проводил Билла в просторный гостиничный вестибюль, к стойке регистрации, где сидела симпатичная тайская девушка. Билл знал, что здесь когда-то работала Лидия.

«Может, это она и есть?» — с надеждой подумал он.

— Здравствуйте, мисс. Э... я хотел бы снять номер на две недели.

— Конечно, сэр. Сто двадцать бат за ночь, без завтрака, — ответила девушка на безупречном английском.

— Хорошо, — сказал Билл. Он не знал, сколько это будет в фунтах стерлингов, но был уверен, что Гарри снабдил его необходимой суммой.

— Подпишитесь вот здесь, сэр, и носильщик отведет вас в ваш номер. Оттуда открывается чудесный вид на реку, — с улыбкой добавила девушка.

— Спасибо. — Билл черкнул свое имя в указанной строчке.

Девушка повернулась к деревянному ящику с ячейками у нее за спиной и взяла оттуда большой ключ.

— Скажите, а вас, случайно, зовут не Лидия?

— Нет, сэр. Лидия уехала несколько месяцев назад. Я заняла ее место. Меня зовут Анкхана. — Она протянула ему ключ.

— А вы не знаете, мисс, где она сейчас работает?

— К сожалению, нет, сэр. Я пришла сюда уже после ее отъезда. Мы с ней незнакомы. Вы можете спросить у мадам Жизель, хозяйки отеля, но ее сейчас нет. — Анкхана позвонила в колокольчик, и за спиной у Билла возник маленький носильщик. — Приятного отдыха, сэр.

— Спасибо.

Войдя вслед за носильщиком в свой номер, Билл, как и Гарри до него, залюбовался речной панорамой, открывающейся из окна.

Немного вздремнув и наспех сполоснувшись в ванной, Билл пошел искать ресторан. На тенистой веранде заказал пиво и вкусный гамбургер — этот деликатес он открыл для себя в Сингапуре, когда ожидал морского рейса из Чанги.

«Что ж, — решил Билл, — пожалуй, я здесь привыкну жить как джентльмен! Все вокруг только и делают, что угождают моим прихотям».

Но им владело лишь одно желание — как можно скорее найти Лидию и объяснить ей ситуацию. Выполнив неприятную миссию, можно сосредоточиться на поисках орхидей, которые поедут с ним в Англию.

— У вас есть только две недели, лорд Гарри, — пробормотал он, уткнувшись в кружку с пивом. — Потом я сяду на корабль и вернусь домой к Элси.

После ленча Билл снова подошел к стойке регистрации — узнать, не вернулась ли управляющая отелем.

«Начни с Жизель, — напутствовал его Гарри. — Она все обо всех знает. Возможно, она уже получила от Лидии письмо — после того как отправила мне телеграмму».

Жизель была у себя в кабинете и вышла поприветствовать Билла.

— Чем могу вам помочь, сэр? — спросила она.

— Э... видите ли, мэм, я приехал сюда по поручению лорда Гарри Кроуфорда.

— Mon dieu! — Жизель вскинула брови. — Наш странствующий британский пианист! Что ж, идемте. — Она откинула деревянную конторку, пропуская Билла, и провела его в свой кабинет. — Садитесь, пожалуйста, мистер?..

— Стаффорд, мэм. Билл Стаффорд.

— Итак. — Жизель устроилась за своим письменным столом. — Как я понимаю, лорд Кроуфорд не стал жертвовать своим наследным титулом ради того, чтобы жениться на служащей нашего отеля и стать пианистом в нашем маленьком баре?

— Совершенно верно, мэм.

— Quelle surprise, — тихо произнесла Жизель. — Разумеется, я знала, что так будет, но перед отъездом он был очень убедителен. Я уж думала, — печально улыбнулась хозяйка отеля, — что хотя бы на этот раз любовь восторжествует над прочими обстоятельствами. Но этого, конечно же, не случилось.

— Он любил... и до сих пор любит Лидию, мэм. Но не может все бросить и приехать сюда. Видите ли, недавно умер его отец, и ему пришлось взять на себя управление поместьем, а это огромная ответственность.

— Не надо ничего объяснять, мистер Стаффорд. Я все прекрасно понимаю. Надо думать, вы приехали сюда не для того, чтобы рассказать про его изменившиеся планы. Вы ищете женщину, которой он обещал вернуться, oui?

— Да, мэм. — Билл покраснел под ее внимательным взглядом. Странно, но он чувствовал себя ответственным за поступки Гарри.

— Вам известно, что Лидия здесь больше не работает?

— Да, его светлость сказал мне об этом. Вы знаете, где она?

— Как я сообщила лорду Кроуфорду в телеграмме, Лидия просто исчезла однажды утром, месяца три назад. С тех пор я о ней ничего не слышала.

— Она заболела, мэм? Его светлость не находит себе места от беспокойства.

— Не думаю. Когда я видела ее в последний раз, она показалась мне вполне здоровой. Но вид у нее был печальный... — Жизель покачала головой. — Думаю, мы оба понимаем почему. Лидия очень красивая девушка, умная, способная. Она была ценным работником нашего отеля. Мне очень жаль, что я ее потеряла.

— Как вы думаете, мэм, почему она уехала?

— Не знаю. У меня есть кое-какие подозрения, но... — Жизель вздохнула. — Видимо, это связано с личными обстоятельствами. Лидия очень ответственный человек, и такие поступки не в ее характере. Мне казалось, она дорожила этой работой.

— Может, она уехала к родным? — предположил Билл. — Его светлость сказал, что однажды ездил к ним на остров вместе с мисс Лидией. Они живут далеко от Бангкока — надо целый день ехать на поезде.

— Нет, я точно знаю, она не там. Когда Лидия исчезла, я тоже встревожилась и написала ее дяде, который живет на Ко Чанге, спросила, не к ним ли она уехала. Он ответил, что не видел ее, но обещал написать матери Лидии — выяснить, все ли в порядке. К сожалению, дядя не знал, что мать Лидии несколько месяцев назад переехала в Японию. Лидия осталась работать здесь, но, разумеется, потом она могла передумать и все-таки уехать к маме.

— В Японию? — Билл растерялся. — Простите, мэм, но во время войны я побывал у японцев в плену и теперь вряд ли решусь искать девушку там.

— Понимаю. К тому же это очень далеко отсюда, мистер Стаффорд. — Жизель перегнулась через стол. — Не знаю, что случилось с Лидией, но, если моя интуиция меня не подводит, она не уехала к матери в Японию. Уверена, девушка здесь, — Жизель махнула рукой на окно, — в этом густонаселенном городе.

— Ох, мэм! — Билл повесил голову: перед ним стояла непосильная задача. — С чего же мне начать? Скажите, у нее были друзья здесь, в отеле, которым она могла довериться?

— Даже не знаю. Вообще-то Лидия очень замкнутая, — ответила Жизель. — Вряд ли она стала бы с кем-то делиться своими личными проблемами. Скорее спряталась бы ото всех, как раненое животное.

Билл в глубокой досаде рассматривал свои мозолистые руки.

— Понимаете, мэм, я обещал его светлости, что найду ее. Я не могу вернуться домой, не выполнив обещания. К тому же...

— Что еще, мистер Стаффорд?

Билл сделал глубокий вдох.

— Если я не найду мисс Лидию и не скажу его светлости, что с ней все в порядке, он может все бросить и лично приехать сюда, на ее поиски. Он так ее любит! Вы не представляете, на какие мучения обрек себя этот человек, оставшись на родине и взяв на себя обязанности помещика. Если бы не его наследный долг, он уже давно приехал бы сюда. А что было бы с нами, работниками Уортон-Парка? Если честно, мэм, мы просто пошли бы по миру — и я, и моя жена Элси, и наши родители, и еще сто пятьдесят человек, а также их жены и дети. Наше благополучие напрямую зависит от благополучия поместья. Если его светлость уедет, в Уортон-Парке начнется хаос. Поэтому, мэм, — Билл старался быть красноречивым, — я приехал сюда не только ради него, но и ради себя — ради своих родных и всех, кому нужно, чтобы его светлость остался дома.

— Да, я понимаю, как тяжело лорду Кроуфорду разрываться между любовью и долгом. Не забывайте, я была свидетельницей их любви. Как жаль, что они не могут быть вместе! Это большая трагедия для них обоих. C’est la vie, мистер Стаффорд, — вздохнула Жизель. — Я постараюсь вам помочь. — Она задумчиво постучала ручкой по столу. — Думаю, вам следует наведаться в больницы — просто на всякий случай. У меня где-то был список. — Она выдвинула ящик стола и порылась в бумагах.

— Я даже не знаю ее фамилии.

— Фамилию-то я вам скажу. Вот. — Жизель протянула ему листок. — Это список всех больниц Бангкока. Мы напечатали его для родственников военнопленных в Бирме. Сколько страданий принесла война! И ведь она еще не закончилась!

— Вы правы, мэм. Она навсегда изменила меня и мою жизнь. Все вокруг перевернулось вверх дном.

— Да. В обычных обстоятельствах Гарри и Лидия никогда бы не встретились. Однако это случилось. И что же? — Жизель с французской грациозностью всплеснула руками. — Смотрите, судьбы скольких людей это затронуло! — Она что-то черкнула на другом листке бумаги и протянула его Биллу. — Это фамилия Лидии. Я написала по-тайски, что вы ее разыскиваете. Когда придете в больницу, покажите эту записку в приемном отделении.

Билл побледнел, представив, что ему предстоит. Он насмотрелся на страдающих и больных в Чанги на всю оставшуюся жизнь.

— Признаться, мэм, мне очень не хочется найти ее в больнице.

— Но вам же надо с чего-то начать, мистер Стаффорд. Думаю, лучше сразу исключить больницы, вы согласны? — Жизель встала, и Билл последовал ее примеру. Она остановилась на пороге и обернулась к нему. — Лорду Кроуфорду повезло, что у него есть такой преданный друг: чтобы ему помочь, он проделал очень дальний путь!

— Его светлость — мой начальник, мэм, и я должен выполнять его поручения.

— Нет, мистер Стаффорд. Лорд Кроуфорд поручил вам дело, которое можно доверить только другу. И не важно, кем вы у него работаете.

— Остается надеяться, что я справлюсь с этим заданием, — вздохнул Билл.

— Обязательно справитесь, — заверила Жизель, открывая дверь кабинета. — Если Лидия еще жива и хочет, чтобы ее нашли, вы ее найдете.

 

Глава 46

В тот вечер Билл останавливал всех работников гостиницы, которые попадались ему на пути, и показывал им записку Жизель. Но люди лишь разводили руками и качали головой. Поэтому на другое утро ему все-таки пришлось отправиться в «турне» по больницам Бангкока.

Его «тук-тук» колесил по шумным, знойным и зловонным улицам города. Билл уже отчаялся встретить человека, который хоть что-то знает о Лидии. Положение казалось неразрешимым.

В приемных отделениях больниц было на удивление чисто и спокойно в отличие от тюремной больницы Чанги, прозванной «моргом», где не смолкали стоны умирающих от неизлечимых гноящихся ран и стоял отвратительный запах человеческих испражнений.

К концу дня Билл вернулся в отель, потный и уставший. Следов Лидии по-прежнему не было.

— Ну как, есть успехи? — поинтересовалась Жизель, увидев его в вестибюле.

— Нет. — Билл покачал головой. — Я обошел восемь больниц, двенадцать осталось. Честно говоря, мэм, даже не знаю, радоваться или огорчаться тому, что я ее не нашел.

— Вот. — Хозяйка отеля протянула ему конверт. — Это фотография Лидии из ее личного дела. Она снялась перед самым исчезновением. Покажите ее в больницах. Может быть, кто-то узнает. — Жизель похлопала его по плечу. — Желаю удачи в завтрашних поисках!

Билл взял ключ и поднялся к себе в номер. Устало опустившись на кровать, он открыл конверт и достал фотографию.

На него смотрело черно-белое лицо с тонкими чертами, какие он видел у многих тайских женщин в Бангкоке. Однако огромные глаза Лидии излучали сияние, и это делало ее настоящей красавицей. Билл нежно дотронулся до идеально округлой щеки девушки. Интересно, знает ли она, какая суматоха случилась из-за нее за тысячи миль отсюда?

— Где ты, Лидия? — тихо спросил он и аккуратно положил снимок на прикроватную тумбочку.

Когда Билл сполоснулся под душем и переоделся, его внимание привлекли звуки музыки, долетающие из помещения рядом с вестибюлем. Он вошел в «Бамбуковый бар», заказал пиво и стал слушать трио, играющее джаз. Ему не очень нравилась такая музыка — он предпочитал Веру Линн и классику, — но в баре царила веселая атмосфера, и у него поднялось настроение. Билл попытался представить, как его светлость играл здесь на пианино, улыбающийся, беззаботный, влюбленный, но воображение отказывалось рисовать эту картину. Перед глазами Билла вставало серьезное осунувшееся лицо молодого человека, на плечах которого лежит вся тяжесть мира.

К его столику подошла тайская девушка и спросила, можно ли к нему сесть. Он кивнул, едва обратив на нее внимание. Она заказала кока-колу и попыталась завязать с ним разговор на плохом английском. Билл решил, что она ждет своего парня, и стал отвечать на ее вопросы. Двадцать минут спустя, когда девушка придвинулась ближе и нарочно задела бедром его ногу, Билл в панике замахал официанту, чтобы тот его рассчитал, поспешно подписал счет и вышел из бара. Девушка проводила его разочарованным взглядом.

Добравшись до своего номера, он плотно закрыл за собой дверь и постарался выровнять дыхание. Билл не сделал ничего плохого, но его пугала мысль о том, что Элси увидит его с другой женщиной. Он никогда ей не изменял и, даже думая об этом, испытывал почти физическую боль. Да и что хорошего в восточных женщинах? Другие солдаты, получив увольнительную, тут же бежали в публичные дома Сингапура, а он думал только о своей жене, которая терпеливо ждала его дома, представлял ее большие карие глаза, веснушчатый носик и пышное белое тело.

Раздевшись, Билл забрался в постель. Пусть они с Элси не так богаты и свободны, как благородные господа, на которых они работают, но Господь ниспослал им немеркнущую любовь, а она встречается реже, чем черная орхидея.

Наступил еще один знойный день. Билл изнывал от влажной жары. Грудь сдавливало обручем. Казалось, будто в воздухе совсем не осталось кислорода. Он жадно дышал ртом под потолочными вентиляторами приемных отделений, пока больничные служащие просматривали списки пациентов в поисках Лидии, потом изучали ее фотографию и качали головой.

Поиски уводили его все дальше в город. Изящная колониальная архитектура домов, окружающих отель «Ориенталь», и берега реки остались позади. Билл ездил на «тук-туке» от больницы к больнице, по пути оглядывая храмы, выкрашенные в насыщенные яркие цвета: на рассвете под их своды стекались монахи — они шли босиком по грязным улицам, держа в руках миски, куда местные жители бросали рис. В городе было полно бездомных — калек с изувеченными конечностями и женщин с маленькими детьми. Они сидели в сточных канавах и просили милостыню. На их изможденных лицах было написано отчаяние. Билл еще не видел такой ужасающей нищеты. И вот что поражало: эти несчастные могли идти куда захотят, однако их жизнь была не намного лучше, чем его заключение в Чанги.

Билла все сильнее тянуло обратно, в уют и относительную безопасность Уортон-Парка. Только теперь он понял, как ему повезло.

К концу дня Билл обошел все городские больницы, но поиски не дали результата. Он пешком вернулся в отель, уставший и расстроенный, постоянно спрашивая себя: «Что же теперь делать?» Когда он брал ключ у портье, из окна своего кабинета его увидела Жизель и вышла с ним поговорить.

— Вижу по вашему лицу, вы ее не нашли.

— Нет, — вздохнул Билл. — И не знаю, где искать дальше. У вас есть какие-то идеи?

— А что, если расспросить соседей? Я имею в виду дом, где Лидия жила до того, как ее семья уехала в Японию, а сама она перебралась в отель. Возможно, девушка туда вернулась.

— Пожалуй, стоит попробовать, — равнодушно отозвался Билл.

— Я дам вам ее старый адрес. Вы покажете фотографию соседям и местным уличным торговцам. Может, кто-то ее видел... — Жизель осеклась.

Они оба знали, что это слишком слабая зацепка.

Билл поскреб в затылке. Голова раскалывалась.

— Не понимаю, почему Лидия не оставила здесь записку для его светлости и не сообщила, куда уезжает. Ведь она думала, что он вернется и будет ее искать.

— Трудно сказать, почему она так поступила, мистер Стаффорд, — пожала плечами Жизель. Она сочувствовала этому хорошему, преданному молодому человеку: хоть и плохо образованный, с каждым днем он вызывал у нее все большую симпатию.

— Ладно, мэм, спасибо за помощь. Завтра отправлюсь по этому адресу. Через десять дней я возвращаюсь домой и даже ради его светлости не стану откладывать свой отъезд... Иначе потеряю жену.

— Вам не в чем себя упрекнуть, мистер Стаффорд, — улыбнулась Жизель.

* * *

Через двадцать минут «тук-тук» доставил Билла по адресу, который дала управляющая отелем, — в самый центр города, на темную узкую улочку, застроенную высокими деревянными домами, которые кренились в разные стороны, так что казалось, будто их повалило ветром. Из сточных канав разило гниющей пищей, и у Билла скрутило живот, когда он остановился перед домом, где, судя по всему, когда-то жила Лидия.

На стук в дверь вышла беззубо улыбающаяся древняя старуха. Билл понимал, что говорить с местными жителями бесполезно, поэтому сразу сунул ей под нос фотографию.

Старуха кивнула и указала наверх.

— Она здесь? — Сердце Билла подпрыгнуло от радости.

Пожилая таиландка что-то быстро залопотала на своем языке, качая головой и размахивая руками. Билл шагнул через порог.

— Лидия? Наверху?

— Mai, mai, mai!

Это слово Билл знал. Оно означало «нет».

— А где она? Лидия? — спросил он, сопровождая вопрос мимикой и жестикуляцией.

Дверь перед ним внезапно захлопнулась, так что он едва успел убрать ногу.

Несколько минут Билл колотил по деревянной створке, но ему никто не открыл. Потом он прошелся по улице, стуча в двери соседних домов, однако и эти усилия оказались напрасны.

«Все бесполезно! Придется вернуться домой и сообщить его светлости, что не нашел Лидию. Честно говоря, эта затея с самого начала была обречена на неудачу. Разве можно найти девушку в многомиллионном городе, да еще сразу после войны? Тем более местные жители боятся приезжих с Запада, и языка я не знаю... Моей вины здесь нет. Я сделал все, что мог, но больше искать негде. Потрачу оставшееся время на покупку орхидей и спокойно поеду в Англию».

Билл медленно шел по улице, выискивая свой «тук-тук», который куда-то запропастился. Свернув за угол, он вдруг очутился на большом шумном рынке, купил себе миску лапши и бесцельно побрел вдоль прилавков. Его внимание привлек один, утопающий в невероятно красивых, ярких и ароматных орхидеях. Билл остановился и стал рассматривать цветы, многие из которых видел впервые.

— Вам помочь? — раздался голос из-за листвы.

Билл посмотрел сквозь ряд горшков с дендробиумом и заметил сидящего на полу маленького человечка.

— Вы говорите по-английски? — удивленно спросил Билл.

— Да, немного. — Человечек встал. В полный рост он доставал Биллу до груди. — Помочь вам, сэр? Здесь много редких орхидей. У нашей семьи своя оранжерея в Чиангмай. Это оттуда. Мы знамениты, — с гордостью объявил он. — Мы поставляем цветы в королевский дворец.

— Да, я вижу, растения необычные. — Билл показал на особенно поразительную оранжевую орхидею с тонкими узкими лепестками в темных прожилках и белым продольным гребешком. Он поставил на прилавок свою миску с лапшой, положил туда же фотографию и взял цветок, чтобы повнимательнее его разглядеть. — Что это?

— Это, сэр, Dendrobium unicum. Редкая и дорогая орхидея. — Мужчина усмехнулся. — Любит яркий свет и сухую погоду.

— А это? — Билл поднял растение с нежными, как паутинка, лиловыми лепестками.

«Жаль, не захватил с собой бумагу и ручку! Можно было бы записать названия цветов и их особенности. Похоже, этот парень знает, о чем говорит».

— Это, сэр, Aerides odoratum. Растет на земле в лесу. Любит тень.

— А это?

Следующие двадцать минут Билл с упоением беседовал о мире, который понимал и любил, начисто забыв про Лидию. Ему хотелось скупить все цветы в палатке, отвезти их в свою теплицу, а потом месяцами знакомиться с каждым сортом, экспериментируя с температурой, светом и влажностью.

«Интересно, сумею ли я вывести новый сорт? Или скрестить несколько растений и получить гибрид?»

— Вы будете здесь завтра? — спросил Билл, прикидывая, каким образом перевезти столько цветов и как хранить их дома.

— Я торгую здесь каждый день, сэр.

— Понимаете, я хочу купить орхидеи и отвезти их в Англию.

— Да, сэр, сделаем. Мы пришлем на пристань ящик, и вы погрузите его на корабль.

— Вы упакуете цветы при мне, — твердо заявил Билл. Он не хотел приехать домой и обнаружить, что ему продали пять ящиков с маргаритками. — Я приду завтра, отберу растения, и мы обо всем договоримся.

— О’кей, сэр. До завтра.

— Спасибо.

Билл отошел от прилавка, его мысли были по-прежнему заняты орхидеями.

— Сэр! Сэр! Вы забыли фотографию!

Продавец подбежал к нему, тряся снимком.

— Ах да, спасибо.

Билл потянулся к фотографии, но мужчина вдруг вгляделся в изображение и улыбнулся:

— Она очень красивая. Я ее знаю.

Билл судорожно сглотнул.

— Вы ее знаете?

— Да, это Лидия, моя постоянная покупательница. Она живет вон там. — Мужчина показал на улицу, откуда пришел Билл. — Но в последнее время я ее не вижу. Может, уехала.

Билл попытался успокоиться и говорить медленно, чтобы мужчина его понял.

— Вы могли бы узнать, куда она уехала?

— Да, легко. Моя кузина дружит с ней много лет. Я у нее спрошу.

— Пожалуйста! Как можно быстрей! Это очень важно. Мне надо ее найти.

— Зачем? — Мужчина нахмурился. — У нее неприятности? Мне не нужны неприятности.

— Нет, все в порядке. — Билл понимал, что объяснять подробности бесполезно, поэтому просто сказал: — Передайте вашей кузине, что Лидию ищет Гарри. Она поймет.

Мужчина на мгновение задумался.

— О’кей. Но мне надо зайти к кузине и дождаться, пока она ее найдет.

Билл достал из кармана банкноту и протянул ее продавцу орхидей.

— Я приду завтра и заплачу вам еще, если вы скажете, где мне найти Лидию.

Мужчина улыбнулся:

— О’кей, сэр. Я постараюсь.

— Спасибо.

Билл пошел с рынка, едва смея надеяться на то, что случайная встреча с цветочником дала столь долгожданный результат.

 

Глава 47

— Я ее нашел, сэр, — хмуро сообщил цветочник Биллу на следующее утро.

— Где она?

Повисла долгая пауза. Мужчина сосредоточенно разглядывал свои грязные босые ноги. Билл понял намек, достал из кармана еще две банкноты и протянул их продавцу орхидей.

— Сейчас я вас туда отведу.

Мужчина свистнул пареньку, торгующему в соседней палатке, чтобы тот приглядел за его товаром, и дал знак Биллу следовать за ним.

— Мисс Лидия переехала, — объяснил цветочник, ведя Билла по лабиринту из грязных улиц. — Она живет... неважно. Моя кузина говорит, она очень, очень больна. Не может ходить, не может платить за жилье.

— Что с ней случилось? — Сердце Билла тревожно забилось при мысли том, что он сейчас увидит.

— Думаю, вы сами это знаете, сэр, — мрачно отозвался мужчина. — Но когда я пришел к ней и сказал, что приехал Гарри, она очень обрадовалась. И просила вас зайти. Ведь вы ей поможете, да? Похоже, она умирает.

Цветочник остановился перед каким-то зданием с полусгнившей деревянной дверью, залатанной досками. Билл шагнул за порог и чуть не споткнулся об одноногого нищего, который сидел на крыльце и просил подаяние.

Он стиснул зубы, почувствовав знакомый запах немытых и больных тел, наполняющий невыносимо жаркое, душное помещение.

Мужчина провел его наверх по узкой скрипучей лестнице и постучал в дверь. В ответ послышалось тихое бормотание. Цветочник что-то сказал по-тайски, и из-за створки снова донесся слабый голос.

— О’кей, мистер Гарри. Я пошел. Она больна, и я не хочу здесь оставаться. Приходите, когда надумаете купить цветы.

Мужчина поспешно спустился вниз, даже не дав Биллу ответить. Сделав глубокий вдох, Билл повернул дверную ручку и вошел внутрь. В комнате было ужасно жарко и темно, лишь тусклые лучики света проникали сквозь неровные щели ставень.

— Гарри? — едва слышно спросили из угла.

Билл, глаза которого еще не успели привыкнуть к полумраку, обернулся на звук. Он разглядел на полу матрас, а на нем — хрупкую фигурку.

— Гарри, это ты? Или я сплю?

Билл судорожно сглотнул и шагнул к матрасу. Ему не хотелось пугать Лидию чужим голосом. Пусть сначала убедится, что ей ничего не угрожает.

— Гарри?

Билл приблизился еще на пару шагов и уже отчетливее увидел девушку, лежащую на матрасе. Ее глаза были закрыты, повернутая набок голова покоилась на белой простыне. Нагнувшись, он всмотрелся в безупречные, уже знакомые черты. Теперь он точно знал, что нашел Лидию, возлюбленную Гарри.

— Гарри, дорогой, — пробормотала она, — я знала, что ты приедешь... вернешься ко мне...

Билл боялся заговорить и тем самым разрушить сладкую иллюзию больной девушки. С тяжелым сердцем он опустился на колени и дотронулся до ее пылающего лба.

— Гарри, — вздохнула Лидия, — я мечтала об этом... Слава Богу, ты приехал... Я люблю тебя, Гарри, люблю...

Изнывая от жалости, Билл нежно гладил ее лоб, понимая, что она наполовину бредит.

— Обними меня... Мне плохо и страшно. Пожалуйста, обними меня...

По щекам Билла тихо катились слезы. Он обхватил руками худое вялое тело девушки, чувствуя его лихорадочный жар.

Она тихо вздохнула.

— Ты здесь, Гарри, ты и правда, пришел... Теперь все будет хорошо.

Билл долго не выпускал Лидию из объятий. Она будто заснула, но время от времени вздрагивала: то ли ей снилось что-то страшное, то ли беспокоила лихорадка, которая сжигала ее изнутри. Он видел такое в Чанги и знал, чем это кончается.

Наверное, он тоже заснул, разморившись от жары. Ему казалось, что, пока он обнимает эту бедную больную девушку, она не умрет.

В конце концов, у него затекли ноги. Он бережно уложил Лидию на матрас, неуклюже встал с колен и огляделся в поисках воды: надо смочить ей лоб, чтобы хоть немного сбить температуру.

И тут он услышал звук, донесшийся с дальнего края матраса, из-за спины у Лидии, которая лежала неподвижно, как мертвая. В полутьме зашевелилась простыня, и Билл подпрыгнул от неожиданности.

Он обошел матрас и опять увидел, как шевелится простыня. Из-под нее послышался новый звук. С сильно бьющимся сердцем Билл присел на корточки и осторожно откинул простыню.

На него смотрела пара лучистых янтарных глаз. Потом крохотное личико недовольно сморщилось, а прелестные губки вытянулись в трубочку. Тишину тут же огласил негодующий крик голодного новорожденного младенца, требующего молока.

* * *

Билл сидел в кабинете Жизели и держал на руках недавно накормленного ребенка.

— Конечно, я догадывалась, почему Лидия вдруг исчезла, — вздохнула Жизель. — Она всегда была очень худой, но в последнее время заметно округлилась. Здесь, в Таиланде, считается самым страшным позором родить ребенка без мужа. Но я ничего не спрашивала — ждала, когда она сама расскажет.

— Слава Богу, мэм, что я ее нашел! Она была в ужасном состоянии, почти без сознания. — Билл жадно хлебнул бренди, который налила ему Жизель, когда он вернулся в отель.

Его рука, подносящая рюмку ко рту, дрожала. Во время войны он повидал немало кошмаров, но эти минуты будет помнить еще очень долго.

Обнаружив ребенка, Билл испытал шок, а непрерывный плач младенца вывел его из тупого оцепенения, вызванного жарой. Взяв малыша на руки, он выбежал из дома и поспешно вернулся на рынок. Цветочник начал упираться, но, получив еще несколько денежных купюр, пригнал старенький грузовик, на котором возил из теплицы свои орхидеи: Лидию надо было срочно госпитализировать.

— Это чудо, что вы ее вовремя нашли! — Жизель взглянула на него с тревогой. — Как она себя чувствовала, когда вы оставили ее в больнице?

— Была без сознания... очень плоха. Не знаю, что с ней. Я не понял, что говорили врачи. Когда уходил, она лежала под капельницей, в кислородной маске, — объяснил Билл. — Знаете, мэм, когда я поднял ее с матраса и понес вниз по лестнице, к грузовику, там повсюду была кровь... — Билл осекся. — Кровь лилась... из того места, откуда появился ребенок. Трудно сказать, выживет ли бедняжка. — Билл судорожно вздохнул. — По крайней мере, теперь ее лечат, а до этого она лежала одна в зловонной комнате.

— Они определили возраст ребенка? По-моему, девочка совсем крохотная. — Жизель оглядела сверток, мирно сопящий у Билла на руках.

— У нее еще не отпала пуповина, значит, ей всего несколько дней. Врачи осмотрели девочку, а потом отдали мне. Кажется, они решили, что я... ее отец. — Билл покраснел и, потупив глаза, посмотрел на малышку. — Я никогда не имел дела с младенцами, мне привычней телята — я ухаживал за ними на ферме, — но, на мой взгляд, девочка вполне здорова. А уж что касается аппетита, он у нее отменный!

— Она очень красива, — заметила Жизель, и в ее голосе послышалась нежность.

— Да, это точно. — Билл взглянул на ребенка влажными от слез глазами. — Но скажите, мэм, что мне теперь с ней делать?

— Здесь я вам не советчик, мистер Стаффорд. Но думаю, сейчас, пока Лидия болеет, вам надо позаботиться о ее ребенке. А решать будете потом, когда мать выздоровеет.

— Простите, но я не знаю, как обращаться с маленькими детьми. Что делать, когда она... испачкается? В больнице ей поменяли пеленки, но... — Билл сморщил нос, — я чувствую, что она опять грязная.

— Чистые тряпки и молоко мы, конечно, найдем. А спать она может в вашем номере. У нас где-то есть плетеная колыбелька...

