Джеймс поднялся еще до рассвета. Иссиня-черное небо было усыпано яркими звездами. Ночью температура резко упала, и мокрый снег превратился в крепкий лед. Зная, что коровам его не пробить, Джеймс пошел седлать лошадь — надо ехать разбивать лед, чтобы скот мог добраться до травы.

В конюшне он увидел Дейзи, которая чистила Скаут.

— Ты рано встала.

— Я почти не спала.

— Из-за метели?

Она кивнула, и он заметил круги у нее под глазами.

— Я почти всю ночь молилась за Сейдж.

— Мы могли бы помолиться вместе.

Дейзи поморщилась, как от боли.

— Я привыкла делать это одна.

— Я тоже. — Джеймс обошел кобылу и увидел, что Дейзи уже приготовила седло и уздечку. — Ты что, решила прогуляться верхом?

— Да. Мне невыносимо сидеть дома. Я чуть с ума не схожу. Хочу доехать до шоссе, может, встречу ее по дороге.

— Снег за ночь покрылся льдом, — сказал он. — Не думаю, что тебе стоит ехать. Это небезопасно.

— А Сейдж, по-твоему, ничего не грозит?

Они оседлали лошадей. Джеймс протянул Дейзи теплую куртку, другую надел на себя, и они тронулись в путь.

Начинало светать, звезды постепенно гасли. Сидя в седле, Дейзи понемногу успокаивалась. Чтобы не обморозить лицо, она по глаза замоталась шарфом.

Все вокруг было белым от снега. Справа расстилалось Хрустальное озеро, уже затянутое льдом. Но на его поверхности, обычно ровной и гладкой, были видны какие-то бугорки.

— Посмотри, — тихо сказал Джеймс.

— Куда?

— Вон туда. — Он показал на озеро. Лошади стояли смирно, от их морд шел белый пар. Дейзи, прищурившись, глядела на странные бугорки на льду и ничего не понимала.

— Что это?

Джеймс придерживал лошадей, боясь, что они раньше времени вспугнут птиц. Сердце его колотилось от волнения. За долгие годы жизни на ранчо он много раз наблюдал эту картину и всякий раз мечтал показать ее Дейзи.

— Ты веришь в предзнаменования?

— Ты сам знаешь, что да. — Рот у нее был закрыт шарфом, но по ее взгляду он догадался, что она улыбается.

— Какой тотем у индейцев символизирует брак?

— Наш знакомый шаман говорил, что у шошонов это дикие гуси. Они выбирают пару на всю жизнь.

— А если сейчас здесь появятся дикие гуси, ты обещаешь снова выйти за меня замуж? — спросил Джеймс.

Дейзи промолчала, но ее глаза продолжали улыбаться. Солнце быстро поднималось из-за горизонта, заливая заснеженную землю розовым светом. Он решил, что пора.

Пустив коня галопом, он понесся к озеру, размахивая руками и крича во весь голос:

— Эй! Эге-гей!

Бугорки на льду зашевелились. Сначала показались головы и шеи, затем захлопали крылья, и гуси один за другим стали подниматься в воздух. Когда Джеймс доскакал до берега, вся стая уже взмыла в небо.

Обернувшись, он увидел, как Дейзи, прижав обе руки к замотанному шарфом лицу, с изумлением и восторгом следит за птицами. Потревоженные гуси взлетали в беспорядке, но теперь выстроились как положено и стройным клином летели вслед за вожаком на юг. Приподнявшись в стременах, Дейзи вскинула руки, как будто могла поймать то, что они уносили с собой.

— Выходи за меня! — крикнул он через разделяющий их розовый снег.

Дейзи не ответила, но направила Скаут в его сторону. Когда она подъехала, он повторил:

— Выходи за меня, Дейзи.

— Я люблю тебя, Джеймс.

Дикие гуси скрылись из виду, но и он и она еще слышали шум крыльев и гоготанье, тысячекратно усиленные эхом.

— Я хочу быть с тобой, пока смерть не разлучит нас, — сказал он.

— И я тоже.

— Тогда скажи «да».

Ресницы у Дейзи заиндевели от слез.

