День был ясный, чистый и солнечный, просто идеальный для морского путешествия. Роуз проснулась с восходом солнца. Она лежала в своей кроватке, глядя, как оранжевые лучи пробиваются сквозь сосны. Они разбудили каждую птицу в лесу, и воздух вдруг наполнился пением. Она лежала тихо-тихо, слушала и думала о том, что Нэнни сейчас тоже слушает птичье пение и, конечно же, понимает, что они исполняют «Happy Birthday» в честь Роуз. Успеет ли Нэнни к началу праздника? Для Роуз сейчас не было ничего более важного. Кроме одного: чтобы доктору Нилу все же было позволено поехать вместе со всеми…

Роуз потихоньку села, но тут же почувствовала, словно в груди что-то натянулось. У нее перехватило дыхание. Она снова легла и на несколько минут замерла на боку, подтянув колени к животу и плотно закрыв глаза. На улице пение птиц становилось все громче и громче, словно их ряды ежеминутно пополнялись. Они летели на север после долгой зимы. Роуз представила, как они, должно быть, устали, как быстро бьются их крошечные сердца.

Как-то раз доктор Нил говорил ей, что чижи мигрируют на огромное расстояние в Южную Америку, а ведь это птички не больше сосновой шишки! И еще он говорил, что киты и дельфины уплывают на юг в Карибское море. Если они на это способны – летать и плавать на такие расстояния, значит и она, Роуз, тоже в состоянии многое сделать. Все, что для этого требуется – перенести операцию. Всего одну операцию, и она будет здорова.

Иногда размышления помогали ей восстановиться – вот такие мысли о птицах, о Нэнни, о дне рождения. О лучшей подруге – Джессике. Она вспомнила шутку Джесс о том, что их дни рождения почти совпадают. Только почему это вовсе не показалось ей шуткой? Наоборот, Роуз поверила ей. А ведь как было бы чудесно иметь одинаковый день рождения!

Снова очень медленно она села, свесила ноги с кровати. Взглянула на руку, которой держалась за матрац. Обычно пальцы в таких случаях немного отекали. Но сегодня ей до них не было дела – у нее ведь день рождения! С этой мыслью она встала с постели. Колдовские чары рассеялись! Шлепая по полу босыми ногами, она побежала в холл, где пахло свежим апельсиновым соком.

– С добрым утром, мое солнышко!– встретила ее мама. – С днем рождения!

– Спасибо. Мне уже девять лет, – улыбнулась Роуз.

Мама тоже улыбнулась ей. Она старалась не показывать виду, что присматривается к Роуз в поисках признаков ее самочувствия, а Роуз со своей стороны всячески старалась их не выдать. Она знала, что должна сообщить маме, что только что у нее был приступ, но она также знала, что мама может отменить из-за этого праздник.

Она решила покончить со всем разом: выпила сок, съела кашу, приняла витамины и антибиотики – этого требовала предстоящая операция во избежание сердечных инфекций, которые могли повлечь за собой нежелательную отсрочку. Мама поставила CD с музыкой, той, что больше всего нравилась Роуз: это была песня «Аврора» группы «Спирит». Даже просто услышать эту песню уже было счастьем, потому-то мама ее и поставила.

– Будем смотреть или отложим это до корабля? – спросила мама, держа в руках несколько свертков.

Роуз потерла ладонь о ладонь и прыгнула на свой стульчик. Лицо мамы расплылось в улыбке, она была счастлива уже просто видеть, как радостно взволнована дочь.

–"А это обязательно – ждать до корабля? – спросила Роуз.

Мама покачала головой:

– Вовсе нет, моя радость. Это же твой день рождения, можешь все распаковать прямо сейчас.

Роуз так и сделала. Каждый пакет был обернут по-своему: в красивую бумагу с Роузми и лентами или с птицами, летающими под бантиками в виде сердечек. Роуз развязала ленты, сняла бумагу и внутри обнаружила четыре новые книжки, телескоп, дневник с замочком и маленьким ключом и плюс ко всему новую вышивку.

