– Давай, Кристен, смелее! Ради Бога, подумай о своем сыне! – с воодушевлением подбодрила ее миссис Снайдер на следующее утро, когда Кристен передала ей свой разговор с Ричардсом.

Кристен призналась миссис Снайдер, что она очень боится браться за такой грандиозный проект, однако слова начальницы о Тедди в конечном итоге перетянули чашу весов. Кристен понимала, что ради сына не имеет права упустить шанс, который, возможно, определит ее будущее. Но были еще и сугубо личные причины, которые не позволяли ей отказаться от возможности взять интервью у Джеймса Ричардса.

Итак, в десять часов утра Кристен позвонила Джеймсу Ричардсу в банк.

– Значит, вы все-таки решились? – с энтузиазмом воскликнул он, и чувствовалось, что ему было приятно услышать голос Кристен.

– Нам нужно условиться о времени.

– Конечно. Почему бы нам не договориться на сегодня, пока вы окончательно не разнервничались? Мне не составит труда приехать домой раньше и встретиться с вами... скажем, в половине четвертого.

– Хорошо, я приготовлю вопросы, – совершенно растерявшись, пробормотала Кристен. Все произошло намного быстрее, чем она ожидала! – Но если сегодня вам неудобно...

– Удобно. И по-моему, гораздо важнее, чтобы вы принялись за дело прежде, чем успеете отговорить себя от него.

– Вы просто не оставляете мне для этого времени, – нервно засмеялась Кристен. – И еще... Наверное, миссис Снайдер захочет послать со мной фотографа, чтобы сфотографировать вас и сделать снимки дома. У вас нет возражений против этого?

– Нет, это было бы неплохо. Просто мне нужно предупредить экономку, что сегодня у нас будут особые гости. В доме всегда чистота и порядок, но у Хелен будет удар, если я не предупрежу ее.

– Прекрасно. Большое спасибо, мистер Ричарде. Значит, мы встретимся в три тридцать.

– Хорошо. Но когда же вы научитесь называть меня Джеймсом?

– Возможно, сегодня днем, – пообещала Кристен и дрожащей рукой положила телефонную трубку.

Ирония судьбы! Всего через несколько часов она будет брать интервью у своего собственного отца!

Время пролетело быстро, и не успела Кристен опомниться, как была уже половина четвертого и она вместе со Стэном Эллиотом, штатным фотографом «Газетт», подъезжала к дому Джеймса Ричардса.

– Ого! Вот это дом! – Выйдя из машины Кристен, Стэн оглядел окрестности и, поправив очки в темной оправе, недовольно взглянул на небо: оно начало затягиваться облаками и подул ветер. – Похоже, с залива надвигается буря, – проворчал он, – но, надеюсь, мне удастся закончить наружную съемку до того, как пойдет дождь.

Кристен с сумкой и рабочим блокнотом, а Стэн с камерой и необходимыми принадлежностями подошли к парадной двери, и Джеймс сам встретил их на пороге. В гостиной, когда они втроем пили чай, приготовленный экономкой, банкир, взяв на себя роль распорядителя, обратился к Стэну Эллиоту:

– Стэн, если вы готовы, я думаю, моя экономка может показать вам дом и сад. Таким образом, вы сможете сделать снимки, пока мы с Кристен будем беседовать.

– Прекрасно, – согласился Стэн, отставив чашку, – но мне нужно сделать еще несколько ваших фотографий и снимков этой комнаты. Можно я их сделаю после того, как Крис закончит интервью?

– Да, конечно. И мне хотелось бы, чтобы портрет моей жены Мэри тоже попал в объектив. – Джеймс с сожалением посмотрел на портрет над камином. – Мэри с удовольствием сама показала бы вам дом, но, увы, сейчас ее нет в городе. Значит, эта загадочная женщина на портрете – жена Джеймса! «Странно, что Джеймс никогда до этого момента не упоминал о жене», – подумала Кристен, и сообщение о том, что Джеймс женат, вызвало у нее непонятный озноб.

