Уже почти сутки, как Дейзи приехала на ранчо, а Джеймс с ней еще и словом не перемолвился. Искал себе дела подальше от дома.

На пастбище его глазам предстала унылая картина, словно у природы не осталось иных красок, кроме серой. Далтон, похоже, опять оказался прав: зима обещает быть ранней и суровой. Коровы щипали пожухлую траву. Скоро предстояло сдать пятьсот голов скота, а значит, им с Полом пора начинать перегонять стада в большие загоны. Джеймс попробовал сосчитать телят, но никак не мог сосредоточиться. Мысли все время возвращались к Дейзи.

Он постоянно ощущал ее присутствие. Вспоминал ее голос, обращенный к ночному небу крик — первобытный, яростный, молящий. Джеймс понимал ее как никто — в его душе творилось то же самое.

Предупредив Пола, он отправился взглянуть, не оставил ли следов тот, кто застрелил теленка. Пока мало что удалось найти: несколько пивных банок, кострище, отпечатки сапог в грязи.

Когда он подъехал к каньону, сердце забилось быстрее. Именно здесь все и случилось, здесь пропал его сын. Джеймс не мог сюда не завернуть. На всякий случай. Он обвел взглядом бурые стены каньона, прочерченные оранжевыми полосами. В расщелинах росли кустики полыни.

Сверху свалился камень, ударившись о скалу, увлек за собой другие. Джеймс насторожился.

— Кто там?

Он поднял глаза к кромке каньона. Тишина. Черные тени казались живыми. У него было ощущение, что за ним наблюдают. По склону скатился еще один камень, и опять все стихло. Там, наверху, кто-то шел по самому краю.

— Эй, покажись! — Ему казалось, он сходит с ума — как в тот год, когда исчез Джейк. Тогда он снова и снова возвращался на это место, осматривал каждую расщелину.

Опять упал камень. На кромке каньона закаркала ворона, и Джеймс подумал: может, это она столкнула камень. Спланировав вниз, ворона полетела вдоль каньона. Джеймс стукнул коня пяткой по крупу, и тот послушно двинулся вперед.

Возле груды камней лежали чьи-то кости. В горах все время находишь то мертвого кролика, то лося, то корову. Однако, увидев останки именно здесь, Джеймс занервничал. Присмотревшись, он разглядел клочья шерсти, серой с коричневатым отливом. Волк.

Медленно спешившись, он склонился над скелетом. Запаха не было — до него здесь уже побывали вороны и канюки. Обычно он до падали не дотрагивался, но на сей раз достал нож и отрезал левую переднюю лапу, от которой остались лишь голые кости да когти. Он был рад, что это оказался дикий зверь. Работая ножом, он думал о волках, об их свирепом нраве, и его больше не тревожила мысль, что кто-то за ним подсматривает.

Джеймс убрал нож, сложил кости в висевшую на седле сумку. Ему вспомнилось, что неподалеку отсюда полтора столетия назад сошлись в смертельной рукопашной схватке вожди племен шошонов и кроу, решая, кому должна принадлежать эта земля. Победа осталась за вождем Вашаки, и он, воздавая дань храбрости поверженного врага, вырезал из груди мертвого противника сердце и съел его.

Дейзи любила этот рассказ о силе, полученной от других. Эта легенда и ей самой придавала смелости, когда им доводилось ночевать в горах. Дейзи научила детей произносить слово «Вашаки», если им вдруг станет страшно. Джеймс знал, что, когда она вырезала свои медальоны, ее, среди прочего, вдохновляла вера в могучих духов здешних мест.

Удар ногой, и вниз покатился камень, за ним — еще один. Страж отошел от края обрыва. Он называл себя Стражем, потому что его задача — охранять то, что по праву всегда принадлежало ему.

— Покажись! — крикнул ему ковбой.

Вот что я тебе покажу, подумал Страж и сложил пальцы в фигу. Он постоял еще, глядя, как ковбой отрезает лапу у мертвого волка, а когда тот поехал дальше, собрал свои вещи и тоже тронулся в путь.

Сейдж подвозили женщина, возвращавшаяся с работы домой, водитель грузовика, который вез кур, страховой агент на «форде». Останавливалась примерно одна машина из десяти.

