Часть I

Резкий удар хлыста привел меня в чувство.

— Вставай, падаль, — услышал я грубый, гортанный голос.

— Нет, это не сон, — остро застучало в висках и я медленно поднял веки.

На фоне голубого неба красным пятном расплывалась лоснящаяся морда, самодовольно ухмыляясь и блестя голубоватыми, глубоко посаженными глазками.

О, эта голубизна неба! Эта бездонность и пустота — ты будешь отныне мне сниться в кошмарах. Кошмарах… Кошмарах?!

Дрожь побежала по всему моему телу.

Какие еще могут быть кошмары? Вот он, реальный кошмар передо мною.

Говор, хохот, ржание коней, окончательно вернули мне рассудок. Я стал медленно подниматься.

— Быстрее, — подстегнул меня еще один удар.

— Ну, погоди, дрянь, пробормотал я про себя, — никто не знает свою судьбу, своего будущего! И когда-нибудь может наступить день перемены. Перемены твоей судьбы.

Я встал на ноги. Что за диковинный мир веселился вокруг! Беснующиеся всадники, ряженые, как на карнавале, окружали меня со всех сторон! Щиты — ярко-алые и лазурные, флаги и знамена всех цветов, шлемы, латы, шпаги — все это блестело, переливаясь солнечными бликами, создавая неописуемое зрелище.

— Сгинь, видение, сгинь, — опять пронеслась в голове запоздалая мысль. Но я уже начинал приходить в себя и воспринимать окружающее. Надо начинать жить в этой реальности, какая бы она ни была. Только, черт побери, откуда она взялась?!

…Острая боль возникла сразу, как будто повернули некий выключатель. Рука! Окровавленное запястье, с висящими ошметками мяса вернуло мне память. Я вспомнил! Я все вспомнил!!! Я вспомнил этот дикий вихрь, который начал засасывать меня, когда я раскрыл ту книгу…

Я не успел додумать свою мысль, — какие-то волны пошли по толпе этих людей…

— Тревога! Противник на горизонте! Приготовиться!!!

Обо мне будто забыли. Я был уже не нужен. Воины, наспех захлопывали забрала, выставляли вперед щиты, лихорадочно и сумбурно рвали уздечки, пришпоривали коней. За несколько минут здесь образовался настоящий кавардак.

— Вот дикари, — пробормотал я и потихоньку начал продвигаться к своей машине, которую заметил еще раньше. Это просто фантастическое везение, что она оказалась тут.

Рука ныла остро, до ломоты в зубах. Да еще правая, проклятье! Левая же, все еще сжимала бензопилу, которой я сам, — сам! — пытался отпилить запястье, сдуру решив, что вихрь этим удовлетворится. Видно, набрался я в тот вечер изрядно!

Медленно продвигаясь, я приблизился к машине. Эврика! Мой любимый рейгтон, ненужной железкой валялся на сидении. Ненужная железка! Эти дикари поголовно вооружены стрелами.

Я еще успел схватить оружие и закинуть его за плечи, когда началось нечто невообразимое.

— Да, это похоже на репетицию конца света, — успел подумать я, уклоняясь от удара дубиной, — так можно и настоящий конец приблизить.

— Машина! Какой болван! — обругал я себя и тут же нырнул под колеса.

Ржание лошадей, воинствующие вопли, крики — «На помощь!», предсмертные возгласы — все это было уже там, наверху. Если бы не рука! Боль все больше разливалась огнем. Она пожирала всю мою волю, делала беспомощным и слабым.

— Когда же этому придет конец? Когда, когда… Все кончается, все в жизни когда-либо кончается, — уговаривал я себя, — это тоже пройдет. Но когда?! — рычал я, по-прежнему сжимая левой рукой бензопилу не в силах разжать кисть. Мне казалось, выпусти я ее и моя последняя связь с миром — с тем моим миром цивилизованных людей, пьющих по утрам горячий кофе, потеряется навсегда… Я не знаю, сколько прошло времени. Но характер шума стал постепенно меняться Ржание коней чуть поутихло. Вместо этого какие-то жалобные стоны и проклятия, вперемешку с ругательствами, наполнили пространство.

— Может, обо мне забыли, — подумал я. Но нет, тут же, с диким криком чьи-то руки вцепились в меня!

Меня вытащили наружу. Что за жалкое зрелище предстало передо мною! Воины, еще недавно полные сил и веселья, повсюду валялись убитые, с торчащими в боку обломками копий с флажками. Раненых хладнокровно добивали. Да, не слабые мужики собрались вокруг! А мой недавний красномордый противник со своими поплечниками стоял, закованный в кандалы с деревянным ошейником вокруг шеи. Быстро же сбылось мое пророчество!

С заискивающими улыбками небольшая группка пленных, перебивая друг друга, рассказывала обо мне. Будто бы я и вот эта штука, — это мой-то шикарный «линкольн»! — свалились к ним прямо с неба, вот с этого голубого неба — прямо ниоткуда, из голубизны, из пустоты. Лишь только какой-то вихрь кружился вокруг, а потом, когда я упал, столбом поднялся надо мною и улетел, растворяясь на глазах.

— Стоит только посмотреть на него, — захлебывались они словами, — он не похож ни на одного из нас! К какому роду он принадлежит? Что за диковинная одежда? А рост — он выше любого из самых высоких!

Они старались и кривлялись, эти несколько человек, пытаясь заслужить похвалу победителей. Лишь мой недавний истязатель молчал и явно с презрением смотрел на этих ублюдков. Да, такие слабовольные людишки всегда вызывают омерзение. Но кто возьмется их судить? Судьба забросила их на гребень крутых событий, а они — они простые, травоядные, как им уберечься, как устоять в потоке жизни? Надо приспосабливаться. И они приспосабливаются. Тихо, незаметно ходят они по улицам наших городов, мелко интригуя, сплетничая, разнося заразу недоверия, обмана, зависти. Но вот случаются экстремальные события — судьба закручивает их в водоворот — поле боя, землетрясение, пожар, да просто место, где нужно устоять, где важно твое я, твоя суть И все: душонки сгибаются, ломаются, хрустят… И живые мертвецы, бездушные, охваченные лишь одной страстью еще немного попастись под синевой неба лгут, предают, выслуживаются.

— Ну дайте, дайте нам еще немного этой жизни! А мы уж, мы уж постараемся, в лепешку разобьемся!

Впрочем, все это философия…

Они продолжали еще что-то гнусное рассказывать про меня, но я уже не слушал, предпочитая наблюдать за красномордным.

— А все-таки, мужик, ты крепкий орешек, — подумал я и подмигнул своему поверженному врагу.

Он недоуменно уставился на меня. Потом ухмыльнулся.

— Эй, держись, — прорычал он, — смерть, она одна, другой не бывает!

— Молчать! — властный голос остановил наше только начинавшееся братание. Человек, произнесший эти слова, был великолепен. Вождь. Да, истинный вождь. Но как молод! Красивое, с резкими чертами лицо затянутой в кольчугу головы, резко выделялось на фоне толпы. Крепкий корпус, широкие плечи и грудь и грациозная шея были наполнены силой и уверенностью, которую дает только власть. Бледность и сурово сжатые брови на мгновение обманывали взгляд, он казался старше, но, через минуту-две, молодость, неуловимой мимикой движений выдавала его.

Некий старец, которого я сразу не заметил, подошел к этому юному полководцу и страстно зашептал что-то на ухо. Седые, абсолютно белые космы старикана, его хищное, волевое лицо, желтая, дубленая кожа, несли в себе некую необъяснимую силу. Простой, черный балахон из тонкого сукна подчеркивал его, отнюдь не плебейское происхождение.

— Заковать его! — приказал вождь, выслушав старикана. И, не успел я и глазом моргнуть, как на меня набросилась целая свора добровольцев и вырвала из рук бензопилу. Левой рукой я еще успел отпустить несколько ударов, да таких, что сшиб с ног пару-тройку человек, но правая… Бог мой, один из них вцепился в мою правую руку и все было кончено в одно мгновение. От боли я чуть было не потерял сознание, лишь пара крепких слов, которые я отпустил по адресу своих мучителей, удержа ли меня на ногах. Громкий хохот заглушил лязг цепей вокруг меня. Ишь ты, нравится! Я добавил еще несколько слов. И лишь после этого, старик подошел взглянуть на мою руку. Потом, поморщившись, что-то тихо сказал своему подручному.

Через минуту, мне смазали руку чем-то вонючим, противного помоечного цвета. Я не сопротивлялся, уже не хватило сил. Легкое жжение этой мази даже внесло некое разнообразие в мои болевые ощущения. Но прошло несколько мгновений, всего несколько мгновений — и боль стала стихать! Боль стала стихать! Я готов был плясать от радости и даже кандалы и этот нелепый деревянный ошейник на шее — больше не смущали меня. Жизнь продолжается! Все в жизни проходит! И эта минута настала, и я готов, готов ко всему, что пошлет мне судьба!

— Ну, что там у нас на горизонте?

А на горизонте было пусто. Какая-то неказистая степь простиралась вокруг. Желтые проплешины среди жухлой травы, напоминали то ли о конце лета, то ли о начале осени.

Нас выстроили гуськом, по два-три человека в ряд и мы, подгоняемые кнутами ленивых надсмотрщиков, уныло побрели вперед.

Я попал в пару к красномордому. Видно, мы были столь важные птицы, что нас поставили рядом, да еще в первом ряду. Хорошенькое соседство, если припомнить щедрые удары, которыми он совсем недавно осыпал меня.

— Ну что, приятель, жизнь все же штука веселая, — по-прежнему не унывал он.

— Слушай, куда я попал? На какой край земли? Все вокруг говорят по-английски, но видит Бог, если я понимаю, где я.

— Ты, видно, приятель, падая, все же повредил малость головку, если не узнаешь родной Британи. Правда, акцент у тебя какой-то странноватый.

— У меня странноватый?! Это вы все так выворачиваете слова, как будто заявились из 17 века.

— 17 века! Опомнись, дурья твоя башка! На дворе 1358 год, август, 23 число от Рождества Христова, чтоб мне пусто было!

— Что?! — поперхнулся я. Сердце подскочило к горлу и упало в никуда. Так вот куда затащил меня этот проклятый вихрь! Невозможное стало возможным! Я — в 14 веке!

…Мы брели где-то полтора дня. Рука моя потихоньку заживала, благодаря стараниям старикана. Правда что то все же не нравилось ему в моей ране. Рассматривая ее, он угрюмо качал головой, но пока ничего не говорил. Какая-то краснота потихоньку расползалась вокруг. Но боли не было, вероятно эта мазь обладала каким-то наркотическим действием и я ничего не ощущал. Наоборот, легкое онемение руки даже успокаивало меня. Как показало будущее, я напрасно был так спокоен. Да, кстати, имя этого старца было Велюнд. Он числился у них спецом по белой магии, ну, что-то вроде колдуна, астронома, предсказателя.

Много я передумал за это время. Подружился и с Генри Рыжим, своим напарником по цепям. О чем только мы не переговорили с ним! Как много он мне рассказал о своем времени! И я вспоминал теперь уже кажущееся далекое прошлое…

…Да, когда-то я жил в 20 веке. В конце 20 века, если быть точным. Жил — не тужил, работал в магазине хозяйственных товаров — продавцом. Продавал порошки, пасты, кремы, аэрозоли… Немного увлекался восточной борьбой, скорее для поддержания формы, нежели всерьез. Приятно ведь ощущать себя этаким суперменом, с хорошо накачанными мускулами, когда рядом хорошенькая кукла, попивая легкий коктейль в баре, не спускает с тебя восхищенных глаз. Отсюда, из глубины веков, мой Лондон казался мне сказочным городом и все мелкие удобства, которыми была окружена моя жизнь и которых я не замечал, теперь вспоминались раем на земле. Так бы и текла моя жизнь, легко и беззаботно, если бы в один, поистине несчастливый день, я не наткнулся в газете на объявление о продаже дома. За городом. Цена показалась мне смехотворной.

— Почему бы и нет? — подумал я. И, недолго думая, позвонил по указанному телефону. Откликнулся женский голос и в первое мгновение он показался мне настолько неприятным, что даже захотелось положить трубку, но мгновение прошло и я уже внимал с нетерпением. Какие заманчивые картины рисовала мне эта сука! Да, сука! Знал бы я тогда, к чему все это приведет! Ну почему я не прислушался к своему внутреннему голосу к своей интуиции, в то, первое мгновение нашего разговора! Почему не поверил себе? А, поздно печалиться о прошлом! Короче, в следующий уик-энд я уже катил по указанному адресу. Ключи я получил заранее.

Их мне вручила хозяйка голоса, старуха, с седыми волосами. Убей, не припомню ее лица! Лишь тогда взгляд тяжелый и недобрый, какой-то необъяснимой тяжестью наполнял душу.

Итак, я поехал. Добирался трудно, все время сверяясь со схемой, которую мне вручила старая ведьма. Наконец, свернул на узкую, заброшенную дорогу. Казалось, по ней никто не ездил веками. Ветки деревьев сплелись густой стеной по обе стороны. Они нависали низко, порой задевая машину. Листвы почти не было видно. Да и та, что проглядывала кое-где, была окрашена в темно-коричневые тона. Вечерело. А вот и дом. Мрачновато. Но я не отчаивался. Деньги ведь я еще не заплатил, а провести ночь в таком уединенном месте — все-таки в этом что-то есть. Тем более, о выпивке я позаботился как следует.

Дверь заскрипела, противно и резко. Я вошел. Ха, да тут есть чем поразвлечься. Такого количества странных и необычных предметов, да еще собранных вместе, я никогда не видел.

Все-таки, для начала я решил выпить. Притащил из машины все свои запасы — что-то я перестарался, многовато захватил, и уселся в кресло, громадное, обтянутое черным бархатом. Теперь можно и осмотреться. Напротив висело зеркало, какое-то уж больно темное, предметы почти не отражались в нем, скорее они выглядели как-то по иному. Причудливая рама из выточенных деревянных человеческих черепов обрамляла его. Ну и гнусная фантазия была у этого резчика! Хотя в мастерстве ему отказать было нельзя. Все тютелька в тютельку, все пропорции соблюдены, видно мастер хорошо знал то, над чем трудился! В углу, из-за шторы выглядывал скелет, весь в пыли — тоже, не слабо! Засушенные цветы стояли в глубоких вазах с отбитыми краями. В жизни не видывал таких цветов! Их головки излучали, струились непонятной злобой, в их распахнутых лепестках чудился угрожающий оскал. Какие-то дряхлые, полусгнившие то ли тряпки, то ли драпировки висели вдоль стен. Они были блеклого мышиного цвета и тем более странно, что все это тряпье перевивали золотые нити, которые, казалось, не давали возможности рассыпаться этим лохмотьям.

Сумерки постепенно окутывали все окружающее и неясная тревога, возникшая, казалось бы ниоткуда, заставляла меня все чаще прикладываться к бутылке. Что это со мною? Я никогда не боялся ни одиночества ни темноты, ни тем более всякой ерунды, которой была заставлена эта комната. Что-то я становлюсь похож на некую неврастеничную дамочку, вздрагивающую от каждого пустяка. Но в этом домишке все же что-то такое было. Скорее всего эта дурацкая обстановочка так действовала на меня. Эх, завалиться бы сюда с какой-либо птичкой, уж я бы использовал этот домишко на все сто процентов!

Стало совсем темно. Я приподнялся и немного шатаясь дотянулся до выключателя. Щелк! Света не было. Но для меня это не было уже столь важно, так как мозги мои были изрядно отуманены алкоголем.

Плюхнувшись обратно в кресло, я заметил рядом, на столике, подсвечник в виде сложного многогранника с воткнутой свечой посередине.

— Полный сервис, — ухмыльнулся я и поднес зажигалку. Пламя вспыхнуло неожиданно ярко.

И тут же, тут же, мне бросилась в глаза эта книга. Она лежала на столе, обтянутая кожей, застегнутая тяжелыми металлическими застежками. Кожа была мягкой, какого-то немыслимого светло-зеленоватого оттенка. Наверно окрашена, — подумал я. Налет времени ощущался, вибрировал вокруг этого удивительного фолианта. Рука сама, непроизвольно, потянулась по направлению к книге. Я рванул обложку. Застежки разлетелись по сторонам.

Господи! Мрачная, бездонная пустота глядела на меня. В горле мгновенно пересохло. Что все это значит? Я, наверное, сильно пьян, или может быть уже сплю? Шорох над головой заставил меня поднять глаза. Темная гладь зеркала заволновалась, по ней пошли волны. Серебристые, черные, они накатывали друг на друга, сталкивались и разбивались, образовывая новые сочетания темных оттенков. Но вот, они стали пропадать и из глубины зеркала стало расти и шириться какое-то лицо. Великий Боже! Это было лицо старухи, передавшей мне ключи. Но как сильно оно изменилось! Злобно и торжествующе она глядела на меня и ее глаза постепенно наполнялись кровью! Кровь кипела в этих огненных зрачках, пульсировала и лопалась брызгами по сторонам! Я рванул руку к себе. Она не отдиралась от книги! Она приросла к ней! Ужас, ужас, которого я не испытывал еще никогда в жизни, охватил меня. Я заглянул в пустоту. Но это уже не была пустота! Где-то в глубине, в бездонных просторax космоса, за миллиарды световых лет, — вот именно, за миллиарды, я это почему-то знал, зарождалось какое-то движение. И оно двигалось прямо на меня. Я видел и ощущал это всем своим существом! Оно неслось ко мне! Оно приближалось!

И вдруг я все понял. Я понял все сразу, в одно мгновение, как будто кто-то мне сказал об этом. Я понял, что приближалось ко мне. Это было Зло. Это был сгусток мирового Зла и я с ним встречусь через несколько мгновений. Это было то, во что не верили мы, люди цивилизованные, над чем смеялись и потешались со всем цинизмом нашего времени. Мы не верили и не замечали тех тайных знаков, которые повсюду, в нашей повседневности, встречались нам на пути. Зло и добро, в равной степени, пытались нам доказать о своем существовании. Но нам было не до этого. Работа, деньги, развлечения — весь этот нескончаемый поток якобы разных дел не оставлял нам времени на раздумья, одурманивал наши мозги и добрым становилось только то, что было выгодно нам для удовлетворения минутных страстей и желаний.

Старуха в зеркале молча скалила зубы, а я стоял, прикованный и беспомощный перед надвигающимся кошмаром. Резкий, свистящий звук, сначала потихоньку, потом все громче и громче заполнил воздух. Это вихрь! Это вихрь летел на меня! Серебристый, безумный, шальной — он приближался! Несколько томительных секунд… Глаза на стене росли вместе с зеркалом, заполняя собой всю стену. Черепа на раме ожили и скалились, охваченные диким восторгом.

Я резко захлопнул книгу. Бесполезно! Моя рука оказалась зажатой в тиски между обложками и через мгновение ее закружило и завертело дикой болью. Книга задергалась и рванула куда-то ввысь. — А-а-а… — заорал я от ужаса и боли, взвиваясь ввысь, прикованный к этому куску кожи. Меня носило и било о стены и потолок, я был весь мокрый, от пота и крови и постепенно превращался в отбивную. Ведьма не отрывала от меня глаз. Ее голова с развевающимися седыми космами заполнила всю стену. Окровавленные глазницы были уже размером с таз.

И вдруг, при ударе об угол, я увидел прислоненную к стене бензопилу. Решение пришло мгновенно. Отпилить руку!!! Пусть рука уносится ко всем чертям, лишь бы сохранить жизнь! Я успел ухватить ее за рукоятку и она, к моему удивлению, заработала, включилась сама. Раздумывать было некогда. Я начал пилить. Красные пятна залили мои глаза. Эту боль я уже выдержать не мог. Последнее, что запомнилось, мой стремительный пролет по комнате, глухой удар в дверь на улицу, распахнутое небо с холодным, острым воздухом и глухое падение на машину…

Вот и вся история, невероятная, но тем не менее случившаяся со мною, о которой я рассказал Генри Рыжему.

Он внимательно слушал, не перебивая, сочувственно вздыхая и искренне сопереживая мне. Ни капли недоверия не промелькнуло на его лице. Да, они здесь верили во всевозможные чудеса и ничего у них не вызывало сомнения. Средние века, одним словом!

Я спохватился! Кто я такой теперь? Я — тоже человек средневековья, 1358 года, да еще пленный, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Даже рейнгтон у меня отобрали и он, как занимательная железка, теперь находился у Велюнда, этого старика-мага. Спасибо, хоть не выбросили! Кстати, бензопилу тоже прихватили, на всякий случай. Сердце грело, когда я бросал взгляд на эти дорогие мне предметы моего — увы! — далекого времени.

Ну что ж, хватит стенаний, пора начинать хоть какие-то действия, извлечь пользу из нашей длинной дороги, попробовать сориентироваться во времени, поизучать обстановочку.

— Генри, теперь твой рассказ. Кто эти люди, что захватили нас в плен и куда мы направляемся? Да и кто ты, черт побери?

— Я? Я — сеньор по прозвищу Генри Рыжий. Правда, рыжая у меня теперь только борода, да немного волос на затылке, но было время когда у меня была густая шевелюра! И никого не было сильней и веселей меня во всей округе. Я мог сутки скакать в седле, не уставая. Я люблю войну! Какая радость — битва! Ломать копья, протыкать щиты, разрубать вороненые шлемы, бить и получать удары! Ты знаешь, меня охватывает ликование, когда я вижу в походе вооруженных конных рыцарей, мне нравится, как они устремляются вперед! Нет войны без пожаров и крови! Однажды, при взятии одного города, я развлекался тем, что раскладывал на улицах трупы убитых в обнимку с мертвыми ослами и собаками. Мои вассалы верны мне и любят меня — тут он споткнулся, — а эти… эти несколько человек… таких ублюдков ведь везде хватает. И потом, это ведь не все мое войско! Черт меня угораздил поехать таким малым количеством! Так, хотелось поскакать немножко, поразмять кости. Вот и поразмял.

— А нынешний наш хозяин? — спросил я.

— Артур, его имя — Артур. Наши кланы воюют не так давно. Правда, я запамятовал, как и почему это случилось. Да он, в общем-то, неплохой малый, если бы… если бы не одно обстоятельство… Да вот, скоро мы придем на место, увидишь все сам, — вдруг скороговоркой заговорил он. Сеньориальная вендетта — суровая штука! Я попробую рассказать тебе все подробнее.

— Генри, ты говоришь, есть одно обстоятельство.

— Да, — он замолчал, внимательно глядя мне в глаза.

— Генри, говори, черт побери! — не выдержал я.

— Ладно. Тебе не помешает знать правду. Раньше Артур не брал в плен моих рыцарей, драка велась честно. А теперь… Понимаешь, там, в городе, случилась страшная беда… Есть там один колодец. Посреди площади. И там поселились мертвецы.

— Мертвецы?! — вскричал я. — Что за чушь ты несешь? Мертвецы мертвы, как они могут где-либо селиться?

— Там поселились мертвецы, — упрямо повторил Генри монотонным голосом. — И они требуют дань, им нужна кровь, человеческая кровь, кровь живого человека.

— Зачем?!

— Не знаю. Те, кто видел, говорят, это страшное зрелище.

— И?!

— И мы — будущие жертвы этого колодца.

— Ты шутишь?!

— Отнюдь, — Генри усмехнулся, — увидишь скоро все сам. — Ну, не стоит все так близко брать к сердцу, — начал было он успокаивать меня, увидя мое перекошенное лицо, — впереди еще есть время.

— Время? Какое время? — меланхолично пробормотал я.

— Ну, знаешь ли, я бы сам так поступал с пленными, случись в моих владениях такое, тьфу, не дай Бог!

Этого мне еще только не хватало! Мало мне было приключений! Будет что вспомнить с приятелями… Если, конечно, выживу в этой безумной, фантастической истории. И если, конечно, вернусь назад. Возможно ли это? Надо подумать. Надо крепко подумать. Но, если я прилетел сюда, пусть на этом фантастическом вихре, неужели не найдется способа, который отправит меня назад? Конечно, есть! Должен быть! Надо только более внимательно следить за тем, что происходит.

— А ты, Генри, циник, каких мало, — заметил я. — Своей жизни тоже не жалко?

А, брось. Каждый день прощаться с жизнью, времени на жизнь не останется. Держись, парень, авось что-либо придумаем! Кстати, звать-то тебя как?

— Эшли. Эш, — поправил я.

— О’кей!

Так мы переговаривались, бредя по равнине, пока на следующее утро, на рассвете, не показались вдали крепостные стены. Это был город, к которому лежал наш путь. Феодальный город не мог существовать без крепостных стен. Городские укрепления представляли сложную систему сооружений. Зубчатые стены этого города были воздвигнуты над рекой. Они были укреплены башнями, которые господствовали между ними.

По мере приближения к городу, я начал испытывать волнение. Сколько замков готического стиля я видел в своем, 20 веке! Это были музеи, мертвые, застывшие. Туристы равнодушно прохаживались по залам, еле прислушиваясь к словам экскурсовода, потом фотографировались на память и все — ехали дальше. Здесь же все дышало жизнью, каждая вещь имела свое предназначение. Воины, выглядывающие из башен, заметили нас, замахали флажками, отовсюду послышались звуки рожка. Нас ждали.

И вот, тяжелая литая решетка плавно поднялась над нами. Мы вступили под своды стен. Полумрак и сырость охватили меня кольцом. Сердце бешено застучало. Какая бы опасность ни таилась там, в этом городе, сейчас я увижу неизвестную мне, настоящую жизнь Средневековья. Пройдя широкий каменный коридор, мы, в сопровождении всадников, медленно вошли в город. Солнце светило по-прежнему ярко.

Мы шли по улицам, узким, шириной в семь — восемь метров, медленно продвигаясь среди толпы жителей к центральной площади. Особенно много было девушек и молодых женщин. Они жадно бросались навстречу всадникам, окружавшим нас, ища своих возлюбленных, мужей, отцов, братьев.

— Артур! Артур! — звонкий голос заглушил все остальные. Артур, где мой брат? Ведь он всегда был рядом с тобой! Я не вижу моего брата!

Девушка, юная и грациозная, с густыми, раскинутыми по плечам волосами, метнулась из толпы навстречу нашему сеньору.

Артур, что же ты молчишь? Что случилось, отвечай!

— Шейла, Шейла, дорогая Шейла, возьми себя в руки, попытайся понять…

— Нет, нет, это неправда. Артур, это не правда? Может быть, он замыкает отряд? Он задержался, да?

— Шейла, выслушай правду! Твой брат погиб. Погиб. Но тело его мы захватили с собой и оно действительно в конце колонны. Он будет погребен по христианскому обычаю…

— О, я знала, я знала что это случится! Я знала, он погиб! Вчера я видела во сне, будто держу на коленях голову кабана, которая пачкает мое платье кровью. И я поняла, что больше не увижу своего брата живым! Проклятье! — она метнула взгляд на нас. — Проклятые псы!

Ее взгляд на мгновенье задержался на мне. Наши взгляды встретились.

— Это он! Он во всем виноват! — разъяренной тигрицей она метнулась ко мне.

Я был скован цепями, да еще с деревяшкой на шее, поэтому мне ничего не оставалось, как ждать, когда закончится нервный припадок этой девицы — Шейлы, как там ее кличут. Правда, можно было поднять руку и огреть ее хорошенько цепями, тем более, что к брату ее я отношения не имел никакого, но рука у меня не поднялась. Врезать хорошенько женщине до сих пор не было в моих правилах, да и красива она была — лицо дышало такой страстью, таким огнем, что невольно возбуждало. И несколько иные мысли проносились в моей голове.

Шейлу оттащили довольно быстро, и она пошла в стороне, что-то горячо доказывая Артуру. Они шли рядом, Артур держал под уздцы своего коня и хмурился, глядя на мостовую. Капли слез застыли в уголках глаз этой красотки, грация сквозила в каждом ее движении и ярко алое платье подчеркивало красоту черных волн ее волос и смуглую, тонкую кожу.

Между тем, нас осыпали проклятьями и насмешками, пока мы, наконец-то, не вышли на площадь.

Громадный собор возвышался в центре, как символ могущества церкви. Меня потрясли высота этих легких стен, стройность пилястров, на которые опирались стрельчатые дуги, башенки и шпили, огромные окна. Каменные фигуры украшали порталы этого храма. Цветные стекла витражей, причудливо преображали солнечный свет, создавали иллюзию, что все эти персонажи, изображенные на них, сейчас оживут.

Напротив, как я потом узнал, размещалась городская ратуша. Ратуша — это символ городской независимости. Нижний этаж ее занимал склад, или арсенал, если говорить точно. Над ним находился парадный зал и несколько помещений для заседаний. Над ратушей возвышалась башня — беффруа, как они ее называли. В ней висел набатный колокол, хранились городские хартии и казна.

Нас начали выстраивать полукругом и я сразу не понял принцип этого построения.

Толпа все прибывала, возбужденно шумела и волновалась. Я увидел множество глаз, с ужасом, состраданием, любопытством, злорадством, радостью, смотрящую на нас! Какое море чувств! Какие диковинные наряды, прически, украшения! Мужчины в дорогих, тонких суконных костюмах, отороченных мехами. На некоторых были надеты безрукавки, с разрезами по бокам. Синие, красные, зеленые цвета преобладали в их нарядах, на тонких поясах были прикреплены необходимые им предметы — ключи и кошели. А женщины! Тонкие ткани обтягивали торс, а начиная от бедер, книзу, платья были сшиты из другого куска материи и представляли, по сути, зародыш юбки. Рукава, узкие сверху, начиная от локтя стремительно расширялись. Ворот и обшлага были украшены вышивкой. А кружева! Их было такое множество, что рябило в глазах. Одежда и подчеркивала фигуру и свободно развевалась. И лишь наряд Шейлы, своим благородством и простотой, подчеркивал подлинный аристократизм и знатное происхождение. Да и она не нуждалась во всей этой мишуре — ее красота затмевала всех.

— Куда ты смотришь, — подтолкнул меня Генри, звеня цепями, — смотри прямо перед собой!

И тут я увидел… Я увидел резко очерченный, невысокий, каменный цилиндр серого цвета. Колодец! Так значит, все это не байка, рассказанная для того, чтобы скоротать время!

Все это правда!

Ну что ж, посмотрим, что будет дальше! Какие-то изменения произошли все же во мне — я так много успел пережить, перетерпеть, что уже устал и удивляться и бояться. Словом, я готов был ко всему! И главное, готов был драться за свою жизнь, как дикий зверь, всеми способами, которые могут мне подвернуться.

— В колодец! В колодец! — скандировала толпа, возбужденная сверх меры предстоящим зрелищем.

Я озирался, стараясь не упустить ни одного мгновения из происходящего. Генри же, напротив, был спокоен и лицо его выражало скуку и усталость.

Внезапно, мой взор остановился на некой старухе, стоящей чуть впереди толпы. Я успел уловить ее взгляд, устремленный на меня. Но она тут же отвернулась, сделала шаг назад и скрылась за спиной одного из зрителей. Я успел узнать ее!!! Это была она, старая ведьма, благодаря которой я попал сюда! Она была здесь, в этом городе, на этой площади. И она наблюдала за мной!

— Старая дрянь! Ты здесь, ты со мной! Но теперь я уже не боюсь тебя! Я стал другим! Перенесенные страдания не сломали меня, а сделали только сильнее!

И вдруг, меня озарила новая мысль! Ведь если она здесь, если все еще наблюдает за мною, если не оставила меня в покое, значит, боится чего-то! Боится каких-то моих поступков, которые могут повредить ей и Злу, которому она служит! А значит… Значит, я могу еще побороться, могу попытаться вернуться назад! Я еще могу повредить ей!

И я максимально сосредоточился на происходящем. Казалось, весь город собрался у колодца. И тогда Артур вышел вперед.

— Вы знаете, в наших краж пробудилось Зло. И мой народ сражается с ним, не жалея жизней! А ты, Генри, — он раздраженно повернулся к нам, — восстал против нас! Обнажил свой меч!

— Нет, это ты поднял меч против моего народа, — холодным спокойствием повеяло от Генри. И это Зло, о котором ты говоришь, преследует и мой народ!

— Твой народ ничем не лучше, чем ты! Развратный и подлый тип! — Артуру явно не хватало выдержки.

Но тут Велюнд, отстранив рукой Артура, положил конец начавшейся было перебранке.

— Сегодня у нас тяжелый день! День жертвы! И мы отдаем эту дань, с болью в сердце! Ради жизни всех остальных, ради нашего города, ради спасения всех, мы жертвуем немногими. Да смилуется Господь над вашими душами!

Голос его дрогнул, он внимательно обвел глазами всех нас и взгляд его остановился на мне. Казалось он что-то хотел спросить у меня, слова готовы были сорваться из его губ… Но нет, он молчал, как будто чего-то выжидая…

Шум возобновился.

— Прикончить этих кровожадных подонков и разговор с концом!

— Быстрее! Быстрее!

— Бога ради!

И в этом шуме и визге загипнотизированной толпы, несколько человек выхватили какого-то несчастного стоящего с краю и потащили к страшной дыре колодца. Обреченный кричал, отчаянно сопротивляясь. Такая боль слышалась в его голосе, что я содрогнулся! Но всем было все равно. Лишь глаза горели огнем диких зверей и вопли, вой стояли кругом такие, как будто они хотели любой ценой заглушить страх, который гнездился в каждой душе. Бедняга затих, прощаясь с жизнью. И, уже обмякшее, сдавшееся тело подтащили к бордюру и швырнули вниз. Толпа стихла. Как будто некто, невидимый, подал знак и все подчинились ему. Томительная тишина повисла над площадью. Ожидание застыло на лицах, мертвыми масками уродуя даже самых красивых и привлекательных. Я поддался общему состоянию и тоже стоял, застыв, как столб, глядя в сторону раскрытой пасти колодца…

…Мощный, сильный, высотой метров в двадцать, фонтан крови рванул вверх!!!

Дикий вопль ужаса, раздавшийся в ответ, казалось, вылетел из одной глотки! Это были уже не люди, это были некие фантомы, с безумными глазами, лишенные всех человеческих качеств, забывшие, кто они, где они, забывшие свое прошлое и не верящие в будущее. Кровь, кровь, кровь бушевала вокруг!!! Струя взлетала вверх и исчезала опять. И каждый взлет этой кровавой струи вытравлял все живые чувства людей! Зло торжествовало свою победу!!! Тень смерти блуждала на лицах горожан.

Старуха, моя тень, мое проклятье, уже не прячась, выскочила вперед и кривлялась, вакхически извиваясь в диких телодвижениях! Она праздновала победу!

Я столкнулся глазами с Шейлой. В них стоял такой ужас, что я невольно отвел глаза. Но было уже поздно! Ее взгляд зацепился за меня. Не думая, не понимая, что делает, она закричала: — Он! Теперь он! — кричала она в исступлении, — теперь его очередь!!!

Меня схватили тут же, сдернули цепи и поволокли.

— Пошел! Пошел!

Я упирался, как мог.

— Эй, эй, эй! Подождите минутку! Подождите! Подождите! Вы должны понять, вы должны понять. Я тут ни при чем!

— Генри, ты должен им сказать! Я ничего не сделал им плохого!

— Я не думаю, чтобы они меня выслушали, мой дорого й, — ответил мне он.

— Послушайте, я вам говорю! Я не тот, кто вам нужен! Да вы не того взяли! Я не тот, кто вам нужен!

Не помогало ничего. И тогда я приказал себе успокоиться.

— Береги силы, — сказал я сам себе и дождавшись, когда меня подтащили к самой дыре, несколькими ударами раскидал в разные стороны людишек, державших меня.

Я стоял на краю бездны и смотрел на эту толпу. Дорого я продам свою жизнь! — подумал я. И они, все как один, почувствовали это. Взгляд Генри, спокойный и внимательный поддерживал меня.

— Спасибо, старина! — мысленно поблагодарил я его.

Моя решимость, сила моего взгляда, волной ударила по людям.

— Кто? Кто посмеет подойти ко мне?! — крикнул я.

Желающих не находилось. Я заметил Велюнда. Душевное волнение, какие-то мысли, вероятно теснили его грудь. Он взволнованно, с болью, смотрел на меня. Еще мгновение — и он сделал по направлению ко мне один шаг. Какие-то слова уже готовы были вырваться у него, какие-то слова прозрения, несущие для меня что-то новое… Но нет, он на мгновение задержался, замялся… Это решило все. Мощный удар камнем в спину разрушил настроение толпы. Я забалансировал на краю бездны. Моя неуязвимость была нарушена, растоптана и толпа радостно и возбужденно заголосила опять. Я еле удержал равновесие и оглянулся. Это была Шейла! Это она швырнула в меня камень! Чертова девка! Теперь она стояла, беспомощно глядя на меня, вдруг осознав, что она наделала. Но было уже поздно! Наши глаза встретились на фоне толпы и я не заметил, как сзади подкравшаяся старуха нанесла мне ловкий удар, от которого я потерял равновесие и упал в бездну…

Со всего размаху я плюхнулся в воду, подняв со дна густую, тягучую слизь. Было не глубоко, чуть выше колена. Пар стоял такой, что в двух шагах невозможно было ничего различить.

Я сделал несколько шагов и взглянул вверх. Голубизна неба слепила глаза. Несколько человек осмелились подойти к яме и внимательно следили за мной. Среди них я заметил Велюнда.

— Ишь вы, сукины дети, а ну как сейчас взовьюсь фонтанчиком крови? Не боитесь замарать мордашки? — мелькнуло в голове.

Но что это? Со всех сторон, из глубины ила, стали появляться зеленые, полусгнившие руки с неестественно длиннющими пальцами, вернее, когтистыми клешнями. Струпья выделяли гной, который сползал, сочился из вонючих отверстий. Руки тянулись ко мне, хищно загребая когтями. Потом пропадали, прятались и вырастали вновь, на новом месте. Я сшибал их ногами, так быстро, как успевал, ругаясь и отплевываясь, как сшибают гнилушки, проходя по лесу. Внезапно, с диким визгом, из глубины пара выскочил полусгнивший труп и сразу же набросился на меня. Его морда, изъеденная червями, была перекошена от ненависти и злобы. С размаху он вмазал мне в рожу кулаком, на удивление крепким, как железо. Я рухнул в вонючую жижу. Падаль тут же завизжала, как свинья, перед смертью! Но я уже успел вскочить на ноги. Слава Богу, мои мысли никогда не отставали от действия. Вот уж где я использовал мои уроки восточной борьбы! Я бил и бил его, забыв, что это гнилое мясо, не испытывая ни омерзения, ни каких либо других чувств! Мертвец кувыркался, как клоун, летал, как волейбольный мяч, пока, наконец, последним, точным ударом я не послал его назад, в потусторонний мир.

— Убил!!!

Эхо отозвалось наверху. Мои болельщики стонали и переживали за меня.

— Ничего, божьи твари, я еще выберусь к вам! Вы еще попляшете у меня!

Новая рожа, страшнее первой, появилась из тумана. Я орал, охваченный жаждой убийства и наносил удары, не задумываясь.

— Так!

— А теперь так!!

— А так не хочешь!!

Гниющая масса сопротивлялась, как могла. Я же про должал бороться за свою жизнь. Зеленая гниль, упругими струями рвалась из трупа, слепила мне глаза. Оскаленный череп страстно стучал зубами.

Но что это? Две решетки, с остро отточенными пиками, медленно стали надвигаться друг на друга. Они ползли из тумана, напоминая собой распахнутую пасть акулы, с рядами острых зубов. А мы посередине! Какой конец меня ждет?! Какая сволочь включила этот механизм?!

— Эй, пришелец, держи! — раздался сверху голос Велюнда.

Бензопила! Старикан оказался не лыком шит, сообразил, что мне нужно сейчас! Метко брошенная бензопила точно попала в мою левую руку.

— Ну, теперь держитесь, суки!

Я резал и рвал гниющую плоть на мелкие куски и она разлеталась в разные стороны, взметалась вверх и плюхалась в воду! Охваченный жаждой убийства, я уже не мог остановиться! Кусок руки, отпиленной на лету, так высоко взвился вверх, что залепил морду моей старухи, тоже пристроившейся у колодца и глядящей вниз.

— Получай, старая падаль!

Я захохотал и пнул еще одну дрянь на пики, которые продолжали медленно сходиться.

— Пора заканчивать это веселое мероприятие, — подумал я, заметив цепи, по которым легко можно было выбраться наверх.

Я ухватился за них и стал медленно подниматься. Еще одна вонючка, вынырнувшая из воды, ухватила меня за ботинок. Падаль вцепилась мертвой хваткой, опутывала и тянула вниз. Казалось, еще мгновение и я упаду. Я уже начинал выдыхаться и держался из последних сил. Но решетки, с острыми пиками сошлись вовремя! Гнилушка попала ровно посередине и с воем размазалась о железо!

Все было кончено. Я стоял наверху. Дрожащие от ужаса люди расступались передо мною.

— Артур! Сукин сын! Бизонье говно!

Артур стоял напротив меня, широко расставив ноги и не спускал с меня глаз.

— У тебя шнурки развязались! — рявкнул я ему, еще не отойдя от безумной драки.

— О’кей! — процедил Артур, — за эту наглость ты умрешь!

Его светлые, холодные глаза совсем побелели от гнева.

Резким рывком он выхватил свой меч из ножен. Я огляделся. Велюнд стоял совсем рядом. Моя винтовка висела у него за плечами. Рывок — и я сорвал ее в одно мгновение! Я действовал, как заведенный автомат, еще не успев остыть от колодезного побоища.

— Ну, теперь я покажу вам, примитивы, технику двадцатого века!

Прицелившись, я в одно мгновение сшиб острие шпаги Артура.

— А-а-х!!! — вопль удивления одним вздохом вырвался у толпы.

Еще несколько метких выстрелов окончательно все поставили на место. Я сшиб их флаги, украшавшие ратушу, пристрелил парочку собак и продырявил шляпы у нескольких ротозеев.

— Ну, кто хочет еще попробовать? Кто следующий? А?! Ну?! Может, ты? Кто хочет еще получить?! А? Кто?! Ты?! Хочешь? Хочешь немножко?

Люди в ужасе отступали, образовывая все больше пустого пространства вокруг меня.

А я уже зашелся. Бешенство продолжало накатывать волнами не стихая. Я еле сдерживался, чтобы не перестрелять всех вокруг! И вдруг мой взгляд остановился на Генри. Генри!!! Генри по-прежнему стоял в стороне, на том же месте, закованный в колодки и внимательно вглядывался в меня. За все это время он не двинулся с места, а теперь, в его взгляде я уловил недоумение. И тут я понял, еще один выстрел, и я превращусь в одного из тех слабонервных козлов, которых можно лишь презирать. И дело не в том, что я прочту в глазах Генри, дело во мне самом. Дело в том, как я буду ощущать себя потом, в этом мире.

— Эй, отпустить их, — заорал я. — Подать им лошадей!

Лошади были доставлены немедленно.

— Садитесь! Садитесь на лошадей и валите отсюда! Снять с них колодки!

Первым освободили Генри. Он подошел ко мне, врезал по плечу и, ничего не сказав, шагнул по направлению к лошади.

Пленные лихорадочно растирали затекшие руки и спешили к седлам.

Толпа молча наблюдала за нами.

— Открыть решетки! — приказал Артур.

Его вассалы, вместе с освобожденными воинами устремились к воротам.

Генри, как будто желая еще немного подразнить публику, объехал круг по площади.

Стой! — он на мгновение приостановил коня возле меня. — Спасибо тебе, великодушный хозяин, — раскатисто заржал он и рванул вон.

На площади установилась звенящая тишина.

— Ну, ладно, вы, примитивны и чудаки, — уже успокоившись, заговорил я. — Слушайте внимательно! Смотрите, видите вот это? Это — моя волшебная палка! Двенадцатизарядный рейнгтон, марка С-12, последняя модель, продается в отделе спортивных товаров. Совершенно верно, я вам говорю! Изготовлена в штате Мичиган, Соединенные Штаты Америки! Розничная цена примерно, 199! Приклад из орехового дерева, нержавейка! Отличный спусковой крючок! Если покупаете, то покупайте с умом! — я палил словами без остановки. — Дошло!?

— Да! Да! Да! Дошло! — как гуси, вразнобой загоготали все вокруг.

— А теперь, клянусь вам, если кто-нибудь из вас, приматы, до меня дотронется, ему кранты!

Победа была полной и окончательной. Я взял верх. Даже Артур смирил свою гордыню. Только вот, старуха моя куда-то запропастилась. Нигде не видно. Скорее всего, в минуты моего торжества у нее начинаются колики и она исчезает, чтобы повыть от злобы в каком-либо заплесневшем местечке.

— Хочу ужинать! Женщина! — ткнул я пальцем на одну из красоток, — принеси мне поесть. — А ты, — бросил я другой, — выпить, да чтобы не какой-нибудь дряни! Надеюсь, у вас есть что-либо приличное! Пошевеливайтесь! А вы, — повернулся я к толпе, — расходитесь! Рты-то захлопнуть не забудьте!

…Конечно, мне выделили лучший дом и лучшие покои. У меня, скорее всего не хватит запаса слов, чтобы передать их великолепие. Лучше опишу одну из комнат, где я возлежал, подобно королю и вкушал различные яства. Потолок, в этой огромной комнате был расписан под небо с Млечным путем. Созвездия, знаки Зодиака, Солнце, Луна, планеты — чего там только не было! Мне больше всего нравился знак Льва, может быть, потому, что я родился в августе. Пол был вымощен мозаикой, изображавшей карту мира, в их понимании, конечно. Ведь Америка еще не была открыта! Да и все остальное представление о мире, вызывало лишь смех. Зато диковинные звери и чудовища, там и сям разбросанные по этой, якобы карте, были хороши! Приятно было потоптаться по их мордам и хвостам! Ковры закрывали стены, на них были изображены сцены из Ветхого Завета. Громадную кровать с балдахином поддерживали восемь статуй. И на ней возлежал я, отдавая приказы юным красавицам.