– Да, безусловно, можно сделать несколько фотографий, где вы будете сняты на фоне портрета, – согласился с Джеймсом Стэн, тоже рассматривая картину над камином.

– Чудесно.

Когда Стэн в сопровождении экономки вышел из комнаты, между Кристен и хозяином дома возникла неловкая пауза.

– Итак, Крис, что я должен рассказать вам? – наконец спросил Джеймс.

Кристен взглянула в свои записи, и внезапно все подготовленные вопросы показались ей совершенно бессмысленными. Растерянно кашлянув, она посмотрела на Джеймса и, запинаясь, пробормотала:

– Я... я не знала, что вы женаты, Джеймс. То есть вчера я видела портрет, но не сообразила... Мы знакомы уже несколько недель, но вы никогда не упоминали... И вы не носите обручального кольца, – неуклюже добавила она, взглянув на его сильные смуглые руки, лежавшие на коленях.

– Честно говоря, я с удовольствием носил бы обручальное кольцо, но, к сожалению, выяснилось, что у меня аллергия на золото. В отношении банкира это звучит насмешкой, правда? – Джеймс усмехнулся и продолжил уже серьезно: – А не говорил вам прежде о моей жене Мэри я, наверное, потому, что здесь очень пусто, когда ее нет, и разговор о ней напоминает мне о ее отсутствии.

– О, если вам не хочется говорить о ней, то...

– Нет, – движением руки остановил ее Джеймс, – Мэри вернется домой через неделю и, уверен, не простит мне, если в вашей статье не будет упоминания о ней. Так что, учитывая это, мне, пожалуй, не стоит уклоняться от беседы о ней.

– Понятно. Могу я вас спросить, где она?

– Конечно. Мэри проводит восьминедельный отпуск в колонии художников в Северной Каролине. Морские пейзажи, которые вы здесь видите, – это ее работы. – Джеймс с гордостью обвел рукой гостиную.

– Они замечательны, – искренне похвалила Кристен, рассматривая размашистые мазки и приглушенные тона выполненных маслом картин, которые украшали стены комнаты. – Как долго вы и миссис Ричарде женаты? – с любопытством спросила она.

– Семнадцать лет, – последовал мгновенный ответ.

– А... – Кристен замолчала, чтобы набрать воздуха. – А дети у вас есть?

– Нет, к сожалению, нет.

– О, верно, вы уже как-то говорили об этом. – Кристен прикусила губу и после еще одной паузы несмело спросила: – Если это не слишком личный вопрос, то скажите, вы прежде были женаты? Понимаете, это не для статьи, мне просто хотелось бы знать...

– Вам кажется, что семнадцать лет не слишком большой срок для брака, если мне уже исполнилось пятьдесят пять? – Понимающе кивнув, Джеймс грустно улыбнулся.

– Да... то есть нет. Я понимаю, что сую нос...

– Нет, все нормально, – успокоил ее Джеймс, и Кристен заметила, что его лицо омрачилось. – В то время мне было тридцать пять, а моей жене двадцать восемь, но она выглядела намного моложе. Вскоре я, к своему ужасу, понял, что моя жена просто не готова к семейной жизни. Тот брак был одной из вещей, которые мне не удались в жизни. Мы разошлись.

– Понятно, – помрачнев, протянула Кристен.

– Знаете, Крис, нечто подобное мне видится в вас.

– Правда? – Она резко вскинула голову. Кивнув, Джеймс поторопился пояснить:

– Я не хочу, чтобы вы восприняли это как критику. Вы сильная молодая женщина, Крис, и всецело преданы своему ребенку, но вы еще так молоды – сколько вам, вы сказали, девятнадцать?

– Двадцать, – едва слышно ответила она.

– Вы тоже никогда не рассказывали мне о своем супруге, и это заставило меня подумать, не слишком ли велика нагрузка для вас в вашем возрасте заботиться о двоих – муже и грудном ребенке.