Страховой агент показался ей странным: строгий костюм, явно неуместный, учитывая, что все его потенциальные клиенты ходят в рабочих комбинезонах, и волосы крашеные — Сейдж обратила внимание на их необычный оттенок, а на висках и в проборе была видна седина. Его старания выглядеть моложе вызывали у нее смех и в то же время жалость.

Но от жалости не осталось и следа, когда Сейдж увидела, что он ведет машину одной рукой, а другую держит между ног. Она поняла: это один из тех извращенцев, о которых предупреждала мать. В панике она схватилась за ручку, и дверца распахнулась на полном ходу. Тут уже испугался водитель. Сейдж попросила высадить ее у следующего дорожного указателя, сказав, что туда через десять минут подъедет отец.

И вот теперь она стоит одна на обочине. Восемь часов вечера, а на дороге ни единой машины. Холодно, у нее замерзли ноги и руки. Ребенок пошевелился, пнул ножкой прямо по мочевому пузырю. Ей нужно срочно где-то присесть.

Сейдж огляделась в поисках куста или дерева и заметила неподалеку несколько тополей и полуразвалившийся сарай, рядом с которым стоял старый, ржавый автомобиль. Но в ту же секунду поняла, что не добежит. Хорошо еще, что уже стемнело.

Не успела она подтянуть джинсы, как рядом притормозила машина. Сейдж сразу догадалась, что это тот самый крашеный тип.

— Не смог бросить тебя здесь одну, — сказал он, опустив стекло, и улыбнулся, обнажив безукоризненные зубы. — Давай лучше я отвезу тебя в более подходящее место.

— Спасибо, не надо, — вежливо ответила Сейдж. — Папа точно знает, где меня искать.

Он вышел из машины. Сейдж кинулась бежать, но он успел схватить ее за руку. Она закричала, попыталась ударить его ногой, но он уже крепко держал ее обеими руками.

И тут послышался шум мотора. Продолжая отбиваться, она оглянулась. Мужчина настойчиво тянул ее к «форду».

— Отец сейчас приедет, — сквозь слезы сказала Сейдж и снова попробовала вырваться. — Папа!

— Заткнись, — прошипел мужчина.

По полю к ним приближалась большая черная машина с выключенными фарами, та самая, которую, как думала Сейдж, бросили ржаветь возле сарая. Выехав на дорогу, водитель выпрыгнул прежде, чем машина остановилась, но споткнулся и упал.

Автомобиль прокатился еще несколько метров и замер, а водитель, вскочив на ноги, подбежал к Сейдж и мужчине, который тут же отпустил девушку.

— Небольшая семейная ссора, — заявил он.

— Ничего подобного, — сказала Сейдж, но парень ее не слушал. Он с размаху двинул извращенцу в челюсть так, что хрустнули зубы.

— Мыизуууы.

— Придется сделать новые.

— Мыизуууы, — снова простонал страховой агент, плюхнулся за руль и нажал на газ.

Сейдж обернулась к своему спасителю, но тот уже бежал по дороге к своей машине. Ростом немного выше ее, он был худой, темноволосый, в потрепанных джинсах. Сейдж услышала лай и поняла, что у него в машине собаки. Когда парень вернулся, она увидела, что он примерно ее ровесник.

Она хотела его поблагодарить, но не могла выдавить из себя ни слова.

— Как ты?

— Вроде ничего.

— Этот тип сделал тебе больно?

— Пытался, — все еще дрожа, ответила Сейдж.

— Я слышал. — Парень показал на сарай: — Я там сидел, а ты так завопила, что всех птиц распугала.

— Это твой сарай?

— Не-а. — Он полез в нагрудный карман, достал пачку сигарет. — Будешь?

Сейдж отрицательно помотала головой. Он чиркнул спичкой, и Сейдж увидела его глаза — светло-зеленые, а взгляд, какой бывает у человека, которого жестоко обидели или который прячется от людей.

— Ты куда направляешься? — спросил он.

— В Вайоминг.

— Правда? И я туда же. Я тебя подвезу. Меня зовут Дэвид.

— А меня — Сейдж.

Она без колебаний согласилась. Ей хотелось сидеть рядом с ним в теплой машине и слушать его голос.

Далтон с Луизой заехали в «Дилижанс» поужинать и прослушать нового гитариста. Марти Хэмлин опять угодил за решетку, и теперь приходилось искать ему замену.

