Дальнейшие исследования базы значительно уменьшили уважение Роберта к туземцам, ибо те, проникнув в здания с помощью простейших механизмов, подвергли самому варварскому разрушению все более сложные устройства. Даже в тех помещениях, где, по-видимому, никто не оказал им сопротивления — ибо в стенах не было прожженных бластерами дыр, а на полу — пятен крови — все носило следы жестокого разгрома. Окна были выбиты, мебель искорежена, приборы разбиты; осколки стекла усеивали пол, из стен торчали оборванные жгуты проводов. Роберт с проклятьями ковырялся в недрах изувеченных пультов, отыскивая еще функционирующие блоки. Эмили с тоской смотрела на его возню с инструментами. Она устала, ей надоело шляться по погибшей базе. Однако, когда она заикнулась об отдыхе, Уайт посмотрел на нее непонимающе:

— Вам что, так понравилась эта планета? Неужели не ясно, что чем скорее я закончу, тем скорее мы улетим? Между прочим, коррингартцы не получают сообщений с этой базы уже несколько дней; не думайте, что они это так оставят. В самое ближайшее время сюда прибудут имперские разведчики, и нам нет смысла здесь задерживаться. Впрочем, — добавил пилот через несколько секунд, — никто не заставляет вас за мной таскаться. Можете остаться в любом из обследованных помещений, только не уходите оттуда.

Но такая перспектива еще меньше нравилась Эмили: мертвая база внушала ей страх, и ей не хотелось оставаться здесь одной даже при условии непрерывной радиосвязи.

— О! — воскликнул пилот, входя в следующую комнату. — Между прочим, помещение транссвязи. Интересно, успели они отправить сообщение? Скорее всего, нет: сначала ситуация казалась несерьезной — животные, дикари — потом, когда вышел из строя энергоблок, было уже поздно. Транспередача требует больших затрат энергии… Ну конечно, и здесь все крушили с упорством, достойным лучшего применения. Ящерицы дегенеративные…

— Кстати, почему вы сказали, что не сможете починить нашу панель транссвязи? Если бы здесь все было исправно…

— Если бы здесь все было исправно, трансграмму можно было бы послать и отсюда. Но даже если бы здесь были исправны только те модули, которые нужно заменить на корабле, не думайте, что это так просто сделать. Коррингартская техника все же отличается от земной, уметь ей пользоваться — это одно, а уметь ее чинить — совсем другое. Я еще не имел дела с их транссвязью. Вероятно, за несколько дней мне удалось бы разобраться, что к чему, но мы быстрее долетим до Среднего космоса.

— Ой, мне уже просто не верится, что мы когда-нибудь туда доберемся!

— С точки зрения принципа наихудшего сценария именно так вам и следует думать, — невозмутимо посоветовал Уайт, выдвигая из-под покореженной панели какой-то металлический ящик. — Ага, любопытно. Я, кажется, нашел распечатку последней полученной здесь трансграммы, — он развернул листок и принялся читать, мобилизуя все свои познания в коррингартском. Через несколько минут он с раздражением воскликнул: — Старый скряга!

— Кто? — удивилась Эмили.

— Ваш папаша, кто же еще! Представьте себе, за вас назначено вознаграждение всего в каких-то 50 миллионов! На вашем месте я бы возмутился!

— Вы прекрасно делаете это на своем месте, — отрезала Эмили.

— Ну еще бы, вам-то не о чем беспокоится! Я уже не говорю обо всех накладных расходах…

— Когда-то и 50 миллионов были для вас недостижимой мечтой.

— Когда-то! — насмешливо протянул пилот. — Когда-то и миллион был огромным состоянием, и миллионеров можно было пересчитать по пальцам. Правда, доллар тогда стоил не то, что теперь, а люди не умели летать в космос и редко доживали до семидесяти. А еще более когда-то, мисс Клайренс, ваш прямой предок был крепостным крестьянином где-то в Европе и ломал шапку перед невежественным феодалом, который свободно пользовался его женой и дочерьми, не имея и тысячной доли нынешнего состояния Реджинальда Мармадьюка Клайренса!

— Судя по вашей наглости, вы полагаете, что ваш предок был тем самым феодалом.

— Что ж, в таком случае вы должны признать, что я еще очень гуманно с вами обращаюсь, — заметил Роберт уже спокойным тоном. Он перевернул листок, но на обратной стороне, как и следовало ожидать, ничего не было. — А все-таки интересно, почему имперское командование проявляет такой интерес к вашей персоне.

— Очевидно, охотятся за выкупом, так же как и вы.

— Ну, я-то охочусь не за выкупом, а за законным вознаграждением… И все же внимание к вам имперских военных властей кажется мне несколько гипертрофированным.

«Чего никак не скажешь о вашем внимании, мистер Уайт», — подумала Эмили, а вслух спросила: — Вы можете определить, когда отправлена депеша?

— Здесь указано. Девятого дня четвертой дюжины второго сезона. Насколько я помню показания часов-календаря на корабле, сегодня второй день пятой дюжины. Значит, прошло пять коррингартских дней, или четыре земных. Все сходится — нападение на станцию произошло прошлой местной ночью. Интересно, как скоро в коррингартском штабе хватились этой базы? Транссвязь — дорогое удовольствие, и в отсутствие чрезвычайных обстоятельств трансграммы посылают не каждый час и, вероятно, даже не каждый день. Может быть, срок отправки очередного донесения отсюда истек лишь несколько часов назад. Впрочем, гадать бессмысленно. Будем исходить из того, что имперские корабли уже летят сюда.

— Помнится, Сэндерс говорил о возможных сроках прибытия кораблей на планету с разгромленной базой. Или тогда он тоже врал?

— Да нет, названные им сроки вполне правдоподобны. Трое-четверо суток для разведчиков с пограничных баз и две-три недели для отряда больших кораблей из тыла. Конечно, для коррингартских кораблей эти цифры надо увеличить раза в полтора — точнее, увеличить надо продолжительность самого полета, времени на организацию у них уйдет как раз меньше, чем у землян. Тоталитарные режимы всегда имеют в этом преимущество перед демократией… как почти во всем, что касается войны и вообще экстремальных обстоятельств.

— Оно и заметно — на примере участи этой базы.

— Вы зря иронизируете. Просто здесь им противостояло еще более тоталитарное общество. Как бы мало ни было демократии в средневековой империи, в первобытном племени ее еще меньше.

— Такое впечатление, Уайт, что вам не слишком-то нравится демократия.

— Ну что вы, я воздаю ей должное, но я не склонен ее превозносить. В отличие от большинства, я трезво смотрю на вещи. Один умный человек еще несколько столетий назад сказал, что демократия — это право не избирать и не быть избранным. Ни тоталитаризм, ни демократия не дают подлинной свободы; и та, и другая система принуждает человека поступать вопреки его воле, но при демократии его не заставляют это одобрять. Это и есть главное завоевание демократии — право сказать «нет». Я говорю без тени иронии, это действительно великое право, но оно все равно не позволяет ничего изменить. При тоталитаризме несогласных убивают; при демократии их игнорируют. Демократия — меньшее из двух зол, но от этого она не перестает быть злом. Любая социальная система — зло, потому что в основе ее — социум, общество, по самой своей природе подавляющее личность. Вот поэтому-то я и хочу уединиться на острове, ибо в обществе невозможно обрести свободу и покой.