Было уже около одиннадцати часов вечера, когда Анжелика и Ролан прибыли к Жан-Пьеру на прием в честь Дженни Линд.

Их встретила непринужденная обстановка радости и веселья. Приглашенных, поглощавших изысканные блюда и неимоверные количества шампанского, было столько, что, казалось, яблоку негде упасть.

Но и в этом кипящем креольском муравейнике выделялась высокая и тучная фигура Барнума. Это был приятной наружности джентльмен с грубоватыми чертами лица. Даже на расстоянии Анжелике удалось подметить озорную искорку в его глазах.

Ее кто-то окликнул, она повернулась и увидела приближающегося Жака.

— Пора познакомить вас с мисс Линд и господином Барнумом, — весело предложил он.

По мере того как они продирались через толпу, Анжелика спросила патриарха рода Делакруа:

— А где же Бланш?

— Наверху, отдыхает, — вздохнул он. — Боюсь, она просто выдумала эту «головную боль» после концерта. — Она получила от концерта громадное удовольствие, — Жак покачал головой. — По-моему, не следует ее заставлять.

Анжелика кивнула, соглашаясь.

— Фенис, — сказал он, когда они наконец прорвались через шпалеру поклонников, — ты должен кое с кем познакомиться.

И Анжелика очутилась лицом к лицу с Фенисом Барнумом, отдав должное элегантно сшитому черному костюму, серебряному парчовому жилету и черному галстуку. Когда Жак познакомил их, грубые черты антрепренера разгладились. Он улыбнулся и любезно пожал вновь прибывшим руки.

— Я очарован, мадам Делакруа, — сказал он с поклоном. — Жак должен быть счастлив, что вы вошли в его семью. Из всех местных дам, которые весьма красивы, вы оставляете самое приятное впечатление.

— Спасибо, мсье. Думаю, это прекрасно, что вы привезли мисс Линд в нашу страну.

— Приятно слышать, мадам.

Когда Барнум повернулся к Ролану, чтобы пожать руку, Анжелика направилась в сторону Дженни Линд. Та вся как бы светилась, серо-голубые глаза блестели. Но одновременно она выглядела усталой, ее состояние выдавали предательские морщинки у глаз. В присутствии знаменитой певицы Анжелика чувствовала себя приобщенной к пленительному миру музыки и очень волновалась, однако, собравшись с силами, она смогла прошептать:

— Мисс Линд, сегодня вы были просто потрясающи.

— Спасибо, дорогая, — ответила Дженни, равнодушно вежливо пожимая руку очередной поклоннице. Она говорила на плохом, с большим акцентом, английском, но тон ответа был мягок и искренен. — Мне очень понравился Новый Орлеан. Вы, креолы, так полны, как бы мы это сказали, э… э… жаждой жизни.

— Да, мисс. Но вы… — Анжелика не могла подобрать нужных слов и только добавила: — Сегодня вы были такой воодушевленной.

Линд еще раз поблагодарила Анжелику и повернулась к Ролану, который уже рассыпался в комплиментах по поводу концерта. Еще несколько вежливых фраз, и наших героев оттерла от виновников торжества следующая волна приглашенных. Жак тут же воспользовался этим и принялся знакомить их с другими присутствующими.

Оставленные наконец в покое Анжелика и Ролан пили шампанское и отдавали должное кухне вместе с членами семьи Миро, Жан-Пьером и его спутницей. Анжелике было приятно видеть, как в другом углу комнаты мадам Сантони оживленно беседовала с Линд. Она знала, что этим двум примадоннам есть о чем поговорить.

Прошел еще час, многие разъехались, и гостей осталось не больше двадцати человек: даже Миро отправились домой, чтобы уложить Филиппа спать. Жан-Пьер пригласил всех полуночников в гостиную на чашечку кофе.

Мадам Сантони села рядом с Роланом и Анжеликой на одной из кушеток, Барнум с дочерью, мисс Линд и Жаком — напротив них.

— Мисс Линд просто очаровательна, — прошептала мадам Анжелике. — Ты не поверишь, но она напомнила мне о моем успехе в Париже… Ах, тогда я пела Алину…

— Я совсем не удивлена, мадам, — ответила Анжелика. — Кто мог бы забыть ваше пение?

Центром веселья образовавшейся компании стал Барнум, который развлекал присутствующих рассказом о том, как он обманул во время приезда беснующуюся толпу в районе ново-орлеанских доков.

