Обратно в город Кевин и шериф ехали в молчании. Шериф, казалось, был всецело поглощен созерцанием деревьев, облаков в небе, полей и перелесков на холмах. Кевин ехал, глубоко задумавшись, остановившись взглядом на ушах своего жеребца. У него было такое ощущение, что он завернул за угол и попал в совершенно иной мир. Этот мир выглядел точно так же, пах точно так же, и по сторонам дороги мелькали точно такие же поля, каменные стены и жилые дома, какие они проезжали, покинув замок Экклейна, и все же...

Он знал, что все это вовсе не потому, что он выпил слишком много вин - в последнее время он был крайне осторожен и благоразумен в этом отношении - но все равно в голове его проносились мрачные вихри, напоминающие осенние штормы. Эти вихри, словно сорванные с деревьев листья, гнали перед собой, закручивали в водоворотах странные и тревожные мысли. Все они настоятельно требовали, чтобы на них обратили внимание, каждая мысль стремилась занять в мозгу подобающее место, но ни одна из этих мыслей не была старой или известной, ни одна из них не была связана с какими-нибудь прошлыми событиями.

Волшебство! Магия! Экклейн!

Экклейн...

Тот самый Экклейн, который, как гласила легенда, воздвиг однажды бастионы огня вокруг осажденного отряда Королевских воинов во времен Хаоса; тот самый Экклейн, который превратился в огромного белого орла, мечущего огненные стрелы в темные силы; тот самый Экклейн, который однажды появился в обличье тысячи призрачных воинов, чьи шлемы сверкали в лучах рассвета, и заставил тем самым атакующего противника обратиться в паническое бегство; Экклейн, который повернул течение Кровавой реки и заставил ее затопить вражеский лагерь; кто мог заставить дороги кружить н одном месте; тот самый Экклейн, который сердито щелкнул пальцами и превратил тысячу - четыре тысячи - восемь тысяч - сто тысяч воинов Тьмы в глиняные статуи, а затем призвал бурю, которая размыла глину и смыла ее в океан...

Да... как говорили у них в академии:

"Поверь в это, а я продам тебе мешок речных галек, которые на самом деле - заколдованные жемчужины с Коралловых островов".

Экклейн...

Который насмешничал, как уличная девка...

Тем не менее, несмотря на то что он был унижен, Кевину было нелегко продолжать сердиться. Он было попытался подогреть себя, заново перебирая в памяти обидные слова, но гнев его продолжал таять под влиянием могучей репутации этого человека. Проклятье! Он благоговел перед Экклейном!

Почему бы и нет?

Часто ли за последнее время ему доводилось встречаться с легендой?

Кроме того, он стал богаче на несколько драгоценных камней. Одни только эти четыре превосходных сапфира... Удалось ли ему на самом деле одержать верх над стариком во время торга? Любая сделка - это игра, это всем известно, но не была ли это игра, исход которой был предрешен заранее? И еще - Кевин увозил из замка волшебника обе проклятые розы, и обе были совершенно одинаковыми, насколько Кевин мог видеть.

Игрушки! Экклейн дал их ему, как дают игрушки ребенку.

И он сам тоже был игрушкой и - одновременно - ребенком.

На дороге, лишь только они въехали в город, появились играющие дети. Они смеялись, болтали, бегали по кругу и распевали стишки:

Именно так он и чувствовал себя сейчас - словно ребенок, пытающийся измерить окружающий мир и постоянно сталкивающийся с тем, что этот мир раз за разом ставит его в тупик. Вероятно, ему придется начать с самого начала: слезть с коня и присоединиться к детям на дороге. Снова неумелый, чужой в этом мире. Но он не мог больше ощущать себя неуклюжим, в очередной раз уткнувшимся в каменную стену.

Много воды утекло с тех пор, как он выучил эти смешные строки. Но действительно ли это было так давно? Голоса детей давно уже затихли позади, растаяли в городском шуме, но Кевин все еще продолжал тихонько декламировать про себя:

- Ты что-то сказал? - тихий вопрос шерифа заставил Кевина вздрогнуть и снова вернуться к реальности.

- Нет... я просто думал. - Кевин отвечал, не глядя на шерифа. - Экклейн был зол и надоедлив, как раненый волк, верно?

- Гм-м... - шериф задумчиво нахмурил лоб. - Давай лучше считать, что он несколько нетерпелив с теми, кто младше его.

Кевин коротко рассмеялся:

- То есть со всеми.

- Наверное.

- Сколько ему лет?

- Не думаю, чтобы кто-нибудь знал это, - шериф спокойно смотрел н Кевина. - И я думаю, что никто на самом деле не хочет этого знать.

Из книги Экклейна, Мага Вейлского "Древние века".

Да простит меня нетерпеливый читатель, но я не могу не подчеркнуть, что знание прошлого совершенно необходимо для того, чтобы понять настоящее. Быть может, кто-то извинит меня за это, а кто-то решит, что я чрезмерно упрощаю, но это ни в малейшей степени не отразится на том факте, что если бы не было прошлого, то из него никогда не родилось бы настоящее.

За исключением нескольких весьма необыкновенных предтеч или провозвестников, созданных, как нам говорят, для невообразимых нужд невообразимых богов, человек и прочие разумные существа берут свое начало с Древних Веков.

Здесь я не стану рассматривать или подробно останавливаться н анализе всех вариантов Мифа о Творении. Единственное, что хотелось бы отметить, так это то, что все версии этого Мифа сходятся в одном: человек появился в результате эксперимента, который с самого начала не задался... Просто бывает интересно подумать о том, что все люди - жертвы несчастного случая, который продолжает существовать.

Древние Века продолжались восемь миллионов или восемь тысяч лет - это зависит от того, кто об этом рассказывает. Они начались с Творения - исторического события, реальность которого почти никто не оспаривает. Закончились они гораздо позднее, но это только моя точка зрения, и я ожидаю, что найдется много охотников подвергнуть ее критике.

Живым существам требуется немало времени на то, чтобы разобраться по видам, выявить отличительные черты, определить, кто является разумным, кто - нет, а также и то, какой мерой оценивать это последнее качество. Требуется время и на то, чтобы выяснить, кто способен к общению, а кто не способен, а заодно и на то, чтобы решить: кто будет бродить по лесам с копьем, а кто будет от этого копья спасаться. Кроме того, для тех существ, для которых это особенно важно, некоторое время должно быть истрачено н то, чтобы организоваться. Должны быть выстроены деревни, воздвигнуты стены, определены границы, должна развиться торговля и проложены дороги, должны быть созданы государства и изобретены спиртные напитки, в частности, затем, чтобы люди, занятые тем, что обманывают других, могли одновременно обманывать самих себя. Взрыв чьей-то неуправляемой гениальности породил институт аристократии. Это была на самом деле просто тщеславная мысль, согласно которой обычный акт воспроизводства якобы является еще одним звеном в цепи рождений особых людей, наделенных прирожденным правом указывать всем остальным что и как надо делать. Человечество всегда было до удивления склонно внимать любой белиберде, произносимой с высоты конской спины.

