Рут проснулась после нескольких часов беспокойного сна. Никто не пришел разбудить ее. Если это следствие особого распоряжения Джорджа, то она ему благодарна. Обнаженная, среди полотняных простынь… А ведь еще никогда в своей жизни она не спала обнаженной.

Повернувшись на другой бок, она испытала несказанное удовольствие от нежного прикосновения тонкого полотна к коже. Да и сами эти простыни еще хранили тепло тела любимого, его особый, хорошо знакомый ей, так возбуждающий ее мужской запах. Ее переполняли чувственные воспоминания об ушедшей ночи, так что даже прикосновение простынь, на которых он лежал, доставляло немалое наслаждение.

Рут не стыдилась своих ощущений. Она вспомнила тонкие, всегда поджатые губы леди Хофбрук, ее вечные нравоучения… Затем вспомнила и самого сэра Эдуарда Хофбрука. Пренебрежительная улыбка скривила ее губы. Да будь она сама женой сэра Эдуарда, то, вероятно, тоже проповедовала бы то, что проповедовала занудная леди Хофбрук.

В ушах все еще звучали некоторые из этих проповедей, особенно выдержки из посланий Святого Павла, касающихся целомудрия. Он не раз повторял, что лучше целомудрие, чем брак, но лучше брак, чем пламя преисподней. Тогда, будучи еще ребенком, она не понимала смысла последнего утверждения. Теперь она все поняла, но не могла с ним согласиться. Мало ли перестрадала ее душа, отбиваясь от нечистых, чувственных демонов плоти! И сейчас она находила естественным, что ее сердце, разум и тело стремятся к любви так же страстно, как прежде они стремились к выживанию.

Разве раньше она искала изнеженности и роскоши, разве избегала тяжкой, ежедневной работы? Разве ей не удалось, работая от зари до зари, превратить загаженный «Толстый Кот» в благопристойную гостиницу? Почему же теперь должна она отказаться от возможности быть счастливой и сделать счастливым человека, которого любит?

Рут лежала и улыбалась, всматриваясь в тяжелые складки бархатного балдахина и не видя их. Наконец она приняла единственное и последнее решение. Она поняла нечто важное о самой себе: главное в ее жизни — любовь и она от нее не откажется ни за какую цену! Но на вопрос, готова ли она стать женой Джорджа, ответа у нее по-прежнему не было. Полчаса спустя Рут сошла вниз, страшно волнуясь, но стараясь выглядеть спокойной и естественной. Вот странная насмешка судьбы: она гораздо меньше волновалась перед заведомо пугающей встречей с Чарльзом, чем сейчас при мысли о неизбежной встрече с дворецким. В первом случае она знала, что на худой конец может выстрелить в него или хотя бы припугнуть. А что делать с высокомерным дворецким, если он обойдется с ней непочтительно? Не стрелять же в него, в самом деле? Один из ливрейных лакеев открыл перед ней дверь в столовую, и она вошла туда, за ранее изобразив на лице легкую любезную улыбку и стараясь выглядеть беззаботной молодой женщиной, столь непринужденной, будто с самого раннего детства привыкла, что слуги угодливо растворяют перед ней двери. Кора томилась за столом в одиночестве. Увидев Рут, она улыбнулась, но тотчас на ее лице появилось участливое сострадание и вопрос. Рут осмотрелась. В столовой, к ее удивлению и радости, не оказалось ни одного лакея.

— Простите, Кора, вчера я так неожиданно покинула вас, — сказала она серьезным тоном, но с некоторой долей смущения. — После всего, что нам вчера пришлось пережить, наверное, это было особенно неприятно… Но моя матушка часто играла эту пьесу…

— Пожалуйста, миссис Прайс, не надо! — быстро заговорила Кора, воспользовавшись тем, что Рут замолчала на миг. — У вас нет никакой нужды извиняться или оправдываться. Тем более после всего, что вы сделали для меня. Налить вам кофе? — спросила она, протягивая руку к кофейнику.

— Да, пожалуйста. — Рут села и, еще раз окинув взглядом столовую, удивленно спросила: — А где?..

— Лорд Фицуотер распорядился отослать всех слуг, — сообщила Кора, явно довольная этим обстоятельством. — Вчера вечером я сказала ему, как неловко нам было ужинать под их строгим присмотром.

