По будням первый завтрак в доме Кэрстейрсов мог проходить двояким образом. Иногда, спустившись утром в кухню, дети уже заставали там хлопочущую мать. На матери обычно был веселенький халатик с цветочным узором, голова была повязана платочком. Реже она надевала рабочие брюки. В других же случаях дети сами готовили завтрак и перед тем как отправиться в школу приносили на подносе кофе и чистую пепельницу в комнату к заспанной и зевающей матери.

Каким станет очередное утро, было известно заранее. Если поздним вечером последний из засыпающей троицы слышал стук пишущей машинки, работающей в бешеном темпе, то, значит, проснувшись утром по звонку будильника, Дина должна была немедленно спуститься вниз и сварить овсяную кашу. В тот памятный день Эйприл и Дина, занятые обсуждением стольких событий, легли спать очень поздно. Укладываясь, они все еще слышали доносившийся из материнской комнаты стук пишущей машинки. Это предвещало им очередное утро по второму варианту.

День начался неудачно. Настроение у всех было неважное. Увлекшись обсуждением убийства на вилле Сэнфордов, Дина забыла завести будильник и проспала лишнюю четверть часа. Вообще-то Арчи проснулся вовремя, но, занятый склеиванием картонного танка, нахально отказался участвовать в приготовлении завтрака. Эйприл провела полчаса, стоя перед зеркалом и перепробовав за это время четыре разные прически. Когда же, наконец, троица собралась в кухне, до приезда школьного автобуса осталось меньше часа. Ситуация была очень напряженной.

— Арчи, приготовь гренки, — попросила Дина.

— Фига тебе, отстань, — ответил Арчи, но несмотря на столь дерзкий ответ, поставил гренки в духовку.

— Эйприл, принеси молоко.

— Еще чего, — проворчала Эйприл, но молоко принесла.

— Ведите себя тихо, не разбудите мамусю, — потребовала Дина. Все замолчали. Когда Дина говорила таким тоном, никто не пробовал возражать. — И, кроме того, мы не можем сегодня удрать с уроков, — возобновила она прерванную на ночь дискуссию. — Помните, сколько неприятностей было в прошлый раз?

— Полиция соберет все улики раньше, чем мы успеем вернуться домой, — мрачно предположила Эйприл.

Столь веский аргумент, уже подвергшийся вчера детальному обсуждению, Дина обошла молчанием. Чуть помедлив, она продолжала:

— Мы не можем просить мамусю, чтобы она нашла какое-то оправдание сразу для нас троих. Во-первых, мамуся спит. Во-вторых, директор школы закрутил носом, когда мы принесли ему мамусину записку о том, что у всех нас разом разболелись зубы именно в тот день, когда приехал Цирк. Если директор снова вызовет мамусю, ей, бедняжке, придется потратить много времени.

Но.

— Ну, ладно, ладно, — пробурчала Эйприл. — когда мы вернемся из школы домой, мы немедленно…

— Я обещала Питу сыграть с ним в крокет после уроков.

Эйприл со стуком отставила бутылку молока.

— Конечно, если для тебя свидание с этим веснушчатым типом важнее карьеры твоей родной матери…

— Т-ш-ш, — попробовал их утихомирить Арчи. — Как ты смеешь на меня шикать! — возмутилась Эйприл, шлепнув брата по уху.

— Гы, змея! — заорал Арчи, возвращая шлепок.

— О-о-о! — заскулила в свою очередь Эйприл. — Отпусти мои волосы!

Дина бросилась к Эйприл, Эйприл атаковала брата. Арчи пищал, Эйприл рычала, Дина старалась перекричать обоих. Приготовленный завтрак с шумом свалился со стола и разлетелся по кухне.

— Эй, дети, тихо! — прошептала опомнившаяся Дина.

Установилась тишина.

На пороге появилась Мариан Кэрстейрс, разрумянившаяся, с заспанными глазами. На ней был цветастый халат а на голове яркий платок. Дети молча смотрели на мать, а мать поглядывала на них и на разбросанный на полу завтрак.

— Мамуся, — произнесла Эйприл серьезным гоном, — если ты сейчас скажешь нам, что "птенцы в одном гнезде живут дружно", мы навсегда убежим из дому.

Арчи хихикнул. Дина взялась за щетку, чтобы убрать с пола остатки завтрака. Мариан зевнула.

