В то утро Моника сидела в кабинете Джеффа. Слева от печатной машинки лежала большая кипа исписанных листов, а справа — упаковка чистой бумаги. Она уже научилась без труда разбирать его почерк. Угловатый, торопливый, он свидетельствовал о том вдохновении, с которым Джеффу не терпелось выплеснуть на бумаге свои мысли, поделиться с читателем историей о любви великих мира сего и простых людей. Моника уже понимала все особенности его манеры письма: вот летящие буквы, здесь повествование стремится вперед, действие разворачивается динамично и захватывает автора целиком, а вот буквы меняют наклон, становятся будто тверже и статичнее — тут он задумался, в воображении его явственно, зримо рисуются сцены из давно прошедшей жизни. А вот буквы будто круглятся, затейливые и напоминающие древние письмена, — это легендарная сцена объяснения в любви короля и королевы… Она привыкла не только к его почерку, но теперь легко смогла бы узнать его стиль, то, как он описывает места, людей и вещи. Эта работа доставляла Монике огромную радость. И не только потому, что она приносила кому-то пользу…
Иногда, когда Джефф вечером отвозил ее обратно в деревню, она жалела, что день прошел так быстро.
Постепенно книга обретала форму и содержание. Моника с нетерпением ожидала конца романа и не сомневалась, что его ждет огромный успех.
В главе, которую она сегодня печатала, сюжет сделал лихой поворот, и она не могла даже представить, как Джефф завершит изложение интригующих событий.
Она печатала страницу за страницей, пока не дошла до сцены, которая ее озадачила. Моника дважды перечитала текст, отложила рукопись и задумчиво посмотрела в окно. Потом взяла ручку, исправила несколько неуместных и неудачных, как ей казалось, слов, нарушающих общую гармонию словесной вязи, прочла вслух текст с исправлениями и осталась довольна.
Впервые она что-то изменила в его тексте, в уверенности, что это необходимо. Это был риск — не всякий автор с радостью относится к правке своего текста чужой рукой, иные же и вовсе считают редактора злейшим врагом… Но ведь Джефф не может не увидеть ее правоты…
Моника взглянула на часы: до обеда пока есть время, она успеет набрать еще пару страниц.
Мисс Стивенсон особенно любила обеденные перерывы. Они с Джеффом усаживались на террасе, ели оливки, спелые помидоры, хлеб — и разговаривали.
Они шутили и говорили обо всем на свете. Эти беседы были настоящей отрадой и все теснее сближали их. Благодаря такому свободному и непринужденному общению ее ум становился острее, а суждения — все более меткими, ей было легко, потому что с ним можно было говорить о чем угодно.
Моника была счастлива, что и Джеффу нравилось разговаривать с ней. Сначала они избегали личных тем, предпочитая обсуждать роман. Тут Джефф принимался импровизировать, описывая благодарной собеседнице характеры и поступки своих героев. Он чувствовал: Моника действительно понимает, что он хотел выразить теми или иными словами, поэтому уважал ее мнение и прислушивался к нему. Теперь он видел в ней не просто наемную работницу, молодую женщину, пусть и приятной наружности, печатавшую его рукопись, а интересного, умного человека.
Для Моники открылся новый мир. Большинство мужчин из ее окружения попросту льстили ей, богатой наследнице и дочери могущественного бизнесмена, говоря фальшивые комплименты и ухаживая за ней. А дружба с Джеффом была искренней и бескорыстной. Она сложилась на фундаменте взаимного уважения и приятия, совместной работы и чистой человеческой симпатии друг к другу.
Но Джефф не говорил о себе. Моника ничего не знала о его жизни до приезда в Испанию. Чем он занимался в Англии, с какими людьми общался? Есть ли у него семья? Был ли он женат? Все эти вопросы оставались без ответа. Моника не решалась задавать их, а он, охотно развивающий темы литературные, умолкал, как только беседа слишком близко подводила их к теме его прошлого.
Ему было тридцать четыре года, он был старше Моники на двенадцать лет. Где он вырос, в какой среде? Ведь есть же у него своя история, сюжет своей жизни? Ей очень хотелось побольше о нем узнать, но Джефф ничего не рассказывал. Он был откровенен только в том, что не касалось его личной жизни. Вот об истории Испании мог говорить сколько угодно, но не о себе.
