Тони быстро пересекла пустырь, перемахнула через изгородь и поспешила через двор к двери черного хода. С облегчением (хотя и не слишком удивившись) отметила, что гараж по-прежнему пустует. И все же, войдя в дом, приостановилась и прислушалась. В темном доме было тихо, как в склепе. Тогда она заперла дверь и поднялась в спальню.

Будучи по натуре методичной и обстоятельной, Тони нисколько не покривила душой, когда сказала Джеймсу, что не имеет права рисковать.

Подойдя к окну спальни, она осторожно отодвинула штору и посмотрела на залитую лунным светом подъездную аллею. Красного «мини» на прежнем месте уже не было. Прислушайся она к мольбе Джеймса, он сейчас вскочил бы в свой нелепый желтый «ягуар» и умчал прочь. Путь к спасению был свободен.

И все же отступление по воде казалось ей более безопасным. Мало ли, вдруг Китти ждет его сейчас в засаде где-нибудь на полпути… Черт бы её побрал! Мог ли кто предположить, что к Джеймсу приставят дуэнью, которая приклеится к нему как банный лист? Будет следить за каждым шагом. Чертова мегера! А ведь сегодня все обстоятельства сложились так удачно! Им бы никто не помешал. Тони тщательно все спланировала и, кажется, все предусмотрела, но… треклятая Китти разрушила все её планы. Ну когда ещё все могло бы так совпасть? Тони точно знала, что Бен не вернется домой, пока Элинор его не выгонит, а Элинор не захочет лишать себя его общества, пока не приедет домой Майк; Тони не сомневалась, что и Майк задержится в доме Холтов до тех пор, пока Николя не насытится, а утолить сексуальный голод Николя — и это знали все! — не удалось бы и целому полку королевской охраны. Вдобавок Тони была уверена, что их с Джеймсом подчеркнутое взаимное безразличие на вечеринке служит им индульгенцией от каких-либо подозрений.

При первом же взгляде на Джеймса у неё перехватило дыхание. Он бы запросто сошел за младшего брата Бена. Да, он вымахал выше и крупнее Бена, но цвет волос и черты лица были чрезвычайно схожи. Причем, и это было замечательно, их схожесть в глаза не бросалась, но зато идеально подходила для планов Тони, ибо замысел этот возник в её голове уже очень давно.

И тот же уверенный, напористый облик…

Нет, нельзя, чтобы сегодняшняя удача нарушила её планы. Другого такого случая, возможно, не будет, и она не позволит этой уродине Китти разрушить её судьбу.

Задернув шторы, Тони зажгла свет и тщательно осмотрела спальню, проверяя, не оставил ли Джеймс за собой какой-либо инкриминирующей улики. Убедившись, что все в порядке, она перестелила постель, быстро разделась, нацепила коротенькую ночную рубашку и юркнула под одеяло. Шел уже пятый час утра, и Бен мог появиться в любую минуту.

Поворочавшись в постели и измяв простыни, чтобы казалось, будто она провела бессонную ночь, Тони встала, облачилась в халат и спустилась на кухню.

Пока грелась вода в чайнике, она в очередной раз изучила календарь. Да, очередных месячных следовало ожидать либо в следующую субботу, либо в воскресенье. А ведь Джеймс к тому времени уже может уехать! Каждый оставшийся день был для неё теперь на вес золота.

Тони закрыла глаза и зашептала:

— Господи, помоги мне! Услышь мои молитвы. Пожалуйста, помоги мне!

Она была свято убеждена, что у Господа натура широкая, и что ради достижения столь благой цели, как зачатие ребенка, он позволит ей согрешить безнаказанно. Правда — и Тони это хорошо помнила, — Господь помогает тем, кто действует, а не сидит, сложа руки. Что ж, она выполнит свой долг, поскольку другого пути для спасения их брака с Беном не было.

Тони заварила чай. Едва она успела налить его в чашку, как услышала шум подъезжающего автомобиля. Наконец-то! Она не шелохнулась, настраивая себя на то, как откажется разговаривать с Беном.