Велюнд, было сунулся ко мне, но я приказал ему выйти. Успеется еще! Потом! Надо же немножко прийти в себя!

Господи, что я там ел! Я не знаю, что там ели простые жители, но я ел, — нет, я вкушал, объедался, накачивался какими-то фантастическими блюдами. Жаркое из ягненка, каплуны в горшке, копченые угри… А какая ветчина! А сыр! Но вино превосходило все! Оно было настоено на орехах со специями — корицей и имбирем! Еще мне подавали эль, так называлось ячменное пиво. Я пил его, опрокидывая кубок за кубком. Я обжирался и отлеживался. Я брал реванш за пережитое!

Не мешало бы еще сказать о процедуре еды. Перед каждым новым блюдом слуга трубил в трубу, пока я не выгнал его к чертовой матери. Руки мылись в серебряном тазу, украшенном узорной росписью тонкой ювелирной работы. Тазы были наполнены водой, с лепестками роз и благовонными травами. Больше всего насмешили меня их магические предметы. Это были — рог единорога, на самом деле нарвала, окованный золотом и так называемый лангье — подставка из драгоценных металлов. На ней были размещены так называемые «змеиные зубы» — я думаю, это были зубы акулы. Считалось, что при соприкосновении с отравой, рог единорога начнет кровоточить, как и змеиные зубы. Темнота, дремучесть, что говорить! Мрачное Средневековье!

Провалявшись пару дней, я позволил себе небольшое развлечение — разрешил Велюнду посетить меня. Честно говоря, мне уже прискучило так валяться.

— Ну, что скажешь старик? Говорят, ты маг и можешь все. Я хочу убраться отсюда, пока цел, в свое время. Ты должен знать, как это сделать! Ну, так что, можешь ты меня отправить обратно?

— Этой властью обладает только никрономика, Сатанинская книга, которая нужна и нам. Там есть страница, на которой сказано, как отправить тебя домой. Только ты, пришелец, ты можешь добыть эту книгу!

— Мне эта ваша книга не нужна. И вся эта лабуда тоже не нужна. Отошли меня назад, в мое время. Быстро! Понял?!

— Это невозможно. Ты прислан небесными силами, чтобы помочь нам. И лишь выполнив эту миссию, ты сумеешь вернуться назад. Такова воля Всевышнего.

— А если…?

— Если ты откажешься, мой народ погибнет от сил Зла. Но и ты конечно, вместе с нами.

— Ну, ну старик, не дури! Если я тот самый пришелец, который вам нужен, как ты позволил, чтобы меня забросили в тот колодец?

— Я хотел проверить, ты ли это тот посланец, о котором написано в священной книге.

— Хороша проверка! Меня ведь там могли разорвать, эти ваши мертвые хари!

— Но ведь не разорвали!

— Еще чего! Я свою жизнь так, за здорово живешь, не отдам!

— Твоя сила и страсть спасли тебя. Это и доказало, что ты — наш избранник.

— Черта с два! Вы что, хотите получить мой труп, а потом сотворить из него святые мощи и бить молитвы в своем Соборе? Скорее вы расшибете свои лбы и ваши мозги окажутся на паперти, чем я займусь поисками этой книжонки!

— Не богохульствуй! Подумай хорошенько. Ведь откажи ты нам, и тебе никогда не увидеть свой век. Лишь в той книге есть страница, где указан твой способ вернуться назад, — старик не спускал с меня глаз.

Знал, чем взять, старая развалина! Я уже давно перестал колебаться в душе. Я понял — мне придется отправляться в путь. Просто старался оттянуть немного время.

— Ладно. Хватит в бирюльки играть! Я согласен.

Безумный вой и грохот заглушили мои слова. Где-то под потолком раздался страшный удар грома и буквально из пустоты, из ниоткуда возникла моя старушенция. Она взвилась под потолок и орала, безумно оскалив пасть и брызгая ядовитой слюной!

— Ты умрешь! Вы все умрете! Тебе никогда не достанется никрономика! Она нужна нам! Мы победим!!!

Я тут же запустил в нее тяжеленным кубком серебряного литья. Плясь! Точный удар, прямо в морду!

Старуха ляснулась, как подкошенная и затихла. Я направился к ней. Надо проверить, неужели расшибла мозги?

И мою, уже было протянутую руку, резко отбросил подоспевший Велюнд.

— Не трогай! Это ловушка!

Тварь тут же перевернулась и завыла.

— Возьми топор!

— Убить ведьму!

Пулей она взлетела вверх! Я тут же запустил в нее кинжалом, валявшимся на столе.

— Попал! Ну что, старая стерва, довольна? А ну, иди сюда!

Заляпанная вонючими помоями, сочившимися из ее открытой раны, ведьма с визгом испарилась.

— Теперь ты понял, что происходит? — спросил Велюцд. — Если никрономика останется в руках мертвых, все человечество погибнет, в мире победит великое Зло. Ты обязан отправиться на поиски книги!

— Я согласен. Сколько можно повторять! Согласен!

Но через пару дней что-то неладное стало твориться с моей правой рукой. Хотя боли я почти не ощущал, рука напухала, начала сочиться кровь и красное пятно потихоньку поднималось все выше и выше.

Велюнд заволновался.

— Я знаю цветовую гомеопатию, — сказал он мне, — я соберу сочетание известных лишь мне красных камней и остановлю кровотечение и гангрену. Он так и сделал. Мы подождали день. Поздно! Гангрена медленно и верно ползла вверх!

— Я знаю, это ведьма наслала на тебя порчу! Она хочет помешать нам в нашем деле. Придется отрезать кисть! — резко и решительно сказал Велюнд.

Отрезать! Я и сам это понимал!

— Только как вы будете это делать? Вы, дикари, что вы знаете об анестезии, о хирургии, наконец?

Велюнд усмехнулся.

— Мы знаем то, что забыли вы. Я умею готовить разные зелья и напитки. Пожалуйста, на любой вкус! Любое возбуждающее средство к твоему удовольствию! А может нужен любовный напиток? Нет ничего легче! Но тебе я приготовлю зелье, от которого ты уснешь и не будешь ничего чувствовать. Лишь галлюцинации будут наполнять твой мозг. Они могут быть на любой вкус, можешь заказывать.

— Ну ладно, валяй! — согласился я. Все равно, другого выхода не было. — Но я хочу видеть Лондон, и мой двадцатый век, коней двадцатого века.

— Хорошо!

Меня уложили на кровать, дали глотнуть какую-то терпкую, красную жидкость и я провалился — провалился в свое прошлое… Я бродил по улицам Лондона, заглядывал в кафе, бары, но какая-то тоска мешала мне в этих снах, чего-то недоставало. Стоп! Я понял, чего! Там почти не было людей. Город был пуст. Лишь изредка мелькали прохожие, но они были похожи на тени, на бесплотные существа. Безлико серой массой появлялись они из тумана и исчезали так же незаметно и молча. Да! Тишина, вот еще одна странность этих галлюцинаций.

…Я с трудом вырывался из этого бесконечного сна. Все еще бродя по Лондону, я начал слышать какие-то голоса. Вот ко мне прорвался голос Велюнда, вот еще один знакомый голос его помощника… Некоторое время эта раздвоенность рвала меня на две половинки. Сердце рвалось в сон, в мою прошлую жизнь, действительность призывала меня в мое настоящее.

И мир осязаемый потихоньку возвращался.

Я открыл глаза и сразу же столкнулся взглядом с Велюндом. Он облегченно вздохнул.

— Наконец-то! Мы уже решили, что опять вмешались какие-то сатанинские силы и ты никогда не придешь в себя. Может, так оно и было, но видно, ты крепкий орешек! Молодец, выдержал!

— Сколько длилась операция?

— Дорогой, ты уже три дня лежишь без сознания. Еще немного, и ты бы не вернулся в мир живых.

— А рука?

— Рука в порядке. Посмотри!

Я посмотрел. В порядке. Да. Культя без кисти. Правда, рана начала затягиваться. Да. Это правда. В мастерстве им не откажешь.

…Мне пришлось проболтаться так пару недель. Я уже как свои пять пальцев знал этот город. Велюнд мужик мудрый, мы много беседовали с ним.

— …Ты хочешь сказать, что знаешь будущее? — недоверчиво вопрошал я.

— Я вижу это будущее, как вижу тебя.

— И что же ты видишь?

— Все. Что тебе интересно?

— Многое! Например, когда на Земле наступит покой, гармония, закончатся войны?

— Счастливая эпоха для землян наступит не скоро. В 2025 году. На Землю придет новый Христос. Он и спасет мир.

— Когда же он родится?

— В 1994 году.

— Ха! И как он будет выглядеть?

— У него будут проникающие голубые глаза, буйная копна волос на голове и девять стоп росту.

— А эти разговоры о конце света, сказки для дураков?

— Если бы… Но ты можешь не волноваться. Конец света наступит в 11 991 году.

— А что еще плохого нам принесет двадцатый век?

— Вас поразит болезнь. Страшная болезнь. Через кровь и соки любви будет получена многомиллионная жатва смерти.

— О, это СПИД! Эта болезнь уже есть в моем времени! Но излечима ли она?

— Да. Лекарство от смертельной болезни можно найти от африканского растения. Имя ему — «Птагос».

— Ну, уж, и загнул ты. Кто это знает и где это искать?

— Это должны сделать вы сами. Никто за вас не может ничего изменить в вашем времени.

— А я? Как я могу изменить что-либо в вашем времени? Имею ли я право?

— Да. Ты послан Богом. О тебе написано в священной книге. Правда, способ твоего перемещения во Бремени был несколько иной. Но вмешались силы Зла. И поскольку, отменить волю Божью никому не дано, они перебросили тебя своим способом, решив любой ценой нарушить ход истории. Вот почему я не узнал тебя сразу.

Но, если говорить начистоту, то кроме таких бесед, у меня были развлечения и иного порядка. Конечно, это, в первую очередь, трактиры. Вино там лилось рекой, но меня притягивало туда другое. Люди есть люди, они умели веселиться во все времена. И все-таки, это была другая эпоха! Нализавшись до упора, они начинали напевать свои средневековые песенки, рассказывать такие истории, так проходились по моим ушам, что я от удивления не мог опомниться. Любимая тема была — женщина и дьявол.

— Что такое женщина? Что такое женщина для мужчины? Это ненасытное животное, это постоянное беспокойство, это непрерывная борьба, это буря в доме!

— А как любят женщины бесов!

— Одна баба пришла к колдунье, хотела избавиться от бесплодия, и зачала с помощью бесов. Но когда новорожденного принесли крестить, из его тела вышел змей, а младенца выбросили в канаву.

— Знаете, я приехал из Вормса, там приключилась вот какая история. Жила одна парочка, муж да жена. И жена рожала одних только дочерей. При рождении третьей или четвертой девочки, муж в раздражении пожелал жене, чтобы она родила козу или собаку. И на следующий год она действительно родила собаку и козу! Их потом закопали в землю.

— А у нас один крестьянин захотел свою жену против ее воли, и в конце концов она вскричала: «Во имя дьявола, утоли свою похоть». Она зачала и в великих муках родила редкостное чудовище!

— А у нас с женой одного рыцаря переспал дьявол, принявший облик ее мужа, и она родила трех чудовищ, одного со свиными клыками, другого с длинной бородой, третьего — циклопа!

— А я вам расскажу про ведьм! Они вылетают из дома по ночам, тайно собираются на свои сборища, держа в руках свечи и факелы. Потом с шумом являются черти. Хором, они призывают Дьявола! И является кот ужасного вида! Он ходит кругами, окропляя всех своим хвостом. А когда гасятся огни, начинается свальный грех!

Наслушавшись всего этого, я понял только одно, — если после таких фантазий не появится здесь Дьявол, или на худой конец, живые мертвецы, значит, в природе не все в порядке.

А потом начались танцы. Хороводы, до опупения. Я балдел, вместе со всеми.

Правда, у Велюнда на все эти хороводы было свое, особое мнение.

— Что такое танец? Что такое хоровод? Хоровод — это круг, центром которого является Дьявол. Все движутся в нем влево, по направлению к вечной погибели! Когда нога мужчины прижимается к ноге женщины или рука женщины касается руки мужчины, между ними вспыхивает дьявольский огонь! Женщина, которая пляшет в хороводе, носит колокольчик дьявола!

Признаюсь, этот дьявольский огонь, который вспыхивает между мужчиной и женщиной, как-то всегда приходился мне по душе! У девиц я не знал отказа! И даже, когда пришла Шейла, я даже ухитрился пренебречь ею.

Сначала она пришла тихо, скромно и заговорила мягким голосом:

— Прошу тебя, прости меня, милорд! Я приняла тебя за одного из людей Генри.

— Сначала хотела меня убить, теперь хочешь целоваться! Перебьешься! Вали отсюда!

Она вздрогнула и вышла. Легкое сожаление на мгновение кольнуло сердце. Что за чушь! Девок мне, что ли мало! Вон их сколько вокруг, ластятся и вьются, только позови, каждая почитает за честь услужить! Что мне Шейла! Шейла же, после этого разговора исчезла, испарилась, нигде не показывалась. Ну, и хрен с ней! Зато мне пришла в голову идея сделать себе протез. Да не какой-либо, а выковать из металла в кузнице. Я направился в кузнечный цех и с помощью надежных подмастерьев, выковал себе шикарную, подвижную кисть. Теперь, по крайней мере, я мог заехать этим, куском железа так, что очухаться после такого удара будет чрезвычайно трудно!

Я потихоньку готовился к походу.

— Куда же мне предстоит держать путь? В какую сторону? — однажды спросил я Велюнда.

— Твой путь лежит на кладбище.

— Где оно?

— Далеко за городом. Мы проводим тебя до места, до которого нам можно идти. Дальше ты все должен сделать сам.

— А как выглядит эта книга?

— Зеленоватой кожи, с застежками…

Я похолодел. Совсем как та, в моей хижине, откуда я так стремительно улетел в ту проклятую ночь.

— Я расскажу тебе немного о ней. Форма рукописи — пергамент. Но изготовлен он из человеческой кожи.

— Господи, разве это возможно?

— Я знаю, как это делается. Хотя, избави Бог, не занимался этим никогда. Когда снимается кожа с человека, понятное дело, она промывается, сушится, потом втирается мел. Мел — впитывает жир. Затем кожа шелушится с помощью острого ножа и выглаживается пемзой. Особенно тщательной отделке подлежит внутренняя часть, так называемая, мясная сторона…

— Б-р-р! Прямо мороз по коже!

— Согласен. Но это долговечно и поэтому силы Зла используют именно кожу человека.

— И эта книга такая же?

— Да. Кстати, чернила там приготовлены из крови настоенной на соке дубовых орешков.

— Желудей?

— Да.

— Ну, что ж, не слабо!

Наконец, наступил последний вечер, перед моим отъездом.

Я решил провести его один. Тихо сидел в доме, развалясь на мягких подушках, попадая вино и предаваясь мечтаниям. Может быть, я даже останусь жив и когда-либо окажусь дома. И все это превратится в сон, в сказку, приснившуюся однажды… За окнами лаяли собаки. Огромная луна заглядывала в комнату. Горела лишь одна свеча и мягкие тени скользили вдоль стен. За окном пьяная компания распевала песню.

— Трубадуры! — усмехнулся я.

Дверь скрипнула. А вот и Донна. Шейла медленным шагом приближалась ко мне. Все-таки пришла, смирила гордыню! Она подошла молча, держа в руках какое-то одеяние.

— В чем дело? А ну, закрой дверь с той стороны! Вместе с остальными примитивами сидела бы дома!

— Наш мудрейший сказал, что ты тот, кто нам обещан пророчеством. В пророчестве говорится, что пришелец отправится в поход за книгой, чтобы спасти наш народ. Он возглавит нашу борьбу против Зла.

— Я иду за этой книгой, только, чтобы домой вернуться!

— Как я понимаю, ты отправишься завтра утром, — она дотронулась до моей железной руки.

— Не трогай, пожалуйста. Не с твоим примитивным интеллектом, тебе не понять. Сплавы, химический состав, молекулярная структура. И вообще, что ты здесь делаешь?

— Я хотела сказать, что я возлагаю на тебя все мои надежды. Я молюсь за тебя! А вот это я сделала тоже для тебя!

И она протянула мне плащ, который до этого держала в руках. Это было тонкое сукно, темного цвета, богато вышитое золотом.

— Ничего! Попона моей лошади пригодится!

Резкая оплеуха была ответом мне на мои слова.

Швырнув в сторону плащ, она бросилась вон. Я оцепенел лишь на мгновение. Все то, что я прятал на дне своей души, о чем старался не думать, вспыхнуло и запылало в одно мгновение. Я бросился вслед.

— Подсласти мне губки, детка! — изрек я какую-то пошлость, хватая Шейлу за плечи.

Она повернулась ко мне. Наши глаза встретились. Где, когда и как происходит это? И что это за чувство, которое вдруг охватывает нас? Любовь? Я не знаю. Как много женщин, красивых и ярких проходит мимо; Но вот стоит передо мною она, Шейла, и весь мир летит куда-то к чертям!

Любовь — это так просто. Любовь — это так просто, когда двое любят друг друга. Время летит легко и незаметно. Слова, такие простые и незатейливые… Много на свете людей, с которыми есть о чем поговорить. Но вот, встречаешь женщину, с которой есть о чем помолчать, которой не нужно ничего рассказывать, хвастать своими подвигами, своей удачливостью. И мы вдвоем несемся по просторам нашего космоса имя которому — любовь.

И наступила ночь. Руки Шейлы, тонкие и нежные, легко скользили, лаская меня. Я оживал, загорался и пылал рядом с нею. Магия движения ее тела завораживала. Время остановило свой бег. Мы были единственными на Земле, как Адам и Ева и я запомнил все. В том мире мы были сами собой, мы были свободны и все, что было в нас принималось и прощалось. «Сегодня я с тобой» — это магические слова. И прошлое отступает, забывается. Жизнь начинается сначала.

Я вдыхал запах ее кожи и сходил с ума. Сердце мое падало в пропасть и возвращалось назад. Какое счастье ощущать и волноваться, встречаться глазами и целовать, ласкать податливое тело, несущееся за твоим в одинаковом ритме…

Рассвет наступил внезапно. Лучи солнца скользнули по покрывалу. Пора! Лошади нетерпеливо перебирали копытами. Мои провожатые уже ждали меня. Я легко вскочил в седло.

— Эй! Эй! Вперед!

Мы летели, забыв обо всем на свете. Я вспомнил рассказы Генри. Да, что-то есть во всем этом! Часа через два одинокие деревья на нашем пути стали потихоньку превращаться в заросли леса. Вдруг лошади встали на дыбы.

— Ну, в чем дело? — заорал я, разгоряченный полетом.

— Дальше наши лошади не пойдут. Здесь начинается твоя тропа. Эта тропа приведет тебя в проклятое место, на кладбище. Там хранится никрономика. Когда ты снимешь книгу с пьедестала, нужно произнести слова: «Клату. Верата. Никто».

— Повтори!

— Клату. Верата. Никто.

— Еще раз.

— Да, усвоил. Усвоил. Усек! Выучил я эти твои слова. А теперь, ты запомни, вы все запомните, если я добуду эту книгу, вы меня отошлете назад. После этого мы с вами не увидимся никогда!

Мы разъехались в разные стороны. Я пришпорил коня и рванул вперед. Но не успел я отъехать достаточно далеко, как невесть откуда взявшийся дым начал слепить глаза. Вскоре почти ничего не стало видно. Сзади раздался какой-то стук.

— Похоже на стук молотка по железу, — подумал я.

Внезапно лошадь взвилась на дыбы. По обе стороны дороги завыл бешеный вихрь.

— Кажется, мой старый знакомый!

Быстро мчась, я старался не думать о том, что меня окружало. Деревья мертвели. Сучья их, покрытые белым налетом, хрустели и трещали, когда я проносился мимо. И тут, сзади, я услышал быстрый топот. Оглянулся никого!

— Боже, храни меня!

Топот приближался и вскоре я почувствовал, как на меня надвигается какая-то тяжесть. Оглянулся — опять никого! Лошадь в испуге заржала.

— Спокойно! Спокойно! Чего ты волнуешься!

Я летел уже ничего не ощущая, кроме надвигающейся сзади на меня беды. Зло!!! Вот что преследовало меня!

— Вперед! Вперед! — гнал я коня.

И тут же, с размаху, налетел на огромный старый сук, преградивший мне путь.

— Блин! — я кувырком скатился с седла.

Тут же, кто-то неизвестный врезал мне прямиком в морду! Я подскочил и бросился бежать. Небо затянуло темным покрывалом. Я спотыкался, падал, получал удары во все бока из пустого пространства. Кто-то неизвестный классно молотил по мне, а я даже не знал как ответить.

Мельница! Она выросла вдруг на небольшой поляне и медленно начала поворачивать своими четырьмя крылами.

Дверь! Бац! Я захлопнул ее изнутри. Что-то билось и ломилось ко мне.

— Ну, нет, — уперся я изо всех сил. — Нет!

Я уже почти надорвался. В горле стоял какой-то хрип, пот заливал глаза.

…Все. Все стихло сразу. Дверь успокоилась и вой прекратился. Я отвалил от двери и огляделся. Темная каморка, с низким потолком и грязным полом ничего особенного из себя не представляла. Только в углу топилась печь, как будто хозяева покинули помещение за секунду до моего прибытия.

А что это там, в глубине? Зеркало! Зеркало из моего времени, из того проклятого дома! Черепа вокруг, в раме, тут же ожили и дружно заржали, скаля пасти.

Я заглянул внутрь. Там был я! Но — какой!!! Я — полный злобы и ненависти, я — ублюдок и убийца, я — насильник и мародер, я — воплощение Зла! И я не выдержал! Хрясь! Врезал я в зеркало изо всех сил! Осколки зазвенели тонко и жалобно. И тут же раздался писк и визг! Маленькие человечки, размером с мой мизинец, выпрыгнули из каждого осколка и засуетились вокруг. И в каждом я узнал себя!

— Хи-хи-хи! — зазвенели тоненькие голоса.

— Уколем! Уколем! — визжали они. — Готовьсь! Цельсь! Пли!

Они бросали в меня какими-то горошинками, кололись иголками и скакали, как пинг-понговские мячи.

— Ах, вы маленькие гниды! — в отчаянии процедил я, протыкая одного из них вилкой. — Ах вы, гниды, паразиты, мелочь пузатая, — я схватил в горсть несколько маленьких попрыгунчиков и с размаху швырнул их на раскаленную плиту!

— Ш-ш-ш! — зашипело горящее мясо.

На моей руке вздулся пузырь, как от ожога.

Но тут я вошел в раж! Я гонялся за ними повсюду и топтал, топтал их, изо всех сил размазывая по полу.

В Лондоне разрушен мост, в Лондоне разрушен мост, — напевал я. — Кто не верит, тот прохвост! Кто не верит, тот прохвост! — подхватили тоненькие голоса!

Сукины щенки! Им все, как с гуся вода!

Мои ботинки скользили по мокрой жиже, которую оставляли после себя их фигурки, пока я не поскользнулся на ровном месте и повалился, прямиком на раскаленную печку!

Последнее, что я запомнил, это расплавленный жар печки, и огонь, полоснувший по моей щеке!

…Очнулся я лежащим на кровати.

— Какой жуткий был сон!

Я попробовал пошевелиться, но ничего не получалось. Лишь жутко заныло все тело.

— Одну минутку! Одну минутку! О, черт возьми, а? Я же двинуться не могу!

Я лежал, связанный, опутанный миллионами канатиков и на моей груди бесновались эти маленькие чертенята. Они по-прежнему корчили мне рожи и в каждом я узнавал себя.

— Так! Давай! Подавай! Ближе! — подавали они команды друг другу.

— Раскрывай ему рот! — запищало сразу несколько голосов.

Какие-то кусачки впились мне в губы, раздирая их и я невольно приоткрыл зубы.

— Запускай!!! — отчаянно завопил кто-то из них. — Пошел!

И не успел я опомниться, как в рот мне влетел один из этих маленьких паршивцев!

В желудке сразу же поднялась настоящая кутерьма.

— Развязать! — раздалась новая команда.

И сразу же, со всех сторон заработали крошечные пилочки, загудели и запели на разные голоса. Канатики лопались на мне, трещали и я вмиг освободился от пут. Маленькие прохвосты исчезли сразу же, как и не бывало никогда.

Я вскочил! В желудке творилось что-то невообразимое.

Этот подлец хихикал и кувыркался там, пиная меня изо всех сил! Я скрючился от боли. Кипяток! На плите стоял чайник, полный кипятка!

— Ну, хорошо, малыш! А тебе не надо горячего шоколада?

Я схватил чайник и, уже мало чего соображая, залил в глотку.

— А-а-а!!! — раздался отчаянный вопль.

— Вот так! Попробуй! Попробуй еще!!!

Вой стих. Я устало уселся на табурет. Надо передохнуть и обдумать происходящее.

Тишина, установившаяся в каморке, даже пугала. Я ведь знал, что в покое меня не оставят.

— Что такое? Что за зуд в плече?

Я рванул изо всей силы рубашку.

— Что за хреновина?!

Кожа на плече расползлась в разные стороны и огромный глаз в упор смотрел на меня из глубины моего тела!!!

— Что это!

Глаз вылезал, выпучивался, вот показались веки, вот — щеки.

— Господи! Что это еще за дела?!

Из меня перло что-то непонятное. Все тело вытягивалось, извивалось, что-то рвалось внутри, боль охватила все члены!

— Ха-ха-ха! — заржал показавшийся рот!

Из меня вылуплялся новый человек!!! И он, как две капли воды был похож на меня! Это был он, тот, из зеркала!

Лихой способ они придумали, чтобы оживить этого подонка! Теперь мы вопили разом. Он рвался наружу, что было сил!

— Куда ты меня тащишь?! — орал я.

Я распахнул дверь и выскочил. Мрак стоял непередаваемый! Огромная луна светила в пол неба. Черные сучья деревьев извивались в непонятном ритме.

Он медленно, но верно выползал из меня. Последние усилия… Еще немного… И вот мы лежим рядом, такие одинаковые и такие разные.

И вдруг я почувствовал, что со мною что-то произошло! Случилось что-то неожиданное, необъяснимое. Какая-то легкость и свобода захватили меня. Какое-то радостное ликование разлилось по телу. Ушел страх!

Я вскочил немедленно на ноги. Мой антипод встрепенулся и через мгновение мы стояли друг перед другом.

— Ты кто? Ты что — я? — задал я нелепый вопрос.

— Нет. Я плохой. А ты хороший! Ты хорошенький! Двуногий!

Он приплясывал на месте, размахивая кулаками.

И тут мы сцепились! Мы катались по земле, рыча, кусаясь и молотя друг друга что было мочи! Но победить никто не мог. Ружье! У меня ведь ружье за плечами! Я мгновенно рванул приклад. Выстрел! Он падает!

— Хороший! Плохой! Главное, у кого ружье!

— Где моя бензопила? Ага, здесь!

Я решил разрезать его на куски, для верности. Но какое же это противное чувство, резать самого себя!

— Это тебе будет уроком! Это тебе будет хорошим уроком! — проговаривал я, готовя яму для моего злодея.

Все. Яма готова. Я забрасывал туда куски мяса, уже не боясь запачкаться.

Последней полетела голова. Она внезапно открыла глаза, когда я уже занес над ней лопату с землей.

— Ты никогда не добудешь некрономику! Ты сдохнешь на кладбище! Ты никогда не доберешься до книги! — шипел мой двойник.

— Слушай! Что-то у тебя с лицом! — рассмеялся я и плюхнул ему землей прямо в его поганую морду!

— Я еще вернусь за тобой, — успел он произнести с набитым ртом.

Через несколько минут все было кончено.

— Надо бы было как-нибудь отметить это местечко! — решил я. Крест! Надо поставить крест над этим нехристем!

Мгновенно, я сшиб две длинных ветки, сбил из них крест и воткнул в землю!

Страшный удар грома раздался сей же миг наверху! Дикая молния на мгновение ослепила глаза! И это при полной луне! Я рассмеялся опять! Больше я уже ничего не боялся. Зло вышло из меня. Силы наполнили тело и я понял, что добуду эту никрономику, чего бы мне это не стоило!

Ржание коня раздалось совсем недалеко.

— Эй! Сюда!

Я легко вскочил в седло и помчался.

Вскоре началось кладбище. Повсюду валялись черепа и кости. Грудные клетки своими ребрами напоминали клетки для птиц. Я скакал по ним, круша все на ходу.

Но вот лошадь моя встала. Все. Дальше надо идти пешком.

— Спасибо, дружище! — я похлопал ее по крупу, — жди меня тут.

Передо мною простиралась лестница. Она вилась куда-то к верху, исчезая за поворотом.

Я стал подниматься по ней. Тяжелые, каменные ступени были влажны и холодны. По обе стороны чернела зловещая бездна. В некоторых местах, из лестницы выпирали каменные шипы, они протыкали мне обувь и я очень скоро ободрал ноги в кровь. Но я упрямо шел, все вверх и вверх и уже пройдя больше тысячи ступенек, перестал различать разницу между раем и адом. Мне казалось, что я нахожусь в центре некого шара с лестницей посередине. Великое безмолвие и беспредельность охватывали меня все сильнее.

Но вот и конец. Передо мною расстилалась ровная каменная площадка с большим круглым, таким же каменным столом в центре. И эта наглая луна! Она занимала уже пол-неба, внимательно следя за мною и пылая тревожным светом.

Я пошел ближе. Три книги!

— Одну минутку! Минутку! Минутку! Никто ничего не говорил, что будет три книги! Интересно, что мне делать? Открыть одну книгу, или все книги, или — что вообще? Что ж!

Я подошел и открыл первую попавшуюся.

— А-а-а! — заорал я. Книга распахнулась и мгновенно затянула меня вовнутрь. Я барахтался и кувыркался в чем-то непонятном, пытаясь определить, где обложка.

— Быстрее! Быстрее! Если не найду верх, провалюсь в преисподнюю! — я месил неизвестность руками, она упиралась и пыталась свернуть мне шею.

— Ура! — пальцы высунулись наружу!

Я продолжал карабкаться. Наконец, пролезла голова. Я ухватился за обложку мертвой хваткой.

— Теперь уж я не отпущу тебя, кусок кожи! Небось, содрана ты с какого-либо подонка! У-у-ух! — наконец, выбрался я. Книга захлопнулась!

Что это с моим лицом? Морда вытянулась, как у лошади! Я мял ее, стучал по черепу и по подбородку. Потом начал вертеть головой. К моему удивлению, голова завертелась, как пропеллер! Сотня оборотов — щелк! — все встало на свои места.

— Не та книга, — вздохнул я. — Возьмемся за другую. Например, за эту.

Я дотронулся до пергамента.

Мгновенно раскрылась огромная пасть с двумя рядами мелких зубов! Хрясь! Кусок моей руки застрял в ее глотке! На мгновение раскрылись злобные глаза и тут же исчезли.

— Ах ты, дрянь! Я с тобой еще разберусь!

Она, конечно, хотела сожрать меня! Падаль!

Я шматал ее как только мог. Наконец, с силой отбросил в сторону! Но она плавно поднялась и улеглась на свое место.

— Что ж! Теперь дело ясное! А, да! Да! Нужно еще эти слова сказать! Да, да. Сказать слова.

Я взял в руки третью книгу.

— Клато. Грато… Никто? Нектюрн? Никель? Нудя? Нет. Но точно начиналось с «н». Начинается оно с «н», это точно! Да, я уверен, что первая буква «н»!

— Итак: Клато! Грато!.. Н-ш-хм-хм… Ну что? Нормально! Значит, все так!

Грохот потряс все вокруг!

— Эй! Одну минуту! Все спокойно! Я слова сказал! Сказал же! Сказал! Что это? Молния!

Бежать! Бежать! Сейчас же бежать! Я покатился по ступеням, сжимая в руках книгу! Я летел, оббивая бока, а ожившие кости мертвецов рвали на мне одежду, пытаясь задержать мой полет!

— Ты чего? — вопил я.

— Кляц! Кляц! — раздавалось в ответ.

— У-у-у!!! — выли они. — Ха-ха-ха, — откликалось вдалеке.

— Ну, ничего! Я вас, кости вонючие, раскидаю!

— Уф! Наконец, выбрался. Конь! Где мой конь?! Ага, Здесь. На месте.

Я пулей взлетел наверх.

— Ну, все! Мне надоело у них быть мальчиком для битья! Я свое дело сделал! А теперь я должен вернуться домой! Все, как договаривались! Хватит с меня!

Но что это? Я раздваиваюсь снова? Нет, я просто слышу своего двойника! Он оживает! Он выбирается из могилы!

Крест с грохотом рушится в пыль!

Я обладаю удивительным даром — я могу видеть и проследить за действиями своего двойника!

— Я живу! Я живу снова!!! О’кей!

А я скакал. Скакал как угорелый. Что-то произошло. Я еще не понимал, что.

Город, показавшийся на горизонте, горел огнями факелов на черном небе. Я приближался. Молнии ходуном ходили над башнями.

— Ищите убежища! Укрывайтесь!

— Прячьте детей!

— Убирайте лошадей!

— Произошла какая-то ошибка!

— Что-то случилось!

Крики и шум стояли невыносимые. Я подлетел к воротам.

— Открывайте! Быстрее!

— Это он! Он! Пришелец! Избавитель вернулся!

— Открыть ворота!

Я вихрем влетел внутрь. Решетка ляснулась сзади меня. В городе смешалось все. Население высыпало из своих домов, в отчаянии ломали руки женщины, кричали дети, суетились, отдавая команды мужчины.

Я скакал к площади. Люди цеплялись за меня, за сбрую, за одежду.

— Ну, ладно. Ладно. Хорошо! Спасибо!

На площади стоял Велюнд. Его лицо, тревожно всматривалось в меня.

— Никрономику! Быстрее! Ты принес никрономику?

— Да. Просто…

— Что просто?

— Да ничего. Вот она.

— А теперь, отсылай меня назад, как договаривались!

Я нервничал. Я уже понял свою ошибку. Но как трудно в этом признаться!

— Когда ты снимал некрономику с пьедестала, ты произнес магические слова? — Венлюд испытывающе смотрел мне прямо в глаза.

— Д-да. В общих чертах.

— Ты точно их произнес?

— Ну, может быть, Ну, не буква в букву… Ну, в общем, в принципе, я их произнес.

— Не будь глупцом! Если ты ошибся, ты обрекаешь нас всех на несчастье! Если ты перепутал слова, то войско мертвых поднимается и движется на нас!

Войско поднимается. Я это видел и чувствовал так, как будто был среди них. Я и был среди них, мой двойник, мое второе я, мое зло, что когда-то гнездилось во мне, выросло в моего двойника и теперь собиралось идти на меня, на нас всех.

Но упрямый характер не желал сдавать позиции.

— Ты сказал, что я должен принести книгу. Что ты во всем разберешься. Что там есть какой-то абзац, который говорит, как мне отправиться назад.

Шейла появилась из темноты и молча стала рядом. Еще чего не хватало! Чтобы она была свидетельницей моего унижения!

— Да, книга поможет отправить тебя назад, — вздохнул Велюнд, но для нас она уже бесполезна. Эта книга, если ты не верно произнес слова, пробудит войско тьмы — и нам конец!

— Уже пробудило, — мелькнуло у меня в голове.

Ох, уж, это мое упрямство!

— Мы с тобой договаривались, — долдонил я. Тебе была нужна эта книга. Я ее доставил. То, что от меня требовалось, выполнил, теперь ты держи свое слово!

— Мы всегда держим свое слово и посему мы выполним обещанное. — Из темноты вышел Артур. — Мудрец вернет тебя назад, в твое время.

— Да? Конечно, правильно, — забормотал я совсем неуверенно, — потому-что так договаривались…

Мы стояли молча, в замешательстве. Я чувствовал себя отвратительно, но ничего уже не мог предпринять. Не оставаться же тут навечно, в этом замке, среди этих людей… Хочу домой! Баста!

— Ну, и когда мы можем начать это? Ну, все эти, как это, ритуалы, церемонии, когда мы можем начать это? Процесс возвращения? Церемонию? А?

Шейла не спускала с меня глаз.

— Почему ты молчишь, Шейла? — мысленно молил я ее! Ведь ты же знаешь, Шейла, наша любовь — это бред, сон, миф! Мы разошлись во времени, в веках, между нами пропасть. И ни тебе, ни мне, не переступить роковую черту. Имя этой черты — Время!

Она молчала.

Кричали другие. Толпа собиралась, злобно махая руками. Второй раз я стою, как будто приготовленный к распятию. И опять на этой площади!

— Жалкое подобие человека! — кричали они.

— Мудрейший сглупил, доверив тебе это задание.

— Ему нельзя доверять!

— Он трус!

— Он не избранный!

— Предатель!

Я молча повернулся и пошел к своему дому, к своему временному дому. Распахнув дверь нараспашку, я вошел и присел на какой-то оббитый бархатом стул.

Шейла вошла следом, медленно ступая по густому ворсистому ковру. Она присела передо мною на колени и обвила руками мои ноги.

— Эш, любимый, я все равно верю что ты нам поможешь!

Что-то дрогнуло во мне! Не сдаваться! Только не сдаваться!

— Ой, Шейла, — пошел я в наступление, — неужели до тебя не дошло? Да все уже кончилось.

Что я несу? Я рехнулся, я по-настоящему рехнулся!

— Я сделал для вас все, что мог. Конечно, наверное, требовался другой мужик на моем месте, я маленько оплошал… В общем, будь здорова!

— Да, но а как же то, что между нами было? Все эти ласковые слова, которые ты мне говорил с глазу на глаз?

— Ну, ты понимаешь, у нас это называется постельные разговоры, — я продолжал упорствовать, — вот и все.

— Нет, это было больше, чем разговоры в постели. Я по-прежнему верю, что ты останешься и спасешь нас!

— Уйди. Уйди, Шейла, ради Бога! Оставь меня. Оставь меня одного!

Шейла замолчала. Тишина, повисшая между нами, была уже совсем невыносимой. Сейчас все сорвется! Сейчас я сдамся и все — прощай, мой век, мой город, моя жизнь!

Я встал и, отбросив ее руки, быстро вышел вон.

Улица по-прежнему в хаосе продвигалась куда-то. Женщины с детьми, нагруженные узлами с плачем тянулись мимо.

Я понял. Они покидали город!

Я стоял на пороге и смотрел на них.

— Трус!

— Смотрите!

— Это он!

— Вот, кто принес нам несчастье!

Ничего не оставалось, как стоять и слушать.

Шейла вышла из двери и не взглянув пошла по улице. Шейла! Шейла! Если бы только я мог взять тебя с собой!

Внезапно, над городом появился громадный ящур!

Его страшная черепашья голова хищно разглядывала бегущих людей. Нет, этот кошмар никогда не кончится!

— Шейла! Он взвметнулся вверх и Шейла билась и кричала в его когтистых лапах!!!

— Помогите! Спасите! — Молила она с высоты.

Лучники лихорадочно натягивали тетиву.

— Не стрелять! Вы можете попасть в девушку! — голос Артура звучал властно, как набат.

Да, теперь он, вождь и хозяин, занял свое место в авангарде событий. А я, жалкий трус, наблюдаю, как уносят мою любовь, и ничего не предпринимаю…

…И тут мое второе «я» пробудилось во мне. Город уплыл куда-то в сторону…

Не успевший разложиться, гниющий заживо, он предстал передо мною. Вонючий, тухлый, смердящий, он стоял над своей могилой. На груди у него темнели четыре большущих гнойника, соединявшихся в одну рану. Из этой раны исходило зловонье, отравлявшее воздух, и выползали полчища вшей. На правой ноге, как след от шпаги, был еще один гнойник — самый паскудный, грязный и вонючий. Глаза еще были целы — в них можно было прочитать лютую злобу, жестокость, коварство, лицемерие, зависть.

— Будьте вы прокляты! Просыпайтесь! — взывал он к могилам. — Просыпайтесь и побыстрее! Я беру под свои знамена всех бывших воинов! Давай! Откапывай! Помогай!

На кладбище пучилась земля. Скелеты выползали из своих ям. Некоторые состояли из одних костей, на других, еще не сгнивших до конца, висели лохмотья, слипшиеся гноем с кожей. Они помогали друг другу, и скаля черепами, строились в ряды.

— Подымайтесь, воины! — продолжал мой двойник. — С возвращением в мир живых!

— Бери лопату и работай!

— Не стой!

— Мы возьмем штурмом замок!

— Мы вернем мою книгу!

— Мы выдавим их глаза!

— Повесим их над костром!

— Привяжем их к муравейникам!

— Вырвем бороды калеными щипцами!

— Сдерем с них шкуру!

— Колесуем, подвесив за сухожилия!

— Смерть живым! Смерть живым!!!

Я наблюдал глазами своего двойника, как они бесновались. Ящур! Ящур опускался к ним с небес, неся в когтях Шейлу.

— Принеси сюда девку!

Шейла упала к ногам этой гнили.

— Подсласти мне губки, детка! О-о! Да ты просто ангел, ты прелестнейшая штучка!

— Не трогай меня! Не трогай меня! Отвратительный и мерзкий! Не трогай меня!

— Ну, нет. Нет. Вот так.

…Дымка заволокла видение, пригрезившееся мне.

Я вернулся в действительность, в город.

Стоя в стороне, я прислушивался к происходящему. Артур и Велюнд распоряжались, отдавали приказания, направляли людей к выходу из города.

— Разведчики возвращаются! — пронеслось в толпе.

— Возьми его лошадь! — приказал Артур.

Всадник легко спрыгнул с коня.

— Милорд! Войско мертвых собирается в лесу. Они двигаются к замку.

— Далеко ли они отсюда?

— Два дня езды!

— Значит, идти они будут дольше. Тогда нам скорее нужно спасать людей! Нужно покинуть замок немедленно, — слова Велюнда прозвучали, как приказ.

— Может, лучше принять бой? — засомневался Артур?

— Так написано в пророчестве, Артур. Там все предсказано. Мы должны спасаться!

Волна стыда и гнева охватила меня. До меня вдруг дошло, что происходит. Я стою тут, подонок и мразь, я — вызвавший такое страшное несчастье на этих людей. Я стою тут и ничего не предпринимаю. Да. Я собираюсь в путь. Домой. А мою Шейлу пусть целует и ублажает тот полутруп! И эти несчастные, через несколько дней попадут в когти к мертвецам, и те будут издеваться над ними, как им захочется.

А я? Вернувшись назад, найду ли я свой Лондон таким, как оставил? Быть может лишь толпы скелетов будут гулять по его улицам?

Я бросился наверх, по ступенькам на крепостную стену. И вот я наверху. Черное небо надо мной раскрыло свои объятия. Факелы внизу дополняли эту красочную, яркую и жуткую картину.

— Эй! Слушайте меня! Тише! Слушайте меня внимательно! С меня хватит! Хва-тит! Довольно! Хотите — бегите! Драпайте, с криком «Мамочка»! А я — я устал бегать! Я предлагаю остаться здесь и принять бой!

— Скажи, все люди будущего такие же хвастуны и болтуны? — откликнулся снизу Артур.

— Нет, только я малыш! Только я такой!

Артур смолк лишь на мгновение.

— Как, интересно, мы будем сражаться с войском мертвых? Нас не защитят стены замка!

— Да и чем мы будем сражаться? — откликнулся кто-то. Словами? Большая часть наших людей уже сбежала!

— У нас осталось всего шестьдесят бойцов!

— Тогда мы призовем на помощь Генри Рыжего! Он тоже страдает от зла. И поэтому, он не откажет нам в помощи!

— Да! Он будет сражаться вместе с нами!

— Тогда, вперед! На коней! Ты, ты и ты — вы поедете за ним!

Всадники вихрем взвились на коней и поскакали вон.

— А теперь, говорите. Кто останется со мной?! — я стоял на фоне черного неба и они все, как один запрокинули свои головы кверху, глядя внимательно на меня.

Повисла гнетущая тишина.

Я ждал.

Пауза становилась нестерпимой!

— Я останусь с тобой! — выкрикнул, наконец, кто-то из толпы.

— Можешь рассчитывать и на мой клинок!

— И на мой лук!

— И я с тобой!

— И я буду с тобой!

— Лучники останутся все с тобою!

— Благородный Сэр!

— Мы все остаемся!

— Ура! Ура! Ура!

Так и остался. Принял командование на себя. Артур ходил у меня в подручных. Команды выполнялись беспрекословно! Лишь воспоминание о Шейле грызло мне сердце! Болван! Какой ценой ты расплачиваешься! Какой ценой расстаешься со своим эгоизмом! Видимо, не все зло забрал из меня мой двойник! Видимо оставил каплю, которая погубила Шейлу.

Много потерь мы несем на своем жизненном пути. Много трагедий переживает человек за свою длинную жизнь. Но какими мы выходим из них? Ожесточаются ли наши души? Становимся ли мы более мудрыми? Учимся ли мы на своих ошибках? Прощаем ли слабости другим? Я думаю, самое трудное, это научиться прощать. Я понял это недавно. Научиться прощать и беречь своих близких. Не сдаваться, не отдавать их во власть темноты. Я знал и понимал, что любил Шейлу. Но куда девались мои силы в тот критический момент? Ведь я знал, знал в глубине души, что не брошу ее, что останусь с этими людьми до конца. Но мне хотелось еще немного повыламываться, мне хотелось, чтобы она больше попросила меня, поплакала. И каков результат? Я ее потерял.

