I
След прошел над твердым камнем и почти исчез, но Ворон увидел каплю крови, оставшуюся на остром конце выхода обсидиана.
Здесь, на песке, стоял морской сундук. Устав от тяжести ноши, сэлки порезал ногу и открыл его, чтобы надеть новую кожу.
На песке лежали белые, черные и красные шкурки, для всякого климата и для любой человеческой расы. Очевидно, сэлки был так богат, что не мог унести все.
Сэлки не мог отдать эти шкурки кому-то другому, потому что знал, что Ворон охотится за Жезлом Моли и, значит, не мог доверять никому из своих товарищей. Искушение абсолютной власти над сородичами оказалось слишком сильным. Ворон даже засмеялся: его план сработал, и очень хорошо!
Рядом с человеческими Ворон увидел шкурки животных и птиц, точно также брошенные на песок. И дальше вел один единственный след — след копыт.
Ворон нахмурился. Этого он не ожидал. Он вскарабкался на вершину следующего холма и внимательно осмотрел местность: заостренные пики, пропасти, искореженный ландшафт. У сэлки нет особого выбора: эта местность не для лошадей, а чем ближе к горам, где, по видимости, находится плато, тем больше будет крутых холмов и пропастей. Он наметил себе единственный путь, по которому мог проскакать конь.
И побежал.
Очень скоро, среди холмов, он действительно нашел следы копыт. Они вели в узкое ущелье. Здесь Ворон нашел яму, которую сэлки вырыл и заполнил шкурками животных. И без всякого сомнения отметил свое сокровище на карте, которую нес с собой. Но у него не было времени, потому что сэлки не сомневался, что враг пойдет за ним.
Вокруг места кружили человеческие следы, и Ворон нашел камень, которым сэлки рыл, как грубой лопатой. В какой-то момент камень сломался, и дальше на стенках ямы виднелись следы барсучьих лап. Ворон с удовольствием заметил, что в пустыне была жизнь: неподалеку он нашел гнездо ядовитых насекомых, окруженное следами муравьеда. Сэлки остановился, чтобы поесть.
Дальше шли следы волчьих лап. Совсем свежие. Он недалеко. Очевидно, волк не в состоянии нести столько же шкурок, сколько лошадь.
II
В горах сэлки превратился в горного козла, и Ворон почти потерял его след. Но все-таки там, где огромная пропасть прорезала черные пики, он нашел то, чего так опасался: следы крылатого создания, огромной летучей мыши.
В этом месте земля была мягкой, и Ворон легко обнаружил, что мышь летала четыре раза, каждый раз неся с собой очередную шкуру, которую тащила по земле, потому что сил нести по воздуху не были. Наверно шкуру тюленя, волка, козла… и что еще? Человека? Самого сэлки? Кого-нибудь другого?
Горный козел для того, чтобы прыгать по горам; слепая мышь, возможно, чтобы приблизиться к городу, который стерегут василиски. Волк — отличный выбор для того, кто хочет найти человека в городе, полном вонючих монстров: его запах почувствуешь издали. Но какая еще шкурка насколько драгоценна, что ее необходимо сохранить?
Пропасть оказалась слишком широкой и длинной, что ее можно было перейти.
Ворон раскрыл парашют и вызвал вихрь. С вершины следующей горы он увидел плато.
Когда-то давно титаническое лунотрясение выдавило наружу огромное плоскогорье, которое поднялось выше всех окрестных гор. На первый взгляд оно казалось грозовой тучей. Но даже отсюда Ворон видел черный металлический купол в середине плато, вокруг которого стояли башни без окон, похожие на обломанные зубы; из них торчали тонкие зазубренные минареты. Акведуки на изогнутых металлических ногах соединяли купол с окружающими башнями и бункерами.
Ворон огляделся и, случайно, нашел место, где летучая мышь опять превратилась в волка.