— Вы ему так и сказали? — удивилась молодая женщина.

— Полагаю, он не обиделся. — Кора озорно улыбнулась и принялась наливать для Рут кофе. — Он никогда не ведет себя как все эти надутые вельможи.

— И что он сказал?

— Он рассмеялся и согласился со мной, заметив, что если и держит такую прорву слуг, то исключительно принимая во внимание амбиции своего дворецкого. Он сказал, что этот Дибли правит в доме с незапамятных времен, когда его самого и на свете не было, и что он сам, лорд Фицуотер, чувствует себя так, будто он в большом долгу перед своим дворецким, особенно когда создает волнение в доме, позволяя себе приглашать гостей, не предупредив об этом заранее. Никогда бы не подумала, что лорд Фицуотер его боится. Во всяком случае, этот Дибли, кажется, пользуется здесь правом указывать своему господину на некоторые несоответствия его поведения принятым правилам приличия. Как вы думаете… — Кора помолчала, задумавшись, затем продолжила: — …когда я встретила его сегодня утром — мы как раз сидели с лордом Фицуотером, — я подумала, возможно, что Дибли на самом деле не такой уж строгий, надменный и высокомерный, каким хочет казаться.

Рут выслушала весь этот монолог с легкой заинтересованной улыбкой и сказала:

— Вы очень наблюдательны, Кора.

— О, я только пробую развивать эту черту, — весело сказала девушка. — Лорд Фицуотер сказал, что, если я хочу передавать сходство, мне просто необходимо научиться видеть во всем истинную подоплеку, а не то, что лежит на поверхности.

— Лорд Фицуотер развивает в себе эти способности всю жизнь, — тихо сказала Рут. — Простите, Кора, — продолжила она после некоторого молчания, поймав себя на том, что, углубившись в воспоминания, чуть не забыла о собеседнице. — Я не спросила вас, как вы себя сегодня чувствуете? Вы хорошо спали?

— Не сказала бы, что мои сновидения были приятными, мэм, — задумчиво проговорила Кора, и глаза ее слегка затуманились. — Мне так хочется поскорее домой, несмотря даже на то, что там будет тетушка Эмили. Кажется, я и ей бы сейчас обрадовалась. Но когда я сказала об этом лорду Фицуотеру, он убедил меня, что лучше пока оставаться здесь и дождаться возвращения Генри. Просто на тот случай, если сама решит ехать за мной. Я, правда, написала ей, чтобы она этого не делала. Но кто знает, вдруг она все бросит и помчится сюда. Было бы ужасно, если бы мы разминулись в пути.

— Уверена, что Генри вот-вот объявится. Он обещал гнать туда и обратно во всю мочь. Он ведь понимает, как вы тревожитесь о своей матушке и как там будут рады узнать, что с вами все в порядке.

Кора снова улыбнулась и спросила:

— Миссис Прайс, а вы и правда поверили в его дурацкую историю с дядей на деревянной ноге?

— Мне кажется, свою историю он слегка приукрасил, — ответила Рут. — Ну а я приукрасила свою, можно даже сказать, я ее придумала; — созналась она.

— Ох, я ведь так и подумала, — лукавые огоньки заплясали в глазах девушки. — Вы просто пытались успокоить меня. Мэм, скажите, вы не могли бы… не могли бы научить меня стрелять?

Рут чуть не подавилась кофе.

— Надеюсь, у вас никогда не возникнет причин для пальбы! — воскликнула она.

— О, я тоже надеюсь. Но все же было бы полезно обладать таким завидным умением.

— К тому ж, Кора, у меня ведь нет больше моего пистолета, — сказала Рут. — Джордж вчера разоружил меня. Но я посмотрю, что тут можно сделать.

В процессе разговора Рут не переставало терзать беспокойство: а где же сам хозяин дома? Она оглянулась, будто он чудом мог оказаться у нее за спиной, и смутилась, пряча от Коры выражение своих глаз.

— Он сказал, что пойдет в сад, к летней кухне, рисовать черных дроздов, — сказала Кора, намазывая маслом тост. — Я смотрю, вы ничего не съели, мэм. Вот, возьмите…

— Нет, нет, спасибо, Кора, — отозвалась молодая женщина. — Я не голодна. А кофе прекрасный. Послушайте, я подумала, к чему это «мэм»? Зовите меня просто Рут, а то я начинаю чувствовать себя почтенной престарелой вдовой!

