Всего лишь через неделю Жасмина встретила Клода Бодро

Жасмина вернулась в приют в пятницу. Ее страдания и гнев, вызванные предательством Пьера Дюброка, теперь отзывались в ней глухой болью. Все в ней было немо, пусто и мертво.

Она бы бросилась в реку, чтобы положить конец своему жалкому, бесполезному существованию, если бы могла заставить себя подвергнуть девочек из приюта такому испытанию.

Как только Жасмина переступила порог приюта святой Марии, к ней бросилась маленькая Мэгги с напряженным от испуга милым маленьким круглым личиком и с мокрыми от слез голубыми глазами.

— Мисс Жасмина, я думала вы ушли от меня навсегда!

Жасмина погладила девочку по белокурым волосам, а свободной рукой вытерла свои собственные слезы.

— Детка, у меня умер отец.

— Я знаю, сестра Филомена сказала мне. — Голос у девочки задрожал, дрожали и ее тонкие руки, обнимавшие Жасмину за талию.

Мэгги прижалась к Жасмине изо всех сил, и Жасмина вдруг подумала, что она может удочерить Мэгги. Она понимала, что опекуны приюта так же, как и городской опекунский совет, предпочли бы отдать девочку какой-нибудь супружеской паре, но в приюте было так много детей, а людей, желающих усыновить их, так мало! Жасмина решила поговорить о девочке с директрисой приюта матерью Мартой. В конце концов ей больше не нужно было ухаживать за отцом-инвалидом.

Вечером того же дня Жасмина вышла из приюта и села в свой кабриолет, чтобы ехать домой. Эфраим обычно привозил и увозил ее с работы, но в то утро у старого раба так разыгрался ревматизм, что Жасмина настояла на том, чтобы он весь день отдыхал. Ее лошадь Шуга казалась странно возбужденной. Обычно она была такой послушной, но сегодня она поднималась на дыбы и ржала, отказываясь подчиняться Жасмине.

— Тихо, Шуга, — просила она, натягивая поводья. Вдруг лошадь дернулась, и неуправляемый кабриолет понесся по шумным улицам по направлению к обрыву на окраине города. Натянутые поводья еще больше раздражали лошадь. Жасмина чувствовала, как у нее на верхней губе выступил пот, а руки занемели от напряжения, в то время как пролетка неслась в гору.

Жасмина в ужасе смотрела в сторону двухсотметрового обрыва и на серые воды Миссисипи внизу. Дорога была очень узкой и в этом месте поворачивала; стоит лошади оступиться — и они полетят вниз и разобьются насмерть!

Жасмина уже совсем отчаялась, когда вдруг увидела всадника, скачущего рядом с кабриолетом.

— Тпру, тпру! — закричал он, схватив поводья и натягивая их. Наконец ему удалось остановить лошадь. Спешившись, он еще некоторое время успокаивал ее, храпящую и взмыленную, потом, не снимая перчаток, внимательно осмотрел поводья. И только когда лошадь совсем успокоилась, он повернулся к Жасмине:

— С вами все в порядке, мадемуазель?

Жасмина в изумлении смотрела на спасшего ее француза. Высокий, широкоплечий и худощавый, он был одет в модного покроя шерстяной сюртук коричневого цвета и темно-желтые брюки, заправленные в черные блестящие сапоги.

Он подошел к ней ближе и она смогла разглядеть его лицо под полями белой шляпы. Это было очень загорелое и мужественное лицо, а его черные глаза смотрели так напряженно, что Жасмина ощутила внутреннюю дрожь. В следующий момент мужчина улыбнулся, обнажая ровные белые зубы за полными чувственными губами, и ее напряжение тут же прошло.

— Да, у меня все в порядке, — наконец ответила она своему храброму спасителю. — И благодарю вас, сэр. Кажется, вы спасли мне жизнь.

— Это большая честь для меня оказать вам помощь, мадемуазель, — ответил он, сдержанно поклонившись. Он указал на лошадь: — Ваша лошадь — она часто показывает норов?

— Нет, нет, — уверила его Жасмина. — Обычно она такая послушная! Я так удивилась, когда она понесла. — Она нахмурилась: — Не могу себе представить, чем это было вызвано.

Незнакомец пожал плечами и смахнул пылинку со своего элегантного сюртука.

— Лошади очень горячие животные. Может, она увидела змею на дороге.

— Вполне возможно, — согласилась Жасмина.

Француз улыбнулся, пристально глядя на нее.

