Кэйтлин и Калеб стояли вместе на большой открытой террасе вне Клойстерс, глядя в ночь. Вдалеке девушка видела реку Гудзон, которая выглядывала между голыми деревьями марта. Кэйтлин даже смогла увидеть крошечные фары машин, едущих через мост. Ночь была оглушительно тихой.

«Мне нужно, чтобы ты ответил на несколько вопросов, Калеб», – мягко попросила она через несколько секунд тишины.

«Я знаю», – ответил Калеб.

«Что я здесь делаю? Кто я, по-твоему?» – спросила Кэйтлин. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с духом и задать последний вопрос. – «И почему ты спас меня?»

Несколько минут Калеб пристально смотрел на горизонт. Кэйтлин не знала, о чем он думает или ответит ли ей вообще.

Наконец, он повернулся к ней. Он смотрел ей прямо в глаза и сила его взгляда была непреодолимой. Она не смогла бы отвести взгляд, даже если бы попыталась.

«Я вампир», – ровно произнес Калеб. «Из Белого Клана. Я живу уже более 3000 лет, а с этим кланом я нахожусь уже 800 лет».

«Почему я здесь?»

«Вампирские кланы и расы всегда находятся в состоянии войны. Они очень территориальные. К сожалению, ты угодила как раз в самый эпицентр».

«Что ты имеешь в виду?» – спросила Кэйтлин. – «Как?»

Он смущенно посмотрел на нее.

«А ты не помнишь?»

Кэйтлин растерянно смотрела на Калеба.

«Совершенное тобой убийство разожгло все это».

«Убийство?»

Калеб медленно покачал головой.

«Значит, ты не помнишь. Типично. Первые убийства всегда таковы».

Калеб смотрел ей в глаза.

«Прошлой ночью ты убила человека. Ты выпила его кровь. В Карнеги-Холл».

Кэйтлин почувствовала, как мир завертелся перед глазами. Она не могла поверить в то, что смогла причинить кому-то вред, хотя в глубине души каким-то образом понимала, что это правда. Она боялась спросить, кого же она убила. Неужели Джону?

Словно прочитав ее мысли, Калеб добавил:

«Певца».

Кэйтлин с трудом понимала. Все казалось таким сюрреалистичным. Девушке показалось, словно она только что была заклеймена черной отметиной, которую никогда не сможет стереть. Она почувствовала себя ужасно. Она теряла контроль.

«Почему я это сделала?» – спросила Кэйтлин.

«Тебе нужно было насытиться», – ответил Калеб. – «А почему ты сделала это там и тогда – никто не знает. Именно это разожгло войну. Ты находилась на территории другого клана – очень могущественного клана».

«То есть я просто оказалась не в том месте не в то время?»

«Я не знаю», – вздохнул Калеб. – «За этим может крыться нечто большее».

Кэйтлин посмотрела на него.

«Что ты имеешь в виду?»

«Может быть, ты должна была оказаться там. Возможно, это твоя судьба».

Она задумалась. Девушка усердно размышляла, опасаясь задавать следующий вопрос. Наконец, она набралась храбрости.

«То есть это означает, что… я вампир?»

Калеб отвернулся. Через несколько секунд он произнес.

«Я не знаю».

Обернувшись, он посмотрел на Кэйтлин.

«Ты – не настоящий вампир. Но ты также и не человек. Ты – нечто среднее».

«Полукровка?» – спросила она.

«Так они это называют. Я не уверен».

«А что это такое?»

«Это вампир, который таким рождается. Союз вампира с человеком противоречит нашему закону, нашей доктрине. Хотя иногда некоторые бродячие вампиры так поступают. Если у человека родится ребенок, он будет полукровкой – ни человеком, ни вампиром. Наша раса презирает полукровок. Наказанием за кровосмешение с человеком является смерть. Без исключений. А ребенок считается изгоем».

«Но я думала, ты сказал, что ваш Мессия будет полукровкой? Как они могут презирать полукровку, если он станет их спасителем?»