— Заспалась, — сказала она, кисло улыбнувшись. — Что у вас на завтрак?

— Вот. — Дина показала ей переполненный совок для мусора. — Мы тоже проспали.

— Ну, что же, не велика беда, не вижу здесь особых лакомств. Берусь за четыре минуты поджарить яичницу. Газету уже принесли?

Через пять минут все сидели за столом, уплетая яичницу, а Мариан развернула газету.

— Нашла ли полиция мистера Сэнфорда? — с деланным безразличием в голосе спросила Дина.

Мариан отрицательно покачала головой.

— Все еще ищут, — вздохнула она. — Кто бы мог подумать, что такой мягкий человек, как Уолли Сэнфорд, решится на убийство?

Через плечо матери Дина вгляделась в первую полосу газеты, где история убийства занимала всю первую колонку.

— Разве это не удивительно, мамуся? В миссис Сэнфорд попала только одна пуля. А второй полиция вообще не нашла.

— Какой еще второй?

— Мы слышали два выстрела, — пояснила Эйприл.

Мариан взглянула на них поверх чашки:

— Вы уверены?

Троица младших Кэрстейрсов единодушно подтвердила свою уверенность.

— Это, разумеется, удивительно, — протянула Мариан, словно впадая в раздумье.

Дети поторопились использовать свое временное преимущество.

— Знаешь, мамуся, — быстро отозвалась Дина, — я готова поспорить, что ты быстрее полиции разрешила бы эту загадку. — И, припомнив, что накануне вечером говорила о полиции мать, добавила: — Это тупицы.

— Наверно, я сумела бы это сделать, — задумчиво произнесла Мариан. — Почти каждый… — она внезапно оборвала фразу и, сурово нахмурившись, проронила: — У меня и без того много работы. А вы опоздаете на школьный автобус, если сейчас же не побежите к нему, да как можно быстрее.

Взглянув на кухонные часы, троица выскочила из дому на полной скорости. Мать походя поцеловала каждого на прощанье. Но Эйприл, выбегая последней, еще раз взглянула на часы и молниеносно прикинула свои возможности: если бежать напрямик, не снижая темпа, можно выиграть шестьдесят секунд. Она прижалась к матери и жалобно всплакнула.

— Боже мой! — удивилась Мариан. — Что с тобой, доченька?

— Я подумала, — всхлипывала Эйприл, — как будет ужасно, когда мы вырастем и повыходим замуж, и уедем отсюда, а мамуся останется совсем-совсем одна!

И, запечатав на щеке матери очень мокрый поцелуй, Эйприл, словно заяц, помчалась вниз по склону пригорка, довольная тем, что заронила в голову матери мысль, которая должна принести свои плоды, если в отсутствие детей на сцене появится лейтенант Билл Смит.

Медленным шагом Мариан вернулась в кухню. Она собрала тарелки, положила их в мойку, пустила на них струю горячей воды, поставила в холодильник молоко и масло. Теперь, когда три пары ног не топали по ступенькам и не было слышно шумливых детских голосов, дом казал я пустым и необычно тихим. Мариан почувствовала себя вдруг очень одинокой, неимоверно одинокой, и ее охватило уныние. Эйприл была права. Какая же ужасная наступит для нее жизнь, когда дети вырастут, заведут собственные семьи и уйдут из этого дома!

В ее комнате на втором этаже в пишущей машинке торчала недопечатанная 245-я страница с незаконченным текстом: "Кларк Камерон пригляделся внимательней к распростертой на полу фигуре и, выпрямляясь, задумчиво произнес: — Это не сердечный приступ. Этого человека убили, и он убит тем же способом, что и те, другие…" У Мариан готово было продолжение: "Из уст побледневшей девушки вырвался тихий возглас ужаса…" Мариан сознавала, что должна немедленно переодеться, натянуть рабочие брюки и сесть за пишущую машинку, чтобы отстучать десять очередных страниц "Седьмого отравителя".

Но поступила она совсем иначе — вышла в сад и стала нервно прохаживаться по усыпанной гравием дорожке. Конечно, пройдет еще много лет, прежде чем она останется одна. По меньшей мере, лет десять. Но и эти годы промелькнут, как во сне. Трудно поверить, что прошло уже десять лет с тех пор, как Джерри… Мариан присела на лавочку, которую обычно занимали ее дочки, когда лущили горошек, и еще раз освежила в памяти историю своей жизни.