— Они требовали, чтобы Дженни хоть на минуту остановилась, а я набросил шаль на мою дочь и сошел с ней с трапа теплохода. Уловка сработала, и Дженни незаметно проскользнула в свои апартаменты в отеле «Понтиенбло».

Все нашли изобретательность Барнума любопытной. Когда смех стих, последовала неизбежная и настойчивая просьба к Дженни спеть. Наиболее настойчив был отчего-то Антонио. И именно ему и отвечала отказом виновница торжества. Затем она повернулась к мадам Сантони и очаровательно улыбнулась.

— Однако я заметила, что сегодня среди нас присутствует блестящая итальянская примадонна. Я бы хотела услышать какую-нибудь арию в исполнении мадам Сантони. И я также должна послушать ее молодую очаровательную протеже. Ту, о которой мадам так высоко отзывалась, — здесь Линда посмотрела в сторону Анжелики.

Анжелика почувствовала, что от ее неожиданной просьбы кровь прилила к лицу, и она смущенно перевела взгляд с Ролана, который сидел с угрюмым видом, на мадам. У той на лице не дрогнул ни один мускул.

— Мадам Линд, — ответила она, — мы крайне тронуты вашей просьбой. Однако мы с Анжеликой и мечтать не можем о пении, пока не услышим вас первой.

Теперь уже Линд требовательно посмотрела на своего антрепренера.

— Милые дамы, — дипломатично начал Барнум, — боюсь, что это просто исключено, и мисс Линд не станет петь сейчас. Она не рискнет перенапрягать голосовые связки перед предстоящим концертом. Это одно из наших правил — он мягко улыбнулся сначала мадам, потом Анжелике. — Однако я буду у вас в вечном долгу, если вы удовлетворите просьбу мисс Линд и осчастливите нас… э… э… своим вокалом.

Мадам вопросительно посмотрела на свою ученицу, а та, в свою очередь, на Ролана. Анжелика знала, что муж будет недоволен, но одновременно она понимала, что для мадам все происходящее — это редчайшая возможность. У нее отлегло от сердца, когда в знак одобрения Ролан кивнул. Она повернулась к мадам и улыбнулась.

— Ты помнишь дуэт из «Фигаро», дорогая? — спросила мадам.

— О да.

Жюль Бенедикт вызвался аккомпанировать, и мадам с Анжеликой принялись услаждать присутствующих. Сначала они исполнили арию по очереди, затем их голоса слились в крещендо, отличавшемся наичистейшей гармонией. Они закончили выступление под благодарные аплодисменты.

— Браво! — воскликнула Дженни Линд.

Мадам поблагодарила Жюля Бенедикта за аккомпанемент и, после того как дирижер вернулся на свое место, сама устроилась за роялем.

— Теперь, дорогая, — обратилась она к Анжелике, — спой нам арию из «Семирамиды».

У Анжелики не было возможности запротестовать, так как мадам уже взяла первые аккорды. Она повернулась лицом к гостям и запела один из шедевров Россини сильным и красивым голосом.

В то время как Анжелика продолжала очаровывать слушателей, Андре Бьенвиль подошел к своему другу Жаку Делакруа и слегка похлопал его по плечу. Оба удалились в глубину комнаты.

— Почему ты не рассказал мне о девушке? — прошептал Бьенвиль, кивая в сторону Анжелики. — Я знаю все о Сантони, и на протяжении нескольких лет пытался уговорить ее вернуться в оперу… но не было никакой возможности. — Бьенвиль замолк и, словно в экстазе, закрыл глаза, вслушиваясь в мощную каденцию Анжелики.

Жак, тоже выглядевший ошеломленным, кивнул:

— Андре, я и понятия не имел о ее таланте. Мой сын сказал мне, что она хорошо поет, но когда я недавно обедал с девушкой и племянником, он не разрешил ей петь.

Андре посмотрел на присутствующих.

— Ее муж — твой племянник, Ролан Делакруа?

— Да.

— Тогда это будет проблема, — Андре задумчиво почесал подбородок. — Ни один уважающий себя креол не разрешит жене появиться на сцене. Знаю по себе, что скорее посажу жену на цепь, нежели разрешу ей пойти на сцену. — Он снова замолчал, когда Анжелика выводила прекрасную трель своим кристально чистым голосом.

— И все-таки она чертовски хороша.