– Мама! – ахнула она, разматывая полотно. Оно еще не было оформлено, как остальные. Роуз ощутила ткань под руками: по краям тонкая канва, а в середине – мягкое поле нитей, создающих картину, исходящую прямо из маминого сердца. Это самая новая история в жизни Роуз, которая тоже украсит стену ее спальни. – Как красиво!

– Тебе нравится? – спросила мама, наклонившись и обнимая Роуз за плечи.

– Очень нравится! – прошептала дочь, не смея оторваться от изображения Кейп-Хок: в обрамлении высоких скал и сосен простирался огромный залив, на берегу белел роскошный отель, а вдали две девочки – несомненно, Роуз и Джессика – катались на спине белого кита.

– Это я и моя самая лучшая подруга, – решила убедиться Роуз.

– Каждому человеку нужен лучший друг, моя милая, – сказала мама.

– Она сегодня придет?

– Кто, Джессика? Ее мама обещала. А теперь давай-ка собираться. Корабль отправляется ровно в девять, и нам вовсе не хочется отплыть без новорожденной.

Роуз весело кивнула. Пока мама мыла посуду, она отправилась в прихожую перед своей комнатой переодеться в праздничное платье. Она положила вышивку на кровать и еще раз посмотрела на улыбающиеся лица девочек. Подойдя к окну, она закрыла глаза и нарисовала в воображении своих лучших друзей, старого и нового, и все думала: если бы только, если бы…

В день рождения у нее всегда рождалось много-много новых желаний, в основном тайных. В прошлые годы она мечтала о том, чтобы в ее жизни магическим образом появился отец, который любил бы ее, хотел бы быть с ней, хотел бы стать частью семьи. Ей хотелось, чтобы в саду появилась бабушка и растила там цветы. Ей хотелось поправиться, носить в груди здоровое сердце – не только для того, чтобы бегать и играть, но и для того тоже, чтобы мама не волновалась и не боялась ее потерять.

Но в этом году Роуз мечтала только о двух вещах. Таких маленьких-маленьких, простых-простых, даже просить неловко по сравнению с огромными желаниями предыдущих лет. Два маленьких тайных желания…

***

В восемь тридцать Мариса и Джессика уже проезжали указатель СЛУЖБА СЕМЬИ НИЛ ПО НАЙМУ ПРОГУЛОЧНЫХ СУДОВ и заходили на парковку в док. Мариса еще не отвыкла поглядывать в зеркало заднего слежения, чтобы убедиться, не преследуют ли ее. Она остановила свой выбор на этом глухом месте именно в связи с его отдаленностью, где вероятность, что Тед наткнется на них, была ничтожно мала. Но в то же время существовала еще одна скрытая причина переезда именно сюда, что, несомненно, поразило бы его, если бы он вдруг нечаянно догадался.

Прадед ее мужа был канадским китобоем. И в одном из его старых фотоальбомов хранилась фотография китобойного судна – прямо здесь, в этом самом доке, зимой – и за обледенелыми мачтами и снастями волшебно вырастали заснеженные скалы фьорда. Мариса помнила, как вглядывалась в это изображение с невольной мыслью о том, будто перед ней порт на краю света. Прекрасный, суровый и загадочный.

Паркуясь, она выбрала самое дальнее место, так чтобы видеть всех, кто подъезжает к стоянке. Ей не нравилось, когда кто-то появлялся из-за спины.

Человек, с которым она рассталась, был настолько жесток, что убил щенка ее дочери только из-за того, что тот лаял по ночам. Марисе пришлось забрать ребенка, сбежать из дома, поменять даты рождения, только чтобы не дать ему преследовать их. Она научилась быть очень осторожной – всегда и везде.

Открыв сумку, она достала оттуда небольшую коробочку.

– Девочка моя, я знаю, что мы с тобой обещали сохранять верность новой версии нашей жизни, но все же есть то, чему я не в силах сопротивляться. С днем рождения…

– Мамочка! – воскликнула Джессика. – Это мне? Можно я открою?

