Глава 11

Афаэль посмотрел вверх. Над ним ярость шторма молотила по кинетическому щиту. Полупрозрачный барьер изогнулся, как ткань под ударами. Мощь жрецов Псов была впечатляющей, но ведь это был их мир, и кто знает, какие сырые энергии существуют здесь, готовые для использования дикарями в наполовину осмысленных ритуалах. Вихрь мог принести определенный вред флангам его армии, но он всего лишь замедлит наступление на Врата.

Новая волна пылающего града обрушилась на щит, еще больше нагружая защитную магию. Афаэль взглянул на пеленгаторы позиции на дисплее шлема. Его маги были равномерно расположены по войску, давая энергию оберегам. Хетт, самый сильный из Рапторов, был неподалеку, работая с невозмутимым знанием дела, поддерживая купола охраняющей магии, которые обезопасили командные отряды войск, когда те медленно продвигались на дистанцию ведения огня.

Афаэль обратил свое внимание на тактическую ситуацию. Он стоял глубоко в рядах своего Легиона, окруженный терминаторской свитой. С обеих сторон от него находились «Лендрейдеры», каждый из них был полностью укомплектован рубрикаторами и катился вперед со скоростью пешехода. За ними двигались БТРы «Химера», сотрясающиеся от попаданий, когда снаряды Псов пробивали более слабые части барьера и взрывались среди них. Впереди по-прежнему приближались к горе мобильные орудия. Позади них неподвижными рядами расположились более мощные орудия, разведя станины для увеличения горизонтальных секторов обстрела и задрав свои гигантские стволы до углов стрельбы. Они вздрагивали от каждого взрыва, посылая клубы черного дыма в уже потемневший воздух.

Обзор перед ним заполнила вершина Клыка. После очередного дня массированного обстрела высокий пик был полностью охвачен огнем, разрываемый свирепыми ветрами на закручивающиеся языки плазмы. Ответный огонь оставался сильным дольше, чем он рассчитывал, посылая смерть в прореженные колонны из сотен орудийных позиций вокруг возвышающихся Врат, но по мере уничтожения установок поток уменьшался.

Орудия замолкали одно за другим. Наносимые ими потери были допустимыми, Корвиды рассчитали их много месяцев назад и внесли в боевые отчеты. Танки будут гореть, смертные будут умирать, но наступление не остановится. В течение нескольких часов разрушители ворот доберутся до своей цели и грубые глыбы порталов из камня и льда будут пробиты.

Затем начнется настоящая работа.

+ Как успехи, брат?+ передал Афаэль, зная, что вопрос рассердит Темеха, находящегося в сотнях километрах над ним на «Херумоне».

Последовала долгая пауза, прежде чем пришел ответ.

+Ты должен отложить разговор. Я не могу оставаться на связи с тобой, не в этом состоянии.+

+Мои извинения. Но ты должен знать, штурм ворот близок.+

+Зачем? Это не имеет значение, пока не сняты обереги.+

Афаэль обнаружил, что тон Темеха задел его. Корвид был в безопасности, окруженный комфортом огромного убежища «Херумона». Здесь на льду ситуация была намного менее комфортной.

+Они будут скоро сняты. Мне нужно знать, что твоя работа продвигается с такой же скоростью, что и моя.+

+Я извещу, когда буду готов. До этого не связывайся со мной снова.+

Связь между магами прервалась. Разрыв был почти болезненным, из-за чего глаза Афаэля стали слезиться.

Почему он такой враждебный?

Он почувствовал укол гнева, трепет разочарования в ответ на высокомерное поведение Корвида. Из-за этого в шее снова вспыхнул зуд, пробежавшийся по коже.

Он напрягся и остановился на пути к воротам. Его терминаторы без звука сделали то же самое.

Инфекция распространялась.

Он знает.

Недовольство сменилось холодными тисками беспокойства. Со времен рубрики Аримана угроза мутации стала самым большим позором, последним табу. В Легионе, пожертвовавшем всем, чтобы избежать когтей Изменяющего Пути, любой признак того, что магия не оказалась абсолютно успешной, был чем-то близким к ереси.

— Увеличить скорость, — рявкнул он по оперативному каналу.

С обеих сторон «Лендрейдеры» добавили мощности и увеличили скорость. Все больше артиллерийских орудий достигали огневых позиций и зарывались в твердый как сталь камень.

Ну почему сейчас? Почему, когда час моей победы приближается, вернулось это… изменение плоти?

Он посмотрел на Врата, пробежавшись взглядом по горящему камню. На нем были вырезаны знаки, защитные символы, предназначенные для изгнания изменяющей силы колдовства. Он должен был уничтожить их, чтобы подготовить почву для прихода великой силы.

По какой причине я осужден на это?

Когда Афаэль посмотрел на могучие руны, вырезанные на возвышающихся скалах, его настроение еще больше омрачилось. Мистические образы просто напомнили ему то, что он уже знал — от судьбы не уйдешь. Если и существовало спасение для него, оно находилось не в крепости Псов Императора.

Да будет так. Я приму это, и обращу эту порчу в силу.

Он продолжил движение, едва замечая сопровождающих терминаторов. Пиррид чувствовал, как ускоряется мутация внутри него, бурлит под его кожей подобно рою пойманных насекомых. Еще некоторое время доспех будет скрывать следы.

Над ним новые плазменные взрывы пробежались по кинетическим щитам. Град снарядов вскрыл бронетранспортер, а штормовой ветер перевернул его раскаленный остов. Каждое мгновение умирали люди, сотни людей, все они были топливом для огня, который пылал уже века. Их судьбы значили для него очень мало, и даже меньше с тех пор как его собственные шансы уменьшились.

— Лорд, разрушители ворот выходят на позиции перед обеими целями, — раздался по радиосвязи голос Стража Шпилей. — Они ждут ваших приказов.

Афаэль почувствовал, как скривились губы, хотя движение не было намеренным. Зараза добралась до его лица.

— Передай им открыть огонь по готовности, — ответил он, стараясь изо всех сил сохранить обычный голос по каналу. Пот стекал по дергающейся коже. — Доставь нас туда быстро, капитан. Эти бесполезные игры не по мне, и я жажду пролить кровь.

Черное Крыло шагал по коридору с двумя дюжинами облаченных в броню кэрлов. На нем был его панцирь, а в руке болт-пистолет. Его люди шли осторожно, с оружием наизготовку, широко раскрыв глаза за защитными масками. Даже после долгих часов поиска он все еще был бдителен. После того как задача по ремонту двигателя переросла в миссию по убийству, его усталость улетучилась.

Нейман изучил тело члена экипажа в совещательном зале и сказал остальным то, что они уже знали. Человек был шпионом, измененным, чтобы слиться с окружением, молча передавая информацию из необычных глазных яблок кому или чему бы то ни было, контролирующему его. С того момента Черное Крыло обыскал весь корабль, двигаясь по палубам с беспощадной эффективностью. Во время поиска были найдены другие шпионы, все с такими же трансплантированными глазными яблоками. Теперь они все были мертвы, их тела были брошены в топки машинариума.

Черное Крыло внимательно огляделся. Они были внизу корабля, проходя по местам, где освещение было слабым, и куда немногие члены экипажа имел причины приходить. Идеальное место для укрытия.

Волчий скаут знал насколько уязвимым он был. Какой бы интеллект не контролировал тех марионеток — он был мастером колдовства. У Черного Крыла не было оружия для борьбы с такими силами, а его матросы были еще менее способны защитить себя. Даже если удастся найти место, где скрывается незваный гость, он не мог надеяться убить его.

Перспектива не пугала его, но определенно раздражала. Как минимум он надеялся выживать достаточно долго, чтобы запечатлеть свой маневр над Фенрисом в сагах. Мысль о том, что все это могло быть напрасно, раздражала.

И, конечно, вопрос выживания Клыка. Это тоже было важно.

— Где мы, Хель подери? — спросил он по воксу, глядя с отвращением на грязные, темные туннели впереди.

— Под кормовыми топливными цистернами, лорд, — раздался голос хускэрла Рэкборна. Его голос звучал напряженно. Не испуганно, но явно напряженно. Черное Крыло порой забывал, что смертным необходимо спать по нескольку часов в каждом цикле. Если в скором времени они не найдут то, что хотят, он должен будет на некоторое время объявить отбой.

Такие слабые. Такие утомительно слабые.

Он взглянул на дисплей шлема. Скауты редко носили в бою шлемы, чего Черное Крыло никогда не понимал. Рисковать потерей головы от случайного лазерного луча было скорее глупостью, чем бравадой. Его шлем с прозрачным забралом был оснащен тактическим дисплеем, который показывал жизненные показатели в радиусе тридцати метров и сообщал о статусе его отряда. Не такой комплексный, как шлем доспеха Mk VII, который носили Охотники, но не намного хуже.

Все руны на визоре показывали в реальном времени все более непочтительные требования Неймана вернуться. Последние шесть часов он был нужен навигатору на мостике, чтобы одобрить курсовые векторы, прежде чем тот удалится в свою наблюдательную комнату.

Черное Крыло усмехнулся. Он не собирался прекращать поиски по такой обыденной причине. Хотя необходимость в раскрытии лазутчика не была столь неотложной, он получал удовольствие, заставляя трехглазого мутанта ждать.

— Нашли что-нибудь здесь? — передал он своему отделению, напрасно надеясь, что их снаряжение обнаружило сигнал, который не смогло обнаружить его.

— Никак нет.

Черное Крыло позволил своим фотореактивным линзам сделать визуальную работу за него. Он, как и его родичи, обладал удивительной чувствительностью на движение даже в почти полной темноте. Его ноздри могли отличать самый тонкий запах, оставшийся среди духоты машинного масла и обычной трюмной грязи. Его осязание могло заметить движение по палубе в сотне метрах, а слух уловить кашель кэрла на командном мостике.

— Пошли, — прорычал он, двигаясь вперед. Туннель впереди сужался, изгибаясь вокруг поврежденной переборки, опутанной электропроводкой. Вдали периодически мигали лампы, ненадолго освещая очертания решетчатых металлических перегородок.

Черное Крыло обошел переборку. Шаги солдат были незаметны для смертных, но по-прежнему оповещали об их присутствии тех, кто умел слушать. Отряд продвинулся вперед на двадцать метров, прежде чем достиг Т-образного перекрестка. Тянувшийся перед ним коридор был в плохом состоянии. Пучки кабелей свисали с потолка, как бурьян, шипя и потрескивая. Пол прочертили трещины, а междупалубное пространство были минимальным. Даже кэрлы наклонялись, а Черное Крыло неловко согнулся. Единственным освещением оставались светильники на уровне пола. По-видимому, они светили на четверть мощности.

— Налево или направо? — задумался Черное Крыло, водя пистолетом из стороны в сторону. В этот момент он почувствовал покалывание в ладонях. Необъяснимое чувство ожидания овладело им, и он прищурился.

В нескольких метрах слева был открытый служебный люк, его решетка медленно покачивалась на единственной уцелевшей петле.

Иногда сверхъестественные чувства, рожденные Канис Хеликс, превосходили любую технологию. Черное Крыло взглянул на отверстие и почувствовал, как сами по себе напряглись его мышцы.

— По моему знаку, — передал он, готовясь идти вперед. — Будьте….

Это было последнее, что он сказал, прежде чем стена взорвалась. Огромная бронированная фигура в сапфировом боевом шлеме выскочила через кружащиеся обломки металла, навела болтер и открыла огонь.

Черное Крыло бросился лицом на пол, почувствовав, как снаряды просвистели над спиной и разорвались среди его людей. Коридор позади него вдруг наполнился криками, прерываемыми спорадическим ответным огнем.

Не обращая внимания на пули, Черное Крыло перевернулся на спину, пытаясь прицелиться и одновременно уклониться от града болтерных снарядов. В этот момент он увидел вторую фигуру, вырисовывающуюся из полумрака. Она прихрамывала и хрипела, как лопнувший пузырь, гребень ее шлема был сделан в виде капюшона кобры.

— О, паршиво, — зарычал он, проклиная свою глупость и отступая назад. — Совсем паршиво.

Рокот взрывов пробежался по земле, встряхнув основания гор и туннели, бегущие на километры вниз. Разрушители врат, огромные машины уничтожения, построились в боевой порядок для ведения огня. На громадном бронированном шасси был установлен единственный орудийный ствол, длиной в двести метров, темный, как тени Подклычья и покрытый полосами копоти. Их отбуксировали на позицию под прикрытием обстрела артиллерии меньшего калибра и теперь бросили в бой.

По сути, каждая машина была частицей техноколдовства, сплавом запретных устройств и запрещенной механики с дюжин утерянных миров. Странные энергии, похожие на ртуть, вращались по поверхности стволов, мерцая призрачным, наполовину видимым колдовским светом. Изнутри жерл раздался низкий вой, смутный звук, который разносился эхом, как пьяные всхлипы огромной, не поддающейся описанию толпы. Дульные срезы орудий были опоясаны эзотерическими бронзовыми фигурами, так любимыми их создателями. Все они были разными и их изобразили с определенным смыслом, давно забытым в смертной галактике.

У них были имена, у этих чудовищ. Когда их собирали на протяжении веков в демонических литейных цехах глубоко в Оке Ужаса, Тысяча Сынов настояли на этом. Итак, это были «Пахет», «Таламемнон», «Маахекс» и поврежденный сильным огнем оборонительных батарей «Гнозис». Последний сильно дымил, при попаданиях он содрогался и испускал клубящиеся столбы черной копоти.

Они открыли огонь. Взрывы были ужасными, они сбивали с ног солдат поблизости, нарушали данные ауспиков, перегружали акустические системы, распыляли сам воздух, когда гигантские желто-неоновые лучи энергии понеслись к своим целям. Взрывы от ударов в цель были подобны приливным волнам — громадные, грохочущие стены колеблющегося пламени, которые омывали уже истерзанные склоны Клыка.

Снова и снова разрушители врат выплескивали свою мощь, заглушая все остальные звуки: непрерывный поток плазмы с орбиты, крики умирающих и раненых на подступах к Вратам.

Они не были утонченным оружием. Им были необходимо огромное количество вспомогательных войск для защиты, они поглощали целые резервуары прометия за секунды, и приводились в действие сотнями прикованных смертных, многие из которых были подсоединены проводами к нелепому сплаву человека и оружия.

Их единственной целью было пробить порталы Клыка, уничтожить оборону крепости Русса и превратить ее в разрушенные пустоши, подобные Просперо. Души тысяч смертных, погибших при их создании, заключили в конструкции, чтобы связать внутри адские силы. Легион исчерпал себя, создавая их, вложил в них все средства, которые у него все еще были, хорошо зная, что однажды они пригодятся.

Эти устройства были заявлением.

Мы уничтожим себя, истощим, искалечим нашу будущую боеспособность и оставим себя беспомощными, только для того, чтобы мы смогли уничтожить Врата, защищающие вашу цитадель.

Они снова выстрелили, извергая лучи разрушения, похожие на частицы сверхновой, изливая ненависть, которая кипела более тысячи лет и фокусируя ее на Вратах.

И эти громадные арки, вырезанные из холодной скалы не менее мощными древними машинами, от удара начали светиться красным светом и дрожать в раскаленном мареве. Пустотные щиты укреплялись отчаянными кэрлами, питаемые дополнительной энергией из неистощимых источников под Клыком, пока невидимые барьеры не загудели. Камень трескался и крошился, поколебленный потоком огня и энергии.

Над перемычкой Врат Восхода была вырезана руна Гморл. Она означала Вызов.

Когда она, наконец, была разбита, гигантский вздох потряс камни. В воздухе раздался щелчок, и от цитадели разошлась ударная волна. Столбы из гранита и адамантия рухнули, нарушив симметрию опор. Под Вратами открылись трещины, пробежавшись по земле, как ручейки темной лавы.

Оставшиеся пустотные щиты задрожали, и те, что были на нижнем уровне пали. Град огня немедленно прошел сквозь бреши, ударив в гору за ними. Разрушители ворот перенастроились и нацелились на самые слабые точки. Их громадные стволы выпустили потоки разрушения, и Врата Восхода исчезли за стеной плазмы.

Когда облака пламени рассеялись, огромные ворота оказались открытыми, сильно раскачиваясь на петлях размером с «Громовой ястреб», удерживаемые только продолжающимися вокруг них взрывами.

Минуту никто не двигался. Словно ужаснувшись содеянному ими, вся армия Тысячи Сынов застыла, уставившись на отверстие в стене горы. По полю битвы пронесся рев ветра, его гневный тон сменился воем муки.

Затем паралич прошел. Люди бросились вперед, защищенные с флангов танками и бронетранспортерами. Артиллерия возобновила свой уничтожающий обстрел. Орда воинов авангарда, многие тысячи, ряд за рядом, хлынули к Вратам, внезапно охваченные надеждой на победу.

Все они начали понимать: то, что они сделали, не делал никто до них. От этого знания даже страх перед Волками немного уменьшился.

Каждый воин от самого скромного орудийного сервитора до самого могучего колдуна осознал истину, которая никогда не будет стерта с анналов галактической истории.

Они пришли к Цитадели Русса, самой могучей крепости людей за пределами Терры, и они сокрушили ее.

Черное Крыло нырнул и побежал, лавируя между болтерными снарядами, пробивающими отверстия в стенах туннеля. Разорвало электрокабели, из-за чего на пол посыпался дождь искр. Его людей убивали или же они бежали по коридору перед ним. Это была бойня.

Черное Крыло повернул за угол и присел у стены, развернувшись лицом к преследователям. Тело одного из кэрлов пролетело перед ним, кувыркаясь, после чего появился рубрикатор.

Черное Крыло открыл огонь, выпустив в упор дюжину снарядов, прежде чем вскочить на ноги и помчаться дальше по коридору. За спиной он услышал треск разрывов болтерных снарядов, и рискнул оглянуться.

Десантник-предатель покачнулся, его доспех был во вмятинах и дымился, но он уже пришел в себя. Его болтер рявкнул, и Черное Крыло бросился под прикрытие разрушенной переборки. Шесть снарядов ударились в конструкцию и взорвались, уничтожив ее и вынудив Черное Крыло отступить дальше. Его осыпал дождь разорванного металла.

+ Всего один+ раздался голос в его разуме. Его передача была нерешительной, словно говоривший испытывал ужасную боль. +Я до последней минуты полностью не верил этому.+

У Черного Крыла не было возможности ответить, и он сконцентрировался на том, чтобы оставаться в живых еще на несколько минут. Прыгая и ныряя, полагаясь на свою генетически усиленную ловкость, он убегал от рубрикатора, отстреливаясь вслепую.

Коридор перешел в большое помещение, которое он проверил всего несколькими минутами ранее. Его люди соорудили здесь баррикаду, перевернув столы и ящики. Они открыли огонь, когда Черное Крыло ворвался в комнату, едва сумев не попасть в него, так как целились в левиафана сразу за его спиной.

Черное Крыло прыгнул за один из перевернутых столов. Он вытащил силовой меч — короткий острый клинок и включил разрушительное поле. Спустя мгновение рубрикатор вошел вслед за ним в комнату.

Он не обратил внимания на огонь скьолдтаров, словно это был поток гальки. Десантник-предатель двигался невероятно быстро для его огромных размеров. Он раскидал баррикаду и всадил болтерные снаряды в беззащитных солдат, после чего развернулся, чтобы раскрошить более хрупкие элементы укрытия.

+ К тому же простой скаут. Похоже мне повезло.+

Черное Крыло оттолкнул свое укрытие в сторону и выпустил очередь болтерных снарядов прямо в рубрикатора. Тот уклонился от некоторых из них, качнувшись в сторону с удивительным проворством. Остальные поразили цель, разорвавшись на доспехе и разнесся украшения на шлеме и наплечниках.

