Грэгори повернул ключ в замке зажигания, и мотор «мерседеса», взятого напрокат, заглох. Он прибыл немного раньше времени: на его часах было без пятнадцати одиннадцать. Золотой браслет с часами сверкнул и исчез под рукавом свитера. Грэг вышел из машины.

С правой стороны дороги шли густые заросли. Слева раскинулись владения Луизы. На границе ее территории росли старые дубы с побелевшими от времени стволами, темные хвойные деревья, а также несколько высоких смоковниц. Ночь была душная, безветренная — в тишине не было слышно никаких посторонних звуков. Грэгори облокотился о машину и стал ждать. На нем были болотные сапоги с отворотами, темные джинсы и черный свитер. Он выбрал такой наряд, подумав не без юмора, что он как раз сгодился бы для какого-нибудь вора.

Внезапно зашуршала листва, и Грэг невольно напрягся. В течение нескольких секунд в темноте ничего нельзя было разглядеть. Просто казалось, что что-то движется, а также что пахнет какими-то необыкновенными духами… Постепенно в сотне шагов он заметил чей-то приближающийся силуэт.

Когда фигура вышла из тени, Грэг узнал Луизу. У нее была другая прическа: волосы тщательно зачесаны кверху. Все это сооружение сияло в лунном свете. На поясе у нее поблескивала серебряная пряжка. Походка неподражаемо женская. Грэг заметил, как упруго вздымалась у нее грудь. Лицо Луизы белело, словно цветок магнолии. Кожа казалась нежнее жемчуга. А глаза — они чудно сияли в полутьме, что с точки зрения мужчины было совершенно необъяснимо.

Грэгори ждал, не сходя с места. Под впечатлением встречи с Луизой сны его прошлой ночью были откровенно эротическими. Он проснулся весь издерганный и неотдохнувший, а это редко с ним случалось. И это из-за нее.

Жизненный опыт научил Грэга быть осторожным в отношениях с женщинами. Память поколений подсказывала ему, что в жизни вообще нужно вести себя осторожно. По виду его принимали за американца, однако Грэг никогда не забывал, что был наполовину японцем. Мать его была американкой, но она умерла, когда Грэг был еще ребенком. Подростком он жил с отцом в Японии. К тому времени, когда пришла зрелость, Грэг постиг нелегкое искусство балансирования на туго натянутом канате, соединяющем различные культуры. Он сполна испытал, что значит быть нужным и в то же время осознавать, что тебе до конца не доверяют… Ты нужен, но остаешься чужаком. И потому он раз и навсегда решил, что не свяжет ни с кем свою судьбу.

Грэгори занялся импортом товаров после окончания университета. Тогда большим спросом пользовался нефрит из Камбоджи. Человек, готовый рисковать здоровьем и жизнью ради быстрого обогащения, мог быстро обзавестись целым состоянием. Грэг к двадцати шести годам сколотил себе такое состояние. И именно тогда ему открылась одна очевидная истина, которая справедлива для всех континентов и культур: если человек достаточно богат, он может быть независимым.

Он совершал постоянные рейсы между двумя своими квартирами, в которых находилось много ценностей, но ни одна из них не стала для него домом. Грэг предпочитал нигде не пускать корней. Он был непоседа-одиночка, и его трудно было исправить. Он никогда не тратил время на то, что казалось нереальным или невозможным. И только его деду Масаки удалось уговорить его совершить это нудное путешествие в долину реки Колорадо в Техасе.

Смыслом жизни Грэгори стало стремление к власти и богатству. Лишь один человек мог излечить его от одиночества — его дед. Оказавшись при смерти три года назад, Масаки вручил внуку рецепт питательного раствора для жемчужниц. Он мечтал, чтобы дело всей его жизни воплотилось в действительность. Не было никаких шансов, что формула деда даст результаты. Но Грэг не мог отказать деду ни в чем. Просто узнать, насколько эта формула правильна, — этим исчерпывались обязательства перед Масаки. А Грэгу было необходимо отдать моральный долг деду. По всем этим причинам у него не оставалось ни времени, ни желания связывать свою жизнь с какой-либо женщиной.

Однако Луиза обладала исключительными качествами, которые заставили Грэга забыть об аскетических намерениях.