Джеймс довольно скоро понял, что куда проще и безопаснее отталкиваться шестом, сидя, а не стоя на утлой плоскодонке. Пока он стоял посреди посудины, предательский шест несколько раз чуть не сбросил его в воду; теперь же, приспособившись к течению реки, Джеймс спокойно сидел посреди лодки, лишь изредка подталкивая суденышко в нужном направлении.

Если в первые минуты своего вояжа он не раз был близок к панике, то сейчас находил в этом даже много приятного. Ясное, усыпанное звездами небо, свежий ночной воздух, убаюкивающий плеск воды — сплошная романтика! Пожалуй, нужно почаще так отвлекаться, думал Джеймс. Как много теряют те, которые сейчас безмятежно посапывают в своих душных спальнях…

Мысли его перенеслись к Тони. Бедняжка, должно быть, спит сейчас сном младенца. Интересно, когда она ему теперь позвонит. И — позвонит ли? А вдруг — сегодня вечером?

Он представил себе остальных женщин, с которыми познакомился за эти дни. Элинор развлекается с Беном, Николя донимает Майка

Бьюкенена-Смита. Интересно, чем занимаются Оливер Холт и Аманда Гэрисон? Впрочем, какая разница, коль скоро им хорошо вдвоем. А вот Тони совершенно другая. Каково ей, бедняжке, приходилось в этой развратной компании, пока на горизонте не появился он, Джеймс? Нет, он и мысли не допускал, что Тони полюбила его с первого взгляда, однако искра между ними проскочила, это точно. Не та женщина Тони, чтобы запрыгнуть в постель с первым же приглянувшимся ей мужчиной; нет, она должна питать к нему хоть какое-то чувство. Впрочем, Джеймса это не удивляло — он привык к повышенному вниманию со стороны женского пола…

Улыбаясь своим мыслям, Джеймс задрал голову, чтобы в очередной раз полюбоваться на бархатный, усыпанный звездами небосклон. Вот она, Большая Медведица, её он нашел без труда. А вот и знаменитая Стелла полярис Полярная звезда. Забавно, что она торчит почти над его головой, ведь он плывет себе теплой ночью по реке в графстве Суссекс, а непосредственно под Полярной звездой на тысячи миль простираются бескрайние снежно-ледяные пустоши…

Вдруг Джеймсу стало не по себе. Что там так подозрительно зарозовело? Неужто уже светает? Он определил, где находится восток, и похолодел. Так и есть, уже половина пятого, и через каких-то полчаса забрезжит рассвет.

Не пропустил ли он этот дурацкий щит, к которому должен привязать плоскодонку? Джеймс принялся лихорадочно шарить глазами по левому берегу. Нет, пока вроде бы он до нужного места не доплыл.

От него требовалось совсем немногое: причалить к берегу, привязать лодку, пересечь поле, подняться по Грин-Лейн, незаметно проникнуть в дом, заползти в постель и — забыться сладким сном. Если перед самым звонком Тони он только подумывал о том, что неплохо бы и поспать, то теперь мечтал об этом всерьез. Он представил, как раздевается, ложится на мягкую подушку, сворачивается калачиком и уплывает в неведомую даль, убаюканный объятиями Морфея… Вдруг он вспомнил Элинор. Может, попробовать как-нибудь отменить свидание с длинноногой экс-моделью? Мало того, что он поддался на чары Николя и едва не угодил с ней в расставленную Китти западню, но теперь он был связан определенными обязательствами с Тони Вальдшнеп. Не говоря уж о том, что Китти, подобно стервятнику, зорко следила за каждым его шагом. Неотступно следовала по пятам. Дорого бы он дал, чтобы встречаться с Тони, не опасаясь преследования кузины. Да и надо же в конце концов честь знать: не может же он, став партнером Кайта (если станет им, конечно), крутить шашни со всеми женами? Может, лучше уж сразу держаться с ними построже? Хотя потом, наверное, вступив в преклонный возраст, он будет с сожалением вспоминать об упущенных возможностях, пытаясь себе представить: а какой была бы Элинор Бьюкенен-Смит в постели? Ненасытной, как Николя, или напротив — нежной, как Тони…

Джеймс внезапно встрепенулся и… проснулся.