— Я не могу ответить «да», пока не знаю, где наша дочь.

Еще лежа в кровати, Далтон видел, как уехали Джеймс и Дейзи. Теперь он сидел у окна, сложив морщинистые руки на коленях, и вспоминал собственную молодость. Сколько у него тогда было сил! Целый день мог провести в седле, и хоть бы что. Как быстро пролетела жизнь. В одно мгновение.

— Доброе утро, дорогой, — сказала, войдя в комнату, Луиза. — Что это ты поднялся ни свет ни заря? — Она наклонилась его поцеловать. Как же приятно прикосновение ее губ!

— Да вот смотрел, как Джеймс с Дейзи куда-то поскакали.

— Рановато для прогулок, — усмехнулась Луиза. — Может, они решили сбежать?

— Интересная мысль.

— По-моему, у них все потихоньку налаживается. — Луиза потерлась щекой о его щеку.

Он сидел, млея от удовольствия, пока вдруг не вспомнил, что должен на нее злиться.

— Что случилось? — спросила она, почувствовав перемену в его настроении.

— Да ничего хорошего. Как выяснилось, ты мне совсем не доверяешь.

— Ну зачем ты опять начинаешь?

— Просто вспомнил.

— Я же попросила прощения. Неужели ты теперь до конца жизни будешь на меня сердиться?

— Не знаю. Может, и буду.

Луиза горестно вздохнула и ушла. Далтон снова взглянул за окно и вдруг увидел в небе стаю диких гусей.

Его старинный друг шаман рассказывал, что дикие гуси — самые счастливые создания. Уж если гусь нашел себе подругу, то не расстанется с ней до самой смерти. Слова индейца глубоко запали Далтону в душу. Луиза считает, он так и не сделал ей предложения из-за Джеймса, но у Далтона была другая причина: он верил в диких гусей, считал, что человеку дается лишь одна настоящая любовь.

Для него это была Розалинда, его первая любовь. Ее портрет висел на стене, в названии ранчо оставалось ее имя. В горе и радости, в болезни и здравии…

Далтон сморгнул набежавшую слезу. В болезни и здравии. А смогла бы Розалинда любить его так, как Луиза, сейчас, когда он превращается в жалкую развалину?

Дикие гуси. Он увидел, как стая сделала круг и опустилась на поле. Интересно, сколько им лет? Сколько раз они вместе улетали на юг, а по весне возвращались назад? Вот они с той гусыней, что сидит в соседней комнате, вместе уже двадцать восемь зим. Получается, с ней он прожил гораздо дольше, чем с Розалиндой.

— Луиза! — позвал он.

Она не спешила являться на его зов. Видно, еще не остыла и решила его немножко помучить.

Наконец она вошла и ледяным тоном спросила:

— Ты меня звал?

— Подойди ко мне, дорогая. Возьми меня за руку.

— Это еще зачем?

— Затем, что я люблю тебя больше всего на свете.

Только б не забыть позвонить Уэйну Хардингу, адвокату из Дубойса. Ровно в девять, как только тот придет на работу. Наверное, ему просто не хотелось думать о собственной смерти, о том, что Луиза будет жить, когда его не станет. А где она тогда будет жить, его не заботило.

— Жизнь такая долгая, — сказал Далтон, — но не успеешь оглянуться, как она уже прошла.

— Твоя жизнь еще не прошла, — сказала Луиза.

— Я старый усталый ковбой.

— А я старая усталая певица из бара.

— Нет, ты моя прекрасная Луиза.

Она покачала головой, но Далтон видел, как приятно ей это слышать. Луиза взяла Далтона за руку, и в душе у него воцарились мир и покой. Все у них будет хорошо. Только бы не забыть позвонить адвокату.

Ехать в такую погоду было опасно, но они решили попробовать выбраться на шоссе. В кладовке нашлись лопаты. Сейдж старалась помогать, но стоило ей поднять лопату снега, как она чувствовала резкую боль в животе. В конце концов она сдалась и ушла в дом, хотя ей этого очень не хотелось. Ей надо было задать Дэвиду тысячу вопросов, доказать, что он на самом деле ее брат.