Он осторожно пошел к городу. Осталась миля, теперь полмили. Ворон уже чувствовал запах крови, похожий на зловоние многих скотобоен. Вдали слышался слабый звук, как будто ветер вопил и выл множеством голосов: рев, мычание, крики, стоны, плач и всхлипывание. Чем-то это напоминало шум толпы на стадионе, тысячи голосов, тысячи разных стадий и оттенков нестерпимой боли.
Шум не прекращался. Каждое мгновение сотни голосов замолкали или их обладатели начинали хрипеть, не в состоянии кричать, а сотни новых, глубоких и пронзительных, превращались из монотонного плача в громкие крики.
Потом Ворон оказался в месте, где волчьи следы удвоились, как если бы волк вернулся назад, ступая след в след. Быть может, сэлки услышал, как Ворон призвал ветер, перенесший его через пропасть на плато. Игрок знал, что за ним идет охота.
Ворон лег на живот и заполз на выпиравший из земли серый камень. Совсем недалеко торчала железная колонна, одна из многих, охранявших город. Ее верхушку обнимали изогнутые кольца змеи, похожей на удава, но с головой, накрытой капюшоном, как у кобры. Капюшон заканчивался петушиным гребнем, красным и прямым.
К счастью Ворон увидел только капюшон: монстр покачнулся и его голова отвернулась. Но в следующее мгновение она начала поворачиваться обратно. Ворон быстро закрыл глаза и соскользнул вниз.
Он не знал, как выглядит василиск, но видел, что случилось с моряком-сэлки на борту корабля, и поблагодарил Бога и Святую Катерину, что не увидел глаза этой твари.
И в этот момент крики города умерли. Эхо от приглушенных вздохов и криков ужаса еще какое-то время металось между камнями, но потом и оно затихло. Тишина. Нездоровая гнетущая тишина.
Ворон почувствовал, как из черного купола наружу вытянулась настороженность, внимательно слушающая, обдумывающая, ищущая.
Он открыл глаза. Он находился в маленьком овраге между двумя черными кряжами. Вдали, за краем оврага, поднималась черная башня, и Ворон отчетливо видел трупы, наколотые на шесты, торчащие из верхушки каждого минарета.
Легкий шорох потревоженных булыжников.
Ворон повернулся и вскочил на ноги.
Какая-то тварь появилась на холме справа, абордажная сабля в одной руке, кремниевый пистолет в другой. Чем-то он походил на сатира с головой волка. Только теперь Ворон сообразил, что сэлки унес перчатки из кожи человека, волчий капюшон и штаны из шкуры козла; его куртка была из непонятной черной материи. Козлиные копыта могли быстро прыгать по горным склонам, и в этой местности он двигался намного быстрее человека. Волчьи ноздри расширились, когда он почувствовал человека и сэлки легко помчался вниз по склону прямо к Ворону.
Ворон поднял руку, призывая спокойствие, которое только и могло призвать за собой силу. Волчья голова зарычала. Тварь подняла пистолет и выстрелила, одновременно огромными скачками прыгая по склону вниз. Кремень ударил по огниву, запахло порохом, но пистолет не захотел стрелять.
Искры побежали по кончикам пальцев Ворона, но он не сумел совладать с нервами: разряд электрического тока ударил в него самого и сбил с ног.
Из-за спины сэлки появились два огромных крыла летучей мыши, он сильно взмахнул ими и взлетел в воздух.
Это странное зрелище спасло Ворона. Он настолько изумился тем, что сэлки может использовать шкурку летучей мыши с крыльями такого размера, что забыл о страхе.
Пока монстр падал на него сверху, размахивая саблей и щелкая волчьими зубами, Ворон вспомнил о Галене и, со спокойным лицом, хлопнул ладонями.
Раздался грохот, громче любого шума на Земле, сэлки потерял сознание и рухнул на Ворона. Оба покатились в грязь.