– Да. Твой настоящий день рождения наступит через несколько дней. Я подумала, что мы воспользуемся праздником Роуз, чтобы тайно отметить и наш праздник.

Джессика сняла ленточку, разорвала обертку и открыла бархатную коробочку. Выражение ее глаз стоило всех печалей и невзгод, которые им довелось пережить, – выражение полнейшего, абсолютного счастья.

– Бабушкино колечко!

– Да, родная. Ее медсестринское колечко…

– Она носила его, когда служила медсестрой во флоте, и в педиатрии, и сиделкой, правильно?

– Правильно. Ты ведь все знаешь. Ей очень нравилось помогать людям, и это вдохновило меня тоже стать медсестрой. Может быть, и ты последуешь нашему примеру.

– И я сумею помочь Роуз?

Мариса кивнула. Вчера она сидела допоздна, читая все, что нашла, о детской кардиологии. Она не знала точного диагноза Роуз, но, исходя из симптомов, которые были у девочки налицо, и того факта, что ей предстояла запланированная операция, она поняла, что положение очень серьезное. Может быть, бабушкино колечко придаст Джессике собранности и воли перед лицом тяжкого заболевания подруги.

– Мам, а нас не укачает на корабле?

– Нет. Для этого я надену тебе вот этот браслет, – сказала Мариса, просунув тонкое запястье дочери в эластичное кольцо. – Вот эта бусинка должна помещаться на пульсе, это убережет тебя от морской болезни.

– А как же ты? У тебя такой есть?

Мариса не ответила, сосредоточившись на том, чтобы придать браслету правильное положение.

– Мам, а ты едешь?

– Дорогая, у меня много дел дома.

– Например? Поспать?

Эти слова выскочили прежде, чем Джессика успела прикусить язык. Мариса увидела в глазах дочери раскаяние.

– Не говори так, – сказала Мариса. Но Джесс была права. С тех пор как они перебрались в Кейп-Хок, она только и делала что лежала. Это случается, когда у человека депрессия; она вытягивает все силы, уносит все надежды, рождая чувство готовности укрыться во тьме. И когда она размышляла о причинах своей депрессии – тех же самых, что побудили ее сорваться с насиженного места и убраться за тридевять земель, – ее охватывала такая усталость и беспомощность, что самым заманчивым средством казался сон.

– Если ты не поедешь, то я тоже не поеду, – заявила Джесс.

– Джесси, мы с тобой не одно и то же. Роуз – твоя лучшая подруга, ей нужно, чтобы ты была рядом во время праздника. У тебя есть для нее чудесный подарок, и ты приготовила ей красивую открытку. Там будут друзья ее мамы, я никого из них не знаю… а потом, мне нужно прибраться. Ты же знаешь, как я все запустила…

В этот момент на стоянку подъехал еще один автомобиль, отчаянно сигналя. Это были Лили и Роуз; на их лицах сияли радостные, счастливые улыбки, они изо всех сил махали им руками. Роуз подскакивала на сиденье от радости. В то же время слезы навернулись у нее на глазах: она уже не помнила, когда в последний раз кто-то был так искренне счастлив видеть ее, как Джессика.

Лили и Роуз вышли из машины и направились в конец стоянки. Мариса опустила стекло.

– Не нужно ждать в машине, – сказала Роуз, – мы можем прямо сейчас подняться на корабль!

Сквозь открытое окно она улыбалась Джесс, которая глядела на мать.

– Ну пожалуйста! – прошептала Джессика.

– Ну что, идем? – спросила Роуз, тоже взглянув на Марису.

– Придется, – вмешалась Лили. – У нас для гостей приготовлены подарки – и на одном из пакетов ваше имя!

– Мам? – не унималась Джессика.

Мариса почувствовала, как улыбается, – нет, не лицом, а где-то там, внутри. На нее глядели в упор ясные, сияющие глаза Лили. У Марисы возникло невероятно странное ощущение – что Лили прекрасно понимает предмет ее сомнений. На мгновение она подумала, что Лили умеет читать мысли и знает, что на самом деле происходит, видит всю ее подноготную, словно Мариса прозрачна.

