Пролог

Джин Мортон училась на медсестру и работала в канцелярии Центральной городской больницы. Там она и познакомилась с Майком Брэдли, молодым голубоглазым ординатором.

Оба очень много работали и виделись урывками, так как Джин по выходным подрабатывала официанткой.

Но на пасхальные каникулы им все же удалось выкроить четыре свободных дня. Взяв палатку, они поехали к морю: купались, загорали, ловили рыбу — и любили друг друга!

После этого короткого отпуска, отдохнув и окрепнув, они были готовы справиться с любыми трудностями, и строили грандиозные планы на будущее: Майк закончит аспирантуру, Джин получит диплом медсестры, и они поженятся.

Но не прошло и двух недель, как Джин стала испытывать постоянную слабость и тошноту. Она даже купила тест на беременность, чтобы убедиться, что причина не в этом.

Энергия Майка, казалось, была неисчерпаемой. Он раздражался, когда слышал очередной отказ подружки пойти вместе с ним куда-нибудь поразвлечься, и постепенно в их отношениях появилась какая-то трещина.

Майк стал посвящать все больше времени своим любимым мотоциклетным гонкам и с радостью согласился участвовать в соревнованиях, несмотря на все протесты и уговоры Джин. Она отказалась поехать на состязания и ждала его возвращения дома, но волновалась еще больше, чем если бы была в толпе зрителей.

О том, что случилось несчастье, ей сообщил профессиональный гонщик, приятель Майка.

Джин тут же позвонила миссис Брэдли и помчалась в больницу. Несколько дней она не отходила от постели не приходящего в сознание жениха. Потом приехала мать Майка и отпустила ее домой отдохнуть. Когда наутро Джин собиралась войти в палату, дежурная сестра сообщила ей, что больной очнулся и просил передать невесте, чтобы она больше не приходила. Потрясенная Джин настояла на том, чтобы поговорить с возлюбленным, и он объявил ей, что между ними все кончено.

Она убеждала себя в том, что это последствия травмы, влияние его родителей, наконец. Но когда Джин попыталась еще раз увидеться с ним, ей было в этом отказано.

Затем Брэдли перевезли сына в клинику, расположенную ближе к их дому в Аризоне, и Джин больше не видела Майка. Она написала ему, но не получила ответа.

Летом ей стало совсем плохо и, измученная постоянной слабостью и тошнотой, она решилась на обследование. И тут к первоначальному диагнозу, связанному с кишечным заболеванием, добавился еще один: беременность. Защитить плод от влияния плацентарной недостаточности было уже невозможно.

Переступив через остатки гордости, Джин снова написала Майку. Письмо вернулось нераспечатанным, и она сдалась, поняв, что отныне ей придется рассчитывать только на себя.

Она уехала из города и сняла крошечную квартирку с окнами на восток, пытаясь создать приемлемые условия для своего будущего ребенка.

В канун Рождества, на шесть недель раньше срока, у нее родилась крошеная, слабенькая девочка. В первые двое суток все, казалось, шло нормально, но вскоре мать обратила внимание на то, что губы у малышки синеватого оттенка, а ноздри раздуваются слишком сильно, как будто ей не хватает воздуха. Джин решила обратиться к врачу-специалисту, и тот поставил диагноз — синдром дыхательной недостаточности. В кювезе повысили давление кислорода, и дыхание девочки нормализовалось.

Прошло несколько месяцев, прежде чем стало ясно, что маленькая София почти ничего не видит. Оставалось только благодарить судьбу, что она вообще выжила.

Джин бросила учебу, хотя до получения диплома оставался всего лишь год. Профессия медсестры всегда связана с дежурствами и ночными сменами, а ей предстояло растить ребенка одной. Пока Софии не исполнился год, пришлось работать на дому, печатая студенческие дипломные работы и диссертации.

Когда девочка подросла, Джин услышала, что в Северной больнице ее родного Джонсвилла разрабатывается специальная программа для развития и обучения незрячих детей, и решила вернуться. Программу вскоре приостановили из-за отсутствия средств, но, к счастью, место официантки было свободно, и, найдя няню, Джин приступила к прежней работе.

Позже ей удалось устроиться в больницу администратором, но в пятницу вечером и в субботу она продолжала подрабатывать в кафе, ведь эти два вечера в неделю были ее единственным развлечением. Джин ни с кем не встречалась, на это у нее не было ни времени, ни желания.

Она никогда не призналась бы себе, что ни один мужчина из тех, что пытались ухаживать за ней, не мог сравниться с Майком Брэдли.

 

1

— Привет всей компании! Мы вернулись!

Джин с улыбкой наблюдала, как все дети разом повернулись к ним и с радостными возгласами бросились навстречу Софии. Ее сердце слегка дрогнуло, когда она увидела, что один из мальчиков взял ее дочь за руку и потянул в дальний угол ярко расписанной игровой комнаты.

— Пойдем, я покажу тебе, что я построил, — сказал он, глотая в спешке слоги. — Вот, смотри!

Он тащил девочку за собой, пока она не коснулась рукой шершавой поверхности пластмассовых блоков.

— Вот пол, а вот моя башня. Видишь, какая высокая? А рядом я построю замок для сказочной принцессы.

Мэй Эткинз, заведующая детским садом при Северной больнице в пригороде Джонсвилла, с улыбкой подошла к Джин.

— Конечно, Томас — не кандидат в принцы, — заметила Мэй, глядя на детей, — но он знал, что София возвращается сегодня, и трудился над башней целую неделю.

Джин посмотрела на взъерошенного мальчишку. Наверняка полчаса назад, когда отец привел его, он был опрятно одет и аккуратно причесан. Но Томас Фелпс относился к тем детям, которые, увлекшись, забывали обо всем и не обращали внимания на такие мелочи, как измятая одежда или растрепанные волосы.

— Для Софии он больше, чем принц, — проговорила Джин, наблюдая, как мальчик водит пальчиками ее дочери по замысловатой башне. — Томас — лидер в коллективе, и когда он безоговорочно принял Софию, другие дети тоже потянулись к ней.

Мэй вначале кивнула, но, немного подумав, покачала головой.

— Возможно, это помогло, — сказала она, — но у Софии такой характер, что рано или поздно она завоевала бы авторитет и без Томаса. Я не встречала более бесстрашного ребенка! Дети это понимают и ценят.

Джин невольно поежилась. Даже для ребенка с нормальным зрением сильный характер создает массу проблем, а что уж говорить о ее слепой дочери? Склонность к безрассудным поступкам София унаследовала от отца, и матери стоило больших усилий мириться с этим.

— Как прошел отпуск? — Мэй решила перевести разговор на другую тему. — Ты отлично выглядишь: загорела, посвежела. Прямо сияешь. Или для этого есть другие причины? Как у тебя с Брайаном? Он сделал тебе предложение?

— Нет. Но если бы и сделал, то получил бы отказ. Я не люблю его, Мэй. Он, конечно, очень добрый и хорошо относится к Софии. Такой человек был бы идеальным мужем, но…

— Тебе с ним скучно? — спросила подруга.

Джин покачала головой. Конечно, скучно, но дело было даже не в этом.

— Мы такие разные… — начала она, пытаясь сформулировать то, что начала понимать в течение месяца, проведенного на море. — Понимаешь, в отпуске я становлюсь ужасной лентяйкой. Могу часами лежать, зарывшись в песок, плавать, гулять, спать после обеда и питаться жареной рыбой с чипсами.

— Об этом можно только мечтать, — вздохнула Мэй.

— Потому мы с тобой и дружим — обе в душе лентяйки! — улыбнулась Джин. — Но когда Брайан пару раз приехал навестить нас, он, судя по всему, был просто шокирован таким бездарным времяпровождением. Он предпочел бы не чипсы, а изысканный ужин при свечах. Это тот тип мужчин, которые считают, что никогда нельзя отступать от своих правил. Да и пляж его тоже раздражал — слишком много песка. Мы расстались, но довольно дружелюбно.

Она вздохнула с легким сожалением. Ну, в самом деле, почему она не в состоянии полюбить такого во всех отношениях положительного человека?

— Мне кажется, он тоже понял, что не любит меня, — продолжила Джин. — Мы встречались шесть месяцев и не продвинулись дальше коротких прощальных поцелуев. Это говорит о многом.

— Вряд ли, — покачала головой Мэй, оглядывая подругу с головы до ног. — Ты слишком хорошо выглядишь, чтобы перед тобой мог устоять мужчина, при условии, что у него в жилах кровь, а не вода. И София вся в тебя. Не удивительно, что Томас мечтает, чтобы она стала его принцессой…

— Ты думаешь, Брайан хотел, чтобы я стала его королевой? — перебила ее Джин. — К сожалению, я не создана для того, чтобы управлять замком! Ой, мне пора на работу. А то еще уволят за опоздание в первый же день после отпуска.

Она подошла к Софии, опустилась на колени и поцеловала дочь в щеку. Девочка повернулась к ней, и Джин заглянула в зеленые, как у нее самой, глаза.

— Я зайду после обеда. Веди себя хорошо, принцесса!

Она коснулась рукой зардевшейся щеки Томаса, поднялась с колен и поспешила прочь.

Мэй разговаривала с какой-то женщиной. Джин узнала в ней мать одного из маленьких пациентов, и ее охватило чувство гордости. Ведь ей стоило больших трудов добиться организации при больнице детского сада, которым могли бы пользоваться не только сотрудники, но и родственники пациентов.

— Пока, — кивнула она подруге, направляясь к выходу.

— Я забыла тебе сказать… — крикнула вслед та, но Джин не стала останавливаться. В конце концов, они могут поговорить после обеда.

Выйдя из детского сада, Джин, как обычно, замедлила шаг, чтобы полюбоваться превращениями, которые произошли здесь за последние два года, причем не без ее участия.

Северная больница, расположенная в пригороде Джонсвилла, была частной. Когда няня, присматривавшая за Софией в течение рабочего дня, уехала, Джин начала кампанию за организацию детского сада при больнице. Но она понимала, что прежде чем обращаться к начальству, нужно найти подходящее помещение. Все, что она нашла, — это пустующий склад. Здание было достаточно просторным, но выходило окнами на покрытую заплатами асфальта площадку, на которой стояли три заброшенных мусоросборника. Это место казалось настолько не подходящим для размещения детского сада, что никто не стал возражать, видимо, считая, что из затеи Джин все равно ничего не выйдет.

Но сейчас вместо асфальта зеленел газон, и широкие парусиновые навесы создавали тень над игровыми площадками. Самый большой мусоросборник был расчищен и переоборудован в домик, а два остальных разобраны на кирпичи, которые пошли на сооружение мини-лабиринта, теперь увитого густым плющом, и низких зигзагообразных стен, по которым малыши могли ходить для тренировки равновесия.

Джин открыла боковую дверь главного здания больницы и быстрым шагом прошла по длинным коридорам, приветливо кивая людям, которых знала если не по имени, то в лицо. В ожидании лифта она разговорилась с медсестрой, которая недавно перешла работать к ним в родильный блок.

— Тебе здесь нравится? — спросила Джин.

Девушка пожала плечами.

— Все ничего, но до этого я работала в педиатрии, у доктора Уоткинса. Он всегда такой милый и спокойный, хотя и требовательный. А ваш заведующий… Он слишком сексапильный мужчина, чтобы не обращать на него внимания. А это мешает работать. Он постоянно смущает меня своими взглядами, вопросами…

— Доктор Блейк? — удивленно воскликнула Джин. — Конечно, он довольно симпатичный, но назвать его сексапильным? К тому же он всегда очень деликатно ведет себя с персоналом.

— Сейчас отделением заведует вовсе не доктор Блейк, — возразила медсестра. — Он получил стипендию для двухмесячной стажировки за границей. С прошлой недели его заменяет доктор Брэдли.

Подошел лифт. Двери открылись.

— Доктор Брэдли? — эхом отозвалась Джин, пытаясь отбросить вспыхнувшие ассоциации.

— К вашим услугам! — раздался низкий бархатный голос.

Услышав интонации, которые ей не под силу было забыть, Джин резко вскинула голову и… застыла в шоке, вновь увидев перед собой эти слегка неправильные черты лица, широкие плечи, легкий наклон головы, — словно он прислушивался к чему-то, что другим не дано было слышать.

— М-майк? — заикаясь, проговорила она, глядя, как задвигающиеся двери лифта постепенно скрывают его.

Она зажмурилась, но лицо Майка продолжало стоять у нее перед глазами. Удивился ли он, увидев ее? Или в его взгляде была насмешка?

Двери лифта снова открылись. Он все еще был здесь с вопросительно-вежливым выражением на лице.

— Так ты едешь?

На них устремились любопытные взгляды. Позади Майка маячила новенькая медсестра. Жалуется, а сама не упускает случая встать поближе, ехидно подумала Джин, входя в металлический куб кабины.

Она намеревалась протиснуться в угол, подальше от Майка, но он передвинулся таким образом, что Джин оказалась как раз между ним и медсестрой. Все, что ей оставалось — это страстно мечтать о том, чтобы произошло чудо, и она стала невидимой и бестелесной. Но, похоже, это было неподходящее время и место для чудес. Джин сжалась, стараясь не шевелиться. От Майка исходил свежий мятный аромат, смесь запаха лосьона после бритья и зубной пасты. Она попыталась убедить себя, что от многих мужчин пахнет точно так же, но именно этот запах кружил ей голову.

Лифт остановился на втором этаже. Люди двинулись к выходу, и толпа на мгновение прижала их друг к другу. Волна жаркого смущения охватила Джин.

— Похоже, он идет со всеми остановками, — весело сказал Майк, когда на следующем этаже это произошло снова.

— Пересменка, — пробормотала Джин, борясь с пьянящим чувством слабости, от которого подкашивались ноги.

Прошло больше шести лет со времени их последней встречи, но ее тело реагировало так, словно прошло шесть минут. А разум, который должен был выдать суровую отповедь, одну из тех, что она не раз за эти годы произносила в мечтах, был просто-напросто парализован.

Когда двери открылись на пятом этаже, она пулей вылетела в фойе, но тут же услышала за спиной его шаги и поняла, что ей негде спрятаться. Если новенькая медсестра не ошибалась, Майк Брэдли исполнял обязанности заведующего акушерским отделением. А это значит, что он — ее начальник!

Мало того, ее стол стоит у него в кабинете, и ей каждый день придется хотя бы на некоторое время оставаться с ним один на один.

Она не сможет работать! Ее нервы напряжены до предела. Может, подать заявление с просьбой о переводе в другое отделение? Прямо сейчас! Может, кто-нибудь захочет поменяться с ней?

Майк догнал ее и взял за руку. Джин неохотно обернулась. Ей никуда от него не убежать, осознала она. Он все равно будет находиться в том же здании, ходить по тем же коридорам, дышать тем же воздухом. Она в отчаянии вглядывалась в него. В его волосах появилась седина — над левым виском, рядом со шрамом. На мгновение Джин снова испытала тот страх, который не покидал ее, пока Майк лежал в больнице.

— Так значит, мы встретились снова, Джин?

Он произнес это имя с такой нежностью, что она задрожала, как будто ее окружили призраки прошлого.

— Значит, так! — выпалила она.

То, что они беседуют на глазах у снующего взад и вперед по коридору персонала, смущало и одновременно сердило Джин.

Майк поднял ярко-голубые глаза, внимательно рассматривая ее выгоревшие на солнце волосы, лимонного цвета блузку и ярко-желтую юбку, надетые по случаю первого рабочего дня. Его взгляд скользнул по ее загорелым ногам, задержался на виднеющихся в прорезях плетеных сандалий ногтях, покрытых бледно-розовым лаком, и снова вернулся к лицу.

— Приятно видеть тебя, — сказал он наконец.

— Мне надо работать, — отрезала Джин. — Я не могу стоять здесь целый день, изображая счастливую встречу.

— Ты слишком хорошо выглядишь, чтобы работать. Как яркий солнечный цветок.

— Оставь свои цветистые комплименты для других, Майк. А меня ждут дела.

Она повернулась и направилась в свой кабинет, но, сделав несколько шагов, остановилась в замешательстве. Это не ее кабинет, а их общий! Майк нагнал Джин и снова взял под руку.

— Вообрази мое удивление, когда я узнал, что моей ассистенткой будет некая Джинджер Элизабет Мортон! — бодро проговорил он. Его слова звучали искренне, но не совсем. В них было что-то еще, чего она не смогла уловить. — Ты ведь, кажется, хотела стать медсестрой, а не администратором? — добавил Майк, потирая ладонью лоб.

Этот жест явно должен был означать, что он только что вспомнил об этом. Неужели эта встреча потрясла его так же сильно, как и ее? Не может быть.

Они продолжали стоять, загораживая коридор. Джин судорожно пыталась разобраться, что все это значит, одновременно чувствуя, что не в состоянии подавить совершенно нежелательную реакцию своего тела.

Майк явно ожидал ответа. О чем это он спросил ее?

— Ты собиралась стать медсестрой? — услужливо повторил он свой вопрос.

Эта ситуация его явно забавляет, решила Джин.

— Мало ли кем я собиралась быть, — отрезала она. — Даже твоей женой, если помнишь. — Вся горечь, скопившаяся у нее в душе, прозвучала в этих словах. — Но все это в прошлом! — добавила она, пренебрежительно пожимая плечами.

— Разумеется, — негромко сказал он и выпустил ее руку.

Потом резко развернулся и пошел прочь. Глядя ему вслед, Джин обратила внимание на едва заметную неровность его походки. Боль комком застыла у нее в горле. Скольких сил стоит ему скрывать свою хромоту? И каково мужчине, привыкшему считать себя неотразимым, смириться с таким, пусть даже незначительным, физическим недостатком?

Она нехотя последовала за ним. Невозможно представить, как они будут работать вместе!

Пройдя несколько шагов, Джин снова остановилась. Ей надо обдумать ситуацию и решить, что делать. Это всего лишь на два месяца, напомнила она себе. Восемь недель по пять рабочих дней, что составляет сорок дней. Прямо-таки библейский срок! Кажется, дело было в пустыне?

Пустыня вполне устроила бы Джин. Все лучше, чем общество, в котором она неожиданно оказалась!

С ее губ едва не сорвался истерический смешок. Все это не смешно, сурово одернула себя она. Но, прислушавшись к неровному биению сердца, решила, что для того, чтобы справиться с этой ситуацией, все средства хороши. Почему бы не попробовать перевести все в шутку, если это поможет? Может быть, стоит отнестись ко всему легко и беззаботно?

Она помедлила перед дверью в комнату медсестер, раздумывая, зайти или нет, чтобы поздороваться. Но эта задержка могла бы только отсрочить неизбежное, и Джин прошла мимо. В голове вертелась мысль об увольнении. Глупости! Ей некуда уйти. София ходит в детский сад при больнице, у нее появились там друзья, вместе с которыми она сможет пойти в школу.

София! Она едва не выкрикнула имя девочки вслух, охваченная внезапным отчаянием. До этого момента Джин не включала дочь в это странное уравнение, связавшее ее прошлое и будущее. Но София, несомненно, является его частью, неизвестной величиной!

И это к лучшему — пусть остается неизвестной, решила Джин, подавив всплеск паники.

Мысль о Софии придала ей хладнокровия и сил. Она распрямила плечи, вытянувшись на все свои метр семьдесят, и пошла по коридору, убеждая себя, что справится со всем этим, как уже справлялась с множеством проблем в прошлом. Главное — сохранить уверенность в себе…

Войдя в кабинет, она увидела, что Майк стоит, склонившись над ящиком с медицинскими картами. Благодаря природной грации, довольно редко встречающейся у таких высоких мужчин, даже в этой позе он не казался неуклюжим или сутулым.

— Опаздываешь, — проговорил он, выпрямляясь и выразительно глядя на часы.

— Не пытайся поймать меня на этом, Майк! — огрызнулась Джин. — Больница задолжала мне гораздо больше за сверхурочную работу. Я могу хоть сейчас взять неделю отгулов!

— Пытаешься улизнуть?

Это был явный вызов, но он прозвучал так мягко, что она не нашлась, что ответить, и сердито направилась к своему месту.

— Ты переставил столы! — возмущенно вырвалось у нее.

Предыдущему заведующему не нравился яркий свет, поэтому он поместил свой стол подальше от окна и сидел лицом к двери, а четыре стула для посетителей располагались перед ним в виде подковы. Стол Джин стоял наискосок, ближе к окну, так что со своего места она могла видеть дверь и в то же время любоваться красотой озера.

Майк сгруппировал стулья для посетителей вокруг небольшого журнального столика, а свой стол передвинул к окну, расположив его под углом к ее столу. Теперь они оказались на расстоянии вытянутой руки друг от друга!

Джин всерьез задумалась о том, чтобы взять дополнительный отпуск.

— Почему ты одна должна любоваться чудесным видом из окна? — беззаботно возразил Майк. — Мне кажется, что так будет удобнее. Ты не согласна?

Она была уверена, что в его глазах сейчас мелькают озорные искорки. Но она не позволит ему раздразнить себя, не даст снова войти в ее сердце и причинить боль.

— Безусловно, — с язвительной иронией согласилась Джин. — Как только ты начнешь меня раздражать, я смогу взять этот латунный тазомер и накинуть тебе на шею.

Губы Майка дрогнули, но он не улыбнулся, — что уже было хорошо! Эта улыбка могла бы разорвать тонкую вуаль ее самообладания и сделать беззащитной перед его обаянием.

— Я думал о других удобствах. Один стол хорошо, а два — еще лучше.

Щеки Джин предательски вспыхнули. Как он смеет напоминать ей о той глупой проделке? И как смеет помнить об этом ее тело?

— Даже и не мечтай! — отчетливо произнесла она. — Я вынуждена работать с тобой в течение двух месяцев, Майк Брэдли, но не более того. И если ты питал какие-то иллюзии о возобновлении наших прежних отношений и воображал, что я растаю, едва увидев тебя, то ошибся! Забудь об этом. Все, что было между нами, давно кончено. — Джин смахнула со стола несуществующую пылинку и, яростно сверкнув на него глазами, добавила: — И помни, что это был твой выбор.

— А ты можешь забыть об этом? — спросил он.

Вопрос пронзил ее прямо в сердце. Не отвечай, не реагируй, приказала она себе.

— Забыть прошлое, Джин? — повторил Майк.

Эти слова наждаком прошлись по ее коже. Она открыла было рот, чтобы ответить, но не смогла вымолвить ни слова, словно разучившись говорить. Ее сердце стучало так громко, что она не сомневалась, что Майк слышит его удары.

Он изучающим взглядом смотрел на ее лицо и полураскрытые губы. Джин попыталась облизнуть их, но язык не слушался ее. Она сделала судорожный вдох. Нужно ответить, иначе сражение будет проиграно, даже не начавшись.

— Большую часть, — храбро солгала она.

— Но не все? — настаивал Майк. Он двинулся к ней — шаг, другой, еще один, пока не оказался совсем рядом — так близко, что она могла слышать его дыхание. — Не это?

В его тоне появились бархатистые нотки. Он поднял руку и провел вдоль ее шеи вверх, приподнимая распущенные по плечам волосы, словно взвешивая их на ладони. Джин окаменела, внутренне сопротивляясь этому прикосновению, призывному взгляду и тому, что должно было последовать за этим.

Майк наклонился и прижался губами к ее рту.

Джин напомнила себе, что должна ненавидеть его. Кто виноват в том, что ее маленькая дочь растет без отца?

Он провел языком по ее губам, раздвинул их и проник внутрь. Ну почему эти поцелуи приводят ее в такое смятение, а все остальные оставляют абсолютно холодной?

Не думай о нем. Не отвечай, приказала она себе. Не двигайся, не позволяй ему догадаться о том, что твое сердце трепещет. Стисни зубы.

Едва удерживаясь от того, чтобы поднять руки и обнять Майка, Джин до боли сжала кулаки, так что ногти буквально впились в ладони. Ее губы горели желанием ответить на поцелуй. Но едва она поняла, что не в силах больше сопротивляться, что еще мгновение — и она упадет в его объятия, вновь поддавшись этим магическим чарам, как он отступил назад, глухо пробормотав что-то невнятное.

Джин сделала шаг в сторону и опустилась на свой стул, радуясь тому, что успела сделать это раньше, чем ее выдали дрожащие руки и ноги. Положив в стол свою сумочку, она открыла верхний ящик и вынула разные мелочи, которые могли понадобиться ей в течение рабочего дня. Потом достала папку с материалами по организации нового родильного блока и записи, оставленные медсестрой, заменявшей ее во время отпуска.

— Извини, Джин, — сказал Майк, садясь на свое место. Его лицо было хмурым. — То, что я сделал — непростительно.

Майк извиняется? Он и в самом деле изменился!

— Да, именно так! — сурово откликнулась она, радуясь своей маленькой победе. Какой-то озорной чертик заставил ее добавить: — Я настоятельно не советую тебе набрасываться подобным образом на своих ассистенток. Особенно в первый день совместной работы.

Майк снова мрачно пробормотал что-то себе под нос, и Джин поняла, что в этом первом столкновении она взяла верх. Теперь можно расслабиться. Если ей и в дальнейшем удастся прятать свои чувства под маской профессионализма, то, пожалуй, она сможет продержаться эти два месяца!

Деловые отношения и только! Именно так она должна себя вести. И ни в коем случае не вспоминать о Софии — а то вдруг Майк до сих пор сохранил способность читать ее мысли!

— Я полагаю, Барбара представила тебя сотрудникам и показала все помещения. У тебя на столе должно быть расписание встреч и совещаний, которые требуют твоего участия, — начала Джин деловым тоном, просматривая заметки, оставленные ее коллегой. — Оно составлено на месяц вперед. Естественно, половину из них ты будешь вынужден пропускать из-за неотложных вызовов и консультаций. Моей обязанностью является ходить на эти встречи, кроме совещаний заведующих отделениями, с тобой, либо без тебя, в случае твоего отсутствия.

Майк не ответил. Джин бросила на него беглый взгляд и поняла, что он почти не слушает ее. Выражение его лица было озадаченным, словно у человека, который повернул за угол и неожиданно оказался в чужой стране.

Это придало Джин уверенности.

— Вероятно, я и сама могла бы справиться со всеми делами, но руководство больницы почему-то считает, что для этого нужны врачи, — пошутила она.

Сейчас она чувствовала себя гораздо свободнее. Пожалуй, даже свободнее, чем он!

В этот момент Майк улыбнулся, и ее уверенность сразу же улетучилась, а сердце снова затрепыхалось в груди, лишая возможности нормально дышать.

— Ты говоришь как настоящий администратор, — мягко заметил он.

Секунду Джин смотрела на него не мигая, завороженная этим мягким тоном, потом снова опустила взгляд к заметкам Барбары, делая вид, что полностью погрузилась в работу.

— Завтра состоится собрание сотрудников отделения, — сказала она, избегая смотреть ему в глаза.

Относись ко всему этому легко, напомнила она себе. Играй комедию, а не драму.

Он выглядел смущенным — совсем не так, как во время неожиданной встречи в лифте. Или ей это только кажется? Майк Брэдли был не из тех, кого легко привести в замешательство. Даже тогда, в больнице, после двух страшных недель, проведенных в реанимации, он достаточно владел собой, чтобы объявить Джин, что ей больше нет места в его жизни.

Она отогнала это воспоминание и заставила себя сосредоточиться на работе.

— Какие вопросы ты хотел бы обсудить? Я напечатаю для тебя повестку дня.

Наступила долгая напряженная тишина. Затем Майк пробормотал что-то нелестное по поводу женщин и принялся перебирать бумаги на своем столе.

Джин сделала вид, что ничего не слышала, и снова вернулась к записям, которые оставила Барбара. На прошлой неделе началась подготовка к ежегодной санитарной обработке крыла «С». К среде все пациенты должны были быть переведены оттуда в отсеки «А» и «В».

Здание больницы было спроектировано таким образом, что его части могли быть полностью изолированы друг от друга. Первоначальная идея такой планировки заключалась в том, чтобы обеспечить безопасность в случае пожара, но на деле это оказалось очень удобным при проведении уборки и дезинфекции.

Джин отметила для себя, что надо вместе со старшей сестрой проследить, чтобы завтра из крыла «С» было вынесено все оборудование. Возможно, придется дополнительно вызвать санитаров для переноски наиболее громоздких приборов.

Поскольку для дезинфекции используются токсичные препараты, крыло будет пустовать, по крайней мере, неделю. А потом? Считая сегодня и завтра, у нее есть девять дней, чтобы убедить Майка в том, что новый родильный блок — это хорошая идея. Сможет ли она сделать это?

Джин снова подняла голову и, на этот раз смело встретив взгляд своего начальника, даже осмелилась улыбнуться.

— Ну, так как, босс? — весело спросила она. — Какие вопросы включить в повестку?

 

2

На мгновение Джин показалось, что она зашла слишком далеко, потому что Майк нахмурился еще больше. Но затем он пожал плечами и открыл лежащую на столе папку.

— Барбара уже подготовила повестку к собранию, — сказал он.

Интонации его голоса были такими мягкими, что Джин пришлось отбросить мысль о том, что он смущен. На самом деле, он просто переключился на работу — так же, как это пытается сделать она.

— Единственный пункт, который вызывает у меня вопросы, это проект нового родильного блока, — добавил Майк. — Барбара сказала, что это твое детище, и ты сама все объяснишь.

— Этот новый блок… — начала Джин, но он перебил ее:

— Имей в виду, меня уже предупредили о том, что у больницы сейчас нет средств. В администрации бытует мнение, что каждый новый заведующий пытается протолкнуть свой проект. Меня охотно взяли на место Алекса Блейка, поскольку я как раз занимался анализом стоимости мест в родильных отделениях. Больницей надо управлять так же, как и любым другим предприятием. Она должна окупать себя…

— И приносить доход своим владельцам, — сердито закончила Джин. — Разумеется, это важнее, чем интересы пациентов!

В ее голосе звучали обида и разочарование. Майк Брэдли и анализ стоимости? Невозможно поверить, что тот обаятельный и отзывчивый молодой человек, которого она когда-то знала, превратился в скучного бухгалтера!

Майк проигнорировал ее сарказм и спокойно продолжил:

— Я должен также подчеркнуть, что обязанности ассистента заключаются в том, чтобы помогать заведующему, а не в том, чтобы делать язвительные замечания или провоцировать перемены в отделении.

Его слова прозвучали так прозаично, что Джин недоуменно уставилась на него. Может, он шутит? Но в его голубых глазах не было ни искорки юмора! Она решила сделать вид, что не заметила колкости, и перешла в атаку:

— Все ясно, с тобой разговаривал старик Дженкинс из главного офиса. Эти слова насчет самоокупаемости он говорил и мне, когда совет попечителей одобрил смету на детский сад. Когда дело касается изменений, он не видит ничего дальше последней строки банковского чека. Но я упорно боролась за этот детский сад и добилась своего. А он даже не хочет признать мой успех! — Она поджала губы, наклонила голову и насупила брови, изображая главного бухгалтера. — «В ваши обязанности не входит решение таких вопросов, мисс Мортон», — передразнила она его писклявым голосом.

Потом широко улыбнулась, демонстрируя, что на деле не желает старику зла.

— Ну, и как же ты представляешь себе свои обязанности? — холодно спросил Майк.

Джин почувствовала, как улыбка сползает с ее губ. Играть комедию не удается! А как еще сможет она скрыть безумную смесь эмоций, которую вызвало в ее душе появление этого человека?

Нужно сосредоточиться на организации нового блока. Если она хочет, чтобы ее чудесная мечта превратилась в реальность, необходимо привлечь Майка на свою сторону. Алекс Блейк одобрил эту идею, но Джин сомневалась, что у него хватит настойчивости убедить руководство и выбить деньги. Майк, насколько она помнила, любил бросать вызов и добиваться цели. Или бухгалтерская деятельность его изменила?

