Джулиан опешил от изумления, и его весьма благоразумный порыв — извиниться за свое неприличное поведение и отпустить Мерси с миром — вылетел у него из головы. Он молча хлопал глазами, глядя на свою юную подопечную, с гордым видом застывшую перед ним.

— Повтори, что ты сказала, — выдавил он наконец.

В глазах Мерси вспыхнуло беспокойство.

— Перестаньте притворяться, месье. К тому же дело сделано. А может, вы еще страдаете от последствий прошлой ночи? — ядовито осведомилась она, но, взглянув на него, поняла, что сболтнула лишнее. — Итак, если желаете, можем приступить ко второму акту этого фарса! — дерзко заявила она.

Джулиан продолжал молча смотреть на нее. Улучив момент, когда она переводила дыхание перед тем, как выпалить очередную гневную тираду, он наконец заговорил:

— Хватит, Мерси. Итак, что ты сказала Филиппу?

— Вы не хуже меня знаете, что я ему сказала! — С губ Мерси сорвался горький смешок. — Будто не вы повторили мне десять раз, что именно я должна ему сказать! И даже какими словами!

На скулах Джулиана заходили желваки.

— Я не сомневаюсь, что ты именно так поступила, — ответил он. — И тем не менее я был бы тебе весьма обязан, если бы ты во всех подробностях передала мне свой разговор с Бруссаром.

Почему он разглядывает ее, будто никогда не видел раньше? И почему он так удивлен? Неужели ничего не помнит? Щеки Мерси вспыхнули.

— Я сказала, что мы с вами собираемся обвенчаться и что поэтому он должен взять обратно свой вызов. И еще я…

—Да?

Мерси вздохнула и дрожащим голосом закончила:

—…я сказала, что влюблена в вас.

— Влюблена? — недоверчиво повторил он.

Собрав все свое мужество, Мерси небрежно кивнула:

— Да. Из меня могла бы получиться неплохая актриса.

И вдруг к Джулиану вернулась обычная надменность.

— Ах да… тебе ведь пришлось обмануть Бруссара, я и забыл. Само собой, ты не можешь питать ко мне теплых чувств.

Подбородок Мерси взлетел вверх.

— Разумеется! Как и вы ко мне!

— Разумеется, — насмешливо протянул он.

Мерси не могла отвести от него глаз, наконец-то признавшись себе, что не в силах противиться его чарам. Он пробуждал в ней желание — иначе откуда эта потребность капитулировать перед тем, кого она всегда считала заклятым врагом? И пусть она ненавидит его всей силой своей души, все равно Джулиан — самый неотразимый, самый соблазнительный, самый привлекательный мужчина из всех, кого она знала.

А Джулиан, расхаживая по мраморным плитам дворика, думал о том, что, похоже, Мерси приняла его пьяный бред за чистую монету! Дьявольщина, да ведь он запугал девочку до полусмерти! И спрашивается, что же теперь делать?

Украдкой бросив взгляд на Мерси, он заметил, как дрожат ее губы, и жаркая волна прокатилась по его телу. Вот так же они дрожали и вчера…

И снова, как и накануне, его мужское естество словно сорвалось с цепи… «Возьми ее… ты же так сильно ее хочешь… Теперь она твоя!» — кричала его душа.

Но холодный голос разума тут же вмешался, напомнив ему, что только безумец способен уложить в свою постель женщину, испытывающую к нему лишь презрение и ненависть.

Чтобы поскорее покончить с этой нелепой комедией, он спросил Мерси:

— Итак, чему я обязан столь поспешной перемене в ваших чувствах?

— Что-о?! — Мерси задохнулась от возмущения. — Или вы уже забыли про свой ультиматум?

Джулиан скрестил руки на груди.

— Я ведь тебя знаю, Мерси, — недаром я девять лет был твоим опекуном — и успел изучить твою бунтарскую натуру. Ты никогда не сдаешься без боя!

— Но ведь вы грозились убить Филиппа!

— Верно, — подтвердил Джулиан. — И все равно тут кроется что-то еще.

Его слова попали в цель, и Мерси покачнулась. Проклятый Джулиан задел самое больное место, и она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она сделала попытку отвернуться, чтобы он не заметил ее унижения, но Джулиан оказался быстрее — он приподнял ей подбородок, и их взгляды встретились. И она почувствовала, как земля уходит у нее аз-под ног.

Господи, это настоящее безумие! Если она когда-нибудь позволит ему догадаться, какие чувства вызывают его прикосновения, ей конец!

— Так в чем же причина, Мерси? — безжалостно спросил Джулиан.

И тут в ее памяти всплыли слова Джулиана, те самые, что с такой мукой вырвались у него прошлой ночью: «Понимаешь ли ты, что это такое, когда кто-то ненавидит тебя… упорно… год за годом?» Мерси вздрогнула. Ведь Джулиан целых девять лет тратил на нее время, деньги, терпение, а чем она отвечала ему — презрением и ненавистью? Внезапно в ней заговорила совесть — теперь она знала, почему согласилась стать его женой.

Она храбро встретила его взгляд.

— Прошлой ночью… вам удалось заставить меня кое-что понять.

Слабый огонек надежды вспыхнул в душе Джулиана.

— В самом деле?

— Когда вы говорили о моей матери…

Проснувшаяся было надежда угасла.

— Продолжай.

Мерси заговорила, стараясь, чтобы голос ее не дрожал:

— Что бы ни случилось в прошлом — я имею в виду смерть моего отца, — нельзя не признать, что вы обошлись со мной великодушно. И я наконец поняла, что не только мне прошлое не дает покоя. Вы были правы — я и в самом деле все эти годы ненавидела вас. Но сестры учили меня прощать и забывать обиды, и теперь я сознаю, что была к вам несправедлива. И потом… в какой-то степени… мне даже жаль вас.