Ну, что ж! По крайней мере покажем этим тварям, что такое белый свет! Я думаю, они быстренько захотят обратно, в могилу!

Первым делом, я отправился за своей машиной. Она была целехонька. Стояла, никому не нужная.

Я ее пригнал в крепость. Присобачил к ней лопасти в виде молотилок. Класс! Теперь можно будет крушить и дробить сучье племя!

— А что там у нас завалялось в багажнике? Так. Учебник по химии. Второй курс колледжа. Хм. Взрывчатые вещества… Страница 156. Порох! Изготовление пороха! Класс!

Я оборудовал нечто вроде мастерской. Набрал подмастерьев.

— Осторожно! Свечи держите подальше! Берем это! А теперь это! Смешиваем!

Работа кипела. Мои подручные оказались отнюдь не дураки. Мы изготавливали своеобразные факелы, начиненные порохом. Чуть-чуть огня — и полный вперед. Взрыв обеспечен!

Наладив производство, я занялся сойм войском. Выстроил их рядами друг за другом и показал некоторые нехитрые приемы восточной борьбы. Ребята оказались крепкие, как дубы, смышленые, как хищные звери. Они на лету хватали у меня из рук науку, забавлялись тем, что так умело можно было валить друг друга. Я забавлялся, глядя на них! Они кувыркались и орали, как стадо чертей из преисподней!

— Мы должны сражаться, как братья от одного отца! — напутствовал я их.

Теперь займемся их амуницией. Я решил ничего не упускать из виду.

— Перво-наперво — кольчуга. Она была сплетена из стальных колец, в три слоя.

— Хорошо!

Дальше. Кольчужные чулки и рукавицы закрывали все, кроме лица. Главное достоинство кольчуги — ее подвижность и прочность. У некоторых лучников были латы. Но не у всех. Жаль. Но что поделаешь!

На голове у каждого был капюшон, подбитый мягкой материей, поверх которого надевался шлем. Он был массивный, похожий на горшок, покрывал голову целиком и ложился на плечи. Вассалы Артура украсили их нашлемниками из дерева, с геральдическими фигурами. Шлем был конечно, остроконечный, это смягчало силу удара, заставляя оружие соскальзывать со шлема.

Щиты были треугольными и легкими, чтобы ими можно было манипулировать. И на каждом щите был герб. Так. С обмундированием было покончено. Теперь примемся за вооружение.

Я лично проверил состояние их копий. Они были длинными, до четырех с половиной метров. Под наконечником каждого копья прикреплялся флажок. Он имел практическое значение — мешал копью войти слишком глубоко в тело человека.

Я припомнил ту битву, в которую попал, едва прибыл сюда. На том поле боя трупы валялись и флажки, торчащие из них, вызывали во мне недоумение. Я никак не мог понять их значения. Теперь ясно! Помимо копья, у каждого был меч. Он был массивный и длинный, доходя до метра, заканчивался же набалдашником с прямой крестовиной. Меч с крестовиной напоминал крест — символ Христа. Итак, с вооружением покончено.

У меня было ружье, но Велюнд считал, что этого мало. В бою может случиться все, что угодно.

— Я подарю тебе один меч! — сказал он.

И он принес мне его. Хорошо отточенный, острый, с расширяющимся лезвием у чаши. Рукоять сделана из ливанского кедра и украшена золотым крестиком.

— Откуда это у тебя такая красота? — спросил я.

Велюнд усмехнулся:

— Я могу тебе рассказать, как я сделал его. У наших рыцарей — франкские мечи. Это самые знаменитые мечи в Европе. Эти мечи — изделия умелых кузнецов, их металлообработка очень сложна. Секрет изготовления этих мечей достался нам из Центральной Азии.

— Но этот меч недостаточно хорош для тебя. Вот тебе другой.

— И в чем его отличие?

— Сейчас я тебе расскажу. Сначала я взял напильник и сточил меч в мелкую стружку. Все это смешал с мукой. Потом накормил этой смесью прирученных птиц, которых три дня держал без пищи. Затем, расплавил птичий помёт в горне, получил железо, очистил его от окалины и снова выковал меч, размером меньше первого. Посмотри, как он хорошо прилегает к руке!

Мой добрый маг захотел мне продемонстрировать достоинства этого меча. Мы спустились к реке. Велюнд достал клок шерсти толщиной в три пяди и такой же длины и бросил его в воду. Затем он спокойно погрузил в реку меч и лезвие рассекло шерсть так же легко, как оно рассекало само течение.

Да, это был самый острый и лучший меч из всех, которые я видел вокруг.

Между тем мой войны не теряли время даром. Они уже здорово наловчились в восточных приемах борьбы и расхрабрились не на шутку. По вечерам они заливали свои глотки вином и распевали воинственные песенки:

Они бодрились! Молодцы!

Я слушал их по вечерам, одиноко глотая свою кружку вина. Я не хотел думать, чем закончится битва. Я знал, чувствовал, видел, как мой проклятый соперник, мое второе «я» действует и уже начинает продвигаться вперед. Я был готов ко всему.

Вот так. «Подобная ручьям». Все нормально. Все нормально.

Пойду-ка лучше еще раз осмотрю крепостные стены. И я, в полной темноте поднимаюсь по лестнице, кликнув по дороге одного из вассалов, чтобы посветил наверху факелом — надо еще раз осмотреть орудия, перед боем.

Одно из этих орудий — «требюше», здорово метало снаряды. Так. Ровными рядами оно было расставлено на площадках. Ядра были заготовлены в большом количестве.

Другое орудие — «мангонно», метало свои ядра по сложной системе, ниже или дальше, в зависимости от поставленной задачи.

Во всех этих оружиях был заложен принцип пращи.

…Но вот прошло несколько дней.

И однажды, дневальный закричал с башни:

— Войска тьмы приближаются!

— Они приближаются!

— Они на горизонте!

Я видел их, не поднимаясь на стену. Ведь во главе этого войска стояло мое второе «я». Мое зло, вышедшее из меня.

Впереди выступал их, так называемый, оркестр. Гремели барабаны, свистели сопелки, ревели трубы, гудели волынки и они продвигались под этот вой стройными рядами вперед!

Они шли и дружно орали:

— Пыль и пески, где были города!

— Смерть, где была жизнь!

— Воронье, где жили люди!

— И на этой голой, каменистой, разоренной земле, на этом кладбище, будем царить мы!

— Смерть живым!

— Смерть живым!!

— Смерть живым!!!

Я поднялся на крепостные стены.

— Их тут чертова прорва! — испуганно вздрогнул стоящий рядом вассал.

— Может быть. Может быть мои ребята сумеют их остановить и не отдадут книгу!

— Да! С другой стороны, я может быть, просто камикадзе!

А вон и мой дружок, впереди. Откуда-то раздобыл скелет лошади и гарцует, подбоченясь.

— Все наверх!

— По местам!

— Подымайте камни!

— Готовьте катапульты!

Все замерли на своих местах.

Скелеты и полусгнившие трупы тоже остановились.

…И тут же, я услышал своего двойника. Вернее их разговор.

Примечательно, что я не слышал его постоянно. Он не мешал мне, не докучал до упора. Я слышал его только в самые ответственные моменты, наиболее важные для меня.

— Привести ко мне разведчиков! — прохрипел он.

— Ишь ты, у них, оказывается еще и разведчики есть! — подумал я про себя.

— Милорд, мы расположились по обе стороны замка!

— Прекрасно! Прекрасно!

— Где они охраняют мою книгу?

— Вон там, милорд!

— За стенами!

— А я думаю, что вот в этом бастионе!

— Скорее всего там!

— Отлично!

Он усмехнулся во всю ширь своего гнилого рта:

— Ведите меня в этот замок!

— На штурм!

— Вперед, псы войны!

— Берем замок!

— Берем замок! — накачивали они себя.

— Смерть смертным!

— Смерть смертным!

И они поперли, волнами накатывая на стены. Налетая друг на друга. Ломаясь и падая, крошась и разлетаясь вдребезги!

Но их было так много! До самого горизонта все было заполнено скелетами.

Нет! Не до самого! Горизонт все же был чист. Вот уж, поистину, у страха глаза велики!

Я стоял и стремительно подавал команды. Рыцари слушались мгновенно. Реакция их была не слабой!

— Стрелы!

— Приготовиться!

— Пли!

— Факелы!

— Зажечь!

— Огонь!

— Отлично!

— Сэр! Второй отряд приближается с юга!

— Чертовы гнилушки! Приготовиться!

— Катапульты! Катапульты!

— Пошел!

— Огонь!

Катапульты полетели, начиненные порохом. Взрывы последовали сразу же.

— Да! Так! Горят!

Мы хохотали и обнимались в восторге!

И тут я опять услышал своего противника:

— Ах, вы, жалкие мешки с костями! Соберите себя по частям! И начинайте! Начинайте! Начинайте штурм крепости!

— Где бревна?!

— Готовьтесь пробить ворота!

— Вперед!

— Вперед!

Голос исчез. Я заорал:

— Охраняйте ворота!

Но было уже поздно. Ворота были распахнуты и в город вошла вся эта дрянь!

Завязалась дикая драка! Пыль от костей стояла такая, что мое горло было забито до отказа. Я хрипел и отплевывался!

— Ах ты, сучий потрох! Это будет больно!

Я их крушил, как мог!

— Стрелы! — стрелы были начинены порохом.

Скелеты вспыхивали и горели, как свечи! Тухлое мясо плавилось, создавая невыносимую вонь!

Какой-то скелет, с веревкой на шее набросился на меня сзади. Вот где пригодился мой меч! Я сшиб его головешку, как шарик.

— Видно не зря на тебе была веревка, падаль, — сатанел я. Наверное был ты когда-то повешен за свои грехи!

Еще одна компания ринулась ко мне. Дудки! Разве может груда каких-то костяшек, какой-то трухи, испугать такого роскошного и сильного мужика, как я!

— Ох, и вычешу я вшей из ваших голов! — рявкнул я, раздавая удары направо и налево!

Особенно мне приглянулся один кусок мяса! Я рассекал его, с таким пылом, как будто от этого зависела моя судьба!

Пепел разносился по ветру! Ослепленный золой от сгоревших скелетов я на мгновение потерял ориентацию. И чуть было не поплатился за это!

Какой-то мудак, весь в струпьях и черном гное врезал по мне изо всех сил! Я пошатнулся и упал. Он навалился на меня всем своим трупом, смрадно дыша в лицо! Я задыхался! Но и здесь моя железная рука сработала на славу. Я нанес ему такой удар по шее, что его головешка взвилась вверх и исчезла за бордюром!

— Поди, поищи ее теперь!

— Отступайте назад! — орал в страхе кто-то.

И было уже не понять, все смешалось в смертельном побоище!

— Ближе к парапету! — раздавались где-то крики.

— Главное, сберечь книгу, — на ходу прокричал мне Артур.

— Господь, спаси нас всех!

Я рванул к своей машине! Влетел на сидение и поехал. Лопасти заработали, закрутились, от заведенного мотора.

— Познакомьтесь с 21 веком!

— На всех хватит!

— Подходите ближе!

— Будь здоров!

Я месил их, как будто в гигантской мясорубке и казалось, этому не будет конца…

— Шейла!?

Она стояла спиной ко мне, в своем красном платье, такая же стройная и прекрасная, как всегда.

Я замер. Руки опустились, и я тут же забыл обо всем.

— Шейла, любовь моя, откуда ты? Как ты вернулась сюда? Неужели это не сон?

В ту же минуту я полетел с сидения! Компания скелетов, подобравшись поближе, поддела меня палками и я, кувыркнувшись через голову, оказался на земле.

— Шейла! — крикнул я.

И вот она обернулась!

Безумная тварь с провалившимся носом глядела прямо в мои глаза!!!

— Шейла… — прохрипел я. — Так вот что они сделали с тобой! Теперь ты подружка злого злодея и служишь ему!

Она бросилась ко мне!

— А ну, убирайся, сука сумасшедшая!

— Когда-то ты считал, что я красива!

— Дорогая, с тех пор ты очень подурнела!

Тварюга, тем не менее, попыталась вцепиться мне в горло. Я долго не раздумывал — подхватил ее и сбросил с парапета. Она шмякнулась, как мешок, и осталась лежать там, внизу.

— Мы оцепили весь двор! — раздался рядом голос моего главного противника.

— Прекрасно! — ответил я, сшибая по пути еще один скелет. Его голова завертелась, как пропеллер и с воем покатилась с шеи.

— А ну, пошел! — расчищал я дорогу вперед.

— Привет! — бросил я ему.

— Книга — моя! — он завизжал и затрясся, распуская вонь вокруг себя.

Светало. Небо начало голубеть. Скоро рассвет.

— Генри Рыжий! Герцог Генри и его люди! — раздался крик с башни!

— Ура!!!

— Помощь!

— Генри — ура!

Люди Генри врывались в открытые проемы замка, на ходу доставая оружие.

Мечи зазвенели быстрее. Мои люди оживились. Генри как будто вдохнул новое дыхание во всех нас!

— Теперь нам не страшно ничего!

— Мы победим!

Я повернулся к своему двойнику.

— Книга — моя! — опять прохрипел он.

— Ты куда подевался? Чего увиливаешь?

— Иди к папочке! — я возбуждался все больше.

Он, не обращая на меня внимания, рванул вверх, по ступенькам. Я — следом. Почти одновременно мы выскочили на площадку. Книга лежала на столе, между нами.

— Сукины дети! — мелькнуло в голове, — увлеклись боем и забыли об охране самого главного.

— На кого тянешь? — почти ласково спросил я.

— Ты умрешь! Ты умрешь! — вопил он в ответ.

Мы орали, бешено глядя друг на друга.

А внизу завершалась битва. Рыцари доламывали последние кости у скелетов, уже с развлечением. Полусгнившие трупы валялись тут и там. Сколько же потом понадобится энергии, чтобы убрать всю эту смердящую гниль!

Но вернемся к нашим баранам.

Мой двойник нервничал, суетился, размахивая своим мечем.

— Ты мне действуешь на нервы, разложенец вскричал я.

— Уйди! Уйди с дороги! — отвечал, нет, рычал он.

— Я сейчас тебе мордашку-то попорчу! — продолжал я.

Мы скрестили наши мечи. Удар следовал за ударом, не принося победы никому из нас. Мы были одинаково сильны. На чьей же стороне окажется победа? Победа — баба капризная. Никогда не узнаешь к кому она повернется, кому улыбнется!

Пора начинать применять какую-либо хитрость. Ведь я обязан держаться. Я буду держаться. Я должен спасти книгу!

— Мне есть о чем с тобой поговорить! — крикнул я.

— Хи-хи-хи! — раздалось у меня за спиной.

Старуха! Моя старушенция! Давненько же я не встречался с тобой!

Ну, вот, все мои хитрости летят ко всем чертям! На два фронта работать будет чрезвычайно тяжело. Пришлось отвлечь внимание на старуху. Отбиваясь мечом, от вонючего ублюдка, я следил за ней!

Она, как юла, крутилась и летала вокруг меня.

— Старая дрянь!

— Сейчас ты получишь сполна!

Волшебный меч все же пригодился!

Я изловчился и врезал ей что было сил!

Меч легко вошел в ее тело, разрубил пополам и куски разлетелись в разные стороны.

— Уф! Гора с плеч!

Но времени на ликование не было.

— Книга — у меня! — раздался победный клич.

— Теперь я владею некрономикой!

— И теперь я отомщу всем живым!!!

Гадина стоял, оскалившись, прижимая к себе книгу. Меч он выставил вперед.

Мы схватились. Не на жизнь, а на смерть. Удары сыпались за ударами. Звон и вой сопровождал каждый наш выпад.

— Шутишь, миленький! Не выйдет!

— Ты умрешь! Ты сейчас умрешь! — вопил он в ответ.

Осторожно! Осторожно! Главное, следить за книгой! Мы медленно подступали к парапету. Все силы, какие только были у меня, я отдавал сейчас. Я прекрасно понимал, что это мое последнее сражение. И не только мое. Если он победит меня, он победит всех. Для этого ему будет достаточно раскрыть книгу и найти нужную ему страницу. Он прочтет заклинание и все будет кончено! Все будет кончено для мира живых! Мертвецы поднимутся опять, скелеты оживут, расчлененные трупы соединятся, и силы Зла восторжествуют во Вселенной!

— Нет! Этого не будет никогда! Это не должно случиться!

— Я уничтожу тебя! — рычал гноящийся ублюдок — Я уничтожу тебя — завывал он.

Нет, миленький! Вначале тебе предстоит небольшая поездка! Я изловчился, мощным ударом выбил из его руки меч и он полетел — полетел прямо на груду пороха.

— Факел! Скорее подать сюда факел! — заорал я.

Кто-то протянул мне зажженную палку. Я швырнул ее прямиком на гнилое мясо.

Взрыв! Мощный взрыв потряс все вокруг! Смердящая масса, объятая пламенем, взметнулась ввысь и понеслась по утреннему небу.

Каков фейерверк! Какое красивое завершение нашего сражения! Я стоял, завороженно глядя вверх.

— Победа!

— Победа!

— Мы победили!!!

Я оглянулся на своих друзей. Какие красивые лица! Какая чистая радость сияла на челе каждого!

Я вздохнул. Жаль, но это уйдет, как только остынет пыл. Люди забудут эти ощущения, которые они пережили все вместе, вернутся к своим делам, замкнутся, каждый со своим, и опять недоверие и скука покажут им их путь.

Я медленно пошел вниз. Все радовались, кричали здравицы в мою честь! Что ж, мне пора убираться. Скоро в дорогу.

Люди, как и судьба, переменчивы. И если они кого-то любят и превозносят сегодня, это еще не значит, что завтра любовь их сохранится. Скорее им доставит удовольствие хорошенько повалять в грязи своих вчерашних кумиров. Человек слаб. И он не любит долго молиться одному божеству. Особенно, если это божество из плоти и крови…

Я уже стоял внизу, принимая поздравления.

Внезапно мой взгляд остановился на фигуре, лежащей недалеко от меня. Шейла! Моя бывшая Шейла с лицом ведьмы валялась у стены. Но что это?! Она шевелится!

— Убить тварь!

Она повернулась лицом ко мне. И на моих глазах стала происходить с ней метаморфоза — лицо менялось, исчезали все дикие черты и через минуту Шейла, моя настоящая Шейла медленно открыла глаза.

И это я уже не смог выдержать. Глаза заплыли каким-то туманом. Что это со мной? Неужели это слезы? Чушь! Глупости! Я, наверное, выжил из ума в конце концов.

Все еще не веря происходящему я медленно направился к ней. Голоса вокруг стихли. Или это мне только кажется? Я не слышал ничего. Все вокруг поблекло, даже рассвет с его ярким солнцем.

— Эш! — выдохнула она одно слово.

Я наклонился. Ее глаза тревожно и вопросительно смотрели на меня.

— Эш! Что это было? Что это было со мною? Скажи, это все правда? Я была кем-то другим? Я была ведьмой?

— Нет, милая, нет. Это был просто сон. Конечно, страшный сон. Мы тут немного подрались с мертвецами. А ты еще в самом начале драки вдруг потеряла сознание и пролежала тут все время. Прости! Я был немного занят. Я оставил тебя здесь лежать. Моя вина, — я говорил быстро, не давая ей вставить слова.

— О, какой сон мне приснился, Эш! Будто бы налетел ящур…

Я подхватил ее на руки.

— Ящур? Какой ящур? Что за чушь ты несешь, моя милая? Опомнись!

Я старался говорить резко, чуть грубовато. Надо опять становиться самим собой, иначе она что-либо заподозрит.

— Лучше подсласти губки, детка, — рассмеялся я.

— Ты все тот же! Значит, ничего не изменилось в мое отсутствие?

— Ничего! Кроме какой-то ерунды. Ну, например, у нас теперь некрономика…

— У нас? — Шейла заволновалась, — значит ты скоро уедешь?! Ты скоро улетишь в свое время?

Ну, уж эти женщины! То им подавай некрономику, спасай их народ от мертвецов, то теперь, наоборот, никрономика, оказывается, совсем не нужна!

— Тяжело!

— Как, детка, ты уже можешь стоять на ногах. Ну-ка, попробуй!

Я поставил ее осторожно, готовый подхватить в любую секунду. Все-таки я не забывал, откуда она свалилась.

— Все нормально, Эш. Только что-то ломит все кости!

— А это наверное кто-то прошелся по тебе, моя ласточка, пока ты тут валялась. Ну, например, какой-либо скелет или какой-либо трупик. Потоптался немного для интереса!

— Ну и шуточки у тебя! Просто уши вянут! Поздравляю! Ты потихоньку усваиваешь жаргон 20 века!

Мы стояли и смеялись, глядя друг другу в глаза.

А вокруг собирались люди. Разные люди. Рыцари Рыцари Генри и Артура. Два клана, два враждующих клана потихоньку выстраивались друг против друга. Едва остыв от сражения, они уже начинали вспоминать, кто они такие. И у каждого были свои счеты друг с другом!

— Нужно мотать отсюда, к чертовой матери! — роптали люди Генри.

— Ура! — кричали в другом углу еще не пришедшие в себя воины.

— Осторожней, они напрашиваются на драку! — слышалось из стана Артура.

Все насторожились.

Как быстро оказывается, может меняться атмосфера! То светит яркое солнышко, то налетает буря! Нет, солнышко на небе светило по-прежнему ярко, но в душе каждого воина погода поменялась стремительно. Надвигалась буря. Все замерли.

Люди выстраивались по обе стороны площади и пустое пространство между ними, казалось уже непроходимой пропастью.

Да, трудно удержать мир в душе человеческой!

Каждый боится показаться слабым и каждый оказывается слабым в конце концов. Ведь сильный не бьет первым. Но до этой истины надо долго идти. Может, и за всю жизнь не дойдешь.

Мечи уже зазвенели, потихоньку их вытаскивали из ножен.

Но чудеса все же случаются иногда и на этой Земле. Пусть редко, пусть хотя бы раз в столетие. Но раз они случаются, значит человечество имеет шанс на жизнь.

Короче — Генри и Артур, одновременно, шагнули навстречу друг другу и обнялись на середине площади.

— Ура!!! — мощный звук нескольких сотен луженых глоток потряс стены домов. Зазвенели стекла.

— Ура! Ура! Ура!

— Это отлично!

— Прекрасно!

— Генри!

— Артур!

— Спасибо, друг!

— Какой замечательный день!

Все ликовали и обнимались.

— Вендетта закончена!

— Теперь мы братья!

— Будет создано новое единое королевство!

Все еще долго смеялись и поздравляли друг друга. А потом, все вместе, занялись расчисткой улиц. Нужно было убрать всю эту падаль. Надо было готовиться к празднику.

Страх ушел навсегда. Мертвецов больше нет. Они убрались к себе в преисподнюю.

— Клянусь моей шляпой, нам будет что порассказать в салонах наших дам! — не выдержал и расхвастался Генри.

— Ну, Генри, ты раскрываешься мне несколько с иной стороны, — засмеялся я.

— Еще много сторон есть у сэра Генри, которые тебе не известны, молокосос!

— Hy-ну, не забывайся! Не забывай, кто избавил вас от мертвяков и добыл некрономику;

— Я бы и сам добыл, если бы обо мне было написано в священной книге!

— Ишь, расхвастался! Что-то легко вы хвастаетесь теперь!

Мы ржали, покусывая друг друга словами и толкаясь в разные бока. Настроение было отличное.

Но где это моя Шейла? Она куда-то ушла. Я скользил взглядом по толпе и не видел ее милого лица.

Ко мне же навстречу спешил Велюнд.

— Скоро я смогу отправить тебя в твое время! Надо лишь приготовить одну жидкость! На это потребуется всего несколько дней. Она должна настояться определенное время. Я не хочу сделать какой-либо ошибки, чтобы потом расплачиваться, как это случилось с тобой. Но тебе тоже придется потрудиться.

— Как это потрудиться? Я разве мало потрудился для вас?

— Тебе придется напрячь свои мозги, парень. Они у тебя не очень-то крепкие.

— У меня слабые мозги?!

— Конечно! Иначе бы ты не перепутал слова, которые надо было произносить, взяв в руки книгу.

— А, ну да, конечно, тут я виноват.

Итак, мне осталось провести здесь совсем немного времени. Я уже успел привыкнуть к этим людям. Пожив из жизнью, я многое понял. Здесь, в Средних веках, все как на ладони раскрыто. Добро и Зло — понятия цельные. Они не спутаны, не переплетаются, как у нас. У нас в нашем веке, все гораздо сложнее. Часто Добро трудновато отличить от Зла. И мы путаемся, отдаваясь во власть то одного, то другого, не замечая, что несут нам те или иные поступки.

На следующий день, после побоища, ко мне явилась делегация воинов во главе с Артуром и Генри.

— Мы хотим, прежде чем ты исчезнешь, улетишь от нас, посвятить тебя в рыцари. А то как-то неудобно. Наш повелитель, полководец, можно сказать, а выглядишь, как простой крестьянин, — ехидно заметил Генри.

— А что, обязательно устраивать эту комедию? Впрочем, я не совсем понимаю, как это будет выглядеть!

— А тебе и понимать не надо!

— Смотри и слушай, вот и все.

— Ну, уж нет. Сначала все-таки расскажите.

Велюнд согласился посвятить меня в таинство. В полдень я уже был готов.

Все собрались на площади. Пока я еще был «дамуазо», непосвященный, значит. Я стоял, в полном облачении рыцаря. Ну, там эти кольчуги, шлем, щит, — в общем, всякая лабуда.

— Вот бы, сфотографироваться, — подумал я.

Приматы, почему до сих пор не открыли фотографию!

Вспомнил! У меня в машине. На заднем сидении. Точно! Лежит.

— Эй, остановитесь. Одну минутку!

— Что ты еще хочешь? — недовольно спросил Генри.

— Сейчас!

Я бросился к машине, если это слово подходит к моим телодвижениям.

— Вот! Есть. Пожалуйста. Да. Заряжен!

— Малый! Поди сюда! Стань здесь и смотри на меня через это окошечко. Потом, когда я взгляну на тебя, нажмешь вот эту кнопочку. Усек? Понял?

— Понял. Понял.

Я быстро вернулся назад и стал посередине. На меня торжественно надели шпоры. Потом, самый старый воин, старейшина, должен был перепоясать меня мечом. Но я выбрал Велюнда. Я уперся и не хотел больше никого! Пришлось всем согласиться. Итак, Велюнд перепоясал меня мечом. И в конце концов посвящающий, то есть Велюнд, нанес мне удар ладонью по щеке.

Это единственная в жизни пощечина, которую рыцарь может получить, не возвращая.

Все было великолепно. Особенно пощечина. Велюнд, конечно, постарался. Видно хорошо въелся я ему в печенки.

А с фотографией, конечно, случился казус. Он не мог не случится! Дикари, они навсегда останутся дикарями. Как их не учи!

Потом, уже дома, в Лондоне, когда я проявил эту злосчастную пленку, я обнаружил, что малый нажал на спусковую кнопку в то время, когда Велюнд вмазывал мне по роже! Снимок действительно был хорош! Только кому его покажешь теперь? Если кто и поверит во все мои приключения, то сможет убедиться, как там меня избивали, да еще прилюдно!

Ну ладно! Это еще все будет потом.

И вот, через три дня ко мне пришел Велюнд.

— Завтра, на рассвете, ты должен выехать из города на своей машине. Доехать до того места, откуда ты свалился к нам. Вот тебе флакон. В нем эта жидкость. В книге говорится, что как только ты выпьешь эту жидкость и произнесешь слова, — слушай внимательно! — слова — «Клату», «Верата», «Никто» — ты очнешься в своем собственном времени. И помни, — добавил он, — ты должен обязательно произнести все три слова точно. Точно! Ты понял?

— Да понял, понял. Я их уже как-то произносил.

— Но ошибся! И каков результат!

— А тут тоже может быть какой-либо иной результат?

— Конечно! Силы Зла только этого и ждут! Они тогда смогут проникнуть в твое время! И там уж они не упустят возможности напакостить!

— Ладно. Постараюсь произнести эти твои слова.

— Повтори!

— Ладно, старик, отстань!

Велюнд вздохнул.

— Смотри, Эш! От твоего внимания теперь зависит — принесешь ли ты в свою жизнь, в свой век больше зла, чем там теперь есть.

— А там сейчас что-нибудь есть? Ведь будущего еще нет.

— Для тебя и для меня нет. Для каждого человека нет. Потому что мы существуем лишь в своем времени, мы погребены в нем. А для бесконечности мы существуем всегда. Потому что века для нее лишь миг. И в этом миге мы живем все сразу, одновременно.

— А когда закончится этот миг, что будет дальше?

— Дальше будет нечто противоположное тому что есть. И даже я не ведаю об этом. Мне не дано это видеть.

— А до куда ты можешь видеть?

— До конца света.

— Да. Молодец. Интересно.

— Итак, Эш, я еще раз повторю для тебя: — «Клату», «Верата», «Никто».

— Хорошо, хорошо! Запомнил!

— Ну, а теперь, прощай!

Мы обнялись.

— Я не пойду провожать тебя за ворота. Долгие проводы, долгие слезы!

— Прощай, Велюнд! Мы ведь больше не увидимся!

— Кто знает!

— Ты о чем? Я не собираюсь больше впутываться ни в какую историю и не намерен возвращаться ни сюда, ни куда либо еще!

— Кто знает? Может статься, я навещу тебя!

— Ты?! Каким это образом?

— Не думай об этом. Такие, как я, существуют всегда, во все времена. Только зовутся они по-разному.

— Подожди Велюнд, не уходи! Кто эти люди?

— Где-то их зовут ясновидцы, где-то телепаты… Среди них много просто психически неуравновешенных людей, не представляющих собой ничего.

— А силы Зла? В чем они выражаются?

— Зла у вас, в вашем времени больше, чем в моем. Смерть собирает свою жатву миллионами… Конечно, другим способом, но тем не менее, все остается по-прежнему.

— …Скелеты бродят по ночам…

— Не богохульствуй!

— Не смеши меня, Велюнд!

— Скелетов нет, а вот вампиров в вашем времени полно.

— Хо-хо! Ну уж и загнул ты!

— Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе об этом?

— Ну!

— Хорошо. Кто же такие вампиры? Это люди, которые не могут использовать энергию из космоса. Они берут ее от людей. Всякий, кто находится с вампиром слишком долго, вскоре начинает себя чувствовать истощенным.

— У меня такое бывало иногда с некоторыми людьми, — подумав, сказал я.

— Некоторые вампиры выкачивают энергию почти из каждого, кто вблизи. Иногда они используют голос. Многие вампиры — страстные болтуны. Они выкачивают энергию из жертвы, когда полностью завладевают ее вниманием.

— То-то я не люблю болтунов!

— А некоторые выкачивают энергию через глаза. Они смотрят на свою жертву спокойно, непрерывно и решительно. Вскоре жертва начинает бледнеть, уставать. А вампир, напротив, становится оживленным и деятельным.

— И все это в моем веке!

— Да. Но хватит об этом!

— Тогда все же простимся, Велюнд. И, надеюсь, до встречи!

— Надеюсь! Со мной или кем-либо подобным!

Мы в последний раз внимательно заглянули друг другу в глаза и Велюнд вышел.

Я остался один. Куда пойти? Где провести последний вечер?

Шейла исчезла, как я не искал ее. Никто толком ничего не мог мне сказать о ней. Неужели я так и не увижу ее? Так и исчезну, не попрощавшись? А, ладно. Пойду в кабак!

…В кабаке все было по-прежнему. Все веселились, как могли. Увидев меня, многие повскакали с мест.

— Ура! Эш!

— Привет!

— Иди сюда!

Последняя новость была уже известна всем. Люди старались как можно ближе подойти ко мне, затронуть, заговорить. Каждый зазывал за свой стол. Их столы — это длинные широкие доски на козлах. Они делались из дуба, как и табуретки. Кабак есть кабак — это не дворец для знати. Но мне было хорошо с этим простым народцем и довольно забавно.

— Выпей с нами, герой!

— Иди сюда!

— Вот вода, взятая из источника, текущего к востоку! Брызни ее себе на лицо! Сразу почувствуешь свежесть!

— Эш! Подойди и попробуй — это ликер из Италии! Сегодня его привезли к нам в город купцы!

— Эй! Ты сегодня не забыл хорошо подкрепиться? Ты не голоден?

Я вспомнил, что за всеми этими хлопотами ел только утром. Я сказал им об этом.

— Ты прямо как ангел, Эш! Только ангелы нуждаются в пище один раз в день!

— А люди?

— А люди дважды!

— А звери?

— А звери трижды!

Ну, всё, уже нализались!

— Иди сюда, я расскажу тебе про дочерей дьявола!

— Давайте, начинайте. Я думаю, пока эти разговоры будут продолжаться, дьявол не оставит этих мест.

— Слушай! У дьявола было восемь дочерей. И он выдал их замуж!!

— Лицемерие — за монаха!

— Разбой — за рыцарей!

— Святотатство — за крестьян!

— Притворство — за слуг!

— Обман — за купцов!

— Ростовщичество — за бюргеров!

— Разврат же он не пожелал ни за кого выдать! Но всем ее предлагает! Как публичную девку!

Громовой хохот потряс стены! Да, весело у них! Вскоре они затянули свои песенки:

Было уже поздно. Я устал. Пора и честь знать. Я медленно шел по ночному городу. Огней не было никаких. Какие могут быть огни в Средневековье! Если уж только в кабаке. В остальных домишках уже давно спали. Собаки лаяли, коты тенями проносились в поисках ночной добычи. Лишь луна своим серебристым светом заливала все вокруг. Почему у них тут такая большая луна? У нас она гораздо меньше! Может, она в этом времени была ближе к Земле? А может, была большего размера?

Я переступил порог своего дома, прошел внутрь. Щелкнул зажигалкой.

Шейла! Шейла сидела передо мною! Шейла тихая и печальная, молчаливая и прекрасная. Лицо было светлое, как будто светящееся. Казалось, божественный свет струился от нее! А каков наряд! Такого я еще не видывал на ней! Платье из прекрасного фландрского сукна цвета морской волны с искусно вышитым гербом своего рода, с оторочкой кипрского золотого шитья вокруг ворота и на подоле. Пояс из львиной кожи, с золотыми бляшками обвивал ее тонкую талию. А поверх этого, на свои прекрасные плечи она накинула плащ из алого сукна, отороченный золотом, и плащ этот покрывал ее всю целиком, так как он был очень широк. Прекрасный венец из золотых пластинок украшал ее голову, из-под него спускались густым потоком ее волосы.

— Шейла! Я искал тебя повсюду! Зачем ты пряталась от меня?

— Я думала, тебе неприятно меня видеть.

— Что ты такое несешь? — я был возмущен до глубины души, — как такое могло прийти в твою голову?

— Я все знаю, Эш. Это был не сон. Все, что случилось со мною, было наяву. Я была ведьмой, ведьмой. И мне нравилось быть ею! Я летала по воздуху, наслаждаясь полетом! И я принадлежала твоему двойнику!!! Я знаю, ты не простишь меня никогда!

Шейла плакала уже без остановки. Еще немного и у нее начнется истерика!

— Шейла, любовь моя, поверь, ты не стала хуже. Я не могу разлюбить тебя из-за этого наваждения. Выбрось из головы этот случай! Он не стоит нашего внимания! И потом, почему ты уверена, что это была ты? Дух смерти вселился в тебя и этому духу нравилось летать и бесноваться! А твоя душа спала. Спала. И я не ревную тебя к этому ублюдку! Смертные принадлежат смертным. А сейчас ты живая! Ты живая! — я обнимал ее, страсть уже заглушала во мне рассудок. Я целовал ее глаза, осушая последние слезы. Я уже опять потерял самого себя на просторах ее космоса…

— Шейла! Я не хочу ничего объяснять тебе. Не хочу ничего говорить! Я хочу просто смотреть на тебя. Хочу запомнить тебя всю!

И я осторожно снимал все эти одежды, разбрасывая их там и сям.

— Я хочу тебя! Тебя, настоящую, живую! Такую, какая ты есть!

И она улыбнулась мне. Она улыбнулась мне, уже забывая обо всем проклятом прошлом.

И мы улетели. Мы улетели с этой планеты, на свою, единственную.

Эта планета называлась — мир наших чувств, нашей любви, наших тел.

Я не считаю себя суперменом. Я обыкновенный мужик. Правда, врезать я могу всегда очень, ну очень круто! Я немного упрям. Я немного самолюбив. Я иногда взрываюсь по пустякам. Но я и законопослушен, потому что живу в цивилизованной стране и пользуюсь всеми ее благами.

Чувство любви мне до сих пор было не знакомо. Я не знаю, почему. Нет, мне нравились разные там девицы, путанки некоторые. Ну, не так, чтобы очень. Как бы ото сказать поточнее… я просто любил неплохо проводить время. Существует одна хорошая формула: есть деньги — есть женщина. Есть хорошие деньги — есть хорошая женщина. Все зависит от дохода. И — никаких проблем!

Но здесь… Здесь я попался. И даже рад этому.

Отдавать и брать. Этот круговорот любви бесконечен, как бесконечно все живое.

И мы летели в это пламя, сгорая в нем и возрождаясь опять, только мы становились сильнее, добрее, лучше.

И мир уже не казался пустым. И даже в одиночестве мир уже никогда не будет пустым для нас. Наши объятия были нескончаемы. И даже когда, усталые, мы лежали в полумраке, стоило только встретиться нашим глазам, как какой-то заряд неизвестной нам энергии бросал нас друг к другу.

И я уже не понимал, где она и где я. Я ласкал эту нежную кожу, эти волнистые изгибы бедер. Мои руки запомнили все. Все ощущения и прикосновения теперь живут в них и будут жить всегда.

…Затуманенные полузакрытые глаза… Усталость зрачков и яркая вспышка страсти…

Плоть, любовь плоти, когда сбрасываются оковы ложной стыдливости, эта любовь прекрасна и чиста. Она чиста, как чиста сама природа. Она гармонична и поэтому вливает в нас новые силы — силы, соки жизни.

— Шейла! — думал я. — Почему я не ощущаю ни горечи, ни ужаса, ни страдания перед завтрашним днем? Ведь мы расстаемся навсегда!

Я понял, почему.

Я люблю тебя, Шейла. И эта любовь уже не может испариться, исчезнуть. Она жива, пока жив я.

Я не увижу больше твое милое лицо наяву. Но ты всегда будешь со мною. И моя любовь будет давать мне силы жить.

Я что-то говорил, нес какую-то чепуху…

Эш, это ведь все постельные разговоры, да? Помнишь, ты говорил мне так?

Я не желаю никаких постельных разговоров! Я не хочу ничего говорить тебе. Я хочу просто смотреть на тебя. Хочу запомнить тебя всю. Такую, какая ты есть. Шейла, я уже не знаю, какая ты, уже не понимаю! Ты красива или не очень? Хороша — или не очень? Я знаю, ты — это ты. И хоть мы разошлись в веках, чудо существует. И, может быть, я прошел все эти мучения, лишь для того, чтобы свершилось это чудо — наша встреча. Я знаю, даром, просто так — ничего не дается. Надо много пережить, перестрадать, понять, чтобы однажды ощутить любовь.

— Ты знаешь, Эш, теперь мне не будет покоя. Пока я жива и не лягу в землю, мне не будет покоя. Я буду думать о тебе!

— Не грусти слишком сильно, Шейла. Нам и так судьба преподнесла роскошный подарок. О любви грезят миллионы людей, живших до нас, и миллионы — которые придут следом! Шейла! Я хочу, чтобы ты чаще смотрела на Солнце!

— Солнце?

— Да.

— Хорошо!

— Солнце! Вот что нас объединит! Солнце вечно. Оно вечно в нашей жизни! Оно светит тебе, оно будет светить и мне, в 20 веке! — Я замолчал, на мгновение. — Я часто буду смотреть на Солнце, Шейла! Я буду смотреть и думать о тебе! И пусть оно слепит мне глаза! Я давно уже ослеплен тобою! Я не знаю своего будущего. Может быть, со мною произойдет еще что-то более странное. Но ты останешься…

…Я говорил много и сбивчиво. Я говорил, сам не зная о чем. Я хотел, чтобы она поняла меня.

Но она и без слов понимала меня. Она тем больше понимала меня, чем больше я запутывался в словах.

И уже на рассвете она протянула мне что-то в руки.

— Я хочу подарить тебе на память обо мне вот этот перстень. Это бирманский рубин. Он привезен издалека. Из Азии. Его привезли купцы. Говорят, внутри камня есть центр, из которого излучаются наружу два вида энергии — исцеляющая и убивающая. Эти два вида энергии будут защищать тебя в твоей жизни. В этом рубине много жизни. Он живой!

И она надела мне рубин на палец.

Наступило утро.

Мы собрались совсем быстро. Я захватил флакон с жидкостью, вывел машину за ворота и распрощался с Шейлой.

— Прощай, моя голубка! Пусть Господь не оставит тебя!

Что-то я стал больно сентиментален.

Я вскочил в машину, как рыцарь. Дверка захлопнулась и я рванул, что было сил. Я мчался по полю, стремясь быстрее добраться до того злополучного места, куда когда-то упал, занесенный вихрем.

А! Вот оно. Спокойно. Внимание.

— Где жидкость!

— Да. Слова.

— Как там они?

Послесловие

…Я открыл глаза. Моя комната! Мой телефон! Моя электропечь! Холодильник!

— Ну-ка, что там у нас припасено!

— Ура!

Выпивки, сколько угодно. А это главное!

— Стакан!

— Лед!

— Полный порядок!

— А теперь душ!

— Боже, какое счастье!

— Да. Звонок! Телефон!

Я подошел.

— Слушаю!

— Да. Да, да. Сейчас выхожу!

И вот я иду по улице. Витрины магазинов кажутся родными. Вот бутылочки с газированным виноградным соком… А вот, пластмассовые корзиночки с израильской клубникой… Вот овальные коробочки французского сыра «Каприз Всевышнего»… А вот замороженный торт, который быстро дойдет в духовке…

Мой лондонский Гайд — парк, умытый, лужайки травинка к травинке, словно кто-то всю ночь чесал его гребнем!

Всматриваюсь в калейдоскоп мелькающих лиц. Вот китаянка в синих джинсах. А вот разносчик, торгующий какой-то мелочью! А это пуэрториканец, с пестрой тесемкой через лоб…

Сегодня я иду пешком. Сегодня я без автомобиля. Без своей «механической любовницы»! Я хочу надышаться городом. Я хочу надышаться смогом, дымом и толкотней. Я иду на работу. Я простой, обыкновенный парень! И работа у меня простая — магазин хозяйственных товаров! И я иду, в своем шикарном костюме, в своем пиджаке, в своей рубашке! И на мне нету ни кольчуги, ни шлема, ни какой-то другой хреновины. О, бляха! Как оказывается прекрасна жизнь! И я подхожу и вхожу в свой магазин.

Стоп!

И вот, я сижу с моими приятелями в баре, и они слушают мои байки.

— Тебе хватит, старик!

— Ты уже здорово нализался!

— Подождите! Слушайте дальше… Я подумал о том, что может быть, имеет смысл стать их предводителем, их королем, учить их. Но все-таки, мое место здесь! Поэтому, я выпил зелье, произнес слова и вот я здесь!

— Ну, ты хоть на этот раз правильно слова-то произнес? — рассмеялся один из моих приятелей.

— Ну, может быть. Ну, там, знаешь, не все до последней буквы, но в принципе, я их произнес вроде бы верно.

— В принципе…

Я задумался…

— Ты знаешь, этот вариант, чтобы стать королем… По-моему, это было бы очень даже не плохо! — растягивая слова, произнесла одна из моих подружек.

Шейла! Они тебе и в подметки не годятся! Но не до жиру! Я рассмеялся. Все прекрасно!

Дым! Откуда взялся дым?

— Мы что, горим?

— Эй, вы там, что случилось? Откуда дым?

Да какой густой!

И что это еще за свист! Что это за вой?

— Кто это там, под потолком?

— Кто летит?

— Старуха!

— Моя старуха! Живая!!! Опять живая!

Но почему?! Почему она живая? Ведь я ее сам разрубил волшебным мечом Велюнда!

В мгновенье ока загрохотало все. Полки посыпались градом со стен. Люстры раскачивались под потолком и гасли, срываясь вниз, стулья летали по воздуху как гранаты! Они обрушивались на сидящих людей, и те в испуге орали и затевали маленькие побоища.

— Ошибка в словах!

Я тут же понял все. Но было поздно!

— Умри! — орала бешеная баба, занося надо мной топор.

— Где только она его взяла, — меланхолично подумал я.

Но отвертеться все-таки успел. Надо уходить. Пора сматывать удочки. Надо думать, как дальше с этим жить. Я постарался, согнулся и незаметно улизнул из бара.

— Нет уж, дудки! Теперь я ни за какие коврижки не расстанусь со своим ружьем!

На следующий день я направился в свой магазин. Теперь буду осторожней! Может, если не вспоминать о Средневековье, ведьма не будет докучать мне? А на удочку я больше не попадусь. Ну, всякие там дома, коттеджи… Ничего не хочу!

Я стоял в магазине, перебирая вновь прибывший товар. Опять! Вопли и дым мгновенно заполнили пространство. Опять моя старуха!

— Сегодня ты прекрасно выглядишь, моя милая дама! Какие красные глаза! — Какие шикарные лохмотья! — Ты, бабка, видать, не мылась с 14 века?! — Фу! Какая вонь!