Пока что ей трудно было ответить на этот вопрос. Он просто сидел за своим столом, уставившись в бумаги, и ждал от нее ответа.

— Ну, разумеется, помогать заведующему, — проговорила она и снова попыталась улыбнуться, на этот раз более осторожно. — Делать все возможное, чтобы отделение работало эффективно и без проблем, а также способствовать росту популярности больницы среди населения.

Губы Майка дрогнули, и на мгновение Джин показалось, что сейчас он улыбнется в ответ. Но тут же ей пришло в голову, что такая реакция только ухудшит дело. Впрочем, прежде чем она успела испугаться, он снова нахмурился, и Джин поспешила продолжить свою речь:

— Сейчас у нас нет серьезных проблем, но количество родов в отделении уменьшается.

— Это повсеместное явление, — заметил он. — Сейчас многие предпочитают рожать дома или в небольших специализированных родильных центрах.

— Именно так! — воскликнула Джин, спеша высказать свои аргументы: — И надо сделать все, чтобы женщины рассматривали Северную больницу как один из таких центров.

— Рассматривать пятнадцатиэтажное здание из стекла и бетона как небольшой специализированный центр? — усмехнулся он. — Это несерьезно. Или ты предлагаешь построить для этих целей хижину в парке?

Джин заставила себя проглотить насмешку и продолжила спокойным тоном:

— Даже с учетом особенностей здания мы можем многое предложить людям. Важно не то, что снаружи, а то, что внутри.

Смутные воспоминания нахлынули на нее при этих словах. Она вспомнила, как они шли по улице, и Майк остановил ее у темного стекла витрины магазина. «Посмотри, как отлично мы смотримся вместе!» — сказал он. Она вырвалась и произнесла пылкую речь. Он рассмеялся, соглашаясь и одновременно любуясь их отражением в стекле. Это не было тщеславием. Постоянный поиск совершенства был неотъемлемым свойством его натуры. Майк всегда стремился быть самым быстрым, самым умным, самым лучшим!

Джин бросила на него быстрый взгляд и увидела, что он внимательно смотрит на нее, ожидая продолжения. Она не должна была отвлекаться на воспоминания.

— Демографическая ситуация в пригороде Джонсвилла меняется, — сказала она, глядя на разложенные на столе бумаги, хотя знала все это наизусть. — Богатые люди, когда-то жившие здесь, сейчас переселяются в отдельные усадьбы за городом, а их старые частные дома превращаются в многоквартирные…

— Что означает увеличение числа потенциальных пациентов, а совсем не их снижение, — перебил ее Майк. — Я знаю, что у больницы есть договор с правительством об обслуживании населения.

— Именно об этом я говорила старику… прошу прощения, мистеру Дженкинсу, — решительно продолжила Джин. — Государство оплачивает лечение горожан, поэтому мы гарантированы от долгов. Проблема в том, чтобы привлечь новых жителей пригорода в больницу.

— Что, как ты разумно заметила, является твоей обязанностью. Разве ты не в состоянии справиться с этим без того, чтобы тратить крупные суммы на организацию нового блока?

Джин прикусила губу и сделала глубокий успокаивающий вдох. В прошлом тоже бывало, что Майк высказывал язвительные реплики, чтобы втянуть ее спор, и тем самым проверить свои аргументы. Она привыкла к таким пикировкам, но внезапность сегодняшней встречи притупила ее реакцию, лишая шансов выиграть эту словесную баталию.

— Я вовсе не предлагаю тратить крупные суммы, — тихо сказала она, решив сосредоточиться на наиболее ценной части своего плана. — Для осуществления моего проекта не требуется расходов на переоборудование помещения, кроме небольшого косметического ремонта, который и так запланирован в бюджете. И никаких новых ставок для персонала, потому что число коек в отделении не изменится. Сейчас у нас даже избыток специалистов и медсестер, потому что число родов в отделении сократилось.

— Тогда в чем смысл твоего проекта? Что может изменить новый родильный блок? Какой выбор ты сможешь предложить женщинам — роды под водой, семейные номера или все вместе взятое?

Прежде чем Джин смогла ответить, он отвернулся к окну, глядя на озеро. От легкого ветра поверхность воды была покрыта рябью, и солнце золотило гребешки крошечных волн. Джин любила озеро в любую погоду, любила с тех пор, как они с Майком гуляли вдоль его берегов…

— Ты работаешь здесь целую неделю, Майк, и должен знать, что мы уже предлагаем все это пациенткам. Оборудованы отдельные родильные палаты, и многие женщины рассматривают это как вполне надежную и приемлемую альтернативу домашним родам, — сказала она, заставив себя вернуться мыслями к настоящему. — Я говорю о том, что нужно принимать во внимание традиции и чувства женщин, принадлежащих к другим национальным культурам.

— Другим культурам?

Голос Майка прозвучал словно откуда-то издалека, а когда он вновь повернулся к ней, в его лице уже не было прежней суровости.

— Я имею в виду, в частности, латиноамериканцев, — продолжила она, вдохновленная проблеском интереса в его глазах. — Большинство переезжающих сюда семей — это иммигранты из Латинской Америки. У нас в больнице есть переводчики, мы можем предложить пациенткам национальную пищу, но нам следует уделять больше внимания подготовке персонала. Нужно разработать для них соответствующую программу дородовой подготовки. Например, если мы будем помещать этих женщин в одну палату, они смогут разговаривать друг с другом и будут чувствовать себя не так одиноко.

Майк снова бросил взгляд в окно, но она знала, что он продолжает слушать и вникать в ее идею. Джин поспешно продолжила объяснения.

— Это поможет им поддерживать отношения и после выписки из больницы. В их странах принято, чтобы старшие женщины усиленно опекали молодых во время беременности, особенно мать и свекровь. А многие из наших пациенток-иммигранток лишены здесь семейной поддержки…

Майк снова нахмурился, заставив Джин задуматься, что именно в ее словах не понравилось ему.

— Мы не можем обсуждать этот вопрос на завтрашнем собрании, — сказал он, качая головой.

— Почему? — вспыхнула Джин. — Он уже включен в повестку дня. Персонал в курсе проекта и готов приступить к его осуществлению. Кроме того, как я уже объяснила, больших расходов не потребуется. Какие у тебя могут быть возражения?

— Хотя бы то, что я ничего об этом не знаю, — спокойно ответил он. — Я не могу идти на собрание, имея столь туманное представление о предмете обсуждения.

— Вся информация у меня здесь. — Она помахала перед ним толстой папкой. — Данные переписи населения о числе проживающих в Джонсвилле женщин латиноамериканского происхождения, выписки об обычаях и традициях, связанных с рождением ребенка в их странах. Там много непривычного для нас…

Майк поднял руку, прерывая ее.

— Через десять минут у меня обход, потом прием записанных на сегодня пациентов. Судя по фамилиям, я смогу увидеть нескольких женщин из твоего списка.

— Переводчица сегодня как раз работает в нашем амбулаторном отделении. Это бывает только раз в месяц, и мы стараемся назначать большинство пациенток, которые нуждаются в ее услугах, именно на этот день.

Майк снова нахмурился.

— Мне говорили, что в больнице несколько переводчиков. Почему мы вынуждены ограничиваться одним разом в месяц?

— На бумаге мы имеем переводчика раз в неделю. Но проблема в том, что трое из четырех переводчиков — мужчины. Этих пациенток трудно уговорить пройти обследование, если на приеме работает не женщина-врач, и большинство из них наотрез отказываются обсуждать личные проблемы в присутствии незнакомого мужчины.

— Откуда ты это знаешь? Они сами тебе говорили?

В его голосе звучало явное удивление тем, что Джин занимается этой проблемой. Конечно, он ведь уже прочитал ей лекцию о том, в чем заключаются обязанности ассистента заведующего.

— У меня есть все данные об этих больных, — сказала она. — Вначале меня просто удивлял тот факт, что они не являются на прием. Я разыскала их и выяснила причину. Теперь я стараюсь приглашать их всех в тот день, когда с нами работает Мерседес.

— Ты их разыскивала? — Майк слегка выделил голосом местоимение «ты».

— Да, мы вместе с Мерседес навестили этих женщин. Я должна была это выяснить! — воскликнула она, заметив усмешку, промелькнувшую в уголках его рта.

— Ну, разумеется.

Майк снова замолчал, ожидая продолжения, но заметив сурово-насмешливое выражение его лица, Джин забыла, что собиралась сказать. Она сердито сжала губы. О чем они говорили до того, как он вспомнил о сегодняшнем приеме?

О повестке дня!

— Так значит, мы сможем обсудить этот вопрос завтра на собрании? — с надеждой спросила она.

— Это вся информация, которой ты располагаешь, — то, что женщины не хотят беседовать через переводчика-мужчину?

Он слегка приподнял бровь, и Джин на секунду закрыла глаза, чтобы спрятаться от будоражащих воспоминаний.

— У меня куча информации, — сказала она, хлопнув тяжелой папкой о крышку стола.

— Вот именно, — с убийственным спокойствием проговорил Майк. Он встал, подошел к ее столу и взял папку в руки. — Куча информации, с которой я должен ознакомиться перед собранием. Я постараюсь прочитать это сегодня, но затем мне нужно будет обсудить все с тобой. Боюсь, это придется сделать после работы. Может быть, поужинаешь со мной сегодня? Иначе я не могу гарантировать, что твой проект будет обсуждаться на завтрашнем собрании.

Он засунул папку с бумагами под мышку и вышел. Джин осталась стоять с открытым ртом, изумленно глядя на медленно закрывающуюся дверь.

Она сделала глубокий вдох, пытаясь снять напряжение и побороть смятение.

Ты не можешь продолжать любить его после того, что он сделал, твердила она себе. Все это — не более чем шок от неожиданной встречи.

Джин храбро повторяла эти слова, но потные ладони, учащенный пульс и тошнота свидетельствовали о том, что физическая реакция на этого человека оказалась сильнее, чем она ожидала. Воспоминания о том, что когда-то произошло в этой самой больнице, со всей яркостью всплыли в ее памяти.

Тот самый ужасный день. Накануне Джин весь вечер отговаривала Майка от участия в мотоциклетных гонках. Горные трассы пугали ее, и она умоляла его остановиться. Если ты не можешь жить без всплеска адреналина в крови, пожалуйста, катайся просто ради удовольствия, говорила Джин, но не надо состязаться с профессионалами. Он стоял на своем, и они поссорились. Весь следующий день она металась по квартире, страдая от неизвестности. И когда раздался телефонный звонок, сразу почувствовала беду. Приятель Майка сообщил, что машина скорой помощи повезла того в Северную больницу. Джин впервые оказалась в частной клинике, и широкие, застеленные коврами коридоры, которые скрадывали шаги деловито снующих медсестер, вызывали у нее робость…

Но все это было такой ерундой по сравнению с тем, что она услышала несколько дней спустя от матери Майка.

— Я не верю, что он мог сказать это! — выпалила Джин, забыв о вежливости. Его родители были в отъезде, когда случилось несчастье, их непросто было разыскать, но, как только они приехали, Джин оказалась отодвинутой на задний план. Информация поступала к ней уже не из первых рук. — Я хочу сама поговорить с ним, — настаивала она.

В конце концов они позволили ей это.

Майка уже перевели из реанимации в обычную палату, на его щеках вновь стал проступать румянец, а глаза на похудевшем лице казались еще ярче.

— Я просил не впускать тебя, — сказал он непривычно холодным тоном.

— Почему? — требовательно спросила она.

— Потому что все кончено, Джин. Все было кончено еще до несчастного случая, — добавил он, словно желая причинить ей еще большую боль. — Я думаю, мы оба понимали это.

Наступила долгая пауза, и девушка впервые ощутила, как может стучать в ушах тишина.

— Я этого не поняла, — промямлила она, думая только о том, чтобы сдержать непрошеные слезы.

Не хватало еще расплакаться перед ним! Показать свое горе его родителям!

— Подумай как следует, и ты убедишься, что я прав… — Она повернулась и пошла прочь, не остановившись, когда он окликнул ее: — Спасибо, что была здесь, когда все это случилось.

Он говорил так, словно прощался с посторонним человеком. Сердце болело так, что хотелось кричать.

Джин вспомнила свои переживания, безуспешные попытки встретиться с Майком, наконец, известие о его отъезде.

— Будь ты проклят! — пробормотала она, глядя на озеро сквозь Пелену набежавших слез.

Все в прошлом — конец любви так же неизбежен, как и ее начало. Джин смирилась с этим. Наверное, и в самом деле, их ссора перед той гонкой была знаком того, что все кончено. По крайней мере, для него!

И она сама виновата, что не сразу почувствовала момент, тогда разрыв не был бы таким болезненным.

— Мисс Мортон просят пройти в крыло «В», — раздался голос из динамика внутренней связи.

Прозвучавший вызов был подобен спасательному канату, и Джин с благодарностью ухватилась за него, спеша избавиться от призраков прошлого и вернуться к настоящему.

— У никарагуанки только что начались роды, а мы не можем найти Мерседес, — пояснила Клер Меллоу, старшая акушерка. — Доктор Роджерс пытался осмотреть ее, но она начала кричать. Когда я отослала его из палаты, она позволила мне измерить ей кровяное давление и пульс. Надо прослушать сердцебиение плода, но она никак не соглашается на это и все больше впадает в отчаяние.

— Я попробую поговорить с ней, но боюсь, что моих знаний испанского недостаточно.

Джин направилась следом за акушеркой в родильное отделение, вспоминая на ходу испанские слова, которые она успела выучить за несколько уроков.

Когда они вошли в палату, женщина лежала на боку, спиной к ним. Она была такой худой и изможденной, что ее огромный живот казался неестественным, словно она привязала себе подушку. В глубоком вырезе на спине виднелись выступающие позвонки. Джин отметила про себя, что надо подумать об одежде для рожениц-иммигранток. Эти практичные, но слишком просторные и открытые больничные сорочки явно смущали их.

— Буэнос диас, — поздоровалась с женщиной Джин.

Она бы с удовольствием добавила несколько слов о том, что сегодня прекрасный день для того, чтобы произвести на свет младенца, но ее знаний языка было недостаточно для того, чтобы составить такую цветистую фразу.

— Нам надо знать, где локализуется боль при схватках, и когда они начнут учащаться, — раздался приглушенный голос позади Джин.

Она резко обернулась и увидела стоящего в дверях Майка. По крайней мере, ему хватило здравого смысла не показываться на глаза пациентке.

Однако женщина, очевидно, встревоженная звуками мужского голоса, вскрикнула и сжалась в комочек. Ее движение удивило Джин. Лежать в такой позе было явно неудобно.

Клер вполголоса объясняла Майку, что латиноамериканки, как правило, стоически переносят родовые муки.

Джин присела на кровать и взяла женщину за руку. Мобилизовав все свои знания, она обратилась к роженице по-испански и услышала слабый ответ. Джин сказала несколько успокаивающих слов, и скрюченная фигурка юной женщины немного расслабилась. Когда схватки начались снова, пациентка сжала руку Джин, но не закричала.

— Попробуй расспросить ее сейчас, — предложила Клер.

Джин задала несколько вопросов. Женщина отвечала довольно спокойно, и Джин перевела ее ответы Майку. Но когда Клер приблизилась к постели с прибором для прослушивания сердцебиения плода, снова раздался пронзительный вопль.

Женщина в страхе повторяла одно и то же слово, но Джин не могла понять его. Она махнула Клер, чтобы та отошла в сторону, и снова заговорила по-испански, повторяя ничего не значащие фразы насчет того, что надо расслабиться и успокоиться, иначе может пострадать ребенок.

Какая-то неясная мысль вертелась в голове у Джин. Она довольно много прочла об иммигрантах из латиноамериканских стран. Кажется, где-то описывались подобные случаи…

Она продолжала успокаивать женщину, поглаживая ей руки. Такое поведение было явно связано с прошлым…

В перерыве между схватками Джин сделала знак медсестре, чтобы та заняла ее место, подошла к Клер и Майку и вывела их в коридор.

— Я читала статью насчет подсознательной памяти у женщин из воюющих стран, — сказала она. — Многие попали сюда из лагерей беженцев, где долгое время жили в ужасных условиях. Некоторые подвергались преследованиям у себя родине, иногда пыткам, или видели, как пытают их родителей…

— Ты хочешь сказать, что те инструменты, которые мы используем, — даже такие безобидные, как прибор для прослушивания сердцебиения плода, — могут вызывать у них тяжелые воспоминания и усиливать боль?

— Да, именно так, — кивнула Джин, благодарная Майку за то, что он сразу ухватил ее неясную мысль.

— Давайте вынесем из палаты те приборы, которые могут внушать пациентке страх, — предложил он, поворачиваясь к Клер, Акушерка поспешно бросилась выполнять его распоряжение. Джин хотела последовать за ней, но Майк удержал ее. — Что еще? — спросил он.

Джин мысленно вспоминала, что из ее записей могло иметь отношение к этому случаю.

— В Никарагуа мужчины не присутствуют при родах, — сказала она. — Это исключительно женское дело.

— Тогда пусть ею занимаются акушерки, — согласился Майк. — Я скажу Стэну Роджерсу, чтобы он не вмешивался, если не возникнет осложнений. Ты сможешь остаться при ней, пока мы не отыщем переводчицу?

Он разговаривал с ней как с коллегой по работе, и Джин реагировала соответственно. Хотя ее сердце все еще тосковало по прошлому, но голова уже была полностью занята тем, что происходило в родильной палате.

— По крайней мере, доктор Брэдли сразу увидел наши проблемы, — заметила Клер, когда Джин вернулась к пациентке. — Возможно, это поможет нам протолкнуть идею насчет специального родильного блока.

Пока Джин объясняла испуганной женщине, что им нужно посмотреть, как расположен внутри ребенок, Клер измерила ей пульс и принялась осторожно ощупывать живот.

— После следующих схваток мне нужно прослушать сердцебиение плода, — тихо сказала Клер. — Можешь объяснить ей, что такое стетоскоп? Если она наблюдалась где-нибудь во время беременности, эта штука должна быть ей знакома.

Джин, запинаясь, начала переводить, помогая себе жестами. К ее облегчению, женщина дотронулась до инструмента и кивнула. Пока Клер передвигала его по животу роженицы, Джин ободряюще улыбалась.

— Скажи ей, что нам надо снова измерить кровяное давление, чтобы проверить работу сердца.

Джин снова перевела, показывая на манометр, который достала из шкафчика Клер. На лице женщины появилось отрешенное выражение, и она сжалась, пережидая очередную схватку. Когда боль отступила, Джин изобразила, как на руку надевают манжету и накачивают ее воздухом, и никарагуанка впервые заговорила сама.

— Она говорит, что ее доктор использовал такой же прибор, когда она приходила на консультации, — перевела Джин.

Она спросила, как зовут доктора, но его имя ничего не говорило ей.

— Это наш доктор, он лечит всех, кто недавно приехал в вашу страну, — пояснила женщина.

— Вы хотите, чтобы я пригласила его сюда? — спросила Джин.

Женщина смущенно хихикнула и отрицательно покачала головой.

— Он мужчина, — сказала она.

Дверь в палату открылась, и на пороге появилась Мерседес. Она кивнула своим коллегам, потом поздоровалась с пациенткой. Несколько минут они оживленно разговаривали, но Джин не могла уследить за беглой речью.

— Ты можешь остаться с ней, Джин? — спросила Мерседес. — Мне надо идти с новым заведующим на прием амбулаторных больных.

— Хорошо, я останусь, — пообещала та, стараясь не думать о горе бумаг, которая скопится за это время на ее столе.

Ребенок появился три часа спустя. Клер приняла его и поднесла к матери, так, чтобы та могла видеть, как вытирают от слизи нос и рот малыша. Акушерка из Венесуэлы, которая работала в отделении в прошлом году, объяснила им, что так делают во многих странах Латинской Америки для предотвращения астмы или эмфиземы.

Джин подождала, пока молодую мать не обтерли теплой водой, потом помогла ей одеться. Та натянула на себя несколько слоев одежды, обернула голову шарфом и надела теплые носки. Джин становилось не по себе при мысли о том, как жарко будет женщине во всем этом облачении, но она знала, что обычай требует прогреть тело после родов.

Крошечного мальчика взвесили, обмерили, запеленали и поднесли к матери. Женщина втянула носом запах, исходивший от кожи ребенка, и улыбнулась. Клер подмигнула Джин и подняла вверх большой палец. В родильном отделении уже давно ввели в практику добавление перуанского бальзама в ванну для купания младенцев. Это была коричневатая маслянистая жидкость с тонким и нежным ароматом. Легенда гласила, что она затягивает свежие раны, избавляет кожу от нарывов и экземы, облегчает хронические заболевания желудка, а при простудах и удушье освобождает дыхательные пути.

— Мы можем пока оставить ее здесь? — спросила Джин у Клер.

Акушерка кивнула.

— На время — да. У нас есть еще две свободных палаты для вновь поступающих. Спроси ее, хочет ли она поесть, и если да, то что именно.

Джин снова переговорила с женщиной.

— Ей очень хочется чего-нибудь из национальной кухни, — сказала она. — У наших поваров есть несколько рецептов наиболее популярных у иммигрантов блюд. Но если ничего такого сейчас не найдется, то ее устроит отварная кукуруза.

Клер вышла, а Джин объяснила женщине, что ей тоже надо уходить. Она придвинула детскую колыбельку ближе к кровати.

— Если вам что-нибудь понадобится, зовите сестру. Хотите, я позвоню вашему мужу или другу?

— Мой муж ждет внизу, в холле, — сказала женщина. — Он привез меня сюда и остался ждать.

 

3

Джин легко отыскала молодого отца. Мужчина нервно мерил шагами вестибюль. Он был одет в светло-серый костюм и держал в руке черный складной зонт. Джин поразило внешнее несходство этой пары — муж одет в традиционный европейский костюм, а его жена закутана в одежду, которую носили ее прабабушки.

Джин представилась и сообщила новость. Темные глаза молодого человека заблестели, а уголки губ поднялись в улыбке. Он назвал свою фамилию — Санчес, пожалуй, столь же часто встречающуюся среди латиноамериканцев, как Смит среди англичан. Джин предложила ему подняться на пятый этаж и посмотреть на жену и ребенка. Она была удивлена его правильным, даже без акцента, английским.

— Я вырос здесь, — пояснил он, пока они ждали лифт. — А моя супруга родилась в Никарагуа. Она бежала из страны, не вынеся лишений. Мы познакомились уже здесь. Она учит английский, но ей это дается нелегко.

Двери открылись, Джин снова столкнулась с Майком. Сердце у нее подпрыгнуло, но она сумела сохранить самообладание. Она представила Майку мистера Санчеса и пояснила, что он стал отцом прелестного сына.

Майк принес тому свои поздравления, но выражение его лица было отрешенным. Может быть, возникли какие-то проблемы на амбулаторном приеме?

Джин старалась не обращать внимания на стоящего рядом Майка, но в тесном лифте ей было трудно справиться с реакцией своего тела.

— Вы можете остаться со своей женой до конца дня? — обратилась она к Санчесу.

Джин знала, что большинство иммигрантов неохотно отпрашивались с работы даже по случаю рождения ребенка.

— Да, — гордо заявил он. — Мне разрешили уйти в неоплачиваемый отпуск на месяц. Я должен помогать жене, пока не пройдет этот срок. Это сейчас даже важнее, чем деньги.

— Очень хорошо, — сказала Джин, выходя вместе с ним на пятом этаже. — Если вы будете рядом, пока она в больнице, то с вашей помощью ей будет легче объясняться с сестрами и докторами. В таком случае нам не нужно будет искать переводчика всякий раз, когда нужно ее осмотреть.

Она проводила молодого отца в палату, с беспокойством отметив, что Майк идет следом.

— Что означает «месячный срок»? — спросил он, шагая рядом с ней по коридору.

— Это есть в моих записях, — сказала Джин. — В большинстве стран срок послеродового уединения составляет месяц, хотя у их предков-индейцев он был гораздо дольше. Традиционно по истечении ста дней приглашают гостей и показывают ребенка родным и друзьям.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сердито сказал Майк. — У меня не было времени читать записи. Я все утро принимал амбулаторных больных, и это был просто кошмар. Как можно обследовать беременных, если они не позволяют дотронуться до себя! Некоторые даже отказываются сдавать мочу на анализ, не говоря уже о крови! И зачем мне переводчик, если они не задают никаких вопросов, делая вид, что сами все знают, и при этом смотрят на меня с таким страхом, словно я дьявол во плоти…

— Да, анализы — это проблема, — согласилась Джин, останавливаясь перед дверью в комнату дежурной акушерки. — Древние поверья индейцев гласят, что никакие жидкости из их тела не должны попадать к посторонним людям. Что касается вопросов, то, например, перуанки относятся к докторам с таким почтением, что просто не решаются ни о чем спрашивать.

Губы Майка дрогнули в легкой улыбке. Чувствуя насмешку в голосе Джин, он пристально посмотрел на нее.

— И что же дальше?

— Именно эти обычаи и предрассудки заставили нас бороться за организацию нового блока. Если мы будем проводить групповые занятия с беременными в присутствии переводчика, то сможем объяснить, для чего нужны процедуры, которые здесь проводятся. А они, в свою очередь, смогут рассказать нам, почему возражают против этого и что именно находят оскорбительным.

— Оскорбительным? — эхом отозвался Майк.

— Обе стороны временами чувствуют себя оскорбленными, — пояснила она. — Женщины — нашим поведением, а персонал — их обычаями. Если мы заранее начнем готовить пациенток к пребыванию в больнице, то сможем больше узнать об их традициях, а значит, нам будет легче наблюдать их во время беременности и проводить роды.

— Я приехал сюда только на два месяца, Джин, — проворчал он. — Почему бы тебе не подождать с этим проектом до возвращения Алекса?

— Раньше ты любил рисковать, — напомнила она.

На лицо Майка набежала тень.

— Раньше я много чего любил, — пробормотал он и пошел вперед по коридору.

Джин зашла к Клер, чтобы обсудить расписание уроков испанского языка для персонала, на элементарном уровне, конечно. Это было частью ее обширного плана.

Когда она наконец вошла в кабинет, Майк разговаривал по телефону. Проскальзывая на свое место, Джин заметила, что на его столе лежит открытая папка. Она сразу узнала ее — та самая, которую она дала ему утром, с надписью «Новый блок». Значит, он изучает эти материалы? Джин решила не возлагать на это слишком больших надежд. Майк провел слишком мало времени в своем кабинете, чтобы успеть много прочитать. Она села и начала просматривать бумаги, скопившиеся на ее столе.

Здесь были сообщения самого разного рода — от текущих кранов в душевых кабинах до недопоставки новых пеленок в детскую. Джин решала мелкие хозяйственные проблемы, усиленно стараясь не обращать внимания на Майка.

— Я снова иду в амбулаторное отделение, — объявил он, закончив очередной телефонный разговор. — Вызовешь, если я понадоблюсь.

Телефон на ее столе зазвонил, и Майк остановился, ожидая, пока она возьмет трубку.

— Заведующий сейчас занят, — сказала Джин, улучив момент, когда женщина на другом конце провода сделала паузу. — Доктор Роджерс будет проводить дневной обход через… — Она взглянула на часы. Неужели уже так поздно? А как же обед? — …Через несколько минут. Вы можете рассказать ему о вашей проблеме. — Она терпеливо слушала возмущенные жалобы пациентки. Майк все еще стоял рядом. Джин сделала ему знак, что все в порядке, но он не двинулся с места. — Естественно, поначалу возникают трудности, — попыталась успокоить она собеседницу, — но я думаю, что в этом вопросе медсестры смогут оказать вам большую помощь, чем доктор. Многие из них сами имеют детей и сталкивались с такими же проблемами. Если сестра предлагает вам принять мягкий анальгетик, вы можете быть уверены, что этот препарат не причинит вреда младенцу. — Джин спокойно выслушала ответ, чувствуя, что женщина на другом конце провода понемногу приходит в себя. — Я думаю, что рекомендуемое время приема лекарства — за сорок минут до кормления. Конечно, не соблюдая режим, это трудно подсчитать. Впрочем, если вы против любых лекарств, то придется примириться с болями. Я понимаю ваши ощущения, но это признак того, что матка сокращается, возвращаясь к тому размеру, который был до беременности.

Ожидая конца разговора, Майк присел на край стола. Продолжая успокаивать пациентку, Джин с растущим смятением наблюдала за ним. Его бедро было всего в нескольких дюймах от нее, и очертания мускулов вырисовывались под тканью брюк. Но она не хотела реагировать на это! Не хотела думать об этом!

— Если бы я знала, что ты не занят, то передала бы трубку тебе, — язвительно проговорила Джин, закончив разговор. — Мне показалось, что тебя ждут в амбулаторном отделении.

— Да, у меня встреча со старшим переводчиком, — кивнул Майк. — Но он сейчас сидит на приеме, и я могу подойти в любой момент, чтобы переговорить с ним. А ты всегда так искусно отражаешь атаки пациентов на заведующего?

Джин подняла глаза, пытаясь оценить его настроение по выражению лица, но оно было отстраненным.

— Я пытаюсь оградить начальство от ненужных проблем, — ответила она. — Именно поэтому подобные звонки поступают сначала ко мне. Это была миссис Гастингс, наша пациентка. У нее боли внизу живота во время кормления грудью, но…

— Она отказывается от обезболивающих, потому что озабочена качеством грудного молока, — закончил Майк. — Я это понял, как-никак я акушер. — Джин кивнула, игнорируя его сарказм. Она едва не задыхалась от его близости. — Значит, от медсестер больше толку, чем от докторов? — вкрадчиво продолжил он. — Утром ты уже намекала на то, что я не нужен в этом кабинете, но неужели следует убеждать пациентов в бесполезности врачей?

Джин почувствовала легкую дрожь. Он действительно раздражен, или просто поддразнивает ее?

— Конечно нет, — как можно более спокойно сказала она. — Я просто имела в виду, что в некоторых вопросах у сестер больше опыта.

— Ты получила диплом медсестры?

Вопрос был настолько неожиданным, что Джин на мгновение пришла в замешательство. Она очень любила свою нынешнюю работу, но не переставала сожалеть о том, что не смогла завершить учебу.

— Нет, — тихо призналась она.

— Почему?

Сердце ее сжалось от боли. Он не должен узнать о Софии. Ни в коем случае.

— У меня были другие дела, — пробормотала она.

— Какие? — Вопрос прозвучал так резко, что она решила промолчать. — Значит, ты просто сдалась? — усмехнулся он, вставая. — Ты, которая клялась, что сделаешь это, даже если тебе придется работать уборщицей и заниматься по ночам?

Джин понимала, что он нарочно подзуживает ее, но не могла больше сдерживать себя.

— А может быть, я потеряла интерес к этому, — с вызовом заявила она. — Или решила, что мое призвание совсем в другом. Уж кому-кому, как не тебе, понять это, Майк! Когда-то ты принял такое же решение — насчет меня!

Она протянула руку и сняла трубку. Телефон не звонил, но ей надо было дать ему понять, что у нее есть более важные дела, чем вспоминать о прошлом.

Джин набрала номер детского сада. Краем глаза она увидела, что Майк понял намек и пошел к двери, и уже собиралась ответить на приветствие Мэй, но в этот момент тот обернулся.

— Ты не забыла о том, что мы собирались обсудить твой проект сегодня вечером? — спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил: — Мне предоставили две комнаты на верхнем этаже больницы. Первая дверь налево от лифта. Когда закончишь дела, поднимись ко мне и захвати с собой эту папку. Мы закажем ужин из столовой.

Джин хотела возразить, но Майк вышел раньше, чем она успела найти веский аргумент для отказа — любой, лишь бы в нем не упоминалось о дочери.

