Перед ним лежала асса́ру, в этом не осталось сомнений. Едва Маар прикоснулся к ней, как понял это мгновенно, ощутил всем естеством. А потом он увидел цвет её волос…
Ткань штанов едва не лопнула от того, как напрягся его член, как забурлила кровь, наполняя его, причиняя боль. Почему?! Почему в тот миг, когда он уже почти забрал её жизнь, ощутил, что она асса́ру?! Обычная простолюдинка не выжила бы, но только не асса́ру — их не так легко уничтожить, и этот яд в её крови испарился бы сам, но на это ушло бы куда больше времени, а ему не нужен такой груз, ему нужно, чтобы уже утром она смогла сесть в седло. Он должен отвезти её королю, хотя разумнее было бы её прикончить.
Маар вдохнул тяжело и, оторвав от девушки взгляд, отвернулся, прошёл к очагу. Протянул руку над остывшими углями. Они занялись с новой силой почти мгновенно — сейчас исга́р в нём бушевал. Запахло дымом и смолой. Страж кинул в топку ещё несколько поленьев, которые были заранее заготовлены. Теперь всё брошено, хозяева мертвы. Маар всё думал и никак не мог понять, как асса́ру появилась здесь, в долине Сожи? Как её ещё не нашли? Но теперь она лежала перед ним, ослабленная и беззащитная. Но стражу не стоит поддаваться на эту уловку — асса́ру коварны. Она назвала ему своё имя. Нет, ему попалась всё же глупая асса́ру. Или это часть уловки? Зачем она раскрыла своё имя, чтобы привязать его? Околдовать? Истана… Маар смотрел на огонь и понимал, что мышцы от её близости каменеют, и пульсирует кровь в паху, застилает глаза пелена.
Он повернул голову на притихшую девушку. Она ожидала, он чувствовал её страх и трепет — это удивляло. Лживая асса́ру, она это делает намеренно. Маар развернулся, он смотрел на неё и не мог оторваться, оглядывая её всю жадно и пристально: эту тонкую шею, которую он едва не сломил, эти узкие плечи, маленькую упругую грудь, узкую талию, покатые бёдра, длинные ноги, её тонкие пальцы, что напряжённо вцепились в край столешницы. Дико захотелось сорвать с неё платье и взглянуть на её тело. Он прошёл к ней, и её страх волной накрыл его. Маар сузил глаза.
— Тебе нужно уснуть, — мужчина принудил её успокоиться, пустив на неё свои чары.
Грудь её начала вздыматься тяжелее и опадать медленнее. Она поморщилась. Кажется, асса́ру не понимала, что с ней происходит, но веки стали тяжелеть, как и всё тело. Слишком бледная, платье в клочья, волосы, разметавшиеся по столу снежным покровом, сияют в полумраке. Они ценнее всяких драгоценностей.
— Посмотри на меня, — приказал он, склоняясь.
Ресницы девушки вздрогнули, тёмные густые веера тяжело и медленно поднялись, и на него посмотрели ледяные голубые глаза цвета тех озёр, что лежали в заснеженных подножиях Излома. Они холоднее самой Бездны, и в них дрожит белое золото её волос, как снежные шапки гор отражаются в тех озёрах. Их заволокло пеленой — она отключалась. Маар шумно выдохнул через ноздри. Он качнулся к ней и тут же остановился, призывая себя к разуму. Ему следовало бы немедленно, прямо сейчас занести нож и вонзить лезвие в её сердце. Но вместо этого он смотрел на её волосы, белыми ручьями струящиеся по столу, и в тонкие черты её лица, искажённые страхом и изумлением. Он шагнул к ней, скомкал платье и одним рывком разодрал его с лёгкостью, как старую тряпку. Асса́ру только поморщилась сквозь полусон — ей было больно. Ещё один рывок, и платье лоскутами расстелилось по столу, оставляя асса́ру обнажённой. Она застыла, как ледышка, да и в самом деле была вся белая, как снег, только синяки и кровоподтёки рисовали на её теле уродливые узоры. Маар помнил, что должен был сжечь яд, но не спешил, иначе она обретёт силу и воспользуется своими чарами. Или она уже ими воспользовалась.