Не будет поэтому нарушением законов формальной логики предположение о том, что лошади частично ответственны за те болезни, которые поразили человечество.

Аристократия и лошадь четко поделили человечество на части. Кто-то утверждает, что в Древние века существовало десять королевств, кто-то настаивает на том, что их было двенадцать. С тех пор, однако, как двенадцать королей назвали своими именами Двенадцать Лун и, соответственно, поделили год на двенадцать месяцев, мы сможем с уверенностью остановиться на этой цифре.

Любопытнее всего то, что мы не располагаем даже сказаниями и легендами о том, что на протяжении Века Двенадцати Королей происходили какие-нибудь конфликты и столкновения; ни одна настоящая война не возникл и не прокатилась по миру. Вероятно, что в то время сама идея войны был для того периода слишком иррациональной и ужасной. Разумеется, уже тогда в границах королевств время от времени вспыхивали шумные скандалы, да иногд могучие герои-одиночки отправлялись в поход, чтобы сразиться хоть с чем-нибудь, что удастся найти, и найти в этом выход своему боевому пылу. Сражения были редки - это была, однако, разминка в преддверии грядущих великих битв. По всей видимости, человеческое воображение было тогд прискорбно недоразвитым, однако уже в те времена, согласно нашим сведениям, грозное будущее человечества уже нет-нет, да и сверкало н горизонте далекими зарницами.

Во многих религиях утверждается, что боги сказали своим творениям: "Колесо Жизни совершенно, в нем есть все, что необходимо". Однако затем один младший бог, который в разных религиях выступает под разными именами, наиболее общепринятое из которых - Ларн, повернул Колесо Жизни и обнаружил его обратную сторону.

Теперь это событие известно как Откровение Ларна: Власть, Алчность, Эгоизм и Ненависть. Только после этого в руки человечеству попали все необходимые ингредиенты для того, чтобы начать Древние Войны.

Бартог был великим волшебником раннего периода Древних Веков, который отдавал всего себя изучению магии. Теперь его считают злым волшебником или черным магом, однако это не соответствует тем крупицам достоверной информации, которая дошла до нас с тех времен. Тогда добро и зло еще не заняли четких позиций по отношению одно к другому. В это время смутных начал, когда многое только-только зарождалось, и Откровение Ларна было в том мире всего лишь бутоном, который еще должен был распуститься. Существенным замечанием является и то, что в самом начале Бартог был решительным и последовательным исследователем ментальной механики, но лишь слегка поднявшимся над пониманием действия главных его рычагов.

Говорят, что пытаясь углубить свое исследование, Бартог много лет странствовал по миру до тех пор, пока не обосновался здесь, в Вейле, который впоследствии стал называться Маунтинвейл в Королевстве Новуса. В той его части, что ныне зовется Верхним Вейлом, он стал строить замок из черных камней, расположенный у восточных склонов Макаабских гор. До сих пор в этом районе видны следы каменоломен, представляющие собой глубокие прямоугольные каньоны на нижних склонах гор в районе Ревущей реки. Работу эту выполняли номены - гномы Макаабских гор, искусные инженеры, строители и каменотесы. К несчастью, их основным недостатком, что характерно для всех номенов, является страсть к золоту. Бутон Откровения Ларна выбросил первый лепесток. Видимо, Бартог щедро платил гномам, и работа продолжалась многие годы, до тех пор, пока не был воздвигнут Черный Замок - шедевр гномьего инженерного искусства и резьбы по камню.

Затем, заворожив гномов блеском золота, а также будучи могучим волшебником, Бартог заколдовал номенов Макаабских гор и заставил их служить себе.

Трудно сказать, как удалось ему закабалить гномов. Гномы, хотя и сами не чужды магии, с большим недоверием и осторожностью относятся к волшебству, которое не основывается на их собственных секретах, и потому всегда бывают настороже. Гномы Стальных гор подозревают, что золото, которое Бартог давал строителям в качестве платы, было заколдовано и эти чары потихоньку накапливались с течением времени. Другие гномы считают, что сам Черный Замок обладал способностью завораживать и пленять гномов. Некоторые при этом ссылаются на древнюю легенду номенов о Гномьем Камне - таинственном предмете, обладающем огромной властью, в котором воплощается темная сторона гномьей магии, и который, по их версии, возник в процессе Творения. Однако, каковы бы ни были его средства, но цели своей Бартог достиг. Гномы стали его рабами.

Среди гномьего племени рабство почитается самым отвратительным из всех зол. В данном случае хуже всего было то, что в рабство были обращены не столько тела, сколько умы и души. То, что произошло дальше, может расцениваться как священная война, так как она велась уже с полным осознанием того, что хорошо и что плохо, что такое добро и что такое зло. Поработив номенов гор Макааб, Бартог помог вылупиться аду; союз трех племен номенов, противостоящий ему, стал повивальной бабкой при рождении добра.

Номены Стальных гор из восточного Вейла, номены Белых гор на севере и номены Палана на западе - все они образовали союз, чтобы бороться против Бартога и освободить своих братьев.

До тех пор, пока не появятся сведения, которые могли бы опровергнуть это, мы можем считать, что это самый крупный конфликт из всех, которые к тому времени успели произойти. И прежде случалось, что в ярости или в битве кто-нибудь принимался размахивать оружием, то там, то сям происходили мелкие стычки - Откровение Ларна наверняка этому способствовало - однако впервые тысячи живых существ с одной и с другой стороны ополчились друг против друга, не видя перед собой никакой иной цели, кроме окончательной и полной победы.

Мир получил новое развлечение, чтобы скрасить свой досуг. Так был изобретена война.

Говорят, что только в Верхнем Вейле Гномья Война в Маунтинвейле продолжалась тридцать три года. Потери были огромны с обеих сторон. Бартог бросил своих заколдованных номенов в бой против собственных братьев, заставив их сражаться с полным самоотречением. Свободные номены бились со слезами на глазах; сначала это были слезы горя, потом они превратились в слезы ярости. Рассказов об этой войне слишком много, чтобы все их можно было здесь привести, но все они одинаково печальны и мрачны. Достаточно упомянуть одну только битву у Верхнего Брода, когда, как утверждают легенды, за короткое время тела в доспехах перегородили реку Солнечную. Битва эта вошла в историю под названием Битвы Кровавого Ручья - он произошла в засушливый месяц Авгур, но по пересохшему руслу тек настоящий кровавый ручей. Можно также упомянуть настоящую историю Пятидесяти - гномов из племени Стальных гор, которые будучи окружены на холме, который ныне называется Курган Пятидесяти, и которые уступали противнику в численности один против десяти, тем не менее предложили Бартогу сдаваться, отважно заявив, что земля, на которой они стоят, это свободная земля номенов, и таковой она пребудет, ибо ей посвящены их жизни.