Внутреннее чутье подсказывало ему, что жизнь обошлась с Луизой жестоко. Были обстоятельства, оставившие в ее душе глубокую рану. Она ему очень нравилась, и он желал ее всей душой. Она знала себе цену. Чувствовалось, что у нее ровный характер, и в то же время она невинна, как ребенок. Когда обсуждались проблемы, связанные с разведением и питанием жемчужниц, Луиза говорила страстно, так что стало ясно, что он имеет дело с неординарным человеком. Ее хрипловатый голос, казалось, скрывал в себе какую-то тайну. А улыбка способна воспламенить кровь в жилах многих мужчин. И казалось, что сама она об этом не подозревает.

Расстояние между ними быстро сокращалось — вот уже она шагах в двадцати от него. Вот лицо ее осветил серебристый свет луны, потом его снова скрыла тень. Грэгори уже не впервые задавал себе, вопрос, каким идолам она поклоняется.

— Вы приехали раньше времени, Грэг. Я и не думала, что уже почти одиннадцать.

— Пожелаем друг другу бодрости, — отвечал Грэгори.

Раздался ее негромкий грудной смех. Пожалуй, он в первый раз слышал, как она смеется.

— Обычно я не начинаю работать в такой поздний час, — сказала Луиза и принялась вытирать о джинсы свои вспотевшие ладони. Вероятно, это была нервная реакция на то, что с ними происходило. — Мы так долго ждали этого момента… Так что сама не пойму, боюсь я чего-то или просто волнуюсь.

— Мне это знакомо, — сказал Грэгори. На самом деле было все как раз наоборот, но ему хотелось ответить ей в том же бодром тоне. — Так вы готовы выделить мне участок для работы?

— Да, но сначала нам придется немного прокатиться. — Она с сомнением посмотрела на роскошный лимузин Грэга. — Тут больше бы подошел старенький потрепанный пикап. Но что делать, иначе нам придется пройти пешком добрых две мили.

— Не будет никаких проблем.

Им предстояло ехать по бездорожью. Во время движения ветви кустов скребли по полированному корпусу «мерседеса». Грэг старался не думать, что происходит с днищем машины. Наконец Луиза сделала ему знак остановиться. Грэгори вышел из машины и услышал целую гамму разнообразных звуков: в воздухе звенели полчища комаров, откуда-то доносились таинственные шорохи — их издавали ночные животные, пробирающиеся сквозь чащу кустов в полной темноте.

Да, отсюда было далековато до городских кварталов Токио и Амстердама.

— Теперь нам придется забраться в болото, — сказала Луиза.

Она стояла рядом с Грэгори, освещенная лунным светом. Лицо ее было открытым, и на нем отражались напряжение и явная обеспокоенность.

— Здесь, в устье реки от главного русла отделяются три небольших протока. Там-то я и занимаюсь жемчужницами. Воды этой реки я знаю, как свои пять пальцев. Однако для вашего эксперимента мне пришлось подыскать более укромный уголок. Мои рабочие даже не приближаются к этому болоту.

— Прекрасно.

Скоро она поймет, что Грэг не склонен ставить под сомнение принятые ею решения.

— Как давно эта земля принадлежит вашей семье? — поинтересовался он.

— Еще со времен до начала гражданской войны. Бог знает почему они держались за это болото. За него никто бы не дал ломаного гроша… Впрочем, не мое дело их критиковать. У меня самой случались серьезные финансовые затруднения, но и я никогда всерьез не думала о том, чтобы продать участок. Болото было частью исконных земель семьи Нэтти. Так что я тоже не могла решиться с ним расстаться.

Грэгори никогда не приходилось жить оседло, так что он не мог привыкнуть к какой-нибудь одной местности. Для этого просто не было времени.

Они приблизились к краю болота. Луиза, видимо, заранее побеспокоилась о том, чтобы у них была под рукой лодка. У берега стояла привязанная к свае плоскодонка. Как только Грэг ступил в нее, Луиза взялась за весло, действуя им как шестом. Лодка начала продвигаться вперед. Глубины здесь были небольшие.

Луна подсвечивала кочки, покрытые мхом. Туман имел сладковатый запах, сквозь него до них доносились леденящие душу звуки. Такие необычные запахи Грэг ощущал впервые в жизни. Они были какими-то удручающими — слишком сладкими и густыми, что-то вроде насыщенной смеси разлагающейся почвы и воды, черной как чернила. Все это не доставляло Грэгу удовольствия.

