На закате Дариус сидел у костра, согнувшись от невыносимой боли в спине. Раны сильно саднили, казалось, что со спины просто сняли кожу, и любое движение – даже дыхание – причиняло муки. Верный Дрей лежал рядом, положив голову Дариусу на колени и поскуливая, не желая покидать хозяина ни на секунду. Дариус пытался покормить его, но Дрей был слишком расстроен и отказывался от пищи. Он оскалил зубы и зарычал, когда Лоти принесла Дариусу холодный компресс, пропитанный целебной мазью, и положила ему на спину. Она проделывала это уже не в первый раз, изо всех сил стараясь облегчить его боль. В этот раз он заметил слёзы в её глазах, и понял, как сильно она себя винит за то, что с ним случилось.

«Ты этого не заслужил», – сказала она. «Ты пострадал за мой поступок».

Дариус покачал головой.

«Это ты пострадала за всех нас», – поправил он её. «Задача противостоять Империи не должна была упасть только на твои плечи. То, что ты сделала для своего брата и для всех нас было очень благородно. А то, что я сделал для тебя, было единственно возможным решением».

Лоти тихонько плакала, обтирая его раны, и смахивала слёзы тыльной стороной ладони.

«А теперь что?» – спросила она. «Ради чего все это? Они вернутся утром. Они заберут меня и всех изувечат. Или ещё хуже – всех убьют».

Дариус ещё раз несогласно покачал головой.

«Я не позволю им тебя забрать», – сказал он. «Я не стану просто стоять и смотреть, как они тебя выдадут ради спасения собственной шкуры».

«Но иначе умрём мы все», – возразила Лоти уверенно.

«Может быть», – сказал он. «Но разве нет ничего хуже? Мы, хотя бы, умрём вместе».

По выражению её лица Дариус понял, насколько эти слова её тронули, насколько преданной и благодарной ему она сейчас была.

«Я никогда не буду того, на что ты пошёл ради меня сегодня», – сказала Лоти. «Никогда. Пока я жива. Моё сердце принадлежит тебе целиком, независимо от того, умрём мы завтра или нет, понимаешь? Я – твоя. И я буду любить тебя с этого самого момента и до конца времён».

Она наклонилась и поцеловала его, а он поцеловал её в ответ. Это был долгий многозначительный поцелуй, во время которого Дариус услышал, как её сердце забилось чаще. Она отстранилась, и её взгляд затуманился. Дариус чувствовал, что она была с ним искренна, и её поцелуй заставил заглушил боль от его ран. Он бы с радостью сделал для неё тоже самое ещё раз, не смотря ни на боль, ни на страдания.

Протрубил деревенский рог и все собрались вокруг общего костра. Рядом с Дариусом и Лоти восседал совет старейшин и ещё сотня их односельчан. В воздухе ощущалась тревога и отчаяние, а лица людей были искажены паникой. Они громко переговаривались и спорили друг с другом. Дариус не мог их винить – эта ночь вполне могла оказаться их последней на земле. От завтрашнего дня они ждали разрушений и пыток, и едва ли могли повлиять на своё будущее.

Рог протрубил второй раз и все утихли, когда вперёд вышел вождь Бокбу, поднял ладони и, сурово глядя на Дариуса и Лоти, начал свою речь.

«Ваши действия подставили наш народ под удар», – произнёс он медленно и хмуро. «Но сейчас это не важно. Важно то, – обратился он ко всем, – какой выбор лежит перед нами. Что мы выберем на рассвете? Казнь или увечье?»

Толпа забурлила, селяне старались перекричать друг друга.

«Конечно, мы выберем увечье, а не смерть – что тут обсуждать!» – заявил один.

«Я не позволю себя калечить!» – вопил Радж. «Я сначала умру!»

В беспорядочном споре, где у каждого было своё мнение, уже ничего было не разобрать. Дариус был шокирован: даже перспектива позорного отсечения пальца не заставила жителей его деревни подняться, большинство не хотело стоять за себя. Какой ещё им нужен был повод? Неужели их дух был уже настолько сломлен?

«Это не выбор», – сказал один из старейшин. «Ни один человек не станет выбирать из таких вариантов. Это ужасное проклятье, павшее на всех нас».