— А если Лидия не выздоровеет, мэм? Что тогда? — Состояние Билла было близко к панике: он боялся брать на себя ответственность за новорожденного ребенка.

Жизель вздохнула.

— Послушайте, мистер Стаффорд, я не имею права решать такие вопросы. А лорд Кроуфорд? Может, сообщить ему?

— Нет, мэм, не могу. Мы договорились не звонить и не писать друг другу, пока я буду в Таиланде, чтобы никто не подслушал наши разговоры и не прочел переписку. Если ее светлость когда-нибудь узнает об этом... — Билл опять взглянул на малышку. — У них скоро родится свой ребенок.

— Вижу, лорд Кроуфорд даром времени не теряет, — заметила Жизель, вскидывая бровь. — Alors! Вам придется самому расхлебывать кашу, которую он заварил.

— Вы зря его осуждаете! — возмутился Билл. — Он же не виноват в том, что влюбился. А Лидия любит его до сих пор — это ясно как день. — Билл помолчал, прикидывая, стоит ли говорить дальше, потом решился: — Она приняла меня за Гарри — думала, что его светлость вернулся к ней, как и обещал. Мне было неловко, но я не хотел еще больше ее расстраивать. Ей было очень плохо. О Господи! — выдохнул он. — Вы правы, мэм: каша заварилась нешуточная.

Билл допил бренди, и они немного посидели молча, думая каждый о своем.

— Все это очень печально, — наконец сказала Жизель. — Эта малышка — еще одна жертва послевоенного хаоса. Однако, мистер Стаффорд, вам надо мыслить практически. Если Лидия не выздоровеет, отдайте девочку в сиротский приют — здесь есть несколько таких заведений.

Билл вздрогнул.

— Будем надеяться, она все-таки поправится. Правда, тогда мне придется сказать ей, что она никогда больше не увидит его светлость, что в Англии у него уже есть жена и скоро у них родится ребенок.

— Я вам не завидую, мистер Стаффорд. Но вы наверняка сумеете все уладить. Пожалуйста, передайте Лидии привет, когда ее увидите. А сейчас я принесу еще молока, салфетки и колыбель.

— Спасибо. — Билл встал с малышкой на руках, чувствуя страшную усталость после столь напряженного дня. — Я очень признателен вам за помощь, мэм.

Жизель пошла вслед за ним к двери.

— Мой дорогой мистер Стаффорд, мы все обязаны делать то немногое, что нам под силу.

На следующей неделе Биллу пришлось быстро обучиться уходу за ребенком Лидии. Лаор, жизнерадостная и опытная горничная, каждый день убиравшая его номер, оказалась бесценной советчицей. Она показала, как кормить, пеленать малышку и выпускать ей газы. Лаор хихикала, глядя, как Билл возится с булавкой для пеленок. Он постепенно понял, что девочка плачет, потому что мокрая, или хочет есть, или у нее колики — это обычно случалось в пять утра. Билл с удовольствием облегчал ей боль — похлопывал по спинке, дожидаясь, когда она отрыгнет, крохотное тельце расслабится, а головка упадет ему на плечо. Тогда, усталый, он ложился в постель и просыпался только около восьми, когда малышка опять просила есть.

Билл каждое утро вместе с ребенком навещал Лидию в больнице. Она по-прежнему была без сознания, температура не снижалась. Медсестры смотрели на него с сочувствием, когда он менял малышке пеленки и кормил ее на коврике возле кровати. Жизель попросила своего заместителя, таиландца, позвонить в больницу и поговорить с врачом. Так Билл узнал, что у Лидии тяжелое послеродовое кровотечение. Прогноз врача был неутешительным. Кровь продолжала идти, в матку проникла инфекция. Лидию лечили сильными противовирусными препаратами, но улучшений пока не наблюдалось.

Билл сидел возле кровати и прикладывал к ее пылающему лбу тряпку, смоченную водой. Но это средство казалось бесполезным. Иногда Лидия шевелилась, на несколько секунд открывала глаза, а потом опять закрывала. Она явно не сознавала присутствие Билла и ребенка.

Билла терзали тревога и отчаяние. Через три дня он отплывает в Англию. Что делать, если Лидия не очнется до его отъезда? Впрочем, ей в любом случае еще много недель придется восстанавливать силы: на первых порах она не сможет ухаживать за своей маленькой дочкой.

Лаор показала ему, как укладывать ребенка в перевязь (тайский беби-слинг). После полудня Билл сажал малышку в это приспособление и отправлялся к Прайятепу, цветочнику. Вместе с ним он ходил по главному цветочному рынку Бангкока и выбирал растения, которые хотел увезти с собой в Англию.

Пока они бродили по жарким людным улицам, Прайятеп рассказывал Биллу, как ухаживать за орхидеями. Билл получил от своего нового друга поистине бесценные знания. Семья Прайятепа выращивала орхидеи в своем питомнике, в Чиангмай, на протяжении трех поколений. Цветы собирали в горных джунглях, окружающих деревню. Прайятеп обещал присылать в Уортон-Парк все новые сорта, которые они найдут в будущем.

Во время этих походов малышка мирно посапывала на груди у Билла и плакала, только если хотела есть или была грязной. Поначалу Билл чувствовал себя глупо и стыдился своей роли няньки, но когда эта теплая кроха прижималась к его телу, ему становилось на удивление приятно и уютно.

— Чудесная девочка, — как-то заметил Прайятеп. — Спокойная. А ты хороший папа.

Билл ощутил прилив гордости.

— Ты моя милая, ты моя красивая, — приговаривал Билл, меняя ей ночью пеленки.

Янтарные глазки смотрели на него с таким доверием, что казалось, разрывается сердце. Он поднял ее на руки, поцеловал в макушку, покрытую темным пушком, и принялся нежно укачивать, пристроив на своем плече.

— Что мне с тобой делать, маленькая? — Расстроенно вздохнув, он уложил девочку в колыбельку.

Может, ему просто показалось, но в этот момент он готов был поклясться, что кроха улыбается. Потом девочка сунула в рот кулачок и, посасывая его, закрыла глазки.

До отплытия его корабля оставалось два дня, а Лидия по-прежнему была без сознания. Билл понял: надо что-то решать.

— Вы знаете какую-нибудь добрую семью здесь, в Бангкоке, которая согласилась бы ее взять? — спросил он у Прайятепа, когда они укладывали орхидеи в ящики — это была тонкая работа.

— Нет. В здешних семьях слишком много детей. А денег и еды не хватает. Когда мать умирает, ребенка отправляют в сиротский дом, — бесстрастно заметил Прайятеп.

Билл вздохнул.

— Вы знаете, где есть такой сиротский дом?

— Да, знаю, но это плохое место, мистер Билл. Там слишком много детей. Их кладут вчетвером на одну койку. А еще там плохо пахнет. — Прайятеп сморщил нос. — Девочка там заболеет и умрет. Это нехорошо. — Он посмотрел на малышку, которая, пока Билл работал, спала в мелком ящике, застеленном одеялом. — Если ее мама умрет, здесь для нее нет будущего.

После бессонной ночи Билл, как обычно, пошел в больницу и застал у кровати Лидии улыбающуюся медсестру. Она показала на пациентку и что-то сказала по-тайски. Билл увидел, что глаза Лидии широко открыты — на худом сером лице они казались просто огромными. Сердце у него подпрыгнуло: он не ожидал такого поворота событий. Лидия посмотрела на него, и в ее глазах тут же появился испуг.

— Кто вы? — спросила она слабым хриплым голосом. — Где Гарри? Мне что, приснилось, будто он ко мне приходил? Почему у вас мой ребенок? Отдайте ее мне! — Она потянулась к малышке, лежащей в перевязи на груди у Билла.

Медсестра по-тайски успокоила Лидию, потом помогла Биллу достать малышку из перевязи и уложила ее Лидии на руки. Лидия засыпала медсестру вопросами. Женщина отвечала, а Билл беспомощно стоял рядом. Вот оно, началось! Лучше бы еще год отсидеть в Чанги, чем пережить такое!

Когда медсестра ушла, Лидия обернулась к Биллу. Ее глаза полыхали гневом.

— Зачем сказали медсестре, будто вы отец ребенка? Это неправда! Кто вы такой? Отвечайте!

— Клянусь вам, мисс Лидия, я этого не говорил! Я вообще не знаю тайского языка. Наверное, они приняли меня за отца девочки, потому что я привез вас сюда. Меня зовут Билл Стаффорд, я друг лорда Гарри. Он послал меня в Бангкок, чтобы я вас нашел.

— Гарри? Его здесь нет? — Страх и ярость исчезли с лица Лидии, в глазах заблестели слезы. — Но я его видела, он приходил ко мне... обнимал меня... Я...

— Лидия, это я к вам приходил. Гарри здесь нет. Он в Англии. Мне очень жаль, что так получилось.

— Нет-нет, я его видела... Ради него я боролась за жизнь... Он к нам вернулся, — простонала бедняжка, закрывая глаза. По ее щекам покатились слезы.

— Лидия... он вас любит. Всей душой! Вы для него — целый мир, поверьте!

— Тогда почему он не приехал? Он обещал, обещал вернуться, — тихо простонала Лидия.

— У него умер отец. Ему пришлось взять на себя управление родовым поместьем в Англии. Он приехал, если бы мог, клянусь!

Билл знал, что никакие слова уже не утешат эту несчастную женщину.

— Он скоро приедет? — спросила Лидия шепотом: короткий всплеск энергии закончился.

— Гарри не может сюда приехать, мисс Лидия. Вот почему он послал меня.

— Значит, вы приехали, чтобы забрать нас в Англию? — Лидия слабела на глазах.

— Вам надо отдохнуть, мисс Лидия. — Билл взял ее за руку. — Я буду здесь, рядом. Мы поговорим позже, и я все вам расскажу.

— Он приедет. Он любит меня... любит... — Лидия замолчала и уснула.

Билл два часа просидел у постели больной, глядя на ее трогательное воссоединение с дочкой. Сердце разрывалось от жалости: он знал, что им не суждено быть вместе. Когда малышка проснулась голодная, он осторожно взял ее из рук спящей Лидии, покормил, перепеленал и уложил обратно.

Наконец в окнах палаты появились охряные отблески заката. Лидия заворочалась. Вошла медсестра и жестом велела Биллу уйти. Он купил на улице пиво, миску лапши и сел поесть на ступеньку больничного крыльца. За годы заключения в Чанги ему довелось пережить немало страданий, но он еще никогда не испытывал такого чувства безнадежности. И такого одиночества.

Через час Биллу разрешили вернуться в палату. Лидия сидела в постели, опершись на подушки, и казалась совсем слабой, но ее взгляд стал более осмысленным и спокойным.

— Пожалуйста, сядьте, мистер Билл. — Она указала на стул. — Врач сказал, что вы были очень добры. Вы привезли меня сюда, ухаживали за моим ребенком и каждый день меня навещали. Он говорит, вы хороший человек.

— Я сделал все, что мог, мисс Лидия. А она... — Билл показал на малышку, — просто чудо!

Лидия с улыбкой взглянула на девочку.

— Как вы думаете, она похожа на папу?

Билл думал, что она копия мамы, но все равно кивнул:

— Да, похожа. Все это время мне хотелось узнать, как ее зовут.

— Жасмин. Ее зовут Жасмин. Гарри рассказывал, что его мама выращивает жасмин в своем саду, в Англии. Здесь он тоже растет. Красивый кустарник с душистыми цветами.

— Мне тоже нравится, мисс, — согласился Билл. — Хорошее имя.

— Надеюсь, Гарри оно понравится. А вас зовут Билл?..

— Стаффорд, мисс Лидия. Мы с лордом Гарри вместе сидели в Чанги. Помогали друг другу... — Билл поморщился, вспомнив жуткие годы. — Но дома, в Англии, я работаю у него садовником.

— Садовником? — Лидия удивилась. — Он послал за мной садовника?

— Он знал, что мне можно доверять, мисс Лидия. Ради него я готов на все.

Взгляд Лидии смягчился.

— Да, он замечательный человек. Мне не терпится его увидеть и показать ему нашу дочку. Из писем я поняла, что он не может сюда приехать. У него умер отец. Значит, вы собираетесь отвезти меня в Англию, к Гарри?

— Лидия, я...

— Но я не могу сейчас ехать в Англию, мистер Билл. — Лидия покачала головой. — Доктор сказал, после родов у меня возникли серьезные внутренние повреждения, мне нужна срочная операция. Ее не сделали раньше, потому что я была слишком больна и могла умереть. Врачи говорят, пройдет много недель, прежде чем я поправлюсь. Если поправлюсь вообще. Так что нам придется подождать. Я пока не могу ехать так далеко.

Билл судорожно сглотнул. Какая храбрая девушка! Только бы она выздоровела!

— Мисс... то есть Лидия... я... — Он осекся, и она прочла в его глазах страх.

— В чем дело?

— Ох, мисс, даже не знаю, как вам сказать. Я...

— Он больше не хочет меня видеть? — Ее лицо исказилось от боли.

— Нет, мисс, он вас любит, очень сильно любит. Дело не в этом... Я...

— Если он меня любит, значит, все о’кей. Ну же, мистер Билл, рассказывайте, что случилось с моим бедным Гарри.

Билл видел, как свято она верит во взаимную бессмертную любовь, и эта наивная решимость еще больше обескураживала.

— Знаете, я лучше приду после того, как вас прооперируют, — предложил он. — Вы немного окрепнете, и я вам все расскажу. Сейчас не самое удачное время.

— Мистер Билл, я чудом осталась жива. И еще могу умереть — во время операции или после нее. Доктор уже предупредил меня об этом. Операция назначена на завтра. У меня нет времени. Рассказывайте! Пожалуйста, мистер Билл. Я должна знать.

— Я... ох, мисс...

Чтобы его успокоить, Лидия протянула к нему свою худенькую дрожащую руку.

— Понимаю, вы хотите рассказать мне что-то плохое. Не волнуйтесь, я готова. Я знаю, что он меня любит, остальное не важно. Пожалуйста, говорите.

Билл заговорил: его внутренняя сила не шла ни в какое сравнение с волей этой хрупкой маленькой женщины, жизнь которой он собирался разрушить. Бедняга произносил страшные слова, но ее лицо не выдавало эмоций, лишь руки сжимались в кулаки и снова разжимались от отчаяния. Потом Билл взглянул на крохотное существо — драгоценное свидетельство всепоглощающей любви Лидии, спящее у нее на руках, и понял, что не сможет рассказать ей всю правду. Он умолчал о том, что далеко отсюда, в Англии, у его светлости скоро родится другой ребенок.

— Вот такие дела. У Гарри есть жена, и теперь, после смерти отца, вся ответственность за поместье легла на его плечи. Не могу вам передать, как мне жаль вас, мисс Лидия. Гарри страстно желал к вам вернуться, правда. Хотел все рассказать жене и подать на развод. Но сейчас даже он понял, что не может это сделать. Гарри просил вам передать, что будет любить вас вечно, — закончил Билл. — Поверьте, мисс Лидия, он очень несчастен — так же как и вы. Я... сочувствую вам обоим.

Лидия смотрела в пространство перед собой.

— Он знает про ребенка? — наконец спросила она шепотом.

— Нет.

Лидия задумчиво кивнула.

— Он не сможет на мне жениться. Даже если я останусь жива.

— Не сможет, мисс Лидия, при всем желании.

— А он возьмет своего ребенка, если узнает о нем?

Лицо Лидии серело с каждой секундой, и Билл смягчил свой ответ.

— Вряд ли, мисс, — тихо отозвался он.

— Я хочу, чтобы вы спросили его об этом. — Она вдруг привстала и схватила Билла за рукав. — Пошлите ему телеграмму — сегодня же вечером! Спросите его, пожалуйста, мистер Билл! Вы должны это сделать. У меня нет времени. Мне надо решить судьбу Жасмин. — Силы оставили бедняжку, она выпустила руку Билла и закрыла глаза. — Обо мне не беспокойтесь. Я уже смотрела в лицо смерти, и, возможно, мне суждено скоро покинуть эту землю. Но наш ребенок... наша малышка... Она не должна страдать. Гарри этого не допустит, я знаю. Вы должны отвезти ее к нему... к родному отцу...

Билл сглотнул. Ему не хватало смелости сказать, что ее просьба невыполнима.

Лидия открыла глаза и взглянула на свою маленькую дочь.

— Она должна жить, мистер Билл. Даже если не умру, я не смогу как следует о ней позаботиться. Дайте ей то, что нужно для жизни. У меня сейчас нет ни дома, ни работы, ни денег. Мне придется отправить ее с вами в Англию. Тогда у нее появится шанс.

— Мисс Лидия, — произнес Билл хриплым от волнения голосом, — девочке нужна мать. Я думаю...

— Я думаю, что могу умереть и у девочки вообще не останется близких. — Она поцеловала Жасмин в макушку и накрыла своей ладошкой миниатюрные пальчики — копию собственных. Ее глаза, затуманенные слезами, умоляли о помощи. — Возьмите ее, пожалуйста. Так будет лучше. Если оставлю малышку у себя еще хотя бы на день, вряд ли смогу... отдать.

Она нагнулась и что-то зашептала на ушко Жасмин. Билл не понимал и не хотел понимать этих слов. Он знал, что Лидия прощается с девочкой. Дрожа от усилия, Лидия подняла малышку и протянула ее Биллу. По щекам тихо катились слезы.

— Берегите ее, мистер Билл, прошу вас! Я верю, вы хороший человек, и поручаю вам свою дочь — вам и ее отцу. Возможно, меня скоро не станет. Но это не имеет значения. Жасмин — вот мое будущее. Пожалуйста, мистер Билл, найдите способ сообщить, что моя дочь жива и здорова. Если я не умру, мне надо будет об этом знать.

— Ладно. Я напишу Прайятепу, цветочнику, — произнес Билл дрожащим голосом: он понятия не имел, сумеет ли выполнить обещание. — Не волнуйтесь, мисс Лидия, я позабочусь о Жасмин.

— Кор khun ка. И скажите им обоим, что я их люблю. Что они дарованы мне Богом и этот дар — благословение всей моей жизни.

Лидия хотела в последний раз коснуться своей дочери, но ее ослабевшая рука упала на постель, так и не дотянувшись до Жасмин.

— Скажите, что мы с ними еще увидимся. Потому что... — она посмотрела на Билла и улыбнулась (эта улыбка озарила ее лицо, и он вдруг увидел, как она красива), — любовь не умирает, мистер Билл. Любовь не умирает.

 

Глава 48

В начале мая на пороге дома Элси вдруг появился Билл.

— Билл! О, Билл! Почему ты не сказал, что сегодня приедешь? Я бы встретила тебя в Феликстоу! — Элси хотела обнять мужа, но увидела, что он бережно держит нечто, завернутое в одеяло. Она подозрительно оглядела сверток. — Что там у тебя?

— Давай войдем в дом, милая, — устало произнес Билл. — Я положу ее и обниму тебя.

Элси закрыла за ним дверь. Билл положил сверток на кровать, и он заворочался.

— Ох, милая, я так по тебе соскучился! А ты скучала по мне? — спросил Билл.

Элси не сводила глаз со свертка.

— Конечно, скучала, но это не важно. Что там такое?

Билл встревоженно взглянул на жену.

— Я решил привезти тебе подарок. Мне показалось, так будет правильно. Впрочем, — он вздохнул, — если честно, у меня не было выбора. Ну же, подойди и посмотри на нее. Это маленький ангел.

Элси осторожно приблизилась к свертку, дрожа от страха и волнения. Откинув уголок одеяла, она увидела, что на нее смотрят чудесные янтарные глазки.

— О, Билл! — выдохнула Элси, прижав ладони к пылающим щекам. — Какая красавица! Кто она?

— Элси, она наша. Я привез тебе маленькую девочку.

— Но... — от неожиданности Элси не знала, что и сказать, — это, наверное, чья-то дочка? Билл Стаффорд, я тебя знаю! Ты мне что-то недоговариваешь!

Малышка заплакала.

— Ох, бедная крошка! Иди ко мне! — Элси подхватила девочку на руки и принялась ее укачивать, любуясь кожей медового цвета, симпатичным носиком и черными волосами. — Тише-тише, маленькая. — Она сунула палец девочке в рот, чтобы ее успокоить. — Сколько ей?

— Когда я уезжал, ей было чуть больше двух недель, значит, сейчас около семи недель, — объяснил Билл.

— Но как такой мужлан, как ты, ухаживал за ней на корабле? Он же совершенно не умеет обращаться с маленькими детками, правда? — обратилась Элси к малышке.

Элси чувствовала, что уже влюбилась в это крохотное существо, но ей хотелось удостовериться, что она имеет на это право.

— Мы с ней отлично ладили. Она просто умница, почти не капризничает, — с гордостью заявил Билл, и Элси заметила, как лучатся нежностью глаза мужа.

— Билл Стаффорд, я знаю, все не так просто. Ну-ка рассказывай, откуда она взялась.

Он подошел к Элси сзади и обнял за плечи.

— Ведь я поступил правильно, милая? Ты только посмотри на нее! Это же чудо!

— Я... Билл... у меня нет слов! — Элси покачала головой. — Ты заявился домой с ребенком! — Вдруг лицо ее потемнело, и она схватилась за голову. — Ты что-то от меня скрываешь, Билл? Чем ты занимался, когда вышел из Чанги?

— Ох, Элси, Элси! — Билл притянул жену к себе и поцеловал в губы. — Не говори глупостей! Я был уже здесь, с тобой, задолго до того, как папа этой малышки задумал ее зачать!

Элси прищурилась и начала считать на пальцах месяцы. Наконец ее губы расплылись в улыбке.

— Ты прав, Билл, я сболтнула чушь. К тому же мы оба знаем, ты не можешь быть отцом. Но ты уверен, что это законно? — продолжила она. — Никто не постучит в нашу дверь среди ночи и не посадит тебя в тюрьму за кражу ребенка? Никто не заберет у нас эту девочку?

— Клянусь, все законно. Она наша, Элси. Это наш ребенок. И никто никогда не заберет его у нас, обещаю.

— Как тебя зовут? — проворковала Элси, обращаясь к малышке.

— Ее мать назвала девочку Жасмин. Но мы можем поменять имя, если хочешь.

— Жасмин... Мне кажется, это имя ей подходит, ведь ее... папочка... — Элси помолчала, смакуя это слово, — выращивает чудесные цветы.

— Я привез несколько ящиков с новыми сортами, милая.

Она внимательно посмотрела на Билла.

— Эта девочка из Таиланда? Но у таиландцев необычный цвет кожи. Она совсем не такая. — Элси погладила мягкое предплечье Жасмин.

— Это целая история, — сказал Билл. — Если ты хотя бы на несколько секунд перестанешь квохтать над ребенком и приготовишь своему мужу вкусный крепкий чай, я все тебе расскажу.

Вооружившись чашкой с горячим напитком, Билл поведал жене печальную историю девочки.

— Понимаешь, у меня не было выхода. Ведь ты на моем месте поступила бы так же, да?

— Да, Билл, и ты это прекрасно знаешь.

— Слава Богу, — вздохнул он, чувствуя, что еще никогда не любил свою жену сильнее, чем сейчас. — Но ее светлость ни в коем случае не должна об этом узнать, иначе всем нам будет плохо. Надеюсь, ты и это понимаешь?

— Конечно, понимаю, дурачок, — пробормотала Элси, ласково укачивая малышку. Ее глаза светились спокойным счастьем: долго сдерживаемый материнский инстинкт наконец-то нашел себе применение. — Я не скажу ни слова, только бы это маленькое сокровище осталось у нас навсегда! — Она подняла на него глаза. — А ты выполнишь просьбу Лидии? Расскажешь правду его светлости?

— Лидия написала ему письмо, — со вздохом ответил Билл. — Мне передали его в больнице, когда я пришел навестить ее в самый последний раз. Ей делали операцию, и меня к ней не пустили. Еще она оставила мне орхидею — сказала в записке, что это особенный цветок и она хочет, чтобы ее дочка о ней помнила. На стебле еще нет бутонов, но...

— Ох, Билл, хватит болтать о своих любимых цветочках! — перебила его жена. — Лучше скажи, что ты собираешься делать с письмом для его светлости?

— Честно говоря, Элси, не знаю.

— Ясно, как Божий день, что, если ты отдашь ему письмо, он еще больше переполошится. Вдруг захочет забрать у нас ребенка? Я бы на твоем месте не стала дразнить гусей.

Билл поцеловал жену и их новоиспеченную дочку.

— Знаешь что, Элси? Пойду-ка я в теплицу и там, как следует все обдумаю.

Билл сел на ящик с орхидеями и достал из кармана письмо Лидии. Он понятия не имел, что она написала. Да и не его это дело. Он с трудом сдерживал слезы, вспоминая, как Лидия отдавала ему свою дочь — она не сказала ни слова, но в ее красивых янтарных глазах сквозила боль.

Держа письмо в руках, Билл думал о страстной любви двух молодых людей и о трагических последствиях, к которым она привела. Лидия наверняка умерла, и он ничем не рискует, если отдаст ее письмо Гарри. Уже ничего нельзя сделать.

Его светлость — человек долга, вот почему он послал Билла на поиски Лидии. Он захочет знать, что с ней случилось, и, наверное, будет лучше, если на его вопросы ответит сама Лидия — женщина, которую он любил. Возможно, ему станет легче от того, что дитя их любви живет здесь, в Уортон-Парке. Если он будет иногда заходить в коттедж и смотреть, как растет его дочка, никакой беды не случится.

Главное, чтобы ее светлость ничего не знала... А Гарри, конечно же, будет молчать.

Билл пренебрег разумным советом жены (в конце концов, он всего лишь посыльный во всей этой драматической истории) и поспешно положил письмо в условленный тайник — под орхидеи, чтобы Гарри его нашел. После этого он начал распаковывать ящики и сортировать свои драгоценные растения.

В тот же день Оливия, которой оставалось восемь недель до родов, узнала от Элси про новорожденную девочку. Горничная пригласила ее в коттедж, и Оливия увидела радость в глазах своей молодой служанки.

— Настоящая красавица! — восхитилась она, когда малышка, гукая, схватила ее за палец. — Как вы ее назвали?

— Жасмин, ваша светлость.

— Отличное имя! — объявила Оливия с улыбкой. — Я же говорила, что все образуется?

— Да, ваша светлость, и вы были правы. Теперь у всех у нас все хорошо.

Возвращаясь к дому, Оливия задержалась возле теплицы. Она еще не видела Билла с тех пор, как он вернулся. Ей захотелось и его поздравить с прибавлением в семействе, а заодно выразить свое восхищение: Элси объяснила, что в Таиланде много одиноких матерей, которые из-за болезни или нищеты не могут ухаживать за своими детьми; что Билл встретил одну такую несчастную девушку; она умерла в родах, и ее дочке грозил убогий сиротский приют; тогда Билл проявил благородство и увез новорожденную домой, к Элси, — он знал, что здесь ее будут любить и пестовать.

В животе у Оливии зашевелился ее собственный ребенок, и она улыбнулась.

«Слава Богу, у моего малыша не будет проблем, как у бедной крошки, которую спас Билл!»

Она открыла дверь теплицы и увидела, что весь пол заставлен ящиками с орхидеями. Билла не было, но Оливия решила подождать несколько минут — может быть, он вернется. Она прошлась вдоль цветочных рядов, наслаждаясь чудесными ароматами, остановилась перед горшками с орхидеями и взяла в руки один.

«Было бы неплохо любоваться этой красотой во время родов», — подумалось ей.

Ее внимание привлек конверт, лежащий на том месте, где только что стоял горшок. Она взяла его и увидела, что письмо адресовано Гарри. Но на конверте ни адреса, ни почтовой марки. Почерк незнакомый, а в углу конверта — маленький бугорок. Любопытство взяло верх над Оливией. Уверенная, что в письме нет ничего такого, что Гарри хотел бы от нее утаить, она вскрыла конверт.

Через несколько мгновений, трижды прочтя короткие строки письма, Оливия опустилась на пол, задыхаясь, точно от удара. Она развернула бумажный комок, который топорщился в конверте, и уставилась на маленькое, почти детское, янтарное колечко.

Оливия судорожно сглотнула подступивший к горлу ком...

«Нет, я не буду плакать! Слезы здесь не помогут. Итак, что же получается?

Эта женщина сильно любила моего мужа. А Гарри так же сильно любил ее, судя по тому, что сделал ей предложение. А еще он обещал при первой же возможности вернуться к ней в Бангкок. Поняв, что это невозможно, Гарри под вымышленным предлогом отправил туда Билла, чтобы тот ее нашел. И Билл вернулся домой с младенцем на руках — женщина утверждает, что это ребенок Гарри».

Тут в теплицу вошел Билл.

Оливия попыталась встать, но у нее подгибались колени.

— Ваша светлость, что вы делаете на полу? Дайте, я вам помогу. — Нет! — Она поднялась и двинулась к нему, гневно размахивая письмом. — Будь так любезен, объясни, что это такое?

Билл узнал письмо Лидии, и его глаза наполнились ужасом.

— Ваша светлость... как вы это нашли? Вам нельзя это читать! Пожалуйста...

— Я уже прочла! И если ты не скажешь мне, что вы с моим мужем затеяли, я сию минуту выгоню из моего поместья и тебя, и твою жену, и этого... приблудыша! Отвечай!

— Пожалуйста, успокойтесь, ваша светлость! Вы в положении, и вам нельзя так волноваться! — Билл лихорадочно пытался что-то придумать. Он знал: надвигается катастрофа. — Ничего страшного не случилось, поверьте! Просто одинокий солдат немного запутался.

— Что? Он так запутался, что сделал предложение другой женщине?! — Оливия потрясла колечком перед носом Билла. — А у него дома уже была жена, которая терпеливо ждала его долгих четыре года!

— Успокойтесь, ваша светлость, прошу вас! — молил Билл.

— Я успокоюсь, когда узнаю правду. — Оливию трясло, как в лихорадке. — Рассказывай, или я вышвырну тебя!

— Я не знаю, что она пишет, я не читал письмо...

— Она пишет, что любит его и никогда не забудет то, что было у них в Бангкоке. А еще она «понимает», почему он не смог сдержать своих обещаний. И просит позаботиться о своем «подарке», потому что сама она больна и не в состоянии это сделать. О Боже! — Оливия в отчаянии покачала головой. — Я думала, его холодность — последствие ужасов Чанги, а оказывается, все это время он сох по какой-то таиландской шлюхе! — Она посмотрела на Билла. — Она жива? Элси сказала, мать ребенка умерла в родах.

— Я не знаю. — Билл не мог лгать. — Может, и жива, ваша светлость, но когда я уезжал, она была очень больна.

— Что ж, — Оливия порвала письмо и подбросила клочки в воздух, — теперь это не важно. Когда увидишь моего мужа, скажи ему, что она умерла. Иначе вы все втроем тут же станете бездомными.