– Я не могу, – услышала она собственный голос, и вдруг слезы побежали по ее щекам, словно сорвало кран.

Лили просунула руку в окно и положила ее на руку Марисы. Словно электрический ток пробежал по коже, Лили смотрела на нее проницательным и понимающим взором. В этот момент Джессика выпрыгнула из машины, и вместе с Роуз они побежали к витрине сувенирной лавки.

– Я догадываюсь, в чем дело, – сказала Лили. – Мне даже кажется, что я знаю.

– Я никогда никому ничего не говорила, – ответила Мариса.

– Нам нужно поговорить, – продолжала Лили. – Не теперь, потому что сейчас праздник. В ближайшее время. Послушайте, поедемте с нами. Будут одни женщины. Ну же, ради Джессики. Ей нужно видеть вас сильной, веселой.

– Мне просто трудно общаться с людьми… Лили улыбнулась:

– И поэтому вы выбрали это место на краю света?

– Как вы догадались?

– Расскажу в другой раз… а теперь нужно идти на корабль, ради Роуз. Ну так как, едете с нами?

У Марисы вспотели ладони, но она поняла, что кивнула в знак согласия. Забавно: годы работы медсестрой научили ее многому в вопросах разобщенности, ей неоднократно приходилось наблюдать, как люди, перенесшие травму, живут и существуют, не замечая собственных действий. В ту минуту, когда она брала сумочку, подарок для Роуз и ключи от машины, она вдруг осознала, что тоже жила во сне с тех пор, как очутилась в Кэйп-Хок. А минутой позже, почувствовав, как Лили взяла и тихонько пожала ее руку, она поняла, что пробуждается. У нее не было уверенности, что ей этого хочется, но улыбка Лили была так светла и искренна, что она подумала – нужно попробовать.

И вот все вместе, две мамы и две дочки, поднялись по трапу на «Текумзею II», и занялись подготовкой к празднику.

***

Было восемь часов сорок пять минут. Лаэм сидел в офисе, наблюдая из окна за приготовлениями «Текумзеи II» к отплытию с праздничным собранием на борту. Стоянка дока сплошь была заставлена автомобилями; девочки с мамами поднимались по трапу, груженные коробками, теплыми куртками и накидками, а также биноклями, и среди всех – Лили и Роуз вместе с еще какой-то женщиной и Джессикой, той маленькой девочкой, которая примчалась за ним, когда Роуз потребовалась помощь. Энн Нил сбежала вниз по зеленому склону от гостиницы и, поднявшись на палубу, поцеловала Джуда.

Внутри у Лаэма все сжалось. Оттого ли, что он думал о празднике? Оттого ли, что видел, как счастлива Роуз? У него перед глазами все еще стояла вчерашняя картина: девочка у статуи с безумным страхом и изнеможением в ее больших зеленых глазах.

Он попытался не смотреть на китобойное судно, но не смог. Вон Энн рядом с Джудом, что-то говорит ему, кажется, дурачится, обхватив его за талию. Лаэм невольно улыбнулся. Девизом его кузена всегда были свободные выходные, что бы там ни случилось. Энн, наверное, пытается смягчить то обстоятельство, что он оказался на борту в субботу. Лаэм видел, как нежны они друг с другом, и от этого сердце его снова сжалось.

Все утро до этого момента Лаэм наблюдал за акулами, китами и дельфинами, пользуясь сведениями специальных датчиков, установленных на теле животных, в программах непрерывного слежения. Ему предстояло просмотреть и записать еще много данных, но сейчас, когда было уже почти девять утра, он перекинул программу с офисного на портативный компьютер. Можно будет поработать позже, из дома. Схватив свитер и сумку с толстым пальто, он закрыл за собой дверь офиса.

Команда отдавала швартовы, Джуд дал из рубки громкий сигнал к отплытию, и «Текумзея II» отошел от причала. Экскурсия началась. Все столпились на верхней палубе и любовались морским простором. Все, кроме Роуз. Лаэм увидел, что она стоит на корме и улыбается – ему.