Проклятая асса́ру!
Он снял перчатки, положил ладонь на её грудь с розовым тугим бутоном соска. Такая нежная кожа. Истана не пошевелилась, хотя никак не хотела проваливаться в сон, боролась с чарами. Маар смял её грудь в ладони. Упругая, с сочными и бархатными сосками, хотелось прильнуть губами к ним, прихватить зубами, словно спелую ягоду, ощутить на языке её пьянящий сладостью сок. Член болезненно вздрогнул при этой мысли. Его повело от запаха, источаемого её сосками, он сжал грудь сильнее, втягивая жадно её аромат. Ему следовало бы остановиться, но он не мог. Маар высвободил её грудь и скользнул по плоскому животу вниз, туда, где золотились завитки светлых волос. И даже немного пожалел, что усыпил Истану, ему хотелось ласкать её и смотреть в её голубые глаза, видеть её желание или ненависть, что угодно. Огладив нежный пушок, до судороги в пальцах, он обошёл стол, смял её бёдра, раздвигая колени в стороны. Её ноги были стройными и крепкими, с тугими икрами и тонкими щиколотками. Она была рождена для любви, хотелось брать её без конца, раз за разом.
Он закаменел, когда взгляд его углубился между её ног. Во рту всё пересохло от вида её розовых складочек, таких сокровенных, манящих, словно бутон лотоса, который ещё не раскрылся. Маар облизал пересохшие обветренные губы. Небесные вседержители, зачем он это всё делает? Он спиной чувствовал дверь, но не мог заставить себя выйти, зная, что в любой момент сюда может завалиться кто угодно, он слышал за бревенчатыми стенами голоса воинов, чувствовал, как на горизонте забрезжили первые лучи. Ему нужно было поторопиться, но он стоял и поедал взглядом эту маленькую асса́ру, ощущая, как его член жаждет немедленно оказаться в этом узком, тугом и влажном лоне, растягивать его, врываться. Он хочет её до рези и багровых всполохов в глазах. С этим нужно что-то делать, иначе его просто разорвёт на куски от острого вожделения. Маар оказался очень неосторожен, не ожидал встретить в этом захолустье асса́ру, не был готов впервые в жизни.
Страж расстегнул ремни своей брони, скинул с себя, бросив на пол, обхватил её колени крепче, рывком придвинул ближе, прижимаясь пахом к её лону, содрогаясь, едва не испепеляя ткань штанов. Он обхватил её затылок, нависая, вдавился бёдрами между её ног жадно, исступлённо и кончил прямо в ткань штанов, настолько остро, ослепительно больно. Содрогаясь крупной дрожью, вдыхая запах её виска, завитков волос, мучительно застонав, он бессильно потёрся о спящую асса́ру, проклиная себя за это, дыша судорожно, надрывно. Отстранился, когда взгляд прояснился, а дрожь перестала бить его тело. Отсветы огня играли переливами на красивом лице девушки, густые тени от ресниц падали на её скулы, и мягкие губы были так близко сейчас. Маар крепко выругался, понимаемая, что этого было слишком мало, он хочет её ещё, он хочет проникнуть в лоно, заполнить её изнутри, кусать её соски и вдалбливать её в этот стол безостановочно и безумно.
Маар отстранился, решая поскорее избавить её от яда и уйти. Он накрыл её живот ладонью, вливая свой огонь в её тело. Истана застонала во сне, но чары были крепки, она не смогла проснуться. Когда Страж закончил, он подхватил плащ и накрыл её, сам отошёл к очагу, кинул ещё дров. Найдя глазами в хижине бадью с ключевой водой, он немедленно напился жадно, делая большие глотки, а потом распустил тесьму штанов и смыл следы уже подсохшего семени со своего члена, отёрся полотенцем. Женщин в его жизни достаточно, чтобы утолить его голод, он имел их, когда хотел и как хотел, ему даже не нужно было прилагать к тому усилий, они сами прыгали к нему в постель. Он трахал и тех девственниц, что так желали, чтобы он был первым. Но ни одна не вызывала в нём столь бурного отклика. До помутнения. И это плохо.
