В городе С. жила-была глупая истеричная женщина по имени Операнда. Корень этого слова завязан, насколько я помню, на латинское слово "справедливость". Впрочем, не уверен. Имя ее я запоминал с трудом, и она превращалась в моей памяти чаще всего в что-то музыкальное, то − в Аппассионату, то в Токкату. А иногда и в Аллегру. Годы шли, и женщина по имени Операнда превратилась в одноименную старушку. Истеричность как была, так и остались, а глупость приумножилась ранней сенильностью. И тут муж ее завел себе… И решил уйти. Но фокус не удался, Справедливость восторжествовала, Операнда стала болеть — а куда уйдешь от больной? Ну и выздоравливать, конечно, при таком раскладе Операнда не резон. Она стала стонать. Громко. А чаще — очень громко. Из стонов можно было понять, что ей плохо − голова кружится. Ой-ой. При дальнейшем расспрашивании ой-ой переходило в бу-бу-бу или дю-дю-дю − при этом исполняемые на языке графа Влада Дракулы. На этом этапе с больной случилось неприятное — ее стали показывать профессорам, а в промежутках между профессорами — мне приходилось ликвидировать последствия этих визитов — не потому, что профессора дураки, а оттого, что из бу-бу-бу и даже из дю-дю-дю много информации не вытянешь, а тут если бабку знать наизусть — как-то можно чем-то порой помочь.

Приходила она ко мне с частотой раз в неделю — и это довольно часто в наших условиях, поверьте, и как-то дело куда-то шло. Как вдруг, вместо привычного, возвращенного в семью мужа, с бабушкой приехало трое. Как всегда, старичок — муж, при нем толстенький нарцист лет под сорок с такой же бородкой как у меня (бля, кто ему разрешил эту растительность!) и женщина, дебелая такая, калибра Федосеевой-Шукшиной, которая отрекомендовалась невестой бородатого нарциста и социальной работницей (в свободное от исполнения обязанности невесты время). Пришли они сдавать бабушку навсегда "в соответствующее учреждение, в котором таких берут". Но тут выяснилось, что их план обречен на провал − без желания самой Операнды никуда поместить ее нельзя. Таков закон.

Узнав, что ее куда-то хотят поместить, старушка взвыла, узнав же, что без ее воли я ничего сделать не могу, взвыла — зарыдала тройка бабкиного сопровождения. Сначала зарыдал муж, тихо, но обильно, потом громко и так же обильно — бородатый нарцист, затем, обхватив голову жениха, тихими светлыми слезами заплакала невеста − социальный работник.

Операнда прочувствовала всю серьезность проблемы и прибавила обороты — быстро пролетев фазу "ой-ой" она перешла к "бу-бу-бу". Прибавила обороты и семья − сначала бородатый робко стукнулся затылком о стену, и получился дуэт — бу — бу − бом — бом!! Затем своими ударами бородатого поддержал отец, темп и сила ударов нарастали, и к трио — Операнда, ее муж и сын — которое звучало так: буу….бу… дю….дю…, бом- бом, бим- бом присоединилась Невеста — она, в отличие от сына и мужа стучала лбом, но тихонько — тихонько − тук-тук. Итак, передо мной, единственным зрителем, был уже квартет — буу….дю….(первая скрипка), бом-бом (ударные), бим-бом (конги), тук-тук (пикколо).

А затем я положил бабку в дурдом, и вся музыка окончилась.