III
Сэлки пришел в себя, и, несмотря на головокружение, огляделся. Он увидел Ворона, стоявшего спиной к обожженным остаткам змеиного тела и указывающего пальцем за себя. Глаза человека были закрыты.
Из его пальцев одна за другой срывались молнии и били в мертвый кусок мяса. В воздухе пахло озоном.
— Эй, приятель, да он давно дохлый, — крикнул сэлки. — Можешь опустить свою пушку. Вся котла в Ухнумане уже давно услышала канонаду, которую ты тут устроил. Будь уверен, они будут здесь через пару минут. А теперь отдай обратно мои шкурки. Я чувствую себя полным дураком, тюлень в пустыне! — И он ударил ластами по песку и камням.
Ворон открыл глаза. К его поясу было привязано несколько шкурок. Он поглядел на сэлки.
— О! Ты тот самый друг Оберона, у которого, кстати, вообще нет бороды, а?
— Ты придумал эту замечательную фразу, пока гнался за мной? Тогда мало репетировал.
— Ты слишком большой для обычного сэлки. Скорее похож на кита. И, к тому же, прекрасный цвет! Да ты же альбинос, белый как снег. Из тебя получится замечательный плащ для многих женщин, или для одной толстой леди.
— Сейчас здесь будет много толстых женщин, намного больше, чем мне понравится. Огромные, кричащие, жирные, слепые, воняющие, с отвратительными тварями на поводках. Ты убил одного василиска, повезло. Но придет шесть тысяч! Отдай мне шкурки!
Ворон снял с пояса шкуру козла, подбросил в воздух и указал на нее пальцем. В то же мгновение сине-белое копье сожгло ее до тла.
Сэлки закричал от ужаса и боли:
— О, нет! Нет! Нет! — Ворон взял следующую шкурку — кожу белого человека. — Нет, нет, только не эту! Хозяин, прошу тебя. Возьми любую другую, возьми все, но только не эту. В ней моя жизнь! Вся, вся!
Ворон остановился с рукой вытянутой вперед, готовый бросить шкурку в воздух. — Объясни.
— Это лицо и форма Казначея короля Фалькона, высшего придворного офицера. Она мне досталась совершенно случайно, и я никогда больше не найду такую же, проживи я миллион лет. При дворе живут необыкновенные люди: красивые, изящные и богатые. Тебе не понять! Как только я узнаю побольше об этом человеке, я вернусь обратно и выпущу билль о разводе. Выпущу билль, понимаешь?
— Расскажи мне.
— Моя жена убежала с другим и оставила какую-то шлюху, которую она наняла вместо себя. Отдала ей свою лучшую шкурку, черт ее подери! Я много лет искал свою жену. Много-много лет! Проверил всех женщин при дворе, и всех мужчин, которые казались слишком нежными и изящными, ну, ты понимаешь. И я нашел ее! Графиня Ноатун, я уверен! Но я не могу забрать ее назад, если я не разведу ее с графом, а только члены Внутреннего Двора могут подписать билль о разводе! Хозяин, пожалей меня! Пожалей! У меня осталась только одна мечта — взять ее руку своей.
— Пожалеть? Разве ты не убил этого человека и не снял с него кожу, только для того, чтобы стать одним из князей сэлки первого ранга?
— Пожалуйста…
— Есть ли хоть один сэлки, который никого не убивал?
— Арргх! Чистая правда, хозяин. Но даже у убийц есть мечты! Я прошу вас, сэр… и я помогу вам найти вашу жену, если вы поможете мне найти мою. Сохраните эту шкурку!
Ворон взвесил шкурку в руке.
— Гарн! М'лорд, у вас нет времени! Эхвиски уже бегут по плато. Они, и вся их шобла монстров! Они слышат за сто шагов комара, который прочищает горло перед тем, как укусить!