В конце концов натиск на Бартога стал чересчур силен, а его воины-рабы понесли столь значительные потери, что он вынужден был оставить Черный Замок. С остатками своего воинства он отступил к горам Макааб и занял там оборону в гномьих пещерах. Сам Черный Замок был немедленно разобран по камешку, которые были раскиданы и закопаны. Считается, что каждый кусочек Черного Замка связан в своей могиле гномьей магией, так чтобы ни один из них никогда больше не увидел солнечного света. Над телами павших номенов Макаабских гор был насыпан огромный погребальный холм. Холм этот расположен в Верхнем Вейле, так как в то время не было возможности вернуть тела погибших в их родные пещеры для предания их ритуальному сожжению. Благодаря неблагоприятному стечению обстоятельств, в дальнейшем этот холм не был вскрыт, павшие гномы не были отправлены в свои родные пещеры под горами Макааб, и их души так и не обрели успокоения.

И по сей день гномы очень неохотно путешествуют по Верхнему Вейлу. Они до сих пор опасаются заклятий и, кроме того, считают, что непохороненный по правилам враг продолжает оставаться врагом и что не обретшие покоя духи гномов могут быть недоброжелательны и опасны. Единственным исключением из этого правила является Курган Пятидесяти, который гномы охотно посещают, где они чувствуют себя спокойно и где они воздают почести погибшим. На протяжении двух тысячелетий это был свободная земля номенов.

Бартог и его заколдованные воины продолжали удерживать чертоги гномов под горами Макааб. Великая Рать Трех Гномьих Армий, как называли себя свободные гномы, не смогла проникнуть туда. Несмотря на то, что устройство гномьих пещер повсюду одинаково, каждое племя гномов или группа кланов обладает своими собственными, присущими только ему способами обороны. Тысячи номенов Макаабских гор пали, защищая Черный Замок, однако же их оставалось вполне достаточно, чтобы удерживать свои родные пещеры. Три армии, попытавшись штурмовать пещеры, понесли такой значительный урон, что вынуждены были отступить. Единственное, что они могли - это держать Макаабские горы в блокаде. Любопытно и беспрецедентно то, что с юга им в этом помогали эльфы Зеленых гор.

Эльфы придерживались совершенно иной тактики ведения боя. Если номены предпочитали сражаться, сойдясь с противником вплотную, прикрываясь щитом и орудуя топором, мечом, молотом или всем, что попадало под руку, то эльфы редко участвовали в такого рода сражениях. Лук и стрелы были тем оружием, которому они отдавали наибольшее предпочтение. Их стрелы отыскивали цель и по одной, и летя опустошительной тучей, словно град. Отряды войск Бартога, отважившиеся на вылазки в южном направлении, либо пропадали, либо бывали обнаружены лежащими вдоль дороги, причем каждый был убит стрелой, попавшей в правый глаз. Иногда они сбивались с пути, начинали плутать и, уверенные в том, что продолжают двигаться на юг, заходили далеко на север. По всей видимости, эльфы в отличие от гномов не имели никаких особых причин прибегать к собственным магическим приемам.

В последние годы Бартог укрепил свои позиции в горах и затеял крупный строительный проект. Он решил превратить то, что ныне известно под именем Скалы-Замка, в неприступную цитадель, используя для этого труд и мастерство все тех же заколдованных им номенов.

Древние Века заканчиваются Древними Войнами. О них нельзя точно сказать, что они начались такого-то определенного числа такого-то года и продолжались вплоть до какой-то конкретной даты. Столкновения продолжались на протяжении сотен лет, быть может - тысячелетий: один король против другого, другой против третьего. В конце концов все это вылилось в закат эры Древних Королей, в исчезновение самих королей и в придачу - в гибель значительной части населения.

"Древние Войны" - не совсем точный термин. Он заставляет нас представить себе, будто вся земля одновременно пылала, каждый выбирал себе сторону, на которой будет сражаться, всецело отдаваясь достижению собственной цели. Это не так. Вместо этого имело место просто частое и повсеместное возникновение военных конфликтов и многих войн, словно упорный лесной пожар, который снова начинается то на одной сопке, то н другой, стоит только подуть несильному ветру. Противостояние войск Бартог и Великой Гномьей Рати было лишь одним из очагов этого пожара. Но в конце концов получилось так, что огонь прошелся по всей земле. Разумные существа, принадлежащие к разным культурам - все они в конце концов были вынуждены выбрать, за что и на чьей стороне они будут драться. Люди, которые очень любят представлять свои идеалы в упрощенном виде (и которые, кстати, написали больше всего исторических трактатов), отразили Древние Войны в виде битвы добра со злом. Более упрощенной трактовки событий мне, признаться, встречать не приходилось, но этой концепцией можно воспользоваться в качестве скелета, на котором наращивала свое мясо эт своеобразная эпоха. Здесь я не собираюсь вдаваться в дискуссию по поводу истинной природы добра и зла. Представляйте их себе так, как вам хочется, какими они всегда были, какими они есть сейчас и какими всегда будут. Этот вопрос сугубо индивидуален.

Древние Войны извлекли на свет существа, которые до той поры жили в совершенной изоляции. Существует предположение, что эти мрачные твари устрашающего вида и коварного поведения были первыми игрушками богов. Возвращенные из забытья, главным образом для того, чтобы служить вождям злых сил, они являли собой образцы грубой и жестокой силы, больше физической, нежели ментальной, и не имели никакого представления о плохом и хорошем, о зле и добре. Приведенные в движение используемой во зло магией, а также воодушевленные Откровением Ларна, они появлялись в мире, сея ужас и смерть. Целые армии невероятных чудовищ выступили против сил добра, и с тех пор повелось, что любую тварь непривычного вида и поведения разумные существа встречают со страхом и враждебностью. Именно эти существа явились основой, на которой выросли представления о Темном мире - обратной стороне волшебства.

Откровение Ларна совратило многих ученых и мудрецов, в особенности принадлежащих роду людей. Заманчивые обещания Власти, Богатства, Эгоизма и Ненависти оказались слишком притягательными для слабых духом - прискорбно, но чары не потеряли своей силы и поныне.

