Мэтт зажмурился, увидев на экране размытое изображение, которое двигалось. Это было живым доказательством того, что случилось той ночью, которую он не помнил.

— Хотите посмотреть в трехмерном изображении? — поинтересовался врач, проводивший сканирование.

— Конечно, — ответила Чарли, пока он продолжал водить прибором по ее животу.

— Вот голова, а здесь рука. Если он перестанет двигаться, мы сможем получить хорошее изображение.

— Вот это да, — выдохнул Мэтт, глядя на цветной экран. Малыша можно было разглядеть со всех сторон, он шевелился и открывал ротик. Вот за что вы платите в элитной частной клинике. Если поставить рядом это исследование и сканирование ребенка Грании, которое они делали в местной больнице недалеко от дома, — это будет как черно-белый фильм сороковых годов прошлого века по сравнению с картиной Джеймса Кэмерона.

Позже, сжимая фотографии в одной руке, а другую протянув Мэтту, Чарли спросила:

— Хочешь пообедать? Я что-то сильно проголодалась. — Она рассмеялась.

— Конечно, как скажешь.

За ленчем она говорила за двоих, и Мэтт понимал ее состояние. Что бы он ни чувствовал, это был первый ребенок Чарли, и у нее имелись основания для восторга. Завтра ее родители устраивают барбекю в своем доме, чтобы объявить о том, что их дочь и Мэтт ждут ребенка. Даже срок, который назвал врач, проводивший сканирование, все подтверждал. И Мэтт был вынужден, наконец, согласиться с тем, что теперь это — его жизнь. Жизнь, которую он создал, возможно, сам не желая этого. Но что сделано, то сделано.

Чарли продолжала говорить о завтрашнем дне и о том, как она рада, что их общие друзья наконец-то обо всем узнают. И Мэтт сдался. Он посмотрел на нее через стол. Несомненно, она была самой красивой женщиной в ресторане. Настоящая находка для любого мужчины. Конечно, мама права: он полюбит ее, и их совместная жизнь будет прекрасной. Он также будет любить и ребенка, который у них появится.

Но только Грании больше не было рядом.

Мэтт жестом подозвал официанта и что-то прошептал ему на ухо.

Через пять минут на столе появилась бутылка шампанского.

— Что это значит? — удивилась Чарли.

— Я подумал, мы можем отпраздновать.

— Серьезно?

—Да.

— Ты говоришь о ребенке?

— О нем и... — официант разлил шампанское по бокалам, и Мэтт поднял свой, — и о нас.

— В самом деле?

— Да. И пока не наступил завтрашний день, я хочу спросить тебя, Чарли, окажешь ли ты мне честь и выйдешь ли за меня замуж?

— Ты серьезно? — удивилась она. — Это предложение?

—Да.

— Ты уверен? — нахмурилась она.

— Да, дорогая. Итак, что скажешь? Дадим малышу мою фамилию? Оформим все как положено? Объявим о предстоящей свадьбе во время завтрашнего барбекю?

— О, Мэтти... Ты даже не представляешь, как я... — Чарли покачала головой, ее глаза наполнились слезами. — Слушай, не обращай на меня внимания. Это все гормоны. Я просто хочу быть уверена, что ты осознанно так поступаешь. Что дело в нас, а не в ребенке. Потому что, если это не так, ничего не выйдет, ты ведь знаешь.

— Мне кажется... — Мэтт задумался, — нам судьбой предназначено быть вместе.

— Я всегда так считала, просто боялась произнести это вслух, — тихо сказала она.

— Итак, ты согласна? — Мэтт поднял бокал.

— О, Мэтти, конечно. Да!

— Тогда сейчас нам нужно отправиться в магазин и выбрать обручальное кольцо, которое ты завтра всем продемонстрируешь.

Через три часа обессилевший Мэтт вместе с Чарли вернулся в лофт. Они были в «Картье», «Тиффани» и снова в «Картье» — она перемерила все кольца в этом чертовом магазине. Чарли в итоге выбрала не то кольцо, которое понравилось ей вначале, а другое, похожее на первое, но значительно дороже, цена была просто заоблачной. С кредитной карты Мэтта списали сумму, равную его зарплате за полгода, но Чарли, похоже, была очень довольна.