Сидя на сцене, Луиза вполголоса спела несколько песен. Она была довольна: парень оказался хорошим музыкантом. Неожиданно в зале поднялся шум.

Все, кто был в баре, столпились вокруг Далтона, который лежал на полу и стонал от боли. Луиза бросилась к нему.

— Кажется, меня ранили, — сказал он.

— Ранили? О господи! — Это было невероятно, но Луиза все же посмотрела, нет ли где крови.

— Он упал, — шепнула ей на ухо официантка. — Шел в уборную и вдруг свалился как подкошенный.

— Вызовите «скорую», — спокойно распорядилась Луиза. Она взяла Далтона за руку, укрыла его своей шалью.

— Меня ранили, — настаивал он. — Была перестрелка, как тогда, когда отец…

— Все будет хорошо, — тихо сказала Луиза. Люди вокруг переговаривались, а кое-кто и посмеивался.

Час спустя Далтон был уже в больнице, и его повезли на рентген. Луиза позвонила на ранчо, к телефону подошел Джеймс. По его голосу она поняла: он надеялся, что это Сейдж. Но, услышав, что Далтон в больнице, сразу встревожился:

— Что с ним?

— Пока неизвестно. Утром был как огурчик, а после вдруг свалился. Упал в баре. Может, что-нибудь сломал.

— Что делают врачи?

— Обследуют.

— Ты меня случайно застала, — сказал он. — Я заехал на минутку, узнать, нет ли новостей о Сейдж.

— Не объясняй. Я знаю, вы перегоняете стадо.

— Боюсь, мне не удастся приехать…

— В этом нет необходимости. Я же здесь.

— Скажи ему, что я приеду, как только смогу.

Луиза повесила трубку и увидела входящего в холл Тодда, одетого в синюю форму своей компании.

— Тетя Луиза! Мне в «Дилижансе» сказали, что вы тут.

— Тодд! — Она поцеловала его в щеку, радуясь, что в такую минуту рядом с ней хоть кто-то близкий. — Далтон упал. Ему сейчас делают рентген.

— Упал, — покачал головой Тодд. — И как он сейчас?

— Еще не знаю. Мне пока ничего не сказали.

Тодд обнял ее. Она сама удивилась тому, как ей, оказывается, была нужна родственная поддержка.

— Миссис Такер? — обратился к ней молодой человек в белом халате, представившийся как доктор Милтон.

— Я — Луиза Райделл, — начала было она.

— Все правильно, это миссис Такер, — перебил ее Тодд.

— У вашего мужа перелом бедра, — сообщил врач. — Сломана бедренная кость правой ноги. А если точнее — раздроблена.

— Раздроблена? — с ужасом переспросила Луиза.

— Выздоровление будет не скорым. Ему потребуется круглосуточный уход. Он не сможет самостоятельно вставать с постели, ходить в уборную. А поскольку у него еще и старческое слабоумие…

— О господи! — не сдержалась Луиза.

— Я собираюсь отправить мистера Такера в Дубойс, ему надо полежать в больнице, пока состояние не стабилизируется, — продолжал врач. — А затем…

— Об этом мы поговорим позже, — оборвал его Тодд.

— Спасибо, что приехал, — сказала Луиза, когда доктор Милтон ушел. — У Джеймса дела на ранчо.

— Всегда рад помочь, — ответил Тодд.

— И отдельное спасибо за то, что назвал меня миссис Такер.

— А разве это неправда?

Луиза кивнула. Она терпеть не могла плакать на людях, а к тому же боялась, что тушь потечет.

— Надеюсь, он о тебе позаботился. Я имею в виду, нужно думать и о будущем.

— Уж не на завещание ли ты намекаешь? — жестко сказала Луиза. — Попробуй только заговорить со мной об этом, и тебе самому понадобится душеприказчик.

— Я просто не хочу, чтоб ты осталась ни с чем.

— Не беспокойся. Далтон порядочный человек. Он всегда поступает по справедливости.

— Не сомневаюсь, — ответил Тодд. — А пока можешь рассчитывать на мою помощь. У Тамми есть сестра, которая работает сиделкой. Я ей позвоню.

— Спасибо, дорогой. — Луиза вдруг почувствовала себя старой и уставшей. Еще утром ей казалось, она выдержит любые испытания, а сейчас человек, которого она любит больше жизни, лежит на каталке со сломанным бедром. У него крошатся кости.