«Таков парадокс нашей религии», – ответил Калеб.

«Расскажи мне больше», – подгоняла его Кэйтлин. – «Как именно отличается полукровка?»

«Настоящие вампиры начинают пить кровь с самого момента обращения. Полукровки, как правило, начинают питаться кровью, достигая определенного возраста».

Кэйтлин боялась задать следующий вопрос.

«Когда?»

«В 18 лет».

Кэйтлин задумалась. Все начинало приобретать смысл. Ей только что исполнилось 18. И ее жажда появилась только что.

«Кроме того, полукровки являются смертными», – продолжал Калеб. – «Они могут умереть, как обычные люди. А мы, вампиры, не умираем».

«Для того чтобы стать настоящим вампиром, нужно быть обращенным настоящим вампиром – тем, кто питается намеренно. Вампирам не позволено обращать кого угодно – это могло бы значительно увеличить нашу расу. Они должны заранее получить разрешение Главы Совета».

Кэйтлин нахмурилась, пытаясь все осознать.

«В тебе есть некоторые наши качества, но не все. И поскольку ты, к сожалению, не являешься настоящим вампиром, вампирская раса тебя не примет. Каждый вампир принадлежит клану. Очень опасно быть самому по себе. В другой ситуации я мог бы подать прошение о принятии тебя в наши ряды. Но учитывая то, что ты – полукровка… они никогда не позволят. Ни один клан».

Кэйтлин задумалась. Если и было нечто худшее, чем выяснить, что ты на самом деле не являешься человеком, так это выяснить, что на самом деле ты не являешься кем-то настоящим. Выяснить, что ты не можешь принадлежать чему-либо. Она была и ни здесь, и ни там, застряла между двумя мирами.

«Тогда к чему были все эти разговоры про Мессию? О том, что я… Единственная?»

«Наша доктрина, наш древний закон говорит нам о том, что однажды явится посланник, Мессия, который приведет нас к потерянному мечу. Она рассказывает нам, что в тот день начнется война – последняя тотальная война между вампирскими расами. Война, которая вовлечет даже человеческую расу. Это наша версия Апокалипсиса. Единственное, что может ее остановить, что может спасти всех нас, – этот пропавший меч. И единственный, кто может привести нас к нему, – Мессия».

«Когда я увидел, что случилось с тобой сегодня вечером, я был уверен в том, что это ты. Я никогда не видел, чтобы у какого-нибудь вампира был иммунитет к такой святой воде».

Кэйтлин посмотрела на Калеба.

«А сейчас?» – спросила она.

Он пристально смотрел на горизонт.

«Я не так уверен».

Кэйтлин не отводила от него взгляд. Она почувствовала, как в ее душе зарождается отчаяние.

«То есть, – сказала она, опасаясь ответа. – «Это единственная причина, по которой ты меня спас? Потому что думал, что я приведу тебя к какому-то пропавшему мечу?»

Когда Калеб посмотрел на нее, Кэйтлин увидела смущение на его лице.

«Какая еще причина у меня могла быть?» – спросил он.

Кэйтлин показалось, что из нее вышел весь воздух, словно ее ударили битой. Вся любовь, которую она испытывала к нему, связь, которая, как она думала, между ними существовала, рассылались в прах. Ей хотелось плакать. Кэйтлин хотела развернуться и убежать, но не знала, куда. Ей стало стыдно.

«Ну, что ж», – произнесла она, стараясь сдержать слезы. – «По крайней мере, твоя жена будет рада узнать, что ты просто делал свою работу, что у тебя нет чувств ни к кому другому – или к чему бы то ни было, кроме какого-то глупого меча».

Она развернулась и ушла прочь. Кэйтлин не знала, куда идет, но ей было необходимо уйти от него. Ее чувства были слишком подавляющими. Она не знала, как с ними разобраться.

Кэйтлин отошла всего на несколько футов, когда почувствовала руку на своем плече. Калеб развернул ее. Он стоял, глядя ей прямо в глаза.