Они познакомились на углу улицы в Чикаго у трупа гангстера, прошитого очередью из автоматической винтовки. Это было ее первое серьезное репортерское поручение. Ей тогда едва исполнилось девятнадцать лет, хоть она клялась, что двадцать пять, стараясь получить в редакции задание на репортаж. Ее прямо трясло от страха. У Джорджа Кэрстейрса была стройная фигура, непокорная темно-русая шевелюра и симпатичное улыбающееся веснушчатое лицо. Он спросил: "Ну, что, малышка, забыла все, чему тебя учили в журналистской школе?" А десятью минутами позже предложил: "Может быть, встретимся завтра вечером?"

Но назавтра встреча не состоялась, ибо в тот вечер загорелся громадный оптовый склад. Встретились они только через год в лодке, уносимой бурными водами разлившейся в половодье Миссисипи. Тут же, в лодке, Джерри сделал ей предложение.

Поженились они в Нью-Йорке в тот самый день, когда мэр города Уолкер поздравлял покорителя воздушного океана Чарлза Линдберга. Джерри проводил молодую жену до дверей отеля, сам в компании фотографов поспешил на аэродром. Появился он лишь на следующий день уставший, небритый и сказал: "Быстро уложи чемоданы, любимая. Через два часа отправляемся в Панаму".

Дина родилась в жарком и пыльном мексиканском местечке, где не было даже врача и никто ни слова не говорил по-английски. Мариан же не знала никакого другого языка. Джерри пребывал в находившемся за тридцать миль от местечка лагере революционеров, о которых он делал репортаж. Эйприл появилась на свет в Мадриде в дни бегства короля Альфонса. Она родилась прямо в такси, когда Мариан в горячке носилась по городу, разыскивая мужа. Когда же на следующий день она пришла в себя, то нашла у кровати записку; которую оставил Джерри, уезжая в Лиссабон: "Назови ее Мартой в честь моей бабки". Мариан разразилась проклятиями, вымочила слезами подушку и назвала дочурку Эйприл.

Тремя неделями позже она с двумя детьми пустилась в погоню за мужем. Добравшись до Лиссабона, Парижа или Берлина, она каждый раз узнавала, что он только что отправился дальше. И наконец на вокзале в Вене она увидела мужа, ожидавшего их с таким громадным букетом цветов в руках, что весь ее гнев тут же испарился.

В первые дни 1932 года родился Арчи. Это случилось на борту китайского фрегата, входившего в шанхайский порт во время обстрела города японским флотом. Тогда-то семья Кэрстейрсов и решила, наконец, осесть где-нибудь навсегда.

Джерри нашел работу в редакции нью-йоркской газеты. Они сняли маленький домик на Лонг-Айленде, наняли служанку по имени Валда, купили в рассрочку мебель. Первый, месяц Мариан чувствовала себя словно в раю, во второй месяц новый образ жизни казался ей очень приятным, в третьем же месяце она заскучала. Неделю она выдержала, напевая песенку "Не знаю, куда деть время", после чего села писать детективную повесть. Ей очень хотелось прочитать Джерри уже первые главы, но тот, к сожалению, выполнял обязанности обозревателя на громком судебном процессе. Когда же она закончила повесть и дала прочитать мужу, он уезжал в Вашингтон и лишь оттуда прислал восторженную телеграмму: "Браво, любимая". Она хотела показать ему ответ из литературного агентства, куда отослала рукопись, но Джерри был в то время во Флориде. Вернулся он оттуда совершенно измученный, тут же получил задание съездить в Ньюарк, где был убит Датч Шульц. Двумя днями позже Джерри лежал в больнице с воспалением легких.

Он прожил еще пять дней и в какой-то из них пришел в себя настолько, что смог выслушать ответ из литературного агентства, в котором издатель предлагал опубликовать книжку, хвалил автора и поощрял к дальнейшей работе. Джерри очень обрадовался. Мариан на всю жизнь запомнила его радостное лицо и восторженные слова: "Замечательно, дорогая!" Затем он погрузился в лихорадочный сон.

Возвращаясь с похорон, она нашла в почтовом ящике издательский договор и чек в счет гонорара.