Откопав машину, Дэвид перенес в нее животных, затем вернулся за Сейдж. Печка работала на полную мощность, и в салоне было тепло. Сейдж терпеливо молчала, пока он не выехал на дорогу. Тогда она вновь стала развивать свою теорию:

— Все сходится. У тебя каштановые волосы, и у меня тоже. У тебя глаза зеленые, и у меня зеленые.

— У тебя две ноги, у меня две ноги, — продолжил он.

— Ну вот, — рассмеялась она. — Ты даже шутишь, как я!

Дэвид закурил, сердито нахмурился.

— Ты просто сошла с ума.

— Начнем с совпадений, — сказала она. — Много ли шансов, что два человека одного возраста встретятся на темной дороге в Небраске? Одному грозит опасность, и тут же появляется второй. Ты оказался там, чтобы меня спасти.

— Из чего и следует, что я твой брат?

— Не только из этого, есть и другие факты.

Он выпустил струйку дыма и покачал головой с таким видом, словно ему до смерти надоел этот разговор. Но любопытство победило.

— Какие?

— Твои татуировки.

— У тебя в семье что, носят татуировки?

— Нет. Но твои рисунки напоминают работы моей мамы. Она любит индейские легенды и часто использует в своих украшениях точки и круги. А сова у тебя на запястье? Она нарисовала точно такую же.

— Она рисует сов?

— И еще точки, круги и ястребов. О господи! — Сейдж прикрыла ладонью рот. — Я поняла: этими татуировками мама поддерживала с тобой связь.

По его ухмылке она видела, что он по-прежнему ей не верит.

— Как ты научился рисовать? Ходил в художественную школу?

— Да нет. Просто беру ручку, и все само собой получается. Что тут особенного.

— А почему ты рисуешь сов? И кружки с точками? Я тебе объясню. Это — ее посланники, она направляет их к тебе.

— Посланники… — задумчиво произнес Дэвид. Это слово задело какую-то струну в его душе. — Ты просто сумасшедшая. Я ее даже не знаю.

— Знаешь!

Он снова насупился, покачал головой. Машину чуть не занесло, но ему удалось вовремя выправить руль.

— Откуда мы с тобой оба знаем про Вашаки? — продолжала Сейдж. — Ведь ты это имя впервые услышал, когда был совсем маленьким, да?

— Ну и что? — покосился на нее Дэвид.

— А то, что нам с тобой рассказывали о Вашаки родители. — Сейдж поудобнее переложила котят, которых держала на коленях, и протянула к нему руку. — Джейк!

— Перестань меня так называть.

— Джейк, — повторила она. — Тебе это имя ничего не говорит? Ты не помнишь, что тебя так звали?

— Все, хватит!

Сейдж закрыла глаза. Она была уверена, что права.

— Ты ведь тоже это чувствуешь.

Дэвид не ответил, но она заметила, как он краснеет. Наконец и он осознал то, что ей подсказало чутье: они были вместе еще до рождения.

Нащупав застежку на ожерелье, она сняла его. Посмотрела на лицо девочки, потом — на лицо мальчика и перевела взгляд на сидевшего за рулем парня. Тот же лоб, тот же нос, тот же подбородок.

— Это ты, — сказала Сейдж. — Ты — Джейк!

— Все это просто твои выдумки.

— Нет…

— Да! — оборвал ее он. Его раскрасневшееся лицо казалось злым. — Ты фантазерка. Фантазерка и мечтательница, которая тащится через всю страну к отцу, хотя знает, что вовсе ему не нужна.

— Неправда! — в ужасе воскликнула Сейдж.

— Да брось ты. Родители заняты только собой. Твой дорогой папочка, он что, пригласил тебя к себе?

— Он меня любит.

— Так любит, что не желал тебя видеть.

— Он меня любит! — закричала Сейдж, колотя по сиденью кулаками. — Но он не мог уехать с ранчо, потому что все время ждал, вдруг ты… вдруг Джейк вернется. Он замечательный человек.

— Такой замечательный, что потерял обоих детей! — Дэвид тоже перешел на крик.