При этих словах мир перед ним заволокло багровой пеленой.

— Жаль?! — вскричал он. — Проклятие! Кто тебе сказал, что я нуждаюсь в жалости?

Мерси опешила.

— Но разве не в этом причина вашего желания жениться на мне? Не в том, что вы пытаетесь загладить свою вину?

Джулиан рассвирепел.

— К дьяволу твою жалость! — Он придвинулся ближе, и его горячее дыхание обожгло ей щеку. — Неужели ты настолько глупа, что вбила себе в голову, будто все эти годы я тратил на тебя деньги из-за какого-то дурацкого чувства вины? Чушь! Просто мне захотелось из замарашки сделать принцессу. И вот теперь, моя дорогая, я с удовлетворением вижу, что не зря потратил свои деньги.

Стерпеть такого Мерси не могла.

— Вы… вы бессердечный негодяй! Значит, вот какова была ваша цель! Вы купили меня, да? Выходит, у вас и в самом деле черное сердце!

— Так оно и есть, — с жестокой улыбкой подтвердил Джулиан. — Но, дорогая, ты, кажется, совсем забыла о преимуществах, которые даст тебе этот брак. Ты получишь мое имя, мои деньги и все преимущества, которые положены моей жене… Ну и по ребенку каждый год — это я тебе обещаю. — Увидев ее широко раскрытые глаза, Джулиан цинично рассмеялся: — Ах, моя сладкая Мерси, если ты решила, что наш брак будет только на бумаге, тогда выбрось это из головы! Я немало потратил на тебя сил и рассчитываю, что ты с лихвой вознаградишь меня за труды.

— Вы… мне омерзительны! — крикнула она.

Джулиан бросил взгляд на окно гостиной, откуда выглядывала, сгорая от любопытства, сестра Кларабелль, старавшаяся уловить хоть слово из их беседы. Повернувшись к Мерси, он тихо произнес:

— Если бы не присутствие добрейшей сестры, я бы показал тебе, каким грубым и омерзительным я могу быть. Но теперь — после вчерашнего — нам обоим известна твоя маленькая слабость, верно, Мерси?

— О-о-о! — застонала она.

— Венчание состоится сразу же после оглашения, — объявил он и ушел в дом, оставив Мерси кипеть от ярости.

* * *

Он вихрем ворвался в гостиную, где у окна сидела сестра Кларабелль. Увидев его дикие глаза, она вскочила на ноги, но он, казалось, даже не заметил ее присутствия. Подойдя к буфету, Джулиан налил себе бокал бренди и одним глотком осушил его. Он уже наливал себе второй, когда услышал за спиной деликатный кашель, и обернулся:

— Мои нижайшие извинения, сестра. Мадемуазель Мерси ждет вас во дворе.

Сестра Кларабелль нерешительно спросила:

— Месье, не будете ли вы столь любезны объяснить мне, что происходит между вами и вашей подопечной?

Он нахмурился:

— Так она вам ничего не сказала?

— Нет.

Тяжело вздохнув, Джулиан отвел глаза в сторону.

— Сестра, клянусь, что сегодня я приеду в монастырь и все объясню и вам, и матери-настоятельнице. — Челюсти его сжались. — Но пока позвольте мне ограничиться заявлением, что моя воспитанница не выйдет замуж за молодого Бруссара. Это так же верно, как и то, что она никогда не станет монахиней.

Лицо сестры порозовело.

— Хорошо, месье. Мы будем ждать вас.

— До свидания, сестра.

Услышав, как за ней захлопнулась дверь, Джулиан поднес к губам бокал с бренди. В глазах его мерцал мрачный огонь. Жалость, вспомнил он. Так, значит, эта маленькая чертовка жалеет его… Вот что заставило ее согласиться на этот брак! Жалость, смешанная с презрением! Чудесная основа для брака, не так ли?

Что ж, на этот раз она хотя бы признала, что и ему в эти годы приходилось несладко.

Он со стыдом вспоминал весь тот вздор, который проклятая гордость заставила его бросить в лицо Мерси: что его опекунство — просто вложение капитала, и он заставит ее с лихвой возместить ему расходы. Это было чистейшей ложью. Ну почему при виде Мерси он вечно болтает глупости? Почему, оказавшись рядом с ней, он говорит как раз противоположное тому, что собирался, будто какой-то лукавый бес тянет его за язык?!

Что ж, отступать поздно. Его глупость обрекла их обоих на этот ужасный брак.

* * *

А Мерси, сидя в экипаже, увозившем ее в монастырь, кипела от ярости. Жестокие слова Джулиана не давали ей покоя.

Какой же она была идиоткой, если позволила сочувствию прокрасться в ее сердце! Подумать только, она ведь вообразила, что лишь великодушие заставило его стать ее опекуном! В то время как на самом деле он таил в душе совсем другие помыслы!

Вырастить себе жену, словно овош на грядке! Возмутительно! Когда-то этот негодяй убил ее отца, а теперь намерен разрушить ее жизнь! «Что ж, месье Деверо, вас ждет небольшой сюрприз, — негодовала она. — Скоро вы обнаружите, что ваши вложения не принесут вам ничего, кроме горя и разбитых надежд. А может, и еще хуже!»

Мерси так до конца и не поверила, что Джулиан Деверо решил сделать ее своей женой. Но ее пугало то, что в глубине души она испытывала от этого тайную радость.