— Как я могу доверять тебе, лжец лживого племени? Вы, сэлки, презренные и слабые твари. Как только узнаешь вас поближе, понимаешь, что невозможно ни доверять вам, ни иметь с вами дело. Ты сейчас просишь дать тебе в руки страшное оружие — мое доверие, а потом используешь его, чтобы убить меня.
— Сохрани шкурку. Отдай ее мне только тогда, когда дело будет сделано.
— Хорошо. Вот волчья шкура. Ты можешь найти запах? — Ворон бросил сэлки волчью шкуру. Тот потянулся, схватил мех зубами, просунул голову внутрь и влез сам. Мгновение, сэлки сжался и дернулся, и перед Вороном стоял волк.
Волк заговорил глубоким рычащим голосом.
— Гален Амадей Уэйлок из Высокого Дома Эвернесс? Найти его запах? Ты не знаешь, о ком говоришь, иначе бы не спрашивал!
— Он тот, кто зарезал семиглавого тролля из дома Козерога, нашел спрятанное сердце Страны Северного Ветра, при помощи капли воды из Колодца Конца Света выгнал ночные кошмары из Тир-на-огт'х. Он тот, кто вылечил Принца-Отшельника и нашел потонувшую Лемурию, и я уже не упоминаю об Огненной Птице, которую он научил петь после того, как она потеряла свою песню. Нар! Он великий Сноходец, этот Гален, и они держат его во дворце на вершине запретной горы Кадат в Холодной Пустоши.
— Ты на самом деле думаешь, что я не могу найти такого как он? Живого человека с кровью Эвернесса в венах, кровью волшебников, эльфов и английских королей?
— Ха! Да он как принц среди свинопасов. Костер среди свечей! Он может вызвать единорога из-за плеча Ориона, вот что он может! Если в них есть хоть капля ума, они не дадут ему поцеловать свою тень!
В этот момент толпа василисков и вивернов перевалила через гребень, за ней вышагивала стая птиц, похожих на страуса с острыми бронзовыми перьями и лицами ведьм.
Ворон спокойно повернулся, еще более спокойно закрыл глаза и свет ладони вместе. Раскаленные добела стрелы вырвались из его пальцев, и небо затряслось от невыносимого грохота.
IV
А затем начался кошмар. Ворон вслепую, на ощупь, пробирался по полю боя, карабкался на скалы, спотыкался о мертвых и сожженных огнем монстров из Ухнумана. Его руки касались скользких змеиных чешуек, острых как ножи перьев гарпий и раздутых, больных проказой тел каких-то отвратительных тварей, которые, казалось, состояли только из кусков жира.
Одной рукой Ворон держался за шкуру волка-сэлки, который вел его. По требованию сэлки Ворон надел ему на голову шкурку летучей мыши, и сэлки превратился в химеру с головой летучей мыши и телом волка. Время от времени острые уши Ворона содрогались от боли: по всей видимости, сэлки использовал эхолокацию.
Они прошли мимо легионов тварей Ухнумана, потом долгое время брели по пыльным камням. Запах гниющей крови стал настолько сильным, что Ворон почти перестал различать запахи.
Потом он почувствовал под ногами металл и волк сказал:
— Можешь глядеть. Я думаю, чисто.
Но Ворон никак не ног заставить себя открыть глаза. Он хорошо помнил ужас, навсегда вырезанный на лице статуи, которая сейчас лежала на дне моря.
— В кармане моей придворной шкурки есть маленькое зеркальце, — сказал волк.
Пальцы Ворона порылись в поясе и нашли круглое гладкое стекло. Он взглянул в него.
Они находились на улице, по обе стороны которой стояли виселицы с болтающимися на них трупами. Здания с каждой стороны представляли из себя приземистые железные блоки без единого окна. Массивные двери и ворота были плотно закрыты, так что вся улица казалась металлическим ущельем. На уродливых металлических домах не было ни вывесок, ни украшений, только вдоль каждой стороны улицы шли перила, за которые мог держаться идущий человек. На перилах были грубо вырезаны клинообразные барельефы, быть может названия, сгладившиеся от многолетних прикосновений пальцев.
