«В мире существует уйма трудов, посвященных геофизической разведке, взятию образцов почвы, расчистке и разметке раскопов, но ни одного, в котором говорилось бы о том, как правильно закапывать их обратно», — думала Мария. По ее спине пробегала легкая дрожь. Она прикрывала глаза рукой, словно солнце светило слишком ярко. Туманное свечение стояло над водами бухты. Они поплыли на остров Подзорной трубы в шлюпке Дункана, потому что там была отапливаемая каюта, и теперь Мария, стоя на корме, проверяла свои инструменты. Был конец ноября.

Шагая по мелководью с рюкзаком за спиной и лопатой в руках, Мария порадовалась, что надела сапоги. Ее ноги оставляли на песке глубокие следы. Откуда-то с пляжа доносились детские голоса: наверное, дети резвились в соседней бухте. Она пожалела, что Джеми не смог поехать с ними, и Дункан расстроился из-за этого. В эти выходные была его очередь забирать сына, но родители Алисии приехали навестить их, и они поменялись днями.

Мария забралась на вершину холма и перевела дыхание. Могила индианки была в том же состоянии, в каком она оставила ее в июле. Дункан периодически заезжал проверить, не сбился ли тент, но Мария впервые заставила себя вернуться сюда, и то только потому, что на следующий день обещали снегопад.

Хотя поля и болота уже подморозило, песчаная почва острова оставалась такой же мягкой и податливой. Мария вдавила ногу в сапоге в песок, оставив на нем глубокий след — так развлекаются дети в жаркие летние дни на морском берегу.

Снова прикрыв ладонью глаза, она посмотрела вверх. Тонкая пелена высоких облаков закрывала небо, вокруг солнца образовалась корона — «нимб», как говорила Хэлли.

Мария обошла вокруг могилы, осматривая закрывавший ее тент. Громкий всплеск заставил ее обернуться: скопа поднималась над водами бухты, взмахивая широкими крыльями, в ее когтях билась рыба. Мария посмотрела вслед птице, летевшей в направлении заповедника Лавкрафта. Странно было видеть скопу в это время года: ей казалось, что они улетают гораздо раньше. Откуда-то из детства она помнила, что перелетные птицы покидают Хатуквити до Дня благодарения. День благодарения наступит завтра.

Наконец, Мария вернулась к захоронению. Она долго стояла, глядя на него и тяжело вздыхая. Лопатой она копнула землю, но, засомневавшись, остановилась. Прошлой ночью Мария никак не могла заснуть. Она давно решила, что закопает могилу перед первым снегопадом, и вот время настало.

Детали этого, повторного, погребения не давали ей покоя. Она не хотела снова видеть скелет. Внезапно Марию осенило: нужно засыпать землей раскоп прямо вместе с тентом, который станет погребальным покровом индианки. У нее была одна вещь, которую она хотела положить в могилу, но ее можно было просто подсунуть под тент. Благодаря этому озарению Мария спокойно уснула. Как и собиралась, она проспала до самого звонка будильника. Не дав ей сказать ни слова, Дункан объявил, что взял на работе отгул и поедет на остров вместе с ней. Поскольку у детей начались каникулы, они тоже поехали.

Мария бросила несколько лопат земли на тент и тут поняла, что не может оставить его там. Тент был пластиковый. Будь он из ткани, она бы оставила его под землей, как саван. Но мысль о том, чтобы похоронить индианку, накрыв ее пластиковой пленкой, казалась святотатством. Мария бросила лопату.

Пальцами, скрюченными от холода, она стала отвязывать крепления от колышек. Потом сняла тент с могилы.

Кости лежали на месте; точно такими Мария обнаружила их несколько месяцев назад. Глазами она скользнула по берцовым костям, костям таза, потом посмотрела на череп. С ним ей пришлось труднее всего: череп напоминал о том, что этот скелет когда-то был живым человеком, со своими надеждами и страхами, любовью и ненавистью. При виде черепа ее сердце подскочило, но только раз, и успокоилось. Она успела хорошо узнать этот скелет — останки женщины, которая когда-то любила Чарльза Слокума, — узнать и полюбить ее такой, какой она была сейчас.

Мария похлопала по карманам куртки. Найдя то, что хотела, она стянула с правой руки перчатку и запустила пальцы в карман. Теперь у нее в руках была золотая богиня. В сентябре она поехала в Блэквуд и купила статуэтку — с вполне определенной целью.

«Софи!» — вслух произнесла она. Сразу после смерти сестры Мария не вспомнила о статуэтке. На похоронах Софи дети захотели положить в ее гроб свои подарки. Сидя в церкви, Фло держала на коленях школьные фотографии, свои и Саймона, у Саймона в руках были жемчуга, которые Софи надевала на свадьбу. Мария и Хэлли сидели бок о бок, не касаясь друг друга, и сухими глазами смотрели на Питера, который, стоя за кафедрой, читал стихи Йейтса:

Мария была совершенно сбита с толку и слишком зла на Софи, чтобы эти строки тронули ее. Она ни о чем не могла думать, а когда поняла, что хочет похоронить золотую богиню вместе с сестрой, было уже поздно.