— Мадемуазель, вы позволите мне проводить вас домой?

— Нет, нет! — ответила Жасмина смущенно. — Я не хочу обременять вас.

— С каких это пор провожать красивую леди до дома считается обременительным? — спросил он галантно.

Жасмина почувствовала, как она покраснела от комплимента. Никто до сих пор не называл ее красивой. Более того, она чувствовала себя далеко не элегантно одетой в своем простом черном муслиновом платье и поношенной шляпке.

— Пожалуйста! В этом нет необходимости, — умоляющим голосом проговорила она, чувствуя на себе неотступный взгляд его черных глаз.

— Нет, нет, это как раз необходимо, — возразил ее спаситель. — А если ваша лошадь понесет опять? — И, глядя в упор на Жасмину, добавил: — Она явно нуждается в твердой мужской руке.

Жасмина совсем растерялась от его обезоруживающей улыбки:

— Возможно, вы правы, сэр.

Француз решительно стал привязывать свою лошадь к задку кабриолета. Потом он подошел к Жасмине, чтобы присоединиться к ней в экипаже.

— С вашего позволения, мадемуазель, — сказал он с той же самой обезоруживающей улыбкой.

Жасмина не нашла в себе смелости отказать ему.

— Конечно, сэр.

Она быстро отодвинулась, и незнакомец сел рядом с ней. И сразу же Жасмина ощутила его запах — запах кожи, табака и приятный аромат мужского одеколона. Ее сердце учащенно билось, когда он с улыбкой повернулся к ней и сказал:

— Клод Бодро к вашим услугам, мадемуазель. Прошу прощения за то, что при данных обстоятельствах официальное знакомство невозможно. Тем не менее я сочту за честь узнать имя прекрасной леди, которую я сопровождаю домой.

— Меня зовут Жасмина Дюброк… — ответила она неуверенно, польщенная.

Так как Бодро правил лошадью, Жасмина сняла перчатки и размяла затекшие руки. Ладони и пальцы саднило от поводьев. Ее спаситель посмотрел на ее пальцы с интересом.

— Поскольку у вас нет обручального кольца, мадемуазель, могу я проявить смелость и предположить, что вы мисс Дюброк?

Жасмина опять покраснела: — Это так и есть, сэр.

Он приложил к шляпе руку в перчатке: — Счастлив познакомиться с вами.

Они повернули на дорогу, ведущую в Натчез.

В деловом районе города владельцы магазинов запирали двери на ночь. Фонарщик уже зажигал газовые фонари на площади. Через минуту Бодро осведомился у Жасмины:

— Простите мой нескромный вопрос, мадемуазель, но я не мог не заметить, что вы в трауре.

— Да. У меня умер отец всего неделю назад.

— Примите мои искренние соболезнования, — сказал он.

— Спасибо — сдержанно ответила Жасмина.

— Будьте добры, покажите мне дорогу к вашему дому.

Жасмине было страшно неловко показывать дорогу своему спасителю к боковой улочке, где был ее дом. Однако ее опасения были напрасны, поскольку, как только француз остановил кабриолет перед ее домом, увитым виноградом, он с непритворной искренностью заметил:

— Какой очаровательный домик, мисс Дюброк. Я чувствую запах жимолости даже отсюда.

Кровь застучала у Жасмины в висках, когда Клод ловко спрыгнул с экипажа и помог выйти ей. Когда она ступила на землю, его сильные руки задержались на минуту на ее тонкой талии, и Жасмина почувствовала, как в груди у нее все задрожало.

Он взял ее за руку и повел по дорожке. Она была рада, что может опереться на него, так как чувствовала волнение и слабость в его присутствии. Она удивлялась тому, что Клод обратил внимание на жимолость. Теперь она вдыхала все запахи этого чудесного летнего дня: запах густой травы, замшелых деревьев, сладкий аромат роз, гордости Эфраима, и больше всего — манящий запах мужчины, идущего рядом с ней.

Он довел ее до двери, и они остановились в кружевной тени деревьев. Наконец Клод спросил нахмурившись:

— Скажите мне, мисс Дюброк, у вас есть покровитель — кто-нибудь, кто помогает вам в делах?

Жасмина опустила глаза.

— Нет, у меня нет никого, кроме нашего семейного слуги Эфраима. Своими делами я занимаюсь в основном сама. — Она осмелилась взглянуть на Клода, не в силах больше сдерживать своего собственного острого любопытства: — Вы ведь не из наших мест, мистер Бодро?