— Потерял? — Сейдж трясло от негодования. — Тебя похитили. Другого объяснения быть не может.

— Хватит путать меня с Джейком, — возмутился он.

— Похитили! Он бы нас никогда не потерял. А меня отпустил только потому, что мама не могла больше жить на ранчо. — Она разрыдалась.

— Успокойся, Сейдж. Ты напугала собак. Смотри, Петал под сиденье забилась.

— Прости, — всхлипнула Сейдж и, обернувшись назад, попыталась погладить собак.

Дорога стала опасной. Кругом были скалы, на обочинах зияли провалы.

Какое-то время оба молчали. Дэвид держал руль обеими руками. Никакого шоссе не было видно. Они по-прежнему ехали по дороге, которую когда-то использовали для вывозки древесины, только теперь она стала петлять среди гор.

— Что это за горы? — Сейдж казалось, что на одном из плакатов в ее комнате изображены именно эти места.

— Уинд-Ривер.

— Сколько еще осталось до ранчо?

— Километров двадцать пять — тридцать… Точно не знаю.

— Мы почти доехали, — шепнула Сейдж, наклонившись к своему животу. — Почти… Ой! — вскрикнула она, почувствовав острую боль. — Странное совпадение.

— Только не начинай все сначала. — У Дэвида был усталый вид. Над горами клубились темные тучи. — Хватит убеждать меня, что я твой брат.

— Я совсем не об этом. Я о своем малыше, о том, что мы уже совсем рядом с ранчо и у меня начали отходить воды.

Джеймс и Дейзи целый час двигались по дороге, высматривая Сейдж. Прошла снегоуборочная машина. Затем в сторону ранчо проехал синий пикап. Обернувшись ему вслед, Джеймс увидел, что он разворачивается. Поравнявшись с ними, водитель опустил стекло и высунул голову:

— Здравствуйте.

Джеймс промолчал, а Дейзи, прикрыв рукой глаза от солнца, улыбнулась:

— Привет, Тодд!

Тодд поставил машину на обочину и вышел. В легкой куртке и полуботинках, он был одет явно не по погоде.

— Мне надо с вами поговорить, — с виноватым видом сказал Тодд.

— О чем? — спросил Джеймс.

— Насчет Альмы. Она ухаживает за Далтоном.

— Мы знаем, кто такая Альма. Переходи к делу.

— Слушай, — начал Тодд, стараясь не смотреть Джеймсу в лицо, — мы с тобой никогда не ладили. Из-за старой вражды между нашими семьями, да и вообще мы слишком разные…

Джеймс почувствовал недоброе. Он вспомнил, как в первые месяцы после исчезновения Джейка Тодд беспрестанно извинялся, что не сумел его найти.

— Ты хотел нам что-то сказать, — напомнила Дейзи.

— У Альмы Джексон двое сыновей.

— Нам какое до этого дело? — спросил Джеймс.

— Нехорошие ребята, — продолжал Тодд. — За наркотики и воровство попали в колонию для малолеток. Один и сейчас сидит. А другой, как считает Альма, поклоняется дьяволу, живет где-то в горах. Когда она согласилась ухаживать за Далтоном, я ее предупредил: Ричард ни в коем случае не должен про это знать. Ей очень нужны деньги, иначе я бы не посоветовал Луизе ее нанять. Так вот, парень все-таки узнал, что мать работает на ранчо. Думаю, отец проболтался.

— Он что-то против нас имеет? — спросил Джеймс.

— Вбил себе в голову, что ваше ранчо должно принадлежать Райделлам. Сам он не Райделл, но, видно, решил, раз мы с Тамми женаты, то и ему кое-что причитается. Называет себя Стражем — стражем земель Райделлов.

— Откуда он все это взял?

— Какая разница. — Тодд вытер рукой лоб. — Главное — он сейчас здесь, прячется где-то на территории ранчо.

Джеймс подумал про фотографии, следы, убитого бычка.

— И давно? — спросил он, про себя решив, что, скорее всего, с весны или с лета.