Затем Черное Крыло бросился вперед, взмахнув клинком и целясь в кабели на шее. У доспеха предателя MkIV было немного уязвимых мест, и это было одно из них. Его клинок метнулся к цели.

И не достиг ее. Предатель уклонился от выпада и ударил кулаком. Черное Крыло резко отклонил голову, но перчатка достигла цели, врезавшись в челюсть и швырнув его в воздух.

+Немного борьбы, не находишь?+

Черное Крыло развернулся в полете и упал лицом вниз. Его визор разбился от удара, превратив зрение в безумную мешанину угловатых кусочков линз.

Вот почему они не носят шлемы.

Потихоньку скаут начал отползать. Он слышал спорадическую стрельбу, когда несколько оставшихся кэрлов предприняли отчаянную атаку на взбесившегося рубрикатора.

Кровь текла из виска. Позолоченное чудовище было занято добиванием кэрлов, ломая конечности небрежными ударами, прежде чем разрывать людей на части одиночными выстрелами.

А позади, в конце коридор прихрамывал колдун.

+Мы захватим корабль, когда ты будешь мертв, Пес,+ прохрипела фигура в маске кобры. +Прямо посреди вашего флота+

Черное Крыло выбросил это из головы, сжав эфес меча и оценив дистанцию. Последний из его кэрлов был убит с презрительной легкостью, и десантник-рубрикатор повернулся к нему.

+Потом я взорву варп-двигатель. Что ты думаешь об этом?+

Черное Крыло вскочил на ноги. Двигаясь со всей взрывной энергией, на которую был способен, он выстрелил из пистолета прямо в десантника-предателя, одновременно метнув свой силовой меч в колдуна. Клинок сверкал в полете, его режущая кромка вращалась точно к цели.

Это был самый безупречный маневр, совершенный когда-либо Черным Крылом, ошеломляющая двойная атака, выполненная на неудержимой скорости. Прицел был идеальным. Его болтерные снаряды попали в цель, ударившись в бронированную оболочку рубрикатора и сорвав с него пластины.

Кувыркающийся клинок также достиг своей цели, сверкая раскалывающей керамит энергией. Даже посреди происходящего, готовый прыгнуть к колдуну, чтобы закончить работу, Черное Крыло почувствовал вспышку гордости. Немногие из его боевых братьев смогли бы сделать то, что он сделал. Это было великолепно.

Затем клинок ударился в кинетический щит колдуна и разлетелся на осколки. Рубрикатор пошатнулся, его правая рука была оторвана, вместо нее в плече зияла дыра. Затем он выпрямился, и снова начал наступать.

В этот момент Черное Крыло понял, что он — покойник. Он больше ничего не мог сделать, чтобы остановить их.

Все-таки я оставлю вам шрамы, ублюдки.

— Фенрис! — заревел он, бросившись к колдуну и опустошив обойму в сутулую фигуру. Он почувствовал, как масс-реактивные снаряды отражаются от ладони противника.

Взрыв неоконтролируемого, извивающегося, многоцветного света вылетел из колдуна, за которым последовал оглушительный грохот чего-то разорвавшегося. Распустилась вонь имматериума, и Черное Крыло снова опрокинуло на спину. Он с грохотом приземлился среди разрушенных переборок и тел. Что-то тяжелое ударило его в голову, еще больше расколов его поврежденный визор. Мир вокруг него закружился, лишенный своей оси нечестивым высвобождением варп-энергии.

Минуту он лежал неподвижно, ошеломленный случившимся. Раздался новый грохот, новые взрывы огромной варп-энергии. Они стихли.

Затем медленно он кое-что понял.

Я не мертв.

Он мучительно поднял голову, чувствуя сдавливание в шее. Рубрикатор стоял неподвижно в трех метрах от него, застыв в полузаконченном шаге вперед. Колдун лежал на полу, его мантия пылала зловещим огнем, а доспех был вскрыт. Плоть внутри выглядела… жутко.

— Не смотри пока, — раздался знакомый голос.

Проигнорировав совет, Черное Крыло повернул шею, чтобы посмотреть, откуда он исходит.

Там был Нейман, завязывающий свой варп-глаз. Навигатор дрожал, его лицо было бледным.

— Я пришел, чтобы забрать тебя, — произнес он с яростью. — И благодаря чертовому Императору я сделал это, тупой ублюдок.

Грейлок бросился к бреши со своей свитой за спиной, пара когтей мерцала во тьме разрушительными полями.

— За Русса! — проревел он, и звук отразился от стен похожих на пещеры входных залов Клыка.

Перед ним находились расколотые Врата, все еще пылающие от взрывов, разрушивших их. Позади рухнувших столбов, частично скрытый пеленой дыма и стучащего града наступал противник. Первые ряды захватчиков уже вышли на открытое пространство, ободренные опустошительной мощью разрушителей ворот. Дисплея шлема Грейлока замигал сигналами, когда дух машины его доспеха быстро разобрался в тысячах жизненных показателях и распределил их в руны цели.

Вызывающе ревя, он вырвался на простор, не обращая внимания на полосы приближающегося лазерного огня и снова наслаждаясь холодным, пронизывающим воздухом Фенриса. Несмотря на загрязнение машинным маслом и резким запахом использованных боеприпасов, он все же был лучше, чем сидение за стенами.

Хищники. Вот кто мы такие.

Его отделение атаковала вместе с ним, их массивные терминаторские доспехи прокладывали дорогу сквозь груды дымящегося металла и расколотой каменной кладки. Залпы бронебойных снарядов пронеслись над их головы, посланные Длинными Клыками, все еще прячущимися в тенях горы. Облаченные в панцирную броню кэрлы последовали за ними, разряжая свои ружья контролируемыми очередями. Они старались держать шаг с Волками в авангарде, но Грейлок знал, что они просто жаждут вступить в бой. Многие были сбиты с ног дождем лазерного огня, залившего истерзанную бурей землю, но большинство продвигались, спеша защитить территорию, прежде чем она будет захвачена наступающей ордой.

Ободренный свирепой бурей Штурмъярта, кружащейся над ним, Грейлок обрушился на первые ряды захватчиков. Они были смертными, облаченными, как и его кэрлы в защитные костюмы, со взятыми на плечо лазганами. Он уже убил сотни таких воинов с момента, когда их десантные корабли впервые осквернили его родину. Прежде чем они смогли дать массированный залп по нему, он оказался среди них, глубоко врезавшись в их ряды.

— Убейте их! — проревел он, чувствуя, как желание убивать искажает своей энергией его голос. — Убейте их всех!

Он едва слышал стук и треск удара, когда его свита ворвалась в битву бок о бок с ним, каждый выкрикивал свою собственную боевую клятву, каждый прорезал проход в авангарде Тысячи Сынов. Тела разбрасывались по воздуху, конечности отсекались, броня разрубалась.

Затем серый «Лэндрейдер» прогрохотал через разрушенные Врата, катясь по пересеченной местности, поливая огнем из тяжелых болтеров и посылая лучи из лазпушки в огромную волну людей и техники. Еще больше Волков присоединились к ним, Серые Охотники и Кровавые Когти, их броня была украшена ужасными тотемами смерти и мести. Перед лицом их внезапной атаки, наступление Тысячи Сынов на ворота застопорилось.

Грейлок оставался на острие удара. Жаждущий еще больше убийств волк внутри него пускал слюни, испытывая острое удовольствие от вида людей, падающих под его когтями. Убивая, он продолжал выкрикивать клятвы ненависти и проклятья, каждый слог усиливался его доспехом в крещендо дикой эйфории.

Вызывающий и гневный рев издавался не просто так. Он были частью плана устрашения, звуковой стеной, которая более слабого человека сводила с ума от страха. Каждый удар был безукоризненно выверен, каждый выпад меча тщательно рассчитан, каждый болтерный выстрел нацелен с высокой точностью. Эти Волки охотились способом, которому их обучил Ярл — быстро, смертельно, эффективно. Во главе них Белый Волк прорубал путь сквозь стены живой плоти, энергия изливалась из его когтей, пропитавшихся кровью жертв, и потрескивала холодной яростью.

Мы должны заставить их заплатить за проход через Врата.

Грейлок отшвырнул воина в сторону, разорвав его надвое, прежде чем броситься к борту бронетранспортера, пытавшегося развернуться в мешанине грязи и гравия. Ярл был в постоянном движении, кружился и скашивал, как целая стая хищников, соединенных в одну ужасную смесь. Он чувствовал, как могущественные обереги Штурмъярта защищают его, служа барьером против мерцающих заклинаний колдунов. Грейлок понимал ценность подобной защиты: на это короткое время он мог свободно и беспрепятственно убивать, умыться в крови тех, кто пришел в его владения, чтобы нести смерть.

Он хорошо использует это время.

Под тенью ворот, две армии перемалывали друг друга, одна огромная и неповоротливая, другая — стремительная и беспощадная. Когда Клык запылал, обстреливаемый безжалостными залпами с дальней дистанции, по его склонам разнесся звук рукопашного боя. И когда люди умирали, а машины горели, когда штурмовые корабли возобновили атаки на бреющем полете, посреди бойни наземного штурма, каждый воин осознал холодную реальность ситуации.

Петля была наброшена и начала затягиваться. 

 

 

Глава 12

Фрейя чувствовала себя так, словно брела в наркотическом трансе. Ее тело болело от короткой перестрелки, и она все еще чувствовала кровь, струящуюся по ее ребрам. Спуститься сюда было безумием. Трое ее людей были мертвы, только ради того, чтобы защитить кучу мертвых гибридов, в то время как их господин делал то, что должен был в этом склепе. Даже ужасающий вид Бьорна, которого она считала не более чем мифом, только частично смягчил чувство пустоты.

Разящая Рука был всего одним из дредноутов, пробужденных Арфангом. Другие появились позже, следуя величественной процессией. На пробуждение остальных древних воинов ушли часы. Тем временем, рычащая стая зверей отступила обратно в тени. Трудно было сказать, сколько их было — возможно дюжина, возможно намного больше.

Фрейя не знала чего больше опасаться: ужасов Подклычья или зловещих, могильных устройств ходячей смерти. Когда дредноуты проходили через двери в склеп, они сжимали гигантские кулаки и прокручивали огромные стволы автопушек. Даже по стандартам дикого Ордена они выглядели ужасающе. При движении они издавали шипение, испускали пар и выбрасывали клубы дыма из выхлопных труб, установленных за пределами слоев толстой брони. Все были отмечены старыми рунами и увешаны древними шкурами, черными от старости и твердыми как камень. Когда каждый из них входил в зал, воздух чуть больше дрожал от рычащей вибрации их двигателей.

С момента появления Бьорн не сказал ни слова и стоял в одиночестве. Время от времени он поднимал огромный молниевый коготь и вращал лезвия, словно напоминая себе что-то из далекого прошлого. Никто из смертных не отважился подойти к нему, в отличие от зверей. Они подползали, опустив головы и пуская слюни. Они были смиренны перед ним, как щенки, демонстрирующие почтение альфа хищнику.

Когда звери вползали на скудный свет, струящийся из открытых дверей склепа, Фрейя начала больше различать их очертания. Они были пестрым набором звериных форм, сгорбленные и грубые. При движении среди меха и сухожилий блестел металл. На блестящей морде одного волкоподобного не было заметно глаз, у другого были стальные когти, а у третьего — почти человеческая улыбка на напичканных зубами челюстях. Все они были гигантами, такими же большими как фенрисийские волки, обитающие на возвышенностях, хотя и не обладали их дикой грацией.

— Не смотри на них. Они воспринимают это как вызов.

Голос прогрохотал над ее плечом, почти такой же низкий и механический как у Бьорна. Фрейя повернулась, увидев профиль другого дредноута в темноте. Насколько она могла рассмотреть, он выглядел почти так же, как и другие: громадный, угловатый, гудящий натянутой угрозой. Возможно, он был менее потрепанным в боях, немного чище выглядел, но только слегка. Она различила руну Йнер, Гордость, на его массивной бронированной ноге.

— Благодарю, лорд, — сказала она кротко, скрывая горечь в голосе. Лучше бы ей сказали об этом до того, как попросить охранять это место. Любовь Волков к избыточной опасности сводила с ума. Почему, во имя Хель, такие ужасы допускались внутри Этта?

Дредноут тяжело ступал рядом с ней. На мгновенье он остановился, непостижимый за слоем керамита. Он вонял маслами и выхлопными газами.

— Ты — смертная. Почему здесь нет Небесных Воинов?

Хороший вопрос.

— Они заняты, лорд. Этт осажден.

Дредноут не сразу ответил. Его речь была медленной и запинающейся.

— Осажден, — повторил он, словно это было трудно понять.

Дредноут погрузился в раздумье. На его бортах мигал ряд огней. Возможно, это были какие-то замедлившиеся от возраста системы, которые, наконец, включились. Каждое его движение было тяжелым, колеблющимся и неуклюжим.

И утром я думала, что мне плохо.

Затем зверь Подклычья подкрался к ним на животе. Фрейя застыла, подняв оружие.

— Опусти его.

Фрейя держала ствол наведенным на груду из шерсти и зубов. Во тьме сияли бледно-янтарные глаза. Она почувствовала, как сжалась ее челюсть.

— Я сказал, опусти ружье.

Она медленно опустила оружие. Зверь не обращал на нее внимания, но проявил такое же самоуничижение перед дредноутом, как и другие перед Бьорном.

— Что это за существа? — спросила она, уставившись на странное зрелище.

— Ты любопытна.

Фрейя вздрогнула внутри.

— Мне об этом говорили, лорд. Это слабость и я постараюсь исправить ее.

— Ты действительно должна.

Зверь бросил единственный, неразборчивый взгляд на Фрейю, затем отполз обратно во мрак. В этот момент она увидела полосы тусклого металла вокруг его передних лап. Это были стальные сухожилия, которые плавно двигались при движении.

— Они — оружие, смертная. Мы все оружие. Даже ты, по-своему, оружие. Этого для тебя достаточно.

— Да, лорд, — произнесла Фрейя, поклонившись. Она почувствовала, как из-за отговорки раздраженно вспыхнули ее щеки.

Мои люди погибли ради ваших проклятых тайн!

— Меня зовут Альдр. При жизни я был Кровавым Когтем, хотя Долгий Сон… изменил это.

Это признание раздалось как удивление. Фрейя не знала, что сказать в ответ. Ее не учили вести светскую беседу с дредноутом. Русс, да с обычным космодесантником разговаривать было очень сложно.

— Это мое первое пробуждение. Процесс труден. Расскажи мне о мире живых. Это поможет.

— Что вы хотите знать, лорд?

Последовала пауза. Арфанг по-прежнему был занят в склепах. Фрейя не имела понятия, сколько Почтенных Павших хранилось там, а также, сколько еще он планировал разбудить. Процесс мог быть почти завершен или длиться еще долгие часы.

— Все, — сказал Альдр, в его тяжелом голосе была нотка рвения. Или возможно это было отчаяние. Желание было почти детским.

— Расскажи мне все.

— Фенрис хьяммар колдт!

Одаин Штурмъярт выкрикивал проклятья во всю силу своих могучих легких. Он стоял перед разрушенными Вратами Кровавого Огня и сжимал обеими руками посох, выпуская ярость вихря. Поле битвы потемнело, когда фенрисийское солнце, этот старый кровавый шар, давший Вратам их имя, медленно погрузился за зазубренный горизонт. Небо было уже темно-красного цвета, испещренное столбами дыма и мерцающей иллюминацией прометиевых пожаров. Град продолжал стучать и хлестать беспощадными порывами, направляемыми руническим жрецом.

— Хьолда! — проревел он, обнажив клыки и чувствуя, как ужасающая сила отвечает на его призыв. Молния, ослепительно-белая и пылающая нереальной энергией, устремилась вниз вслед за градом, разрывая целые колонны людей и машин.

Впереди него пехота Волков атаковала передние ряды захватчиков, отшвырнув их от бреши. Серые Охотники прорубали путь сквозь целые полки просперинских смертных солдат, прикрываемые дистанционным огнем Длинных Клыков и отделениями тяжелого вооружения кэрлов. Кровавые Когти бросились в битву вместе с ними, завывая в безумии чистого желания убивать, на флангах их прикрывали рычащие колонны «Лендрейдеров» и целые ривены кэрлов. Защищаемые и оберегаемые несравненным контролем бури Штурмъярта, Волки имели простор для убийства и пользовались этим со всем пылом. Магия колдунов Тысячи Сынов потерпела неудачу, пытаясь ответить натиску рунического жреца с того момента как пали врата и они объединились для защиты своих солдат от изначальной ярости.

Тем не менее, положение фенрисийцев было шатким. Волки сражались так, словно были полубогами, убивая целые роты смертных, но в одном только вражеском авангарде насчитывалось много тысяч солдат. Время от времени массированный залп лазерных лучей убивал на месте Охотника или танковый снаряд находил свою цель с раскалывающей броню силой. Каждый раз, когда погибал Небесный Воин, приступ разочарованного гнева наполнял грудь Штурмъярта, и бурлящее величие бури поднималось на более высокий уровень смертности.

Они отступали. Они будут отступать ночью, и будут отступать, сражаясь на рассвете. Десантники-предатели выдвинулись в первые ряды и присоединились к битве. Они были зеркальной противоположностью Влка Фенрика, равными в смертоносности, но совершенно отличными в методах. Там, где Волки сражались с неудержимым, ярким мастерством, упиваясь своим неукротимым искусством, Тысяча Сынов шли в бой молча, двигаясь как странно ожившие, облаченные в бронзу призраки. Их было слишком много, в дюжины раз больше защитников, и каждый час в бой вступали все новые войска.

Столкнувшись с таким перевесом, воины Двенадцатой сражались с рвением, которое наполняло сердца Штурмъярта дикой гордостью. Пощады не давали и не просили. Волки бросались в бой с абсолютным пренебрежением ко всему, кроме боли, которую они могли нанести врагу, которого они ненавидели так сильно, что нельзя было описать это словами. Когда солнце, наконец, опустилось за горизонт, Штурмъярт увидел, как одинокий Серый Охотник кинулся на целое отделение рубрикаторов, его силовой топор сверкал в темноте, пока не исчез в гуще сапфировых доспехов. Этот поступок стоил ему жизни, но дал целой роте кэрлов время отступить на возвышенность и занять новые огневые позиции.

Потеря воинов по этой причине было горькой, как вкус желчи. Общее отступление наступит в свое время, и тогда поле битвы будет отдана врагу.

Они все знали реальное положение дел. Они будут биться за каждый метр камня, за каждую скалу, за каждый кусок почерневшего льда, пока по ним не потечет ручьями кровь врагов. Это был путь Фенриса, таким он был на заре Империума, таким он будет всегда.

Штурмъярт бросил быстрый взгляд через плечо на зияющие обломки ворот. Гордые своды обрушились в груду камней, среди которых лежали похожие на мегалиты гигантские блоки-перемычки. В свете пожаров он видел отделения кэрлов, спешащих в бой, многие несли новые ящики с боеприпасами. В некоторых из ящиков были обоймы для болтеров. Носильщики продадут свои жизни, чтобы доставить боеприпасы Волкам на передовую.

Штурмъярт видел в их смертных глазах взгляд свирепой решимости.

Нет страха. Кровь Русса, у них нет страха.

Дальше в тылу, в залах возле провисшей арки Врат Кровавого Огня, неистово работали другие кэрлы. Штурмъярт знал, что они делают и это сжимало ему сердце.