— Хорошо, ваша светлость, — покорно отозвался Билл, — я сделаю, как вы скажете.

Оливия, задыхаясь, ходила взад-вперед по теплице. На лбу у нее выступили капельки пота.

— Этого младенца надо немедленно увезти из поместья! Немедленно, слышишь? Она не должна здесь оставаться... Я не потерплю, чтобы в Уортон-Парке рос приблудыш моего мужа! Завтра же утром я соберу ее и отвезу в...

— Нет! — Билл удивился собственной горячности. — Простите, ваша светлость, но малышка останется с Элси и со мной. — Его тоже трясло от волнения. — Если хотите, выгоните нас троих, но я обещал бедной девушке, что позабочусь о ее ребенке. И я сдержу слово.

— Значит, уезжайте все, и чтобы к завтрашнему утру вас здесь не было! Да, убирайтесь к черту! Еще не хватало, чтобы мой муж вступал в тайный сговор с моим персоналом и строил мне козни!

— Как скажете, ваша светлость, — пробормотал Билл, пытаясь взять себя в руки и найти нужные доводы. — Но позвольте заметить, я ездил по поручению его светлости. И он наверняка захочет узнать, насколько... успешной была моя поездка. Если хотите, я могу не говорить ему, чей это ребенок, но если вы нас прогоните, его светлость очень скоро догадается, почему вы это сделали.

Оливия перестала ходить и молча уставилась на Билла.

— Ты меня шантажируешь, Билл?

— Нет, ваша светлость. — Билл старательно подбирал слова. — Просто констатирую факты. Возможно, будет лучше, если его светлость узнает правду. Вы хотите, чтобы он отчитался перед вами в своих действиях?

Весь гнев Оливии тут же выветрился. Она устало опустилась на ящик с орхидеями и обхватила голову руками.

— Господи... какой ужас!

— Успокойтесь, пожалуйста, — повторил Билл. — Вы же знаете, зачем его светлость послал меня в Бангкок. Вернувшись домой, он сразу вспомнил, как сильно вас любит. И понял, что должен остаться.

Оливия вскинула на него потускневшие от горя глаза.

— Не надо меня утешать, Билл. Гарри никогда меня не любил! И никогда не будет любить. Он жалкий, никчемный слабак, и я презираю его всей душой. — Она сделала несколько глубоких вдохов, тщетно пытаясь успокоиться. — Слава Богу, его сейчас нет. Он вернется только завтра. Ты ведь с ним еще не разговаривал?

— Нет, ваша светлость, — тихо ответил Билл.

— Это уже кое-что. И он пока ничего не знает о ребенке?

— Нет. Пока я был в Таиланде, мы с ним не связывались.

— Поклянись, что говоришь правду, Билл. — Оливия смотрела на него очень внимательно.

— Клянусь, ваша светлость. Он бы все узнал, если бы прочел письмо, но теперь этого не случится. — Билл виновато повесил голову. — Это моя ошибка. Элси просила не отдавать ему письмо, а я ее не послушал. Она, как всегда, оказалась права, — добавил он полушепотом.

— Элси очень разумная девушка. Тебе повезло с женой, — кивнула Оливия. — Она ничего не скажет?

— Нет, — твердо заверил Билл. — Вы же знаете, как она мечтала о собственном ребенке. Элси никогда не сделает ничего, что может лишить ее материнского счастья.

— Да, ты прав. — Взгляд Оливии на секунду смягчился. — Ребенок ни в чем не виноват. Ладно, оставим все как есть. Но учти, Билл: его светлость не должен знать про девочку. Еще не хватало, чтобы он волновался о какой-то маленькой полукровке, живущей по соседству! У него скоро будет собственный ребенок, которого он и должен любить... даже если не любит свою жену, — печально добавила Оливия, но быстро справилась с собой и вновь нацелила на Билла холодный взгляд. — Обещай, когда будешь говорить с его светлостью, ты умолчишь о девочке. Скажи ему только, что ее мать умерла, и на этом точка! Нельзя подвергать опасности будущее Уортон-Парка и всех нас, его жителей. Ты меня понимаешь, Билл?

— Да, ваша светлость.

— Я поговорю с Элси и сообщу ей, что все знаю, — продолжила Оливия. — Не хочу выглядеть дурой в глазах собственной горничной. Эту тайну будем знать лишь мы трое, и она умрет вместе с нами.

— Да, ваша светлость, — опять согласился Билл.

— Вот и договорились. — Оливия пошла мимо него к выходу из теплицы. Вдруг застыла на месте и обернулась к садовнику. — И пожалуйста, знай, Билл: я тебя не виню. Ты просто выполнял поручение. Мой муж, несчастный глупец, даже не понимает, что ты для него сделал. Ты преданный и честный работник, и я не держу на тебя зла.

Она одарила его мимолетной улыбкой и вышла из теплицы.

На следующий день Гарри вернулся из Лондона и узнал, что Билл уже дома. Извинившись, он встал из-за обеденного стола и объявил, что ему не терпится посмотреть новые сорта цветов, привезенные Биллом. Оливия кивнула, сделав вид, что поверила. Теперь она знала правду о своем муже, и это доставляло ей легкое удовлетворение.

Билл выполнил ее просьбу — солгал во имя спасения Уортон-Парка и всех его обитателей. Он сказал Гарри, что Лидия умерла за несколько недель до его приезда в Бангкок, что он посетил ее могилу и возложил на нее орхидеи. Гарри разразился бурными рыданиями, оплакивая свою покойную возлюбленную в объятиях Билла.

Когда он немного успокоился, садовник вкратце рассказал про новорожденную девочку, которую спас от сиротского приюта.

— Заходите в мой коттедж, посмотрите на нее, когда вам станет полегче, — пригласил он.

— Конечно, Билл, зайду как-нибудь на днях, — согласился Гарри, не вникая в то, что говорит его помощник. Он, пошатываясь, вышел из теплицы, расстроенный и растерянный.

Оливия не ждала, что муж придет к ней этой ночью. Так и оказалось. Наутро за завтраком она взяла себя в руки и опять стала думать о будущем ребенке и делах Уортон-Парка. Однако в ее сердце больше не было места для Гарри. Он сидел в дальнем конце стола, и осунувшееся лицо выдавало его скорбь. Значит, Билл сдержал свое обещание.

Оливия видела, как страдает супруг, но не испытывала жалости. Отныне он стал ей безразличен. Ее уже не обижало отсутствие интереса и нежности с его стороны. Теперь она молча упивалась его болью.

А всего через два дня боль настигла ее. Вызвали врача, и хоть он сделал все, что мог, пытаясь предотвратить начало родов, по прошествии нескольких часов на свет досрочно явился очаровательный малыш.

Спустя три дня Кристофер Гарри Джеймс Кроуфорд, наследник поместья Уортон-Парк, умер. Его храбрая борьба за жизнь закончилась поражением.

Когда жена поправилась, Гарри пытался вернуться в супружескую постель, но Оливия так и не позволила к ней прикоснуться — до самого дня его смерти.

 

Глава 49

Уортон-Парк

Я сижу в библиотеке, пытаясь осмыслить только что услышанную трагическую историю любви, обмана и страданий. Похоже, я сама — прямое следствие этой истории.

Гарри Кроуфорд — мой дедушка... В моих жилах течет кровь Кроуфордов... Моя мама — наполовину таиландка, привезенная с другого конца света... Элси и Билл мне не родные… а Кит приходится мне... кем именно, я пока не могу понять.

Да, я потрясена, но при этом странно спокойна. Я всегда любила этот дом и поместье Уортон-Парк, хоть и не понимала, почему мне здесь так уютно. Теперь-mo я знаю, что мои предки жили в этих стенах на протяжении трех веков, и само здание наверняка пропитано их духом.

Уортон-Парк и семья Кроуфордов — моя семья — неразрывно связаны друг с другом. Дом словно протягивает руки, увлекая нас назад, требуя, чтобы мы вернулись. Он властвует над нами, и у нас нет сил ему противиться. Даже маленькая девочка, родившаяся за много тысяч миль отсюда, которая вообще не должна была появиться на свет, подчинилась зову этого дома и провела свою жизнь именно здесь.

Моя мама Жасмин, единственный прямой потомок знатного рода, незаконно рожденный в послевоенном хаосе, не знала правду о своем происхождении и о своем праве наследницы поместья, однако она тайно расцвела на этой земле. А вслед за ней пришло новое поколение Кроуфордов, и теперь ее дочь, по странной прихоти судьбы и по воле случая, вновь оказалась в этих стенах.

Меня осенила внезапная догадка, которая одновременно и пугала, и успокаивала: не Кроуфорды владеют Уортон-Парком, а Уортон-Парк владеет нами.

Джулия ощутила напряжение в теле, опустила глаза и увидела, что ее пальцы крепко сжимают руку Кита. Она вновь посмотрела на серое осунувшееся лицо Элси.

Наконец Кит нарушил молчание:

— Если я правильно понял, мы с Джулией — четвероюродные брат и сестра?

— Да, Кит, все правильно. — Элси кивнула.

— И что же, Гарри так и не узнал, что девочка, живущая неподалеку от его дома, дочь Лидии?

— Нет. Мы с Биллом сдержали обещание, которое дали ее светлости, и никому не сказали ни слова. Гарри больше ни разу не зашел ни в огород, ни в теплицы. Билл сильно огорчался, что дружба, возникшая между ними в Чанги, закончилась. Впрочем, он понимал, что его светлость просто не хочет лишний раз вспоминать про Лидию. Он не видел свою дочь больше двадцати лет. Но, в конце концов, это случилось. В тот день он понял, что умирает, и неожиданно появился на пороге нашего дома. — Элси обернулась к Джулии: — Твоя мама открыла ему дверь, и он, кажется, догадался. Билл всегда говорил, что Жасмин, повзрослев, стала копией Лидии. Я, конечно, не знаю точно, — Элси пожала плечами, — но его светлость вошел в коттедж с таким видом, будто только что столкнулся с привидением. Думаю, он понял, что Жасмин — его дочь.

— Он, наверное, был сильно потрясен, — пробормотал Кит.

— Да, — согласилась Элси. — Беднягу трясло. Я усадила его и дала чашку очень сладкого чая. Его светлость стал говорить мне, что хочет отдать Биллу свой дневник, написанный в Чанги. Но при этом он не сводил глаз с Жасмин. Она только вернулась из теплиц, где рисовала папины орхидеи. Его светлость увидел рисунки на кухонном столе и спросил ее про них.

На глазах Элси выступили слезы. Увидев это, Кит отпустил руку Джулии. Та подошла к пожилой даме и обняла ее за плечи.

— Элси, если тебе слишком тяжело об этом рассказывать...

— Нет, — твердо возразила Элси, — раз уж начала, то должна закончить. Так вот, его светлость сказал Жасмин, что ему очень понравились ее рисунки, и спросил, можно ли взять их. Она разрешила. Он поцеловал ее и попрощался. — Элси опустила голову и громко сглотнула. — Больше я не видела бедного Гарри живым.

— Может, и хорошо, что он до самой смерти ничего не знал, — постарался утешить ее Кит. — Вряд ли Жасмин стало бы легче.

— Может быть. Но я никогда не забуду, с каким лицом он от нас уходил. Его светлости было всего сорок восемь или около того, но выглядел он гораздо старше. Да и то сказать, жизнь его не баловала. Брак с ее светлостью был чистой формальностью. После того как Оливия узнала про Жасмин, а потом потеряла собственного ребенка, она сильно изменилась. Нет, я любила ее, но она превратилась из милой девушки в злобную старуху. С такой женой Гарри не был счастлив, это уж точно. Я уверена, он умер от горя.

— Теперь понятно, каким образом эти четыре рисунка несколько месяцев назад попали на распродажу, — заметил Кит.

Джулия промолчала: у нее в голове царила неразбериха.

— Значит, Жасмин так и не узнала, кто ее настоящие родители? — спросил Кит.

Элси покачала головой:

— Нет. Это только осложнило бы жизнь каждого из нас. О-ох, — пожилая дама зевнула, — простите, но рассказ меня утомил. — Она посмотрела на Джулию: — Ты в порядке, милая? Представляю, какой это шок для тебя. Но, по крайней мере, твои мама и папа были тебе родными. Вот только я, к сожалению, не родная твоя бабушка. Но я всегда любила тебя как родную.

— Я знаю, бабушка, — пробормотала Джулия, очнувшись от задумчивости.

— Я много лет хранила эту страшную тайну, но вы поступайте, как сочтете нужным. Мы с Биллом поступили именно так.

Мысли Кита не были затуманены чувствами, и он мог спокойно оценить последствия услышанного.

— Получается, Алисия, твоя старшая сестра, имеет больше прав на Уортон-Парк, чем я? Конечно, будучи женщиной, она никогда не сможет принять титул, зато у нее есть все основания стать реальной хозяйкой поместья.

— Нет, Алисия не захочет воспользоваться своим правом. — Элси устало покачала головой. — Но это мы обсудим в другой раз. А сейчас мне надо как следует выспаться.

Она попыталась встать, и Кит ей помог.

— Спасибо, Кит, ты настоящий джентльмен, истинный Кроуфорд. — Элси улыбнулась, взяла Кита под руку и пошла вместе с ним к двери, но задержалась перед Джулией, которая по-прежнему неподвижно сидела на диване. — Прости, милая, — ласково сказала она. — Я долго думала, стоит ли рассказывать тебе правду. Но судьба привела тебя обратно в Уортон-Парк, к Киту, и я решила, что должна это сделать. Надеюсь, я поступила правильно.

Джулия тоже встала и обняла бабушку.

— Конечно. И я благодарна тебе за это.

Кит и Джулия стояли рядом и смотрели Элси вслед.

— Как думаешь, мне пойти вместе с ней? — спросила Джулия.

Кит покачал головой:

— Мне кажется, ей надо немного побыть одной. — Он глубоко вздохнул. — Хочешь бренди? Я, пожалуй, выпью рюмочку: после таких новостей не мешает расслабиться.

— Нет. Спасибо.

Джулия опять села на диван. Кит открыл буфет под книжными полками, достал оттуда графин и налил себе бренди.

— Мне хочется задать Элси один вопрос: жива ли твоя настоящая бабушка? Лидии было всего семнадцать, когда она познакомилась с Гарри, а это случилось в сорок пятом году, значит, сейчас ей... восемьдесят, так? Вполне вероятно, она еще не умерла. — Кит подсел к Джулии на диван и обнял ее за плечи. — Видимо, Гарри очень сильно любил Лидию, если собирался все бросить ради нее. И еще, милая: теперь мы знаем, откуда у тебя талант пианистки — ты унаследовала его от своего дедушки Гарри.

Джулия, которая пока не задумывалась над этой связью, уткнулась головой Киту в плечо, радуясь, что между ними нет близкого родства: он ей всего лишь четвероюродный брат.

— Да, наверное, — пробормотала она.

Кит взглянул на потрескавшийся потолок.

— Мораль этой грустной истории такова: долг побеждает любовь. Не хотел бы я оказаться на месте несчастного Гарри! Прекрасно понимаю, в какой тупик завела его жизнь.

— А мне жалко Оливию. Она с самого начала знала, что происходит, но поставила будущее Уортон-Парка выше собственных чувств. Неудивительно, что у нее испортился характер, — вздохнула Джулия. — Она прожила всю свою взрослую жизнь не любимой и обманутой.

— Да. — Кит хлебнул бренди. — Мне очень жаль, что я уделял ей мало внимания, когда приезжал сюда на каникулы. Она казалась мне высохшей злобной старухой.

— Она потеряла собственного ребенка, а потом вынуждена была наблюдать, как в ее поместье растет дочь Гарри, моя мама. Представляю, как ей было тяжело.

— Жизнь — печальная штука, верно? — Кит вздохнул и крепче обнял Джулию. — Вот почему я считаю, что надо жить сегодняшним днем. Ну что, пойдем наверх? Отдохнем после стольких волнений.

Они вышли в холл, Джулия опустилась на ступеньку лестницы, а Кит проделал ежевечернюю процедуру — погасил все лампы и запер все двери, после чего подсел к Джулии.

— Ты в порядке, милая?

—Да.

— Еще вчера ты была простой внучкой садовника, а сегодня вдруг оказалась знатной леди! — ласково поддел ее Кит. — Но поверь, не ты первая и не ты последняя. Я могу назвать тебе полдюжины местных аристократических семей, имеющих свои скелеты в шкафу. Пойдем-ка спать. Завтра трудный день. — Кит помог ей подняться, и они отправились наверх, держась за руки.

В постели Кит крепко обнял Джулию.

— Не понимаю, — произнесла она в темноту, — почему Элси не захотела, чтобы Алисия тоже послушала ее историю? Ведь это в равной степени касается нас обеих.

— Я думаю... — Кит провел ладонью по ее мягким волосам, — Элси раскрыла нам еще не все свои секреты. Спокойной ночи, милая.

Утром Джулия принялась готовить воскресный ленч для всей семьи. В начале десятого в кухне появилась Элси.

Она никак не могла поверить, что так поздно проснулась.

— Наверное, переволновалась вчера вечером, — пробормотала она, усаживаясь за кухонный стол. — Обычно к шести я уже на ногах.

Джулия поставила перед ней чашку с чаем.

— Ничего страшного, один раз можно поспать подольше. Мне приятно за тобой ухаживать.

Элси встревоженно оглядела девушку:

— Как ты себя чувствуешь после моих откровений?

— Шок прошел, и я не потеряла разум, — честно ответила Джулия. — Ведь ты не сказала, что мои родители — вовсе мне не родители. — Джулия обняла Элси за плечи, нагнулась и поцеловала. — А то, что мы с тобой не связаны кровными узами, не меняет моих чувств к тебе.

Элси взялась за руки Джулии.

— Спасибо, милая. Я рада, что ты так достойно восприняла эту историю. За последний год на твою долю выпало немало потрясений, и я боялась, что мои откровения станут последней каплей. Но решила: ты должна знать правду. Возможно, вы с Китом когда-нибудь поженитесь, а ведь между вами есть кровное родство. С моей стороны было бы... — Элси сморщила нос, подбирая подходящее слово, — некрасиво утаить от тебя этот факт.

— Спасибо. Но ты зря беспокоилась. Наши гены разбавились, пройдя через много поколений. Хочешь, я приготовлю тебе яичницу с беконом?

Элси с нежностью взглянула на внучку.

— Ты же знаешь, милая, я никогда не откажусь от вкусного жареного блюда. А твой папа придет сегодня на ленч?

— Я оставила ему голосовое сообщение, но он еще не перезванивал. Наверное, отсыпается после длительного перелета. Он только вчера вечером вернулся из Штатов.

— Джулия, — лицо Элси стало серьезным, — у меня будет одна просьба к тебе и Киту: пожалуйста, пока ничего не говорите Алисии о том, что вчера услышали от меня. Мне надо сначала побеседовать с твоим отцом.

— Как скажешь. А папа знает?

— Нет. И если не возражаешь, я сама ему все расскажу. Объясню своими словами, почему я ничего не говорила Жасмин.

— Конечно, не волнуйся. Я не хочу, чтобы из-за этого у тебя испортилось настроение. В половине первого должны приехать Алисия и Макс с детьми. Они так хотят с тобой повидаться!

— А я с ними, — кивнула Элси, прихлебывая чай. — Теперь я вижу, что зря не хотела сюда возвращаться. Мне казалось, это всколыхнет плохие воспоминания, а получилось наоборот: я вспоминаю только хорошее! — Элси обвела взглядом кухню. — После смерти Гарри этот дом стал похож на морг. Ее светлость сама заправляла делами и постоянно бранилась. Я боялась выходить на работу. Но сейчас здесь новая жизнь, и печальной атмосферы как не бывало. А все потому, что сюда пришли двое молодых влюбленных.

Джулия покраснела и сменила тему:

— Ты не подскажешь, сколько надо тушить эту говядину? — Она показала на кусок мяса, лежащий на столе. Попутно Джулия разбила яйца на сковородку, готовя бабушке завтрак. — Я не слишком опытный кулинар. Но учусь.

— Энтузиазм — это все, что тебе нужно, милая. — Элси встала и подошла к мясу. — Прежде всего, я покажу, как его отбивать.

 

Глава 50

В половине первого на подъездной аллее показалась машина Макса и Алисии. Распахнув тяжелую парадную дверь, Джулия спустилась с крыльца им навстречу.

Дети вбежали в холл и весело загалдели, увидев, в каком большом доме теперь живет их тетя. Джулия провела своих гостей по комнатам, а потом пригласила на террасу, где их ждала Элси. Окруженная внуками Элси просияла от радости. Когда появился Кит с бутылкой шампанского, Джулия познакомила его с детьми, а потом, тая от нежности, наблюдала, как непринужденно он с ними общается.

Спустя какое-то время она оставила их на террасе, а сама отправилась готовить обед. Алисия зашла в кухню следом за ней.

— Тебе помочь? — спросила она.

— Да. Последи за морковью и скажи, когда она сварится, — попросила Джулия, подливая растительное масло на сковороду с картошкой. — Я совсем не умею готовить овощи.

Алисия подцепила вилкой кусок морковки, достала его из кастрюли и отправила в рот.

— В самый раз! Сейчас выложу на тарелку. Мне так странно видеть тебя у плиты, — заметила она, снимая кастрюлю с огня.

— Раньше у меня не было времени, но теперь я с удовольствием осваиваю кулинарное искусство. С помощью Кита.

Алисия скрестила руки на груди и внимательно посмотрела на сестру.

— Знаешь, я до сих пор не понимаю, как вы с ним сошлись. Я-то думала, ты вернулась во Францию, и вдруг через две недели смотрю: ты идешь по Холт-Хай-стрит в обнимку с Китом Кроуфордом! — В тоне Алисии сквозило раздражение. — Могла бы и сказать.

— Прости, — виновато пробормотала Джулия. — Я просто... не знала, что говорить. То, что между нами произошло, не объяснишь словами. Ты могла подумать, будто я слишком поторопилась.

— Ты боялась, что я буду тебя осуждать?

— Если честно, то да.

— Джулия, ты пережила огромное горе, и если тебе с Китом хорошо, то чего ради мне тебя осуждать? — обиженно спросила Алисия. — Неужели ты и впрямь считаешь меня такой категоричной?

— Нет... — Джулия покачала головой. — Наверное, все дело в моем эгоизме. Я хотела на время скрыть наши с Китом отношения — посмотреть, к чему они приведут, и только потом предать их огласке.

— Надо полагать, своей бывшей подружке с ребенком он дал отставку?

— Вот именно поэтому, Алисия, я и молчала! — вскинулась Джулия. — Энни никогда не была его подружкой, и ее ребенок не имеет к Киту никакого отношения. Кит просто помогал своей старой знакомой, когда ей было трудно, а местные сплетники раздули из этого целую историю! Люди любят совать нос в чужие дела, вместо того чтобы заниматься своими, — сердито добавила она.

— Не понимаю, Джулия, чему ты удивляешься. Кит Кроуфорд — новый хозяин Уортон-Парка, одного из самых крупных поместий в стране. Это местный князек, поэтому его имя у всех на устах. И если останешься с ним, о тебе тоже будут судачить, так что привыкай. Если бы раньше объяснила мне, в чем дело, может, я и заткнула бы рот некоторым досужим сплетникам. Но ты не захотела со мной поделиться. Неужели так плохо обо мне думаешь? — Нежно-розовые щеки Алисии сделались пунцовыми от гнева. — Я бы только порадовалась, узнав про твои отношения с Китом. На мой взгляд, он замечательный парень и безумно тебя любит. Когда ты болела, Кит так трогательно за тобой ухаживал! Я сразу поняла, он к тебе неравнодушен.

— Вот как? — Джулия искренне удивилась.

— Да. Я знала, что он тебе тоже нравится, но ты была слишком растеряна и боялась в этом признаться.

— Ох! — Джулия допила свой бокал.

«Выходит, я недооценивала сестру...» — подумала она.

— Что ж, теперь, когда ты все знаешь, мы можем чаще с тобой встречаться, — предложила Джулия мировую.

— Да, это было бы здорово. Как-никак жизнь продолжается. А папа сегодня приедет? — поинтересовалась Алисия. — Я знаю, он прилетел ночным рейсом.

— Обещал приехать, но в котором часу — не сказал.

Просил не ждать его к обеду. Я думаю, он хочет повидаться с Элси.

— Ты еще не сказала ему про Кита?

— Нет. Ты же знаешь: когда он возвращается из экспедиции, то не способен думать ни о чем другом, кроме флоры и фауны.

Джулия взяла ложку и помешала соус.

— А как дела у Элси? — спросила Алисия. — Она рассказала тебе, чем закончилась та давняя история?

— Нет, — осторожно ответила Джулия, вспомнив просьбу бабушки. — Наверняка расскажет, только позже. Вчера вечером она очень устала. Ага, — Джулия достала противень из духовки, — мясо, кажется, готово! Зови Кита, пусть порежет его.

Джордж появился в самый разгар обеда — загорелый и пышущий здоровьем. Джулия тут же поднесла ему тарелку с горячим мясом. За едой он разглагольствовал о поездке по Галапагоссам, а потом помог Джулии отнести в кухню грязную посуду.

— Милая, — произнес он, ставя тарелки возле раковины, — ты очень изменилась. Точнее, стала прежней Джулией. Наверное, в этом «виноват» твой симпатичный приятель?

— Кит, безусловно, помог мне во всех отношениях, — смущенно согласилась Джулия. — Мне... стало гораздо легче.

— Ладно, — заметил Джордж, — у меня пока не было случая с ним побеседовать, но мне кажется, он хороший парень. Послушай, а в этой кухне, случайно, нет такой штуки, как посудомоечная машина?

— Нет. Это слишком современный агрегат, — усмехнулась Джулия. — Придется поработать руками и губкой. Я здесь словно вернулась в пятидесятые годы, папа. Впрочем, не жалуюсь. Мне нравится этот красивый старинный дом.

— Да, дом замечательный, — согласился Джордж. — Признаться, я чувствую себя немного странно, когда прихожу в Уортон-Парк, и на пороге меня встречает родная дочь. Моя семья опять живет в этом поместье! — Он закрыл пробкой слив в раковине и пустил воду.

— Оставь, папа, я потом помою. Лучше отнеси в гостиную малиновый торт. — Она указала на кухонный стол, где стояло блюдо с десертом. — К сожалению, покупной. Я открыла в себе много новых талантов, но выпечку еще не освоила.

Джордж взял торт и пошел к двери, но на полпути обернулся.

— Значит, ты решила навсегда остаться с Китом здесь, в Уортон-Парке?

— Пока не знаю. Ты сам как-то сказал, что надо жить сегодняшним днем. Я следую твоему совету.

— Молодец, — похвалил он. — Рад за тебя, милая.

После обеда Кит собрал мальчиков и повел их играть в футбол, а Джулия устроила девочкам экскурсию по дому — она сделала это нарочно, чтобы Джордж и Элси побыли наедине.

— Ничего себе! — присвистнула Алисия, когда они шли по длинным коридорам второго этажа, открывая одну дверь за другой и заглядывая в комнаты. — Да здесь надо все переделывать!

— Мне нравится так, как есть, — возразила Джулия.

Когда они спустились вниз, Джулия сварила кофе,

Алисия вынесла поднос на террасу. Элси сидела там одна и, закрыв глаза, грелась на полуденном солнышке.

— А где папа? — спроста Алисия, присаживаясь за стол.

Элси медленно открыла глаза.

— Он извинился и уехал. Сказал, что спал ночью всего два часа и хочет вернуться домой, пока еще есть силы вести машину. Он позвонит тебе позже.

— Бедняжка! — вздохнула Алисия.

Она и не подозревала, что ее отец ушел, не попрощавшись, совсем по другой причине.

— Наливать кофе? — буднично поинтересовалась Алисия.

Алисия и Макс увели своих чад в дом, чтобы помыть их и уложить спать. Кит отправился по делам на ферму, а Джулия осталась сидеть на террасе с Элси, любуясь закатом.

— Я говорила с твоим папой, — наконец прервала молчание Элси.

— Хорошо.

— Пойми, милая, — вздохнула Элси, — тайна прошлого похожа на банку с червями. Стоит ее открыть, и они расползутся по самым неожиданным местам.

— Представляю, бабушка, как тебе было трудно, но я рада, что ты все-таки это сделала, — искренне сказала Джулия. — Некоторые вещи я начала понимать только сейчас. Кстати, Кит спрашивает, знаешь ли ты, что случилось с Лидией. Как она перенесла операцию и жива ли сейчас?

— Ладно, — медленно произнесла Элси, — открою тебе еще один маленький секрет. Этого не знал даже Билл. Когда он сообщил мне, что бедная девушка вынуждена была отдать ему Жасмин, мое сердце наполнилось жалостью. Билл, как и обещал, написал своему другу-цветочнику и попросил его передать Лидии, что Жасмин в Уортон-Парке и что с ней все в порядке. Конечно, он умолчал о том, что она живет у нас в коттедже, а не в большом отцовском доме. Через несколько недель Лидия прислала мне ответ, где сообщила, что благополучно перенесла операцию и постепенно выздоравливает. Я подумала, ей будет приятно увидеть фотографии Жасмин, и послала несколько снимков. Мы с ней переписывались. Чтобы ее не расстраивать, я делала вид, будто работаю няней Жасмин.

— Как великодушно с твоей стороны, — улыбнулась Джулия.

— Не понимаю, с чего вдруг Лидия решила, будто жена Гарри примет его внебрачного ребенка. Но ей было приятно думать, что ее дочь растет аристократкой, а я не хотела ее разочаровывать. — Элси потерла нос. — Может, у них там, в жарких странах, другие порядки.

— Мне приходило в голову, что, потеряв ребенка, Оливия захотела удочерить мою маму, — призналась Джулия.

— Боже упаси! — поморщилась Элси. — Во-первых, она не смогла бы выдать Жасмин за свою дочь. Оливия была светленькой, а Жасмин — темной и смуглой. Но главное, Оливия никогда бы не стала воспитывать ребенка Гарри. Она знала, что у него был роман с Лидией, и не хотела, чтобы Жасмин каждый день ей об этом напоминала. Так что ее семейное гнездо осталось пустым.

— А ты и сейчас переписываешься с Лидией, бабушка?

— Нет. После смерти твоей мамы я перестала писать. Не могла заставить себя сообщить ей об этом. Мы обе знаем, какое страшное горе — потерять ребенка... И сейчас я понятия не имею, жива Лидия или нет.

— Ясно, — тихо отозвалась Джулия.

— Знаешь, — вздохнула Элси, — не стоит думать, будто прошлое осталось далеко позади. Оно продолжается. Рассказав вам с Китом свою историю, я поставила твоего отца перед выбором. Мне остается лишь надеяться, что я поступила правильно.

— Во всяком случае, не сомневаюсь, что нашей семье хватит сил принять эту новость.