— Благодарю вас, Рут — пылко ответила девушка. — Знаете, мне в голову пришла довольно дурацкая мысль: что, если бы этот Чарльз не затеял свое злодейство, я никогда не встретила бы ни вас, ни лорда Фицуотера, — произнесла она задумчиво и вдруг, будто вспомнив что-то важное, нетерпеливо сказала: — Ох, Силы Небесные! Рут, ну что ж вы сидите? Идите скорее и посмотрите его рисунки! Ну что вам за радость завтракать в обществе такой скучной собеседницы? Все равно ведь вы ничего не едите!

Рут нашла Джорджа неподалеку от летней кухни, расположенной у садовой стены. Погода стояла ветреная, но солнце светило ярко, и на каменной скамье, куда ветер не доставал, даже чуть припекало.

Джордж рисовал птиц, расклевывающих прошлогодние подмороженные яблоки, которыми их любила угощать миссис Роналдсон. Рут немного постояла, наблюдая. Здесь среди черных дроздов затесался один дрозд-деряба.

Его бледно-коричневое оперение казалось тусклым и невзрачным по сравнению с рос-кошнь!м лаковым убранством черных дроздов, но зато, как говорил ей Джордж, эта птичка не боится распевать и во время зимних бурь.

Рут знала об этом и раньше, но никогда не придавала большого значения. Джордж же не просто знал, а помнил и ценил это. Возможно, он всегда видит больше, чем все остальные люди.

Затем порыв ветра подхватил ее юбки, зашуршал ими, вспугнув птиц, и Джордж поднял голову. Увидев ее, он улыбнулся, и в глазах его вспыхнули золотые искорки. Рут посмотрела на рисунки, пытаясь найти тему для разговора.

— Взгляните на птиц небесных… Посмотрите на полевые лилии (Евангелие от Матфея, 6 (26, 28)) — процитировала она. — Я всегда удивлялась тому, как подробно ты видишь мир.

Джордж отложил тетрадь и, взяв ее за руку, притянул к себе и усадил рядом.

— Хотелось бы мне увидеть мир твоими глазами, — весело сказал он. — Я вот сижу тут и все пытаюсь понять, почему ты решила оставить меня.

— Я…

— Нет, постой, дай мне договорить. — Он улыбнулся и любовно заглянул в ее сомневающиеся глаза. — Я понимаю, после стольких лет самостоятельности трудно, должно быть, позволить другому человеку заботиться о тебе. А уж в браке и вообще придется полностью положиться на супруга, не так ли?

У Рут перехватило дыхание. Она удивленно смотрела на него, ибо не ожидала, что он так хорошо знает обо всех ее чувствах. А ведь ей казалось, что она так ловко их скрывает.

— Хорошо, допустим, ты не можешь расстаться с «Толстым Котом», — рассудительно продолжал лорд Фицуотер. — Так содержи его, если уж тебе так хочется. Я никогда не потребую от тебя думать только обо мне. Мне и самому не интересна жена, которая не больше чем украшение гостиной.

Видя, что она полна сомнений, он нежно провел ладонью по ее щеке.

— Но это действительно так, разве я не угадал? — мягко сказал он. — Ты же не представляешь себя в качестве украшения гостиной или чем-то в этом роде.

Рут коснулась запястья его руки.

— Джордж, нам не удастся изменить прошлое, — прошептала она безнадежно.

— А зачем его менять? Или ты в самом деле думаешь, что меня заботит чье бы то ни было мнение? — говорил он спокойно, но со сдерживаемой страстью в голосе. — Какое, к черту, мне дело до остального мира? Послушай, Рут, пусть говорят за нашими спинами о нас все, что вздумается. Ну а если кто попробует в моем присутствии хоть словом задеть тебя, то пожалеет, что дожил до этого дня!

Сердце Рут отчаянно билось, переполненное счастьем. Она верила всему, что он говорил, каждому его слову, ибо знала, что если он что-то обещает, то непременно выполнит обещание.

— Ты спрашивала меня, знаю ли я, что такое жить во лжи, все время опасаясь разоблачения, — продолжал он строгим и бескомпромиссным тоном. — Ты права, я не знаю этого. Но это не имеет значения, ибо я и не прошу тебя жить со мной во лжи. Тебе нет нужды выдавать себя на кого-то, кем ты на самом деле не являешься. Все, о чем я прошу тебя, это стать моей женой. А я постараюсь быть тебе хорошим мужем.