«Ты обязательно полюбишь Чарли...»

Слова матери были единственным утешением, которое он смог придумать, засыпая тем вечером.

Обстановка, атмосфера и гости на барбекю, устроенном специально, чтобы отметить хорошие новости, — все это было знакомо Мэтту с детства. Он выпил гораздо больше, чем следовало, но они с Чарли все равно собирались остаться на ночь у его родителей. Поэтому, объявляя о помолвке, Мэтт прослезился. Это укрепило всех присутствующих в мысли, что Мэтт очень сильно любит женщину, с которой соединяет жизнь. Чарли блистала в новом платье от Шанель, купленном специально к этому случаю. Спина Мэтта разболелась от постоянных похлопываний. Позже, когда гости разошлись и остались только они с Чарли и их родители, отец невесты сказал несколько слов:

— Я не могу выразить словами радость, которую испытываю сейчас. Не сомневаюсь, Мэтт, что твои родители — наши дорогие друзья Боб и Элейн — разделяют мои чувства. Мы вчетвером решили, что сделаем вам свадебный подарок. Недалеко отсюда, на Оуквуд-лейн есть дом, который подошел бы вам: он очень просторный, с красивым садом, где мог бы играть ребенок. Мэтт, мы с твоим отцом завтра встречаемся с агентом по продаже недвижимости и собираемся купить для вас этот дом.

— О Боже! — Чарли в восторге повернулась к Мэтту и схватила его за руку. — Это просто чудо! Только подумай, мы будем жить рядом с нашими родителями! И они всегда смогут присмотреть за ребенком.

Все засмеялись, кроме Мэтта, который налил себе еще немного шампанского.

Позже, когда они приехали в дом к родителям Мэтта — дорога заняла всего десять минут, — Элейн увидела, что сын сидит в одиночестве на террасе.

— Ты счастлив, дорогой?

— Да, мам, — ответил Мэтт и поразился, насколько мрачно это прозвучало. Взяв себя в руки, он произнес: — Конечно же, да. Почему нет?

— Да, причин огорчаться, вроде бы нет. — Она положила руку ему на плечо. — Я просто хочу, чтобы мой мальчик был счастлив.

Элейн пересекла террасу и, оглянувшись, посмотрела на сына. Все в его облике противоречило его словам. «Такова жизнь!» — подумала она и вздохнула. Позже, лежа без сна в кровати рядом с мужем, она вспоминала прошедшие тридцать девять лет, которые со стороны казались идеальными. Но сердце говорило иное, потому что ее брак был сплошным притворством и соглашательством.

В Дануорли установилось мягкое лето. Иногда выдавались теплые дни, и тогда Грания брала Аврору на пляж и они купались в море. Время от времени шел мелкий дождь, больше похожий на туман, под которым было невозможно промокнуть. Аврора казалась спокойной и вполне довольной жизнью. Она занималась делами на ферме с Джоном и Шейном, ездила с Кэтлин в город за обновками и с удовольствием путешествовала с Гранией по побережью, исследуя новые красивые места. Когда Грания не занималась с девочкой, она работала в студии, доводя до совершенства шесть скульптурных изображений своей подопечной в разнообразных изящных позах.

В один августовский день Грания, потянувшись, поднялась с рабочей скамьи. Она больше не могла улучшить скульптуры — они были совершенством. Работа закончена. Осторожно упаковывая скульптуры, чтобы отвезти их в Корк и отлить в бронзе, Грания испытывала радостное возбуждение, но оно быстро прошло. Закончив дело, она опустилась на скамью, ощутив внутреннюю опустошенность и отчаяние. Эта работа помогала ей преодолеть странную отрешенность от всего мира, которая вновь накатила волной. Грания чувствовала себя черно-белой копией самой себя — прежде яркой и привлекательной женщины.