Левая рука, соскользнувшая с лодки в воду, почти отнялась от холода.

Шест! Где он?

Джеймс принялся лихорадочно шарить вокруг. Как же так, ведь шест покоился у него на коленях, а оба конца опирались на борта плоскодонки. Душа Джеймса ушла в пятки — неужели он все-таки потерял шест? Брыкнул ногой и скинул его во сне. Тогда его песенка спета…

Нет! Вот же он — оказывается, Джеймс даже во сне сжимал его правой рукой, а, проснувшись, не сразу это осознал. Уф, слава Богу!

Бух!

Лодка врезалась в опору моста, и Джеймс, вылетев из нее, плюхнулся лицом вниз на илистую отмель. Суденышко же развернуло и вынесло кормой на берег.

Наполовину оглушенный, Джеймс, мотая головой, с трудом приподнялся на четвереньки. Господи, ну что за невезуха такая!

Вместо того, чтобы нежиться в теплой постели, он был здесь, под каким-то мостом, мокрый и грязный, с головы до ног в илистой речной жиже. Он осторожно огляделся по сторонам. С тех пор, как он таким нелепым образом уснул, стало заметно светлее, и он разглядел, что плоскодонку прибило к берегу; носом она упиралась в опору моста, а корма торчала на песчаной, местами поросшей травой отмели.

Джеймс прополз на четвереньках к лодке и взгромоздился на сиденье, чтобы обдумать свое положение. Было очевидно: территорию рыболовной ассоциации он проскочил во сне. Мост — а перед ним, вне всякого сомнения, был мост Кабана — был переброшен через реку в месте пересечения с Вэлли-Роуд, а это означало, что он уплыл вниз по течению на лишних полмили. Вывод: он, конечно, может оставить плоскодонку здесь, под мостом, но зато путь до дома удлинился теперь почти на милю.

Вывод второй: ему ещё повезло, что лодка наткнулась на опору; в противном случае течение могло увлечь его к самому водосливу. Ниже по течению как раз раздавался характерный шум воды. Близостью водослива объяснялась и заметно возросшая здесь скорость течения. А из этого следовало, что выбираться отсюда нужно с удвоенной осторожностью, чтобы не дать течению унести себя.

Джеймс с превеликими предосторожностями выбрался на сушу, зажав в зубах конец веревки. Под ногами хлюпал ил, руки скользили в мокрой траве. Внезапно нога его подвернулась и, чтобы не упасть, Джеймс ухватился за ветку подвернувшегося куста и… громко выругался — в ладонь больно впились терновые колючки.

Немного выждав, он с трудом подтянулся, перевел дух и аккуратно привязал лодку к основанию куста терновника. После этого наконец присел и призадумался.

Смысла пересекать поле и пашню теперь не было — по дороге он доберется быстрее. Правда, идти предстояло все время в гору. Около двух миль. Ему предстояло дойти до самого центра деревушки и повернуть налево, на Грин-Лейн. К тому времени уже окончательно рассветет, и вид его, мокрого, облепленного грязью и водорослями, несомненно, привлечет внимание ранних прохожих. Не говоря уж о том, что ему придется миновать Пони-коттедж, где несла стражу бдительная Китти.

Нет, такие перспективы его не вдохновляли.

Может, имеет смысл добраться по дороге до окраины деревушки, а потом уже прокрасться домой по околице и задворкам. Тогда он обогнет дом Китти с тыла и, если повезет, она его не заметит.

Правда, чтобы попасть в сад Кайта, ему придется перелезть через высокий забор, вдобавок утыканный шипами, но это препятствие не слишком страшило Джеймса. Что ж, так, пожалуй, он и поступит. И чем быстрее, тем лучше.