Уступая в численности тем, кто принял сторону добра, сторонники зл совершенствовались в овладении теми силами, которые со временем становились все меньше и меньше понимаемы. Термин "черная магия" появился для описания энергии, направленной на злые дела. И хотя маги, колдуны и волшебники также сражались и на стороне добра, чтобы противодействовать злу, однако любопытно, что большая магия первоначально была употребляем во зло. Это и понятно: разрушать гораздо легче, чем что-то создавать.

Нравственный выбор - один из самых трудных. К несчастью, мораль и нравственность не слишком высоко оцениваются среди прочих качеств, которые помогают жить на свете. Разумные существа постоянно раздираемы противоречием, словно что-то тянет их одновременно в двух направлениях: внутрь и наружу, к себе и к другим. Те люди, чьи главные интересы и желания направлены исключительно на самих себя, оказываются заперты внутри стен своего собственного стяжательства. Чрезмерная сосредоточенность н самом себе, наносящая ущерб остальным, обращается во зло. Горько видеть, когда разумные существа высоко ценят ущербные личности и пренебрегают настоящим, твердым характером. Еще более печально то, что большинство из них даже не подозревает о существующем дисбалансе, о собственной однобокости, и с яростью набросятся на вас, словно дикие коты, если их обвинить в этом.

Эпоха Древних Войн была эпохой, когда нейтралитет был не в большом почете. Главный принцип был прост: "Если ты не наш, значит, ты чужой". Это сберегало мыслительные усилия и позволяло сберечь время - кроме всего прочего, ведь надо было еще и сражаться.

Пока гномы и эльфы удерживали блокаду гор Макааб, люди Вейла ковали оружие и уходили служить королю. В то время Вейл находился под властью короля Новуса, это он выстроил замок к востоку от деревни и возвел башню на утесе в том месте, где сливались Солнечная и Бешеная реки. Эти две крепости обеспечивали полный контроль над движением через Вейл в западном и восточном направлениях, и хотя прежде Бартог уходил от открытой стычки с войсками короля, то теперь столкновение стало неизбежным. Первая крупная стычка с участием людей известна теперь как Битва Двух Рек.

Каким-то образом, то ли вызванная Бартогом, то ли посланная кем-то ему подобным, огромная армия омерзительных тварей проникла с востока в долину Вейла и попыталась с боями проложить себе путь к Скале-Замку. Это были сутулые, прямоходящие существа родом оттуда, что мы теперь называем Темным миром - обратной стороной волшебства. Это были твари, не имевшие никакого имени до тех пор, пока не возникла нужда их хоть как-то назвать. Гоблины, богли, людорки, огры, тролли, баганы, людоеды - любое из этих названий существ Темного мира подходит к ним, потому что не отыщется и двух бестиариев, которые назвали бы одну и ту же тварь одним именем. Люди, эльфы и гномы вышли на битву с ними сообща - в такой ситуации нельзя было оставаться разъединенными. Из тысяч тварей, которые шли на подмогу силам Бартога, только несколько, жестоко израненных, сумели добраться до гор.

Гномьи легенды повествуют о страшной схватке - о том, как реки текли розовые от пролитой крови, о том, как тела друзей и врагов лежали н берегах и на отмелях, словно плавник, выброшенный на берега разливом. Нисколько не преувеличивая, эти легенды рассказывают о том, что человек мог пройти от Внешнего Вейла до подножья гор, ступая только по трупам гномов, эльфов, людей и чудовищ. Мертвые тела плыли по реке Солнечной, словно зимний лед - одним сплошным полем, а река, которую теперь называют Бешеной, словно вообще не текла, как ледяным панцирем скованная громоздящимися друг на друга телами. Король Новус пал возле замка и, по преданию, был похоронен на том месте, где испустил последний вздох. Существующие сказки и легенды настаивают, что на протяжении столетий духи погибших бродят по Среднему Вейлу, и даже в настоящее время редко кто отваживается, из храбрости или безрассудства, передвигаться ночью по дорогам, пролегающим в непосредственной близости к рекам и в особенности - когда промозглый туман поднимается от воды и ложится вдоль берегов.

Пока война полыхала где-то в других краях, принося в долину Вейл одни лишь страшные слухи, Бартог совершил еще одно страшное деяние. Забавляясь с элементами самой жизни, при помощи страшных заклинаний и невообразимых приемов он создал расу омерзительных, страшных чудовищ, извращенную помесь гномов и существ Темного мира. Эта гнусная тварь оказалась настолько гадкой, что не унаследовала ни одного замечательного свойства гномьего племени. Творения Бартога стали называться гульгенами, что в переводе с языка номенов означает "выродок" и "мерзкий выкидыш". Чтобы понять всю глубину чувств, спрятанных за этим словом, достаточно припомнить жгучую ненависть гномов к этим тварям, граничащую с фанатизмом. Для гномов иметь такого "родственника" является страшным оскорблением, таким, что человек не в состоянии понять до конца всю его глубину.

Считается, что гульгены были настолько отвратительны даже сами по себе, что их постоянно снедала острая ненависть ко всему живому. В последующие годы Бартог насылал гульгенов на гномов, на эльфов и на людей, и каждый раз происходило жестокое сражение. Гульгенам полагалось питаться только тем, что они смогут добыть в бою. Номены и эльфы однажды вышли навстречу одному из отрядов этих тварей, спустившемуся с гор, чтобы совершить очередной грабительский набег. Говорят, что они бились с яростью, и даже воды реки Стад стекали в долину таким омерзительным потоком, в котором смешались и кровь гульгенов, и флюиды истекающего с гор зла, что одно прикосновение к этой воде означало немедленное сумасшествие. Отсюда возникло название - Бешеная река.

Эльфы утверждают, что в конце концов гульгены обратились против своего создателя. Гномы полагают, что чары, сковавшие номенов Макаабских гор, были каким-то образом разрушены, и тогда они напали на гульгенов и н всех темных тварей.

Что бы там ни произошло - навряд ли мы это когда-нибудь достоверно узнаем - но в горах разразилась страшная битва. Когда она закончилась, вдруг наступила пугающая тишина. Номены трех союзных армий исследовали все известные им входы в гору, причем многие были убиты магическими или механическими ловушками. В гномьих пещерах они обнаружили остатки банд гульгенов и дали им последний и решительный бой. Они также обнаружили выживших гномов Макаабских гор и отвели их в свои пещеры, но слишком глубоко проникать в подземные чертоги гномы не решились. Миазмы зла и страх перед черной магией оказались настолько сильны, что номены, для которых при обычных условиях не может служить преградой даже каменная стена, отказались от дальнейших попыток проникнуть в мрачные глубины подземелий и обширных пещер. Старые гномьи пещеры были замурованы, остались только несколько проходов и тайных лазов, необходимые для дозоров и патрулей.