Оно стоило того. Жертвы стоили того. Это было пламя, в котором ковалась вера.

Он вернул свое внимание к битве. Так далеко насколько он мог видеть, огромная дорога была забита врагами. Все его поле зрения было заполнено рядами пехоты и массивными порядками бронетехники.

Неумолимо и неизбежно враг оттеснял их к воротам.

— Вы еще не здесь, вероломные ублюдки, — прорычал Штурмъярт, описав посохом круг и вытянув еще больше энергии из бури. В воздухе полыхнула молния, разорвав колонну грохочущих бронетранспортеров и швырнув корпуса машин высоко в наполненный градом ветер.

Впервые со времени орбитальной войны, Штурмъярт начал снова чувствовать себя. Слишком долго он находился в трясине вины и нуждался в искуплении. Провал в предсказании нападения сильно ударил по нему, погрузив его кипучий волчий дух в незнакомую область сомнений.

Хватит. Моя душа живет ради этого.

Применение силы было очищением. Когда он направлял стихии на праведное убийство, его кровь стала горячей, как мёд. Он ощутил аватара Хеликс, серобокого зверя, который крался по коридорам его разума, вытягивая когти с диким удовольствием.

Он посмотрел вверх. Из темнеющего неба пикировал строй вражеских штурмовых кораблей, их двигатели пылали, а оружие было готово открыть огонь. Им не удалось уничтожить его при помощи магии, и теперь в ходе пошло более традиционное оружие.

— Ну же давай! — зарычал Штурмъярт, вызывая ад, который сбросит эскадрилью с небес. Его посох изверг огонь вирда, обладающий мощью такой неукротимой дикости, что он оскалился только почувствовав ее.

Когда штурмовые корабли вышли на дистанцию огня, Верховный Рунический жрец Ордена Космических Волков Одаин Штурмъярт смеялся во всю свою старую, закаленную в битвах мощь.

К тому времени, как Арфанг закончил свои ритуалы, вышли двенадцать дредноутов. С грохочущими двигателями они притаились во тьме. Вокруг них суетились сервиторы, настраивая и смазывая открытые металлические детали. Громадные машины терпеливо ждали, как гигантские равнинные звери, терпящие заботу чистильщиков паразитов.

— Большего сделать я не могу, лорд, — сообщил Арфанг, склонившись перед самим могучим среди них всех. — Врата сейчас разбиты и их штурмуют. Ярл Грейлок снова вызывает меня наверх.

Бьорн неуклюже повернул свой корпус к железному жрецу.

— Грейлок? Ваш Великий Волк?

— Ярл Двенадцатой. В Этте осталась только одна рота. Орден вызвали на Гангаву, где был обнаружен Магнус Красный.

При упоминании этого имени изнутри Бьорна раздался низкий рык, грохочущий механический звук.

— Пока мы поднимаемся, введи меня в курс дела. Твои известия разгневали меня, железный жрец. Нужно было проконсультироваться со мной до того, как это произошло.

Голос почтенного дредноута утратил свою медлительность. Постепенно, с трудом, древний разум поднимался до уровня полной осознанности. В его произношении, даже отфильтрованном слоями вокс-генераторов, присутствовала неосведомленность. Каждый слог Бьорн произносил как-то архаично, словно олицетворяя минувшую эпоху.

Фрейя поняла, что восхищается этой речью. Кожу девушки покалывало от предвкушения. Речь дредноута была настолько же раздражительной и суровой, насколько тверды гранитные основания горы. Но было что-то еще. В голосе Альдра была та же особенность.

Они искалечены скорбью. Тьмой, холодом. Они проникли в их души.

Арфанг поклонился Бьорну и снова поднял свой посох. Раздался слабый щелчок: что-то в механизмах его доспеха передало сигнал сервиторам. Они выстроились в линию. Все эти получеловеческие кошмары уцелели.

В отличие от солдат Фрейи. Трое из них останутся лежать в темноте, по крайней мере, пока не закончится битва наверху, некремированные и без проведенных обрядов.

В этот момент Арфанг бросил взгляд на Фрейю.

— Мы возвращаемся, хускэрл, — сказал он. Его голос, как обычно, был металлическим и резким, но в нем была нескрываемая изможденность. Что бы он ни делал в склепе, это довело его до предела. — Ты прошла через глубокую тьму. Мои сервиторы целы.

Фрейя испытала всплеск горечи на это прямое заявление. Она была окружена извращенными чудовищами и призраками из прошлого, и все они были абсолютно безразличны ко всему, кроме своих загадочных дел. Ища подходящие слова, она едва не ответила слишком резко, что, конечно же, стало бы большой ошибкой.

К счастью для нее следующие слова Арфанг остановили ее на полуслове. Он устремил на нее прямой взгляд, хотя мысли за этим иссеченным шлемом, как обычно, невозможно было прочесть.

— Благодарю, — коротко проскрежетал жрец.

Затем отвернулся и зашагал в сторону туннелей. Следом за ним процессия дредноутов затряслась на своих сервомеханизмах и приготовилась к маршу. С лязгом механизмов, долгое время остававшихся неподвижными, гигантские бронированные корпуса выстроились в линию. Звери Подклычья, по-прежнему устрашенные их присутствием, оставались в тенях, наблюдая за разворачивающимся неуклюжим процессом.

Один из людей Фрейи подошел к ней.

— Что теперь, хускэрл? — прошептал он по оперативному каналу.

Мгновенье Фрейя не представляла, что ответить. Затем она стряхнула удивление от короткого признания Арфангом в уважении и резко взяла скъолдтар на плечо.

— Будь рядом, кэрл, — сказала она. — Держись подальше от зверей, но не мешай им, если они последуют за нами.

Фрейя сморщилась, вспомнив, на что они были способны. Вся эта ситуация была слишком безумной для описания словами, но не оставалось ничего другого, кроме как справиться с ней. Прежде всего, ее отделению необходимо руководство.

— Они пойдут вместе с нами, — сказала она, наблюдая, как угловатая форма Альдра встает в ряд с остальными дредноутами. — На войну.

Кровавые Когти снова бросились в атаку, перепрыгивая через валуны и несясь по пересеченной местности. Бракк был впереди, низко наклонившись и лавируя между лазерными лучами. Несмотря на приближение рассвета, было все еще темно, и склоны, ведущие к Вратам Восхода, освещались только плазменным огнем, проносившимся по уступам Клыка.

— Устал, брат? — осведомился Кулак Хель, выходя на дистанцию огня и отшвырнув просперинского солдата на три метра в толпу его испуганных товарищей.

— От тебя, да, — ответил Красная Шкура, повернувшись, чтобы расстрелять группу смертных, после чего активировал цепной меч. — В остальном отлично.

Кулак Хель засмеялся, бросившись через колеблющиеся ряды и нанося удары направо-налево потрескивающим силовым кулаком.

— Ты бы скучал по мне, — сказал он, схватив отступающего солдата и швырнув его на землю, ломая спину, — если бы меня здесь не было.

— Как по снаряду в заднице, брат, — проворчал Красная Шкура, разрубив тело одной жертвы, после чего развернулся и снес голову другой.

Хотя этого никто бы не признал, они измотались. Битва свирепствовала много часов. Это была страшная мясорубка, в которой Волки неуклонно отступали, оттесняемые к своим разрушенным воротам с жестокой неотвратимостью. Несмотря на то, что Когти бросались в атаку за атакой, разрывая врага с каждым броском, позицию нельзя было удержать. Слишком много орудий поддерживали наступление свои огнем, слишком много солдат были готовы заполнить бреши.

И слишком много рубрикаторов. В тот момент, когда стая Бракка пробивалась через сопротивление смертных, из темноты им навстречу вышли сапфировые гиганты, их силовое оружие сверкало в полумраке.

— Предательские отбросы! — заревел Кулак Хель, когда увидел ненавистный профиль доспехов. Он придав своему голосу сарказм, предназначенный только для павших братьев.

Красная Шкура тут же оказался рядом с братом, и двое воинов вместе врезались в идущего впереди рубрикатора, отбросив его назад и выбив из равновесия. Когда другие Кровавые Когти с яростным ревом бросились в бой, в воздухе пронеслась волна грохота и резкого треска.

А затем среди них появился Бракк, орудуя своим силовым мечом огромными, сокрушительными взмахами. Как обычно, Волчий Гвардеец сохранял радиотишину, но его присутствие было ощутимым. Он сошелся с рубрикатором и их клинки столкнулись с тяжелым, громким лязгом. Пара кусков металла танцевали, оба размылись от скорости, рубя и парируя с удивительным контролем и силой.

Кулак Хель и Красная Шкура продолжили атаковать, заставив рубрикатора отступить еще на один шаг. Красная Шкура нанес низкий колющий удар цепным мечом, в то время как Кулак Хель сделал высокий выпад разрушительным полем. Если бы их противник был смертным, он бы немедленно погиб. А так, предатель опустил свой меч, чтобы отбить жужжащий цепной клинок, после чего мастерски отклонился от тяжелого удара Кулака Хель. Выпрямившись, рубрикатор выпустил очередь из болтера в Красную Шкуру, отбросив его назад и из самой схватки.

Вдруг Кулак Хель остался один. На долю секунды он увидел лицо своего врага, освещенное грозой. Лицевая пластина была древней. Из ее линз сочился бледно-зеленый колдовской огонь.

Воин внутри сражался столетия, бесстрастно и мастерски. Было что-то ужасающее в этом безмолвном лице — необратимое разложение того, что когда-то было апофеозом человечества.

На миг Кулак Хель застыл, пораженный видением того, чем Адептус Астартес мог стать. Его собственное отражение были видно в этих страшных линзах.

— Малефикарум! — раздался голос поблизости, настойчивый и отчаянный.

Новая фигура врезалась в рубрикатора, отбросив его. Кулак Хель тряхнул головой, придя в себя и сгорая от стыда.

Он бы убил меня.

Кровавый Коготь снова бросился в бой. Его спас Бракк. Окруженный Волчий Гвардеец схватился с тремя рубрикаторами одновременно, включая того, кто заморозил Кулака Хель. Старый воин сражался как берсеркер древности, размахивая грозным клинком Даусвьер, его обуглившиеся шкуры трепетали. Он ударил кулаком, раздробив маску-змею одного предателя, одновременно глубоко вонзив меч в доспех другого.

— Кровь Русса! — завопил Кулак Хель и поспешил на помощь, чувствуя, как снова ожила энергия в его силовом кулаке.

Он добрался вовремя, чтобы увидеть, как Бракка разрубают на части. Его шлем разлетелся на части от болтерного огня в упор, а третий рубрикатор глубоко вонзил свой клинок ниже нагрудника. Бесшумно приблизились другие предатели, кромсая и разрезая подобно мясникам, такие же невозмутимые в победе, как и в поражении.

— Моркаи!

Кулак Хель ворвался в их ряды, охваченный ужасом и горем. Волк внутри него завопил, распахнув челюсти и вращая глазами. Зрение залило кровью, Он забыл свою тренировку, забыл технику, забыл все, кроме безумия. Он только чувствовал, как движутся его конечности, атакуя с жуткой, сверхъестественной скоростью. Он видел, как разлетаются под его ударами рубрикаторы, разрубаемые в набитые прахом оболочки его сокрушительными ударами.

Где-то глубоко внутри, губы обнажили желтые зубы.

— Кир!

Это могло длиться секунды, а могло и минуты. Бой захватил его, превратив в маниакальную машину смерти. Он убивал, и убивал, и убивал.

— Кир!

Звуки битвы исчезли в единственном реве безумия, континууме звериного бешенства. Он был Волком. Волк был им. Барьер пал.

— Кир!

Перед ним замаячил новый соперник, огромный, как гора, его глаза горели красным светом. Кулак Хель сжался в пружину, готовый разорвать зубами глотку чудовищу, окунуться в горячую кровь, выпить ее и погасить пылающую боль…

Громадная перчатка сомкнулась на его руке с болтером, прочно удерживая ее. Секунду Кулак Хель давил вперед, поглощенный желанием убивать, растворившись в неистовстве кровопролития.

— Кир. Брат. Вернись.

Голос был тверд и непреклонен.

Зрение Кулака Хель прояснилось. Его удерживал громадный Волчий Гвардеец в темно-сером терминаторском доспехе. Тромм Россек. Линзы его шлема были кроваво-красными, цепной кулак — готовый прикончить его. Вокруг них лежали уничтоженные оболочки рубрикаторов. Их доспехи были разбросаны так, словно по отряду прошелся ураган.

Кровь Кулака Хель все еще пульсировала. Ужас был все еще неукротим. Волк все еще звал его, все еще манил в объятия сладкого безумия.

— Он погиб, Кровавый Коготь. Мы отступаем. Под моим присмотром больше никто не погибнет зря.

Голос был полон скорби. Он не допускал неповиновения.

Сколько времени прошло в этом безумном гневе? Кулак Хель взглянул на дисплей шлема. Его отделение понесло серьезные потери. Даже сейчас к их позиции приближались многочисленные вражеские сигналы, притягиваемые бойней.

— Если ты останешься, Волк овладеет тобой.

Кулак Хель знал, что это правда. Он никогда не был так близок к этому. Прежде Красная Шкура и он смеялись над вульфенами, отпуская грубые шутки о безумных ревунах, когда поблизости не было жрецов.

Теперь он увидел это. Теперь он увидел, чем мог стать.

Кулак Хель отключил разрушительное поле вокруг кулака, и энергия исчезла. У его ног лежало изрубленное тело Бракка. Он стоял над ним, погрузившись в маниакальное желание убивать. Теперь безумие прошло, и он почувствовал себя опустошенным.

Испорченным.

Он наклонился и вынул Даусвьер из оцепеневшей хватки Волчьего Гвардейца. На нем не было крови, он использовался только против пустых оболочек десантников-предателей. По крайней мере, он будет возвращен.

Россек одобрительно кивнул, затем потопал прочь, к воротам. Все Волки вокруг них отступали. Дороги были потеряны.

Покачиваясь от терзавших его душу шока и страдания, Кулак Хель повернулся следом за Волчьим Гвардейцем. В этот момент к нему подошел Красная Шкура. Нагрудник Кровавого Когтя был треснут и пробит болтерными снарядами. Его дыхание было булькающим и хриплым, как будто во рту все еще была кровь.

Он неуклюже положил руку на плечо Кулака Хель.

— Брат, — произнес он.

В прошлом, после боя двое Кровавых Когтей всегда относились несерьезно к увиденному. Это был их путь, их уважение к жизненной энергии, пульсирующей в их генетически улучшенных венах.

Не в этот раз. Когда Красная Шкура заговорил, единственной эмоцией был страх — ужасающий, настороженный страх.

Отступление было хорошо спланированным и не вызвало паники. Кэрлы отошли первыми, отступив к ненадежному укрытию разрушенных ворот, тревожимые постоянным огнем в спину. Волки последовали за ними, лицом к врагу, стреляя с пояса и готовые наказать любую слишком энергичную попытку преследовать их. Четверо волчьих жрецов Вирмблейда, включая самого старого пса, извлекли все геносемя, которое смогли, до последнего затягивая с отступлением. Отделения Длинных Клыков усилили прикрывающий обстрел, но он был крайне недостаточным. Большинство установок на скалах вокруг ворот были потеряны, уничтоженные потоком снарядов и лазерных лучей вражеской артиллерии.

Несмотря на то, что авангард Тысячи Сынов сильно пострадал от свирепой вылазки, абсолютный напор числом означал, что он сохранит сплоченность. Когда подходы к громадным воротам были, наконец, захвачены, бронетранспортеры выдвинулись в передние ряды, выгружая все больше рот смертных солдат в зоне битвы. Вместе с ними шагали рубрикаторы, их были уже сотни, направляемые невидимыми за их спинами колдунами. С уходом Штурмъярта и Тучегона поле сражения было вновь свободно для тех, и сверкающие кинетические щиты изогнулись над наступающими рядами. Буря, которая нанесла столько ущерба, начала стихать.

Грейлок наблюдал, как его последние воины вошли во Врата Восхода и исчезли внутри Клыка. Он стоял на груде каменной кладки под прикрытием бреши. Его когти по-прежнему гудели энергией. Оба сердца тяжело стучали, а дыхание было неровным. Он стойко сражался, возможно, более любого своего воина. Как всегда присутствовало искушение податься удовольствию схватки, забыть стратегические потребности битвы и немедленно погрузиться в волнение охоты.

Я — ярл. Сейчас я должен быть выше этого.

Он знал о своей репутации среди Кровавых Когтей, и возможно слишком старался исправить образ хладнокровности. В таком случае это тоже недостойно.

Так или иначе, он, наконец, отдал приказ. Дороги были очищены от его солдат, и теперь враг наступал к открытым дверям Клыка. Ближайшие из них были всего в нескольких сотнях ярдов. Плата за их наступление вверх по склонам была взята, но только судьба могла сказать достаточной ли она была.

— В каком положении Кровавый Огонь? — спокойно спросил Грейлок, наблюдая, как передние ряды противника несутся к нему.

— Очищен, ярл, — пришел ответ Скриейи с противоположного конца горы.

— Хорошо. Командуй.

С последним жестом пренебрежения он отступил со своей позиции и зашел в огромную утробу ворот.

Оказавшись внутри, он побежал под своды входных залов. В мерцающей темноте промелькнули громадные статуи — древние воины с суровыми лицами, тянущиеся вдоль прохода внутрь горы. Над ними глубоко в скале были вырезаны руны устрашения и истребления. Никогда живой враг не видел эти фигуры и не ступал в священные порталы. Однако через несколько минут сотни врагов пронесутся мимо вырезанных изображений, стремясь закончить то, что они начали на дорогах.

Ни один защитник не окажет им сопротивление здесь. Залы были пусты. Баррикады не воздвигли, окопы не выкопали, орудийные позиции не установили. Когда Грейлок быстро прошел внутрь горы, по неровному полу отдавались эхом только его тяжелые шаги.

Через километр туннель закончился и Грейлок ворвался в высокий сводчатый зал, освещенный ревущим пламенем печей. Здесь единственный путь внутрь Клыка разветвлялся на несколько коридоров и шахт лифтов. В центре с гигантской цепи свисала великая печать Русса.

Здесь ждали защитники. Присутствовали Россек, Тучегон, Ройк и Вирмблейд. Все стояли вызывающе, ожидая прибытия своего лорда. Здесь также были выжившие Волки, они перезаряжали оружие и чинили на скорую руку доспехи. За ними находились смертные солдаты, снующие вперед-назад и прикладывающие все усилия, чтобы оправдать ожидания неумолимых хускэрлов. Среди них носильщики несли раненых с передовой вглубь цитадели. На огневых позициях вращались орудийные установки, их короткие стволы были нацелены на арку, через которую только что прошел Грейлок.

Ничто из этого не привлекло внимание Грейлока, когда он вошел в помещение. Одна фигура возвышалась в огромном пространстве, рядом с которой даже терминаторы выглядели бледными, похожими на детей тенями. В центре зала, прямо под печатью Русса находилась легенда.

Когда Грейлок посмотрел на Бьорна, то почувствовал, как снова воскресла надежда в его сердце.

Не думая о чести или звании он опустился на колени.

— Ты ответил на призыв, лорд, — сказал он, и в его усталом голосе послышалась радость.

Дредноут опустил коготь и неуклюже сделал знак встать.

— Ты — ярл Грейлок?

— Да, — ответил Волчий Лорд, поднимаясь.

— И ты планировал занять позицию здесь?