Он с трудом, то и дело поскальзываясь, вскарабкался по отрывистому косогору. С огорчением представил себе, как приятно было бы сейчас лежать в постели с Тони… Эх, Тони! Поглощенный грустными мыслями, он не услышал вовремя шума мотора приближающегося автомобиля, а когда услышал — было уже поздно. Перемахнув через невысокий плетень, отделяющий кусты от дороги, он очутился на асфальте дорожного полотна, когда из-за поворота выскочила машина и фары её мгновенно ослепили его. Джеймс, пошатнувшись, попятился, успев только вскрикнуть от страха, и тут же истошно завизжали тормоза, в лицо ему брызнул гравий, а в воздухе запахло паленой резиной. Машина влетела в кювет и перевернулась, а Джеймс опрокинулся спиной на деревянную изгородь, через которую только что с такой ловкостью перескочил. В ту же минуту из машины донесся истошный женский вопль:

— Готт им химмель! Ты что фытфоряешь, болфань фонючий!

Этот голос Джеймс уже где-то слышал, хотя тогда он явно звучал более дружелюбно. С трудом выпрямившись — Джеймсу показалось даже, что при этом у него хрустнул позвоночник, — он увидел перед собой графиню Чимаролли. С исказившимся от гнева лицом она продолжала вопить:

— Майн мужж! Мой манн! Ты убил его, болфань хренофф…

— Что такое? — выдавил Джеймс. — Ваш муж? Он пострадал?

— Доктур Членторд?

У графини отвалилась челюсть, а глаза полезли на лоб.

— Торчленд, — сухо поправил Джеймс. Приблизившись к опрокинувшемуся на бок «мерседесу», он осторожно заглянул внутрь, потом поспешно приоткрыл дверцу и принялся колдовать над бездыханным телом тщедушного седовласого джентльмена, лицо которого было залито кровью… При этом не забывал успокаивать бьющуюся в истерике графиню:

— Ничего страшного. Похоже, просто нос слегка разбит. Пустяки, не о чем волноваться…

Но Наташа Чимаролли завопила пуще прежнего:

— Майн муж почти мертф, ви гофорит мне не фолнофаться! Майн Готт, да у меня просто голофа фокруг идет!

— Кругом, — машинально поправил Джеймс.

Как и у меня от вас, графиня, подумал Джеймс. Вслух же сказал, оборвав её на полуслове:

— Лучше все-таки доставить его в больницу. Он только ушибся, серьезных повреждений нет, но лучше подстраховаться и…

— Мы достафить его домой! — взвизгнула графиня.

— Хорошо, — вздохнул Джеймс. Он утер кровь с бледного воскового лица графа собственным носовым платком и ещё раз тщательно ощупал все тело старика. Да, за исключением нескольких синяков и ссадин, никаких повреждений, по счастью, не было. Граф врезался головой в стекло, что его оглушило, а вот само стекло, по удивительному стечению обстоятельств, не пострадало. Похоже, что граф отделался легким сотрясением мозга, подумал Джеймс. И сказал:

— В больнице условия лучше…

— Я же ясно сказать — домой! — Наташа топнула ногой. — И ви поехать со мной. Ви финофать в этот афария. Шнель!

Джеймс едва удержался, чтобы не ответить «яволь», молодцевато щелкнув каблуками. Вместо этого он, сделав над собой, усилие, пробормотал:

— Вы уж извините. — Что толку было объяснять, что виноват он был лишь в том, что не вовремя перелез через злополучную изгородь, чем напугал старика. — Хорошо, раз вы так настаиваете, давайте отвезем его домой. Но только мне понадобится мой чемоданчик — лекарства и все прочее.

— Ми заехать за ваш чемоданчик. Залезайте, шнель!

Джеймс осторожно переместил бессознательное тело на заднее сиденье. Дыхание старика было ровное и размеренное, а на губах чувствовался сильный аромат джина. Джеймс, конечно, предпочел бы поместить пострадавшего в больницу, но рыжеволосая графиня и слушать об этом не хотела.

Взревел мотор, «мерседес» пулей вылетел из кювета на дорогу и, молнией, пронесшись по мосту, взмыл в воздух и, пролетев футов тридцать, шмякнулся об асфальт с такой силой, что Джеймс едва не откусил язык. Вытаращившись на спидометр, он в ужасе разглядел, что стрелка уже миновала отметку восьмидесяти пяти миль в час и приближалась к девяноста* (*около ста пятидесяти километров в час). В зеркальце заднего вида блеснули разукрашенные глаза графини Чимаролли.

