Дерек очень старался произвести на Стейси впечатление и развлечь ее в Ред-Уинге, но у него все время было такое чувство, будто она не с ним и не здесь.
Конечно, она правильно реагировала на все, охала и ахала в нужных местах при виде чудесных домов, которые он ей показывал, с восторгом дышала весенним ветерком, дувшим с реки, останавливалась перед витринами, чтобы полюбоваться изделиями местных мастеров.
Но когда он заговаривал с ней, то казалось, что ей приходится возвращаться откуда-то издалека, а когда она смеялась, то в ее смехе ему слышалась неискренняя нота.
Они пили кофе в знаменитом отеле «Сент-Джеймс», и Дерек спросил, как она себя чувствует, какое у нее настроение.
— Наверное, я просто устала, Дерек. У меня… Я плохо спала.
— Надеюсь, не по причине еще одной записки? — обеспокоенно спросил Дерек. Теперь он заметил легкие тени у нее под глазами и, прибавив к этому явный недостаток энергии, понял, почему она казалась такой отсутствующей.
— Нет, записок больше не было. Но было… некое послание, только другого рода.
— Не понимаю, — нахмурился Дерек.
— Мне приснился сон. Очень странный и в то же время легко толкуемый сон. А поскольку с недавних пор все мои ночные видения оказываются довольно-таки пророческими, то я не могу не испытывать некоторого беспокойства.
— Ну… — откинувшись на спинку стула, Дерек стал обводить пальцем край своей чашки. — Я не очень-то верю в вещие сны или в то, что у них есть какая-то смысловая значимость, однако охотно послушаю.
Стейси поерзала на своем стуле, не зная, с чего начать. Она была немного смущена явно эротической окраской сновидения. Хотя у нее с Дереком вроде бы налаживался какой-то контакт, настоящей дружбы между ними не было. Стейси даже не была уверена в том, что они союзники.
Она пересказала ему суть сновидения, не вдаваясь в сексуальные подробности и умолчав о том, что он играл там главную роль.
— И что же в этом, по-вашему, пророческого? — спросил Дерек, лицо которого выражало озадаченность.
— Ах да, я забыла, что вы ничего не знаете о фотографии.
— Что за фотография?
— Я была в редакции газеты и изучила микрофиши всех номеров начиная с 1960 года по июнь 1964-го. На одной из страниц светской хроники мне попалась фотография с приема по случаю свадьбы, и я уверена, что горничная на заднем плане — моя мать.
— Так вы опять взялись за свое? — Дерек наклонился к ней через стол, чтобы никто из посторонних не догадался по голосу, в какой он ярости. — Я, кажется, вполне определенно запретил вам всякую сыскную самодеятельность.
Стейси выпрямилась на стуле. Ощущение собственной правоты придало ей силы.
— Я имею право перелистать старые газеты. Вы не можете назвать это сыскной самодеятельностью! Как бы там ни было, этот умник Боб Хантер упорно отрицал, что на фотографии моя мать, Кэтрин Сендал. — Она покачала головой. — Думаю, он попросту солгал. Я-то знаю, что это моя мать.
Дерек посмотрел на нее и с ноткой иронии произнес:
— А ошибиться вы, конечно же, никак не могли.
— Не надо делать из меня упрямую бабенку, Дерек, только потому, что я настаиваю, что знаю свою мать. Кроме того… — она взглянула прямо на него, решительно выдвинув вперед подбородок, — это было в сновидении. В его пророческой части…
Он засмеялся, и этот звук заставил ее вздрогнул, напомнив тот его смех — из сновидения.
— Рассказывайте же, — сказал Дерек, стараясь сделать серьезное лицо.
— Сон на самом деле был об изменении обличья, — заговорила Стейси, — о том, как люди прячутся за масками лиц, им не принадлежащих. Это был способ дать мне понять, что все вокруг — вы, Хантеры, моя мать — игроки, играющие в одну и ту же игру, только суть ее скрыта от меня — человека, которому посылается сон.
— Здорово это у вас получается, — с чем-то похожим на уважение проговорил Дерек. — Но вся беда в том, что в вашем обосновании зияет несколько дыр. Во-первых, вашей матери нет в живых, так что она игроком быть не может. Во-вторых, я никак не связан с Хантерами; в 1964 году мне было около года, так что я не мог быть связан и с вашей матерью. И потом, позвольте спросить вас, Стейси, где же во всем этом ваш отец? Почему его не было в вашем сновидении?
