Нервы мои были напряжены, когда я, наконец, вошла в библиотеку. Там был только мистер Ланкастер. Казалось, он и не покидал ее, поскольку он сидел, откинувшись назад, в том же самом кресле. Его тонкие ухоженные руки лежали на ручках, а лицо было желтовато-бледным, восковым. Он не приподнялся, как это обычно делал, когда я вошла. Вначале даже не заметил меня. Потом открыл глаза и посмотрел на меня странным, враждебным взглядом.

— Что тебя привело сюда?

— Хочу поговорить с инспектором.

— О чем? — Он все еще полулежал в кресле, но мне показалось, что весь напрягся.

Я собрала все свое мужество.

— О деньгах, мистер Ланкастер. Я поняла, каким образом их можно вынести из дома.

— Вынести из дома? А откуда ты знаешь, что их вынесли из дома?

К счастью, в это время в библиотеку вошел инспектор Бриггс. Выглядел он недовольным. Бриггс провел меня в комнату рядом с гостиной, посадил на стул, придвинул другой и сел сам. А я в это время благодарила Бога, что мы носили длинные юбки. Пакет, который дала Маргарет, доставлял мне явные неудобства.

— Ну, мисс Холл, — сказал Бриггс, — рассказывайте. Дело касается убийства, ведь так?

— Убийства и золота.

— Золота? А что вы знаете о золоте?

И тут я впервые поняла, что семья не рассказала полиции о золоте, и смутилась. Но все-таки собралась с мыслями и стала объяснять: ходят слухи, что миссис Ланкастер хранила в доме большое количество золота, и я, стараясь понять, как его могли вынести из дома, если оно пропало, подумала о дворнике, подметающем улицы.

— Кто-то ведь должен был убить ее, инспектор. И это не Джим Веллингтон. Независимо от того, что вы о нем думаете.

На его лице появилась довольно зловещая улыбка.

— Кто-то убил ее, уж это точно. Ладно, проверим вашего друга дворника и его тачку. Но не слишком надейтесь на положительные результаты. Вы живете в доме рядом? Значит, должны хорошо знать эту семью.

— Я всю жизнь живу рядом. Но что касается того, что я хорошо их знаю… Если бы вы жили у нас, так бы не утверждали.

— Почему? — посмотрел он на меня более внимательно, машинально пощипывая верхнюю губу. Потом я узнала, что это была привычка.

— Не знаю. Мы довольно скрытные люди, все держим в себе, я думаю. Мы часто встречаемся друг с другом, но никто из нас не бывает откровенным с другими. Когда приходим в дом после четырех, то кладем на поднос визитные карточки, как это было принято раньше, — добавила я. Ему это показалось смешным, и он улыбнулся.

— Но вы довольно наблюдательны, — заметил Бриггс. — Это дружная семья, как вы считаете? Закройте глаза и подумайте. Вспомните что-нибудь об их отношениях, предрассудках, разногласиях, если таковые есть. — Видя, что я раздумываю, он добавил: — Мы никого не подозреваем, конечно. Дело в том, что им было практически почти невозможно это сделать. Я не буду вам объяснять сейчас, почему. То, о чем я вас спрашиваю, обычная процедура. Я должен спросить об этом.

— Я почти ничего не знаю. Кажется, они очень дружны. Обе девочки были преданы матери, хотя она была капризной больной женщиной. Особенно доставалось мисс Эмили. Но она была любимицей матери.

— А мистер Ланкастер? Он хорошо относился к своей жене?

— Был очень внимателен и заботлив. Но с ней было нелегко. Вы знаете, — стала я объяснять, — наши слуги болтают друг с другом, и таким образом мы узнаем то, чего никогда не могли бы узнать другим путем.

— Ну, и раз вы знаете о деньгах, как относился к этому мистер Ланкастер?

— Ему это не нравилось. Никому в семье не нравилось.

Бриггс откинулся назад, пощипывая верхнюю губу.

— Интересно, очень интересно, — прокомментировал он. — Продолжим. А что вы скажете о мисс Маргарет? Она более светская? Не хочет оставаться старой девой, не хочет стареть? Ведь так?

Я покраснела.

— Ни одна женщина не хочет этого, инспектор.

Но он весело улыбнулся.

— Ладно, ладно. Вы еще совсем молодая женщина. И к тому же хорошенькая. Ну так что?

— Я почти ничего не знаю о ней. Она хорошая хозяйка, помогает ухаживать за матерью. Она чаще выходит из дома, чем мисс Эмили. Почти через день. И одевается лучше. Мисс Эмили тоже очень аккуратная, одевается хорошо, чисто, но мисс Маргарет более модная.