Элси потянулась к Джулии и похлопала ее по руке.

— Да, милая, думаю, ты права.

 

Глава 51

Три дня спустя Кит отвез Джулию в аэропорт Станстед. Она могла бы взять такси, но он настоял: после выходных они почти не виделись.

— Ты разговаривала с отцом? — спросил Кит, не отрывая взгляда от оживленной трассы.

— Оставила ему два сообщения, и вчера он мне наконец-то позвонил. Он был в Кью, представлял свои новые галапагосские растения на форуме садоводов.

— Он ничего не сказал про свой воскресный разговор с Элси?

— Нет. А я не стала спрашивать. Он держался немного отчужденно. — Джулия пожала плечами. — Хотя с ним часто такое бывает. Наверняка сам обо всем расскажет, когда будет в настроении.

— Ты права. К тому же у тебя сейчас и без него забот хватает, милая. — Кит протянул руку и нежно сжал ее пальцы. — Как жаль, что я не могу поехать с тобой! Ты уверена, что все будет в порядке?

Джулия отрывисто кивнула:

— Я должна, наконец, это сделать.

— Конечно. И вот еще что... — Кит помолчал, подбирая слова. — Я хочу, чтоб ты знала: я уважаю твои чувства к погибшим. И не боюсь их, Джулия. Конечно, будь Ксавьер жив, ты бы осталась с ним. И не надо этого стыдиться. Как я могу упрекать тебя в том, что раньше ты любила другого? Если помнишь, у меня тоже была девушка.

Они стояли возле стойки паспортного контроля, неловко переминаясь с ноги на ногу. Джулия хотела многое сказать Киту — например, какой он чудесный человек, как она с ним счастлива и как сильно его любит — да-да, любит! Но нужные слова не шли в голову, поэтому она молчала, боясь ляпнуть что-то не то.

В конце концов, Кит обнял ее и крепко прижал к груди.

— Я буду очень скучать по тебе, милая, — прошептал он ей на ухо.

— Я тоже, — выдохнула Джулия.

Он отступил назад и откинул с ее лица прядь волос.

— Пожалуйста, береги себя. И помни: если понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти. Я буду ждать тебя столько, сколько нужно.

Джулия кивнула, чувствуя, что вот-вот расплачется.

— Спасибо.

— Я люблю тебя, милая, — тихо произнес Кит.

От волнения у нее перехватило дыхание.

— Да, — только и смогла сказать она, слабо махнула рукой и прошла через турникет.

Сидя в салоне самолета, который готовился приземлиться в Тулоне, Джулия с удивлением обнаружила, что думает не столько о предстоящих делах, сколько о разлуке с Китом. Она уже провела без него три часа, и кто знает, когда они снова увидятся? На душе было тоскливо. Она не ожидала, что будет так сильно по нему скучать.

Едва ощутив знакомый сладковатый запах сосновой хвои, Джулия с трудом поборола желание снова сесть в самолет и улететь обратно в Уортон-Парк, к Киту. Взяв напрокат машину, она поехала по живописной приморской трассе к дому, прекрасно понимая, почему ее тянет обратно в Англию: меньше чем через час ей предстояло нечто пугающее.

«Но чем скорее я это сделаю, тем быстрее вернусь к Киту. Надо попрощаться с прошлым. И попрощаться в одиночестве».

На дороге было полно отдыхающих. Джулия терпеливо лавировала в потоке машин, проезжая красивые курорты Борм-ле-Мимоза, Лаванда и Райоль-Канадель. Люди семьями валили с пляжей, направляясь в шумные бары и кафе. В августе вся Франция перебиралась на юг, и торопиться куда-то не было смысла.

Извилистое шоссе начало забирать в гору. Внизу открылась чудесная панорама лазурного моря. После скудного норфолкского пейзажа, который Джулия находила первозданно красивым, Лазурный берег слепил пышностью и богатством красок. Можно ли сравнить необработанный алмаз с изящно ограненным сапфиром? Впрочем, у того и у другого камня своя прелесть.

В Ла-Круа-Вальмер Джулия поехала по крутой узкой дороге вверх, к горному городку Раматюэль. Сердце ее колотилось. Она редко испытывала потребность выпить, но сейчас рюмка-другая ей бы не помешала.

Как обычно, пригород был забит туристами, и Джулии пришлось припарковаться на некотором удалении от своего дома, стоящего рядом с главной площадью. Она достала из багажника рюкзак и пошла по тропинке. Раматюэль представлял собой лабиринт из узких улиц и укромных переулков, застроенных живописными старинными домами, каменные стены которых украшали пышные пурпурные цветы бугенвиллеи.

Деревня находилась всего в десяти минутах ходьбы от шумных пляжей Пампелон и курорта Сен-Тропе, поэтому здесь было больше роскоши, чем в других французских поселках: дорогие рестораны зазывали богатых посетителей. Джулии нравилось бывать здесь зимой, когда в деревне оставались только местные жители.

Она остановилась у кованых железных ворот, за которыми виднелась короткая дорожка, ведущая к парадному крыльцу ее дома. Собравшись с духом, Джулия открыла ворота, прошла по дорожке и вставила ключ в замок...

Габриэль знает, что я должна прийти, и вместе с Агнес ждет меня у окна. Вот сейчас дверь откроется, он сбежит по лестнице и кинется в мои объятия. Я крепко прижму к себе сына, вдохну его чудесный запах, составленный из запахов Ксавьера, моего и его собственного. Я буду гладить его свежевымытые темные волосы (слишком длинные для мальчика, но у меня не поднимается рука состричь эти мягкие кудряшки).

— Tu es rentree. Je t’aime, maman, — скажет он, повиснув на мне, как обезьянка, и мы вместе поднимемся по лестнице на второй этаж.

Агнес встретит нас улыбкой. Я усажу Габриэля себе на колени, мы все устроимся за кухонным столом, и они расскажут мне, чем занимались в мое отсутствие.

Потом он слезет с моих колен и, смущаясь, принесет рисунок — это для меня. Бумага будет жесткой и покоробленной от неумело наложенной краски, но сын будет сиять от гордости, зная, как я счастлива.

Мы пойдем гулять. Габриэль запрыгнет на свой трехколесный велосипед, и будет лихо крутить педали, нарезая круги по террасе и демонстрируя мне свои способности. Потом он устанет и снова заберется ко мне на колени, посасывая пальчик. Его сердечко будет биться рядом с моим сердцем.

Когда он задремлет, я возьму его на руки, отнесу в спальню и бережно уложу в кроватку, нагнусь, поцелую в лобик, с удовольствием коснувшись губами нежной кожи, поглажу по головке и прошепчу, что люблю его и что, пока я дома, мы с ним будем играть и заниматься разными другими замечательными делами. Уже засыпая, он приоткроет один глаз — проверит, не ушла ли я.

Нет, милый, я здесь... я всегда буду рядом.

Джулия открыла дверь. Дом встретил ее тишиной. Она приготовилась шагнуть в прошлое и вновь ощутить боль.

Темный коридор поражал странным запахом — так пахли все дома, в которых давно не жили, но Джулия, по счастью, этого не знала. Она направилась в заднее крыло, на кухню. Закрытые ставни защищали от яркого летнего солнца, и в помещении царил полумрак. На длинном столе из французского дуба, прислоненная к вазе с фруктами, белела записка:

Дорогая мадам Джулия!
Агнес.

Надеюсь, вы будете довольны. Я заполнила холодильник продуктами и оставила на плите кастрюлю с едой. Приду завтра в десять, как обычно. Если вам что-то понадобится раньше, пожалуйста, звоните.

С возвращением, мадам!

Джулия взяла из вазы спелый персик, прокусила его бархатистую кожицу и пошла к двери на террасу. Старый дом располагался на людной узкой улице, но отсюда открывалась великолепная панорама, не прерываемая другими зданиями. Сейчас Джулия стояла на вершине холма и оглядывала склон, покрытый соснами, оливами и елями, который тянулся на сотни ярдов вниз, к берегу мерцающего на солнце голубого моря.

Джулия проводила здесь большую часть времени. Она сидела под аркой, увитой синим виноградом, слушала цикад, музыку Ксавьера и восторженные крики Габриэля, доносившиеся из бассейна.

Теперь остались только цикады. Она одна в доме, и некуда деться от страшных воспоминаний. Ноги Джулии ослабели, она тяжело опустилась в кресло из кованого железа.

Прошел всего год... а кажется, целая жизнь.

Тот страшный, чудовищный день начался совершенно обычно. Ничто не предвещало беды. Было жаркое июльское воскресенье...

Утром Джулия улетала в Париж, где должна была выступить в зале «Плейель» с Парижским оркестром — играть Второй концерт Рахманинова, свое любимое произведение. Помнится, в ожидании такси она отнесла вниз свои сумки, радуясь, что задержится в другом городе всего на одну ночь. Завтра вечером вернется домой и будет пить чай вместе с Габриэлем. Ей всегда нелегко давалась разлука с сыном. Зато, утешала она себя, ее «мальчики» пообщаются. Дома Ксавьер не вылезал из-за рояля и сердился на Габриэля, если тот его беспокоил. Малыш уже знал: папе лучше не мешать — капризная творческая натура делала его непредсказуемым.

Как всегда по воскресеньям, Агнес дома не было, и Ксавьеру пришлось взять на себя заботу о Габриэле. Друг-дирижер, который жил на том же побережье, пригласил их обоих на купание и барбекю. Там будут еще дети, так что Габриэлю не придется скучать, к тому же он проведет день вместе с отцом.

— Maman, — Габриэль обнял ее за шею, — я люблю тебя. Возвращайся скорей! Я буду скучать.

— А я по тебе, маленький ангел, — ответила она, жадно вдыхая запах мальчика, чтобы сохранить его в памяти на время разлуки. — Желаю тебе весело провести время на вечеринке! Слушайся папу!

— Мы поедем туда на папиной новой спортивной машине. Она такая быстрая, maman! — Габриэль вырвался из объятий Джулии и принялся носиться по холлу, бибикая и рыча, как двигатель автомобиля.

— A bientot, cherie! — сказал Ксавьер. — Играй хорошо, как всегда! Буду с нетерпением ждать, когда ты вернешься. — Он прижал жену к себе и поцеловал.

— Jet’aime, cherie. Береги Габриэля, — добавила Джулия и стала спускаться по ступенькам крыльца.

— Как было бы хорошо, если бы он поберег меня! — засмеялся Ксавьер.

Габриэль подошел к отцу, и они, взявшись за руки, помахали Джулии, уезжающей в такси.

В Париже Джулия позвонила Ксавьеру на мобильный из гримерки, перед самым концертом. Включился автоответчик, но это ее не насторожило. «Наверное, они еще не вернулись с барбекю, перезвоню во время антракта», — решила Джулия. Она отключила свой сотовый и пошла за кулисы.

Поднимаясь на сцену и раскланиваясь перед публикой, она ощущала слабые признаки тревоги. Но потом села за рояль и взглянула на клавиши, которые вот-вот перенесут ее и слушателей в другое измерение, и забыла про все свои страхи. Ее пальцы коснулись клавиш, и зал наполнился волшебными звуками музыки.

Закончив играть, Джулия поняла, что это ее лучшее выступление. Публика, похоже, была с ней согласна. Ей аплодировали стоя. Джулия ушла со сцены, сжимая в руках букет кроваво-красных роз и ликуя от счастья. Как обычно, вокруг собралась толпа. Люди поздравляли молодую пианистку, осыпали ее похвалами и купались в лучах ее редкого таланта.

— Мадам Форрестер! — позвал администратор из-за спин поздравляющих. Его серьезное лицо разительно контрастировало с окружающими ее радостными улыбками. Он протиснулся к ней. — Мадам Форрестер, пожалуйста, пойдемте со мной. — Он провел ее в свой кабинет и закрыл за собой дверь.

— В чем дело? Что-то не так?

Администратор объяснил, что ей звонили из жандармерии Сен-Тропе. Инспектор, с которым он говорил, просил ее срочно перезвонить. Администратор записал его телефон. Джулия боялась, что ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

— Он сказал вам, что случилось? — спросила она, пока администратор набирал номер, и дрожащими руками взяла трубку.

— Мадам, я... не знаю подробностей. Я оставлю вас одну, чтобы вы с ним поговорили.

Он вышел из кабинета. Она позвала к телефону инспектора, имя которого было записано на лежащем перед ней листке бумаги. Он подошел тут же. И сообщил о случившемся. Мир рухнул.

Машина вылетает с дороги, не вписавшись в поворот, катится вниз по крутому склону, а потом взрывается. Сухая трава и деревья вокруг тоже пылают огнем.

И где-то там, посреди обугленного черного пространства, лежат останки ее мужа и сына.

Неделю спустя, когда Джулия уже вернулась в Англию, французские полицейские сообщили, что нашли возле того места кости ребенка в возрасте около двух лет. Они лежали на склоне холма, поверх обломков автомобиля. Инспектор предположил, что Габриэль вылетел из машины, когда она, переворачиваясь, покатилась вниз.

Рядом были кости другого, взрослого, человека. Инспектор сказал, что огонь уничтожил все следы ДНК, и официально опознать погибших не представляется возможным.

Джулия почти не помнила, что было после того ужасного звонка в парижский зал «Плейель». В какой-то момент приехала Алисия и увезла ее к себе домой, в Англию.

Прожив два дня в гостевой комнате Алисии, Джулия поняла, что больше не выдержит криков и смеха детей сестры, и перебралась в маленький коттедж в Блэкни: лучше слушать тишину, чем ежеминутно травить себе душу.

Джулия встала и вытерла слезы с глаз, заставив себя вернуться к реальности. Она боялась, что воспоминания вновь утянут ее в омут скорби. Здесь, во Франции, ее ждут конкретные дела, и чем быстрее она с ними покончит, тем быстрее уедет обратно.

Она вернулась на кухню и, следуя совету Кита не забывать про еду, подогрела рагу, села за стол с бокалом вина и через силу поужинала. Потом нехотя пошла в гостиную, села за рояль. Она играла для них — для мужа и любимого сына. Ей хотелось верить, что, где бы сейчас ни были ее дорогие люди, они это слышат.

Джулия открыла дверь в супружескую спальню, достала из рюкзака ночную рубашку (она боялась даже подойти к гардеробу, где висела вся одежда Ксавьера), переоделась и забралась в постель.

Долго лежала и разглядывала обстановку. Ей всегда нравилась эта комната — возможно, потому, что здесь было ее личное пространство, ее убежище в отличие от безликого гостиничного номера, снятого на одну ночь. На стенах висели картины, которые они с Ксавьером выбрали в галерее Гассен, а на комоде с зеркалом по-прежнему лежала его расческа.

Этой минуты Джулия боялась больше всего: первая одинокая ночь в их постели, мысли о безвозвратно утерянном прошлом. Как ни странно, ей было спокойно. Возможно, она просто смирилась с тем, что больше никогда не увидит ни Ксавьера, ни своего дорогого petit ange.

Они ушли навсегда. И никакими чувствами, делами или словами их уже не вернуть. Этот молчаливый дом, в котором они жили и любили друг друга, был последним подтверждением окончательности их ухода.

 

Глава 52

Проснувшись утром, Джулия с радостью увидела, что уже около девяти и, значит, она проспала всю ночь. Агнес, домработница и приходящая няня, появилась час спустя и с тревогой заглянула на террасу в поисках хозяйки. Джулия встала, подошла к Агнес и обняла ее.

— Ca va, Agnes?

На лице домработницы появилось явное облегчение.

— Ca va bien, madame Julia. Et vous?

— Мне уже лучше, спасибо. Иди сюда, выпей со мной кофе, — продолжила Джулия по-французски. Здесь она всегда говорила на местном языке, хотя сейчас это казалось ей странным и непривычным.

Агнес неуверенно села, и Джулия налила ей кофе.

— Огромное спасибо, что присмотрели за домом. Везде идеальный порядок.

— Не стоит благодарности, мадам Джулия. Главное, что вы в добром здравии и хорошо выглядите.

— Я постепенно смиряюсь с тем, что случилось. Я поняла, у меня нет выбора. Боль никогда не пройдет, но... — Джулия осеклась.

Агнес любила ее ребенка почти так же сильно, как и она. Эта женщина ухаживала за Габриэлем, и встреча с ней разбередила душу. Джулия судорожно сглотнула и нарочно перевела разговор на практическую тему:

— Есть вещи, которые я не могу сделать сама, и очень хочу, чтобы ты мне помогла.

— Конечно, мадам. Сделаю все, что попросите.

— Я пробуду здесь всего несколько дней, а потом вернусь в Англию. Я собираюсь продать этот дом.

— О, мадам! — испуганно вскричала Агнес. — Но это же ваш дом!

— Да, — кивнула Джулия, — но я должна это сделать, Агнес. Все здесь напоминает мне о прошлом. А если прошлое не вернешь, значит, надо начинать жить заново.

— Понимаю, — печально вздохнула Агнес.

— Я хотела попросить, чтобы вы после моего отъезда очистили гардероб Ксавьера и... — Джулия сглотнула, — спальню Габриэля. Может, вы знаете какую-нибудь благотворительную организацию или семью, которые согласятся взять его игрушки и одежду?

На глазах Агнес выступили слезы.

— Конечно, мадам. Я знаю такую семью. Они с благодарностью возьмут эти вещи.

— Когда дом будет продан, я приеду за своими вещами. Но я хочу выставить его на продажу вместе с мебелью. Думаю, так будет лучше.

Агнес кивнула:

— Есть одна старая французская поговорка, мадам: чтобы удачно войти в будущее, надо смириться с прошлым. Я выполню все ваши просьбы. На мой взгляд, вы... — Агнес не сдержалась и заплакала, — очень смелая.

— Вовсе нет. — Джулия покачала головой. — Будь я смелой, осталась бы здесь и по-прежнему посвящала им всю себя. — Она вздохнула. — Но я приехала сюда попрощаться.

Агнес коснулась руки Джулии:

— Он... они... обрадовались бы, узнав, что вы продолжаете жить и нашли новое счастье.

— Да, — Джулия слабо улыбнулась, — надеюсь, вы правы. Во всяком случае, я должна в это верить.

— Конечно, мадам.

Агнес допила свой кофе и встала.

— Простите, но мне пора браться за работу. Счета лежат на столе в кабинете. Все понимают, что вы оплатите их, когда сможете.

— Конечно, оплачу Сегодня же. А чеки оставлю вам. Пожалуйста, передайте всем спасибо.

— Конечно, мадам. Здесь все вас любили. Всю вашу семью, — добавила она и, резко отвернувшись, ушла в дом.

Джулия провела много времени за своим письменным столом, просматривая почту, которая накопилась за последний год. После несчастья непрерывным потоком пошли открытки с соболезнованиями. Она открывала их, читала трогательные слова сочувствия, и на душе становилось легче: их любили столько людей!

Она сложила открытки в папку, чтобы увезти с собой в Англию, потом выписала чеки тем, кто заботился о доме в ее отсутствие.

Джулия открыла большой официальный конверт, и у нее перехватило дыхание: там оказались свидетельства о смерти мужа и сына — последнее подтверждение их небытия. Расследование и судебное дело были закрыты.

Прихватив лопату, совок и два маленьких саженца кипарисов, Джулия села в машину и через десять минут подъехала к тому роковому повороту, где ее муж и сын встретили свою смерть. Она припарковалась чуть дальше, на асфальтовой площадке, отнесла к месту аварии совок и лопату, потом вернулась за саженцами. Стоя на вершине холма, она видела обуглившиеся ветви деревьев вокруг голого, выжженного огнем пространства. Однако, медленно спускаясь по опасному склону, она заметила, что жизнь здесь начинает возрождаться. Из черной земли проклюнулись дикие орхидеи, которые в этой местности росли преимущественно на холмах. Кое-где выглядывала молодая зелень. Огонь все разрушил, но, в конце концов, он же и удобрил почву. Джулия надеялась, что это торжество природы символизирует и ее собственное возрождение.

Поскольку точное место гибели Ксавьера и Габриэля не было ничем отмечено, Джулия выбрала, по ее представлениям, центральную точку и начала копать. Это была тяжелая работа, да еще на жаре, но она не отступилась и, в конце концов, посадила деревца рядом друг с другом, а потом, сидя перед ними на коленях, представила дорогих ей людей, которых олицетворяли эти молодые кипарисы.

— Прощай, mon petit ange! Прощай, мой Ксавьер! Спите спокойно. Куда бы я ни отправилась, вы всегда будете со мной. Когда-нибудь... мы опять будем вместе. Я люблю вас обоих, очень люблю...

Она встала, послала каждому деревцу воздушный поцелуй и пошла наверх.

Наутро Джулия почувствовала невыразимое облегчение: она переборола себя и сделала то, чего больше всего боялась. Ей предлагали заказать панихиду по Ксавьеру и Габриэлю. Теперь, когда она попрощалась с ними лично, можно подумать и об этом. Наверное, пережитое похоже на катарсис. Во всяком случае, это шаг в правильном направлении для обретения душевного спокойствия, без которого встреча с будущим невозможна.

Затем Джулия совершила следующий важный шаг — посетила местного риелтора и объяснила, что хочет выставить свой дом на продажу. Агент по недвижимости притворился опечаленным, но девушка знала, что он мысленно потирает руки, предвкушая выгодную сделку. Еще бы: ему предстоит сбыть самый востребованный дом в Раматюэле!

— Мадам, мне достаточно снять телефонную трубку, сделать всего один звонок, и ваш дом будет продан. Такие лакомые кусочки редко выставляются на рынке недвижимости. Назовите свою цену, и, уверяю вас, вы ее получите. Но вам надо решить, действительно ли вы этого хотите. Прекрасный дом в прекрасной деревне — удача, которая приходит лишь раз в жизни.

— Абсолютно уверена, — повторила Джулия. — Было бы хорошо, если б там поселилась семья.

— Кажется, у меня есть именно такие покупатели, — заявил риелтор.

— Вот и отлично. — Джулия встала. — Чем раньше, тем лучше. Дому требуются жильцы, а я не могу там остаться. Через пару дней уезжаю. Если кто-то пожелает осмотреть дом, ключи у Агнес Савой.

Агент обошел свой рабочий стол и пожал ей руку.

— Спасибо, мадам, за то, что доверили мне свое чудесное жилище. Позвольте выразить вам соболезнования в связи с вашей трагической потерей.

— Merci, monsieur.

Джулия вышла из риелторской конторы и направилась к залитой солнцем площади. В симпатичных кафе царило оживление, как и положено во время позднего завтрака. Джулия нашла столик под солнцем, заказала кофе латте и стала, медленно прихлебывая, наслаждаться расслабленной атмосферой. Этого будет не хватать — французский образ жизни всегда был ей по душе.

Джулия вдруг поняла, почему так уютно себя здесь чувствует: сказываются гены. Ведь, как выяснилось, ее прабабушка — француженка Адриана. Нащупав эту связь с прошлым, она улыбнулась. Люди — сложные существа, и так приятно открывать грани собственной индивидуальности!

Она заказала себе еще чашку кофе латте. После треволнений последних дней ей не хотелось прерывать этот момент спокойных размышлений.

«Итак, «другая» ее грань, о которой мне так мало известно, берет начало далеко на Востоке, под жарким тропическим солнцем, где состоялась короткая трагическая любовь дедушки и бабушки. Возможно, когда-нибудь я поеду туда и своими глазами увижу красоту, околдовавшую Гарри, но сейчас не время».

Она обратилась мыслями к Киту, и на сердце у нее потеплело. Чуткий и нетребовательный, последние два дня он не звонил, только слал эсэмэски со словами любви.

Джулия достала из сумочки мобильный телефон и перечитала его сообщения.

«Удивительно, как смело Кит признается в любви! А вот я до сих пор не сказала ему о своих чувствах. Наверное, была еще не готова. Зато сейчас, когда, образно выражаясь, книга прошлого закрыта, молчать нет причин».

— Я люблю тебя... — несколько раз повторила Джулия вслух, нежась на солнышке и будто бы пробуя эти слова на вкус. Она нисколько не сомневалась в их искренности.

Дома Джулия сразу прошла в кабинет, чтобы заказать по Интернету билет на самолет в Англию — на завтра. Ей хотелось как можно быстрее вернуться в Уортон-Парк, к Киту. Сказать ему, что она наконец-то полностью в его распоряжении, свободная от прочих обязательств, и, если он хочет, они будут вместе до конца своих дней.

Зазвонил мобильный. Кит! Она нажала кнопку соединения.

— Привет, милая. Как у тебя дела?

— У меня... все в порядке. Спасибо, Кит.

— Хорошо. Так приятно слышать твой голос! Я соскучился, Джулия. Ты там бережешь себя?

— Конечно.

— Еще не знаешь, когда вернешься домой?

Джулия только что заказала авиабилет и точно знала, когда это будет, но решила преподнести ему сюрприз.

— Еще нет. Но я сделала почти все дела, так что, наверное, прилечу быстрей, чем ты думаешь, — произнесла она с усмешкой.

— Замечательно! — В голосе Кита сквозило облегчение. — Ты даже не представляешь, как здесь тихо и спокойно.

— Здесь тоже довольно тихо, — пробормотала Джулия.

— Да, наверное, — серьезно отозвался он. — Я все время думаю о тебе, милая.

— Я о тебе тоже. У тебя все хорошо?

— Да, если не считать того, что я по тебе скучаю. Ну ладно, пока! Сообщи, когда прилетаешь — я зарежу самого упитанного теленка и устрою фейерверк. Я люблю тебя, милая. Звони!

— Ладно, Кит. Пока!

В тот день, полная радостного удивления (судьба подарила ей второй шанс стать счастливой!), Джулия сидела за роялем — на этот раз в ее музыке было больше радости, чем страдания.

Как обычно, она утратила чувство времени и настолько растворилась в музыке, что не заметила, как за окнами стало смеркаться. И не услышала, как отворилась дверь в гостиную. Завершая мелодию последним аккордом, сопровождаемым красивым движением рук, она взглянула на свои наручные часы и увидела, что уже начало восьмого.

«Пора выпить бокал розового вина», — подумала она, складывая партитуру в свой чемоданчик-кейс, чтобы увезти ее домой завтра.

Неожиданно Джулия уловила краем глаза движение за спиной, обернулась... и потрясенно уставилась на человека, стоящего в дверном проеме. Потом инстинктивно закрыла глаза.

«Это привидение, игра воображения... Он не реальный, нет! Когда я открою глаза, он исчезнет...»

Она открыла глаза. Он по-прежнему стоял в дверях.

Потом заговорил:

— Привет, моя Джулия. Я вернулся.

 

Глава 53

Джулия смотрела на него, не отрываясь, однако разум отказывался признавать то, что видели глаза и слышали уши.

Потому что этого... не могло быть.

«Кто это? Ксавьер? Или нет? Во всяком случае, не тот Ксавьер, которого я мысленно представляла со дня его смерти».

Этот Ксавьер постарел лет на десять, а то и на двадцать. Болезненная худоба, на левой стороне лица неровный шрам...

— Понимаю, ты в шоке, — ровным тоном произнес он.

«Это еще мягко сказано!» Джулия едва сдержала истерический смех.

В конце концов, к ней вернулся дар речи.

— Я пытаюсь понять, — медленно произнесла она, излишне напирая на каждое слово, — кто ты — привидение, галлюцинация?

Он покачал головой:

— Ни то и ни другое.

— Значит... — Джулия запнулась и судорожно сглотнула. — Но как?

— Моя Джулия, нам надо о многом поговорить. Но сейчас, пожалуйста, подойди ко мне. Обними своего мужа, вернувшегося из царства мертвых. И ты убедишься, что он настоящий, из плоти и крови.

Ксавьер протянул к ней руки. Медленно, следуя его указаниям, Джулия встала и подошла к нему.

— О, ma cherie, моя Джулия, — пробормотал он, заключая ее в объятия. — Ты не представляешь, как долго я об этом мечтал!

Его прикосновение и знакомый запах подтвердили, что это не галлюцинация. Не выдержав нервного напряжения, Джулия разразилась слезами.

— Не понимаю, просто... не... понимаю!

Она обмякла у него на груди. Ксавьер подвел, или, лучше сказать, поднес ее к дивану и усадил, не разжимая объятий.

— Знаю, знаю, ma petite: увидев меня, ты испытала сильное потрясение. Я пытался придумать, как обставить нашу встречу, чтобы она поменьше тебя травмировала, — он погладил ее по волосам, — но понял, что в любом случае это будет шок.

— Но как? — вскричала она. — Как ты здесь оказался? Ты же мертвец, мертвец! Ты умер год назад... А если не умер, тогда где, черт возьми, ты был?

— Я все тебе расскажу позже, — успокоил Ксавьер. — А сейчас давай отпразднуем наше воссоединение.

— Нет! — Джулия резко отстранилась. — Расскажи сейчас! Ксавьер, прошу тебя!

— D’accord, ты права, я должен все рассказать. Но сперва предлагаю выпить по бокальчику, чтобы успокоиться.

Он пошел за вином, а Джулия осталась в гостиной в полном оцепенении, не в силах осмыслить случившееся.

— Вот, выпей, cherie. Это поможет. — Ксавьер протянул ей бокал.

Джулия сомневалась, что ей что-то поможет, а уж тем более вино, однако послушно выпила: надо хоть на чем-то сосредоточиться.

— Пожалуйста, — опять взмолилась она, — объясни мне, Ксавьер. Ты должен это сделать, иначе я сойду с ума!

Он взял у нее пустой бокал и поставил его на кофейный столик, потом, пристально глядя в глаза жене, накрыл своими длинными пальцами ее руки.

— Ма cherie... Я так долго ждал этого момента! Ждал и боялся. Не знал, как лучше поступить. Может, мне вообще не стоило показываться тебе на глаза? Спрятавшись навсегда, я избавил бы тебя от шока. Конечно, — он кивнул, — в каком-то смысле мне тоже было бы легче: я не хотел тебя пугать. Но... нет! Мой долг мужа и отца призывал меня быть смелым.

Тут в голову Джулии пришла неожиданная мысль.

— О Боже! — Она зажала рот рукой. — Скажи мне, Ксавьер, скажи... если ты жив... то Габриэль...

Ксавьер покачал головой:

— Нет, mon amour, его больше нет. Я... видел своими глазами.

Джулия высвободила руки и сделала глубокий вдох, собираясь с силами.

— Рассказывай.

Ксавьер залпом допил вино и опять потянулся к рукам Джулии, но она их отдернула.

— Нет! Не трогай меня! — Она услышала в собственном крике истерические нотки. — Пожалуйста, говори!

