Рагон стоял в дальнем конце Острова Света, с Гувейном на руках, и всматривался в хрустальный шип, росший из земли. Он поднимался на десять футов в высоту, его зазубренные края тянулись к небу и его вид навевал мысли о какой-то доисторической сущности. Рагон смотрел на него, завороженный его цветными переливами.
Стержень Азуса. К этому месту Рагон приходил за ясностью в смутные времена. Когда его ясновиденье подводило его – а это случалось нечасто – он мог прийти сюда и заглянуть в будущее. Это была привилегия, которой он не хотел злоупотреблять, потому что знал, что количество раз, которые ему позволено заглянуть в кристалл, ограничено. Но сейчас, в момент кризиса, он ощущал необходимость это сделать.
Рагон рассматривал кристалл, отчаянно нуждаясь в прозрении, желая понять, что случилось с его силами, что происходило в мире. Дурное предчувствие одолевало его, и ему это совсем не нравилось.
Рагон закрыл глаза и стал бормотать заклинание, призывая духа:
Уу-ки-тру-та, Уу-ки-тру-та, Уу-ки-тру-та..
Гувейн тихо заплакал, и Рагон покачивал его в такт заклинанию. Его голос звучал всё громче и громче, пока он наконец не ощутил знакомое жжение между глаз.
Рагон распахнул веки и вперился в хрустальный стержень, который тут же окрасился волнами жёлтого, оранжевого и белого сияния, являя ему пророчество.
Перед глазами Рагона набирало яркость видение, значения которого он не понимал. Он увидел почерневшую землю, открытые врата ада и миллионы злобных тварей, рыщущих по миру. Он увидел свой собственный остров, Остров Света – свою твердыню, простоявшую не одни век – в пламени пожара, а его самого атаковала армия нежити.
Рагон хотел отвернуться, но заставил себя смотреть дальше, и тут же пожалел об этом. Ужас сковал его. Он увидел Гувейна окружает тьма и кто-то выхватывает его у него из рук. Он крепко прижимал ребёнка к себе, но тот неумолимо исчезал в объятьях самой могущественной силы, с какой ему приходилось сталкиваться.
Рагон не мог больше этого выносить. Тяжело дыша, с громко бьющимся сердцем, он отвернулся, и посмотрел на Гувейна, притихшего у него на руках. На теле Рагона выступил холодный пот. Он не понимал ничего из увиденного, и это было самое страшное пророчество в его жизни.
Рагон поспешил уйти подальше от стержня и побежал в другой конец острова своими длинными колдовскими шагами: первый был десять футов, второй – сто, третий – двести, и знакомый пейзаж мелькал у него перед глазами, пока он не добрался до противоположной стороны.
Он стоял на краю скалы, думал о своих видениях и смотрел на небо, на горизонт. Кристалл показал, что врага следует ждать оттуда.
Рагон всё смотрел и смотрел на тёмные тучи, сгущавшиеся вдали, но ничего в них не замечал. Возможно, пророчество было ложным? В конце концов, кто мог напасть на Рагона? Как Гувейна, самого могущественного ребёнка на земле, могли у него забрать? Но он вынужден был признаться себе, что и сам ощущал близость тьмы.
Он разглядывал небо и размышлял о своей судьбе, потеряв счёт времени, когда худшие из его страхов начали сбываться. На горизонте возникло облако чумы, армия демоном и прочей нежити неслась по воздуху к его острову. Он сразу понял, чья это работа, и какой тёмный властелин за этим стоял.
Твари спускались всё ниже и ниже, и он сразу понял, что видение ему не солгало. Его остров будет разрушен. Гувейна заберут. Он сам погибнет. Мир погрузится во тьму. И он никак не мог это предотвратить.
Он изо всех сил прижал Гувейна к себе, желая побыть с ним ещё хоть пару секунд, прежде чем он потеряет его навсегда. Но судьба была неумолима. И он знал, что ни он, ни кто-либо другой, не в силах был её изменить.
Он умрёт здесь сегодня – в этом он не сомневался, но всё равно будет драться. Он глубоко вдохнул, крепче ухватил Гувейна, поднял свой посох и приготовился к битве.