— Кто искупал фас в река, доктур? — поинтересовалась она.

Джеймс не сразу нашелся, что ей ответить, поскольку не успел ещё придумать мало-мальски разумного объяснения. Более того, он сомневался, что ему это вообще удастся. Рыбалка, наблюдение за птичками, утренний моцион, пробежка — ничто не могло объяснить, почему он искупался в таком виде. Ну кто, будучи в здравом уме, способен отправиться на рыбалку в парадном костюме? Спасение пришло с той стороны, откуда он его не ждал. Окинув взглядом графиню, Джеймс оторопел: она была в легкой блузке, вырезанной спереди почти до пупка, а нижнюю часть её тела вместо юбки или брюк прикрывали (а точнее — открывали) почти прозрачные шаровары, наподобие тех, что носят порой исполнительницы танца живота. — Вы и сами одеты не для загородной прогулки, графиня, — нашелся он.

Раскрашенные глаза вновь скользнули по его лицу, а пухлые губы раздвинулись в улыбке.

— Ми с майн мужж бить в Лондон. А фот фаш тетка что скажет, узнаф про фаш ночной искупанье? Ха-ха!

Она переключила скорость и, не тормозя, свернула на Грин-Лейн. «Мерседес», как показалось Джеймсу, встал на дыбы и преодолел вираж боком, на двух колесах. Машина ураганом влетела в безлюдную деревню. Справа промелькнул Пони-коттедж, дом тети Агаты, и Джеймс представил себе Китти: как та, разбуженная ревом мощного мотора, вскакивает с кровати и, опрокидывая стулья, несется к окну, хищно поводя длинным рылом… Если, конечно, она не сидит в засаде на выезде из усадьбы Вальдшнепов. Хорошенький будет сюрприз для Бена.

— Что вы сказали насчет моей тети? — переспросил он.

Графиня в ответ угостила его визгливым хохотом и вдруг так резко затормозила, что «мерседес» едва не перевернулся.

— Я ждать, — холодно промолвила она. — А ви бежать и ворочаться шнель. Ферштейн?

— Да, — проворчал Джеймс. Он почти бегом устремился к двери Березового дома, отомкнул её и прошел в приемную, где держал чемоданчик. Его так и подмывало послать графиню ко всем чертям и плюхнуться в постель, но он устоял, прекрасно понимая, что в таком случае разъяренная Наташа вдребезги разнесет все стекла в особняке Кайта. Во всяком случае, такое она оставляла впечатление. Как ни пытался Джеймс, он никак не мог уразуметь, почему граф, тихий, интеллигентный и необычайно эрудированный человек, о скромности которого ходили легенды, выбрал себе в спутницы жизни столь соблазнительную, распущенную и крикливую особу. Как бы то ни было, реальность была именно такова, и Джеймсу приходилось с ней считаться. При этом он не должен был забывать, что: а) супруг графини доводился близким другом тети Агаты и четы Уипплов, и б) Наташа была иностранкой, и с этим также приходилось считаться.

Пока Джеймс копошился в доме, графиня развернула «мерседес», могучий мотор которого глухо урчал, готовый к очередному бешеному рывку. Джеймс забрался на заднее сиденье и снова проверил пульс графа. Пульс оказался ровный и достаточно сильный…

Окна промелькнувшего Пони-коттеджа были по-прежнему погружены во мрак. То ли Китти продолжала дежурить возле имения Вальдшнепов, то ли мирно спала. Джеймс перевел взгляд на графиню — Наташа почему-то молчала; вцепившись в руль, она сосредоточенно наблюдала за дорогой. Собравшись с духом, Джеймс как бы мимоходом обронил:

— Я уже давно увлекаюсь лягушками. Повадки их изучаю, брачные игры.

Густо накрашенные брови графини взметнулись вверх. Глаза скользнули к зеркальцу заднего вида, нашли Джеймса, затем снова вернулись к дороге. Она шумно вздохнула, но говорить ничего не стала.

