Индра сидела вместе с остальными в золотом замке Рагона, не переставая дивиться всему, что её окружало, всё ещё сомневаясь, что это не мираж. Они расположились на кучах драгоценных мехов, прямо на гладком сверкающем и почти прозрачном полу, у огромного резного камина из белого мрамора, чей дымоход поднимался на двадцать футов в высоту, и слушали треск поленьев. По обе стороны от Индры сидели Элден и Селезия, рядом с ней – Рис, затем – Торгрин, О'Коннор и Матус. Они сидели полукругом, растянувшись у огня, отдыхали в обществе друг друга, в уютном молчании.

Глядя на языки пламени, Индра потеряла счёт времени и не заметила, как на остров опустилась ночь. Сквозь незастеклённые арочные окна она видела, как густеют сумерки, а в небе зажигаются и мерцают красноватые звёзды. До неё долетали дуновения океанского бриза и отдалённый шум волн, напоминая об океане где-то внизу.

Индра огляделась и увидела, что её друзья расслабились, как никогда. Впервые за всё время, что она их знала, они забыли обо всех предосторожностях, и она поняла, что может сделать так же. Она осторожно выпустила из рук своё новое копьё, которое, сама того не осознавая, рефлекторно сжимала до сих пор, и положила рядом с собой, немного нехотя, потому что это оружие стало будто продолжением её самой. Она снова откинулась на меха рядом с Элденом и вернулась к созерцанию огня. Элден попытался обнять её и прижать ближе, но она оттолкнула его – Индра не любила, чтобы другие люди к ней прикасались.

"Оно тяжёлое?" – раздался голос.

Индра обернулась и увидела, что сидящая рядом Селезия рассматривает её копьё. Она не знала, как относиться к Селезии. С одной стороны, она была единственно, кроме Индры, девушкой в их отряде на это путешествие, и это их связывало, но в то же время Индра должна была признаться, что слегка побаивалась Селезии, ведь та вышла из мира мёртвых, побывав по другую сторону смерти. Она не знала, кем её считать. Была она живой? Или по-прежнему мёртвой? Она казалось такой настоящей, из плоти и крови, как и все. Но именно это и настораживало Индру.

К тому же, Индра никогда до конца не понимала Селезию. Они были совсем непохожи, сделаны из разного теста. Индра была воительницей, а Селезия – целительницей, более женственной, чем Индре когда-либо хотелось стать. Индра вообще не понимала женщин, которые не владели оружием.

"Нет", – ответила наконец Индра. "Оно удивительно лёгкое".

Они снова замолчали, и Индра почувствовала, что должна проявить вежливость, ведь Селезия пыталась завязать разговор.

"А твой песок?" – спросила Индра. "Ты рада получить его?"

Селезия сердечно улыбнулась и кивнула.

"Я рада всему, что может помочь мне лечить других", – ответила она. "Лучшего подарка мне нужно".

"Тогда ты лучше меня", – сказала Индра. "Я люблю убивать людей, а не лечить их".

"И то и другое бывает нужно", – ответила Селезия. "Я не считаю себя лучше других. На самом деле, я тобой восхищаюсь".

"Мной?!" – спросила Индра удивлённо. Она никак не ожидала от Селезии таких слов.

Та кивнула.

"Да. Мне сложно поверить, что ты умеешь управляться с таким оружием. С оружием вообще".

Индра, которая во всём привыкла искать подвох, поначалу решила, что Селезия над ней смеётся. Но увидев её кроткий, полный сопереживания взгляд, она смягчилась и поняла, что та говорит искренне. Индра призналась себе, что судила Селезию слишком строго из-за того, что она была другой. Она вела себя с ней холодно и сдержанно, будто не была рада её возвращению. Теперь Индра осознала, что неправа, и что Селезия была очень добрым и искренним человеком. Просто такой уж ей достался характер, она никому не доверяла. Этот защитный механизм, как Индра теперь поняла, помогал ей выживать в жестоком мире, особенно неприветливом к женщине-воину.

"Это не так сложно, правда", – ответила Индра. "Я могу тебя научить".