Тодд хоть и разозлил ее, но заставил задуматься. По существу, она лишь гостья на ранчо ДР. Куда она пойдет, когда… если… если Далтон… Луиза помотала головой: этого слова она даже в мыслях не желала упоминать. Нет, Далтон не допустит, чтобы она оказалась на улице.

Сидя в машине Дэвида, Сейдж испытывала одновременно жуткую усталость и облегчение. Он разбил в кровь пальцы, когда заехал тому типу в зубы, и руку пришлось забинтовать — хорошо, что у него в аптечке был бинт. Луна озаряла серебристым светом покрытые инеем бескрайние кукурузные поля Небраски.

В машине пахло табачным дымом, мокрой собачьей шерстью и кошачьей мочой. Обивка на сиденьях изодрана. Что не удивительно, если учесть, что тут был целый зверинец: свернувшийся клубком скотч-терьер, спаниель с перевязанной головой, широкомордая собака, не выпускавшая из пасти какую-то игрушку, и по меньшей мере шесть котят, которые устроили возню на заднем сиденье.

Дэвид курил, держа сигарету здоровой рукой. Сейдж заметила у него на предплечье татуировку: ястреба, сову и три волнистые линии — так дети обычно рисуют реку.

Она обернулась назад, пересчитывая животных. Одна из собак испуганно съежилась.

— Ну что ты? Не бойся. — Сейдж протянула к ней руку.

— Это Петал, — сказал Дэвид. — Она у нас питбуль.

Сейдж отдернула руку.

— Они же злые.

— Только невежественные люди так думают. Петал выросла в собачьем питомнике. Знаешь, что это такое?

— Нет.

— Там собак держат в клетках и спаривают, пока они не сдохнут. Суки постоянно рожают щенков, помет за пометом. Щенков отбирают у матерей совсем маленькими, а сук ведут на новую случку. Они все время тоскуют по своим щенкам.

— И Петал там жила?

— Да, рожала щенков, которых у нее отнимали. Пока я ее оттуда не забрал.

Сейдж посмотрела на Петал. Придерживая непонятного плюшевого зверя лапами, собака нежно его вылизывала.

— Как она любит эту игрушку.

— Она считает ее одним из своих щенят.

— А что с другими собаками? Они все такие тихие.

— По-твоему, они могут резвиться после той жизни, какая у них была?

Она помолчала, потом спросила:

— Зачем они тебе?

Дэвид долго смотрел на залитую лунным светом дорогу.

— Я спасаю. Такая у меня работа.

— Ты и меня спас. Тот тип…

— Забудь о нем. Думай о чем-нибудь другом. Вот, держи. — Протянув назад руку, он взял котенка и отдал Сейдж. Она положила его на колени и осторожно погладила.

Но мысли о случившемся не уходили.

— Он хотел затащить меня в свою машину.

— И затащил бы, — сказал Дэвид.

— Мне было так страшно. И вдруг прямо через поле несется машина. У меня появилась надежда… Я молилась… — Рассказывая, она снова представила, как это было: она одна на дороге и этот мерзавец… По щекам покатились слезы.

Дэвид молчал.

— Я все время думала о папе. Что он как-нибудь узнает. Что он меня спасет.

— Родители — не боги. Иногда они не помогают детям, а мучают их.

Сейдж опять взглянула на татуировки у него на руке. Такие красивые. Желтые глаза совы казались живыми.

Она всегда считала, что татуировки — это грубо и вульгарно, но сейчас смотрела на рисунки на коже Дэвида и была готова заплакать, сама не зная почему.

— А как ты очутился в том сарае?

— Думал там переночевать, — ответил Дэвид. — Собакам вредно много времени проводить в тесной машине. Это напоминает им о клетках в питомнике. — Он взглянул на небо. — Снег пойдет.

— Но ведь еще только октябрь, — сказала Сейдж. — Или уже ноябрь?

— Четвертое ноября. Зима часто начинается в ноябре.

— Только не у нас в Коннектикуте.

— Ты ж говорила, твой дом в Вайоминге.

— И там, и там. В Коннектикуте живет мама, а в Вайоминге папа. — Сейдж с трудом подавила зевоту. Она давно уже толком не высыпалась.