Еще меньше ему нравилась мысль о том, что Луизе приходилось здесь работать в одиночку. В тот момент, когда три года назад он доверил ей рецепт питательного раствора, Грэг представить себе не мог, что Луизе предстоят такие трудности. Ему хотелось сейчас же ей помочь, но он не знал, как это сделать. Луиза, стоя в лодке на коленях, напоминала хрупкую белую розу, окруженную опасностями ночи. Это болото годилось для съемок какого-нибудь фильма ужасов.

— Позвольте мне поработать веслом… Только говорите, в какую сторону мы должны двигаться, — предложил Грэг.

Луиза улыбнулась и отрицательно покачала головой.

— Мне вовсе не трудно. Кроме того, в такой темноте достаточно сложно найти место, где нам предстоит пристать. Старайтесь не хвататься руками за что попало.

Грэг не стал спрашивать, почему она это сказала. Да ему и не хотелось этого знать.

— Такое дело вам привычно, верно? Я имею в виду физическую работу.

Она рассмеялась.

— А вам представлялось, что я целый день провожу за письменным столом, перебирая жемчужины в ящиках? Нет, моя настоящая работа — та, которую вы видите сейчас. Выращивать жемчуг — занятие не для белоручек. Кроме того, мне никогда не нравилось посиживать дома, на крылечке, попивая лимонад.

— Значит, вам следовало родиться мальчишкой?

Это никак не вязалось с внешностью Луизы.

— Второй нападающий в «Малой лиге». Я там была единственной девчонкой.

Грэгори откинулся назад, размышляя над услышанным. Что-то плеснуло в воде рядом с лодкой. Над болотом ползли клочья тумана. Он мог представить ее доброй феей, принцессой, но никак не десятилетней девчонкой с плоской грудью, играющей с мальчишками вторым нападающим.

Луиза чувствовала, что ее признание произвело впечатление на Грэга. Это подействовало на нее удручающе. Она почувствовала досаду и раздражение. Разумеется, она ясно осознавала, что Грэгори Коплин представляет для нее некоторую опасность. Он смотрит на нее, как на женщину, сексуальный объект, отчего у нее мурашки ползают по телу. Ей нужны такие чувства, ей их недостает — в этом она себе откровенно призналась. И в то же время она готова была отвергнуть любые притязания.

Им предстояло провести в обществе друг друга две-три недели. В такой ситуации имело смысл наладить с Грэгом открытые дружеские отношения. Общим делом для них будет сбор жемчужин — но и только. Ведь это ее мир, где она полностью контролирует ситуацию и потому уверена, что все будет так, как пожелает она.

— Грэг?

Он по-прежнему не сводил с нее глаз, так что не составляло труда привлечь его внимание.

— Только не подумайте, что я вмешиваюсь в вашу личную жизнь, но мне хотелось бы кое-что узнать… Вы говорили в самом начале нашего знакомства, что у вас был дед, который интересовался жемчугом… А также, что это явилось причиной вашего приезда в наши края.

— Мой дед был японцем. Его предки в течение долгого времени — несколько поколений — занимались разведением жемчужниц в морской воде.

— А сейчас?

— Сейчас нет. Когда дед был молодым, он работал ныряльщиком — доставал раковины жемчужниц со дна моря. Но потом получил травму и занялся другим делом. Он продолжал интересоваться жемчугом, но это уже было скорее его хобби. Интерес к нему сохранился у деда до конца его дней, но практически он этим не занимался.

— Я подумала, что у вас есть примесь… японской крови.

Луиза погружала весло в воду, затем отталкивалась от дна. Так продолжалось бесконечно долго. На лбу у нее залегла упрямая складка.

— Понятное дело, что ваш дед не занимался разведением жемчуга в последние годы. Ведь в течение многих лет японский жемчуг считался лучшим. Никакой другой не мог с ним сравниться, разве только жемчуг с Таити.

— Не сомневаюсь, что вы с моим дедом нашли бы общий язык, — суховато заметил Грэгори. — Для него жемчуг был дороже собственного дома и каждодневной пищи.

