Осенью 1927 года, когда Анне было девять лет, Лоуренс Лайл получил новое назначение в Бангкок на постоянную должность британского консула. Элизабет Лайл должна была отправиться к нему через три месяца.

— Что ж, нужно искать положительные моменты в происходящем. По крайней мере, нам осталось мучиться с ней всего несколько недель, — сказала миссис Каррадерз. — Если нам повезет, хозяева будут отсутствовать долгие годы.

— А может, она умрет от какой-нибудь редкой болезни и больше никогда не вернется, — усмехнулась Нэнси.

Лоуренс Лайл попрощался с Анной сухо и коротко — жена стояла рядом и внимательно следила за каждым его движением.

Лоуренс обнял супругу:

— Итак, дорогая, увидимся в Бангкоке.

— Да, — кивнула она. — И ни о чем не волнуйся. Не сомневайся, я отдам все необходимые распоряжения, и в доме в твое отсутствие все будет в порядке.

Через два дня Мэри попросили спуститься в гостиную.

— Мэри... — Элизабет Лайл изобразила некое подобие улыбки. — Я пригласила тебя, чтобы сообщить: мы больше не нуждаемся в твоих услугах. Я уезжаю к мужу в Бангкок и решила отдать Анну в пансион. Мы с мистером Лайлом пробудем за границей, по меньшей мере, пять лет, поэтому дом придется закрыть. Держать здесь прислугу в наше отсутствие — лишняя трата денег. Я понимаю, ты занималась воспитанием Анны в течение девяти лет, вам будет тяжело расставаться. Поэтому в качестве компенсации ты получишь месячную оплату. Я отвезу Анну в новую школу в конце недели, а ты должна будешь в этот же день покинуть дом. Я сообщу ей о своем решении завтра. Но думаю, тебе не следует пока говорить ей об увольнении. Нам не нужно, чтобы у девочки началась истерика.

Мэри почувствовала, что у нее зазвенело в ушах.

— Но, мадам, вы ведь позволите мне попрощаться с ней? Я не могу допустить, чтобы она подумала, что я бросаю ее. Пожалуйста, миссис Лайл, то есть... мадам, — умоляла она.

— С Анной все будет в порядке. В конце концов, ты не ее мать. Она будет вместе с девочками своего возраста и социального уровня, — многозначительно добавила хозяйка. — Я уверена, она справится.

— А как она будет проводить каникулы?

— Как многие сироты или те, чьи родители живут за границей, она будет оставаться в пансионе.

— Вы хотите сказать, что школа станет ее новым домом? — Мэри пришла в ужас.

— Если тебе угодно это называть так, то да.

— Можно мне, по крайней мере, писать ей?

— Учитывая обстоятельства, я запрещаю это. Считаю, что письма от тебя будут расстраивать и волновать девочку.

— Тогда... — Мэри чувствовала, что не должна плакать. — Могу я спросить, куда вы увозите ее?

— Я считаю, тебе лучше этого не знать. Тогда не будет соблазна вступить с ней в контакт. Я позаботилась обо всем, что понадобится ей в новой школе. Тебе остается только пришить метки к одежде и упаковать ее вещи и заодно свои. — Элизабет Лайл встала. — Мэри, ты должна понимать: ребенок, о котором заботимся мы с мистером Лайлом, не может жить среди слуги, воспитываться ими. Девочка должна усвоить хорошие манеры и правила поведения, чтобы стать настоящей леди.

— Да, мадам. — Мэри с трудом дались эти слова.

— Ты можешь идти.

Подойдя к двери, Мэри остановилась.

— А как же уроки танцев? В новой школе преподают балет? Она такая талантливая. Все говорят... И мистер Лайл очень хотел...

— Как супруга мистера Лайла и действующий опекун Анны, пока мой муж находится за границей, я считаю, что лучше разбираюсь в потребностях девочки и желаниях вашего хозяина, — перебила ее Элизабет.

Мэри понимала, что бессмысленно говорить что-либо еще в такой ситуации. Поэтому она повернулась и вышла из комнаты.

Следующие несколько дней прошли в атмосфере всеобщей скорби. Мэри не могла ни словом, ни действием предупредить Анну о своем уходе из Кэдоган-Хауса. Пришивая метки с именем девочки на форму и собирая вещи, которые Анна должна была взять с собой в пансион, она старалась успокоить свою подопечную.