Лаэм изо всех сил помахал ей рукой. Он пробежал по пирсу, мимо рыбацких лодок, не ушедших в море с рассветом. Джеральд стоял на палубе своего судна и глядел на проходящего мимо Лаэма. Они не поздоровались друг с другом: линия войны была прочерчена в тот момент, когда Лаэм увидел плавник дельфина, срезанный со спины животного и валявшийся среди мусора на судне Лафарга.

Забравшись в плоскодонный «Зодиак», Лаэм завел «Ямаху-150» и вышел кормой в залив. «Текумзея II» шел впереди, Лаэм – у него в кильватере, в бледно-зеленой полосе пены, прорезающей тропу в спокойной голубизне залива – точно как дети в сказке прокладывали дорожку хлебными крошками. Но дело в том, что Лаэм мог проделать этот путь с завязанными глазами. Он знал, что китобой направляется к тому месту, где киты кормятся, – самое лучше из всех, где можно за ними понаблюдать.

Лаэм убедил себя, что вышел в море с научной миссией. К нему поступили сигналы от по меньшей мере семи морских млекопитающих, и он планировал выйти в море именно сегодня. По графику они должны были появиться в водах близ Кейп-Хок именно сегодня, только неизвестно, в какое время. У него имелись данные о китовой акуле и большой белой акуле, не говоря о тех китах и дельфинах, которые уже прибыли сюда из южных вод. Он практически убедил себя, что это путешествие к местам кормления млекопитающих не имело никакого отношения – или почти никакого – ко дню, когда Роуз Мэлоун исполнилось девять лет.

День выдался ясный и солнечный. Лаэм решил, что может следовать за сигналом ММ 122 (морское млекопитающее 122, белуга возрастом девяти лет) и встретить ее (это была самка) на пути к месту размножения. ММ 122 принадлежала к числу местных фаворитов, и лето не было летом, пока она не появлялась в Кейп-Хок. В отличие от прочих китов, она шла с севера, то есть мигрировала в противоположном направлении, хотя любила зимы со льдом, снегами и с северным сиянием. По сигналам ее датчика Лаэм знал, что она непременно появится на экране именно сегодня. Однако в том, что это произойдет как раз во время праздничного круиза Роуз, он не был уверен.

И все же, если ММ 122 появится, если он зафиксирует ее у себя на компьютере, то можно передать по радио Джуду, в каком направлении нужно двигаться, чтобы ее увидеть.

Он продолжал следовать за кораблем. В стороне на некотором расстоянии появился молодой выводок финвалов; семь малышей кормились крилем и мелкой рыбешкой, а также минеральными веществами, которые несли с собой в воды фьорда горные ручьи, и апвеллинг, вызванный волновой деятельностью у западного побережья полуострова. По мере того как «Текумзея II» приближался к китам, на палубе судна поднялась шумная суматоха: завидев животных, все девочки принялись указывать на них друг другу и хохотать от возбуждения.

Лаэм вынул портативный компьютер, вбил пароль, вывел на экран нужную программу. Все верно, вот она – ММ 122. Согласно данным, она должна находиться в районе залива, у мыса, и быстро двигаться по направлению к месту кормления. Лаэм связался по радио с кузеном.

– Т-2, говорит твой Морской Био-Брат – ты слышишь меня?

– Вас понял. Ты что здесь делаешь?

– Иду за белугой. Если ты возьмешь направление примерно на сто метров к западу, то встретишь ММ 122, когда она выйдет на поверхность набрать воздуха.

– Ай-ай-ай, что я слышу! Неужели вы не шутите? Неужели вы соизволили удостоить чести алчных, прагматичных устроителей круизов на китобоях и поделиться с нами последними научными данными?

– Одноразовая акция! Чего ты ждешь? Меняй курс!

– Есть! Спасибо, Лаэм!