А ведь он прав. Где был ее отец? Может быть, среди всех этих меняющих обличья мужчин… хотя нет, все мужчины из ее сновидения пытались соблазнить ее. Ее отец никак не мог быть причастен к такому. Но почему же его не было в сновидении вообще?
Она растерянно посмотрела на Дерека.
— Я не знаю.
— Вот вам и все пророчество. И актуальность снов. — Оставив на столе деньги, Дерек встал и протянул руку, чтобы помочь ей подняться. — Пойдемте, стряхнем паутину. Стейси. Свежий воздух — лучшее средство от усталости.
Стейси засмеялась.
— Вы вызываете столько же доверия в роли врача, сколько я — в роли толкователя снов.
Они неторопливо шли старой улочкой.
— Знаете, эти города в Миннесоте напоминают мне некоторые места у нас в штате Нью-Йорк, — заметила Стейси. — Похоже, что сохранение и восстановление старых зданий теперь в моде по всей стране.
— Старое — это хорошо, — кивнув, сказал Дерек. — Если не иметь в виду людей, — добавил он почти про себя.
— Что это значит?
— Ну… — Он провел рукой по волосам и покачал головой. — Просто я в данный момент зол на старшее поколение. Каждый раз, когда я обращаюсь к кому-нибудь из них за сведениями, то наталкиваюсь на ложь, увиливание от ответа или на прямой отказ что-либо мне сообщить.
Стейси усмехнулась.
— Вы хотите сказать, что поза крутого шерифа не производит на них впечатления?
— Постойте-ка! — Он остановился, взял ее за руку и повернул лицом к себе. — Это когда же я строил из себя крутого шерифа?
— Со мной вы именно так себя и ведете. Некоторое время он недоверчиво смотрел на нее, потом широко улыбнулся и сделал вид, будто наносит удар ей в подбородок.
— Ладно, может быть, с вами у меня так и получается. Вероятно, это потому, что у вас глаза преступницы.
— Вы хотите сказать — хитрые, бегающие? — с оскорбленным видом спросила она.
— Нет, я хочу сказать — обезоруживающие, обольстительные, способные отвлечь человека от его цели.
Интересно, в чем состоит твоя цель, Дерек? Она внимательно смотрела ему в глаза, ища там слова, не произнесенные вслух. Убедившись в невозможности прочитать его мысли, она прибегла к обычным клише:
— А у вас глаза цвета неба, постоянно меняющиеся в зависимости от вашего настроения, или погоды, или какого-то скрытого чувства.
Кто-то налетел на Дерека и извинился.
— Нет, — сказал Дерек, — это мы виноваты. Это мы мешаем движению. — Он взял Стейси за руку и повел в конец квартала, где была припаркована его машина. — У вас в Нью-Йорке есть казино? — спросил он, пока они пристегивались страховочными ремнями.
— Даже не знаю. Я ни разу не была в казино, мне никогда не приходило в голову пойти посмотреть, где оно.
— Как насчет того, чтобы заглянуть в одно из наших? Ужинать еще рановато, а для прогулки становится холодно.
— С удовольствием. Это, наверное, интересно.
Она выиграла 120 монет на игровом автомате. Ей сначала показалось, что это уйма денег, но потом она вычислила, что 120 монет достоинством в четверть доллара каждая — это всего тридцать долларов. Но все равно она радовалась своему выигрышу, когда присоединилась к Дереку у одного из столов, за которыми играли в очко. У него был такой вид, будто он знает, что делает, так что она просто сидела и следила за его молчаливой дуэлью с крупье. Она даже не могла бы сказать, кто из них выигрывает.
Каково же было ее удивление, когда полчаса спустя она подошла вместе с ним к окошку кассира и увидела, что за свои фишки он получил пятьсот долларов.
— Вы всегда так удачливы? — спросила она благоговейным шепотом. Повсюду вокруг них слышались музыкальные звуки игровых автоматов, звонивших в победные колокола и чирикавших словно птицы, когда в прорези опускались все новые и новые монеты.
— Когда играю. Но это бывает очень редко. Страж закона не может подвергать себя риску заразиться какой-нибудь страстью, так что я не увлекаюсь игрой. Кстати, свой выигрыш я обычно отдаю «Клубу мальчиков и девочек».
— Но вы бы могли этим зарабатывать на жизнь — похоже, у вас это здорово получается.
Дерек засмеялся.