— Если бы Японии не пришлось столкнуться с экономическими трудностями, вряд ли укрепился бы американский рынок жемчуга, — заметила Луиза. — Мне бы хотелось, чтобы все было иначе. Для японцев и для нас. Наша долина способна производить более ценные вещи, чем перламутровые пуговицы и дешевые ожерелья.

— Ваше ожерелье, которое мне довелось увидеть в Нью-Йорке, дешевым не назовешь.

— Это верно.

Глаза Луизы сверкнули и потеплели одновременно. Грэгори чувствовал нутром, что она узнает каждую жемчужину этого ожерелья даже через пятьдесят лет. Словно любовника, которого невозможно забыть. Рассуждая подобным образом, Грэг вдруг подумал: а был ли у нее когда-нибудь любовник?

— Мне бы очень хотелось увидеть Японию, — неторопливо произнесла Луиза. — Посмотреть, как там ныряют за жемчугом, а также поговорить с кем-нибудь о том, чем отличается жемчуг, добытый в море, от того, который получают в пресной воде. Можно было бы поделиться приемами, которые применяются здесь и там, а также разными идеями и взглядами насчет ухода за жемчужницами…

— Но это небезопасно, — спокойно заметил Грэг.

— Небезопасно? Почему?

— Это может оказаться опасным для того, кто занимается разведением жемчужниц. У меня сложилось впечатление, что вы вполне способны вцепиться в какого-нибудь японца, разводящего жемчужницы, если вам вдруг не понравится, как он за ними смотрит, дорогая.

Услышав слово «дорогая», Луиза забыла обо всем остальном. Пожалуй, это самое избитое ласкательное слово из всех существующих. Мужья, прожившие со своими женами лет шестьдесят, говорят «дорогая» своим супругам. Мэгги употребляла это слово вместо имен, неважно мужских или женских. Луиза сама однажды назвала так девочку четырнадцати лет, которая осенью помогала ей мыть окна. Однако мало кто воспринимает это как ласку; как правило, оно означает лишь, что вы уважительно относитесь к какому-то конкретному человеку.

Но Грэг произнес это слово как-то по-особенному. Луиза вдруг внутренне напряглась.

Внезапно у нее пропало желание быть с ним наедине. Возможно, так на нее подействовали духота ночи, лунный свет и вид растущего повсюду мха и черной воды болота. Сердце билось у нее в груди под безобразными шрамами, о которых она никогда не забывала. Эти шрамы на долгие годы сделали ее одинокой, лишили личной жизни.

Грэгори не мог взять в толк, что он такое сказал, после чего Луиза снова замкнулась в себе. И сказано-то между ними было не так много. Уж больно она чувствительна. Грэгори едва сдержался, чтобы не высказать ей это. Правда, он сам был взвинчен, его покой подтачивало желание обладать ею.

Луиза уже подумывала о том, чтобы повернуть назад и отправиться домой. Ей хотелось сказать ему, что его глаза блестят уж слишком откровенно… Оставьте меня в покое. Она вообще никого и ничего не боялась. И если бы она решилась войти с каким-нибудь мужчиной в близкие отношения, то ее не остановили бы ни страх, ни подозрения. Препятствием могла служить только чья-либо жалость, но она надеялась, что не увидит ее во взгляде мужчины, пока жива.

Луиза гордо подняла голову.

Грэг сделал то же самое.

Однако внезапно напряжение между ними рассеялось. Луиза заметила наконец узкий канал, служивший границей ее владений. Ей пришлось быстро работать веслом, чтобы развернуть плоскодонку и направить ее в неширокий проход. Перед ними открылась спокойная, словно зеркало, поверхность вод. На ней едва заметно покачивались специальные клетки с жемчужницами. Клетки были подвешены на канатах в воде с помощью прямоугольных плотов, которые походили на плавающие на воде двери. В глазах Луизы засиял восторг. Она вся дрожала от возбуждения. Неожиданно все отошло на задний план. Осталось главное — жемчуг.

— Вам понадобятся рукавицы для работы, — торопливо сказала она Грэгу.

На дне лодки лежали две пары рабочих рукавиц. Одну из них Луиза протянула ему.