Маар чуть повернулся, слыша размеренное дыхание асса́ру. Теперь она была в тепле и размягчённая, её жизни уже ничего не угрожает, хотя, с какой стороны посмотреть. Маар ощутил, как кровь в жилах вновь начинает сгущаться, и поспешил покинуть хижину.
Я не помнила, в какой миг отключилась, помнила только, как Маар стоял ко мне спиной у очага, а потом он оказался рядом и заставил посмотреть ему в глаза. В тот миг я растворилась в его глазах, чёрных с бордовым, как виноградное вино, отливом. Они окутывали и одновременно жгли, проникая в самую душу, заставляя стенать на раскалённом лезвии ножа. А потом темнота. И во всей это тягучей, такой невероятной реальности я ощущала на себе чьи-то прикосновения, ладонь на своей груди, тягучий взгляд, бесстыдно и жадно ласкающий всю меня, тяжёлое дыхание. Оно обрушивалось на всё тело, придавливая к столу, и этот жар, будоражащий, пульсирующий, вынуждал извиваться. Мне, конечно, снились эротические сны, но таких беспощадно явных, бесстыдно откровенных — нет. И когда я вновь открыла глаза, всё это свалилось на меня рухнувшим небом, лицо страшно горело, и, наверное, краснело до самых корней волос.
Я проснулась, вновь обнаружив себя не в своей уютной квартире, а в мрачной, пропитанной смоляным запахом лачужке. Кошмар продолжался. Паника было накатила с новой силой, но она не успела завладеть мной, потому что я была не одна.
У очага женщина в простеньком платье, в чистом опрятном переднике, в платке, завязанном замысловатым узлом, наливала из котелка что-то в плошку. Она повернулась, когда я пошевелилась. И тут я с ужасом обнаружила, что совершенно голая, лишь прикрыта грубым плотным и неимоверно тяжёлым сукном.
— Проснулись, — бодро поприветствовала она.
Женщина оказалась приятной наружности, с зелёными, как весенняя листва, молодыми глазами. Улыбка её была ласковой и доброжелательной.
— Где я? — спросила, поморщившись, обращаясь с тем же произношением.
Откуда-то изнутри тянулись знания этого странного, непривычного мне языка. Говорят, такое бывает, когда вспоминаешь что-то из прошлых жизней под воздействием сильнейшего потрясения, но что-то во мне явно пробуждалось. И лучше поддаться этим изменениям, иначе можно просто рехнуться от всего, что происходит со мной.
— Мы в Сожи, — женщина моему вопросу не удивилась, напротив, на её лицо легла тревога, сожаление и страх. — Не волнуйтесь, всё уже позади, — добавила утешительно.
Я вспомнила, что на это селение напали какие-то твари, и все волоски на моём затылке приподнялись от осознания, что и сама я была в шаге от смерти.
— Как вас зовут?
— Лаура, — смущённо откликнулась она.
— А мои родственники? — спросила я осторожно.
Женщина взяла деревянную чашу, поднесла мне.
— К сожалению, никто не выжил.
Я приняла плошку с тёплыми боками, источающую травяной пряный запах. Решила пока не продолжать этот разговор — лучше не знать тех, кого никогда не знала.
— Пейте, это придаст вам сил.
За стенами послышались голоса, поднимая во мне тревогу. Из щелей уже сочился свет, и я поняла, что начался восход, но убедиться в этом окончательно не могла — окна здесь если и имелись, то были закупорены наглухо.
— Кто они?
Горечь с лица Лауры испарилась.
— Стражи его сиятельства во главе с Мааром ван Ремартом.