— Никто не может выигрывать постоянно. В основном это везение, а не умение, и, что бы там ни говорили, везение имеет свойство исчезать так же быстро, как и привалило.
Только когда они ехали домой после ужина в отеле, Стейси вспомнила свою реакцию на фотографию Уильяма Хантера, попавшуюся ей в ежегоднике.
Она постаралась подыскать нужные слова:
— Вчера в библиотеке, Дерек, со мной произошел забавнейший случай.
Дерек хмыкнул и продолжал смотреть вперед на дорогу. Они находились за городом, и здесь не было уличных фонарей, которые разгоняли бы темноту по обеим сторонам дороги с двумя полосами движения.
— Я… мне показалось, что я увидела вашу фотографию.
— Хм. — Дерек отрегулировал отопление так, чтобы от работы стеклообогревателей не перегревался воздух в кабине.
— Но оказалось, что это был мэр Хантер. Возникла долгая пауза, пока Дерек переваривал только что услышанное от Стейси. Какой-то маленький зверек выскочил со стороны поля на середину дороги, глаза его отсвечивали красным в лучах поймавших его фар. Дерек сбросил скорость. Зверек быстро шмыгнул обратно в поле, и Дерек снова набрал нормальную скорость.
— Я что-то не пойму, — сказал он наконец. — Как вы могли нас спутать? Мэру, наверно, уже лет шестьдесят. — Он засмеялся. — И у него борода.
— Не нынешняя фотография, Дерек. Старая. Еще в средней школе. Когда мэр Хантер был юношей.
Дерек покачал головой, словно не совсем понимал, о чем она говорит.
Несколько миль они проехали в молчании. Когда доехали до перекрестка, Дерек прочистил горло и спросил:
— Здесь есть какой-то подтекст, Стейси?
— Это было не просто некоторое сходство, Дерек. С минуту я и правда думала, что на снимке вы.
— И что же произошло, когда эта минута прошла?
— Ну, тогда все свелось к глазам, — призналась она. — Но глаза — самая верная примета человека.
Дерек вдруг рассердился.
— Я все-таки не понимаю, куда вы клоните. Что из того, что в молодости у Хантера глаза были похожи на мои? Кем из-за этого становлюсь я?
Стейси почти перестала дышать, пораженная тем, сколько презрения звучало у него в голосе.
— Я скажу вам, кто вы такая, Стейси. Вы просто сумасшедшая. Я еще никогда не встречал никого с таким богатым воображением, и, честно говоря, через какое-то время это начинает надоедать.
Она хотела было отплатить ему той же монетой, но почувствовала себя скорее обиженной, чем рассерженной.
— Простите меня, Дерек, я не подозревала, что касаюсь болезненной темы.
Дерек издал звук, выражавший отвращение.
— Я и раньше не понимал, и теперь не понимаю, что вы пытаетесь сказать. Ничего болезненного для меня в этой теме нет — я даже не знаю, что это за тема.
Поездка закончилась в молчании. Когда машина затормозила перед входом в гостиницу, Стейси в нерешительности помедлила, взявшись за ручку дверцы. День был такой чудесный, и Стейси пожалела, что он так плохо кончается. Но что она может сказать, что изменило бы тон разговора и настроение Дерека, если он не принял ее извинений? Она почувствовала себя растерянной.
— Спасибо за чудесно проведенное время, Дерек, — печально сказала она.
— Не стоит. Это вам спасибо, что поехали со мной, — вежливо ответил он. Дерек не смотрел ей в глаза, наклоняясь вперед и открывая перед ней дверцу. Его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от ее лица, но искра между ними на этот раз не пробежала.
Дерек смотрел, как Стейси поднимается по ступеням веранды, и чуть было не окликнул ее, жалея, что их вечер закончился на такой ноте. Что-то остановило его, какой-то затухавший гнев, который он не мог объяснить даже самому себе, а не то что ей. Ему действительно было жаль, что он так резко с ней разговаривал, но сейчас ничего не приходило в голову такого, чем можно было бы загладить эту резкость.
Его рука легла на ключ зажигания, но он не повернул его. Его мозг внезапно схватил точную суть того, что сказала ему Стейси. И точно так же внезапно он понял источник своего гнева.
* * *
На следующее утро Стейси ковырялась у себя в тарелке с омлетом и смотрела из окна обеденного зала на улицу: ни тумана, ни дождя, ярко светило солнце и температура была выше сорока по Фаренгейту. Она вздохнула — в который уже раз. День совершенно неподходящий для того, чтобы поддаваться депрессии.