– Вы очень проницательны, мистер Ричарде.

– Джеймс, – поправил он Кристен.

– Джеймс. – Глубоко вздохнув, Кристен осмелилась задать следующий вопрос: – Джеймс, раз уж мы затронули... м-м... личные темы... не могли бы вы сказать, почему относитесь ко мне с таким вниманием? – Кристен замерла и, вложив в свой взгляд всю душу, посмотрела на Джеймса.

– Потому что я считаю вас трогательно юной и очень искренней.

– Я совсем не чувствую себя такой. – Нагнув голову, Кристен стала просматривать свои записи, чтобы скрыть слезы, обжегшие ее глаза при этих словах.

– Но вы действительно такая.

– Мне кажется, Стэн скоро закончит съемку дома, а у меня еще длинный список вопросов, – справившись со слезами, решительно сменила тему Кристен. – Итак... – Она еще раз заглянула в свои записи. – Не будете ли вы любезны рассказать мне некоторые подробности об истории этого дома?

– С удовольствием. – Откинувшись в кресле, Джеймс положил ногу на ногу. – Этот дом был построен в 1885 году, как и несколько других старинных домов на острове по проекту Альфреда Мюллера, архитектора Галвестона...

После интервью Кристен забросила Стэна в редакцию и поехала домой, чувствуя себя уставшей и опустошенной. Когда она ставила свой автомобиль рядом с машиной Джошуа, дождь еще не начался, но поднялся сильный ветер и небо стало совсем темным. Войдя в дом, Кристен обнаружила, что Ида Мэдисон уже ушла, а Джошуа сидит в гостиной, держа на руках хнычущего Тедди.

– Ты как раз вовремя, кое-кто уже проголодался, – встретил ее улыбкой Джошуа.

– Все ясно, только дай мне минутку, Джошуа.

Взглянув на сына, который плакал и сосал кулачок, Кристен едва сдержала готовые хлынуть слезы и, выбежав из комнаты, бросилась в ванную, заперлась там и, чтобы прийти в себя, решила умыться. Но вместо этого она вдруг осознала, что едва стоит на ногах, уцепившись для поддержки за раковину, и снова и снова мысленно прокручивает интервью с Джеймсом Ричардсом. «Мы женаты уже семнадцать лет... Нет, детей никогда не было», – сказал он, и его слова были для Кристен злой шуткой, усугубившей чувство обиды и предательства, с которыми она жила всю жизнь. Теперь Кристен не сомневалась, что все, рассказанное ей матерью об этом человеке, было чистой правдой.

– Будь ты проклят, Джеймс Ричарде! – прошипела Кристен дрожащим от гнева голосом.

Сердце Кристен разрывалось от боли. Она взглянула на свое отражение в зеркале аптечки, чувствуя, что нанесенная ей обида не исчезнет, вероятно, никогда. Внезапно Кристен охватила бешеная ярость, и, не успев обуздать свой порыв, она, сжав кулаки и сложив вместе руки, изо всей силы ударила по зеркалу. Звон разбитого стекла был очень громким, а за ним последовала оглушающая тишина. Придя в себя, Кристен в ужасе смотрела на разбитое зеркало, а затем взглянула на кровавые полосы у себя на запястьях, с трудом понимая, что она натворила. Потом Кристен услышала, как Джошуа колотит в дверь, изменившимся от страха голосом зовя ее по имени, но дверь не открыла, и тогда Джошуа вышиб дверь и ворвался в ванную.

– Боже, Крис, что случилось?

– Я... я сошла с ума, – пробормотала она, растерянно качая головой и чувствуя нелепость происходящего. – Где Тедди? – Ее стыд и смущение сменились беспокойством о ребенке.

– В своей кроватке. – С выражением безумной тревоги в глазах Джошуа шагнул ближе и изумленно посмотрел на зеркало, а затем перевел взгляд на Кристен. – Боже правый, посмотри на свои руки!