Может быть, она поступает глупо? Рано или поздно он все равно узнает, что у нее есть ребенок. Но инстинкт матери подсказывал Джин, что она должна защитить дочь любой ценой — уберечь от той боли, которую он может причинить ей своим неожиданным появлением.

В телефонной трубке раздался щелчок. Видимо, Мэй, не дождавшись ответа, положила трубку. Только сейчас Джин поняла, почему решила звонить в детский сад. Куда удобнее было бы спуститься туда, а заодно на минутку обнять Софию. Но такое поведение вызовет у подруги вопросы, на которые Джин пока не могла ответить. Она снова позвонила в садик.

— Мэй, это Джин. Ты не могла бы сегодня взять Софию к себе? Новый босс хочет поговорить о моем проекте, и мне придется задержаться после работы. Иначе он отказывается обсуждать эту тему на завтрашнем собрании.

Та согласилась незамедлительно:

— Конечно, с удовольствием. Ты не представляешь, как я соскучилась по ней, пока вас не было. И мои дети уже замучили меня просьбами поскорее привести Софию в гости с ночевкой.

Джин облегченно вздохнула. Энтузиазм Мэй был искренним. Она частенько брала Софию к себе, и девочке это очень нравилось. Там для нее всегда хранились зубная щетка, пижама и сменная одежда.

— Я спущусь вниз и попрощаюсь с ней, прежде чем вы уедете, — пообещала Джин.

Вешая трубку, она заметила, что ее пальцы дрожат. Решение принято. Если бы у нее было хоть чуть-чуть здравого смысла, она сказала бы Майку, что встреча после работы невозможна. Но Джин не любила лгать. А сказать правду было немыслимо.

Она вернулась к бумагам на своем столе и разбирала их до четырех часов. Майк не возвращался, и Джин решила, что он, скорее всего, на вечернем обходе. Она выскользнула из кабинета и спустилась вниз, чтобы попрощаться с Софией, а затем вернулась через боковой вход, чтобы проверить, как себя чувствует новоиспеченная мамаша.

Должно быть, мистер Санчес сообщил новость родным и знакомым, потому что, подходя к палате, Джин заметила двух женщин в национальной одежде, входивших туда с корзинами и свертками. Она решила не мешать посетителям и прошла мимо.

Вернувшись в свой кабинет, она нашла папку с копиями материалов по организации нового блока и принялась просматривать их, отмечая те места, которые могли вызвать вопросы у Майка, и подбирая аргументы в свою защиту.

Вдруг раздался сигнал пожарной тревоги. Джин вздрогнула. Первым ее порывом было сбежать вниз по пожарной лестнице и проверить, в безопасности ли София, но она знала, что сначала должна осмотреть свое отделение.

Когда Джин выбежала в фойе, звук сигнала изменился, означая, что пожар уже локализован, и вскоре стих совсем.

— Что это?

Рядом стоял Майк.

— Длинные гудки сирены означают общую тревогу, — объяснила она. — Чередование длинного и короткого сигнала указывает, что в одной из частей здания сработали огнетушители. Звуки прекращаются, когда огонь потушен.

В коридоре за ее спиной послышался шум и взволнованная испанская речь. Она обернулась. Из палаты миссис Санчес поспешно вышли две женщины, которых Джин видела незадолго до этого.

Их одежда была мокрой!

— О, нет! — простонала Джин. — Только не сегодня!

Оставив Майка в фойе, она бросилась к палате.

Молодая мать сидела на стуле, крепко прижимая к себе младенца. Медсестра стягивала с кровати мокрое постельное белье, а санитар вытирал шваброй пол. Сначала Джин показалось, что пациентка так же промокла, как и ее посетительницы, но потом она разглядела на ее лице слезы. Мистер Санчес складывал свой зонт. Джин улыбнулась про себя тому, с каким спокойствием он действовал, защищая жену и ребенка от потоков воды во время всеобщей суматохи.

В палату следом за Клер вошел Майк.

— Что происходит? — строго спросил он.

Джин молча указала на маленькую медную жаровню, стоящую рядом с кроватью. Она была полна темной воды.

— Приятельница моей жены принесла это, — объяснил мистер Санчес. — Она придерживается старых обычаев, которые требуют окуривать молодую мать и младенца специальными травами. Вообще-то полагается бросать их в костер, но мы старались избежать пожара. — Он указал на жаровню. — Мы не хотели сделать ничего плохого…

Он развел руками и нахмурился, видимо, тревожась, что это происшествие может повлечь за собой преждевременную выписку его жены из больницы.

Клер посмотрела на Джин и вздохнула. Такое уже случалось, и оба раза автоматические водяные огнетушители сработали эффективно. Но происшедшее говорило совсем не в пользу проекта нового родильного блока.

Санитар вкатил сухую кровать, Клер взяла на руки ребенка, а медсестра помогла молодой никарагуанке лечь.

— Мы возьмем малыша в детскую, — сказала Клер мистеру Санчесу. — Кажется, он не пострадал, но все же лучше осмотреть его. Объясните, пожалуйста, вашей жене, что мы переведем ее в общую палату, поскольку здесь надо навести порядок. — Пока он переводил слова акушерки, Клер шепнула Джин: — По крайней мере, там она будет под постоянным присмотром.

Джин вслушивалась в поток чужой речи и думала, что пациентка, пожалуй, выглядит скорее обрадованной, чем расстроенной. Она и так робела в больнице, а исполнение традиций и связанная с этим суматоха ввергли ее в еще большее смущение. И теперь она явно радовалась, что все обошлось.

— Идемте, мисс Мортон, — сказал Майк, легонько хлопнув ее по плечу. — Нам есть о чем поговорить!

Она последовала за ним в кабинет. Он сел на свое место и отодвинул папку с надписью «Новый блок» в сторону.

— А теперь ты, как местный эксперт по этническим культурам, должна объяснить мне, каким образом эти чертовы посетительницы едва не устроили в больнице пожар.

Джин бросила на него осторожный взгляд. По его тону было невозможно понять, сердится он или шутит.

— Больнице ничего не угрожало, — сказала она. — Датчики пожарной сигнализации настолько чувствительны, что могут среагировать даже на подгоревший хлеб в тостере.

— Так что же, прикажешь отключать всю сигнализацию в родильном блоке, когда туда поступают иммигрантки?

— Не говори глупости! — Джин сердито взмахнула руками. — Суть идеи нового блока заключается не столько в переоборудовании помещений, сколько в другом подходе. Я уже говорила о необходимости организовать занятия для групп беременных женщин. Но это улица с двусторонним движением, Майк. Мы должны не только понять, чего они хотят, но и объяснить им, как организована работа больницы. В том числе и то, что в каждой палате установлена сигнализация, которая реагирует на дым, а в потолок вмонтированы разбрызгиватели воды.

— Хорошо, я понял. А теперь давай вернемся к сегодняшнему происшествию. Зачем они все это проделывают?

У Джин появился проблеск надежды.

— Ты, наверное, знаешь, что народы стран Латинской Америки ассимилировались с исконными жителями страны — индейцами — и переняли многое из их культуры и обычаев.

— Это общеизвестный факт, — кивнул он, давая понять, что ему не нужно втолковывать прописные истины.

— Особенно, — продолжала Джин, — это касается населения удаленных от крупных городов районов. Больше всего они используют познания древних индейцев в медицине, основанные на применении лечебных трав. Их в каких-то случаях жуют, иногда приготавливают настои или растирания, а иногда используют так, как сегодня.

— А почему эта женщина в теплый день закуталась так, словно ей предстоит провести несколько часов на морозе?

Джин усмехнулась.

— Ужасно, правда? Но это с нашей точки зрения. Как правило, они живут в неотапливаемых помещениях, и согреться для них означает восстановить энергию, потерянную во время родов. Позже, когда мать и ребенок окрепнут, они будут применять закаливающие процедуры, чтобы младенец стал выносливым и безразличным к любым переменам погоды. Но в первые сутки после родов обычай предписывает тепло.

— Что ж, это логично, — проговорил он.

Джин была рада, что он разделяет ее точку зрения. Она собиралась продолжить объяснения, но в это время зазвонил телефон на столе Майка. Тот повернулся и снял трубку.

Он по-прежнему все быстро схватывает, думала Джин, прислушиваясь к разговору. Хорошо, что травма головы не оставила последствий.

Воспоминания снова всколыхнулись в ее памяти, и она резко одернула себя. Профессионализм и ничего больше! Что ж, если подходить с этой точки зрения, то он не может не понять, насколько важно создать новый блок. Конечно, двадцати четырех часов может оказаться недостаточно, чтобы полностью проникнуться этой идеей. Джин изучала язык, обычаи и традиции народов Латинской Америки в течение двух лет, и до сих пор понимала не слишком много. Как объяснить все тонкости неподготовленному человеку?

— Извини, наш разговор придется отложить, — шепнул Майк, прикрыв рукой трубку.

Джин кивнула и вернулась к текущей работе. Во-первых, надо написать отчет о пожаре. Она встала, чтобы найти в шкафу соответствующий бланк. Клер тоже должна доложить об этом, и еще — пожарный инспектор. Джин улыбнулась. Одним из ее повторяющихся ночных кошмаров было здание больницы, утопающее под грудой заполненных бланков и продублированных отчетов.

— Я иду вниз, в отделение неотложной помощи, — сказал Майк, закончив очередной разговор. — К ним поступила беременная женщина, попавшая в небольшую дорожную аварию, и дежурного врача беспокоит ее состояние. Если я не успею вернуться сюда до конца рабочего дня, то увидимся у меня — верхний этаж, первая дверь налево.

Проходя мимо, он дотронулся рукой до ее плеча. Прикосновение было обжигающим.

Ты не можешь продолжать любить его, сказала себе Джин. Он выбросил тебя, как старую ненужную тряпку. Где твоя гордость? Или хотя бы инстинкт самосохранения?

Около шести, когда она разговаривала по телефону с бухгалтером по поводу задержки с выплатой отпускных одному из санитаров отделения, в кабинет вошел Майк, взял папку с документами и поднял палец вверх, показывая, что он направляется в свое временное пристанище. Отказываться от встречи было поздно.

Джин набрала номер Мэй, чтобы поговорить с Софией. Потом пару минут молча посидела за столом. Ей нужно было собрать все силы, чтобы быть готовой противостоять Майку Брэдли.

— Неотложные дела? — спросил он, когда она наконец открыла дверь и осторожно вошла в уютно обставленную гостиную.

— Как обычно. — Джин подошла к окну, приятно пораженная открывавшимся оттуда видом. — Я и не представляла, что в больнице есть гостиничные номера.

Ветер утих, солнце садилось за горизонт. Пылающее на западе небо отражалось в озере сверкающей полосой, которая переливалась красными, розовыми и янтарно-золотыми оттенками.

— Помнишь, как мы гребли на лодке к закату? — спросил он.

Джин инстинктивно ссутулила плечи, словно желая спрятаться от его вопроса. Она и сама только что вспомнила о том вечере. Перед глазами встали отраженное в озере огненное небо, тихий всплеск весел, рассекающих зеркальную гладь, и стекающие с поверхности воды в темную глубину яркие краски.

— Это было сказочно красиво. Жаркие цвета — огонь и кровь, как символы нашей страсти и нашей профессии.

Его голос был густым, хрипловатым, он словно приглашал ее в ностальгическое путешествие по прошлому. Джин напряглась.

Одно дело — в одиночестве воскрешать в памяти лучшие времена. Но делать это вместе с Майком? Предаться совместной оргии воспоминаний? Невозможно!

— Цвета заката быстро угасают, — заметила Джин, наблюдая, как розовый превращается в фиолетовый, а оранжевый — в темно-красный, постепенно темнеющий до бордового. И любовь — тоже, могла бы добавить она, но вместо этого сказала: — Я больше люблю озеро днем. Холодные цвета — голубой, зеленый, приглушенносерый, с белыми крапинками на ветру. Это очень красиво.

— А как насчет серебристых оттенков лунного света? — поддразнил Майк, но Джин отказалась играть в эту игру.

Она на секунду закрыла глаза, чтобы прогнать прочь еще одно непрошеное воспоминание, и устремила взгляд на городской пейзаж на южной оконечности озера.

— Это высокое новое здание построено для страховой компании, — сказала она, рассчитывая, что он поймет намек.

Он должен понять, что она не собирается поддерживать в игру в «давай вспомним».

Майк пробормотал что-то в ответ. Джин не расслышала, но переспрашивать не стала. Она выпрямилась и стала спокойно и сосредоточенно изучать огни города, ярко вспыхнувшие после захода солнца. Где-то среди этой массы огней горели окна Центральной городской больницы, где они когда-то встретились. А еще дальше к югу, на засушливых землях, стоял домик, в котором прошло ее детство…

— Ты видишься с отцом?

Проклятье. Он следует по пятам за ее мыслями.

— Нет. Раньше пыталась, но он дал понять, что все еще считает меня причиной всех своих несчастий.

— До него все еще не дошло, что он имеет некоторое отношение к твоему рождению?

Его слова прозвучали беспечно, но Джин помнила, с каким недоверием встретил Майк ее рассказ о том, как она мечется между двумя ожесточенными родителями, которые постоянно ссорятся, не желая ничего прощать друг другу и во всем обвиняя дочь.

— Меня это не волнует, — сказала Джин.

— Еще как волнует! — поддразнил Майк.

Конечно, в чем-то он прав. Она старалась забыть о детстве, но горький опыт, приобретенный в юные годы, не мог не отразиться на решениях, которые она принимала во взрослой жизни. Особенно по поводу воспитания Софии. Возможно, двое родителей лучше, чем один, но без любви…

— Я редко думаю об этом, — сказала Джин.

Это было правдой. Ей не хотелось вспоминать о том, что было до того, как в ее жизни появился Майк. К тому времени, когда они познакомились, она уже переехала из того ужасного пригорода и снимала крошечную квартирку в городе.

— Сейчас я живу вон там, — сказала Джин, заглядывая вниз и направо.

От маленького коттеджа, в котором обитали они с Софией, можно было дойти пешком до больницы и до озера. Именно поэтому Джин предпочла поселиться в этом довольно дорогом районе. Ей было нелегко оплачивать жилье, но оно того стоило.

— Отсюда видно твой дом? — спросил Майк, придвинувшись ближе.

Джин отступила в сторону, делая вид, что ищет лучшую точку обзора. На самом деле, для того, чтобы разглядеть отсюда ее коттедж, надо было иметь страусиную шею.

— Нет, но я знаю, что он там.

Майк улыбнулся, и Джин догадалась, что он вспоминает, как ревностно она относилась к своему жилищу. «Переезжай ко мне, — не раз предлагал он ей. — Твоя комнатка меньше, чем моя ванная». «Зато она моя, — возражала Джин. — Это мой дом!» Маленькая студенческая квартирка была для нее в большей степени домом, чем то место, где она жила в детстве. Но Майк этого не понимал.

Джин отошла от окна и уселась в одно из кресел.

— Ну, а как тебе мое пристанище? — спросил Майк, обводя взмахом руки свои владения. — Это апартаменты для заезжих шишек и таких временных работников, как я.

Он подошел ближе. Джин буквально кожей ощущала его присутствие. Что ж, по крайней мере, он сменил тему разговора, с благодарностью подумала она.

— Наверное, таким образом старик Дженкинс экономит на гостинице, — заметила она самым непринужденным тоном, на какой была способна.

— Похоже, ты не любишь мистера Дженкинса, — поддразнил Майк.

— На самом деле споры с ним даже доставляют мне удовольствие, — улыбнулась в ответ Джин. — И ему, я думаю, тоже. Я ведь понимаю, что если администрация такой большой больницы, как эта, не будет вести жесткую политику, деньги, которые можно потратить на улучшение обслуживания пациентов, просто утекут в песок, — деловито продолжила она. — Плюс ко всему борьба внутри больницы! Каждое отделение хочет получить больший кусок пирога. Самый шустрый ассистент заведующего — в отделении неврологии. Это мужчина, и, хотя мне неприятно признавать это, но ему лучше всех в больнице удается вытягивать деньги из…

— Старика Дженкинса? — перебил Майк.

Джин поняла, что говорит слишком много, скорее всего, потому, что пытается скрыть свою нервозность. Неужели она не может в присутствии Майка вести себя спокойно и сдержанно?

— Ты прочитал документы? — резко спросила она.

Он указал на лежавшую на журнальном столике раскрытую папку.

— Я прочел резюме, но не успел ознакомиться с дополнительными материалами. Что, если мы закажем ужин и обсудим то, что я уже узнал, а потом уже пройдемся по каждому пункту в отдельности. Иначе я не успею подготовиться к завтрашней дискуссии.

Его тон был настолько деловым и серьезным, что Джин невольно задумалась, не слишком ли много она вообразила, услышав несколькими минутами раньше его «Помнишь?..»

Или она все еще находится под впечатлением того неожиданного утреннего поцелуя, и ее бедное глупое сердечко все еще таит в себе какие-то надежды?

 

4

Ужин принесли в тот момент, когда Джин рассказывала Майку об особенностях латиноамериканской национальной пищи.

— Похоже, им незнакомо понятие диетического питания и дети с молоком матери приучаются к острым перченым блюдам, — заметил Майк, скептически ткнув вилкой в свой бифштекс и слегка поморщившись.

— Правильно, — согласилась Джин, не удержавшись от улыбки при виде выражения его лица. — А для поваров нашей столовой «среднепрожаренное» означает, что мясо успели снять с плиты прежде, чем оно превратилось в уголь. Поэтому я всегда беру сосиски. Их труднее испортить.

Она думала, что своим замечанием вызовет его улыбку, но Майк внимательно посмотрел на нее через стол и нахмурился.

— Мне следовало пригласить тебя в ресторан, — с неожиданной пылкостью сказал он.

— Ну что ты, это всего лишь деловой ужин. — Джин постаралась, чтобы ее слова прозвучали небрежно, но сердце екнуло у нее в груди. — Обсуждение проекта важнее, чем изысканная кухня.

Она с аппетитом принялась за свои сосиски.

— Я в этом не уверен, — проворчал Майк, без энтузиазма разрезая бифштекс.

— Зато я уверена, — твердо сказала Джин и продолжила свои объяснения.

Майк не перебивал, с отсутствующим видом пережевывая мясо. Джин рассказывала о том, что уже сделано в больнице.

— Мы решили вопрос с питанием. В других отделениях тоже много пациентов-латиноамериканцев, поэтому имело смысл нанять поваров, знакомых с их национальной кухней. Мы печатаем меню на испанском, и пациенты могут заказывать еду по своему выбору.

Она снова взялась за сосиску. Совместная трапеза с Майком придавала ситуации определенную интимность, и Джин с некоторым усилием удерживала мысли в русле обсуждения проекта.

— Меню — это гораздо проще, чем костер в палате, — сказал он.

— Почему? — спросила Джин, втыкая вилку в запеченную с сыром картофелину. — Я понимаю, что мы не можем использовать открытый огонь, но можно решить проблему по-другому. Например, изучить, какие травы они используют для обкуривания, и устроить для этой цели нечто вроде сауны. А что касается прогревания после родов, то здесь можно поступить еще проще. Все палаты оборудованы кондиционерами, и летом здание охлаждается. Можно предусмотреть отключение системы кондиционирования в новом блоке. Тогда им не нужно будет кутаться.

Еда, которую заказала Джин, была простой, но вкусной, и она сделала паузу, чтобы прожевать еще одну картофелину.

— Согласен. — Майк покончил с бифштексом и отодвинул тарелку в сторону. — И это аргумент в пользу того, чтобы помещать этих женщин в одну палату. Что еще?

— Душ! — простонала Джин, вспомнив, какие баталии разыгрывались в связи с этим в отделении.

— Душ? — эхом отозвался он.

Она кивнула и усмехнулась.

— Ты, конечно, знаешь, как тщательно медсестры в больницах следят за соблюдением гигиены. Можешь представить себе ужас персонала, когда я предложила не принуждать пациенток из Латинской Америки к ежедневному принятию душа?

Майк хмыкнул.

— Ну-ну, продолжай!

— Это опять связано с традициями. Эти женщины считают, что в первое время после родов следует избегать воды, особенно холодной. Они уверены, что это может привести в будущем к артриту, а мытье головы — к выпадению волос. У одних народов подобные ограничения длится несколько дней, у других — целый месяц. Очищение тела они проводят в паровой бане, используя ароматические травы. И, находясь здесь, отказываются бежать по утрам в душ.

— Разумеется, сестры приходят в ужас!

— Как и большинство других пациенток, — отметила Джин. Некоторым из женщин-иммигранток приходится досрочно покинуть больницу либо из-за того, что их заставляют идти в душ, либо из-за неприязни со стороны других больных, которые считают их грязнулями. Это трудная ситуация для персонала и пациенток, но если мы сможем организовать отдельные палаты, то и эту проблему можно будет решить с помощью сауны.

Майк недоверчиво покачал головой.

— Откуда ты все это знаешь?

— Когда я… — Джин запнулась. Она едва не сказала: «Когда я родила Софию»! — У меня есть подруга-мексиканка, она научила меня языку. Мы частенько сидели и разговаривали на смеси английского и испанского, обычно о больничных проблемах. Она родила своего первого ребенка на родине, а второго — здесь. Мне было интересно узнать разницу…

— И ты начала изучать этот вопрос? Тебе пришлось провести огромную работу, чтобы подготовить проект.

Он сказал это с восхищением, но Джин не обратила внимания на похвалу.

— Я просто хочу привлечь внимание к этой проблеме, — сказала она. — Например, одна из статей написана женщиной-врачом. Она принадлежит к потомкам индейцев племени кечуа, представители которого рассредоточены по всей Латинской Америке.

— Она работает в этой больнице?

Джин покачала головой.

— Я познакомилась с ней, когда она рожала здесь своего первого ребенка. Она получила медицинское образование в Европе и не верила в старые обычаи. Не соблюдала месячный срок уединения, не сидела дома с ребенком, как предписывает традиция, не избегала воды, не куталась в теплую одежду. Ее малыш спал не рядом с ней, а в отдельной комнате. Вскоре она наняла няню и начала работать на полставки…

— И у нее выпали волосы?

— Нет, но проблемы со здоровьем возникли. Ничего особенного — кашель, частые простуды, общая слабость…

— Что не удивительно, если женщина пытается совместить воспитание маленького ребенка с работой, — вставил Майк.

— Конечно, — согласилась Джин. — Ведь большинство традиций появились не случайно. Месяц уединения позволял женщине окрепнуть после родов, приучить ребенка к груди, привыкнуть к тому, что это маленькое существо полностью зависит от нее. Даже ограничения на купание, вероятно, связаны с тем, что вода в деревнях была недостаточно чистой. Отказываясь мыться в течение месяца, женщина уменьшала риск инфекции для себя и ребенка.

— Так что же случилось с твоей подругой?

Майк наклонился вперед, опершись локтями о стол и положив подбородок на сплетенные пальцы. Джин разглядывала его тонкие худощавые руки. Стоило ей чуть-чуть поднять глаза, — и она бы встретилась с ним взглядом. Но вместо этого она повернула голову к окну.

— Она вскоре родила еще одного ребенка и на этот раз соблюдала месячный срок.

Майк тихо рассмеялся, и Джин с улыбкой покачала головой.

— Нет, она не бросала травы в костер, но некоторое время сидела дома, тепло одевалась и ела ту пищу, которая была рекомендована традициями. Она призналась мне, что, соблюдая все предписания после вторых родов, надеется устранить отрицательные последствия первых.

Майк покачал головой, не веря в теорию, но признавая право на ее существование.

— Я буду отстаивать твой проект, — сказал он.

Его голос прозвучал так нежно, что Джин даже испугалась.

— Спасибо, — пробормотала она, поднимаясь на ноги. — Ну, я пойду домой, чтобы ты успел прочитать все остальное. — Она взяла с журнального столика свою сумочку и направилась к двери. — До завтра!

— Куда ты так спешишь? Я хотел угостить тебя кофе. Здесь у меня прекрасно оборудованная мини-кухня, и среди всего прочего там есть замечательная кофеварка.

— Лучше я пойду, — сказала она.

— Тогда я провожу тебя до машины, — предложил Майк, и Джин показалось, что в его голосе звучит разочарование.

— У меня нет машины. Я хожу п-пешком! — запинаясь, проговорила она.

Он был так близко, а комната неожиданно оказалась такой маленькой. Джин почувствовала, что ей не хватает воздуха.

— Тогда я пройдусь с тобой, — твердо сказал Майк, беря ее под руку и открывая дверь.

В молчании они спустились вниз и пересекли главный вестибюль. Джин чувствовала, что должна нарушить молчание, потому что оно было слишком знакомым и уютным, притягивало ее к Майку, возрождая прошлую близость.

В тот момент, когда они вышли на улицу, тишину разорвал громкий рев сирены «скорой помощи». Это был обычный звук в этом месте, но слыша его, Джин каждый раз вспоминала тот день, когда такая же машина доставила сюда Майка, и ту ночь, которую она провела у его постели.

— Ты помнишь, как тебя привезли в эту больницу?

Она спросила, не подумав, вопрос возник просто как ассоциация. Лучше бы ей промолчать!

— Помню и очень отчетливо, — серьезно сказал он.

Когда они переходили дорогу, Майк снова взял ее под руку. Он повел ее по направлению к дорожке, которая тянулась через парк вдоль берега озера. Джин всегда ходила этим путем на работу и обратно, но он не мог знать этого. Он выбрал этот путь, потому что когда-то они гуляли здесь, догадалась она. И, видимо, потому, что собирался сказать что-то еще, кроме короткого «помню».

По интонации его голоса и по тому, как крепко он держал ее руку, Джин поняла, что ее ждет трудный разговор, но не знала, как его избежать. Они подошли к озеру, и Майк усадил ее на скамейку лицом к воде, серебристой в лунном свете.

— Ты была права, когда упрекала меня в безрассудстве, в вечном желании пройти на один шаг дальше, чем нужно, в стремлении что-то доказать самому себе, — тихо начал он. — С безрассудством еще можно было справиться, но что касается остального…

Джин едва удержалась от тяжелого вздоха. Бесшабашная смелость Майка всегда находила отклик в ее душе. Но она всегда стремилась к достижению успехов в работе. А Майку все давалось слишком легко, чтобы он мог почувствовать радость победы.

— Да, я критиковала тебя, но, возможно, именно это качество спасло тебе жизнь, — возразила она, вспоминая, как он лежал без сознания, с большой потерей крови, повреждением почек… Этот список можно было продолжать еще долго. — Мне кажется, твое упрямство заставило тебя доказать всем медицинским светилам, что они ошибаются.

Майк удовлетворенно хмыкнул.

— Возможно, ты права. Но временами я задумывался, стоило ли бороться.

— Конечно, стоило! — с горячностью воскликнула она, потому что мир без Майка — даже если он больше не любил ее — был немыслим.

Он, казалось, не слышал ее, глядя на воду и неловко устраиваясь на жесткой деревянной скамейке. Джин припомнила легкую хромоту, которую она заметила в его походке. Наверное, поврежденный сустав все еще причиняет ему боль.

— Конечно, стоило! — повторил он, прервав ее мысли. — Но это заняло много времени. Из-за болезни я пропустил почти год обучения в ординатуре, и мне пришлось начать все заново. Потом я понял, что хочу специализироваться в акушерстве и гинекологии. На это ушло еще два года. Затем была стажировка за границей.

Ночь все плотнее окутывала их бархатной темнотой. Желтые пятна света от фонарей ложились на траву причудливым узором. Вода плескалась у берега, лаская песок. Джин бессознательно впитывала эти образы и звуки.

— Я вернулся и начал работать в клинике в Остине. Все шло хорошо. Я преподавал, вел семинары у студентов…

Где-то в глубине парка закричал кроншнеп, и его печальный крик прозвучал в тон одиночеству, которое слышалось в голосе Майка. Джин усилием воли закрыла сердце стальной броней, чтобы не дать проникнуть туда острому клинку жалости.

Сочувствовать Майку Брэдли? Никогда!

— Ну, и что же случилось потом? — нарочито бодрым голосом спросила она. — Остин разочаровал тебя? Триумфальное возвращение блудного сына в родной город не состоялось?

Она встала, чтобы не дать Майку почувствовать ее смятения, и медленно пошла вниз по дорожке. Почему-то ей было невыносимо думать, что этот веселый и энергичный человек мог быть несчастлив.

Он догнал Джин и пошел рядом, не касаясь ее. Они достигли того места, где спали два лебедя, издали похожие на сложенные белые полотенца, оставленные у края воды.

Если он сейчас заговорит о лебедях, я не выдержу, в отчаянии подумала Джин. Достаточно воспоминаний!

— Я ни на что не надеялся, — тихо проговорил он.

Он сделал паузу, но у нее уже не было сил поддерживать разговор. Их неожиданная встреча утром и необходимость постоянно общаться с ним в течение дня утомили Джин. Ей нужно было прийти в себя, привести в порядок чувства и восстановить силы, чтобы выдержать еще тридцать девять дней.

Она широким шагом пошла вперед, выбрав кратчайшую дорогу к дому — по аллее раскидистых деревьев, переплетенные кроны которых полностью закрывали ночное небо.

— Надеюсь, ты не ходишь здесь вечером? — спросил Майк.

В его голосе слышалась искренняя озабоченность.

— Я редко возвращаюсь так поздно, — ответила Джин.

Когда они вышли из парка, она указала рукой на другую сторону улицы.

— Я живу вон там. И теперь спокойно дойду сама.

Она пыталась сохранить безразличный тон, но у нее это плохо получалось. Джин хотелось убежать или закричать на Майка, потребовать, чтобы он оставил ее в покое. Потому что она была твердо уверена, что рано или поздно он уйдет от нее снова, оставив ненужные следы своего пребывания, вроде забытых носков.

Нельзя допустить, чтобы он вошел в дом и обнаружил признаки существования Софии, например, разбросанные игрушки или кукольный дом, который они строили вместе из кубиков.

Видимо, уловив настроение Джин, он остановился, потянул ее назад в тень деревьев и повернул лицом к себе. В полумраке выражение его лица было неясным, но она кожей чувствовала волны смешанных эмоций, накатывающиеся на нее.

— Я построил свою жизнь заново, — продолжил он. — Сначала учился стоять, потом ходить. Я обучал свой мозг читать и воспринимать прочитанное, накапливать знания. Я упорно работал и преуспел в этом, получив высшие оценки на экзамене по специальности. Меня пригласили в клинику и предложили заниматься преподавательской деятельностью. Я был до фанатизма погружен в работу, но моя жизнь оставалась пустой, как школа во время каникул.

Горечь его слов отозвалась жгучей болью в груди у Джин. Она сделала шаг к дороге, но Майк удержал ее за руку.

— Полгода назад я начал понимать, что, достигнув многого, я потерял еще больше.

Он наклонился и коснулся губами ее лба. Этот поцелуй был целомудренным, как робкое приветствие ребенка, но обжег кожу Джин огненным клеймом.

Ее сердце забилось в таком лихорадочном ритме, что в течение нескольких секунд она едва могла дышать. Но затем закипающий гнев выплеснулся наружу.

— Ты сам разорвал наши отношения, Майк! — рассерженно выпалила она. — Ты заявил мне, что все кончено. Ты сказал, что понял это еще до несчастного случая. Ты отказался видеть меня, ты не принес извинений и ничего не объяснил. А теперь у тебя хватает наглости снова врываться в мою жизнь и говорить о какой-то пустоте! — Джин удержалась от желания топнуть ногой. Вместо этого она набрала воздуха в легкие и продолжила: — Так вот, мистер Брэдли, мне прекрасно известно, что такое пустота. Ничего с тобой не случится! Ты привыкнешь к ней и даже научишься скрывать ее от самого себя.

— Значит, ты не испытываешь ничего подобного? Ты нашла счастье с кем-то другим?

Его голос звучал откуда-то издалека. Джин поняла, что это гнев стучит у нее в ушах, заглушая все эмоции. Она хотела бы солгать, но правда слишком много значила для нее.