Волк закрыл глаза и потрусил вдоль улицы, принюхиваясь, его уши летучей мыши ритмично раскачивались.
— Сюда!
Улица отделялась от перекрестка стеной с зарешеченными воротами, сейчас открытыми, на железных пиках ворот торчали головы, в лунном климате превратившиеся в мумии. По обе стороны следующей улицы стояли «голодные клетки», вдоль еще одной — колья и тиски для пальцев.
Они опять повернули, прошли через ворота, с которых свисали отрубленные руки и оказались совсем недалеко от центрального купола. С каменной арки главных ворот свисала голова медузы, с волосами-змеями и глазами гадюки, из которых сочилась ненависть.
Даже на отражение медузы в зеркале было трудно смотреть: в глазах появилась жгучая боль, он почувствовал слабость. Ворона затошнило, он наклонился и схватился за живот, стараясь не вырвать. Ничего удивительного, что тот, кто увидит эту тварь воочию, превращается в камень.
Когда он пришел в себя, они пересекли ров, наполненный кровью, и оказались под тенью центрального купола.
Внезапно в спертом воздухе послышалось шипение, и ворота открылись. Ворон увидел, что они были толще, чем двери банковских сейфов. Проход, более широкий, чем улица, вел в темноту. Оттуда вылетал звук, как будто много людей негромко рыдали или стонали.
Потом ворота на каждом перекрестке тихо закрылись, превратив каждую улицу в череду клеток.
Над их головой открылись шлюзы, и акведуки, по которым текли ядовитые жидкости, послали отравленный дождь на закрытые улицы. Но Ворон не стал ждать, когда первые брызги яда упадут на железную мостовую, и послал вихри, которые разрушили и опрокинули ноги акведуков; огромные сооружения упали на город, разрушая дома и башни.
Из главных ворот купола вывались толпа змей с петушиной головой, их смертоносный взгляд мог превратить в камень любое живое существо.
За ними ковыляли правители этого ужасного города боли. Эхвиски. Голые, непристойно жирные тела, пустые глазницы, наполненные гноем или шрамами. В жирных руках они держали длинные железные жезлы, которыми нащупывали дорогу; ими же они гнали перед собой василисков.
Взявшись за руки, раздутые бледные мужчины образовали линию с одной стороны улицы до другой. Ворон поднял руку, но остановился. Если он сейчас уничтожит этот отряд, те, кто внутри, просто закроют ворота.
Он бросил горсть булыжников в василисков, которые все зашипели, даже те, которые не видели его. Эхвиски качали своими огромными головами из стороны в сторону, ожидая точного сигнала от своих монстров.
Ворон опустил шкурку летучей змеи на плечи волку и знаком приказал надеть ее. Летучая мышь забила крыльями и забралась в карман Ворона. Ворон взял жезл с соседней виселицы и отбросил с дороги василисков, которых видел в зеркале.
Потом он, ступая так неслышно, как только мог, и, держа зеркало перед лицом, прошел мимо змей и остановился прямо перед линией наступающих эхвиски.
Он щелкнул пальцами между двумя из них. Оба немедленно подняли тяжелые фонари и нажали на рычаг. Ворон тихонько отступил назад. Из машин выплеснулись потоки раскаленного добела металла и облили обоих хозяев города; эхвиски загорелись, закричали и тяжело упали на пол.
Ворон переступил через горящие трупы и, то наклоняясь, то перепрыгивая через жезлы соседних эхвиски, осторожно шел сквозь линию, пока эхвиски после мгновенного замешательства перестраивали свои ряды.
Один из эхвсики громко зашипел. В то же мгновение все василиски замолчали.
Ворон остановился и замер, находясь от эхвиски на расстоянии вытянутой руки.
Слепые головы поворачивались из стороны в сторону, отвратительные ноздри подрагивали.