Рут склонила голову, чувствуя, что взгляд ее слишком полон любовью и благодарностью зато, что она услышала. Чрезмерное волнение не давало ей говорить. А ведь она до сих пор не сказала, что решила не отвергать его больше. Разве он не заслуживал того, чтобы получить от нее такое же обязательство, каким связывал себя с ней?

— Я нахожу только одну причину, по которой ты можешь отказаться выйти за меня замуж, — немного успокоившись, сказал Джордж. — И эта причина заключается лишь в одном: ты меня не любишь. Дай мне твою руку. Нет, не эту. Левую.

Рут, слабо улыбнувшись, протянула руку, позволив ему повернуть кольцо надписью наружу. Она не отрывала взгляда от Джорджа, следя за выражением его лица, когда он смотрел на кольцо. Он долго рассматривал его и вдруг с такой силой сжал ее пальцы, что ей стало больно и она поняла — он прочитал надпись. Тихим, но торжественным голосом он по памяти произнес этот библейский стих:

…Не принуждай меня оставить тебя и возвратиться от тебя; но куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог — моим Богом; и где ты умрешь, там и я умру и погребена буду; пусть то и то сделает мне Господь и еще больше сделает; смерть одна разлучит меня, с тобою. (Книга Руфи, 1 (16-17)).

Он отпустил ее руку и всмотрелся в лицо. Глаза Рут переполняли слезы любви и понимания.

— Шон не хотел забирать его у ювелира, — слабым голосом сказала она, ибо почувствовала, что теперь у нее нет больше секретов от Джорджа. — Но я подумала, что для меня лучше будет считаться вдовой, чем старой девой. И сказала себе, что если уж быть вдовой, то только твоей.

— Ну, довольно тебе быть моей вдовой, пора уже становиться женой! — с самым серьезным видом провозгласил Джордж.

Он обнял Рут, склонил к ней голову и так крепко прижал к себе, что она едва не задохнулась. В этот момент она поняла, что на свете есть только одна сила, способная их разлучить, — смерть.

Только лишь смерть — и она одна — может послужить причиной, которая разорвет их любовный союз. При мысли об этом сердце ее сжалось. Она уже слишком многое потеряла в жизни и лучше кого бы то ни было знала непредсказуемость судьбы.

Она постаралась отогнать этот страх. Он, в конце концов, все же слабее любви. Если Бог захочет, они будут вместе долгие десятилетия. Но если жестокая судьба не помилует их и это случится, то память о любви станет утешением оставшемуся.

Джордж почувствовал, что сейчас он может еще раз попытаться узнать у нее ответ на свой вопрос. Он взял ее за подбородок, приподнял голову, заглянул — в глаза и сказал:

— Говори. Скажи же мне ответ, наконец, Рут!

— Я люблю тебя, Джордж, — твердо, без тени колебания или сомнения ответила она. — Я всегда любила тебя. И буду любить вечно.

Его лицо изменилось, утратив напряженность, глаза озарились счастьем, и он поцеловал ее.

Некоторое время спустя, когда Рут тихо сидела, прижавшись к плечу Джорджа, а он обнимал ее за талию, они услышали за садовой оградой приближающийся стук копыт. Она вопросительно взглянула на него, а он покачал головой в знак отрицания и сказал:

— Не думаю, что это Генри. Сомневаюсь, что он обернулся так быстро, если, конечно, в Бате не случилось чего худого…

Он встал и подошел к калитке в стене. Рут пошла следом.

— Ну и ну! — изумленно воскликнул Джордж.

— Что там?

— Посмотри-ка. — Он пропустил ее вперед, а сам, глядя поверх ее головы в направлении дороги, тихонько поцеловал в волосы.

— Но кто это?

Рут увидела, что по дороге, огибающей усадьбу, скачет в сторону парадного подъезда всадник, но кто именно — разглядеть не могла, хотя выглядел он знакомым. Однако это явно был не Генри.

— Это же Майкл Гордон, — весело воскликнул Джордж.

Рут вздохнула и, обернувшись, изумленно взглянула на Джорджа.

Но не успела она и слова вымолвить, как оказалась в его объятиях и ощутила на губах вкус нежного поцелуя.

