Натчез, Миссисипи

Лето 1850

Прошло только две недели с тех пор, как старый Эфраим пришел к ней в приют: «Ваш батюшка скончался, мисс Жасмина…»

Жасмина Дюброк сидела в холле приюта для сирот святой Марии с одной из своих подопечных. Она была очень привязана к шестилетней Мэгги, сидевшей, уютно прижавшись к ней, на старой потертой кушетке. Жасмина часто посвящала часть своего обеденного перерыва занятиям с девочкой, которая была очень застенчива и все еще плохо читала.

— Это «завтра», детка, — мягко поправила она девочку, когда та не смогла прочитать слово. Мэгги продолжала читать, а Жасмина взглянула в окно и увидела старого слугу их семьи Эфраима, хромавшего по вымощенной камнем дорожке по направлению к приюту. Он шел с опущенной головой, нижняя губа у него дрожала. — Пойди найди сестру Филомену, детка, — сказала Жасмина, машинально гладя девочку по голове. Мэгги послушно закрыла букварь и вышла из комнаты.

Жасмина убрала со лба прядку светлых, цвета пшеницы, золотистых волос и поспешила к входной двери, шурша юбками из выцветшего муслина по выщербленному полу. Эфраим никогда бы не пришел за ней в такой час, подумала она, если бы что-нибудь не случилось. Она распахнула тяжелую дубовую дверь. Легкий ветерок всколыхнул тяжелый летний воздух, принеся с собой сладкий аромат нектара.

Увидев ее, седой негр снял трясущимися руками свою видавшую виды шляпу и вытер рукавом потный лоб.

— Ваш батюшка скончался, мисс Жасмина, — сказал он надтреснутым голосом.

В маленьком домике на улице Перл Жасмина повесила свою шляпку на крючок и вошла в комнату отца. Летняя жара в крошечной спальне была еще более угнетающей. Ее отец был действительно мертв. Его лицо с выступающим носом, плотно сжатыми губами и густыми бровями уже приобрело сероватый оттенок, а рука была совсем холодной.

«Холодный. Старый холодный француз…» — так она про себя всегда называла отца. Такой отчужденный, такой недосягаемый, такой неласковый. Отец никогда не любил ее — так она всегда думала. И все же сердце ее сжалось от боли.

Она услышала, как Эфраим, шаркая ногами, вошел в комнату.

— Как это произошло? — спросила она, с беспомощным видом оборачиваясь к нему.

Эфраим пытался сдержать слезы.

— Это сердце. Он позвал меня, а когда я прибежал, он держался за грудь. Потом он упал на подушку и… отошел, мисс Жасмина.

— По крайней мере он долго не мучился, — сказала она охрипшим голосом, комкая в руках мокрый от слез платок. — Доктор всегда говорил, что у него слабое сердце…

Эфраим вдруг забеспокоился:

— Да, мисс Жасмина, ваш батюшка долго не страдал. — И, несмотря на хромоту, Эфраим поспешно вышел из комнаты.

Через три дня, отслужив заупокойный молебен, Пьера Дюброка похоронили на кладбище Натчеза. Отпевал его отец Гриньон из церкви святой Марии. Было сырое хмурое утро; влажный воздух благоухал запахами цветов: камелий, магнолий и глициний. Жасмина стояла под сенью ветвей высокого дуба, слушая, как священник нараспев произносил слова заупокойной мессы. Ее отец был уважаемым в Натчезе серебряных дел мастером, и поэтому сегодня на отпевании присутствовали представители нескольких самых почтенных семейств города.

Жасмина была тронута тем, что память ее отца пришла почтить такая внушительная толпа людей. Но ее внимание привлекла женщина, стоящая несколько в стороне от других. Женщина была одета в черное, однако и ее платье, и ее шляпка из черного атласа, отделанные небольшими крашеными перьями и яркими блестками, выдавали дурной вкус. Ее волосы были неестественно ярко-рыжего цвета, и Жасмина могла с уверенностью сказать, что скрытые вуалью щеки женщины были нарумянены. Жасмина не могла понять, кто была эта женщина и зачем она здесь. Когда первые горсти земли застучали по крышке простого деревянного гроба, Жасмина увидела на щеках женщины слезы.