— D’accord, cherie, я начну. В тот день, в тот ужасный день мы ушли с вечеринки в семь. Габриэль спросил, можно ли ему сесть спереди, и я разрешил. Мы поехали домой с открытым верхом. Габриэль радовался, что сидит на переднем сиденье папиного нового спортивного автомобиля. Он кричал, смеялся и все время меня подгонял: «Едем быстрей, пап! Быстрей!» Мне... — Ксавьер запнулся, у него перехватило дыхание, — хотелось сделать ему приятно, и я жал на газ. Въехал в поворот на слишком большой скорости и вывернул руль, чтобы машину не занесло. Я потерял управление. Машина сошла с трассы и полетела вниз по склону.

Ксавьер замолчал.

— Прости меня, Джулия, прости... — Он сглотнул, потом продолжил: — В конце концов, машина остановилась, потому что путь ей преградило дерево. У меня был шок, по лицу текла кровь, — он дотронулся до шрама на щеке, — но я еще был в сознании и сразу повернулся к Габриэлю, чтобы узнать, как он. Но сиденье рядом со мной было пустым. Я понял, что его выбросило из машины, когда она катилась с холма. Кое-как выбравшись из салона, я побежал наверх искать Габриэля.

Ксавьер обхватил голову руками.

— Ох, Джулия, Джулия...

Девушка видела, как ему тяжело, но молчала. А что она могла сказать?

— Когда я его нашел, — прошептал Ксавьер, — я подумал, что он просто потерял сознание. Понимаешь, на нем не было ни единой царапины. Но потом... О Господи, помоги! — воскликнул он. — Я приподнял его и увидел, что его голова болтается на шее, как у... сломанной куклы. Тогда я понял, что при падении он получил серьезную травму.

— Ты говоришь, у него была сломана шея?

«Мне надо, обязательно надо знать, как именно умер мой ребенок!»

— Да. Потом я заметил, что у него открыты глаза... широко открыты, но не мигают. Они не мигали, Джулия! Я попытался нащупать пульс и не смог. Я тряс его, пытался поставить на ноги, хоть и понимал, что он меня уже не видит, что он... нет! — Ксавьер замолчал, давясь слезами, потом потряс головой. — Я не могу произнести это слово.

— И ты понял, что Габриэль мертв? — досказала за него Джулия.

— Oui, cherie, он был... мертв. Не знаю, сколько времени я просидел рядом с ним. Обнимал его и молил Бога, чтобы он ожил... Но все было тщетно. А потом, — Ксавьер передернулся при воспоминании, — я услышал громкий стук и увидел, что машина внизу загорелась. В лесу было очень сухо, через несколько секунд огонь начал подбираться ко мне, и я... о Господи, как же это сказать? — Плечи Ксавьера затряслись от мучительных рыданий. — Я убежал. Я долго бежал по лесу, спасаясь от огня... — Он в очередной раз задушено всхлипнул. — А нашего мальчика я оставил там. Я не взял... с собой... нашего мальчика!

Не в силах больше говорить, Ксавьер обхватил голову руками и заплакал. Джулия сидела рядом, уставившись в пространство и усилием воли заставляя себя оставаться на месте.

— Продолжай, Ксавьер, прошу тебя. Мне надо знать все.

На нее вдруг снизошло странное, пугающее спокойствие.

Через несколько минут Ксавьер продолжил:

— Каждый день я спрашиваю себя, почему так поступил. Почему не взял на руки нашего ангелочка и не унес с собой. Я не могу этого объяснить... Просто не могу. — Он лихорадочно потряс головой. — Я оставил его там одного! Возможно, у меня был шок... Я обезумел от горя... или поддался эгоистичному инстинкту самосохранения. Но я это сделал, Джулия. Он остался там.

Ксавьер опять зарыдал, но Джулия по-прежнему сидела не шевелясь.

— И куда же ты побежал?

Он вытер глаза и нос тыльной стороной ладони и покачал головой.

— Не могу сказать, в каком направлении я бежал, но когда понял, что огонь больше не угрожает, остановился и прямо там, в лесу, лег и заснул. А может, потерял сознание. Проснулся ночью. Я закрыл глаза и опять заснул, а когда открыл их в следующий раз, наступило утро. Я понял: надо вернуться домой и объяснить тебе, что случилось. Но каждый раз, когда я об этом думал, мне становилось плохо. В конце концов, я пошел куда глаза глядят. Оказалось, я недалеко от Сен-Тропе, и вскоре я добрался до города. — Он помолчал, сделал глубокий вдох. — Пойми меня, Джулия, умоляю: в тот момент я был вне себя от горя. Рядом с табачной лавкой продавали газеты. Ты знаешь, какие в тот день были заголовки.

— Нет, я не читала газет.

— Понятно, везде, как всегда, на первой полосе — ты. Мою фотографию журналисты еще не раздобыли, но в то утро узнать меня было невозможно. — Ксавьер скривился. — На щеке — запекшаяся кровь, рваная одежда... Я выглядел как бродяга, а не как муж известной Джулии Форрестер.

Он резко встал и принялся ходить по комнате.

— Я немного привел себя в порядок в общественном туалете, потом купил бутылку воды и газету. В репортаже об аварии говорилось, что я погиб вместе с Габриэлем. И тогда я понял, — Ксавьер остановился посреди комнаты и повернулся лицом к Джулии, — что не смогу вернуться к тебе и рассказать правду. Я знал, что ты никогда меня не простишь. Я убил нашего petit ange и бросил его, оставив гореть в лесу. — Он смотрел мимо Джулии, его глаза уже стали сухими. — И я сбежал.

— Куда?

— Взял прогулочную яхту, которая ходила вдоль берега, и приплыл в Ниццу, а оттуда паромом в Корсику. Поселился в маленькой недорогой гостинице в горах и жил там до тех пор, пока не закончились наличные. Потом несколько недель работал сборщиком фруктов, но каждый раз менял места, чтобы никто не узнал. — Ксавьер пожал плечами. — Может, зря беспокоился, но мне не хотелось рисковать. Наверное... у меня был нервный срыв. Я утратил способность разумно мыслить. Мозг отказывался воспринимать случившееся. Я просто существовал. Ты можешь это понять, Джулия?

«Скажи же хоть что-нибудь!» — молили его глаза, но Джулия молчала.

Он вздохнул.

— А потом я медленно начал приходить в себя. Стал размышлять не только о том, что сделал с Габриэлем, но и о том, что сделал с тобой. Из-за меня ты думала, будто потеряла и любимого сына, и мужа. — Ксавьер нервно провел рукой по волосам. — Я устыдился собственного поступка, но лишь через много месяцев нашел в себе силы и мужество вернуться домой. И вот я здесь, перед тобой.

Повисла долгая пауза.

— Как ты узнал, что я здесь? — спросила, наконец, Джулия.

Ксавьер взглянул на нее с удивлением:

— А где же еще ты могла быть? Если бы уехала с концертами, я бы тебя дождался. В любом случае мы бы с тобой здесь встретились, ma cherie.

— Меня здесь не было, — бесстрастно отозвалась Джулия. — Я уезжала в Англию. И вовсе не для того, чтобы музицировать.

Она поспешно встала. Ей хотелось уйти от него как можно дальше и обдумать те ужасные факты, которые только что узнала — о гибели сына и о той роли, которую сыграл в ней Ксавьер.

Она прошла через холл и кухню на террасу. Обхватив себя руками в тщетной попытке защититься от боли и глядя в усыпанное звездами чернильно-черное небо, Джулия с горькой усмешкой вспомнила: совсем недавно ей казалось, что она уже познала самые страшные страдания.

Выходит, ошиблась!

— Прости меня, Господи... — взмолилась Джулия, ибо в ее мозгу билась кощунственная мысль: «Жаль, что из них двоих уцелел не Габриэль! Он убил нашего ребенка!»

Нет! Джулия покачала головой. Она не должна так думать! Это был несчастный случай, временное помутнение рассудка, трагическая ошибка, которую может допустить каждый, даже самый заботливый родитель... И потом, как знать, выжил бы Габриэль или нет, даже будь он пристегнут к детскому креслицу на заднем сиденье машины.

«Он бросил его гореть в огне лесного пожара».

— О Боже... — прошептала Джулия.

«Можно ли такое простить? А что, если Габриэль был еще жив?»

Эта мысль казалась настолько жуткой, что Джулия тут же ее отбросила.

«Надо поверить Ксавьеру. Он говорит правду: наш малыш погиб в аварии. Иначе я сойду с ума, представляя, как он страдал в одиночестве». А как отнестись к действиям Ксавьера? Он исчез на целых двенадцать месяцев, бросив меня, заставив поверить в то, что я потеряла не только сына, но и мужа. Если бы Ксавьер сразу пришел домой и признался в своей ужасной ошибке, я бы его простила?» Джулия перестала ходить по комнате и без сил рухнула в кресло.

«Можно ли считать чрезвычайные обстоятельства достаточным оправданием? Сначала вернулся Кит, теперь Ксавьер...»

Джулия схватилась за голову: «Нет, это уже слишком...»

Она почувствовала руку на своем плече и вздрогнула от неожиданности.

— Я искренне сожалею, что мне пришлось огорчить тебя своим рассказом. — Ксавьер сел перед ней на колени и взял ее за руки. — Понимаю, как тебе сейчас тяжело. Знаешь, я никогда себя не прошу. Но пожалуйста, пойми: я вернулся, только чтобы загладить свою вину. Знаю, что поступил плохо. — Он нагнулся и поцеловал ее руки. — Я люблю тебя, cherie, очень люблю! Найдешь ли ты в своем сердце силы, чтобы меня простить?

Джулия взглянула в его глаза, исполненные отчаянной мольбы, и встала.

— Я больше не могу говорить. Я очень устала и хочу спать. Пожалуйста, переночуй пока в комнате для гостей.

Она молча прошла мимо него и скрылась в доме.

Следующие два дня Джулия не выходила из своей спальни, несмотря на слезные просьбы Ксавьера, жаждущего поговорить с женой. Ей надо было все обдумать и какое-то время побыть одной, чтобы зализать раны. Она спала урывками, просыпалась среди ночи и вновь вспоминала кошмар, с которым столкнулась не во сне, а наяву.

На третье утро Джулия впустила Ксавьера в комнату. Он вошел, держа в руках поднос с круассанами, джемом и кофе.

— Я принес тебе завтрак, cherie. Ты совсем ничего не ешь, и это меня сильно беспокоит. — Он поставил поднос на кровать и посмотрел на ее изможденное лицо. — Джулия, мне невыносимо видеть, сколько страданий я тебе причиняю.

Ксавьер налил ей кофе. Она села в постели, взяла протянутую чашку и стала молча пить.

— Я собираюсь вернуться в Англию, — произнесла Джулия ровным тоном.

— Bon! — испуганно воскликнул Ксавьер. — Тебе нельзя никуда ехать в таком состоянии! И потом... нам надо хотя бы поговорить.

Джулии вдруг остро захотелось вернуться к спокойному, безмятежному существованию с Китом в Уортон-Парке. На глаза навернулись слезы.

— Ксавьер, я... — Она вздохнула, не зная, как озвучить свои смятенные чувства.

— Джулия, — умоляюще произнес он, — у меня к тебе только одна просьба: пожалуйста, останься здесь, со мной, хотя бы на несколько дней. Я буду любить тебя и помогу справиться с ужасным потрясением, которое ты из-за меня испытала. Если же потом ты все-таки решишь уехать, я не стану тебя удерживать. Но мы должны попытаться восстановить наши отношения — ради нашего маленького ангела, ведь мы его родители.

Это был единственный довод Ксавьера, который удержал ее от немедленной поездки в аэропорт.

— Я многие месяцы оплакивала его в одиночку, — тихо сказала Джулия.

— Так позволь мне оплакать его вместе с тобой. Мне тоже это нужно. Пожалуйста, не бросай меня, cherie. Я не смогу... Не смогу жить дальше.

Джулия взглянула на него и увидела в глазах отчаяние.

— Хорошо. Я сделаю, как ты просишь, и останусь здесь. Пока.

Ксавьер стиснул ее в объятиях, расплескав кофе по всей постели.

— Merci, mоn amour. Обещаю, не пожалеешь. Ну, моя Джулия, чем бы ты хотела сегодня заняться?

— Заняться? — озадаченно переспросила она.

— Да. Мне кажется, тебе будет полезно выйти из дома, избавиться от... воспоминаний. Мы могли бы... — Ксавьер пожал плечами, — прогуляться по нашему любимому пляжу, а потом вместе пообедать. Хочешь?

—Я...

— Пожалуйста, Джулия, mon amour! — тихо взывал Ксавьер, глядя на свои руки. — Я понимаю, сколько боли причинил тебе своим рассказом, но неужели ты совсем не рада, что муж вернулся? Ты... и меня тоже оплакивала?

— Конечно. Я несколько месяцев... — Джулия судорожно сглотнула, — не находила себе места от горя. Ты и представить не можешь, как мне было плохо! А когда я, наконец, начала смиряться и потихоньку задумываться о будущем, вдруг появился ты, и... ох, Ксавьер! Я в полной растерянности.

Она не сдержала слез. Ксавьер обнял ее и погладил по волосам.

— Прекрасно тебя понимаю, mon amour. Клянусь, я сумею загладить свою вину и сделаю все, чтобы тебе помочь. Ты больше не одинока. Я здесь, с тобой. Ведь мы нужны друг другу, правда?

— Да, но... — Это «но» было таким сложным, что Джулия не смогла его сформулировать.

— Знаешь, я в самом деле считаю, что тебе стоит на время уйти из этого дома. Если не понравится, я тут же привезу тебя обратно. D’accord?

Джулия вздохнула. Она словно оцепенела. Какая разница, где находиться, лишь бы избавиться от тянущего чувства в животе, которое возникло у нее после того, как Ксавьер рассказал, что случилось с ее ребенком. На нее опять навалилась черная тоска.

— D’accord.

— Bonne. Но сначала, — Ксавьер глубоко вздохнул, — мне надо сходить в жандармерию и показать, что я восстал из мертвых.

— Твое свидетельство о смерти лежит на столе в кабинете. Захвати его на всякий случай, — сухо бросила Джулия.

Он встал и посмотрел на нее сверху.

— Знаешь, меня могут привлечь к уголовной ответственности.

Эта мысль не приходила ей в голову.

— За что?

— За вождение в пьяном виде или даже убийство. Но я должен это сделать и пойду туда прямо сейчас, чтобы покончить с самым неприятным. Мне страшно, — признался он.

Джулия прекрасно знала, что означает этот его взгляд: он хочет, чтобы она пошла с ним. Проигнорировав немую просьбу мужа, она вылезла из постели и направилась в ванную.

— Пока, — бросила Джулия и исчезла за дверью.

Когда Ксавьер вернулся, Джулия сидела за роялем, надеясь найти утешение в музыке. Он шагнул в гостиную с улыбкой на губах.

— Voila! Все в порядке! Когда месье инспектор увидел перед собой человека, принесшего свидетельство о собственной смерти... — Ксавьер усмехнулся, — у него было такое лицо, cherie!

— Он наверняка был в шоке.

Джулию озадачила веселость Ксавьера.

— Он сомневается, что меня в чем-то обвинят, поскольку свидетелей аварии не было. Мои объяснения он выслушал без вопросов. Похоже, я не первый водитель, который потерял управление в этом месте дороги. Он сказал, мне могут вменить инсценировку собственной смерти, но только если ты получила деньги по страховке. Ты их получила? — с тревогой спросил Ксавьер.

У нее не было желания заниматься бумагами, связанными со «смертью» мужа. Она впервые порадовалась этому обстоятельству.

— Нет, — тихо ответила Джулия.

На лице Ксавьера отразилось облегчение.

— Замечательно! Значит, тебя тоже нельзя ни в чем обвинить.

— Что? — Джулия вздрогнула.

— Не волнуйся. — Он ласково чмокнул ее в макушку. — Это, конечно, пустяк, но он доказывает, что мы с тобой не были в преступном сговоре.

Джулия закрыла лицо руками и покачала головой:

— Прекрати, Ксавьер! Мы говорим о смерти моего... нашего... ребенка, а не о сложном финансовом мошенничестве!

— Pardon, cherie. Прости мне мою нечуткость. Все эта проклятая французская бюрократия! А сейчас, — он отнял ее руки от лица, — позволь пригласить тебя на ленч. Надо уметь во всем находить хорошее, oui? А хорошее заключается в том, — он приподнял подбородок Джулии и поцеловал ее в губы, — что я свободный человек, я жив и вернулся к своей красавице жене.

 

Глава 54

Симпатичная приморская деревушка Жигаро притулилась на краю полуострова, с другой стороны от Сен-Тропе. Она располагалась на территории заповедника, вдали от главной автомагистрали, связывающей курорты Ривьеры, поэтому ей удалось сохранить свой древний колорит. Вдоль не испорченного туристами пляжа тянулся ряд живописных ресторанов с открытыми верандами, и это был хорошо охраняемый местный секрет.

Ксавьер вошел в «Саламандру». Джулия покорно плелась следом. Она видела, как Шанталь, хозяин ресторанчика, уставился на ее мужа: у него было такое лицо, точно перед ним возникло привидение.

Ксавьер ободряюще кивнул:

— Oui, Chantal, c’est moi!

Шанталь зажал рот рукой.

— Но... Боже мой! Не верю глазам своим! Как такое возможно?

Ксавьер обнял Джулию.

— Это долгая история, которую я когда-нибудь вам расскажу. А сейчас, если не возражаете, мы займем наш обычный столик и закажем кувшинчик розового вина.

Шанталь ушел за вином, а Джулия взглянула на Ксавьера.

— Как ты собираешься объяснять людям свое отсутствие? — поинтересовалась она абсолютно бесстрастным тоном.

— Расскажу им правду, только и всего, — пожал плечами Ксавьер. — Скажу, что обезумел от горя и решил исчезнуть.

Джулия внимательно смотрела на мужа. Все утро ей не давала покоя одна неприятная мыслишка.

«Надо кое-что проверить...»

— Ты же понимаешь, для прессы это манна небесная... — начала Джулия.

— Ты права, милая. Voila! — Ксавьер хлопнул ладонями по столу. — Я соберу пресс-конференцию, приглашу этих стервятников. Пусть придут и заклюют нас своими вопросами — но только один раз. Да, именно так! Мы позвоним Олаву, и он это организует.

Ксавьер напоминал Джулии разогнавшийся локомотив. Он радовался, что наконец-то вернулся из добровольного изгнания, но она не разделяла его восторгов. Пресс-конференции и шампанское, которое им преподнес любезный Шанталь, не вызывали у нее воодушевления. Она думала о своем бедном сыне. Представляла, как он лежал один в лесу и его тело пожирал огонь...

Мысль о внимании прессы не на шутку вдохновила Ксавьера. Только сейчас Джулия вспомнила, как он любит рисоваться на публике.

— Пожалуйста, Ксавьер, давай обойдемся без журналистов. Мне сейчас не до них, — взмолилась она.

— Да, ты, конечно, права. Прошу прощения, cherie. Наверное, я, как говорится, бегу впереди паровоза. Но что делать? Я так счастлив! Я вернулся к жене и вновь смотрю в ее прекрасные глаза. Sante. — Он чокнулся с ней бокалами.

— А вот я не могу... быть счастлива, ведь я только что узнала подробности гибели Габриэля.

Ксавьер потянулся через стол, и она нехотя позволила ему взять себя за руку.

— Пожалуйста, поверь, Джулия, это была ужасная авария. Я никогда себя не прощу. Но я сполна наказал и себя, и тебя. Что мне еще сделать? Как загладить свою вину? Скажи мне, и я обещаю сделать это.

— Ничего, — вздохнула она. — Ты ничего не можешь сделать.

Утром Джулию разбудил громкий стук в парадную дверь. Она сонно проковыляла в холл и увидела, что Ксавьер уже открыл: на пороге возникло море лиц, видеокамер и диктофонов.

В испуганное лицо Джулии ударили фотовспышки. Она метнулась в гостиную, умоляя Ксавьера закрыть дверь, и без сил опустилась на диван, дрожа и хватая ртом воздух. Наконец до нее долетел звук закрываемой двери, и в гостиную вошел Ксавьер.

— Ты от них избавился? — встревоженно спросила Джулия.

— Cherie, мне очень жаль, что они пришли так быстро, но здесь уж ничего не поделаешь, сама понимаешь. Ты знаменитость, а я — твой муж. Они не уйдут, пока не сделают репортаж. Так что чем раньше мы с ними встретимся, тем лучше. Я сказал, что через полчаса мы выйдем во двор и дадим интервью. Их это устроило.

— Но они же, наверное, хотят говорить с тобой? — простонала Джулия. — Может, я останусь в доме?

Ксавьер приобнял ее за плечи.

— Вообще-то им нужна ты. Твоя фотография будет отлично смотреться на первой полосе. Это та цена, которую ты должна заплатить за богатство и славу, не так ли? Ладно, пойду приму душ. — Он взглянул на жену, сидящую в старой застиранной футболке, в которой любила спать. — Думаю, тебе тоже следует привести себя в порядок.

Джулия сделала, как он просил, и фотографы запечатлели ее в супружеских объятиях. Ксавьер нежно целовал ее в губы. Когда ее спросили, что она испытывает по поводу чудесного возвращения мужа, Джулия сказала, что очень счастлива.

А что еще она могла сказать?

Вскоре после того, как она закрыла за журналистами дверь, у нее зазвонил мобильный.

— Привет, Джулия, это Алисия. Слушай, только что по радио... в новостях сообщили, что у Джулии Форрестер нашелся муж, что он цел и невредим. Неужели, правда?

— Да, правда, — вздохнула Джулия. — Мне надо было тебе позвонить, но я и сама еще не оправилась от шока. К тому же я не ожидала, что новость так быстро распространится.

— Чему ты удивляешься? Новость-то и впрямь сногсшибательная! Значит, теперь, когда он вернулся, ты останешься во Франции?

— Я... — Джулия запнулась, — не знаю.

— Понятно. — Алисия, в свою очередь, помолчала, потом спросила: — А ты говорила с Китом?

— Пока нет.

— Знаешь, мне не хочется давать тебе советы, но я бы на твоем месте обязательно ему позвонила. Иначе он узнает эту историю от других.

— Да, ты права, — нехотя согласилась Джулия, которая даже думать не могла о разговоре с Китом.

— Кстати, папа звонил. Он тоже слышал про Ксавьера и передает тебе поздравления. Скажи, Джулия, ты рада, что так случилось?

Краем глаза Джулия заметила Ксавьера, который шел к ней через кухню, поэтому сказала в трубку:

— Извини, Алисия, давай поговорим позже, ладно? У меня сейчас куча дел.

— Конечно. Передавай привет Ксавьеру. Я тебе перезвоню. Пока, Джулия, береги себя!

Ксавьер тихо подошел сзади и обнял ее за плечи.

— Как ты, моя Джулия?

— В шоке, — призналась она.

— Все любят счастливый конец... je t’aime... — Ксавьер поцеловал супругу в шею, и его руки заскользили по ее телу.

Джулия отстранилась:

— Нет! Ради Бога, Ксавьер! Неужели ты не понимаешь: это вовсе не счастливый конец!

— Да, конечно. Je comprend. Прости. Я хотел показать тебе свою любовь, но с этим придется подождать: ты еще не готова.

Джулию прошиб холодный пот. Ей захотелось остаться одной, уйти от него подальше. Она направилась к двери и тут услышала:

— Роланд и Мадлен пригласили нас на обед — отпраздновать мое возвращение. Хочешь поехать?

Те самые Роланд и Мадлен, которые в тот роковой день пригласили Ксавьера и Габриэля на барбекю.

— Нет. Я устала, Ксавьер.

В его глазах мелькнуло раздражение, но потом он кивнул:

— Хорошо. Ну, а мне придется принять приглашение, так что через полчаса я уеду. Пока, mon amour.

— Пока.

Джулия вышла на террасу и рухнула в кресло. День был жарким, единственной границей между морем и небом служила мерцающая белая полоса знойного воздуха.

«Алисия права: надо позвонить Киту и честно объяснить ему ситуацию».

Она достала мобильный телефон и пролистала контакты.

«Как странно: муж вернулся из царства мертвых, а у меня ощущение, будто это я помертвела».

Услышав, что Ксавьер ушел, Джулия сделала глубокий вдох и нажала кнопку вызова.

Телефон на письменном столе зазвонил. Кит взглянул на дисплей (Джулия!) и продолжал слушать гудки.

Он не хотел с ней говорить. Потому что знал, что она скажет, — Кит все слышал по радио, когда ехал в машине.

Кит уставился на парк за окном. Разумеется, Джулия встречалась с ним только потому, что считала мужа погибшим. Теперь же, когда Ксавьер вернулся, как можно с ним соперничать? Он муж Джулии, она его жена.

— О Боже... — простонал Кит. — Надо было сразу догадаться, что впереди какой-то подвох: слишком уж все было гладко...

Впервые за много лет он позволил себе влюбиться в женщину. Наконец-то набрался смелости и дал волю чувствам. Джулия тоже отбросила собственные страхи и шагнула ему навстречу. Только сейчас он узнал, что такое настоящая любовь.

— Где мне найти другую? — печально вздохнул Кит.

Нет, другой уже не будет. А надеяться на продолжение отношений бессмысленно. Джулия наверняка вне себя от счастья: если бы Мила воскресла из мертвых, он бы тоже прыгал от радости.

Сотовый опять зазвонил. Снова Джулия.

Кит задумчиво разглядывал парк.

«Нет, лучше не слушать, как она скажет эти слова! Я и так все понимаю».

— Будь счастлива, моя дорогая, — прошептал он. — Я всегда буду тебя любить.

 

Глава 55

Джулия не понимала, как пережила следующие несколько дней. По привычке она вновь нашла утешение в музыке. Часами играя на рояле, Джулия уходила не только от реального мира, но и от неусыпного внимания Ксавьера.

Он из кожи вон лез, стараясь показать ей, как сильно ее любит, и с нетерпением ждал взаимности, однако Джулия не отвечала на его чувства. Она словно окаменела. Спала, разговаривала, ела — делала все, что делает живой человек, — но на душе была пустота. Вместо сердца, которое еще недавно билось и любило, образовалась черная дыра. Кит помог ей опять стать счастливой, но теперь все это исчезло.

Однажды вечером, после целого дня, проведенного за роялем, Джулия уселась на террасе с бокалом розового вина. Тут же зазвонил сотовый телефон. На дисплее высветился номер Алисии.

— Алло? — произнесла Джулия.

В ответ послышались рыдания.

— Что случилось, Алисия?

— Ох, Джулия! Я... — Слова Алисии потонули в новых рыданиях.

— Ты можешь успокоиться и сказать мне, в чем дело? — Джулия была потрясена: что могло так расстроить ее обычно невозмутимую, сдержанную сестру?

— Нет-нет! Это ужасно! Можно мне приехать к тебе во Францию? Я должна убраться отсюда подальше. Макс сказал, что возьмет несколько дней выходных и посидит с детьми. Ты разрешишь мне немного пожить с тобой? Знаю, у тебя сейчас трудный период, но... ты мне нужна.

— Конечно, приезжай. Что-то случилось с Максом?

— Нет, если бы с ним! Все дело во мне.

— Ты заболела? — испугалась Джулия.

— Нет! Я не заболела! Я совершенно здорова. Но... о Господи! Пожалуйста, Джулия... я прямо завтра сяду в самолет и уже во второй половине дня буду у тебя. Ты подвезешь меня от Тулона?

— Разумеется. — Джулия была рада хоть ненадолго ускользнуть от пристального взгляда Ксавьера. — Чем еще я могу тебе помочь?

— Больше ничем. Просто дай мне убежище, чтобы я могла привести свои мысли в порядок. Не хочу биться в истерике на глазах у детей.

— Позвони мне сразу, как только закажешь билеты на самолет, и я встречу тебя в аэропорту. Не знаю, что там у тебя произошло, но уверена, все образуется.

— К сожалению, не образуется, — заявила Алисия. — Я совершенно убита, но уже ничего не исправишь. Как бы то ни было, Джулия, большое тебе спасибо. Я перезвоню.

Джулия не на шутку встревожилась за сестру, в то же время радуясь, что в ней самой наконец-то проснулись какие-то эмоции. Значит, она еще не совсем окаменела и рано или поздно что-то почувствует к мужу — или любовь, или ненависть... Но что все-таки приключилось с Алисией? Почему она, преданная мамаша, готова бросить своих четверых детей и сломя голову нестись в аэропорт?

Ксавьер пришел домой пару часов спустя — сказал, что встретил в Сен-Тропе каких-то приятелей и они отметили его возвращение. Джулия слушала его пьяную речь, брезгливо морщась. Ее всегда возмущало чрезмерное увлечение мужа алкоголем, но когда она начинала его за это отчитывать, он делался агрессивным и яро отрицал все обвинения.

Сегодня вечером, когда Агнес вынесла им на террасу ужин, и Ксавьер снова залпом осушил свой бокал, Джулия промолчала: у нее не было сил скандалить.

— Завтра приедет моя сестра. Она поживет у нас несколько дней, — сообщила Джулия, ковыряя вилкой барабульку, тушенную с клюквой.

— Непогрешимая Алисия осчастливит нас своим визитом?

— Не говори о моей сестре в таком тоне! У нее что-то стряслось. Она не сказала, в чем дело, но голос был очень расстроенный.

— Наверное, потеряла в куче стираного белья любимую рубашку мужа, — хохотнул Ксавьер.

Джулия проигнорировала его пьяную шутку и решила сменить тему.

— Значит, сегодня ты дал последнее интервью? — спросила она, имея в виду его беседу с корреспондентом «Фигаро».

— Я еще не решил, последнее или нет, — пожал он плечами. — У меня много приглашений. А еще мне предлагают написать мемуары. Обещают кучу денег. Как думаешь, согласиться?

— Я думаю, нам не нужны деньги! — отрезала Джулия.

— А репортер «Пари матч» хочет приехать сюда и пообщаться с нами обоими.

— Нет, — твердо заявила она. — Я уже говорила: не хочу общаться с прессой. Пожалуйста, не втягивай меня в подобные мероприятия!

— D’accord, — бросил Ксавьер, и они стали есть молча.

Вскоре Ксавьер потянулся через стол и взял жену за руку.

— Почему ты такая грустная, Джулия? Прошу тебя, скажи, в чем дело.

— Наверное, не успела к тебе привыкнуть, — просто объяснила она, не желая продолжать эту тему.

Ксавьер сжал ее руку, потом налил себе еще вина.

— Да, наверное. Знаешь, ты сильно изменилась.

— Еще бы! Мне кажется, я прожила целую жизнь с тех пор, как мы с тобой тогда расстались. Такой... опыт не проходит бесследно, Ксавьер.

— Но ведь мы можем вернуть наши прежние отношения, cherie? — спросил он с мольбой в голосе. — Мы же так любили друг друга! Это было прекрасно! Я знаю, пройдет время, и все будет как раньше.

— Очень на это надеюсь, Ксавьер, — вздохнула Джулия.

Позже он проводил ее до спальни и задержался в дверях.

