Тем временем в Челси Рассел был недоволен, что такая дорогая рубашка непоправимо испорчена, не говоря уже о том, что Айви смеет указывать ему, что делать. Едва она поставила бокал, он сжал ее запястье и притиснул к стойке.

– Не делай из себя посмешища, – прошипел он. – Ты больше других должна понимать степень моего влияния. Для того чтобы дать кому-то повышение в «Грин», требуется больше, чем воля одного человека. И ты знаешь, что я не могу наложить вето на то, что одобрено советом директоров. Я пытался добиться повышения вас обеих, но моя борьба за тебя выглядела подозрительно. Компания не может позволить себе повысить вас ни с политической, ни с финансовой точки зрения.

Он помолчал и, когда Айви немного расслабилась, просунул ногу между ее бедер.

– Между нами, дорогая, мы предложили Орианне эту должность, потому что она обойдется дешевле других кандидатов, с кем мы беседовали. Мы немного повысим ей жалованье, чтобы она была счастлива и трудилась с утра до вечера, но это меньше, чем безумные суммы, которые требовали другие кандидаты, уж поверь мне. А год выдался не слишком успешным: у любой фирмы бывает трудное время. Увы, сейчас мы не имеем мощной финансовой поддержки. Выплачиваем жалованье из доходов.

Его дыхание обжигало ее шею, ткань брюк грубо терлась о кожу, и Айви захлестнуло возбуждение. Его власть сильно действовала на нее, и сейчас она особенно остро это чувствовала.

– Ты также вспомнишь, что это я устроил так, что ты получаешь зарплату значительно выше, чем у Орианны, хотя она понятия об этом не имеет. Ее повышение просто восстановит равновесие и даст ей бессмысленный маленький титул. Сама она пока не войдет в совет директоров, гарантирую, независимо от того, что ей пообещают. Помни, что Нил вошел в совет директоров менее года назад и при этом должен был драться со Стивеном и Гэвином не на жизнь, а на смерть, чтобы подняться на самый верх. Вряд ли они добровольно поделятся с кем-то властью!

Айви была вынуждена признать его правоту. И когда Рассел стал ласкать внутреннюю поверхность ее бедра, ее решимость ослабла.

– И еще одно, – тихо, но резко добавил он. – Если агентство не станет экономить, вероятно, начнутся увольнения, поэтому я бы не протестовал слишком громко. Скоро ты будешь копирайтером без арт-директора, и это может плохо для тебя кончиться. Тебе очень хорошо платят, не говоря уже о других благах, а если выбросят на улицу, придется нелегко. Вряд ли тебе так уж понравится искать работу. Так что можешь считать, тебе повезло.

То, что он говорил, по мнению Айви, было кошмарным, с точки зрения ее карьеры, но все, что сейчас делает… она так и тает. Она уже была бессильна спорить с ним. Рассел задрал ей юбку и сунул руку в трусики.

– Что же до твоих сплетен… вряд ли Эду, как и моей жене, понравится известие о твоем служебном романе, продолжавшемся последние три года. Не так ли?

– Так, – ахнула Айви.

– Не мне одному есть что терять. Что будет с твоей огромной квартирой в Хокстоне и сексуальным маленьким автомобильчиком…

Он проник пальцами глубоко внутрь, и желание Айви усилилось. Нет ничего лучше, чем игра с огнем. Когда Рассел отнял руку и поднял Айви, с раздвинутыми ногами, на холодный мрамор столешницы и, быстро расстегнув ремень и ширинку, вошел яростно и глубоко, она представила классическую сцену из «Рокового влечения»: такая же смесь наслаждения и боли.

В четыре часа утра Айви, вздрогнув, проснулась. Рассел храпел рядом. Она собрала разбросанную одежду, оделась в ванной, чтобы не разбудить его, и вышла из квартиры.

Ночной воздух был прохладным, но Айви все равно опустила крышу «БМВ» в надежде, что ветер унес ее обиды. Но когда направилась на восток, вдоль набережной Темзы, пустота города только подчеркнула ее одиночество. Встроившись в движение на мосту Воксхолл, Айви уже не смогла отделаться от мысли, что ее предали.

Она опустила стекло и оперлась локтем о дверь, закуривая и глубоко втягивая дым в легкие. Чувствовала, как он горит, горит в душе. И наслаждалась ощущениями, наблюдая, как дым тянется серой полоской, рассеивается и наконец исчезает. Айви снова радовалась вернувшейся ярости.

Она все еще мучилась, вспоминая, как они вместе с братом были вынуждены жить в нищете после ухода отца. Денег никогда не было, их не хватало на одежду, косметику, диски и книги. Но отец утверждал, что не может платить алименты, и их стандарты жизни рухнули. Стены дома «под тюдоровский период» словно смыкались, зажимая ее. По дороге в школу Айви была вынуждена проходить мимо огромного здания, где жил отец с новой семьей, отчего еще острее чувствовала несправедливость.

Но несмотря на несчастливое отрочество, а может, благодаря ему, она была полна решимости не превратиться в Золушку. Поклялась, что никогда не будет ни в чем нуждаться. И выбрала карьеру, которая помогла добиться комфорта так быстро и безболезненно, как только возможно. Осталось лишь претерпеть все унижения периода обучения, и работа копирайтера показалась идеальной ее циничному острому уму. К тридцати годам у Айви появилась своя квартира, машина, дом и любовник. Он мог обеспечить ей еще большие финансовые гарантии. Она чувствовала себя в безопасности. Наконец.

Когда Айви оказалась у себя в квартире, среди знакомых вещей, ей стало легче. Пусть здесь не слишком уютно, но ей всегда было хорошо в просторной квартире-мансарде. Слава богу, хоть тут она может спокойно дышать!

Айви с неизменной тщательностью выбирала мебель для дома: она знала, что окружающие будут судить ее по вещам. Компромиссы заставляли ее содрогаться, но, к счастью, муж был готов ради любви согласиться с ее безумными тратами или просто посчитал, что спорить – пустое дело.

В общем, Айви настояла на своем. Во всем, от ретрохолодильника до модного мощного душа. Однако здесь крылась и некая ирония, поскольку Айви обожала юмор с перчинкой. Взять хотя бы неоновую табличку на стене, видимую с улицы, когда жалюзи были подняты. Только Айви знала, что она указывает место, где хранится ее запас кокаина: ящик письменного стола под табличкой. Она любила открыть крохотный конвертик, когда была в настроении, и наслаждалась издевательством над властями, сочинив лозунг «Кока! Вот оно, подлинное блаженство!».

Айви включила чайник – подарок обуреваемого похотью фотографа, который надеялся, что если позволит Айви оставить чайник себе после фотосессии, то сумеет залезть в ее трусики (ничего не вышло).

Она подумала, что Рассел прав: ей есть что терять и не так-то легко получить такое же жалованье в другом месте. Надо связаться с хедхантером, но надежды мало. Конечно, есть еще и фриланс, но это означает, что нужно подлизываться к нанимателям в надежде, что о тебе снова вспомнят. Значит, пока ничего нельзя придумать. Лучше переждать и выжать все возможное из скверной работы. Придется наводить мосты, словно ничего не произошло. Кошмарная перспектива!

Айви продолжала размышлять. Вероятно, есть способ спасти собственное достоинство. Она не может сломаться, как мать! О, нет! Она покажет Орианне, что с ней нельзя шутить. Опустит ее ниже плинтуса!

Да! Вот так она и поступит!