Он, конечно, не знал, какая ему предстоит работа, однако все же не рассчитывал, что она может быть такой грязной и тяжелой. Раковины жемчужниц в клетках находились в специальных сетях. К каждому плоту было подвешено шесть клеток. Водоем был не слишком глубоким, и клетки опускались на глубину метра-полутора. Грэгори глазом не успел моргнуть, как Луиза соскочила с лодки и погрузилась по грудь в воду. Затем быстро подтащила к лодке первую тяжелую связку сеток с жемчужницами. Грэгори за это время успел лишь перегнуться через борт.

— Позвольте это сделать мне.

— Грэг, я знаю, что делаю. Вы будете мне просто мешать.

— Ну и женщина…

Да уж, Луиза всегда умела поставить мужчину на место.

— Я серьезно. Я пригласила вас сюда не для того, чтобы выполнять грязную работу. Но вы, во всяком случае, теперь видите, в чем она заключается и как я ухаживала за вашими жемчужницами. Так что позвольте мне делать то, что положено.

Грэг не обратил на ее слова никакого внимания. Он, следуя примеру Луизы, отвернул голенища своих кожаных сапог и прыгнул в воду рядом с ней. Сапоги начали вязнуть. Вода внизу была холодная.

— Ну вот, теперь мы оба промокли, и толку в этом никакого, — рассердилась Луиза. — Поднимайтесь обратно в лодку!

Было ясно, что Луиза не собирается говорить Грэгу, что нужно делать. Поэтому он наблюдал за ее движениями и старался им подражать. С длинных сетей стекала жидкая грязь. Луиза обращалась с ними бережно, словно они были из драгоценного волокна. От находившихся внутри раковин основательно воняло. Дело осложнялось еще и тем, что на сети налипал песок с грязью пополам и цеплялись водоросли. Однако дама с кожей белой, как цветок магнолии, и манящим взглядом голубых глаз ничего не замечала. Радость ее была неподдельна, и она откровенно любовалась этими вонючими раковинами.

— Правда, они очень красивые?

— Аж дух захватывает, — сыронизировал Грэг. — Сколько еще?

Луиза проворно забралась в плоскодонку.

— На сегодня хватит. За один раз нам больше не обработать. Мои рабочие придут в лабораторию к девяти утра. А у нас с вами хлопот с этими раковинами будет полон рот — мы должны доставить их в лабораторию, извлечь жемчужины и все за собой прибрать. — Луиза взглянула на Грэга. — А у вас для первого раза неплохо получается.

— Да бросьте, вы же сами сделали всю работу.

— На вашу долю тоже хватит. — Луиза протянула ему весло. — Примерно полмили отсюда к западу болото сужается. Мы обогнем небольшой мыс и окажемся в знакомом месте — там находится бухта и лаборатория. А потом нам придется тащить на себе этих прелестных малюток. Правда, весело?

— Мне начинает казаться, что я еще никогда в жизни так здорово не развлекался в два часа ночи, — сказал Грэг, отметив про себя, что у Луизы нос испачкан грязью, а волосы свешиваются вниз беспорядочными прядями. Пока он греб, она возилась с сетями. Густые ресницы, казалось, касаются ее щек. Грэг вдруг явственно почувствовал, что ни одна женщина не притягивала его к себе так, как Луиза. — Вам не холодно?

Луиза издала короткий смешок, застигнутая врасплох.

— Вы, наверное, шутите. Ведь через какой-нибудь час мы будем знать результат! Но на основании того, что мы увидим этой ночью, еще трудно будет судить о том, насколько эффективна ваша формула. Так что давайте-ка соберемся с силами и доведем дело до конца.

Голос ее звучал твердо.

— Хорошо.

— С небольшой колонией жемчужниц может случиться всякое. По этой причине я расселила их в разных местах. Вот у этих — вид очень здоровый. Но трудно сказать что-либо наверняка, пока мы не раскроем их на свету. Мне не хочется, чтобы вы разочаровались.

— Я не разочаруюсь, — заверил ее Грэгори.

— Не в обиду вам будет сказано, я никогда по-настоящему не верила в вашу питательную смесь. Сама по себе идея, конечно, не хуже других. Питание, которое получает жемчужница, разумеется, влияет на качество жемчуга, который мы получаем. Но ваша смесь никем не испытывалась, Грэг. Так что на нее трудно рассчитывать.