Конечно, Аврора вскоре по документам станет ее дочерью — они вдвоем уже побывали на собеседовании с ирландскими чиновниками — и эта замечательная новость не могла не радовать. Грания старалась думать именно об этом, а не о других, более сложных, моментах жизни. Но как бы сильно ни любила родителей, Грания не хотела навсегда оставаться под их крышей. В Дануорли-Хаусе полным ходом шел ремонт, а она по-прежнему сомневалась, будет ли ей комфортно даже в заново отделанном особняке. Кроме того, Авроре очень нравилось на ферме, девочка могла воспротивиться любому предложению о переезде. Кроме того, она все еще переживала утрату отца, поэтому такой шаг мог только навредить ей.

Так что, судя по всему, Грания пока была привязана к родным местам.

В сентябре Ханс снова прилетел в Ирландию и вместе с Гранией и Авророй отправился в суд по семейным делам, чтобы завершить процесс удочерения.

— Ну вот, Аврора, теперь у тебя официально есть мама. И как тебе это нравится? — спросил Ханс девочку за ленчем после суда.

— Это просто замечательно! — Аврора крепко обняла Гранию и добавила: — А еще у меня есть новая бабушка, и дедушка, и... — Она потерла нос. — Думаю, Шейн — мой дядя. Я права?

— Да, — улыбнулась Грания.

— Как ты считаешь, они не станут возражать, если я буду называть их бабушка, дедушка и... дядя Шейн? — захихикала девочка.

— Думаю, не станут, — ответила Грания.

— А ты, Грания? — Аврора внезапно смутилась. — Можно я буду называть тебя мамой?

— Дорогая... — Грания была тронута. — Я польщена твоим предложением.

— Ну вот, теперь я чувствую себя брошенным, — притворно надулся Ханс. — Похоже, я единственный, кто не является твоим официальным родственником.

— Дядя Ханс, не говори глупостей! Ты мой крестный отец. И всегда будешь носить звание почетного дяди!

— Спасибо, Аврора! — Ханс подмигнул Грании. — Я очень ценю это.

Кэтлин приготовила праздничный ужин в честь того, что Аврора официально вошла в семью Райан. Ханс тоже на нем присутствовал, а по завершении поднялся и сказал, что ему пора возвращаться в отель в Корке, поскольку завтра рано утром он улетает в Швейцарию. На прощание он поцеловал Аврору, поблагодарил Кэтлин и Джона. Грания вышла проводить его до машины.

— Как приятно видеть Аврору счастливой! Ей очень повезло, что вы приняли ее в вашу сплоченную, любящую семью.

— Да мама говорит, что Аврора вселила в них новую жизнь.

— А как же ты, Грания? — Ханс помедлил, прежде чем сесть в машину. — Как твои планы?

— Честно говоря, у меня их нет, — пожала плечами она.

— Пожалуйста, не забывай: Александр беспокоился, что присутствие Авроры рядом с тобой помешает твоему будущему, — напомнил ей Ханс. — Я сам убедился, как она счастлива здесь. Даже если ты решишь выбрать для себя другую жизнь, вряд ли это плохо отразится на ней.

— Спасибо, Ханс, но у меня больше нет «другой» жизни. Это и есть моя жизнь.

— Но может, тебе стоит в ближайшее время слетать в Нью-Йорк? Грания... — Ханс положил руку ей на плечо. — Ты слишком молода и талантлива, чтобы оставаться здесь. И не используй Аврору как повод для того, чтобы сдаться. Мы все хозяева собственной судьбы.

— Я знаю, Ханс, — кивнула она.

— Прости, что читаю тебе нотации. Но мне кажется, тебе сейчас тяжело. Последние несколько месяцев дались тебе нелегко. Боюсь, сейчас ты буксуешь в колее, но пора выбираться. И чтобы это сделать, нужно поступиться самолюбием, а это, как я понимаю, тебе чрезвычайно сложно сделать. — Улыбнувшись, он расцеловал ее в обе щеки и сел в машину. — Помни: достаточно лишь набрать номер, чтобы связаться со мной. Я помогу тебе, чем сумею в профессиональном или личном плане.