Пока Бьорн говорил, первые звуки погони начали раздаваться из коридора позади Грейлока, искаженные эхом. Вдали раздавались тысячи шагов, крещендо агрессивных боевых криков, издаваемых солдатами, желающими продолжить бойню, в которой им было отказано отступившими Волками.

— Нет.

Бьорн ничего не сказал, но немного наклонил корпус в почти человеческом вопросительном жесте. Грейлок улыбнулся и кивнул Вирмблейду.

— Давай, Тар, — сказал он.

Волчий жрец поднял детонатор и нажал контрольную руну.

Немедленно прогрохотали взрывы. Огромные облака пламени изверглись по всему километровой длины туннелю, раскалывая скалистую оболочку вокруг них и обваливая ее. Резкий звук взрыва быстро сменился безбрежным, повторяющимся ревом падающих тяжелых секций потолка, погребая вошедших захватчиков.

Ударная волна из каменных обломков ворвалась в зал печати, неся на своих крыльях последние крики умирающих. Снаружи Клыка от разрушенных Врат Кровавого Огня и Восхода поднялись огромные столбы черной пыли. Отколовшиеся скалы вокруг порталов покатились вниз по склонам, сея опустошение в ротах солдат, приготовившихся последовать за своими товарищами внутрь.

Склоны горы тряхнуло. Изнутри раздалось несколько последних звуков гула. Затем тучи пыли отнесло в ночь, разорвав на клочки затухающим штормовым ветром.

Клык был запечатан.

Бьорн и Грейлок обменялись взглядами.

— Хорошо сработано, — сказал Бьорн.

 

 

Глава 13

Гангава Прайм. Мрачный мир, вдали от свой гигантской красной звезды. Когда солнечный терминатор пробежался по ржаво-красной планете, ночная сторона погрузилась в глубокую темноту. По всей затемненной полусфере загорелись пятнышки искусственного света, но они концентрировались в яркое скопление в районе высокой северной широты. Спирали желтоватого цвета обозначали город. Громадный раскинувшийся город.

Железный Шлем наблюдал с мостика «Руссвангума» за миганием огней далеко внизу. Жители этого мира знали о прибытии Волков. У них были детекторы, датчики и активированные пустотные щиты. Весь флот Ордена, за исключением нескольких кораблей, оставленных для защиты Фенриса, находился сейчас на высокой орбите. Собранная здесь огневая мощь была огромной, такой же, как и во времена Великого Очищения. У Гангавы не было орбитальной защиты, но она в любом случае была бесполезна. Узкие ударные крейсеры и остроносые истребители безнаказанно крались через пустоту, готовые высвободить Хель на мир под ними.

Великий Волк испытывал смешанные эмоции, глядя на город, который собирался уничтожить. Он плохо спал в течение двадцати одного дня в варпе. Магнус постоянно приходил к нему во снах, подгоняя его, насмехаясь над его неспособностью поймать его на протяжении десятилетий. Железный Шлем не видел лица примарха, также как и многие годы предыдущих появлений.

Но он слышал голос. Незабываемый голос. Гордый, могучий, изящный, но с легким прикосновением раздражения, которое он полностью не контролировал. При всех качествах примарха, теперь он производил впечатление истощенного и недовольного.

Мой генетический отец сломал твой хребет, чудовище.

Магнус ухмыльнулся этой дерзости, но в ней был остаток боли. Настоящей, смертельной боли.

Размышляя перед перископами реального пространства в своих личных покоях, Железный Шлем чувствовал, как чешутся руки в перчатках. Путешествие было слишком долгим. Теперь остались считанные часы до того, как десантные капсулы начнут падать, ускоряясь, градом темных точек из космоса, нацелившись за границы щитов города.

Железный Шлем видел в своем воображении входящие маршруты. Они в любой момент были доступны на дисплее шлема, но он знал, что ему не надо пользоваться им. Когда битва начнется, он сможет представить все ее аспекты. Если он закроет глаза, тактическая схема по-прежнему будет при нем — модель гололитических линий и рун дислокации, наложенные на улицы огромного города.

Многие в галактике полагали, что Космические Волки были просто дикими варварами, зверьми, которые безрассудно несутся в битву, выкрикивая непонятные проклятья. Только потом, когда они обнаруживают, что их линии снабжения перерезаны, их связь заглушена, а союзники подняли восстание в тылу, они понимают ошибочность такой трактовки. Планирование было всем, координация передвижений стай, окружение жертвы, аккуратность убийства.

Волки были дикими, но не дикарями. Гангава будет уничтожена быстро и без снисхождения. Примарх или нет, Магнус пожалеет о своем решении устроиться на расстоянии удара с Фенриса.

Из настенного устройства раздался звонок.

— Входите, — сказал Железный Шлем, не поворачиваясь.

Он услышал тяжелые шаги Кьярлскара вместе с чуть более легкими рунического жреца Фрейя. Двое бронированных гигантов подошли и встали рядом с Великим Волком.

— Все готово? — спросил Железный Шлем, его взгляд все еще был сосредоточен на планете внизу.

— Как ты приказал, — сказал Кьярлскар. — Девять Великих Рот приведены в боевую готовность в составе первой волны, резерв готов действовать при необходимости.

— А известия с Фенриса?

— Регулярные астропатические сообщения обновлены, — сказал Фрей. — Новостей нет. Думаю, они скучают.

Железный Шлем резко рассмеялся.

— Очень жаль. Мы привезем для них трофеи.

Кьярлскар сделал шаг к перископам. Его силы находились на орбите над городом двадцать восемь дней. Железный Шлем знал, что Волчий Лорд отчаянно хотел провести штурм за это время, но он следовал его приказам поддерживать блокаду. Пока весь флот не был собран, ни один болтер не выстрелил.

— Ты все еще чувствуешь его, Фрей? — спросил Кьярлскар.

Рунический жрец кивнул.

— Он внизу. Также как и предыдущие недели.

Кьярлскар нахмурился.

— Почему так пассивен? Этого я никак не пойму.

— То же было на Просперо, — невозмутимо ответил Железный Шлем. — Он верит в магию, защищающую его, что нас укротят несколько заклинаний. Для него немыслимо, что кто-то, даже Стая, может угрожать ему в созданной им цитадели.

— А мы можем?

Железный Шлем повернулся лицом к Ярлу Четвертой.

— Ты кажешься сомневающимся, Арвек. Мне это не нравится, не в канун битвы.

Тон Железного Шлема не устрашил Кьярлскара. Он был слишком стар, слишком искушен битвами, чтобы сильно переживать об авторитете или репутации.

— Не обвиняй меня в страхе, лорд или даже нежелании — я буду сражаться рядом с тобой за дверьми Хеля, и ты знаешь об этом. Я всего лишь озвучиваю вопрос, который мы все оставили незаданным. — Он ответил своему господину невозмутимым взглядом. — Убивали смертные когда-нибудь примарха в битве? Можно ли вообще это сделать?

Железный Шлем не пошевелился на его ответ.

— Не знаю, мой друг, — ответил он. — Хотя перед тем как это закончится, так или иначе, ответ на вопрос будет получен.

На холодных просторах Асахейма зародился новый день. Клык представлял собой обуглившееся, униженное зрелище. Плазменный обстрел с орбиты прекратился, работа была сделана. Дождь наступательной артиллерии также прекратился, так как на склонах горы не осталось оборонительных батарей, способных навредить им.

Дым поднимался угрюмыми столбами с почерневших скалистых стен. С окончанием вызванной вирдом бури ясный утренний солнечный свет озарил весь масштаб разрушений.

Тысяча Сынов теперь контролировали обе дороги. Их войска свободно двигались по обширному каменному пространству. Разбитые роты восстанавливали свою численность. Снабжение доставлялось на фронт, а раненые и убитые забирались с него. По склонам ползло все больше танков, теперь им не мешали защитники. Гора возвышалась в одиночестве, окруженная пеленой осаждающих, обитатели спрятались в ее глубинах. Если бы не посадочные платформы, все еще видимые на самой вершине, ее можно было принять за любой другой пик Асахейма, безжизненный и одинокий.

Когда солнце поднялось в небо, Афаэль пришел на наблюдательную платформу в километре от выжженной цитадели. Холод добрался до него. Благодаря телосложению он должен быть невосприимчивым к таким климатическим крайностям, особенно когда был заперт в своем доспехе, но он по-прежнему дрожал.

Он знал причину этого. Изменение плоти стало ускоряться. Афаэль сомневался, сможет ли он теперь снять шлем, даже если захочет. Мышцы пальцев внутри перчаток болезненно сжало. Он менялся. Первая реакция — неверие — сменилась вселяющей страх покорностью.

В трансформации должна быть какая-то цель. Она всегда есть. Просто он не знал в чем она заключалась.

Платформа была окружена рубрикаторами. Несколько из них погибли при штурме Врат, в то время как смертных было уничтожено сотни. Свирепость Волков была ожидаема, и Афаэль использовал огромные силы под своим командованием, чтобы ослабить их несравненное военное искусство. Отдельный Космический Волк был, возможно, самым лучшим мастером ближнего боя в галактике, но даже он мог убить только ограниченное количество врагов, прежде чем погибал сам.

Хетт ждал его на платформе. Его мантия была разорвана и обуглилась, после того как его отделение рубрикаторов попало в переделку. Афаэль слышал о том, что несколько Волков впали в ярость берсерка и вырезали дюжины солдат, прежде чем с ними покончили. Это было на пользу. У него были лишние солдаты, а ошибки Псов указывали на психическое напряжение, которое довлело над ними.

— Хорошая ночная работа, а, Рамсез?

Раптор кивнул в знак приветствия.

— Для тебя, наверное. Я потерял своих рубрикаторов. Какой-то безумный щенок спятил из-за смерти своего наставника.

— Тогда ты должен взять ответственность еще за нескольких, мой друг.

Афаэль бросил взгляд на дымящуюся гору. Когда-то невинные скалы теперь были грязно-коричневого цвета. На дорогах по-прежнему полыхали пожары, вызванные подожженным прометием. Ошеломляющее зрелище уже превратилось в очаг опустошения.

Мы уже достигли так многого, Псы. Смотрите, как мы продолжаем осквернять ваш мир.

— Это поражает меня, — задумчиво произнес Хетт, глядя туда же, — как быстро Псы способны убивать. Я никогда не видел подобного боя. Любая другая армия в галактике спряталась бы за этими стенами, ожидая, когда мы придем к ним. Они же встречают нас в открытую, сражаясь как демоны. Что движет ими? Что делает их такими, какие они есть?

Афаэль пожал плечами.

— Неужели я заметил восхищение, брат? — спросил он. — Если да, то оно неуместно. Они были созданы делать грязную работу, на которую не были способны другие Легионы. Они истребители, контроль за вредителями Империума. Они не могут измениться, и они не могут стать лучше. Также как и мы, они ограничены образом своего примарха.

При упоминании Русса Хетт сделал предостерегающий жест. Афаэль резко рассмеялся.

— Не бойся — тебе хорошо известно, что он не сможет прийти к ним на помощь.

Оба мага замолчали. Далеко внизу сильно бронированные машины ползли сквозь ряды. Они были древнего и неизвестного проекта, хотя историк Имперской армии смог бы узнать еле заметную эмблему Легио Кибернетика на их бортах.

— Так что теперь? — спросил Хетт.

— Как я говорил раньше, брат, — ответил Афаэль, наблюдая за машинами с рассеянным интересом. Перья на шее раздражали его. — Воспользуемся "катафрактами". Псы предпочли уйти под землю.

Затем Афаэль сделал глубокий, уставший от войны вздох, чувствуя резкость воздуха даже через фильтры.

— А мы, мой друг, решили вытащить их оттуда.

Черное Крыло вернулся на командный трон «Науро». Нейман снова вел корабль из уединенных покоев, а оставшиеся кэрлы находились на своих постах. Курс был все тем же и на той же полной скорости, несмотря на то, что двигатели истекали топливом и охлаждающей жидкостью.

С момента стычки с колдуном Тысячи Сынов и его немым телохранителем прошел стандартный терранский день. Это был бессмысленный отрезок времени, не соответствующий ни фенрисийскому дневному циклу, ни естественному ритму космического корабля, однако члены экипажа цеплялись за него, возможно считая, что в нем отражалось что-то из их неотъемлемой человечности.

Какой бы не была причина, двадцать четыре часа было далеко недостаточно, чтобы восстановить спокойствия на «Науро». По репутации командира Черного Крыла был нанесен удар. Все кэрлы, которых он взял с собой на охоту, погибли, и весь экипаж знал, что только неожиданное применение смертоносного варп-глаза навигатора спасло его шкуру. Возможно, в обычных условиях это несильно навредило бы репутации Черного Крыла, но все были изнурены и измучены бесконечными требованиями к ним. В результате началось перешептывание, достаточно тихое для сплетников, чтобы чувствовать себя в безопасности, но достаточно громкое для звериного слуха Черного Крыла, чтобы уловить сказанное.

Сплетни и жалобы не беспокоили его. Случившееся говорило о том, что его полностью переиграли тяжело раненный колдун и один воин в силовом доспехе. Бой должен был пройти лучше. Он был в своей стихии, выслеживая в тенях, как и подобает волчьему скауту. Он должен был обнаружить незваных гостей раньше, устроить на них засаду и поймать их так, как его самого поймали.

Тот факт, что он так дерзко был вовлечен в перестрелку, был хуже, чем небрежностью. Это был конфуз.

По крайней мере, хвала Всеотцу, она не закончилась для него плохо. Рубрикатор был наполовину уничтожен гибельным взором навигатора. Когда в свою очередь был убит колдун, последний оживляющий его дух был устранен и неуклюжий воин-дрон застыл. Машины уничтожили их останки, превратив искореженный металл и разорванную плоть в еще одну порцию топлива для алчных печей.

С того времени Черное Крыло провел много времени, размышляя о двух безбилетных пассажирах. Тело колдуна, хоть и изуродованное неумелой переброской, было в основном таким же, как и его: усиленная физиология, широкий, коренастый скелет с чрезмерно развитой мускулатурой и улучшенными органами. Во многих отношениях тело колдуна было ближе к идеалу Адепутс Астартес, чем собственное Черного Крыла, стройное и с происходящими из Хеликс особенностями.

Но десантник-рубрикатор… был странным. Под разрушенным доспехом ничего не было. Ни плоти, ни костей, только небольшое количество серого праха. Конечно же, Черное Крыло слышал рассказы. Волчьи жрецы зачитывали саги о бескровных остатках Легиона Магнуса, проклятых черным колдовством предателя Аримана вечно идти на войну с уничтоженными душами, так что он не должен был удивляться. Он должен счесть это обычным, просто еще одним поворотом извилистой трагической истории галактики.

Но он не мог перестать думать об этом. По какой-то причине сама идея о том, что космодесантник мог изменить себя так радикально, только для того, чтобы избежать неумолимого изъяна в своей конституции, была отталкивающей для него. Есть вещи, с которыми просто приходится иметь дело. Для сынов Русса это был Вульфен, темный призрак Волка, который охотился на всех них.

Возможно, Тысяча Сынов страдали от такого же изъяна. Если это так, тогда они не встретили его, как подобает людям, но превратили себя в чудовища. Чем дольше Черное Крыло размышлял над этим, тем больше это ужасало его.

Вот в чем разница. Мы все искажены, старые Легионы, но Волки не сбились с пути. Мы противостоим этому, каждый день. Мы держим опасность близко к себе, используем ее, чтобы стать сильнее. Чтобы мы не делали, мы должны помнить об этом.

— Лорд.

Черное Крыло стряхнул с себя самоанализ. Перед ним на командной платформе стоял Георит. Как и все смертные корабля, он выглядел ужасно. Его униформа помялась, а под глазами были черные круги.

— Говори, — протянул Черное Крыло, чувствуя себя опустошенным. Он не спал много дней.

— Дополнительный поиск закончен. На палубах больше аномалий не обнаружено.

— Хорошо. А двигатели?

Георит глубоко вздохнул.

— Я перевел команды на тройную смену. Мы сдерживаем самые сильные пожары, но не знаю, насколько нас хватит.

— Нам нужно шесть дней.

— Знаю. Если бы у нас было больше людей… — он замолчал. — Но у нас их нет.

Была ли эта колкость в его адрес? Попросил бы Георит отправить тех мертвых кэрлов обслуживать двигатели? Черное Крыло почувствовал, как поднялись волосы от раздражения.

— Верно, штурман, — сказал он. — У нас не хватает людей. У нас не хватает противопожарных средств, у нас не хватает деталей для поврежденного плазменного двигателя, а наш генератор Геллера разваливается. Все это я знаю, так что нет необходимости повторять. Мне нужно, чтобы ты говорил мне о том, чего я не знаю. Тебе есть что сказать?

Штурман позволил себе редкую вспышку агрессивности на лице. В его измотанном состоянии он был готов высказать почти все.

— Вы знаете мое мнение, лорд, — сказал он холодно.

Значит, он по-прежнему рекомендует заполнить палубы вакуумом. Тот факт, что он предложил это дважды сам по себе был доказательством слабеющего авторитета Черного Крыла.

Вдруг Черное Крыло понял, что трэллы под командной платформой внимательно слушают. Георит говорит за всех них. Они это спланировали.

По его телу пробежался холодок. Последствия этого были серьезными.

— Я знаю твое мнение, — ответил он. Он говорил открыто, зная, что его слышно по всему мостику, и позволил низкому, раздраженному рыку прорезать его слова. Он устремил свои глаза с суженными зрачками на Георита и обнажил клыки. — Наверно мое прежнее указание по этому вопросу не было достаточно понятным. У этого корабля одна цель: доставить сообщение Волчьему Лорду Хареку Железному Шлему на Гангаву и вернуть его силы на Фенрис. Меня не волнует, сделаем мы это со всеми демонами Хель, ползающими по трубам, или нам придется бросить трэллов в топки, чтобы поддерживать текущую скорость. Хель, меня даже не волнует, сделаю ли я это сам. Но мы доберемся туда, и мы доберемся вовремя.

Черное Крыло наклонился вперед на своем троне, поднял коготь и навел его прямо на Георита. Угрожающий взгляд на лице скаута заставил штурман заметно побледнеть.

— И знай. Я — хозяин этого судна. Оно существует по моей воле. Его вирд в моих руках, как и все ваши. Если я замечу хоть одну попытку нарушить мою волю, повернуть корабль против предписанной ему цели, то не промедлю причинить тебе полный спектр боли. Мы будем поддерживать скорость. Мы будем придерживаться плана ремонта. Мы не выйдем из варпа. Это понятно?

Штурман торопливо кивнул, его лицо побелело от страха. Предпринятые им осторожные меры для передачи некоторого недовольства экипажа привели к совершенно противоположным результатам.

Черное Крыло неприятно улыбнулся.

— Хорошо, — сказал он, позволив своему голосу снизиться до уровня, слышимого только для них двоих. Угрожающий рык все еще отражался в его голосе, эхо дикости, которую он мог по желанию пустить в ход. — Один на один мы можем говорить более откровенно. Возможно, ты передашь мнение остальному экипажу. Первый смертный, который вздумает бунтовать на этом корабле, познакомится с моими когтями. Я сдеру кожу с его тела и использую ее, чтобы заткнуть бреши в нашем корпусе. Это не сильно поможет целостности корабля, но поднимет мне настроение.

Он откинулся назад на твердую сталь трона.

— Теперь иди, — прорычал он, — и найди способ сохранить нам жизни на следующие шесть дней.

Над алтарем обрела форму фигура. Она не была полностью реальной; Темех видел дальний конец призванного помещения через просвечивающуюся кожу. Более того, это не было именно то, что он ожидал. Это не был образ пылающего глаза, который сулили его сны, и не гигантский профиль примарха в высоком шлеме, облаченного в красное с золотом.