Гномы - очень практичный народ, не слишком подверженный суеверным страхам, однако среди них упорно циркулируют слухи и легенды о том, что Бартог якобы спит под горами волшебным сном.

Древние Войны закончились, в мире воцарилось неустойчивое равновесие. Добро одержало победу почти на всей территории суши, зло было загнано н пустыри и в укромные уголки. На протяжении целой тысячи лет ни одна армия не маршировала по дорогам, чтобы сойтись в битве с другой армией. Оружие звенело и смерть свободно разгуливала лишь по ночам, по обочине темных дорожек. Видно, мечи слишком уж хитро устроены, чтобы по ним не тосковал человеческая рука и человеческая природа.

И мерзкие твари тоже разгуливали по ночам.

Этот период неустойчивого мира называется Старым Веком, или Веком Двенадцати Королевств, так как в то время их уже точно было двенадцать. С начала этого века мы ведем свой календарь.

Короли снова правили, барды распевали о героических подвигах. Как только дороги понемногу стали более-менее безопасными, снова оживилась торговля и земля стала процветать. Зло продолжало таиться в ночи, маячить во мраке крадущимися тенями, проявляться в недоверии между различными расами, но добро все же торжествовало повсеместно. Закон и порядок стали правилом, все разумные существа остерегались возвращения к хаосу и смятению.

Каждый старался жить настолько счастливо, насколько это позволяли ему его собственные недостатки. Возможно, что в Вейле это получалось лучше, чем в других местах, ибо сотрудничество существ, принадлежащих к разным культурам, в борьбе против общего врага привело к появлению в Вейле необычного союза трех рас.

Это был союз, который мог оказаться крайне полезным в ближайшем будущем, так как то, что мы обычно называем "миром", на самом деле является подготовительным периодом перед началом новой войны.

Вдоль западной границы Вейла крутым островом страха протянулись горы Макааб. Номены Палана стерегли этот остров с запада, номены Белых гор - с севера, номены Стальных гор - с востока, а эльфы Зеленых гор - с юга. Даже охотники не забредали в эти угрюмые районы. Только вооруженные дозоры изредка пробирались по одним им известным тропам.

Однако люди, крайне заинтересованные в развитии торговли, не слишком обращали внимания на старые сказки и призраки давно умерших гномов. Гораздо больше их беспокоило то, что они терпели убытки и не могли заработать столько золота, сколько им хотелось. Предания глубокой старины ветшали и покрывались пылью забвения, в то время как золото засверкало еще ярче и привлекательнее. Одиночные фургоны торговцев, пробирающиеся по грязи скверных дорог скоро превратились в караваны и обозы, дороги Вейл впервые почувствовали на себе окованные железом колеса огромных фургонов. Первое время товары через перевал доставляли небольшими партиями, навьюченными на нескольких мулов, но когда не произошло ничего страшного и сверхъестественного, если не считать двух-трех вывихнутых ног, дорог Бартога, достигавшая только до Скалы-Замка, была продолжена дальше, через перевал, на широкие западные равнины Палана. Так постепенно, этап з этапом, лига за лигой складывался Великий Западный торговый путь. Перевал, естественно, стал называться Проходом у Замка.

Чуть ниже верхней точки перевала, в том месте, где дорога совершал первый поворот перед началом спуска в долину Вейла, небольшая скала слегк выдается из массивного тела утеса. Она называется Восточным Бастионом. Ее усеченная вершина, называющаяся Восточной Башней, еще усиливает сходство со старинным крепостным сооружением. Внутри эта скала вся изрыт тоннелями, коридорами и комнатами, в которые можно проникнуть с естественной площадки у поворота дороги. По-видимому, это таким-то образом связано с тем, что когда-то, как предполагают, здесь располагался сторожевой дозор воинства Бартога. Вплотную к лицевой части этой скалы было выстроено деревянное двухэтажное здание. Путешественники и торговцы прозвали его Остановкой, и в этом качестве оно функционировало довольно долгое время. Говорят, что оно обитаемо. По моему мнению, если какое-то место и заслуживает того, чтобы в нем жить, так только это - во всех Макаабских горах".

Кевин обильно исходил потом, отрабатывая на верхней, тренировочной площадке казарм сегодняшнюю порцию обязательных ежедневных фехтовальных упражнений. После вчерашнего визита к Экклейну он все еще чувствовал себя несколько озадаченным, его внимание рыскало по сторонам, как потерявшийся щенок, и никак не хотело сконцентрироваться на упражнениях. Несколько мгновений назад Кевин заметил Слит, пробирающуюся в тени Юго-восточного бастиона. Девушка то исчезала, то вновь появлялась, словно демонстрируя свои особые способности. Теперь же она стояла поблизости, опершись о стену спиной, и улыбалась, олицетворяя собой тот самый призрак Поражения, о котором его предупреждал в академии Сэнтон. Призрак Поражения только и ждал, чтобы Кевин допустил ошибку.

- Я бы на твоем месте посильнее поддала вон тому, третьему чучелу! - крикнула она наконец, в интонации ее голоса чувствовалась улыбка. - Оно, похоже, слегка оправилось...

Услышав язвительное замечание, Кевин только крепче сжал зубы и принялся парировать серию воображаемых ударов очередного манекена.

- Ты всегда тренируешься столь самозабвенно? - снова улыбнувшись, поинтересовалась Слит.

- Зато ты, наверное, вообще никогда не тренируешься, - отвечал Кевин. - Ты просто прокрадываешься в темноте и берешь что нужно.

- Я все время практикуюсь, - скромно потупилась Слит.

- Полагаю, что так, - заметил Кевин.

- Кевин из Кингсенда! - раздался еще один голос, резкий баритон, который отличался от мягкого музыкального голоска Слит. Кевин повернулся, вытирая заливающий глаза пот. Если бы невысокая фигура не вышла из тени дальнего лестничного пролета, он мог бы даже не заметить ее. Это был Бестиан, литтлер из Стражи. Он приближался быстрой солдатской походкой.

- Мы уже встречались, - заявил он Кевину. - Шериф Гаскин просил меня присоединиться к вашей компании.

Кевин внезапно припомнил свой вчерашний вопрос по поводу разношерстности таких отрядов, который он задавал Экклейну. Видимо, это воспоминание вызвало на его лице такое выражение, что Бестиан выпрямился, а его голос стал жестче:

- Я все-таки уверен, Кевин из Кингсенда, что у тебя существует явное предубеждение против маленького народа.