Тодд пожал плечами:

— Понятия не имею. Я узнал об этом только потому, что Альма разговаривала с Тамми. Оказывается, Ричард однажды вечером стучался в дом твоего отца.

— Что ему было надо?

— Наверное, хотел поесть. А может, и посмотреть, как вы живете.

— Альма его впустила? Дала ему еды? — спросила Дейзи.

— Нет. Послала куда подальше.

— Жаль, — сказала Дейзи. — Сколько ему лет?

— Точно не знаю. Шестнадцать или семнадцать.

— Как же он там живет, один, голодный? — Дейзи посмотрела на поросшие деревьями склоны.

Тодд шагнул к машине — было видно, что ему не терпится уехать.

— Я просто хотел вас предупредить. Я тут не виноват. Это ее сын, и с ним всегда были проблемы.

Он сел за руль и уехал.

— Странно, — сказал Джеймс. — Мне показалось, или Тодд все же чувствует за собой вину, хотя он вроде бы здесь ни при чем.

— Мне кажется странным другое…

— Этот мальчишка где-то тут. Он нас ненавидит. Страж земель Райделлов. Может, из-за этого Тодду стыдно?

— Альма тогда так пристально рассматривала фотографию Джейка, — сказала Дейзи. — Я видела. Глаз от него не могла оторвать.

Джеймс не понял, с какой стати она об этом заговорила.

— Помнишь, мы подозревали Тодда, когда Джейк…

Ему не нравился ни ее почти безумный взгляд, ни то, к чему она клонит.

— Дейзи! — Он взял ее за руки.

— Ты помнишь?

— Зачем Тодду было красть у нас сына?

— А что, если так и было? — настаивала Дейзи. — Возраст совпадает.

— Не надо, Дейзи! — И все-таки ее слова заставили его задуматься: а что, если?

Что, если Альма действительно разглядывала фотографию Джеймса? Что, если Тодд лишь делал вид, что ищет мальчика, а на самом деле похитил его? Что, если сегодня он так нервничал именно из-за того, что произошло тринадцать лет назад? Что, если всю злость и обиды, которые он копил много лет, Тодд передал мальчишке, который сейчас скрывается где-то в горах на их ранчо?

Что, если их сын жив — и ненавидит их?

Сейчас Дэвид боялся одного — как бы на дороге вдруг не встретилось непреодолимое препятствие. Рядом с ним сидела девчонка, которая могла вот-вот родить.

— Как ты там?

— Нормально, — ответила Сейдж, хотя по голосу было слышно, что она нервничает. — Джейк, я все думаю…

— Прекрати меня так называть.

— Ты можешь хотя бы минуту меня послушать? Ты приемный сын, так? А когда тебе было три или четыре года, ты провалился в пещеру, так?

— Ну и что с того? — Он хорошо помнил эту пещеру, помнил, как гулко звучал его голос, когда он звал папу с мамой.

— А если на самом деле и то и другое случилось примерно в одно и то же время?

— Не могло такого быть.

— Ну а вдруг? — настаивала Сейдж. — Может, тебя усыновили не младенцем, а когда тебе было уже три года?

— Они взяли меня совсем крошечным. Так они… — Он хотел сказать: «Так они говорили», но неожиданно ему в голову пришла мысль, заставившая его замолчать. В пещере он звал маму и папу, а приемных родителей никогда так не называл — только по имени.

— Ну, говори же! Ты что-то вспомнил, я же вижу.

— Ничего я не вспомнил.

Сейдж решила оставить его в покое и покормить котят. Но не успела она взять бутылочку, как ее лицо исказилось от страха.

— Ой! — вскрикнула она.

— Что с тобой?

— А-а-а! — Она согнулась пополам, едва не раздавив котят. Они тут же спрыгнули с ее колен и полезли на заднее сиденье. Сейдж, раскачиваясь взад и вперед, стонала от боли. Ему хотелось взять ее за руку, но он боялся отпустить руль.

— Дыши глубже, Сейдж.

— А я что делаю? — Она заплакала.

Впереди Дэвид наконец увидел нормальную дорогу, но до нее ему предстояло преодолеть длинный и опасный спуск. Он проверил тормоза.