— Я нашла жизнь, которая мне нравится, работу, которую я люблю, и спокойствие. Риск — не для меня, Майк.

— Значит, ты считаешь возобновление наших отношений, хотя бы на основе старой дружбы, рискованным? — спросил он.

В его голосе звучала легкая насмешка, словно все сомнения внезапно исчезли. Джин пыталась понять, что в ее словах могло так резко изменить его настроение, но не находила ответа.

Их встреча показала, что этот мужчина все еще волнует ее и, видимо, всегда будет волновать. Она отлично понимала, о какой пустоте он говорил. Ее жизнь без него ничем нельзя было заполнить.

Но когда-то он сказал, что любит ее, а потом отвернулся. И нет никакой гарантии, что это не повторится. Если бы она отвечала только за себя, то могла бы позволить себе вернуться в его объятия и, вероятно, в постель, чтобы потом снова расхлебывать последствия этого. Но она не может рисковать покоем Софии.

— Это будет катастрофой, Майк, — твердо сказала Джин. — Поверь мне.

— Возможно. Но почему бы нам не попробовать выяснить это?

— Выяснить, что я все еще люблю тебя, а ты меня — нет? — с ледяной иронией спросила она. — Да, это было бы забавно! Но с меня хватит. Уж лучше сунуть пальцы в розетку.

— У меня были свои причины, Джин, — проговорил Майк.

Его слова прозвучали так тихо, что она едва расслышала их. Хотя предпочла бы вовсе не слышать.

— Мне надо идти, — сказала она, желая покончить с этими объяснениями.

Майк кивнул и вышел из тени деревьев.

— Я прослежу отсюда, как ты дойдешь до дома. Увидимся завтра.

Но теперь уже Джин, которой еще мгновение назад не терпелось убежать прочь, замерла, охваченная странным нежеланием двигаться с места. Майк повернул ее лицом к дороге, и, выбрав момент, когда не было машин, слегка подтолкнул вперед.

Повинуясь движению его руки, она перешла улицу, удаляясь от своей судьбы физически, но не в силах защититься эмоционально. За его странным признанием таились смущение и неуверенность, столь не свойственные Майку, что ей было больно думать об этом. Но почему это причиняет ей такую боль? Мучительный вопрос пульсировал в ее висках.

Джин открыла дверь и проскользнула в дом. Не зажигая света, она прислонилась к двери, пытаясь отгородиться и от прошлого, и от настоящего.

Ты все еще любишь его, простучало ее сердце и задрожало от страха. И хорошо, если только от страха!

Утром перед работой Джин забежала в детский сад, чтобы увидеться с Софией. Проведя с дочерью полчаса, она нехотя направилась в отделение. Если новый проект будет одобрен, она будет по горло загружена организационной работой. И эти два месяца пролетят незаметно.

Она глубоко вздохнула. Должно быть, слишком глубоко, потому что рядом стоящие пассажиры лифта обернулись и удивленно посмотрели на нее.

Двери открылись на пятом этаже, и Джин торопливо вышла. Проект нового родильного блока приобретал для нее теперь еще большее значение. Он позволит ей сосредоточиться на работе, отвлечься от мыслей о Майке, а неизбежная при этом физическая усталость не позволит ее телу так предательски реагировать на его присутствие.

Она говорила себе, что не желает видеть его, и в то же время сгорала от нетерпения. Если он сейчас в кабинете, то нужно еще раз подчеркнуть важность нового проекта.

— Нам удалось собрать пять пациенток из Латинской Америки в одной палате, — объявила дежурная акушерка Лора Финчли, перехватив Джин в коридоре. — Идем, посмотришь.

Она взяла Джин под руку и потащила к палате.

— Конечно, получилась адская смесь — одна перуанка, твоя молодая никарагуанка, студентка из Венесуэлы, еще одна никарагуанка, которая только что родила третьего ребенка, и мексиканка.

Джин улыбнулась, представив разнообразие культур и обычаев в этой маленькой группе, и вошла в палату.

Женщины оживленно переговаривались друг с другом. Рядом с каждой кроватью стояла колыбелька. Это было еще одной отличительной чертой иммигранток, — они и в какую не соглашались расставаться с детьми. В обычных палатах это иногда вызывало недовольство других пациенток.

Джин поздоровалась по-испански и услышала застенчивый ответ. Женщины продолжили свой разговор. Джин была приятно удивлена взаимопониманием между ними. Хотя мексиканка была старше всех по возрасту, и, вероятно, богаче, она обращалась к старшей из никарагуанок с уважением, видимо, из-за того, что та была более опытной матерью.

— Моя мать подробно написала мне, что нужно делать после родов, — на хорошем английском сообщила мексиканка, — но я не могла понять, почему она так на этом настаивает, пока миссис Рамирес не объяснила. А вы как считаете?

Прежде, чем Лора успела ответить, раздался мужской голос:

— Я думаю, вы можете делать все, что приносит вам пользу.

Джин спиной почувствовала, что Майк подошел ближе. Она ошибалась! Как бы она ни старалась, как бы ни загружала себя работой, эти два месяца не пролетят незамеченными. Она просто не сможет нормально дышать в его присутствии.

— Многие врачи сейчас используют методики, заимствованные из других культур, особенно из древней индейской медицины, — продолжил Майк. — Во время недавней поездки в Гватемалу я видел, как местные врачи предлагали женщинам рожать в гамаке. Я не утверждаю, что этот способ подойдет всем моим пациенткам, но считаю, что в каждом конкретном случае нужен индивидуальный подход.

— Это доктор Брэдли, — представила Майка Лора.

Он начал обход, а Джин, воспользовавшись моментом, выскользнула в коридор и направилась к себе, радуясь, что кабинет пуст, и она сможет привести свои чувства в порядок до возвращения Майка.

Он появился за пять минут до начала собрания, видимо, избегая ее так же усердно, как и она его.

Войдя в кабинет, Майк приветливо кивнул.

Проблема не в нем, а в том, как я реагирую на него, усмехнулась про себя Джин.

Взяв свой стул, он перенес его к кофейному столику.

— Итак, Джин, похоже, персонал отделения убежден, что новый родильный блок — это неплохая идея. Если собрание официально одобрит проект, каков будет твой следующий шаг?

Эхо странного вечернего разговора на мгновение всплыло в сознании Джин, и она тревожно замерла.

— В твоих силах убедить начальство, — сказала она.

Майк придвинулся ближе и коснулся ее руки. Она отпрянула.

— Мне надо взять твой стул, — мягко усмехнулся он, словно догадавшись, почему она так реагирует на него.

Вспыхнув от смущения, она встала и отошла к окну, пытаясь умерить бешеный ритм сердца.

Майк взял ее стул и перенес его к остальным. Джин невидящим взглядом смотрела сквозь стекло.

Он делает это намеренно, решила она. Дразнит ее словами и прикосновениями, словно хочет доказать свою власть над ней.

Но зачем? Чтобы заполнить пустоту в своей жизни? Может, снова хочет что-то доказать себе? Или испытать на ней свое мужское обаяние? А если, пытаясь завоевать ее снова, он хочет преодолеть неуверенность, которая появилась у него после травмы?

Джин раздраженно тряхнула головой. Зачем пытаться проанализировать поведение мужчины, которого нужно попросту игнорировать. Но еще больше ее встревожил вспыхнувший в душе крошечный лучик надежды.

Что, если…

Она отогнала эту мысль прочь. Ей ведь прекрасно известно, чего можно ожидать от этого человека! Кроме того, нельзя забывать о Софии…

— Так значит, я должен сделать все, чтобы добиться успеха?

Джин резко обернулась, пытаясь вспомнить, о чем они говорили.

— Ты действительно считаешь, что я подхожу для этого? — спросил Майк. — Что я смогу одержать победу?

Она понимала, что он говорит об одобрении нового проекта, но его интонация подчеркивала скрытый смысл этих слов, а мягкая улыбка заставила ее сердце бешено забиться.

 

5

Негромкий стук избавил Джин от необходимости отвечать на вопрос. Дверь открылась, и вошли Клер, Лора, Стэн Роджерс и молоденькая врач-интерн.

— Это все? — спросил Майк.

— Еще должна подойти Конни Тайлер или кто-нибудь другой из крыла «А», — сказала Клер.

Не успела она договорить, как Конни вошла в комнату.

— Я принесу еще один стул, — предложил Стэн. — Похоже, всем захотелось познакомиться с новым боссом поближе.

— Временным боссом, — пробормотала Джин.

Она поняла, что Майк услышал ее реплику, потому что он подмигнул ей, а когда Стэн вернулся, весело проговорил:

— Мисс Мортон говорит, что вполне могла бы справиться с делами и без меня, поэтому я предоставлю ей право вести собрание.

Джин бросила на него сердитый взгляд, однако огласила повестку и быстро решила вопросы, которые касались закрытия крыла «А» на санобработку и дополнительного размещения пациентов в других отсеках.

Когда они покончили с этим, Джин спросила, есть ли у присутствующих вопросы, которые следует решить до обсуждения проекта нового блока.

— Среди пациенток очень популярны одиночные родильные палаты. Надо подумать, сможем ли мы организовать еще одну, если проект нового блока будет одобрен, — сказала Конни.

Джин увидела, что хорошенькая медсестра откровенно пытается привлечь к себе внимание доктора Брэдли, и почувствовала, как в ней зашевелился червячок ревности.

Одиночные палаты были оборудованы в больших, хорошо обставленных комнатах. Все принадлежности, необходимые для ведения родов, лежали в специальных шкафах. Палаты были достаточно просторными, чтобы позволить присутствовать при родах друзьям и родственникам.

Так что Конни была права. Но почему она все время взмахивает своими длинными черными ресницами.

— Как удалось организовать эти одиночные палаты? — спросил Майк.

— Мы переоборудовали два старых родильных зала и одну обычную палату, — вступила в разговор Клер. — Это было сделано два года назад.

— Сложнее всего было оборудовать ванные комнаты при каждой палате. Когда строилась больница, об этом не подумали.

— Неужели в родильной палате так необходима ванная? — спросил Майк.

— Это дает женщинам возможность принимать ванну или душ на первой стадии родов, что облегчает боль при схватках и позволяет обойтись без обезболивания, — ответила Лора. — Сейчас все больше женщин предпочитают рожать детей без использования медикаментов.

Майк вопросительно посмотрел на Стэна.

— Вы хотите что-нибудь добавить? — спросил он.

— Я знаю свое место в этом коллективе, — с усмешкой откликнулся молодой человек. — Одно неудачное предложение, и они тут же начнут спрашивать, сколько у меня было беременностей.

Женщины хихикнули, но Стэн шутил лишь наполовину. В больнице сложилась ситуация, когда при нормальном течении родов врачи оставались в стороне, и в большинстве случаев акушерки справлялись самостоятельно.

— Тем не менее, я уже полгода веду статистические наблюдения, — добавил Стэн, — и готов подтвердить, что дети, появившиеся на свет без использования лекарств, более активны и реже нуждаются в медицинском вмешательстве. Это согласуется с данными последних публикаций.

Чтобы завершить дискуссию, Джин предложила обратиться к архитектору больницы с просьбой разработать план переоборудования одного из этажей. Майк согласился с этим, и они перешли к обсуждению нового проекта.

Джин с признательностью слушала, как коллеги один за другим поддерживают ее идею и высоко оценивают работу, проведенную по подготовке проекта.

— Мы должны помнить, что наиболее важной частью плана является обучение персонала, — сказала Конни. — Даже если администрация откажется дать добро, мы можем сами начать изучение традиций этих народов.

— Разве эта программа не проводится в рамках всей больницы? — нахмурившись, спросил Майк.

Конни отрицательно покачала головой.

— Но мне известно, что в больницу поступает очень много пациентов-латиноамериканцев, и для них даже организовано специальное питание. Неужели никто не подумал об обучении персонала?

— Для пациентов других отделений это не так важно. Они обычно ложатся в больницу на операцию или лечение. Только геронтологическое отделение пытается организовать нечто подобное, поскольку они имеют дело с людьми преклонного возраста, которые готовятся предстать перед высшим судом. А со смертью, как и с рождением, связаны свои обычаи, — объяснил Стэн Роджерс. — Столкновение культур возникает только тогда, когда образ действий медиков противоречит традициям пациентов.

— Мы уже давно думаем об обучении персонала, — вставила Клер, — но никто из нас не обладает достаточными знаниями, чтобы подготовить программу, охватывающую традиции всех проживающих в регионе национальностей и все области медицины. Это должен быть отдельный целевой проект, рассчитанный приблизительно на полгода, с привлечением специалистов с различной медицинской подготовкой. Конечно, Джин сделала очень много, но вся основная работа еще впереди.

Майк на мгновение задумался, потом кивнул, словно принял решение, которое не хотел пока оглашать.

— Я поговорю об этом с нужными людьми. А вы пока что ознакомьте персонал с материалами, которые собрала Джин. Чем больше они будут знать, тем терпимее будут относиться к обычаям других народов.

Майк наклонился вперед и собрал свои записи в аккуратную стопку, давая понять, что собрание близится к концу. Пока он произносил заключительные слова, заверяя присутствующих, что будет добиваться одобрения проекта руководством больницы, раздался стук в дверь.

Джин встала, чтобы выяснить, в чем дело. В коридоре стояла женщина из группы добровольцев, помогающих персоналу больницы, с огромным букетом цветов в руках.

— Вы мисс Мортон? — спросила она, и, когда Джин, слишком удивленная, чтобы говорить, кивнула, вручила ей цветы. — Разносчик оставил их внизу, — объяснила она. — Наверное, очень приятно, когда тебя так любят.

Кровь прихлынула к щекам Джин. Когда-то Майк посылал ей цветы… Неужели это он?

Она вернулась в кабинет. Ей не хотелось привлекать внимание коллег, но, к сожалению, букет был слишком большим, чтобы остаться незамеченным. Бросив беглый взгляд в сторону Майка, она заметила хмурую тень на его лице, быстро сменившуюся равнодушной маской.

Значит, это не от него!

Джин положила цветы на стол, даже не подумав о том, что в них может быть открытка или записка.

— Какой чудесный букет! — воскликнула Клер.

— Такое щедрое внимание не в стиле Брайана, — понимающе ухмыльнулась Конни. — Или твой отпуск увенчался новым романом?

Она сама одно время встречалась с Брайаном и никак не могла понять, что он нашел в этой Мортон.

Джин схватила листок с повесткой дня и кратко сформулировала выводы, к которым пришло собрание. Но мысли ее были заняты тем, как отреагировал Майк на замечание Конни. Казалось, букет за ее спиной разрастается, превращаясь в огромное фантастическое чудовище.

— Прежде чем мы закончим, — подытожил Майк, — я хочу сообщить, что договорился со старшим переводчиком, чтобы он привлек к работе еще одну женщину. Таким образом, мы сможем принимать амбулаторных пациенток этой языковой группы два раза в неделю. Тем не менее…

Его прервал неожиданно раздавшийся сигнал тревоги. Джин оказалась у двери первой. Она выглянула в коридор и увидела, что на табло мигает буква «В».

— Это твое крыло, Клер, — сказала она, отступая в сторону, чтобы пропустить вперед медиков.

Конни оказалась права, — цветы были не от Брайана. Их прислала группа поддержки слабовидящих детей, в которую входила Джин, в благодарность за выполнение обязанностей председателя в течение последних четырех лет. Перед отпуском Джин попросила заменить ее на этом посту, понимая, что не справится с такой нагрузкой, занимаясь одновременно своим проектом.

Разумеется, увидев букет такого размера, Майк должен был подумать, что они от ее поклонника. Что ж, это ей только на руку! Если он будет считать, что у нее есть мужчина, то откажется от попыток возобновить отношения. Джин снова посмотрела на цветы, потом взяла их и вышла в коридор.

— Послушайте, — окликнула она проходящего мимо санитара. — Если вы сейчас не заняты, отнесите, пожалуйста, этот букет в геронтологическое отделение и скажите сестре, чтобы она раздала цветы пациентам. Пожилым людям это будет приятно.

— Что, надоедливый поклонник прислал? — пошутил тот.

Джин покраснела, хотя это предположение было так же далеко от истины, как и догадки Майка.

Она вернулась к столу и напечатала протокол собрания, а потом подготовила титульный лист. Она подчеркнула резолюцию собрания жирной чертой и ниже перечислила всех присутствовавших. Дойдя до имени «Майк Брэдли», она вспомнила, как впервые напечатала его.

Джин сидела в канцелярии Центральной городской больницы и печатала список зачисленных на работу молодых специалистов. Когда она внесла в него последнюю фамилию, то подняла голову и увидела пару голубых глаз, глядящих на нее сверху вниз.

— Джин Мортон — какое звучное имя! — проговорил молодой человек, прочтя надпись на ее нагрудном знаке.

Она вспыхнула, потеряла дар речи и почти мгновенно поняла, что влюбилась. До сих пор Джин считала, что любовь должна приходить медленно и постепенно, подкрадываясь, как туман с поверхности озера. Но в тот момент она словно почувствовала удар тока.

Майк Брэдли!

Джин снова прочла это имя и вздохнула. Она хорошо помнила их первую встречу, но развитие отношений тонуло в дымке. Сейчас, почти восемь лет спустя, ей казалось, что они никогда не расставались. Но на самом деле Майк постоянно дежурил в больнице, а она училась, работала на полставки в канцелярии и еще подрабатывала официанткой по выходным.

Наверное, их занятость делала часы, проведенные вместе, более насыщенными, подумала Джин, машинально рисуя крошечные ромашки вокруг его имени.

Она редко обращалась к этим воспоминаниям. Они хранились глубоко в ее душе, как драгоценный бриллиант, блеск которого может потускнеть от частого использования.

Джин перечеркнула нарисованные ромашки, вздохнула и повернулась к машинке, чтобы заново напечатать испорченный титульный лист.

Дверь открылась и вошел Майк.

— У меня тогда был лямблиоз! — проговорила Джин, и, только увидев озадаченное выражение его лица, поняла, что высказала вслух свои мысли. Но, поскольку слова были сказаны, она решила продолжить: — Меня тошнило, а ты был уверен, что я либо притворяюсь, либо беременна, и ни то, ни другое тебе не нравилось.

Она схватила свежеотпечатанную страницу, вложила ее в папку и передвинула все это на стол Майку.

Выражение его лица было хмурым, но причиной этого была не Джин. Такой вид бывал у него раньше, когда он перебирал свою феноменальную память в поисках необходимой информации. Возможно, он даже не слышал ее выпада.

— Что там случилось? — спросила Джин, забыв о своих собственных несчастьях.

— Это та женщина, которая вчера попала в автомобильную аварию, — пробормотал он и пристально посмотрел на нее. — Джин, у Миллера есть статья о скрытом кровотечении в нарушенной плаценте. Ты не могла бы найти ее для меня?

Он исчез за дверью прежде, чем Джин успела подойти к книжной полке. Она достаточно разбиралась в медицине, чтобы понимать, насколько опасным для матери и плода может быть отслоение плаценты от стенки матки. Обычно первым признаком этого является маточное кровотечение, сопровождающееся болезненными схватками. Майк сказал о скрытом кровотечении. Значит, типичных симптомов нет?

Она нашла статью и принялась читать ее. Там шла речь о проблемах с переносом крови к плоду, повышении внутриматочного давления, образовании сгустков крови. Такое состояние угрожало жизни и матери, и ребенка. Майк не сказал, какой срок беременности у этой женщины. Выживет ли ребенок в случае преждевременных родов?

Майк снова вошел в кабинет и, не говоря ни слова, взял книгу из ее рук.

— Ага, так я и думал! — пробормотал он, проглядев статью, и снова вышел.

На этот раз он вернулся не скоро. Джин заметила, что его белая рубашка, несмотря на работающие кондиционеры, увлажнилась от пота.

— С ней все в порядке? — спросила Джин. Майк кивнул. — А как ребенок? — с замирающим сердцем прошептала она.

После рождения Софии дети были предметом ее особой тревоги.

— Мы поместили его в кювезу, — сказал он, тяжело опускаясь на стул. — Надо, чтобы кто-нибудь, у кого есть опыт ухода за недоношенными детьми, поговорил с этой женщиной, когда она немного придет в себя.

— Хорошо, — откликнулась Джин. — Клер позаботится об этом и позвонит в ассоциацию родителей недоношенных детей. Они пришлют кого-нибудь для помощи и консультации. — Она говорила спокойно, но ее сердце тревожно билось. — Насколько раньше срока он родился?

— Мать считает, что у нее было тридцать четыре недели, но я в этом не уверен. Ребенок весит меньше двух килограммов.

София весила килограмм семьсот граммов. Крошечное существо, которое походило больше на ободранного кролика, чем на человеческого детеныша. Джин бросила вопросительный взгляд на Майка, желая получить заверение, что с ребенком все будет в порядке. Но сейчас никто не мог предсказать его будущее, хотя благодаря техническим новинкам, вроде кювез с поддержанием нужной температуры, влажности и концентрации кислорода, его шансы на выживание были гораздо выше, чем у Софии, родившейся пять лет назад.

— Ей не делали кесарево сечение? — спросила Джин.

Майк поднял голову и нахмурился.

— Почему тебя это интересует?

Джин пожала плечами, понимая, что пересекла невидимую границу между администраторской работой и медициной.

— Женщины тяжело переносят кесарево сечение, им требуется больше времени, чтобы восстановить силы. А когда ребенок не доношен, к этому добавляется печаль, — сказала Джин и опустила голову к своим бумагам, делая вид, что занята их сортировкой.

— Печаль?

Майк произнес лишь одно слово, но оно требовало ответа.

— Когда ребенок рождается слабеньким, родители испытывают чувство вины. Это не уменьшает их любовь к малышу, но сожаление все равно присутствует.

Он покачал головой и улыбнулся.

— Меня удивляет твоя осведомленность, Джин. Я знаю, что ты много работала над проектом нового блока, и понимаю твою преданность делу, но ты говоришь об этом с такой страстью…

Джин смутилась, поняв, что слишком близко подошла к своим личным проблемам. А этого следовало избегать любой ценой.

— Это мое отделение, — заявила она. — Естественно, что меня интересует все, что с ним связано.

— Гмм! — Несколько секунд он внимательно изучал ее лицо. — Ну, что же, я готов проинформировать вас, госпожа администратор. Нам удалось обойтись без операции. Я не зря просил тебя найти статью Миллера. При скрытом кровотечении кровь должна куда-то уходить. Обычно она впитывается в ткани матки, придавая им синевато-пурпурный цвет. Рассасывание происходит постепенно, и Миллер полагает, что естественные роды способствуют более быстрому восстановлению поврежденных тканей. Я подумал, что стоит попытаться стимулировать роды. После того, как решение было принято, наступил весьма нервозный период ожидания, но в конце концов все закончилось благополучно. — Майк помолчал, потом обвел глазами кабинет и вновь нахмурился. — А где твои цветы? — резко спросил он.

Джин приподняла бровь. Этого жеста, на совершенствование которого ушли годы, было достаточно, чтобы напомнить ему, что ее личная жизнь его не касается.

Она снова склонилась над бумагами, чтобы вовремя закончить работу и успеть заглянуть к Клер и в детскую. Но присутствие в кабинете Майка мешало ей сосредоточиться на делах. Мысли разлетались. Это невозможно — проработать с ним еще тридцать восемь дней!

Джин вздохнула и подумала о выплате кредита за дом и деньгах, которые она откладывала на обучение дочери. Она не может позволить себе уйти с работы!

— Если ты закончила вздыхать, то отнеси, пожалуйста, эти бумаги в административный офис. Отдай его своему приятелю мистеру Дженкинсу и скажи, что я прошу, чтобы он ознакомился с ним до совещания заведующих отделениями, которое будет в следующий понедельник.

Джин удивленно посмотрела в его голубые глаза.

— Но ты сказал…

— Не волнуйся, я буду продвигать твой проект, — перебил он. — Я уже переговорил с мистером Дженкинсом и высказал свое мнение. Но мы должны дать ему возможность ознакомиться с деталями, прежде чем вынесем проект на обсуждение.

— Но тем самым мы даем ему время подготовить свои возражения, — запротестовала Джин. — Он придет на заседание и приведет кучу доказательств того, что проект невозможно осуществить.

В голубых глазах Майка мелькнули озорные искорки.

— В таком случае, нам придется подготовить свой собственный перечень. Мы должны прочесть проект слово за словом, предугадать все возможные возражения и разработать собственные аргументы.

— Но это потребует столько времени! Мы просто не успеем все сделать! — воскликнула Джин.

Она понимала, что он прав. Почему ей самой не пришло это в голову? Когда она пробивала идею организации детского сада, у нее была мощная поддержка, потому что у троих заведующих отделениями были дети-дошкольники.

Еще один вздох сорвался с ее губ. Во время отпуска, вместо того, чтобы бездумно валяться на пляже, нужно было анализировать свой проект, готовясь к возможным возражениям.

— Что? — переспросила она, сообразив, что, занимаясь самобичеванием, пропустила мимо ушей часть сказанного Майком.

— Я сказал, что это не похоже на тебя — так быстро сдаваться. Ты лучше, чем кто-либо, знаешь, сколько сил надо затратить, чтобы добиться результата.

Он с вызовом посмотрел ей в глаза, словно приглашая возразить. Этот взгляд снова унес ее в прошлое.

Майк не раз пытался уговорить ее бросить работу. «Я вполне могу оплачивать твое обучение, — говорил он. — Позволь мне хотя бы немного помогать тебе». «Я не нуждаюсь в благотворительности, — сердито возражала она, — и могу сама о себе позаботиться!» Он проклинал ее упрямство, но Джин чувствовала, что на самом деле ему нравится такая черта характера.

— Ну? — спросил Майк, и Джин поняла, что пропустила еще один кусок разговора.

Хватит постоянно погружаться в прошлое! Это уже начинает серьезно мешать работе.

— Ну? — озадаченно отозвалась она, пытаясь собраться с мыслями.

— Я сказал, что если мы не успеем обсудить это в рабочее время, то сможем встретиться в выходные, в субботу или воскресенье.

— Я не смогу, — выдохнула она. — Я слишком занята!

Ее свободное время принадлежит Софии, и ни о каких обсуждениях не может быть и речи!

— Ты никогда не боялась лишней работы, — напомнил ей Майк. — Или ты теперь предпочитаешь развлечься? — Он снова обвел глазами комнату, словно разыскивая пропавший букет. — Не из-за этого ли ты бросила учебу?

Его голос звучал сердито и в то же время озадаченно.

— Моя личная жизнь тебя не касается, Майк Брэдли! — произнесла она гордо, но тут же испортила все впечатление, добавив: — Я по-прежнему не боюсь лишней работы. Между прочим, вечером в пятницу и субботу я работаю официанткой. И не собираюсь тратить то свободное время, которое у меня остается, на этот дурацкий проект! — Похоже, Майка ошеломил ее яростный выпад, и Джин уже жалела, что не сдержалась. Новый родильный блок не был дурацким проектом — она вложила столько сил в его разработку. — Я сама проработаю все документы в течение недели, — пробормотала она. — В конце концов, мне хорошо известен ход мыслей мистера Дженкинса. Я выпишу пункты, по которым он может выдвинуть возражения, а ты разработаешь ответные аргументы.

— Зачем? — спросил он.

Воинственность его тона заставила Джин оторвать голову от бумаг.

— Что значит «зачем»? — резко переспросила она. — Ты сам предложил это.

Он сделал жест рукой, словно отмахиваясь от ее слов.

— Я не об этом. Зачем ты работаешь официанткой? Тебе что, мало платят? Может быть, нам следует обратиться в администрацию с предложением повысить зарплату помощникам заведующих, а вовсе не с проектом нового родильного блока?

Джин едва удержалась от улыбки. Когда Майк чуял несправедливость, он, словно собака-ищейка, взявшая след, уже не мог пройти мимо.

— Мне платят достаточно, но… — Она пожала плечами. Не могла же она объяснить ему, что деньги нужны на преподавателя, который обучит Софию читать по системе Брайля, чтобы она могла поступить в школу. Еще труднее было бы признаться, что эти два вечера в неделю, когда она работала официанткой, были ее единственным развлечением. — Мне там нравится, — сказала она наконец.

Пусть попробует поспорить с этим!

Ее спас телефонный звонок. Майк снял трубку и после короткого разговора поднялся на ноги.

— Я буду в операционной. Поступила миссис Лойер, пациентка доктора Пауэлла. Я там нужен только как лишняя пара рук. И не мне решать, каким методом вести роды.

Джин попыталась принять оскорбленный вид, но ее губы невольно растянулись в улыбке.

— Доктор Пауэлл тоже считает, что естественные роды предпочтительнее, — сказала она. — Эту пациентку поместили в операционную только потому, что здесь нет места для пяти кювез и специального оборудования, на случай, если оно понадобится.

Майк покачал головой, словно удивляясь степени ее осведомленности.

— Готов спорить, что ты не хотела бы оказаться на моем месте, — с улыбкой поддразнил он.

— Разумеется. Я теперь предпочитаю теорию практике. Удачи тебе! — добавила она после небольшого колебания.

Майк, который был уже на полпути к двери, обернулся и улыбнулся снова.

— Спасибо, Джин, — мягко проговорил он и вышел из кабинета.

Воспоминания снова нахлынули на нее. Потом в памяти всплыл странный вчерашний разговор и слова Майка: «У меня были свои причины».

Что он имел в виду?

Она встряхнула головой, чтобы вернуться к реальности. Потом набрала номер службы охраны и предупредила, что пора приводить в действие план, разработанный на случай поступления в больницу миссис Лойер, которая ожидала сразу пятерых близнецов. Задача не допустить нежелательных визитеров на пятый этаж ложилась на центральную службу охраны, но Джин боялась, что присутствие даже небольшого числа фотографов в палатах и коридорах вызовет недовольство остальных пациенток и персонала, и посыплется бесконечный поток жалоб.

Джефф Олден заверил ее, что все под контролем, и она позвонила Кортни Чивер в детскую.

— Я обзваниваю всех, чтобы узнать, нужен ли дополнительный персонал.

— Спасибо, Джин, я как раз собиралась позвонить тебе, — откликнулась Кортни. — Две медсестры, которые дежурят сегодня, согласились выйти дополнительно завтра с утра, но ночной дежурной понадобятся, по крайней мере, две помощницы — лучше даже три, если это возможно.

— Хорошо, я найду троих, — пообещала Джин, доставая из ящика список дополнительного персонала.

Эти люди работали не на постоянной основе. Больница приглашала их для ухода за пациентами на дому и на дежурство в неотложных случаях. В списке были те, кто специализировался в уходе за роженицами и новорожденными. Она начала обзванивать людей, понимая, что лучше договориться заранее, чтобы те успели изменить свои планы на сегодняшний вечер.

Закончив, Джин улыбнулась. Уже первые три звонка оказались успешными. Все три женщины, с которыми она разговаривала, с радостью согласились нянчить ожидаемых пятерых близнецов. Зная любовь миссис Лойер к публичности, они могли рассчитывать увидеть свои фотографии в газетах.

Откуда такой цинизм, Джин, упрекнула она себя. Семье Лойер потребуется помощь не только в первые дни, но в течение недель, месяцев, а может быть, и лет. Пусть себе зарабатывают на публикациях, если смогут. Хуже было то, что ни у кого не было уверенности в благополучном исходе этих родов. Джин прекрасно знала о повышенном риске патологий при рождении близнецов. Учитывая статистику, следовало бы разработать особые методы по подготовке будущих многодетных матерей к уходу за младенцами, которые, как правило, бывают тем слабее, чем больше их рождается.

Она тряхнула головой и решила, что, в конце концов, этим есть кому заняться. Ей хватит забот с персоналом и журналистами. Даже с дополнительной охраной на пятом этаже какой-нибудь фотограф наверняка попытается пробраться в детскую, чтобы первым сфотографировать новорожденных. Она уже слышала подобную историю. При этом фотограф снял не того младенца, а родители подали на больницу в суд!