— Ты умрешь!!! — затянула она старую песенку.

— Что ты там несешь, бляха?

— Ты умрешь! — вопила она, летая как чумная.

— Дама, к сожалению мне придется попросить вас покинуть магазин! — надоело мне в конце концов!

— Черт возьми! Какие прелестные когти! Сучка! Сучка, я здесь!

Пора доставать мой рейнгтон! Внимание! Внимание, старая ведьма!

— Ну посмотри, ну посмотри сюда! Сейчас вылетит птичка!

Бац! Попал.

Она падала, как в замедленном фильме. И долетев до пола, растаяла, как дым.

Ну, что ж! Я исправил свою ошибку!

Надеюсь, старая ведьма, больше никогда не прилетит к нам!

В магазине стояла тишина. Конечно, полки с товаром были поломаны и валялись на полу, вперемешку с порошками, рассыпанными белой и цветной пылью, пасты налипли на мебель, дезодоранты взорвались.

Но все молчали. Все, наконец, поверили в мой рассказ. Ведь, фактически, я и не исчезал надолго из этой моей настоящей жизни. То, что там длилось месяцы, для меня здесь сложилось в одну ночь.

Да, конечно, я мог бы остаться в прошлом! А что было бы с этим миром?

— Сдвинулся ли бы ход истории?

Неизвестно.

— Да. Много чего неизвестно нам. В этом мире. Да и в том.

— Я мог бы даже стать королем! — провозгласил я в тот же вечер в баре.

Но мне, как лично кажется, я и так король!

— Да здравствует король!

— Да здравствует король!

Дождь, косыми струями лил, заливал город.

Я сидел у окна и странное, неведомое до сих пор чувство грусти захватило меня. Я сидел и думал — так что же такое Зло? Откуда оно и как проявляется в душе человека? Я думаю, в первую очередь, Зло — это страх. Страх перед жизнью, страх, таящийся в душе каждого, страх, перед неведомым, которое окружает нас. И мы даже не задумываемся об этом! Мы не поднимаем глаза к верху и не смотрим в бездонное небо!

Но мы ведь знаем о существовании этой бесконечности, ибо мы родились с этим знанием.

Так почему мы не задумываемся об этом! Но мы знаем о существовании такой же бесконечности в нас самих! Но конечно же, не признаемся себе в этом. Открыть себе самого себя — что может быть сложнее! Гораздо легче этот свой страх перед жизнью, вылить в окружающий мир. Итак, Дух разрушения торжествует победу!

Мы разряжаемся на других, освобождаемся от страха, таящегося в нас самих. И это — основа Зла. Зло — в нас самих!!! Кто же виноват в появлении злодея — Зла? Да мы все! Это значит, рядом с ним было мало или совсем не было любви! Это значит, он больше других наглотался злобы и несправедливости, рассеянных в мире. Это значит, он более обостренно воспринимал, впитывал в себя Зло! И оно поселилось в нем! И мы все виноваты в этом! Я совсем поглупел от тоски.

Может быть я не до конца убил старуху? И она еще придет сюда, ко мне, еще сделает какую-либо пакость?

И я не сумею ей противостоять! Ну почему я такой болван? Не мог хорошенько слова выучить!

Вот, еще новости! Теперь это будет мучить меня не хуже, чем все призраки, вместе взятые!

А может, стоит поехать в ту, маленькую хатку как-либо вечерком, заглянуть в то проклятое зеркало. Если она жива, она ведь не преминет показаться мне во всей свой красе!

Я лихорадочно стал искать схему. Куда же она запропастилась? Ее нигде не было.

Вспомнил! Я оставил ее в машине, когда подъехал к той хижине. Надо пойти, поискать. Но искал я напрасно. Клочка бумаги нигде не находилось. А может, поехать по памяти? Неужели, не найду?!

Так прошло несколько дней. Я никак не находил себе места. По вечерам, закончив работу, сидел в каком-либо кафе, тянул коктейль, покрепче, конечно, и разглядывал людей. И везде, во всех лицах, мне чудились мои старые знакомые! Люди, лица, оказывается ничуть не изменились за века. Выражения их глаз, мимика, улыбки — все осталось по-прежнему. Лишь одежды приняли другие черты. Да так называемая цивилизация изменила облик городов. Техника! Техника господствовала в наш век. А душа ушла, спряталась далеко-далеко.

Кто-то вошел в кафе и быстро двинул к стойке бара. Старик! Но до чего он мне кого-то напоминает! Старик обернулся. Лицо Велюнда, в современной упаковке одежды смотрело на меня.

— Велюнд! — заорал я, — Велюнд! Вот и встретились! Да как скоро! Я счастлив, Велюнд!

Мужчина в недоумении уставился на меня.

— Простите, вы видно обознались!

— Я?! — я оторопел лишь на мгновение. — Наверное.

Резко повернувшись, я вышел вон.

Нет, так нельзя. Надо успокоиться. Надо найти способ успокоиться. Иначе сойду с ума!

К врачу что ли сходить? К какому-либо психоаналитику! Ну, уж тогда, воистину век свободы не видать. После моих веселеньких рассказов!

В ночной тиши я возвращался домой На улицах горели фонари. Было чисто. Помню, помню, как валялись скелеты и вся эта труха, там, на тех улицах! Много тогда пришлось повозиться со всеми этими объедками!

Боялись чумы. Спешно все грузили на подводы и вывозили вон. Целое новое кладбище создали за городом.

Я подошел к дому. Осторожно поднялся на лифте достал ключ и открыл дверь.

Свет включать не хотелось. Я тихонько в темноте прошел к своему креслу и сел, закрыв на мгновение глаза.

А когда открыл их, на мгновение увидел темный силуэт, напротив.

— Что за чушь?

Я закрыл глаза опять.

— Эш! — знакомый голос позвал меня.

Галлюцинации! Дожил! Начинаются галлюцинации!

Я лихорадочно соображал, что же мне делать.

— Эш! — настойчиво позвал меня голос Велюнда. — Эш! Не волнуйся, это я.

Я открыл глаза и быстро щелкнул выключателем.

Велюнд сидел напротив! Велюнд в своем черном балахоне сидел напротив меня.

— Тебе, наверное легче воспринимать меня так, в этом одеянии.

— Велюнд, скажи, это ты был сегодня там, в кафе?

— Я.

— Почему же ты не признался мне там?

— Ты хотел, чтобы нас с тобой приняли за сумасшедших?

— Почему ты явился сюда, в этот мир?

— Я увидел, что тебе плохо. Что тебе нужна помощь. Ведь ты, когда-то помог нам.

— А ты умеешь перемещаться во времени?

— Но ты же переместился! — Велюнд рассмеялся.

— Я переместился не по собственному желанию.

— Ну, а я, как магистр Белой магии, могу и по собственному.

— Зачем же ты явился сюда?

— Я же уже объяснил тебе. Нет, с мозгами твоими все же что-то не в порядке. — Эш! — Велюнд встал в полный рост. — Я пришел сюда, к тебе, в первый и последний раз. Больше у меня не получится попасть в это время, в этот год, в этот день, в эту минуту — да еще в эту страну, прямиком к тебе!

— Много, я вижу усилий тебе пришлось приложить!

— Да уж, не мало.

— Спасибо, благородный рыцарь!

— Не валяй дурака! Я пришел помочь тебе. Я увидел, почувствовал, как ты мучаешься понапрасну. Ты забиваешь себе голову различными глупостями. Тебе это совсем ни к чему. Надо жить, как жил раньше.

— У меня не получается!

— Получится! Я тебе помогу. Ты должен стать прежним, Эш!

Велюнд вытащил откуда-то какой-то очередной флакончик с жидкостью. На сей раз она была изумрудно-яркого цвета.

— Выпей! И все пройдет.

— Но я не хочу забывать прошлое. Я не хочу забывать ничего из того, что случилось со мной!

— Ты и не забудешь! Просто видения и кошмары никогда не будут мучить тебя. Ты станешь прежним.

Я взял в руки флакон.

— Велюнд! Я хочу задать тебе один вопрос! Как там Шейла?

— Прекрасно. Ты же знаешь, она любит тебя. Правда, вышла замуж, за Артура. Но ведь это случается в жизни каждой женщины. Да и семья будет крепче без этих безумств любви.

— Ты так считаешь?

— Нет. Я так не считаю. Я это знаю.

Я поднес ко рту флакон.

— Эш, я действительно прощаюсь с тобой навсегда! Будь здоров!

— Пока.

Велюнд вышел.

Я выпил жидкость.

Потянуло на сон. Я присел в кресло.

…Яркие лучи солнца разбудили меня. Что это со мной? Почему я в кресле? Почему не в постели? Опять перебрал вчера, что ли?!

И тут я вспомнил. Я вспомнил все. Но тяжести, такой, как раньше уже не было. Мир воспринимался легко и ясно.

Но, все же, Велюнд, прежним я уже никогда не стану!

 

Часть II

Домик, затерявшийся на одном из перевалов Средних Скалистых гор, всегда пользовался в окрестностях недоброй славой. Жила в нем одна старуха, которую все считали колдуньей. Мало кто наведывался в этот домик, да особенной нужды в этом никто и не испытывал. К тому же, от всего остального мира старуху отгораживал каньон, по дну которого протекала быстрая горная речка. Мост через нее давно уже обветшал, и никто по нему не ездил, а своего автомобиля у старухи естественно не было. То ли она летала на помеле, то ли просто так носилась по воздуху — никто точно не знал. Единственная нить, связывающая ее с внешним миром, был племянник. Но и он хорошей славой не пользовался. Звали его Майкл, и был он пьяницей и бездельником.

Что именно происходило в этом нехорошем доме, никто с точностью сказать не мог. Но в городке рассказывали всякое. Как будто там по ночам собираются на шабаш ведьмы. Другие утверждали, будто в окрестностях дома бродят какие-то ожившие мертвецы. Но деталей никто не мог привести. На всякий случай, Майкла из-за его старой тетушки сторонились. Даже когда старая ведьма умерла, ситуация не очень-то изменилась. Ее похоронили без особых почестей невдалеке от дома, который теперь перешел во владения Майкла. Сам он туда больше и не наведывался. Его утешала мысль, что есть хоть какая-то собственность, которую можно было бы пропить, но никто не соглашался купить дом с такой нехорошей славой. И поэтому Майкл несказанно удивился и обрадовался, когда однажды в баре его разыскал представительный пожилой мужчина, назвавшийся профессором Веймаром Нойби. С ним была пожилая женщина, которую профессор называл Генрееттой и их дочка Эми лет двадцати пяти.

Профессор долго говорил Майклу о том, что устал от городской жизни, что в своем кабинете работать не может. Майклу все это было до лампочки, он так и не смог понять, чего хочет от него старик. Но такое знакомство Майклу льстило, потому что все его дружки-собутыльники в баре с удивлением поглядывали на пожилую солидную чету.

Наконец Майкл, допив свой стакан виски и поняв, что в бутылке уже ничего не осталось, обратился к профессору:

— Извините, а что собственно вам от меня нужно, доктор?

Для Майкла звание выше доктора не существовало, так он называл и местного ветеринара, и директора школы. Так же для него не существовало суммы, большей за тысячу долларов. Все, что ее превышало, было для Майкла уже миллионом.

Профессор улыбнулся и сказал:

— Мне говорили в городке, вам принадлежит небольшой охотничий домик на перевале Скалистых гор.

Майкл, очень гордый, что к нему обращаются, как к собственнику, радостно закивал головой.

— Конечно, это мое наследство от любимой тетушки. Будь она проклята, — добавил он, покрутив в руках пустой стакан.

— Я надеюсь, это не будет кощунством, — замялся профессор если я попрошу вас сдать домик мне на полгода.

Майкл сразу же задумался, какую цену ему заломить. И на всякий случай сказал:

— Но, доктор, это обойдется вам не очень дешево.

Профессор достал чековую книжку и, не говоря ни слова, выписал чек. Майкл поднес его к самым глазам и, увидев написанную четырехзначную цифру, обомлел таких денег он сроду не видел.

— Ладно, валяй, но только чтобы дом был в полном порядке.

Майкл на всякий случай все-таки поинтересовался, как обменять эту бумажку на деньги, потому что банк городка никогда дело с чеками не имел.

Когда же чек превратился в хрустящие зеленые банкноты, Майкл уже и думать забыл про то, что в доме его тетушки поселился чужой человек. Денег хватило ровно на неделю, и всю эту неделю весь захолустный городишко ходил на голове. Все были пьяны, довольны и сыты.

Вскоре Майкл протрезвел и с удивлением ощупывал пустые карманы. В них не оказалось даже поганого десятицентовика. Он пошел по приятелям, но те были настолько же пусты, как и он, а у кого что и было, не хотели поить Майкла задаром. Пару раз он порывался сходить на горный перевал и стрясти с профессора еще денег за аренду дома, но все-таки он был честным малым и всегда останавливался на полдороги. А, может быть, Майкл уже и не верил, что профессор дал ему за право пожить полгода в доме круглую сумму, и просто боялся подняться на перевал и найти свой дом пустым, потому что тогда пришлось бы признаться самому себе, что у него началась белая горячка и разные видения. Но в самом деле, откуда взяться профессору с женой, да еще и с дочерью, с большим сундуком, набитым аппаратурой, в этом захолустном городишке. И Майкл предпочитал выпивать свою маленькую рюмку виски, взятую в долг, и думать о том, что когда-нибудь профессор спустится с перевала и в знак благодарности преподнесет Майклу еще один чек. Тогда снова весь городишко будет пьяный и сытый. И все будут хвалить и уважать Майкла.

В конце концов, пьяница смирился с мыслью, что новых денег ему не видать. Но его самолюбию льстила мысль, что в его доме живет знаменитый профессор. И он постоянно выхвалялся этим перед своими собутыльниками. Хотя уже давно прошло полгода, оплаченных профессором, и тот, скорее всего, уехал, просто не предупредив владельца.

Стены подвала охотничьего домика на перевале Скалистых гор были влажными от грунтовой воды. Грязь хлюпала под ногами.

Профессор Веймар Нойби лопатой забрасывал яму, вырытую им же самим в глинобитном полу подвала. Он страшно изменился за эти последние дни, проведенные в доме. Лицо его осунулось, под глазами появились мертвенно-синие круги. Руки его дрожали. Он бросил пару последних лопат земли и разравнял их острием. Ноги подгибались от усталости. Профессор вытер руки о полотенце и сел к столу.

— Как хорошо, что Эми уехала раньше, чем случился весь этот ужас, — прошептал он и поставил перед собой старый большой магнитофон.

Он отмотал белую ракорду, отладил микрофон и на какое-то время задумался. Рука никак не хотела ложиться на выключатель. Профессор рассеянно обвел взглядом подвал. Его взгляд остановился на старой книге в кожаном переплете. Переплет был тисненый, на нем — выдавленный череп, инкрустированный перламутровыми вставками.

Профессор с омерзением придвинул к себе эту книжку и стал всматриваться в обложку.

— Я сам пошел на это, — прошептал он.

Профессор отодвинул книгу, включил магнитофон и стал диктовать:

— Я профессор Веймар Нойби диктую сегодня свою последнюю запись. Легенда гласит, что темные силы прошлого написали ужасную «Книгу мертвых». Книга служила им проходом в иные миры, лежащие за пределами нашего. В ней множество заклинаний и колдовских приемов, которые помогали темным силам преодолевать время и пространство.

Она написана очень давно, в те страшные времена, когда моря и океаны были еще красны от крови. Этой кровью и написана страшная «Книга мертвых». В тысяча пятисотом году до нашей эры книга исчезла. И вот я, профессор Веймар Нойби, проводя раскопки в шумерских гробницах, отыскал ее фрагмент. Я не сразу понял, что это такое, какой силой она обладает, и по неосторожности, прочитав одно из заклинаний, впустил темные силы в наш мир. Теперь я уже не в силах вернуть их. Это должен сделать кто-то другой.

Профессор еще долго диктовал, диктовал до того времени, пока не кончилась лента, и пустая ракорда не зашелестела по корпусу магнитофона. Тогда Веймар Нойби тяжело поднялся, выключил магнитофон и положил бобину на стопку магнитофонных лент, уже высившихся на краю письменного стола. Он прошелся по подвалу, старательно обходя то место, где только что засыпал яму. Наконец, собравшись духом, он стал подниматься по скрипучей деревянной лестнице наверх, в дом, туда, где произошли ужасные события последних дней.

— Прости меня, Генреетта, — шептал профессор. — Прости меня и ты, Эми. Я же не знал, какую страшную книгу держу в своих руках. И да простят меня все те, кому я принесу зло своим неудержимым стремлением к запретному знанию, которое лучше бы меня миновало Профессор, тяжело и утомленно ступая, обошел дом осмотрел фотографии, осмотрел все такие привычные и любимые вещи, но потом, как бы стряхнув с себя оцепенение, двинулся к входной двери. Он широко ее распахнул и ступил на старое скрипучее крыльцо, сложенное из огромных дубовых плах.

В небе, над самыми верхушками старых деревьев, висел кроваво-красный, мерцающий диск луны.

Профессор посмотрел на него, вскинул руки к небу и закричал:

— Вот он я, вот я! А теперь возьми меня в жертву, возьми только меня и оставь людей в покое!

Его страшному крику отозвалось только глухое эхо. Профессор в недоумении опустил руки. И в этот момент задрожала земля, зашатались деревья, бешено зашелестели листья. Темные тучи мгновенно скрыли кроваво-красную луну, — и вся земля потонула в темноте.

Неведомая сила подхватила профессора и повлекла его в ночь.

Старый добитый форд с тремя девушками и двумя парнями в кабине петлял, взбираясь все выше и выше по серпантину горной дороги, которая змеилась вдоль обрыва большого каньона горной речки.

Пассажиры и шофер весело распевали шуточную песню. Слов до конца никто из них не знал, но каждый знал хотя бы несколько строк, поэтому песня складывалась вполне удачно.

Молодой парень Скотти уверенно крутил руль, вписываясь во все сложные повороты этой неширокой горной дороги. Ему нравилось, что они небольшой компанией вырвались из города и едут провести выходные в горы, что не будет больше городского шума, ему не будет надоедать телефон, и никто не заинтересуется его исчезновением.

— Так где мы находимся? — бросил через плечо Скотти парню, сидевшему сзади.

Тот, разложив на коленях карту штата, водил по ней пальцем.

— Мы только что пересекли границу графства, сказал Эшли, очертив ногтем на карте крестик. Мы где то здесь, — добавил он, ткнув пальцем в крестик.

И тут в это мгновение, как будто послушавшись голоса Эшли, руль в руках Скотти вдрогнул и стал выскальзывать из пальцев шофера.

Скотти судорожно пытался вернуть его на место, но руль самопроизвольно крутился, все ближе и ближе прижимая машину к обочине. Из-за поворота выскочил красный грузовик дорожной службы. Он несся прямо в лоб старому форду. Скотти делал все, что мог, но ни педали, ни руль не слушались его. Машина, подвластная какой-то чужой силе, неслась навстречу грузовику.

Девушки завизжали. Эшли схватился руками за спинку переднего сиденья, прищемив Скотти плечо. Тот из последних сил попробовал выровнять машину.

И вдруг, эта самая, неведомая, сила отпустила руль. Тот податливо повернулся в сторону, и перед самым носом красного грузовика форд вильнул, уходя от столкновения.

Скотти прерывисто вздохнул и вытер вспотевший лоб рукавом.

— Ты что, пытаешься нас убить, скотина! — обратился к нему Эшли.

— Да нет, ты что, просто понимаешь, что-то с машиной. Такая дрянная машина, и угораздило же меня взять именно ее в прокате. Сам не знаю, что с ней случилось.

— Да, гонщик из тебя никудышный. Еще мгновение — и лежали бы мы на дне каньона, на острых камнях. Девчонки, вам такая перспектива нравится?

— Что у тебя за злые шутки, Эшли? Ты что с ума сошел? Нам такая перспектива совершенно не нравится, мы же едем отдыхать, а не на собственные похороны, — вздохнула Линда.

— Да, конечно, отдыхать, — Скотти весело хохотнул и нажал на клаксон.

Резкий звук сирены заполнил окрестности. Девушки от неожиданности вздрогнули.

— Скотти, Скотти, мерзавец! — закричали они дружно. — Зачем ты нас пугаешь, хватит с нас этого красного грузовика. Хватит, уймись!

Скотти самодовольно ухмыльнулся. Он поднял одну руку с руля и протер ей ветровое стекло, которое и так было чистым. Потом этой же рукой вытер вспотевший лоб.

— О господи, пронесло, — сказал он сам себе. Видимо гонщик из меня действительно никудышный. Да, вспотел. Надо будет по приезду сразу принять душ, иначе от меня будет разить, как от дикого кабана.

Он попытался сосредоточиться. Одна из девушек, уже совсем успокоившись, хотела продолжить петь.

Но тут клаксон вновь засигналил. Скотти мог поклясться, что не притрагивался к нему рукой.

Шейла, кучерявая брюнетка, потянулась к плечу своего парня.

— Эй, Скотти, я только собралась петь, твоя музыка меня не устраивает.

— Да к черту эту машину. Вроде бы все смотрел, — парень зло постучал рукой по приборной панели. — А, такая гадость, все время что-то само включается, тормоза не работают. Но надеюсь, мы доберемся до этого домишка. Правда, Шейла?

Брюнетка поджала губы.

— Ты, кажется, собирался принять там душ? Но ты ведь не поинтересовался у хозяина, есть ли там такие удобства. Может там и туалет во дворе.

— Ну, это не самое страшное, — Скотти подмигнул своей девушке. — Если будешь бояться выходить одна на улицу, я тебя проведу.

— Места мне здесь не нравятся, — прошептала Линда, беря под руку Эшли, который аккуратно разглаживал карту, разложенную на коленях. — Места здесь не очень приятные, — продолжала она. — Все какое-то осклизлое, мрачное, поросшее мохом.

— Ну ты же этого и хотела, — сказал Эшли. — Ты же романтик. Тебе не нравятся полированный камень, бетон и зеркальные стекла.

— Конечно, — согласилась Линда, — с тобой, Эшли, мне везде будет хорошо.

Эшли взял в свои руки ладонь Линды и легонько погладил, девушка ответила несильным пожатием. Эшли резанул по глазам ярко-красный лак ее ногтей.

— Эш, — Линда опустила ему голову на плечо.

— Что, дорогая?

— Да нет. Я передумала говорить.

— Но все же.

— Не буду и все…

Эшли сдавил руку девушки. Та немного скривила губы.

— Заинтриговала и не хочешь говорить.

— Ты будешь смеяться и снова издеваться надо мной.

— Так ты скажешь или нет?

— Я не хочу ехать. У меня снова страшное предчувствие, нечто ужасное случится с нами.

Эшли недоуменно смотрел на свою подругу.

— По-моему, все страшное с нами уже случилось, и лимит на ближайшие дни несчастных проишествий мы уже исчерпали.

— Неприятности только начались: машина не исправна, мы чуть не слетели в каньон, даже Шейла и та забыла слова песни.

— Знаешь, в городе ты просто не замечаешь неприятностей. На каждом перекрестке тебя может сбить машина, может обвалиться карниз здания, да мало ли еще что.

— Я сама сначала радовалась перспективе провести выходные за городом. Но эти гнетущие предчувствия возникли только что, когда мы пересекли границу графства.

Линда положила свою руку на карту, прикрыв ею крестик, очерченный Эшли.

— Я чувствую холод, исходящий от этого места, — девушка сжала руку в кулак.

— Тебе холодно? Я согрею.

Эшли стал растирать ладонь Линды и дуть на нее:

— Стало лучше?

— Конечно. Мне всегда спокойно с тобой, спокойно, когда ты держишь мою руку в своих.

— И так будет весь уик-энд, я не буду выпускать твою ладонь, и тебе не будет страшно.

Линда встряхнула головой:

— В самом деле, Эш, мне снова хорошо. Это была минутная слабость. Наверное, просто перепугалась того красного грузовика, не каждый день бываешь на краю гибели. Прости, я не хотела тебя волновать.

— И больше это не повторится?

— Я вновь прежняя Линда, я слушаюсь тебя во всем, мне хорошо, и я веселая.

Девушка потрепала Эшли по волосам и улыбнулась.

Лишь одна Алиса, худая, высокая блондинка с длинными, до середины спины, волосами, хранила молчание. Она сидела возле своей подруги Линды, нервно теребя в руках края папки для рисования. В ее сумке мелко вздрагивали карандаши и кисточки.

Она смотрела за окно и думала, что ей предстоит провести пару долгих одиноких дней, ведь ее парень не смог поехать вместе со всей компанией. Алиса, сама не зная для чего, согласилась ехать вместе с этими двумя почти незнакомыми ей парнями, которых она может и видела-то пару раз в жизни на вечеринках у своих друзей.

Местный пейзаж привлекал ее, она уже представляла, как выйдет из дома утром, развернет свою папку и станет делать наброски этих серых, растрескавшихся, выветренных камней, замшелых елей, как на бумаге возникнет блеск горной реки, небольшого, засыпанного опавшей листвой болота.

Эшли, наконец, разгладил карту и чтобы хоть как-то развлечь компанию и завести интересный для всех разговор, обратился к своему приятелю.

— Слушай, Скотти, а что это за место, куда ты нас везешь?

Скотти оторвал свой взгляд от дороги, обернулся, машина вильнула.

— Эй, нет, ты говори, не оборачиваясь к нам. Говори, мы тебя услышим.

— Ну, хорошо. Как хотите, Место это очень старое, — каким-то странным голосом сказал Скотти. — Можно даже сказать древнее. Там, конечно, может и нет всех удобств, о которых вы, господа, мечтаете, но в общем-то, я думаю, там неплохо. Есть домик, который стоит почти у самого каньона, в нем, как мне сказал его владелец, никто не живет, хотя, честно говоря, это странный какой-то мужик. Я с ним познакомился в баре, и он сам, после того, как я угостил его виски, предложил мне отдохнуть в его домике. А цену назвал ну просто смехотворную.

— Какую? — поинтересовалась Линда.

— В общем, смешная цена. Поэтому, мы туда и едем.

— А что там еще есть, кроме домика? — поинтересовалась молодая художница.

— Что, что? А ты думаешь, я там когда-нибудь был?

— Разве тебе не сказал его владелец, что там есть?

— Да он был такой пьяный, чуть языком ворочал. Единственное, о чем он сказал, что домик очень хороший, и нам там понравится, — уже изменившимся голосом продолжил Скотти.

— Ну и с подозрительными личностями ты знаешься, — сказал Эшли.

— Какие-такие подозрительные, — обиделся Скотти. — Самый подозрительный из моих знакомых это ты.

— Да нет, я же не какой-нибудь алкоголик. А ты без всяких рекомендаций решил снять дом.

— Ну как раз-то рекомендации у этого алкоголика Майкла и были. Он когда начал распивать вторую бутылку, все плел про какого-то профессора. Не помню уже точно, как звучало его имя, не то какой-то немец, не то австриец, Веймар, вроде бы его звали. Так вот, как будто этот профессор снимал у него домик целых полгода, вместе с семьей.

— Ну и что? — удивился Эшли. — Понравилось там этому профессору?

— А черт его знает, — пожал плечами Скотти. — Я же сам с профессором не говорил, а этому типу верить не очень-то и хочется.

Но тут в разговор встряла Линда.

— Пока ты там ходил по городу, я кое-что разузнала. Про этот домик рассказывают самые страшные вещи. Как будто бы там жила какая-то старая ведьма, тетка твоего пьяницы Майкла.

— Ведьма, — присвистнул Скотти.

— Да, да, настоящая ведьма, — Линда до боли сжала руку Эшли. — И как будто, после ее смерти, там на горе происходят страшные вещи.

— Да ну тебя, — Эшли положил руку на плечо своей подруги. — Не пугай хотя бы Алису. А то видишь, она уже и разговаривать не может. Ей совсем страшно.

Алиса натянуто улыбнулась и отложила в сторону папку для рисования.

— Да нет, ребята, не считайте, что я уже такая несчастная. Не обращайте на меня внимание. Вы-то хоть все и по парам, а я одна, но мне все равно хорошо. Именно этого я и хотела, иначе бы не поехала.

— Алиса, а ты со своим развитым воображением можешь представить ведьму? — поинтересовалась Линда.

— Ведьму. Ты знаешь, в принципе, могу, но очень смутно.

— Смутно, это как?

— Понимаешь, для меня ведьма — это что-то не конкретное, нереальное. Я не могу представить, что она имеет какие-то четкие формы, — голосом искусствоведа вещала Алиса.

Но Линде только это и нужно было. Она хотела, чтобы ее подруга разговорилась, чтобы исчез барьер отчуждения между ними всеми, чтобы они превратились в одну монолитную компанию, чтобы у них было одно общее на всех дело. И тогда, Линда была в этом уверена, им будет весело и хорошо, и тогда этот уик-энд удастся. Потом уже в городе, они будут с удовольствием вспоминать, как провели два дня далеко в горах, на берегу каньона!

Эшли остановил разговор, ударив Скотти по плечу:

— Слушай, парень, карта показывает, что где-то здесь нам пора сворачивать. А ты несешься, как угорелый. Сейчас мы куда-нибудь вылетим и потом долго будем выбираться и долго будем искать дорогу назад. Карта четко показывает, что на следующем повороте нам нужно свернуть на проселок.

— Какая карта. Я и без нее представляю. Ведь Майкл мне сказал, что на тринадцатой миле будет поворот на проселок.

— На какой миле? — поинтересовалась Алиса.

— Да на тринадцатой. Я еще сам удивился, почему на тринадцатой? А он говорит, что его тетка сама вымерила расстояние от городка и именно на тринадцатой миле решила построить свой домик.

Действительно, Скотти притормозил и после первого поворота они увидели указатель, стоявший на обочине. Это был большой кусок фанеры с надписью, отбитой под трафарет: «Этот мост находится в аварийном состоянии, и вы переезжаете через него на свой страх и риск».

— О, это как раз то, что мне нужно. Ведь я классный гонщик! — крикнул Скотти. — Сейчас я вам продемонстрирую свое мастерство.

— Скотти, Скотти! Спокойнее! — закричала Линда. — Не спеши, ты что читать не умеешь? В аварийном состоянии. Риск.

— Да какой к черту риск.

Скотти смело свернул на мост. Шейла подбодрила его:

— Давай, Скотти, разгоняйся, и перелетим этот мост, как на крыльях.

Но Скотти, увидев хлипкие, прогнившие доски, немного сбавил скорость, и машина, осторожно и неуверенно, въехала на мост. Настил под ней заходил ходуном. Пара прогнивших досок сорвалась вниз и бухнулась в горный поток.

Алиса, высунувшись из окна, с ужасом смотрела на почти кипящую под ними, далекую воду.

Автомобиль двигался осторожно, как бы на ощупь. Казалось, что он ощупывает протекторами каждую доску. А доски, из которых было сложено покрытие моста, вздрагивали и напоминали клавиши разбитого пианино.

Они подскакивали при каждом прикосновении к ним Ржавые гвозди с визгом выскакивали из своих гнезд. Доски одна за одной обрывались.

Но пассажиры автомобиля этого не видели потоми что машина медленно двигалась по мосту, а доски обрывались уже за ней. Хрустнула балка, и переднее колесо автомобиля зависло прямо над стремниной. Мотор мгновенно заглох.

Скотти, отпустив руль, вытер крупные капли пота на лбу.

— О черт! Действительно риск, действительно это серьезно. А мы так легкомысленно отнеслись к предупреждению. Сейчас нам всем будет конец.

— Да брось ты, — попытался его успокоить Эшли.

Алиса буквально вжалась в сиденье. Она уже приготовилась вскинуть руки, прикрыть голову так, как рекомендуют делать при авиакатастрофах.

Эшли осторожно распахнул заднюю дверцу и ступил на шатающийся настил.

— О господи! Действительно мы вляпались.

— Да ничего. Ничего, — справившись с испугом, закричал Скотти. — Этот мост, я скажу вам, как каменный. Он стоял миллион лет и еще миллион лет будет стоять. Так что, девчонки, не трусьте. Сейчас я газану, и мы помчимся.

Шейла, оторвав ладони от лица, глянула на Скотти.

— А мне кажется, что этот мост заговоренный. Может, старая ведьма, сумасшедшая тетка Майкла, про которого ты рассказывал, его заговорила, и ничего с нами не случится.

— Да, конечно, ничего не случится, — Скотти смело нажал на педаль газа.

Старый форд вздрогнул, посыпались доски, но машина уже успела выскочить передними колесами на противоположный берег. Все облегченно вздохнули. Они даже боялись оглядываться назад.

— Ну все, теперь отлично, теперь выбрались, — радовалась Шейла.

— Вы такие веселые, — мрачно сказала Алиса. Как будто бы, назад нам отсюда не придется выбираться.

Все как-то немного поутихли, и в самом деле поняли, что дорога назад почти отрезана, ведь вряд ли машине удастся вновь преодолеть этот разболтанный и доломанный мост.

— Ну и что, — не потерял присутствия духа Скотти, — машина ведь не наша, мы ее брали на прокат. Доедем от домика до моста — тут же недалеко — бросим ее и пройдем пешком. Пятерых людей ведь мост выдержит. А там пусть фирма, давшая нам на прокат машину и разбирается с ней. Это будут ее проблемы. А мы скажем, что машина просто сломалась. Да это будет и недалеко от истины. Я сам удивляюсь, как она сюда добралась.

Скотти вывел машину на можжевеловую аллею, в конце которой грязно белел старый охотничий домик. Машина ползла, как черепаха, подпрыгивая на толстых корнях, вздрагивая всеми внутренностями, пригибая к земле бампером высокую траву, которой успела зарасти дорога.

Казалось, что еще один-два толчка, один-два камня, и этот форд рассыпется на куски, развалится прямо на глазах.

Но ребята, охваченные радостью победы, успехом преодоления злополучного моста, не обращали на это внимания. Ведь машина была не их собственная, ее взяли на прокат — и поэтому, чтобы с ней не случилось, они особо не волновались. Ведь они ехали отдыхать, хотели провести два дня, как можно более интересно и насыщенно.

Скользили по ветровым стеклам автомобиля огромные мохнатые лапы елей, цеплялись за корпус автомобиля ветви деревьев, сыпались листья, но машина продиралась сквозь заросли по узкой аллее, стремясь как можно ближе подъехать к дому.

Скотти развернул машину на широкой аллее, засыпанной желтыми, вперемешку с красными, осенними листьями, и припарковал ее возле старой секвойи.

Компания, утомленная тряской дорогой, наконец-то вышла на твердую землю.

Нестерпимой голубизны небо простиралось над ними. Такое, как бывает только в северных широтах ранней весною или поздней осенью. Холодный ветер свистел в ушах. Здесь, на высоте, ему не было преград, и он всей своей силой наваливался на деревья, на людей, на одинокий охотничий домик.

Казалось, тут только что кто-то был. Кружились в танце подхваченные ветром листья, раскачивалась со скрипом подвешенная на цепях парковая скамейка, вздрагивали оконные ставни.

Скотти критично осмотрел компанию: никто высказывать свое восхищение домом не спешил, и тогда он на чал первым.

— А дом ничего. Смотрите, ребята, теперь таких не строят, бревна-то какие, а? В локоть толщиной. Навека стоит. И ни ветер, ни ураган, ему не помеха. Думаете, мало тут ураганов было на его веку?

Скотти сделал несколько шагов по направлению к дому, но никто не двинулся вслед за ним.

— Ну и что, ребята, что он маленький. Нам хватит.

— Мне этот дом явно не нравится, — вновь взялась за старое Линда.

— И ты, Эшли, такого же мнения?

— И мне дом напоминает мертвеца.

— Не надо меня пугать! — возмутилась Линда. — Мы же с тобой договорились, Эшли.

Скотти махнул рукой на остальных и решил сам заняться поисками ключей, ведь все-таки он сам договаривался с этим пьянчугой Майклом, и дернул же черт не поинтересоваться насчет ключей.

Парень поднялся на скрипучее крыльцо и обернулся. Его друзья стояли возле машины, и почему-то небольшое расстояние между ними вдруг показалось Скотти огромным. Фигурки друзей казались маленькими, и ему подумалось, что даже добежать до них он не сможет. Но дом оказался незапертым.

Скотти легко толкнул дверь, и она открылась. Ключи торчали с обратной стороны двери. Связка легко зазвенела в руках парня.

— Тут, наверное, такие места, что посторонние здесь не ходят! — крикнул он своим друзьям. — Давайте быстрее в дом.

Он повертел на пальце массивное бронзовое кольцо, с интересом рассматривая старинные, какие уже многие десятилетия не делают, ключи. Подумав несколько мгновений, он положил их на дверной косяк сверху.

— Так, ну что, с новосельем, — Эшли взошел следом за другом на крыльцо.

За ними поднялась Линда. Она сразу же плюхнулась на раскачивающуюся скамью, взмахнула ногами, оттолкнулась от толстых духовых плах, из которых было сложено крыльцо и принялась раскачиваться, напевая веселую песенку.

Эта песенка как-то мгновенно разрядила то гнетущее настроение, которое охватило прибывших к дому ребят.

Скотти переступил порог охотничьего домика.

— Эй, Скотти, — послышалось ему вслед. — Слушай, подожди, не хоти туда, — говорила Алиса.

— Чего это, не ходи.

— Знаешь, а может твой профессор, с чудной австрийской фамилией, никуда и не уезжал, может он сидит в доме, и мы будем для него незваными гостями.

— Да нет, посмотри, нигде не видно следов человека Все тихо.

Скотти, смело переступив порог, в темноте нащупал выключатель и зажег свет.

— О, так тут и свет есть! — радостно выкрикнула выглядывая из-за плеча своего парня Шейла, — ну и запустение! — воскликнула она, уже хорошо присмотревшись.

На полу толстым слоем лежала пыль. В камине гостиной чернели неприбранные уголья. Зеркала тоже покрывала пыль, и Шейла рассматривала себя сквозь серую вуаль.

Даже нахальность Скотти куда-то улетучилась, настолько нежилым казался дом. Он расхаживал по гостиной, и его шаги отдавались гулким эхом в нежилом доме. Лампочка, казалось, светила слишком тускло по сравнению с ярким вечерним солнцем.

Но подбодренный криками приятелей, Скотти принялся осматривать дом дальше. Тяжело скрипели толстые дубовые половицы. Взгляд Скотти упал на старинные часы в черном лакированном корпусе. Парень долго их рассматривал. Он прекрасно понимал, что место этим часам никак ни в этом заброшенном доме, они должны висеть где-нибудь в антикварной лавке или в каком-нибудь шикарном замке. Настолько они были красивы и старинны. Он осторожно открыл дверцу часов, смахнул с циферблата пыль и толкнул маятник.

Неожиданно, даже для него, в механизме часов что-то хрустнуло, потом раздался щелчок, и тяжелый медный маятник качнулся. Скотти удивленно отпрянул. Он никак не ожидал, что часы пойдут от прикосновения его пальцев. Но маятник мерно и неспешно принялся раскачиваться. Витая минутная стрелка, дернувшись, переместилась на одну черточку.

Скотти приподнял рукав своей куртки и взглянул на часы. Потом также осторожно, указательным пальцем он перевел стрелки, установив точное время. Механизм старинных часов продолжал работать. Скрипели пружинки, вращались шестеренки. И только какой-то шелестящий звук, как будто сотня маленьких насекомых переползает внутри, поразил парня. Но он не придал этому звуку никакого значения. Он закрыл дверцу и принялся дальше осматривать дом. Казалось, что здесь уже несколько месяцев никто не жил и даже не заглядывал сюда.

Но в доме, к приятному удивлению Скотти, было все. На полках стояла посуда, целыми были стулья, столы. Огромные кровати застелены и убраны. Только пыль красноречиво говорила о том, что здесь уже давно не ступала нога человека. Что уже давно не прикасалась рука хозяйки к столам, стульям, посуде, ко всему, что заполняло этот странный дом.

На стенах висели головы убитых животных. Их стеклянные глаза, подернутые пылью, внимательно смотрели за Скотти, который неторопливо двигался по комнате.

Покачивались на цепях какие-то сельскохозяйственные приспособления, топоры и пилы стояли у стен, тяжелые кузнечные тиски были прикреплены намертво к массивному верстаку.

— Ну что ж, — сам себе сказал Скотти. — Я думаю, нам здесь будет неплохо. Дрова есть, камин, видимо, работает, так что, если мы его разожжем, здесь будет очень тепло и приятно.

С этими мыслями он вышел на крыльцо. Его друзья, открыв багажник форда, выкладывали на ковер желтых листьев все то, что привезли с собой. Здесь было вино, пиво, банки с консервами, компоты, хлеб, большие тяжелые дыни, скрученные и перетянутые кожаными ремешками спальные мешки.

— Ребята, а здесь и не так плохо, как я себе представлял, — сказал Скотти.

— Ты же расхваливал этот дом, как мог, — откликнулся Эшли.

— Ну знаешь, я даже не подозревал, что тут есть водопровод и ванна, — Скотти похлопал друга по плечу. — Так что, берите все шмотки и тащите в дом. Мы вмиг его обживем. Главное, развести огонь и вытереть пыль, тогда здесь можно будет жить.

Девушки принялись наводить порядок, а ребята взялись колоть дрова и разводить огонь в камине. Труба давно отсырела, и дым никак не хотел идти в нее. Едкое удушье наполняло гостиную. Но вскоре труба немного подсохла, и дым ровной струей потянулся вверх.

Скотти удовлетворенно вздохнул.

— Теперь полный порядок. Нужно только не забывать время от времени подбрасывать дрова.

Эшли сложил возле камина высокий штабель дров прислонил к нему кочергу и, как завороженный, смотрел на огонь, покручивая в руках рукоять тяжелого топора, который он сам не знал зачем притащил в дом.

— Знаешь что, Линда, — обратился он к своей девушке, — когда я смотрю на огонь, мне всегда вспоминается закат. Как будто садится солнце.

Линда пожала плечами и глянула в окно.

— И в самом деле уже закат. Солнце садится за соседний хребет. Мне всегда в детстве было так страшно, когда я смотрела на закат. Мне думалось, что солнце зайдет и больше никогда не вернется, что навсегда настанет ночь и ночь эта будет вечной.

— Да ладно вам философствовать, — подошла к ним Алиса. — Давайте лучше, будем собирать на стол, я уже ужасно проголодалась. Эта дорога, тряска вконец меня измотали.

Все воспрянули. Действительно, каждый в этот момент почувствовал, что ужасно голоден, и что сейчас самое время поужинать.

Девушки быстро нашли в старом комоде хрустящую накрахмаленную скатерть, заслали ею огромный дубовый стол и принялись выставлять на нее уже вымытую посуду и те продукты, которые привезли с собой из города. В центре стола поставили темные бутылки с красным вином. Разложили вилки, ножи, оказавшиеся, как ни странно, тут в достатке и даже в изобилии.

— Слушай, Линда, — спросила Шейла, — а куда пропала Алиса? Ты ее не видела?

— А кто ее знает, может быть, пошла осматривать окрестности. Ведь она приехала сюда рисовать. А не заниматься тем, чем будем заниматься мы с тобой.

Девушки переглянулись. Алиса в это время сидела в комнате напротив старинных часов. У нее на коленях лежала папка для рисования, а в руке — остро отточенный карандаш.

Часы ее поразили, и она решила зарисовать их на память, ведь никогда прежде с такими часами сталкиваться ей не приходилось. И она, как художник, понимала, эти часы действительно произведение искусства, и их обязательно надо увековечить. Качался маятник, неторопливо передвигалась от черточки к черточке витая стрелка.

За окном уже сгустилась ночь, и электрический свет, заливавший выбеленную комнату, казался безжизненным. В золоченом выпуклом маятнике отражалась вся комната, но не такой, какой была на самом деле, изображение было уменьшенным и перевернутым. При каждом взмахе маятника перед Алисой проплывала уменьшенная комната, в которой она сама сидела вниз головой и что-то рисовала в маленькой папке еще меньшим карандашиком.

Алиса и сама не могла ответить себе на вопрос, почему ей вдруг захотелось подойти поближе к этим странным часам и всмотреться в колышущийся маятник. Она отложила папку, подошла и взглянула на блестящий выпуклый металл. Там была она, там было ее лицо, но какое-то странное, непонятно искаженное. Оно напоминало не то видение, не то ужасный сон. Девушка несколько мгновений пристально вглядывалась в свое лицо, качающееся в сверкающем маятнике. Холодок озноба пробежал по ее спине. Она вздрогнула и отпрянула от часов, в которых шелестел невидимый механизм, как ей показалось, шелестело время, медленно просачиваясь в никуда. И тогда в ее голове мелькнула дикая мысль: «Я должна нарисовать их сейчас, и если я не успею нарисовать их до того времени, как минутная стрелка коснется цифры десять, все пропало, все будет кончено. Время уйдет безвозвратно. Я должна успеть нарисовать эти часы. Я должна их нарисовать, пока никто не вошел в комнату. Только я одна, и ни от кого это больше не зависит».

Девушка лихорадочно водила карандашом по бумаге, вслед за острием возникал четкий рисунок черного старинного корпуса часов. Но на рисунке часы получались безжизненными. Маятник неподвижно завис, коснувшись стенки.

И что не делала Алиса, как ни подрисовывала, не удавалось передать движение маятника. Часы были на рисунке мертвыми.

— О черт, — сказала девушка, когда сломался карандаш.

И в это же мгновение она подняла глаза и увидела, что маятник старинных часов застыл у одной из стен в таком положении, как будто чья-то невидимая рука его держала, не давая сдвинуться с места. Маятник завис на самой высокой точке своей амплитуды колебания. Витая минутная стрелка как будто бы прилипла к цифре десять. Было без десяти шесть.