— Прошу тебя, Джулия, разреши мне сегодня ночью остаться с тобой. Я докажу тебе свою любовь и помогу нам обоим вспомнить былые чувства. — Он подошел ближе и обнял супругу.

Она не испытывала к нему ни малейшего желания, однако не стала противиться ласкам и поцелуям, думая, что, возможно, он прав и в постели к ней вернется утраченное ощущение счастья.

После физического соития Джулия долго не смыкала глаз. Сам акт продлился всего несколько секунд, и Ксавьер тут же крепко заснул.

Жестокая правда заключалась в том, что его прикосновения и запах перегара вызывали у нее отвращение. Как такое произошло? Раньше она всегда с нетерпением ждала интимной близости с мужем. Ей нравилось прижиматься к его обнаженному телу. Секс был сильной стороной их брака. Но сегодня...

Джулия беспокойно ворочалась в постели. Когда Ксавьер занимался с ней любовью, она помимо воли думала о Ките — о его нежных чувственных руках, умеющих доставить удовольствие и дождаться, когда она будет готова... о том, как они часто смеялись в постели... С ним она могла полностью расслабиться и открыться: Кит любил ее такой, какая она есть...

Джулия одернула себя: «К чему травить душу воспоминаниями? Отношения с Китом безвозвратно закончились, мне осталось лишь покориться судьбе».

Когда Алисия появилась в зале прибытия Тулонского аэропорта, Джулию поразил ее бледный, изможденный вид. Она подошла к сестре и заключила ее в объятия.

— Привет, Алисия. С приездом во Францию!

— Ох, Джулия, я так рада тебя видеть... — через силу выдавила Алисия и разрыдалась у нее на плече.

— Пойдем, отвезу тебя домой, а потом расскажешь, что стряслось, — ласково предложила Джулия, ведя Алисию к машине.

Пока они ехали на восток, в Раматюэль, Джулия украдкой поглядывала на сестру. Та смотрела прямо перед собой, напряженно сцепив руки на коленях.

— Может, расскажешь прямо сейчас? — спросила Джулия. — Или подождешь, когда мы приедем?

— А Ксавьер дома? — поинтересовалась Алисия.

— Да.

— Ты еще не говорила с папой?

— Нет. — Джулия пожала плечами. — Он куда-то пропал. Вообще-то странно, что он мне не звонит, тем более что Ксавьер вернулся.

— Возможно, его голова занята другим, — пробормотала Алисия.

Джулия услышала в ее тоне горькие нотки и решила не спешить с расспросами. Дальше они ехали молча. Дорога начала забирать вверх, и перед ними открылся великолепный вид: Средиземное море во всей своей лазурной красе.

— Остановись здесь, ладно? — Алисия вдруг тронула Джулию за руку. — Мне надо выйти.

Джулия подъехала к площадке на вершине утеса — здесь парковались желающие полюбоваться знаменитой панорамой. Алисия тут же выбралась из машины и подошла к перилам, отделяющим ее от отвесного спуска к морю.

Джулия осторожно последовала за сестрой, встала рядом и перегнулась через ограждение.

— Здесь красиво, правда? — осторожно произнесла она.

— Три дня назад папа сказал, что они с мамой меня удочерили! — вдруг выпалила Алисия, скрывая душевное напряжение за почти механической четкостью речи.

— Что??? — От удивления Джулия открыла рот.

— Да, это правда, — отрывисто подтвердила Алисия. — Я им неродная. В двадцать с чем-то лет мама заболела раком. Умерла она гораздо позже, в сорок с лишним, когда случилось обострение. Думали, из-за лучевой терапии она не сможет иметь детей, поэтому меня и удочерили. Так что мама мне вовсе не мама, папа — не папа, а ты, Джулия, — она обернулась и вперила в нее пустой взгляд, — мне не сестра.

— Нет! Не может быть... — Джулия отчаянно затрясла головой.

«Господи, когда же закончится эта череда потрясений?»

— Все именно так. Папа показал мне мое свидетельство о рождении. Моя настоящая мать, ее звали Джой Рейнолдс, была несовершеннолетней. Она приехала из Эйлшама, попала в переплет и решила от меня отказаться. Мама с папой, вернее, Джордж с Жасмин, удочерили меня, когда мне было две недели от роду.

— А...

— Ты хочешь спросить про себя? — угадала Алисия. — Все в порядке, Джулия, ты действительно их дочь. Я одна кукушка в чужом гнезде.

— Но я не понимаю, Алисия. Если мама не могла иметь детей, как же я появилась на свет через три года после тебя?

— Так часто бывает: бесплодные женщины берут на воспитание чужих детей, а потом вдруг рожают своих. Все дело в гормонах, которые вырабатываются в их организме под воздействием материнского инстинкта, — объяснила Алисия. — Вчера вечером Макс залез в Интернет и нашел там сотни похожих историй. Так что не волнуйся, Джулия, ты — их родная кровь. Прости мне мой горький тон. — Она тронула Джулию за руку. — Я вовсе не хочу тебя обидеть. Просто все, во что я верила, оказалось ложью. Теперь сама не знаю... кто я.

— Да-а, — протянула Джулия, — представляю, как это ужасно. Сочувствую, Алисия. Знаешь, если честно, я не могу понять, почему папа рассказал тебе об этом только сейчас. По-моему, это надо было сделать много лет назад.

— Конечно, — кивнула Алисия. — Мне кажется, он вообще не собирался ничего рассказывать, но пришлось: по его словам, Элси открыла ему какой-то секрет.

Джулия начала кое-что понимать.

«Вот почему Элси настаивала, чтобы я не говорила сестре о своем родстве с Кроуфордами: оказывается, Алисия не унаследовала эти гены!»

— Впрочем, — продолжила Алисия, — теперь не важно, что заставляло его молчать. Главное, что я, в конце концов, узнала правду и теперь не знаю, как жить дальше. — Алисия разрыдалась.

Джулия до этой минуты не видела сестру такой беспомощной и подавленной. Она лихорадочно подыскивала слова утешения.

— Я понимаю, какой это шок...

Алисия подняла голову и взглянула на Джулию.

— Правда, понимаешь? — Она покачала головой. — Нет, Джулия, вряд ли. Для меня всегда на первом месте была семья. Помнишь, когда умерла мама, я изо всех сил старалась заботиться о вас с папой. Да, я тоже горевала, но кто-то же должен был занять мамино место и решать бытовые проблемы. Я научилась это делать... и делаю до сих пор! — Алисия сверкнула глазами.

— Прости, Алисия, я не понимала...

— Конечно, не понимала, — подхватила Алисия. — Ты жила своей жизнью, папа — своей. Вы были поглощены собственными делами. Впрочем, сейчас все осталось по-прежнему. Вся беда в том, что моя жизнь крутилась вокруг вас двоих — я хотела помочь вам, единственным близким мне людям, стать для вас надежной опорой. Но папа то и дело уезжал в экспедиции собирать свои цветочки, а ты упорхнула в музыкальный колледж, с радостью от меня отделавшись...

— Это не так, Алисия!

— Перестань, Джулия, не надо обманывать, — хмуро бросила Алисия. — Тебе не нравилось, что я о тебе забочусь. Мне кажется, я до сих пор тебя раздражаю своей «непогрешимостью», своей хозяйственностью... Тебе неприятна моя опека. Но я тебя не виню. — Она покачала головой. — Я сама взвалила на себя эту обязанность. Она помогала мне выжить, забыть о собственных горестях. Я годами всех опекала: тебя, папу, Макса, детей... И теперь... — Алисия задохнулась от волнения, — оказалось, что все ложь! Вы все — ты, мама и папа — мне неродные!

Джулия стояла молча, напуганная силой гнева и обиды Алисии. К своему стыду, она понимала, что сестра во многом права.

— Это не было ложью, Алисия, — наконец сказала она. — Мы же любили друг друга и любим. По-настоящему любим. И не важно, что между нами нет кровного родства.

Алисия тяжело вздохнула.

— Прости меня, Джулия. Наверное, я перегнула палку. Моя способность справляться с проблемами на этот раз мне изменила. Такое чувство, будто моя жизнь пошла кувырком. Теперь все кажется... бессмысленным.

Джулия осторожно дотронулась до ее плеча.

— Это просто шок. Потом обязательно станет легче.

— Я не могу поверить, что мама на самом деле мне неродная, — прошептала Алисия, — что мы с ней не связаны кровными узами.

— Но ведь и у мамы была такая же ситуация... — Сказав это, Джулия спохватилась, но было поздно.

Алисия уставилась на нее:

— Что? Хочешь сказать, маму тоже удочерили?

Джулия кивнула:

— Да. Мне сказала об этом Элси. Я почти уверена, что папа тоже в курсе.

— О Боже! — выдохнула Алисия. — А мама знала, что ее удочерили?

— Нет. Элси говорит, что всегда считала Жасмин своей дочерью. На мой взгляд, — мягко добавила Джулия, — это главное. Разве не так?

Алисия промолчала. Джулия откинула с ее заплаканного лица светлые прядки волос.

— Я понимаю: непросто смириться с мыслью, что на самом деле все не так, как ты всю жизнь думала. Но суть от этого не меняется. От мамы тебя отличает лишь то, что она не знала правду о своем происхождении, а ты теперь знаешь.

Алисия, которая уже немного успокоилась, посмотрела на море и вздохнула:

— Мне почему-то стало легче, когда ты сказала про маму. Наверное, к этому просто надо привыкнуть.

— Конечно, — согласилась Джулия. — Не хочу тебя поучать, но за последний год мне пришлось пережить многое, и я знаю: время лечит.

— Да. — Алисия вперила взгляд в дальний берег залива. — Я и раньше боялась, что, столкнувшись с настоящей проблемой, в отличие от тебя не смогу с ней справиться. Помнишь, как-то говорила тебе об этом? Я была права. — Она грустно улыбнулась. — Сейчас я в полном нокауте.

— Ты обычный человек, Алисия. — Джулия понимала, что несправедливо судила сестру, и испытывала запоздалые угрызения совести. — Не будь к себе слишком сурова.

— То же самое говорит Макс. — Она с улыбкой обернулась к Джулии. — Знаешь, какой он хороший? Чуткий, внимательный...

— У тебя замечательный муж, Алисия. Он тебя очень любит.

— Вся беда в том, что за годы нашей семейной жизни он привык видеть меня сильной. И вдруг я раскисла. Представляю, как он потрясен.

— Может, он радуется, что ему наконец-то представился случай о тебе позаботиться, — предположила Джулия.

— Может быть... Обними меня, пожалуйста! — Алисия потянулась к сестре.

Джулия прижала ее к себе.

— Прости, я наговорила лишнего. Не хотела тебя обидеть. — Голос Алисии звучал глухо: она стояла, уткнувшись сестре в плечо.

— И ты меня прости — за мою черствость. Я не замечала, что ты тоже горюешь по маме, и вела себя как последняя эгоистка. А ведь ты просто пыталась помочь. Ты была ко мне очень добра, особенно в последнее время. Не знаю, что бы я без тебя делала, — призналась Джулия, и эти слова шли из глубины ее души.

— Что ж, сестренка, роли поменялись, — Алисия выбралась из ее объятий, — теперь мне нужна твоя помощь. Не возражаешь?

— Нисколько.

В тот вечер Алисия ужинала на террасе вместе с Джулией и Ксавьером. Приехав из аэропорта, она поспала и, кажется, немного успокоилась, хоть и осталась такой же бледной. Ксавьер вел себя безупречно, к тому же в присутствии Алисии атмосфера между ним и Джулией разрядилась, и они приятно провели вечер. В полночь Алисия зевнула и встала из-за стола.

— Простите, ребята, я не выспалась и к тому же выпила слишком много вина на голодный желудок, ведь я ничего не ела в последние дни. Спокойной ночи и большое спасибо за гостеприимство. — Она посмотрела на Джулию. — Я так рада, что приехала к тебе!

Вскоре ушел и Ксавьер, предоставив Джулии гасить свет в комнатах и запирать двери. С Китом было по-другому: они все делали вместе. Обходя дом, она думала об Алисии. Сестра всегда скрывала свои слабости, а Джулии было недосуг приглядеться к ней повнимательнее. После смерти мамы Алисия рьяно взвалила на свои плечи груз хозяйственных и семейных хлопот, тем самым пытаясь защититься от горя, и вот теперь защитные стены начали рушиться.

Судя по вскользь оброненным замечаниям Кита, он прекрасно понимал Алисию.

«Жаль, что мне не хватает его проницательности! — думала Джулия, поднимаясь по лестнице. — Слава Богу, теперь у меня появилась возможность отплатить сестре за ее доброту и заботу».

Входя в свою спальню, она ощутила внезапный прилив нежности к Алисии.

После вчерашней совместной ночи Ксавьер, видимо, решил, что он полностью восстановлен в супружеских правах, и теперь лежал, вольготно раскинувшись на кровати.

— Сегодня вечером твоя сестра показалась мне... — он помолчал, подыскивая слова, — более человечной, чем обычно. Но я все равно с нетерпением ждал, когда закончится ужин, чтобы снова остаться с тобой наедине, mоn amour. — Он указал на свой надувшийся пах, прикрытый трусами-«боксерами».

Джулия села на кровать, чтобы раздеться. Он притянул жену к себе и нагнул ее голову.

— Нет, Ксавьер! — Она вырвалась из его рук и тряхнула головой. — Не сегодня. Я очень устала.

— Но, Джулия, ты же знаешь, как мне это нравится! У тебя такие мягкие губы! Это меня так заводит! — настаивал он.

Не обращая внимания на его просьбы, Джулия встала и ушла в ванную.

На другой день Ксавьер спозаранку уехал на очередное интервью, и Джулия с Алисией не спеша, с удовольствием позавтракали вдвоем. Потом Джулия предложила отправиться в самый тихий уголок пляжа Пампелон в Сен-Тропе.

— Какая благодать! — вздохнула Алисия, когда они устроились в удобных шезлонгах, выданных в пляжном баре. — Если у вас есть сестра, которая живет на юге Франции, то можно пережить даже известие о том, что вы неродной ребенок в семье. Здесь, с тобой, мне действительно стало легче. К тому же ты права: мое удочерение — не такая уж большая трагедия.

— Конечно, Алисия. — Джулия подставила лицо ласковому солнышку. — Прости меня за то, что пренебрегала твоей заботой. Мне всегда казалось, что жизнь осыпает тебя своими благами, а ко мне поворачивается задом.

— Если бы! — простонала Алисия. — Последние двадцать лет я только и делала, что избегала собственных чувств. И вот что, в конце концов, получилось: теперь даже не знаю, кто я такая.

— Возможно, тебя ждут интересные открытия в этой области, — предположила Джулия. — На мой взгляд, тебе стоит на время перестать думать о других и сосредоточиться на собственных проблемах.

— Беда в том, что мне необходимо чувствовать свою нужность, — призналась Алисия. — Если я от этого откажусь, что у меня останется?

— Твои близкие любят тебя за то, что ты есть, а не за то, что ты для них делаешь.

— Неужели? Хочешь сказать, если я перестану гладить Максу рубашки и забуду приготовить детям ужин, они меня не разлюбят?

Джулия заметила в глазах сестры веселые искорки.

— Конечно, нет, и ты это знаешь. Прости мне мою прямоту, но я думаю, они станут больше тебя уважать, если ты не будешь потакать каждой их прихоти. И моей тоже, — добавила Джулия. — Как знать? Возможно, мы даже сами начнем потакать твоим прихотям.

— Вау! Это было бы круто! — хихикнула Алисия. — В любом случае мне некого винить, кроме себя. Я пыталась решать все проблемы, и, надо сказать, у меня получалось. Во всяком случае, почти все, — добавила она.

— Да, но ты такой же человек, как и все мы, и точно так же имеешь право иногда быть слабой и нуждаться в поддержке. Не бойся это показывать.

— Ты права, — кивнула Алисия. — Знаешь, когда это случилось, Макс проявил себя с самой лучшей стороны. Я всегда думала, что вышла за него замуж просто потому, что он подвернулся мне под руку. После твоего отъезда мне было так грустно! Папа тоже редко бывал дома, и мне нужен был... — она закусила губу, — хоть кто-нибудь, чтобы скрасить одиночество. Только теперь я поняла, как мне повезло с мужем.

— У каждой медали есть две стороны, — резонно заметила Джулия. — Во всяком случае, теперь ты увидела, что недооценивала Макса: оказывается, он умеет и хозяйничать, и ухаживать за детьми. Ведь все ваши чада сыты и здоровы, так?

— Конечно, — согласилась Алисия. — А я загораю на пляже, и никто ни о чем меня не просит. И признаться, мне это нравится!

— Вот и отлично. Значит, тебе надо почаще уезжать из дома.

— Почему бы и нет, черт возьми? — заявила Алисия, ложась в шезлонге и закрывая глаза.

Позже, за ленчем из моцареллы и помидоров, дополненным кувшином местного розового вина, Джулия рассказала Алисии о том, что узнала о себе. Пока они пили cafe au lait, заинтригованная Алисия размышляла над этой историей.

— Значит, наша мама была из рода Кроуфордов?

— Да. Внебрачной дочерью лорда Гарри. — Джулия вздохнула. — Правда, странно? Она росла под самым носом у своего отца и не знала об этом.

— Теперь понятно, почему папа решил открыть мне глаза. Иначе я бы подумала, что в моих жилах тоже течет голубая кровь, и начала задаваться — надевать к завтраку тиару и все такое. — Алисия усмехнулась. — А у тебя больше прав на Уортон-Парк, чем у Кита, ведь ты прямая наследница Гарри, а Кит — седьмая вода на киселе. Будь мама жива, поместье отошло бы ей, верно?

— Алисия, — одернула ее Джулия, — мама была внебрачной дочерью.

— Сейчас это не имеет значения. Можно сделать анализ ДНК и доказать родство. Я недавно читала про такой случай в «Таймс».

— Возможно, ты и права, но, как тебе известно, титул переходит к ближайшему родственнику-мужчине. И все же, если бы об этом знали тогда, мама наверняка вошла бы в число наследников.

Алисия взглянула на сестру.

— Значит, я вообще ни при чем, но ты-то можешь претендовать на часть поместья?

— Наверное, — ответила Джулия, сделав глоток кофе. — Но у меня нет ни времени, ни желания заниматься этим. К тому же я не нуждаюсь в деньгах.

— Понятно. Так Кит приходится тебе... погодите-ка, кем же? — Она задумчиво почесала нос. — Четвероюродным братом?

Джулия помрачнела.

— Да, что-то вроде того, — согласилась она. — Но сейчас это не важно.

— Разве? — прищурилась Алисия.

— А почему это может быть важно? — резко спросила Джулия.

— Ну, — осторожно начала Алисия, — всего несколько дней назад вы с Китом были вместе и производили впечатление очень счастливой пары...

— Алисия, если не возражаешь, давай закроем эту тему, — прервала ее Джулия. — Ксавьер вернулся, и, значит, я по-прежнему замужняя женщина. То, что было у нас с Китом, теперь не имеет значения.

— Ты с ним говорила?

— Я же просила тебя закрыть тему.

Алисия поняла, что настаивать бесполезно.

 

Глава 56

На другой день Джулия отвезла Алисию в аэропорт.

— Все было здорово, — тепло улыбнулась Алисия, когда они стояли у выхода на посадку. — У меня отлегло от сердца. Признаюсь, — она сморщила носик, покрывшийся свежей россыпью веснушек, — мне не хочется возвращаться домой.

— Приезжай еще, в любое время. С семьей или без, — попросила Джулия. — И запомни: нет ничего плохого в том, чтобы иногда думать о себе.

— Ладно, — кивнула Алисия. — Спасибо, Джулия. Теперь я многое поняла.

— Правда?

— Да. — С трудом сдерживая слезы, Алисия обняла сестру. — У меня начинается новая жизнь. Вернее, у нас.

— Точно, — улыбнулась Джулия. — Счастливого пути, Алисия!

— До свидания.

Джулия медленно ехала обратно, думая об Алисии и надеясь, что ее внезапное прозрение пойдет на пользу им обеим.

«Я бы все отдала, чтобы сесть в тот же самолет и вместе с сестрой улететь в Англию!»

Ей не хотелось возвращаться домой. Она понимала, что Ксавьер изо всех сил старается навести мосты, надо выждать время, однако, общаясь с мужем, невольно испытывала напряжение, дискомфорт и раздражение. А самое страшное, в ее сердце не осталось ни капли любви к этому человеку.

Джулия припарковала машину и пошла к дому. Глубоко вдохнув, она сказала себе, что сегодня вечером сделает все возможное, чтобы наладить отношения с мужем.

Открыв входную дверь, она ощутила восхитительный аромат жареного мяса и пряностей. Ксавьер был в кухне — стоял у плиты и переворачивал на сковороде два стейка.

— Voila! Ты приехала! Я решил сегодня сам приготовить ужин и отпустил Агнес. Иди сядь на террасе, cherie, я принесу вина.

Удивленная и сбитая с толку Джулия послушно отправилась на террасу. За всю их совместную жизнь она ни разу не видела, чтобы Ксавьер что-нибудь готовил. Он вышел с бутылкой шампанского и разлил его по бокалам.

— За нас! — провозгласил он тост.

— Да, за нас! — подхватила Джулия, и они выпили.

Ксавьер сел рядом с женой и поцеловал ей руку.

— Я не мог дождаться, когда уедет твоя сестра и мы с тобой останемся наедине! Да, понимаю: тебе трудно осознать мое возвращение и простить мне мою причастность к смерти Габриэля. Но я обещаю, что заглажу свою вину. Ты мне веришь?

— Я верю, что ты этого хочешь, Ксавьер. — Джулия испытывала угрызения совести: ее по-прежнему не трогали ни его слова, ни его действия. Но она постарается растопить этот лед в своей душе. А что делать?

— Я бы хотела кое-куда съездить вместе с тобой.

— Куда угодно, cherie, — охотно ответил он.

— Давай посетим место, где погиб Габриэль. Всего за день до твоего возвращения я посадила там два кипариса: один для него и один для тебя. Я хочу, чтобы ты их увидел.

— Конечно, — произнес Ксавьер после секундной паузы. — Я сделаю все, что ты пожелаешь.

— Давай поедем туда завтра утром?

— Bien sur, cherie.

— Спасибо, Ксавьер.

В эту ночь, впервые после возвращения супруга, Джулия заснула, положив голову ему на плечо.

Если они были дома вдвоем, и никаких дел не намечалось, Джулия всегда вставала первой. Ксавьер редко поднимался раньше половины одиннадцатого, и она, пользуясь моментом, музицировала.

В одиннадцать утра Ксавьер наконец приковылял в кухню. Джулия варила кофе.

— Bonjour, моя Джулия! — Он обнял ее за талию. — М-м-м, как вкусно пахнет кофе!

Джулия подала ему чашку.

— Может, примешь душ? Я хочу выехать пораньше.

Ксавьер нахмурил лоб.

— Напомни, куда мы собираемся.

— К месту гибели Габриэля — я там посадила деревья.

— Ах да, конечно! Сейчас соберусь.

Когда он ушел, Джулия постаралась справиться с раздражением.

«Понимаю, Ксавьеру не хочется возвращаться на то страшное место. Там ему будет так же тяжело, как было мне. Но... я должна увидеть, как он скорбит».

Двадцать минут спустя Ксавьер вновь появился в кухне полностью одетый.

— Alors! Едем!

Как обычно, Джулия вела машину, а Ксавьер сидел рядом.

— Завтра поеду в Париж, дам последние интервью, и все, — сообщил он.

Джулия решила никак не реагировать на эти слова.

— Вчера Олав сказал, что мне позвонит издатель и будет упрашивать написать книгу. Вот это да — на меня еще никогда не наваливалось столько дел!

Джулия опять промолчала и остановила машину на обочине дороги. Спустившись под горку, они подошли к двум росшим рядом саженцам кипарисов. Джулия захватила с собой воду и полила маленькие деревца. Ее мысли были заняты наполовину Габриэлем, наполовину — Ксавьером, который неловко топтался возле нее.

— Ты замечательно придумала, — наконец сказал он, тронув ее за руку. — Да, здесь произошла трагедия, но место очень спокойное. Как по-твоему, вырвать второй росток? Ведь, насколько я понимаю, он посажен в память обо мне?

— Да, пожалуй. Я...

У Ксавьера зазвонил мобильник. Он достал его из кармана брюк и взглянул на высветившийся номер.

— Pardon, cherie, это издатель из Лондона. Мне надо с ним поговорить.

Он отошел в сторонку, беседуя по телефону.

Джулия посмотрела на два саженца кипариса, потом выдернула из земли более высокий и с размаху бросила подальше от того места, где погиб ее любимый сын... и где умерла ее любовь к Ксавьеру.

Лето близилось к концу. Джулия всегда мечтала проводить больше времени с Ксавьером, и вот теперь, когда ее мечта, наконец, осуществилась, она только и ждала, когда он уйдет из дома.

Их жизнь вошла в режим: по утрам, пока Ксавьер спал, Джулия музицировала, потом он занимал ее место за роялем, а она отправлялась на пляж, чтобы немного побыть в одиночестве и расслабиться. Как ни старалась она забыть Кита, мысленно то и дело возвращалась к нему.

«Интересно, где он сейчас? Что делает? Как жаль, что нельзя излить ему душу, рассказать о своих метаниях и выслушать его спокойные мудрые советы!»

Как-то вечером в конце августа Джулия пришла домой и застала Ксавьера в кухне — он сидел за столом и составлял список гостей.

— Я думаю, нам надо устроить вечеринку, cherie. Как ты на это смотришь?

— Какую еще вечеринку? — Она удивленно вскинула брови.

— Отпраздновать мое возвращение из мертвых. Пусть все узнают, как мы с тобой счастливы! Я здесь записываю всех, кого хочу пригласить.

— Что ж, давай, если хочешь. — Эта идея показалась Джулии глупой и неуместной, но у нее не было сил спорить. — Когда ты планируешь?

— Чем раньше, тем лучше. Летний сезон на исходе, и многие скоро уедут с Ривьеры. Мне кажется, можно собраться в следующую субботу.

— Как скажешь. — Джулия взяла стакан с водой и пошла к себе в кабинет отвечать на электронные письма.

Субботний вечер не заставил себя долго ждать. Агнес помогла им быстро все приготовить. Ксавьер радовался, как ребенок в ожидании собственного дня рождения. Он перемерил три рубашки, спрашивая одобрения жены.

Джулия одевалась и красилась без особого энтузиазма. Ксавьер пригласил больше ста человек, причем некоторые были ей едва знакомы. Она поделилась с Алисией своими мыслями по поводу этой вечеринки.

— Но Ксавьер пытается наладить с тобой отношения, Джулия, — возразила сестра. — Вы оба пережили много горя, и нет ничего плохого в том, что он решил отметить вашу встречу. Да, она получилась не слишком радостной, но теперь тебе, по крайней мере, лучше, чем в прошлом году. — В трубке повисла пауза, потом Алисия добавила: — Прости, милая, но когда ты, наконец, простишь Ксавьеру то, что он остался жив, а Габриэль погиб?

Эти слова, сказанные два дня назад, неприятно резанули слух, но Джулия понимала, что сестра права. Да, ее сердце навсегда закрылось для Ксавьера, но она должна спрятать свое раздражение и принять участие в торжестве.

Бросив последний взгляд в зеркало, Джулия спустилась на первый этаж, чтобы до приезда гостей выпить с мужем по бокалу шампанского.

— Замечательно выглядишь, дорогая.

Джулия позволила себя обнять.

Ксавьер взял у официанта, уже стоящего с подносом в холле, два бокала с шампанским.

— За нас, — воскликнул он, чокаясь с женой, — и за начало новой жизни!

Когда он ее поцеловал, в дверь позвонили первые гости, и Ксавьер пошел их встречать. Вскоре дом и сад наводнились людьми. Самая большая толпа образовалась возле джазового трио, играющего в углу террасы.

Джулия старательно изображала счастливую супругу, недавно воссоединившуюся со своей второй половиной. В полночь Ксавьер произнес прочувствованную речь, в которой восславил свою спутницу жизни и их взаимную любовь. Мол, они оба сильно скорбят по своему драгоценному сыну, но у них еще будет много детей.

В час ночи вечеринка была в полном разгаре, шампанское лилось рекой. Джулия заметила Маделину — хозяйку того рокового барбекю, — которая явно хватила лишку и теперь нетвердой походкой направлялась к ней.

— Дорогая! — Женщина раскрыла объятия и прижала Джулию к своему пышному бюсту. — Как чудесно, что вы снова вместе! — пьяно пробормотала она с техасским акцентом. — Я думала, этот день никогда не настанет.

— Я тоже, — криво улыбнулась Джулия.

— Мы так корили себя, ведь это после нашей вечеринки... случилось несчастье.

— Вы зря себя корили, — смущенно отозвалась девушка. — Как вы сами сказали, это был просто несчастный случай.

Маделина чуть отпрянула назад и уставилась на нее мутным взглядом.

— Дорогая, я просто восхищена вашим великодушием! Вы всех прощаете, да?

— Прощаю за несчастный случай? — в легком недоумении спросила Джулия.

— Ну, да! Мы говорили Ксавьеру, чтобы он остался на ночь.

— Почему? — выдавила Джулия.

— Потому что, дорогая, мы видели, что ему нельзя садиться за руль. Так же, как и всем остальным, — добавила она, покачиваясь из стороны в сторону.

До Джулии постепенно дошел смысл услышанного.

— Вы хотите сказать, что Ксавьер был пьян?

— А вы разве не знали? Он сказал нам, когда приходил на ленч несколько недель назад, что все вам объяснил. Что вы поняли и простили его.

Видимо, выражение лица Джулии напугало Маделину, и она зажала рот рукой.

— О, Господи, надеюсь, я не сболтнула лишнего? Ведь мы все любим выпить, правда? Посмотрите, что творится! — Она обвела рукой шумную пьяную толпу. — Держу пари, что многие из них приехали без водителя и сами поведут машину. Это могло случиться с каждым, и я лично никого не осуждаю. Ваш любимый снова с вами, — душевно пропела она. — Приезжайте к нам в гости, дорогая!

Вечеринка продолжалась. Джулия уложила все, что могла, в маленький рюкзачок, с которым приехала. Ксавьер сидел за роялем, развлекая оставшихся гостей своей блестящей игрой.

Он не скоро заметит ее отсутствие.

Оставив свой рюкзак у двери спальни, она на цыпочках пересекла лестничную площадку и вошла в детскую: до сих пор у нее не хватало смелости сюда заглянуть. Ее нос тут же уловил знакомый запах, а глаза наполнились слезами. Здесь все вещи напоминали о ее маленьком сыне, но она, не обращая на них внимания, двинулась прямо к его кроватке.

Там на подушке лежал Помми, любимый плюшевый мишка Габриэля. Джулия взяла игрушку и прижала к груди, потом подошла к небольшому платяному шкафу и выбрала одну из футболок.