Наконец он выпустил ее и добродушно рассмеялся.

— Чем раньше мы снимем это кольцо с твоего пальца, тем будет лучше, я думаю. Это я хотел сказать еще до того, как ты, едва заслышав стук копыт, забыла обо всем на свете и бросилась посмотреть на всадника. Итак, у нас есть немного времени. Полагаю, он скакал сюда не для того, чтобы любоваться нами.

— Не сомневаюсь, — согласилась Рут. — Для начала ему достаточно будет и Коры. Не уверена, правда, что она слишком обрадуется, увидев его. Как ты считаешь?

— О, я думаю совсем иначе, — усмехнулся Джордж. — Вчера вечером мы разговорились с ней и вскользь коснулись того, что должен пережить молодой человек, если леди, которую он высоко ставит и уважает, похищена.

— И ты говорил с ней об этом? — спросила Рут, немало удивившись. — Можно подумать, что ты верный друг и наперсник Коры! Как тебе это удается? Расположить к себе человека таким образом, что он доверяется тебе полностью?

— Да нет, моя милая. Мне это удается, увы, не всегда.

В глазах его промелькнула тень грустных воспоминаний, и Рут поняла, о чем он думает.

— Прости меня, Джордж, — прошептала она, — я причинила тебе столько горя. Но, если бы не мой характер, я бы не выжила… Ах, если бы тогда, семь лет назад, я не поверила бы так сразу, без рассуждений, Шону…

Он нежно взглянул на нее и улыбнулся.

— Но мы ведь договорились не считать прошлое безвозвратно потерянным, — напомнил он ей. — И потом, прошу тебя, не вини только себя. Тут есть и моя вина. Догадайся я тогда пойти и востребовать заказанное для тебя кольцо да узнать, что ты забрала его, разве я бросил бы поиски? Но мне это даже в голову не пришло, когда я вернулся в Лондон и не нашел тебя. Позже, конечно, я подумал о нем. Но какой смысл владеть кольцом, когда пропала та, кому оно предназначалось.

Рут обняла Джорджа, притянула к себе его голову и поцеловала со всей любовью и страстью, на какую была способна.

Он отстранился от нее первым и твердо сказал:

— Я не намерен заниматься с тобой любовью прямо здесь, на огородной грядке.

Дыхание Джорджа стало прерывистым, но она не могла не заметить в его глазах веселых искорок.

— Может быть, ты решил, что время до свадьбы мы должны провести в полном воздержании? — Рут рассмеялась, бросив на Джорджа лукавый взгляд своих серых глаз. — Если ты дал такой обет, то хочу тебе напомнить, что один раз ты его уже нарушил.

— Этот один раз — совсем другое дело, — важно сказал он, выдерживая тон, каким судья выносит приговор. — Боюсь, что нарушить подобным образом все мыслимые приличия вторично я уже не смогу, даже если захочу… Так что будем ждать получения брачного свидетельства. — Он быстро поцеловал ее и отстранился. — Пойдем посидим еще. Дадим Коре немного времени. Если мы понадобимся, она знает, где нас искать.

Когда они возвратились на скамью, Рут взяла его тетрадь и перелистнула несколько страниц.

— Твои слуги знают обо мне? — спросила она, вспомнив свои вечерние опасения.

— Нет. Только Генри.

— Генри? — Она быстро посмотрела на него.

— Ну, далеко не все, конечно. Но так получилось, что когда я искал тебя, то нашел его. С тех пор он со мной. — Джордж усмехнулся. — Знала бы ты, Рут, как он к тебе относится! Такого почтения тебе нигде больше не найти. Он говорит, что никогда не простит ни мне, ни тебе, если мы не поженимся.

— О, мне совсем не хочется так сильно огорчать вашего славного Генри, — весело сказала Рут. — А другие слуги?.. Кто-нибудь еще в этом доме знает?..

— Нет, никто, ни в этом доме, ни в каких других. Я никогда ни с кем не говорил о тебе. Ты всегда слишком много для меня значила.

Он обнял ее и еще раз поцеловал.

— Знаешь, а я ведь уже готова была согласиться стать твоей любовницей, — немного смущенно сказала она. — Но потом…

— Потом ты подумала о детях, — договорил он за нее и улыбнулся.