Джин попыталась отбросить тревожные предчувствия. Вполне возможно, что операция обойдется без осложнений, служба охраны будет действовать эффективно и, что самое главное, все пять малышей окажутся жизнеспособными.

 

6

Джин посмотрела на часы. Через двадцать минут пора забирать дочь из детского сада. Она отнесла папку с предложениями по новому блоку наверх, в администрацию, а потом заглянула в детскую палату, чтобы посмотреть на недоношенного ребенка.

Мистер и миссис Мартин сидели около кроватки сына и неотрывно смотрели на малыша. Их взгляды были полны тревоги, отчаяния и страха.

— Здравствуйте, меня зовут Джин Мортон. Я здесь работаю. Моя дочь тоже родилась раньше срока. Она была такая же маленькая, как ваш малыш. Сейчас ей пять лет, и она достигла нормальных показателей в речевых и двигательных навыках. Конечно, она все еще физически слаба для своего возраста, но в остальном опережает большинство своих сверстников.

Родители малыша посмотрели на Джин. Они держались за руки, словно это могло помочь им.

— Авария была такой незначительной, — сказала женщина. — Теда отвлекла собака. Наш автомобиль только слегка стукнулся о бампер впереди идущей машины. Нам даже не придется его ремонтировать.

Джин поняла, что они оба испытывают чувство вины, и поспешила успокоить их.

— Я не медик, но знаю, что причиной ваших преждевременных родов могло стать все, что угодно. Конечно, авария сыграла свою роль, но это не означает, что вы в чем-то виноваты. Сейчас для вас обоих важно сосредоточиться на другом. Вы собираетесь кормить малыша грудью? Тогда пора начинать сцеживать молоко.

Лицо женщины немного просветлело, но ее муж все еще выглядел подавленным.

— Конечно, сейчас ваш мальчик еще слишком слаб, чтобы прикладывать его к груди. Кожа у него такая тонкая, что любое неосторожное прикосновение может повредить кровеносные сосуды. Его поместили в это гнездышко, чтобы помочь ему дышать и сохранять тепло, — показала Джин на кювезу. — Недоношенные дети не успевают нагулять жировую прослойку, поэтому для них опасно переохлаждение.

Взгляд мужчины стал более уверенным, и Джин облегченно вздохнула. Она прекрасно понимала, что медсестрам некогда подолгу беседовать с родителями. Это было одной из причин, по которой она сама решила поговорить с ними и подбодрить их, пока недостаток знаний и чувство вины не выстроили барьер между ними и ребенком.

— Кто-нибудь из ассоциации помощи недоношенным детям зайдет сюда сегодня вечером, — добавила она. — Они помогут вам, потому что сами, как и я, прошли через все это.

Миссис Мартин слабо улыбнулась.

— Спасибо, что немного успокоили нас, — негромко сказала она. — Пожалуй, я пойду в свою палату. Может быть, мне удастся немного поспать.

Джин наблюдала, как муж помогал ей подняться на ноги. Наверное, женщине легче перенести все это, когда ей есть на кого опереться, вздохнула она про себя, вспоминая, как рожала Софию в большой городской больнице чужого южного города, где медсестры были так заняты, что практически не обращали на нее внимания. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения!

При мысли о дочери, играющей сейчас внизу, она невольно улыбнулась и поспешила в детский сад.

Они шли домой, держась за руки, и София показывала на цветы и деревья так, словно видела их не хуже самой Джин.

— А сейчас мы рядом с лебедями, — объявила она. — Они плавают?

— Плавают, — успокоила ее Джин, вспомнив, как дочь пугалась их шипения в период, когда они высиживали птенцов. — А их малыши плывут следом за родителями. Они начали обрастать белыми перьями и выглядят сейчас не слишком симпатично.

— Как гадкий утенок из сказки, — прыснула София.

Они свернули в тенистую аллею и пошли вдоль края дорожки, так, чтобы девочка могла протянуть руку и дотронуться до каждого дерева. Джин спрашивала себя, считает ли дочь шаги, потому что София всегда знала, в какой момент протянуть руку, чтобы дотронуться до гладкого ствола. Это было еще одним проявлением сверхчувствительного восприятия, которое развилось у девочки как компенсация полной слепоты. Джин очень заинтересовало это явление. Она надеялась, что когда-нибудь сможет поработать с незрячими детьми и выяснить, можно ли тренировать их восприятие так же, как другие навыки.

Ей столько всего хотелось сделать — когда-нибудь! Настанет ли это время? Вряд ли. Всю свою взрослую жизнь она боролась за то, чтобы выжить. Будет ли у нее возможность завершить учебу и получить диплом? Или провести исследование по развитию органов чувств у незрячих детей? Или хотя бы написать статью о женщинах-иммигрантках, которые рожают детей в чуждом им мире?

У Майка есть деньги! Эта мысль незаметно пробилась в ее сознание. Конечно, она никогда не взяла бы их для себя. Но для Софии… Ее сердце забилось быстрее, но, едва она вспомнила прошлое, снова замерло. Нет, она не может рисковать!

Джин с сожалением вздохнула.

— Ты устала, мама? — спросила София.

Джин с улыбкой посмотрела на дочь и сжала ее пальчики.

— Нет, солнышко, — ответила она. — Просто размечталась.

Настойчивые звонки телефона пробудили Джин от глубокого сна. Сняв трубку, она посмотрела затуманенным взглядом на часы рядом с кроватью. Половина десятого! Наверное, она заснула в тот самый момент, когда выключила свет. Это было десять минут назад.

— Алло!

Она постаралась, чтобы ее голос прозвучал бодро, смущенная тем, что ее застали в постели в такой ранний час. Это все из-за Софии! Ее дочь с рождения была ранней пташкой, и теперь Джин всегда просыпалась в пять утра.

— Это Майк, Джин. Извини, что беспокою тебя дома, но я только что вернулся к себе в кабинет, и мне необходимо поговорить с кем-нибудь. К счастью, в списке наиболее важных телефонов, который оставил мой предшественник, твой номер стоит самым первым.

— Что-то случилось?

Сердце гулко забилось у нее в груди, — то ли предчувствуя неприятности на работе, то ли реагируя на голос Майка. В ту пору, когда они были любовниками и друзьями, он каждый вечер звонил ей, чтобы пожелать спокойной ночи и сказать: «Я люблю тебя, Джин!»

— Ничего особенного, — хрипло ответил он. — Если не считать настойчивого желания миссис Лойер, чтобы при родах присутствовала целая съемочная группа. Но Юджин Пауэлл потребовал, чтобы остался только один оператор, и приказал охранникам выпроводить остальных. Затем возникла потасовка в детской палате, куда проник один из фотографов, и Олдену даже пришлось пригрозить ему пистолетом.

— Этого не может быть, — запротестовала Джин, едва сдерживая смех, — у охранников нет оружия!

Она закрыла глаза и попыталась представить мужчин в униформе’, которые каждый день дежурили в больнице. Но перед глазами встало лицо Майка, постаревшее по сравнению с истершимся образом из ее воспоминаний.

— На самом деле я выяснил, что некоторые из них вооружены. Но в данном случае это был карманный фонарик. Просто он выглядел, как пистолет.

— Надеюсь, теперь все будет спокойно?

— Я тоже надеюсь. Охрана стоит в главном фойе и у пожарных выходов, а всех, кто поднимается на пятый этаж, проверяют сразу при выходе из лифта. Но это все равно не поможет, Джин! Неизбежно кто-нибудь из тех, кто приходит навещать других пациенток, попытается проскользнуть в детскую и сделать хоть какой-нибудь снимок. После того, как миссис Лойер объявила по радио, что у нее начались родовые схватки, половина журналистов штата буквально осаждает больницу, не говоря уж об обычных зеваках и любителях острых ощущений. Большинство из них прибыли еще до того, как поступила сама пациентка.

— Неужели она сказала об этом по радио? — недоверчиво откликнулась Джин. — Я знаю, что после того, как у нее была установлена многоплодная беременность, она устроила из этого грандиозный спектакль, к большому неудовольствию доктора Пауэлла. Но зайти так далеко?!

— Представь себе, — язвительно усмехнулся Майк. — Она сама позвонила на местную радиостанцию. Ты, наверное, видела толпу людей, которая собралась около больницы. Я хотел пойти подышать свежим воздухом, но, увидев дюжину репортеров, дежурящих у входа, предпочел вернуться обратно.

— Я вышла через боковой выход, — пояснила Джин. — Тебе повезло, что ты живешь в здании клиники. Пресса любит фотографировать врачей. Доктору Пауэллу придется пробираться через их строй.

— Вовсе нет, — весело сказал Майк, — он выбрался тайком в машине «скорой помощи». Говорит, что однажды фотограф поймал его в тот момент, когда он зевнул, и на следующий день он увидел свое лицо с широко открытым, как у пойманной рыбы, ртом на первой полосе газеты. — Джин рассмеялась, вспомнив эту фотографию. — Ну? — произнес он.

Это короткое слово мгновенно погасило ее смех.

— Что «ну»? — с трудом выговорила она, предчувствуя изменение в характере разговора.

— Может, теперь ты мне что-нибудь расскажешь, Джин?

Она попыталась придумать какую-нибудь безопасную тему.

— Я начала составлять список возражений, которые может выдвинуть мистер Дженкинс, — натянуто произнесла она и услышала в телефонной трубке вздох.

— Ты опять об этом, — протянул Майк. — Работой я сегодня сыт по горло!

Джин достаточно хорошо знала его голос, чтобы догадаться, что он улыбается, изображая недовольство. Она прекрасно помнила, как он звонил ей и просил: «Поговори со мной, Джин, мне одиноко». Нет, эти воспоминания сейчас совсем ни к чему. Нужно быть твердой.

— У нас нет ничего общего, кроме работы, — заявила она.

— А наше прошлое? — возразил Майк. — А незабываемые воспоминания? Как насчет пасхальных каникул у моря?

Джин чувствовала, что на нее накатывает слабость, но она знала, что должна выстоять.

— Прошлое умерло и похоронено, Майк. Оно умерло в тот день, когда ты отослал меня прочь, но я не хоронила его, пока мои письма к тебе не вернулись обратно.

Наступила тишина, затем она услышала, что он пробормотал что-то неразборчивое.

— Я понимаю, что ты должна чувствовать, и какую глубокую обиду я причинил тебе, — сказал он более отчетливо. — Но я не верю, что от прошлого ничего не осталось, Джин. Ты сама знаешь, что это не так. Спокойной ночи, любовь моя.

Она бросила трубку на рычаг, стремясь поскорее стереть в своем сознании его нежные слова. Но этот странный разговор не давал ей покоя. Вчера он сказал: «У меня были свои причины», но Джин не могла придумать ни одной, которая была бы достаточно веской, чтобы оправдать его поступок.

Что касается ее чувств в то время, то слова «глубокая обида» даже в малой степени не передавали их. К ее отчаянию примешивалось плохое самочувствие, и после того, как два письма, в которых она сообщала о своей беременности, вернулись обратно, Джин сказала себе, что она ненавидит Майка Брэдли.

Правда, очень скоро она обнаружила, что не может носить ребенка и одновременно вынашивать ненависть к его отцу.

Но она уже никогда больше не сможет доверять ему, — как бы он этого ни добивался.

Джин снова погасила свет и легла в постель с желанием отгородиться от воспоминаний, которые пробудил этот телефонный звонок. Ей хотелось поскорей заснуть и не видеть снов ни о прошлом, ни о будущем.

Рождение пятерых близнецов было главным сообщением утренних выпусков новостей. Включив телевизор, Джин увидела толпу фотографов перед главным входом в больницу. Интересно, удалось ли охране перекрыть подступы к боковому входу?

— Мама, можно мне посмотреть этих близнецов у тебя на работе? — спросила София, когда они вышли из дома.

— Они еще слишком маленькие, чтобы принимать гостей, — ответила Джин.

Крепко держа за руку подпрыгивающую на ходу девочку, она осторожно перевела ее через дорогу.

— Мама, под нашими деревьями стоит какой-то дядя.

Слова Софии заставили Джин остановиться. Они только что пересекли границу парка, и аллея прямо перед ними в ярком свете солнечного утра выглядела как прохладный зеленый тоннель. Джин прищурила глаза, всматриваясь в тенистый сумрак.

Майк стоял, прислонившись к третьему по счету дереву. Джин почувствовала, что воздух словно застыл в ее легких. Она сжала руку Софии с такой силой, что девочка вскрикнула.

— Это плохой дядя, мама?

В голосе дочери слышался страх. Джин поспешно опустилась на колени и обняла девочку.

— Нет, доченька, нет. Это новый доктор из больницы. Я просто не ожидала встретить его здесь. Как ты узнала, что там кто-то есть?

Она выпрямилась, делая вид, что все в порядке. Нужно успокоить Софию. Совсем ни к чему, чтобы ее смятение передалось ребенку.

— Он пахнет, как лимонная трава, которую ты посадила в нашем огороде.

Джин втянула носом воздух. Она понимала, что это еще одно проявление неординарных способностей Софии воспринимать окружающее, но все же надеялась, что сможет научиться тому же. Но ей не удалось унюхать ничего похожего на запах лимонной травы!

— Идем, мама, мы опоздаем!

София потянула ее за руку. Джин бросила осторожный взгляд на дорожку. Майк не сдвинулся с места. Но если он пришел сюда, чтобы встретиться с ней, то, наверное, шокирован не меньше ее. Впервые после рождения Софии Джин обрадовалась тому, что ее дочь выглядит младше своих лет. По крайней мере, Майк ничего не заподозрит…

Она заставила себя двинуться вперед, а подойдя ближе, даже изобразила на лице улыбку.

— Доброе утро, доктор Брэдли, — официально поздоровалась она. — Это моя дочь, София.

Его лицо было смертельно бледным, но Джин убедила себя, что это эффект освещения. Независимо от того, как Майк обошелся с ней в прошлом, ей не хотелось причинять ему боль. Она повернула голову, глядя вдоль аллеи в сторону озера. Встретить взгляд Майка было выше ее сил.

София доверчиво взяла его за руку.

— Мы опаздываем, доктор Брэдли, — сказала она, таща их обоих вперед по дорожке. — Я сказала маме, что кто-то стоит под деревьями, а она подумала, что это может быть плохой дядя.

Обнаружив, что теперь у нее появилось две опоры, девочка повисла на руках между ними и принялась раскачиваться, как на качелях. Между тем Джин, борясь со смятением души и тела, пыталась делать вид, что все идет нормально. С облегчением вспомнив о главном событии утренних новостей, она спросила:

— Как новорожденные? — И, бросив беглый взгляд на Майка, так внимательно уставилась себе под ноги, как будто за ночь на дорожке могли образоваться труднопроходимые завалы.

— Двое пока в критическом состоянии, с остальными все в порядке.

По его голосу Джин поняла, что ему так же нелегко поддерживать беседу, как и ей.

— Вы видели этих малышей? — спросила София и снова поджала ноги, так неожиданно повиснув на их руках, что Джин была вынуждена сделать ей резкое замечание.

— Видел, — откликнулся Майк. — Они очень-очень маленькие.

— Я тоже была очень маленькой, — сказала София, и сердце Джин замерло. — Но я была просто очень маленькой, а не очень-очень маленькой, правда, мама?

— Не слишком маленькой, — Джин постаралась произнести это как можно более небрежным тоном.

— Поэтому я слепая, — так же жизнерадостно сообщила девочка.

Джин услышала свой невольный вздох. Она почувствовала, что Майк споткнулся, но не повернула головы. Жалость в его глазах может разрушить последние остатки ее самообладания. Чего доброго, она еще расплачется в присутствии Софии. Только этого не хватало!

— Это из-за кисло… кислодора, — добавила София, не замечая искр, рассекающих воздух над ее светловолосой головой.

— Кислорода? — серьезным тоном подсказал Майк.

— Правильно, кислорода! — подтвердила она, с улыбкой поворачиваясь к нему. — Кислород помогал мне дышать, но он повредил мои глаза.

Неужели София и вправду ничего не замечает? Или она чувствует напряженность взрослых и поддерживает разговор, сознательно помогая матери справиться со смущением?

Джин тряхнула головой, не в состоянии осмыслить происходящее.

— Сюда, — проговорила она у развилки.

Они свернули на дорожку, ведущую к пешеходному переходу позади здания больницы.

— Этот светофор чирикает, как птичка, когда можно переходить улицу, — сообщила София Майку. — Сначала слышно, как останавливаются машины, а потом раздается специальный звук. Тогда можно идти.

Она выпустила руку Джин. Продолжая держаться за Майка, девочка коснулась гладкого металлического столба и нащупала кнопку, включающую светофор. Джин почувствовала укол ревности, но тут же одернула себя. Это просто глупо. София обладала таким открытым и жизнерадостным характером, что всех, с кем знакомилась, воспринимала как друзей.

— Идем, мама, — поторопила девочка, и Джин поспешила снова взять дочь за руку, выговаривая ей за то, что она опять повисает на руках посреди дороги.

Когда они благополучно достигли противоположного тротуара, Джин остановилась.

— Мы пойдем вокруг, — сказала она Майку, в первый раз за все утро глядя ему прямо в глаза и надеясь, что ее лицо хранит такое же, как у него, невозмутимое выражение.

— Тогда, может, ты покажешь мне обходной путь на работу? Чтобы выйти утром из больницы, мне пришлось притвориться полотером. Я шел следом за парнем, который нес устрашающего вида уборочную машину, и делал вид, что знаю, как она работает.

Губы Джин дрогнули, когда она представила себе эту сцену, но настоящей улыбки не получилось. Она понимала, что в ее отношениях с Майком произошел новый поворот. И за этими веселыми словами тоже скрывалось многое.

— Тогда идем.

Она пошла вперед по дорожке, ведущей к детскому саду. Быстро добежав до игровой площадки, София под радостные возгласы детей тут же включилась в какую-то игру.

— Ты действительно упоминала, что боролась за детский сад, — сказал Майк. — Но я и представить себе не мог… — Его настроение изменилось с внезапностью летней грозы. Он стоял с мрачным видом и оглядывался вокруг. — Я должен был догадаться! Прости меня, Джин.

Она чувствовала, что он говорит искренне.

Но за что он просил прощения?

— Простить, Майк? — переспросила она и увидела боль в его глазах.

— Прости, что я без спроса ворвался в твою жизнь. Я думал…

Он угрюмо усмехнулся и повернулся, чтобы уйти, но Джин удержала его за руку.

— Что ты думал?

Утро уже было испорчено, ее нервы сплелись в комок — и все из-за него. В одно мгновение ему удалось разрушить ту тонкую защитную паутину, которую она соткала вокруг себя и Софии. Она не позволит ему уйти просто так!

— Думал, что если ты не замужем, то свободна! Глупо, правда? Я буквально выслеживал тебя, Джин. Сначала бродил возле твоего старого дома. Потом позвонил в Центральную больницу, в больницу Святой Анны, и наконец сюда. Но я искал медсестру… — Майк замолчал, но Джин поняла, что он еще не закончил говорить, и ждала продолжения, удивленная горячностью его слов. — Услышав, что здесь есть администратор по имени Джин Мортон, я закричал от радости. А когда выяснилось, что ты работаешь в акушерском отделении, я поверил в то, что судьба дает мне еще один шанс. Я буквально упросил Алекса Блейка взять эту стипендию и пообещал, что уйду с другой работы. И все это время жил с безумной мыслью, что увижу тебя снова, смогу поговорить с тобой и попытаться все объяснить, и тогда… — Он снова умолк. Джин боролась с вспыхнувшей в душе надеждой. Если они поговорят?.. Если он объяснит?.. — Но, конечно, брак сейчас мало что значит. Ты нашла другого мужчину, у тебя ребенок. Теперь понятно, почему ты не закончила учебу! Вероятно, он все еще рядом с тобой, Джин? Эти цветы были от него? Каким дураком, наверное, я выглядел в твоих глазах!

Он повернулся и пошел прочь, и на этот раз Джин не стала удерживать его.

Она подошла к играющей с детьми Софии и попрощалась с ней. Майк сам нашел решение всех проблем, придумав мифического мужчину в ее жизни. Вряд ли это поможет ей, но, по крайней мере, удержит его от дальнейших действий.

Джин поднялась на пятый этаж и остановилась в фойе, чтобы поговорить с дежурным охранником.

— Справляемся, — сказал тот. — Одна репортерша переоделась медсестрой и пробралась ночью в отделение. Но дежурная акушерка быстро ее раскусила. Она сделала вид, что считает журналистку новенькой, и велела поставить клизму пяти пациенткам в крыле «С». Эту дурочку чуть не хватил удар! — рассмеялся охранник. Должно быть, эта история распространилась по больнице со скоростью пожара. — Даже я знаю, что после родов клизму не ставят, — добавил он.

Джин улыбнулась и неохотно направилась в свой кабинет.

Все равно встречи с Майком не избежать, сказала она себе. Теперь он думает, что у нее есть любовник. Ну и что?

Но его в кабинете не оказалось. Записка на ее столе сообщала, что он проводит послеродовой осмотр. Джин нахмурилась. Обычно частных пациенток осматривали их лечащие врачи, а остальных — Стэн Роджерс. Она решила при случае выяснить, в чем дело, а пока что принялась за текущие дела, начав со звонка в детскую насчет персонала.

— Мы справимся, если кто-нибудь согласится работать по полсмены — утром с шести до десяти и вечером с четырех до восьми, — заверила ее Кортни Чивер. — Днем я смогу привлечь сестер из других палат. Не могла бы ты пригласить Эдди Симмонса? Он работал с нами раньше, а я бы хотела слышать в детской мужской голос.

Кортни всегда считала, что младенцы с самого рождения должны чувствовать, что с ними нянчатся не только женщины, но и мужчины. Эдди Симмонс был высокий, широкоплечий парень с бархатистым баском. Он учился на педиатра и периодически подрабатывал няней, чтобы оплачивать учебу.

— Хорошо, я попробую позвонить ему, — улыбнувшись, пообещала Джин.

Она связалась с Эдди и договорилась, что он приступит к работе прямо сегодня. Потом вышла из кабинета, чтобы проверить, начали ли уборку крыла «А». Ее подмывало заглянуть по дороге в детскую палату, но она поборола искушение, решив, что для этого нет причин. Миссис Лойер создавала вокруг себя столько шумихи, что у Джин не возникало никакого желания видеть ее.

За уборкой в крыле «А» следила Конни. Джин переговорила с ней и вернулась к себе в кабинет. Майка по-прежнему не было.

Это продолжалось всю оставшуюся неделю. Майк проводил большую часть рабочего времени вне своего кабинета, а в тех случаях, когда общение было неизбежным, держался с подчеркнутой вежливостью. Джин подозревала, что он испытывает такую же неловкость, как и она, и временами готова была признаться, что у нее никого нет. Но это вновь привело бы к мучительному состоянию неопределенности, которое было опасно, как неразорвавшаяся бомба.

 

7

Они оба продолжали делать вид, что поддерживают деловые отношения, чему способствовала суматоха, все еще царившая в отделении из-за миссис Лойер с ее жаждой славы. Как только эта женщина начинала чувствовать, что интерес к ней и ее младенцам идет на убыль, она придумывала новый трюк. Дошло до того, что она задумала устроить повторное бракосочетание с мистером Лойером — прямо в больнице перед телевизионными камерами.

— Она имела наглость попросить Юджина Пауэлла быть свидетелем, — возмущался Майк, передавая эту информацию Джин. Она хмыкнула, сожалея, что главный врач больницы не вмешался и не запретил эту дикую выходку. — Обычное дело, — сказал Майк, словно читая ее мысли. — Любая реклама хороша.

— Но не тогда, когда это мешает работе врачей и спокойствию других пациентов, — возразила Джин.

— Я согласен, но администрации трудно устоять, когда Северная больница не сходит с первых полос газет.

В пятницу, перед тем, как уйти с работы, Джин протянула ему список возражений, которые, по ее мнению, мог выдвинуть мистер Дженкинс.

— Я просмотрю их в выходные дни, — тепло пообещал Майк.

У Джин сжалось сердце.

— Спасибо, Майк, — тихо сказала она и, отвернувшись, принялась собирать свою сумку.

Наверное, ей следовало сказать что-нибудь еще, все же это был ее проект, но по пятницам она всегда спешила уйти. Ей столько надо было успеть: забрать Софию из сада и отвести домой, поиграть с ней, выкупать, накормить и уложить спать, а потом идти на свою вторую работу.

Кроме того, что еще она могла сказать? Пожелать ему хорошо провести выходные? Вряд ли у него остались здесь друзья. Он учился в Остине, а, приехав в этот город, чтобы закончить ординатуру, сразу же познакомился с Джин. Они почти все время проводили вдвоем, и ни ему, ни ей никто больше не был нужен.

Как Майк проведет этот вечер? Наверное, будет работать допоздна, потом поднимется наверх и закажет из столовой бифштекс, как всегда, пережаренный…

Это не твое дело, одернула себя Джин, спускаясь вниз. Но сердце сжималось при мысли о том, как он одинок.

София заснула, как обычно, рано. Джин попрощалась с Бетти, которая приходила присмотреть за девочкой в такие вечера, и пошла на остановку автобуса, идущего в центр города. То, что дочь спала в то время, когда она работала официанткой, успокаивало совесть Джин.

Ресторан «Пайнз Три» не слишком сильно изменился за те десять лет, что она работала там. Когда у Джин не осталось сомнений в том, что она беременна, она уехала на юг, желая сбежать и от знакомых, и от своих воспоминаний. Но когда она вернулась в Джонсвилл с маленькой Софией, прежний хозяин предложил ей место, и, найдя няню, Джин снова приступила к работе.

Сегодня в ресторане было мало народу, и Джин могла позволить себе поболтать со своими постоянными клиентами и узнать новости, ловко уклоняясь от расспросов по поводу последних событий в больнице.

В девять часов появилась большая группа посетителей, и ей сразу стало не до разговоров. Она спешила на кухню за очередным блюдом, когда кто-то тронул ее за плечо.

— А в этом заведении можно получить хорошо приготовленный бифштекс?

Она удивленно обернулась, услышав голос Майка.

— Садись за столик, я пришлю кого-нибудь взять у тебя заказ, — пробормотала она, чувствуя, как колотится сердце.

Почему он пришел именно сюда? Догадался, что она работает на том же самом месте? Или потянули ностальгические воспоминания? А может, просто потому, что этот ресторан славился своей хорошей кухней?

Джин направила к его столику молодую официантку, закончила обслуживать своих клиентов и почти бегом бросилась в кабинет Грега Коннела, своего шефа. Он был одним из немногих, кому она решилась признаться, что Майк — отец Софии.

— Он ничего не знает, — сказала она Грегу, коротко рассказав о неожиданном появлении Майка, — и я не собираюсь говорить ему.

Тот нахмурился.

— Я понимаю, что он причинил тебе боль, Джин, — проговорил он. — Клянусь, я и сам был готов задушить этого подонка. Но тебе не кажется, что он все-таки имеет право знать о своей дочери? Кроме того, ты могла бы рассчитывать на финансовую помощь с его стороны.

— Нет и еще раз нет, — твердо заявила Джин. — Я писала ему о ребенке, но он отослал письма обратно, даже не распечатав. Теперь ради спокойствия Софии будет лучше, если он ничего не узнает.

Грег пожал плечами.

— В таком случае, я ничего не скажу, — пробормотал он. — Наверное, мне лучше вообще не выходить в зал. У меня до сих пор руки чешутся дать ему в челюсть.

Джин усмехнулась, представив себе эту сцену — крепкий и проворный коротышка Грег нападает на высокого, подтянутого Майка.

— Может, и мне можно остаться здесь? — спросила она, лишь наполовину шутя.

— Ты справишься, детка, — сказал ей Грег. — В тебе пробуждается сила сотни тигров, когда речь идет о твоем ребенке!

— Если бы так, — пробормотала Джин. — Сейчас я не справлюсь и с мышонком!

Она вышла из кабинета и вернулась к своим обязанностям, старательно игнорируя Майка, который флиртовал с молодой официанткой и явно наслаждался своим бифштексом.

А потом с удовольствием пил кофе! И еще кофе!

Когда в конце вечера Джин пошла переодеваться, он все еще сидел в одиночестве за столиком. Может, пригласил молодую официантку в бар и теперь ждет, когда та закончит работу? При этой мысли Джин с такой силой рванула вверх застежку джинсов, что молнию заело, и ей пришлось повозиться, чтобы справиться с ней.

— Я могу проводить вас к машине, леди? — Майк поджидал ее у дверей.

Джин отпрянула в сторону, едва он коснулся ее руки. Они вместе вышли на улицу, но, пройдя несколько шагов, она остановилась. Вспыхивающие синие и красные огни ресторанной вывески вмиг погасли, и им обоим потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к полутьме.

— Я… я на автобус, — запинаясь, сказала Джин, чтобы прервать неловкое молчание. — Это вверх по дороге.

Майк стоял так близко, что сейчас даже до нее доносился слабый запах лосьона, который вызвал у Софии ассоциацию с лимонной травой.

— Ради бога, Джин! Ты хочешь сказать, что до сих пор пользуешься общественным транспортом? А как же ты возишь Софию на консультации к специалистам? Только не говори, что тебе это не нужно! Даже такая упрямая и независимая женщина, как ты, должна понимать, какие преимущества дает собственная машина. — Он отвел ее в сторону, чтобы дать дорогу группе молодых людей, направляющихся в ночной клуб, и Джин устало прислонилась к стене. — Ты немало получаешь в больнице, да еще и подрабатываешь. Почему у тебя до сих пор нет своего автомобиля?

Она грустно улыбнулась. Прошлое и настоящее столкнулись снова. Когда-то, видя, как она мечется между работой и учебой, Майк хотел купить ей машину. Она, разумеется, отказалась. Ее стремление сохранить независимость всегда возмущало его.

— Не можешь забыть старых споров, Майк?

— Я ничего не могу забыть, Джин, — с горечью произнес он. — Я всегда считал, что влечение подчиняется рассудку. Тебе кто-то нравится, и поэтому тебя тянет к этому человеку физически. То есть, я полагал, что в мозгу существует некий выключатель. Но в таком случае, человек должен быть способен управлять своими поступками и может заставить себя разлюбить. — Он придвинулся ближе. Слишком близко. — Особенно, если понимает, что объект твоего влечения не проявляет никакого интереса. Но, к своему изумлению, я убедился, что этого не происходит. Просто невероятная ситуация.

Она почувствовала его дыхание совсем близко от своего лица, и секунду спустя ее обжег поцелуй. Они стукнулись носами, и Джин непроизвольно откинула голову, забыв о том, что ей нельзя реагировать, не говоря уже о том, чтобы возвращать поцелуи со всей жадностью опаленной любовью души.

Она положила руки на плечи Майка, чувствуя каждую косточку, каждый мускул под тонкой хлопчатобумажной сорочкой, и зарылась пальцами в спускающиеся на воротник волосы, потом скользнула ладонями вверх и прижала к себе его голову, не в силах оторваться от его губ.

Хорошенький способ продемонстрировать отсутствие интереса! — возмущался ее рассудок. Но тело не слушалось, изгибаясь в поисках большей близости. Это было так чудесно — снова очутиться в этих объятиях — теплых, родных и уютных.

— А мои ощущения не подвели меня, воспротивившись доводам рассудка, — пробормотал он.

Хрипловатый тон его голоса заставил Джин задрожать. Майк провел языком по ее губам, проникая глубже, дразня этими прикосновениями, и она потеряла голову, поддаваясь ощущениям, которые захлестывали тело, волна за волной.