Уже от двери она послала в детскую воздушный поцелуй, потом уложила два своих сокровища в рюкзак, спустилась по лестнице на первый этаж и вышла из дома.

 

Глава 57

Я опираюсь на подлокотник удобного кресла и смотрю в иллюминатор на проплывающий внизу мир. Хоть я постоянно летаю в самолетах, меня по-прежнему восхищает это чудо. Оно помогает отрешиться от повседневной суеты и оценить свою жизнь как бы с высоты птичьего полета.

Почти совсем темно, и, судя по маршруту, отображаемому на моем дисплее, мы пролетаем над Дели. Море мерцающих огней говорит о бессчетном множестве живых существ, собранных на одном пространстве. У каждого — своя история, свой гобелен судьбы, только на разной стадии плетения. Хочется склонить голову перед удивительной силой этих отдельно взятых частичек жизни.

Последние огни Дели исчезают, сменяясь обширными пустыми грядами Гималаев. Мир подо мной погружается во тьму.

Грустно думаю о том, что сейчас я, как и этот самолет, вольна отправиться куда захочу. Жаль, никто не укажет мне маршрут! Всего несколько недель назад я была абсолютно уверена, что моя жизнь наконец-то взяла правильный курс, и вот, пожалуйста: я опять безнадежно запуталась и оказалась под очередным завалом.

Хорошо хоть, теперь я знаю: на этот раз мне достанет сил выжить. Я не буду мучиться угрызениями совести и жалеть о своих поступках. Я попрощалась с вещами сына, но сам Габриэль и скорбь по нему навсегда останутся в моем сердце.

А что касается Ксавьера... Пьедестал, на который я его всю жизнь возносила, рухнул. Первые трещины появились, когда он вернулся и рассказал про аварию. Недавняя развязка лишь подтвердила: мой муж — слабый, эгоистичный человек, который никого не любит, кроме себя. Ему наплевать даже на родного ребенка.

Мне он омерзителен!

Я не испытываю сожаления от того, что бросила и его, и нашу совместную жизнь. Понимаю, что просто не могла с ним остаться.

И сейчас я вновь возвращаюсь к прошлому, пытаясь найти там свое будущее.

После обеда я закрываю глаза и сплю, а самолет благополучно мчит меня на Восток.

Выйдя из зоны прилета, Джулия увидела табличку со своим именем в руках у щеголевато одетого парня. Она протиснулась сквозь толпу и подкатила к нему свою тележку.

— Добро пожаловать в Бангкок, мисс Форрестер! Пойдемте к машине.

Парень взял ее тележку, и Джулия вышла вслед за ним на улицу, где царил удушающе влажный зной.

Впрочем, пару минут спустя она уже сидела в комфортабельном лимузине. Шофер в ливрее попытался завязать с ней разговор на ломаном английском, но Джулия отделалась короткими фразами, с интересом глядя в окно.

Машина неслась по современной скоростной трассе. Среди леса разнокалиберных высоток мелькали то золотая крыша тайского храма, то ветхие деревянные лачуги, украшенные веревками с бельем. Джулии вдруг показалось странным, что при всей географической широте ее гастрольных поездок — а она бывала и в Китае, и в Японии — ей ни разу не доводилось выступать в Бангкоке.

Лимузин плавно затормозил возле затененного листвой входа в отель «Ориенталь». Джулия выбралась из салона, опершись на руку швейцара, и вдохнула отчего-то знакомый сладкий аромат экзотических цветов, сквозь который просачивался запах гниющих овощей.

Когда она вошла в вестибюль, красивая тайская девушка протянула ей гирлянду из жасмина.

— Добро пожаловать в отель «Ориенталь», мисс Форрестер! Я провожу вас в ваш номер.

— Спасибо, — поблагодарила Джулия, с восхищением оглядывая элегантный интерьер вестибюля — роскошные орхидеи в просторных горшках и огромные китайские фонари, свисающие с высокого потолка.

Поднявшись к себе в номер, она открыла балконную дверь и залюбовалась широкой рекой, тянущейся, насколько хватало глаз, по обе стороны отеля. Вся водная гладь была усеяна лодками всех форм и размеров, оттуда доносился неумолчный шум.

Джулия заказала кофе в номер и устроилась на балконе, наслаждаясь экзотической атмосферой. Она всегда любила жару и отлично переносила даже самую высокую влажность, так что местные условия подходили ей как нельзя лучше.

Она перегнулась через перила слева и увидела, что «Ориенталь» — это маленький, но идеально спланированный оазис спокойствия посреди более крупных соседних отелей. Как следовало из справочника, самый старый корпус гостиницы, который наверняка был знаком ее дедушке, теперь назывался «Писательский салон». Он стоял на набережной, недалеко отсюда, за ухоженным тропическим садом и бассейном. Красивый колониальный фасад терялся на фоне окружающих его высоток, но Джулия могла представить, как выглядели это здание и деревянные хижины на сваях в те времена, когда здесь жил Гарри.

Она допила кофе и зевнула. В рюкзаке лежит адрес, который дала Элси, но сначала надо отдохнуть, а уж потом на свежую голову приступать к завершающему этапу путешествия в прошлое.

Джулия проспала гораздо дольше, чем собиралась, и проснулась только без четверти пять. В голове было пусто. Она села на балконе с бокалом холодного белого вина и стала наблюдать, как Бангкок готовится к ночи. Внизу на террасе с видом на реку мерцали белые огоньки гирлянд, протянутых между деревьями. Там было людно: посетители отеля сидели за столиками и обедали. Джулия тоже решила перекусить. Она спустилась на лифте в вестибюль, улыбнулась лифтеру, который уже знал ее имя, и подошла к стойке регистрации.

— Слушаю, мэм. Чем могу вам помочь? — любезно осведомилась еще одна симпатичная тайская девушка.

Джулия протянула ей листок.

— Вы не могли бы заказать для меня машину? Мне надо съездить вот по этому адресу.

— Конечно. Это не так далеко. Машина нужна сейчас? — спросила девушка-портье.

— Нет, завтра утром, пожалуйста. В одиннадцать.

— Хорошо, мэм. Что-нибудь еще?

— Нет, спасибо. — Джулия пошла по вестибюлю, на минутку задержавшись послушать струнный квартет, играющий в углу Шуберта.

Официант подвел ее к столику с зажженной свечой, стоящему на набережной в конце террасы. Она заказала бокал вина и зеленый карри. Здесь, в окружении элегантно одетых постояльцев гостиницы, под тихое пыхтение речных судов ее вдруг охватило блаженное умиротворение.

Даже если не удастся найти бабушку или окажется, что она умерла, как и предположила Элси, все равно поездка была не напрасной. Бангкок — особенный город и, помимо прочего, идеальное место для критических размышлений о будущем. Джулия с удовольствием отдалась заботам услужливого персонала и окунулась в расслабляющую атмосферу города, в котором началась ее собственная история.

Как ни странно, в эту ночь Джулия впервые обошлась без таблеток, которые всегда принимала после утомительных многочасовых перелетов. Ее завтрак состоял из фруктов (манго, папайи и сизигиума) и крепкого кофе. Без пяти одиннадцать в вестибюль заглянул шофер и проводил ее к машине.

— Это частный дом? — с улыбкой спросил он, показывая листок с адресом.

— Не знаю. Наверное.

— О’кей, мэм, поехали.

Джулия села сзади, жалея, что не может позвонить Лидии и предупредить о своем визите. Неожиданное появление внучки наверняка станет сильным потрясением для пожилой женщины. Но как узнать телефон, не зная фамилии? В своих рассказах Элси ни разу ее не упомянула, и все время говорила просто «Лидия».

— Ты уверена, что это хорошая идея? — спросила Элси, когда Джулия позвонила из Парижа и сообщила, что летит в Таиланд на поиски родной бабушки. — Надо думать о будущем, а не копаться в прошлом.

«Возможно, Элси права, — подумала Джулия. — Но прежде чем пойти вперед, я должна вернуться к своим истокам».

Машина петляла по улицам Бангкока. Джулия опустила стекло и жадно втянула носом воздух, заметив удивленный взгляд водителя. Людные тротуары, выходящие из домов толпы, рады бойко торгующих продуктовых палаток и улицы, запруженные машинами, древними автобусами и моторизованными «тук-туками», — все бурлило и кипело. Здесь встречались Восток и Запад. Встреча была сумбурной, но реальной, яркой и энергичной!

— Почти приехали, мэм. Дом стоит на реке? — спросил шофер.

— Понятия не имею. Я никогда здесь не была.

— Не волнуйтесь, мэм, найдем, о’кей?

— О’кей, — кивнула Джулия.

Вскоре автомобиль свернул с шумной улицы на симпатичную аллею жилого квартала. Они доехали до конца тупика, и шофер показал на ворота.

— Вот дом, который вам нужен, — объявил он.

— Спасибо. — Джулия хотела было открыть дверцу, но водитель ее опередил и вежливо приподнял свою белую фуражку с золотым галуном, когда она выбралась из салона.

— Вас подождать? — спросил он с улыбкой.

— Да, пожалуйста. Только я не знаю, как долго там пробуду.

— Не волнуйтесь, мэм. Я буду ждать, сколько потребуется. — Он опять улыбнулся.

— Спасибо.

Джулия сделала глубокий вдох и зашагала по дорожке, ведущей к красивому дому в тайском стиле: обшитый деревом фасад, веранда вдоль всего первого этажа и крыша с загнутыми краями.

Она поднялась по ступенькам веранды и, не найдя звонка, постучала в парадную дверь. Выждала несколько минут и опять постучала. Потом опять. Она уже хотела разочарованно повернуть обратно, когда дверь слегка приоткрылась.

Из образовавшейся щелочки на нее уставились пытливые старческие глаза.

— Я могу вам помочь? — спросил пожилой мужчина с сильным тайским акцентом.

— Да. Мне нужна Лидия.

Глаза обежали ее с головы до ног, потом в них мелькнул испуг.

— Кто вы? Зачем она вам понадобилась? — строго молвил старик.

Эти вопросы застали Джулию врасплох. Она не хотела объяснять первому встречному, кто она такая.

— Я приехала из Англии. Один приятель Лидии попросил меня передать ей письмо. Она дома?

Старик покачал головой:

— Нет, ее нет. До свидания.

Он попытался закрыть дверь, но Джулия удержала створку.

— Она вернется?

Таец в узкой дверной щели пожал плечами:

— Может быть.

— А она... здорова? — Джулия хотела сказать «жива», но решила смягчить вопрос.

— Да, здорова, — кивнул старик. — А теперь уходите, о’кей?

— Когда она придет, пожалуйста, передайте, что ее хочет видеть подруга Гарри. Я остановилась в отеле «Ориенталь» и буду ждать ее там. — Джулия медленно и старательно проговаривала каждое слово.

— Гарри, — повторил мужчина, словно пробуя имя на вкус, потом кивнул. — О’кей, передам.

Он захлопнул дверь перед самым ее носом, и Джулия вернулась к машине.

* * *

Она провела день у бассейна, мучаясь сомнениями.

«Вдруг старик что-то недопонял и не передаст мои слова Лидии? Но теперь я хотя бы знаю, что бабушка жива. Придется набраться терпения и ждать. А чтобы время прошло не зря, можно пока подумать о своей жизни. И о чувствах к Киту».

Брак с Ксавьером вряд ли продержался бы после того, как ей стали известны подробности аварии, но сейчас, лежа под тропическим солнцем, Джулия поняла, что отношения с Китом тоже поспособствовали ее охлаждению к мужу. Любовь Кита, его спокойная уверенность, сила и незлобивость заставили ее по-другому взглянуть на Ксавьера.

Да, Кит вошел в жизнь Джулии в очень неподходящий момент, когда она пребывала в душевном смятении. Однако, даже скорбя по сыну и мужу и стыдясь столь рано возникшего нового увлечения, Джулия обрела большое женское счастье.

Джулия знала, что это любовь. В самом чистом виде.

За последние месяцы она усвоила один важнейший жизненный урок: все зависит от своевременности того или иного события. Повстречайся ей Кит при других обстоятельствах, в другой момент, возможно, они до сих пор были бы вместе.

Но назад пути нет. Доверие безнадежно утрачено. Кит наверняка чувствует себя игрушкой, которую бросили, как только подвернулась более качественная и блестящая. Во всяком случае, на его месте она чувствовала бы себя именно так. Ей даже не хватало смелости поговорить с ним лично.

Ладно, жизнь продолжается. И не в одних мужчинах счастье.

Вечером, сидя на балконе с бокалом вина, Джулия решила позвонить Олаву и попросить, чтобы он составил для нее как можно более плотный график концертов.

Она любовалась мерцающими отсветами огней на воде и невольно жалела, что не может поделиться впечатлениями с Китом о том, как уютно чувствует себя в этой далекой стране, окутанная умиротворяющей и в то же время бодрящей атмосферой.

«Мне здесь так хорошо, как когда-то бабушке... Господи, как же не хватает Кита! Словно с ним я оставила в Англии половину себя. Теперь, когда вернулся муж, я не могу свободно любить другого, но самое страшное, что за последний год я умудрилась невероятно много потерять».

В тот вечер Джулия слегка перебрала вина и позволила себе поплакать из-за Кита — впервые с тех пор, как ей пришлось от него уйти.

Следующие несколько дней Джулия провела в ожидании визита или звонка Лидии. Чтобы скоротать время, она, по примеру Гарри, плавала на лодке по реке, любовалась королевским дворцом и Изумрудным Буддой. После полудня за чаем в «Писательском салоне» Джулия рассматривала висящие на стенах коричневые снимки, на которых был изображен отель времен зарождения безнадежного романа между Гарри и Лидией.

Она то и дело спрашивала у портье, нет ли для нее сообщений, но, увы... Позвонив Олаву, Джулия заявила, что готова приступить к работе и согласна на любые предложения. Теперь оставалось выбрать, где жить. Она часами размышляла об этом, сидя в шезлонге возле бассейна.

Дома у нее нет — считай, бездомная. Норфолкский коттедж не в счет: во-первых, он не приспособлен для комфортного проживания, а во-вторых, там будут мучить воспоминания о Ките.

«Может, начать новую жизнь в какой-нибудь крупной столице? Безликая квартира станет всего лишь перевалочной базой в промежутках между гастролями, — раздумывала Джулия. — Куда же отправиться — в Лондон... Париж... Нью-Йорк? Как ни печально, я опять стала свободна...»

В одиночестве обедая на террасе, Джулия решила завтра опять съездить к Лидии и в последний раз попытаться с ней увидеться. А потом — прощай, Бангкок! Пора начинать очередной жизненный этап.

— Мадам Форрестер! — позвал официант.

— Да? — Она вздрогнула от неожиданности.

— К вам пришли.

Из темноты возникла миниатюрная фигурка в элегантном платье из тайского шелка, с черными, как смоль волосами, убранными в пучок и украшенными сбоку парой орхидей.

Когда женщина подошла поближе, Джулии показалось, что она ее уже где-то видела, но спустя мгновение все встало на свои места: гостья походила на нее. Она знала, что Лидии восемьдесят лет, но время не оставило на этой коже медового цвета ни единой морщины. А эти огромные миндалевидные глаза... Похоже, в семнадцать лет Лидия была ослепительно красива.

Женщина сложила ладошки в традиционном тайском приветствии и нагнула голову, потом с улыбкой взглянула на Джулию.

— Меня зовут Лидия.

— Спасибо, что приехали, — откликнулась Джулия, не придумав ничего лучше. Она как зачарованная смотрела на гостью, находя в ее облике все больше сходства с собой. — Садитесь, пожалуйста, — добавила она, указав на свободный стул напротив.

Лидия села и вопросительно уставилась на Джулию.

— Ну же, рассказывайте, зачем вы приходили ко мне домой и до полусмерти напугали моего мальчика-слугу.

Джулия мысленно улыбнулась, услышав, как назвала Лидия дряхлого старика, с которым она разговаривала на пороге.

— Прошу прощения. Я не хотела его пугать.

— Он подумал, что увидел привидение. — Глаза Лидии весело блеснули.

— Вот как? Почему?

— Он решил, что я умерла на улице, пока ходила по магазинам, и явилась к нему в облике молоденькой девушки. Теперь-то я понимаю, в чем дело. Вы очень на меня похожи. Кажется, вы его сильно озадачили, представившись подругой Гарри. Я и сама не поняла, кто ко мне приходил — пожилая дама или юная барышня?

— Я просто не знала, что сказать. Лидия, вы догадываетесь, кто я? — Задавая этот вопрос, Джулия вдруг ощутила странное волнение.

Пожилая таиландка внимательно посмотрела на девушку.

— Вы слишком молоды, чтобы быть моей дочерью Жасмин. Значит... вы моя внучка?

— Да, — прошептала Джулия и почувствовала, как глаза защипало от слез. — Жасмин была моей мамой.

Прошло несколько секунд, прежде чем Лидия заговорила. Джулия видела, как женщина пытается овладеть собой.

— Прости, что не сразу к тебе приехала, но ты должна меня понять: я была в шоке, когда услышала имя Гарри. Все эти годы не проходило и дня, чтобы я о нем не думала. Он еще жив? — Джулия прочла во взгляде Лидии надежду, смешанную со страхом.

— Нет, Лидия, он скончался много лет назад. Мне очень жаль.

Лидия кивнула и прижала руки к груди.

— Сердце мне это подсказывало, но я все равно надеялась. Как он умер?

Джулия покачала головой:

— Не знаю. Это случилось, когда меня еще не было на свете. Но Элси, моя бабушка... вернее, женщина, которую до недавнего времени я считала своей бабушкой... я узнала правду только несколько недель назад... Элси сказала, у него случился сердечный приступ.

Лидия достала из своей корзинки носовой платок и высморкалась.

— Прости, пожалуйста: пожилой даме не приличествует плакать на людях. Столько лет я ничего не слышала...

— Но ведь Элси присылала вам мамины фотографии — чтобы вы знали, что Жасмин счастлива в Англии, что о ней хорошо заботятся.

Лидия кивнула:

— Да. Это было очень любезно с ее стороны. Но, Джулия, — Лидия озадаченно смотрела на девушку, — фотографии мне присылала няня Жасмин, Элси. Почему ты называешь Элси своей бабушкой?

Джулия с ужасом поняла: Лидия не знает, что ее дочь вырастил не лорд Гарри Кроуфорд, а садовник с женой и что жила она не в роскошном особняке Уортон-Парка, а в простом маленьком коттедже.

— Это очень долгая история, Лидия, — вздохнула девушка. — Я сама узнала ее совсем недавно.

— Понимаю: чтобы все объяснить, нужно время. Поэтому сейчас расскажи про свою маму. Она такая же красивая, как ты? Она здесь? — Глаза Лидии светились от предвкушения, и Джулия не сдержала слез.

— Нет... — покачала она головой, понимая, что ее путешествие в прошлое оказалось гораздо труднее и мучительнее, чем она предполагала. — О Господи! К сожалению, моя мама умерла двадцать лет назад, когда мне было одиннадцать. — Она инстинктивно потянулась через стол, тронула хрупкую кисть руки Лидии.

Старая таиландка крепко ухватилась за ее руку. Ее птичья фигурка сотрясалась от горя. Наконец она что-то прошептала по-тайски и глубоко вздохнула.

— Тебе надо многое мне рассказать, — тихо произнесла она. — Но сейчас не время. Мы с тобой побеседуем наедине: я не хочу, чтобы чужие люди видели, как мне больно.

— Конечно, — согласилась Джулия. — Очень жаль, что я привезла вам дурные вести. Наверное, мне вообще не стоило вас разыскивать.

— Что ты, Джулия, выброси это из головы! Разве ты виновата в том, что рассказала мне правду? К тому же судьба обделила нас обеих: я потеряла дочь, а ты — мать. Что поделаешь, жизнь и смерть неразделимы. — Лидия улыбнулась внучке. — И запомни: вести не бывают только дурными. Ты здесь, со мной. Мы родные люди и наконец-то встретились, причем в том самом месте, где я познакомилась с твоим дедом, где мы полюбили друг друга. Разве это не прекрасно?

— Да, прекрасно, — тепло согласилась Джулия.

Официант принес Лидии напиток.

— Кор khun ка, Танадол. Позволь представить тебе мою внучку Джулию. Она прилетела с другого конца света, чтобы меня найти.

Танадол едва повел бровью.

— Очень приятно, — улыбнулся он. — Не удивляюсь, ведь вы очень похожи. Пожалуйста, позовите меня, если вам еще что-нибудь понадобится.

Когда он отошел, Джулия спросила:

— Откуда вы его знаете?

— Несколько лет назад я работала здесь вместе с отцом Танадола, — объяснила Лидия. — Почти у всего персонала есть родственники, которые раньше служили в этом отеле. Мы как одна большая семья. Если мне нужна была помощь, я всегда находила ее в этих стенах.

— И долго вы здесь работали? — поинтересовалась девушка.

— Десять лет — до тех пор, пока не вышла замуж, — ответила Лидия.

— Вы замужем? — отчего-то удивилась Джулия.

— Да, была. Причем познакомилась с будущим мужем прямо здесь, в отеле. Мы прожили вместе сорок лет. Двенадцать лет назад, когда он испустил свой последний вздох, я была рядом с ним.

— Я рада, что вы сумели обрести свое счастье, Лидия.

— Это не было любовью, Джулия. Я уже никого так не любила, как Гарри. Но мы с мужем жили хорошо. Он был весьма успешным, владел крупной фирмой, которую я помогала ему укреплять. Мы с ним жили душа в душу.

— А дети у вас были?

— Нет, — печально покачала головой Лидия. — Я чуть не умерла, когда рожала твою маму.

— Простите.

— Возможно, если бы я не была так больна, когда меня нашел khun Билл, я оставила бы Жасмин здесь, у себя. Но что сделано, то сделано, — вздохнула Лидия. — Я уже давно поняла, что нельзя изменить судьбу... и других людей.

— Да, вы правы! — с жаром произнесла Джулия.

Лидия устремила взгляд на реку, погруженная в свои мысли.

— Милая Джулия, — наконец сказала она, — я устала и, пожалуй, поеду домой. Ты еще долго пробудешь в Бангкоке?

— Я собиралась скоро лететь обратно, но теперь, когда мы с вами встретились, могу и задержаться.

— Тогда, пожалуйста, приходи завтра ко мне на ленч, — пригласила Лидия. — Посидим, поговорим. А сейчас только один вопрос: у меня есть еще внуки?

«Да, — чуть было не слетело с языка Джулии. — У вас есть еще одна внучка».

Но этот факт, как и многое другое в ее жизни, — все-таки ложь.

— Нет, только я, — коротко ответила она.

— Тебя мне достаточно, — ласково проговорила Лидия. — Это настоящий подарок Всевышнего. Скажи мне, внучка, у тебя самой есть дети, или ты работаешь?

Джулия решила пропустить первую часть вопроса и ответила лишь на вторую:

— Я пианистка.

Глаза Лидии тут же наполнились слезами, но в следующее мгновение она радостно улыбнулась:

— Ох, Джулия! Знаешь, когда я первый раз увидела твоего дедушку, он играл на рояле. Вон там — в старом «Бамбуковом баре». — Таиландка показала на «Писательский салон». — Наверное, именно тогда я в него и влюбилась. Он оживал, когда музицировал. Какое счастье, что ты унаследовала его чудесный дар! А теперь, — она встала, — мне пора ехать.

Джулия тоже поднялась из-за стола, в растерянности пытаясь решить, как правильно попрощаться с бабушкой. Лидия облегчила ей задачу: она пожала Джулии руку, а потом поцеловала ее в обе щеки.

— Спасибо, что нашла меня, — тихо произнесла она. — До свидания, внучка! Поговорим завтра.

Когда Лидия ушла, Джулия еще долго сидела, задумчиво глядя на реку. Наконец поднявшись с кресла, она взглянула на небеса. Если Гарри там, наверху, если он все видел, значит, его душа сейчас поет от радости.

 

Глава 58

На другой день, вооружившись привезенными фотографиями, Джулия села в гостиничный лимузин и поехала в гости к Лидии. На этот раз «мальчик-слуга» открыл ей дверь с улыбкой и радушным тайским приветствием:

— Добро пожаловать, khun Джулия. Khun Лидия ждет вас на веранде. Я провожу.

Джулия пошла вслед за ним по темным комнатам (плотные шторы на окнах защищали дом от палящего солнца) и в конце концов очутилась на широкой деревянной террасе, внешний край которой выходил на реку и держался на сваях. Терраса была украшена большими горшками с цветами, и сладкий аромат жасмина мгновенно напомнил Джулии сады Уортон-Парка.

Легкий речной ветерок приятно обдувал веранду. Свисающие с крыши маленькие медные колокольчики нежно позвякивали.

Дом стоял в небольшом узком заливе, расположенном в широкой части реки. Мимо, теснясь, проплывали лодки, но поскольку транспортная акватория находилась на некотором удалении, приглушенный гул судов служил приятным звуковым фоном для этого оазиса спокойствия.

Из-за угла веранды показалась Лидия в старинной широкополой соломенной шляпе-«кули» и с оловянной лейкой в руке. Увидев гостью, она просияла.

— Джулия! — Старая таиландка раскрыла объятия. — Я так рада, что ты пришла! — Она поставила лейку рядом с водопроводным краном и указала на накрытый стол. — Ну же, садись скорей, устраивайся удобней. Тебе принести, что-нибудь попить?

— Да, было бы отлично. Спасибо, Лидия.

Лидия взглянула на дверь, где маячил ее «мальчик-слуга». Он в мгновение ока поставил перед Джулией стакан воды и кокосовый орех с соломинкой.

— Может, хочешь пиво или вино? — забеспокоилась Лидия.

Джулия покачала головой:

— Нет-нет, я с удовольствием выпью это. — Она попробовала густую сладкую жидкость и улыбнулась. — Никогда не пила кокосовое молоко! Очень вкусно.

Джулия заметила на себе внимательный взгляд Лидии и покраснела.

— Прости, Джулия, что я тебя рассматриваю. Мне странно и удивительно видеть здесь, в моем доме, красоту, которую произвели мы с Гарри, моя дочь и твой отец. — Она широко улыбнулась. — Результат мне нравится. Ты очень симпатичная девушка, унаследовала лучшие черты от своих тайских предков, от англичан — рост и осанку. А какой у тебя красивый цвет лица! Тайские женщины готовы на все, лишь бы сделать свою кожу более светлой и стать похожими на европеек!

— А я хочу загореть, — заявила Джулия.

Лидия звонко засмеялась. Этот звук напоминал переливы колокольчиков, которые висели у нее над головой и тихо раскачивались на ветру.

— Да, все белые люди мечтают стать смуглыми. Наверное, Господь пошутил, наделив нас несбыточными желаниями. — Лицо Лидии стало серьезным. Она доверительно нагнулась к своей юной гостье. — Пожалуйста, Джулия, расскажи мне, что случилось с Жасмин, когда ее привезли в Англию. Я и сама обо всем догадалась. Прошлой ночью, когда луна висела высоко в небе, я поняла: khun Билл со своей женой Элси удочерили мою малышку, верно?

— Да, Лидия, это так, — смущенно подтвердила Джулия. — В тот момент у них не было выбора.

— А Гарри знал, что его дочь растет у него под боком?

— Моя бабушка... то есть Элси сказала, что он узнал об этом только за несколько недель до смерти. Он пришел к ним, чтобы отдать Биллу кое-что на хранение, и впервые увидел Жасмин. Гарри сразу догадался, что это его дочь... Она была очень на вас похожа.

— Значит, моя Жасмин, дочь британского лорда, росла не в главном доме Уортон-Парка, — задумчиво проговорила Лидия. — Ее воспитали садовник и его добрая жена.

— Да. Но поймите, Лидия, — Джулия решила не утаивать горькой правды, — в то время жена Гарри, Оливия, была беременна.

— Ясно. — Глаза Лидии потемнели. — Поверь мне, Джулия, пока Гарри был со мной здесь, в Таиланде, он не говорил мне, что женат. Если бы я знала, я бы не... — Она энергично потрясла головой. — Похоже, он обманул не только меня, но и свою жену.

— Я понимаю ваши чувства, — согласилась Джулия. — Даже не знаю, почему Гарри ничего вам не сказал. Возможно, боялся вас потерять.

— И правильно делал. — В янтарных глазах Лидии появился сердитый блеск. — Когда Билл приехал ко мне в Бангкок после того, как я родила Жасмин, и сказал, что у Гарри есть жена, я испытала такой шок, что опять чуть не умерла. Но теперь, по прошествии стольких лет, я по-другому оцениваю его поступок. — Ее взгляд смягчился. — Я поняла, что можно любить двух людей одновременно.

— Нет, Лидия, — возразила Джулия, — дело не в этом. Элси сказала мне, что его брак с самого начала был формальным. Гарри ничего не оставалось, как жениться на Оливии и постараться произвести на свет наследника — на случай если он не вернется с войны. Любовь здесь ни при чем. Оливию сочли подходящей парой, и Гарри просто выполнил свой долг. Его любимой женщиной были вы, и он хотел жить с вами.

— А его жена? Она его любила? Или просто смирилась со своим положением? — спросила Лидия.

— Элси больше сорока лет служила ее горничной. Она говорит, Оливия обожала Гарри, — вздохнула Джулия. — Для нее все было по-настоящему. Когда она про вас узнала, случилась катастрофа...

— Она про меня узнала? — Лидия зажала рот рукой. — Но как?

— Нашла ваше последнее письмо к Гарри, а в нем — кольцо, знак вашей помолвки. Через несколько дней она потеряла ребенка. По словам Элси, измена Гарри навсегда ожесточила сердце Оливии.

— О Боже! Какие страдания причинила наша любовь! — Лидия в отчаянии покачала головой. — Мне жаль эту несчастную женщину. Она сказала Гарри, что знает про меня?

— Нет. Просто охладела к нему и поставила во главу угла дела поместья. Элси сказала, они оба были несчастны до конца своих дней. Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, было бы гораздо лучше, если бы Гарри вернулся к вам и освободил Оливию. Но надо было восстанавливать Уортон-Парк: сразу после войны он был в ужасающем состоянии. В поместье работали десятки людей, и их благополучие зависело от Гарри. Ему пришлось остаться в Англии. Элси сказала, это было для него большим ударом.

Лидия кивнула:

— Билл объяснил это, когда приехал в Бангкок. Мне кажется, он был очень добрым, хорошим человеком. Спас мне жизнь.

— Я его обожала, — улыбнулась Джулия. — Каждый раз, приезжая в Уортон-Парк, я часами сидела в теплице, глядя, как он ухаживает за цветами. Мы с мамой выросли в окружении ароматов далекой страны, которая, оказывается, была нам вовсе не чужой.