Это был ребенок. Красноволосый мальчик в белой сорочке, выглядевший болезненно недоразвитым.

— Повелитель, — произнес Темех, изящно спускаясь по Исчислениям.

Его работа не была завершена, и понадобится еще много дней испытания, но самая трудная часть была позади. В отсутствие помех со стороны Афаэля был достигнут значительный прогресс.

— Мой сын, — ответил ребенок.

— Вы выглядите не так, как я ожидал.

— Каким ты ожидал меня увидеть?

Темех нашел успокоение в привычной диалектической речи. Очень давно он научился не слишком доверять внешнему виду. Тем не менее, манера говорить человека была трудной для подражания.

— Скорее, таким как в Башне. Не уверен, что Волки сочтут этот вид… угрожающим.

Мальчик рассмеялся, и кожа вокруг его закрытых глаз сморщилась.

— И что, по-твоему, делает мой образ на Планете Колдунов особенно правдивым. Ты — Корвид, Амуз. Ты знаешь то, что мы видим, зависит, по большей части, от того, что мы хотим увидеть.

— Возможно. В таком случае я хотел увидеть некое отражение вашей истинной силы.

— Присмотрись получше.

Темех сконцентрировался. Возможно, это был какой-то тест. Если так, то он не понимал его. Ребенок выглядел также непритязательно как молоко, хотя спокойный единственный глаз и взрослое выражение лица вводило в замешательство.

— Думаю, вы — только фрагмент, лорд, — сказал он, наконец. — Вероятность. Несмотря на мою работу, вы делаете только первые шаги по переходу.

— Очень хорошо, — сказал ребенок. — Большая часть меня остается на Гангаве. Так должно быть или иллюзия сломается.

Темех нахмурился.

— Я не понимаю это, лорд. Я пытался, но основы ускользают от меня.

Ребенок не выглядел встревоженным этим.

— Ариман был таким же. При всей его одаренности он выбрал ошибочное решение. В остающейся статичности нет помощи, в попытке сражаться с силой Океана при помощи заклинаний. Что он принес нам? Пустые оболочки, подчиненные магам. Есть высшая истина в нашей трансформации, которую мы должны научиться использовать.

— Быть везде и нигде.

— Рад, что ты помнишь.

— Я помню термины, которые вы используете. Я по-прежнему не понимаю их.

Ребенок пожал плечами.

— Нет времени для твоего обучения. И Хетта, и Чамина, и других. Как только покончим с этим эпизодом, у нас будет время начать сначала.

Затем Темех замолчал, пораженный непрошенной мыслью.

— Вы не упомянули Афаэля.

— Почему я должен был его упомянуть?

— Он величайший из нас, наиболее сильный из тех, кто отверг Аримана.

— И он станет еще более сильным, больше, чем сможет вообразить, но я достиг этого уровня появления не для обсуждения его судьбы.

— Нет. Я так не считал.

— Я пришел поддержать тебя. Я многое вложил в тебя, Амуз Темех. Собранные нами флот и армия довольно скоро уменьшатся — это их единственное назначение, и после этого наши цели будут разными.

Ребенок улыбнулся. Жест был простым, но он выражал всю гамму едва уловимой эмоции. Гордость, возможно, и встречное обвинение, но в основном сожаление.

— Не подведи меня, Амуз, — мягко произнес Магнус. — Печально, когда сын подводит отца.

— Не подведу, лорд, — убедительно ответил Темех, зная о чем говорил примарх. — По крайней мере, этот урок был хорошо усвоен.

Над Гангавой наконец, пробил час, и по всему флоту были переданы радиосигналы. Равномерно, без суеты и фанфар щиты над пусковыми выходами отключились. Волны десантных капсул из пусковых туннелей с шумом ворвались в атмосферу, пылая, как кометы. За ними последовали эскадрильи десантно-штурмовых «Громовых ястребов» в строю клина, спускаясь по спирали на фантастической скорости. Их угловатые носы круто опустились, когда они нырнули сквозь постоянно уплотнявшийся воздух. За ними следовали более тяжелые десантные суда, быстро спускаясь и маневрируя при помощи реактивных двигателей. Все они были окрашены в серый цвет Космических Волков, неся черно-желтые полосы и герб рычащей морды на своих бортах.

За защищенным периметром города находились дюжины зон развертывания. Под командованием Железного Шлема находилась огромная сила, и он соответственно распределил свои войска. Главных целей было три. Крупные, генерирующие энергию постройки были обнаружены в северо-западной четверти городской территории, и для их уничтожения выделялось две Великие Роты. Еще две Роты были развернуты для удара по проекторам пустотного щита города, расположенным на юго-западе и окруженным сильными оборонительными сооружениями.

Но главным призом был центр гигантского города. Целый район на многие десятки километров был построен по образу Тизки с пирамидами, высоко поднимающимися в наполненный пылью воздух. Тем не менее, это были не те блестящие серебряные здания, что сверкали под бледными небесами Просперо. На Гангаве промышленные отходы оседали на их стенах, превратив поверхность в такой же грязно-красный цвет, как и на остальной части планеты. Из космоса они выглядели почти естественными, как необычные геометрические горы, возвышающиеся над хаотической путаницей жилых кварталов и заводов вокруг них.

В тех пирамидах был Магнус. Фрей снова подтвердил это. Все рунические жрецы Ордена чувствовали это, ощущали ужасное присутствие, скрывающееся в самой крупной конструкции, оскверняющее вирд, как пленка нефти на воде. Железный Шлем возглавил атаку на главную цель, взяв пять полных Великих Рот и большую часть рунических жрецов Ордена в авангарде колоссальной огневой мощи. Их высадка произошла прямо к востоку от границы пустотного щита, на расстоянии стокилометрового броска до сильно укрепленного центра города.

Флотские тактики подсчитали, что в огромных укреплениях засели сотни тысяч солдат, возможно миллионы, если все гражданские были вооружены. Авгуры засекли передвижение по улицам конвоев мобильной артиллерии, забивших узкие проходы и блокирующих проезд на основных магистралях. Собранные Магнусом силы были хорошо вооружены и готовы к бою, несмотря на отсутствие орбитального прикрытия.

Перехваченные переговоры давали определенное представление об оборонительной стратегии. Приказы были зашифрованы, но многие коды были взломаны во время блокады Кьярлскара, и для командиров нападающих мало что оставалось неизвестным. Из перехватов было ясно, что гангавцам хорошо известно об ожидающей их ярости. Их единственный ответ лежал в численности. Огромной численности. Они не могли надеяться бросить вызов Волкам в бою, и вместо этого планировали изнурить захватчиков силой абсолютной инерции, втянув их в смолевые ямы, где тысячи вкопанных минометов и лазганов устроят, как они надеялись, многочисленные зоны поражения.

Гангавцы также говорили приглушенными тонами ужаса и страха о том, что было в пирамидах. Снова и снова вокс-разговоры упоминали о Погибели Волков. На потрепанном лице Железного Шлема появилась кривая усмешка, когда он впервые услышал об этом.

— Погибель Волков? Он ударился в театральность на старости лет.

Сказанное им вызвало смех у ярлов, окруживших его на командном мостике «Руссвангума», но теперь время для смеха прошло. Каждый воин в первой волне изучал свою цель с холодным, четким вниманием к деталям. Обряды ненависти были исполнены с тщательным вниманием, перед тем как надеть боевые шлемы налакированы гривы непослушных волос, болтеры — тщательно проверены и почтительно уложены. Не было ни улыбок, ни хриплого подшучивания Кровавых Когтей, ни легкомысленных шуток Длинных Клыков. Все они знали чего стоит их добыча.

А затем начали падать десантные капсулы, прорываясь сквозь атмосферную турбулентность и спорадический зенитный огонь со сверкающих окраин внизу.

Собственная десантная капсула Железного Шлема, нареченная «Хекьярр», была одной из первых приземлившихся в восточной посадочной зоне. Она выбросила огромный столб красный грязи при посадке, адамантиевый корпус был все еще раскаленный от атмосферного спуска. С шипением отстрелились пироболты, и внешние сегменты корпуса ударились о поверхность кратера. Сверху опустились болтеры и вступили в дело в тот самый момент, когда ограничители безопасности поднялись и с треском зашли в свои гнезда.

Когда металлические обручи, удерживающие Железного Шлема, отошли, Великий Волк с грохотом спустился по рампе на землю Гангавы. Ночное небо было цвета старой крови, испещренное темными следами от стремительно спускающихся машин его Ордена. Со всех сторон их окружали здания, огромные черные шпили из железа, которые тянулись вверх, соединенные мостами и массой транзитных труб. Прожекторные огни кружились, отважно пытаясь дать цели канонирам защитников, и где-то далеко завывали клаксоны. К его позиции уже начал приближаться неравномерный гул огня тяжелого оружия, отражаясь от отвесных стен зданий.

Железный Шлем глубоко вдохнул, наслаждаясь звуками и запахами войны, проникшими в его шлем. Желание убивать уже пульсировало по его телу, до предела насыщая его и поддерживая накатывающее неистовство.

— Наконец мы пришли к этому, братья, — прорычал он, подняв ледяной клинок и включив энергетическое поле. — Приступим к убийству. 

 

Глава 14

В Клыктане кипела работа. Священное место было наполнено хриплыми криками трэллов, спешащих выполнить приказы своих хозяев. Все больше ящиков с бронебойными снарядами выгружалось с грохочущих машин и аккуратно складывалось позади башен с тяжелыми болтерами и орудиями. Возведение баррикады у западного края гигантского зала было близко к завершению.

Морек мрачно смотрел на это. Он слышал доклады о противнике, и имел приблизительное представление о его силе. Такие баррикады и артиллерийские позиции только замедлят его. В прошлом он верил, что Небесные Воины выстоят против чего бы то ни было, но они уже дважды истекали кровью. В свете этого он больше не был уверен в том, что знал.

Морек встряхнул головой, пытаясь избавиться от депрессивных эмоций, которые вцепились в него с момента путешествия к телотворцам. Он находился посреди импровизированного полевого госпиталя. В восточном конце зала под пристальным взглядом огромной статуи Русса, были расставлены ряды металлических коек.

Как пробирки на столе Вирмблейда.

Койки были предназначены для смертных; космодесантников забирали в специализированные операционные высоко в Ярлхейме. Когда Морек шел по проходам между рядами, то видел искаженные выражения агонии на лицах раненых. Трэллы-телотворцы работали быстро и квалифицированно, накладывая швы и прижигая. Их методы были эффективны, но мало способствовали облегчению боли. Морек видел ледяной твердости фенрисийцев, закаленных испытаниями и лишениями, которые рыдали в агонии, когда их разрезали стальными лезвиями.

У одного человека отрезали ногу ниже бедра. Если он выживет, то со временем получит основную аугметическую конечность, но он больше не будет участвовать в битве. Морек смотрел на гримасу человека, когда ножи взялись за дело. Пациент оцепенел от обезболивающих, но был все еще в сознании, чтобы понимать происходящее. Он сильно сжал челюсть, мышцы натянулись. Когда телотворцы делали свою работу, он сжал края кровати, костяшки пальцев побелели и дрожали.

Морек отвернулся. Повсюду слышались стоны и низкие, душераздирающие стенания. Сотни людей были приготовлены к оперированию. Еще сотни лежали в проходах, их тела уже остыли. Впервые с начала битвы Морек обрадовался тому, что железный жрец забрал Фрейю в Подклычье, а не бросил в первые ряды сражения.

С момента ее возвращения с нижних уровней они поговорили только раз. После этого их обоих вызвали по служебным обязанностям, так что встреча была короткой.

Морек вспомнил их объятия. Он крепко прижал ее, снова почувствовав, что ее коренастое тело в безопасности. Ему не хотелось отпускать ее.

Нуждается ли она во мне сейчас? Или это я нуждаюсь в ней?

— Ты в порядке, отец? — спросила она, с беспокойством глядя ему в глаза.

— Как всегда, дочка, — ответил он.

— Что-то случилось?

Морек засмеялся.

— Война случилась.

После этого они обменялись несколькими словами, всего горсткой, прежде чем ее позвал дредноут, который следовал за ней.

— Теперь я приписана к нему, отец.

Это звучало почти гордо. Прежде она никогда не гордилась работой на Небесного Воина.

— Что ему нужно от смертных?

Фрейя покачала головой.

— Не знаю. Но ему это необходимо. Они странные. Некоторые вещи они помнят, как скальды. Другие забывают. Я помогаю с последними.

Морек посмотрел на ее честное, грубоватое лицо. На ее глаза, как и в детстве, падали светлые волосы. Он подавил желание поправить их. Ее мама всегда говорила ему не делать так. Непроизвольно ему на ум пришли слова.

— Теперь ты все, что у меня есть! Моя единственная связь с той, кто была так прекрасна и свирепа. Будь осторожна, моя дочь, следи за тем, что говоришь, что делаешь. Береги себя. Пусть сгорит Этт и все его залы, только бы ты была в безопасности!

Но он не сказал этого. Он поцеловал ее в лоб.

— По возможности оставайся на вокс-связи.

— Буду, отец. Защити тебя Рука Русса.

— Да защитит она всех нас.

А потом она ушла, торопясь за дредноутом, которого они называли Альдр Раздвоенный Клинок.

Морек вздохнул и посмотрел вверх на статую, возвышающуюся над ним, пытаясь прогнать воспоминания. Огромный образ Русса стоял там, как и прежде, со сцепленными ногами и лицом, искаженным в рыке. Его черты принадлежали истинному Волку — широкая челюсть, резко выраженные клыки, суженные зрачки.

Прошло десять дней с тех пор, как Ярл Грейлок стоял под этим могучим изваянием и воодушевлял Этт на непокорную ярость. Над всем этим стоял Леман Русс, его дух следил за ними.

Знаете ли вы? Знаете ли вы, лорд, что происходит здесь с вашими сыновьями? Проникает ли ваш взгляд в залы жрецов? И потворствуете ли вы этому?

Камень не дал ответа. В этих неподвижных чертах не было ничего, кроме жажды убийства.

Затем из дальнего конца госпиталя раздался шум. Огромный воин в угольно-черном доспехе возвращался с фронта. Его броня была обожженной и во вмятинах, шкуры сорваны. Он пронесся мимо рядов коек, а толпа трэллов старалась держать шаг с ним.

Вирмблейд вернулся. Его голова была обнажена, а в глубоких впадинах сияли золотистые глаза. Он шагал к шахтам лифтов, возвращаясь в свое логово в Валгарде, туда, где была сделана его работа.

Глаза Морека последовали за ним. Он не посмел пошевелиться. Он не знал на кого смотрел — на защитника всего, что было ему дорого или же на губителя этого.

Вдруг Вирмблейд остановился, словно что-то почувствовал. Его угрюмое лицо с крупным, крючковатым носом резко повернулось.

Глаза, эти глаза хищника, впились в Морека. Минуту два человека смотрели друг на друга.

Морек почувствовал, как колотится его сердце. Он не мог отвернуться.

— Он знает! Как он может знать?

Затем Вирмблейд издал рык и продолжил свой путь. Его свита помчалась за ним.

У Морека закружилась голова, и он прислонился к кровати. Он виновато огляделся. Санитары в лазарете продолжали работать, как ни в чем не бывало. Никто не обратил внимание. А почему они должны были среагировать? Он был обычным кэрлом, смертным, расходным материалом.

Он сделал глубокий, судорожный вдох. Морек оттолкнулся от металлического каркаса и продолжил обход. Многое предстояло сделать, и ему надо было держать в узде целый ривен кэрлов. Пытаясь не обращать внимания на крики и стоны, он ускорил шаг.

Ему надо было чем-то заняться.

В этот момент он понял, что хочет, чтобы захватчики быстрее прорвали оборону и пришли. По крайней мере, они были врагами, с которыми он умел сражаться.

Через двадцать четыре дня после созыва Железным Шлемом военного совета, который санкционировал операцию на Гангаве, Зал Аннулюса был снова открыт. Он был, как обычно, зловещ и затенен, хотя в этот раз факелы горели чуть ниже в своих жаровнях. И настроение собравшихся командиров было скорее угрюмым, чем ожидающим.

Вокруг огромного каменного круга стояло всего семь фигур, облаченных в доспехи, но с обнаженными головами. Здесь находились Грейлок, Штурмъярт, Арфанг и Вирмблейд. Из Волчьей Гвардии присутствовали Скриейя и Россек. Воин с огненными волосами все еще выглядел полудиким, а его грива была спутана и взъерошена.

Во главе круга на почетной позиции стоял Бьорн. Когда он вошел на посвященное место около часа назад, то долго оставался неподвижным, молча глядя на установленные в полу каменные пластины. Никто не осмелился потревожить его, пока он предавался воспоминаниям из прошлого, и никто не занял своего места, пока он не пришел в себя.

Когда совет начался, Грейлок внимательно посмотрел на массивный корпус дредноута. Керамитовый саркофаг был украшен с исключительной заботой. На толстых передних панелях были отчеканены золоченые образы волков и рычащих звериных голов. На длинную лицевую пластину прикрепили железный череп со скрещенными костьми. Повсюду были выгравированы руны, каждую разместили в надлежащем месте давно умершие рунические жрецы и связали сложными ритуалами защиты.

Бьорн был величественен, намного более, чем любой живущий Космический Волк, и намного более большинства умерших.

Знаешь ли ты, как много заботы уделяли твоему живому саркофагу? Волнует ли тебя это?

И тогда Бьорн пошевелился, словно мысли Грейлока каким-то образом передались ему.

— Итак, мы планируем наше выживание. Ярл, твоя оценка.

— Все доступные входы в Этт разрушены, — сообщил Грейлок. — Взрывы были произведены сочетанием мельта и осколочных зарядов. Некоторые из них остались целыми, чтобы взорваться позже. С помощью Всеотца это замедлит землекопов.

— Сколько времени у нас есть? — спросил Скриейя.

Грейлок покачал головой.

— Зависит от того, какими игрушками они обладают. Неделю. Возможно меньше.

Низкий, скрежещущий звук раздался изнутри Бьорна.

— Запертые, — зарычал он. — Неблагородный способ вести войну.

Грейлок немного разозлился. Он сделал выбор, который должен был, столкнувшись с вторгнувшейся армией, превосходящей его оборонительные силы более чем в двадцать раз.

— Ты прав, лорд, — сказал Грейлок. — Это неблагородно. Но знамения против нас. У нас есть восемьдесят семь братьев моей роты, все еще способных сражаться, не считая двенадцати Почтенных Павших. У нас есть несколько тысяч кэрлов — достаточно, чтобы укомплектовать укрепления, но не более. Нам нужно время, чтобы восстановить насколько возможно наши силы. Когда враг снова войдет в Этт, мы будем должны сражаться до конца, сколько бы времени это не заняло.

Бьорн снова заворчал. Даже его малейшие движения производили грохочущий звук изнутри загадочного тела-машины.

— Какой силой обладает враг?

— Много десантников-предателей. Возможно шестьсот, хотя мы уничтожили несколько отделений во время первых высадок и наступления. Смертные солдаты, по существу, нескончаемые. Бронетанковые дивизии, намного превосходящие все, что мы можем выставить, хотя они не помогут врагу в туннелях.

— И нет связи за пределами Фенриса?

— Нет, лорд, — сказал Штурмъярт. — Наши астропаты были убиты удаленным способом. Связь в местном космосе подавлена, и попытки пробиться через барьер над нами провалились.

— Что могло это сделать?

Штурмъярт выглядел недовольным.