Но, как ни странно, остановившиеся часы начали бить. Они били все громче и громче, все меньше времени оставалось между ударами. Они били больше двенадцати раз.

Оторопевшая Алиса сбилась со счета. За окном зашелестел сухой листвой ветер, ставни ударились в стены, и окно распахнулось. Подхваченные ветром занавески метнулись на улицу и распростерлись там двумя широкими белыми крыльями.

Алиса хотела броситься к окну и закрыть створки, как вдруг почувствовала, что не может подняться. В ее ушах звенел и звенел бой курантов. С преобразившимся от ужаса лицом Алиса что было сил сжала обломок сломанного карандаша. Альбом задрожал на ее коленях, и девушка с ужасом заметила, что лист с изображением часов затрепетал, с треском оторвался и закружил по комнате. А ее рука, помимо ее воли, обломком карандаша принялась водить на белом листе непонятные линии. Линии складывались в странный, ужасающий рисунок. Карандаш прорывал бумагу, оставляя черные глубокие полосы.

Алиса не сразу сообразила, что же нарисовала ее рука. Перед ее глазами из дрожащих неровных линий представало изображение странной книги, на обложке которой была искаженная ужасом рожа с выпученными страшными глазами.

Как наваждение неожиданно началось, так неожиданно и прекратилось. Пальцы расжались, карандаш со стуком упал на пол. Шторы перестали развеваться.

Алиса ошалело осмотрелась по сторонам, не видел ли кто того, что произошло с ней буквально мгновение назад. Но она в этой комнате была одна. Также висели на стене часы, также ровно светила лампочка. Также на ее коленях лежала папка для рисования.

Алиса с омерзением оторвала большой лист с рисунком странной книги, скомкала его и швырнула на пол.

В это мгновение вновь качнулся маятник, и витая стрелочка переместилась на одно деление. Но что-то все равно происходило странное. Дом, как показалось Алисе, начал вздрагивать и качаться. Но она видела на каком мощном фундаменте, из дикого камня, он построен. Значит, это не дом, а что-то другое. Ее взгляд скользил по дубовым доскам пола. Люк, ведущий в погреб, приподнимался. Но он не мог открыться, потому что толстая стальная цепь удерживала его. Она проходила через массивное кольцо и была крепко закреплена большими коваными скобами к полу. Погреб был закрыт тяжелым старинным замком.

Широкая дверь распахнулась.

— Алиса, долго тебя ждать, уже все в сборе?

От этого голоса Алиса судорожно вздрогнула и стремительно повернула голову к вошедшей. Это была Линда.

Девушка широко улыбалась.

Ну скорее, скорее, мы заждались, уже все на столе, все стынет. Скорее. Ребята хотят вылить.

Алиса отложила папку и нетвердой походкой направилась в гостиную, где за большим столом сидела вся компания.

Линда только хотела закрыть дверь, как Алиса остановила ее.

— Нет, не надо. Пусть двери будут открыты. Я хочу видеть свою комнату.

Линда недоуменно пожала плечами, но она уже привыкла к странностям своей подруги.

— Как хочешь, — сказала она. — Тебе в этой комнате спать, ты и выбирай. Если боишься, что кто-нибудь влезет в окно, то могу тебя разочаровать. От нам миль на десять ни одного живого человека.

Алиса хотела объяснить подруге, что с ней произошло нечто странное, но как-то не решилась, а может быть, и постеснялась.

— Мне сказали, что вы заждались меня, — сказала Алиса, глядя на громко чавкающего Скотти.

Тот улыбнулся:

— А я и не собираюсь кого-нибудь ждать. Что, тут особое приглашение нужно? Мы приехали отдыхать, так что садись за стол и отдыхай.

Алиса села так, чтобы видеть в открытых дверях своей комнаты люк, ведущий в погреб с лежащей на нем тяжелой цепью. Скотти дожевал кусок мяса и поднялся из-за стола.

— Я хочу поднять свой бокал за этот чудесный день, который так удачно кончился. Мы не упали в каньон, не разбились, добрались до этого уютного дома и сейчас отдыхаем. Я хочу выпить за этот чудесный, уютный дом. За этот вечер.

Эшли смотрел на своего друга и не понимал, чему тот так радуется. В доме царила промозглая сырость, которую не мог разогнать даже жарко растопленный камин.

Алиса пугливо поглядывала на крышку люка, ведущего в погреб.

Одна только Шейла с умилением смотрела на нахального Скотти, который сказав свой тост, ковырялся ногтем мизинца в зубах.

— Ну так что, думаете вы пить или так и будете смотреть в свои бокалы?

Скотти запрокинул голову и уже успел влить в себя половину содержимого большого хрустального бокала как вдруг со страшным грохотом в комнате Алисы откинулась тяжелая крышка люка. Взвизгнула скоба, вырываясь из доски. И все затихло.

За столом царило молчание. Все испуганно смотрели в открытую дверь на зияющее чернотой отверстие в полу.

Скотти подхватился первым и бросился в соседнюю комнату. За ним к люку подбежали и все остальные. Некоторое время они молчали, вслушиваясь, что же творится внизу. Но там было тихо.

— Что это? — промолвил Эшли.

— Бог его знает, — пожала плечами Линда.

— Что бы это ни было, — сказала Алиса, — но оно там, в подвале сидит.

Она показывала пальцем в темноту, куда, как бы приглашающе, спускались стертые деревянные ступени крутой лестницы.

— Закроем и все, — окончила Алиса.

— Животное, наверное, какое-нибудь, — предположила Шейла.

— Животное, — рассмеялся Скотти, глядя на свою девушку. — Животное, говоришь, посмотрим, какое там животное.

Он сунул ногу в темноту и резко ее отдернул.

Все испуганно отскочили от люка. А Скотти довольно расхохотался.

— Ну вы, трусы. Никто не хочет сходить вниз, посмотреть на диковинное животное? — Он окинул взглядом друзей.

Эшли как-то неудобно отвел взгляд. Алиса испытующе посмотрела на Скотти.

— А тебе самому слабо слазить? Или только можешь вот так, кончик ноги туда опустить.

Скотти обиженно нахмурился.

— Ну ладно, если вы такие трусливые, то я спущусь сам.

— Что бы вы ни говорили, ребята, но что-то там есть, и Скотти прав, надо проверить что именно там прячется.

— Черт с вами, могу и один сходить, — бросил Скотти, взял с каминной полки электрический фонарик, проверил, работает ли он — фонарик работал и Скотти удовлетворенно хмыкнул. — Ну и черт с вами, трусы, схожу один.

И смело, как на прогулку, он начал спускаться в черный провал люка.

— Я скоро вернусь, — бросил он из темноты. — Ждите меня, не выпейте все. Я скоро.

Все настороженно молчали. Всех охватило странное жуткое оцепенение. Скрипели истертые ступеньки, и этот душераздирающий звук действовал на нервы.

Прошло несколько минут гнетущей тишины. Скотти не появлялся. Эшли освободился от объятий своей подруги, присел на корточки у черного провала и, свесив туда голову, крикнул:

— Эй, Скотти, Скотти, ты меня слышишь!

Но ему никто не ответил.

— Ты что, нашел там что-нибудь интересное и не хочешь признаться?

В ответ была тишина.

— Послушай, Эшли, может он там нашел клад? Золотые монеты и не хочет с нами делиться? — Линда захохотала. — Слушай, Эшли, сходи, а то он все заберет себе. Он же ужасный жмот. Я его уже давно знаю. Сходи проверь, — шутила девушка.

Но по ее голосу было нетрудно предположить, что она просто хочет, чтобы Эшли пошел туда и узнал, что же там со Скотти.

— Скотти, Скотти, — вновь крикнул в черный провал Эшли.

— Скотти, — присев на колени, крикнула туда Шейла. — Скотти.

— Да он дурачит нас, — сказал Эшли.

— Точно, наверное, дурачится. Шутки, правда, у него не очень хорошие. У меня на душе кошки скребут.

— Может, он там кошку и ловит, — попытался пошутить Эшли.

Но его шутка не произвела на девушек должного впечатления. Они робко и испуганно жались друг к другу, боясь подходить к черному зияющему провалу.

Эшли все это уже начало раздражать. Он уже несколько раз чертыхнулся про себя, не любил подобных шуток. Эшли ступил на скрипучие ступени, ведущие в подземелье.

— Дайте мне фонарь.

— Послушай, Эшли, — сказала Линда, но ведь у нас только один фонарь, и он у Скотти.

— Ну тогда дайте какую-нибудь лампу.

Шейла побежала и принесла из гостиной керосиновую лампу «летучая мышь», которая уютно горела в комнате. Эшли взял ее и принялся спускаться в погреб.

Но тут забеспокоилась Алиса:

— Эшли, не ходи.

— Это еще почему?

Эшли замер с занесенной над ступенькой ногой

— А если ты не вернешься?

— Я не такой дурак, как Скотти.

— Я боюсь, ты не вернешься, — настаивала Алиса.

— Ты этого хочешь?

— Ты пропадешь, как Скотти, — вполне серьезно сказала девушка.

— Тогда следом пойдет Линда.

— И она тоже пропадет.

— На поиски пойдет Шейла.

— Я не хочу оставаться одна. Вы будете сидеть в подвале, а мне не хватит духу туда спуститься. Я умру от страха.

— Не глупи, Алиса, я обещаю, этого не будет.

— Я бы просто закрыла люк.

Эшли пожал плечами и исчез в темноте.

— Хоть ты не пропади! — крикнула ему вдогонку Линда.

Глубина и размеры подземелья неприятно поразили Эшли. Свет его фонаря не доставал до противоположной стены. Он скользил по заплесневелым огромным валунам, из которых были сложены стены погреба. Странные приспособления, не известные ему, болтались на тяжелых ржавых цепях. «Наверное, сыры», — подумал Эшли и прикоснулся пальцем к одному из мешков. Тот принялся раскачиваться, скрипя цепью. С ржавых водопроводных труб капала вода. Свет от лампы продолжал скользить по заплесневелым мрачным стенам.

Наконец, он уперся в низкую дверь с массивным кольцом вместо ручки. Под ногами чавкала и хлюпала вода.

Эшли несколько раз брезгливо поморщился. «Здесь, наверное, крысы водятся», — подумал он, переступая через полусгнившие ящики и какие-то рваные тюки.

Эшли, с трудом преодолевая страх и брезгливость, толкнул низкую дверь. Она противно заскрипела и открылась. Следующее помещение было еще больше и просторнее. Со стен свисали цепи. На полу чернел прямоугольник недавно разрытой земли.

Эшли зацепился за черенок лопаты и чуть не упал, несильно ударив лампу о стену. На удивление, в этом помещении было довольно сухо и чисто. Но темнота здесь казалась еще более густой, еще более непроницаемой.

Парень приподнял лампу как мог выше и только хотел оглядеться, как вдруг откуда-то снизу прямо к его лицу вынырнуло смеющееся лицо Скотти. Эшли отскочил от испуга.

— Ну ты и трус, — хохотал Скотти.

В призрачном свете лампы, страшным оскалом блестели его большие здоровые зубы.

— А ты козел, — сказал Эшли.

— Что, испугался, — не унимался Скотти. — Ну ладно, если ты уж набрался смелости спуститься в подземелье, я тебя кое-чем порадую.

Скотти взял Эшли за руку и подвел к большому письменному столу.

— Ты посмотри, чего здесь только нет, — и Скотти схватил в руку немного тронутое ржавчиной охотничье ружье-двустволку. — Немного почистить и полный порядок.

Увлекшись, Скотти навел ствол ружья прямо на Эшли. Тот испуганно отвел его рукой в сторону.

— Я же говорил, ты трус, — рассмеялся Скотти. — Тут и патроны где-то есть. Я уже два вставить успел.

Эшли, не обращая внимания на дурацкие шутки приятеля, осматривал стол. Его внимание привлекла явно старинная книга в немного истлевшем кожаном переплете. Он взял ее в руки. Странный холодок пробежал по спине. Прямо с обложки на него смотрел перламутровыми глазницами вытесненный на коже череп. Эшли поморщился и открыл первую страницу.

— Боже ты мой, ты посмотри только! — изумился он.

Но Скотти был так занят своей находкой, что не обратил на книгу внимания. Эшли листал страницы — это была очень странная книга, ни одной понятной буквы, какие-то закорючки, кабалистические знаки и рисунки. Самое страшное в этой книге были рисунки: черепа, отдельно нарисованные глаза с тянущимися от них нервами, какие-то крылатые твари с перепонками между пальцев, ужасные рожи. Кое-где в книге были закладки. Одна из них выпала на стол. «Книга мертвых», прочитал на ней Эшли.

Еще его поразила сама обложка. Она хоть и была полуистлевшей, но в то же время, казалась очень твердой и тяжелой. Эшли провел пальцами по ее бугристой поверхности. Его передернуло, как от прикосновения к страшной жабе. Ему было неприятно. Он пощупал листы, они тоже были сделаны из кожи, только более хорошо обработанной и выделанной. Они казались глянцевыми, и от прикосновения к ним, тот же леденящий ужас пробегал по телу парня.

Он захлопнул книгу и положил на стол.

— Смотри, смотри, — толкнул в плечо Эшли приятель. — Смотри, что я еще нашел. — Он держал в руках огромный полуметровый кинжал.

Его кривое волнистое лезвие матово сверкало, рукоять была сделана из цельного куска кости. Она изображала странное фантастическое существо — химеру. Пасть этого животного оскалилась, глаза смотрели на того, кто держал кинжал в своих руках.

Скотти испуганно, преодолевая страх, сунул мизинец в открытую пасть химеры и мгновенно отдернул.

— Ты боишься, что она тебе откусит палец?

— Нет, я боюсь, он просто застрянет у него во рту и придется вырывать зубы. А это не очень приятно.

— Слушай, ну и мерзкая же она, — сказал Эшли, разглядывая голову химеры.

— Да, почти такая, как твоя предыдущая девчонка, та у тебя тоже была страшная. Но это еще не все, — похвалялся Скотти. — Среди этого хлама есть и полезные вещи.

Он вытащил на середину письменного стола большой тяжелый магнитофон, такой, каких уже давно не выпускали, с большими бобинами широкой магнитофонной ленты.

— А вот и еще записи, — Скотти подгреб к себе стопку бобин. — Может там музыка, сейчас дискотеку наладим. Девчонок полапать можно будет.

Скотти радостно грузил ленты на магнитофон, а Эшли никак не мог оторвать своего взгляда от лежащей на столе книги. Он вновь открыл ее на первой попавшейся странице. Прямо на него смотрел какой-то ужасный монстр, красная рожа его извивалась, как языки пламени. Что-то знакомое почувствовалось при прикосновении к тонким кожаным страницам. Но Эшли так и не мог сообразить что.

— Эй ты, парень! — крикнул ему Скотти. — Собираешься в этом подвале всю жизнь просидеть. А как же праздник? — И Скотти затопал, весело насвистывая, к лестнице, ведущей наверх, где их уже заждались девушки.

— Ну-ка, девушки, смотрите, какого мы зверя подстрелили, — Скотти, довольный, поставил на пол тяжелый магнитофон.

Шейла осторожно приблизилась к магнитофону и сдула с него пыль.

— Ну и древность же ты выкопал.

— Ничего, он нам послужит. Послушаем, что на этих лентах.

Все собрались в гостиной. Есть уже никому не хотелось, и поэтому все уселись на полу, подстелив подушки, у жарко растопленного камина.

Скотти вставил вилку в розетку и включил магнитофон. Из динамиков послышался хорошо поставленный мужской голос:

— Много лет тому назад я проводил раскопки, — слышалось из магнитофона. — Мы вместе с женой удалились в хижину на перевале Скалистых гор, и здесь я продолжаю свои исследования.

— А, черт, это не музыка, какой-то сумасшедший вел свой дневник, — щелкнул клавишей перемотки Скотти.

— Не надо, — остановил его Эшли и вернул переключатель на прежнее место. — Это, наверное, тот профессор, который жил в доме, — предположил он. Стоит послушать умного человека.

Звук вновь полился из динамиков:

— Тут ничто меня не отвлекает, ничто не действует на меня из современной цивилизации, тут я пытаюсь расшифровать руны в найденной мной книге. Я нашел ее при раскопках шумерских гробниц. Книга называется «Призыв к мертвым». Она сделана из человеческой кожи и написана человеческой кровью.

Алиса вздрогнула, а Линда вцепилась в руку Эшли. Но тот и не подумал выключить магнитофон.

— Эта книга имеет способность вызывать к жизни злых духов, которые ходят по лесу вокруг дома. Они мертвые, но никогда не бывают мертвы до конца. Эти духи, вызванные к жизни, хватают живых и обладают ими, — чеканил слова профессор.

Скотти широко улыбнулся и начал выть волком. Алиса зло передернула плечами и бросила ему:

— Заткнись, идиот!

Но Скотти еще сильнее завыл, закатив глаза к потолку. Шейла обняла его за плечи и уткнулась лицом парню в грудь. Скотти нагнулся и щелкнул ручку перемотки. Засвистела пленка, закрутились бобины.

— Да ну его!

— Я хочу послушать, — неожиданно для всех сказала Алиса.

Скотти недоуменно посмотрел на нее.

— Ну ладно, если хочешь слушать эту дрянь, я включу.

Он включил запись на середине. Из динамиков послышался все тот же профессорский голос, но говорил он что-то непонятное, какие-то странные, леденящие душу слова, доносились из динамика. Какой-то страшный, забытый язык зазвучал в этом доме.

Слова звучали мрачно, гортанные звуки, придыхание — ничего этого не было в английском языке.

Скотти недоуменно смотрел на пленку. бобины крутились медленно и неумолимо. И так же неумолимо звучал голос.

— Это, наверное, молитва из этой книги, — догадался Эшли.

— Выключи! — вдруг дико завизжала Алиса, заткнув руками уши. — Выключи! Я не могу этого слышать! — Она вскочила на ноги и принялась бегать по комнате. — Я же сказала, выключи!

Но все как будто онемели от ее крика.

От непонятных слов молитвы-заклинания, записанных на магнитофонной ленте, зашевелилась у дома листва, начала подрагивать земля, зашатались деревья. Из-под истлевших листьев полилось странное свечение. Оно было горячим и холодным одновременно. Ветер срывал, как одежды, листья с земли. Земля дымилась, странный смрад исходил из ее недр.

Дрожащая рука, в останках плоти, поднялась из земли. Пальцы судорожно сокращались. Гигантские кривые ногти казались багровыми. Вихрь закружил у дома. Рухнуло старое высохшее дерево, оно упало на стену дома и выбило большое окно.

Все вскочили и испуганно забегали по гостиной. А магнитофон продолжал работать. Вертелись бобины. Мужской голос продолжал читать молитву-заклинание, мерно, однообразно и жутко.

У Алисы случилась истерика. Она, закрыв ладонями лицо, выбежала из гостиной. В большой комнате остались Скотти и Эшли. Они принялись бранить друг друга.

— Это ты ее довел! — говорил Скотти.

— Да нет, это ты притащил дурацкий магнитофон.

— Да, я его притащил, но я никого не заставлял слушать.

— Что ты, не знаешь, она очень впечатлительная.

— Да какая, к черту, впечатлительная, — сказал Скотти. — Обыкновенная истеричка. Зачем мы ее только взяли с собой. Одни неприятности.

— Ладно, успокойся, назад мы ее отправить не можем.

Эшли подошел к распахнутому, выбитому окну и выбросил кривую сухут ветку на улицу. Потом опустил вторую раму. В комнате стало тихо.

— Слушай, Эшли, она, наверное, психопатка. Ведет себя, как будто ей только три года.

Но в этот момент Эшли словил себя на том, что понял, какое ощущение преследовало его в глубоком мрачном подвале, когда его пальцы прикасались к листам книги. Да, это было ощущение прикосновения к человеческой коже, к такой же коже, как у его подруги или у его приятеля Скотти. И от этого он зябко передернул плечами и огляделся. Ему было не по себе. Какое-то гнетущее настроение охватило парня: полная безысходность. Эшли не знал, что предпринять и чем заняться. Он несколько минут бродил из угла в угол, смотрел на огонь, смотрел на вертящуюся бобину, на хвост магнитной ленты, который шелестел о корпус магнитофона.

Наконец, он сбросил с себя оцепенение и нажал кнопку. бобины замерли.

Вечер явно не сложился. Все разбрелись по своим комнатам. Эшли сидел на диване вместе с Линдой.

— Слушай, как там наша Алиса? Я не понимаю, что с ней случилось.

— Не понимаешь, тогда сходи, посмотри.

Девушка легко вскочила с мягкого дивана, застучали каблуки по темному коридору. Она приоткрыла дверь в комнату своей подруги. Посмотрела и вернулась. К ее приходу Эшли уже вытащил из нагрудного кармана своей рубашки небольшую сувенирную коробочку. Он прикинулся спящим, отбросил голову на подушку дивана.

Линда вошла и, увидев своего парня, улыбнулась. Ее взгляд упал на коробочку. Линда понимала, что Эшли не спит, а только притворяется. Но ей нравилась эта игра. Она присела рядом с парнем и начала осторожно подбираться рукой к коробочке на его колене. Эшли немного приоткрыл глаза. Линда метнула в его сторону взгляд, и парень быстро вновь закрыл их. Рука девушки все ближе и ближе подбиралась к коробочке. Эшли вновь попробовал приоткрыть глаза, но чуть не встретился со взглядом девушки. Наконец, Линда схватила коробочку, но Эшли тут же стал тянуть ее назад.

— А, ты не спишь! — закричала Линда. — Обманщик.

Эшли сказал:

— Это тебе.

Девушка открыла подарок. На дне, на мягком атласе, лежал медальон, отполированный горный хрусталь, оправленный в тонкую серебряную рамку, и длинная витая цепочка. Линда удивленно вскинула брови.

— Это в самом деле мне?

— Конечно, — сказал Эшли, — ведь я так люблю тебя.

— Как это мило с твоей стороны. — Линда повернулась к Эшли спиной и сказала: — Помоги мне надеть.

Парень расстегнул замочек и набросил цепочку на шею девушки.

— Я хотел подарить это тебе еще в городе, — говорил Эшли. — Но потом как-то не решился. Подумал, что тут мы останемся с тобой наедине, ведь так и получилось, правда?

— Конечно, — сказала Линда. — Очень милая штука. Мне нравится.

Она приподняла медальон и сквозь стекло посмотрела на Эшли.

— Ты в зеркало посмотри, — сказал Эшли. — По-моему, медальон тебе очень идет.

Девушка подошла к зеркалу в деревянной раме и поправила украшение.

— Эшли, я тоже люблю тебя, — сказала Линда.

Парень подошел к ней, обнял сзади за плечи. Девушка вывернулась и поцеловала его. Они стояли обнявшись, и казалось, ничего не замечали. Они были счастливы.

Они даже не догадывались, что, сидя у камина, их видят в приоткрытую дверь Скотти и Шейла. Но тем было не до чужой любви. Они тоже обнимались и целовались. Шейла сбросила блузку, так горячо было сидеть у жарко растопленного камина. Скотти был более прагматичен, чем его друг Эшли. Он ничего не подарил девушке, а только предложил ей выпить. Но и Шейла была немного попроще Линды. Она спокойно взяла стакан и стала пить терпкое красное вино.

— Эту ночь мы проведем вместе? — спросил Скотти.

— Ну конечно, а зачем я сюда еще ехала, удивилась Шейла.

Единственным человеком, которому нечем было наняться в этом доме, была Алиса. Она сидела за туалетным столиком и у же в третий раз расчесывала свои длинные волосы. Ей было скучно. И в то же время ужасно тревожно.

У нее из головы не выходили слова профессора, услышанные в гостиной, когда ребята прослушивали магнитофонные записи. В ее ушах все еще продолжали звучать слова заклинания-молитвы. И как ни пыталась девушка отбросить неприятные мысли, они все равно не шли из ее головы.

Вдруг ей показалось, что за ней кто-то подсматривает, кто-то пристально наблюдает. Алиса запахнула поплотнее халат, затянула потуже пояс и подошла к большому окну. Но сколько она не пыталась вглядеться в густую темноту, в тот прямоугольник света, который лежал под самым окном, она так ничего и не увидела. Но ощущение, что за ней наблюдают не покидало ее. Тогда девушка решила выйти из дому. Она прошла по длинному коридору, распахнула дверь, которую сквозняк тут же захлопнул, и стала пристально вглядываться в темноту.

— Кто-нибудь тут есть? — крикнула она в ночь. — Есть кто-нибудь?

Клубился туман, он рваными клочьями полз между стволов деревьев. Свет лампочки, приделанной к фронтону дома, освещал замшелые стволы, качающиеся ветви. Линда сошла с крыльца на пожухлые облетевшие листья и, шелестя ими, двинулась дальше, продолжая вглядываться и время от времени спрашивая у темноты:

— Здесь есть кто-нибудь? Здесь есть кто-нибудь?

Ощущение, что прямо рядом с ней, кто-то или что-то находится не покидало ее. Но девушка не испытывала страха. Ее вело непонятное ей чувство любопытства: что же такое может быть, чего она не видит. Алиса вытягивала вперед руки, как бы пытаясь нащупать то невидимое, что наблюдает за ней.

Девушка сама не заметила, насколько далеко отошла от дома. Когда она оглянулась, несколько робких точек света были перед ее глазами. «Это окна дома», подумала она, но страха не испытала.

Алиса никак не могла понять, что так неудержимо влечет ее в ночь, заманивает в глубину леса.

— Я знаю, что здесь кто-то есть, я знаю! — продолжала кричать девушка.

Но так же, как и прежде плыли рваные клочья тумана, за которыми ничего не было видно.

— Не притворяйтесь! — сама не знала Алиса как вырвались у нее эти слова. — Я слышала вас! Вы были в погребе. Не прячьтесь! Я не боюсь вас! Это вы открыли крышку люка.

Она прислушалась. Ночь полнилась шорохами, скрипом деревьев. И вдруг, где-то совсем недалеко, с грохотом и треском рухнуло старое дерево. Алиса вздрогнула, но ноги ее как будто приросли к земле. Странные нечеловеческие звуки, хрипы заполнили все вокруг. Алиса затравленно озиралась. Она вдруг поняла, что не знает, в какой стороне дом, не знает, куда нужно бежать. Звуки, хрипы и стоны слышались со всех сторон. Они наплывали на нее вместе с туманом. Скрипели деревья, сыпалась листва. Вокруг девушки закрутился вихрь.

Лес вокруг Алисы зашевелился, ожил. Стали падать деревья, хрустели ветки, выворачивались пни. Казалось, сама земля заходила ходуном под ней. Алиса не могла понять, в какую сторону ей броситься. Туман спрятал от нее последние проблески света в окнах дома. Зашелестела под ногами листва, они начали разлетаться в разные стороны. Земля принялась вздыбливаться, из-под ее поверхности начали со скрипом выскакивать длинные извивающиеся корни. Они, как руки, потянулись к ней и принялись опутывать тело. Они цеплялись за ноги, обвивались, как змеи, ползли к ее лицу. Они опутали уже руки, торс, захлестнули шею и стягивались все туже и туже.

Девушка кричала, но ее крик тонул в ночи. Она судорожно дергалась, пытаясь освободиться, вырваться, броситься бежать, но не могла двинуться с места, прикованная этими страшными корнями к земле. Корни с острыми шипами принялись срывать с ее одежду. Они рвали ткань, халат разошелся на груди. Ночная рубашка клочьями висела вокруг ее бедер. Глаза девушки были полны ужаса и страдания. Она кричала, но не столько от боли, боль можно было терпеть, сколько от ужаса, который переполнял ее. На голове шевелились волосы. Они шевелились так же, как ветви деревьев. Даже маленькие травинки, тонкие стебли тянулись к ней, опутывая и связывая.

Алиса собрала всю свою волю, всю свою силу и с истеричным криком судорожно рванулась. Корни, как гнилые веревки, начали рваться. Она освободила вначале одну ногу, потом другую. На острых шипах оставались куски ее одежды. Кровь текла по рукам и лицу. Она еще раз, собрав все силы, рванулась и почувствовала, что свободна.

Алиса бросилась бежать напролом, не зная куда У нее было только одно инстинктивное желание — желание спастись любой ценой, выжить, убежать, спрятаться. Она мчалась, не разбирая дороги. Ветви хлестали ее по лицу срывая остатки одежды. Девушка истерично кричала хватала воздух, которого ей не хватало. Задыхаясь, она падала, вскакивала на ноги и вновь продолжала бежать. Она не понимала сама, как, каким способом, каким чувством смогла найти дорогу к дому. Алиса выскочила на аллею, по которой еще несколько часов тому они приехали к этому странному заброшенному жилищу. Она мчалась по аллее, туда, где впереди, сквозь клочья тумана, виднелся теплый свет, туда, где были люди, туда, где была дверь, за которой можно спрятаться.

Но что-то неведомое, невидимое и непонятное ей гналось следом. Шелестели листья, они закручивались вихрами, взлетали высоко в небе и сыпались тяжелым дождем.

Девушка падала, и то, что гналось за ней, казалось, вот-вот настигнет ее, схватит и убьет.

Но Алиса успела добежать до дома, припала к двери и принялась колотить кулаками. Ребята, занятые любовью, не слышали этих страшных стуков, не слышали ее крика. Стены дома были очень толстыми.

Когда девушка поняла, что ей осталось жить на этом свете совсем недолго, ее рука нашла на дверном косяке связку с ключами. Она судорожно принялась перебирать ключи в руках, пытаясь воткнуть в замочную скважину. Но то ключ не подходил, то кольцо выпадало из рук. А то, что гналось за ней, было уже совсем рядом, уже буквально в нескольких метрах шелестела листва.

Наконец, один из ключей вошел в замочную скважину, и Алиса зажмурив от ужаса глаза, повернула его. Щелкнула пружина замка. Дверь распахнулась. Алиса упала на порог дома и закричала. Сознание покидало ее. Она слышала еще, как на улице валятся деревья. Алиса вздохнула и почувствовала, что кто-то схватил ее за руку. Она вскрикнула. Над ней склонился Эшли.

— Скорей, скорей закрой дверь, — прошептала девушка.

Эшли, недоуменно глядя на нее, быстро закрыл дверь.

— Неужели ты не слышал? — прошептала Алиса.

— Что? — удивился парень.

— Деревья, там падают на улице деревья. Там кто-то ходит.

Эшли не поверил ей. Он прислушался: тишина, и только лишь ветер шелестит на улице листвою.

— Что такое? — Скотти выбежал в переднюю. — Что случилось? Почему ты в крови?

Алиса куталась в наброшенную ей на плечи куртку Эшли.

— Да, наверное, она лисы испугалась, — прошептал на ухо другу Эшли.

— Да какая лиса! — услышав реплику, возмутилась Алиса. — Нет никакой лисы. Неужели она могла бы меня покусать. Там что-то ужасное, я чувствую это. Оно гналось за мной, хватало меня, рвало с меня одежду.

Эшли смотрел на девушку и видел, как дрожат ее руки, как сочится кровь из неглубоких ран.

— Успокойся, — сказал он.

— Это деревья! — продолжала кричать Алиса. — Они набросились на меня, обкрутили корнями, хотели разорвать на части.

— Да ну ее, истеричка, — бросила Шейла, — Пусть ляжет, проспится, отдохнет.

— Я не могу здесь больше оставаться! — кричала Алиса, топая босой ногой по ковру. — Я должна уехать отсюда немедленно!

Скотти устало вздохнул:

— Ну вот, началось. Я же говорил, не нужно было брать ее.

— Заткнись! — крикнула Алиса. — Я должна уехать отсюда немедленно! В город! Я не могу здесь больше оставаться!

Эшли внимательно посмотрел в глаза девушке. Там читался настоящий, неподдельный испуг. И он понял, если он сейчас же не исполнит просьбу Алисы, она сойдет с ума.

— Алиса, деревья не могут нападать на людей, — пыталась успокоить ее Линда.

— А это, это что! — восклицала Алиса, показывая на сочащуюся из ран кровь.

Эшли произнес:

— Это ты оцарапалась, когда, испугавшись, бежала через лес. Наверное, какой-нибудь зверь вспугнул тебя.

— Я уже сказала, я должна уехать. Мы все должны отсюда уехать, пока живы.

Скотти твердо сказал:

— Я никуда не поеду, я останусь здесь на все выходные. Ведь правда, Шейла? За дом заплачено.

Шейла пожала плечами:

— Мне тоже не хочется уезжать, но как-то жалко ее.

Одна только Линда обняла Алису за плечи.

— Эшли, может, ты в самом деле отвезешь ее в город? К утру вернешься.

Эшли глянул на свою девушку, его взгляд остановился на хрустальном медальоне.

— Я должна уехать в город, — твердила Алиса.

— Ты только послушай, какие глупости говоришь, — пробовал успокоить Алису Эшли.

— А мне плевать, как я говорю, мне плевать, какое впечатление на вас произвожу, но я должна уехать!

— Ладно, ребята, — Эшли набросил на плечи плащ, — я ее завезу, пусть будет так, как хочет девушка.

Он пропустил Алису вперед, и та тотчас же бросилась к машине. Эшли сел за руль и попробовал завести мотор, но стартер никак не хотел справляться со своим предназначением. Он только взвывал, а мотор оставался без движения.

— Это они не дают завестись машине, — прошептала Алиса. — Понимаешь, Эшли, это они, их тут полный лес.

Парень недоуменно посмотрел на девушку и еще раз повернул ключ в замке зажигания. Мотор взревел.

— Ну вот видишь, это же глупости, — сказал Эшли и включил фары.

Скотти, Шейла и Линда стояли на крыльце, ослепленные светом фар автомобиля. Задним ходом Эшли вывел машину и, развернув, поехал по можжевеловой аллее.

— Их тут полный лес, — твердила Алиса. — Осторожно, смотри.

Но сколько Эшли не всматривался, он не мог увидеть ничего, кроме обступивших дорогу огромных можжевеловых кустов. Парень не спешил разгонять машину, он помнил, что впереди аварийный мост. И ему не хотелось в этой туманной темноте сбросить машину в каньон.

Аллея кончилась, и Эшли остановил машину.

— Ты зачем это сделал, ты почему стоишь? — изумилась Алиса.

— Подожди немного.

Эшли вышел из машины и пошел по дороге, освещенной фарами автомобиля. Алиса с испугом смотрела ему в спину. Наконец, Эшли остановился.

— Ты что-нибудь увидел? — обеспокоенно выкрикнула Алиса. — Ты куда?

Но Эшли скрылся в тумане. Тогда, кутаясь в куртку Алиса двинулась за ним следом.

— Эшли, так что ты там видишь, куда ты исчез? — Она пугливо косилась на качающиеся ветки деревьев.

Наконец, показался и Эшли. Он стоял на самом краю обрыва. Свешивались вниз проломанные балки моста валялась посреди дороги вывеска. Перед ними была пропасть, которую невозможно было преодолеть. Они были обречены оставаться на этом берегу.

Алиса закричала:

— Нет! Этого не может быть!

Эшли пытался оттащить ее от края обрыва, но девушка рвалась и кричала.

— Я не могу здесь оставаться, я должна выбраться!

Парень тащил ее к машине, а девушка истерично кричала, брыкалась и пробовала укусить его за руку.

— Пусти, пусти меня, я должна выбраться отсюда!

— Но куда же ты пойдешь, там пропасть. Мост рухнул.

Ему еле удалось затолкать Алису в машину, и он, с трудом развернувшись на узкой площадке, помчался к дому.

— Это они обрушили пост, — странно-доверительным тоном шептала Алиса.

— Кто они? — осторожно поинтересовался Эшли, он уже начинал подозревать, что с Алисой не все в порядке.

— Мертвецы, я чувствую их, они прячутся в лесу, но скоро придут.

— Ты лучше успокойся, не думай об этом.

— Они придут и заберут всех нас.

Алиса внезапно замолчала, опустив голову.

Алисе дали большую дозу снотворного и уложили в постель. Она, казалось, уснула. Осторожно, чтобы не греметь, Эшли и Скотти вышли в гостиную. Немного успокоенные девушки разложили пасьянс. Скотти, чтобы хоть как-то успокоиться, принялся перекладывать дрова у камина. А Эшли не покидало какое-то беспокойство. И он уже понимал, оно связано с магнитофоном, который стоит в гостиной. Он взял его, приладил наушник, чтобы никто больше не слышал, и включил запись.

Уже знакомый ему голос профессора продолжал свою исповедь.

— Теперь я знаю, что в мою жену вселился этот древний демон, — твердо говорил профессор. — Единственный способ, каким можно справиться с восставшими мертвецами, это расчленить их. Я видел темные тени в лесу, вокруг дома. Это я призвал к жизни злой дух.

Конечно, если бы Линда и Шейла слышали то, что говорит профессор, они бы не смогли так весело смеяться и играть. Девушки в то время показывали друг другу карточные фокусы. Линда брала из колоды каргу и, повернув ее обратной стороной к подруге, просила отгадать что это за карта. И, как ни удивительно, у Шейлы получалось. Но только наполовину. Достоинство карты она угадывала по рубашке, а вот масть никак не совпадала. Вместо черной она называла красную.

— Это семерка, — напрягая все свои способности, говорила Шейла. — Подожди, подожди, семерка червей.

— Ну, почти что угадала. Семерка пик, — сказала Линда, поворачивая карту. — Ну как тебе? — обратилась она к Эшли.

Тот, не совсем понимая, в чем дело, закивал головой.

— Великолепно, мне нравится, — он дальше слушал профессора.

Линда подняла вторую карту, повернув ее рубашкой к подруге.

— А это что?

— Это — валет, — с уверенностью в голосе произнесла Шейла. — Только вот масть я никак не могу увидеть. По-моему, черная.

— А нет, вот тут-то ты и ошиблась, — захлопала в ладоши Линда. — Это бубна.

Линда подняла очередную карту и замолчала. Прямо на нее смотрела дама пик.

— Дама пик, — вдруг послышался у нее за спиной голос.

Линда испуганно оглянулась. В дверях стояла Алиса. Она прикрывала лицо руками. Линда быстро отбросила карту и подняла другую. Не глядя на карту, Алиса правильно назвала ее.

— Четверка треф.

Линда еще раз сменила карту.

— А это тройка червей.

Алиса вдруг страшно закричала и отдернула руки от лица. Это было страшное зрелище: все увидели лицо Алисы, но уже другое, такое, словно она месяц пролежала в гробу и успела изрядно разложиться. Ее голова самопроизвольно моталась на шее. Пальцы рук с длинными ногтями вздрагивали и судорожно сжимались. Кожа была мертвенно-синей.

— Теперь, теперь! — послышался страшный крик, но губы Алисы не открывались. Крик исходил откуда-то изнутри. — Зачем вы разбудили нас, зачем вы подняли нас из могилы? А теперь я пожру вас одного за другим.

Тело Алисы оторвалось от пола и зависло в воздухе. Ее руки неестественно сгибались, выворачиваясь из суставов. Она казалась раздувшейся, нереальной, сделанной будто из мягкой резины. Одежда колыхалась. На лбу девушки зияло страшное пятно гнили, сквозь которое проглядывали кости черепа. Глаза были закрыты, мертвенно-синие губы шевелились. Она усмехнулась дикой, кровожадной улыбкой.

Все испуганно отпрянули к камину.

— Что такое? — обернулся Скотти.

Тело Алисы лежало на полу. Казалось, она просто потеряла сознание и упала. Ее лицо выглядело таким же, как и прежде.

Линда и Эшли подошли к лежащей на спине девушке.

— Мне страшно, Эшли, — прошептала Линда. — Ты видел ее лицо?

Эшли рассматривал Алису. Она была прежней: исцарапанное перепуганное лицо, с каким она прибежала из лесу. Раны слегка подхосли и немного затянулись. Кровь не текла. Единственное, что поражало — это мертвенная бледность.

Эшли боязливо пригнулся к ней, пытаясь приподнять голову.

Никто не заметил, как из широкого рукава куртки вылезла рука, тронутая гнилью. Пальцы судорожно шевелились, что-то ища. Наконец, они нашли карандаш, валявшийся на полу. Рука сжала его, и тут Алиса резко вскочила, судорожно визжа. Она изогнулась и вонзила карандаш прямо в щиколотку Линде. Та дико заорала. Алиса, хохоча и кривляясь, заметалась по гостиной.

Эшли попытался остановить ее, но она легко отбросила его в сторону, нанося один за другим удары всем, кто попадался ей под руку. Полетел на пол Скотти. Удар — и Линда рухнула под стол. Шейла прикрыла лицо руками и сжалась. Алиса взлетела в воздух, ее голова моталась, лицо было жутким. На нем вновь проступили трупные пятна, разложившаяся кожа обвисла вокруг рта. Волосы развевались. Она истошно визжала не разжимая губ. Булькающий звук доносился изнутри.

С обломком карандаша, с которого капали густые капли крови, кривляясь и вереща, со страшным оскалом на синем лице, Алиса неторопливо приближалась к Эшли который пытался выбраться из-под рухнувшего на него стеллажа. Она размахивала рукой, готовясь всадить карандаш в тело парня.

Скотти хотел ее остановить. Он обхватил ее за плечи, но Алиса легко сбросила его руки, толкнула, и парень отлетел к камину. Ее зубы, когда она открывала рот, были страшными, желтыми, изъеденными.

Скотти схватил тяжелый топор, размахнулся и обухом нанес сильный удар в плечо Алисы. Та пошатнулась и упала на пол, но тут же попыталась подняться. Скотти ударил ее ногой в грудь. Она откинулась на спину. Он продолжал наносить один удар за другим, не давая этому страшному существу подняться на ноги и уничтожить их.

Наконец, Алиса смогла подняться на четвереньки. Но Скотти уже распахнул тяжелый люк. Он поднял крышку и вновь нанес удар. Алиса упала в люк, тут же попытавшись из него выбраться. А Скотти отбивался ногами, размахивая топором, боясь использовать свое орудие для того, чтобы убить девушку. Он еще не понимал, что это уже не Алиса, что это уже зловещий мертвец.

Алиса уцепилась за его ногу и попыталась стянуть парня в сырой погреб. Скотти кричал, пробуя выдернуть ногу из цепких, гнилых пальцев зловещего мертвеца. Наконец, ему это удалось. Он привалил тяжелый люк, но зловещий мертвец успел просунуть руки на поверхность, не давая крышке захлопнуться. Тогда Скотти обухом принялся колотить по пальцам. Из погреба раздавался жуткий визг, клекотание, вопли и рев. Казалось, что там, под дубовыми досками, все шевелится и ходит ходуном. Казалось, что там не один зловещий мертвец, а целый полк, целый легион, и они, дикой стаей, орут и бьются в крышку, пытаясь вырваться из-под земли, пытаясь влететь в дом и уничтожить всех, разорвать все живое на части.

Но Скотти молотил и молотил своим топором, пока не услышал пронзительный вой: пальцы исчезли под люком. Парень лихорадочно начал продергивать цепь сквозь скобы, пытаясь закрепить крышку. Крышка колотилась под ним, но Скотти все же успел продеть цепь и защелкнуть на ней замок. Он пытался перевести дыхание, но люк под ним еще вздрагивал, и в щели то и дело мель кали страшно блестевшие глаза девушки-мертвеца.

Никто из молодых людей даже не знал что и сказать что и предположить. Линда корчилась от боли на полу, сжимая кровоточащую щиколотку. Эшли подхватил ее, занес в соседнюю комнату, положил на кровать.

Линда, что с тобой, тебе не очень больно?

Линда слегка улыбнулась в ответ.

— Я не понимаю, что происходит, — шептала она. — Что с нами происходит?

— Попытайся уснуть, — успокаивал ее Эшли. — С Алисой все будет в порядке, я разберусь. — Он погладил Линду по голове и протянул ей несколько таблеток снотворного. — Усни, тебе это поможет.

Линда послушно взяла таблетки и проглотила их. Вскоре она уже спала. Эшли бережно накрыл ее одеялом и вышел в гостиную.

Скотти и Шейла сидели на ковре возле камина. Из приоткрытого люка доносились жуткие звуки: завывания, стоны, то и дело в щели просовывались синие трупные пальцы с загнутыми ногтями. Они цеплялись за толстую цепь, пытаясь ее оторвать. Слышались щелканье челюстей и вой.

— Я не могу этого слушать! Что с ней? — причитала Шейла.

— Нам надо рвать отсюда когти, — проговорил Скотти. — Я не желаю тут больше оставаться.

Люк содрогался. Эшли с ужасом смотрел, как перебираются к краю отверстия синие пальцы с черными ногтями.

— Скотти, нужно подождать, покуда рассветет, — сказал Эшли.

— Я не могу столько ждать! — взвился Скотти. — Мы здесь сойдем с ума! Посмотри на это! — Скотти указал пальцем на приоткрытую крышку люка.

Оттуда на Эшли смотрели налитые злобой и кровью глаза чудовища.

— Давайте немедленно сядем в машину и поедем к мосту. А там как-нибудь выберемся! — кричал Скотти.

— Что за жуткий шум, что за жуткий шум, — повторяла, сжимая виски Шейла.

Она упала на колени и уставилась на приоткрытый люк. Оттуда показалась страшная рука, трясущая цепь. Пальцы пробегали по краю доски, они тянулись из погреба к девушке.

— Боже! Боже! — кричала Шейла. — Я сойду с ума! Я сейчас сойду с ума!

Но в ответ на ее мольбу слышался дикий хохот скрежетание костей и клацанье зубов. Если бы девушка могла видеть то, что происходит в черноте погреба она бы умерла на месте. Там копошилось, извивалось, судорожно вздрагивало страшное полусгнившее существо, которое даже человеческим трупом было назвать тяжело. Остатки плоти колыхались на костях, свешиваясь, гной капал из глазниц. Черный язык облизывал растрескавшиеся губы.

