Утром меня как всегда будит истошный крик брата.
— Рота подъём! — Вопит он и стягивает с меня одеяло.
Как же меня достало делить с ним комнату! Он как пришёл из армии — даже на работу до сих пор ни фига не устроился и в институт не торопится. Съехал бы хоть в общагу какую-нибудь, а то глаза мозолит! Целый год без него так хорошо было — вся комната моя, никто не орёт, никто носки свои не разбрасывает, на мозги не давит. А теперь даже компьютер на сто паролей закрываю, потому что Серёга так и норовит в мои дела нос сунуть. Ну бесит, честное слово!
Я вхожу в ванную — там на верёвках сохнут постиранные рубашки. Я трогаю каждую из трёх по очереди — ни одна не высохла.
— Мам! — Кричу я. — Ну ты чо, опять под утро что ли засунула стирку! Не высохло ничо!
— А ты на мать ещё покричи! — Вступает отчим. — Сам в следующий раз стирать будешь!
— Да, блин, мне в школу надевать нечего! — Возмущаюсь я.
— Вчерашнюю надень! — Кричит мама.
Я недовольно морщусь, возвращаюсь в комнату и достаю из шкафа вчерашнюю рубашку. Хорошо хоть я её в грязное бельё не кинул. Но она всё равно не свежая, да ещё гладить её. И брюки помялись — опять Серёга их с вешалки скинул. Что опять за тупое бесячие утро! Перед уходом успеваю только бутерброд с колбасой в рот закинуть.
В школе на перемене Влад показывает видео, где какие-то пацаны издеваются над педиком. Они вычислили его, потом всей компанией поймали и унижали, снимая всё это на камеру. Тыкали ему в лицо резиновым членом, обзывали, били.
— Правильно, этих пидарасов надо мочить! — Говорит Влад, и все ему поддакивают.
Мы смотрим ещё несколько таких же видео в этой же группе Вконтакте, ребята ржут.
— Да ладно, — решаюсь заговорить я, — ну педик и педик, кому какая разница…
— Ты чо! — Толкает меня Пашок. — Ещё этих уродов-извращенцев защищать будешь!
— Да не, не защищаю я никого, просто…
— Они больные! — Объясняет мне Влад. — Раньше их лечили или в тюрьму сажали! А теперь развелось! Вон, малолетки туда же, — он кивает на телефон, где как раз на видео демонстрируется очередное унижение.
Неслабое, надо сказать, унижение — парень заплакать готов.
— Ну а если бы, например, твой брат, или друг педиком оказался… — Пытаюсь предположить я, но Влад меня сразу грубо обрывает.
— Ты чо! Даже не шути так! Да мне ссать в один толчок с такими уродами моральными стрёмно! Убил бы на хрен сразу!
Тут в класс входит Артём Левин. А он сегодня так вырядился — аж тошнит. Мне сразу паршиво становится в своей вчерашней рубашке. Хочется спрятаться куда-нибудь и не выходить — как бомж последний себя чувствую.
— Вон, тоже ещё не понятно, кто такой! — Кивает в сторону Левина Влад. — Одевается как петух, да волосы гелем ставит!
— Да ну Артём-то не педик! — Возражаю я.
— Да хрен знает, — отвечает Влад. — Если и не педик, то зачем-то хочет таким казаться! Рубашку, вон, голубую, надел, точно голубой!
Когда подходит время урока физкультуры, Влад говорит, чтобы я испортил Левину рубашку.
— На фиг? — Спрашиваю.
— Да чтоб не выпендривался! — Отвечает Каримов. — В голубую полосочку, тоже мне!
Я не в восторге от этой идеи, хотя меня, конечно, зависть гложет не по-детски на счёт этой рубашки. Я, ясное дело, своим не говорю, но мне она очень нравится. Я и сам был бы рад в такой ходить и поэтому портить мне её совсем не хочется.
— Да хватит его чмырить! Нормальный он парень, хоть и фигурист, — пытаюсь шутить я.
Но Пашок, а следом и все остальные поддерживают идею Влада. Потом Каримов начинает спорить, что мне духу не хватит написать «хуй» на рубашке Артёма.
— Да зачем так! — Словно оправдываюсь я.
— А чо, — встревает Денис, — ты, может, тоже пидорок? — он странно прищуривается. — Может, ещё запал на Левина, вот и не хочешь его пидорскую рубашку портить?
— Да отвали ты! — Отмахиваюсь я.
Совсем не хочется, чтобы на меня падали такие подозрения.
— Короче, если ты не педик, то вот тебе маркер, и на физ-ре действуй! — Заявляет Влад. — Иначе будем считать, что вы с Левиным голубые.