– Это только царапины, – заикаясь, успокоила его Кристен.

Стараясь держать себя в руках, Джошуа осмотрел порезы и, закрыв крышку туалета, приказал Кристен сесть, и она безропотно повиновалась. Осторожно открыв разбитую дверцу аптечки, Джошуа порылся внутри в поисках антисептика и ватных тампонов и, найдя все необходимое, снова прикрыл дверцу.

– Крис, как ты могла? – Он мрачно разглядывал многочисленные осколки зеркала.

– Джошуа, мне правда очень жаль шкафчик, – чуть слышно ответила Кристен.

– Подними руки. – Кристен послушно подчинилась, и Джошуа, подойдя к ней с предметами первой помощи, опустился на колени на коврик и смазал порезы антисептиком. – Разбитое зеркало не так расстроило меня, как твое нервное состояние. Что же все-таки случилось?

– Я... я потеряла контроль над собой.

– Это-то очевидно, – съязвил он. – Но из-за чего?

Джошуа в упор смотрел на Кристен, и его встревоженные голубые глаза требовали ответа, но едва сдерживаемые слезы не давали Кристен возможности что-либо произнести.

– Пожалуйста, я должна покормить Тедди, – с трудом выдавила она, когда из спальни донесся требовательный крик ребенка.

– Подожди немного. – Поднявшись, Джошуа убрал лекарства в аптечку. – Крис, тебе повезло, очень повезло, что ты отделалась небольшими царапинами. Ты хоть немного представляешь себе, каким опасным может быть стекло? – строго, с возмущением выговаривал он.

– Да, конечно, я...

– А мне кажется, нет. Однажды я прочитал в газете о женщине, которая неплотно закрыла окно в спальне, а во время урагана оконная рама упала на нее, и женщина умерла в постели от потери крови.

– Видимо, я не подумала... – Кристен с трудом проглотила комок в горле.

– Вот именно. Ты вообще ни о чем не думала.

В конце концов Джошуа вывел ее из себя, и Кристен с блестящими от слез глазами поднялась на ноги.

– Что ж, мне, наверное, просто не двадцать шесть лет! Возможно, я не такая зрелая и разумная, как ты! Возможно... – У нее перехватило дыхание, и она замолчала, с тревогой прислушиваясь к детскому плачу в спальне. – Джошуа, прошу тебя, я должна пойти к ребенку!

– Я не уверен... – Джошуа поймал Кристен за локоть, когда она попыталась выйти из ванной.

– Ты полагаешь, я что-то сделаю ребенку? – со злостью оборвала его Кристен. – Это безумие! Я скорее умру! – Сбросив его руку, она выбежала из комнаты.

– Я это знаю! – выкрикнул Джошуа, следуя за ней по коридору. – Я знаю, что ты не причинишь вреда ребенку! Неужели ты не понимаешь, что я с ума схожу от беспокойства о тебе?

Ничего не отвечая, Кристен вошла в спальню, быстро взяла из кроватки плачущего малыша и, прижав его к плечу, погладила по спинке. Успокоив сына и сменив ему памперс, Кристен отнесла Тедди в свою постель, чтобы покормить. Все это время Джошуа стоял в дверях, с укором глядя на жену, и Кристен наконец не выдержала:

– Джошуа, может быть, ты выйдешь? Прислонившись к дверному косяку, Джошуа упрямо выставил вперед подбородок, и Кристен поняла, что он не сдвинется ни на дюйм. Обреченно вздохнув, она расстегнула блузку и застежку бюстгальтера, и Тедди начал жадно сосать, молотя ее по груди кулачками. Немного погодя ребенок угомонился, стал сосать медленнее и спокойнее, и только тогда с порога прозвучал прерывающийся от волнения голос Джошуа:

– Крис, ради Бога, что случилось?

– Я... – Кристен вздрогнула, когда, взглянув на Джошуа, увидела в его глазах растерянность и безумную тревогу. – Давай поговорим позже, сначала я уложу Тедди спать, хорошо? – попросила она.