— Что с ней стало? Почему? Почему? Я не понимаю!

И вновь слышался дикий хохот.

— Все обойдется, все обойдется, моя маленькая девочка. Успокойся, — говорил Скотти, подбрасывая дрова в камин, но его рука не оставляла тяжелый топор.

— Скотти, послушай, мне кажется, что там кто-то есть, — девушка показала за окно, за которым мерно раскачивалась на железных цепях лавка. — Там кто-то есть.

— Нет, успокойся, успокойся и постарайся уснуть.

Скотти повел свою девушку в спальню. Но Шейла не улеглась, она подошла к окну и принялась смотреть в темноту ночи.

Вдруг там поднялся странный вихрь. Оконная рама развалилась на несколько кусков, и стекло посыпалось к ногам девушки. Она дико закричала. От этого крика Скотти подхватился и бросился из гостиной в комнату. Шейла спала в постели. Окно было выбито. Скотти осмотрел обломки рамы, но ему в этот момент показалось, что в комнате кто-то есть. Он боязливо отдернул полог, который завешивал проход в маленькую кладовку. Там никого не было. Он обернулся:

— Шейла! Шейла!

Но в постели уже никого не было.

— Шейла, Шейла, — повторял Скотти, бродя по дому, переходя из одной комнаты в другую, отворяя одну за другой двери.

Скотти зашел в ванную комнату, и ему показалось, что там, за целлофановой шторой, кто-то есть. Он отдернул ее, но там было пусто.

И в этот момент чья-то рука легла ему на плечо, он обернулся. Вторая рука со страшными длинными ногтями впилась в лицо, нанося сразу четыре длинных кровоточащих разреза. Он закричал.

Подхватился с дивана и помчался на помощь другу Эшли.

Шейла обхватила ногами своего парня, повисла на нем, скрежеща зубами. Ее глаза были сумасшедшими полными злобы. Она впилась в него ногтями, рвала одежду, пытаясь вцепиться в горло. Но Скотти вырвался, сбросив с себя девушку. Та несколько раз перевернулась на полу и упала головой в камин. Вспыхнули волосы. Скотти и Эшли смотрели, как горит голова Шейлы. Комнату заполнил удушливый смрад горелого мяса.

— Не подходи к ней! — кричал Эшли. — Она тоже мертвец! В нее вселился злой дух.

Но Скотти бросился и потянул Шейлу за ноги из камина. Он все еще верил, что это не мертвец, а его девушка. Шейла корчилась и шипела.

— Спасибо! — звучал неестественный скрипучий голос. — Спасибо, что вытащил меня! Потому что я не знаю, чтобы со мной стало, если бы я лежала головой в огне.

Руки Шейлы взметнулись и впились в горло Скотти. Крышка люка подпрыгивала, звенела цепь, там блестели глаза Алисы, раздавалось удовлетворенное хихиканье.

— Спасибо, спасибо, — хрипела Шейла, все сильнее сжимая горло Скотти.

Эшли бросился на выручку другу, но Шейла одним ударом руки отбросила его к шкафу. Дверца проломилась, и Эшли влетел вовнутрь. А Шейла, лицо которой все больше и больше менялось, покрываясь трупными пятнами и плесенью, сдавила двумя пальцами горло Скотти и нагибала его голову все ближе и ближе к ревущему в камине огню. Скотти хрипел, но никак не мог оторвать руки Шейлы от своего горла.

Эшли, не зная что предпринять, сжал в руках топор. Он все еще не решался броситься на Шейлу. Скотти хрипел, а Шейла все ниже и ниже пригибала его к огню. Но парень уперся руками в жерло камина и никак не давал засунуть себя в огонь. Тогда одной рукой Шейла схватила лежащий на каминной полке кинжал с волнистым лезвием, найденный в подвале, схватила за рукоять-химеру и занесла его над Скотти.

Парень, изловчившись, сумел вытянуть из-за пояса охотничий нож и всадить его в руку с кинжалом. Шейла заверещала и отпрянула. Скотти так и не разжал своих пальцев на рукоятке ножа. Лезвие вывернулось и отхватило кисть Шейлы. Кисть болталась на обрывке кожи, все еще сжимая длинный кинжал. Из отрезанной руки хлестала густая черно-красная кровь. На полу образовалась горячая лужа. Зловещий мертвец-Шейла истерично хохотала, а ее тело сотрясали конвульсии и судороги Она корчилась, как будто у нее вырывали зубы.

Наконец, рука с тяжелым кинжалом оторвалась и упала на пол. Пальцы обрубленной руки еще продолжали сгибаться. Зловещий мертвец нагнулся и поднял волнистый кинжал, молниеносным движением вогнал себе в живот, еще сильнее хохоча и визжа, клацая зубами. Из открытой пасти химеры хлынула черно-красная кровь, смешанная с желтым гноем. Тело сотряслось и рухнуло на пол, вздрагивая, как гнилой холодец.

Скотти и Эшли с ужасом и содроганием смотрели на это разложившееся существо, которое еще подавало признаки жизни.

Скотти не выдержал первым, он подошел к тому, что еще недавно было его девушкой. Ho в это мгновение зловещий мертвец вскинул целую руку и схватил Скотти за грудь. Скотти отпрянул, и вместе с ним поднялся зловещий мертвец. Его лицо было страшным. Оно полностью состояло из запекшейся крови и двух сверкающих, гноящихся глаз. Кровавый язык слизывал густую липкую кровь с растрескавшихся губ. Мертвец урчал, булькал, пытаясь что-то сказать. Но вместо слов из раскрытого рта вырывались фонтаны крови, заливавшие пол.

Скотти и Эшли отходили к стене. Зловещий мертвец, переваливаясь с ноги на ногу, приближался к ним, глядя на свои жертвы невидящим взглядом. Страшный обрубок руки тянулся к Скотти. Вторая рука с загнутыми почерневшими ногтями искала Эшли.

— Руби ее, руби! — закричал Скотти. — Руби!

Но Эшли мешкал, он прижимался к стене, все крепче прижимая к себе тяжелый топор. Скотти подбежал к другу и вырвал страшное орудие. Он принялся рубить тело, еще недавно такое дорогое для него. Полетели куски мяса. Кровь хлестала из вен, шевелились на полу руки, ноги. Изгибался торс, голова продолжала открывать и закрывать рот, из которого валились хлопья кровавой пены и гноя. Черные веки вздрагивали, глаза смотрели со злобой.

Охваченный истерикой Скотти рубил и рубил тело на все более мелкие куски. Кровью почти полностью залило ему лицо, руки, его клетчатая рубашка стала черно-красной от крови. Эшли прижался к стене и старался не смотреть на страшное зрелище. Его всего передергивало, крутило, он едва сдерживал порывы рвоты.

Вскоре силы покинули Скотти, он уронил свой топор рядом с содрогающимися, еще живыми кусками.

— Скотти, Скотти, что же нам делать, что же нам сейчас делать, — шептал Эшли.

— Да похоронить ее, к черту, надо, тварь, — сказал Скотти, вытирая о джинсы красные от крови руки.

— Но ведь она наша подруга, — сказал Эшли.

— К черту, к черту! Она уже мертва! Она покойник! Она уже куски мяса!

Но тут вновь завибрировал люк, из-под него блеснули глаза Алисы.

— Ну что, герои, разрубили девушку?

— Заткнись! — закричал Скотти.

— Не нравится? — заскрежетала зубами Алиса.

— Заткнись, чудовище!

— Думаешь, это ты нормальный, а я монстр? Это наш дом. Мы тут хозяева.

Эшли присел на корточки и, превозмогая страх, посмотрел в черную щель, где шевелилась Алиса.

— Если в тебе осталось хоть что-то от прежней Алисы, скажи, что происходит?

— И ты станешь мертвецом, — раздалось хихиканье, — мы пожрем ваши души, ваши тела будут принадлежать нам.

— Не слушай ее! — заверещал Скотти и со всего размаху прыгнул на крышку люка.

Эшли сидел на полу, раскачиваясь из стороны в сторону, но Скотти схватил его и поставил на ноги.

— Надо действовать! Нельзя сидеть! Так они впрямь победят нас.

Немного повозившись, Скотти и Эшли сложили в скатерть то, что еще недавно было Шейлой, и выволокли на улицу. За простыней тянулась кровавая дорожка.

На улице прямо перед домиком они быстро выкопали неглубокую яму, опустили туда страшный мешок и принялись забрасывать землей.

— Слушай, Эшли, нам все равно нужно отсюда смыться и как можно скорее.

— Но как же мы пойдем, Скотти? У Линды же нога. Помнишь, ей эта сволочь пробила щиколотку. Она не сможет идти.

— Мне все равно. Я пойду один.

— Ну послушай, мы приехали все вместе. Давай все вместе и уйдем.

— Я не знаю, вы как хотите, а я ухожу немедленно.

Скотти посмотрел на дом. По его лицу было видно, что он решился на отчаянный шаг.

— Где-то у моста есть тропа, по которой мы сможем выйти. Пойдем.

— Нет, нет, Скотти. Давай дождемся рассвета и уйдем все вместе. Ведь Линда не может идти.

— А мне плевать, может она или не может идти! Давай ее бросим здесь.

— Как?! Ведь она наша подруга!

— Нет, она не наша подруга, она твоя девушка. Ты о ней и заботься. А мне плевать. Я уйду один.

Скотти повернулся, набросил на плечи куртку и растворился в ночи.

Эшли одиноко бродил по гостиной. Крышка люка дернулась, и он увидел налитые кровью глаза зловещего мертвеца. Послышался издевательский хохот, и скрежещущий голос:

— Скоро ты будешь таким же, как я, таким же, как я!

И после этого всю комнату заполнил хохот.

Эшли с ужасом смотрел на приоткрытый люк. Он с трудом узнавал лицо Алисы, настолько оно было ужасным и гнусным. Гной, запекшаяся кровь, слюна — все смешалось на этом синем, разложившемся лице. И только глаза и зубы сверкали глянцем. Но не белым, а желтым и грязным.

Эшли зажмурился и выбежал из гостиной в комнату, где спала Линда. А вслед ему звучал зловещий хохот и вой:

— Ты будешь таким же, как я, ты будешь таким же, как я. Ты не уйдешь от этого!

Эшли захлопнул дверь, отрезав ужасный голос. Линда спокойно спала на кровати, на ее лице было умиротворение и покой. Эшли встал на колени перед кроватью своей любимой и осторожно приподнял одеяло с ног, чтобы посмотреть, как там ее рана.

Небольшая кровоточащая точка на щиколотке девушки. Но тут от этой точки, как трещины, побежали кровавые прожилки. Эшли вздрогнул. Линда, не открывая глаз, приподнялась на кровати и протянула к нему руки. Рот девушки раскрылся и зазвучал страшный, как бы механический, смех. Как заводная кукла, Линда крутила головой и двигала руками. Эшли отпрянул.

— Ну что ты? Куда ты? — хрипела Линда, на глазах превращаясь в мертвеца.

Эшли выбежал в гостиную и закрыл за собой дверь. Прямо ему на руки упал изможденный, окровавленный Скотти. Джинсы у него были изодраны и залиты кровью.

Что с тобой, Скотти? — пытался втащить его в дом Эшли.

— Деревья. Алиса говорила правду, — хрипел Скотти. — Они не пускают, они обкрутили меня корнями, изодрали в кровь. Но я вырвался, нам не уйти отсюда! Эшли! Я уже понял это.

А на пороге своей комнаты сидела смеющаяся Линда. Ее лицо, хоть еще и не было обезображено тленом и разложением, но стало ясно, что она уже мертвец. Непонятный свет лился из ее открытого рта, на котором то и дело вздувались огромные пузыри кровавой слюны, лопались, и брызги разлетались в разные стороны.

Эшли усадил своего раненого друга на диван, тихо приговаривая:

— Скотти, Скотти, все будет хорошо. Мы победим, мы вырвемся отсюда. Успокойся. Мы только дождемся рассвета, а потом выберемся.

— Нет, нет, — прохрипел Скотти и окровавленной рукой показал на часы, маятник который уже давно застыл.

Его глаза закатились, и он потерял сознание.

А Линда продолжала хохотать и судорожно сжимать и разжимать пальцы.

— Мы не умрем, не умрем, Скотти, — пытался привести в чувство своего друга Эшли. — Там есть тропа, и мы выберемся.

— Нет, никакой тропы уже нет, — хрипел Скотти. — Эти деревья живые, они все понимают. Они закрыли тропу.

— Скотти, Скотти, мы выберемся, я тебе клянусь.

— Нет, я не хочу выбираться, я не хочу умирать, — зашептал Скотти.

Его глаза подернула белая пелена смерти, и из полуоткрытого рта хлынула на грудь кровь. Голова бессильно упала на плечо.

— Нет, не умирай, не умирай! — кричал, пытаясь привести в чувство своего приятеля, Эшли.

Ему вторили, хохоча и издеваясь, Алиса и Линда. Они тряслись от хохота и облизывали губы. Они жаждали только одного, как можно скорее расправиться с Эшли это было их самое заветное желание, их самая страстная мечта, которую, они знали, смогут реализовать.

— Заткнись, заткнись, тварь! — орал Эшли и принялся колотить по лицу свою подругу.

Но та никак не реагировала на удары. Она широко открывала рот, показывая посиневший язык, хохотала и визжала. И Алиса из погреба следила за всей этой сценой визжа. Она радовалась беспомощности Эшли.

Он не выдержал всего этого глумления над ним и гнусного издевательства, схватил ружье, взвел курки и приставил вороненный ствол ко лбу Линды. Казалось, еще мгновение, он нажмет на курок, ее голова разлетится в разные стороны. Но парень медлил: что-то не позволяло ему нажать на курок, что-то удерживало. Он заставлял себя сделать это легкое движение, это несильное прикосновение, но не мог. Он смотрел на искаженное смертью лицо своей подруги, хохотавшей прямо ему в глаза. Эшли отвел взгляд и заметил на шее Линды тонкую серебряную цепочку, на которой висел отполированный кусок горного хрусталя.

И тут зловещий мертвец-Линда опустила голову, перестала хохотать и визжать. Через мгновение она медленно вскинула голову — это был уже не мертвец, а та, прежняя Линда. Она с мольбой смотрела на Эшли.

— Эшли, Эшли, помоги мне, помоги мне, пожалуйста. Мне страшно, — шептала девушка и тянула к нему руки.

Эшли от неожиданности, от этой странной метаморфозы выронил ружье.

— Помоги, помоги мне, Эшли, не позволяй этим мерзким тварям забрать меня, — Линда припала к груди парня.

Она дрожала, плакала, горячие слезы текли по ее лицу, и Эшли все плотнее и теснее прижимал к себе подругу.

Вдруг за его спиной прозвучал ясный и отчетливый голос Алисы. Эшли вздрогнул, отклонился немного от Линды и повернулся.

— Эшли, Эшли, помоги мне. Я прошу тебя, помоги, — говорила из погреба Алиса. — Выпусти, пожалуйста, меня, я уже прежняя. Выпусти, я тебя прошу. Со мной теперь все в порядке. Тебе нужно только отпереть замок на цепи и выпустить меня.

Эшли неподвижно стоял на одном месте. Рядом с ним стояла дрожащая Линда. Парень не знал что делать, а подсказать было некому.

— Алиса, Алиса, — по липкому от крови полу шагнул к люку Эшли.

Он сел на корточки и вытащил из кармана связку с ключами. Он уже поднес ключ к замку, но на всякий случай, приоткрыл люк, прислушался и заглянул туда.

— Алиса, Алиса.

Но тут проломив доски, выскочили две руки трупа. Они схватили Эшли за лицо и за шею и прижали к полу. Как ни пытался он вырваться, ничего не получалось. А визгливый, гнусный голос мертвеца, передразнивая Алису, кричал:

— Со мной все в порядке, со мной все в порядке. Я прежняя. Выпусти меня.

Загнутые черные ногти впивались в лицо Эшли. Они рвали кожу, оставляя широкие борозды ран. Один из гнилых пальцев попал ему в рот, и Эшли, едва сдерживая жуткое отвращение, изо всей силы перекусил гнилую кость. Он резко оттолкнулся от пола и встал на ноги, отплевываясь слизкой гнилой плотью и содрогаясь от отвращения. Рука с откушенным пальцем, исчезла в провале пола.

— Ах вы ублюдки! Ах вы твари! За что вы меня пытаете? Зачем? — закричал Эшли, сжимая кулаки.

И в это мгновение, за его спиной, послышался мерзкий, нестерпимый смех зловещего мертвеца-Линды. Эшли обернулся и посмотрел на свою подругу. Та сидела на пороге комнаты, поджав под себя ноги и наматывала на гнилой палец локон. Ее лицо расплылось в хищной ухмылке, глаза были выпучены и белы, зрачки исчезли. Она визжала, хохотала и улюлюкала.

— Заткнись, тварь! Заткнись! — закричал Эшли.

И действительно, Линда или то, что было Линдой, смолкло. И вдруг оно запело ту песенку, которую Эшли вместе с ней пел в старом добитом форде по дороге сюда. Не выдержав такого издевательства, Эшли схватил Линду за ноги и поволок на улицу. Там она, мерзко хихикая, кричала:

— Мы до тебя доберемся! Мы до тебя доберемся. — И судорожно сжимала руки с длинными пальцами и черными ногтями.

Эшли выволок ее на улицу, голова прогрохотала по ступенькам. Парень, не останавливаясь, тащил и тащил извивающуюся и кричащую Линду в лес. Он с омерзением бросил ее под кусты. Та даже не пыталась подняться, а все хихикала из темноты.

— Мы доберемся до тебя! Думаешь, ты лучше остальных, и ты станешь таким же, как мы!

На пороге Эшли в последний надежде обернулся, но из-под кустов все также слышалось хихиканье и гнусный скрежет.

Замкнув за собой дверь, Эшли опустился на колени перед Скотти. Он налил полный бокал виски и стал вливать его в рот приятелю.

— Не умирай, Скотти. Настанет рассвет, и мы выберемся отсюда. Наваждение кончится. Скотти, ты слышишь меня? Очнись! Мы все вместе уйдем отсюда, я, ты, Линда, Шейла. — Он уже сам не понимал, что говорит!

Но Скотти ничего не отвечал.

— Скотти, ты же с радостью поедешь домой?

Эшли замолчал. Виски выливались обратно из заполненного рта его друга. Рука Эшли разжалась, и бокал упал на диван, заливая обивку остатками виски. Люк вновь завибрировал, и оттуда послышался ледяной смех Алисы.

Эшли в ужасе отпрянул к стене и закрыл уши руками, но даже так был слышен зловещий смех мертвеца. Парень зажмурил глаза и стал биться головой о стену.

— Нет! Мне все это кажется. Ничего этого нет. Все живы. Я просто сошел с ума.

И тут острая боль пронзила его плечо. Эшли выпрямился. Прямо перед ним стояла Линда, она слизывала острым языком кровь с конца длинного кинжала и дико визжала. Ее глаза блестели страшным огнем. Веки стали синие, а по всему лицу проступили трупные пятна. Линда еще раз взвизгнула и занесла кинжал для нового удара. Эшли схватил ее за руки и отбросил к стене, но удар как будто бы не причинил Линде никакого вреда. Она вновь захохотала, и Эшли отпрыгнул. Он покатился кубарем по дивану, мертвое тело Скотти рухнуло на пол.

Линда, смеясь, перехватила кинжал прямо за лезвие и, не замечая, что сталь режет ей гнилую руку, хохоча и визжа, бросилась на Эшли. Он пополз по полу, стараясь увернуться. Но тут приподнялась крышка люка, и гнилая рука Алисы схватила его за щиколотку, пытаясь втянуть в подвал.

Эшли рвался, каблуком как мог, изо всей силы, прижал руку Алисы к доскам и освободился. Но тут Линда бросилась на него с кинжалом. Эшли перехватил ее руку, но та свободной рукой схватила его за челюсть и начала рвать губы. Парень, что было силы, превозмогая боль, заломил руку девушки с кинжалом за спину и коленом оттолкнул ее от себя.

Линда-мертвец покачнулась и упала на пол. Острие кинжала пронзило ее насквозь и вышло из живота. Кровь хлынула из открытого рта. Смех затих. Лишь только синие руки Алисы оставляли загнутыми ногтями борозды на досках пола. Эшли склонился над Линдой. Вгляделся в ее лицо. Это было лицо его возлюбленной, его возлюбленной Линды, только исцарапанное и окровавленное.

Слезы наворачивались на глаза Эшли. Он гладил девушку по голове. Он понимал, что сам убил свою возлюбленную, но другого выхода у него не было. Или он — или они — зловещие мертвецы. Нужно было смириться с мыслью, что от Линды осталось только тело, мертвое тело, лежащее у ее ног.

«…Их можно уничтожить, только расчленив труп, разрезав его на куски…», — вспомнилась Эшли услышанная им магнитофонная запись-исповедь профессора Веймара Нойби.

Парень колебался. Он не мог заставить себя сделать это, но выхода у него не было. Только так он мог попробовать спастись. Или они — или они…

Эшли потянул Линду за ноги к дверям мастерской. Когда он взваливал тело на платформу верстака и закреплял его цепями, лицо Линды стало уже совсем умиротворенным. Лишь только белизна смерти сковало его. Эшли включил весь свет, все лампочки, какие только были в мастерской, потуже затянул цепи и отдернул занавеску на шкафу с инструментами. Красным лаком блеснула бензопила. Он потянул на себя пусковой тросик — пила завизжала. Стремительно завращалось полотно, сверкая острыми зубьями. Он уже поднял пилу и занес ее над шеей Линды, но его взгляд уже во второй раз за эту страшную ночь упал на пластинку горного хрусталя, оправленную серебром. Это был его подарок, это было то украшение, которое девушка приняла с такой радостью.

Ревел мотор пилы, а Эшли все никак не мог решиться расчленить тело своей подруги. Наконец, он заглушил мотор и отбросил пилу. На его лице была растерянность. Эшли не понимал, что нужно делать. Парень плакал, прижавшись к телу Линды, и, не выдержав, поцеловал в приоткрытые, еще теплые губы. Он развязал тяжелые цепи, взял девушку на руки и понес на улицу. Он решил похоронить ее, как человека. Аккуратно положив ее на пожухлые листья, Эшли принялся тяжелым заступом рыть землю. Но в какой-то момент ему почудилось, что за ним кто-то наблюдает. Он остановил работу и взглянул на Линду — она лежала неподвижно.

Занятый работой парень не слышал, как тяжело бьется Алиса в крышку люка, как, скрипя и визжа, выезжают из своих гнезд шурупы и кованые гвозди, как срываются завесы, на которых держится люк. Он также не видел, что глаза Линды открылись, но при его взгляде на нее глаза вновь закрылись и лицо приобрело прежнее выражение умиротворенности и спокойствия.

Когда яма была готова, Эшли осторожно взял голо Линды на руки, поднял и бережно положил на дно. Надмогильный холм был готов, Эшли отбросил тяжелый заступ. Рядом, на земле, он увидел, как что-то сверкнуло, нагнулся, хотел поднять — это был его подарок — хрустальный медальон. Его пальцы потянулись к тонкой витой цепочке. В это время земля разверзлась, оттуда выскочила рука зловещего мертвеца и схватила Эшли за запястье. Следом за рукой показалась жуткая, изъеденная тленом голова Линды. Она хохотала и стонала.

От ужаса Эшли закричал. Зловещий мертвец, разрывая полотно джинсов, вонзил свои ногти в голень парня. Тот хотел отпрянуть, но не смог, так крепко держала другая рука его ногу. Он рванулся, заорал, рухнул на землю и, цепляясь руками, пополз. А мертвец уже вставал из ямы. Эшли попалось под руку бревно. Им он начал колотить по голове зловещего мертвеца, но удары были бесполезны — Линда только хохотала, визжала и скрежетала зубами.

Эшли понял, что бревно не поможет, быстро схватил валявшийся рядом заступ, и в тот момент, когда Линда бросилась на него, рубанул заступом, отсекая хохочущую голову. Голова покатилась, а обезглавленное тело рухнуло прямо на Эшли. Из шеи хлестала кровь. Парень прикрыл глаза, пытаясь увернуться от этой страшной струи. Он смог сбросить с себя тело зловещего мертвеца и, спотыкаясь, побежал к дому. А голова, валявшаяся на опавшей листве, продолжала хохотать и скрежетать зубами.

Когда Эшли вошел в дом и перевел дыхание, то увидел распахнутый люк подвала. Он захлопнул его, взглянул на часы — маятник был на том же месте, где и час назад, он застыл в своем полете, прикоснувшись к стене. Стрелки все также показывали без десяти шесть.

Эшли, осторожно ступая, подошел к каминной полке и взял в руки ружье. Это была последняя его надежда выжить. Он медленно обходил комнаты — везде стояла тишина, гнетущая и устрашающая. Она не могла обмануть парня, в ней таилась смерть.

Парень сделал несколько неуверенных шагов к окну и отодвинул стволом ружья занавеску. Вдруг оттуда, из темноты, к нему метнулись ужасные синие руки мертвеца и ухватились за ствол ружья. Лишь чудом Эшли не выпустил приклад из рук. Он начисто забыл, что ружье может стрелять, и рвал его изо всех сил на себя.

Алиса или то, во что она превратилась, тянула ружье, визжала, хохотала, бешено вращала глазами и разбрызгивала вокруг себя гнойную кровавую слюну.

Эшли, наконец, вырвал ружье и выстрелил дуплетом из двух стволов прямо в голову Алисы. Из простреленного черепа брызнули мозги, и зловещий мертвец исчез в темноте, но через мгновение снова появился в оконном проеме. Обезображенная раной голова свесилась на бок, но все равно из раскрытого рта летел страшный смех.

Эшли дернул за веревку, и вторая рама с грохотом опустилась, перекрыв дорогу зловещему мертвецу. Парень вспомнил, что оставил входную дверь незакрытой. Он бросился к ней, но уже в комнату тянулись длинные полупрозрачные руки Алисы. Эшли что было силы навалился на дверь, защемив в ней пальцы с черными загнутыми ногтями, с которых капала кровь. Мертвец по ту сторону дверей визжал и хохотал.

— Все равно тебе отсюда не уйти! Ты станешь таким же, как я!

Эшли прикладом бил, дробя пальцы мертвеца. Дверь еще раз качнулась, и руки исчезли за ней. Парень опустил щеколду и привалился к двери спиной, переводя дыхание и лихорадочно перезаряжая ружье. Но в кармане валялась только одна пустая гильза. Эшли чертыхнулся и опрометью бросился к погребу. Он отбросил сорванную крышку и, поскользнувшись на лестнице, скатился вниз, больно ударившись головой о глинобитный пол погреба. Только тут он почувствовал, как болит его, в клочья разодранная, нога, как стекает по ней горячая кровь. Эшли застонал.

Вздрогнула и хрустнула над его головой водопроводная труба. Парень затравленно посмотрел на нее — из разлома, сперва тонкой струйкой, а потом и потоком, хлынула густая кровь прямо в лицо Эшли. Он отпрянул в сторону и с ужасом увидел, как из двойной электрической розетки, прямо из отверстий, побежали струйки крови. Он отвел взгляд, но тут же увидел, как колба электрической лампочки наполняется кровью, и красный свет заливает подвал.

Щелкнула и приоткрылась крышка старинного патефона, завертелась ручка, и игла опустилась на пластинку. Зазвучал бравурный марш. Включился и застрекотал, казавшийся до этого безжизненным и поломанным, кинопроектор. Закрутились катушки с пленкой. Тени забегали по стенам.

Эшли, как затравленный зверь, бросился к единственному светлому, белому, а не кровавому пятну в этом помещении, к прямоугольнику света на стене, струившемуся из объектива кинопроектора. Но тут взорвалась колба электролампочки, не выдержав напора крови. Кровавые капли брызнули на линзы проектора, и в лицо Эшли ударил красный свет.

Он прикрывал руками лицо, а в подвале все звучал бравурный марш. Наконец, пересилив свой страх, Эшли бросился к письменному столу. На ощупь нашел коробку с патронами и, рассыпая гильзы, набил ими полные карманы. В этот момент в подвале начало взрываться все: трубы, электропроводка, кинопроектор.

Прикрыв голову руками, Эшли зажмурился. Лопнула пружина патефона, и марш начал затихать. Наступила почти полная тишина, в которой слышалось бульканье и хлюпанье вытекающей из трубы крови.

Эшли открыл глаза. Казалось, весь этот странный, заброшенный дом истекает кровью. Вдруг он услышал бой курантов. Он медленно поднялся по скрипучей лестнице в гостиную. С часами происходило что-то невероятное: маятник быстро раскачивался, а стрелки бешено вращались в обратную сторону. Эшли с изумлением и ужасом смотрел на все, что происходит. Но только он дернулся, как часы мгновенно остановились. Они показывали то же время: без десяти шесть было на белом циферблате, стрелки замерли на том же самом месте, где и в начале этого жуткого вечера.

В густой тишине Эшли услышал удары своего сердца. Оно бешено колотилось, стучало, пытаясь пробить грудную клетку и вырваться наружу.

Произвольно, подвластные неведомой силе, открывались и закрывались двери, бешено колотились ставни, сами собой скрипели половицы. Казалось, что дом заполнен невидимыми существами, которые дышат, шевелятся, кричат.

Эшли затравлено озирался то в одну, то в другую сторону, реагировал на каждый сумасшедший шорох. Наконец, он замер у старинного зеркала, посмотрел на отражение — оттуда на него смотрело окровавленное изможденное лицо, постаревшего на десять лет Эшли. Он протянул руку, пытаясь прикоснуться к стеклу, но его рука вошла в горячую густую кровь, как будто вместо зеркала был таз, заполненный липкой кровью. Эшли закричал и отскочил. С разворота он выстрелил прямо в окно.

— Я схожу с ума, я схожу с ума, — шептал он сам себе.

И в это мгновение он начал чувствовать, как что-то неведомое вселяется в него, как что-то заполняет его тело.

Он прикоснулся к своему лицу, но ничего не ощутил. Сердце билось бешено. Эшли понимал, что еще мгновение, еще несколько секунд и он станет таким же безумным мертвецом, как и все его друзья. Он судорожно сунул руку в карман и вытащил хрустальный медальон на тонкой серебряной цепочке.

— Линда, Линда, — шептал он, прижимаясь спиной к двери, постепенно успокаиваясь.

Вдруг дверные доски хрустнули, и две мерзкие руки выскочили из проломов, схватив Эшли за лицо. Он рванулся и отскочил в сторону. Развернулся и выстрелил. Выстрел буквально разорвал голову Линды. Эшли стремительно перезарядил ружье, кружась на одном месте. Из шкафа на него прыгнула, хохоча и визжа, Алиса. Парень нажал на курок — грохнул выстрел, голова Алисы разлетелась на куски.

Эшли вновь принялся заряжать ружье, но тут ему на плечи легли две сильные руки. Парень оглянулся — перед ним стоял Скотти, тоже превратившийся в зловещего мертвеца, в него успел тоже вселиться злой демон. Пальцы Скотти легли на горло Эшли, пытаясь его задушить. Эшли ударил прикладом прямо в голову зловещего мертвеца-Скотти, но и тот ударил его. Эшли упал, выронив ружье на стеллаж, рухнувший ка пол. Посыпались книги. Одну из них Эшли сразу узнал. Это была книга, сделанная из человеческой кожи, это была «Книга мертвых», та, о которой говорил профессор Веймар Нойби — та книга, послужившая началом всех злоключений, произошедших с Эшли и его друзьями. Книга лежала на полу, рядом с жарко пылающим камином. А Эшли боролся со своим бывшим другом, а теперь со зловещим мертвецом-Скотти.

Тот, сжимая горло Эшли, приподнял его от пола и медленно, методично, все сильнее и сильнее сжимал горло парня. Понимая, что спасения нет и что сейчас он погибнет или превратится в такую же мерзость, как и его друзья, Эшли вонзил большие пальцы рук в выпученные и налитые кровью глаза Скотти. Пальцы глубоко вошли в скользкую и гнилую плоть. Зловещий мертвец завизжал от нестерпимой боли и разжал свои смертельные объятия.

Эшли отпрянул к стене и прижался к ней спиной. Скотти водил руками из стороны в сторону, ища свою жертву. Из его глаз текла густыми струями черная кровь.

— Где ты? — ревел мертвец-Скотти.

— Я здесь, здесь, падаль!

— Не вижу!

— Я рад, что ты не видишь.

— От меня не уйдешь, — Скотти, как зачарованный, водил из стороны в сторону руками, натыкаясь на стены, заляпанные кровью, ощупывая воздух.

— Если б ты еще оглох! Я был бы счастлив!

— Я тебя слышу и сейчас убью.

— Нет, мерзкий мертвец! Я не такой, как вы, я человек, и победить вы меня не сможете.

Мертвец-Скотти, шатаясь, как пьяный, натыкался на мебель, крушил ее, ударялся о стены, цеплялся липкими от крови руками, спотыкался о книги, но продолжал искать жертву.

— Я здесь! — крикнул Эшли и мгновенно отскочил в сторону.

Зловещий мертвец моментально среагировал. Он всем телом бросился на то место, где еще секунду тому стоял Эшли.

— Я здесь, сволочь! — прокричал парень из другого угла комнаты.

Скотти тяжело поднялся на колени, задрал залитую кровью голову к потолку и завыл от злобы и бессилия.

— Ну иди ко мне! Иди!

— Я тебя уничтожу! Ты будешь таким, как мы все!

— Никогда, мерзкая липкая тварь!

Эшли схватил со стола большой кинжал, украшенный костяным изображением химеры, подкрался к Скотти сзади и со всей силы вогнал стальной клинок по самую рукоять в распухшее тело зловещего мертвеца.

Из раскрытой пасти химеры бурным ручьем хлынула дымящаяся черная кровь.

А Алиса разбивала закрытую дверь, доски не выдерживали ее ударов. Они хрустели и раструшивались. И вот уже страшные мерзкие синие руки потянулись к щеколде и отбросили ее. Но ей надо было отодвинуть тяжелый комод, который Эшли приволок к двери, чтобы укрыться от нашествия этих мерзких гнусных мертвецов.

Алиса, разогнавшись, ударилась о дверь, и комод рухнул. Она ворвалась в дом. Ее пальцы потянулись к человеку. Алиса и Эшли сцепились в схватке. Они катались по полу, визжали. Эшли хрипел, пытаясь освободиться от смертельных объятий зловещего мертвеца. Наконец, ему это удалось.

Скотти корчился, пронзенный кинжалом, на полу в огромной луже липкой крови.

Взгляд Эшли упал на «Книгу мертвых», лежащую в десяти дюймах от жерла камина. Он понял, что сейчас, немедленно, эту книгу надо бросить в огонь, и тогда, возможно, он сможет спастись.

Шатаясь, он поднялся на четвереньки и пополз к книге. Эшли уже почти дотянулся до нее, как руки Скотти схватили его за ногу и рванули назад. Цепляясь за доски пола, впиваясь в них пальцами, ломая ногти, Эшли продолжал тянуться к книге. Он уже понял, что это единственное его спасение, что здесь никто ему не сможет помочь, только он сам выручит себя, бросив эту страшную книгу в очистительное пламя.

Алиса, с выпученными глазами, подняла тяжелую остро заточенную кочергу и, шатаясь из стороны в сторону, покачиваясь, двинулась к Эшли. Она хотела вонзить раскаленную кочергу прямо в горло парня. Она страстно желала его смерти. Ей было ненавистно все живое, и стремление этого парня остаться самим собой, не превратиться в таких, как они, не превратиться в мертвецов, блуждавших в окрестностях страшного дома старой ведьмы.

Книжка уже занялась огнем, один ее край тлел, и Эшли увидел, как корчится человеческая кожа, поджариваемая на огне. Еще он увидел, как вместе с дымом из книжки стал, крутясь, подниматься дым от головы Алисы и от головы Скотти.

Эшли тянулся к книге, но не хватало нескольких дюймов. А Скотти рвал его за ногу, оттаскивая назад. Алиса, замахнувшись кочергой, изо всей силы опустила ее прямо на спину Эшли. Но желание жить побеждало. Поняв, что рукой не дотянуться до книги, он выхватил из кармана хрустальный медальон на цепочке и стал набрасывать его на книгу, чтобы хоть им подтянуть ее к себе. Медальон все время срывался, а Скотти все тянул парня назад. Алиса еще раз ударила Эшли по спине. Последним усилием Эшли набросил хрустальный медальон на книгу, и тот, зацепившись за тисненную обложку, потащил ее.

Скотти, уже перехватывая ногу, все ближе и ближе подбирался к спине Эшли. Алиса еще раз занесла тяжелую кочергу, но парень все же успел подтянуть книгу, схватить и бросить в огонь. Пламя быстро охватило ее. Корчились, сгорая, страницы. Зловонный дым наполнял гостиную. Вместе с книгой корчились и зловещие мертвецы. Застыла с поднятой для удара кочергой Алиса. Кочерга вывалилась из ее застывших рук, и острие вонзилось в пол прямо перед лицом Эшли. Алиса дернулась, ее голова обвисла на плечо, губы замерли, волосы прядями отваливались от черепа, глаза закатились. Вскоре ее кожа начала трескаться, как стекло, и из-под нее стало стекать гниющее мясо.

Скотти начал дергаться. Ужасно длинный фиолетовый язык высунулся из его ощеренной пасти и, как червяк, начал извиваться на полу.

Все, что происходило в огне с «Книгой мертвых», происходило и со зловещими мертвецами. Книга постепенно превращалась в ничто, в пепел, в кусочки. То же самое происходило с Алисой и Скотти. Их тела на глазах распадались, плоть кусками отваливалась, кровь сворачивалась, превращаясь в сухую красную грязь, которая мгновенно осыпалась, как пыль. Кожа растрескивалась, кости дымились. Вот уже из глазниц черепа хлынул желтый тягучий мозг, смешанный с гноем. Зубы начали сыпаться на пол со стуком. Черви поползли из-под остатков кожи.

Алиса развалилась, и ее останки рухнули прямо перед Эшли, обдав его жаром.

Парень лежал без движения, боясь пошевелиться, боясь прекратить этот странный мгновенный распад. Все, что происходило со зловещими мертвецами напоминало страшный крематорий, в огне которого сгорает труп, превращаясь в горстку безликого пепла.

Останки корчились, извивались, шипели, от них поднимались зловонные облака дыма. Временами они напоминали воздушные шарики, в которые воткнулась острая игла, и из этих шариков выходит воздух. И то, что когда-то было большим, превращается в мизер, превращается в обрывки, ошметки, кусочки, в ничто.

И вот уже не было ни Скотти, ни Алисы, только кучки чего-то остались на досках пола.

Когда Эшли поднялся на ноги, сжимая в руке хрустальный медальон, за окнами уже был рассвет. Медленно и неотвратимо всплывал розовый шар солнца. Маятник часов мерно раскачивался. Стрелки показывали пять часов утра.

Эшли вышел на крыльцо и набрал полную грудь чистого утреннего воздуха. Он пошатывался, сил в его организме уже почти не было. Но парень с благодарностью и каким-то, неведомым ему ранее, торжественным восторгом смотрел на восходящее солнце.

Но зловещие силы не покинули еще эту местность. Кружились вихри, клубился туман, шелестела трава, раскачивались старые деревья, испуганно кричали птицы.

— Будь проклята эта ночь! — воскликнул Эшли, сжимая кулаки.

И тут туча нашла на солнце, и из-под скалы, там, где еще была ночная тьма и клубился туман, раздался хриплый голос:

— Мы доберемся до тебя, Эшли. Ты не уйдешь от нас. Ты станешь таким же, как мы. Ты сам проклял эту ночь, и она для тебя никогда не кончится.

 

Часть III

После страшных событий той ночи, после гибели друзей, жизнь Эшли резко изменилась. Он не мог больше смотреть на эти, такие знакомые ему еще с детства, пейзажи Америки. Он продал все, что у него было — машину, дом, и уехал в Европу.

Его новым пристанищем стал Лондон. Уж что-что, а язык Эшли не собирался менять, пусть даже из-за зловещих мертвецов.

Вдали от родины, кровавые события вскоре забылись. У Эшли была прекрасная работа агента по продаже недвижимости в одной из самых больших и уважаемых фирм Англии.

Он постоянно встречался с людьми, был в гуще событий и ему некогда было размышлять над прошлым. Жизнь мчалась вперед, а вместе с ней мчался и Эшли.

Но тридцатилетний мужчина не может долго жить в одиночестве. Как не велика была тоска по потерянной Линде, Эшли все же через какое-то время стал вновь засматриваться на девушек.

Но происходили странные вещи. Он знакомился с девушкой, и все было хорошо. Но только лишь они оставались одни, и в комнате гас свет, как Эшли казалось, что он снова держит в объятиях Линду. Его губы непроизвольно шептали это имя — Линда.

Естественно, ничего хорошего из этого получиться не могло. Девушки обижались, и у Эшли с ними ничего не клеилось.

Но вдруг ему повезло. Он познакомился с девушкой, которую звали также, как и бывшую возлюоленную. Теперь уже ничего не стояло между ними. Девушке казалось, что это к ней обращается парень, произнося имя с которым у него было так много связано. Он даже, после долгих раздумий, подарил ей хрустальный медальон, оправленный в серебро, на длинной витой цепочке. Он убеждал себя, что это и есть та самая Линда, которая вновь вернулась к нему, нашла его даже в Англии.

И в самом деле, что-то мистическое было в их отношениях. Сразу же после свадьбы Линда предложила Эшли совершить путешествие в Америку. Эшли сначала оторопел, ему вспомнилось все то страшное, что осталось на континенте. Но немного подумав, он все-таки решился вернуться хоть ненадолго в родные места.

В Лос-Анджелес они прилетели поздно ночью. Эшли показалось, что он никуда и не уезжал, настолько густой была темнота.

На взятой на прокат машине молодожены спешили к дому родителей Эшли. Они жили милях в трехстах от Лос-Анджелеса.

Но не успели проехать и четверть дороги, как пошел ужасный ливень. Машина уже не ехала, а просто плыла по дороге. Эшли с трудом справлялся с управлением.

— Послушай, не спеши так, — говорила Линда. — Ведь нам нужно доехать живыми.

— Я не могу, я устал, — отвечал Эшли.

И вдруг в его руках дернулся руль и сам вывернулся в сторону. Эшли почувствовал, что он уже не управляет машиной, она сама ехала и сворачивала помимо его воли. Он резко нажал тормоз.

— Ты чего остановился? — удивилась Линда. — Только что так спешил.

Эшли с трудом перевел дыхание.

— Я не могу ехать ночью, будь она проклята! — воскликнул Эшли и тут же осекся.

Ему вспомнилась та страшная фраза, сказанная им на рассвете у охотничьего домика. Холодок прошелся по его спине.

— Ну ладно, — сказала Линда, увидев, как изменилось лицо ее мужа. — Не хочешь ехать, можно переночевать и в машине. В самом деле, такой ливень. Хотя, где-то здесь должна быть гостиница какая-нибудь. Что-нибудь же на дороге да есть.

Эшли оторвал свой взгляд от руля. И в самом деле, невдалеке, возле дороги стоял небольшой дом. Света в нем не было, но и время было позднее, так что хозяева могли спать.

— Линда, может, нам стоит переночевать в доме? Я не думаю, что нам откажут. Я ведь все-таки местный.

— Ладно, — засуетилась Линда, беря в руки свою сумку. — Можно пойти и попробовать.

Дом был пуст. Казалось, хозяева всего несколько дней оставили его, забыв запереть дверь. Парень и девушка все осмотрели и решили заночевать в нем.

Чтобы как-то убить долгий вечер, ведь ехать дальше они не собирались, Эшли сел за старый расстроенный рояль и принялся наигрывать вальс. Он играл Шопена, а Линда принялась танцевать под легкие воздушные аккорды, которые летели из старого инструмента. Им было хорошо. Каждый занимался тем, что ему нравилось. Сильные пальцы Эшли легко двигались по белым клавишам, рояль отзывался чуть дребезжащими звуками.

Наконец, Эшли встал с вертящегося стула, подошел к танцующей Линде. Он легко взял ее за плечи и прислонил к себе. Девушка приподняла лицо навстречу губам Эшли. Молодожены поцеловались.

— Слушай, Эш, — Линда почему-то никогда не называла его полным именем. Она называла его Эш. И ему это нравилось. — Послушай, милый, мне как-то очень тревожно в этом доме. А вдруг вернутся хозяева?

— Да, это может случится.

— И что мы тогда будем делать? — спросила девушка.

— Мы скажем все, как есть. Только немного изменим детали.

— Так что мы скажем?

— Ну мы можем сказать, что у нас сломалась машина. Что лил дождь. Я думаю, что они на нас не обидятся и, в конце концов, не выгонят, дадут переночевать.

Они вновь поцеловались. Эшли увидел, как сверкнул на груди Линды кусочек полированного хрусталя. Девушка перехватила его взгляд. Он двумя пальцами приподняв камень, оправленный в серебро, поднес к лицу.

— Тебе нравится мой подарок?

— Да, дорогой, мне очень нравится эта вещь. Она такая красивая.

И они вновь поцеловались, кружась под неслышную музыку.

— Линда, ведь мы будем вести себя примерно.

— Конечно, и нам поверят. Ведь мы с тобой такие молодые, такие счастливые, что нам невозможно не поверить.

Эшли отстранился от Линды.

— Послушай, дорогая, а может, мы выпьем немного шампанского? Ведь мы здесь вдвоем. Здесь тепло. За окнами льет дождь. Ты женщина, я мужчина.

