Дануорли, Западный Корк, Ирландия

— Я так понимаю, «домой» — это значит в Ирландию? — Грания сидела за кухонным столом в доме родителей и крутила в руках чашку с чаем. Она решила привести Аврору на ферму и заодно расспросить мать о том, что ей еще известно о жизни Мэри.

— Да, Мэри вернулась вместе с Софией и купила очень милый домик в Клонакилти.

— Она больше не вышла замуж?

— Нет. — Кэтлин покачала головой. — Как мне рассказывала мать, она так и не смогла оправиться после трагедии, которую пережила в Лондоне.

— Но ее связь с Райанами не прервалась?

— Нет. Вот ведь ирония судьбы, — продолжила рассказ Кэтлин. — Мэри так и не вышла замуж за Шона, зато ее дочь София и Шеймус Дунан, сын Колин — младшей сестры Шона, поженились, и у них родилась я.

— Боже мой, мама! — Грания слушала ее в изумлении. — Получается, Бриджет и Майкл Райан — твои прабабушка и прадедушка? И если бы Шон не погиб, он был бы твоим двоюродным дедушкой.

— Да, когда Колин вышла замуж за Оуэна, моего дедушку, они переехали в новый дом, который когда-то строился для Шона и Мэри. Потом дом перешел их сыну Шеймусу, который женился на моей маме Софии. А когда умер мой папа, мы с твоим отцом взяли на себя управление фермой, — объяснила Кэтлин.

— Получается, у твоей матери Софии была английская кровь и не обычная, а благородная? — уточнила Грания. — Твой второй дедушка — это Джереми Лангдон?

— Да. И это значит, что вы с Шейном тоже унаследовали его гены. — Кэтлин подмигнула дочери. — Так что ты не простая ирландская крестьянка, какой считала себя все это время. Но по Софии этого нельзя было сказать. Моя мама была очень похожа на Мэри: такая же добрая, домашняя, никакого жеманства или кокетства. В этом она очень отличалась от Анны — своей сводной сестры.

Грания заметила, что у матери изменился тембр голоса и ее лицо помрачнело.

— Ты знала ее? — удивилась девушка. — Я думала, они с Мэри отдалились друг от друга.

Кэтлин тяжело опустилась на стул.

— Грания, детка, эта история еще не закончена. Ты разве не догадалась?

— Нет. — Грания покачала головой. — А должна была?

— Я думала, такое возможно. Ведь ты живешь в Дануорли-Хаусе, а там достаточно подсказок. Так вот...

В этот момент через заднюю дверь в кухню ворвалась Аврора, державшая на руках новорожденного щенка колли.

— О, Грания! Миссис Райан! — Глаза девочки сияли от счастья, когда она смотрела на щенка. — Эта собачка — просто чудо! Шейн разрешил мне придумать ей кличку! Я решила назвать ее Лили, как мою маму. Вы не возражаете?

Грания заметила, как изменилось лицо Кэтлин, но решила не придавать этому значения.

— Мне кажется, идеально подходит!

— Отлично. — Аврора поцеловала только что названного щенка в голову. — Может... Я хочу сказать, мы...

— Аврора, сначала мы должны спросить разрешения у твоего отца. — Грания догадалась, чего желает девочка. — Кроме того, Лили еще рано забирать у матери.

— Можно, я каждый день буду навещать ее? — взмолилась Аврора. — Пожалуйста, миссис Райан?

— Я...

Грания заметила, что Кэтлин постепенно начала оттаивать в обществе привлекательной и веселой маленькой девочки, ее лицо смягчилось.

— Что ж, не вижу причин тебе отказать.

— Спасибо! — Подбежав к Кэтлин, Аврора поцеловала ее в щеку и удовлетворенно вздохнула. — Мне нравится у вас. Здесь так, как должно быть в настоящем... — Аврора помедлила, подыскивая нужное слово, — доме.