Она отвечала на его поцелуи с отчаянием, порожденным шестью годами разлуки. Где-то в глубине ее сознания голос разума твердил, что этого не может быть, что все эти чувства давно должны были угаснуть. Это всего лишь реакция неудовлетворенного женского тела! Всплеск гормонов!

Но Джин не слушала этот надоедливый голос. Забывая обо всем, она наслаждалась тем, как покалывает губы от жарких поцелуев и пульсирует тело от прикосновений его рук.

— Давай найдем более уединенное место. — Голос Майка, прерывистый и хриплый, вернул ее к реальности.

Она медленно высвободила свои руки из-под его рубашки и привела свою одежду в некое подобие порядка, пытаясь справиться с дрожью. Но ни глубокое дыхание, ни здравый смысл не могли унять ее смятенные чувства.

— Давай не будем, — пробормотала она таким же хриплым, как и у него, голосом. — Это безумие, Майк. Это невозможно. Я не допущу этого!

Она отстранилась и уперлась ладонями ему в грудь, надеясь таким способом прийти в себя.

— Почему, Джин? — спросил он, нежно убирая с ее лица спутанные пряди волос.

В его прикосновениях была легкость любовной ласки. Но была ли это любовь? Или просто страсть? Она уже ошиблась однажды, перепутав эти два чувства.

— Из-за отца Софий? — резко спросил он.

— Н-нет! — пробормотала она, но, осознав, кто отец ее дочери, честно поправилась: — Да!

— Ты не можешь любить его! — прорычал Майк, встряхивая ее за плечи. — Я это знаю! Если ты держишься за него ради Софии, то это большая ошибка, Джин. Ты должна понимать это, как никто другой. Подумай о том, каково тебе самой было жить в такой семье!

Вспоминать сейчас о собственном детстве Джин совсем не хотелось. Майк заговорил снова, и она вздрогнула.

— Кто он? Никчемный тип, который не в состоянии содержать тебя? Не очень-то он о вас заботится, если позволяет тебе столько работать, да еще ездить в общественном транспорте в такое позднее время!

— Во дает! — раздался незнакомый мужской голос.

Джин резко повернула голову и увидела, что громкие восклицания Майка привлекли внимание прохожих, и на тротуаре образовалась небольшая кучка зевак.

— Сегодня мне не придется воспользоваться общественным транспортом, — мой автобус ушел! — сказала Джин.

Ее голос дрожал так же, как и тело, и она снова прислонилась к стене.

— Отвези ее домой, приятель! — посоветовал один из зрителей.

Джин, разгневанная тем, что оказалась вовлеченной в уличную сцену, сердито повернулась к Майку.

— Уж лучше я пойду пешком! — выпалила она и бросила резкий взгляд в сторону зевак: — Спектакль окончен, можете расходиться по домам!

— Домой еще рано! — сказала одна из девушек. — Только час ночи. Мы идем в «Белый орел». Отличный клуб. Пойдемте с нами? Там можно выпить, потанцевать и решить все свои проблемы в уютной обстановке.

Кто-то захихикал, и Джин поняла, что эти люди уже немного выпили, и сейчас готовы приниматься за решение проблем всего человечества.

Майк обнял ее за плечи и успокаивающе привлек к себе.

— В другой раз, — ответил он пригласившей их девушке. — Приятного вечера.

Джин моргнула, пытаясь отогнать слезы, навернувшиеся на глаза при новом воспоминании. Именно в «Белом орле» они танцевали до рассвета в день своей первой встречи. Этот клуб стал постоянным местом, куда они приходили в те вечера, когда оба были свободны.

— Идем, — сказал Майк, когда группа молодых людей удалилась. — У меня нет здесь машины, но я посажу тебя в такси и заплачу, поскольку это из-за меня ты пропустила свой автобус.

Его голос звучал устало. Все еще обнимая Джин за плечи, он повел ее по дорожке к стоянке такси. Она не делала попыток отстраниться, наслаждаясь теплом его тела.

— Может быть, ты пойдешь в «Белый орел» один? — спросила она. — Или в новый ночной клуб рядом с городской площадью — он называется «У Сильвии». Многие сотрудники больницы бывают там, — наверное, это неплохое место.

— Ты говоришь, как экскурсовод, — проворчал он. — Я не хочу развлекаться с другими, Джин. Сейчас посажу тебя в такси, а сам поеду прямо в больницу.

— Это смешно, — запротестовала Джин. — Нам по пути. Зачем тебе брать другое такси?

Майк пожал плечами. Когда они подошли к стоянке, он наклонился, открыл для нее дверцу, потом велел шоферу ехать по шоссе, ведущему к Северной больнице, и опустился на сиденье рядом с ней. Джин машинально отыскала в темноте его руку.

Машина выехала за пределы города. Они сидели и молчали. Пальцы Майка пассивно лежали в ладони Джин, но она воображала, что чувствует, как по ним течет кровь, поддерживая жизнь в этом дорогом теле. Прикосновение к его коже вызвало новый поток воспоминаний. В прошлом она засыпала, положив ладонь ему на грудь, словно этот простой физический контакт мог защитить ее в ночи. Утром, едва Майк начинал шевелиться, она просыпалась, чтобы снова очутиться в его объятиях…

— Поверните здесь. Второй дом по левой стороне, — сказала она шоферу, оборвав свои воспоминания.

Такси остановилось. Джин помедлила. Ей не хотелось вылезать из уютного темного салона, но чувство долга взяло верх. Она повернулась и нежно поцеловала Майка в губы.

— Спокойной ночи, — проговорила она, потом открыла дверцу и выскользнула из автомобиля, боясь сделать что-нибудь, о чем потом непременно пожалеет.

Бетти сидела за обеденным столом, склонившись над учебником.

— Устала? — спросила она, не поднимая глаз.

— Немного. Хочешь чаю или кофе?

Бетти покачала головой, и Джин вспомнила себя в ее возрасте. Ей тоже приходилось учиться ночами.

— Я пойду спать. Смотри, не перезанимайся! — сказала она.

Девушка рассеянно пробормотала что-то в ответ.

Джин поднялась наверх и заглянула в спальню Софии. Дочь спала на животе, разметавшись по постели, словно сон застал ее врасплох. Джин пригладила золотистые волосы девочки и натянула простыню поверх худенького тельца. Потом отвернула покрывало на второй кровати. Поздно ночью Бетти проскользнет сюда и проспит до полудня.

Какая это роскошь — хотя бы раз в неделю выспаться! При этой мысли Джин зевнула. Она на цыпочках вышла из комнаты и направилась в свою спальню. София разбудит ее меньше чем через четыре часа. Выспаться не удастся.

Их субботний день начинался со стирки. Развешивание белья на веревке стало невероятно трудным делом после того, как София подросла и стала настойчиво предлагать свою помощь. Справившись с этим, они вдвоем отправились по магазинам. На пути туда София тащила за собой тележку на колесиках, а возвращаясь обратно, уже Джин толкала ее перед собой, полную продуктов.

После обеда они, как обычно, отправились на берег озера кормить лебедей и играть в свою любимую игру. Задача состояла в том, чтобы определить, кто проходит мимо, по шагам или обрывкам разговора.

Эта была хорошая игра, потому что София настаивала, чтобы Джин закрывала глаза. А значит, можно было лежать на одеяле, накрыв лицо шляпой, и дремать в промежутках между появлением прохожих.

— Новый доктор из больницы, — прошептала София над ухом матери.

— Ты не можешь знать этого, — лениво пробормотала Джин, не открывая глаз.

— Я знаю, знаю! — настойчиво повторила София, отодвигаясь в сторону.

Джин протянула руку и, не обнаружив дочери, села.

— Добрый день, милые дамы!

От звука знакомого голоса она замерла.

— Что ты здесь делаешь? — вырвалось у нее.

Майк наклонился и коснулся плеча девочки.

— А разве это частное владение?

Его глаза настороженно смотрели на нее поверх спутанных локонов Софии. Эти любимые глаза…

— Я же говорила тебе, мама! — отвлек ее торжествующий возглас дочери.

Джин встряхнула головой, отметая прочь все фантазии. Что ее действительно должно беспокоить — так это необыкновенные способности Софии.

— Я не понимаю, как она узнает людей! — сказала Джин Майку.

Тем временем София потянула его за руку и усадила на одеяло. Джин тут же показалось, что оно сжалось до размеров носового платка.

— Компенсация за счет других органов чувств, — напомнил Майк, сажая девочку себе на колени.

— А теперь вы попробуйте, доктор Брэдли! Ну же, давайте! Нужно лечь, закрыть глаза и прислушиваться к шагам людей, которые проходят мимо. Что вы можете про них сказать?

София поднялась на ноги и толкнула Майка за плечи, заставляя откинуться назад. К явному удовольствию девочки, он поддался, и его голова очутилась на коленях у Джин. Не в силах пошевелиться, Джин безропотно позволила ему остаться в таком положении, и, пользуясь тем, что его глаза были закрыты, молча смотрела сверху вниз на любимое лицо, изучая родные черты.

Она стиснула кулаки, впиваясь ногтями в ладони, чтобы удержаться от соблазна прикоснуться к нему.

— Кто-то идет, — предупредила София.

Она уютно устроилась на одеяле рядом с Майком и взяла его за руку.

— Это мужчина, — предположил Майк. — Он толстый и очень важный, потому что передвигается короткими медленными шагами. Я думаю, что на нем красный жилет, желтый галстук, синий костюм, а в руках — оранжевый зонтик.

София захлопала в ладоши от восторга.

— Он угадал, мама? — спросила она, взвизгнув от волнения.

— Почти, — ответила Джин, когда мимо них прошел пожилой мужчина в серых шортах и голубой рубашке. — За исключением того, что жилет у него синий, а зонтик лиловый.

— Неправда! — заявила София. — Он пахнет луком, а я знаю, что луковые дяденьки не носят лиловых зонтиков.

Майк медленно сел. Джин не сомневалась, что он незаметно принюхивается.

— Как часто она угадывает? — спросил он, неосознанно поглаживая руку девочки.

— Если это кто-то из знакомых…

— Вроде моей няни Бетти, или Мэй, или ее детей, или Клер из больницы… — вставила София.

— Почти всегда, — закончила Джин. — Она узнала тебя, но поскольку вы встречались только один раз, я не поверила. Я все время думаю, что если она… Может, мне следует…

Джин замолчала. Ей не хотелось выказывать свою озабоченность в присутствии дочери, но в то же время она надеялась получить от Майка совет, надо ли показывать девочку специалистам, чтобы проверить ее способности.

— Ты работаешь сегодня вечером? — спросил он.

— Мама всегда работает! — ответила за нее София.

Джин понимала, что неодобрение в голосе дочери преувеличено, но все же не удержалась от того, чтобы защитить себя.

— Я не ухожу, пока ты не заснешь, — заметила она. — Так что ты не должна быть в обиде.

— Но на следующий день ты усталая, — продолжила София. Она явно была довольна тем, что ей есть кому пожаловаться на маму.

— Хватит! — сказала Джин. — Мы все это уже не раз обсуждали.

— А я — нет, — возразил Майк.

Он повернулся, глядя в лицо Джин. Она с трудом выдержала его взгляд.

— Мы платим за дом, и еще мама копит деньги на учителей для меня, — ответила София, прежде чем та успела остановить ее. — Она говорит, что космический корабль, наверное, стоит дешевле, но мне ведь придется поступать в школу, да, к тому же, я люблю новых людей.

Джин увидела, что глаза Майка потемнели от гнева, и прочла в его взгляде невысказанный вопрос. «Неужели ее отец вам совсем не помогает?» — спрашивали его глаза, но вслух он произнес другое:

— Почему, Джин, почему?

София решила, что вопрос предназначался для нее, и ударилась в мечты о будущем. Джин отвернулась и стала смотреть на озеро, по которому скользила пара лебедей. Их подрастающее потомство плыло следом, выстроившись в прямую линию.

— Лебеди всегда остаются вместе. — Чистый детский голос Софии, которая словно проследила направление взгляда матери, заставил ее обернуться. — То есть, мама и папа, — добавила девочка. — Дети подрастают и улетают, а родители остаются вместе. Потому что они любят друг друга. Так мне мама говорила.

Джин почувствовала, что к глазам подступают слезы.

— Нам пора идти! — объявила она, поднимаясь на ноги так резко, что мышцы икры свело судорогой.

Она неловко оступилась, и Майк протянул руку, чтобы поддержать ее. Джин посмотрела на него сверху вниз и увидела, что его взгляд полон вопросов. Он тоже поднялся на ноги. Они стояли рядом, почти касаясь друг друга, и Джин не могла заставить себя сделать шаг назад.

Если он сейчас возьмет ее за руку… Если она дотронется до него…

— Мама, можно я побегу вперед?

Джин отогнала прочь опасные мысли и повернулась к дочери, которая стояла на пересечении двух дорожек.

— Только до границы тени, — сказала она, наблюдая, как худенькая фигурка метнулась к деревьям. — Я должна быть уверена, что она ни на кого не наткнется, — пояснила она Майку.

— Она достаточно видит, чтобы понять, где начинается тень? — спросил Майк, подавляя лихорадочный всплеск ее чувств практичностью своего вопроса.

— Не думаю. — Она свернула одеяло и направилась к тому месту, где ждала их София. — Скорее, она чувствует изменение температуры. Я не хочу расспрашивать ее об этом… — Она помолчала, подыскивая более понятное объяснение. — Тебе никогда в детстве не случалось просыпаться ночью с ощущением, что ты разучился дышать? Это настолько автоматическая реакция, что никто ее не анализирует. А стоит задуматься, как все начинает казаться очень сложным.

Майк замедлил шаги, понимая, что не следует обсуждать эту проблему при Софии.

— Ты боишься, что если малышка начнет думать о том, как она воспринимает окружающее, то утратит эту способность?

— Именно так! Поэтому я хочу разобраться в этом сама и пытаюсь тренировать свои чувства, чтобы найти разгадку.

— Это было бы интересное исследование — степень сенсорного восприятия у детей с нарушениями зрения или слуха.

— Конечно! — горячо согласилась Джин, догнав Софию и беря дочь за руку. — Я давно об этом мечтаю, — призналась она и еле слышно добавила: — Может быть, когда-нибудь…

Майк ничего не ответил. Наверное, он вспомнил о ее страстном желании стать медсестрой. Она распрямила плечи, споря про себя с воображаемым противником. Если одна мечта умерла, то это не значит, что нужно отбросить все остальные!

Они дошли почти до конца аллеи.

— Завтра утром мы идем в бассейн, — сообщила София.

Слушая щебетание дочери, Джин спрашивала себя, зачем она потратила столько денег на специалистов по развитию речи. В данный момент она предпочла иметь бы менее разговорчивого ребенка!

— Это бассейн в маминой больнице. Вы тоже можете пойти, раз вы доктор.

— Это было бы чудесно, — серьезно ответил он. — Я приду, если не буду занят.

— А потом пообедаете вместе с нами в столовой, хорошо?

Майк вопросительно приподнял бровь и посмотрел на Джин.

— Она обожает пюре из бобов на поджаренном хлебе, которое там готовят, и предпочитает нашу столовую любому кафе.

Он поморщился, видимо, вспомнив пережаренный бифштекс, однако пробормотал нечто, означающее согласие, и легонько коснулся волос девочки.

— Увидимся в бассейне, София, — сказал он. — Веди себя хорошо.

— А я и так всегда хорошо себя веду, — возмущенно ответила она. — Я у мамы — единственная и самая-самая лучшая девочка.

Джин увидела, как Майк выпрямился и посмотрел ей в глаза. Сердце гулко забилось у нее в груди, когда она поняла, как много его любимых выражений она неосознанно перенесла на дочь. Среди них было и это — «Ты моя единственная и самая-самая лучшая девочка». Скажет ли он об этом? Она ждала, кожей ощущая повисшую паузу.

— Я буду в больнице, можешь позвонить туда, если захочешь поговорить.

Ничего не добавив к этой короткой фразе, он повернулся и пошел прочь.

Что он хотел сказать? Поговорить — о чем? Из болтовни Софии он мог уяснить только то, что они живут вдвоем, и в их жизни нет мужчины. Она вдруг с ужасом подумала, что тогда у озера, рассказывая о лебедях, девочка могла сообщить Майку, что ее папа не любил маму, и поэтому они, в отличие от лебедей, расстались. Хорошо, что она вовремя отвлеклась!

 

8

Майк не пришел в бассейн, но зато там была Клер, которая рассказала Джин о том, как разворачивалась события в отделении.

— Все произошло сегодня рано утром, — начала она, усаживаясь на бортик рядом с Джин, которая наблюдала, как София плавает взад и вперед поперек бассейна. — Послеродовое кровотечение! Можешь представить, что тут началось. Мистер Лойер, обычно тихий и робкий, истерически завопил при виде крови, а миссис Лойер начала угрожать, что засудит всех, — начиная от хозяев больницы и кончая охранниками.

— А доктор Пауэлл был там? — спросила Джин.

Клер покачала головой.

— Разве врачи бывают на месте, когда они нужны? Он уехал на свадьбу к дочери на все выходные. К счастью, доктор Брэдли живет прямо в здании больницы, поэтому вызвали его. Он пришел и заявил миссис Лойер, что если она не прекратит нести чушь, он позволит ей истечь кровью до смерти.

Джин едва не подпрыгнула от удивления.

— Он не мог сказать такую глупость! — воскликнула она, резко поворачиваясь к подруге. — «Никогда не угрожайте пациентам» — это вдалбливают всем студентам-медикам с первого курса.

— Ну, конечно, он не использовал таких слов, но дал понять, что если она будет продолжать скандалить, то все станет еще хуже. Во всяком случае, эта истеричка сразу же угомонилась. — Клер ударила ногой по воде, поднимая фонтан брызг. — Наш новый заведующий настолько обаятелен, что, я думаю, ни одна женщина не сможет устоять против него, даже такая капризная пациентка, как миссис Лойер.

— А в чем было дело? Из-за чего возникло кровотечение? — спросила Джин, стараясь скрыть странное чувство, возникшее у нее, когда Клер заговорила о Майке.

— Наверное, из-за кусков плаценты или из-за атонии матки. Матка сокращается медленно, что не удивительно, учитывая то растяжение, которому она подверглась во время пятиплодной беременности. Миссис Лойер делали вливания окситоцина в обычных дозах и массаж, когда она не была занята позированием перед фотокамерой. — Клер рассмеялась. — Доктор Брэдли сказал ей, что есть только два выхода из создавшегося положения — либо лекарства, либо операция. Можешь себе представить, как она на это отреагировала! Он прощупал ей живот и решил, что сначала стоит попробовать лекарства. Мы увеличили скорость вливания и вкололи ей метергин.

— Метергин? — повторила Джин незнакомое слово.

— Он обычно вызывает сильное сокращение матки. Некоторые врачи используют его, некоторые — простагландин. Оба эти средства применяются достаточно редко. Во всяком случае, после того, как ей сделали переливание крови в одну руку и влили лекарственный коктейль в другую, она явно почувствовала себя лучше, потому что потребовала позвать обратно фотографа и оператора.

— Просто не верится, — сказала Джин. — Сниматься в таком состоянии?

— Она на этом помешана. В конце концов доктор Брэдли не выдержал и сказал ей, что ее состояние достаточно серьезно, и он полное имеет право не допускать к ней никого, кроме мужа.

— Разве это записано в распорядке больницы? — удивилась Джин.

— Стэн Роджерс тоже спросил его об этом, когда они вышли в коридор, но тот сказал, что лучше он превысит свои полномочия, чем позволит пациентке умереть из-за того, что журналисты будут путаться под ногами у врачей. После этого он задал работу всем дежурным сестрам — велел сделать новый анализ крови на свертываемость и специальное обследование, чтобы выяснить, нет ли там кусков плаценты или крупных сгустков крови…

София подплыла к тому месту, где сидели женщины, схватила мать за лодыжку и требовательно спросила:

— А где мой доктор?

— Она познакомилась с доктором Брэдли, — пояснила Джин подруге, затем коснулась головы дочери и сказала: — Он сегодня очень занят.

Видимо, удовлетворившись ответом, София пошарила по бортику и нашла четыре толстых пластиковых скобы. Она аккуратно бросила их на дно, так что они образовали полукруг вокруг ее ног на дне бассейна.

— А теперь я нырну за ними, — объявила девочка.

— Раз «ее» доктор не пришел, она решила устроить представление для тебя, — пояснила Джин подруге.

Она смотрела, как девочка ныряет, но мысли ее были далеко, с Майком и его проблемами.

— И что показало обследование? — спросила она, беря из рук Софии первую цветную скобу. — Очень хорошо! — похвалила она девочку и проследила, как та ныряет снова.

— К сожалению, оно не дало четкой картины. Никаких признаков того, что матка сокращается, и непонятно, есть ли там что-то еще. Доктор Брэдли предложил сделать выскабливание, но миссис Лойер отказалась доверить ему даже такую простую операцию. Она требует вызвать Пауэлла.

— Бедный Майк, — пробормотала Джин, принимая вторую скобу.

Подруга взглянула на нее с повышенным интересом.

— Тебя это действительно так волнует?

— Я всегда сочувствую врачам, попавшим в подобную ситуацию.

— Понятно! — задумчиво сказала Клер, но ее замечание явно не относилось к проблемам миссис Лойер.

— Нам пора уходить, котенок, — напомнила Джин дочери, когда та подняла две последних скобы. — А то ты просто размокнешь.

— Можно я сплаваю еще разок, только туда и обратно, — взмолилась София.

— Хорошо, посмотрим, как быстро ты умеешь плавать.

— Она такая бесстрашная, — заметила Клер. — Плывет так, словно видит противоположную сторону бассейна.

— Я знаю, что она может различать свет и тень, — объяснила Джин, — но иногда мне кажется, что она чувствует разницу в самой структуре света.

— Ты проверяла ее способности? — спросила подруга.

— Вы с Мэй словно сговорились! — пробормотала Джин, качая головой. — Допустим, она пройдет эти тесты, и ее запишут в группу особо одаренных детей. И что дальше? Все эти клубы юных талантов предназначены для зрячих.

— Насколько я знаю, ты никогда не обращалась с Софией, как со слепой. Она вполне может посещать такую группу. Ведь ходит же она в нормальный детский сад!

— Не знаю, я пока что не могу решиться на тестирование. Надо обдумать все это.

Джин вспомнила, что Майк рассказывал ей о клубе, который он посещал в детстве. Его способности выделяли его среди других детей в школе, и ему постоянно приходилось доказывать, что он такой же, как все.

А София всегда будет «другой».

Она помогла дочери выбраться из бассейна и быстро накинула на нее полотенце, растирая озябшее маленькое тельце. Если бы можно было так же легко защитить свое дитя от эмоциональных потрясений!

— До завтра, — попрощалась она с Клер, направляясь в раздевалку.

Они пообедали в столовой и не торопясь пошли домой. Наверное, София уснет после такого долгого купания, и тогда Джин тоже сможет немного отдохнуть. Послеобеденное время в воскресенье принадлежало только ей. В эти часы она могла позволить себе быть не ассистентом заведующего, не официанткой, не заботливой матерью, а просто самой собой.

Но Джордж Кэрли, главный администратор больницы, внес коррективы в ее планы. Едва Джин с дочерью вошли в дом, как зазвонил телефон.

— Ты не могла бы выйти сейчас на работу, Джин? Здесь черт знает что творится, и мне нужен кто-нибудь, кто бы отвечал на телефонные звонки по вашему отделению. Трех медсестер уже довели до слез, когда они отказались давать информацию, а телефонистки угрожают прекратить работу, если им придется самим отвечать на все звонки.

Его голос звучал устало и слегка затравленно.

— Но мне не с кем оставить Софию, — попыталась возразить Джин.

— Я уже поговорил с Мэй Эткинз из детского сада. Она предлагает, чтобы ты взяла такси и привезла дочь к ней домой. Такси за счет больницы, разумеется.

— Хорошо, Джордж, — согласилась она. — Я сейчас приеду.

София играла на полу, перекатывая маленький мячик из одной руки в другую.

— Меня вызывают на работу, доченька. Ты согласна поехать к тете Мэй?

Глупый вопрос! София обожала играть с ее детьми.

Джин вызвала такси и поспешно собрала все, что могло понадобиться девочке в детском саду. Не исключено, что Мэй придется оставить ее на ночь. Сама Джин решила не тратить время на переодевание и осталась в шортах. Какая разница, как выглядеть, если нужно только отвечать на телефонные звонки.

Мэй ждала их возле своего дома. Джин поцеловала дочь, передала ее на руки подруге и снова села в машину. Водитель не испугался толпы, собравшейся перед главным входом в здание больницы. Отчаянно сигналя, он пробился прямо к подъезду.

— Прислать счет в больницу? — спросил водитель.

Джин сообщила ему свой регистрационный номер, вышла из автомобиля и направилась к двери, надеясь сойти за обычную посетительницу. До нее доносились обрывки разговоров: «Мать при смерти… Трое младенцев не выживут… Остальных усыновят… Нет, все дети в порядке… Отец будет сам воспитывать их… Кто-то дает ему деньги…»

Откуда такие слухи, озабоченно подумала Джин, показывая дежурному полицейскому свой пропуск. На пятом этаже стоял еще один дежурный. Как переносят весь этот цирк остальные пациентки? Особенно иммигрантки? Эта шумиха должна быть им особенно неприятна.

Джин позвонила телефонисткам, чтобы сообщить, что она уже на месте.

— Соедините меня с лечащим врачом, прежде чем начнете направлять мне звонки, — попросила она. — Мне надо точно знать, что я могу говорить, а что — нет.

— Доктора Пауэлла нет, хотя, я думаю, что он уже на пути сюда, — сказала девушка-оператор. — Я сейчас попробую разыскать доктора Брэдли или доктора Роджерса.

Несколько минут спустя в дверь постучал Стэн Роджерс.

— Слава богу, ты здесь, Джин. Может быть, хоть тебе удастся справиться с ситуацией, — сказал он, присаживаясь на край ее стола.

Зазвонил телефон, и она сняла трубку.

— Подождите минутку, пожалуйста, — вежливо сказала она и прикрыла трубку рукой. — Что происходит, Стэн? И какую информацию я могу давать?

— Кровотечение продолжается, давление низкое. Майк вне себя, а кто-то сообщает журналистам о каждом нашем шаге.

— Разве мы не можем отключить телефон в ее палате под предлогом, что она слишком плохо себя чувствует, чтобы принимать звонки?

— Мы это уже сделали, но утечка информации продолжается.

— Так что же делать мне?

— Отвечай на звонки и говори, что состояние миссис Лойер стабильное. Можешь добавить, что имеются некоторые послеродовые осложнения, ничего экстраординарного.

Джин приподняла бровь, и Стэн рассмеялся.

— Придумай что-нибудь, чтобы успокоить их.

— Постараюсь. Но надо найти источник утечки информации. То, что говорят внизу, просто невероятно.

— Попробуем, — пообещал он и пошел к двери.

Джин уже собиралась ответить абоненту, ожидающему на другом конце провода, но вспомнила о детях.

— В каком состоянии новорожденные? — крикнула она вслед Стэну.

Он обернулся и пожал плечами.

— Говори, что «стабильное». Врач-неонатолог все еще беспокоится насчет двоих, а ты знаешь, как рискованно предсказывать исход в случае, если ребенок не доношен.

Джин проводила его взглядом и выслушала своего абонента. Это оказалась корреспондентка международного информационного агентства, которая считала, что шарм и настойчивость помогут ей получить дополнительные сведения. Отбившись от нее, Джин облегченно вздохнула. Но не прошло и минуты, как телефон зазвонил снова.

Звонки шли один за другим.

Кто-то налил ей чашку чая, затем заглянул Стэн Роджерс, чтобы сообщить, что никаких изменений нет, но наконец-то приехал Юджин Пауэлл. Санитар принес ей из буфета бутерброд, и Джин съела его, снова и снова повторяя ограниченный набор фактов.

В семь часов вечера в кабинет вошел Джордж Кэрли.

— Все, Джин. Давай я отвезу тебя домой.

Джин удивленно подняла голову. Телефон молчал уже три минуты.

— Атака отбита? — спросила она.

Он кивнул.

— Завтра в семь утра мы выпустим специальный бюллетень, а пока что я распорядился не давать никакой информации о семье Лойер. Если кто-то будет слишком настойчив, дежурные просто повесят трубку.

— Отлично! — воскликнула Джин, понимая, что это решение потребовало от Джорджа большого мужества.

— Другого выхода не было, — пояснил он. — Мы обнаружили, что это мисс Перкинс, сестра миссис Лойер, которая постоянно находилась рядом с ней, оповещала всех. Это она передавала информацию, пользуясь обычным телефоном-автоматом. Мы не можем запретить ей это, но посмотрим, что произойдет, как только все узнают, что она осталась единственным источником информации. Готов поспорить, что тот, кого она посадила на своем домашнем телефоне, быстро откажется от этой работы.

— А они узнают? — спросила Джин.

— Узнают, — сказал Джордж, подходя к окну. — Отсюда не виден вход, но как раз сейчас Майк Брэдли должен объявить, что невозможно работать, когда все телефонные номера больницы постоянно заняты. Я думаю, что журналисты очень быстро отыщут домашний номер мисс Перкинс.

Уж не сам ли Майк разработал этот план в поисках выхода из сложившейся ситуации, спросила себя Джин.

— Я могу напечатать его на большом листе бумаги и вывесить за окно, — предложила она.

Джордж улыбнулся.

— Надеюсь, что этого не понадобится, — сказал он. — Ну, что, идем?

Джин медлила. Сидя здесь у телефона, она надеялась, что вот-вот в кабинет заглянет Майк. И сейчас испытывала глупое разочарование из-за того, что этого не случилось. Она даже не встретилась с ним в коридоре.

— Хорошо, идем, — согласилась она, надеясь, что Джордж не услышит ноток разочарования в ее голосе.

Майк позвонил в девять. Его голос звучал устало.

— Я слышал о том, что ты тоже работала сегодня, но когда заглянул в кабинет, тебя уже не было. Думаю, тебе сегодня досталось, Джин.

— Моя часть работы была самой легкой, — возразила она. — А как дела у тебя?

— Только что освободился. — Он явно не хотел говорить о делах. Наступила пауза, затем Майк попросил: — Поговори со мной, Джин.

Она начала рассказывать о том, как они с дочкой ходили в бассейн, как та ныряла, доставая предметы.

— Она спрашивала о тебе и жалела, что ты не пришел.

— А ты, Джин? Ты об этом жалела?

— Там была Клер, — уклонилась она от ответа, — она рассказала мне, чем ты занимаешься. Так что я была в курсе дел еще до звонка Джорджа, — вернулась она к больничным делам. — Как миссис Лойер?

— Слава богу, Юджин Пауэлл вернулся, — ответил Майк. — Он сейчас с ней. Лекарства не подействовали, и операция является единственным выходом. Юджин хочет попытаться перевязать кровеносные сосуды, но возможно ему придется пойти на удаление матки. Он сказал об этом миссис Лойер, а она уперлась и не соглашается, чтобы ее снова везли в операционную.

— Неужели это для нее так принципиально важно? У нее ведь пятеро детей — вполне достаточно для любой женщины.

— Это ты так думаешь, — со вздохом сказал Майк. — Но я подозреваю, что при ее любви к рекламной шумихе она не прочь забеременеть снова.

— Но ведь нет никакой гарантии, что у нее снова будут близнецы, — удивилась Джин.

— Статистика говорит, что многоплодие передается по наследству. Значит, это является генетической особенностью таких женщин. Как правило, у матерей, имеющих десять и более детей, бывает несколько пар или троек близнецов. Конечно, совершенно невероятно, чтобы у нее родилось еще пятеро младенцев одновременно, но она вполне может выдавать их пачками по двое-трое, лишь бы попасть в книгу Гиннеса.