— Все еще надеется, одним словом! — заметил он и засмеялся. — Ну ладно, с семьей покончили. А теперь расскажите, что произошло сегодня во второй половине дня. Закройте глаза. Но сначала скажите: вы знаете, каким образом это золото попало в сундук? Ведь старушка-инвалид сама не могла этого сделать. Кто это сделал или присутствовал при этом?

— Понятия не имею. Я ничего не знала об этом золоте до сегодняшнего дня.

— Вам рассказал о нем Веллингтон?

— Нет, я до этого узнала. Все жители Полумесяца знали об этом. Кроме меня.

Он задумался и стал опять пощипывать губу.

— Знали? А откуда они знали? Ведь не сами же Ланкастеры рассказали об этом?

— Не знаю. Джордж Тэлбот работает в банке. А банкиры ведь тоже люди, они ходят в клубы или еще куда-нибудь.

— Значит, Тэлботы знали об этом?

— Должны были знать. Миссис Тэлбот сказала, что она сегодня поругалась из-за этого с миссис Ланкастер. Она возмущалась из-за того, что та держит золото дома. А миссис Ланкастер обиделась на нее и сказала, что Маргарет тоже ругает ее за это.

— Да! Все вдруг проявили большой интерес к деньгам. Но вернемся к моему вопросу. Что вы могли заметить перед тем, как мисс Эмили стала приходить в себя и увидела вас с мистером Веллингтоном?

Тут у меня появилось странное чувство доверия к этому человеку. Но я все же колебалась.

— Не бойтесь, — сказал он. — Не так-то легко посадить невинного человека на электрический стул, как, впрочем, и виновного.

И я рассказала ему все, что знала. Хотя знала немного. Начала с половины четвертого и закончила тем, как вышла из дома полтора часа назад. Он закрыл глаза и пощипывал губу, внимательно меня слушая, пока я не закончила. Потом поблагодарил меня и встал.

— Это одно из таких дел, которые заставляют полицейских вставать на уши. Преступление совершено необычным преступником. Поэтому обычные меры здесь ничего не могут дать. Будем надеяться, что нам повезет. Будем надеяться, что золото в сундуке. По его весу можно предположить, что оно там!

Думаю, что после моего разговора с инспектором мистер Салливан спустился вниз за топориком для колки льда и встретился в холле с мистером Ланкастером, который запретил ему открывать сундук.

Когда я вышла из дома, мой друг ждал меня. Было уже за полночь. Шел сильный дождь. Уличные фонари отражались на его блестящем плаще. Он посоветовал мне бежать, чтобы не промокнуть.

Я заметила, что потеряла сверток, который дала мне Маргарет, только тогда, когда вошла в свою комнату! Сердце мое перестало биться; я знала, что этот белый конверт лежит где-то на дороге между нашим домом и домом Ланкастеров.

Я выключила свет и посмотрела на улицу. Полицейского в плаще видно не было, но на ничейной земле все еще были люди. Их фонари из моего окна казались светлячками, низко летающими над землей. Я тогда не знала, что они искали. Возможно, следы ботинок. Но их поиски навеяли на меня страх, которого я не чувствовала, разговаривая с инспектором. Я поняла, что закон не дремлет и никому от него не уйти.

Я знала, что должна снова выйти на улицу, пройти по дороге, по которой шла домой, и найти конверт, чтобы спасти невинного человека. А кто он? Конечно, Джим!

Когда я вышла на дорогу, полицейского в плаще видно не было. Пакет нашла без труда. Но как только я его подняла, знакомый голос сзади произнес:

— Мне казалось, что вы уже спокойно спите.

— Потеряла платок, когда бежала домой, — ответила я и спрятала за пазуху мокрый пакет.

Полицейский нерешительно посмотрел на меня. Он видел, что я сделала, и не верил, что это был платок.

— Покажите, что вы подняли, мисс.

— Носовой платок. Я уже вам сказала. Если не верите, отведите меня к инспектору Бриггсу. Тогда увидите, как он будет смеяться над вами!

— Так вы не покажете мне?

— А почему я должна показывать? Разве я арестована?

Это замечание заставило его принять решение. Он строго предупредил меня, чтобы я немедленно шла домой и больше не выходила на улицу. Когда я уже подошла к своему крыльцу, он все еще стоял под дождем и смотрел на меня. Я так испугалась, что заперлась в своей комнате, опустила шторы и только тогда посмотрела, что же дала мне Маргарет.

Это был довольно большой конверт белого цвета. Он сильно промок. И пока я его разглядывала, он буквально развалился у меня в руках. В нем была мужская перчатка из толстой кожи довольно большого размера. Она должна принадлежать крупному мужчине. Перчатка была в пятнах крови. Наружная часть мокрая. Кровь растворилась, но внутренняя часть была жесткой от запекшейся крови.