— Спасибо большое, Аврора. — Последний бастион Кэтлин пал. — А где вы планируете сегодня пить чай?

— Мы еще об этом не думали, да, Аврора? — спросила Грания.

— Тогда, может, останетесь с нами?

— Ура! Это значит, что я смогу еще немного побыть с Лили! Пойду назад к Шейну. Он обещал показать мне стадо.

Грания и Кэтлин посмотрели вслед Авроре.

— Как бы ты ни относилась к Лайлам, согласись, что она — чудесная девочка? — осторожно спросила Грания.

— Ты права. — Кэтлин стукнула по столу и, поднявшись, решила почистить картошку. — Бедняжка, она тут вообще ни при чем. Как ее кошмары? — поинтересовалась она и, достав нож из ящика, принялась за работу.

— Мне кажется, лучше. По крайней мере, она перестала ходить по ночам. Мама... — Грания хотелось вернуться к предыдущей теме разговора. — До того, как вошла Аврора, ты спросила меня, неужели я не догадалась...

На этот раз их беседу прервал отец.

— Кэтлин, сделай мне чай, я до смерти хочу пить, — сказал Джон, входя в кухню.

— Прими пока душ наверху, а я все приготовлю. — Кэтлин сморщила нос. — От тебя пахнет коровником, а ты знаешь, что я не переношу этот запах.

— Хорошо, — сказал Джон и, несмотря на протесты жены, поцеловал ее в макушку. — Я вернусь к чаю, благоухая розами.

Тем вечером Грания так и не представилась возможность поговорить с матерью о прошлом. Но она с удовольствием наблюдала за Авророй, которая, сидя за столом с семьей Райан, забросала всех вопросами о жизни на ферме.

— Если у меня не получится стать балериной, я хотела бы быть фермером, — заявила девочка, когда они с Гранией поднимались к дому по тропинке в скалах. — Я обожаю животных.

— А у тебя когда-нибудь были животные?

— Нет, мама их не любила. Говорила, от них воняет.

— Думаю, в этом есть доля правды, — согласилась Грания.

— То же самое можно сказать о людях, — спокойно констатировала Аврора, когда они вошли в кухню, и Грания зажгла свет.

— Вы правы, мадам. Вам наверх. Уже поздно.

Уложив Аврору спать, Грания никакие могла успокоиться и все бродила по дому, продолжая размышлять о Мэри — своей прабабке — и о том, какой незаурядной женщиной, судя по рассказам, она была. Грания до сих пор не поняла, где тут связь с Лайлами и о чем, по словам матери, ей нужно было догадаться, но что-то в глубине сознания не давало ей покоя. Какая-то деталь, которая никуда не вписывалась, но могла бы связать все воедино. Это «что-то» было не в гостиной, не в библиотеке и не в кабинете Александра. Грания открыла дверь в столовую, вспомнив, как однажды вечером ужинала здесь с хозяином дома.

И там, прямо над камином, она нашла ответ. Портрет, написанный маслом, на котором была изображена балерина в белой пачке с короной из лебяжьего пуха на темных волосах. Руки скрещены, голова опущена на колени, лица не видно. Внизу картины Грания прочитала надпись «Анна Лангдон, «Умирающий лебедь»».

— Анна Лангдон... — Грания произнесла имя вслух.

Вот она — связь, которую она не могла найти. Вот почему ее мать сказала, что Аврора унаследовала талант бабушки.

Через час Грания поднялась по лестнице. Ей так и не удалось найти подтверждение своей догадке, поскольку лицо балерины на картине было скрыто. Но если это та же темноглазая женщина, что изображена на черно-белых фотографиях, расставленных по всему дому, значит, Грания все поняла правильно.

Следующим утром за завтраком Грания осторожно поинтересовалась у Авроры:

— Ты видела когда-нибудь бабушку?

Девочка покачала головой:

— Мама говорила, она умерла до моего рождения. Бабушка родила маму, когда ей было уже много лет.