— Колдуны обладают многими темными возможностями, лорд, — сказал он неубедительно. — Что бы то ни было причиной случившегося, у нас нет возможности совладать с ним. Все, кроме полноценного боевого флота, будет уничтожено блокадными силами. Мы — одни.

— А Великий Волк?

— Его мысли сосредоточены на Магнусе, лорд, — сказал Вирмблейд. — Если он решит связаться с нами, то враг сможет создать у него впечатление, что тут все в порядке. Они спланировали выманить его, и ничего не упустили, чтобы держать вдали.

В ответ на это Бьорн погрузился в размышления. В Зале стало тихо, если бы не далекие, приглушенные металлические звуки снизу. В Ярлхейме не стихали приготовления к вторжению.

Все глаза были устремлены на дредноута. Благоговение перед ним было абсолютным, и никто не осмелится заговорить раньше него.

— Они направятся к реакторам, — наконец, сказал Бьорн. — Большая часть войск должна быть расположена у Печати Борека.

— А что с Хоулдом? — спросил Вирмблейд.

— Его нельзя защитить. Слишком много туннелей. Ярлхейм должен удерживаться со стороны Клыктана.

— Это означает разделение наших сил, — сказал Грейлок.

— Именно. Но мы не можем оставить ни один из этих объектов. Если реакторы захватят, тогда Этт будет уничтожен. Если Клыктан падет, тогда ни одну другую часть верхней цитадели нельзя будет защитить. Это два ключевых пункта, два места, где маленькая армия может сражаться против намного более сильной.

— Есть другие соображения, лорд, — сказал Штурмъярт. — В этом месте есть обереги. Самые большие были у ворот, но они погибли. До тех пор пока меньшие руны будут защищены, сила колдунов внутри горы будет ограничена. Если священные места осквернят, тогда их сила вырастет.

— Тебе не нужно говорить мне об их силе, — сказал Бьорн, и в его рокочущем голосе внезапно появилась нотка пыла. Его коготь сжался, словно от воспоминаний о какой-то древней боли. — Обереги будут защищены там, где мы сможем. Но жертвы необходимы. Если мы попытаемся спасти все, мы потеряем все.

— Будет так, как ты приказал, — сказал Грейлок, склонив голову. — Мы превратим бастионы в смертоносные места. Но там, где они пробьются сквозь завалы, им будет оказано сопротивление. Я бы не хотел, чтобы первые шаги внутри Этта дались им бескровно.

Бьорн громоздко кивнул в знак одобрения.

— Значит, мы договорились. Я встану у Печати Борека с моими Павшими братьями. Битва придет туда в первую очередь. Прошло много времени с тех пор, как я испытывал желание убивать, кроме как во снах.

Дредноут наклонил свой массивный профиль, чтобы взглянуть на центральное изображение Аннулюса — вставшего на задние лапы посреди звездного поля волка.

— Я был на Просперо, братья, — сказал он. — Я был там, когда мы выжгли их ересь из галактики. Я видел, как Леман Русс опустошил их заветные места. Я видел предателей, рыдающих испорченными глазами, когда мы обратили их пирамиды из стекла в бесплодную пустошь.

Совет внимательно слушал. Обрывочные рассказы Бьорна о далеких днях схватывались всякий раз, когда он решался предложить им их.

— Это не случится здесь. Они стали слабыми от осознания своего предательства. Мы стали сильными от осознания нашей верности. Там где Тизка пала, Этт выстоит.

Голос дредноута становился решительнее. По мере того, как протекали дни, он вспоминал себя, снова становясь тем богом войны, о котором рассказывали тихими голосами скальды. Посреди всеобщего отчаяния он был искрой надежды.

— Хотя это может стоить жизни все нам, — прорычал Бьорн, вокс-генераторы внутри него произнесли слова механически резко. — Этт выстоит.

После окончания Совета Россек смотрел, как Бьорн тяжелой поступью вышел из Аннулюса с Грейлоком и остальными старшими командирами. Он помедлил, оставаясь в тенях, стараясь избежать контакта. Во время дискуссии он молчал. Более того, Волчий Гвардеец едва обменялся парой слов с Грейлоком со времени отступления от посадочных зон. Несколько раз он пытался обратиться к старому другу, но ярл избегал всего, кроме обмена рутинными фразами.

Наверно это было к лучшему. Россек даже не знал, что скажет, если бы представился шанс.

Что ему жаль? Извинения были не для Волчьего Гвардейца.

Что он каждую ночь в кошмарах видел лица воинов, которых убил? Это была правда, но она ничего не изменит.

Раскаяние нелегко приходило к сыну Русса. Когда кровь врагов струилась по клыкам Россека, он на несколько благословенных мгновений стряхивал покров оцепенения и вспоминал свое дикое наследие. Он жаждал, чтобы штурм Врат длился очень, очень долго. Пока он сражался, чувство вины было менее острым.

Но оно всегда возвращалось.

— Волчий Гвардеец Россек.

Голос был сухим и сардоническим. Россек понял, кто это был, даже не оборачиваясь. Должно быть Вирмблейд оставался сзади, ожидая пока остальные выйдут.

— Лорд Хралдир, — поздоровался Россек. Его голос звучал сердито даже для него.

Вирмблейд вышел из темноты апсиды Ордена на свет факела. Его черный доспех был идеален для сливания в тенях плохо освещенных мест. Костяные символы его боевого доспеха отмечали сколы и ожоги от плазменного огня, а когда-то наброшенные им на керамит потрепанные шкуры были разорваны. Его золотистые глаза на высохшем старом лице, как обычно светились, подобно янтарю на выделанной коже.

— Возьми себя в руки, Тромм, — сказал волчий жрец, его рот исказила кривая, невеселая улыбка.

Россек возвышался над Вирмблейдом в своем терминаторском доспехе, но каким-то образом из них двоих именно он казался меньшим. Так было всегда. Волчьи жрецы обладали властной хваткой над всем Орденом, единственные, кто переступали обычную структуру командования.

— Мне не хватает боя, — ответил Россек. Частично это было правдой.

— Как и всем нам, — сказал Вирмблейд. — В Этте нет Кровавого Когтя, который бы так не думал. Что делает твое настроение особенным, Волчий Гвардеец?

Россек прищурился. Старик подстрекает его? Пытается спровоцировать какой-то вспыльчивый ответ?

— Я не требую особых привилегий. Просто хочу сделать то, чему я был обучен.

Вирмблейд кивнул.

— Так было всегда с тобой. Я помню, как привел тебя со льда. Тогда ты был чудовищем, человеком-медведем. Мы с самого начала отметили тебя для величия.

Россек устало слушал. Он был не в настроении для подготовленной проповеди. Каждое упоминание о его потенциале, о его судьбе в Ордене стало противно слушать. Он многие годы жаждал поста Волчьего Лорда, однако не слишком старался, и всегда возмущался повышению по должности Грейлока за его счет, но теперь доказательство его несоответствия были болезненно продемонстрированы.

— Ну, может быть, ты ошибался, — сказал он.

Вирмблейд бросил на него презрительный взгляд.

— Я слышу жалость к себе? Это для смертных. Какую бы ты вину не носил в себе, избавься от нее. Ты не можешь вернуть своих братьев, но ты можешь вспомнить, как надо сражаться.

Россек начал отвечать, поэтому пропустил апперкот.

Резко, как щелчок челюсти, Вирмблейд выбросил левый кулак, попав точно в цель и отправив Волчьего Гвардейца на пол. Мгновенье спустя волчий жрец пригвоздил его, схватив Россека за обнаженную шею и обнажив изогнутые клыки.

— Я хотел наказать тебя за то, что ты сделал, — прошипел Вирмблейд в нескольких сантиметрах от лица Россека. — Грейлок помешал этому. Он сказал, что твои клинки потребуются. Кровь Русса, тебе бы лучше доказать, что он был прав.

Инстинктивно Россек приготовился отшвырнуть жреца. Он мог это сделать. Его доспех был более чем вдвое мощнее брони Вирмблейда, и волчий жрец был стар.

Но все же он не смог сделать это. Священная власть жречества была слишком сильной. Лицо Вирмблейда было первым, которое он увидел, войдя в Этт в качестве устрашенного кандидата. И вероятно оно будет последним, что он увидит, перед тем как отправиться в Залы Моркаи.

— Так чего ты хочешь, лорд? — прорычал Россек, ощущая свою кровь во рту. — Чтобы я сражался с тобой? Тебе не понравится результат?

Вирмблейд покачал с отвращением своей взлохмаченной головой и отпустил его. Он поднялся на ноги, позволив Россеку удариться о стену.

— Я хотел разжечь в тебе дух, юноша, — пробормотал он. — Напомнить тебе об огне, который пылает в твой крови с тех пор, как ты впервые пришел сюда. Может быть, я опоздал. Может быть, ты позволил неудаче потушить его.

Россек поднялся на ноги, чувствуя, как завыли нагруженные сервомеханизмы его потрепанного в бою доспеха.

— Эта меланхолия делает тебя бесполезным для нас, — сказал Вирмблейд. — Думаешь ты — первый Волчий Гвардеец, приведший отделение к поражению?

— Я смирился с этим.

— Я этого не вижу.

— Возможно, ты должен присмотреться внимательнее.

— К чему?

— К воинам, которых я спас, — зарычал Россек, чувствуя как, наконец, поднимается гнев. — К Кровавым Когтям, которых я вытащил из-под молота, когда пал Бракк. К предателям, которых я убил тогда и после. К щенку, которого схватил Волк, и которого я вернул из-за грани.

Вирмблейд поколебался и внимательно посмотрел на него.

— Ты сделал это? Без жреца?

— Да. И сейчас, после смерти Бракка, я возглавляю остатки его стаи. Им нужно руководство. — На короткий миг обеспокоенный взгляд вернулся в его глаза. — Того, кто получил урок командования.

Вирмблейд по-прежнему пристально смотрел на лицо Россека.

— Тогда командуй, — сказал он, наконец, и его голос утратил резкость осуждения. — Но избавься от этой меланхолии. Когда все закончится, я получу от Грейлока обоснованный приговор в отношении тебя.

Россек заворчал, страстно желая оттолкнуть волчьего жреца и закончить нравоучения. Его манили тренировочные клетки, где он разберется в своих проблемах.

— Последнее, — сказал Вирмблейд, положив руку на нагрудник Россек и не давая ему уйти. — Охотник, который лежит в моих палатах. Аунир Фрар. Он будет жить.

Вопреки самому себе, Россек почувствовал, как его тело наполнило облегчение в ответ на эти слова, и ему пришлось постараться, чтобы не показать этого. — Благодарю, что сказал мне.

— Но ты не приносил его к телотворцам.

Россек покачал головой. — Ривенмастер принес.

— Я так и понял. Как его зовут?

Россек тут же вспомнил имя. Смертный в Клыктане, с честным, уставшим лицом.

— Морек. Морек Карекборн. Зачем тебе это?

Вирмблейд уклонился от прямого ответа.

— Для завершенности, — сказал волчий жрец, опустив руку, чтобы позволить Россеку пройти. — Ничего важного. Теперь иди. Помни мои слова. Да пребудет с тобой Рука Русса, Тромм.

— Со всеми нами, — ответил Россек, после чего тяжелой поступью двинулся в темноту. Назад в Ярлхейм, туда, где Волки готовились к войне.

Звери крались в глубокой темноте Печати Борека, держась незаметно позади огромных колонн. Они шли бесшумно, крадясь на огромных лапах и опустив искаженные морды к земле. Только когда они хотели заявить о своем присутствии, то выходили из укрытия, неожиданно вспыхивая расширенными, ясными глазами или издавая низкий, рокочущий рык из массивных грудных клеток.

Невозможно было сказать, сколько их собралось там. Иногда казалось, что из Подклычья вышло всего несколько дюжин; в другой момент — сотни. Что-то притягивало их к жилым секциям Этта и что бы это ни было, оно продолжало воздействовать своей магией. Когда сам Бьорн появился из Хранилища Молота со свитой рычащий ужасов, никто не мог отрицать, что у них было какое-то странное требование быть там. Но это не означало, что кэрлам нравилось видеть их, и что они подавали признаки страха, когда вынуждены были идти рядом с ними.

Поэтому смертные солдаты стояли как можно дальше от освещенного конца грота. Лестницы и шахты лифтов находились в западном конце помещения, там и возвели укрепления, освещенные сильным пламенем. Как и в Клыктане поперек входов устроили артиллерийские позиции и баррикады. С каждым часом доставлялось все больше боеприпасов, снаряжения и доспехов, некоторые только что выковали в раскаленных глубинах Хранилища Молота и они все еще обжигали при прикосновении.

Фрейя приняла участие в переноске и отгрузке, хотя большую часть времени провела с Альдром. Как и большинство дредноутов, он разместился у Печати Борека и теперь угрюмо ждал боевых действий. Когда враги придут, его орудия будут на передовой и снова вступят в бой вместе с боевыми братьями.

Дредноут по мере исчезновения воспоминаний о заключении неуклонно становился все менее чуждым. Сентиментальные выражения волнения и утраты сменились более обнадеживающей решимостью. Фрейя могла сказать, что он предвкушает бой. Пробуждение от Долгого Сна только для того, чтобы столкнуться со многими днями подготовки и ожидания было нелегким для него, он бы предпочел отправиться из склепа прямиком в огненный шторм. Вместо этого он терпеливо ждал, пока сервиторы-трэллы суетились вокруг него, проводя малопонятные ритуалы и подготавливая его адамантиевый саркофаг к войне.

— И на что это похоже? — спросила его Фрейя, жуя жесткий кусок сушеного мяса во время отдыха.

— Что похоже?

— Излишняя забота над вашей броней, — сказала она. — Вы чувствуете прикосновение к ней, как к коже?

Фрейя могла почувствовать, когда раздражала его. Она не знала как, ведь мимика отсутствовала, но ощущение было достаточно определенным.

— Это любопытство. Это отсутствие уважения. Откуда оно у тебя?

Фрейя ухмыльнулась на раздражение дредноута. Она не чувствовала ауру устрашения у Альдра. Несмотря на его огромный смертоносный потенциал, намного превышающий даже ярла, его настроение было удивительно юным, и он стал интересовать ее так, как никогда не случилось бы с живым Кровавым Когтем.

— От мамы. Она пришла со льда, и передала мне его грубые манеры.

Пока Фрейя говорила, она вспомнила ее лицо. Крупное как у нее, светлые волосы с грязными кудрями, сжатый рот, который редко улыбался, грубые от беспрерывного труда и лишений черты. Но глаза, темные, блестящие глаза показывали яркий интеллект, любопытную, мятежную душу, которая до конца так и не сломалась. Даже в конце, когда изнурительные требования Небесных Воинов усугубили болезнь, погубившую ее, эти глаза оставались живыми и любознательными.

— Ты должна научиться контролировать его.

— Знаю, — сказала она устало. — Оно ведет к проклятью.

— Действительно ведет.

Фрейя послушно покачала головой и замолчала. Она никогда не понимала одержимость Волков ритуалами, традициями, сагами и секретностью. Это выглядело так, словно населенный ими мир застыл в какой-то полузабытый момент, когда все силы прогресса и просвещения вдруг исчезли, и их сменило неподвижное повторение старой, избитой рутины.

Спустя некоторое время Альдр тяжело сдвинулся на центральной колонне.

— Она ощущается, словно живая, и все же она неживая. Когда что-то касается моей брони, я чувствую это сильнее, чем смог бы в бытность живым воином. Мои зрение и слух — острее, мышцы — мощнее, потому что они из пластволокна и керамита. Все более непосредственное. И все же…

Фрейя посмотрела на лицевую плиту дредноута. Смотровая щель в броне была темной, непроницаемой камерой внутри опустошенного трупа. Хотя не было ни видимых сигналов, ни возможности увидеть выражение лица, она чувствовала его страдания так, словно он рыдал. На миг она уловила образ Кровавого Когтя, бегущего по обдуваемому ветром льду, его клинки вращались, длинные волосы развевались,

Он никогда не будет таким снова.

— Изви…

— Хватит вопросов. Есть работа.

Фрейя покорно заткнулась. Она увидела, как на машинах прибыла новая партия медикаментов и полевых пайков, которые надо было где-то сложить. Она поклонилась дредноуту и направилась к хускэрлу, ответственному за отправку груза. Фрейя украдкой оглянулась на массивную форму Альдра, стоящего неподвижно в тени.

Она недолго смотрела. Девушка чувствовала, что достаточно нарушила его уединенность. В любом случае ей не нравились эмоции, которые порождали в ней их беседы. Многие годы, уязвленная тем, что произошло с ее семьей под жестким режимом Этта, она обижалась на Небесных Воинов так же сильно, как и боялась их. И вот на Фенрис пришла война, и ее старые чувства подверглись таким испытаниям, которые она нашла удивительными.

Она научилась жить с неприязнью к ним. Возможно, она могла научиться жить с любовью к ним, как Морек, или даже с презрением, как Тысяча Сынов. Она знала, что должна отбросить эти чувства, или они подвергнут опасности ее роль в предстоящей битве. Они были чуждыми ей, нефенрисийскими, слабыми и глупыми.

Но это было бесполезно. Несмотря на все старания, Фрейя ничего не могла поделать.

Теперь я вижу их души, вижу какой жизнью они живут, какой выбор они сделали… Вот к чему я пришла.

Кровь Русса, мне жаль их.

 

 

Глава 15

— Фенрис хьолда!

Харек Железный Шлем бежал по разрушенной улице, не обращая внимания на пули, звеневшие о его боевой доспех. Его свита шла с ним, все два десятка избранных воинов в терминаторских доспехах. Во время движения их гигантская поступь крошила дегтебетон под собой. Наплечники были измазаны кровью, некоторые во время ритуала перед битвой, иные в результате тяжелых боев за последние четыре дня. Все это время никто из них не спал; более того, они едва делали паузу во время бойни. Непреклонно и неодолимо передовая группа Волков прогрызала, прорезала, пробивала себе дорогу в сердце города.

Все это время Железный Шлем сражался с энергией своей молодости, вращая двумя руками ледяной клинок огромными, разрубающими тела взмахами. Он даже не беспокоился взять с собой стрелковое оружие, предпочитая сражаться в ближнем бою. Большая часть его охраны действовала так же: они вооружились когтями, клинками и топорами и вопили, когда пускали в ход смертоносные лезвия против хрупкой брони тех, кто осмелился выйти против них.

— Башня, — прорычал Железный Шлем, мчась по мостовой, и кивнул направо. Незамедлительно его стая скорректировала маршрут. — Входим и наверх.

Охотничья стая выскочила на огромное прямое шоссе, вдоль которого возвышались ряды жилых кварталов. Когда-то здесь были железнодорожные пути общественного транспорта, ведущие в центр, и надземные пешеходные дорожки, пересекающие сверху дорогу. Теперь, благодаря воздушной бомбардировке, вся улица была превращена в тлеющую долину искореженных металлических опор и расплавленных пласкритовых кратеров. Клубящиеся облака дыма закрывали весь обзор, источая едкий запах от разрывов снарядов тяжелых болтеров. Отвесные стены на другой стороне пылающей пропасти были слепыми, окна выбило еще до того, как текущий штурм начался по-настоящему. Теперь огромные районы города выглядели также — пустошь разбитых надежд и балюстрад, после всего трех дней интенсивной, жестокой работы Волков.

Магистраль вела прямо к центральной группе пирамид. Огромный многополосный магистральный акведук когда-то шумел гражданскими машинами и полугравитационными флаерами, теперь же только отражал треск пламени и далекий грохот танковых траков. Волки мчались по пересеченной местности, как расплавленный металл, обтекая преграды, пренебрегая укрытием и полагаясь на скорость и ловкость, чтобы избегать ведущейся по ним стрельбы.