— Как приятно! — улыбнулась Лидия. — Я отправила вместе с Жасмин одну особенную орхидею, чтобы Билл вырастил ее для моей девочки. Это очень редкий цветок, в мире их всего несколько штук. Я увидела его на цветочном рынке Бангкока незадолго до рождения Жасмин. Я узнала эту орхидею и купила ее — для своего ребенка. Интересно, она цвела у Билла в Англии?

— Да что вы говорите? — Джулия вспомнила рисунок юной Жасмин, который заметил отец. На том рисунке была изображена редкая орхидея. — Думаю, цвела, — прошептала она.

— Твой папа тоже умер? — спросила Лидия.

— Нет, — девушка улыбнулась, — он в добром здравии. Отец очень любил мою маму, и они были счастливы вместе. Так счастливы, что он никогда не пытался найти ей замену.

— Он знает правду о происхождении своей жены?

— Да. Но это случилось совсем недавно.

— Мне бы хотелось когда-нибудь встретиться с мужем моей дочери, — сказала Лидия. — Значит, ты тоже была единственным ребенком в семье?

— Нет. У меня... есть сестра. Но недавно выяснилось, что она мне не родная, — объяснила Джулия. — Моя мама думала, что не может родить ребенка, поэтому родители удочерили мою сестру, Алисию, когда она была еще совсем маленькой. Она на три года старше меня, и, когда я появилась на свет, папа с мамой сильно удивились. Вряд ли мой папа хотел рассказывать Алисии правду, но, узнав от Элси, каким образом Жасмин попала в Уортон-Парк, он решил раскрыть свою тайну — чтобы она не думала, как я, будто вы с Гарри — ее бабушка с дедушкой. Но я все равно считаю ее своей сестрой.

— Конечно, — согласилась Лидия. — Ну что, будем обедать?

Она кивнула «мальчику-слуге», который по-прежнему стоял в дверях, и он тут же исчез в доме.

— Так ты пианистка, Джулия? Я могла слышать твои выступления?

— Да. Я выступала по всему миру. Мне очень повезло, — скромно добавила она. — В девятнадцать лет, когда я училась в Королевском музыкальном колледже, меня заметил один импресарио. Он помог мне сделать карьеру.

— Джулия, везения не бывает без таланта, — поправила ее Лидия. — Значит, ты исключительная. И еще так молода! Куда ты отправишься, когда уедешь из Бангкока? На гастроли?

— Нет, — ответила Джулия.

На террасу вошел Нонг с подносом, на котором дымились две миски с супом.

— К сожалению, — продолжила Джулия, — за последний год в моей жизни... э... случились некоторые трудности, — объяснила она. — Я снова начну играть только через несколько месяцев. Если честно, я понятия не имею, куда направлюсь отсюда. Вот почему я приехала в Бангкок. Мне нужно время, чтобы подумать.

— Ты должна мне все рассказать. Я вижу по твоим глазам, у тебя большие неприятности. Но сначала попробуй фирменное блюдо Нонга. На мой взгляд, он готовит его лучше всех в Бангкоке.

После вкусного кокосового молока и супа из лемонг-расса с кусочками нежной курицы Нонг принес на десерт манго и папайю.

— Ну а теперь, Джулия, расскажи мне про свой трудный год.

— Дело в том, что... — Джулии до сих пор было трудно произносить эти страшные слова, — год назад в автомобильной катастрофе погиб мой двухлетний сын Габриэль. Я думала, его отец, Ксавьер, тоже погиб, но несколько недель назад он вернулся в наш дом во Франции. В тот страшный день он вел машину, а после аварии исчез. Сказал, что боялся смотреть мне в глаза. — Джулия нахмурилась. — А всего неделю назад я узнала, что он был сильно пьян и вообще не должен был садиться за руль. Вот почему, — она понизила голос до шепота, — я бросила его и приехала сюда.

Лидия сочувственно округлила глаза и, потянувшись через стол, взяла Джулию за руку.

— Какая ужасная трагедия! Я, как никто другой, знаю, что потеря ребенка — самая страшная Божья кара.

— Да, — кивнула Джулия. — Ничего страшней не могу себе представить.

— Это верно. Сердце, — Лидия похлопала себя по груди, — становится пустым.

— И от этой боли нет спасения, — тихо проговорила Джулия.

— Я тоже должна оплакивать свою дочь, которой больше нет на этой земле. Я потеряла ее дважды, — вздохнула Лидия. — Но тебе еще тяжелей: в гибели твоего сына виноват твой муж.

— Я презираю его за то, что он сделал — не только с Габриэлем, но и со мной, — ответила Джулия, не в силах сдержать гневные нотки.

— Это естественное чувство. Но, в конце концов, ты должна его простить — ради себя, Джулия. Опыт подсказывает: нехорошо носить в себе столько злости. Она съедает изнутри, разрушает.

— Знаю, Лидия, но от нее не так просто избавиться.

— Ты права. Нас обеих обманули мужчины, которых мы любили и которым доверяли. Твой муж, судя по всему, слабый человек, но это недостаток многих мужчин, — заметила Лидия. — Сначала я думала, Гарри тоже слабый, но теперь сомневаюсь. Ему хватило силы остаться в Англии и выполнить свой долг.

— Не знаю, утешат ли вас мои слова, но, как сказала Элси, это решение сделало его несчастным. Вы были любовью всей его жизни.

— А он — моей, — откликнулась пожилая тайка. — Ты любила своего мужа?

— Очень. И верила, что он — любовь всей моей жизни. До тех пор, пока...

Лидия подалась вперед в своем кресле, чтобы не пропустить ни одного слова. Джулия почувствовала, как к ее щекам прилила краска. Она попыталась объяснить:

— Когда я считала себя вдовой, другой мужчина в Англии был очень добр ко мне. Он заботился обо мне, когда я была совсем одна. С его помощью я начала приходить в себя и верить, что у меня есть будущее. Вернее, у нас с ним.

— Понятно. — Лидия слушала очень внимательно. — А где он сейчас?

— В Норфолке. По иронии судьбы это новый лорд Кроуфорд, — призналась Джулия. — Он живет в Уортон-Парке.

Лидия несколько минут молча смотрела на внучку, размышляя над ее словами.

— Но это значит, что...

Джулия поняла, о чем она думает, и поспешила ее успокоить:

— Нет, мы с ним не близкие родственники. После того как ребенок Оливии умер, у Гарри больше не было детей. Мы с Китом... как мы думаем... четвероюродные брат с сестрой.

Лидия облегченно вздохнула.

— Рада слышать, Джулия. Я вижу по твоим глазам, этот мужчина тебе небезразличен. Ты его любишь?

— Мне казалось, мои чувства к нему вызваны тем, что он помог в трудную минуту. Но когда вернулся Ксавьер, и я опять стала его женой, у меня в мыслях был только Кит. И так продолжается до сих пор.

— Но почему же тогда, моя дорогая Джулия, ты к нему не вернешься?

— Потому что... о Боже! — Джулия откинула волосы с плеч. Ей вдруг сделалось невыносимо жарко. — Все это слишком сложно. Когда вернулся Ксавьер, я даже не позвонила Киту и не объяснила ситуацию. О том, что мой муж жив, он узнал из прессы. Нет, — она покачала головой, и ветерок слегка остудил ее разгоряченную шею, — я уверена: он не захочет, чтобы я к нему вернулась. Я сильно его обидела.

— Видишь, какая ирония судьбы? — медленно проговорила Лидия. — Ты влюблена в лорда Кроуфорда из Уортон-Парка, а сидишь здесь, со мной, в Бангкоке. Думаю, мы обе пролили в подушку немало слез по тем, кто сейчас далеко отсюда, в Англии. Возможно, — она покачала головой, — все дело в самом Уортон-Парке. Это проклятое место. Оно похоже на беспомощного ребенка, который нуждается в постоянном кормлении и уходе и не думает о тех, кто жертвует ради него жизнью.

Джулия улыбнулась фантазии Лидии.

— Вообще-то поместье придется продать. У Кита нет денег, чтобы выплатить ссуду, а на восстановление Уортон-Парка требуется несколько сот тысяч фунтов. Скоро у «беспомощного ребенка» появятся новые и, будем надеяться, более богатые «родители»

— Тяжело сознавать, что я потеряла любовь всей своей жизни из-за какого-то дома, — поморщилась Лидия, — но понимаю, дело не только в нем. Главное, это семейное наследие, и очень печально, что его больше не будет.

— Да, потому что, сколько бы страданий Уортон-Парк ни причинил людям, все-таки это очень красивое место. Ох, Лидия, как бы мне хотелось, чтобы вы его увидели! — вздохнула Джулия. — Я всегда его любила, с самого детства, и теперь мне кажется, те несколько недель, которые я прожила там вместе с Китом, были самыми счастливыми в моей жизни.

— Это поместье у тебя в крови, — серьезно кивнула Лидия. — Если бы ты была мальчиком — внуком Гарри, — Уортон-Парк стал бы твоим?

— Наверное. Моя сестра говорит, сейчас можно доказать свое право на наследство с помощью тестов на ДНК. Но я никогда не сделаю этого, потому что не хочу обидеть Кита, — твердо сказала Джулия, чувствуя, что пора сменить тему. — Скажите, а у меня есть еще родственники здесь, в Таиланде? — спросила она.

— О, очень много! — Лидия сомкнула ладони. — Тети, дяди, а двоюродных братьев и сестер не сосчитать. Некоторые мои внучатые племянники и племянницы очень успешны, — с гордостью добавила она. — Они получили университетское образование и теперь живут в Японии и Америке. Я сама из простой семьи рыбака, но мы всегда были умными, — улыбнулась Лидия, — особенно мой папа. Он выиграл стипендию в Университете Чулалонгкорна в Бангкоке и стал успешным журналистом и политическим деятелем. А ты можешь показать мне фотографии моей Жасмин?

— Конечно. — Джулия достала их из сумочки и придвинулась к Лидии, чтобы прокомментировать каждый снимок. — Здесь маме пять лет, а здесь ей одиннадцать — она сдала отборочные экзамены для зачисления в среднюю школу...

— Она тоже была умной, — с улыбкой заметила Лидия.

— Конечно. Вот она выпускница университета, вот — с моим папой, а вот — с Алисией и со мной.

Лидия внимательно вглядывалась в лицо дочери, запечатленной на каждом этапе своей короткой жизни.

— Отчего она умерла, Джулия?

— У нее был рак яичников. Как я поняла, эту болезнь очень трудно диагностировать. Когда ее обнаружили, у мамы уже пошли метастазы, и врачи ничего не могли сделать.

— Понятно. Значит, Жасмин всегда считала Элси и Билла своими родителями?

—Да.

В глазах Лидии заблестели слезы.

— Они наверняка ее любили.

— Конечно, даже не сомневайтесь.

— И все же она не получила то, на что я рассчитывала, отправляя ее в Англию.

— Да, но, Лидия, времена изменились. Если раньше происхождение играло важную роль, то теперь это не имеет значения. Старые правила не действуют. Даже хорошо, что мы с мамой не были обременены наследными обязательствами: мы имели полную свободу выбора.

Лидия кивнула:

— Понимаю, что ты имеешь в виду, и согласна с тобой. Сейчас, даже здесь, в Таиланде, женщины становятся сильнее и учатся быть независимыми. И хотя я родилась в другое время, мой муж относился ко мне с уважением, как к равной. Мы с ним были деловыми партнерами, и наш бизнес сделал меня очень богатой женщиной. Я и не мечтала об этом, когда была молодой. Мне хотелось просто выйти замуж и завести семью.

— Знаете, за последний год я научилась ценить каждый новый день и поняла, что нет ничего невозможного, — сказала Джулия.

— Ты права. Надо только верить в будущее и в Бога — Он у каждого свой, но Он ведет нас по жизни. Мне кажется, у нас с тобой много общего. Мы обе прошли трудный путь, но сделались мудрыми и сильными. А сейчас, моя дорогая Джулия, — Лидия подавила зевок, — мне надо отдохнуть. Если хочешь, сиди здесь или приходи завтра, и мы еще побеседуем.

Джулия видела, что бабушка очень устала.

— Я приду завтра.

— Хорошо. Пока ты здесь, навещай меня как можно чаще. У нас еще много тем для разговора. — Лидия встала, поцеловала внучку в обе щеки и взяла ее за руку. — Я так рада, что ты меня нашла!

— Я тоже, — ответила Джулия, целуя Лидию в ответ. — Может, попросить Нонга, чтобы он вызвал мне такси?

— Он наверняка уже сделал это, — улыбнулась Лидия.

— Значит, завтра в это же время? — спросила Джулия.

—Да.

— До свидания, Лидия. — Джулия помахала рукой и в сопровождении Нонга пошла к выходу. На улице ее поджидало такси.

 

Глава 59

Всю следующую неделю Джулия каждый день приходила к Лидии, и они часами рассказывали друг другу про свою жизнь. Джулия узнала, как Лидия помогла своему мужу превратить маленький шелкоткацкий бизнес в компанию-миллионер, экспортирующую продукцию по всему миру. Дизайнерские работы Лидии и необычные цветовые решения, опережающие свое время, стали популярными на Западе. Ее обивочная ткань украшает мягкую мебель самых роскошных домов мира.

— Этот бизнес дал мне то, о чем я больше всего мечтала, — возможность путешествовать, — добавила Лидия. — После смерти мужа я продала компанию и стала очень богатой женщиной... но до сих пор скучаю по той жизни — волнующей, насыщенной событиями.

— Вы были в Англии? — поинтересовалась Джулия.

— Да, много раз. Я всегда останавливаюсь в «Ориентале» в Найтсбридже. В этом отеле мне дают хорошую скидку! Но, — она невольно поежилась, — я не люблю английскую погоду. Гарри называл меня тепличным цветком, и он был прав: я не смогла бы там жить. Вот почему я всегда возвращаюсь на родину. Мое место здесь, в этой стране, в этом маленьком доме, где я начинала жить с мужем.

— Хотела бы я знать, где мое место, — задумчиво проговорила Джулия.

Лидия похлопала ее по руке.

— Джулия, ты оказалась на перепутье — такое случается со многими: все дорожные знаки, указывающие маршрут, вдруг исчезли, и надо самой выбирать, куда идти дальше.

— Точно. — Джулия удивлялась, как сильно они сблизились за несколько дней знакомства: она прониклась доверием к Лидии и открыла ей свое сердце. Мудрые, участливые слова пожилой женщины успокаивали. — Мне будет всегда не хватать Кита, но я уже не смогу к нему вернуться: он меня не простит. Придется найти другой дорожный знак и пойти туда, куда он укажет.

— Не волнуйся. Этот знак уже в твоем сердце, и ты скоро его увидишь. Только, возможно, для этого тебе понадобится чья-то помощь, — улыбнулась Лидия.

— Надеюсь, вы правы, — грустно отозвалась Джулия.

Пришло время уезжать из Бангкока. Надо было решить куда. Вечером Джулия заказала авиабилет на ночной рейс до Парижа. Олав пробудет там несколько дней, нужно встретиться с ним и обсудить планы на будущее. В последнее время она не имела возможности музицировать и боялась, что пальцы окостенеют. Те несколько месяцев, что Джулия провела за роялем, помогли ей восстановить форму, и она не хотела опять ее потерять. Можно снять в Париже музыкальный зал и наверстать упущенное.

Не желая опять ужинать в одиночестве на террасе, Джулия заказала еду в номер и перекусила на балконе, в последний раз любуясь панорамой реки и снующими по ней лодками. Она знала, что будет скучать по умиротворяющей атмосфере Таиланда, по здешним людям и яркой природе. Но даже Лидия, умудренная восьмидесятилетним опытом, не могла подсказать внучке, как ей плести дальше гобелен своей судьбы — где проложить новый стежок. Этот вопрос оставался открытым.

Свой последний день в Таиланде Джулия провела возле бассейна, где многие служащие знали, как ее зовут. Она позвонила Лидии и сообщила, что улетает. Пожилая таиландка вызвалась приехать в отель на прощальный ужин — в семь вечера. А к половине десятого Джулии надо быть в аэропорту.

В шесть часов Джулия приняла душ, уложила оставшиеся вещи и освободила номер. Миновав «Бамбуковый бар», спустилась к террасе. На входе в ресторан ее встретил Танадол, поприветствовав дежурной улыбкой.

— Добрый вечер, khun Джулия, как настроение?

— Грустное, — призналась та, следуя за ним по залу. — Это мой последний вечер в Бангкоке. Бабушка еще не приехала?

— Нет. Просила, чтобы вы подождали ее здесь. — Танадол указал на столик, за которым уже сидел какой-то мужчина.

Подойдя ближе, Джулия его узнала. И сердце отчаянно забилось в груди.

Он обернулся, почувствовав ее присутствие.

— Привет, Джулия.

— Привет, Кит, — произнесла она не своим голосом.

— Присядешь? — Он улыбнулся и кивнул на стул, стоявший напротив.

— Но... что, черт возьми, происходит?

— Ради Бога, сядь, и я все объясню.

Джулия быстро опустилась на стул: у нее подгибались колени.

— Вот, — Кит поставил перед ней бокал с красным вином, — выпей. Я не хочу, чтобы ты упала в обморок.

Джулия сделала большой глоток.

— Что ты здесь делаешь? — выдавила она через силу.

— Ну, знаешь, как это бывает: мне вдруг захотелось посетить Бангкок... Вот я взял и прилетел на другой конец света, — ответил он, смеясь одними глазами. — Как думаешь, Джулия, что я здесь делаю? Я приехал к тебе!

— Но как ты узнал, что я здесь?

— Чтобы тебя найти, мне не нужно обращаться в Интерпол. Не забывай, что твоя сестра живет на той же улице, что и я, — усмехнулся Кит. — Правда, это Лидия подсказала, где ты находишься. Она позвонила мне и попросила приехать, пока ты не улизнула куда-нибудь еще. И она оказалась права: я едва успел. Надеюсь, ты не сердишься?

Отметив, с какой легкостью Кит повел разговор, Джулия сразу вспомнила обо всех его замечательных качествах и улыбнулась:

— Конечно, нет.

— Позволь мне пойти еще дальше и задать второй вопрос: ты рада меня видеть?

— Да, рада.

— Фу! — Кит артистическим жестом вытер лоб. — Лидия уверяла, что ты обрадуешься, но, когда я пролетал над Гималаями, меня вдруг прошиб холодный пот. Я подумал: а что, если это просто старушечьи фантазии? Честно говоря, мои сомнения не были беспочвенными, ведь история ее прошлого отчетливо перекликается с нашей нынешней ситуацией.

Джулия внимательно изучала свой бокал. Сердце стучало так сильно, что было трудно дышать.

— Я знаю.

— Вообще-то не в моих правилах гоняться по всему миру за женщиной, которая меня бросила. Но, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, я подумал, что в данном случае игра стоит свеч.

— Кит, я не хотела тебя бросать. Я...

Кит нежно приложил палец к ее губам.

— Шучу, Джулия. Не надо ничего говорить. Лидия взяла на себя роль волшебной феи и все объяснила. А потом взмахнула волшебной палочкой, и в Уортон-Парке на коврике перед входной дверью появился билет первого класса до Бангкока. Кстати, обратного билета у меня нет, так что, если хочешь, чтобы я улетел обратно, тебе придется одолжить мне денег.

— О, Кит... — В глазах Джулии заблестели слезы: она поняла, каких трудов стоило Лидии поставить у нее на пути дорожный знак-указатель. — Прости! — Она быстро вытерла щеку.

— За что? Мне было легко, ведь я летел первым классом... Но главное не это. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — прошептала Джулия.

Кит подался вперед и вгляделся в ее лицо.

— Я не ослышался? Ты только что сказала, что наши чувства взаимны?

— Да, — улыбнулась Джулия.

— Хорошо. — Теперь Кит опустил глаза, не зная, что сказать. — Ты, в самом деле, любишь меня, Джулия? — тихо спросил он.

— Да, Кит, я люблю тебя... С тех пор как мы расстались, я не находила себе места от отчаяния.

— Значит, я зря подумал, что у твоей тайской бабушки не все дома, — с усмешкой заметил он.

— Она абсолютно нормальная.

— В отличие от меня, — признался Кит. — Я только что совершил безумный полет на край света, не зная, что меня ожидает. Но не жалею об этом, — ласково добавил он и потянулся к ней через стол. Джулия охотно протянула свою руку. — Не хочу говорить банальности, но ты потрясающе выглядишь, милая, — прошептал он. — Я еще никогда в жизни не был так рад встрече с другим человеком.

Он поцеловал ее в губы. Джулия ответила с той же страстью.

— Раз уж я тебя здесь застал, хочу прояснить сразу все вопросы — на случай если ты вдруг опять исчезнешь. Скажи, ты выйдешь за меня замуж? — Кит обвел рукой обстановку: — Учитывая события прошлого, думаю, это лучшее место для того, чтобы сделать тебе предложение.

— Ох, Кит, я с удовольствием отвечу «да»... как только разведусь!

— Значит, наша свадьба откладывается? Очень жаль. — Он улыбнулся и потерся носом о ее нос.

Пальцы их рук переплелись.

— Кстати, я привез тебе подарок.

— Правда? — удивилась Джулия.

—Да.

Кит нагнулся и достал из-под своего стула горшок, в котором рос странный черный цветок. Он поставил его перед девушкой.

— Вот, это тебе.

Джулия удивленно оглядела чернильно-черные лепестки.

— Я думала, черных орхидей не бывает в природе.

— Не бывает. Бог забыл их создать, и Кит ему немного помог. Не волнуйся, милая, ты польешь цветок сверху, и он опять станет красивым и розовым — каким был до того, как я его покрасил. — Он показал на маленький лист бумаги, свернутый в трубочку и воткнутый в землю с края горшка. — Эта сказка все объясняет. Я подумал, такой подарок будет вполне уместен.

Джулия потянулась к бумажной трубочке, но Кит ее остановил.

— Прочтешь позже, мой драгоценный Тепличный Цветочек. Только, пожалуйста, не надо понимать все буквально. Не забудь, сейчас новое тысячелетие, и отношения между мужчиной и женщиной изменились. Не изменилось только одно.

— Что же?

Кит заглянул ей в глаза и ответил коротко:

— Любовь.

 

Глава 60

Уортон-Парк

Январь

Несмотря на многочасовые споры за кухонным столом и недели, проведенные в тяжелых раздумьях над нескончаемыми колонками цифр, Кит, в конце концов, решил, что Уортон-Парк надо продать.

— При всем нашем желании мы не потянем это поместье, милая, — сказал Кит, когда они заливали свое горе вином, сидя в библиотеке. — Знаю, ты сильно расстроишься, но я не вижу другого выхода. Даже дотация «Английского наследства» нас не спасет — это всего лишь капля в море.

— Ты прав, — печально согласилась Джулия. — Если бы Ксавьер не восстал из мертвых и не претендовал на половину заработанных мной денег, мы бы, наверное, сумели сохранить поместье.

Она задрожала и придвинулась ближе к пылающему камину. В доме стоял жуткий холод: бойлер опять вышел из строя.

Кит погладил ее по волосам.

— Джулия, даже если бы у тебя были деньги, я вряд ли согласился бы их взять. У меня психология пещерного человека, и я не хочу, чтобы моя будущая жена финансировала Уортон-Парк. Нам надо подумать о доме — передать его тому, у кого действительно есть средства на ремонт.

— Да, но от этого нам не станет легче. Уортон-Парк — не только дом, это место, где мы познакомились. Оно у меня в крови. Будь хоть какая-то возможность его спасти, я бы сделала это! — Джулия стукнула кулаком по каминной плите. — Проклятый Ксавьер! Я никогда не тратила свои деньги, и вот теперь, когда они мне понадобились, не могу ими воспользоваться! Какой же он...

— Все, успокойся, — сочувственно произнес Кит. — В общем, завтра я позвоню агенту по недвижимости и опять выставлю дом на продажу. Мне очень жаль, Джулия, но у нас в самом деле нет выбора.

Через десять дней агент сообщил, что один иностранный покупатель хочет купить все поместье за ту цену, которую они назначили. Если они согласны, покупатель немедленно прилетит в Англию и подпишет все необходимые документы.

Оба поняли, что от такого предложения отказываться нельзя.

Джулия подбросила дров в камин библиотеки и поправила жидкий букетик подснежников в вазочке на столе, нехотя готовясь к встрече с покупателем: он должен был приехать через полчаса.

— Наверное, какой-нибудь русский олигарх с лицом обезьяны и платиноволосой любовницей, — пробурчала она, со стуком ставя на поднос кофейные чашки.

Кит понимал, что за раздражением Джулия прячет печаль. Потеря Уортон-Парка станет для нее, куда большим ударом, чем для него.

В половине двенадцатого раздался звонок, и Кит открыл дверь. На пороге стоял шофер в ливрее.

— Мадам уже здесь, — объявил он, указывая на лимузин во дворе. — Она спрашивает, не проводите ли вы ее в дом?

— Конечно. — Кит взглянул на Джулию, удивленно вскинув брови, а шофер вновь спустился по ступенькам крыльца к машине.

— О Боже! — воскликнула Джулия. — Кем себя мнит эта мадам? Королевой?

— Ладно, милая, не сердись! Давай стиснем зубы и покончим с этим делом. — Кит сжал ее руку и повел к лимузину.

Они неловко встали возле дорогого авто с затемненными стеклами. Шофер открыл дверцу машины, и они увидели пассажирку.

Джулия вздрогнула, потом завизжала от радости.

— Лидия! Что ты здесь делаешь?

— Сюрприз! — Лидия вышла из машины и тепло обняла внучку. — Ох, как же приятно быть очень старой и очень богатой! Можно дарить людям чудеса! — Воздух Уортон-Парка огласился ее заливистым смехом.

Не выпуская Джулию из объятий, она обернулась и впервые взглянула на дом.

— Значит, это и есть Уортон-Парк? Я много раз представляла его себе, но он оказался куда более впечатляющим, чем в моих фантазиях. — Она хитро подмигнула Джулии. — Неудивительно, что он меня победил! Ну, — свободной рукой она взяла Кита под локоток, — проведите меня внутрь и покажите обстановку. Потом я все объясню.

Совершив экскурсию по главным помещениям, Лидия объявила, что устала и больше не может ходить. Они вернулись в библиотеку, и Лидия велела своему шоферу принести из лимузина бутылку марочного шампанского.

— Я хочу выпить за этот дом, который оказал влияние на судьбы всех нас: за Уортон-Парк!

Джулия и Кит чокнулись с ней бокалами.

— За Уортон-Парк! — повторили они.

— А теперь, — Лидия уселась в кресло, — я хочу объяснить свой план. Как я уже говорила тебе в Бангкоке, Джулия, после смерти мужа я стала очень богатой. Очень богатой, — подчеркнула она. — До встречи с тобой я собиралась поделить эти деньги между всеми своими родственниками и благотворительными организациями, которые я поддерживаю. Но у меня вдруг появилась прямая наследница, поэтому, когда ты уехала из Бангкока, я переписала завещание и оставила тебе большую часть своих денег.

— Ты очень добра, бабушка, но...

— Тихо, Джулия, дай договорить, — одернула ее Лидия. — Когда мы разговаривали с тобой на прошлой неделе, ты сказала, что Уортон-Парк выставлен на продажу, что вы не в состоянии выплатить все долги и восстановить дом. И я решила его купить. Он будет моим. — Лидия радостно хлопнула в ладоши.

— Вы хотите здесь жить? — растерянно спросил Кит.

— Нет, Кит. Джулия знает, я терпеть не могу холод. Я буду хозяйкой этого поместья. А вы будете здесь жить на те деньги, которые я заплачу вам за Уортон-Парк. Отдадите долги и проведете все необходимые работы. Конечно, это нужно не только мне, но и вам самим, и будущим поколениям нашей семьи, — мягко добавила она. — Моя дорогая Джулия, Уортон-Парк будет твоим.

Повисла пауза. Кит и Джулия пытались осмыслить предложение Лидии.

— Боже мой! Это так щедро с вашей стороны, Лидия! — наконец воскликнул Кит, понимая, что Джулия онемела от волнения.

— Мне кажется, это очень символично. — Янтарные глаза Лидии весело блеснули. — Бедная тайская девушка, брошенная хозяином этого дома, спустя почти шестьдесят пять лет покупает его для своей внучки. Вы со мной согласны?

Джулия кивнула, по-прежнему не в силах вымолвить ни слова.

— Все складывается весьма удачно, — счастливо улыбнулась Лидия. — Когда моя внучка Джулия выйдет за тебя замуж, Кит, она станет леди Кроуфорд, хозяйкой Уортон-Парка. И то путешествие, которое мы с Гарри начали много лет назад, будет закончено. Ну, как вам моя идея? — Она беспокойно взглянула на Джулию.

— Лидия, ты уверена, что хочешь этого? — наконец обрела дар речи Джулия.

— Я еще никогда и ни в чем не была так уверена. Кит, тебя устраивает мой план?

— Лидия, мы все знаем, что этот дом по праву должен принадлежать Джулии. — Кит обернулся к любимой и взял ее за руку. — Я с удовольствием останусь здесь и помогу ей вернуть Уортон-Парку былое величие. Я тоже люблю это поместье. И знаю, как сильно ты его любишь, милая, — добавил он, бросив на Джулию нежный взгляд. — Это фантастическое предложение, Лидия!

— Все, чего я прошу, — это чтобы вы позволили мне время от времени приезжать к вам в гости и познакомили меня со своими английскими родственниками — с твоим папой, Джулия, и, конечно же, с Элси, которая с такой любовью заботилась о моей дочери.

— Конечно, Лидия, — начала приходить в себя Джулия, — приезжай в любое время. Я все про тебя рассказала Элси, и она с удовольствием с тобой познакомится.

— Что ж, — продолжила Лидия, — осталась самая малость. Если ты согласен, Кит, я подпишу все бумаги и на следующей неделе вернусь в Таиланд.

— Конечно, согласен, — ответил Кит. — Это замечательное предложение!

— А ты, Джулия? — осторожно спросила Лидия.

— Я так люблю этот дом, Лидия, что не могу тебе отказать, — произнесла она сдавленным голосом. — Даже не верится: мы остаемся здесь жить! Спасибо, огромное тебе спасибо! — Джулия встала и крепко обняла бабушку.

— А взамен окажи мне одну услугу, Джулия. Я хочу вернуться в гостиную и послушать, как ты играешь на рояле — на том самом чудесном рояле, на котором когда-то играл мой Гарри.

Все трое вошли в гостиную, и Джулия села к инструменту. Кит заметил на глазах у пожилой таиландки слезы, когда из-под талантливых пальцев ее внучки полились первые ноты «Этюдов» Шопена.

Он понял, что круг замкнулся. У каждого из них было свое место в истории, охватившей сразу несколько поколений, и вот теперь они собрались вместе. Их объединил Уортон-Парк, который сыграл ключевую роль в судьбах своих обитателей.

Теперь остается лишь одно — начать новый круг. Он взглянул на Джулию и понял, что это им под силу.