Капитан Королевской Гвардии стоял на вершине своей сторожевой башни, смотрел вниз на сотни Смотрителей под собой – на юных солдат, патрулирующих Пламя под его бдительным оком – и тяжело вздыхал от негодования. Будучи человеком, достойным возглавлять батальоны, капитан считал расположение здесь, в самых дальних краях Эскалона, и наблюдение за недисциплинированной группой преступников, которым нравилось, что их называют солдатами, ежедневным оскорблением для себя. Но они не были солдатами – это были рабы, преступники, мальчишки, старики, отбросы общества, призванные присматривать за стеной пламени, которая ни разу не менялась на протяжении тысячи лет. На самом деле это была просто прославленная тюрьма, а он заслуживал лучшего. Капитан заслужил находиться где угодно, но только не здесь, охраняя королевские ворота Андроса.

Капитан бросил вниз равнодушный взгляд, когда завязалась очередная потасовка, уже третья за сегодняшний день. Эта возникла между двумя великовозрастными детинами, сражающимися за кусок мяса. Вокруг них быстро собралась толпа кричащих молодых людей, которые подбадривали их своими возгласами. Им всем было слишком скучно стоять и день за днем наблюдать за Пламенем, каждый из них отчаянно жаждал крови, и он позволил им повеселиться. Если они перебьют друг друга, так даже лучше – под его присмотром останется на два молодых человека меньше.

Послышался крик, когда один из юношей взял верх над другим, вонзив кинжал ему в сердце. Молодой человек обмяк, в то время как другие приветствовали его смерть, после чего быстро осмотрели его тело в поисках чего-нибудь пригодного для себя. По крайней мере, это была милосердная быстрая смерть, а она была намного лучше той медленной смерти, которую встречали здесь другие. Победитель сделал шаг вперед, оттолкнул других молодых людей в сторону, нагнулся и выхватил кусок хлеба из кармана мертвого соперника, засунув его в свой собственный.

Это был всего лишь очередной день здесь, возле Пламени, и капитан сгорал от негодования. Он этого не заслужил. Он совершил единственную ошибку, однажды не подчинившись прямому приказу, и в качестве наказания был сослан сюда. Это было несправедливо. Он бы все отдал за возможность вернуться и изменить то единственное мгновение в прошлом. Капитан считал жизнь слишком изнуряющей, слишком самовластной, слишком жестокой.

Смирившись со своей судьбой, капитан повернулся и посмотрел на Пламя. Даже после всех этих лет было что-то в его вечном треске, что он считал заманчивым, гипнотическим. Ему казалось, что он смотрит в лицо самого Бога. Затерявшись в его свечении, он задавался вопросами о природе жизни. Все казалось таким бессмысленным. Его роль здесь – роли всех этих юношей здесь – казались такими бессмысленными. Пламя горело на протяжении тысячелетий и никогда не потухнет, а пока оно горит, народ троллей никогда не прорвется сюда. Марда могла бы попытаться пересечь море. Если бы это зависело от него, он бы выбрал лучших из этих молодых людей и расположил их в другом месте Эскалона, вдоль берегов, где в них на самом деле есть необходимость, и он облек бы всех преступников на смерть.

Капитан потерял ход времени, что с ним происходило часто, затерявшись в свечении Пламени, пока в конце дня он вдруг настороженно не прищурился. Он увидел нечто, чего не мог до конца понять. Капитан протер глаза, считая, что ему, должно быть, мерещится. Мир перед его глазами менялся.

Постепенно вездесущее потрескивание – то самое, которым он жил каждую минуту с тех пор, как прибыл сюда – затихло. Жар, исходивший от Пламени, внезапно исчез, впервые за время его пребывания здесь. И затем, пока он смотрел, столб ярко-красного и оранжевого пламени, которое обожгло его глаза, непрестанно озаряющий день и ночь, потух.

Он исчез.

Капитан снова удивленно протер глаза. Неужели все это ему снится? Пламя перед ним опускалось к земле, подобно упавшему занавесу. Мгновение спустя на месте Пламени ничего не осталось.

Ничего.

Дыхание капитана замерло, внутри него медленно поднимались паника и сомнение. Он впервые смотрел на то, что находилось по другую сторону – на Марду. Ему открылся четкий и беспрепятственный вид. Это была земля черного цвета: черные бесплодные горы, черные скалы, черная земля и черные мертвые деревья. Это была земля, которую он никогда не должен был видеть, земля, которую не должен был видеть никто в Эскалоне.

Воцарилась потрясенная тишина, когда молодые люди внизу впервые прекратили потасовку. Они все, застыв от потрясения, повернулись и открыли рты. Стена пламени исчезла, и на другой стороне, напротив них стояла прожорливая армия троллей, заполнившая землю, заполнившая горизонт.

Целый народ.

Сердце капитана ушло в пятки. Всего в нескольких метрах стоял народ самых отвратительных чудовищ, которых он когда-либо видел: огромные, гротескные, уродливые, с большими алебардами в руках, терпеливо ожидающие своего часа. Их были миллионы, они казались не менее потрясенными, словно до них дошло, что теперь их от Эскалона ничто не отделяет.

Два народа стояли друг против друга: тролли победоносно улыбались, а люди паниковали. В конце концов, здесь стояло всего лишь несколько сотен человек против миллиона троллей.

Тишину нарушил крик, прозвучавший со стороны троллей. Это был крик триумфа, за которым раздался ужасный гром, когда тролли атаковали. Они ворвались подобно стаду буйволов, подняв свои алебарды и рубя головы охваченных паникой молодых людей, которые даже не находили в себе храбрости для бегства. Это была волна смерти, волна разрушения.

Сам капитан стоял на вершине башни, слишком напуганный, чтобы что-то предпринять, даже чтобы вынуть свой меч, когда тролли бросились к нему. Мгновение спустя он упал, когда разъяренная толпа сбила его башню. Капитан упал в руки троллей и закричал, когда они схватили его своими когтями, разрывая на куски.

И, умирая, капитан знал, что ждет Эскалон. Его последние мысли обратились к юноше, которого пронзили в сердце из-за куска хлеба – ему повезло больше всех.