— Да как тебе удается все так угадывать? — удивилась она. — Ты просто читаешь мои мысли!

— Нет, но в данном случае догадаться было нетрудно, — взволнованно сказал Джордж. — Ты рассудила, что если имеешь право обречь на страдания и даже на позор себя, то допустить, чтобы из-за тебя страдали и несли клеймо вечного позора те существа, которых ты произведешь на свет и полюбишь, не можешь ни при каких обстоятельствах. Ведь ты уже и сейчас готова любить наших будущих детей, не так ли?

— Да. — Слезы подступили к ее глазам. — Да, Джордж! Вижу, ты знаешь про меня все, — сказала она с любовью и нежностью.

— Рут, ты не сердишься?

— О нет! Конечно, не сержусь.

Она вздохнула, вдруг вспомнив о тех женщинах, которые у него были до нее. Ей бы очень хотелось кое-что разузнать о них. Но как к этому подступиться, она не знала.

— Что с тобой, Рут? Что? — обеспокоился Джордж, заметив, как изменилось выражение ее лица.

Какое-то время она колебалась, затем все же осмелилась спросить:

— Джордж… у тебя есть дети?

Голос ее дрожал от смущения. Не очень-то приятно задавать подобные вопросы. Да и возможный ответ пугал ее.

Прежде чем ответить, он смотрел на нее долго и пристально.

Она видела тревогу в его глазах и понимала, что он колеблется между желанием быть честным до конца и страхом огорчить ее. Собственно, по его молчанию она уже догадалась, что дети у него есть, но не знала, как отнестись к этому. Да и занимал ее сейчас лишь один вопрос: хороший ли отец для них Джордж или они влачат жалкое существование, как множество других внебрачных детей. А где-то подспудно таилась мысль, что в его жизни есть еще кто-то, занимающий определенное место в его сердце.

— Есть один. Вероятно… — наконец сказал он.

— Вероятно?

Рут испытала некоторое облегчение. Напряжение, сковывавшее ее, ослабло. Но она старалась не показать своей заинтересованности в этом вопросе.

— Его мать утверждает, что он мой, но не думаю, что она сама в этом уверена. К тому же парень уже далеко не младенец, а я не заметил в нем хоть какого-то сходства со мной.

— Ты… Ты часто видишься с ним?

— Нет, нечасто. — Джордж держал ее руку, и ей казалось, что он понимает, как труден для нее этот разговор. — Его мать не захотела оставить мальчика у себя. Я забрал его и поручил заботам одной доброй супружеской пары, принявшей его и полюбившей как родного. Для него я лишь друг семьи. И никто, кроме приемных родителей и меня, не знает, что он не их ребенок. У них две дочери, а единственный сын родился мертвым. Я знаю этих людей всю свою жизнь.

Джордж помрачнел. Взгляд его стал рассеянным, как у человека, погрузившегося в воспоминания.

— Это было весьма… Вся эта история, в ней мало приятного, и вообще она странная, — заговорил он снова. — Существо, явившееся на позор и поругание одному, для других оказалось величайшим счастьем. Никогда не мог понять своего, отношения к этому. Единственное, что я вынес из этой истории, — что в будущем должен быть осторожнее.

Он встретил взгляд Рут, улыбнулся, и она поняла, что мысли его вернулись в настоящее.

— Все это произошло еще до встречи с тобой, — сказал он. — Парню теперь одиннадцать лет. Я тогда был совсем юнцом. И в конце концов… Ну, если хочешь знать, что я думаю о тех женщинах, с которыми был близок, то я часто даже сожалел о том, что сходился с ними. Вот, например, Коринна… Не удивлюсь, если, вернувшись в Лондон, обнаружу, что на моем месте уже прочно обосновался новый содержатель.

— Джордж! — воскликнула Рут с упреком. Она пыталась быть строгой, но с души у нее свалился огромный камень. И все же некоторые сомнения у нее оставались, ибо она не могла представить себе, что какая-то женщина так легко могла бросить Джорджа ради другого мужчины.

Он криво усмехнулся и сказал:

— Истина в том, что единственным моим желанием .было любить женщину и быть любимым, а не просто заниматься с ней любовью. С тобой у меня случилось это лишь однажды — сегодня ночью…

— Если б я знала, что причиняю тебе боль… Но просто я многого тогда не понимала, а может быть, и не умела еще любить.