Именно в это мгновение кусок уничтоженного акведука сорвался с подпорок и грохнулся на землю.
Линия дружно зашагала к нему, ведя перед собой василисков и оставив Ворона за собой.
Перед ним были открытые ворота, но понадобилось вся ловкость бывшего моряка, чтобы пробраться мимо пары неуклюжих подслеповатых горгулий, скорчившихся на пьедестале по обе стороны ворот. Огромные бесформенные уши стояли торчком, и палки чудовищ молотили воздух при каждом подозрительном звуке.
Внутри царила абсолютная темнота. Здесь не было ни ламп, ни окон, приходилось полагаться только на слух. Время от времени Ворон слышал тяжелые шаги по металлическому полу. Тогда он тщательно обходил это место стороной.
Идя на ощупь, он зашел глубоко в купол и начал спускаться по ступенькам.
Внезапно он услышал тихие рыдания. Одновременно сильный необычный запах предупредил его, что рядом живое существо: кто-то двигался в темноте совершенно бесшумно. Ворон застыл на месте и стоял неподвижно, пока запах не рассеялся.
Пора. Он вынул из кармана летучую мышь. Она дернулась под его пальцами и превратилась в волка. Волк повел носом и повел его куда-то. Ворон последовал за ним.
Однажды он услышал мерный звук падающих капель. В другой раз он услышал голос, молящий о пощаде, потом резкий металлический звук, как если бы тяжелый пресс упал на кого-то сверху.
Потом он оказался в месте, где эхо отдаленных криков подсказало ему, что он идет по большому пустому залу. Еще через несколько минут легкий ветерок дал понять, что он идет по мосту без перил. Издалека доносились шорохи и скрип незнакомых механизмов, ворчали колеса, звенели цепи. Волк привел его в узкое место, где надо было ползти или идти на четвереньках, отталкиваясь от влажных растений, растущих на стенах.
Внезапно волк остановился. Ворон пошарил руками и нашел отверстие в полу, крутая винтовая лестница вела вниз. Снизу донесся мокрый кашель. Искаженный и пугающий, но, несомненно, человеческий.
И тут на него обрушилось ощущение слежки. Уже спустившийся на несколько ступенек Ворон остановился на полушаге и, вздрогнув, застыл. Ему потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы восстановить спокойствие. Только потом он опять сжал пальцы на гриве волка, который осторожно повел его вниз.
Волк опять остановился и не захотел идти дальше. Ворон спросил себя, не значит ли это, что сэлки нашел камеру Галена или почувствовал впереди врага. Нечего делать, нужен свет. Ворон коснулся тяжелого золотого кольца на пальце, сосредоточился, успокоил себя и поднял вверх руку. Между его пальцами появился сверкающий шар Огня Святого Эльма, разбрасывавший искры в окружающую тьму.
Свет отразился от золота и хрусталя и осветил мертвенно-бледные тела, стоявшие по обе стороны от Ворона.
Под ногами оказался богатый ковер, стены украшали роскошные орнаменты из золота и стекловолокна, с потолка свисали деревянные панно и портьеры из тонкого шелка.
Один из жирных монстров медленно повернулся к Ворону, послышался тягучий сосущий звук. Когда он открыл слюнявый рот, Ворон поморщился от ужасной вони, которая вынеслась из белого горла и черным обломков зубов. На пустых глазницах эхвиски сияли раны, потоки гноя сползали по дряблым щекам.
— Незваный гость, мы чуем тебя, слышим твое дыхание. Почему ты нарушил наши возвышенные размышления? Теперь ты должен присоединиться к нам; мы собираемся пообедать…
Рука, с которой свисали складки и целые слои жира, поднялась и указала на банкетный стол, на котором сверкнули хрусталь и серебро, высокие канделябры, изящные стеклянные вазы и свисавшие сверху кадильницы с благовониями. Свет отразился от цепей и кандалов, лежавших на главном блюде: ящике с заостренными стальными дощечками. По форме ящик напоминал гроб.