– Мы обязательно поговорим. – Нахмурившись, Джошуа помолчал, а потом, взглянув на часы, вдруг тихо выругался: – О черт!

– Что случилось?

– Понимаешь, я обещал Джиму Паркеру встретиться с ним после работы около дома, который он собирается купить. Если здание ему подойдет, это может означать для меня контракт.

– Поезжай, Джошуа, – не раздумывая сказала Кристен, – и со мной, и с Тедди все будет в порядке.

– Не уверен. Я хочу сказать, – пояснил Джошуа, заметив ее возмущенный взгляд, – я понимаю, что ты не сделаешь ничего плохого Тедди, но...

– Не бойся, я не брошу его, потому что он нуждается во мне, – с горячностью воскликнула Кристен. – Пойми, Джошуа, у меня был трудный день, я вышла из себя и сотворила страшную глупость с аптечкой – кстати, я буду рада заплатить тебе за шкафчик. Но я достаточно взрослая женщина, чтобы понимать разницу между аптечкой и Тедди, так же как и разницу между разбитым зеркалом и вскрытыми венами. Со мной, правда, все прекрасно, если не считать того, что я чувствую себя совершеннейшей дурой, так что не отказывайся от встречи, хорошо?

– О'кей, – поднял руки Джошуа, – ты сама так решила. – Уже уходя, он задержался еще на минуту. – По радио сказали, что сегодня вечером ожидается гроза. Если отключится электричество, у меня в кухонном шкафу рядом с задней дверью есть фонари и свечи.

– До чего ты предусмотрителен. – Кристен не могла устоять, чтобы не поддеть его с неуклюжим юмором.

– Да, был таким, пока одна взбалмошная женщина не начала крушить мою ванную, – сухо, без тени юмора, отозвался он и погрозил ей пальцем. – Тебе еще много чего придется объяснять мне, Крис.

– Знаю, – смутилась она, – и непременно объясню.

– Да, между прочим... – Снова собравшись уходить, Джошуа опять остановился и кашлянул. – Сегодня для тебя пришла почта, она в гостиной на кофейном столике.

– Спасибо, Джошуа.

Оставляя Кристен, Джошуа был все еще расстроен и встревожен. Выйдя через парадную дверь, он запер ее и задержался на веранде, глядя на небо. Черные тучи надвигались с угрожающей скоростью, а ветер буквально завывал. Джошуа не хотелось оставлять Кристен одну – и не только из-за приближающейся грозы; он с удовольствием отменил бы свою встречу с Джимом, однако понимал, что этим обидел бы Кристен до глубины души. Джошуа должен был дать Кристен почувствовать, что не боится доверить ей ребенка, и он так и сделал. Фактически Тедди был гарантом того, что до возвращения Джошуа Кристен не попытается сотворить еще какую-нибудь глупость.

И все же Джошуа чрезвычайно нервничал, он просто сходил с ума, пытаясь понять мотивы ее поступков. Поведение Кристен в последние дни живо напомнило ему то ужасное время прошлого года, когда она вела себя так же скрытно и так же бродила вокруг дома на Семнадцатой улице, отказываясь что-то объяснить ему.

Подойдя к «бронко», Джошуа сел в машину и, сопротивляясь сильному ветру, с некоторым усилием закрыл дверцу, а затем снова погрузился в размышления. Только что Крис пообещала рассказать ему обо всем, однако Джошуа не был уверен, что она сдержит слово. Но он понимал и то, что нельзя снова давить на Кристен, если не хочет навсегда ее потерять.

После ухода Джошуа Кристен, закончив кормить Тедди, ощутила, что успокаивающий ритуал кормления благотворно подействовал на нее. Она видела, что Джошуа уходил явно встревоженным, и вполне его понимала. Сейчас Кристен была вынуждена признать, что Джошуа имеет полное право требовать от нее объяснений. Ее недавний поступок продемонстрировал, как опасно близко к краю она находилась.