Первые несколько лет после смерти мужа сохранились в памяти Мариан в виде сплошного темного пятна. Денег не осталось ни цента: Джерри всегда расходовал заработок еще раньше, чем Деньги оказывались у него в руках. Гонорара за первую книжку едва хватило, чтобы рассчитаться с Долгами за аренду домика на Лонг-Айленде и переехать в маленькую квартирку на Манхэттене. Валда не захотела расстаться с детьми. Мариан предложили работу в редакции, где раньше трудился Джерри. Она с готовностью согласилась. Свою вторую детективную повесть она писала вечерами и ночью, а по выходным дням Валда стучала на машинке, чутко прислушиваясь к звукам, доносившимся из детской комнаты. В любое мгновение мог проснуться и заплакать каждый из трех- отпрысков Мариан.

Сегодня все это казалось страшно далеким. Последующие годы прошли без особых происшествий и почти забылись, оставив по себе в памяти лишь несколько самых важных событий. Валда вышла замуж и, испросив прощение за дезертирство, покинула семью Кэрстейрсов. Мариан потеряла работу в редакции. Дина переболела корью. Несколько раз они перебирались с места на место, пока, наконец, не нашли этот домик в пригороде Лос-Анджелеса, уже в Калифорнии. И вот десять лет, проведенных за пишущей машинкой.

Однако ради трех этих детей стоило трудиться. Мариан бесподобно забавлялась вместе с ними. Правда, они быстро растут. Вскоре наступит время, когда они покинут дом и заживут собственной жизнью. Она же будет стареющей женщиной, которая, сидя в каком-нибудь гостиничном номере, печатает на портативной машинке детективные повести.

Мариан поднялась с лавочки, сказав себе: "Ну, хватит, достаточно этих глупостей".

Вот если бы ей предстояло сегодня свидание… Поехала бы в центр города, побывала у парикмахера, косметолога, маникюрши, а потом, надев новое платье, ждала бы дверного звонка… Вернуть бы назад свои двадцать лет…

Мариан медленно шла по тропинке в глубь сада. "А ведь есть у тебя сегодня условленное свидание, — напомнила она сама себе. — Свидание с 245-й страницей новой повести. Советую тебе соблюдать уговор!"

Возможно, не стоит продолжать повесть фразой "Из уст побледневшей девушки вырвался тихий возглас ужаса…" Нет, пожалуй, лучше будет "Полицейский офицер обернулся и, побледнев, тихо вскрикнул. — Не понимаю, — пробормотал он — Разумеется, вы ничего не понимаете, — холодно возразил Кларк Камерон, — полицейские никогда ничего не понимают". Нет, эта реплика звучит неуклюже. Излишне длинна, в ней нет соли. Мариан шепотом перепробовала несколько разных вариантов. "…— Разумеется. Общеизвестная тупость полиции". Это ей понравилось.

— Общеизвестная тупость полиции, — громко повторила она.

— Что вы сказали? — послышался голос Билла Смита, появившегося из-за куста. — Вы говорили что-то о полиции?

— Я сказала… — Отвлекшись от своих мыслей о 245-й странице, Мариан неохотно взглянула на лейтенанта. — Что вы делаете в моем саду?

— Это уже не ваш сад, — доброжелательно пояснил он. — Вы перешли границу, отделяющую ваш сад от соседнего владения, которое временно находится под надзором полиции. Осмелюсь напомнить, что убита ваша соседка.

Мариан очнулась и плотнее запахнула на себе розовый халатик с цветочным узором.

— Извините, — проговорила она, поворачивая назад.

— Минуточку! Прошу вас ненадолго задержаться.

Но Мариан, не обернувшись, свернула с тропинки, направляясь вдоль живой изгороди.