Лаэм не ответил. Пока большое судно разворачивалось к западу, он запустил мотор на полную мощность; рассекая фарватер китобоя, он обошел корабль с борта и, описав гигантскую S, пошел впереди корабля, указывая ему путь к месту наибольшей вероятности выхода ММ 122 на поверхность. Глядя одним глазом на воду по курсу, другим – на монитор, Лаэм замедлил ход. Он слышал, как волны хлещут о его надувные бока, и одновременно слышал разочарованные голоса девочек и их мам. Они уже видели, как кормятся киты, оставшиеся теперь в сотне ярдов позади них, и не могли взять в толк, почему корабль изменил курс. Подпрыгивая на низкой волне, Лаэм глядел на палубу. Роуз с мамой и с ними еще несколько человек стояли у перил. Лили обнимала Роуз за плечи. Она смотрела прямо вперед – не назад, на китов – словно была готова к любой встрече на водном пути. Утреннее солнце сияло в ее темных волосах, и они напоминали блеск шкуры морского котика – такие же глянцевые, лоснящиеся и блестящие. Лаэму стоило немалого труда оторваться от этого зрелища, но требовалось взглянуть на экран компьютера.

Он увидел, что глубина, на которой находился ММ 122, изменилась: кит поднимался, чтобы набрать воздух.

– Роуз! – крикнул Лаэм.

Она взглянула на него с палубы, прикрыв глаза ладонью от солнца. Помахала ему; кажется, она очень рада его видеть. Теперь вниз взглянула и Лили, не переставая держать Роуз за плечи, что не позволяло ей ни помахать рукой, ни защитить лицо от солнца. Она просто сильно прищурилась, глядя прямо на Лаэма и посылая огромный заряд в его сердце.

– Прямо по курсу! – крикнул он, отпуская руль и указывая направление здоровой рукой. Лили не задавала вопросов, а если в чем-то сомневалась, то не подавала виду. По непонятным причинам она просто доверяла всему, что он ей говорил, – сама не зная почему, – и это больше всего трогало Лаэма. Он видел, как Лили повела Роуз на нос корабля, подальше от других мам и детей. «Текумзея II» был оборудован специально для наблюдения, площадка на носу выдавалась на десять футов над водой. Лили крепко держалась за перила из нержавейки и вела за собой Роуз.

Лаэм просигналил Джуду, и тот сбросил скорость. Оба судна выжидали, моторы почти молчали. Сердце Лаэма подпрыгивало от нетерпения в предвкушении зрелища, взгляд сканировал гладь воды. Он знал, что с Джудом сейчас происходит то же самое. Наблюдение за китами было у них в крови. Давно, будучи еще примерно в возрасте Роуз, это было для них развлечением, ежедневным, из года в год, состязанием, кто первым увидит кита. Всегда выигрывал Коннор.

На этот раз Лаэм почуял ее прежде, чем увидел. Возможно, ему передалось напряжение Лили и Роуз; он видел, как внимательно они следили, как напряжены их мускулы, как зорки их глаза. Лаэм чувствовал их энергию – или это была энергия старой китовой самки, совершавшей мистическое путешествие домой, к югу, из ледяных морей, лежащих у самой вершины мира?

Что ей встречалось на пути? Каких акул она сумела обмануть? Какие льды расколола своим спинным гребнем, ощущая точно такую же жизненную потребность в воздухе, как Лаэм? Каких рыболовных сетей она избежала? Теперь она уже стара, и у Лаэма родилось страстное желание понять ее волю к жизни, ее потребность снова и снова возвращаться в залив, где она родилась. И вот она здесь – он это чувствовал.

– Нэнни! – во весь голос крикнула Роуз.

Да, это она, белый кит, белуга залива Святого Лаврентия. Она скользила, блистая на солнце, белая, как лед, поднимая из воды голову, словно хотела оглядеться вокруг. Четыре метра длиной, чисто белая, со спинным плавником и при этом толстым спинным горбом, бегущим по всей длине ее тела. Ее фонтан бил в высоту всего на три фута, и по сравнению с другими китами был едва заметен. Лаэм слышал, как она вздохнула – раз, два. Интересно, подумал он, слышат ли это Роуз и Лили на том расстоянии, где находится судно. Им бы сюда, к нему на «Зодиак»; ему хотелось, чтобы Роуз почувствовала всю могучую жизненную силу Нэнни.