С такими раскладами мне, конечно, плевать на рубашку Артёма, и на то, что он подумает, и на его чувства. Мне на фиг не сдались такие подозрения, и я очень смачно порчу ему рубашку, пока он подтягивается. Этот маркер не отстирывается, и Левин идёт на следующие уроки в потной футболке. И учителя тыкают его за неподобающий внешний вид. Хотя, по мне, так у него и спортивная футболка круче, чем моя несвежая вчерашняя рубашка. Всё равно, даже после нашей издёвки, Левин выглядит круто и как-то достойно. Уж точно достойнее, чем все мы вместе взятые. Он всегда так держится, с гордо поднятой головой, как будто ему и дела нет до нас. Он вообще непробиваемый. Может, потому что у него этих рубашек сто пятьдесят штук, так ему и не жалко. Я смотрю на него — нет, он точно не педик. Если бы был педиком, то наши подколы его бы задевали, а так как ему совершенно по фигу, то точно он нормальный пацан.
Вечером мы идём с пацанами на турники. Там есть ещё железные трубы, на которых можно сидеть. Сегодня приходят девчонки, Танька, Маринка, Юлька, Маша и Настя Доронина, которая сразу же прилипает ко мне. Садится ко мне на колени, открывает бутылку пива и начинает всем рассказывать, как у меня тогда ничего не получилось. И все, естественно, начинают ржать, подкалывать меня, скалиться и намекать, уж не пидор ли я. Я Настю просто убить готов. Уж оторвать её длинный язык точно.
— А потому что не фиг своим языком лезть так настойчиво! — Оправдываюсь я. — Тоже мне, по кустам зажиматься! Нормально целоваться сначала научись!
Я легонько отталкиваю Доронину, но она моментально взрывается.
— Чо? — Наезжает она. — Это я что ли целоваться не умею? Да ты точно ненормальный, Сорокин! Вообще охренел! Импотент, так и скажи!
— Может, он правда из этих, из голубых… — Подхватывает Маша.
— Чо ты несешь-то! — Перебиваю я и потом обращаюсь к Насте. — Да пойдём хоть сейчас, если хочешь?
— Чо пойдём? — Усмехается Доронина. — Куда?
— Да хоть вон, в подъезд! Если ты сомневаешься, что я не педик, то пойдём докажу!
Влад и Пашок вместе с остальными живо подхватывают идею необходимости доказать моё влечение к девушкам, и Настя соглашается. Каримов даёт мне презерватив, и мы с Дорониной удаляемся к кирпичной четырнадцатиэтажке, где обычно уединяются все из нашей компании.
Пока мы идём, я жуть как волнуюсь. Если у меня опять ничего не получится, если у меня опять не встанет на Доронину, то точно все будут думать, что я сраный гей. И вот, мы уже заходим в подъезд, а у меня никакого возбуждения. И я тогда начинаю быстро вспоминать сцены из порнухи, которую недавно смотрел. Я представляю крупные планы, движения, и у меня начинается эрекция. Мы поднимаемся в грязном тусклом лифте, потом спускаемся на один пролёт лестницы. Здесь пахнет мочой и мусором. Кажется, я даже вижу мелких вонючих мошек у мусоропровода. Стены ободраны, везде нацарапаны, написаны и выжжены ругательства, названия популярных групп и чьи-то имена. Лампочка едва светит и периодически мерцает так неприятно, что бьёт по глазам. В общем, это стандартный подъезд. В таком живу я, в таком живёт Настя, в таком живём все мы. Я расстегиваю джинсы, всё ещё видя перед собой сцену из порнушки — главное, чтобы получилось. Я даже не думаю о Насте. Да я почти и не вижу её перед собой. В общем, кое-как у нас всё складывается. Доронина зачем-то изображает страсть и удовольствие. Я даже не кончил, но обсуждать это необязательно. Кажется, Настя довольна. Она натягивает джинсы, поправляет волосы, и мы возвращаемся к ребятам. Слава Богу, Дорониной хватает невоспитанности растрындеть всем, как ей было хорошо. Вот дура. А у меня теперь никак эти порнушные сцены из головы не выходят, в общем, вскоре я ухожу домой.
Если честно, мне хочется просто прийти, закрыться в комнате, включить комп и подрочить. Если брат дома, то закрыться в ванной. Но мама зовёт ужинать, да и отчим тут. В общем, мне приходится ещё минут сорок сидеть с семьёй перед телевизором и смотреть какое-то идиотское ток-шоу, в котором рассказывают опять про какую-то чернуху. В некой области в некоем городе педофил ловил мальчиков и насиловал их. Меня аж тошнит от этих историй, а мама смотрит внимательно и вздыхает, и охает, и ахает.
— Смотри, — обращается она ко мне, — если вдруг у вас в школе или где-то ещё этих голубых заметишь, ты скажи, надо их сразу в полицию сдавать! Совсем распустились! Бездуховность сплошная! И по телевизору только про этих гомиков! Смотри, Димка, если только кого такого заметишь, сразу сообщай куда следует!
Я сижу, опустив голову и киваю. Киваю так активно и правдоподобно, что чувствую себя просто китайским болванчиком. Как же мне противно. Хочется просто сквозь землю провалиться от всех этих разговоров. Я встаю и быстро иду в свою комнату. Там раздеваюсь и ложусь в кровать, укрывшись одеялом с головой. Хочется уснуть и не просыпаться.