Я стояла, словно парализованная. Это могла быть перчатка Джима Веллингтона, но не мистера Ланкастера, у которого маленькие и тонкие руки. Я представила, как Маргарет бежит вниз по лестнице за бедной Эмили и видит на полу в холле эту перчатку. Она прячет ее. Ей нравится Джим. Она сказала мне: «Я хочу спасти невинного». Вот и все.

Но если это перчатка Джима, откуда она может знать, что он невиновен?

Я поднесла ее к свету и стала внимательно рассматривать. Перчатка с правой руки. Очень старая. Отметки на ее изнанке показывали, что ее уже несколько раз отдавали в чистку. И хотя я была не слишком искушенной в полицейских делах, но знала, что по этим отметкам полиция может очень легко установить, кому она принадлежит. Кроме кровавых пятен на перчатке были черные разводы. Хозяин мог надевать ее, когда возился с машиной. Эти разводы чем-то пахли. Запах был довольно резкий и очень знакомый. Но что это было? Только не машинное масло и не бензин. А может быть, бензин?

Я села и задумалась. У Джима Веллингтона и Хелен была машина, но они держали ее в гараже на Либерти-авеню. У Дэлтонов была машина. Джозеф водил ее иногда. Мистер Дэлтон часто возился с машиной в гараже. Холмса я исключила из списка. У Ланкастеров машины не было. Они, в случае необходимости, нанимали такси. У Джорджа Тэлбота был старый «форд», известный всему Полумесяцу шумом своего мотора и тем, что Джордж, по его словам, ни разу не заглядывал под капот с тех пор, как купил его машину.

Кроме того, я все больше и больше убеждалась, что черные разводы на перчатке не были пятнами машинного масла. Это было что-то другое, очень знакомое, но я никак не мгла понят, что же это. Пятна пахли. И довольно сильно. Они заглушали запах мокрой кожи и ужасный запах запекшейся крови.

Я знала одно: эта перчатка — ключ к разгадке убийства, совершенного в соседнем доме. Она принадлежала убийце, и теперь я должна спрятать ее так, чтобы даже полицейские не смогли ее найти. Так как была уверена, что полицейский в плаще не поверил мне.

Я не могла даже сжечь ее. Во всяком случае, сразу. Перчатка была мокрой, и, кроме того, Маргарет сказала мне, чтобы я спрятала ее. А тут мама выбрала момент, чтобы проснуться и войти через общую ванную комнату ко мне в спальню. Я едва успела спрятать перчатку под подушку на стуле.

— Луиза! Где ты была?

— Я не могла уснуть, мама. Я вышла и прошлась до угла. Меня застала гроза.

— Ты вышла? В таком виде?

— Нет, мама. Я вернулась в таком виде.

Она даже не улыбнулась. Мама и сейчас стоит у меня перед глазами: волосы, закрученные на маленькие бигуди, черный халат и серьезное мрачное лицо.

— Луиза, когда я прошу тебя не уходить из дома, особенно ночью, пока не раскрыто это преступление, то, можешь поверить, у меня есть на это серьезные причины.

— Думаю, мама, ты должна была бы подробнее рассказать мне об этих причинах.

Она покачала головой.

— Это не моя тайна. И необходимо, чтобы полиция ничего об этом не узнала.

— Но если это имеет отношение к ужасному убийству, полиция должна знать об этом:

— Убийство совершено, и ничего здесь не изменить.

— Все, что ты говоришь, кажется мне глупым, — не выдержала я. — И если всем нам грозит опасность, то это просто преступление. Вот и все.

Но на лице моей мамы появилось упрямое выражение, которое я хорошо знаю.

— Уверена, что будет сделано все необходимое, — заверила она меня. — А сказала тебе об этом только потому, чтобы ты поняла: тебе нельзя выходить из дома ночью, да и днем тоже, если ты одна.

— Значит, чтобы избежать огласки, все мы должны чувствовать себя заключенными! Мама, если ты ничего не скажешь полиции, это придется сделать мне.

Я сказала это и испугалась, ибо не помню, чтобы я когда-нибудь вступала с ней в открытый конфликт. Как маленькая девочка, испугалась, что сейчас молния ударит в дом и убьет меня. Но мама отнеслась к моему возражению лучше, чем я ожидала.

— Если ты это сделаешь, — сказала она холодно, но не возмущенно, — то испортишь жизнь двум людям, а одного, возможно, убьешь.

И вышла из комнаты, оставив меня одну, чтобы я хорошенько подумала над ее словами.