— Нет, мадемуазель, я из Луизианы, из прихода святого Мартина. У меня там плантация.

— У вас там, наверное, семья, жена, — проговорила Жасмина, поражаясь собственной смелости.

К ее удивлению, француз улыбнулся, глаза его заблестели.

— У меня нет ни семьи, ни жены, мисс Дюброк. Кажется, мы с вами в одинаковом положении. — Покачав головой, он продолжал: — Знаете, мне очень жаль, что я пробуду в Натчезе так недолго. Я закончу свои дела здесь через неделю.

— Понимаю, — сказала Жасмина грустно. Она подумала, что, может, никогда его больше не увидит.

— Я не могу не спросить вас, — продолжал француз, нахмурившись в задумчивости, — я знаю, это очень смело с моей стороны, мисс Дюброк. Ведь нас даже не представили друг другу. Но могу ли я вас навестить еще раз перед моим отъездом из вашего очаровательного города? Мне кажется, вы сегодня испытали очень неприятное потрясение, и я хотел бы лично убедиться, что вы переживете это ужасное происшествие без каких-либо дурных последствий для себя.

Жасмина была ошеломлена тем, что он проявляет к ней такой интерес.

— Сэр, принять вас у себя будет для меня большой честью, — едва выговорила она.

— Учитывая, что у нас осталось совсем немного времени, могу ли я проводить вас в церковь в воскресенье?

— Да, я была бы рада этому — услышала Жасмина свой собственный ответ.

Клод взял руку Жасмины и поднес ее к своим губам. Она почувствовала, как мурашки побежали по ее руке, когда его дыхание обожгло ее и его чувственные губы прижались к ее мягкой коже.

— До встречи в воскресенье утром — с легким изяществом поклонившись, сказал Клод и, улыбаясь, удалился из сада.

Жасмина вошла в спальню, сняла шляпку и стала рассматривать себя в зеркале. Клод Бодро назвал ее сегодня красивой… Она никогда не думала, что она может быть хотя бы привлекательной, но теперь, глядясь в зеркало, она более чем когда-либо узнавала в себе свою мать, которую очень любила, умершую от желтой лихорадки, когда Жасмине было пять лет. Жасмина взяла с туалетного столика миниатюру Камиллы Дюброк, и глаза ее наполнились слезами. Она смотрела на свою мать и узнавала себя: ясные, глубоко посаженные большие зеленые глаза, классический тонкий нос, изящно и четко очерченный женственный овал лица с решительным подбородком, высокими скулами и полными губами. На миниатюре Камилла Дюброк была изображена с распущенными густыми золотистыми волосами, и Жасмина стала вытаскивать шпильки, удерживающие ее волосы в узле на затылке. Блестящие светлые волосы каскадом упали ей на плечи, обрамляя шелковистыми волнами овал лица и стройную шею. Да, она была похожа на мать. У нее была даже фигура матери — плавные линии, широкие бедра и высокая грудь. Она всегда считала свою мать красивой, а себя безнадежной дурнушкой. Почему?

Она полагала, что в этом убеждении ее поддерживал отец. Пьеру Дюброку ничего в ней не нравилось — ни как она выглядела, ни как она себя вела, ни как разговаривала, ни как одевалась.

С тех пор как Жасмина превратилась в девушку другие мужчины, похоже, подкрепляли своим поведением низкое мнение о ней отца в основном подчеркнутым равнодушием по отношению к ней. Только один раз за Жасминой ухаживали — когда ей было девятнадцать лет; это был застенчивый и неловкий лавочник, худой и лысеющий. Когда Джордж Тилсон узнал о том, что Жасмина вынуждена ухаживать за больным отцом, он, к ее большому облегчению, перестал заходить к ним.

А теперь за ней ухаживает этот обаятельный и богатый приезжий! Это казалось неправдоподобным. Может быть, он предложил проводить ее в воскресенье из вежливости, говорила она себе в минуту сомнения. Возможно, он совсем не придет, чтобы пойти с ней на мессу.

Но одну вещь она твердо решила для себя. Если Клод Бодро опять появится, она никогда не скажет ему о предательстве отца. Никто, кроме ее адвоката и Флосси ла Фьюм, не должен знать о позоре и унижении, которым подверг ее отец.

В воскресенье утром Жасмина оделась к мессе очень рано, а Клод Бодро появился у ее дверей задолго до того, как ее могли одолеть сомнения насчет его прихода. При виде его на крыльце своего дома Жасмина улыбнулась.