Через два дня после похорон Жасмину вызвали в контору адвоката ее отца Ричарда Гейтса, чтобы зачитать завещание отца. Эфраим отвез ее на улицу Франклина и остался дожидаться хозяйку.

Войдя в пыльный захламленный кабинет мистера Гейтса, Жасмина сразу же почувствовала запах дешевых духов и, к своему удивлению, опять увидела ту самую женщину, которая таким необъяснимым образом появилась на похоронах ее отца.

Ричард Гейтс, высокий сухопарый мужчина, тут же вскочил из-за своей конторки в знак приветствия.

— Добрый день, мисс Дюброк, — сказал он, обходя стол ей навстречу, в то время как женщина наклонила голову в сторону Жасмины и приподняла темные брови. Вежливость требовала, чтобы Жасмина ответила на приветственный кивок, прежде чем отвести адвоката в сторону и начать с ним разговор.

Первым вопросом, заданным адвокату Жасминой вполголоса, был вопрос:

— Кто эта женщина и что она здесь делает?

Гейтс явно чувствовал себя неловко. Кивнув в сторону женщины, сидящей за их спинами, он сказал:

— Мисс Дюброк, разрешите представить вам мисс Флосси ла Фьюм.

Флосси ла Фьюм! Жасмина была ошеломлена. Кто же в Натчезе не слышал об имеющей дурную славу женщине легкого поведения из района Нижнего Натчеза? Должно быть, это какая-то ошибка. Не зная, что делать дальше, Жасмина села на стул, предложенный адвокатом, и машинально кивнула Флосси. Гейтс быстро вернулся к конторке и стал что-то искать в своих бумагах. В следующий момент Жасмина узнала, что она должна была получить из имущества своего отца дом на улице Перл и Эфраима. Она с облегчением вздохнула, зная, что это было все, чем владел ее отец. Между тем Гейтс повернулся к Флосси ла Фьюм:

— По-видимому, остальная часть наследства мистера Дюброка, включая все деньги на его счете в банке, перейдут к вам.

— Простите, мистер Гейтс, — вмешалась озадаченная этим сообщением Жасмина, — о каком счете вы говорите?

Гейтс в волнении снял очки:

— У вашего отца было пятнадцать тысяч долларов на счете в кредитном банке Натчеза. Деньги теперь переходят к мисс ла Фьюм, если она не скончается до того, как этот пункт завещания будет выполнен. В противном случае деньги перейдут к вам, мисс Дюброк.

Жасмина была так потрясена, что не могла даже говорить.

— Но, мистер Гейтс, это невозможно… — выговорила она наконец. — У моего отца никогда не было денег. Поэтому я и работала в сиротском приюте с тех пор, как он заболел.

Гейтс кивнул Жасмине с сочувствием:

— Я знаю, что это большое потрясение для вас, мисс Дюброк. Наверное, ваш батюшка хотел отложить немного на черный день.

— Немного? — повторила Жасмина с горечью. — Мистер Гейтс, как вы сами заявили, мы говорим о пятнадцати тысячах долларов! Вы хотите сказать, что все эти годы, когда мы так сильно нуждались, у моего отца были эти деньги и он ничего не говорил о них?

— Оказалось, что это так, — заключил Гейтс, нахмурившись.

Жасмина в отчаянии покачала головой и продолжала говорить, как-будто была в комнате одна: — Боже мой, как он мог поступить так со мной? Как я переживала, когда нужно было платить за его лекарства и лечение! Я сидела у его постели каждый вечер! А он оставил все свои деньги этой женщине?!

Гейтс вытащил носовой платок и вытер себе лоб:

— Мисс Дюброк, пожалуйста. Кажется, у вашего отца и мисс ла Фьюм были особые отношения.

— Наверняка, — сказала она.

— Давайте вернемся к нашему делу, — продолжал Гейтс. — Как я только что сказал, основная часть наследства мистера Дюброка переходит к…

Жасмина вдруг встала, распрямила плечи и, собрав нервы в кулак, призвав все свое достоинство, на которое была способна в этот момент, сказала:

— Наше дело закончено, мистер Гейтс. — Она гневно взглянула на Флосси ла Фьюм, презирая себя за горячие слезы, которые жгли ей глаза. — Я отказываюсь находиться здесь хотя бы еще минуту в присутствии этой… этой воровки и шлюхи!