Однако и Моника не хотела рассказывать ему о себе. Она боялась, что бескорыстная дружба, их искренние человеческие отношения могут не выдержать правды и сменятся… кто знает чем? Быть может, неловкостью, и тогда потеряется та прекрасная простота чувств, что их связывала, а быть может, и фальшью, лицемерием, в которых она тонула в своей прежней жизни… Нет, только не это. Внезапно распахнулась дверь, и Джефф, вне себя от ярости, ураганом ворвался в комнату.
— Кто вас просил переписывать мой роман? Что вы себе позволяете? — зашипел он.
Шокированная Моника чуть не грохнулась со стула.
— Вы о чем? Об этом абзаце? Но там…
— Это неслыханно! — продолжал греметь Джефф. — Мисс Стивенсон, вы тут работаете секретарем, не писателем. Это не помощь, а саботаж!
— Но в тексте потерялся смысл, там была ошибка, а я исправила… мистер Хантер.
— Я тоже мечтаю исправить свою ошибку! Какое несчастье, что мне пришло в голову нанимать вас в секретари. Вы не усвоили круг своих должностных обязанностей! — закричал он и вышел, хлопнув дверью.
«Вот тебе искренняя дружба, дурочка. Дружи с мужчинами и мечтай дальше…» — горестно подумала Моника.
Двадцать минут спустя она уже стояла перед Джеффом:
— Я увольняюсь. Отвезите меня обратно в деревню, если вас не затруднит.
— Моника, пожалуйста, послушайте…
— Нет!
— Я… я не хочу, чтобы вы уходили. — Голос Джеффа заметно потеплел за прошедшие двадцать минут. — Пожалуйста, простите старого осла!
— Но… — Моника взглянула на него с недоумением. Он был полон раскаяния, а вот только что бушевал, как вулкан. — Но вы так… так разозлились… просто пришли в ярость. О, Джефф!
— Я знаю, Моника, я виноват… простите мне мою несдержанность… Вы… ты нужна мне. — Он обнял ее с таким отчаянием, что ей стало трудно дышать. — Давай сядем, Моника.
Она медленно последовала за ним обратно на террасу и со вздохом опустилась на стул. Затем дрожащими руками вынула из кармана носовой платок и стала вытирать слезы.
— Значит, вот… вот каким ты можешь быть… ох, Джефф! — прошептала она.
Джефф не ответил. Он ходил по террасе взад-вперед, выпрямив спину и сжав кулаки.
Она понимала, что в нем происходит какая-то внутренняя борьба — с кем, с чем?… Наконец он сумел с собой справиться и теперь просто стоял и смотрел на нее, и гнева на его лице больше не было. В глазах была только усталость.
— Джефф, — еле слышно произнесла Моника, — поверь, я не хотела причинять тебе боль.
— Не извиняйся, Моника! — Он прижал ее ладонь к своей щеке. — Это я должен извиняться. Это я обидел, даже оскорбил тебя, вместо того чтобы поблагодарить. Ведь ты заслужила благодарность.
Моника смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. В его глазах было теперь столько нежности…
— Милая моя Моника… — Джефф положил руку ей на плечо. — Ты слишком хороша для меня. Кто я? Слишком много о себе возомнивший, надменный, заносчивый тип, который пытается стать писателем. А на самом деле… — Он не договорил. Его лицо исказила горькая гримаса.
— Что? — Монике хотелось это услышать.
— А на самом деле… — печально сказал он. — На самом деле я не представляю собой ничего особенного. — Он немного помолчал, потом, запинаясь, спросил: — Но, Моника, может… может, ты меня простишь и мы попробуем начать все сначала?
— Конечно, — ответила она. — Я верю тебе.
Джефф обнял ее и погладил по голове.
— Я не заслуживаю твоей снисходительности, Моника. Но не бросай меня, пожалуйста, никогда!
Несколько дней он сторонился ее. Уютные беседы за обедом уже не возобновлялись, отношения оставались неловко-напряженными. Но как-то он заглянул в кабинет во время ее работы и спросил лукаво:
— Моника, у тебя есть какие-нибудь планы на завтра?
— Нет, а что?
— Так вот, теперь есть.
— И какие же?
— Нам предстоит путешествие.
— Да? — Моника недоверчиво посмотрела на него.
— В Гранаду.
— В Гранаду? Завтра?
— Точно. Ты, конечно же, поедешь со мной. Там происходят события второй части моего романа, поэтому следует изучить место действия. Так что мы едем.
— И я тоже должна непременно поехать?