— Нет аппетита? — спросила Пэм, подходя к столику Стейси с кофейником в руке. Она еще раз наполнила чашку Стейси и поставила кофейник на стол. — Вы не против, если я присяду?
Удивленная до крайности, Стейси только кивнула. Пэм не проявляла ни малейших признаков дружелюбия с того момента, как Стейси поселилась в гостинице.
Пэм положила руки на стол и улыбнулась.
— Вы довольны своим визитом сюда, мисс Миллман?
— Пожалуйста, зовите меня Стейси. — Стейси снова вздохнула. — Место здесь чудесное.
— Но?..
— Простите?
— Мне показалось, что в вашей фразе прозвучало какое-то «но». Надеюсь, наш шериф хорошо к вам относится?
— Ваш шериф? Дерек? А почему он не должен… я хочу сказать, какое он имеет отношение к…
— Будет вам, Стейси, — сказала Пэм, кривя губы в усмешке. Она откинулась на спинку стула, и лицо ее приобрело более спокойное выражение. Все знают, что вы с ним встречаетесь.
Стейси почувствовала, что ее лицу становится жарко от смущения и гнева. Она не привыкла, чтобы соседи знали все о ее жизни, да и никому из ньюйоркцев в голову бы не пришло высказать свои замечания на этот счет, даже если бы кто-то что-то и знал. Значит ли это, что Пэм — и Бог знает кому еще — известно, что они с Дереком в данный момент едва разговаривают?
— Я бы не употребила слово «встречаться», Пэм, и совсем не уверена, что мне хочется обсуждать это — во всяком случае, с посторонними.
— Другими словами, это не мое дело, так?
— Вот именно. — Стейси взяла чашку и отпила глоток с деланным безразличием к теме.
Пэм встала и сверху вниз посмотрела на Стейси.
— Я бы этого не сказала, Стейси. Нет, не сказала бы.
Она подхватила кофейник и ушла, оставив Стейси сидеть с открытым ртом.
Какой смысл продолжать притворяться, что ешь? Да и омлет все равно остыл. Стейси отодвинула от себя тарелку и поставила локти на стол, подперев подбородок ладонями.
Пэм вышла из обеденного зала — скорее всего, вернулась на кухню, — но Стейси своим мысленным взором все еще видела, какой красивой и элегантной была Пэм, несмотря на раннее утро. Да и вообще Пэм всегда выглядела так, словно только что сошла со страниц «Вог». Стейси ожидала, что содержательница гостиницы в небольшом городе в Миннесоте должна одеваться проще, тем более что в утренние часы Пэм много времени проводила на кухне.
Может быть, она одевалась, чтобы произвести на кого-то впечатление? И может быть, этот человек — Дерек?
Забавно. Стейси бы сказала, что Пэм уже где-то за сорок, несмотря на красоту. Возможно ли, чтобы такая женщина интересовалась мужчиной явно моложе себя? Неужели искушенность современного мира поселилась и в Хантерз-Бэй, штат Миннесота, так что разница в возрасте больше не считается в обществе проблемой? Но какое дело Стейси до интимной жизни Пэм? Никакого. Она подписала счет за завтрак и пошла к машине.
Решив, что не даст этому дню пройти впустую, Стейси остановилась у аптеки, купила, в качестве провианта, два сэндвича с курятиной и одно пиво и поехала на то место, которое показал ей Дерек.
День становился с каждым часом все теплее, солнце все больше припекало. Она опустила стекла и глубоко вдыхала душистый, теплый воздух.
Подъехав к тому месту, где сходились три озера, Стейси попала в мир музыки, созданный таянием льда. Вода капала отовсюду на поверхность уже скопившейся воды, на камни, на листья, на усыпанную опавшей хвоей тропинку. Капли звенели и барабанили, воспевая свое освобождение из ледяного плена.
Первым упражнением, которое она себе задала, был подвесной мост. Она занялась обустройством рабочей площадки — установила складной стул и мольберт, — поставила сумку с ланчем возле стула и начала рисовать. Сделав с полдюжины карандашных набросков, она с помощью небольшого дорожного набора акварельных красок раскрасила их. Стейси знала, что если будет рисовать здесь регулярно, то цвета будут день ото дня чуточку меняться по мере перехода от весны к лету. Потом, когда она будет готова переносить эти малые формы на громадные полотна у себя в мастерской, у нее окажется великое множество цветовых комбинаций, из которых можно будет выбирать. Иногда из многих зарисовок какого-то одного места у нее получались две или три картины — настолько сами ландшафты (или ее взгляд на них) меняются в зависимости от времени и освещения.