Селезия улыбнулась, но выставила перед собой ладонь в знак отказа.

"Я благодарна тебе, – сказала она, – но мне достаточно моих целебных зелий".

"Тебе хорошо удаётся врачевать, а мне – убивать", – подытожила Индра.

Селезия рассмеялась.

"Думаю, из нас получится отличная команда".

Индра улыбнулась в ответ, почувствовав себя на удивление комфортно с Селезией.

"Должна признаться, – продолжила Селезия, – сначала я тебя боялась. Женщину, которая так дерётся, и которая не боится мужчин".

"А чего бояться?" – спросила Индра. "Или ты убьёшь мужчину, или он тебя. Страх ничего не меняет".

Индра тряхнула головой.

"Тогда и я признаюсь: я тоже тебя боялась".

"Ты боялась меня?!" – изумлённо воскликнула Селезия.

Индра кивнула.

"Ты ведь восстала из мёртвых. С другой стороны. Ты не только смотрела в лицо смерти, но и пережила её. И от своих же рук. Я боюсь смерти. Пытаюсь никого не бояться, но смерти боюсь. И боюсь любого, кто был к ней близок".

Лицо Селезии стало серьёзным. Она отвернулась к огню и глубоко вздохнула, погружаясь в воспоминания.

"Каково это?" – не удержалась Индра. Она знала, что не следует спрашивать о таком, не следует давить на Селезию, но она обязана была выяснить. "Там внизу невыносимо?"

Последовала долгая пауза, и Индра в глубине души надеялась, что она не ответит, и не хотела слышать ответ. Но одновременно с этим она умирала от любопытства.

Селезия снова вздохнула.

"Это трудно описать", – начала она. "Это не похоже на, скажем, переезд в другое место. Это похоже на встречу с другой частью самой себя – глубоко скрытой, порой тёмной своей частью. Всё выходит наружу и встаёт перед глазами: всё, что ты сделала в жизни, все, кого любила, кого ненавидела, все использованные и упущенные возможности. Любовь, которую ты дарила и которую теряла. Как пузырьки в кипящей воде, всё всплывает на поверхность, и ты будто переживаешь всё заново. Странное состояние. Бесконечный пересмотр собственной жизни. Это царство воспоминаний, мечтаний и надежд. Но больше всего – царство неисполненных желаний".

Селезия набрала воздуха.

"Для меня – в особенности, ведь я сама покончила с жизнью. Меня отправили в специальное место, там внизу, где я должна была размышлять, чтобы понять, что и почему я совершила. Воспоминания проигрывались снова и снова. С одной стороны, это помогло мне очиститься, но с другой – причиняло мучения. Из-за того, как именно окончилась моя жизнь, она казалась незавершённой. Меня жгло желание получить ещё один шанс, чтобы исправить ошибки".

Индра видела, как глубоко Селезия переживала всё сказанное, как перенеслась мыслями в другое место. Ей показалось, что Селезия стала полупрозрачной, будто одна её часть была здесь, а другая осталась внизу.

Селезия обернулась и посмотрела Индре в глаза.

"А как на счёт тебя?" – спросила Селезия. "Что тебя сюда привело? Твоя жизнь была идеальной?"

Индра глубоко задумалась над вопросом. Она никогда не рассуждала таким образом.

Индра покачала головой.

"Очень далека от идеальной", – сказала она. "Ровно наоборот. Я выросла в Империи. В Империи рождаются рабами. Я жила в большом рабском городе, и рабский труд составлял всю мою жизнь. Всех, кого я знала и любила, убили на моих глазах".

Индра вздохнула, её замутило, когда картины из прошлого встали перед глазами так ясно, будто всё случилось вчера.

"Я могла пережить неволю", – продолжила она. "Могла смириться с трудом. Могла сносить побои. Но чего я не могла стерпеть, так это видеть своих родных рабами. Это было слишком".

Индра затихла, вспоминая своих родителей, сестёр и братьев.

"А где они сейчас?" – спросила Селезия. "Что с ними стало?"