— А почему ты уехала от матери?

— Не знаю. — Сейдж стеснялась признаться, что беременна. — Это твоя машина?

— Была дядина. Потом он отдал ее моей матери. Привод на четыре колеса, и по грязи, и по снегу проедет. — Дэвид замолчал, затем сказал: — Уже поздно, надо подыскать место для ночевки.

Сейдж кивнула, зевая. Котенок у нее на коленях уже спал.

Луна скрылась за облаками, пошел снег. Что это там вдалеке — горы или низкие тучи? Сейдж устроилась поуютнее и задремала.

Дейзи раздвинула занавески и выглянула в окно. Всю ночь шел снег, и землю покрыло белым ковром. Пол Марч, заметив ее, свернул к дому. Она не торопясь открыла дверь.

— Здравствуй, Дейзи. Сколько лет прошло…

Дейзи поежилась от холода. С тех пор, как она уехала, с тех пор, как пропал Джейк, закончила она про себя его фразу.

— Рада тебя видеть, Пол.

— Ия рад. Про Сейдж ничего нового нет?

— Пока нет. — Она произнесла эти слова, и тут же тревожно заныло сердце.

— Не волнуйся. С ней все будет в порядке.

В его голосе звучало искреннее сочувствие, и на мгновение ей показалось, что сейчас он слезет с лошади и начнет ее утешать. Как в первые дни после исчезновения Джейка. Он тогда вел себя как верный друг, и Дейзи была ему благодарна. Она попыталась улыбнуться.

— Держись. Если понадобится моя помощь…

— Спасибо.

Пол помахал ей рукой и ускакал, вздымая клубы снега. Тут только Дейзи заметила на крыльце небольшой узелок. Подняв его, она вернулась в дом.

В кусок выцветшей красной ткани было завернуто несколько костей. Дейзи села за дубовый стол и рассмотрела повнимательней: лапа какого-то зверя, скорее всего волка или койота. Ей не надо было гадать, кто мог оставить узелок на ее крыльце. Решив, что ей вряд ли полезно сидеть в четырех стенах, Дейзи надела куртку, сунула ноги в сапоги и пошла проведать Скаут.

Из закутка в глубине конюшни доносилась музыка — пела Пэтси Клайн. Похоже, здесь кто-то есть. Дейзи остановилась в тени напротив стойла Скаут.

Она не верила своим глазам. Не может быть, что это та самая лошадь, на которой она каталась накануне. Шкура лоснилась, тщательно расчесанные грива и хвост отливали молочной белизной.

В стойле горел керосиновый обогреватель. Джеймс, в запыленных кожаных наштанниках поверх джинсов, драил щеткой бока кобылы. Клетчатая рубаха валялась на полу, под вылинявшей черной футболкой проступали крепкие мускулы. Дейзи смотрела на его широкую спину, его сильные руки, которые когда-то ее обнимали.

— Красивая лошадь.

Пауза длилась несколько секунд.

— Паломино, пегая кобыла с белой гривой, — не оборачиваясь, ответил Джеймс. — Когда-то участвовала в забегах на короткие дистанции.

— Да, видно, что она сильная. — Дейзи подошла, потрепала Скаут по холке. Потом взяла из ведра щетку.

Джеймс схватил ее за руку:

— Не могу поверить, что снова тебя вижу.

— Я тоже. — Она мягко отобрала руку, снова погладила кобылу. — Скаут постарела.

— С ней все будет хорошо. Она справится, — сказал Джеймс, и Дейзи поняла, что он говорит не про лошадь.

— Сейдж… — дрогнувшим голосом произнесла Дейзи. Она начала скрести Скаут, но вдруг остановилась. Она видела морщины на загорелом, обветренном лице Джеймса, тревогу в его голубых глазах. Волосы уже тронула седина. Дейзи пыталась разглядеть в нем того юного ковбоя, которого когда-то полюбила, но не находила его.

Джеймс обнял ее и крепко прижал к груди. Дейзи коротко вскрикнула. Она знала, он хочет ее утешить, и ненавидела себя за то, что и спустя столько лет не может его простить.

— Я думала, время смягчает боль и заглаживает обиды.

— Нет, — прошептал он, — со временем становится только труднее. Не думай, что я себя обманываю. Я знаю, почему ты приехала.