Толпа стихла и в наступившей долгой тишине было слышно только завывание ветра.

«У нас есть выбор!» – выкрикнул кто-то наконец. «Мы можем выдать им девчонку!»

Некоторые селяне робко одобрительно закивали.

«Из-за неё мы все в опасности!» – кричал он. «Она нарушила закон. Она виновата! Пусть заплатит!»

Поддержки стало больше, а возражений – значительно меньше. Дариус не понимал, как его народ жил в таком разладе с самим собой, как они могли хотеть выдать Лоти.

«Есть и другой выбор!» – вмешался ещё один старейшина, поднимая руки, и все прислушались. «Можем отдать им девчонку, а потом умолять их о милости. Может, они смягчатся и не станут ни убивать, ни калечить нас».

«Они всё рвано могут сделать и то и другое!» – напомнил кто-то из толпы.

Кричавшего тоже поддержали, и в толпе снова начало нарастать возбуждённое бормотание, пока Бокбу не встал и не поднял обе ладони вверх. Все уважительно повернулись к нему и замолчали.

Вождь откашлялся и принял властный вид.

«Из-за действий одной девушки, – сказал он звучно, – вся наша деревня попала в невыносимую ситуацию. Конечно, мы не согласны на смерть. У нас нет другого выбора, кроме как принять такую жизнь, которую нам даст Империя, как мы делали всегда. Если для этого нужно выдать преступника, значит мы обязаны это сделать.

Как бы ни было больно это говорить, но иногда один должен пожертвовать собой ради всех. Другого выхода я не вижу. Мы вынуждены принять их приговор. Нас изувечат, но не убьют. Жизнь для нас продолжится, также, как и всегда».

Он снова откашлялся, сделал паузу и сосредоточил взгляд на Дариусе.

«Завтра на рассвете мы сделаем так, как приказывает Империя, и ты, Дариус, по их требованию, будешь представлять нашу деревню и озвучишь им наше предложение. Ты передашь им девушку, мы примем наказание и будем двигаться дальше. Это больше не обсуждается. Старейшины сказали своё слово».

Закончив, Бокбу стукнул свои посохом по полому полену, и характерный звук, как обычно, ознаменовал принятие важного решения. Такое решение нельзя было ни изменить, ни оспорить.

Подавленные селяне постепенно разошлись по домам. Друзья Дариуса – Радж, Дезмонд, Люци и ещё несколько его братьев по тренировкам – подошли к нему, онемевшему от шока. Он не мог поверить, что его народ способен так просо предать Лоти и его самого. Почему они так сильно боялись смерти? Почему так отчаянно цеплялись за свои жалкие никчемные жизни?

«Мы не можем её выдать», – сказал Радж. «Мы так не сдадимся».

«А что нам делать?» – спросил Люци. «Будем драться? Мы против десяти тысяч солдат?»

Даруис обернулся и увидел, что к ним идёт его сестра, Сандара, вместе с королевой белых людей, Гвендолин, и её братьями. Их лица были озабоченными. Глядя на Гвендолин Дариус видел воина в её глазах. Он знал, что она была их главной надеждой.

«Как твои раны, брат мой?» – спросила Сандара, удручённо осматривая спину Дариуса.

«Мои раны глубоки», – ответил он двусмысленно. «И не только от кнута».

Она посмотрела на него и всё поняла.

«Ты не можешь драться», – сказала она. «Не на этот раз».

«Ты тут не жила», – сказал Дариус. «Не провела столько лет. Ты не можешь говорить мне, как поступать. Ты не понимаешь, сколько страдал наш народ».

Сандара заглянула ему в лицо, и Дариусу стало стыдно. Он не хотел отвечать ей так резко, но сейчас он был зол на весь мир.

Дариус повернулся к Гвендолин, которая тоже серьёзно смотрела на него сверху вниз.

«А вы, моя госпожа?» –обратился он к ней.

Она посмотрела на него вопросительно.

«Вы покинете нас сейчас?» – уточнил он.

Лицо Гвендолин стало отрешённым, и Дариус понял, что она сама задумалась над этим вопросом.