Очень содержательно. Я горько усмехнулась. Но, наверное, этот титул имел для людей здешнего мира особое значение, и судя по внешности стражей, не безосновательно. Хотелось узнать больше, но пока я размышляла над услышанным, делая маленькие глотки снадобья, обжигая губы и пытаясь уложить ту информацию, которую получила, в хижину вошёл он, тот самый титан, что хотел ещё недавно добить меня. Я обожгла язык и едва не поперхнулась, когда мне на колени он свалил охапку одежды, холодную с мороза.
— Что это? — только и смогла спросить, невольно сжимая пальцами сукно у подбородка, но казалось, мужчина видит меня сквозь него, таким хлёстким был его взгляд.
— Оставь нас, — велел он Лауре, даже не посмотрев в её сторону.
Женщина, опустив голову, незамедлительно подскочила, как ошпаренная, вылетела прочь. Похоже, не даром я чувствовала от него опасность. Маар ван Ремарт…
— Это твоя одежда. Мы и так задержались тут надолго, одевайся, нам пора уезжать.
Я бросила взгляд на одежду, а потом на Стража. Нет, я не смотрела ему в глаза, это было невозможно. Под его взглядом, таким резким, таким удушливым я чувствовала, как горло сжимается.
— Не вынуждай меня ждать, асса́ру, — облокотился он о столб, подпирающий потолок.
Что? Он хочет, чтобы я одевалась перед ним? Я сглотнула.
— Может, ты выйдешь?
Наверное, эта просьба была моей шибкой, потому что ван Ремарт в два шага пересёк комнату и сдёрнул меня со стола, подхватив падающую чашку и отбросив прочь.
— Запомни, асса́ру, здесь приказываю я. Если я сказал «одевайся», значит, ты одеваешься.
Грубая холодная кожа перчаток царапала, ван Ремарт не рассчитывал силу, стискивая мои плечи до хруста в лопатках. Я не поняла, в какой миг волна гнева накатила на меня от этой дерзости, не вписывающейся ни в какие рамки. Стиснула зубы, но так и не смогла взглянуть на него.
Он выпустил, и я едва удержалась, чтобы не упасть. Накидка с меня давно соскользнула, открыв мою наготу взгляду мужчины. Похоже, такое обращение считалось здесь за норму. Меня затрясло, я лихорадочно потянулась за одеждой, ощущая его голодный звериный взгляд на своём теле. Казалось, он сдирал с меня кожу лоскут за лоскутом, а я всё не могла справиться с выбором одежды — она вся для меня была незнакомого странного кроя, да ещё руки перестали слушаться, и я не могла ничего сообразить.
— Коварная асса́ру решила надо мной поиздеваться? — усмехнулся Маар, явно теряя терпение.
И он вновь шагнул ко мне, нависая, жёстко схватил, развернув к себе спиной, с силой вжимая в своё тело. Мои глаза округлились, кода я ощутила упирающийся мне в поясницу твёрдый бугор, такой огромный. И моя злость испарилась тут же, на смену ей пришёл страх и что-то ещё, немеющее у меня в животе.
— Я тоже могу издеваться… — прохрипел он, обжигая дыханием моё ухо и шею.
Его тяжёлая ладонь легла мне на живот и поползла вниз. Я всхлипнула, рванувшись из его хватки, но справиться с этими полутора центнерами мне определённо было не под силу. Его пальцы протиснулись меж бёдер, заставляя задохнуться и гореть от возмущения и стыда, такого жгучего, опаляющего. Свободной рукой он перехватил мне шею, надавила на клитор другой да так, что крупная дрожь забилась в моём теле от этого ощущения холодной кожи.
— Отпусти, прошу. Не надо.
Пальцы принялись тереться о лоно. Псих, просто псих. Его ласки усилились, и движения пальцев стали ритмичнее, я ощущала, как вздрагивает его плоть, и внутри меня происходило что-то невообразимо мне чуждое и одновременно знакомое, моё тело поддавалось его сильным рукам, сладкая мука разлилась по животу тяжёлым свинцом так, что колени подогнулись. Мне хотелось оттолкнуть его прочь. К горлу подкатывали волны жара и падали в низ живота, растекаясь по бёдрам. Я закусила губы, чтобы не застонать, с ужасом понимая, что хочу, чтобы эти пальцы оказались внутри меня.