— Потерпи, мы уже почти доехали.

Машина когда-то принадлежала его дяде. По сравнению с его приемными родителями дядя был человеком обеспеченным и из-за этого чувствовал себя вроде как в чем-то перед ними виноватым. После того случая, когда он пригрозил, что заберет Дэвида, он больше у них не появлялся, однако присылал деньги, одежду и даже отдал им свою старую машину.

У них на ферме радостей было мало, но дядю он запомнил как доброго человека. Он всегда расспрашивал Дэвида про его жизнь, всегда был готов его защитить.

— О-о-о, — застонала Сейдж.

В августе, когда Дэвиду удалось накопить немного денег, он, прихватив из дома кое-какой еды, забрал Петал и удрал. Он точно знал, что назад никогда не вернется.

— Как больно… У меня страшные колики.

— Это схватки.

— Не может быть. — Она корчилась от боли. — Для схваток еще рано. Это колики. Наверное, я что-то не то съела.

— Ты рожаешь. — До шоссе оставалось всего метров пятьсот, но их еще надо было проехать. Дэвид не отрывал глаз от изрытой колесами лесовозов дороги. А в голове у него все громче звучал голос маленького мальчика, который зовет своих родителей. Мама! Папа!

Далтон разглядывал мятый листок бумаги, на котором его собственной рукой было нацарапано «адвокат». Альма уже все приготовила для бритья, а он никак не мог сообразить, что значит эта запись.

— Что это? — спросил Далтон. Но когда Альма склонилась, чтобы прочесть, отдернул листок и вдруг вспомнил: — Дайте мне телефон.

— Мне надо вас побрить.

— Очень любезно с вашей стороны, но сначала я должен заняться делами.

Сиделка недовольно прикусила губу.

— Понимаете, у меня возникли семейные проблемы, и я хотела поскорее вас побрить, чтобы…

— Я же сказал, у меня дело, — перебил ее Далтон. — Принесите мне этот чертов телефон и мою записную книжку.

Громко вздохнув, Альма пошла за телефоном. Далтон смотрел на записку, боясь, как бы мысли снова не спутались.

— Вода остывает, — сказала Альма, подавая ему трубку.

— Сходите на кухню и подогрейте.

Уэйн Хардинг и Далтон Такер уже пятьдесят лет поддерживали деловые отношения. Хотя недавно Уэйна избрали судьей по наследственным делам, он продолжал оказывать юридические услуги Далтону.

— Рад тебя слышать, Далтон.

Для приличия они поговорили о снегопаде, о скоте, о семейных новостях. Затем Далтон изложил свою просьбу. Уэйн внимательно его выслушал. История отношений Такеров и Райделлов была ему хорошо известна.

— Если я правильно тебя понял, — сказал Уэйн, — ты хочешь дать Луизе пожизненное право владения твоим ранчо. То есть она может жить там до самой смерти.

— Да, — ответил Далтон. Соображал он сейчас не слишком быстро, но Уэйну доверял полностью и знал, что все его желания тот выполнит. А значит, можно ни о чем не волноваться.

— Однако она не будет иметь права продать ранчо или оставить его своим наследникам… — Тут Уэйн позволил себе усмехнуться, — к примеру, Тодду и Тамми.

— Да, ты уж проследи, чтоб ни один Райделл от моего завещания не выиграл.

— Ни один? А как же Луиза?

— Тьфу ты! — Далтон так любил Луизу, что почти забыл, из чьей она семьи.

— Но ты и это можешь изменить, — рассмеялся Уэйн. — Женись на ней, и она станет миссис Такер.

Далтон задумался. Эта мысль посещала его довольно часто, и Луиза, он знал, обрадуется его предложению. Но затем он представил себе, как жених в визитке и цилиндре сидит, вытянув загипсованную ногу, в инвалидной коляске, а рядом стоит мрачный Джеймс и держит в руках подушечку, на которой лежат обручальное кольцо и зубные протезы Далтона.

— Черт бы тебя побрал! — проворчал он. — Тебе обязательно надо меня подколоть.