— Согласен, — ответил Жак. Он подтолкнул приятеля локтем. — Жаль, мы не сможем устроить ей турне, подобное тому, в которое Барнум взял Линд — а, мой друг?

Андре хихикнул.

— Это правда, что Барнум попросил тебя оказать содействие в этом турне, и ты отказался?

— Что, обязательно надо напоминать мне об этом? — проворчал Жак и нахмурил брови. Глядя на Анжелику, когда она под аплодисменты закончила арию, он размышлял. — Возможно, и мы сможем иметь свою собственную маленькую «малиновку», Андре…

Вернувшись в отель вместе с Роланом, Анжелика ощущала себя парящей в воздухе. Раз за разом она воспроизводила в памяти момент, когда она пела перед гостями в доме Жан-Пьера.

…Вот Барнум с неожиданно одухотворенным лицом устремляется к ней, крепко жмет руку, говорит, что она — божественна, и вручает ей свою визитную карточку.

…Вот к ней подходит сама Дженни Линд, обнимает и со слезами на глазах говорит:

— Дорогая, у тебя дар. Ты должна разделить его с другими.

Этих слов Анжелика никогда не забудет.

Сейчас же она устроилась за туалетным столиком, Ролан сел на кровать напротив нее. Он так хорошо смотрелся в парчовом халате. Однако выражение его лица рассеянное, как на протяжении почти всего вечера.

— Тебе понравилось пение мисс Линд? — спросила она.

— Да, но ее голос не сравнится с твоим, — удивительно, но он улыбнулся ей.

— И все-таки ты был недоволен, когда я пела сегодня? — Анжелика была тронута его словами, но в голосе мужа было нечто, что слегка испугало ее.

Какое-то время он молчал.

— Большинство из присутствующих были чужаки. Поэтому все походило на публичное выступление.

— Дженни Линд поет перед аудиторией, так же как это делала мадам Сантони, — заметила Анжелика, слегка вздернув подбородок.

— Их обычаи в значительной степени отличаются от наших, — он сердито посмотрел на жену. — Ты что, в самом деле хотела бы петь на сцене, как мисс Линд?

— Я никогда не думала об этом… До сегодняшнего дня, — честно призналась Анжелика. — Я полагаю, в этой идее есть что-то привлекательное.

— Тогда… Тогда я не смогу разделить с тобой эту идею, дорогая.

С горделивым видом Анжелика нахмурила брови: они с вызовом посмотрели друг на друга. И вдруг Ролан вскочил и, приблизившись к ней вплотную, сжал ее груди. Через тонкую ткань пеньюара она ощутила трепет его пальцев. Анжелика напряглась и вздрогнула, увидев на его лице демоническую улыбку.

— Сейчас, мой ангел — разве сейчас не время поработать во имя ребенка, которого ты так хочешь? — прошептал он.

Анжелика покраснела, но ничего не ответила, продолжая неотрывно смотреть мужу в глаза.

— Что, передумала? — нахмурился Ролан.

— Нет.

Он крепко прижал ее к себе и страстно поцеловал. Затем со стоном сорвал с нее халат и отбросил в сторону. Перегнувшись через туалетный столик, он приник губами к ее груди. Его руки ласкали ее обнаженные мраморные бедра. Он неистово терзал ее грудь, доводя Анжелику до исступления… Она вонзилась ногтями в его спину, не делая попытки при этом выскользнуть из его объятий… Вдруг выпрямившись, Ролан посмотрел ей в лицо и обнаружил, что в ее взоре что-то изменилось. Вспоминая вечер, обожающие взгляды тех, кто слушал ее, он ощутил приступ легкого беспокойства. В первый раз он задался вопросом, не сможет ли этот талант однажды лишить его любимой жены?

Эта мысль была столь же невыносимой и столь же болезненной, как и сопротивление, которое он сейчас почувствовал в ее теле. Ролан знал, что этот барьер должен быть разрушен: он не может допустить, чтобы им что-то мешало. Со всей решительностью он подхватил ее, уложил на постель и быстро скинул халат. Глаза его горели жарким огнем. Он поцеловал ее волосы, а затем его губы начали томное путешествие по самым сокровенным уголкам ее божественного тела. Анжелика отпрянула, ощутив язык мужа у себя на животе. Но он еще сильнее прижал ее, крепко обняв за бедра.