Внезапно руки, более сильные, чем любые человеческие, схватили Ворона сзади, прижав его руки к телу. Под студенистыми складками жира, свисавшими с рук, скрывались мышцы, больше похожие на стальные прутья. Вся огромная сила Ворона была ничто по сравнению с этой нечеловеческой мощью.
Кулак Ворона, притиснутый к боку, по-прежнему держал волка за гриву. Тот брыкался и щелкал зубами, но не мог освободиться из хватки человека.
Волк изогнул голову и схватил себя зубами за плечо; в то же мгновение Ворон обнаружил, что держит в руке длинную волчью шкуру. Летучая мышь энергично захлопала крыльями, взлетела по лестнице и исчезла.
Жирные руки сжали Ворона еще сильнее и легко подняли его в воздух. Монстр, хихикая и испуская слюни, неуклюже пошел к праздничному столу, не выпуская Ворона из рук.
Пол задрожал, почти незаметно, и где-то очень высоко над головой прогремели раскаты грома. Там шел дождь, била молния, дул бешеный ветер, гремели раскаты грома, но Ворон был глубоко внизу, за огромными толстыми дверями, ни один ветерок не мог добраться до него. И он испугался.
В то же мгновение внутренним слухом Ворон услышал слова Темпестоса:
— Братья, слушайте! Страх и гнев сотрясли его душу, заклинание Ворона рассеялось, давайте убьем его и заберем кольцо!
Одно из слепых созданий короткими и толстыми пальцами подхватило цепь, другое начало подогревать подставку с зазубренными ножами и железными вилками над черными углями, от которых шло ужасное тепло, но ни искорки света.
— Мы еще не лечили нашего гостя, и он, конечно, страдает от боли, — пророкотал глубокий бас. — Приготовьте ножницы для кастрации и ложки для выдавливания глаз! Заострите скальпели и приготовьте иголки, чтобы крепко зашить его раны и отверстия! Мы отпразднуем это событие руками, ногами и другими его наружными частями, и будет срезать с кричащего тела все, пока не останется только чистая живая масса без чувств и страстей. Самая лучшая жизнь — жизнь в размышлениях и медитации.
Ворона поставили на ноги на край стола и он, напрягая всю свою силу, не давал похитителю бросить себя в железный ящик. Монстр был бесконечно сильнее человека, но, не видя своей цели, толкал его под неправильным углом.
Весь испещренный родинками, неуклюжий и раздутый от жира монстр повернул свое безглазое лицо к Ворону, из его ноздрей свисали две грязные сопли.
— Присоединяйся к нам, смертный! Мы — затворники Ухнумана, прекрасные Эхвиски! Мы обладаем силой Геркулеса, а красотой и грацией превосходим Адониса!
Ворон ударил его ногой, но по горе бледного жира прошла только легкая рябь.
— Ты только хвастаешься своей красотой! — крикнул он. — На самом деле ты вонючая куча дерьма!
Где-то высоко зло прогрохотал гром; но здесь, под милей железа и камня, все было тихо, как в могиле.
Похититель поднял Ворона над головой так, что ноги человека не касались стола.
— Ты не такой как мы, и мы не упрекаем тебя за это, — произнес из темноты гортанный голос. — Но разве нельзя быть повежливее? Мы не судим о тебе по внешности, потому что для нас она не имеет значение. Попытайся хотя бы немного понять нас.
Похититель бросил Ворона в железный ящик, дюжины заостренных дощечек и гвоздей вонзились в его руки, ноги спину и бока, нанеся неглубокие раны.
Могучие руки не отпускали его. Появилась дюжина голов, ворча и пуская слюни, и начали лизать его раны длинными черными языками, их носы и жирные щеки прижались к его одежде и царапали тело.