— Ты помнишь, как ее звали?

— Конечно. — Аврору слегка задел этот вопрос. — Ее звали Анна, и она была балериной. И я когда-нибудь тоже буду.

Они пришли на ферму днем, и счастливая Аврора убежала на скалы пересчитывать овец с Шейном, а Грания снова принялась расспрашивать мать.

— Мама, а как вышло, что Анна Лангдон и Себастьян Лайл, младший брат Лоуренса, встретились и поженились? Я ведь права? Знаменитая балерина Анна Лангдон стала Анной Лайл? Она мать Лили и бабушка Авроры?

— Да, — кивнула Кэтлин. — Все было именно так. Только не жди от меня подробностей, я тогда была еще совсем маленькой. Я встречалась с ней, но не знаю ничего о том, как завязались их отношения. А моя мама и тетя Анна продолжали тепло относиться друг к другу, так что она не стала бы обсуждать это со мной.

— Но почему Анна поехала в Ирландию вслед за матерью и сестрой? Она ведь была настолько знаменита!

— Нельзя забывать, что она переселилась сюда, когда ей было уже далеко за тридцать. Ведь балерины, как и красавицы, когда-нибудь выходят в тираж, — прагматично заметила Кэтлин.

— Мама, а ты ее помнишь?

— О да, конечно! — Вечно занятые руки Кэтлин замерли над тестом, которое она раскатывала. — Такой девочке, как я, выросшей в захолустье, тетя Анна казалась звездой экрана. Когда мы впервые встретились, она была в шубке из натурального меха. Помню, она обняла меня, и мое лицо погрузилось в пушистый мех. Она сняла шубку и пила чай в нашей гостиной. Я никогда не видела такой хрупкой фигуры. А ее каблуки показались мне тогда высотой с гору. А потом она зажгла черную сигарету. — Кэтлин вздохнула. — Разве я могу забыть все это?

— Значит, она была красива?

— В ней чувствовалась... природная сила. Неудивительно, что как только старик Лайл увидел ее, он тут же безумно влюбился.

— А сколько ему было лет?

— Шестьдесят или около того. Вдовец, который и в первый раз поздно женился. Его первая жена, Адель, была на тридцать лет моложе. И умерла, дав жизнь... тому мальчику.

— У Себастьяна уже был сын?

— Да. — Кэтлин содрогнулась. — Его звали Джеральд.

— Значит, Анна и Себастьян поженились?

— Именно так.

— Но чего ожидала Анна от брака со стариком? После той жизни, которую она вела до этого? — недоумевала Грания.

— Кто знает? Может, все дело в деньгах. Моя мама говорила, что Анна ужасная транжира и предпочитает жить в роскоши. Что касается Себастьяна, он, наверное, решил, что Анна — подарок, которого он ждал всю жизнь. Они поженились через три месяца после первой встречи.

— Он ведь был братом Лоуренса, опекуна Анны... — задумчиво произнесла Грания. — Себастьян знал о том, кто она такая?

— Да, конечно, — продолжала рассказ Кэтлин. — Им обоим показалось очень забавным, что все эти годы Анна официально считалась мертвой.

— А как же Мэри? У нее не возникло проблем из-за того, что Анна приехала в Ирландию?

— Когда Анна возникла на пороге дома в Ирландии, Мэри решила рассказать ей всю правду о том, что совершила в прошлом, желая спасти ее. А с Себастьяном Анна познакомилась немного позже, — добавила Кэтлин. — Мэри тогда поступила правильно: кто знает, что произошло бы с девочкой, если бы она не вмешалась? Анна тоже осознавала, что у нее не было бы никаких шансов стать балериной, если бы Мэри не сообщила Лоуренсу Лайлу о ее смерти и не забрала ее к себе.

— И Мэри простила дочь за то, что та не общалась с ней все эти годы?