— Не борись со мной, — хрипло прошептал Ролан. — Я сделаю так, что ты навсегда запомнишь эту ночь.

Губы Ролана между тем уже исследовали самую интимную часть ее тела. По телу пробежала волна удовольствия, и она застонала. В беспамятстве Анжелика пыталась разорвать в клочья простыню. Он терзал и возбуждал ее до тех пор, пока она, не в силах вынести эту сладкую муку, не забилась в волнах штормового и болезненного экстаза. Их соитие было настолько неистовым, что она едва могла его выносить, но он крепко держал ее и нашептывал:

— Расслабься, дорогая… просто покорись, тебе будет так хорошо, вот увидишь.

Она смирилась, заплакала и, обхватив мужа руками, тесно прижалась к нему…

А он все шептал ей на ухо слова любви.

— Мой ангел… моя любовь… Каждый из присутствующих мужчин на приеме хотел бы сделать с тобой то же, что я делаю с тобой сейчас.

— Да, но только ты можешь, — томно прошептала в ответ она.

— Скажи это еще раз, — попросил Ролан. — Скажи это еще раз.

— Завтра я отвезу тебя домой, — сказал он значительно позже.

— Так скоро? — Анжелика посмотрела мужу в глаза.

— А ты разве не хочешь поехать со мной домой? — Он нежно убрал прядь волос с ее глаз.

— Конечно, но я думала, что еще раз увижусь с мадам, — она была тронута его нежной заботой.

— Тогда придем к компромиссу. Посмотрим, сможем ли мы пригласить ее на ланч завтра, а после обеда отправимся домой.

— Это очень мило с твоей стороны, Ролан.

— Рад сделать все, чтобы ты была счастлива, мой ангел.

— Тебе это удается… — улыбаясь мужу, Анжелика должна была признаться сама себе, что никогда не чувствовала себя более счастливой, чем в этот момент. Думая о завтрашнем дне, она добавила: — Интересно…

— Да?

— Ты думаешь, Бланш захочет поехать с нами?

— Полагаю, захочет, — он вздохнул. — Но я хотел бы, чтобы она осталась здесь на некоторое время и чтобы у нее и Жака дела пошли на лад. Но, думаю, надо все же узнать у нее утром, что она собирается делать.

— Возможно, мне удастся уговорить ее остаться.

— Думаю, ты — уговоришь, — ответил Ролан, нежно целуя жену в щеку. — А теперь, мой ангел…

А в то время, когда Ролан так страстно доказывал свою любовь Анжелике, Жак провожал Бланш домой в экипаже сына.

— Мне, право, не следовало посылать служанку так рано и будить тебя после приема, — ворчал он. — Я должен был заставить тебя переночевать в доме Жан-Пьера и, таким образом, ты была бы вынуждена выйти за меня замуж утром.

Она не ответила, он сжал ее холодную руку в перчатке и добавил:

— Дорогая, я так хотел, чтобы ты встретилась с Барнумом и мисс Линд…

— У меня ужасно разболелась голова, Жак.

— И поэтому ты вслушивалась в каждую ноту, которую выводила мисс Линд?

— Я не могу обманывать тебя, — Бланш вздохнула.

— Это уж точно, не можешь, — он обнял ее за плечи. — Но ты высидела весь концерт, моя дорогая, — для тебя это настоящий подвиг. Теперь ты должна погостить у Миро в Новом Орлеане. Мы будем вместе каждый день, и мы начнем с малого — сначала несколько визитов к друзьям, затем, возможно, бал или другой концерт. Ты увидишь, со временем…

— Нет, я не могу остаться. Я еду домой с Роланом и Анжеликой.

— И опять назад, в свое заточение, — он тоже вздохнул.

— Жак, это жизнь, которая мне предназначена…

— И это самый большой вздор, который я когда-либо слышал.

Бланш инстинктивно отпрянула от Жака, когда экипаж остановился перед домом Миро. В действительности, Бланш очень хотела остаться в Новом Орлеане, чтобы быть с Жаком, но она считала, что из этого ничего хорошего не выйдет. Она заметила жалостливые взоры, которые на нее бросали окружающие, даже несмотря на то, что она постаралась скрыть свой недостаток под густой вуалью.

Когда Жак вылез из кареты, в свете фонаря Бланш увидела, что он выглядит расстроенным и измученным. Она пожала ему руку и отвернулась, чтобы скрыть слезы.