— Рут, я все понимаю… Но когда я потерял тебя, то не просто страдал, а был в ярости. И любовниц заводил как бы в отместку тебе, но мне это никогда не приносило радости. Поначалу казалось, что стало легче, но потом каждый раз обнаруживалось, что я имею дело с холодной пустышкой, а не с человеком. А Коринна, вероятно, поставила себе целью стать чем-то большим, чем просто женой какого-нибудь викария, и лихорадочно пытается достичь этой цели. Хотя с ее легкомыслием и пустотой… не знаю, сможет ли она добиться чего-нибудь.

— Она красивая?

— О да, — ухмыльнулся Джордж. — Но у нее совсем нет сердца. — Он положил руку на грудь Рут, и она почувствовала, как отозвалось на прикосновение любимого ее собственное сердце. — А никакая красота, даже самая совершенная, не может заменить отсутствие этого органа. Возможно, если она полюбит кого-нибудь и душа ее однажды проснется, окажется, что и она прекрасна.

— Я понимаю, — пробормотала Рут, решив не задавать вопроса, который давно вертелся у нее на языке.

Но он все равно ответил на этот безмолвный вопрос:

— Да, Рут, ты прекрасна. Не представляю, сколько раз я должен повторить тебе это, чтобы ты мне однажды поверила.

— Но ты любишь меня, — возразила Рут, хотя его слова несказанно обрадовали ее. — Любишь, потому так и говоришь…

— Нет, Рут, хоть мне и действительно трудно смотреть на тебя без пристрастия, но я еще способен на это. Надеюсь, ты не забыла, что я не только влюбленный, сердце которого без остатка поглощено тобой, но еще и до некоторой степени художник? Хочешь, я докажу тебе это?

И, открыв тетрадь, он начал ее рисовать.

Рут не старалась позировать, зная по опыту давно минувших лет, что Джордж не нуждается в неподвижности модели, а схватывает сходство на лету, не опасаясь, что какая-нибудь мелочь ускользнет от его пера. И еще одно. Теперь, не совсем понимая почему, она совершенно перестала стесняться его, хотя раньше всегда чувствовала себя при нем как-то скованно и ничего не могла с этим поделать. Теперь она спокойно сидела перед ним, удобно откинувшись на спинку скамьи, нагретой солнцем, и задумчиво глядя сквозь оголенные ветви сада куда-то вдаль. О чем она думала? О любви? Нет, она размышляла о том, какое удовольствие ей всегда доставляла работа в саду, и, хотя понимала, что здесь для ухода за цветами и деревьями хватает рук и без нее, все же надеялась, что, возможно, и ей найдется в этом саду уголок для любимого дела.

Она улыбнулась, поймав себя на столь дурацкой мысли, но потом, почти неожиданно, осознала, что теперь здесь и ее дом. Внезапно Рут охватила такая радость, что ей захотелось вскочить и помчаться, дабы дать выход переполнявшей ее энергии. Желание это оказалось таким настойчивым, что она едва сдержалась, для чего ей пришлось ухватиться руками за колени. К тому же она вспомнила, что Джордж ее рисует, взглянула на него и увидела, что он всецело поглощен своим занятием. Наконец он отложил перо. Рут, посмотрев на тетрадный лист, с нетерпением протянула к нему руку.

— Можно мне посмотреть?

— Конечно. — Он уже собрался передать ей тетрадь, но посмотрел куда-то и улыбнулся. Рут обернулась и увидела Кору и Майкла, неторопливо идущих к ним. Майкл чинно поддерживал Кору под руку, но вид у обоих был безмерно счастливый, что сразу же бросалось в глаза.

— Кажется, это утро всем принесло успокоение, если не сказать больше, — пробормотал Джордж, передавая тетрадь Рут.

Она посмотрела на рисунок и увидела себя глазами возлюбленного. Голова приподнята, она видит перед собой что-то хорошее, а за ней все еще бушует ураган. Но на лицо, коснувшись щеки, упал пробившийся луч зимнего солнца и озарил ее теплом и счастьем.

— Рут, ты пережила бури, ненастье и тьму, — нежно произнес Джордж. — Теперь для тебя настала пора возвращаться к свету. Нет, правильнее сказать, настала пора нам возвращаться к свету. Потому что, где бы ты ни была и что бы ни делала, я всегда буду с тобой. Всегда.