— Да, непременно, но только если сама этого захочешь. — Джефф улыбался ей, его глаза весело сверкали. — Решайся. Ты едешь? Тебе ведь хочется в Гранаду?
— Конечно, еду, Джефф. С большим удовольствием.
В тот день она мало продвинулась в работе. Джефф позвал ее обедать раньше обычного, был возбужден и хотел поговорить с ней о предстоящей поездке; Он вел себя как маленький ребенок, предвкушающий большое приключение.
— Мы обязательно посмотрим Альгамбру, замок мавританских властителей Гранады, — мечтал он, — Старый город и все остальные достопримечательности.
— Я очень рада, Джефф. — Моника пыталась думать о работе, но это ей удавалось плохо.
— Тебе ведь тоже не терпится туда поехать, правда, Моника?
Он опять подошел так близко, что ее сердце готово было выскочить из груди.
— Да, Джефф, — ответила она, — это будет, наверно, полезная поездка.
После этого оба замолчали. Наступившую тишину нарушали только жужжание пчел над цветами и шелест листьев оливкового дерева, ветви которого чуть покачивались на легком ветерке.
Потом Джефф протянул руку к Монике, но отдернул прежде, чем она успела ответить на жест, и тихо вздохнул.
— Думаю, завтра нужно выехать пораньше, — только и сказал он.
Если до обеда Моника в работе почти не продвинулась, то после — практически ничего не сделала. Не в состоянии сосредоточиться, она сидела за столом в маленькой комнате с белеными стенами. Напечатав пару страниц, она каждый раз ловила себя на том, что не понимает смысла текста, набирая его совершенно машинально. Странное возбуждение не давало ей покоя.
Моника старалась быть разумной, оставить эмоции, тайные мечтания и предчувствие близкой любви. Но как ни убеждала она себя в том, что Джефф хочет взять ее просто для компании, чтобы веселее было собирать нужную информацию, никакие могла унять сердцебиение. Рассеянность, и вот снова опечатки… В который уже раз за сегодняшний день приходится перепечатывать страницу заново.
Когда Джефф зашел вечером, он озадаченно уставился на почти истраченную стопку чистой бумаги, тоненькую — готового текста и переполненную корзину для бумаг. Потом перевел взгляд на Монику и рассмеялся.
— Пошли, Моника, отвезу тебя в деревню.
На следующее утро Моника поднялась очень рано. Заря еще только занималась. Сон выдался беспокойным, она боялась проспать.
Не одеваясь, в одной пижамке, она проскользнула на кухню, чтобы выпить чашку кофе. Пока ждала, когда закипит вода, дверь открылась. Моника вздрогнула. В дверях, в халате и шлепанцах, стояла донья Люсия. На ее лице не было еще никакой косметики. Ее темные, ухоженные волосы, обычно уложенные в тугой узел, сейчас свободно спадали ей на плечи. В молодости, видимо, она была необыкновенной красавицей. И Мария унаследовала ее красоту.
— Я вас разбудила? — смущенно спросила Моника. — Простите, донья Люсия. Я старалась не шуметь, но, видно, не очень в этом преуспела.
— Нет, сеньорита, — мягко ответила донья Люсия. — Не беспокойтесь, вы меня не разбудили.
— Но еще так рано.
— Я мало сплю. Кроме того, я хочу, чтобы вы как следует позавтракали перед поездкой.
— Как мило с вашей стороны! — благодарно воскликнула Моника. — Но я только выпью чашечку кофе.
— Только кофе? — Донья Люсия неодобрительно покачала головой. — Это уж очень по-испански. Но до Гранады довольно далеко. Поэтому обязательно нужно поесть. И я подозреваю, что вы сегодня почти не спали.
— Я слишком волнуюсь, — призналась Моника.
— Так я и думала.
— Но я могу сама приготовить себе завтрак. Вы не должны…
— Это совсем меня не затруднит… и готовлю я с удовольствием. К тому же я хочу убедиться, что вы и в самом деле поели.
— Вы такая заботливая, донья Люсия, — расчувствовавшись, произнесла Моника.
Донья Люсия постаралась на славу, и завтрак получился отменный: горячий шоколад, свежая выпечка, вареные яйца и апельсиновый сок.
— Вкуснотища! — Моника уплетала за обе щеки. — Я и не знала, что так проголодалась, Но вы очень рано встали из-за меня…
— Но это же само собой разумеется, сеньорита Моника.