Перед ними на правой стороне шоссе, одна тупоносая башня была все еще занята защитниками. Когда стая приблизилась к ней, тяжелые реактивные снаряды ударили в бетонированную площадку вокруг них, разрывая то, что осталось от поверхности дороги на вращающиеся осколки. Среди лающего стрекота неавтоматических пушек слышались более гулкие взрывы. Определенно, там находились орудия. Все это нацелили на стремительные волчьи фигуры, мчащиеся к башне.

Темп стрельбы был высоким. Слишком высоким. Они в панике вдавливали спусковые крючки, страшась того, что Волки сделают, когда доберутся до них.

Вы правильно делаете, что боитесь, предатели. И мы благодарны за ваш страх, благодаря нему мы быстрее доберемся до вас.

— Пора утихомирить те орудия, — прорычал Железный Шлем и быстро побежал к основанию башни. Полагаясь исключительно на инстинкт, он прыгнул в сторону. Секундой позже его прежняя позиция исчезла во взрыве кордита и прометия. — Шестой уровень.

Волки помчались к основанию башни без промедления и на полной скорости. Первый этаж когда-то представлял величественное зрелище, покрытый стеклом и сталью и украшенный эмблемой Ока, которой было помечено все на Гангаве Прайм. Теперь это был всего лишь остов, зияющая дыра с разбитыми окнами и обуглившимися пласкритовыми колоннами.

Волки ворвались внутрь и помчались мимо куч кладки и все еще пылающих груд мусора. Железный Шлем по-прежнему шел первым, направляясь к шахтам лифтов в центре здания.

— Мы можем воспользоваться ими? — рявкнул он по оперативному каналу.

Волчий Гвардеец по имени Рангр включил дистанционный ауспик, взглянул на него и покачал головой.

— Подготовлены к взрыву.

— Тогда уничтожьте их, — приказал Железный Шлем, сделав знак брату Эсгреку, несущему тяжелый болтер в своих гигантских бронированных руках.

Громадное оружие загрохотало, обстреливая ожидающие клетки лифтов. Они взорвались градом обрушившихся балок и плит. Эсгрек уничтожил их все, отправив шесть клеток на дно шахт. К тому времени, как он закончил, прямоугольные колодцы зияли, как раны, черные и открытые.

Не ожидая, пока пламя угаснет, Железный Шлем подбежал к ближайшей шахте и прыгнул внутрь, схватившись за металлоконструкцию на противоположном конце. Стальные балки согнулись под его весом и начали отрываться от пласкритовых стен, но он уже двигался, взбираясь по этажам, как гигантское бронированное насекомое.

Остальная стая поступила также, прыгая в зияющие ямы, цепляясь за другие части стальных опор и балок, используя пять оставшихся шахт для лучшего распределения веса по поврежденному сооружению. Подобно канализационным крысам Волки стремительно поднимались по колодцам лифтов, безошибочно хватаясь за металлические опоры и двигаясь с пренебрежительной легкостью.

Когда они поднимались, сверху по ним открыли яростный огонь. Защитники, осознав, что разрушение клеток лифтов никак не замедлило приближающуюся атаку, запоздало пытались помешать стае добраться до них.

Железный Шлем небрежно рассмеялся, когда первые лазерные лучи ударили по его бронированным плечам.

— Это согревает мои руки! — рассмеялся он, подтянувшись через выступающий край и двигаясь выше.

— Приближаются многочисленные сигналы, — передал Рангр голосом, выдававшим настойчивое желание убивать. — Следующий уровень — шестой.

Пыл Волчьего Гвардейца заразил все отделение, и они полезли вверх еще быстрее, выбивая огромные отверстия в стенах шахты в своей решимости добраться первыми до места бойни.

При всем его возрасте и древней боевой закалке Великий Волк добрался туда первым, перепрыгнул через край и пробил внешние двери шахты лифта. Сломанные панели отлетели в стороны, и он бросился прямо в поток лазерного огня. Лучи трещали о доспех и выгорали без всякого вреда. Открытое пространство целого этажа, лишенное гражданских убранств и каких-либо укрытий, манило его.

— Почувствуйте ярость Волков, предатели! — завопил Железный Шлем, забрызгав слюной вокс-решетку, и прыгнул прямо на испуганных солдат за расколотыми дверьми. Грохочущее эхо его вызова разбило последние стекла в окнах этажа. Из шахт появились еще Волки и бросились в бой, плавно извлекая прикрепленное силовое оружие и активируя его.

Бой был коротким, жестоким, ужасающим. На этаже находились несколько сотен смертных солдат, многие с тяжелым вооружением. Некоторые из них были выжившими в предыдущих боях; другие — свежими солдатами из центра в блестящей броне и новыми лазганами. У них было тяжелое вооружение, включая орудия, из которых гангавцы вели огонь по приближающимся охотничьим стаям. Они разворачивали их внутрь в попытке остановить наступление ужаса, идущего убить их.

Это им не помогло. Ворвавшись в их ряды со свистящим клинком Железный Шлем снова начал смеяться. Усиленный вокс-устройствами доспеха страшный звук разнесся по всему уровню. К нему присоединился Рангр, смеясь в странной, пугающей манере. Он выкосил целые ряды колеблющихся вражеских солдат.

— Сражайтесь со мной, отбросы! — проревел Железный Шлем, разрезав человека обратным движением клинка, одновременно пробив другой рукой грудь второго. — Сражайтесь, как люди, которыми вы когда-то были!

В дальнем конце уровня, у разбитых окон, расчет автопушки пытался развернуть ее, чтобы прицелиться в неистовствовавших Волков. Железный Шлем заметил их и радостно заревел.

— Отлично, парни! — завопил он, швырнув тело гангавца со сломанной спиной в колонну и направившись к расчету орудия. — А теперь попробуйте выстрелить!

Обезумевшие солдаты почти успели сделать это. Тяжелый ствол развернулся на громоздком вертлюжном станке и приготовился к стрельбе. Патронная лента исчезла в пазу и индикатор безопасности погас. С отчаянным взглядом канонир нажал спусковой крючок, вздрогнув, когда огромная фигура Волчьего Лорда оказалась на расстоянии удара.

Быстрый, как смерть на льду, Железный Шлем обрушился на них и вырвал одной рукой ствол автопушки из ее лафета. Он взмахнул им, как дубиной, вышвырнув троих членов расчета из окна. Еще до того, как стихли их крики, он изрубил остальных ледяным клинком. Затем он свирепым пинком отправил лафет автопушки следом.

— Хьолда! — заревел он, воздев руки к небу. В одной из них был ледяной клинок, в другой — ствол автопушки.

Стоя на краю башни, Железный Шлем с высоты мог видеть весь город. Во всех направлениях пылали неконтролируемые пожары. Он видел другие башни, сотрясаемые взрывами. Небо исполосовали инверсионные следы его штурмовых кораблей. Гул канонады сотрясал землю, прерываемый безошибочным ревом приближающихся «Лендрейдеров».

Город уничтожался, квартал за кварталом, район за районом. Неважно сколько солдат было брошено в мясорубку, конец стремительно приближался.

Он взглянул на текущее состояние операции на дисплее шлема. Объекты захватывались в каждом секторе. Подобно гигантской паре клыков Волки приближались к главным целям. Генераторы пустотных щитов будут захвачены до рассвета, а следом электростанции.

Его братья превзошли самих себя. Никогда их безупречность на войне не проявлялась столь дерзко. Железный Шлем оскалился, чувствуя, как его изогнутые клыки скребут о внутреннюю поверхность шлема.

В этот момент на западе разошлась пелена тумана и дыма от горевшего топлива, открыв на горизонте огромные, сутулые очертания пирамид. Теперь они были намного больше, темные и массивные, окольцованные самыми мощными укреплениями, оставшимися в городе.

— Они тебе не помогут, — прорычал Железный Шлем, направив ледяной клинок в ту сторону, куда должен был последовать. — Сейчас тебе ничто не сможет помочь, изменник. Ты играл в опасные игры с Волками Фенриса.

Вернулась его волчья усмешка. Наслаждение убийством наполнило его тело.

— И теперь они вцепились в твои пятки.

"Катафракты" были ужасающими машинами, сплавом кибернетической технологии и исследований по вооружению из более выдающейся эпохи. Огромные, отчасти человеческие фигуры, но более широкие и тяжелые, работали безустанно, они рубили и сверлили каменную поверхность туннелей, пробивая дорогу своими чудовищными руками-бурами без пауз и жалоб. Их тяжелые, сегментные ноги были соединены для противодействия отдаче, они не обращали внимания на град обломков камней и продвигались через их груды. За ними следовали сотни просперинских инженеров, оттаскивая расколотые камни, укрепляя потолок подпирающими опорами и выравнивая зазубренные стены. Работа продвигалась, как и все остальное во флоте Тысячи Сынов — невозмутимо, эффективно, мастерски.

Но недостаточно быстро. Афаэль обнаружил, что все в большей степени не может контролировать свое разочарование темпом раскопок. Уже прошло много дней, дней, которые он не мог позволить себе потерять. Туннели были не просто заполнены свободным обвалом, но сцементированы мельта-взрывами. Порой отбросы было также трудно бурить, как и цельную скальную породу. Кора Фенриса, как и ожидалось, обладала твердостью железа. Что еще хуже, Псы установили мины и невзорвавшиеся осколочные заряды внутри расплавленного камня, и несколько бесценных "катафрактов" было потеряно, когда их руки-буры активировали остаточные ловушки.

Задержка приводила его в ярость. Афаэль знал, что Темех приближается к своей цели. Если Клык не будет взломан, а его обереги отвращения — уничтожены, тогда позиция Афаэля, как командующего армией окажется под угрозой. Все колдуны, командующие флотом вторжения, знали, что стоит на кону.

Со своей позиции внутри туннеля Афаэль наблюдал, как трио "катафрактов" пробивают себе дорогу в сердце горы. Вокруг них парили светосферы, омывая роботов тусклым оранжевым светом. Потолок туннеля едва возвышался над их массивными плечами. Расколотые камни доходили им уже до колен, и суетливые ряды смертных рабочих старались не отставать от задачи по их удалению.

Шея Афаэля снова начала чесаться. Ощущение сводило с ума, словно крошечные когтистые руки застряли под его кожей и царапались, чтобы выбраться наружу. Когда он повернул голову, о внутреннюю поверхность доспеха зашуршали перья. В течение некоторого времени что-то еще росло на его лице, надавливая на пластину шлема. Он знал, что скоро изъяны станут видны. Его правая рука уже не сжималась.

Афаэль отвернулся от скалы и пошел прочь мимо ожидающих рядов буксировочных машин, их загрузочные люки были открыты, а краны переведены в рабочее положение. Когда он шел по туннелям, люди поспешно убирались с его дороги. Они стали опасаться его непредсказуемого настроения с тех пор, как штурм остановился.

Он игнорировал их. Ближе к выходу из туннеля следы горных работ уступили место грубой дороге и постоянному освещению. Потолок и стены туннеля были вырублены достаточно широко, чтобы позволить въехать «Носорогам» и «Лендрейдерам», что было одной из причин затягивания работ по раскопкам. Легкое вооружение уже было отправлено в замкнутое пространство. Когда "катафракты" приблизятся к своей цели, их усилят тяжелым вооружением. К тому времени, как последние стены пробьют, целые роты рубрикаторов будут ждать приказа атаковать.

Афаэль достиг входа в туннель и шагнул в яркий, резкий свет фенрисийского утра. Казалось, его глаза утратили свою обычную фотореактивную скорость, и на мгновение он полуослеп от сияния. Новый снегопад покрыл большую часть разрушений, но дороги по-прежнему были забиты людьми и машинами. Повсюду стояли столбы дыма, как от работающих двигателей машин, так и от костров, разожженных солдатами, чтобы согреться.

К нему спешил просперинский капитан. Лицо человека было скрыто за защитной маской, но Афаэль уже почувствовал его страх. Новости будут плохими.

— Лорд, — произнес человек, неуклюже поклонившись.

— Давай быстрее, — выпалил Афаэль, испытывая желание хотя бы одно мгновенье почесать кожу. — Сообщение от капитана Эйррека с флагмана.

— Если Лорд Темех желает поговорить со мной, тогда он может сделать это сам.

— Нет. — Человек сглотнул. — Лорд Фуэрца. Его жизненная сигнатура покинула эфир.

Афаэль почувствовал, как заколотилось сердце.

— Он за пределами досягаемости?

— Не думаю, лорд. Мне приказано сообщить вам, что он, насколько предсказатели могут быть уверены, мертв.

И тогда Афаэль почувствовал, как дамбу его сдерживаемой ярости прорвало. Разочарование, раздражение, страх перед тем, чем он становился, все пришло на ум. Не задумавшись, он схватил воина за нагрудник, держа его в воздухе одной рукой.

— Мертв! — заревел он, не задумываясь, что его услышат. Краем глаза он заметил, как солдаты выронили оружие и уставились на него. — Мертв!

Пусть смотрят.

— Лорд! — закричал капитан, безрезультатно борясь с хваткой. — Я…

У него не было ни единого шанса договорить. Афаэль повернулся, швырнув хрупкое тело о ближайшую стену входа в туннель. Человек ударился с тошнотворным звуком и сполз в грязь. Больше он не двигался.

Афаэль повернулся к остальным людям. Поблизости их были сотни, и все смотрели на него. На мгновенье, одно ужасное мгновенье Афаэль почувствовал, как бросается и на них. Его перчатки затрещали первыми искрами колдовского огня, смертельного ремесла Пирридов.

Медленно, с трудом он взял себя в руки.

Что со мной происходит?

Он знал ответ. Каждый маг в Легионе был обучен знать ответ на это. Со временем Изменяющий Пути обязательно берет плату за дарованные способности, и даже Рубрика не была гарантией избежать этого.

Я превращаюсь в то, что ненавижу.

— Возвращайтесь к работе! — крикнул он людям.

Они бросились выполнять приказ. Ни один из них не подошел к распростертому телу капитана. Возможно, они сделают это позже, когда Афаэль уйдет, украдкой и в страхе от того, как Хозяева поступят с ними.

Афаэль посмотрел наверх. Далеко, в ледяном воздухе парила вершина Клыка. Даже почернев от многих дней бомбардировки, она по-прежнему выглядела величественной. Гора возвышалась вызывающе, такая же неподвижная и гигантская, как Обсидиановая Башня на Планете Колдунов. Впервые Афаэль заметил у них схожесть. Это была еще одна насмешка.

— Я сокрушу его, — пробормотал он, не обращая внимания, что говорит вслух. Его левая рука сжалась в кулак, и он ударил им по шлему. Боль от удара помогла уменьшить непрерывный зуд.

Поэтому он снова ударил. И снова.

Он остановился только когда почувствовал, как по шее стекают теплые струйки крови. Ощущение было удивительно успокаивающим, как при использовании грубой терапии пиявками, уменьшившей давление внутри его измученного тела.

Передышка была скоротечной. В тот момент, когда он отвернулся от горы, собираясь вернуться на командную платформу над дорогой, он почувствовал, как жжение начинает возвращаться. Оно никогда не оставит его. Оно будет изводить его, мучить и подстрекать, пока не получит то, что хочет.

— Я сокрушу его, — пробормотал он снова, цепляясь за эту мысль, и зашагал прочь от Клыка.

Когда он уходил с передовой, смертные солдаты испуганно переглянулись. Затем они медленно вернулись к своим обязанностям, готовя армию к предстоящему штурму и пытаясь не думать слишком много о поведении воина, которого их научили почитать, как бога.

 

Глава 16

Огромная и темная пирамида поднималась в охваченное огнем небо. Ее стороны были тусклыми и усыпанными красной пылью, которая покрывала все на Гангаве. Тяжелое оружие пробило в них громадные дыры, края которых все еще лизало пламя.

Всякое сопротивление было сметено Волками с суровым презрением. Весь город пылал, и те немногие защитники, которые не были уничтожены при штурме, теперь встретились с мучительной смертью от огня. Масштаб жестокости был ошеломляющим. Не было ни передышки, ни пощады, ни жалости. Другой Орден, например Саламандры, мог принять некоторые меры к эвакуации гражданских, или сделать паузу в штурме, чтобы оценить возможность восстановления объектов для большего пользы Империума.

Не Волки Фенриса. Перед ними была поставлена задача, и они ее полностью выполнили. Гангава была разрушена, обращена в пепел и расплавленное железо. Ничего не осталось, нечего было вспомнить. Город был полностью стерт с лица галактики, как и Просперо.

Почти.

Все еще оставались пирамиды, вызывающе непокорные, все еще свободные от ужасающего присутствия Влка Фенрика. Железный Шлем настоял на этом. Ни один боевой брат не будет штурмовать центральные бастионы, пока не было закончено разрушение города.

Я хочу, чтобы ты увидел крах твоих мечтаний, Предатель, прежде чем я приду за тобой. Я хочу услышать твой плач, такой же, как и прежде.

Это время пришло. Передовая группа собралась в огромном внутреннем дворе перед главной пирамидой. Волки стояли открыто, не обращая внимания на отсутствие укрытия, ощетинившись желанием вцепиться в глотку. Здесь находились три сотни боевых братьев: вся Великая Рота Харека Железного Шлема, другие стаи, которые прибыли на сбор до своих братьев плюс двенадцать рунических жрецов, сопровождавшие передовые штурмовые отделения. Повелители вирда стояли с командным братством Железного Шлема, их исписанные символами доспехи сверкали ярко-красным светом.

Железный Шлем повернулся к Фрею, одному из тех, кто в первую очередь привел их на Гангаву.

— Сомнений нет? — спросил он последний раз.

В качестве ответа рунический жрец вытащил из отделения на поясе мешочек с осколками костей. Куски выглядели ничтожно маленькими, когда он высыпал содержимое на ладонь перчатки. Он бросил их почтительно на землю, и они застучали о разбитый камень.

Мгновенье Фрей ничего не говорил, вглядываясь в узоры на костях. На каждом кусочке была вырезана одна руна. Триск, Гморл, Адъярр, Рагнарок, Имир. Сигилы имели персональное значение — Лед, Судьба, Кровь, Смерть — как и одно общее. Для мастера гадания на мистической силе Фенриса, они могли открыть скрытые грани настоящего или секреты прошлого, или предвестия будущего. В их присутствии любой звериный смех умолкал, все оружие опускалось. Волки чтили руны, также как делал их генетический отец.

Фрей долго молчал. Когда он заговорил, его голос был хриплым от многодневного выкрикивания приказов и вызывания бури.

— Руны говорят мне, что он здесь, — сказал Фрей. — Его след воняет, заключенный в сердце пирамиды. Но есть что-то еще.

Железный Шлем терпеливо ждал. Как и его боевые братья вокруг.

— Вижу еще кое-что. Погибель Волков.

Железный Шлем фыркнул.

— Так он называет себя. Это мы уже знаем.

Фрей покачал головой.

— Нет, лорд. Это не его имя. Это другая сила, запертая в стенах с ним. Если мы войдем, мы встретимся с ней.

— И это тревожит тебя, жрец? Ты думаешь, что какая-нибудь сила в галактике может противостоять нашей ярости? Даже примарх не может выстоять против наших объединенных клинков.

Фрей наклонился, чтобы собрать костяные осколки. Когда его пальцы потянулись за самым старым — Фенгр, Волк Внутри — кусочек раскололся надвое.