«Она мне не жена», – мягко сказал он. – «Да, однажды мы были женаты, но это было 700 лет назад. Наш брак продлился всего один год. К сожалению, вампиры ничего не забывают так просто. У них нет аннулирования».

Кэйтлин сбросила его руку со своего плеча.

«Что ж, кем бы она ни была, она будет счастлива из-за того, что ты вернулся».

Она продолжила идти, направляясь к ступенькам.

Калеб снова остановил ее, на этот раз обогнав девушку и став прямо у нее на пути.

«Я не знаю, чем обидел тебя», – сказал он. – «Но что бы я ни сделал, я прошу прощения».

«Дело в том, чего ты не сделал», – хотелось сказать Кэйтлин. – «Дело в том, что ты не волновался, что на самом деле не любил меня. Я была всего лишь предметом, средством для достижения цели. Как и для каждого парня, которого я знала. Я думала, что на этот раз, возможно, все будет по-другому».

Но Кэйтлин этого не сказала. Вместо этого она всего лишь наклонила голову и сделала все от нее зависящее, чтобы не расплакаться. Хотя она не смогла. Она почувствовала, как по ее щекам побежали горячие слезы. Калеб взял ее за подбородок и, подняв его, заставил Кэйтлин посмотреть на него.

«Прошу прощения», – наконец, произнес он. Голос его был искренним. – «Ты была права. Это не единственная причина, по которой я тебя спас». – Он сделал глубокий вдох. – «Я действительно испытываю к тебе что-то».

Сердце Кэйтлин забилось в груди.

«Но ты должна понять, что это запрещено. Законы очень строги к этому. Вампир никогда – никогда – не может быть с человеком или с полукровкой, или с кем-нибудь, кто не является настоящим вампиром. Наказанием будет смерть. Другого пути нет».

Калеб опустил глаза.

«Так что, как видишь», – наконец, продолжил он. – «Если бы я что-то чувствовал к тебе, если бы действовал по другой причине, кроме как для общего блага, тогда это означало бы мою смерть».

«Но что тогда что будет со мной?» – спросила Кэйтлин. Она оглянулась. – «Очевидно, что мне здесь не рады. Куда же мне идти?»

Калеб опустил глаза и покачал головой.

«Я не могу пойти домой», – добавила Кэйтлин. – «У меня больше нет дома. Копы ищут меня, а также те злые вампиры. Что я должна делать? Идти туда самостоятельно? Я даже больше не знаю, кто я такая».

«Хотел бы я иметь ответ. Я пытался. Я правда пытался. Но я больше ничего не могу поделать. Никто не может бросать вызов Совету. Это привело бы к смерти нас обоих. Меня приговорили к 50 годам заключения. Я не могу покидать эту территорию. А если я это сделаю, меня навсегда выгонят из клана. Ты должна понять».

Кэйтлин развернулась, чтобы уйти, но он снова развернул ее.

«Ты должна понять! Ты – всего лишь человек. Твоя жизнь закончится через 80 лет. Но для меня это тысячи. Твое страдание коротко, а мое – бесконечно. Я не могу находиться в изгнании вечность. Мой клан – это все, что у меня есть. Я люблю тебя. Я что-то к тебе чувствую. Что-то, чего даже я не понимаю. Что-то, чего я не испытывал ни к кому за 3000 лет. Но я не могу рискнуть всем, покинув эти стены».

«Итак», – произнесла Кэйтлин. – «Я еще раз спрошу тебя. Что будет со мной?»

Но Калеб просто отвел взгляд.

«Понятно», – ответила Кэйтлин. – «Я больше не твоя проблема».

Калеб открыл рот, чтобы что-то сказать, но на этот раз она ушла. На самом деле ушла.

Кэйтлин очень быстро шла по террасе, после чего спустилась по каменным ступенькам. В этот раз она действительно ушла, направляясь в Бронкс темной нью-йоркской ночью. Она никогда не чувствовала себя более одинокой.