— Нет, нет! Вы меня балуете. Но я очень счастлива в вашем доме, с вами и Марией. Мне здесь так хорошо, словно у себя дома…
В этот момент дверь в кухню распахнулась и вошла Мария. Ее вьющиеся волосы рассыпались по плечам, как у матери, а щеки еще розовели после сна.
— Ты тоже встала? — воскликнула Моника.
— Я не могла не встать, — рассмеялась Мария, — должна же я узнать, что вы тут обо мне говорите.
— Мария, — недовольно сказала донья Люсия, — ты не должна так разговаривать с сеньоритой Моникой.
— Ах, донья Люсия, теперь рассмеялась Моника, — пусть Мария ведет себя естественно. Я всегда мечтала иметь сестру, и теперь у меня такое чувство, что эта мечта сбылась. Мне нравится, когда Мария говорит прямо и откровенно.
— Да, но ведь следует соблюдать определенную дистанцию…
— Мне не понравится, если она будет разговаривать со мной слишком официально. — Моника подошла к Марии и взяла ее за руку. — Я всегда с признательностью буду вспоминать об этом нашем утре, мне так хорошо и свободно тут с вами, — сказала она, обращаясь к донье Люсии.
Они с Марией, обе в пижамах, смотрелись весьма забавно.
— Разве вы никогда не ощущали себя частью семьи? — удивилась донья Люсия.
— Я… нет, с тех пор как умерла моя мать… — Моника замолчала, не желая развивать эту тему. — А вы были в Гранаде, донья Люсия?
— Да, с мужем… несколько раз. Гранада обязательно вам понравится, сеньорита.
— О, очень на это надеюсь. Благодарю вас за чудесный завтрак, донья Люсия. — Моника встала и поставила чашку и тарелку в раковину. — Мне стоит поторопиться. Скоро приедет Джефф, а он не любит, когда я заставляю его ждать.
Когда Джефф подъехал к дому доньи Люсии, Моника уже стояла в дверях. Он вышел из машины.
— Думал, ты еще спишь. — Джефф не сводил с нее глаз. — Я уже собирался спеть тебе серенаду, стоя под окном!
— Потом споем, Джефф, — улыбнулась ему Моника.
Джефф погрузил в багажник ее сумки, помог Монике сесть в машину, и они медленно тронулись в путь.
— Джефф, видел бы ты сегодня донью Люсию! — заявила Моника. — Ты знаешь, какой аккуратной и затянутой в корсет приличий она обычно бывает. Но сегодня — ненакрашенная, с распущенными волосами и… Я только сегодня заметила, как они с Марией похожи. Донья Люсия в молодости была очень красивой девушкой. И до сих пор прекрасно выглядит.
— Да, действительно.
Моника немного помолчала, потом решилась:
— Мне очень хочется, Джефф… может, я лезу не в свое дело… но было бы здорово, если бы за дона Рикардо вышла донья Люсия, а не Мария.
— Тут я не могу с тобой не согласиться, Моника, — ответил Джефф. — Это гораздо более удачная пара.
— Они больше подходят друг другу по возрасту. А у Марии с доном Рикардо нет ничего общего. Джефф, почему дон Рикардо хочет жениться на ней, а не на донье Люсии?
— Я жил бы совсем иначе, Моника, если бы умел читать мысли других людей. Но, может быть, — задумчиво произнес он, — дон Рикардо предпочитает молоденьких девушек. Есть такой тип мужчин…
— Он что, думает, Мария вернет ему молодость? — спросила Моника. — Разве может он в это верить?
— Может, в каком-то смысле, конечно. Но дон Рикардо очень богат. И, вполне вероятно, считает, что рядом с молодой женой он будет смотреться еще лучше.
— Как это противно! — не сдержалась Моника.
— Смотря для кого…
— Но… Мария любит Федерико, и только его! Разве она не может выйти за него, если таково ее желание?
— Так сложились обстоятельства, что нет, Моника. Мария видит, как тяжело живется ее матери, и знает, что сможет ей помочь, став женой дона Рикардо. Он будет заботиться о них обеих. Мария — учительница, образованная современная девушка, но и она не может нарушить свой моральный долг. Здесь такого не бывает.
— Но ведь это несправедливо…
— Послушай меня, пожалуйста! Не стоит вмешиваться в дела Марии. Я знаю, что она тебе нравится, но для всех будет лучше, если ты не будешь принимать все так близко к сердцу, — резко и властно оборвал Джефф разговор. Моника, опасаясь его гнева, смирилась и замолчала.