— Раздвинь ноги, — потребовал он. Ни намёка на пощаду.
— Иди к чёрту…
Его палец резко и неожиданно вторгся в меня, упираясь в преграду, причиняя боль. Слёзы проступили на глазах.
— Мне больно! — всхлипнула я.
Сдавленный стон Стража прокатился по моей щеке, я ощутила горько-терпкий запах. Он убрал руку.
— Истана ещё ни с кем не была? — усмехнулся он противно, сдавливая горло сильнее, продолжая теребить клитор, вынуждая захлебнуться.
Но крепкие пальцы на моём горле не позволяли издать ни звука больше. И когда пик наслаждения вместе с зудящей болью и омерзением едва не опрокинул меня в бездну, он грубо толкнул меня вперёд, заставляя сжиматься от пульсирующего саднящего наслаждения, гуляющего по моему телу и сотрясающего его, но так и не достигнувшего выброса. И это было омерзительно гадко.
— Я надеюсь, ты проснулась и станешь теперь более собранной. Я жду тебя на улице, асса́ру.
Я схватилась за стол, зло глянула на него через растрёпанные волосы. Титан вышел, хлопнув дверью. А во мне столько было ненависти, сколько я не испытывала за всю свою жизнь.
Маар вышел, его трясло от острого, разрывающего на части желания. Эта маленькая лживая асса́ру оказалась ещё и девственна. Эта мысль пестрела перед глазами, как кровь, будоража и сбивая дыхание. Только злость не дала ему совершить то, чего так вожделело его тело. Но Маар не сдержался, асса́ру привяжет его к себе, а это не позволительно. Стражи Бездны не должны привязываться к женщинам. Да он и не способен на это, но об Истане он думает слишком долго… За это утро, пока они ездили к границе Излома в дозор, она не выходила из его головы. Это плохо. Скверно! Маленькая дрянь накидывает на него путы. И надо бы поставить ей клеймо, чтобы заковать её чары, но так не хотелось портить эту белую шёлковую кожу. В пути до Излома, во время которого они успели с отрядом подняться в горы, Маар всё думал о том, как она могла жить всё это время здесь, на краю Бездны, и скрывать свою сущность. Никто не знал, кто она на самом деле. Эта женщина, целительница из соседнего селения, ничего не знает об Истане. Она всё отрицала, какие бы Маар не задавал ей наводящие вопросы. Очень странно. И непонятно. Маар не любил неизвестность.
Женщина-целительница, едва Страж вышел из хижины, напряглась вся. Он ощущал её благоговение перед ним.
— Помоги ей одеться, — приказал он.
Та послушно кивнула, нырнула обратно в хижину.
Как назло, та старуха, с которой жила Истана, исчезла, и больше не у кого было спросить об асса́ру, но ведь должны же остаться где-то её родственники. Кем была ей эта старуха, с которой жила Истана, Маар ещё узнает, а пока ему нужно было срочно избавиться от этого сводящего с ума вожделения, иначе придётся туго, а ведь ещё длинный путь впереди. Он оглядел в белизне снега своих соратников, что толпились у костра, готовя еду. Ночь была тяжёлой, они уничтожили сотню порождений, пусть и многим из тварей удалось скрыться, но всё же воины заслужили отдых. Маар зацепился взглядом за повозку, на которой прибыла эта знахарка, взяв в помощь и свою дочь. Глупая женщина. Маар усмехнулся и прошёл к повозке. Но девушка оказалась хоть и молоденькой, да замужней, на шее поблёскивало свадебное ожерелье, и косы были спрятаны под меховую шапку. Она вздрогнула, когда Маар приблизился, ворочая на повозке меховые шкуры.
— Идём за мной, — приказал Страж.