Выкупав Тедди и уложив его на ночь в кроватку, Кристен, поддавшись любопытству, пошла в гостиную посмотреть почту. Внутри большого конверта лежали информационные листки об отделении Хьюстонского университета в Клир-Лейк – каталог, полное расписание занятий дневных и вечерних факультетов, приложение для оформления вступительного взноса и информация, касающаяся стипендий и программы финансовой поддержки. Недавнее предложение Джошуа позвонить в университет совершенно вылетело из памяти Кристен, и сейчас, с удивлением глядя на все эти материалы, она догадалась, что он сам вместо нее позвонил туда. Под раскаты грома и отвлекающие вспышки молний Кристен с жадным вниманием читала информацию, время от времени смахивая слезу. При всем том, что Джошуа хотел руководить ее жизнью, он готов был побороть свой характер собственника и дать ей возможность испытать себя в чем-то, что, возможно, отдалит ее от него. Он готов был пойти на риск потерять ее, не догадываясь, что этим он добился того, чего не мог добиться приказом. Ведь именно это приблизило ее к Джошуа, и Кристен поняла, что в некоторых отношениях неправильно оценивала своего мужа.

Готовясь ко сну и принимая ванну, Кристен пребывала в смятении, ее взор неизменно возвращался к разбитой аптечке, и ее снова и снова охватывал ужас. Приняв ванну, Кристен быстро расчесала волосы и, надев новую ночную рубашку, вышла в коридор. Поймав свое отражение в большом зеркале, Кристен не смогла подавить иронической улыбки: темно-синяя шелковая рубашка доходила ей до лодыжек и была непрозрачной – что верно, то верно, – но вырез был глубоким, а ткань облегала все изгибы фигуры. Глядя на блестящие длинные волосы, доходившие до талии, на тело, облаченное в изящный шелк, обтягивающий ее, как перчатка, Кристен усмехнулась, подумав, что вообще-то это совсем не такая ночная рубашка, которую имел в виду ее муж, когда сунул ей в руку деньги.

К тому времени, когда Кристен пришла в кухню, чтобы приготовить себе сандвич, уже начался дождь. Нетерпеливо распахнув дверцу серванта, она увидела там бутылку шотландского виски, которую Джошуа держал для особых случаев. В свои двадцать лет Кристен не была особым любителем спиртного, тем более сейчас, когда кормила ребенка, но сегодня ей необходимо было выпить, и она посчитала, что от пары глотков виски никому никакого вреда не будет. Плеснув на кусочек льда немного крепкого напитка, она, зажмурившись, сделала большой глоток, и, несмотря на то что виски был первосортным, он показался ей ужасным на вкус.

Кристен уже начала расслабляться, но в этот момент снаружи раздался оглушительный раскат грома, и мгновенно в доме выключилось электричество. Мысленно выругавшись, Кристен отставила недопитый стакан и отправилась к самому дальнему кухонному шкафу за фонарем. Взяв фонарь, она пошла в спальню взглянуть на Тедди и, увидев, что он великолепно спит под шум грозы, с облегчением вздохнула. Вдруг позади нее в коридоре снова зажегся свет, и, почувствовав себя увереннее, Кристен вышла из комнаты. Ее настроение несколько упало, когда она обнаружила, что свет горел только в коридоре и в ванной, а в остальном доме было темно. Главный кондиционер тоже не работал. Видимо, мощный разряд молнии отключил несколько сетевых предохранителей. При свете фонаря Кристен вернулась в кухню, достала свечи, зажгла их и, поставив на рабочий стол, замерла, стараясь вспомнить, где располагается электрический щиток. У нее было смутное представление, что он должен находиться где-то снаружи, но там лил проливной дождь, и пойти сейчас туда, чтобы снова включить предохранители, было бы верхом глупости. К тому же ее беспокоило, что она не сможет услышать, если понадобится Тедди. Вздохнув, Кристен решила, что следует подождать возвращения Джошуа, но время шло, и в доме становилось все жарче. Она снова пошла в спальню, достала из шкафа маленький вентилятор и, включив его в розетку в коридоре, поставила на пороге спальни, направив так, чтобы он обдувал кровать Тедди. Затем Кристен снова вернулась в кухню допивать в темноте виски. К •этому времени ее кожа горела от одновременного воздействия спиртного и духоты в доме, и Кристен, допив виски, вышла на веранду, оставив дверь в кухню полуоткрытой на случай, если Тедди вдруг проснется.