Как поступил бы в такой ситуации Кларк Камерон? Совершено убийство в соседнем доме, расследованием занимается неприятный, хотя и симпатичный офицер полиции. Конечно, если бы Кларк Камерон был женщиной…

Мариан Кэрстейрс презрительно фыркнула и ускорила шаг. "В самый раз вернуться сейчас к 245-й странице", — сказала она сама себе. Итак, "Кларк Камерон пригляделся внимательней к распростертой на полу фигуре и, выпрямляясь, задумчиво произнес…"

Что-то зашелестело в зарослях возле тропинки, и Мариан вдруг оцепенела от страха. По соседству совершено убийство, и еще не пойманный убийца блуждает, наверно, где-то поблизости. А если с ней что-то случится, кто вырастит маленьких Кэрстейрсов? Ей хотелось крикнуть, но голос не слушался. Быть может, в зарослях скрывается убийца Флоры Сэнфорд, подозревающий, что она его заметила? Сейчас прозвучит выстрел либо последует удар, и кто тогда позаботится о Дине, Эйприл и маленьком Арчибальде? Мариан стояла неподвижно, словно парализованная страхом.

— Миссис Кэрстейрс, пожалуйста! — послышался чей-то хриплый шепот. Мариан повернула голову. Из листьев выглядывало осунувшееся, обросшее, перепуганное мужское лицо. Некогда красивое, мужественное, вызывавшее восхищение, а теперь исцарапанное, в пятнах крови, грязное. — Ради Бога, умоляю вас не вызывать полицию. Вы ведь не станете подозревать меня в том, что я убил Флору!

Это был Уолли Сэнфорд. Муж жертвы, разыскиваемый полицией трех штатов. Убийца. Мариан знала, что достаточно крикнуть, как появятся полицейские и схватят беглеца. Завтра газеты запестрят крупными заголовками "Известная писательница, автор детективных повестей, находит убийцу". Великолепная реклама для ее книжек. И все-таки…

— Поверьте мне, — шептал, не переводя дыхания, Уолли Сэнфорд, — прошу вас, поверьте!

Из-за поворота донеслось поскрипывание гравия под тяжелыми мужскими ботинками. Кто-то грузно шагал по дорожке. Шаги приближались.

— Бегите напрямик через кусты! — шепнула Мариан. — Бегите! Я их здесь задержу.

Уолли Сэнфорд мгновенно исчез, оставив по себе лишь затихающий шелест листвы. Зато все громче скрипел на дорожке гравий под приближающимися шагами. Тогда Мариан вскрикнула громко и пронзительно. И тут же около нее оказался выскочивший из-за поворота дорожки лейтенант Билл Смит.

— Что вас так напугало? — Он положил руку ей на плечо.

— Это мышь, мышь! Здесь, на дорожке!

— А-а, — вздохнул лейтенант облегченно. — А я уже испугался, что… — он не договорил. — Пожалуйста, не могли бы вы… То есть я хотел попросить вас… — он все еще держал руку на ее плече. — Мне хотелось бы поговорить с вами, если позволите… может быть, пообедаем вместе или поужинаем, а может быть, вы любите кино…

Мариан взглянула ему прямо в лицо:

— Даже и не подумаю. И прошу убрать руку с моего плеча.

Билл Смит посмотрел ей в глаза.

— Извините, — произнес он натянуто и, повернувшись, удалился.

Мариан вбежала в дом, на одном дыхании вспорхнула по лестнице на второй этаж и влетела в свою комнату. Впервые за десять лет ей хотелось расплакаться.

Уолли Сэнфорд. Преследуемый. Может быть, убийца! Она обязана была отдать его в руки полиции. Нет, не могла, он выглядел глубоко несчастным.

А это предложение?.. Он просил ее о свидании. Первое такое предложение… за сколько лет?

Запыхавшаяся Мариан присела у туалетного столика и посмотрела на себя в зеркало. Розовый халат с цветным узором, пестрый платок, на щеках румянец, глаза блестят. Глупости! Возвращайся к 245-й странице. Второй абзац, третья строчка. После слов: "Кларк Камерон и т. д.": "Этого человека убили, и он убит тем же способом, что и те, другие".

Она начала медленно выстукивать на пишущей машинке: "Красивый офицер полиции сдержал готовый вырваться крик ужаса". Нет, плохо! Офицеры полиции не кричат от ужаса. "Думаю, что вы ошибаетесь, — возразил красивый офицер полиции…" Тоже плохо. Кларк Камерон не может ошибаться. Мариан забила крестиками вторую фразу. Лучше начать с новой строки.

"Красивый офицер полиции сказал…"

— Ох, — не сдержалась Мариан, — что за чушь!

Она забила крестиками все, что до этого написала, и, начав с новой строки, яростно застучала: "Общеизвестная тупость полиции…"