«Выбор за вами», – добавил он. «Уйти или остаться. У вас ещё есть шанс спастись, пока в Империи о вас не прознали. Конечно, вы можете погибнуть в Великой Пустоши, но там, хотя бы, есть шанс. Нам нужны вы и ваши люди, их доспехи и сталь. Без вас мы – ничто. Вы присоединитесь к нам? Будете драться? Какую роль вы выберете – королевы или воительницы?»

Гвендолин переводила взгляд с Дариуса на Сандару, Кендрика и обратно, и Дариус не мог разгадать, что было у неё в мыслях. Она сама будто ходила под грозовым облаком, и теперешнее решение причиняло ей новые страдания. Как королева она была в ответе за будущее своего народа, и Дариус не завидовал её положению.

«Прости», – сказала она наконец надломившимся голосом, полным горечи. «Я бы хотела помочь вам. Но не могу».

* * *

Под конец дня, на пути обратно в пещеры, Гвендолин шла через объятую паникой деревню, и её обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, когда она думала о сложной ситуации, в которой оказался народ Сандары, её сердце рвалось помочь им. О том, какой жестокой может быть Империя, она знала не понаслышке. Её первым решением было поспешить на помощь, бросить все своих людей в бой и отдать жизнь за чужую свободу.

С другой стороны, Гвендолин теперь была королевой. Не дочерью своего отца, не девочкой-подростком, а королевой с обязанностями перед своим народом. Её подданные смотрели на неё с надеждой, их судьбы были в её руках. Она не могла принять за них неверное решение. В конце концов, какое она имела право жертвовать их жизнями ради чьих-то других? Что за королевой была бы она в таком случае?

Гвен видела слишком много страданий своего народа, и сама перенесла не меньше. Разве они заслуживали быть впутанными в ещё одно войну и погибнуть вдали от дома в этой грязной деревушке? Армия, которая придёт утром, будет значительно превышать и числом население деревни, и всех селян искалечат или ещё что похуже. Гвен знала, не как воин, а как лидер, что лучшим решением было с первым лучом солнца увести свой народ в противоположном направлении – в Великую Пустошь. Начать большое путешествие в поисках Второго Кольца. Оно могло оказаться всего лишь выдумкой, и велика была вероятность того, что они не переживут переход через Пустошь, но они хотя бы будут к чему-то стремиться, бороться за лучшую жизнь. Это не тоже самое, что подписаться на скорую верную смерть.

Разве могла она поступать так, как хотелось бы лично ей, Гвендолин? Разве её королевский долг не требовал иного – оберегать свой народ?

Гвендолин от всей души сочувствовала жителям деревни, верила в их правоту и разделяла их цели. Но даже среди них самих не было единства, и они не решались драться. Совсем не многих из них можно было назвать воинами – разве что, Дариуса. Как она могла вступить за них в бой, если они сами этого не желали?

«Как королева вы, конечно, не думаете о том, чтобы помогать им?» – спросил Абертол, который шёл рядом с ней. «Они хорошие люди. Добрые и честные…»

«И они приняли нас», – добавила Гвен.

«Именно так», – согласился он. «Но они не воюют за нас с нашими врагами. Мы не обязаны воевать за них. Не то чтобы мы могли выиграть, в любом случае. Понимаете ли, это не приглашение на бой, а приглашение на смерть – совершенно разные вещи. Ваш отец бы никогда такого не одобрил. Думаете, он пожертвовал бы всеми своими людьми? Ради войны, в которой они не хотят участвовать и не смогут победить?»

Они пошли дальше в тишине, и Гвендолин обдумывала слова Абертола.

Кендрик и Стеффен шли с ней рядом, и им не нужно было ничего говорить – она и так видела сочувствие на их лицах. Они слишком хорошо знали, каково принимать сложные решения. И они прекрасно понимали Гвендолин после всего, что они вместе прошли и где побывали. Они знали, что решение только за ней, и позволяли ей принять его самостоятельно.

На самом деле, это мучило Гвендолин ещё больше. Она ясно видела обе стороны проблемы, но не могла привести свои мысли в порядок. Если бы только с ней был Тор и его драконы – это бы всё изменило. Что бы она только ни отдала чтобы увидеть на горизонте своего старинного друга Ралибара, который бы с пустила с неба со знакомы рёвом, и взял бы с собой в долгий полёт.