— Понимаешь, после всего, что им довелось пережить в Лондоне, они были прочно связаны друг с другом. Ты ведь уже слышала, что Мэри любила Анну как родную дочь. Она простила бы ей что угодно. Совсем иначе возвращение сестры восприняла София, моя мать. Она называла Анну не иначе, как «блудная дочь».

— Может, она ревниво воспринимала эту их связь? — предположила Грания.

— Вполне возможно. Но главное — они воссоединились до смерти Мэри. После всего, что Мэри сделала для Анны в годы ее детства, она заслуживала этого. И знаешь, каждую неделю на могиле Мэри во дворе церкви в Дануорли обязательно появлялись свежие цветы — это прекратилось только после смерти самой Анны. Она выбрала такой способ попросить прощения у женщины, которую всегда называла матерью, и сказать ей о своей любви.

От мысли об этом у Грания внезапно перехватило горло, она даже почувствовала некоторую симпатию по отношению к Анне.

— И Себастьян решил не предпринимать никаких действий против Мэри зато, что много лет назад она украла Анну у его брата?

— Анна как-то ему все объяснила, и этого было достаточно. Кроме того, Лоуренса Лайла уже много лет не было в живых, а какой смысл ворошить прошлое? Себастьян считал, что Мэри сберегла для него ту, кого он любил больше жизни,

А все прочее его не волновало. Грания, клянусь тебе: я никогда не видела, чтобы мужчина был так ослеплен любовью к женщине.

Девушка пыталась осмыслить все услышанное.

— А потом появилась Лили?

— Да, родилась Лили. Прости нас, Господи, — пробормотала Кэтлин.

— И они втроем жили долго и счастливо в Дануорли-Хаусе?

— Если бы, — фыркнула Кэтлин. — Неужели ты думаешь, что Анна Лангдон была бы счастлива в роли матери новорожденной дочери и трехлетнего пасынка, запертая в разваливающемся доме на краю света? — Кэтлин покачала головой. — Нет. Для малышки взяли няню, и через несколько месяцев тетя Анна уехала. Обычно она говорила, что отправляется участвовать в какой-нибудь балетной постановке, и исчезала надолго. Моя мама не сомневалась: в ее жизни были и другие мужчины.

— Выходит, Лили фактически росла без матери, а старик Себастьян был рогоносцем?

— Можно и так сказать. Как же он был несчастен! Он часто приходил к нам с Лили, садился у стола и спрашивал у моей матери, нет ли новостей от Анны. Мне тогда было всего пять лет, но я до сих пор помню его лицо... Оно выражало крайнюю степень отчаяния. Несчастный, обманутый — такое впечатление, что она околдовала его. А когда тетя Анна вдруг появлялась, откуда ни возьмись, иногда даже после нескольких месяцев отсутствия, он всегда прощал ее.

— А как же Лили? Какое детство у нее было? Пожилой отец и постоянно отсутствующая мать...

Кэтлин внезапно замкнулась.

— Все, на сегодня достаточно! Не хочу больше говорить об этом. Грания, а какие у тебя планы на ближайшее будущее? — Теперь настала ее очередь задавать вопросы. — Отец Авроры скоро вернется, и твои услуги больше не понадобятся.

— Ты не хочешь говорить о прошлом, а я не собираюсь обсуждать будущее. — Разговор зашел в тупик, и Грания встала. — Поднимусь к себе, пока Аврора с Шейном не вернулись. Мне нужно взять кое-что с собой в Дануорли-Хаус.

— Как знаешь, — произнесла Кэтлин в спину уходящей дочери. Чувствуя, что воспоминания о прошлом отняли у нее все силы, она вздохнула. Ставить точку в этом повествовании было еще рано, но она и так рассказала достаточно. Кроме того, Кэтлин чувствовала, что не в состоянии продолжать. Возможно, она никогда не сделает этого.

— А вот и я, дорогая! — Джон вошел в кухню и обнял жену. — Где мой чай?