Месяц спустя в один из октябрьских дней Анжелика сидела в кресле-качалке в своей комнате в городском доме Миро и кормила Жюстэна.

В свои два с половиной месяца мальчик продолжал бурно развиваться. Тело его было розовым и пухлым, волосы на голове слегка пушились. Лицом он весьма напоминал отца.

Анжелика улыбнулась сыну, который жадно припал к груди. Ножки его стучали от удовольствия по платью матери. Она до сих пор не могла поверить, что ее жизнь так круто переменилась всего за несколько недель.

…Прошло только два дня после ее короткого разговора с Роланом, и Анжелика отбыла в Новый Орлеан вместе с Бланш, Коко и Рубеном. Муж настоял, чтобы его сестра сопровождала Анжелику. В конечном счете, Бланш не могла допустить мысли оставить крестника, которого она боготворила. В последние недели она и Коко сменяли друг друга около Жюстэна, в то время как Анжелика упорно репетировала перед предстоящим концертом в театре Святого Чарльза.

Анжелике не верилось, что менее чем через неделю она будет выступать перед множеством любителей оперы. Она прекрасно знала, что креолы — истинные ценители хорошей музыки, и что ее аудитория в случае неудачного выступления просто никогда больше не придет на представление.

Мадам Сантони, нарушившая свое уединение ради такого случая, делала немало, чтобы у Анжелики появилась уверенность. Андре Бьенвиль пригласил мадам из Сент-Джеймса и предложил ей апартаменты в отеле «Сент-Луис». Он щедро платил мадам как педагогу будущей примадонны.

К удивлению Анжелики, мадам согласилась, а ее муж Антонио остался в Сент-Джеймсе вести дела фирмы. С учетом того, что время было решающим фактором, мадам с ходу занялась формированием репертуара.

Каждый день они с Анжеликой встречались в театре, где проводили по две репетиции. В дополнение к этому Анжелика работала с Бланш в доме Миро. Под руководством мадам Анжелика вошла в ритм, знакомый ей с детских лет — бесконечные гаммы, каденции и трели.

После того как начались репетиции с мадам, она поведала своей учительнице о своих опасениях относительно выступлений на публике за плату. Мадам согласилась и ответила ей:

— Знаю, ты была воспитана в таком духе, что благовоспитанной молодой даме просто неприлично выходить на сцену. Боюсь, что я в этом смысле тоже повлияла на тебя, призывая петь только в церкви, восхваляя Бога. И хоть я не была многословна в этом плане, но тоже внушила тебе, что петь на сцене грешно, — в глазах мадам заблестели слезы, и она продолжала: — Я сделала это исходя из собственного опыта. Я всегда чувствовала, что трагедия, которая обрушилась на меня и Антонио в Италии, была не чем иным, как наказанием Божьим за мое тщеславное стремление петь на сцене. Но когда я услышала пение Дженни Линд прошлой зимой, я изменила мнение. Видишь ли, мисс Линд тоже почитает свой голос за дар Божий, но это не останавливает ее перед пением за плату. — Мадам сжала руку Анжелики и страстно закончила: — Твой талант ярче ее, и держать это яркое ангельское пламя запрятанным навсегда было бы святотатством. Теперь я понимаю, что случившееся со мной и Антонио было просто трагическим стечением обстоятельств.

Анжелика улыбнулась, когда вспомнила, как эмоционально говорила это все мадам. После ее признаний Анжелика обняла учительницу и наконец успокоилась относительно принятого ею решения выступать на сцене.

Практические соображения также подталкивали Анжелику выступать с концертами. Андре Бьенвиль уже предложил ей постоянное, хорошо оплачиваемое место в опере. Анжелика серьезно рассматривала это предложение, хотя хотела подождать и посмотреть, как у нее пройдет дебют. В конечном счете, ей надо было содержать сына. Они с Роланом отошли друг от друга, и, несмотря на то, что он открыл ей солидный счет в банке Мориса, тратить его деньги ей не хотелось.

Глядя на Жюстэна, крепко спящего у нее на руках, Анжелика осознала, что ей ужасно недостает его отца. По ночам она лежала в одинокой постели и страстно желала объятий Ролана. Их интимная жизнь была очень интенсивной и, насколько ее сердце желало его общества и моральной поддержки, настолько же ее здоровое молодое тело жаждало физической разрядки, которая возможна была только с ним. Их разъезд заставил ее понять, как никогда раньше, что она нуждалась в нем во всех отношениях — эмоциональном, духовном и физическом.

Ах, если бы он так же нуждался в ней, как она в нем!

Бланш несколько раз предлагала Анжелике вернуться в Бель Элиз и помириться с мужем, но Анжелика напомнила ей, что именно он отослал ее в Новый Орлеан. Теперь именно Ролан обязан был сделать первый шаг. Но до сегодняшнего дня он не сделал никаких попыток, и это глубоко ранило.