— Это что, ваша вежливость? — сказал Ворон спокойным громким голосом. — Это и есть ваша внутренняя красота? — Его лицо стало совершенно бесстрастным, спокойный взгляд выдавал внутреннее усилие. Дождь над крышей купола стал тише, гром перестал греметь.
— Но мы голодны! — сказал голос.
— Эгоист, жестокий эгоист, вот ты кто! Ты должен дать нам то, что мы хотим! — подхватил другой.
— Все должны разделять страдания своих товарищей! — добавил третий. — Во время отчаяния, когда мы обессилили и ослабли от голода, кто не украдет еду у тех, у кого она в изобилии? Кто не съест любого другого, чтобы спасти себя? Ты сам сделал то же самое: Гален рассказал нам, что ты ел его, чтобы накормить свою жену.
— Это было злое дело, — сказал Ворон твердым голосом. — Я сделаю все, чтобы исправить его. И вам не остановить меня, создания Луны!
Жирная рука протянулась, чтобы воткнуть вилку в бок Ворона.
— И как ты собираешь остановить нас, глупый слабак, — самоуверенным тоном спросил эхвиски, державший Ворона. — Мы накопили в себе силу тысяч людей, потому что едим те части, которые выбрасывают сэлки. Им нужны только кожа и форма; мы берем внутреннюю силу и уверенность в себе.
— Съедим первым его язык! — сказал последний голос. — Вы знаете, как мы ослабеваем, когда узнаем правду о себе… Я хотел сказать, когда ложь и пропаганда подрывают нашу решимость!
К этому времени дюжина ищущих рук уже держала цепи и приготовилась набросить их на Ворона; дюжина лиц монстров нюхала и лизала его; другие, насколько он мог видеть в полутьме, напирали сзади, плача и жалуясь, жирные складки тела прижимались к телам товарищей, и они, как поросята, которые толкаются, чтобы добраться до сиськи свиньи, толкались, чтобы добраться до тела Ворона.
Ворон мог двигать только пальцами, в которых все еще держал светящийся электрический шар, и он прижал ладонь к железному пруту рядом с собой.
В этот момент все монстры в комнате касались железных прутьев, цепей, кандалов или своего товарища, которые держался за что-нибудь железное. Жирные конечности дернулись, мышцы задергались в судорогах, огромные тела опустились на пол, слишком круглые, чтобы упасть. Некоторые застонали, из других полилась отвратительно пахнувшая жидкость, третьи замолчали, навсегда.
И вокруг стало абсолютно темно.
— Гален! Это твой стон я слышал?
Ему ответил стон, за которым последовало скрежетание цепи, три коротких скрипа, три долгих, опять три коротких — СОС.
Ворон на ощупь пошел к звуку. Его пальцы нашли плоть, кандалы и иглы, державшие изуродованное тело, распятое на колесе. Он попытался найти шею и плечи Галена, но его пальцы обнаружили, что эхвиски вырвали у Галена язык, выбили зубы и отрезали нижнюю челюсть. Из горла человека торчала длинная трубка, так что если бы в клетке жило какое-нибудь насекомое или животное, оно было бы вынуждено переселиться в живот Галена.
Руки Ворона затряслись, его чуть не вырвало.
Ему совсем не хотелось узнать, какие еще ужасы эхвиски сделали с телом Галена. Вместо этого он накинул шкурку волка на горло Галена и застегнул застежки.
Какие бы цепи не сковывали человеческие руки и ноги, они не смогли удержать более маленького волка, который упал на землю и встал на ноги, радостно лая. Ворон немедленно нагнулся, накинул кожу придворного, которую так высоко ценил сэлки, на горло волка и выпрямился. Вслед за ним выпрямился и обнаженный человек.
— Благодарю вас, сэр, кто бы вы не были.
— Меня зовут Ворон, сын Ворона.
— Черт подери! — воскликнул молодой удивленный голос. — Я надеялся, что вы из настоящего мира. Но, судя по имени, вы из мира снов, не так ли?