Линда довольно улыбнулась.

— Я не против. В конце концов, ведь у нас свадебное путешествие. Правда?

— Да, да, такое бывает один раз в жизни. Одно жаль, — пожал плечами Эшли, — хрустальных бокалов ведь мы с тобой не прихватили. А пить шампанское из пластиковых стаканов как-то не очень солидно.

— Ну, Эш, в этом доме живут тоже приличные люди, не хуже нас. Я думаю, и хрусталь у них найдется. Если мы одолжили на время дом, то думаю, они не обидятся, если мы одолжим бокалы.

Широко улыбнувшись, Эшли шагнул в соседнюю комнату. И тут же замер от удивления — на письменном столе стоял старый бобинный магнитофон, с заправленной в него лентой. Точно такой же, какой был в старом охотничьем домике.

— Линда! — вскрикнул Эшли.

— Что такое? — отозвалась из соседней комнаты жена.

— Я тут нашел.

Эшли с удивлением рассматривал стоящий возле магнитофона фотоснимок, оправленный в овальную деревянную рамку. Оттуда на него смотрела незнакомая девушка с пепельными, в крупные завитки, волосами.

— Так что ты там нашел? — спросила Линда.

— Магнитофон, — как мог более спокойно проговорил Эшли.

— Так включи, музыка нам не помешает.

Эшли, еще не сообразив что он делает, щелкнул рычажком магнитофона. Судорожно дернулась в ленто-протяжнике пленка и закрутилась бобина. Из динамика раздался немного хриплый, хорошо поставленный профессорский голос.

— Это говорит профессор Веймар Нойби. Запись номер два. Я считаю, что совершил потрясающее открытие.

Эшли, удивленный, опустился на стул, потер голову руками и принялся слушать.

— Я со своей женой Генрееттой, дочерью Эми и доктором Мартином Кингом производил раскопки в замке Дранзевилл, что на севере Англии. Там я нашел замурованную в стену старинную книгу, «Книгу мертвых». Там же был и старинный кинжал с ручкой в виде химеры. Мы привезли книгу в Америку, чтобы я мог спокойно изучать ее. Именно тут, в Америке, в старом охотничьем домике, я начал перевод этой книги. В ней говорится о незримом присутствии зловещих сил, живущих повсюду на границах человеческого мира. В ней написано, что эти злобные духи хотят завладеть живыми людьми, их душами и телами.

Вот как произносятся первые предложения книги на том мертвом языке, на котором она написана.

Из динамика послышались гортанные нечленораздельные звуки. Эшли схватился руками за голову, он уже слышал эти звуки. Слышал их в старом охотничьем домике накануне той страшной ночи, когда погибли и исчезли все его друзья.

— Что за гадость ты там слушаешь? — крикнула из соседней комнаты Линда.

Но Эшли, как завороженный, смотрел на вращающиеся бобины магнитофона и не мог выдавить из себя ни звука. В его ушах постепенно возникал звон, он слышал через стены дома, как шелестят и ломаются ветви деревьев в окрестном лесу, как падают стволы.

Он чувствовал, что какая-то неведомая сила, освобожденная молитвой-заклинанием, движется к дому, но ничего не мог поделать с собой. Он ощущал, как неумолимо приближается к дому это вечное Зло.

Линда уже успела переодеться в шелковую ночную рубашку. Она, стоя у старинного зеркала, расчесывала свои волнистые волосы. Ей тоже показалось, что что-то на улице происходит необычное, что там что-то неладно. Она повернула голову, не отрывая расческу от волос, и в это мгновение разлетелась вдребезги разбитая тяжелая оконная рама. Тысячи сверкающих осколков стекла дождем посыпались на дубовый пол. Девушка истошно закричала. Первое, что пришло ей в голову имя мужа.

— Эш! Эш! На помощь!

— Линда! — пришел в себя Эшли, вскочил из-за стола и бросился на зов своей жены.

Он открыл дверь в ее комнату и вскочил. Линды не было. Лишь только ветер размахивал тяжелыми белыми шторами, которые казались крыльями смертельно раной птицы, лишь только дубовый пол блестел, усыпанный осколками разбитого стекла.

Эшли выбежал на улицу.

— Линда! Линда! Ты где?! — кричал он.

Ему сделалось не по себе. Шумели старые деревья, поскрипывали их стволы, с ветвей сыпались листья. Все повторялось, как тогда, как в ту жуткую ночь, когда миром овладели зловещие мертвецы.

Неожиданно из кустов, истерично смеясь и визжа, поднялась Линда. Ее белое одеяние казалось призрачным. Голова болталась из стороны в сторону, глаза были жутко вытаращены, а лицо обезображивала улыбка смерти.

Эшли отшатнулся и упал на спину. Его рука нащупала черенок лопаты. Линда, продолжая визжать и хохотать, бросилась на него. Она легко взлетела в воздух, на какое-то мгновение зависла над лежащим навзничь Эшли, но через мгновение, выставив вперед руки с подогнутыми пальцами и острыми загнутыми ногтями, бросилась прямо к его шее.

Эшли крикнул, и лопата снесла голову зловещему мертвецу-Линде. Голова завертелась в воздухе, и Эшли увидел кроваво-красный разрыв — след удара острой лопаты.

И вновь все повторилось, как в ту жуткую ночь. И вновь он хоронил свою возлюбленную. Но теперь уже над могильным холмом поставил крест, сколоченный из двух корявых сухих сучьев.

Когда острие креста вошло в мягкую рыхлую землю, и Эшли вытирал тыльной стороной ладони вспотевшее и осунувшееся лицо, страшно затрещали деревья. Они зашатались, зашумела листва. Черные тучи заволокли серебряный диск луны. Невероятной силы вихрь закружил вокруг дома.

Он мчался, ничего не разбирая на своем пути, выворачивал деревья, ломал кусты, сметая все живое. Вихрь налетел на дом, распахивая одну за другой двери. А те двери, которые были на замке, падали от его прикосновения, срываясь с петель, они разлетались с громким стуком и хрустом.

Эшли обернулся на этот зловещий вихрь. Его глаза расширились от ужаса. Он закричал, но было уже поздно. Зловещий вихрь подхватил его, как песчинку, как легкую пушинку, и закружил в своем смертельном необратимом танце. Он вздымал его над лесом, над горами, над каньонами, он вертел Эшли, как хотел. Единственное что смог сделать парень, это закрыть глаза и крепко зажать уши.

Наконец, зловещий вихрь стал ослабевать. Тело Эшли, ударившись о старое дерево, упало на желтые облетевшие листья.

Эшли чувствовал, как какая-то страшная сила пытается проникнуть в него, овладеть его телом. Парень дергался, силясь подняться, но это ему не удавалось.

Наконец, утомленный борьбой, Эшли затих и потерял сознание. Когда он пришел в себя, его лицо овевал прохладный вечерний ветер. Парень открыл глаза — садилось солнце. Он видел слепящий оранжевый диск над низким горным хребтом.

Прикрывшись от слепящих лучей рукой, Эшли осмотрелся: вокруг высились вековые деревья, землю устилал золотой ковер опавшей листвы. Он лежал неподалеку от старого добитого форда, того самого, в котором вместе со Скотти, Шейлой, Алисой и Линдой он приехал к охотничьему домику. И сам этот домик был тут, рядом, в двадцати ярдах от него.

— Что это было?! — изумился Эшли. — Что со мной? Где я?

Он провел рукой по лицу и увидел на своей ладони кровь — щека была сильно разбита. Эшли тяжело поднялся и направился к дому.

Возле фундамента клубился густой туман. И тут, из этого тумана, прозвучал хриплый, нечеловеческий голос:

— Будь с нами, Эшли. Ты сам проклял ту ночь. Она для тебя никогда не кончится.

Эшли рванулся к машине, распахнул дверцу и помчался по можжевеловой аллее, приминая бампером росистую высокую траву. Он еле успел затормозить перед разрушенным мостом. Эшли вышел из машины и стал на край обрыва. Оборванные тросы, искореженные балки. Дороги дальше не было. Оставалось только или прыгнуть вниз, в пенящийся ревущий поток, или вернуться назад.

— Нужно взять себя в руки, сосредоточиться, — уговаривал себя парень.

А солнце неумолимо исчезало за горным хребтом. И, наконец, исчезло. На землю пала тяжелая, почти непроницаемая, мгла.

У Эшли было два выхода: либо броситься в стремнину, в черную бездну, либо вернуться в страшный охотничий дом. Но он выбрал третье: он вскочил в свой добитый форд и помчался, не разбирая дороги, по лесу.

Хлестали по ветровому стеклу ветви, корявые сучья вспарывали автомобиль, сдирали краску. Но Эшли, с включенными фарами, мчался, подскакивая и вздрагивая на сиденье. Он хотел убежать отсюда, скрыться, исчезнуть. Но злая неведомая сила вертела автомобиль по своему желанию. Она не дала ему разбиться, упасть в каньон. Она несла его среди толстых вековых деревьев прямо к заброшенному охотничьему домику.

Наконец, Эшли нажал на тормоз, но было уже поздно. Автомобиль с разгону ударился в корявую толстую ель. Эшли вылетел, разбив ветровое стекло, и грохнулся головой в землю. Но тут же, охваченный одним инстинктивным желанием спастись, он вскочил на ноги и бросился в дом. Он метался в нем, закрывая двери, а злая сила кружила, преследуя его. Она выламывала еще оставшиеся двери, выбивала окна.

Эшли пытался хоть где-нибудь найти спасение, спрятаться хоть в какой-нибудь комнате, но ему это не удавалось. Наконец, он почувствовал, что злой вихрь начинает ослабевать. И вот он увидел, как вместе с рваными клочьями тумана, вихрь уносится дальше, покидая дом, покидая после себя вывороченные стволы деревьев, разворошенную землю, оставляя после себя разрушение и запустение.

На дом опустилась пронзительная тишина.

Но Эшли, кружась по дому, не заметил, что за ним наблюдает еще одна пара налитых кровью глаз. Зловещий мертвец, приподняв тяжелый люк погреба, следил за каждым движением парня. Он облизывал длинным черным языком запекшуюся кровь на своих губах, вращал глазами, но хранил молчание, не нарушая тягучую тишину, заполнившую дом.

Этой ночью на частный аэродром приземлился небольшой двухмоторный самолет. Открылась дверь салона, и по шаткому трапу, бережно сжимая в руках стеклянный футляр, спустилась молодая девушка с пепельными, в крупные локоны, волосами. Она так бережно несла свою ношу, словно в ее руках был тончайший сосуд, наполненный бесценной жидкостью. Она смотрела под ноги, ступала очень осторожно, боясь споткнуться или зацепиться о какой-нибудь мельчайший выступ.

Она поглаживала стекло футляра и нежно смотрела на то, что было у нее в руках.

Следом за ней, из салона самолета выгрузили большой кожаный сундук, густо облепленный яркими этикетками. Каждая этикетка обозначала страну, государство, где побывал этот огромный сундук.

Пилот помог выгрузиться, и только потом, с двумя чемоданами выскочил второй пилот самолета. Он бережно поставил поклажу на землю, на бетон взлетной полосы. Просигналил автомобиль, распахнулась дверца, и навстречу девушке бросился доктор Мартин Кинг.

— Здравствуй, Эми. Как все прошло?

— Осторожней, осторожней, не обнимай меня. Видишь, что я нашла.

Доктор Кинг внимательно, с удивлением, рассматривал стеклянный футляр, в котором покоились пожелтевшие изъеденные временем страницы со странными каракулями, завитками, знаками и пиктограммами.

— Что это?

— Ты не догадываешься, Мартин? Это недостающие страницы. Это те страницы, которые так упорно искали мои отец и мать. Мне удалось найти это сокровище.

— Да, я получил твою телеграмму.

Мартин осторожно взял в свои руки бесценное сокровище.

— Осторожно, — сказала Эми.

Но Мартин и так был осторожен. Он впился глазами в страницы.

— Ты себе представляешь, их же еще никто не читал! Тысячу триста лет прошло, когда последний человек держал их в руках. Это же будет сенсация. Это нужно немедленно обнародовать.

— Ты что! Конечно же, не сегодня! — возмутилась Эми. — Сперва я должна найти отца, рассказать ему, показать свою находку.

— Я слышал, он сейчас где-то в Америке, — сказал доктор Кинг.

— Да, я, конечно, давно его не видела, но знаю, где он находится. Я пыталась дозвониться до него, но в эту глухомань, наверное, и дозвониться невозможно. Мне известно. Он, наверное, закопался в переводе «Книги мертвых». Представляешь, как он обрадуется, увидев вот это?

— Ты говорила когда-то, что он снял охотничий домик у скалистого каньона.

— Да, — кивнула головой Эми.

Так это совсем недалеко отсюда, час езды. Садись в мою машину.

Мартин уверенно командовал носильщиками, когда те грузили в багажник большой кожаный сундук.

— Осторожней, ребята, он полон аппаратуры, — остерегал их Кинг.

Сундук был настолько большим, что багажник машины не закрывался. Тогда Мартин привязал его веревкой.

— Эми, я слышал, твой отец уже начал переводить «Книгу мертвых»?

— Ясно, что начал. Чего бы он тогда исчез из города, — ответила девушка.

— Ну и про что там написано? — Глаза Мартина блестели сумасшедшим огнем.

Ему не терпелось первым среди людей узнать содержание книги.

— Он сам тебе обо всем расскажет. Недолго осталось ждать. Ты же сам сказал, всего час езды.

— Но мне не терпится, — настаивал Мартин.

— Сама я могу сказать тебе только одно — эта книга — проход в другие миры.

Эми села в машину, и они с Мартином понеслись по горной дороге.

Эшли очнулся от тяжелого забытья. Он и сам не мог понять, как очутился в плетеном из лозы кресле. Он сжал подлокотники и поднялся. Ноги почти не слушались его. Парень осмотрел свою испачканную грязью рубашку, измазанные джинсы, исцарапанные окровавленные руки.

В доме царила тишина. Эшли запрокинул голову и увидел, что прямо над ним нависает чучело головы оленя со стеклянными блестящими глазами и оскаленным ртом. Эшли зажмурился и пошел в глубину дома.

Вдруг тишину разорвали звуки музыки. Эшли осторожно заглянул в комнату. Возле стены стояло пианино со снятой верхней декой. Клавиши сами собой опускались и поднимались. Молоточки били по струнам, и из инструмента лилась та самая мелодия, которую Эшли играл в доме и под которую танцевала его жена Линда.

Эшли с ужасом смотрел на инструмент, на то, как без прикосновения чьей-либо руки движется механизм, порождая музыку.

Музыка становилась все громче и громче, она давила на барабанные перепонки Эшли. Он закричал и зажал уши руками. Посыпались со стеллажа книги, падая на клавиатуру, ломая молоточки.

Эшли не хватало воздуха. Он бросился к разбитому окну. Двор перед домом заливал призрачный лунный свет. И в этом свете парень увидел то место, где похоронил Линду.

Вдруг опавшая листва на могиле зашевелилась, и из-под нее показалась изъеденная тленом и плесенью рука мертвеца. Она, как будто манила Эшли. Рука поднималась все выше и выше. Пальцы сгибались. Вторая рука отбрасывала комья земли. На поверхность выбрался зловещий мертвец. Это было тело девушки, только страшно обезображенное гниением и тленом. И еще, что сразу же бросилось в глаза Эшли — зловещий мертвец был без головы и выглядел призрачным и нематериальным.

Вновь зазвучала музыка, вновь закружил вальс Шопена. И под его аккорды безголовое тело принялось судорожно взмахивать руками, выгибаться, изображая жуткий танец. Закружилась в воздухе голова, разметались длинные волосы. Голова самопроизвольно подлетела к туловищу и пристала к шее. Но пристала наоборот, лицом назад.

Эшли с ужасом наблюдал, как извивающийся зловещий мертвец вскинул руки и перевернул голову, приведя ее в нормальное положение. Если можно было все это назвать нормальным и естественным.

Беззвучно призрачное существо изгибалось, танцевало, вторя аккордам бессмертной музыки. Тело кружилось, а голова остекленевшими глазами смотрела на парня. Наконец, жуткая призрачная фигура завертелась, закружилась все быстрее и быстрее и как бы исчезла, растворилась в ночном мраке. Эшли отвел глаза.

В это мгновение две холодные руки возникли из мрака ночи просунулись в дом и схватили Эшли за шею. Он от испуга заорал, но ответом был хохот, скрипучий голос:

— Потанцуй со мной, ну потанцуй со мной, красавчик!

Эшли, пытаясь освободиться, повернулся лицом мерзкому зловещему мертвецу. Это было лицо Линды.

Она вращала налитыми кровью глазами. Ее запекшиеся окровавленные губы были раскрыты в ужасном оскале! Эшли дергался и бился, пытаясь освободиться от цепких объятий зловещего мертвеца. В какое-то мгновение ему показалось, что он теряет рассудок. И действительно, он как бы выключился. А когда очнулся и открыл глаза, то оказалось, что он сидит в глубоком плетеном кресле и с ужасом смотрит на выбитое окно. Эшли закричал, пытаясь встать, но какая-то неведомая сила буквально вдавила его в кресло. Парень дергался, на его лбу вздувались вены. Но подняться из кресла, освободиться от цепких объятий страшной силы он не мог.

Наконец, все как-будто исчезло. Он тяжело пошевелил правой рукой, потом пальцами левой, и обрадовался — жуткая сила, державшая его, исчезла.

Но радость была недолгой. Сверху, прямо на колени, тяжело упала отрубленная голова и открыла глаза. Эшли закричал.

Зашевелились губы, запекшиеся кровью:

— Ну что, милый. Поцелуемся? — Издевательским тоном произнесла голова и впилась в правую руку.

Зубы глубоко вошли в ткань. Голова пыталась перегрызть вены, перекусить руку. Эшли слышал, как хрустят его кости, как будто их перепиливают ржавой пилой. От боли и страха парень вскочил и, как ошпаренный, забегал по дому, пытаясь освободиться от смертельной хватки. Он бил ей об стену, топтал ногой. Схватив тяжелый фолиант, без устали колотил по глазам и носу. Но та только визжала. Эшли катался по полу, стуча головой о дубовые доски, но никак не мог освободиться. Наконец, блеснула спасительная идея.

— В сарай, в сарай! — сам себе закричал Эшли. — В мастерскую!

Голова хохотала, хрюкала и визжала.

— Только там, только там, — повторял Эшли, стремглав носясь из комнаты в комнату.

Еще он остановился на пороге и со всего размаху ударил о толстый косяк, но в ответ были только боль смертельного укуса и жуткий, разъедающий душу хохот.

На пороге слесарной мастерской Эшли дернул шнур выключателя, и ее залил желтый свет. Тиски стояли с разведенным зажимом.

Парень всунул голову зловещего мертвеца в тиски и до отказа повернул тяжелую стальную рукоятку.

Хрустели кости черепа, но голова не поддавалась. Когда у Эшли уже не было сил, страшные пожелтевшие зубы разжались. Голова беспомощно старалась вырваться из двух рифленых стальных пластин, которые сжимали ее, губы зло зашевелились. Раздался хохот, вывалился наружу длинный кровавый язык. Глаза, налитые злобой, выпучились.

— Все равно, все равно, — хрипела голова. — Мы не отдадим тебе душу Линды, не отдадим. Запомни это.

Эшли хотел вновь схватиться за стальную рукоятку, чтобы раструшить зловещую голову, но понял, что сил у него на это не хватит.

— Все равно ты сдохнешь, гнусная гнилушка. Ты погибнешь, погибнешь немедленно! — заорал Эшли.

Он бросил быстрый взгляд на стеллаж, где знал лежит бензопила.

Эшли отдернул брезент, стеллаж был пуст.

Распахнулась дверь мастерской, и из синего лунного света показалось туловище зловещего мертвеца. Туловище было когда-то молодой и прекрасной женщиной. А сейчас без головы, обезображенное гнилью и тленом, оно выглядело жутко и ужасно. Но самое страшное — чего больше испугался Эшли — это была бензопила в руках безголового мертвеца. Пила работала, сверкали стальные зубья, вращались диски. Пила жутко звенела. И зловещий мертвец без головы мчался, выставив это страшное орудие смерти прямо на Эшли. Но парень среагировал и успел увернуться. Пила ударилась в стеллаж, перепилив толстые полки. Посыпались банки с краской, зазвенели ржавые цепи, диски, молотки, рубанки — все рухнуло на пол. Мертвец не видел Эшли, он просто вращал пилой вокруг себя в надежде зацепить живого, в надежде поранить его.

Голова, зажатая в тиски, злобно заверещала, и из нее вытекал на верстак желтый густой гной. А из шейного отруба, как из водосточной трубы, хлестала грязно-красная кровь. Она заливала, обрызгивала все вокруг.

Эшли упал, поскользнувшись в луже крови. Он зацепил рукой за ноги безголового мертвеца, и тот, как подкошенный, поскользнулся и рухнул. Пила взлетела в воздух и упала на безголовое тело, отрубив ему руку.

Эшли подхватил заглохшую пилу, вскочил и огляделся. Туловище валялось у его ног. Он брезгливо переступил через него и подошел к верстаку. Голова судорожно пыталась вырваться. В ее глазах на какое-то мгновение появилась мольба, но Эшли был неумолим. Он дернул стартер, и завращалось, сверкая острыми зубами полотно бензопилы.

И когда Эшли вскинул бензопилу, чтобы разрезать омерзительную голову, она вдруг, прямо у него на глазах, превратилась в голову его любимой жены. И голос этого мерзкого создания изменился — зазвучал голос Линды.

— Эшли, Эшли, ты не сделаешь этого. Ведь ты не сделаешь этого, мне будет больно. Мне будет очень больно, — говорила голова Линды, с мольбой глядя в глаза Эшли.

— Нет, я сделаю это, я должен это сделать, — шептали губы Эшли.

Парень подводил бензопилу все ближе и ближе. Вид головы изменился. Она вновь стала жуткой, вновь стала головой зловещего мертвеца. Из широко раскрытого рта хлынула вязкая кровь.

— Ты умрешь, умрешь, умрешь! — закричала голова. — Ты будешь с нами, ты будешь таким же мертвецом, как мы.

Но пила уже делала свое дело. Хрустела кость, разлетались в разные стороны мозги. Эшли дробил и крушил ненавистную голову мертвеца.

Лампочка, заливавшая всю мастерскую мягким светом, мгновенно стала багряной, и красный свет заполнил все помещение, превратив Эшли в жуткое кровавое чудовище с бензопилой в руках.

Шатаясь, измученный и почти до конца морально уничтоженный, Эшли вышел из мастерской. Он держал в руках бензопилу, вращал глазами, оглядываясь по сторонам. Но он уже решил, что не позволит зловещим мертвецам овладеть собой. Он положил пилу и схватил ружье, из коробки набрал полные карманы патронов.

В это мгновение то кресло, в котором еще недавно он сидел, подозрительно зашаталось, закачалось и заскрипело. Казалось, что в нем сидит живое, но невидимое создание, живой невидимый человек. Возможно, это была Линда. Возможно, это она качалась у жарко пылающего камина. Эшли протянул к ней правую руку.

Вдруг он ощутил, что коснулся чего-то страшного, чего-то жуткого. Он отпрянул от кресла, покатился по комнате и подбежал к старинному овальному зеркалу. Он уперся руками в стену и принялся осматривать себя.

— Все в порядке, все в порядке, — шептал парень.

Из зеркала, из-за амальгамы на него смотрел его двойник, такой же окровавленный, с таким же обезображенным ранами лицом. Глаза двойника были злыми, и из них проглядывала жуткая пустота.

— Все в порядке, в порядке, — шептали губы Эшли.

Но плоскость зеркала исчезла, и оттуда, схватив Эшли за плечи, вышел его двойник, похожий на него, как две капли воды. Только взгляд был другим, в глазах зияла пустота. Они были мертвыми.

— Не думай, что все в порядке, — издевательским голосом сказал двойник. — Ведь мы только что разрезали бензопилой нашу любимую девушку. Все в порядке? — спросил он, схватил Эшли за шею и принялся душить.

Эшли на какое-то мгновение вновь потерял сознание.

Когда он очнулся, когда чувство вернулось к нему, то ощутил, что это он сам, своими собственными руками схватил себя за горло и душит себя. Парень отдернул руки и с удивлением уставился на зеркало. Боясь прикоснуться, он робко подвел к нему ладонь. Пальцы уперлись в холодное гладкое стекло.

Эшли на мгновение отвернулся от зеркала и потом резко обернулся к нему, пытаясь увидеть того, второго, двойника, который пытался лишить его жизни.

От прикосновения к холодному стеклу зеркала правая рука прямо на глазах принялась необратимо меняться. По ней пошли маленькие кровавые трещинки. Это было похоже на то, когда пуля попадает в стекло, и от отверстия расходятся изломанными лучами трещины. Эшли с удивлением и омерзением смотрел на свою правую руку, которая не хотела его слушаться, которая, как он понял, уже не принадлежит ему. Рука самопроизвольно изгибалась, пальцы судорожно сжимались. Наконец, она вцепилась острыми ногтями Эшли в лицо, и он, превозмогая боль, едва смог оторвать ее другой рукой.

Эшли метался по дому, удерживая руку, пытаясь понять, что же произошло. Наконец, он понял, что это зловещие мертвецы вселились в его руку, что она уже больше не принадлежит ему, а принадлежит им, и теперь его правая рука будет выполнять их злую волю уничтожать все живое, лишать жизни людей.

— Ну гады, ну сволочи, мерзавцы! — и Эшли принялся колотить рукой по полу. Его лицо искажало боль и страх. — Верните мне мою руку! Верните мне мою руку! — кричал он в темноту ночи. Но за окном только клубились рваные клочья тумана, только шелестела облетевшая листва и скрипели старые деревья.

Рука на несколько мгновений перестала двигаться, но затем вновь ожила. Пальцы принялись рвать волосы на голове Эшли. Он вновь еле смог левой рукой оторвать ее от своей головы. Он метался по дому, не зная, что предпринять. Эшли с удивлением смотрел на то, что еще недавно полностью принадлежало только ему, на то, что подчинялось только его приказам и желаниям. Страшные трупные пятна начали появляться на коже, ногти сделались черными, из-под них капала кровь.

Эшли подбежал к крану, включил воду и сунул руку в умывальник, пытаясь смыть гнилостные синие пятна и кровь. Из крана шла холодная вода, и на какое-то мгновение Эшли стало легче. Он смог расслабиться.

Но в это время его правая рука самопроизвольно схватила тяжелую фаянсовую тарелку и ударила парня по голове, тарелка разлетелась, а Эшли едва не потерял сознание. Он подумал, что не дай бог потерять сознание, тогда его правая рука, уже принадлежащая зловещим мертвецам, сможет сделать свою жуткую работу. Она выколет ему глаза, вырвет ноздри и язык, разорвет рот и перережет горло. А потом вырвет сердце.

— Отпустите меня, отпустите, сволочи! — кричал Эшли, катаясь по полу, ломая посуду и мебель. — Отпустите! Пустите меня!

Но в ответ слышался жуткий издевательский хохот. Смеялась рука или то, что вселялось в Эшли.

— Пустите!

Рука хватала все, что попадалось ей в пальцы и наносила Эшли удары. Она рвала на нем одежду, раздирала в кровь шею, грудь, лицо. Парень метался, как безумный. И действительно, если бы кто-нибудь в этот момент увидел качающегося по полу, корчащегося в конвульсиях, в попытках освободиться от руки Эшли, он бы понял, что этот человек сумасшедший, что разум покинул его.

Наконец, Эшли так сильно ударился затылком об угол тяжелого кухонного комода, что потерял сознание. Он рухнул в осколки посуды, на пол, и замер без движения. Но через мгновение правая рука ожила, пальцы начали сгибаться. Они цеплялись за толстые дубовые доски и тянули тело. Правая рука знала, куда она тянет Эшли, к чему она стремится.

В двух метрах от стола лежал, сверкающий сталью, никелированный секач. Рука ринулась к нему. Надеясь, что пока Эшли находится без памяти, она сможет сделать свое жуткое дело.

Хрустели осколки посуды. Тело Эшли судорожно подтягивалось к остро отточенному секачу.

Но сознание все же вернулось к Эшли. Он с ужасом смотрел, как сжимается его правая рука, как пальцы все ближе и ближе подбираются к секачу. Он, напрягши все силы, выхватил из кармана нож и вонзил его прямо в свою правую руку, пригвоздив ее к полу. Раздался страшный крик боли. Он звучал непонятно откуда: с потолка, со стен, из-под пола. Вслед за криком раздался хохот.

— Так вы еще смеяться будете надо мной, гады! Я вам сейчас покажу!

Эшли дотянулся до бензопилы и дернул зубами пусковой трос. Взревел мотор, и едкий бензиновый дым стал наполнять кухню. Бешено вращалась цепь, сверкая остро отточенными зубьями.

Эшли, зажмурив глаза и сжав губы, от предчувствия дикой боли, все ближе и ближе подводил полотно пилы к своей правой руке, все не решаясь ее отпилить.

Он вдруг почувствовал, как рука начала вырываться, начала вытаскивать из пола глубоко вбитый нож. Тогда, уже не колеблясь, Эшли опустил полотно пилы себе на запястье. Полетели в стороны рваные клочья мяса, искрошенная кость. Кровь брызнула в лицо Эшли. Он дико закричал и почувствовал, что освободился от правой руки.

Под жуткие плач и стенания, разносившиеся со всех сторон, время от времени перемежаемые тихим хохотом, Эшли, держась левой рукой за стену и прижимая к себе кровоточащий обрубок правой, добрался до стеллажа. Там он схватил широкую катушку клейкой изоляционной ленты, и, обмотав обрубок клеенкой, обкрутил его лентой.

Боль все не унималась, кровь сочилась из-под клеенки. Эшли все мотал и мотал ленту на руку, сдавливая себе вены. Наконец, кровотечение унялось. Парень оборвал ленту зубами и отбросил катушку в сторону.

Лишь где-то сверху доносилось хихиканье. Эшли потянулся к ружью, переломил ствол и загнал туда два патрона. Орудовать одной рукой было очень неудобно.

Но вскоре Эшли приноровился. Он положил ствол на обрубок и принялся стрелять в рожи зловещих мертвецов, которые появлялись в проемах выбитых окон.

— Еще немного, — глядя на дорогу, сказала Эми. — Вот за этим поворотом мост, а там прямиком по можжевеловой аллее, и мы будем у дома.

Доктор Кинг уверенно вел машину. И вдруг за поворотом он увидел, что дорогу перегораживает другая машина с включенными сигнальными лампами. Доктор Кинг притормозил. Они вместе с Эми вышли из машины.

У обшарпанного добитого грузовика стояли и смотрели на разрушенный мост мужчина и женщина.

Эми сразу узнала по грузной оплывшей фигуре хозяина охотничьего домика Майкла. Но тот не узнал девушку.

— Простите, пожалуйста, ведь эта дорога к охотничьему домику? — поинтересовалась Эми.

— Да, эта дорога ведет прямо туда, но вы по ней не сможете ехать, — виновато мигая маслянистыми глазами, ответил Майкл и вытер грязноватые руки о свой живот. — Вы что, ослепли. Не видите, мост развалился полностью? Разве что на крыльях можно перелететь через этот проклятый каньон, — Майкл сплюнул на землю и растер слюну.

— Послушайте, но ведь должна быть другая дорога? Где-то здесь есть тропа. Отец мне о ней говорил, — спросила Эми.

— Нет здесь никакой ни тропинки, ни дороги, — послышался из темноты женский голос.

Доктор Кинг и Эми обернулись. Опираясь на капот грузовика, стояла молодая девушка. Она жевала бутерброд и выплевывала кусочки мяса себе под ноги.

— А какого черта вам туда надо? — поинтересовалась она.

Майкл подошел к своей подружке, обнял ее за талию и заискивающе глянул в лицо.

— Бабетта, ты чертовски хороша сегодня. По ночам ты мне нравишься куда больше, чем днем.

— Заткнись, козел, — отреагировала Бабетта, выплюнув большой кусок непрожеванного мяса.

— Не твое дело, милочка, — отрезала Эми. — Если я и буду говорить с кем, то это с хозяином дома. — Она посмотрела на Майкла.

Тот, пошевелив своими пропитыми мозгами, все-таки припомнил, что где-то эту девушку он видел.

— А тут действительно есть тропка, — расплылся он в неискренней улыбке. — И мы с Бабеттой охотно вам ее покажем, если, конечно, вы, красавица, нам заплатите.

Солидный вид доктора Кинга обнадежил Майкла. Явно было видно, что у этого мужика деньги водятся и немалые.

— Так сколько это будет нам стоить? — зло спросила Эми.

— Сорок пять, — начал Майкл, но глянул на каменное лицо Бабетты и тут же добавил: — Сто сорок пять долларов.

Но и Эми не растерялась.

— Если ты, парень, понесешь на своей спине мои вещи, то тогда я согласна.

Такой поворот дела явно устраивал Майкла. Он глупо захихикал, облапал Бабетту и зачем-то подмигнул Эми.

Если бы Майкл знал, какой сундучок припасла для него Эми, он бы не согласился тянуть его и за двести сорок пять долларов. Но уговор дороже денег. Изгибаясь под тяжестью большого кожаного сундука, чертыхаясь, Майкл взбирался по узкой охотничьей тропе все выше и выше в горы.

Эми, единственное что не доверила носильщику, это стеклянный футляр со страницами «Книги мертвых». Она прижимала его к своей груди и плелась вслед за Майклом. Первой шествовала Бабетта, налегке. Она явно привыкла, все, что не случалось в ее жизни, сваливать на своего парня. Она освещала дорогу фонариком и все время подгоняла Майкла.

— Ну давай, скорее. Мне уже надоело тащиться.

— Ты уверена, Эми, что твой отец никуда не уехал? — спросил доктор Кинг, нагоняя девушку.

— А куда ему уезжать, — изумилась она. — Он же, как займется какой-то работой, то никогда не бросит, не доведя ее до конца.

— Ну да, это похоже на профессора Веймара Нойби, — довольно громко произнес Мартин.

И тут, наконец, до Майкла дошло, что Эми — дочь того самого профессора, который заплатил ему астрономическую сумму за аренду домика. Майкл, правда, был не уверен, на месте ли профессор. Срок аренды уже давно кончился, а он до этого времени так и не выбрался в свой охотничий домик. Но деньги были уплачены, и Майклу было наплевать, ждет там девушку отец или он уже давно умер и лежит непохороненный в этом домике. Его делом было донести тяжелый сундук, сбросить его, взять деньги и вернуться со своей девчонкой назад в городок.

А еще пьянчуга Майкл надеялся, что, когда он приволочет тяжелый сундук и грохнет его на пол в домике, заломит еще большую цену. И он чувствовал, девушка и этот доктор Кинг ему не откажут и хоть десятку, но накинут.

Но выстрелив раз десять, Эшли пришел в себя. Никаких зловещих мертвецов за окнами не было. Просто в них подхваченные ветром развевались простреленные и истерзанные занавески. Просто за окнами колыхались ветви деревьев, завывал ветер.

Эшли отложил ружье в сторону. И тут вдруг боль пронзила его лодыжку. Он подскочил и увидел, что отрубленная кисть его правой руки впилась ему в могу, Эшли сбросил обрубок своей руки и накрыл его тяжелым чугунным котлом.

— Вот тебе новый дом, — прохрипел он.

От стрельбы, клеенка, которой он обмотал руку, выбилась из-под ленты, и вновь потекла кровь. Эшли, чертыхаясь и корчась от боли, принялся вновь заматывать руку липкой лентой. Он слышал, как скребется под котлом рука, как тот елозит по полу. Эшли то и дело оглядывался, видел, как движется котел.

Наконец лента кончилась, и Эшли опустил рукав на обрубок руки. Когда он обернулся, то увидел, что котел перевернут, рука исчезла. Парень, придерживая снизу обрубком ствол ружья, водил им из стороны в сторону.

Ветер подхватывал обрывки газет, шелестел ими по комнате. Повсюду Эшли чудилось чужое присутствие. Наконец, он заметил, как зашевелилось и заскреблось что-то под креслом. Но только он успел направить туда ствол ружья, как из-под кресла выскочила обрубленная кисть его руки и, перебирая пальцами, цепляясь за неровности пола, побежала к крысиной норе.

Эшли вел за ней стволом, но так и не успел поймать на мушку. Рука скрылась в норе.

— Ну, сволочи, — прохрипел Эшли. — Что они сделали со мной.

В ответ неизвестно откуда прозвучал хохот.

Эшли слышал, как кисть скребется в перегородке между комнатами. Он выстрелил на звук. Пуля пронзила перегородку, и зияющий пролом с рваными краями открыл вид в другую комнату. Вновь послышалось хихиканье и легкое постукивание.

Эшли обернулся на звук. Под стулом копошилась его рука, постукивая черным ногтем по доскам пола.

В тот момент, когда Эшли нажал на спусковой крючок и прогремел выстрел, рука успела отброситься в сторону. Картечь только пощипала тяжелые дубовые доски, глубоко застряв в них. Вновь слышался мерзкий хохот. Рука бежала у самого плинтуса. Раздался истеричный визг, такой, как визжит крыса, зажатая зубьями капкана. Больше патронов в стволах не было, и Эшли, перезарядив ружье, увидел, что его рука визжит, зажатая капканом. Он довольно ухмыльнулся.

— Что, попалась, сволочь? Так вам и надо.

Рука, приподняв вверх окровавленный указательный палец, как бы говорила и показывала: вот, вот раночка, вот как я поранилась, смотрите. Она напоминала непослушного вредного ребенка.

А Эшли чувствовал глухую вязкую боль несуществующей руки. Он вновь принялся целиться, пытаясь попасть в нее. Прогремел дуплет. В стене образовалась дыра. Эшли довольно засмеялся.

— Ну что, сволочь, попал, попал я в тебя!

Но из пролома в стене, который появился от выстрела, вначале медленно, потом все сильнее и сильнее, все более мощным потоком полилась густая кровь. Наконец, она хлынула, как из фонтана, заливая Эшли лицо и покрывая его с ног до головы липкой горячей массой. Парень попытался выскочить из-под этой струи, и это ему удалось. Он открыл глаза — стена была белой и из нее только шел легкий, едва заметный дымок никакой крови не было.

И Эшли понял, что теряет рассудок. Он поворачивал стволами ружья в разные стороны, прислушиваясь к малейшему шороху, он оскаливался, готовый принять смертельный бой, готовый стрелять во все, что шевельнется, колыхнется или сделает хоть малейшее движение в направлении к нему. Его глаза были безумными.

— Но что сволочи! Гады! Уроды. Мерзавцы, кричал Эшли. — Я вам сейчас покажу! Выходите, приближайтесь! Ну что, попрятались?! Испугались..

Но дом был молчалив и тих.

А когда чучело головы оленя начало хохотать блестя стеклянными пыльными глазами, Эшли понял, что он сошел с ума. Все вокруг наполнил жуткий хохот. И вместе с этим жутким хохотом, который разносился со всех сторон, который пронизывал все существо парня, он тоже принялся хохотать, приседать и подскакивать, изгибаясь и извиваясь в каком-то страшном бесовском танце. Его лицо было безумным, рот оскалился в жуткой улыбке. Тряслась мебель, подскакивали торшеры, покачивались двери, падали со стеллажей книги.

Эшли принялся стрелять, он стрелял в темные провалы окон, за которыми никого и ничего не было. Перезарядив ружье, он выскочил на крыльцо. Ему показалось, что там скрываются те, кто над ним издевается.

В непроницаемой темноте, среди рваных клочьев тумана, блеснул призрачным светом желтый глаз. Эшли испуганно отпрянул в дом. Из проема двери на него кто-то бросился и повалил на пол, не переставая бить кулаком в лицо. Ружье отлетело в сторону.

— Ах ты сволочь, ах ты мерзавец! Так мой дом развалил! Все испохабил, изломал, попортил! — орал раздосадованный Майкл, навалясь на Эшли своим грузным телом, прижимая его к полу.

В дом вскочил доктор Кинг. Он помог Майклу справиться с дергающимся, пытающимся вырваться Эшли. Наконец, Майкл, сложив два тяжелых кулака в замок, обрушил сокрушительный удар на голову Эшли. Тот дернулся и замер, потеряв сознание.

В дом перепуганные вбежали женщины Эми и Бабетта.

— Ну как ты, милая, — обратился к Бабетте Майкл.

— Ничего, ничего, по-моему, все в порядке, — по ее лицу было видно, что она довольна своим мужчиной, который так лихо расправился с вооруженным бандитом.

Эми все так же бережно, как грудного ребенка, прижимала к себе стеклянный футляр с полуистлевшими листами «Книги мертвых».

— Кто это такой? — спросил у нее доктор Кинг.

— Я не знаю, я его первый раз вижу, — мельком взглянув на окровавленное лицо Эшли, сказала Эми.

— Да, странно, здесь что-то происходит невероятное.

— Напоминает войну или перестрелку гангстеров, — сказал доктор Кинг.

— Нет, нет, — прошептала Эми. — Где же мои родители?

Она принялась метаться по дому, но застыла, увидев окровавленную бензопилу, увидев залитый кровью пол. Она бросилась к бесчувственному Эшли и принялась трясти его.

— Где мои родители? Где мои родители? — кричала девушка. — Что ты с ними сделал? Где они? Отвечай, где они?

Голова Эшли безвольно моталась из стороны в сторону и глухо стучала о дубовые доски.

— Эми, успокойся! Эми, перестань! — доктор Кинг схватил девушку за плечи и оттащил в угол комнаты.

— Негодяй, подонок, сумасшедший. Я таких сволочей еще никогда не видел, — шептал Майкл, волоча Эшли к люку, который прикрывал вход в подвал.

Он отбросил тяжелую крышку, и в это время сознание вернулось к парню.

— Подождите! Подождите! — мгновенно сообразив что происходит, закричал он. — Подождите! Я все расскажу! Я здесь ни при чем!

Но его никто не хотел слушать. Майкл со злобой смотрел на окровавленного парня-садиста. Он думал, что этот гад порезал всех бензопилой, зарезал профессора и его жену, зарезал людей, которые могли еще принести ему довольно изрядный доход. И он ненавидел этого мерзавца всеми силами своей души, всеми силами бедного нищего существа.

Майкл ударил Эшли ногой, и парень рухнул, катясь по истертым ступеням в черный провал подвала.

— Катись, сволочь, и сиди там, пока мы не вызовем полицию. А потом с тобой разберутся! — закричал Майкл. — А пока сюда приедет полиция, ты сгниешь, сволочь, заживо в этом вонючем подвале.

Разделавшись с садистом, Майкл уложил Бабетту на диван и принялся осматривать царапины на ее плече, утешая молодую женщину.

— Ничего, ничего, все пройдет. Ничего страшного. Зато какого мы гада с тобой словили. Ничего, милая.

Бабетта морщилась от боли и тихо стонала. В гостиную вбежал доктор Кинг.

— Я обежал весь дом, осмотрел все комнаты, был на чердаке, но такое впечатление, что их здесь никогда и не было, — сказал он, обращаясь к Эми.

— Как это не было. Ты посмотри, вокруг вещи моего отца. Его очки, авторучка, вот его магнитофон. Видишь, магнитофон на столе?

Она подошла и нажала пальцем на клавишу пуска Магнитофон зашипел, бобины принялись вращаться. Из динамиков раздался хорошо поставленный голос профессора Веймара Нойби.

— Прошло лишь несколько часов с тех пор, как я произнес первые абзацы, переведенные мною из «Книги мертвых». Это были абзацы вызывания демонов.

— Это голос моего отца, — уверенно сказала Эми.

— И теперь я боюсь, что моя жена одержима демоном Кондара. Господи, прости меня за то, что я пустил в мир эти страшные силы. Вчера моя жена Генреетта пыталась убить меня. Сейчас первое октября, один час тридцать пять минут ночи, — звучал голос профессора.

Эми от предчувствия чего-то страшного поеживалась. Она сцепила руки на груди.

— Теперь Генреетта мертва, — отчетливо произнес голос профессора Веймара Нойби. — Но я так и не смог заставить себя расчленить ее тело.

Доктор Кинг подошел к Эми и обнял ее за плечи. Девушка дрожала, по ее щекам бежали крупные слезы.

— Я похоронил ее, я закопал ее в погребе, в подвале. Господи, помоги мне! Я не знаю, что теперь делать! — уже изменившимся, срывающимся на истерику голосом диктовал профессор Веймар Нойби.

Эшли, лежа на глинобитном полу, смотрел в потолок, по которому ходили доктор Кинг, Эми и Майкл. Он слышал голос профессора Нойби. Он весь сжался, услышав последнюю фразу о том, что рядом с ним, в погребе, похоронена Генреетта, жена профессора, в которую вселились демоны.

В это мгновение земля в нескольких футах от Эшли разверзлась, и из нее восстал зловещий мертвец. Это была жена профессора Генреетта. Она вращала налитыми кровью глазами, пальцы посиневших, распухших рук в клочьях кожи и полусгнившего мяса судорожно сжимались, зубы клацали. Из треснутого черепа, извиваясь, выползали жирные белые черви и застревали в седых волосах, которые клочьями свешивались на синие распухшие плечи.

От этого жуткого зрелища Эшли заорал. Все в комнате встрепенулись, услышав его дикий крик.

— Послушайте, там с ним кто-то есть! По-моему, он не один орет!

Все прислушались. Действительно, из погреба несся крик, в котором участвовал vie один человек, не одно существо. Их было двое.

— Ну что, ты попал ко мне в погреб, — говорила мерзкая, полуразвалившаяся старуха, шамкая толстыми окровавленными губами.