— Очень рад, мадемуазель, — сказал Клод, прикоснувшись к шляпе. Он с улыбкой оглядел Жасмину в ее лучшем черном шелковом платье и черной же шляпке. Его темные глаза с восхищением задержались на массе ее блестящих густых волос, распущенных по плечам, что вызвало на ее щеках очень идущий ей румянец.

Клод повез Жасмину к мессе в черном блестящем экипаже, запряженном двумя серыми лошадьми. Она чувствовала себя принцессой, пока они ехали по тенистым извилистым улочкам. Они видели взгляды и улыбки других пар и целых семейств, направляющихся в церковь в собственных красивых экипажах.

Во время службы в церкви святой Марии любопытные взгляды заинтригованных прихожан были направлены на эту пару, сидящую в последних рядах.

После мессы несколько почтенных матрон города Натчеза, которые раньше редко снисходили до разговора с Жасминой, стали подходить к ней, желая быть представленными ее красивому спутнику.

Потом Клод настоял на том, чтобы Жасмина пошла с ним пообедать в фешенебельную гостиницу Сити. За обедом они ели цыпленка, болтали и смеялись над любопытством городских матрон, сующих свои носы во все дела.

— Я уверен, что заочно они уже выдали вас за меня замуж, — сказал Клод с самоуверенной улыбкой, протянув руку над столом, покрытым белоснежной накрахмаленной скатертью, и взяв руку Жасмины в свою. Когда же она взглянула на него в зачарованном удивлении, он заговорщицки подмигнул ей и добавил: — Должен сказать, что это неплохая идея.

Жасмина опустила глаза, и Клод осторожно убрал свою руку, почувствовав, что Жасмина была шокирована его смелыми ухаживаниями. Но уже через несколько минут, когда он шутя спросил ее, не хочет ли она положить еще сахару в чай, она опять смеялась и весело болтала с ним.

Жасмина чувствовала себя очень непринужденно с Клодом. Он откровенно флиртовал с ней, и ей это нравилось.

В последующие несколько дней Клод проводил с Жасминой все время, когда она не была в приюте. Жасмина даже попросила мать Марту отпускать ее раньше, так, чтобы она могла проводить больше времени со своим красивым поклонником до его отъезда в Луизиану.

Жасмина и Клод вместе ходили за покупками и на концерт, который давал городской оркестр, а также на спектакль местного театра «Двенадцатая ночь» Шекспира. Клод дарил Жасмине красивые подарки — английские конфеты и ветки чудесных роз. Несмотря на ее протесты, он даже нанял кровельщиков, чтобы они починили крышу ее дома, протекавшую в нескольких местах. Долгими вечерами они пили чай на ее веранде и он рассказывал ей о своей плантации в Луизиане. Жасмина чувствовала, что она все больше поддается его обаянию.

За день до своего отъезда Клод пригласил ее на прогулку на площадь, где в старину проводились испанские парады — популярное место прогулок над обрывом. Рука об руку они обошли большую площадку под сенью вековых дубов. Оба были в серьезном задумчивом настроении.

— Жасмина, ваше присутствие сделало мое пребывание в Натчезе особенным, — сказал Клод прерывающимся голосом.

— И тем не менее завтра вы должны уехать, — закончила она с нотками отчаяния в голосе.

Он остановился и повернулся к ней, в его глазах было страдание:

— Вы должны кое-что узнать обо мне.

— Что?

Они стояли под огромным замшелым деревом: Жасмина смотрела на Клода взглядом, полным любви, и теплый ароматный ветерок шевелил складки ее платья.

Они долго молчали. Наконец с болью в голосе он произнес:

— Я любил только один раз, моя дорогая. Моя семья переехала сюда из Франции четырнадцать лет назад. С нами приехала девушка, которую я любил. Габриэль было пятнадцать, когда мы приехали сюда. — Клод остановился, потом продолжал вдруг охрипшим голосом: — Через три месяца после нашего приезда разразилась эпидемия скарлатины. Я потерял всю свою семью, а также мою Габриэль.

— О, Клод! — воскликнула Жасмина, беря его за рукав. — Как ужасно! Я вам так сочувствую!

Он отвернулся от нее, его плечи задрожали.

— С тех пор меня мучает чувство вины.

— Вины?! — воскликнула Жасмина. — Почему вас должно мучить чувство вины? Разве вы в чем-то виноваты?

Он резко повернулся к ней.