Наступила тишина, нарушаемая только потрескиванием камина, и Индра почувствовала, что все в комнате тоже слушают и ждут её ответа.

Индра опустила голову, и глаза её наполнились слезами. Она не могла выговорить ни слова, поэтому просто молчала.

Селезия положила ей руку на плечо, пытаясь успокоить.

Наконец, после долгой паузы, Индра восстановила дыхание.

"Я видела, как они умирали", – сказала она, и слова застряли у неё в горле. "Каждый. И я не могла ничего сделать. На мне были кандалы, и я была прикована к другим. Абсолютно беспомощна".

Она вздохнула.

"Я поклялась выжить. Поклялась стать воином. Поклялась отомстить. Потребность в мести – очень мощный стимул. Сильнее, чем голод, жажда или инстинкт самосохранение. На ней я и держалась. Это давало мне силы. Я поклялась, что убью всех, кто отнял у меня семью, чего бы это ни стоило".

Элден подвинулся ближе и обнял её.

"Мне очень жаль", – сказал он. Это были его первые слова за долгое время, и первый раз на памяти Индры, когда он, всегда такой молчаливый, выражал свои эмоции.

Но Индра стряхнула с себя его руку, не сумев ничего поделать со своим раздражением. Привычка обороняться взяла верх.

"Я не нуждаюсь в твоём сочувствии", – огрызнулась она гневно. "Ни в чьём сочувствии".

Индра резко встала, пересекла комнату и уселась в дальнем конце, спиной к остальным, забрав с собой своё копьё. Она сидела лицом к окну и смотрела в ночь, и копьё блестело в лунном свете. Она быстро утёрла слезу, так, чтобы никто не заметил, и подняла древко повыше, чтобы рассмотреть. Переливы алмазов в инкрустации нового оружия успокаивали её. Она убьёт их всех, всех до последнего имперца.

Даже если это будет последнее, что она сделает в жизни.

*

Тору снились короткие и беспокойные сны. Он видел себя на носу красивого большого корабля, над ним развевался только что сшитый парус, под ним сверкала океанская гладь, которую судно рассекало с небывалой легкостью. Он и его братья по Легиону направлялись к маленькому острову, на котором высились три скальных пика, похожих на верблюжьи горбы и покрытых снегом. Картинка казалась такой реальной, что Тор никогда бы её не забыл.

Когда они подплыли ближе, вверху, на самой высокой скале, он заметил что-то бликующее на солнце. Прищурившись, он разглядел маленькую сияющую колыбельку. И знал, просто знал, что внутри неё был ребёнок.

Его ребёнок.

Гувейн.

Течение несло их так быстро, что у Тора перехватило дыхание. На крыльях ветра они неслись к острову, и Тор испытывал невероятную радость и возбуждение. Он стоял у борта, готовый спрыгнуть и побежать вверх по склону, как только корабль коснётся берега.

Внезапно их судно коснулось дна, и Тор тут же выпрыгнул из него и, пролетев двадцать футов вниз, мягко приземлился на песок. Стоило его ногам коснуться земли, как он бегом бросился в густые тропические джунгли, окаймлявшие остров.

Тор бежал и бежал, не обращая внимания на ветки, царапавшие лицо, и наконец выбежал на поляну. Там, на самой вершине огромного валуна, стояла золотая колыбель.

Плач младенца пронзил воздух, и Тор мигом вскарабкался на валун и остановился на вершине, вне себя от радости при виде сына.

Гувейн и правда был там. Он тянул ручки к Тору и плакал. Тор нагнулся, вынул его из колыбели и прижал к груди, тихонько покачивая, и слёзы радости потекли по его щекам.

Отец, услышал он голос Гвуейна у себя в голове. Найди меня. Спаси меня, отец.

Тор немедленно проснулся и сел прямо, дико озираясь вокруг. Сердце его бешено колотилось. Он не мог вспомнить, где находился, и хватал воздух руками, пытаясь найти Гувейна, не понимая, куда он делся. Ему потребовалось несколько секунд, что Гувейна рядом не было, а сам он был где-то в другом месте. Здесь.