Но его там не было. И не было шансов, что он появится. Никто из них. Гвен – в который раз – осталась совсем одна. Ей снова предстояло самой искать свой путь в этом мире.

Гвен услышала поскуливание и увидела догнавшего её Крона. Его присутствие немного её успокоило.

«Я знаю, Крон», – сказала она. «Я бы первая бросилась в атаку. Совсем как Тор. И я люблю тебя за то, что ты – такой же. Но иногда юного белого леопарда недостаточно для победы».

У подножия горы, на подходе к пещерам, Гвен остановилась и нашла взглядом небольшой грот в склоне соседнего холма, где лежал Аргон. Стеффен и Кендрик тоже остановились и вопросительно посмотрел на неё.

«Идите», – сказала она им. «Я скоро догоню. Поднимусь сама».

Её спутники понимающе кивнули и двинулись дальше. Солнце последними лучами ласкало верхушку холма, к которому и направилась Гвен, в надежде поговорить с единственным человеком, который мог помочь ей найти ответы и утешить в трудную минуту.

По пути она почувствовала, что кто-то путается у неё под ногами, и снова увидела Крона.

«Нет, Крон, возвращайся», – сказала она.

Но Крон заскулил и будто прилип к её лодыжкам, и Гвен поняла, что не сможет его прогнать.

Вместе они продолжили путь наверх и достигли пещеры Аргона. У входа Гвен остановилась. Она молилась о том, чтобы он смог ей помочь. Предыдущие несколько раз, когда она навещала его, он не отвечал и был почти без сознания. Она не знала, ответит ли он сейчас, но умоляла богов, чтобы он смог.

В сумерках, когда последние блики дня погасли, и на небе взошла первая из двух лун, Гвен окинула долгим взглядом деревню внизу, красивую, даже не смотря на бедность этих краёв, затем развернулась и вошла в грот.

Там, отдельно от всех, как он и просил, лежал Аргон. Атмосфера была тяжёлой. Гвен вспомнила, что когда она в детстве навещала свою тётю, которая годами лежала в коме, она испытывала похожее чувство.

Гвен подошла и опустилась на колени рядом с Аргоном. Она потрогала его руку, и та была холодной на ощупь. В этот момент она чувствовала себя как никогда потерянной и нуждающейся в его поддержке. Она бы всё отдала за его совет.

Крон подошёл скуля и лизнул Аргона в лицо, но тот не шелохнулся.

«Пожалуйста, Аргон», – позвала Гвен, не уверенная в том, что он её слышит. «Вернись к нам. Всего один раз. Мне нужно твоё наставление. Следует ли мне остаться и драться вместе со здешним народом?»

Гвен долго ждала, и уже разуверилась в том, что получит ответ.

Но когда она уже собралась уходить, то с удивлением почувствовала, как он сжал её руку. Он открыл один тускло сияющий глаз и посмотрел на неё.

«Аргон!» – воскликнула Гвен и расплакалась. «Ты жив!»

«Едва», – ответил он шёпотом.

Сердце Гвендолин радостно забилось от звука его голоса, пусть даже совсем хриплого. Он был жив. Он вернулся к ней.

«Аргон, пожалуйста, ответь мне», – взмолилась она. «Я так запуталась».

«Ты из рода МакГилов», – произнёс он наконец. «Последняя из королевской династии МакГилов. Ты – лидер нации, у которой нет своей страны. Ты – последняя надежда Кольца. Твоя задача – спасти свой народ».

Он надолго замолчал, и она не знала, последует ли продолжение. Неожиданно он заговорил снова.

«Но народ определяет не земля, где он живёт, а сердце, которое в нём бьётся. То, что заставляет этих людей жить и то, за что они готовы умереть. Возможно, за Великой Пустошью вы найдёте себе тихую гавань, прекрасный город. Но что вам ради этого придётся предать?»

Гвендолин склонилась под тяжестью его слов, надеясь, что он скажет что-то ещё. Но он молчал. Глаза его закрылись, и она знала, что он уже не встанет.

Крон положил голову ему на груди и завыл, а Гвен всё также стояла на коленях, погружённая в свои мысли, и только порывы ветра залетали в грот с улицы.

Что вам придётся предать ради этого?

Она не могла решить, что было важнее. Честь? Или жизнь?