— Детишки такие слабенькие, ей будет нелегко выходить их. Зачем же плодить больных? — горячо возразила Джин. — Да и для нее самой, даже если обойдется без операции, эти роды не пройдут бесследно. Следующая беременность может протекать еще тяжелее, матка ведь тоже изнашивается.

— Да я и не спорю, — перебил Майк, посмеиваясь над ее горячностью. — Но миссис Лойер имеет право отказаться от операции — неважно, по каким причинам. Что она и делает.

— Как хорошо, что я не врач, — сказала Джин.

Он вздохнул.

— Пойду посмотрю, как там дела у Юджина. Спасибо тебе, моя самая-самая лучшая девочка. Я почти пришел в себя.

Сердце Джин сжалось, и все же она тихо, но твердо возразила:

— Я не твоя девочка, Майк.

— Разве, Джин? Ты в этом уверена?

— Я должна быть в этом уверена, — грустно сказала она. — Всего доброго.

Включив телевизор на следующее утро, Джин вместе со всем населением штата узнала, что у миссис Лойер возникли послеродовые осложнения, ей была сделана небольшая операция, и сейчас она отдыхает. Состояние всех пятерых новорожденных постепенно улучшается.

Джордж Кэрли сам появился на экране, со спокойной уверенностью рассеивая слухи, которые окружали рождение близнецов в семье Лойер.

Джин направилась на работу, надеясь, что порядок восстановлен. Она шла обычным путем вдоль озера и вдруг поймала себя на чувстве разочарования из-за того, что Майк не встретил ее. Обижаться было глупо, учитывая напряженный режим его работы в эти выходные.

Зато он был в кабинете — стоял прямо за дверью! Джин остановилась, чувствуя, как жаркий румянец заливает ее щеки.

— Все еще не моя самая-самая лучшая девочка? — проговорил он, закрывая дверь ударом ноги.

Он сжал ладонями ее плечи и поцеловал с такой жадностью, что Джин не стала сдерживать своей ответной реакции, как это было неделю назад. Каждая клеточка ее организма пробудилась к жизни — полнокровной, радостной, пульсирующей. Она подалась навстречу Майку, их тела соприкоснулись и приникли друг к другу. Чувствуя слабость в ногах, Джин прислонилась спиной к закрытой двери, теряя ощущение реальности и времени.

Зазвонил телефон, а по громкой связи прозвучал вызов в крыло «В». Эта комбинация требований пробилась к ним, как сквозь пелену тумана, и они медленно отпустили друг друга.

Джин ответила на телефонный звонок, заверила Кортни Чивер, что сможет найти дополнительный персонал, и направилась к двери.

— Ты не можешь любить его, Джин! — раздался ей вслед голос Майка.

Она обернулась и нахмурилась, не понимая, кого он имеет в виду.

— Отца Софии!

Не должна любить, но ведь любит! Паника дрожью пробежала по ее телу. Она чувствовала себя так, словно стояла на краю оползня. Один неверный шаг — и все обрушится. Рухнет спокойствие и счастье ее дочери.

— Мне надо идти, — пробормотала Джин и поспешно вышла.

Клер потребовалось найти информацию об одной из пациенток. Она лежала в отделении восемь лет назад, и ее историю болезни давно сдали в архив.

— Мне ужасно неудобно просить тебя, Джин, но это очень важно. Больная припоминает, что во время первых родов у нее были осложнения, но не помнит, какие именно, — сказала Клер. — Я позвонила в архив, а там три сотрудницы слегли с сенной лихорадкой, и они никак не успевают выполнить заявку до обеда. А у женщины уже начались схватки.

— Хорошо, я прямо сейчас схожу туда, — сказала Джин, беря из рук Клер листок с данными пациентки.

Она спустилась в подвал нового здания, где располагался архив. Прежде чем стать ассистентом заведующего, Джин работала здесь, и тихая обстановка была ей хорошо знакома. В помещениях поддерживалась определенная температура и влажность, чтобы защитить архивные материалы. Все истории болезней были рассортированы по годам, по отделениям и по алфавиту и аккуратно разложены в ящики. Для того чтобы найти то, что требовалось, следовало действовать, как в библиотеке. Сначала отыскать в каталоге карточку пациента, затем нужный шкаф и ящик.

Быстро найдя историю болезни, Джин решила сама просмотреть записи. Можно не терять время на хождение взад — вперед, а просто позвонить Клер и прочитать все по телефону.

Пациентка была права, когда говорила, что у нее были проблемы! Во время родов раскрытие шейки неожиданно надолго приостановилось. Дежурный врач диагностировал вторичную слабость родовой деятельности, отвергнув предположения о неправильном предлежании или диспропорции плода. Он дал роженице отдохнуть, а потом стимулировал роды окситоцином, и все закончилось благополучно.

Джин перезвонила Клер и задумчиво окинула взглядом надписи на шкафах, стоящих вдоль стен: «Акушерство», «Гинекология», «Неврология», «Ортопедия»…

Ортопедия! Майк лежал в этой больнице, и история его болезни должна быть здесь. Ей отчаянно захотелось прочитать медицинское заключение о последствиях той жестокой аварии.

Она вернулась к каталогу и нашла карточку с именем Брэдли, затем подошла к ящику с годом аварии и вынула нужную папку. Углубившись в чтение клинических подробностей, Джин сразу вспомнила отчаяние тех дней.

Ранение головы, вывих бедра, перелом большой и малой берцовой костей левой ноги, сжатие спинного мозга, разрывы…

Сжатие спинного мозга? А вот и дополнительная информация: паралич нижних конечностей и дальше какое-то непонятное описание проведенных анализов и исследований. И три заключительных слова: «Возможный исход — инвалидность».

«У меня были свои причины», вспомнила она слова Майка. Кипя от негодования, Джин поставила папку на место и бросилась прочь.

Клер поблагодарила ее за помощь, но она даже не отреагировала. Ее подмывало вернуться в свой кабинет и сказать Майку Брэдли, что он трус. Теперь все стало ясно, — именно поэтому он и прогнал ее из своей жизни.

Его не оказалось на месте, и Джин вспомнила, что он должен быть на совещании заведующих отделениями.

Он считал, что поступает правильно, «благородно», с обидой и горечью думала она. А на деле разбил ей сердце!

Джин усилием воли отгоняла от себя эти мысли, возвращаясь к работе, но ничего не получалось. И когда дверь открылась, и на пороге кабинета появился Майк со смущенной улыбкой на лице, ее гнев готов был вырваться наружу.

— Прости, Джин, но у нас не было времени обсудить проект нового блока.

— Не было времени! — воскликнула она. — Разумеется, нашлись более важные вещи! Мне и не следовало рассчитывать на то, что ты будешь считаться с моими интересами! Ты всегда поступаешь только так, как кажется правильным тебе! — Ошеломленное выражение на лице Майка заставило ее остановиться. — Я иду обедать! — крикнула она напоследок и, схватив свою сумочку, выскочила из кабинета.

Он догнал ее в фойе. Она стояла, нервно притопывая ногой в ожидании лифта.

— Может, ты объяснишь, с чем связана эта дикая вспышка ярости? — проскрежетал сквозь зубы Майк.

— Нет! Зачем? Когда это тебя волновало то, что я думаю?

— Что за чушь, Джин! — воскликнул он, достаточно громко для того, чтобы привлечь внимание окружающих. — Неужели ты считаешь, что меня не волнует, что ты думаешь и чувствуешь?

Подошел лифт. Двери открылись.

— Шесть лет назад тебя это не волновало! — выпалила она.

Майк хотел было войти следом за ней в кабину, но к нему подбежал санитар и куда-то позвал. Он остановился на секунду в нерешительности, затем повернулся и пошел прочь.

 

9

Джин зашла в детский сад, намереваясь взять дочь погулять в парке, но Мэй разочаровала ее:

— София спит, — сказала она. — Наверное, это я виновата: разрешила ей вчера лечь попозже, потому что она смотрела кино вместе с моими детьми.

Как часто используются в разговоре «зрительные» слова, подумала Джин, в одиночестве направляясь в парк. Даже София говорит, что «смотрит» телевизор, хотя на деле только слушает его.

Она нашла скамейку на берегу озера и села, с удовольствием греясь в лучах припекающего солнца, словно оно могло растопить холод в ее душе. Гнев, который она выплеснула на Майка, оставил после себя пустоту. Не в силах ни о чем думать, Джин медленно жевала бутерброды и смотрела на озеро.

Когда она вернулась на работу, Майка в кабинете не было. Курьер из администрации принес отпечатанный протокол совещания заведующих. Джин пробежала его глазами. Похоже, Майк действительно не мог поднять вопрос о новом родильном блоке, — все заседание было посвящено обсуждению вопроса о «знаменитых» пациентах. В результате все пришли к выводу, что нужно организовать отдел для связей с общественностью, а в некоторых случаях даже выпускать бюллетень — каждый день в определенное время. Миссис Лойер была первой пациенткой, которая привлекла к себе такое пристальное внимание прессы. Из этого печального опыта приходилось извлекать уроки.

В конце рабочего дня Джин, как обычно, отправилась по палатам, чтобы собрать ведомости дежурств, сводки о пациентах и проверить, нет ли вопросов, которые требуют ее внимания.

Проходя мимо пустого пока крыла «А», она с сожалением вздохнула. Жаль, что организация нового блока откладывается. В крыле «В» ее встретила Клер.

— Мы решили помещать вновь поступающих пациенток сюда и перенесли несколько дополнительных кроватей из крыла «А», — сказала она. — Лоре и так хватает хлопот с миссис Лойер, а на ее попечении еще и несколько матерей-иммигранток. Надо сказать, что никто из них не обращает внимания на шумиху, которую пытается создать вокруг себя наша знаменитость. Вероятно, эта дама даже разочарована, — она явно рассчитывала на восхищение со стороны других пациенток.

— Но ведь она лежит в отдельной палате? — удивилась Джин.

— Ну и что? — хмыкнула Клер. — Пока у нее не началось кровотечение, она постоянно разгуливала по коридору, громко восхищаясь своими малышами. Иногда ее сопровождал мистер Лойер, но Лора запретила это, сказав, что он нарушает право других женщин на уединение.

Джин только покачала головой, услышав об эксцентричной манере поведения их знаменитой пациентки.

— Хорошо, что Лора проявила твердость, — сказала она. — Во многих странах Латинской Америки считают, что маленького ребенка надо по возможности оберегать от встреч с незнакомыми людьми.

— Это вполне естественно, — согласилась Клер. — Чем больше людей находится в контакте с малышом, тем больше риск инфекций.

— Я тоже нахожу все больше разумного в их обычаях, — подтвердила Джин. — За исключением, разве что, отказа от душа. Я понимаю, что в прошлом это имело основания, но мне трудно поверить, что в наше время, кто-то может отказаться этого блага цивилизации. А как состояние миссис Лойер? Операция прошла успешно?

— Сходи посмотри сама, — предложила Клер.

— Придется, — вздохнула Джин.

Она прошла по коридору в крыло «С». На посту сидела незнакомая молодая медсестра, поэтому Джин представилась и спросила, где Лора.

— Она вышла на несколько минут, — объяснила девушка.

— Тяжелый день? — спросила Джин.

Та с улыбкой покачала головой.

— Нет, не очень. Миссис Лойер чувствует себя недостаточно хорошо, чтобы устраивать новые сенсации.

Джин забрала ведомости и списки пациентов. Прочитав, что молодая никарагуанка выписалась сегодня утром, она подумала, что за эту женщину можно не беспокоиться. У нее есть разумный и любящий муж, и вместе они справятся с любыми проблемами.

Пациентка-мексиканка увидела Джин и подозвала ее к себе.

— Это замечательная идея — собрать вместе матерей из латиноамериканских стран, — сказала она.

Миссис Мексика, как называла ее про себя Джин, заметно отличалась от других пациенток по уровню благосостояния — на ней был вышитый шелковый пеньюар, плечи прикрывала накидка из ангорской шерсти, на пухлых пальчиках поблескивали бриллианты, а шею и запястья украшали массивные золотые цепи.

— Мы могли общаться между собой и обсуждать наши обычаи, — продолжила та. — Но необходимо организовать сауну и решить вопрос с захоронением последа.

Джин тяжело вздохнула. Ей был известен обычай посыпать солью и закапывать в землю послед, чтобы обеспечить младенцу счастливую и спокойную жизнь. Но она не стала упоминать об этом в своем проекте, потому что не видела возможности решить проблему.

Поэтому, проигнорировав пожелание мексиканки, она начала объяснять сущность проекта нового блока.

— В итоге мы сможем предложить пациенткам гораздо больше, чем возможность общаться между собой, — подытожила она.

— Мне так понравилась эта идея, что захотелось помочь вам, — сказала женщина. — Скажите мне, сколько это будет стоить, и я оплачу расходы.

Джин почувствовала, что у нее в буквальном смысле отвисла челюсть.

— Дело не только в деньгах, нужно получить разрешение руководства, — попыталась объяснить она, но мексиканка отмела все ее возражения.

— Так решите этот вопрос! — заявила она безапелляционным тоном. — Я буду здесь до среды, сообщите мне результат.

Джин промямлила что-то невразумительное, коротко переговорила с остальными женщинами и удалилась. Очевидно, миссис Мексика привыкла, что все ее приказы беспрекословно исполняются. Что ж, если она хочет дать больнице деньги, Джин должна найти наилучший способ их применения. Может быть, хотя бы сауна станет реальностью!

Вернувшись в свой кабинет, она нашла в телефонном справочнике три фирмы, занимающиеся поставкой саун, и попыталась дозвониться туда, но везде уже было закрыто. Джин взглянула на часы и начала торопливо собираться. Детский сад работал круглосуточно, но София считала, что в пять часов уже пора идти домой, и начинала выражать недовольство, если мать задерживалась.

Слушая ее веселое щебетание, Джин порадовалась, что неожиданное предложение мексиканки отвлекло ее мысли от Майка. Но ненадолго. Они успели сделать лишь несколько шагов, как он появился перед ними на дорожке. София радостно схватила его за руку и принялась подпрыгивать и раскачиваться, но резкое замечание матери заставило ее отказаться от этой забавы.

Девочка без умолку болтала с Майком, и Джин воспользовалась этим, чтобы немного прийти в себя. Ее гнев не утих, но этот мужчина пробуждал в ней столько других эмоций, что она чувствовала себя, как заряженная частица в электромагнитном поле.

— Так вы придете? — спросила София Майка.

О чем это она, удивленно спросила себя Джин. Куда это ее дочь приглашает его?

— Это может не понравиться твоей маме, — негромко заметил он, искоса взглянув на Джин.

Она нахмурилась, пытаясь сообразить, в чем дело, но девочка ответила за нее.

— Мама никогда не возражает, когда к нам приходят гости и остаются на ужин. Бетти часто заходит — просто по дороге или когда ей надо заниматься, а у нее дома слишком шумно. Но сегодня она не придет, потому что идет на концерт рок-музыки.

В другой ситуации сообщение о том, что тихоня Бетти идет на рок-концерт, удивило бы Джин, но сейчас она была потрясена другим.

София пригласила Майка на ужин! Сегодня!

— Джин?

По крайней мере, он не намерен идти, не получив приглашения от нее. Это уже хорошо.

— Мама, пожалуйста, скажи «да»!

Джин взглянула в прекрасные незрячие глаза дочери и поняла, что не сможет разочаровать ребенка.

— Конечно, ты можешь зайти, — холодно сказала она, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало и намека на гостеприимство.

В морозилке есть куриные шницели — любимое блюдо Софии. Надо будет сразу же вынуть их. Сердце гулко билось в груди, и Джин попыталась сосредоточиться на мыслях о приготовлении ужина. Лучше уж думать о меню, чем о том, что весь этот вечер ей предстоит провести вместе с Майком.

Он был идеальным гостем. Поиграл с Софией, дав Джин возможность спокойно заняться ужином. За столом резал для девочки шницель и ненавязчиво пододвигал кусочки под ее вилку. Пока Джин купала дочь, вымыл посуду, потом охотно уступил просьбам Софии почитать ей перед сном.

Джин сварила кофе. Она не хотела, чтобы Майк задерживался, но была так возбуждена, что ей нужно было занять чем-то руки и мозг. Он проник в ее дом исподволь и сразу же без усилий завоевал его пространство. Стоило ей закрыть глаза, и она видела, как он, сидя на полу, ласково направляет руки Софии, помогает складывать кубики и пододвигает игрушки. Воспоминание о счастливом смехе ребенка заставило ее забыть о прошлом, о своих обидах и гневе.

— Она ждет, чтобы ты поцеловала ее перед сном.

Голос Майка пробудил Джин от грез.

— Сейчас я поднимусь к ней, — торопливо пробормотала она, понимая, — может быть, слишком поздно? — что ее гнев был попыткой защититься от его магнетического обаяния.

— Ну, Джин?

Он сидел в гостиной, держа в руках чашку кофе.

— Что, Майк?

— Чем была вызвана эта сегодняшняя вспышка ярости?

Его голос звучал спокойно и безжалостно.

Джин почувствовала, что искра гнева снова вспыхнула в ней, и помедлила с ответом, надеясь, что из нее разгорится пламя. Она налила себе кофе и села напротив Майка. Гостиная, достаточно просторная для двоих, сейчас казалась тесной.

— Тем, что ты сказал мне на прошлой неделе. «У меня были свои причины». Так вот, сегодня я была в архиве. И видела твою историю болезни.

— Это конфиденциальная информация, Джин.

Легкий упрек в его голосе окончательно вывел ее из себя.

— Ну, так доложи обо мне начальству! Пусть меня уволят! — разъярилась она. — Так какие причины были у тебя, Майк? То, что ты станешь калекой? За кого ты меня принимал? Я любила тебя, Майк, а ты отверг меня из-за своей дурацкой гордости. Потому что все дело было в этом! Ты не мог смириться со своим несовершенством. Тогда я слишком сильно любила тебя, но сейчас я тебя ненавижу.

Кофе выплеснулся на ее дрожащие пальцы. Она поставила чашку на стол и полезла в карман за носовым платком, отчаянно моргая, чтобы сдержать слезы.

— Я сделал это вовсе не из гордости, Джин, — прозвучали в тишине его слова. — У меня было много причин, но только не эта.

Она наконец нашла носовой платок, вытерла пальцы, потом высморкалась и шмыгнула носом, глотая слезы.

— Ну, продолжай! — сердито выпалила она. — Из-за чего же тогда?

Майк поставил свою чашку на край стола и наклонился вперед. Но Джин решительно откинулась на спинку кресла, чтобы избежать соблазна протянуть руку и дотронуться до него.

— Из-за тебя, — негромко сказал он. — Из-за тебя и твоей чертовой независимости! Я в жизни не встречал никого, кто бы так упрямо стремился к самостоятельности. Ты отказывалась принимать помощь от друзей и, что хуже всего, — от меня, человека, которого, как ты утверждаешь, любила!

Он поднял голову, и Джин увидела в его глазах боль и обиду, такие знакомые ей по собственным ощущениям.

— Ты понимаешь, что я почувствовал, узнав, что возможно никогда не буду ходить? Когда понял, что мне придется зависеть от кого-то всю оставшуюся жизнь? А если бы мы остались вместе, я попал бы в зависимость от тебя — самого независимого существа в мире. Это нелегко, Джин, поверь мне!

— Но это же глупо! — вскричала она. — Неужели до твоей тупой башки не доходило, что я люблю тебя! Тебя, а не твою внешнюю оболочку, которая может или не может ходить! Ту часть тебя, которая говорит, смеется, спорит со мной, помогает мне в учебе и поддерживает в тяжелые моменты. Все это ты мог делать и без ног.

— Я понимал все это, Джин, — глухо произнес он. — В этом-то и была проблема. Я знал, что ты с радостью взвалила бы на свои хрупкие плечи еще одно бремя. Но любил тебя слишком сильно, чтобы допустить это. Я не хотел, чтобы из-за меня ты бросила учебу, отказалась от своей мечты… — Его голос затих. Затем он откинулся на спинку кресла и устало добавил: — Впрочем, ты все равно это сделала.

Он многое оставил недосказанным, но Джин поняла все без слов. Уход за больным стоит дорого. Ей пришлось бы принять помощь от его родителей, и от этого пострадала бы, прежде всего, ее гордость.

— Ты мог предложить мне выбор!

— Нет, не мог, — ответил он. — И ты это знаешь. Ты тогда была против моего участия в этих гонках. И оказалась права. Я не хотел, чтобы твоя любовь превратилась в жалость, чтобы наша страсть умерла из-за того, что я стал тебе обузой. Тебе лучше, чем кому-либо, должно быть понятно это. Примерь всю эту ситуацию на себя, — разве ты позволила бы мне взять на себя заботу о тебе?

Наверное, нет, подумала Джин. Но не стала признавать этого вслух.

— Но ведь сейчас ты ходишь! — воскликнула она.

— Только благодаря моим родителям. Они отказались верить вердикту здешних врачей и увезли меня домой, чтобы показать другим специалистам. Мне было все равно, что со мной будет, Джин. Я потерял себя, свою силу и едва не потерял разум — слишком много, чтобы строить планы на будущее. И самое ужасное, что во всем был виноват я сам. Будь у меня чуть больше здравого смысла, всех моих несчастий можно было бы избежать.

— Что было дальше?

— Родители отвезли меня в Англию. Мне снова проделали все анализы и обследования, и профессор сделал вывод, что причина неподвижности кроется не в позвоночнике, а в тазобедренном суставе.

— А разве не обе ноги были парализованы? — спросила Джин.

— Обе, но выяснилось, что паралич правой ноги вызван нарушением проводимости нервных окончаний. Мне сделали сложнейшую операцию, ликвидировали ущемление седалищного нерва тазовыми костями и восстановили нервную связь способом, который пока еще не применяют у нас. Но прошло еще два года, прежде чем я смог нормально ходить…

— И тебе не пришло в голову написать: «Мне лучше, Джин». Рассказать, почему ты так поступил со мной. Ты ждал еще четыре года, чтобы ворваться в мою жизнь, в мой дом…

Она уже по-настоящему рыдала, слезы скатывались по ее щекам быстрее, чем она успевала вытирать их. Она наклонила голову, пряча заплаканное лицо.

— Я писал!

Джин резко взметнула голову вверх и впилась в его лицо затуманенными глазами. Надежда и отчаяние захлестнули ее сердце.

— Когда? — требовательно спросила она.

— В декабре того года, когда все это случилось, — сказал он. — Я послал тебе из Англии открытку к Рождеству. На ней были елки в снегу и снегири. Помнишь, мы всегда смеялись над такими открытками. Я обо всем написал тебе: почему я солгал и почему отправил назад твои письма.

В декабре она была в больнице, за тысячу миль отсюда. Она поступила туда в начале месяца, ослабевшая и измученная. Там же она родила недоношенную девочку.

— Я не получила письма, — прошептала Джин, стараясь не думать о том, что оно означало бы для нее в том состоянии.

— Я знаю. Его вернули отправителю.

— Я уехала отсюда в начале лета.

Выписавшись, она перебралась на юг и сняла крошечную квартирку, где поселилась с грудной Софией.

— Я писал и в университет, и в больницу, но письма вернулись обратно, — добавил Майк. — Я написал даже твоему отцу. Он попросту не ответил.

Джин обхватила себя руками. Все испытания и несчастья прошедших лет всколыхнулись в ней, вызывая физическую слабость. Каково ей пришлось, абсолютно одной, с больным и слабым младенцем на руках, без всякой помощи, материальной или моральной!

— Джин?

В этом единственном слове звучала тысяча вопросов. Майк встал, подошел к ней и остановился позади ее кресла. Потом протянул руку и легко провел ладонью вдоль ее волос.

— Иди домой, Майк, — взмолилась она. — Мне надо обдумать все это.

Он немного помолчал, потом наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Не торопись, Джин, — проговорил он, касаясь губами ее виска. — Мне потребовалось шесть лет, чтобы справиться с этим. Ты имеешь право на раздумья.

Затем он опустился перед ней на колени и заглянул в лицо. Его глаза светились такой ослепляющей любовью, что Джин отвела взгляд.

— Ты тоже имеешь право отослать меня прочь, — продолжил он. — Я пойму это. Мне будет тяжело, но я пойму, потому что знаю: такое трудно простить. А если ты не простишь, у нас ничего не получится.

Джин хотелось, чтобы он поцеловал ее, хотелось безумно, до дрожи, но в тоже время она понимала, что он этого не сделает. Следующий шаг был за ней, а она еще не была к нему готова.

— Пожалуйста, уходи, — повторила она.

Майк поднялся на ноги, немного постоял, потом легко коснулся ее щеки и вышел. Джин слышала, как он открыл входную дверь и повернул ручку замка так, чтобы тихо захлопнуть его за собой.

— Спокойной ночи, Джин, — донесся его голос.

Дверь закрылась, и она осталась одна — в окружении мыслей, образов, воспоминаний.

Объяснения Майка звучали правдиво. Вся трагедия произошла из-за неполученных писем. Да, уехав, Джин не оставила адреса. Она сделала это намеренно, отрезая себя от общих знакомых, не желая выслушивать их сочувственные слова по поводу несчастья, случившегося с Майком, и, тем более, по поводу своей беременности. Она сбежала отсюда, чтобы затеряться в большом городе. Но когда Софии исполнилось два года, до Джин дошли слухи, что в Джонсвилле разрабатывается специальная программа занятий со слепыми детьми, и она решила вернуться. Программа в, как это обычно и бывает, осталась на стадии разработки, но, вернувшись в родной город, Джин уже не смогла снова его оставить. Постепенно ее жизнь наладилась, и, заботясь о дочери, она одновременно смогла помочь многим другим детишкам, организовав детский сад при больнице.

Так что же теперь?

Она повторяла в уме вопрос, но не могла найти логического ответа. Мысль о том, что все может повториться снова, неотвязно стучала в ее мозгу. Еще один несчастный случай? Маловероятно! А что еще может заставить его снова бросить ее?

Она чувствовала прощальное прикосновение Майка так явственно, словно его пальцы все еще ласкали ее кожу, вызывая пронзительную вспышку желания. Ее тело до боли тосковало по близости, но она не могла сделать решающий шаг навстречу, потому что понимала, что это необратимо изменит жизнь их троих.

Телефонный звонок застал ее все еще сидящей в кресле. Даже не сняв трубку, она догадалась, что это Майк.

— Я понимаю, что не должен торопить тебя, но мне необходимо знать одну вещь.

Джин не спросила его, какую, она просто не могла говорить от радости, что слышит его голос.

— Ведь у тебя нет другого мужчины, Джин? Иначе тебе не приходилось бы так много работать… Нет, дело не в этом. Я ведь вижу, как ты реагируешь на меня! Не посчитай меня самовлюбленным, но я инстинктивно чувствую, что мы с тобой просто созданы друг для друга.

Он сделал паузу, но Джин по-прежнему была не в силах ответить.

— Конечно, я догадывался и по другим признакам. София часто говорит о своей няне, но никогда об отце. Поэтому скажи мне, Джин, внеси ясность. Есть ли в твоей жизни мужчина, который что-то значит для тебя?

Джин покачала головой, словно Майк мог видеть ее. Она знала ответ. Только ты, могла бы сказать она. Был и остаешься только ты. Но ее сил хватило лишь на то, чтобы пробормотать:

— Нет, Майк. Никого нет.

— А цветы? А Брайан, о котором говорила Конни?

Он ревнует, с радостным изумлением подумала Джин. Может, поддразнить его, заставить помучиться? Нет, она никогда не была способна на это.

— Цветы были присланы в благодарность от общественной группы, которую я возглавляла несколько лет, а Брайан — это просто хороший приятель, и наши отношения никогда не выходили за дружеские рамки, — сказала она и услышала в ответ вздох облегчения.

— Как бы то ни было, я люблю тебя, Джин, — тихо проговорил он и первым положил трубку.

 

10

Рано утром Джин разбудила София.

— Почему тебя не было в спальне? — требовательно спросила дочь.

— Наверное, я заснула, сидя в кресле, — пробормотала та, пытаясь обратить все в шутку.

Но на самом деле ей было не до смеха. Глаза слипались, затекшее тело ныло после ночи, проведенной в скрюченной позе. А впереди еще один рабочий день!

Она достала Софии чистое платьице, и, довольная тем, что девочка настояла на том, чтобы одеться самостоятельно, поспешила в душ. Потоки теплой воды так приятно освежали, что Джин решила намочить и голову. Если она хорошенько вытрет волосы полотенцем, то к тому времени, когда надо будет выходить из дома, они будут почти сухими. Она взяла шампунь и принялась втирать его в густые пряди.

Когда-то Майк помогал ей мыть голову, и пена скользила по ее телу — пена и его ладони…

— Я готова завтракать, — крикнула София.

Сможет ли девочка привыкнуть к появлению чужого человека в своей жизни? Нет, не чужого — отца! Майк понравился ей, но она еще слишком мала, чтобы понять, что произошло между ее родителями. Что, если она не захочет признать в нем отца, затаит обиду из-за его длительного отсутствия?

Джин вытерлась и обернула волосы полотенцем. Потом оделась и занялась приготовлением завтрака и бутербродов себе на обед.

— Доктор Брэдли придет сегодня вечером? — спросила София.

— Вряд ли, детка, — ответила она, но сердце ее дрогнуло, и она добавила: — А может, и придет.

Пока малышка играла в гостиной, Джин расчесала волосы и нанесла на лицо солнцезащитный крем. Потом нанесла немного зеленых теней на веки и подчеркнула губы помадой оттенка розового коралла. Волосы все еще были мокрыми, поэтому Джин распустила их по плечам. По дороге они как раз досохнут, и она успеет стянуть их резинкой перед тем, как войти в кабинет.

— Пошли, малыш, — окликнула она дочку, торопливо спускаясь вниз.

Они вышли на улицу, готовые встретить новый день.

— Доктор Брэдли ждет нас, — объявила София, когда они подходили к парку.

Это не удивило Джин. Майк сказал, что следующий шаг должна сделать она, но это не означало, что он собирается просто стоять в стороне и ждать.

Они шли вдоль озера. В его гладкой поверхности отражалось серебристо-голубое утреннее небо. София дружески болтала с Майком. Джин размышляла о том, что дочь все еще остается неизвестной величиной в уравнении. Если решиться принять любовь, которую предлагает ей Майк, то на какой стадии раскрыть ему тайну рождения Софии? До того, как они снова окажутся в постели? Или сразу после, когда он будет расслабленным, нежным и, можно надеяться, понимающим? И что она скажет? «Между прочим, у тебя есть дочь»?

Джин почувствовала себя в ловушке.

— Ты чем-то серьезно озабочена с утра?

Голос Майка отвлек ее от нелегких раздумий. Она повернула голову и увидела задорный блеск в его глазах. Он был так уверен в своей победе! Джин молча отвернулась. Конечно, с его точки зрения все выглядело просто. Она отвечала на его поцелуи, признала, что в ее жизни нет другого мужчины, — значит, нет никаких препятствий для восстановления прежних отношений.

Попрощавшись с Софией, они двинулись сквозь лабиринт коридоров, ведущих от бокового входа к главному вестибюлю. Майк шел рядом, очень близко, но не касаясь, однако Джин ощущала его присутствие так явственно, как если бы они были совершенно нагими. Быть может, мифический мужчина в ее жизни и в самом деле служил защитным барьером между ними?

Они вошли в переполненный лифт. Случайные прикосновения одежды, обнаженной кожи… К тому моменту, как кабина достигла пятого этажа, ее нервы сплелись в тугой комок, а тело жаждало близости как никогда раньше.

Шесть лет целомудрия, напомнила себе Джин. Войдя в кабинет, она обессилено прислонилась к стене рядом с дверью.

— Ты тоже? — хрипло проговорил Майк, привлекая ее к себе.

Это объятие, казалось, длилось вечность.