На ее щеках зияли раны, сквозь которые были видны прогнившие, судорожно сокращающиеся сухожилия и мышцы. Из глаз сочился гной, из крючковатого длинного носа текли двумя ручьями струи желтого мозга.

— А, ко мне попал человек со свежей душой! Со свежей кровью! — старуха, тяжело ступая раздутыми ногами, двинулась к Эшли.

Парень вскочил, побежал по ступенькам, ударившись головой в люк. Но люк был завязан на толстую стальную цепь. Крышка приподнялась, парень заорал, обращаясь к людям, которые стояли и с ужасом взирали на приоткрытый люк.

— Выпустите меня отсюда! Выпустите! — кричал Эшли. — Она меня уничтожит! Выпустите!

И вместе с его криком из погреба слышалось скрежетание костей, зубов и страшный хлюпающий визг и хохот.

— Иди ко мне, мой мальчик!

Старуха шевелила разложившимся указательным пальцем, подзывая Эшли к себе и страшно ухмыляясь. Она была полна похоти и желания. Из-под раздутых окровавленных губ торчали гнилые желтые съеденные зубы. Язык облизывал струйки мозга, сочившегося из ноздрей. Она причмокивала и ухмылялась, все ближе и ближе подходя к Эшли.

А парень изо всех сил стучал плечами и головой в люк, тянул сквозь щель руки, прося и моля о спасении и о помощи.

Первой не выдержала Эми.

— Выпустите, выпустите его! Откройте, откройте этот люк! Спасите его!

Майкл бросился к люку и судорожными трясущимися руками принялся распутывать тяжелую цепь.

— Иди, иди, парень, к милой Генреетте, — шептала старуха. — Иди ко мне. Я проглочу твою душу. Я съем твое сердце и прожую печенку. Я съем всего тебя, до последней косточки, и выпью твою горячую кровь.

Старуха развела руки в стороны, как бы готовясь обнять парня, поплотнее прижать к себе и впиться своими распухшими губами в его губы, как бы поцеловать его поцелуем смерти.

Наконец, Майкл справился с замком. Крышка, отброшенная вверх, освободила проход. Эшли рывком выскочил из люка, но тут же рухнул на пол. Две огромные, раздувшиеся, мерзкие руки держали его за ногу. Он попытался дернуть ногой, чтобы вырвать ботинок, тогда ужасная старуха, на глазах превратившаяся в жуткое чудовище, вцепилась огромными желтыми зубами в его башмак. Она рвала толстую рифленую подошву, пытаясь откусить Эшли ногу.

Майкл попытался помочь парню. Тогда синюшная рука вцепилась в его лицо, толкнула, и он полетел к противоположной стене, ударившись о картину, которая там висела. Картина оборвалась и упала на голову'.

Доктор Кинг тоже не растерялся и бросился на помощь Эшли, но страшный зловещий мертвец-старуха, вскинув руку, ударила его в пах. Доктор покатился по полу, поджимая под себя колени.

— Спасите, спасите! Спасите меня! — кричала Эми.

А Бабетта, прикрыв глаза руками, тряслась от жуткого испуга.

Наконец, Эшли вырвал ногу из зубов старухи-мертвеца. Женщины визжали, Майкл стонал, а доктор Кинг корчился на полу. Старуха на глазах преображалась. Ее рот растянулся прямо до ушей, волосы встали дыбом, глаза выпучились и бешено завращались. Шея неимоверно удлинилась и закачалась над люком.

Эшли изо всей силы опустил тяжелую крышку прямо на эту мерзкую голову, придавив ее к полу. Крышка вздрагивала и вырывалась из рук парня. Тогда Эшли подскочил и со всей силы ударил ногами по ней — голова хрустнула, и из глазницы выстрелил, как пробка из бутылки, окровавленный, гнойный глаз. Он пролетел через всю комнату и ударился в лицо визжащей и верещащей Бабетте. Та мгновенно потеряла сознание. А Эшли все прыгал и прыгал, сильно ударяя подошвами в крышку люка. Голова хрустела, из нее текла кровавая гнойная пена.

Наконец, пришедший в себя Майкл бросился на помощь Эшли. Они вдвоем навалились на люк и принялись каблуками загонять голову обратно. Им это удалось. Крышка с грохотом захлопнулась, и трясущимися руками мужчины протянули тяжелую цепь в кольца, обрамлявшие проем. Крышка под ними еще несколько раз вздрогнула и затихла. Из погреба послышались жуткие всхлипывания и стоны. Мужчины переглянулись. Эшли смотрел на мокрое от пота, исцарапанное лицо Майкла.

— Ну, кажется, все, — прохрипел Майкл. — Мы спасены.

— Эта ведьма в погребе, — ровным голосом проговорил Эшли, — лишь часть того ужаса, который нас окружает. Этот ужас прячется во тьме, он окружает этот дом со всех сторон. Этот ужас вернулся из небытия, восстал против нас.

Все, притихнув, слушали Эшли. И вдруг дико заверещала Бабетта. Бросилась и схватила Эшли за руку.

— Боже, я боюсь! — кричала она.

Майкл поднялся с пола и подошел к Эшли, взглянул ему в глаза.

— Ты, парень, как хочешь, а я со своей девчонкой уношу отсюда ноги. Понял? — Майкл был полон решимости.

— Никто отсюда не уйдет, — твердо проговорил Эшли. — Там, за дверями, смерть.

— А мне плевать, что ты тут плетешь, — Майкл схватил Эшли за грудки и начал трясти. — Мы отсюда уйдем. Пусть это и мой дом, но я не хочу здесь находиться. Ты, как хочешь, а мы уходим.

Вдруг из-под приоткрытого люка послышался мелодичный женский голос. Он напевал колыбельную. Все оторопело глянули. Из-под приоткрытого люка показалось лицо Генреетты. Но не той жуткой, страшной, гнойной старухи, которую Эшли видел в подвале, это была благообразная немолодая женщина. Она смотрела из-под тяжелой крышки с состраданием и любовью на свою дочь и на ее друзей. Ее руки лежали на краю люка. Глаза были полны слез.

— Ты помнишь, — дочь, — проговорила женщина. — я пела тебе эту песню, когда ты была еще совсем маленькой, совсем крохотной девочкой. Помнишь?

— Мама, мама, — зашептала Эми и сделала шаг к приоткрытому люку.

Но Эшли схватил ее за плечо и отрицательно покачал головой. Девушка с непониманием посмотрела на него.

— Дочка, дочка, выпусти, пожалуйста, меня отсюда. Развяжи цепь, подними эту крышку, — говорила женщина. — Пожалуйста, я тебя очень прошу. В этом подвале сыро и холодно. Мне в нем очень плохо.

Эшли держал Эми за плечо, не пуская к приоткрытому люку. Девушка рвалась туда, она хотела видеть свою мать. Она хотела освободить ее.

— Ты родилась девятого сентября тысяча девятьсот шестьдесят второго года, — говорила женщина, глядя прямо в глаза Эми. — Я помню это очень хорошо, потому что в тот день пошел большой снег. Это было удивительно, чтобы в сентябре шел снег.

— Это не моя мать, это не моя мать, это другая женщина! — закричала Эми.

И вдруг комнату заполнил страшный крик, хрипы и бульканье. С пола поднялся, корчившийся еще минуту тому назад от боли, доктор Мартин Кинг. Он судорожно извивался. Его лицо уже было тронуто трупными пятнами. Изо рта капала кровь, из глаз сочился гной. Его руки были распухшими, тело толстым, как будто он долго лежал под водой. Рубашка по многих местах полопалась, не выдержав внутреннего напора плоти.

— Мы были раньше в этом мире, — странным голосом, булькающим и хлюпающим, вещал доктор Кинг. — И мы снова появимся в нем.

Его тело оторвалось от пола и повисло в пространстве. Руки судорожно, как змеи, извивались. Казалось, что тело доктора лишенное костей — двигалось самопроизвольно, как водоросли в воде.

Все отбежали к противоположной стене, испуганные этим жутким зрелищем.

— А теперь, мы хотим получить все то, что принадлежит вам, — продолжал вещать доктор или то, что было доктором Кингом.

Разлагающаяся, разбухшая плоть летала по комнате. Скрюченные пальцы начали нацеливаться на живых.

Вновь задергалась крышка люка, зазвенела тяжелая цепь. Из щели орала и смотрела в комнату мерзкая распухшая зловещая мертвец-старуха. Ее глаза были налиты кровью. Она облизывала потрескавшиеся, окровавленные губы и кричала:

— Вы умрете! Вы все умрете к рассвету! Мы пожрем вас! Пожрем!

Зловещий мертвец-доктор Кинг закружился по комнате, подлетел к Бабетте, впился ногтями в ее лицо и вырвал с мясом длинный клок темных волос. Он с вожделением затолкал их себе в рот и начал шамкать и щелкать изъеденными зубами.

— Выпусти скорее меня отсюда! — кричала старуха, обращаясь к мертвецу-Кингу. — Скорее выпусти, пока они не опомнились!

Бабетта без чувств рухнула на пол. Такого издевательства не выдержал пьяница Майкл. Он смело бросился на Кинга, но тот легко подбросил его грузное тело. Майкл, ударившись головой о потолок, рухнул на пол, трепыхаясь в конвульсиях.

Эшли бросился в другую комнату.

— Куда ты, трус! Куда ты? — закричала Эми. — Помоги нам, не оставляй нас!

То, что было когда-то доктором Мартином Кингом, подползло на четвереньках к люку и гнилыми пальцами принялось распутывать тяжелую цепь, пытаясь открыть люк и выпустить мерзкую гниющую старуху наружу.

Но Эшли уже вернулся. В левой, здоровой руке, он сжимал тяжелый топор на длинной ручке. Он размахнулся и опустил острие топора на шею зловещего мертвеца, возившегося с цепью. Брызнул фонтан крови. Дико закричала Эми. Эй никогда в жизни не доводилось видеть столько крови, никогда девушка не видела, как разлетаются фонтаны и брызги в разные стороны, заливая все вокруг. А то, что было Кингом, вздрагивало, трепетало, ползло, корчилось, судорожно цепляясь за ноги, за выступы досок. Мерзкая старуха громко вопила в погребе.

Эшли продолжал свою кровавую работу. Он, один из всех, понимал, что если не расчленить зловещего мертвеца, он воскреснет и восстанет вновь. Парень разрубил на куски тело доктора Мартина Кинга. Трещали кости, хрустели разрубленные сухожилия, крошились раструшенные суставы и позвонки. Куски мяса падали на залитые кровью доски пола и продолжали корчиться, как будто они были живыми.

Наконец, измученный Эшли отпрянул, он сделал все, что было в его силах. Одного зловещего мертвеца уже не существовало. Все с ужасом смотрели на куски мяса, на лезвие топора, которое от густой крови было багряным.

Понемногу все успокоились, если можно назвать то состояние, которое было у людей, спокойствием. Грязный Майкл, прильнув к выбитому окну, смотрел в ночь.

— Это очень странно, очень странно, — говорил он. — Та тропинка, по которой…

— О чем ты говоришь? — подошла к нему Бабетта и положила руку на плечо.

Но Майкл сбросил руку.

— Я говорю, что тропинки, по которой мы пришли сюда, не видно, ее нет, она исчезла.

Бабетта тоже глянула в окно и, непонимающе, пожала плечами.

— Она должна быть, это просто туман, и ты ее не видишь.

— Да, может быть, туман, — ответил Майкл. — Надо отсюда убираться и как можно скорее. Пойдем, Бабетта.

Но девушка была в нерешительности и растерянности. Она помнила слова Эшли, предупреждающие, что если кто-то выйдет из дома, там, на улице, он найдет смерть.

Еще в больший ужас их привело то, что маятник старинных часов, так мерно раскачивающийся даже во время всех этих страшных событий, вдруг замер, как будто незримая рука прикоснулась к нему и задержала на самой высокой точке амплитуды колебания.

Все с изумлением и страхом уставились на застывший маятник. Черные стрелки часов были неподвижны, как будто они вмерзли в толщу льда.

Вдруг что-то начало происходить, уже совершенно невероятное. Все мелко задрожало, зашаталось, завибрировало. Казалось, что вибрируют даже тела людей. Все прижались друг к другу, боясь упасть. На белом циферблате часов выступила кровь. Она тонкими ручейками текла по эмалированной поверхности циферблата, закрывая черные римские цифры. Она как бы смывала все знаки, как бы смывая все, что было до того, предвещая нечто еще более ужасное и страшное.

За окнами дома, за его стенами пронесся жуткий вихрь. Захрустели и затрещали старые деревья. Но так же внезапно, как все началось, все и прекратилось.

— Что это было? — спросила Эми.

— Мне кажется, — сказал Эшли, — это кто-то из другого мира пытается попасть в наш.

И вдруг тишину расколол удар грома. На улице засверкали молнии. Распахнулись двери.

— Вон там! — показала в дверной проем Бабетта.

— Мы все пойдем туда вместе, — сказал Эшли.

— Тебе интересно, ты и иди, — ответил Майкл, еще теснее прижимаясь к Бабетте, как бы пытаясь закрыться от неотвратимого надвигающегося Зла телом своей девушки.

Эшли отвернулся от трясущегося Майкла и ступил к неизвестному. Он сделал несколько шагов к дверному проему.

Эй, — раздался голос Эми, — я пойду с тобой.

Она держала в руке керосиновый фонарь «летучая мышь» и робко двигалась за Эшли.

Майкл и Бабетта не выдержали одиночества. Они вбежали в комнату, стали рядом с Эшли и Эми.

— Я же тебе говорю, ничего здесь нет и быть не может, — говорил Майкл своей девушке. — Просто эти психи что-то придумывают, что-то им мерещится.

Но он сам не верил своим словам, все сильнее, почти до боли, жал руку Бабетты. Та вскрикнула, и Майкл отпустил руку.

На белой стене полыхнуло фосфорическое сияние, и, искаженное болью, появилось лицо немолодого мужчины. Когда гримаса боли исчезла, Эми вскрикнула:

— Папа! Папа!

— О пресвятая дева Мария! — сказал Майкл.

Это были единственные слова молитвы, которые он знал.

Губы профессора Веймара Нойби приоткрылись.

— Здесь, вокруг, властвует темный и злобный дух, который хочет уничтожить вас.

Каким-то странным, нереальным голосом вещала светящаяся голова.

— Эми, единственный ваш выход, это вот…

На стене, как на простыне экрана появилась рука профессора. Указательный палец был направлен в дальний угол комнаты. Там, на маленьком столике, лежал стеклянный футляр, в котором покоились полуистлевшие страницы «Книги мертвых».

— Эми, возьми эти страницы, прочти заклинание, прогони злых духов. Ты спасешь мою душу и свою жизнь.

Светящаяся голова профессора начала уменьшаться и исчезать. Наконец, она превратилась в едва заметную светящуюся точку, которая через мгновение слилась с мрачными тучами небосвода. Полыхнула молния, загрохотал гром. Все вздрогнули. Оцепенение исчезло.

— Майкл, мне кажется, ты очень сильно сжимаешь мне руку.

Майкл посмотрел в глаза Бабетты.

— Да я вообще ничего не сжимаю.

Все взглянули на руку Бабетты. Ее крепко держала отрубленная кисть, тронутая трупными пятнами. Это была синяя, полуразложившаяся рука, ногти хищно загнуты и впивались в кожу ладони Бабетты.

Девушка истерично завизжала. Пальцы руки разжались, и кисть упала к ногам. Она еще несколько секунд вздрагивала, подпрыгивала и шевелила пальцами, пока Эшли не ударил по ней своим тяжелым ботинком и не отфутболил в темноту.

От испуга Эми выронила фонарь. Все погрузилось в густую тьму.

Когда Майкл отыскал в кармане своего комбинезона спички, и когда зажгли погасший фонарь, оказалось, что Бабетты среди них нет.

Эшли смело разбил стекло футляра, хранившего листки «Книги мертвых». Майкл в это время, припав к окну, вслушивался в ночную темноту и шептал:

— Но где же, где же Бабетта? Почему, почему она не идет?

Эшли здоровой рукой смахнул осколки стекла с полуистлевших страниц. Эми нагнула к ним свою голову.

— Мы должны найти ее, — сказал Майкл, обращаясь к Эшли и Эми.

— Слушай, парень, — веско и грозно сказал Эшли. — Если она выбежала в лес, то мы все можем уже забыть о ней. — И он рубанул по воздуху обрубком руки.

Эшли разглядывал непонятные ему пиктограммы, крючки, черточки, линии, сливавшиеся в слова, которые он не мог прочесть.

Вдруг он напрягся и вздрогнул.

— Что случилось? — встрепенулась Эми.

— У меня такое ощущение, что как будто только что кто-то прошел по моей могиле, — сказал Эшли, и его лицо побледнело. — Что это за картинка? — спросил он.

— Это очень старая книга, — бережно перебирая листки в пальцах, ответила Эми. — Здесь есть заклинания, которые могут помочь нам.

— А ты сможешь найти их? — поинтересовался Эшли.

Эми, присев на колени, переворачивала полуистлевшие листы.

— Вот они, вот два абзаца, — она ткнула пальцем в непонятные каракули.

— Когда вы прочтете первый абзац, — водила указательным пальцем по странице Эми, — то вы выманите дух тьмы из бездны. Вы воплотите его, и он придет в ваш мир.

— На кой черт! На кой черт нам это нужно?! — возмутился Эшли.

С него и так уже было достаточно этих зловещих мертвецов. Не хватало еще самого воплощения Зла, самого демона во плоти.

— А прочитав второй абзац, — водила пальцами Эми, — вы сможете создать провал во времени и в пространстве. Тогда злой дух уйдет туда, откуда пришел. Он вернется в прошлое.

Чтение Эми оборвал сухой щелчок за ее спиной. Эшли резко обернулся. Возле стены стоял Майкл, он смотрел на них почти сумасшедшими глазами, сжимая в руках охотничье ружье.

— Ну так вот, ребята. Хватит заниматься ерундой, — зло говорил Майкл. — Сейчас мы все вместе пойдем в лес, отыщем Бабетту и вернемся тропинкой в город.

— Нет, идиот! — пытался отговорить Майкла Эшли. — Ты не понимаешь, Бабетта уже умерла. Каждый, кто выйдет на улицу, найдет там смерть. Нам нельзя отсюда выходить. Оставшись здесь, мы хоть сами сможем как-то спастись с помощью этой книги. Эми прочтет заклинание, и мы будем спасены.

Майкл не отводя от Эшли ствола ружья, зло выхватил из рук Эми страницы «Книги мертвых».

— Надоела мне эта ваша абракадабра, — Майкл комкал в своей толстой руке страницы из человеческой кожи. — Надоели мне все эти заклинания. Хватит, нужно искать Бабетту.

Он спиной пятился к люку подвала. И не успела Эми вскрикнуть, как Майкл, приоткрыв люк, бросил в его зияющую черноту страницы «Книги мертвых».

— Ну вот, где теперь ваша книга? — кричал Майкл. — Выбора у вас не осталось, нужно идти! А ну быстро, повернитесь и идите к двери.

Он водил из стороны в сторону стволом ружья. Эшли и Эми поняли, что спорить с Майклом сейчас бесполезно, что он одержим навязчивой идееи наити Бабетту. Они двинулись к выходу, понимая, что там, на улице, их может поджидать только одно — верная смерть.

Майкл подгонял их, тыча в спину стволом ружья.

— Вперед! А ну быстрей!

Эшли замешкался. Тогда Майкл толкнул его в спину, и тот упал на траву.

— Ну, болван, скорее! Я же сказал, вперед!

Эми помогла парню подняться, и они вновь двинулись в ночь.

— Я тебе сейчас башку разобью! — крикнул Эшли, но его остановил один только вид вороненного ствола ружья.

Вокруг скрипели деревья, завывал ветер, неслись рваные клочья тумана. Какой-то страшный вой доносился из леса.

Эми схватила Эшли за здоровую руку.

— Я боюсь, — прошептала она.

— Но ничего не поделаешь, — ответил ей шепотом парень. — Мы должны идти, иначе этот идиот пристрелит нас на месте.

— Ее нигде нет, — испуганно говорил Майкл. — Куда же нам теперь идти? Тропинка исчезла! Бабетта! — закричал он, раздирая себе горло. — Бабетта! — истерично кричал он, уже опустив ружье.

— Бабетта! Мы же сейчас погибнем из-за тебя! — крикнул Эшли, схватив Майкла за плечо.

Но тот, широко размахнувшись, ударил его прикладом в живот.

— Бабетта! — истерически кричал Майкл, и слезы текли по его лицу. — Бабетта! Где же ты?!

Вдруг прямо перед лицом Майкла разверзлась земля, и оттуда страшная, распухшая, истекающая кровью и гноем, восстала зловещий мертвец Бабетта. Мужчина от ужаса закрыл глаза. Зловещий мертвец схватил его, высоко поднял вверх и ударил головой о толстый ствол дерева. Бесчувственное тело Майкла осунулось на толстые корни.

Эми первая пришла в себя. Она бросилась в дом, но за ней никто не побежал. Девушка замерла посреди комнаты, исступленно глядя в дверной проем, прислушиваясь к шорохам ночи.

Вдруг на пороге возник зловещий мертвец в облике Эшли. Он поднял руку и, обращаясь к Эми, сказал:

— Будь с нами!

У него внутри что-то забулькало, и кровавая слюна пузырями начала вздуваться на его губах.

Эми дико закричала и, бросившись вперед, быстро захлопнула тяжелую, но уже почти всю разбитую дверь. Она прижималась к ней спиной, пытаясь удержать.

А с другой стороны, с улицы, кто-то неистово колотил в дверь кулаками и кричал:

— Открой, открой, Эми, открой! Это я! Открой!

Но девушка упиралась, как могла, и не открывала дверь.

Вдруг все затихло. Девушка оглядела комнату и увидела на письменном столе отца большой старинный кинжал с головой химеры. Она сжала его в руках, несколько раз крутанулась по комнате, как бы пробуя, надежное ли это оружие. Затем стала обходить дом. Ей все казалось подозрительным. За каждым углом ей мерещился зловещий мертвец, за каждой колыхающейся шторой и занавеской чудилось движение, и ей было нестерпимо страшно.

Наконец, она услышала, как одна из дверей вздрагивает, как кто-то пытается ее открыть. Эми сильнее сжала кинжал в руках, размахнулась. И в это мгновение дверь открылась. Кинжал глубоко вошел в тело. Девушка закричала. На пороге, сильно пошатываясь, с кинжалом в животе, стоял Майкл. Он рухнул прямо к ее ногам.

— Нет! Нет! — кричала Эми, отпрянув от уже безжизненного Майкла.

Она обернулась. И тут ее за голову схватил зловещий мертвец-Эшли. Он крутанул ее в сильных руках, приподнял над собой и собрался бросить в стену. Но что-то остановило его. Он затрясся в страшных конвульсиях, тело начало изгибаться и трепетать. Он опустил на пол бесчувственную Эми и склонился над ней, плотоядно облизывая губы. На доске, рядом с головой девушки, лежал хрустальный медальон, полированный горный хрусталь, оправленный в старинное серебро на тонкой витой цепочке.

Зловещий мертвец своими корявыми пальцами приподнял медальон над собой, затрясся еще сильней. Из его горла вырвался страшный нечеловеческий вопль. Зло, которое еще минуту назад полностью заполняло его существо, исчезло. Он стал вновь прежним Эшли. Так же болел обрубок руки, так же саднило разбитое колено.

Парень опустил голову, и в этот момент над ним что-то просвистело. Эшли рванулся в сторону, и тяжелый топор, проломив дубовую половицу, застрял в ней.

Эми пыталась вырвать глубоко засевшее лезвие то-

— Постой, постой! Подожди! Послушай меня! — закричал Эшли.

Но девушка уже вырвала топор и, взмахнув, нацелилась в голову Эшли. Он вновь увернулся, и топор разрубил раму, висевшую на стене.

— Но постой же! Послушай меня!

Девушка не слышала: громко крича, она судорожно размахивала топором. Эшли бросился к ней и прижал к себе.

— Успокойся, послушай, я уже прежний! Это ушло из меня, — говорил он, пытаясь убедить девушку.

Он толкнул Эми на пол, и она, в самом деле, увидела, что перед ней стоит прежний Эшли.

— Черт! Послушай, я говорю, со мной все в порядке.

Он подбежал к ней, схватил за шею и прижал к полу.

— Посмотри на меня, со мной все в порядке!

Эми не верила своим глазам.

— Может, сейчас с тобой и все в порядке, — прошептала девушка, — но надолго ли?

Парень встал, опустил голову и задумался. Он не знал, как ответить на этот вопрос. Он не знал, надолго ли силы зла покинули его тело и сколько времени он еще будет нормальным человеком.

— Послушай, Эшли, чтобы победить это, — девушка показала на люк, ведущий в погреб, — нам нужны страницы «Книги мертвых». Их нужно извлечь оттуда, иначе мы погибнем.

— Я это понимаю не хуже тебя, я с этим борюсь уже очень долго, — проговорил Эшли, и на лице его появилась полная решимость на самый отчаянный поступок. — Я полезу в погреб.

Крышка люка приподнялась, и мерзкая старуха принялась хохотать, глядя на парня и девушку.

Ее обвислые щеки тряслись, мерзкий язык вываливался изо рта. Глаза превратились в две маленькие гноящиеся черточки.

— Заткнись, мразь! — Эшли наступил ногой на край крышки люка и вдавил в темноту голову мерзкой старухи.

Эми еле оттащила парня за ногу.

— Эшли, уймись. Мы должны спешить, иначе зло вновь овладеет твоим телом. Посмотрись в зеркало, этот сумасшедший блеск в твоих глазах.

Но парень отстранил ее и двинулся к дверям мастерской. Он сорвал занавеску со стеллажа и стал разбрасывать в разные стороны бренчащие цепи, жестянки, банки с краской, сыпались болты, гайки. Наконец, Эшли отобрал то, что ему было нужно: четыре тяжелых хомута для канализационных труб. Он вытащил из ящика бензопилу, и ее мотор взревел. Острые зубья разбрызгивая блестящую металлическую стружку, вгрызались в сталь. Эшли критически осмотрел сделанную им конструкцию.

— Помоги мне, — бросил он Эми.

Та быстро сообразила, что к чему. Подложив несколько обрезков узких досок на культю Эшли, они стянули их хомутами. Эшли взял бензопилу, обтер ее окровавленную цепь ветошью и приладил к импровизированному кронштейну. Здоровой рукой он стянул гайки, морщась от боли. Взмахнул своим страшным протезом — пила держалась мертво, она казалась продолжением его руки. Тогда зубами он рванул пусковой тросик, взревел мотор, стремительно понеслась цепь, сверкая остро отточенными зубьями. Левой рукой Эшли взял с верстака охотничье ружье и резко опустил на середину его ствола бешено вращающуюся цепь. Брызнули, разлетаясь в разные стороны, металлические искры. Раскаленный конец ствола отвалился. Эшли дунул в укороченный ствол, несколько раз крутанул обрез в руках, так что воздух засвистел в отверстиях, довольно хмыкнул и сказал:

— Здорово, Эми. Теперь я расправлюсь с этой мразью.

Он шагнул в проем люка. Заскрипели истертые ступени. Эшли, выставив вперед правую руку, удлиненную бензопилой, двигался во все более густеющую тьму и сырость подвала.

Наконец, его нога ступила в лужу. Эшли понял, что под ногами человеческая кровь, кровь Майкла. Но это его не остановило. Он решительно двинулся вглубь, представляя где что находится. Ведь он сидел в этом подвале, ведь он ходил в нем со своим другом Скотти.

Он шел и смотрел себе под ноги. Жидкий свет из открытого люка освещал тускло мерцающие лужи, балки, конструкции, каменную замшелую кладку в плесени и пятнах крови. Наконец, он дошел до двери, которая вела в следующее помещение погреба. Парень на какое-то мгновение замер перед ней, но потом понял, что надо идти до конца. Он повернул ручку, и дверь с мерзким скрипом отворилась. Эшли переступил порог. Вокруг него все хлюпало, булькало и клокотало. Он попал в помещение, где проходили канализационные и водопроводные трубы.

Страх охватил Эшли, и он завел бензопилу, как будто звук ревущего мотора мог разогнать этих ужасных мерзких мертвецов. Одинокая дежурная лампочка горела под самым потолком, ее слабый свет едва освещал трубы, в которых булькала и клокотала вода.

Вдруг что-то упало на спину парня. Он рванулся и полоснул лезвием бензопилы. Расчлененное тело мертвеца рухнуло ему под ноги. Он посмотрел, кто это был и что это было. И тут его взгляд уперся в искомканные, полуистлевшие страницы «Книги мертвых». Они лежали в луже, и по ним бегали огромные серые крысы. Мерзкие животные грызли страницы, откусывая маленькими кусочками.

Эшли вспомнил — ведь эти страницы сделаны из человеческой кожи, ведь это живая плоть. Поэтому мерзкие животные с таким остервенением пожирают их.

Парень подошел к люку.

— Где ты, Эшли? — послышался сверху голос Эми. — Куда ты пропал?

— Я здесь, — ответил он. — Держи страницы.

Эшли бросил мокрые страницы девушке. Эми ловко поймала их и сразу же побежала к низкому столику, над которым горела настольная лампа.

Она разложила страницы и принялась перелистывать их, ища нужное место, где были необходимые ей абзацы, с помощью которых можно было вызвать Зло в этот мир, а при прочтении второго абзаца — создать дыру в пространстве, куда злая сила улетит навсегда.

Наконец, ее глаза зацепились за знакомую пиктограмму. И Эми произнесла первые слова страшного заклинания-молитвы.

Эшли в этот момент стоял на лестнице, ведущей из погреба наверх. Он оглядывался. Он сам не верил, что так легко смог достать страницы «Книги мертвых».

Но тут из-под ступенек к нему протянулись две омерзительные распухшие руки старухи. Они охватили его щиколотки и резко дернули на себя.

Эшли полетел вниз головой, больно ударившись локтями. Тяжелая бензопила чуть не вырвала его руку.

Глядя на черные буквы, девушка читала. Раздался страшный грохот, и она поняла, что это там, в подвале, происходит что-то страшное, что возможно уже ее спасителя и друга Эшли нет в живых. Девушка оторвалась от страницы и, растерянно озираясь по сторонам, двинулась к люку. Ей хотелось спасти парня, который ей нравился.

Но подойти к люку Эми не дала мерзкая старуха. Она схватила девушку за волосы, и, как огромный дирижабль, закружилась по гостиной. Из ее распухшего живота вываливались вонючие внутренности. Старуха время от времени отпускала одну руку и заталкивала свисающие, как толстые канаты, кишки назад себе в чрево. Она визжала и хохотала от восторга, она надеялась, что Эшли лежит мертвый, с раскроенным черепом, в глубине подвала.

Старуха вертела и вертела Эми, и та уже почти теряла сознание.

Но в это время, из черного зияющего провала, показалась рука Эшли. Цепляясь пальцами за узкий выступ, он подтянулся и ввалился, тяжело дыша, в гостиную. Парень прополз несколько метров по полу, волоча обрубок с тяжелой бензопилой. Но когда он увидел мерзкую старуху, тут же вскочил на ноги. Эшли мгновенно преобразился. Он вновь был готов к смертельной схватке.

Парень лихо, как заправский футболист, свистнул. Старуха замерла в своей неистовой пляске, в своем неистовом вращении. Ее глаза вытаращились, ведь она была полностью уверена, что парень мертв. Из уголков ее широко раскрытого рта полилась тягучая и вязкая слюна. Она свешивалась до самого пола. Старуха явно не ожидала увидеть Эшли.

Парень закричал:

— Ну давай, тварь! Давай, тварь! Подходи ко мне!

Старуха опустилась на пол и, тяжело ступая раздутыми, как будто резиновыми, ногами по доскам пола, оставляя на них мерзкие четырехпалые следы, двинулась на Эшли.

Он рванул зубами пусковой тросик. Пила взревела, набирая обороты. Эшли решительно выставил свое оружие перед собой.

Старуха прямо на глазах стала преображаться. С ее головы, большими клочьями отпадали слипшиеся от грязи и гноя седые космы. Зубы высыпались изо рта, оставляя зияющие провалы. Из глаз вытекали густые и тягучие капли гноя. Старуха уменьшилась в размерах, чтобы быть такой же проворной, как Эшли. Ее пальцы захрустели, ногти изогнулись еще больше, как у дикого хищного животного, приготовившегося к прыжку. Скулы заострились, а шея стала напоминать длинный толстый гофрированный шланг, который завершал череп с омерзительной пастью.

— Ну кто кого?! — заверещала старуха, стоя не на ногах, а на четырех лапах с длинными когтями.

Туловище мерзкой старухи превратилось в туловище какого-то страшного динозавра.

Эми подхватилась с пола и, держа в дрожащих пальцах изорванный, изгрызенный крысами листок, принялась читать молитву-заклинание. Ее голос срывался, дрожал, но она продолжала выговаривать слова, написанные человеческой кровью на человеческой коже.

Но заклинание, произносимое Эми, было явно бессильно против этой мерзкой твари. И тогда девушка, чтобы отвлечь старуху от Эшли, запела колыбельную, ту колыбельную, которую пела ее мать, когда Эми была маленькой девочкой и боялась темноты. Мать всегда ей пела колыбельную перед сном, чтобы дочь спокойно уснула и видела хорошие сны.

— Баю, баюшки-баю, — пела Эми.

Мерзкая тварь, услышав голос девушки, вздрогнула и медленно повернула голову в направлении поющей Эми.

— Баю, баюшки-баю, — повторяла девушка.

Из выпученных глаз химеры потекли кровавые слезы. Явно, что она о чем-то вспомнила, о чем-то подумала.

И в это мгновение, размахнувшись, Эшли вонзил бензопилу в брюхо химеры. Завизжали стальные зубья, рассекая реберные дуги, ломая кости и наматывая кишки на цепь.

Химера затряслась и принялась извиваться. Эшли уже вырвал бензопилу из ее чрева и, широко размахнувшись, нанес удар по длинной, как бы гофрированной шее. Голова отлетела в сторону и покатилась по полу, продолжая шевелить губами и скрежетать огромными желтыми зубами. Гнойные веки вздрагивали, прикрывая выпученные глаза.

— Ну что, кто кого? — сказал Эшли, наступив рифленой подошвой своего башмака на трясущуюся челюсть химеры.

Огромный, как ладонь, язык вывалился из пасти на пол и начал извиваться, как змея.

Эшли приподнял бензопилу и отсек его. Из разруба хлынула вязкая кровь. Парень, размахивая бензопилой, разрубал, кромсал тело химеры. Уже попадали на пол толстые лапы, уже извивались и корчились хвост и шея, а он, охваченный жаждой уничтожить, победить Зло, продолжал наносить удар за ударом. Наконец, тело перестало вздрагивать, а голова мерзкой химеры все еще продолжала шевелить губами и вращать обрубком языка, из которого хлестала тягучая кровь.

Эшли на мгновение задумался, не зная что предпринять дальше. Он явно мешкал.

Истерично и нервно кричала Эми. Она была насмерть перепугана. Казалось, еще мгновение, и она лишится чувств. А если эта чаша ее минует, то она просто лишится рассудка, сойдет с ума от страха.

Тогда Эшли выхватил из-за спины охотничье ружье с обрезанными стволами, взвел курки, нацелился прямо в дергающиеся веки головы химеры и громко крикнул:

— Ну что, мразь, ты не хочешь успокоиться?!

— Нет! Нет! — заверещала голова не своим голосом. — Я бессмертна, я буду всегда! Я всех вас уничтожу! Пожру! Я съем ваши тела и проглочу ваши души!

— Души, говоришь, мерзкая сволочь?! До наших душ и до наших тел тебе не добраться! Ты и так принесла много зла.

Парень нажал одновременно на два курка. Раздался оглушительный выстрел. Голова разлетелась в разные стороны, разорванная картечью на мелкие кусочки. Кровь, гной, мозги, раздробленная кость брызнули и разлетелись в разные стороны. Остатки черепа, как острые осколки, повпивались в стены, торчали из бревен и с них стекала кровь.

— Ну что, съела?! Нажралась?! — радостно закричал Эшли.

Эми дрожащими пальцами подняла со стола истлевшие листки «Книги мертвых» и произнесла первое слово.

Дом задрожал, зашатался — стропила начали рушиться, каменный фундамент заходил под ногами, лопались зеркала, падала мебель, рушились стеллажи, легко, как спички, ломались толстые дубовые балки, щепки и осколки полетели по всему дому, камин развалился на несколько частей, и угли рассыпались по полу, провалился и упал в подвал тяжелый люк, захрустели стены, сложенные из огромных бревен, в окна потянулись толстые ветви деревьев.

Казалось, что столетние дубы и огромные замшелые ели решили оплести дом, вырвать его, оторвать от земли, разнести на мелкие щепки. Ветви деревьев обвивали дом, ломали стены. Все дрожало, шаталось, не давая ни секунды передышки.

Эми и Эшли, прикрывая головы руками, судорожно метались по гостиной. Казалось, еще несколько секунд еще несколько мгновений — и все рухнет, погребя под собой двух маленьких людей, смелых и отчаянных.

Ужас охватил Эми. Она принялась читать молитву, но ей в это время надо было читать не молитву, а заклинание — вторую часть второго абзаца. Первый абзац сработал, но они еще этого не понимали.

Эми не знала, что слова молитвы-заклинания, прочитанные ею, уже вызвали силы зла в этот мир.

— Эми! Эми! — сообразив что к чему, закричал Эшли. — Эми! Ты должна читать…

— Да! Да! — Эми заметалась по разрушенной, шатающейся гостиной.

Она никак не могла отыскать нужную страницу. Девушка, согнувшись, нервно перебирала в руках листки, вновь находя лишь уже сказанные ей слова. Казалось, она носится по заколдованному кругу. Казалось, что книга состоит из одной и той же страницы, которая все время попадается ей на глаза.

Наконец, девушка нашла нужную страницу и уже хотела произнести первые слова второго абзаца, как раздался страшный грохот. Обрушилась часть стены, и в проеме появилась гигантских размеров страшная рожа. Казалось, что с нее содрали шкуру, она вся была влажна, были видны мельчайшие прожилки, нервы. Огромные глаза бешено вращались, таращились, готовые вот-вот выскочить из глазниц под невиданной силы давлением.

Мерзкая пасть раскрывалась, судорожно хватая воздух, язык вывалился, тянулся по полу. Он был гигантских размеров, как огромная красная ковровая дорожка. Он тянулся и тянулся к Эми и Эшли.

От ужаса страх парализовал парня. Он схватил девушку за плечи и закричал:

— Эми! Эми! Не оборачивайся! Только не оборачивайся! Продолжай читать! Дочитай до конца!

Парень понял, что это та же голова химеры, в виде которой была сделана костяная рукоятка кинжала. Только эта голова гигантских размеров, она была величиной со стог сена, волосы — толщиной в руку, а острые, как иглы, зубы напоминали дубовый частокол старинных крепостей. Зубы скрежетали, язык змеился и полз по полу, приближаясь к ногам Эшли.

Сполохи пронзительного синего света освещали эту мерзкую голову.

— Читай! Читай! Не останавливайся! — кричал Эшли.

Девушка, подняв глаза к небу, читала слова заклинания-молитвы. Дом продолжал содрогаться от страшных ударов. Голова все дальше и дальше вползала в гостиную. Казалось, еще несколько секунд, еще несколько мгновений, и липкий шершавый язык охватит Эшли и втащит в мерзкую смердящую пасть, которая зияла огромным провалом на этой голове.

— Не останавливайся, читай! Чтобы эта тварь пропала навсегда! Чтобы она сдохла! Исчезла! Растворилась! — кричал Эшли, не зная как, каким способом можно защититься от надвигающегося всемирного Зла, которое материализовалась в страшной голове гнусного существа.

Вдруг Эми дико вскрикнула и зашаталась. Ее глаза закатились, она медленно повернулась. И Эшли увидел, что из спины девушки торчит тот кинжал, с рукояткой в форме химеры. Рукоять шевелилась.

Поднималась и опускалась челюсть, клацали костяные зубы. Девушка покачнулась, потянулась рукой к своей спине в попытке вырвать кинжал. На его лезвии болтался обрубок руки. Парень узнал, чья это рука, и ему стало не по себе.

— Нет! Нет! — уже нечеловеческим голосом, полным отчаяния и страдания, закричал парень.

Он подхватил девушку, но было поздно. Ее тело обмякло, колени подкосились, и она, выскальзывая из рук Эшли, осунулась на залитый кровью пол.

Тут раскололась вторая стена дома, и в нее просунулась ужасная омерзительная зеленая лапа чудовища. Прямо из пальцев росли древесные корни, они извивались и тянулись к Эми, пытаясь вырвать из слабеющих пальцев девушки листки «Книги мертвых».

Эшли заслонил Эми собой. Страшные пальцы сомкнулись на его теле, лишь голова и руки торчали из ужасного кулака. Парня неудержимо влекло к раззявленной пасти чудовища. Со страшных клыков капала зловонная слюна. На голове шевелились прожилки, бились в судорогах сухожилия, дрожали тяжелые щеки.

Эшли отбивался, но хватка гигантской руки была мертвой. Чудовище все ближе подносило его к своей голове и рассматривало налитым кровью глазом.

Девушка, собрав свои последние силы, приподнялась на локте и продолжала выкрикивать слабеющим голосом слова молитвы-заклинания.

На улице поднялся страшный вихрь. В гостиную занесло и закружило по комнате охапку сухих листьев. Молнии сверкали все чаще и в ночном небе появилась сияющая, фосфорицирующая огнем, воронка, в которую начали втягиваться упавшие деревья, листва, гигантские камни, сучья. Срывались листы железа с крыши дома и уносились в нее, как листки бумаги.

Чудовище хрипело и ворочало своим страшным глазом.

Эми дочитала заклинание до конца и опустила голову на пол, совершенно потеряв силы. Из ее ослабевших пальцев один за другим полетели, подхваченные ветром, листки «Книги мертвых». Их затягивало во все разрастающуюся, фосфорицирующуюся воронку, которая уже нависла над целой горой, готовясь поглотить ее.

Эшли изо всех сил колотил ногами, а чудовище все ближе подтягивало его к гигантским клацающим зубам. Парня мутило от зловонного смрада, исходившего из страшной пасти. Он видел приближающийся к нему шершавый, сочащийся гнилою слюной, язык.

— Мы победили! — кричал Эшли. — Эми, слышишь, мы победили! Ты дочитала молитву!

Но девушка не отвечала, она ничего не слышала. Сознание уже давно покинуло ее.

И тут Эшли увидел, как начали вздуваться волдырями щеки чудовища, как раздвигая гниющие мышцы, оттуда высовывались искаженные мукой и болью головы его знакомых. Он узнал Алису, Скотти, Линду, Майкла. Все эти головы с мольбой смотрели на него. Тут Эшли вновь вскрикнул:

— Мы победили!

Он рванул зубами пусковой тросик бензопилы, взвыл мотор и, широко размахнувшись, Эшли всадил бешено вращающуюся цепь с острыми зубьями прямо в налитый кровью глаз чудовища. Хлынула густая, вязкая кровь. Веко затряслось. Челюсти сомкнулись. Послышался стон и жуткий крик ужаса. Это содрогалось и кричало Зло, побежденное человеком.

Хватка мерзкой лапы ослабела. Голову начало неотвратимо втягивать в воронку, туда, куда улетали навсегда огромные, вывороченные с корнями, деревья, туда, где исчезали многотонные валуны и осколки камня, туда, куда улетело крыльцо дома вместе с фундаментом.

Эшли освободился от липкого захвата корней-пальцев, и рука медленно исчезла в провале стены.

Наступила жуткая тишина. Обессиленный парень рухнул на липкий от крови и гноя пол. Затем, корчась, подполз к девушке.

— Ты победила их, Эми! Очнись, ты победила.

Он смотрел в глаза, подернутые пеленой смерти. Эми не отвечала.

— Ты победила! Победила! — Эшли продолжал трясти за плечо мертвую девушку.

И вдруг вновь все охватил невообразимый хаос. Все задрожало, затрепетало и зазвенело. Посыпались остатки стекол, начали хрустеть и вылетать огромные рамы, срываться с петель дубовые двери.

Парень цеплялся за что мог, но его неодолимо влекло в зияющую, светящуюся воронку, которая страшным вихрем вращалась, крутилась, висела над домом.

— Нет! Нет! Господи! Помоги мне! — кричал Эшли, цепляясь за остаток порога.

— Господи! Помоги мне! — взмолился Эшли, вцепясь здоровой рукой в дверной косяк.

Толстый дверной косяк хрустнул, и парень, сжимая в пальцах обломок дерева, завертелся, как песчинка, как перышко, закружился и умчался, подхваченный страшным вихрем.

В доме еще клубилась пыль, еще горели уголья развороченного камина.

Но Эшли не видел всего этого. Он мчался, влекомый сквозь время и пространство. Он не понимал, что с ним происходит и куда несет его злая сила. Но он знал, что молитва-заклинание были дочитаны до конца, и еще он знал, что они победили, победили Зло. Что даже, если он и погибнет, то будет последней жертвой этих страшных сил. Эшли не мог понять, что тьма побеждена в настоящем, а его уносит туннелем сквозь пространство и время в прошлое, туда, где еще бесчинствуют злые силы.

Воронка над домом медленно сомкнулась. Утих ветер, перестали скрипеть и раскачиваться деревья.

Солнце медленно вставало над горным хребтом, освещая разваленный дом.

Чудом уцелевшие часы ожили. Качнулся маятник. Стрелки судорожно дернулись.

Время пошло вперед.