— Я н-не хочу ехать в школу, Мэри. Н-не хочу оставлять тебя и остальных слуг и м-мои уроки танцев.

— Я знаю, дорогая, но дядя и тетя считают, что так будет лучше. И тебе обязательно понравится общаться с другими девочками.

— Зачем они мне, к-когда у меня есть ты и другие мои друзья в этом доме? Я боюсь, Мэри. Пожалуйста, скажи тете, чтобы не заставляла меня ехать туда. Обещаю, я буду хорошо себя вести, — умоляла Анна. — Пожалуйста, попроси ее, чтобы она разрешила мне остаться.

Мэри обняла девочку, а та уткнулась к ней в плечо и горько расплакалась.

— Ты ведь с-скажешь княгине, что я приду на занятия в каникулы? Передай ей, что я постараюсь сама заниматься в школе и не подведу ее.

— Конечно, передам, дорогая.

— И время п-пройдет быстро, правда? Каникулы начнутся очень скоро, и я вернусь с-сюда к тебе.

Мэри старалась сдержать слезы, видя, как девочка, осознавая неизбежность отъезда, старается сама себя успокоить.

— Да, дорогая, очень скоро.

— И ты б-будещь ждать меня здесь, да, Мэри? Чем ты займешься, когда я уеду? — недоумевала Анна. — Тебе, наверное, б-будет ужасно скучно.

— Что ж, может, я возьму себе небольшой отпуск.

— Тогда ты д-должна обязательно вернуться к тому моменту, когда я приеду домой на каникулы, ладно?

— Хорошо, дорогая, обещаю.

В девять утра того дня, когда девочка уезжала в пансион, в дверь Мэри постучали.

— Войдите.

На пороге появилась Анна в новой школьной форме, купленной на вырост. Казалось, худенькая девочка утонула в платье, а ее лицо в форме сердечка было бледным и несчастным.

— Тетя сказала, я д-должна попрощаться с тобой здесь. Она говорит, что не хочет сцен внизу.

Мэри кивнула, подошла к девочке и, сжав ее в объятиях, сказала:

— Веди себя так, чтобы я могла гордиться тобой. Хорошо, дорогая?

— Мэри, я постараюсь, но я очень б-боюсь! — За последнюю неделю Анна стала заикаться гораздо сильнее.

— Я уверена: пройдет всего пара дней, и ты будешь в восторге от школы.

— Нет, не б-буду. Я знаю, что там ужасно, — пробормотала девочка, уткнувшись в плечо Мэри. — Пиши мне каждый д-день, ладно?

— Конечно. А теперь... — Мэри осторожно оторвала девочку от себя, посмотрела на нее и улыбнулась. — Теперь тебе пора идти.

Анна кивнула:

— Я знаю. Д-до свидания, Мэри.

— До свидания, дорогая.

Мэри наблюдала за Анной, которая отвернулась от нее и медленно направилась к двери. Остановившись на пороге, девочка помедлила и обернулась:

— Когда меня спросят про маму, я расскажу о тебе. Ты не возражаешь?

— О, Анна! — Мэри больше не могла сдерживать эмоции. — Если ты этого хочешь, я думаю, это будет просто потрясающе!

Анна молча кивнула, ее огромные глаза потемнели от боли.

— И помни, — добавила Мэри, — когда-нибудь ты станешь великой балериной. Не оставляй свою мечту, хорошо?

— Хорошо. — Анна слабо улыбнулась. — Ни за что не оставлю, я обещаю.

Мэри молча смотрела из окна, как Анна вслед за Элизабет Лайл села в автомобиль и он, тронувшись с места, постепенно скрылся из виду. Через два часа она уже упаковала свои вещи и была готова к отъезду. Элизабет Лайл дала Мэри окончательный расчет, и с помощью миссис Каррадерз она сняла комнату в пансионе на Бэрон-Корт всего в нескольких милях от особняка. Ей нужно было время, чтобы собраться с мыслями и решить, что делать дальше.

Мэри была не в состоянии пережить еще несколько расставаний, поэтому оставила на кухонном столе записки для Нэнси и миссис Каррадерз. Взяв чемодан, она открыла заднюю дверь и вышла навстречу неизвестности.