Анжелика старалась не сосредоточиваться мыслью на распавшемся браке. Несмотря на глубокие внутренние переживания, она заставляла себя смотреть вперед, держать форму. Во имя ребенка.

В дверь Анжелики аккуратно постучали. Она накрылась и сказала:

— Войдите.

В комнате появилась Эмили Миро, одетая в золотистый шелковый халат. В руках она держала газету.

— Как себя чувствует наш маленький мальчик? — спросила она с улыбкой.

Анжелика улыбнулась хозяйке и подруге. Эмили была само гостеприимство на протяжении этих последних нескольких недель.

— Он крепко спит, наевшись до отвала.

Эмили раскрыла газеты и протянула Анжелике.

— Прочитай-ка это, пока я положу Жюстэна в кроватку.

Анжелика кивнула, аккуратно передала ребенка Эмили и взяла газету. Она увидела огромное рекламное объявление Андре Бьенвиля в новоорлеанской газете «Кресент».

«ИДИ СЮДА, МОЙ АНГЕЛ, ОСТАЛОСЬ СЧИТАННОЕ КОЛИЧЕСТВО НЕРАСПРОДАННЫХ БИЛЕТОВ».

Анжелика вздохнула и отложила газету в сторону. Эмили повернулась в ее сторону и сказала:

— Андре делает тебе прекрасную рекламу. Все в театральных кругах только и говорят о твоем дебюте.

— Я это заметила, — ответила Анжелика, припоминая, что недавно ее останавливали на улицах и спрашивали, не она ли тот самый Ангел, — теперь мне бы только оправдать надежды Андре.

— О, Анжелика! Любой, кто тебя слышал, не стал бы сомневаться в успехе, — отмахнулась Эмили.

— Бланш уехала с Жаком на обед по случаю помолвки? — помолчав, в раздумье спросила Анжелика.

— Еще нет, — Эмили покачала головой. — Она ждет его во дворе. — Глаза Эмили блеснули, когда она продолжила: — Анжелика, то, что ты научила Бланш накладывать сценический макияж на ее родимое пятно, просто гениально. Я заметила, что теперь каждый раз, когда Бланш выходит с Жаком, она надевает менее плотную вуаль.

Анжелика улыбнулась. Когда они приехали в Новый Орлеан, Бланш уединилась в доме Миро, отказываясь видеться с Жаком, и заявила, что ей надо присматривать за крестником. Затем, когда костюмерша в театре начала обучать Анжелику, как накладывать грим, ей пришла в голову мысль, что густые масляные румяна послужат прекрасной маскировкой для родимого пятна Бланш. Анжелика принесла домой набор румян и попросила помощи Эмили, чтобы заинтересовать золовку. Сначала Бланш отказывалась от этой идеи, ведь румяна пристали только актерам да падшим женщинам.

В конечном счете они убедили Бланш позволить Анжелике поэкспериментировать с различными оттенками. И она нашла выход — слегка припудривая румяна жженой магнезией, придать пятну телесный цвет. После обработки родимое пятно еще можно было различить, но оно уже было значительно бледнее.

Анжелике было очень приятно наблюдать за реакцией Бланш, когда она посмотрела на свое изменившееся отражение в зеркале. Первый раз на ее памяти Бланш действительно выглядела прекрасно, и не потому, что родимое пятно было загримировано, а потому, что она вся светилась изнутри.

Тем не менее Бланш ужасно нервничала, когда она в первый раз вышла из дома с румянами на лице в сопровождении Жака. Однако несколько часов спустя она вернулась домой сияющая и рассказала Эмили и Анжелике о своем успехе.

— Жак ни слова не сказал о моем лице. Казалось, он даже не заметил — никто не заметил.

— В этом и заключалась вся идея, не так ли? — заметила Эмили, и все трое засмеялись, радостно обнимая друг друга.

С тех пор Бланш виделась с Жаком несколько раз в неделю.

Как же Анжелике хотелось бы видеть Ролана настолько же часто!

Эта мысль сильно огорчила ее. Эмили, увидев выражение ее лица, спросила:

— Подумала о Ролане, дорогая?

Анжелика кивнула, выдавив из себя улыбку. Эмили стала прекрасной поверенной всех ее тайн за последние несколько недель.

— Он всегда в моих мыслях.

— Ты действительно думаешь, что это безнадежно? Когда вы были здесь вдвоем прошлой зимой, вы смотрелись такой милой парой.

Анжелика вздохнула, вспоминая те прекрасные дни.

— Ролан никогда не думал обо мне как о личности, как о равноправном партнере в браке. Он контролировал каждое мое движение… Но полагаю, я не способна быть покорной женой. В тот раз, когда я не повиновалась ему, думаю, я потеряла последний шанс на наше совместное будущее. Не было доверия, Эмили, а без доверия брак обречен…

— Если бы он только мог приехать на твой концерт, — сказала Эмили, — тогда, может, вы двое…

— Он не приедет, — вставила Анжелика, и впервые в ее голосе прозвучала глубокая грусть.