— Ради дочери, — сказала Дейзи. — Других причин нет.

Джеймс объезжал пастбище, громкими криками подгоняя стадо. Конец осени — время, когда скотоводы получают основные доходы, но и скучать без работы им в эту пору не приходится.

Погода была такая, что и скот, и лошади вязли в каше из грязи и снега. Подгоняя отставшую корову, Джеймс чуть не вывалился из седла.

— Ты как, живой? — спросил Пол.

— Все нормально.

— Дейзи хорошо выглядит.

— Ты ее видел? — вскинул голову Джеймс. Но тут же взял себя в руки и повернулся к стаду.

— Похоже, буран надвигается, — сказал Пол, показывая на пелену тумана, закрывшую бурые горы.

— Ну что ж, не впервой, — ответил Джеймс.

— Далтон уже месяц твердит про раннюю зиму. Глядит в больнице в окно и посмеивается, представляя, как нам тут достанется.

Собаки заметили отбившегося от стада бычка. Джеймс поскакал туда, откуда доносился лай. Он думал об отце, лежавшем на больничной койке. Далтон больше всего любил это время — когда по осени стада гонят домой. Всему, что Джеймс знал и умел, его научил отец, и сейчас, когда Далтон был в больнице, он мысленно с ним советовался.

Держа наготове аркан, Джеймс гнался за бычком, устремившимся к каньону. Свернув за скалу, беглец скрылся из виду. Каньон, поначалу широкий, дальше сужался и разветвлялся на множество тесных расщелин.

Бычок как сквозь землю провалился. Джеймс остановил коня, чувствуя, как напряглись мускулы, как сильно бьется сердце. Азарт загонщика? Нет, все дело в каньоне. В каньоне, в котором бесследно исчезают телята и дети, словно эти бурые скалы их проглатывают.

Он замер, прислушиваясь. Ни звука, лишь зловещая, гнетущая тишина. Джеймс поискал на земле следы. Их было множество: оленьих, волчьих, вот и следы бычка. И еще — человеческие.

Откуда им здесь взяться? Туристы тут не ходят. Джеймс наклонился пониже. Следы бычка вели в самую глухую часть каньона, человеческие сворачивали направо.

Джеймс двинулся по ним. Следы были свежие, оставлены всего несколько часов назад. И глубокие. Человек, должно быть, нес что-то тяжелое.

Внезапно отпечатки сапог пропали, и Джеймс сразу догадался почему: на кедре была сломана ветка — она явно понадобилась, чтобы заметать следы.

Но в каньоне кто-то был. Джеймс это чувствовал. Темной волной вдруг накатила тоска — где сейчас его дети? Сына забрал каньон, но дочь, он надеялся, уже близко и в любой момент может появиться на ранчо. Спрыгнув с коня, он полез к уступу на крутом склоне каньона.

В долине прогремел гром, надвигался буран. Пол гнал коров домой. Джеймс видел пастухов, выполнявших за него его работу, но не мог к ним сейчас вернуться.

К своему удивлению, он снова нашел следы, вернее, один отпечаток, который пропустила кедровая ветка. Он побежал. Уступ сужался, слева был отвесный обрыв. Стараясь не думать о высоте, Джеймс проверил, на месте ли пистолет.

Тропа резко сворачивала. Обойдя выступающую глыбу, он обнаружил углубление в скале. Дальше пути не было.

Под каменным козырьком Джеймс увидел остатки костра. Зола была еще теплой. Он вытащил три обгоревших полароидных снимка и громко выругался — на них были его коровы на пастбище.

Судя по всему, тот, кто прячется в каньоне, хитрый парень: знает, как заметать следы, как развести огонь, чтобы не было видно дыма. Но кое-что он после себя оставил: пустую консервную банку и дорожную карту, раскрытую на том месте, где были земли Такеров. Джеймс посмотрел, нет ли каких признаков, указывающих на присутствие второго человека.

Где-то внизу замычал потерявшийся бычок. Джеймс даже про стадо забыл, не то что про бычка. Начался буран. Снег валил огромными хлопьями. Гром гремел так, что дрожали скалы. Сунув фотографии в карман, Джеймс опустился на колени и принялся разметать снег. Скоро здесь все занесет, снег покроет и дно каньона, и тропу, и эту стоянку, и тогда ему уже ничего не удастся найти.