И тем не менее сама Луиза на нее надеялась. Он понял это по блеску ее глаз, а также по той страстности, с которой она отдавалась этому эксперименту. С ней снова можно было нормально общаться. Она словно забыла об осторожности, даже не обращала внимания на то, что ее груди соблазнительно вырисовываются под намокшим шелком блузки. А густые пряди ее темных волос призывно колыхались у нее за спиной, словно приглашая к ним прикоснуться.

Надежда на успех эксперимента пробудила в Луизе все жизненные силы и сделала прекрасной. Ее настроение постепенно передавалось Грэгу. Он вдруг почувствовал, как его бросило в жар, и у него появилось непреодолимое желание дотронуться до Луизы рукой. Он впитывал ее смех, наслаждался им, хотел, чтоб он не кончался.

В то же время он чувствовал, как на него волнообразно набегали приступы усталости. Луиза подала ему знак, что пора пристать к берегу в укромном месте, скрытом кустарником от посторонних глаз. Оба они были грязные, промокшие, замерзшие. Грэг взвалил на спину четыре клетки с жемчужницами, оставив Луизе две. Она пригнулась и нырнула в тень под деревьями. Грэг последовал за ней, видя перед собой только движение бедер Луизы. Не вела ли она его прямиком в ад? Но и в этом случае он не стал бы возражать.

В лаборатории было темно. Но когда они вошли, Луиза сдвинула плотные шторы и заперла дверь. Потом зажгла керосиновую лампу и поставила ее на пол.

— Так меньше будет заметно снаружи, — пояснила она. — Все это немного забавно, как в детективном романе, верно? Но, по крайней мере, до сих пор обо всем этом никто не знает.

Затем сетки с клетками оказались на полу, превратив его в грязное болото. Луиза встала на колени посреди всего этого бедлама. Грэгори присоединился к ней, стараясь подражать и помогать ей. Они принялись вытаскивать раковины из клеток и сетей. Раковины имели в диаметре примерно восемь дюймов. Грэга тронуло, что пальцы Луизы слегка дрожали от волнения.

— Не тешьте себя большими надеждами, — неуверенно сказала она, но глаза ее горели.

— А я и не тешу.

— Мы оба… вряд ли можем рассчитывать на какой-то большой успех.

— Да.

Они извлекли из клеток первые шесть раковин, затем еще шесть, а потом и все остальные. Луиза вдруг вскочила и стала рыться в ящике стола. Вскоре она вернулась с инструментом, похожим на тот, которым пользуется зубной врач при осмотре пациента. Грэг чувствовал себя страшно неуютно. Он был на месте у себя в маклерской конторе в Токио. Он смог выжить и в джунглях Камбоджи. Его натуре было свойственно нести за что-то ответственность, а не наблюдать за тем, как за него делает работу находящаяся рядом женщина. Однако то, что произошло дальше, изменило ход его мыслей.

Луиза протянула ему «зубоврачебный» инструмент.

— Мне хочется, чтобы вы вскрыли первую раковину, — сказала она. — В конце концов, это ваш проект, от начала до конца.

Было очевидно, что она делает это скрепя сердце.

— Нет… нет! Продолжайте работать сами.

— Да ну же, в самом деле, берите инструмент. Так нечестно.

— Вы же знаете, я понятия не имею, с какой стороны браться за эту штуковину, пока не увижу, как это делаете вы, — напомнил ей Грэг.

— Я вам все расскажу.

Луиза взяла в руки первую большую раковину так, словно это был ее первенец-новорожденный. Грэг вздохнул.

— Пожалуйста, покажите мне, как это делается…

— Что же… смотрите.

Луиза еще раньше сказала, что выбрала для эксперимента самые здоровые жемчужницы. Грэг вскоре убедился, что они действительно были здоровые и крепкие: для того чтобы открыть раковину, требовалось приложить немалое усилие. Луиза стиснула зубы от напряжения. Для того чтобы открыть первую раковину, понадобилось больше часа напряженной работы. Наконец Луизе удалось открыть ее: она распалась на две половинки… И Луиза застыла на месте.

— О боже, — прошептала она.

Сначала шла темная однородная слизь. Вид у нее был отталкивающий, и приходилось только удивляться, почему природа выбрала столь отвратительную оболочку для того, чтобы рождать нечто поистине прекрасное. А это действительно было прекрасно. Внутри, словно в гнездышке, лежали четыре черных жемчужины.