И вдруг на память Кристен пришла другая похожая ночь. Тогда тоже лил проливной дождь, грохотал гром, молнии перечеркивали небо, и ей захотелось, чтобы гроза чудодейственным образом вымыла бы из ее сердца переполнявшую его боль. Кристен, подойдя вплотную к решетке так, чтобы сильные теплые струи дождя поливали ее, ловила ртом брызги, мечтая, чтобы их свежесть очистила ее душу от мучений.

«Не хватает только Джошуа», – подумала Кристен, и рыдания застряли у нее в горле... Он был с ней в ту, другую ночь, когда она пригрозила уйти от него; они вместе плакали, а потом, прижавшись друг к другу в темноте, занимались любовью до окончания грозы. И все же на следующий день она убежала от Джошуа. «Почему?» – спросила она себя и теперь могла ответить, что оставила Джошуа по той же причине, по которой сегодня разбила зеркало – из-за обиды, из-за страха. Из-за той несправедливой боли, которую причинила ей жизнь, Кристен боялась полюбить кого-либо, не понимая, что ее рану можно было исцелить только любовью. Джошуа, все время оставаясь рядом, предлагал ей свою любовь, а что сделала она? Спряталась от любви, которая могла спасти ее, потому что боялась снова быть обиженной. Она поступала в точности так же, как ее мать, замкнувшаяся в своем горе и одиночестве. Кристен поняла вдруг, что, защищаясь, она сама наносила себе рану – именно так, разбив сегодня зеркало, она поранила себя до крови. Но самое трагичное, что во всем этом не было ни малейшей вины Джошуа.

И внезапно Кристен почувствовала присутствие Джошуа, словно ее мысли как по волшебству призвали его к ней. Повернувшись, она увидела в темноте, что он уже на веранде. Бросившись к ней, Джошуа, задыхаясь, окликнул ее:

– Крис, что ты делаешь здесь в такую грозу? – Остановившись в шаге от нее, он окинул ее взглядом. – Боже мой, ты насквозь промокла!

Даже в темноте Кристен видела изумление и лихорадочное желание в глазах мужа, разглядывавшего ее соблазнительные формы под мокрой, прилипшей к телу ночной рубашкой.

– Джошуа... – Протянув к мужу руки, Кристен позвала его к себе.

– Нет, не прикасайся ко мне, – резко предупредил он, и в его голосе и взгляде Кристен почувствовала бесконечную боль и желание.

– Боишься намокнуть?

– Боюсь, что ты... О Боже, Крис! – У Джошуа перехватило дыхание, он привлек к себе Кристен и жадно прильнул к ее губам. Она чувствовала, что от ее мокрой ночной сорочки намокают его джинсы и рубашка-поло, ощущала, как тепло его груди согревает ее болезненно налившиеся соски. – Крис, Крис, – шептал он, безумно целуя ее глаза, мокрые щеки и снова губы.

– О, Джошуа! – Дрожащими руками Кристен прижима-пи его к себе. – Как я рада, что ты здесь. Мне снова нужно оно – то чувство. Прошу тебя, пусть будет так, как было в ту ночь!

– О, дорогая! – Джошуа снова поцеловал ее, потерся губами о ее губы и скользнул языком глубоко ей в рот. Оторвавшись от Кристен, он стоял, стараясь отдышаться, и смотрел на псе со смесью желания и некоторой настороженности. – Крис ты пила? – изменившимся голосом напрямик спросил он.