— Спасибо! — Грания помахала Хансу, расстроившись, что он уезжает. Они очень сблизились за прошедшие месяцы, и она ценила его мнение. Ханс был мудрым человеком и, похоже, безошибочно мог определить и озвучить самые тайные мысли и страхи Грании.

Возможно, ей действительно следует вернуться в Нью-Йорк...

Грания зевнула и вспомнила известную фразу Скарлетт О'Хары: «Я подумаю об этом завтра!» А сегодня был длинный день!

* * *

Когда холодные ветры с Атлантики снова задули на берегу Западного Корка и его жители разожгли огонь в каминах, Грания начала работу над новой серией скульптур. На этот раз ее моделью стала Анна, бабушка Авроры. Грания решила вылепить фигуру с портрета Анны, танцующей «Умирающего лебедя», который висел в столовой Дануорли-Хауса. Она вспомнила свою первую скульптуру лебедя, благодаря которой они с Мэттом встретились. Так что в названии ее нынешней работы крылась грустная ирония. Но если уж на то пошло, из всех несчастий она вынесла особый Metier. Ее вдохновляла грация и изящество танцовщиц, а профессиональный талант позволял ей отобразить их в глине.

Девятый день рождения Авроры был в конце ноября. Узнав, что в Дублин на гастроли приезжает Английский национальный балет, Грания тайно забронировала билеты. Как она и предполагала, Аврора была вне себя от счастья.

— Грания, это лучший подарок, который я когда-либо получала! Это же «Спящая красавица» — мой любимый балет!

Грания сняла на сутки номер в «Джурисинн» в Дублине, рассчитывая, оказавшись в городе, немного походить по магазинам. Во время представления она поглядывала на восхищенное лицо Авроры, наблюдавшей за происходящим на сцене, и это было гораздо приятнее, чем сам балет.

— О, Грания, — мечтательно сказала Аврора, когда они вышли из театра. — Я сейчас приняла решение. Хоть я люблю животных и ферму, но, думаю, я должна стать балериной. И однажды я хотела бы станцевать партию принцессы Авроры.

— Дорогая, я уверена, что так и будет.

Вернувшись в номер, Грания поцеловала Аврору на ночь и легла на двуспальную кровать рядом с ней. Когда она выключила свет, в темноте прозвучал голос девочки:

— Грания?

—Да?

— Я знаю, мама всегда говорила, что ненавидит балет, но если это так, почему она назвала меня именем принцессы из известной сказки?

— Это очень хороший вопрос, Аврора. Может, в действительности она совсем иначе относилась к балету.

—Да...

Они некоторое время молчали, а потом Аврора спросила:

— Грания?

— Да, Аврора?

— Ты счастлива?

— Да. Почему ты спрашиваешь?

— Потому что... иногда я вижу, как ты грустишь.

— Правда? — Грания была неприятно удивлена. — Конечно, дорогая, я счастлива. У меня есть ты, моя работа и семья.

Снова повисла пауза.

— Да, я знаю. Но у тебя нет мужа.

— Нет.

— А должен быть. Не думаю, что папа был бы рад узнать, что ты одна. И что ты одинока, — укоризненно произнесла девочка.

— Очень мило, что ты говоришь это, но у меня действительно все в порядке.

— Грания?

— Да, Аврора. — На этот раз Грания ответила с усталым вздохом.

— Ты любила кого-нибудь до папы?

—Да.

— И что произошло?

— Ну, это длинная история. Дело в том, что... Честно говоря, я сама не знаю...

— О, почему бы тебе не разобраться с этим?

— Аврора, тебе пора спать! — Грании было неловко, ей хотелось поскорее закончить разговор. — Уже поздно.

— Извини, еще всего два вопроса. Где он жил?

— В Нью-Йорке.

— И как его звали?

— Мэтт. Его звали Мэтт.

—Ой!

— Спокойной ночи, Аврора.

— Спокойной ночи, мамочка.