— Да! Знаете, это я настоял на том, чтобы Габриэль приехала сюда со мной, хотя она хотела, чтобы мы остались во Франции. Если бы она не поехала со мной, она была бы сейчас жива! — с чувством продолжал он. — Я поклялся на ее могиле, что обреку себя на одиночество в наказание за ее смерть в надежде, что когда-нибудь соединюсь с моей любимой на небесах…

Он подошел к Жасмине ближе, взял ее за плечи и продолжал прерывающимся голосом: — Это было четырнадцать лет назад. И ни разу с тех пор я не пожалел о своем решении, пока не увидел вас в прошлую пятницу.

Волна радости охватила Жасмину: — Клод, вы имеете в виду?..

Его сильные пальцы сдавили ее лопатки, почти причиняя ей боль.

— Да, моя дорогая, я хочу, чтобы ты была моей женой, и я думаю, даже бедная Габриэль согласилась бы, что я достаточно страдал. Прекрати мои страдания — поедем со мной в Луизиану!

Пытаясь сдержать слезы, Жасмина смотрела на Клода в изумлении, пока их губы не соединились. Его решительность заставила ее сердце бешено забиться. Его горячие губы были прижаты к ее нежному невинному рту, а его язык пил сладкий нектар в его глубине. Жасмина была так потрясена, что прильнула к нему всем телом. Когда она почувствовала губы Клода на своей мокрой от слез щеке, она уже задыхалась и почти потеряла способность думать. Его руки сильно сжимали ее тонкую талию, а его крепкое тело было плотно прижато к ее хрупкому стану и нежной груди.

— Это все так неожиданно… — наконец смогла выговорить она.

— Не так уж и неожиданно, моя дорогая, — сказал он. — Мы многое узнали друг о друге за эти несколько дней. Кроме того, когда я увидел тебя на прошлой неделе, я сразу понял, что ты создана для меня.

Она отстранилась и спросила тихим голосом:

— Я похожа на нее?

Немного отступив, он с улыбкой посмотрел на Жасмину и вытер слезинку на ее порозовевшей щеке.

— Нет, пусть тебя это не тревожит! Габриэль была небольшого роста и с темными волосами. А ты — ты любовь всей моей жизни, о которой я и мечтать не мог и которую мне опять послал Господь.

— О, Клод! — прошептала Жасмина, когда жаркие, чувственные губы француза прижались опять к ее губам.

Наконец они нехотя разжали объятия.

— Ты поедешь со мной? — спросил Клод, умоляюще глядя на нее своими черными глазами. Увидев, что она нахмурилась и прикусила губу, он добавил: — Дорогая моя, в чем дело?

— Клод, я в трауре, — беспомощно ответила она.

— Дорогая, бывают случаи, когда условности не обязательно, даже не следует, соблюдать. Скорбь превращается в жестокость, если она мешает двум людям познать самое большое счастье в их жизни.

— Но ты уверен? — спросила она, раздираемая самыми противоречивыми чувствами.

— А ты? — спросил он с выражением боли в глазах. С горечью он продолжал: — Ты боишься, что я принесу тебе несчастье, моя любимая, так же, как я принес его бедной Габриэль?

— Нет, нет, — поспешила Жасмина успокоить его. — Я бы никогда не стала бояться этого. Просто я должна знать, что ты не пожалеешь, я имею в виду, что ты уверен…

— Вполне уверен, — ответил он. И с ласковой улыбкой добавил: — Ты должна простить мою торопливость, дорогая Жасмина. Просто у нас нет времени. Очень скоро я должен вернуться к своим делам и я надеюсь, вместе с тобой в качестве моей невесты.

Жасмина прикусила губу, все еще мучимая сомнениями.

— Мне двадцать три года, — сказала она тихим дрожащим голосом. Он рассмеялся: — А мне, любимая, тридцать четыре. Мой преклонный возраст огорчает тебя? — При этих словах, полных нежности, Жасмина расплакалась от радости, и Клод опять обнял ее. Прижав ее к себе, он сказал вдруг охрипшим голосом:

— Я очень польщен тем что ты так долго ждала, чтобы принести этот драгоценный дар единственному мужчине и что этот мужчина я.

— О, Клод, ты такой хороший!

— Я создан для тебя Жасмина.

Она крепко прижалась к нему чувствуя, как одиночество уходит прочь из ее жизни и как вся ее боль вдруг чудесным образом прошла в эту замечательную минуту.

— Да Клод, ты создан для меня!