– Всего глоток. – Она старалась снова притянуть к себе его лицо.

– Нет, Крис, – простонал он, отодвинувшись на расстояние вытянутой руки, и в его глазах вспыхнули разочарование и тоска. – Я хочу знать: ты осознаешь, что делаешь? Ты должна понять, что я соскучился по тебе, что ты очень нужна мне, но не приходи ко мне наполовину, Крис. Особенно сегодня ночью. Если ты придешь сегодня ко мне, то на этот раз я больше уже не позволю тебе уйти. Я никогда не отпущу тебя. – Закончив сбивчивую, обрывочную речь, Джошуа исступленно привлек к себе Кристен, зарывшись руками в ее мокрые шелковистые волосы.

– Я не прихожу к тебе наполовину, – прошептала она прерывающимся от рыданий голосом. – Ты действительно нужен мне, Джошуа, и не только на эту ночь.

– О, Крис!

Джошуа увлек ее за собой подальше от дождевых капель на шезлонг в темном углу, и они упивались вкусом друг друга, не в состоянии утолить жажду. И вскоре безумных поцелуев уже было недостаточно. Сквозь тонкую ткань рубашки Джошуа прижался губами к груди Кристен. Задрав подол ее рубашки, он медленно просовывал под нее руки продвигаясь по атласным женским бедрам, пока его сильные пальцы не добрались до голых ягодиц Кристен и не сжали их. Вскрикнув и выгнувшись навстречу Джошуа, она потянулась к застежке его джинсов, но он резко остановил ее руку.

– Крис, когда я говорил, что хотел бы, чтобы ты забеременела, я имел в виду совсем не это. Я хотел сказать, что был бы счастлив иметь с тобой еще одного ребенка, но, возможно, сейчас не самое подходящее для этого время. Когда я говорил это, я был обижен, чувствовал себя отвергнутым и...

– Все хорошо. Я тебя понимаю.

– Нет, не хорошо. Я не хочу делать ребенка только для того, чтобы управлять тобой. Быть может, нам следует подождать, пока...

– Нет, я не хочу ждать, – прикусив ему нижнюю губу, Кристен заставила его замолчать.

К этому времени ее рука настойчиво тянула молнию на джинсах Джошуа, и у него уже не осталось сил спорить. Отбросив стыд, Кристен, скользнув пальцами ему в трусы, принялась колдовать, и вскоре Джошуа, нетерпеливо скинув с себя одежду, усадил Кристен верхом на себя. Мокрая рубашка Кристен болталась у нее на шее, а руки Джошуа мяли ее пышную грудь.

– Впусти меня внутрь, – мягко приказал Джошуа, и Кристен, осторожно опустившись на него, задержала дыхание, ощутив, как твердое тепло устремилось внутрь ее. – Глубже, – шепнул он, приподнявшись, чтобы поцеловать Кристен.

Всхлипывая от удовольствия, Кристен опускалась все ниже, пока Джошуа не погрузился в нее небывало глубоко. Она чувствовала, что переполнена им, любовью и сладостью момента.

– Я люблю тебя, – шепнула она, заглянув в глубину его глаз.

– Я люблю тебя, – эхом отозвался Джошуа.

– И я очень виновата, – сквозь слезы пролепетала Кристен, – виновата, что была такой упрямой, виновата, что так долго мучила тебя.

– Не вини себя. Просто успокойся и поцелуй меня. Кристен уже трепетала от того огромного и твердого, что было у нее внутри, и мечтала о большем, но Джошуа внезапно поднял ее над собой. Вскрикнув от безудержного восторга, она наклонилась, чтобы сомкнуть свои пылающие страстью уста с его устами. Соединение их тел выдавало их неопытность, но в то же время оно было несдержанным, сметающим все барьеры. Они полностью отдались друг другу, и их души слились воедино, а неистовые крики экстаза заглушили шум дождя, когда настало время ослепительно мощной концовки.