— Они у реки живут, — продолжил Джеймс, сам обмирая от нелепости собственных слов. — Я был вчера на вечеринке, обмолвился о своем увлечении, и мне… ну, словом…

Перед въездом на мост графиня переключила скорость и пробормотала что-то похожее на «merde»* (*дерьмо — франц.). Это его удивило — до сих пор с ломаного английского она сбивалась главным образом на немецкий. Он поспешил объясниться:

— Говорят, во всей Европе не сыскать лучшего места для наблюдения за лягушками. А самое подходящее для этого время — рассвет. Лягушки просыпаются, начинают квакать, шалить и тому подобное…

Оставив мост в сотне ярдов позади, автомобиль круто свернул направо. Джеймс успел разглядеть надпись на указателе — «Уотермидоу-Лейн». Он вспомнил это название — оно попалось ему на карте, когда Тони показывала ему, как пробраться от реки до дома Кайта.

Графиня Чимаролли по-прежнему не раскрывала рта. «Мерседес» тащился со скоростью каких-то 60 миль в час, хотя для узкой проселочной дороги и этого было предостаточно. В следующее мгновение, притормозив до 50 миль, Наташа спросила:

— Ви острить, да? Насчет лягушка?

— Нет! — почти выкрикнул Джеймс. — Честно — я их просто обожаю! Лягушек, тритонов…

— Ви как майн муж. Фас надо знакомстфофать. Он тоже психну… чокнутый.

— Но больше всего я люблю… — Джеймс осекся. Чокнутый? Что она имеет в виду? — Мой интерес к ним чисто научный, — осторожно добавил он.

— А ви фрау любить?

— Женщин? — оторопело переспросил Джеймс.

Наташа Чимаролли кивнула.

Джеймс судорожно сглотнул, впившись взглядом в тонкий профиль графини. На редкость странный вопрос, с какой стороны ни посмотри. Он решился.

— Да. — И пояснил для ясности: — Среди моих лучших друзей немало женщин.

— Вот как? — В её накрашенных глазах явственно отразилось одобрение. Джеймс понял, что наконец-то сказал нечто разумное. Впервые за все время.

Наташа отняла от рулевого колеса белую, унизанную перстнями руку и указала на белый забор, ярдах в пятидесяти за которым высился огромный дом. Настоящий чертог, как показалось Джеймсу. На лужайке за воротами паслись пони. Миновав ворота, «мерседес» медленно покатил по аллее.

— Ви приводить майн манн ин орднунк? — спросила графиня.

— Манн? Орднунк? — нахмурился Джеймс. — В порядок, что ли? — уточнил он.

— Да — майн муж.

— Разумеется. Можете не волноваться.

Наташа громко фыркнула. Машина подкатила к дому. Джеймс разглядел, что животные, которых он принял за пони, были на самом деле ослами. Разбитый возле дома сад был изумительно ухожен, на клумбах пестрели цветы, на аккуратно подстриженных газонах поблескивали бусинки свежей росы.

Вот как должны выглядеть английские загородные поместья, — подумал Джеймс. Потом вспомнил, что особняк принадлежит Уипплам, которые предоставили его швейцарской чете на время своего отъезда.

— Идем, — графиня кивком указала в сторону дворца. — Ви его нести, да?

Джеймс выбрался из «мерседеса», вытащил наружу мерно посапывающего графа и, взвалив на плечи, понес следом за графиней. Старик оказался легкий как перышко.

Графиня Чимаролли, вызывающе покачивая бедрами, едва прикрытыми полупрозрачной тканью, обогнула дом. Джеймсу показалось, что она лучше смотрелась бы в каком-нибудь нью-йоркском пентхаузе, или на багамской вилле… Тогда как ему самому, подумал Джеймс, горько усмехаясь, сейчас следовало бы сладко спать в гостевой опочивальне Кайта. И черт его дернул поехать на эту дурацкую вечеринку к Бьюкененам-Смитам! А все из-за Китти, чтоб её черти разорвали! Не послушай он её, и — мирно спал бы сейчас, а потом встал бы, бодрый и отдохнувший. А теперь…

И все-таки, спросил себя Джеймс, если бы удалось повернуть стрелки часов вспять, поехал бы он на вечеринку или нет?