Жасмина выбежала из комнаты, боясь совсем расплакаться. К ее удивлению, в приемной ее нагнала Флосси ла Фьюм: — Мисс Дюброк, пожалуйста, — умоляюще воскликнула она на удивление интеллигентным голосом. Жасмина с негодованием обернулась к женщине, укравшей у нее то, что ей по праву принадлежало. Круглое лицо Флосси было так густо нарумянено, что Жасмина с трудом могла определить ее возраст. К тому же ее темно-карие глаза смотрели мудро и печально, что Жасмина нашла совсем уж странным. Сдерживая дыхание, она сказала: «Мне не о чем с вами говорить, мисс ла Фьюм.»

Женщина вздохнула:

— Я только хочу, чтобы вы знали, дорогая, что ваш отец совсем не страдал перед смертью.

— Вы там были? — недоверчиво выдохнула Жасмина.

Флосси взглянула на молодого клерка, глядящего на них с открытым ртом. Когда он, покраснев, опустил глаза на папку с делом, лежавшую перед ним на столе, рыжеволосая проститутка повернулась к Жасмине и прошептала:

— Да, я часто бывала у Пьера днем. Мы были друзьями с вашим отцом, мисс Дюброк. И я хочу, чтобы вы знали, что Пьер был высокого мнения о вас…

— Но, конечно, не такого высокого, как о вас, — закончила Жасмина.

Женщина развела руками.

— Мне жаль, мисс Дюброк. Пьер хотел обеспечить нас обеих.

Ее слова, как удар, обожгли Жасмину. Все эти годы Пьера Дюброка обеспечивала она. Она с утра до вечера работала в приюте за мизерную плату, вечерами сидела у его постели, экономила каждый пенни. Она не покупала себе никакой одежды, чтобы им с отцом было на что жить! И после всего этого она узнает, что, все это время живя за ее счет, отец тайно копил свои тысячи и оставил ей полуразвалившийся дом, а все свое состояние отдал женщине легкого поведения — и умер в постели с проституткой.

Льстивый голос Флосси ла Фьюм прервал поток ее гневных мыслей.

— Мисс Дюброк, если вы расстроены из-за денег, мы можем…

— Нет, мисс ла Фьюм, это не из-за денег, а из-за предательства, — оборвала ее Жасмина. — Но вы ведь знаете все о предательстве, не так ли? Скажите, вам было очень трудно уговорить моего отца оставить все деньги вам?

Женщина попыталась возразить, но Жасмина предостерегающе подняла руку и холодно оглядела ее. То, что Флосси ла Фьюм явно чувствовала себя виноватой перед Жасминой за то, что ограбила ее, свидетельствовало в ее пользу. Тем не менее Жасмина ни минуты не сомневалась в том, что эта проститутка с улицы Сильвер ни за что не поделится с ней ни одним пенни из наследства ее отца.

— Оставьте наследство себе, мисс Фьюм, — наконец проговорила она с горечью. — Я уверена, что вы его заработали.

Жасмина выбежала из конторы, забралась в кабриолет и села рядом с Эфраимом. Гнев все еще душил ее.

— Ты знал, Эфраим! — воскликнула она. — Ты должен был знать, что мой отец и эта женщина были… И ты не сказал мне этого!

— Да, мэм, — только и ответил Эфраим, и они поехали домой. Уже у дверей дома на улице Перл Эфраим растерянно пробормотал:

— Мисс Жасмина, но ведь у вас есть еще я, а у меня — вы.

— Оставь меня, пожалуйста, — было все, что она могла проговорить, и быстро вошла в дом.

Оказавшись в комнате, она упала на колени и заплакала. Ей казалось, что боль в ее душе никогда не пройдет.

Проклятый старый француз! Проклятый старый негодяй! Он никогда не думал о ней! Он никогда не любил ее! Она была ему нужна только как служанка! А теперь уже из могилы он сыграл с ней эту отвратительную и бессердечную шутку, швырнув ей свое завещание. Таким жестоким способом он дал ей понять, что ценит шлюху с улицы Сильвер гораздо больше собственной дочери!

В двадцать три года она осталась совсем одна, без гроша в кармане и с горькими воспоминаниями о предательстве отца.

Это конец… У нее не было будущего.