— Черт, Джин, что с нами происходит? — не выдержал Майк. — Знаешь, я был готов на глазах у всех бросить тебя на пол в коридоре, сорвать одежду и изнасиловать.

— Я не стала бы сопротивляться, — пробормотала она, высвобождаясь из его объятий.

Он взъерошил ладонью волосы, и на его лице появилось насмешливое выражение.

— Жертва, которая не оказывает сопротивления? Это очень мило, — поддразнил он, проводя пальцем вдоль ее щеки.

— И очень глупо, — сказала Джин.

Она решительным шагом направилась к своему столу. Сидя там, можно, по крайней мере, делать вид, что работаешь.

— Глупо?

Она подняла взгляд.

— Мы слишком торопимся, Майк. Всплеск гормонов затуманивает наш разум.

— Может, нам стоит уступить гормонам, чтобы вернуть ясность мыслей? — усмехнулся он, нарочито медленно приближаясь к ней. — Впрочем, кажется, придется все же потерпеть до конца рабочего дня.

Он остановился в метре от нее, и Джин почувствовала, как невидимые нити протягиваются между ними.

— Д-да, разумеется, — запинаясь, проговорила она, не вполне уверенная, что ей хватит сил дождаться вечера.

Майк подошел к своему столу и набрал какой-то номер. Слава богу, он занялся работой, с облегчением подумала Джин. Тут зазвонил ее телефон, и она поспешно схватила трубку в надежде, что деловой разговор прогонит воспоминание о том, как они с Майком когда-то занимались любовью на письменном столе…

— Алло?

— Ты принимаешь противозачаточные таблетки, Джин? — раздался бархатный голос.

Она повернула голову и увидела, что Майк улыбается, глядя на нее. Щеки ее жарко вспыхнули. Не найдя слов для ответа, она покачала головой и, только сейчас вспомнив, что забыла стянуть резинкой волосы, бросила трубку на рычаг. Ее руки дрожали — на самом деле, дрожала она вся!

Словно сквозь туман Джин услышала, что Майка вызывают в отделение. Он встал из-за стола, легонько тронул ее за плечо и исчез за дверью.

Он сказал ей, куда идет, но она была не в состоянии уловить смысл его слов, — ее обычная холодная сосредоточенность и деловитость растаяли без следа под напором плотских желаний.

Она достала свой ежедневник и просмотрела, что запланировано на сегодняшний день. Слава богу, никаких совещаний. Заметка насчет паровых бань и саун напомнила ей о предложении мексиканки, и Джин решительно принялась за работу, в надежде, что это отвлечет ее от посторонних мыслей.

К обеду ей удалось успешно разделаться со всеми текущими проблемами и получить описание трех моделей портативных саун. Она выяснила у электриков и сантехников, какие из них могут быть установлены в больнице, и узнала стоимость работ по монтажу. Довольная результатами, Джин решила, что может потратить на обед полный час и провести время с дочерью. Она намеренно отодвинула все мысли о Майке. Пусть все идет, как идет, по воле судьбы.

Вернувшись после прогулки у озера, Джин обнаружила на своем рабочем столе записку. Майк сообщал, что он ведет прием амбулаторных больных, но к шести освободится и повезет их с Софией ужинать.

«Я возьму напрокат машину и заеду за вами в шесть тридцать», прочитала Джин, мысленно слыша его категоричный тон.

Ужинать с Майком, пусть даже в присутствии Софии — не слишком ли далеко увлекает ее судьба? Впрочем, сегодняшнее утро показало, что обратного пути уже нет. Джин попыталась убедить себя, что физическое воссоединение, которого жаждали они оба, не должно повлиять на ее выбор, но сердце подсказывало ей, что это не так.

Майк заехал за ними в назначенный час и повез ужинать. К восторгу Софии, он принялся подробно и ярко описывать обстановку шикарного ресторана. Джин закрыла глаза и, прислушиваясь к его словам, представила, как отражается в серебряных приборах пламя свечей и сверкают капельки воды на лепестках роз, стоящих в вазе на столе. Она чувствовала хруст накрахмаленных льняных салфеток и вдыхала насыщенную смесь ароматов духов…

— Ты спишь? — спросил Майк, легко касаясь пальцами ее бедра.

— Я часто пытаюсь «видеть» так, как это делает София, — объяснила Джин, открывая глаза и сталкиваясь с откровенным желанием в его взгляде.

Она поняла, что он все прочел в ее глазах. Ответ был очевиден. Джин знала, чем закончится сегодняшний день. Она знала это уже в тот момент, когда утром вела Софию в детский сад. Знала, но не хотела признаваться — даже самой себе.

В течение ужина она была как в тумане. Еда была очень вкусной, но Джин не могла вспомнить, какие блюда ела. София и Майк вели оживленную беседу, иногда обращаясь к ней, а она отвечала невпопад, и улыбалась своей оплошности. Но судьба несла ее все дальше — как маленький листок в бурном потоке.

— Думаю, нам лучше отвезти твою маму домой, — сказал Майк. — Она витает где-то в облаках.

— Может, она спит? — предположила София.

— Во всяком случае, ей пора в постель, — проговорил Майк.

Поддерживая Джин за локоть, он помог ей выйти из-за стола.

Это похоже на ожидание результатов экзамена, подумала она. Та же смесь предвкушения и страха. По дороге домой она пыталась вести разговор на отвлеченные темы, но это плохо удавалось.

София заснула в машине, и Майк на руках внес ее в дом. Джин раздела девочку, натянула ей через голову ночную рубашку и уложила в постель.

— Кофе? — спросил он, когда она медленно спустилась по лестнице вниз.

Джин покачала головой, не в силах произнести ни слова, и сделала шаг навстречу, в полукольцо его раскинутых рук. Какое-то время они просто стояли, впитывая тепло и запах друг друга, потом Майк наклонился, поцеловал ее, и комната поплыла у нее перед глазами.

— Пойдем наверх? — прошептал он.

Не отвечая, она позволила ему отвести себя на второй этаж. Он знал, где комната Софии, и без труда догадался, что вторая спальня принадлежит Джин.

Он распахнул дверь, подхватил ее на руки и перенес через порог. Сердце гулко забилось у Джин в груди. Майк опустил ее на кровать и огляделся. В его глазах мелькнула улыбка.

— Односпальная кровать? Как это целомудренно, любовь моя!

Наклонившись, он принялся с неторопливо расстегивать ее платье, аккуратно вынимая из петли каждую пуговку, раздвигая ткань в стороны и легонько поглаживая пальцами кружева бюстгальтера и постепенно обнажающееся тело. Эта дразнящая ласка заставила Джин затрепетать от нарастающего возбуждения.

— Господи, какая ты худенькая!

Он провел ладонями вдоль ее живота и задержался на треугольнике шелковой ткани. Жаркий импульс желания словно клинком пронзил ее тело. Она не могла больше оставаться пассивной, просто наслаждаться его взглядами и прикосновениями.

Джин притянула к себе его голову, и, пока они целовались, ее пальцы расстегивали рубашку, чтобы дать возможность обнаженной коже соприкоснуться, вызывая новый всплеск чувственного восторга.

Поцелуй все длился, унося с собой все сомнения, все обиды и недомолвки. У нее вырвался не то сдавленный стон, не то вздох — как последний знак капитуляции, как мольба о пощаде. Они начали нетерпеливо срывать с друг друга остатки одежды, ища все большей близости, все теснее прижимаясь друг к другу, чтобы поскорее заглушить боль этой длившейся вечность разлуки.

Тепло Майка обволакивало ее, и Джин почувствовала, что не в силах больше терпеть ту ноющую пустоту, которая могла быть заполнена только им. Она изогнулась и приподнялась навстречу ему, приглашая сотворить чудо того полного растворения друг в друге, когда земля перестает вращаться, и во всей вселенной остаются двое — он и она.

Он прижался к ней, продолжая свои ласки, и, наконец, соединился с ней, проникая внутрь и задавая ритм движений, увлекая ее за собой все выше и выше, доводя до ощущения невесомости. С последним толчком он резко вскрикнул, и волны наслаждения пробежали по ее телу. Майк расслабленно упал, накрывая ее собой, и она обняла его, удерживая рядом.

— Я люблю тебя, Джин, — прошептал он. — Я не могу жить без твоей любви.

Она крепче стиснула его в объятиях, не в силах говорить. Счастье захлестнуло ее, лишая возможности думать обо всем, что было вне этого мгновения.

Они лежали, обнявшись, пока его руки вновь не начали двигаться вдоль ее тела, вызывая новую волну возбуждения. На этот раз все было по-другому. Он соблазнял возлюбленную с благоговением, наслаждаясь ее реакцией, скользя ладонями и губами по ее коже, терзая грудь, лаская живот и бедра, пока Джин не присоединилась к игре, и шаг за шагом, касание за касанием довела его до полного возбуждения. Затем заметила презерватив, лежащий на тумбочке и, осмелев еще больше, сама надела его Майку. Не выпуская инициативы, она оседлала его бедра и сама начала движение, не сводя глаз с лица любимого.

— Эта кровать просто невыносима, — пробормотал он некоторое время спустя.

— Для одного человека она вполне удобна, — заметила Джин.

Крупицы здравого смысла начали возвращаться к ней, и два огромных нерешенных вопроса снова возникли в ее сознании. Первый — не уйдет ли он снова? И второй — София!

— В любом случае мне придется уйти, — сказал он, словно прочитав ее мысли. — Боюсь, что София не готова встретить меня за завтраком!

— Нам надо поговорить, — начала Джин, но он заглушил ее слова поцелуем.

— По-моему, целоваться гораздо приятнее, чем разговаривать, ты так не считаешь? — поддразнил он, и она не стала возражать.

Джин не заметила, как уснула, а открыв глаза на рассвете, обнаружила, что Майк уже ушел. Тело наполняла приятная тяжесть. Она вздохнула и перевернулась на другой бок, намереваясь поспать еще часок, но нерешенные вопросы снова всплыли в ее мозгу. Она села на кровати и вместо того, чтобы спать, провела этот час в тревожных раздумьях.

Он поцеловал ее, как только она переступила порог кабинета. Его руки жадно ощупывали ее со всех сторон, словно желая оставить невидимое клеймо, словно заявляя: «Моя!» Джин, несомненно, упивалась бы этими прикосновениями, если бы не мысль о Софии.

— У меня дежурство сегодня ночью, но я могу взять машину и приехать к тебе, а если меня вызовут, успею вернуться в больницу за несколько минут.

Джин понимала, что он хочет договориться обо всем заранее, потому что неотложные дела могут разлучить их на весь день. Но эта спешка только усилила ее неловкость, и она отстранилась от него, взволнованная, смущенная и слишком опьяненная его присутствием, чтобы мыслить трезво.

— Все будет в порядке, — заверил он, видимо, чувствуя ее сомнения. — Я знаю, что ты беспокоишься о Софии, что тебя волнует будущее, но… — Он снова поймал Джин в кольцо своих рук, вынуждая смотреть прямо ему в лицо. — Ты не можешь отрицать то, что связывает нас, ты не можешь сказать, что не веришь в мою любовь.

Он поцеловал ее снова — спокойным и нежным поцелуем, почти лишенным страсти, но, тем не менее, пробудившим в ней огонь. Она была готова ответить ему, но в этот момент раздался стук в дверь, и в комнату вошла Клер.

Они отпрянули друг от друга — слишком поздно, чтобы скрыть свою близость, но достаточно поспешно, чтобы подчеркнуть неловкость ситуации.

— Ну и ну! — воскликнула Клер. — Какая неожиданная сцена. Я могу зайти позже, если хотите.

Джин начала, запинаясь, лепетать какие-то опровержения, объяснения, извинения, но Майк прикрыл ей рот ладонью.

— Мы с Джин старые друзья, — спокойно проговорил он. — Так кто вам нужен, я или она?

— Оба, раз уж так случилось, — сказала Клер. Ее глаза оживленно блестели, предвкушая удовольствие от новой больничной сплетни. — Во-первых, Джин, Лора просила тебя зайти к ней, а я принесла тебе новые бланки запросов. Во-вторых, доктор Пауэлл передал, что будет ждать вас в вестибюле, доктор Брэдли.

Джин взяла пачку листов и бросила ее на стол. Она злилась на себя за непрофессионализм и за то, что ее застали в объятиях Майка. Поспешно выйдя из кабинета, она попыталась восстановить то деловое настроение, с которым обычно принималась за работу.

— Миссис Родригес хочет поговорить с тобой, — пояснила Лора, называя настоящее имя «миссис Мексики». — Я сказала ей, что не в твоей власти принять решение об организации нового блока, но, похоже, она считает, что сможет оказать влияние на тех, от кого это зависит.

У Джин вырвался тихий стон. Она уже выбилась из своего утреннего графика, а теперь придется потратить еще час, если не больше, на разговор с мексиканкой.

Тем не менее, если эта женщина хочет оказать финансовую поддержку и может помочь решению этой проблемы, то почему бы и нет…

Джин вошла в палату и села на стул для посетителей у постели миссис Родригес.

— Я все выяснила насчет паровых ванн и саун, — начала она и углубилась в подробности проекта.

— Теперь я окончательно поняла важность всего этого, — сказала мексиканка, когда Джин закончила объяснения. — Я расспрошу своих подруг и знакомых, и мы постараемся суммировать все, что в наших обычаях связано с беременностью и родами. Можно начать с тех женщин, с которыми я познакомилась здесь. Они знают не очень много, но у моей новой подруги из Перу была книга на эту тему, изданная у нее на родине. Предоставьте это мне! — Она взмахнула украшенной бриллиантами рукой. — Сначала я соберу информацию, потом найду кого-нибудь, кто сможет обобщить все это, за плату, разумеется. Мы сможем обойтись и без помощи администрации больницы.

Джин поблагодарила женщину и вышла из палаты.

Она ведь хотела поговорить с Майком о том, что одна из пациенток предлагает финансовую помощь, но почему-то это вылетело у нее из головы. И как это она могла забыть?

— Так я приеду сегодня вечером? — спросил он, столкнувшись с ней в коридоре.

Джин сначала отрицательно мотнула головой, потом утвердительно кивнула. Она сама не знала, чего хочет. С одной стороны, Майк обещал не торопить ее, с другой — она уже мечтала о том, как они опять окажутся вдвоем в ее узкой постели, после того как София уснет.

София! Он все еще ничего не знает. Паника охватила Джин. Как сказать ему? Этот вопрос мучил ее до конца дня.

В конце концов именно София спровоцировала признание. Вечером, желая произвести впечатление на своего нового друга, она принялась складывать и вычитать числа. Майк, удивленный ее способностями, задавал ей все более сложные примеры.

— Совсем неплохо для такой маленькой девочки, — сказал он, беря ее на руки и осторожно подбрасывая в воздух. — Сколько тебе? Три с половиной? Четыре?

— А вот и нет, а вот и нет! — воскликнула София, визжа от восторга. — Я уже большая. Мне пять лет, а на рождество будет шесть.

В воздухе повисла напряженная пауза.

— Пять! — эхом отозвался Майк. — Шесть на рождество!

Не надо было обладать особыми способностями, чтобы произвести вычисления. Он посмотрел на Джин поверх светловолосой головки Софии, и его лицо потемнело от гнева. С величайшей осторожностью он опустил девочку вниз, наклонился и поцеловал в щеку.

— До свидания, малышка, — негромко проговорил он.

Потом повернулся и пошел к двери.

Джин наблюдала за ним, затаив дыхание. Он не может так уйти! Он должен сказать что-нибудь! Хоть слово!

Она хотела окликнуть его, но губы не слушались ее. Майк вышел и аккуратно закрыл за собой дверь. А Джин осталась стоять, прикованная к месту вопросом: неужели он во второй раз вычеркнул ее из своей жизни!

 

11

Майк не позвонил, чтобы сказать ей спокойной ночи.

Не было его и в кабинете, когда она утром пришла на работу. Джин сама не могла сказать, довольна она этим или нет. Нервы ее были напряжены до предела, не давая возможности сосредоточиться.

В десять он вошел в кабинет, бросил на нее беглый взгляд и сказал:

— Я прошу тебя принять участие в собрании, Джин.

В его голубых глазах не было ни тени улыбки, ни отблеска любви или желания, только холодная деловитость. Странное, тяжелое чувство свинцом наполнило грудь Джин. Она не могла понять, о чем думает Майк. Конечно, он не бросит Софию — теперь, когда узнал, что это его дочь. Но оставит ли он в своем сердце место для нее, Джин?

Стэн Роджерс вошел в кабинет, следом за ним появились Клер, Юджин Пауэлл и остальные. Джин ничего не оставалось делать, как взять блокнот и подтащить свой стул поближе к журнальному столику. Она не смотрела на Майка, но угадывала каждое его движение. Ее пальцы все еще помнили шрамы, оставшиеся на его теле после той аварии.

— Я хочу обсудить некоторые идеи, касающиеся нового блока и ухода за пациентками латиноамериканского происхождения, — начал Майк.

Джин заставила себя отвлечься от мыслей о его теле и сосредоточиться на том, что он говорит.

— Я понимаю, что вам редко приходится сталкиваться с ними, Юджин, поскольку вы работаете с частными пациентками…

— Вы не правы. На самом деле мне все чаще приходится обследовать женщин-иммигранток, — перебил его доктор Пауэлл. — Я даже начал учить испанский, но мне приходится пропускать половину занятий из-за вызовов.

Майк кивнул. Его лицо осунулось, словно он плохо спал.

Я не должна была позволять ему уйти вчера, подумала Джин. Надо было заставить его остаться и все обсудить. Но София не спала, а он был так потрясен своим открытием…

— Хорошо, тогда вы поймете, к чему я клоню, — продолжил Майк, возвращая ее к реальности. — Хотя руководство больницы еще не одобрило проект нового блока, я думаю, мы можем осуществить кое-что из предложений, проработанных Джин. Это касается амбулаторного наблюдения беременных. Большинство этих женщин приходят в один и тот же день. Почему бы нам не провести с утра групповое занятие с ними, а уже потом начать индивидуальный прием?

— Я могу договориться с Мэй из детского сада, чтобы в эти дни она назначала на дежурство няню, говорящую по-испански, — предложила Клер. — Как правило, эти женщины неохотно надолго уходят из дома из-за детей, которых не с кем оставить.

— Хорошая идея, Клер, — одобрил Майк и посмотрел на Джин. — Как нам лучше организовать занятия? — холодно спросил он.

— Я думаю, для начала следует напечатать брошюру на испанском языке, в которой бы объяснялось, почему так важно находиться под наблюдением врача во время беременности, что надо и чего не надо брать с собой при поступлении в больницу, как проводятся роды в наших условиях…

— Но они могут счесть наши методы настолько оскорбительными, что это оттолкнет их, — возразил он. — Разве таких случаев не было?

Джин кивнула, но Клер ответила за нее:

— Я думаю, нужно подчеркнуть, что мы постараемся учесть национальные обычаи наших пациенток. Надо указать, что им важно посещать занятия для беременных именно для того, чтобы мы могли выяснить их традиции и пожелания.

— Нужно написать об этом абсолютно определенно, — сказал доктор Пауэлл. — Что-нибудь вроде этого: «Нам будет трудно сделать все так, как хотите вы, если вы не расскажете нам об этом».

Все дружно закивали, и Джин поняла, что пора упомянуть о миссис Родригес.

— Пациентка, которая сейчас лежит в отделении у Лоры, хочет оказать нашему проекту финансовую помощь. — Она рассказала о паровых ваннах и саунах. — Я думаю, что сауна будет предпочтительнее, поскольку ее можно установить прямо в душевой кабине.

— Отлично, Джин! — сказал Стэн. — И когда же ее установят? Я и сам не прочь попариться после тяжелого ночного дежурства.

Джин улыбнулась.

— Пока непонятно, куда ее устанавливать. После того, как Клер, Конни и Лора смогли сгруппировать пациенток из Латинской Америки в одной палате, я начала сомневаться, надо ли выделять под новый блок отдельное помещение? Может быть, следует рассматривать это скорее как концепцию?

— Я сам думал об этом, Джин, — сказал Майк, бросив на нее по-прежнему бесстрастный взгляд. — Разумно ли предоставлять в распоряжение рожениц-иммигранток целый отсек, скажем, крыло «А»? Или мы просто будем помещать их вместе туда, где есть свободные места? В этом случае они не будут полностью изолированы от других женщин, и это поможет взаимопониманию между представительницами разных национальностей, ведь, в конце концов, иммигрантки собираются жить здесь, и им необходимо как-то адаптироваться к здешним условиям, приобрести друзей. Кстати, ничто не сближает женщин лучше, чем проблемы маленьких детей.

— Именно так, — согласилась Джин. — Но в этом случае лучше приобрести паровую ванну, которую легко можно перемещать из одного крыла в другое.

Клер пробормотала что-то насчет лишней работы.

— Неужели они станут возражать, если им придется пройти чуть-чуть дальше по коридору? — вмешался Майк. — Я обдумал предложение Конни насчет оборудования еще нескольких отдельных родильных палат. Конечно, надо будет изучить цифры, но у меня сложилось впечатление, что отделение загружено не на полную мощность. Поэтому мы могли бы организовать две отдельных палаты и сауну в крыле «А», которое пока свободно.

— Да, это можно сделать, — согласилась Клер. — В случае большого наплыва рожениц мы сможем размещать их в этих палатах по двое.

— Итак, начинаем с брошюр? — подытожил Майк.

Все согласились. Клер предложила дополнить и переработать существующий английский вариант и отдать его на перевод.

— Почему это не было сделано до сих пор, Джин? — спросил Майк, когда остальные участники собрания покинули кабинет.

Джин радовал тот факт, что разговор остался в рамках деловых проблем. Она не была готова к выяснению отношений.

— Поток иммигрантов возрос недавно. Два года назад в пригороде построили новый завод, который производит детали для тяжелого машиностроения. Это привлекло многие латиноамериканские семьи, поскольку для работы на конвейере требовались как мужчины, так и женщины. Потом открылся мелкооптовый торговый центр, и появились еще рабочие места, а совсем недавно лаборатории по разработке новых технологий потребовались инженеры. В наши края стали переезжать бизнесмены — выходцы из Мексики.

— Итак, иммигрантское население выросло, как грибы, за очень короткое время, — заметил Майк, подходя к окну.

— А мы не успеваем подстроиться под эти изменения, — признала Джин. — Такие крупные организации, как эта больница, всегда неповоротливы.

— Пока кто-нибудь вроде тебя не расшевелит их! — сказал он.

Джин промолчала. Майк резко повернулся к ней, и она поняла, что момент настал.

— София — моя дочь? — спросил он.

— К-конечно, — запинаясь от возмущения, сказала она. — Ты же умеешь считать! А что ты думал? Что у меня одновременно с тобой был кто-то еще? Как ты только мог вообразить такое!

Она хлестала его словами. Ей было обидно и хотелось причинить ему боль.

— Но ты не была беременна, — проговорил он. — Мы же тогда делали тест. Тебя тошнило, но на днях ты сказала, что у тебя было что-то с кишечником…

Он умолк. Джин не видела его глаз, но чувствовала, что он смущен.

— Если ты помнишь, в то утро, перед тем, как ты уехал на соревнования…

Ей не хотелось вспоминать о том дне. Их последняя близость несла отпечаток ссоры и обиды. А Джин всегда казалось, что дети должны быть зачаты в любви. Измученная постоянной утренней тошнотой и отупляющей болью разрыва с Майком, она не сразу поняла, какие изменения происходят в ее организме.

— Меня постоянно тошнило в течение многих недель до и после той последней встречи, — продолжила она. — Наверное, это повлияло на защитный эффект таблеток, которые я пила.

Джин снова замолчала. В памяти всплыли отчаяние и страх, которые переполняли ее тогда. Она смотрела на Майка, но он снова отвернулся к окну.

— Ты должна была сказать мне! — хрипло проговорил он. — Это все изменило бы.

— Заставило бы тебя полюбить меня снова, после того как ты сказал, что все кончено? Я так не думаю!

Она бессознательно уклонилась от прямого ответа, не желая причинять ему боль.

— Я имел право знать! — возразил он.

Джин поняла, что ей придется сказать правду, как бы жестоко это ни было.

— Я писала тебе. Два раза. Ты вернул мои письма обратно!

Майк ссутулил плечи и опустил голову, упираясь лбом в оконное стекло.

— О Джин! — слова со стоном вырвались из глубины его существа. — Что я натворил? Сколько вам пришлось пережить! Тебе и… Софии — моей родной дочери!

Она рванулась к нему, инстинктивно чувствуя, что ему сейчас нужна поддержка, о которой несколькими минутами раньше молчаливо молила она сама.

Но в это мгновение зазвонил телефон, и Джин вспомнила, что они оба на работе, и это десяти минутное затишье, которое казалось часом, — редкий случай в их напряженном рабочем дне.

— Тебя вызывают в операционную, — сообщила она.

Майк повернулся к ней с выражением горя и отчаяния на лице.

— Сможешь ли ты простить меня? Сможем ли мы начать все сначала?

— Поговорим об этом позже, Майк, — тихо сказала она.

Джин погрузилась в работу, но ноющее чувство неопределенности, которое осталось в душе, не давало ей покоя. Она не хотела, чтобы Майка мучили угрызения совести. Она ждала от него позитивных шагов, направленных в будущее. Им надо подумать, как быть с Софией — ведь девочка еще не знает, что Майк ее отец! Сердце подсказывало Джин, что все будет хорошо, но впереди был еще один последний барьер, и она не могла взять его в одиночку.

Они больше не виделись этим утром, но в два часа Майк позвонил, чтобы сказать, что освободится рано и сможет пойти вместе с ними домой.

— Хорошо, — ответила Джин.

Она была рада тому, что горечь и боль в его голосе сменили нежные интонации.

— Если я не успею вернуться в кабинет, то встречу вас у детского сада, самое позднее — в пять тридцать.

Он сделал паузу, и Джин попыталась угадать, где он и кто слышит его разговор, потому что его непроизнесенное «Я люблю тебя» пробивалось сквозь молчание неслышным эхом.

— Я тоже люблю тебя, — проговорила она, так и не дождавшись признания.

Ей показалось, что он улыбнулся, прежде чем раздались короткие гудки.

Остаток дня пролетел незаметно в ожидании встречи.

— Давайте присядем и поговорим о лебедях, — сказал Майк, когда они втроем подошли к озеру.

Они нашли свободную скамейку. Майк взял Джин за руку и больше не отпускал. София устроилась с другой стороны и с подозрением спросила:

— Вы держите маму за руку?

— Да, — ответил он. — Именно об этом я и хотел поговорить.

— У вас что, любовь? — спросила София, и Джин покраснела от не по годам «взрослого» вопроса дочери.

— Да, — признал Майк, сдерживая смех. — А что ты знаешь о любви?

София некоторое время обдумывала ответ.

— Дети тети Мэй все время говорят об этом, — призналась она наконец. — И еще я знаю про лебедей. Они любят друг друга.

— Да, любят, — согласился Майк. — Я хотел сказать тебе, София, что я знал твою маму давным-давно, и мы очень любили друг друга.

— Вы жили тогда в Джонсвилле? — спросила девочка серьезным тоном, как будто для нее важно было точно знать место действия.

— Да, — ответил он, обнимая ее за плечи. — Я приехал работать в Центральную больницу, и твоя мама была первым человеком, которого я там встретил. Мы сразу понравились друг другу!

Джин затаила дыхание. Майк хорошо начал, но как он собирается признаться Софии в том, что он — ее отец?

— Мы собирались пожениться, а потом я сделал огромную глупость. Произошел несчастный случай, после которого я не смог ходить…

София резко обернулась на звук его голоса.

— Несчастный случай? — воскликнула девочка, предугадывая продолжение рассказа. — Так вы мой папа? Мой настоящий, взаправдашний папа! О, доктор Брэдли, можно я потрогаю ваше лицо, чтобы узнать, как вы выглядите?

Джин всхлипнула, наблюдая, как София забирается к отцу на колени и крошечными пальчиками ощупывает его лицо. Она видела, что в его глазах тоже стоят слезы.

Затем девочка вздохнула и крепко прижалась к груди Майка. Он обнял ее и повернул голову к Джин. В его глазах была тысяча вопросов, но она ответила только на один.

— Я думаю, она унаследовала твой интеллект, — сказала она и попыталась улыбнуться.

Позже, уложив Софию, они задержались у ее постели, глядя на мгновенно уснувшую дочь.

— Я должен поблагодарить тебя, Джин, — взволнованно сказал Майк, когда они снова спустились в гостиную.

— За что? — спросила она, направляясь к дивану.

Переживания последних суток лишили ее последних сил, и сейчас она хотела только одного — отдохнуть и дать возможность утихнуть царившей в душе сумятице.

— За то, что ты не настроила малышку против меня, — сказал он, усаживаясь рядом и нежно целуя в щеку. — При упоминании о несчастном случае она сразу догадалась, что я ее отец. Что ты рассказывала ей обо мне?

Он нашел ее руку и поднес к губам, целуя поочередно каждый палец.

— Что ты сильно пострадал, что тебе пришлось уехать и заново учиться ходить…

Она посмотрела на Майка и увидела, что он все понял. Он убедился, что ей не хватило храбрости полностью вычеркнуть его из своей жизни, и, самое главное, что у нее никогда не было ненависти к нему!

Майк наклонился и поцеловал ее в губы.

— Я не заслуживал твоей бескорыстной любви, — пробормотал он. — Я был слишком молод и самовлюблен, чтобы оценить, какое это редкое счастье!

Он снова поцеловал ее, словно давая молчаливый обет.

— Так значит, она всегда считала, что я могу вернуться? — спросил он.

Джин слегка нахмурилась.

— Я не хотела, чтобы она думала так, — сказала она. — Я старалась объяснить ей, что если бы ты смог, ты бы обязательно вернулся, но это невозможно.

— Но ты не позволила ей возненавидеть меня, Джин! — сказал, радуясь и удивляясь этому, словно чуду.

— Как я могла, Майк? — проговорила она, поворачиваясь к нему и прикасаясь губами к его щеке. — Я не могла допустить, чтобы моя дочь ненавидела единственного мужчину, которого я когда-либо любила, люблю и буду любить!

— Ты уверена в этом, моя милая? — спросил он, заглядывая ей в глаза. — Совершенно уверена, моя единственная, моя самая-самая лучшая девочка?

Джин улыбнулась и снова поцеловала его, на этот раз в губы.

— Совершенно уверена!

Мгновение спустя их губы снова слились в поцелуе, и вновь жарко вспыхнула кровь, разнося по всему телу сладостный зов любви.

Майк подхватил ее на руки и понес в спальню.

Он ласкал ее нежно и страстно, и Джин вдруг почувствовала, что их отношения неуловимо изменились. Любимые руки раздевали и гладили ее тело, безошибочно находя те точки, что вызывали особое наслаждение. Но теперь в действиях Майка появилась уверенность собственника, заботливость мужа, доверие партнера. Это был уже не безумный порыв страсти, не бурная реакция изголодавшегося тела, но полное радости и покоя обладание друг другом.

И когда Майк откинулся на подушки, благодарно поцеловав ее, Джин поняла, что все ее мучения позади. Ей уже не нужно работать без устали и в одиночку ломать голову над тем, как помочь дочери. Она может опереться на эти крепкие плечи, и вдвоем они свернут горы. У Софии будет отец, они будут вместе отдыхать и путешествовать, и, быть может, осуществится ее заветная мечта: доучиться на медсестру и заняться проблемами незрячих детей…

— Первое, что мы сделаем завтра утром, это купим нормальную кровать, — услышала она голос Майка, и, взглянув друг на друга, они счастливо рассмеялись.

 

БЕТТИ РАЙТ

ТА, КОТОРУЮ ЛЮБЛЮ

ПАНОРАМА РОМАНОВ О ЛЮБВИ

ISBN 978-5-7024-3108-6

 

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.