Положа руку на сердце, он был вынужден признать: да, поехал бы.

Но Китти! Ее поведение было просто возмутительно. Зная его характер, тащить его с собой — было все равно, что предложить «завязавшему» пьянчуге рюмку виски…

«Завязавшему»?

Что ж, со вздохом подумал Джеймс, заходя следом за графиней в обшитую дубом парадную дверь, по крайней мере сейчас он хоть не делает ничего предосудительного. Пусть и с графом (чокнутым?) на плечах, но по просьбе этой рыжеволосой бестии. Это его святой долг врача, дававшего клятву Гиппократа.

И тут же его мозг пронзила новая мысль. Он уже не просто следил за ягодицами шедшей впереди графини, которые так дразняще просвечивали под прозрачной материей, но любовался ими, представлял, как…

Джеймс негодующе потряс головой. Этого ему только не хватало! Нужно во что бы то ни стало собрать волю в кулак и отогнать греховные мысли прочь.

Тем временем Наташа провела его в просторную комнату с низким сводчатым потолком. Посередине, в неглубокой нише, красовался облицованный глазурью камин. Справа уходили вверх резные дубовые ступеньки винтовой лестницы. Графиня направилась к ним, а Джеймс засеменил следом, не спуская глаз с её бедер. Он уже мысленно попрекал себя, поносил последними словами, но ничего поделать не мог: это уже походило на манию, на неизлечимую болезнь. Словно половые железы восстали и, захватив мозг, узурпировали власть над его телом. Он уже не просто следил за соблазнительными формами Наташи, но жаждал, вожделел её, мечтал остаться с ней наедине. Вдыхая манящий аромат духов «Фам», источаемый кожей графини, Джеймс вдруг с испугом подумал, а все ли у него в норме? Или все беды и невзгоды, свалившиеся на его плечи за последнее время, были отголоском какого-то врожденного уродства, нарушения психики или уровня половых гормонов. Чем ещё объяснить, что после ночных приключений, вконец измотавших его духовно и физически, он снова думал о женщине?

Может, стоит обратиться к психиатру?

Нет. Не отрывая взгляда от откляченного задика Наташи, Джеймс напомнил себе, что его свидание с Тони было прервано на середине. А коль так, значит, в недрах его организма сохранилось ещё достаточное количество нерастраченной энергии. Да и вообще, будь он сексуальным маньяком, разве позволил бы он столь бесцеремонно нарушать свою встречу с Тони, когда любовные игры были ещё в самом разгаре?

Винтовая лестница привела их в холл, устланный пушистым розовым ковром. Графиня обернулась, и Джеймс поспешно (но не достаточно быстро) перевел взгляд на её лицо. Ему показалось, что в размалеванных глазах графини мелькнуло любопытство, а холодное безразличие на лице сменилось одобрением.

Джеймс отвел взгляд. Забудь об этом создании, твердо сказал он себе. Она неприкасаемая. Подруга тети Агаты, к тому же — графиня, белая кость.

Однако зов плоти не утихал. Полностью игнорируя призывы разума, гонады Джеймса бурлили и неистовствовали. Графиня Чимаролли возбуждала его как мальчишку.

Вот, значит, в чем таится его несчастье. Его мозг целиком и полностью подчиняется половым гормонам. А думает он сам не головой, а…

Проследовав следом за попкой графини в роскошную спальню с голубыми обоями, Джеймс вывалил графа на широкую кровать, выпрямился и посмотрел на Наташу. Она уже в открытую улыбалась ему; по всему чувствовалось: её отношение к Джеймсу разительно изменилось.

Уймись же, скотина, свирепо сказал он себе, — у тебя вместо головы пенис! Наташа же, шагнув нему, обольстительно улыбнулась и, погладив по руке, промурлыкала:

— Ви отшень слафный манн, Джемс. Мы бюдем с фами отшень дружить, да?