- Уверяю тебя, Бестиан Таскер, что дело вовсе не в этом. Просто я огорчен тем, что шериф продолжает воплощать в жизнь свой план, не советуясь ни с кем, кроме самого себя.

- Он всегда так делает.

- Я пытался пошутить.

- Я тоже. - Бестиан некоторое время рассматривал Кевина с улыбкой н маленьком лице.

Кевин на мгновение замялся:

- У меня не было возможности сказать тебе... Я очень сожалею о смерти Викета.

Бестиан кивнул:

- Он был хорошим и храбрым товарищем. А сейчас мне надо идти в дозор. Поговорим позже, - он повернулся, прямой как палка, и пошел к лестницам.

- Привет, Слит, - бросил он на полдороги. - Ты в тюрьму или только что оттуда?

- Я просто решила подождать здесь, чтобы не вынуждать тебя разыскивать меня по всему городу.

- Это разумно с твоей стороны.

- Я стараюсь, Бесстрашный!

Кевин с удивлением уставился вслед уходящему литтлеру. Их отряд становился прелюбопытнейшим собранием людей.

Слит слегка рассмеялась:

- Что ты так глядишь, Кевин? Этот маленький медвежонок способен вырвать дракону когти на передних лапах. Он дважды задерживал меня. Во второй раз все произошло очень просто. Я сумела обогнать его на двадцать шагов и запереться в камере. А первый раз я что-то помню не очень отчетливо... - она улыбнулась в том направлении, куда ушел Бестиан. - Теперь, когда я знаю, что с нами идет Бестиан, я чувствую себя в большей безопасности. Он настоящий боец.

Вместо ответа Кевин яростно атаковал один из манекенов. Сталь клинк загудела, врубаясь в твердый дубовый шест. Внезапно он прервал упражнение.

- Бестиан... - он нахмурился. - Ты назвала его Бесстрашным?

- Его все так зовут.

В памяти всплыли странные буквы, нацарапанные на отвесной каменной стене: БеСТр - Бестиан Стоунволл Таскер?..

Кевин, Балак, Слит и Бестиан обедали в таверне "Знак Танцующего Поросенка". Слит рассказывала анекдот, и при всей своей к ней неприязни Кевин не мог сдержать улыбки - Слит очень удачно передразнивала акцент и манеру речи местных жителей.

"Жил да был один человек в Верхнем Вейле. Однажды он купил в городе несколько цыплят и увез к себе на ферму. Но через несколько дней он вернулся, чтобы купить новых цыплят, а в следующей декаде он снова приехал в город и купил еще.

- Интересно, что ты делаешь со всеми этими цыплятами? - спросил у него продавец.

- Ну, видишь ли, они просто дохнут как мухи, вот как, - ответил ему верхневейлец.

- Как же это может быть? - спросил продавец. - Те цыплята, которых я еще не продал - они все в полном порядке, сам погляди!

Житель Верхнего Вейла нахмурился, поскреб в затылке, и говорит:

- Действительно... может быть, я их слишком глубоко сажаю?"

Все покатились со смеху, один лишь Балак хмуро посмотрел на Слит. К большому удивлению Кевина, Бестиан и Балак держались друг с другом как старые товарищи; часто, разговаривая друг с другом, они переходили н диалект номенов, который звучал как низкое горловое рычание и хрип; Кевин понимал едва ли одно слово из десяти. В таких случаях Слит бросала на них сердитый взгляд и подмигивала Кевину, сверкая глазами. Она обладала весьм острым и озорным языком, а ее развитое чувство юмора требовало, чтобы вместе с ней веселились и другие. Бывало, Балак и Бестиан говорили друг другу что-то на грубом языке гномов, и Слит тут же издавала горлом громкий и противный скрипящий звук, а потом притворялась, будто просто поперхнулась.

- Ах, это мясо гораздо вкуснее, если его хорошенько промыть! - заявила она внезапно, явно намекая на булькающие звуки гномьего языка, затем сосредоточила все внимание на стоящем перед ней блюде, в то время как Балак многозначительно замолчал. Они говорили о чем угодно - о погоде, о городе, о долине, о наводнении, словом - обо всем, за исключением предстоящей вылазки в горы. Шериф пригрозил всем им серьезными последствиями, если в городе вдруг станет известно об их плане. Постепенно Кевин привык к обществу Слит и начинал выносить ее присутствие. Во всяком случае ему больше не хотелось немедленно зарубить ее мечом. Но - женщин или мужчина - она все же была воровкой. Ему вовсе не хотелось, чтобы его спину прикрывала женщина. Его очень раздражала ее способность внезапно исчезать и внезапно появляться. В своем поведении и в своих реакциях он была непредсказуема, и Кевин, считая, что на все эти качества он не мог бы полностью полагаться, снова спросил шерифа, способна ли Слит, по крайней мере некоторое время, хранить их план в секрете.

- Мне кажется, что наш план будет таким же секретом, как то, что в "Свином Рыле" подают кислый эль, - сказал он.

- Слит будет делать то, что лучше для самой Слит, - сказал ему тогд шериф. - Поверь мне, сейчас она уверена, что для нее будет лучше всего держать свой ротик на замке.

- Все равно мне это не очень нравится, и я ей не очень доверяю. Если там, наверху, что-нибудь произойдет не так, то я, как говорили у нас в академии, стану искать мою подходящую виселицу, чтобы вздернуть виноватого.

- Вот еще один довод в пользу того, чтобы с вами шел Бестиан. Он знает Слит очень хорошо. Если только у тебя нет никаких сомнений по поводу его качеств.

- Нет...

- Ты что-то не слишком уверен в своих словах. Ну что ж, придется мне тебе рассказать. Прежде чем поступить в стражники, он был охотником, и он был очень хорошим охотником! Он мог попасть из своего арбалета в игольное ушко и, ни минуты не колеблясь, бросился бы на медведя с одним ножом. Но он любит все делать по-своему. Не жди, что он станет сражаться с противником лицом к лицу, пытаясь выяснить, кто лучше владеет мечом. Лишь только начнется что-нибудь подобное, он исчезнет из виду быстрее, чем Слит, но если ты будешь внимателен, то услышишь за углом или в кустах какую-то возню. Пару лет назад здесь было двое отчаянных рубак, которым казалось очень смешным, что литтлер служит в Страже. Они собирались кинуть его в реку, но вместо этого им пришлось поковылять прочь из города, обогатив свой жизненный опыт кое-какими новыми сведениями о литтлерах.