Целиком отдавшись работе, Стейси забыла даже, зачем приехала в Хантерз-Бэй, забыла об угрозах, о прошлом своих родителей. Несъеденные сэндвичи так и остались в сумке на земле.
Сосредоточенность Стейси нарушил какой-то треск, раздавшийся в лесу, у нее за спиной, но когда она обернулась, то ничего не увидела и решила, что это была белка, или лягушка, или какое-то другое мелкое животное. Вероятно, такие звуки слышались здесь все время, просто она слишком увлеклась работой и не замечала их. Она пожала плечами и посмотрела на стопку готовых рисунков. Прилично наработано за день. И это даже неплохо, что ее прервали, — она сделает перерыв, перекусит. Взглянув на часы, она подумала, что если съест сейчас сэндвичи, то ей придется ждать позднего ужина, так как раньше она вряд ли проголодается.
Стейси решила пойти на компромисс — съесть один сэндвич, отдать второй птицам и белкам и выпить половину пива.
Она начала с половинки сэндвича, держа ее в левой руке, а правой стала рисовать на чистой странице блокнота для зарисовок угольным карандашом, который достала из ящика. Ее рука быстро заскользила по бумаге. Стейси стало казаться, что она смотрит на себя и на страницу с какого-то расстояния, с какой-то точки высоко над головой, следя за тем, как на бумаге оживает рисунок.
Мягкая прядь волос падает на широкий лоб, широкие скулы, предполагающие скандинавский тип, светлые глаза чуть прищурены благодаря нескольким штрихам ее угля. Большим пальцем Стейси выделила контуры, и у нее возникло такое ощущение, словно она прикасается к живому лицу из плоти и крови. Грезя, Стейси позволила пальцам гладить красиво очерченный рот, она стирала угольные штрихи, пока белая бумага не начала просвечивать в достаточной степени, чтобы получился эффект влажных губ. Она облизнула свои собственные и переместила карандаш на изгиб шеи ниже уха. Мимолетно вспомнила свой сон… его наготу… свою разгоравшуюся страсть.
Опять послышался шум, на этот раз громче. Она вздрогнула и выронила карандаш.
Холодок страха пробежал у нее по спине, шевельнул волосы на затылке. Этот звук не был похож на те, что раздавались вокруг нее весь день. Это был звук шагов, мнущих опавшие сосновые иглы, отшвыривающих мелкие камешки.
Ее охватило мучительное чувство собственной уязвимости — она была совсем одна в этом лесу, поблизости не было ни дома, ни человека, который услышал бы ее крик, если б она позвала на помощь, и у нее не было никакого оружия, которым она могла бы защитить себя. Мимолетно Стейси подумала о своей мастерской в Нью-Йорке и пожалела, что не находится под защитой четырех стен и трех одобренных полицией замков.
Она попыталась заглянуть в темную глубину леса, надеясь увидеть, кто идет по ее душу, потом оглянулась через плечо, прикидывая расстояние от того места, где находилась, до подвесного моста.
Она посмотрела на свои рисунки, на свои принадлежности. Есть у нее время, чтобы все собрать и унести с собой? Шаги теперь звучали громче неведомый ужас неумолимо приближался.
Не думая больше о вещах, она со всех ног кинулась к мосту, молясь о том, чтобы успеть добежать до машины, в которой она хоть смогла бы запереться.
Она услышала треск ломающихся веток в подлеске, когда правой ногой уже ступила на мост, так что решила потратить секунду и оглянуться через плечо. Она различила силуэт какого-то высокого человека, продиравшегося через кусты, резко повернулась, переступила на левую ногу и прыгнула на мост всей тяжестью тела.
В первый момент она не поняла, что происходит, когда канаты на дальнем конце лопнули и мост стал внезапно уходить у нее из-под ног. Она оказалась висящей над водой на одной руке, вцепившейся в березовые перила, в то время как вторая рука беспомощно молотила воздух, а какая-то сила толкала ее тело вперед.
Инстинкт спас ее от падения вниз по все круче наклонявшемуся мосту, когда и другая ее рука уцепилась за перила, но теперь тело ее вынеслось вперед, и она почувствовала, что падает, а ладони покрываются волдырями от скольжения по березовым перилам.