— А ты все-таки подумай, — снова рассмеялся Уэйн. — Ладно, на этой неделе я заеду к тебе с новым завещанием.

— Лучше в начале недели, а не в конце. Сам понимаешь, в моем возрасте каждый день на счету. И вот еще что…

Понизив голос, Далтон объяснил адвокату, что он от него хочет. Уэйн все записал и пообещал связаться с нужными людьми и подготовить документ, чтобы Далтон мог подписать его одновременно с завещанием.

Далтон повесил трубку и стал ждать, когда его побреют. В коридоре мелькнула тень, он заметил Альму, разговаривавшую с каким-то юношей. Она его о чем-то просила, умоляюще протягивала к нему руки. Видимо, это и есть ее семейные проблемы, подумал Далтон.

— Молодой человек! — крикнул он. — Подойдите сюда!

Юноша обернулся.

— Ричард! — Альма схватила сына за рукав.

— Здесь я главный, — сказал Далтон, — и мои просьбы принято исполнять. Подойдите!

Даже издалека старик заметил, с каким презрением тот его слушает. У парня было худое лицо, жиденькая рыжеватая бородка, одежда грязная. В руке он держал ружье.

— Что вам от меня надо?

— Ты кто такой?

— Мистер Такер, — вмешалась Альма, — это наши семейные дела. Они касаются только меня и моего сына.

— Я — Страж. — Оттолкнув мать, парень подошел к Далтону. — Вам это что-нибудь говорит?

— Да вроде нет.

— Вы забрали то, что вам не принадлежит. — Его зеленые глаза горели яростью. Не сводя взгляда с ружья, Далтон резко подался вперед, но коляска и гипс на ноге не позволили ему достать наглеца.

Парень расхохотался:

— Старый дурак. Я мог бы тебя пристрелить, если б захотел, только на тебя и пули жалко.

Он развернулся и собрался уйти.

— Ричард! — бросилась за ним Альма.

— А ну, назад! — проревел Далтон.

Собрав силы, он приподнялся и бросился на незваного гостя. Ногу пронзила нестерпимая боль, но Далтон должен был защитить свой дом, свою семью. Они покатились по полу. Далтон схватил парня за руку, но тот вырвался и со всей силы ударил старика по голове.

Остаток пути Сейдж была как в тумане. Такой жгучей, накатывающей волнами боли она никогда еще не испытывала. Это невозможно! Человек не в состоянии такое вытерпеть!

— Держись! — Дэвид прибавил скорость. — Дыши глубже.

— О боже, — пробормотала Сейдж. Опять началось то, что Дэвид назвал схватками, и теперь она уже готова была ему поверить. Ее словно рвал когтями огромный медведь. — Помнишь медведя? — с трудом выговорила она.

— Что ты сказала?

Она стиснула зубы, по щекам катились слезы. Говорить она больше не могла, но в памяти всплыло самое страшное детское воспоминание: они всей семьей ночевали в палатке и на них напала медведица.

— А-а-а-а!

— Ты когда-нибудь видела гризли? — спросил Дэвид, стараясь ее чем-то отвлечь. — На меня раз напал один. Я плохо помню, кажется, это была медведица, защищавшая своих медвежат. Я не вру.

— Я тоже там была, — простонала Сейдж, представив себе эту жуткую картину. Ну, конечно, они оба должны были это запомнить. Встреча с разъяренной гризли была для трехлетних близнецов сильным потрясением.

Дэвид то ли не понял ее, то ли предпочел не отвечать.

— О-о-о… — Обливаясь потом, она обхватила живот руками.

— Это настоящие схватки, — сказал он серьезно, не сводя глаз с дороги и нажимая на газ.

— Скоро мы наконец приедем?

— Мы уже почти у цели, — ответил он. — Смотри!

Сейдж подняла глаза и сквозь слезы увидела ворота ранчо.

Огромные белые ворота на каменных столбах были распахнуты. Сейдж попыталась разглядеть дом, но видела лишь деревья и большие валуны.

— Мне не дотерпеть. — Она чувствовала, как внутри у нее все разрывается, и поняла, что ее ребенок готов появиться на свет. — Все, я сейчас рожу…