И только в этот момент он поймал взгляд Лили. Роуз по-прежнему смотрела на Нэнни, протянув ей навстречу обе руки, словно стремилась обнять старушку-кита, забраться на нее и отправиться на морскую прогулку. Но Лили смотрела на Лаэма. Глаза ее были столь огромны, широки, распахнутые от удивления и еще от чего-то затаенного – как казалось Лаэму, какой-то безумной боли, которую она постоянно носила в себе. Из-за Роуз, подумал он… Она беззаветно любит дочь. Как можно жить с такой тревогой!

– Все будет хорошо, – произнес он вслух, пристально глядя на Лили.

Лили вскинула голову. Конечно, она не могла расслышать его слов из-за шума двигателя, из-за возбуждения, царившего на корабле среди участников путешествия. Лаэм увидел, как ее губы спросили: «Что?»

Ветер задувал волосы ему в глаза, и ему пришлось отпустить руль, чтобы откинуть их назад. Ему не хотелось нарушать установившийся визуальный контакт с Лили. Но в то мгновение, когда он отвернулся, он услышал глубокий вдох Нэнни, и за ним последовал звук. Сделав приблизительно десяток вдохов на поверхности, кит ушел под воду минут на пятнадцать. Лили и Роуз отвернулись и, спустившись с площадки на носу корабля, присоединились к остальным гостям на палубе.

Лаэму удалось проделать то, что он задумал. Он знал, что корабль уйдет без него. Включив мотор, чтобы вернуться в док, он услышал громкие голоса.

– Спасибо, доктор Нил! – это кричала Роуз. – За то, что привели нас к Нэнни!

– С днем рождения, Роуз! – отозвался он.

Лили ничего не сказала, но она снова смотрела на него огромными глазами с застывшим в них множеством вопросов. Лаэм понимал, что они не имеют к нему никакого отношения, и все же ему хотелось на них ответить. Он обернулся еще раз взглянуть на нее, между ними существовала какая-то зыбкая связь. На следующей неделе Роуз предстоит тяжелая операция. Это ее девятый день рождения. Лили была начеку, как медведица, готовая на все ради безопасности своей дочери.

Они с Лаэмом скроены по одной мерке – вот что он знал. Он привел их к Нэнни, потому что знал сокровенное желание Роуз и потому, что ему хотелось, чтобы ей передалась сила кита, чтобы она укрепилась в девочке, в ее сердце и дала ей долгую жизнь. Он был ученым; окончил университет, а затем аспирантуру при Морской биологической лаборатории в Вудз-Холл, штат Массачусетс. Но он также был рожден северным заливом и знал силу и магию, исходящую от природы, от вещей неведомых и невидимых.

В это время из дока на всех парах приблизилась другая лодка. Это был Джеральд Лафарг, который спешил поглядеть поближе, что же привлекло всеобщее внимание. У Лаэма кровь застыла в жилах. Он почувствовал угрозу, исходившую от этого человека; он знал, что всякий, кто способен проделать то, что сделал с дельфином Лафарг, может обидеть и любое другое беззащитное существо. Лаэм держал «Зодиак» между Лафаргом и Нэнни, но – что было еще важнее – между Лафаргом и Лили с Роуз. Он видел, как Лафарг взял бинокль и навел на белого кита. Затем опустил его и посмотрел в сторону Лили – и долго пристально смотрел на нее.

Развернув лодку, Лаэм описал широкую окружность вокруг «Текумзеи II» – подобно тому, как самец скопы обходит кругом свое гнездо, желая убедиться, что все в порядке, прежде чем лететь на рыбалку. Компьютер на коленях у Лаэма без конца передавал сведения о морских млекопитающих, возвращающихся домой из далекого путешествия, но в ту минуту Лаэму было не до того; он вел «Зодиак» широкими, медленными кругами, выполняя свою задачу, между тем как сердце его билось все чаще и чаще.