Теперь же Кевин наблюдал, как Бестиан и Балак смеются над какой-то шуткой, и жалел, что не может понять их язык. "Язык номенов", - уточнил он про себя. В этот момент человек, сидевший за соседним столом спиной к ним, поднялся и, ощупывая себя, принялся жаловаться своим товарищам, что у него пропал кошелек. Сидевшие с ним за столом принялись потешаться.

- Ох, Ивэн, все понятно. Ты опять посеял деньги. Эта грустная история способна растрогать даже каменное сердце. Жаль, я слышу ее не в первый раз.

- Да, Ивэн, твой кошелек - как ленивая собака. Когда для нее находится дело, она как раз где-то прячется.

- Но он был у меня с собой! - возражал Ивэн. - Говорю вам, вот здесь, на поясе! - он еще раз поглядел под столом, затем с подозрением уставился на Слит и на Бестиана, которые сидели к нему спиной.

- В последнее время развелось слишком много ворья, любых цветов я размеров! - сказал он чуть громче, чем следовало.

Бестиан повернулся к нему и, слегка нахмурясь, смерил его взглядом с ног до головы.

- Я из Стражи, парень. Так что поищи своих воров в другом месте.

- Буду искать, где мне нравится! - Ивэн заглянул под стол, за которым сидели Кевин и Бестиан. - Я-то знаю, что он у меня был!

Слит наклонилась назад и тоже принялась глядеть под столом и шарить там ногами.

- Это не он? - спросила она, извлекая из-под стола потертый кожаный кошелек. В кошельке что-то звякнуло.

- Он! Вот он, оказывается где!

Слит, улыбаясь, кинула кошелек хозяину.

- Наверное, он просто завалился в тень.

Прежде чем снова вернуться к недопитой кружке с элем. Слит незаметно подмигнула Кевину и слегка передернула плечами.

Балак, который неотрывно смотрел на нее, вдруг повернулся к Кевину и громко сказал:

- Мы идем бороться с ворами, а тащим одного с собой!

Кевин поднял руку и сделал ему знак говорить потише. Балак умерил свой бас до неразборчивого гула.

- Этот главарь разбойники - Сандер называется, да?

- Сандер, - кивнул Кевин.

- Да! Сандер еще называется Паудук. Это имя один очень старый дух номенов. Означает - "Тот, который заставляет скалы падать".

- Откуда ты знаешь об этом?

- Знаю, - Балак заворчал.

Бестиан заговорил с ним на гномьем языке и получил короткий ответ.

- Он говорит, что это секрет гномов, - пояснил он.

Слит негромко рассмеялась:

- Гномьи секреты очень широко распространены. Я знаю главный: всякий раз, когда гном не хочет отвечать, он утверждает, что это - гномий секрет!

Балак поднял вверх узловатый, как ветка красного дуба, палец и ткнул им в Слит.

- Сейчас ты узнаешь еще один секрет, воровка!

Слит в притворном испуге отшатнулась назад, выставив перед собой раскрытые ладони:

- Успокойтесь, добрейший Балак! Я просто... - она не договорила.

Ее глаза внезапно расширились и уставились на, что-то, находящееся з спиной Кевина. На лице ее возникло такое изумленное выражение, что Кевин немедленно повернулся, машинально пригнувшись. Все в зале застыли - служанка замерла на полушаге с разинутым ртом, фермер в углу поднял кружку к губам, и теперь эль тек у него по подбородку, еще один крестьянин неподвижно застыл с недоеденной куриной ножкой во рту. В дверях таверны стояла женщина с собакой.

Они оба были белыми. Ослепительно белыми. Элегантный и ослепительный, этот цвет резал глаза даже в полумраке задымленной таверны.

Женщина стояла широко расставив ноги в высоких кожаных сапогах белого цвета. Белая туника из тонкого полотна опускалась до середины бедер. Поверх нее была надета подпоясанная сверкающая кольчуга. Тяжелый белый плащ, отороченный черным и красным, свисал с прямых плеч. Отполированный до зеркального блеска небольшой щит с изображением бычьей головы небрежно свисал с левого предплечья. На запястье правой руки висела на ремне небольшая булава с рукояткой бледно-серого цвета и с блестящим набалдашником наверху, словно сделанного из куска самородного серебра. Светлые волосы обрамляли лицо незнакомки словно капюшон, свободно ниспадая на спину. На ней был надет треугольной формы брелок - алый рубин в оправе, усеянной ониксами. Женщина была очень красива, но бесстрастным выражением лица походила скорее на мраморную статую, чем на живого человека. Она был высокого роста, но ее величественная неподвижность делала ее еще выше. Темные глаза, в которых не видно было даже зрачков, время от времени вспыхивали сверхъестественным сиянием. Глаза смотрели в пустоту и, казалось, ничего не видели.

Глаза пса, напротив, казалось, видели всех сразу и каждого в отдельности. Они были неестественно прозрачны и слегка раскосы, но пронизывали каждого буквально насквозь. Это был огромный пес, белый как снег, который стоял, низко пригнув лобастую голову, как делают волки.

- Я ищу Кевина из Кингсенда, - произнесла женщина в мертвенной тишине. Ее голос, как и лицо, ничего не выражал, но был чист и прозрачен, как звук серебряного рожка.

Ни один человек не пошевелился.

Ее рассеянный взгляд словно нехотя обежал зал и остановился н Кевине. У Кевина от этого взгляда по коже побежали мурашки, и он осознал, что продолжает стоять вполоборота к двери, причем его тесак оказался в довольно неудобном положении. В случае необходимости выхватить его было бы нелегко.

- Вот он, - женщина утвердительно качнула головой.

Взгляды всех присутствующих немедленно обратились к Кевину. Он мигнул и повернулся к остальным.

- Разве на мне что-нибудь написано? - спросил он у Бестиана и, не получив ответа, повернулся к женщине: - Да, это я.

Женщина сделала несколько шагов и оказалась возле стола. Пес следовал за ней.

- Мое имя - Альбина, - она сделала ударение на первом слоге. - Я - Приоресса Баалаба-мстителя. Я должна участвовать в вашем походе против сил зла.

Балак завозился на скамье и проворчал:

- Это секрет, однако.

- Я дала страшный обет, - продолжал звенящий голос, - с тобой, перед тобой, позади тебя, рядом с тобой - я стану сражаться с этим злом, ибо Баалаб избрал меня для этого и дал мне необходимую решимость. Баалаб истинно говорит, что "либо живешь в добре, либо умрешь во зле!" Я - всего лишь жалкий инструмент его ужасной воли!

По комнате пронесся легкий шелест, словно все одновременно вздохнули. Кевин поднял ладонь, чтобы остановить ее:

- Не могли бы мы поговорить об этом чуть позже? В казармах Стражи завтра утром?