— Держитесь, леди! — прокричал ей сверху чей-то голос, но она была так испугана, что боялась поднять голову, каменея при мысли о том, что долго так продержаться не сможет.
Противоположный конец моста с силой обрушился в воду, и от толчка одна рука Стейси оторвалась от перил. Она понимала, что сейчас пролетит кувырком по всей длине моста и упадет в воду, в которой местами плавала ледяная каша. Сердце дико заколотилось при мысли о жутком холоде и о перспективе удариться об один из видневшихся в воде валунов. Удары сердца заглушили все звуки вокруг нее.
Вдруг она ощутила, как ей в спину уперлось чье-то тело и как ее поднимают вверх. Она открыла глаза и чуть не закричала, но крик замер у нее в горле, когда ее подняли над настилом моста.
— Хватайтесь за меня, — прохрипел голос ей в ухо. — Я держу вас крепко.
Она хотела было повернуть голову и увидеть лицо своего спасителя, но испугалась, как бы какое-то лишнее движение не вынудило его выпустить ее из рук.
— Сейчас я опущу вас, — сказал он, тяжело дыша. Он осторожно поставил ее на ноги, крепко держа за талию одной рукой. — Обопритесь на меня и поворачивайтесь ко мне лицом.
Он был очень молод, почти юноша. На долю секунды она усомнилась в его способности удержать ее. Но его рука держала ее стальной хваткой. Она не могла определить, что тут играло роль — сила или решимость. Однако он вызывал доверие.
Она кивнула.
— Хорошо. Теперь я проскользну вокруг вас и буду поддерживать вас со спины. А вы возьмитесь за поручни рядом с моими руками.
Она сделала все, как он сказал, осторожно передвигая ноги, пока он не оказался у нее с внешней стороны, а она — словно в люльке, образованной его телом и руками, которыми он крепко ухватился за поручни. Она тоже взялась за поручни, и они вместе, дюйм за дюймом, стали спускаться вниз по круто наклоненному настилу свисавшего в воду моста.
— Плавать умеете? — спросил он. Она кивнула:
— Но мы замерзнем до смерти в этой воде.
— Не волнуйтесь. Тот конец моста упал не дальше пяти футов от берега. В воде мы пробудем недолго, так что замерзнуть не успеем.
Она увидела, что он прав, когда они наконец спустились до того места, где дальний конец моста погрузился в воду.
— Я иду первым, — сказал юноша и отделился от Стейси прежде, чем она успела возразить. Он вскрикнул, словно от боли, когда ледяная вода обожгла его тело. Ее вопль был продолжением его крика, и на какое-то мгновение она подумала, что не сможет вдохнуть воздух вообще, не сможет сделать этот короткий бросок к берегу. — Скорее! — выдохнул юноша.
Она поплыла за ним и с благодарностью ухватилась за поданную им руку, когда он вылез на берег и помог выбраться ей. Они упали на покрытый грязью берег, хватая ртом воздух и трясясь от холода.
Стейси первая пришла в себя — рассудок преодолел шок. Она поднялась с земли и протянула руку, чтобы помочь ему встать.
— Надо забраться в машину, согреться.
Они сидели в машине и дрожали, а их зубы дружно выбивали дробь, пока обогреватель не нагрел воздух в салоне почти до невыносимой жары.
— Меня зовут Джон. Джон Беллоуз.
Стейси протянула ему руку.
— А меня — Стейси Миллман. Привет. И кстати, спасибо за то, что спасли мне жизнь.
Он широко улыбнулся.
— Рад был помочь. Кстати, от чего вы убегали?
— Я думала, вы гонитесь за мной.
Джон Беллоуз смотрел на нее, открыв рот. Его улыбка превратилась в гримасу недоумения.
— Зачем бы я гнался за вами?
— Я же не знала, что это были вы. Наверное, я просто поддалась легкому психозу. — Она посмотрела на мост, который все еще оставался подвешенным за один конец, в то время как другой его конец был погружен в ледяную воду. Не побеги я, мост, возможно, не оборвался бы.
Юноша покачал головой.
— Ваш небольшой вес не мог бы натворить такого, — сказал он. Он вытянулся и из-под ладоней, чтобы защитить глаза от солнца, стал внимательно рассматривать столбы, к которым был подвешен мост. — Кто-то либо отвязал, либо перерезал веревки.