Девушка, испугавшись его появления, оставила всё, прошла за ним послушно. Маар шагнул в хозяйские постройки. Сгорело не всё, часть зимних запасов осталась целой, только кому теперь нужно все то, чем полнились закрома, мешки и ящики? Растащат если не звери и грызуны, то соседние жители.
— Чем я могу вам помочь? — спросила робко дочь целительницы, не смея поднимать взгляда.
Маар взял её за плечи, вынуждая посмотреть ему в глаза. Её очи были орехового тёплого цвета, напоминающие дубовые рощи, окаймлённые тёмными ресницами, словно сень прохладной тени. Вздёрнутый носик и маленькие губы придавали её чертам нежности. Член напрягся, когда он представил, как эти губки обхватят его ствол. Девушка и впрямь ничего не понимала, и Маар движением указал опуститься на колени, дёрнул тесьму, выпростав налившуюся сталью плоть. Девица отвела глаза, краснея густо, уголки губ смущённо дёрнулись в улыбке. Она не испугалась, напротив, смутилась сильно, хотя очень хотела рассмотреть его, потрогать.
— Я замужем, мэниер, — дрогнули её ресницы, но губы от возбуждения дрожали.
Маар видел, как в ней борются чувства: она хотела его испробовать, почувствовать вкус. Быть может, муж никогда не осмеливался на такое?
Он взял её за острый подбородок, повернул к себе, обхватил член, скользнул головкой в раскрывшиеся губы, такие гладкие. Ротик её был тёплый, маленький. Маар сорвал шапку с её головы, положив ладонь на затылок, задал нужный темп. Девушка послушно положила ладони на его бёдра, устраиваясь удобнее, заскользила вперёд-назад, снова вперёд. Она делала это неумело, слишком, и он, конечно, не мог войти в неё до упора, но невинность этого действа тоже возбуждала. Вперёд-назад, Маар ощутил, как в нём нарастает напряжение, как волны жара растекаются по телу лавой, отяжеляя его с головы до ступней, хотелось сорваться. Маар прикрыл глаза от удовольствия, толкаясь в её рот сначала медленно и плавно, а потом всё резче и порывистей. Девушка с охотой начала принимать его глубже. Она ощущала его возбуждение, ей это нравилось, она хотела доставить ему удовольствие, очень хотела, скользя губами по гладкому твёрдому члену, огромному для её ротика. Маар нырял в глубину, ощущая её язычок, но этого всё равно было мало. Перед глазами стояла обнажённая асса́ру, её белая грудь с розовыми, как вишнёвый первоцвет, сосками, её желанное узкое лоно, которое он хотел растянуть, заполнить собой. Её девственность нектаром растекалась по горлу, скапливалась в солнечном сплетении, опускаясь в пах. Затуманенный этим желанием, он уже не видел, как девушка начала задыхаться, как на глазах проступили блестящие слёзы. Он размеренно вдалбливался в её ротик, напрягая ягодицы, слыша её всхлипы. Она старалась изо всех сил, чтобы он кончил, она вожделела этого. Ощущая, как его едва не разрывает на части от подкатывающей волны блаженства, Маар обхватил её голову двумя руками, вошёл до упора, напрягаясь с силой, задерживая отяжелевшее, ставшее частым, дыхание, когда её губки коснулись его яиц, смыкаясь туго в плотное колечко. Он издал гортанный стон, тугая горячая струя заполнила горло девицы, желанная тяжёлая истома разлилась по телу, ослабляя стража. Излившись до последней капли, он резко выпустил девушку, позволяя той отдышаться. Она судорожно ловила воздух, глотая его семя, раскрасневшись, как варёный рак. Маар заправил штаны, вытащив две золотые монеты, бросил ей на подол — ему понравилось.
Он молча вышел, направляясь к своему отряду, а следом выбежала и девица. Её мать схватила дочь, тряхнула с силой, но та молчала, рьяно пытаясь высвободиться. Женщина только хмуро посмотрела в сторону удаляющегося стража. В следующий раз пусть думает, прежде чем брать молодую довольно милую дочку в отряд мужчин.