В замке. В замке Рагона.

Тор растерянно огляделся и увидел, что его спутники крепко пали у камина. В высоких окна было видно, что рассвет только-только начал заниматься в ночном небе. Он тряхнул головой, потёр глаза, и понял, что всё ему приснилось. Он не видел Гувейна. Не плыл по морю.

Но сон казался слишком реальным. Не столько сном, сколько сообщением. Сообщением, предназначавшимся ему одному. Гувейн – он был в этом абсолютно уверен – ждал его на острове с тремя скалами, неподалёку отсюда. Тор должен был спасти его. Он не мог ждать.

Тор резко вскочил на ноги и по очереди растолкал всех своих братьев.

Они тоже подскочили и схватились за оружие.

"Мы должны идти!" – сказал Тор. "Немедленно!"

"Куда идти?" – спросил О'Коннор.

"Гувейн", – кратко ответил Тор. "Я видел его. Я знаю, где он. Мы должны спешить к нему!"

Все смотрели на него с недоумением.

"Ты с ума сошёл?" – спросил Рис. "Уйти сейчас?! Ещё даже не рассвело".

"А как же Рагон?" – спросила Индра. "Мы не можем просто сбежать!"

Тор покачал головой.

"Вы не понимаете. Я видел его. У нас нет времени. Мой сын ждёт. Я знаю, где он. Идём, сейчас же!"

Тор не мог ничего с собой поделать. Долг звал его, как никогда прежде. У него не было выбора.

Не в силах больше ждать, он развернулся и выбежал из комнаты.

Он промчался по коридорам замка, сбежал по лестнице, выскочил через переднюю дверь, и в одиночку понёсся по полям в предрассветных сумерках, под небом, где ещё сияла одна из лун.

"Подожди!" – услышал он чей-то крик.

Тор обернулся и увидел, что все его спутники бегут за ним.

"Ты совсем спятил?" – крикнул Матус. "Что на тебя нашло?"

Но Тору было некогда отвечать. Он бежал и бежал, пока не начало жечь в лёгких, думая только о том, как поскорей попасть на свой корабль.

Вскоре он добрался до обрыва и остановился, глядя вниз.

В лунном свете были видны очертания корабля, который стоял там, где его оставили. Семь верёвок тоже по-прежнему свисали с края скалы.

Тор развернулся, ухватился за верёвку и начал спуск. Он увидел, что остальные поступили также, вслед за ним спеша покинуть райское место. Он не понимал, что с ним происходит, и ему было всё равно.

Скоро он встретится с сыном.

*

На заре Рагона разбудило странное ощущение, и он вышел из замка и пошёл по холмам, нервно сжимая свой посох и вглядываясь в горизонт. Высоко над ним Ликополз вскрикивала и описывала в небе большие круги.

Рагон подошёл к краю скалы и посмотрел на океан, мерцающий в лучах рассвета. Приглядевшись, он сумел распознать силуэт корабля Тора, который течение стремительно уносило от берега.

Рагон, мучимый дурным предчувствием, поднял свой посох и попытался подчинить себе течение, чтобы вернуть корабль обратно. К своему ужасу он обнаружил, что это ему не под силу. Впервые в жизни он оказался беспомощным, неспособным противостоять большему могуществу, чем его собственное.

Сбитый с толку, Рагон внимательно всмотрелся в небо и заметил какую-то тень. До него донёсся потусторонний стон, который не мог бы прозвучать нигде, кроме преисподней, и у него мороз пошёл по коже. Тень скрылась в облаках так же быстро, как и появилась, а Рагон застыл на месте от ужаса, когда осознал, что это было. Демон. Выпущенный из ада.

Внезапно Рагон понял. Демон пролетел над его островом и наложил заклятие помутнения на его гостей и Тора лично. Бог знал, во что он заставил его поверить. Рагон смотрел, как корабль превращается в маленькую точку, уплывая всё дальше от Гувейна, единственного сына Тора, навстречу опасности, масштабы которой Рагон не мог вообразить.