— О боже… — снова прошептала Луиза. — Каждая из них миллиметров десять в диаметре. Но у них могут быть изъяны, Грэг. С нижней стороны. У меня наготове специальный раствор для очистки, и когда мы их достанем, тогда…

Она сгорала от нетерпения. Грэг вдруг тоже заволновался. Луиза держала раковину двумя руками, так что не было нужды опасаться, что она ее уронит. Весь пол покрывали грязь и вода. Грэг не обращал на это внимания. Он не мог отвести глаз от губ Луизы. Он вдруг подался вперед. Луиза в удивлении вскинула голову, ощутив на плечах его сильные руки.

Но удивление это было лишь инстинктивной реакцией женщины. Внутренне она ждала этой ласки. Ее губы раскрылись навстречу его ищущим губам. Его ладони скользнули по ее плечам, затем обхватили голову. Она была беззащитна: стояла на коленях с открытой шеей. Он видел, как на этой шее билась жилка. Губы ее казались теплыми и сладкими, а сама она вся дрожала. На него смотрели ее широко раскрытые голубые глаза.

Не нужно, просили они.

Но она даже не пыталась отодвинуться от него. Он ощутил жгучий позыв в паху. Ресницы Луизы затрепетали, когда Грэг снова приник к ее губам. Теперь он целовал ее более настойчиво, лихорадочно. Он даже не ожидал, что перед ним такое невинное существо. Он давно не встречал женщину, которая не знала, что ей делать во время поцелуя со своим ртом и языком.

Крепко прижимаясь к ней губами, Грэг протянул руку и взял у нее раковину. Она не сопротивлялась, но и не стремилась ответить на его объятия. Тело Луизы сделалось напряженным, хотя он только едва ощутимо поглаживал ее.

Грэг обвил ее талию руками и потихоньку потянул к себе, пока ее грудь не коснулась его рубашки. Еще небольшое усилие — и он крепко прижал ее к себе. Грэг ощущал аромат её кожи и то, как в ней нарастает желание. Какой-то приглушенный шепот сорвался с ее губ, словно она была чем-то недовольна.

Затем быстро и как-то неумело ее руки потянулись к нему. Ее пальцы зарылись в его густые волосы, а губы сделались горячими и податливыми. Он подумал, что Луиза, видимо, не отдает себе отчета в том, что делает. Он не ожидал от нее такого порыва страсти. Луиза прижалась к нему, так откровенно отдаваясь вся без остатка, что Грэг подумал, что может быть, она прежде никогда не испытывала желания. Ее била дрожь.

Грэг осторожно коснулся ее шеи, затылка, провел пальцами по спине. Ему отчаянно хотелось обхватить ее бедра, привлечь к себе, но он не решался. Его тело напряглось, желание звенело в нем. Но он слишком хорошо понимал, что Луиза к этому не готова, да и время и место неподходящие.

Он начал целовать ее в щеку, касаясь языком, словно пробуя ее на вкус. Эти ласки могли продолжаться бесконечно.

Однако вскоре Грэг понял, что должен взять себя в руки. Это ему всегда удавалось. Правда, на этот раз ему потребовалось больше времени, чем он предполагал. Постепенно он отстранился от нее. Руками он гладил ее волосы, затем осторожно пальцы его перешли на щеки. Он без улыбки, внимательно вглядывался в ее лицо. Глаза его при этом сверкали, словно черные бриллианты. Луиза слегка побледнела. Она выглядела растерянной и едва дышала. Никогда еще Грэгори не ощущал себя таким сильным.

— Я…

Грэг ждал.

— Я… мы немного забылись, но это так естественно…

— Возможно, — пробормотал он.

— Взгляни на жемчужины, Грэг. Они просто идеальны.

— Да.

— У нас с тобой еще так много работы… Нужно торопиться.

— Да.

— Я не хочу, чтобы ты подумал… Такое было настроение в тот момент. Мне кажется, ты это понимаешь. При виде этих жемчужин… Любой человек, который бы их увидел…

— Да.

В такой момент, если бы она сказала, что небо оранжевое, он бы с ней охотно согласился. Сейчас ему хотелось, чтобы она верила в то, что мило ее сердцу.

Грэгори знал, что все это еще повторится.