Сейчас, стоя на холодном песке, Мария смотрела вниз, на скелет женщины. Археологическая комиссия штата дала отцу Хоуксу разрешение оставить предметы, которые Мария обнаружила в могиле, для выставок местного Исторического общества. Мария понимала, что археология — не точная наука и в ней не бывает однозначных ответов. Она знала, что никогда не сможет с достоверностью сказать, была ли это та индианка, которую любил Чарльз Слокум. Однако кто-то все же похоронил ее, положив в могилу свое золотое кольцо, и теперь на его место Мария собиралась положить статуэтку.

Она прикоснулась губами к золотой богине, и тут произошла странная вещь: ей показалась, что она целует саму Софи. Хотя это не была ее могила, она могла бы лежать здесь. Потом, захваченная небывалым и острым чувством единения, Мария опустилась на колени, сжимая статуэтку в руках, и разрыдалась.

Слезы струились у нее по щекам, но она вдруг ощутила, что улыбается.

— Прощай! — сказала она, на этот раз понимая, что означает это слово. Она положила статуэтку среди костей индианки. Потом поднялась на ноги, взяла лопату и стала засыпать могилу. Она бросала землю, ритмично взмахивая лопатой, и, когда Дункан с детьми появились на вершине холма, дело было сделано.

В глазах Дункана сквозило беспокойство, однако оно исчезло, когда он увидел улыбку на лице Марии. В последнее время она нечасто улыбалась.

— Идите сюда, — позвала она.

— Ты ее закопала? — осторожно спросил Саймон.

Мария кивнула и рукой показала на холмик свежей земли.

— Слава богу, — выдохнула Фло с облегчением.

— Ты волновалась за нее, Флосси? — спросил Дункан.

— Ведь уже холодно, — сказала она.

— Скелеты не мерзнут, правда? — спросил Саймон.

— Правда, — ответила Мария. — Они не мерзнут.

— Я знаю, что они больше ничего не чувствуют, но я рад, что мама и папа теперь вместе, — сказал Саймон. — Вот и все.

— А мне очень жалко маленькую девочку, которая лежит в могиле одна, — произнесла Фло, нахмурив лоб.

Мария думала о том, чтобы перенести могилу Хэтауэй, похоронить ее вместе с Софи и Гордоном. Но одним из последних желаний Софи было, чтобы Мария присматривала за ее могилой, следила, чтобы каменный ангел оставался на месте. Поэтому Мария оставила ее на берегу реки.

— С ней все будет в порядке, Флосси, — сказал Дункан, обнимая ее. — Тебе не нужно больше беспокоиться.

— По крайней мере на День благодарения все будет как обычно, — сказал Саймон. — Поедем к бабушке.

— Да, — отозвалась Мария, улыбнувшись Дункану. Поскольку его мать уехала во Флориду, а Джеми остался с Алисией и ее родителями, ему предстояло провести праздник в одиночестве, однако Хэлли пригласила его прийти вместе с Марией, Саймоном и Фло к ней домой.

— Каждый год дядя Питер говорит, что у нас будут хот-доги, и каждый год мы едим индейку, — рассмеялся Саймон.

— Дядя Питер всегда будет с вами, — заметила Мария.

— Да, только грустно… ну, ты знаешь… — сказала Фло.

— Что мамы и папы там не будет, — закончил Саймон.

— Это действительно грустно, — согласилась Мария.

— Мы забудем их? — спросил племянник.

— Вы никогда их не забудете, — сказала Мария. — Вы всегда будете помнить ваших родителей. — И она верила в свои слова. Произнося их, Мария вспоминала как она, Софи и Нелл, когда им было восемь и одиннадцать лет, играли на лугу в поселенцев. Землю сковали заморозки, и ноябрьский ветер свистел у них в ушах. С подветренной стороны сосновой рощи Мария нашла овражек; девочки спрятались там, представляя себе, как жили поселенцы в свою первую зиму на новых местах. Софи вытащила из кармана начатый шоколадный батончик, и они по очереди откусывали от него.

— У поселенцев не было шоколада, — сказала Нелл, объявляя батончик вне закона.

— В нужде все средства хороши, — уверенно ответила на это Софи.

Мария точно запомнила слова, сказанные сестрой, когда той было всего восемь лет. Смеясь, она пересказала эту историю Дункану и детям.

Сначала они тоже рассмеялись, но потом Саймон спросил:

— А что тут такого смешного?

— Для восьмилетней девочки это очень странные слова, — заметила Мария.

— Мне все равно, смешно это или нет, — вмешалась Фло. — Мне понравилась история.

— Мы должны рассказывать побольше историй про маму, — сказал Саймон.

— И про папу, — добавила девочка.

— Мы будем рассказывать и рассказывать, и никогда не перестанем, — произнес Саймон.

— Никогда не перестанем, — согласилась Мария.

Они все уже тряслись от холода и решили поскорее вернуться на шлюпку и включить отопление в каюте. Солнце спряталось за облаками. С неба упала одинокая снежинка, за ней еще одна, и еще. Мария встала на планшире и помогла Саймону забраться в шлюпку. Потом обернулась к Дункану, стоявшему на мелководье в своих высоких резиновых сапогах, и протянула руки за Фло. Дункан поднял девочку вверх — как будто она летела по воздуху, маленький ангел в теплых одежках — и передал Марии.

— Готовы? — спросил он, поднимаясь на борт.

— Готовы, — ответили они, забившись в каюту.

Дункан запустил моторы и развернул шлюпку носом к ветру. Они вышли из бухты и поплыли прочь от островов Духов — домой.