По женщина как будто не слышала его:

- Я обладаю такими способностями и повелеваю такими силами, которые могут помочь тебе. Я умею распознать зло и его коварные ловушки, какими бы они ни были. Я умею лечить раны и болезни, я могу снимать и наводить порчу. Я могу благословить, а могу проклясть. И... - тут она подняла вверх руку, - с могучей помощью великого Баалаба я могу при помощи заклятая оживлять мертвых!

Некоторое время в таверне стояла гробовая тишина. Затем, словно последнее из перечисленных заклятий внезапно сработало, неподвижно сидевшие посетители таверны вскочили. Сначала несколько отважных храбрецов, отшвырнув стулья, бросились к дверям, а за ними, словно горный обвал, сметая все на своем пути, ринулись все остальные. Перевернутые стулья и скамьи, опрокинутые столы, сброшенная на пол посуда и утварь, - казалось, здесь пронесся смерч или ураган. В дверях, выходивших на улицу и на аллею, образовалась свалка, так как они вдруг оказались слишком узкими. Никто не осмеливался заговорить - люди только старательно сопели и бранились вполголоса, прокладывая себе путь наружу.

В таверне остались только Кевин, Балак, Бестиан и Слит, да еще двое оцепеневших от ужаса фермеров, которые сидели в углу и путь отступления которым теперь был отрезан. Кевин внезапно понял, что разглядывает незнакомку, широко раскрыв рот. Смутившись, он немедленно его закрыл. Из задней комнаты показался хозяин таверны, вытиравший грязным фартуком руки. Его лицо налилось пунцовой краской гнева, а сам он был огромен - совершенно одинаков в высоту и в ширину.

- Ваш приход обошелся мне в кругленькую сумму, ваша милость, - начал он решительно, однако по мере того как он приближался, он шагал все медленнее, а пыл его угасал. Альбина разглядывала его совершенно равнодушно, в то время как пес слегка зарычал. Хозяин таверны остановился и нервно облизал губы, беспомощно оглядываясь на всю четверку, словно в поисках поддержки.

- Я пришла сюда по воле Баалаба, - сказала Альбина, - но если это потревожило твоих покупателей и нанесло тебе ущерб, то этот ущерб я обязана возместить.

С этими словами она отвязала от пояса кошелек из белой кожи, достал из него несколько монет и протянула трактирщику.

- Все, что у меня есть с собой, - это пять золотых. Достаточно ли этого?

Трактирщик протянул руку к деньгам.

- Одного вполне хватит, не так ли, Роланд? - это заговорил Бестиан.

- Но ведь все разбежались... - как бы в подтверждение своих слов Роланд обвел взглядом опустевшую комнату.

- Они вернутся, - убежденно сказал Бестиан. - Они вернутся, и до закрытия ты продашь весь свой эль, осушишь все бочки до самого дна. Так что, вероятно, серебряной кроны вполне достаточно.

Хозяин таверны поспешно схватил золотой и подобострастно улыбнулся:

- Одного вполне достаточно, ваша милость.

- Баалаб говорит, что справедливым быть хорошо. Ты добрый человек, трактирщик. Да снизойдет на тебе Баалабово благословение.

Затем она обратилась к Кевину:

- Я должна быть с вами, когда вы отправитесь исполнять свою миссию.

С этими словами Альбина внезапно повернулась и вышла, пес побежал з ней. На улице раздался быстрый топот башмаков зевак, бросившихся врассыпную. Трактирщик с недоверием рассматривал золотой, словно боялся, что монета может исчезнуть у него на глазах. Затем он посмотрел на двери, на Кевина и его спутников, посмотрел в дальний угол комнаты и на бледные лица за окнами и в дверном проеме.

- Она ушла, - громко объявил он. - Бесплатное угощение первым пяти, кто успеет занять столик!

В этот раз свалка в дверях вышла едва ли не больше, чем несколько минут назад.

- Из каких вовеки проклятых глубин появилась эта... - начал было Кевин, но Слит остановила его поднятием руки и кривой улыбкой.

- Будь осторожен. У баалабитов длинные уши и ни капли чувства юмора. Если начинаешь их слишком подробно расспрашивать или, если они вдруг решат, что над ними потешаются, то тогда ты в опасности. Они могут объявить тебя... - Она наклонилась ближе, расширила глаза и произнесла: - Могут объявить тебя злом!

Балак хрюкнул, сверкнув голубыми глазами из-под нависших бровей.

- Злом? Вот как? Зло будет, когда ее отведать моего топора!

- Мой добрый гном! - Слит тихонько присвистнула. - Баалабиты обладают слишком прямым...

- Ты! - перебил ее Балак, снова уставив в нее палец. - Никогда, никогда не смей говорить гном, что делай! Твоя поняла?

Слит, притворившись испуганной, с мольбой подняла руки:

- Моя очень хорошо поняла, Балак. Никогда.

- Никогда не слышал о Баалабе, - заговорил Кевин, пытаясь направить беседу в другое русло.

- Это далеко на юго-востоке, - ответил ему Бестиан. - Жестокая, жесткая и нетерпимая религия. Они не признают никаких отклонений от слов Баалаба и от истины, как они ее представляют. Их священники - это служители закона и судьи. Они выслеживают зло, судят его и приводят приговор в исполнение. Очень быстро и удобно. - Бестиан коротко рассмеялся. - Их религия основывается на постулате, что если неверного изо всей силы треснуть по голове подходящим предметом, то он немедленно обратится в их веру. Если останется жив, конечно.

- Наша компания становится все более странной, - покачал головой Кевин. - Кого нам на самом деле не хватало, так это религиозного фанатика!

- Фанатик она или нет, - возразил Бестиан, - но обрати внимание н ширину ее плеч. Эта ее палица предполагает изрядную силу и умение с ней обращаться. Только одно... - он на мгновение умолк, но тут же продолжил: - За этими глазами не видно живого человека. Ты заметил? На ее лице не видно было никаких чувств. Ни чувств, ни эмоций, ничего! Она вполне может оказаться ожившей статуей или чем-то в этом роде.

- Очень может быть, что она не принадлежит к числу смертных, - вставила Слит со своей неизменной улыбкой. - Может быть, она на самом деле - существо из другого мира, какой-нибудь демон, а ее собака на самом деле - черная ночная гончая.

- Я не очень верю во все это, - нахмурился Кевин. - Что меня действительно занимает, так это то, откуда она узнала о готовящейся экспедиции?

- Секретное дело! - насмешливо проворчал Балак.

- Верно, - согласился Кевин. - Я не уверен, что в городе теперь остался хоть один человек, который не знает обо всем этом!