Фрей застыл на секунду, уставившись на сломанную руну. Железный Шлем почувствовал его шок. Он не коснулся кости, она просто раскололась.

Слабый гул из пирамиды, как далекий повторяющийся гром, потряс землю. Небо над ними задрожало, а огни вокруг погасли.

Затем все прошло. Железный Шлем покачал головой, стряхнув вспышку страха, который ненадолго вцепился в его душу. Нерешительность сменилась гневом.

Все еще насмехаешься надо мной. Даже сейчас, ты не можешь удержаться от дешевого трюка.

— Арвек, — передал он. — Щиты отключены?

— Да, лорд, — пришел по связи раскатистый голос Кьярлскара. — Флот получил данные для открытия огня и ждет твоих приказов.

Железный Шлем посмотрел на пирамиду перед собой. Ее громадный размер походил на приглашение. Она могла быть стерта огнем с орбиты, если бы он захотел.

Свита вокруг него ждала его ответа. Он ощущал их рвение. Их желание убивать тянуло их, как псов, натягивающих поводки. Со всего города каждую минуту прибывало все больше Волков, готовых к последнему броску, с их клыков капала кровь свежих убийств.

— Лорд… — раздался голос Фрея, странно дрожащий.

Железный Шлем сделал ему знак молчать.

— Это момент, когда вирд поворачивает, братья, — заявил он, говоря мягко, но решительно по оперативному каналу. — Это то, для чего мы пришли. Не будет бомбардировки с орбиты. Мы войдем в берлогу Предателя, и убьем его, глядя в его единственный глаз.

Он обнажил ледяной клинок и нажал кнопку активации силового оружия.

— Это наш путь. Мы держим опасность рядом. Беритесь за оружие и не отставайте.

Пожары достигли служебных уровней под командным мостиком «Науро». Теперь они неконтролируемо бушевали на восьмидесяти процентах площади корабли, и давно сделали задачу по его спасению невозможной. Георит бросил попытки бороться с огнем обычными методами и занялся сооружением противопожарных разрывов двухметровой толщины на главных пересечениях, пожертвовав огромными секциями корабля.

Теперь эти укрепления пали. Температура на жилых уровнях достигла верхних пределов живучести, даже в защитных костюмах, которые теперь носил весь оставшийся экипаж. Корабль находился на последних стадиях разрушения, его двигатели были готовы взорваться, поле Геллера трещало, пустотные щиты нельзя было активировать.

Мы хорошо постарались, чтобы дойти так далеко. Зубы Русса, еще чуть-чуть.

Черное Крыло сидел на командном троне, невозмутимо оглядывая суматоху на мостике под ним. Все выжившие, две сотни или около того, бродили по платформам, путаясь друг у друга под ногами и мешая занимать необходимым делом для поддержания немногих оставшихся функций корабля.

Им некуда было пойти. Почти триста метров коридоров были раскалены от пожаров, а воздух не годился для дыхания. Оставались только мостик и несколько вспомогательных помещений, жилые очаги посреди пылающей космической рухляди. Трудно было спрогнозировать, как долго эти очаги будут оставаться невредимыми. Безусловно, минуты. Будем надеяться часы.

— Далеко еще, навигатор? — спросил по связи Черное Крыло.

Нейман был обречен. Его наблюдательная каюта была отрезана от командного мостика коридорами медленно плавящегося металла. У него был шанс спастись, но он предпочел отказаться от него. Этот поступок дал «Науро» шанс добраться до пункта назначения, так как навигатор мог совершить трудный переход в реальное пространство только изнутри своего святилища.

— Чем чаще вы спрашиваете, лорд, — ответил он раздраженно, — тем больше времени уйдет на вычисления.

Для обреченного на мучительную смерть в огне, Нейман говорил удивительно невозмутимо. Черное Крыло заметил эту особенность в навигаторах раньше. Что-то в их мутантской генетической структуре вызывало своего рода фатализм. Возможно, они видели что-то в варпе, что делало их менее интересующимися собственной судьбой. Или, может быть, они были просто бесчувственными.

— Мы долго не протянем, Джулиан, — ответил Черное Крыло, посмотрев на данные ауспика, когда очередная переборка не выдержала. Он обратился по имени к навигатору из-за вежливости, это представлялось минимумом того, что он мог сделать. — Дай мне оценку ситуации.

— Возможно один час. Меньше, если вы мне позволите продолжить.

— Благодарю. Доложи, как только сможешь.

Черное Крыло отключил связь. Перед его глазами нарастали волнения. Один из перископов реального пространства над командным мостиком — огромный плексигласовый купол метровой толщины и такой же ширины — треснул. Линия напряжения извивалась от адамантиевого каркаса, разделяясь на небольшие трещины, которые достигли центра изгиба.

Пустотные щиты не работали. Когда физический корпус не выдержит, весь мостик будет открыт космосу.

Черное Крыло встал.

— Довольно, — объявил он по открытому корабельному каналу. — Мы сделали все, что могли. Отправляйтесь к спасательным капсулам. Немедленно.

Некоторые члены экипажа посмотрели на него, на их лицах вдруг вспыхнула надежда. Другие, в основном кэрлы, выглядели потрясенными.

— Мы еще не завершили переход, лорд, — раздался голос Георита.

Штурман находился на лестнице прямо под Черным Крылом, рухнув от усталости. Его голос был невнятным и медленным, выдавая обильное применение стимуляторов, которые держали его на ногах.

Георит был занозой в заднице, придирчивой, назойливой занозой, но он также был отличным штурманом и заслужил себе место в сагах, которые возникнут из этой печальной истории.

— Я заметил, штурман, — сказал Черное Крыло. — Наш курс задан, и только Нейман может вытащить нас из варпа. Как только поле Геллера отключится, я выпущу спасательные капсулы. И как бы я не считал всех вас лично для себя неприятными, кажется было бы расточительством позволить им улететь пустыми.

Георит сглотнул.

— А вы, лорд?

Черное Крыло поднял шлем с пола. Он был в космическом доспехе модели «скаут», последнее обмундирование, которое ему удалось спасти из корабельного арсенала, прежде чем его поглотил огонь. Модифицированный вариант его обычного панциря, он едва хранил от вакуума и поддерживал температуру на приемлемом уровне. Не в первый раз за эту операцию он пожалел о своем старом доспехе Охотника.

— Твоя забота трогательна, — сказал он, надевая шлем и чувствуя, как с шипением закрылись замки. — Позаботься обо мне еще раз, и я лично подстрелю твою капсулу.

Георит кивнул, ответив на сарказм с усталым смирением. За последние семнадцать дней он научился справляться с этим.

Семнадцать дней. На четыре меньше чем предполагалось. Кровь Русса, я люблю этот корабль. Когда он погибнет, я буду рыдать по нему.

— Очень хорошо, лорд, — сказал Георит, сжав кулак на своем нагруднике в фенрисийском стиле и собираясь выйти. — Да защитит вас рука Русса.

— Было бы славно, — согласился Черное Крыло.

Смертные уже покинули свои посты и направились к служебным коридорам, которые вели к отсекам спасательных капсул. Мостик быстро опустел. Весь экипаж знал, какой опасной была ситуация, и убраться с пути разрушающегося перископа реального пространства было просто проявлением здравого смысла.

С их уходом мостик стал выглядеть огромным. Трещины на перископах продолжали увеличиваться. Через них был виден мрак, но это была не темнота космоса. Если бы с плексигласа убрали хромофильтры, взору предстал имматериум, безумный круговорот цвета и движения. Ни один человек не пожелал бы смотреть на это, и поэтому перископы во время варп-перехода были постоянно затемненными.

Мгновенье Черное Крыло подумывал открыть их, обнажив истинную суть того, через что плыл его обреченный корабль. Это было заманчивая перспектива, которую он никогда прежде не позволял себе. Сойдет ли он с ума, просто посмотрев на него? Или он оставит его равнодушным, также как и все остальное в галактике?

Его мысли нарушил треск далеко внизу. Что-то большое и тяжелое пробивало себе дорогу. Несмотря на все свое состояние, Черное Крыло почувствовал, как по нему прошлась дрожь тревоги. Находиться на мостике корабля, который буквально разваливался на куски и выходил из варпа в космическую зону боевых действий, было безумием.

И как только он подумал об этом подобным образом, ситуация приобрела намного больше смысла.

Я — сын Русса. Наверняка не самый лучший образец, но все-таки один из его безумных потомков, и это тот случай, о котором мечтают Кровавые Когти.

Он шагнул вперед, к перилам командной платформы, как будто, став ближе к носу, он имел больше шансов пережить надвигающийся ад.

Затем сломалось что-то еще, опора или растяжка, далеко в верхней части корабля. Эхо крушения прошло сквозь пылающие коридоры, вызвав последующий приглушенный грохот глубоко внизу.

Под его ногами умирал «Науро», часть за частью, заклепка за заклепкой.

— Давай, Нейман, — прошипел Черное Крыло, его пульс колотился, когда он смотрел, как растут трещины в плексигласе над головой. — Давай…

Длинные Клыки выпустили свой разрушительный боезапас, и врата в пирамиду исчезли в столбах дымящейся окалины. Гигантские бронзовые перемычки рухнули на землю, сваленные опрокинувшимися коринфскими колоннами. Шедевральные образы зодиакальных зверей были уничтожены за несколько мгновений концентрированного огня.

Последним упало Око. Кованый металл, висевший над главными воротами, продержался дольше, пока, наконец, не сдался, осыпав обломками пылающие развалины внизу. Когда оно раскололось, показалось, что по воздуху пронесся вздох, как будто исчезло чье-то охраняющее присутствие. Гигантская пирамида задрожала, и с ее отвесных стен посыпались железные и каменные фрагменты. Огромные ворота превратились в зияющее, с неровными краями отверстие, абсолютно темное и отталкивающее.

Железный Шлем не колебался. Он первым оказался внутри, перепрыгнув через искореженные руины у основания бреши и оттолкнув металлические балки размером с корпус «Носорога». Вместе с ним прошла Волчья Гвардия, двигаясь быстро и пригнувшись через разрушение в своих терминаторских доспехах. За ними последовала остальная Великая Рота, целое войско воинов в темно-серой броне, жаждущее битвы.

— Месть Русса, — прошипел Железный Шлем по оперативному каналу.

Каждая пора его тела источала желание убивать. Он снова почувствовал, как внутри встает Волк, вытягивая в темноте конечности, возбужденный надеждой на новую кровь. В его разуме открылись желтые глаза, покрасневшие от напряжения.

Брешь во внутренний зал была пробита. Его потолок, поддерживаемый гигантскими обсидиановыми колоннами, исчез во мраке. Воздух был горячим и пыльным, наполненным красными песчинками, поднятыми взрывами. На камне были выгравированы громадные символы Тысячи Сынов, тусклые и едва видимые в тенях. Место было насыщено сладким запахом порчи, словно некое древнее зло погрузилось в камень и оставалось здесь, дремлющее и смертельное.

Волки бросились вперед, хлынув в отражающий эхо зал. Их доспехи в темноте стали черными, а линзы шлемов засветились. Все держали оружие наготове, кто-то болтеры, а кто-то клинки. Не было ни криков, ни рева, только низкое, тихое рычание. Великую Роту бросили на охоту, и каждый разум в ней с безжалостной целеустремленностью сосредоточился на текущей задаче.

Враги их не встретили. Первый зал вел в следующий, еще более обширный и такой же формы. В полумраке раздавались шаги Волков, отражаясь от темноты.

Железный Шлем не почувствовал спада своей мстительной ярости в жуткой тишине. Смертные враги были бы неуместны в таком месте — они просто отсрочили встречу, которую он так сильно жаждал, с тех пор, как начали сниться сны.

На бегу, он понял, что узнает работу по камню вокруг. Он вспомнил символы, вырисовывающиеся из темноты и исчезающие в тенях. Их формы десятилетиями являлись ему. Он бежал этим путем прежде, снова и снова.

Я должен быть здесь. Это место, это убийство были предопределены мне, заключены в вирде. Я готов к этому. Клянусь Всеотцом, я готов к этому.

Второй зал привел в третий, затем в четвертый, каждый был больше предыдущего. Полный масштаб пирамиды начал становиться ясным. В своем зловещем, скрытом величии она, как минимум, была равна стеклянным строениям, уничтоженным в Тизке. Однако здесь не было ни библиотек, ни хранилищ знаний и наук. Это была жалкая имитация, пустая копия того, что когда-то существовало, потому что оригинал невозможно было воссоздать. То, что уничтожили Волки, оставалось уничтоженным.

Стаи миновали последние врата, поднимавшиеся невероятно высоко. Во все направления тянулся гигантский центральный зал, раскинувшийся под вершиной пирамиды. Воздух был еще более густым, словно что-то громадное давило на него. Огромные жаровни, каждая размером с шагоход Имперской Гвардии «Часовой», испускали сапфировый свет, стелящийся по мраморному полу. С цепей, подвешенных под далеким потолком, тяжело свисали знамена длиной в сотни метров, исписанные тускло освещенными символами.

Это были эмблемы рот. Железный Шлем не посмотрел на них. У него не было желания вспоминать, кем когда-то были Тысяча Сынов.

В центре комнаты находилась возвышенная платформа, к которой с четырех сторон поднимались крутые ступени. Это была пирамида в миниатюре, увенчанная плоской поверхностью шириной немногим менее сотни метров.

На платформе был алтарь.

Перед алтарем стоял человек.

Железный Шлем ускорил шаг, когда увидел свою цель. Дисплей шлема ничего не улавливал, но глаза не обманывали его. Их ждала сутулая фигура, немного ниже обычного человеческого роста. Даже с такого расстояния острое зрение Железного Шлема различало черты лица человека.

Кожа была морщинистой и древней, покрытая складками, как выделанная кожа, и старческими пятнами. Он носил мантию цвета красного вина, свисавшую со стройной фигуры, и опирался на длинный деревянный посох. Его руки походили на когти, костлявые с неподстриженными ногтями. Его волосы когда-то, наверное, были длинными и густыми, но сейчас свисали с лысеющей головы седыми прядями.

Когда Волки приблизились, человек поднял голову, наблюдая за их приближением. Он увидел приближающегося Железного Шлема, и бросил на Великого Волка странный взгляд. В нем смешалось много чувств.

Презрение. Жалость. Гордость. Печаль. Ненависть к себе. Ненависть к ним.

Наверно выражение лица трудно было прочесть, потому что оно было необычным в одном важном смысле.

Железный Шлем перепрыгивал ступени, оставив свою свиту как обычно в нескольких шагах позади. Он позволил вспыхнуть дезинтегрирующему полю на ледяном клинке.

— Теперь позволим галактике увидеть твою вторую смерть! — проревел он, когда достиг последних ступеней, и замахнулся клинком, приготовившись броситься в бой.

Человек поднял сморщенный палец.

Железный Шлем застыл на полушаге. Позади него его стая также была блокирована в стазисе. Вся Великая Рота замедлилась и остановилась, скованная в своих движениях неминуемого убийства.

Железный Шлем беззвучно заревел от разочарования, напрягая свои стальные мускулы под малефикарум. Сервомеханизмы его силового доспеха завыли, борясь с неестественными путами, сковывающими их. Он почувствовал пот, сбегающий по бровям, стекающий с висков. Тиски оставались, хотя и немного уступили.

Я могу сражаться с этим.

Великий Волк сжал челюсть, чувству, как скребут о плоть его клыки. Он боролся с колдовством, которое сомкнулось на каждом сухожилии его конечностей.

— Ты силен, Харек Эйрейк Эйрейкссон, — сказал старик. У него был тонкий, сухой голос, окрашенный в странно, по-отцовски звучащее сожаление. — Это не удивляет меня. Я наблюдал за твоим ростом многие столетия.

Железный Шлем чувствовал, как тяжело работают его легкие, колотятся сердца. Если бы он мог кричать, он бы проревел свой вызов. Одна из его рук немного сдвинулась. Подавляющая его тело сила задрожала.

— Все, что ты хочешь — убить меня, — отметил старик, глядя одним слезящимся глазом на своего убийцу. — Ты можешь преуспеть. Даже сейчас я чувствую, как твой жизненный дух побеждает путы, наложенные мной на него.

Он покачал головой с неохотным уважением.

— Такие сильные! Вы — Волки всегда были самым могучим оружием моего отца. Что я мог сделать, чтобы противостоять этому? Даже на пике своей силы, что я мог поделать?

Железный Шлем почувствовал, как оттягиваются его губы в рыке. Контроль над мышцами возвращался. Он чувствовал, что его все его воины делают то же самое. Ледяной клинок медленно приблизился к своей цели.

Человек не делал попыток сбежать.

— Времени мало, — сказал он. — Так что позволь рассказать тебе, почему я привел тебя на Гангаву. Чтобы дать тебе выбор. Это путь подобных мне. Вы считаете, что мы без чести и совести, но этот вердикт скрывает многие истины. У нас есть стандарты поведения, хотя они и отличаются от лелеянных тобой. Я лично взял за правило наблюдать за ними.

Железный Шлем ощутил, что путы еще больше затрещали. Его руки сдвинулись на целый сантиметр, прежде чем сдерживающие тиски напомнили о себе. Если бы он мог улыбнуться, то это был бы волчий оскал.

Твое колдовство скоро исчезнет. Тогда мой клинок покончит с твоей болтовней.

— Когда-то я рассказал правду и не смог обратить на нее внимание. Помня об этом, теперь я предлагаю правду тебе. Я вышел за пределы, которые тебе не понять, сын Русса. Даже сейчас моя душа расколота. Только часть ее остается здесь. Этого было достаточно, чтобы привести тебя, удержать от более великой битвы, когда она начнется. Если ты убьешь меня, я смогу перейти в другое место, и мое присутствие там будет ужасным. Но если ты остановишь свою руку, твое будущее может все же измениться. Вот в чем выбор.

Старик проницательно смотрел на Железного Шлема, его единственный глаз не моргал.

— Считай это честью моего призвания. Дорога разрушений ждет тебя, и я указываю тебе способ избежать ее. Если ты сделаешь то, что не смог твой примарх, и остановишь свою руку, тогда Погибель Волков никогда не выйдет на свет.

Железный Шлем смог выдавить гортанный рык, однако от усилия его губы лопнули и на них застыли неподвижные капли крови. Его руки снова сдвинулись. Путы на его конечностях внезапно показались хрупкими, словно еще один толчок разорвет их.

Я чувствую, как ты слабеешь.

Старик оставался неподвижно на месте, хотя и вздрогнул. Его исхудавшие руки крепче сжали посох, и он с усилием оперся на него. Его контроль медленно подходил к концу.

— Вот и пришел момент. Я не могу дольше удерживать тебя, Харек Эйрейк Эйрейкссон. Ты можешь уйти, и никогда больше не увидишь меня.

Затем он снизил свой голос, и его морщинистое лицо приняло выражение ужасного предостережения.

— Но убей меня, Пес Императора, и мы очень скоро встретимся вновь.

Перископ реального пространства выгнулся наружу, разрываемый между силами, бушующими перед ним. Он был хорошо спроектирован и сделан, явив несравнимый пример имперского искусства той эры, когда человечество искренне стремилось к бесподобной власти над звездами. Черное Крыло с ужасом смотрел, как изгибается материал, пытаясь сохранить целостность. Перископ держался дольше, чем он ожидал, но по-прежнему выглядел готовым рассыпаться в любой момент.

— Нейман… — передал он, готовя себя к чему угодно.

— Успокойся, — заворчал по воксу навигатор. — Мы выходим.

Голос мутанта был хриплым и задыхающимся. На заднем фоне потрескивало пламя.

Черное Крыло почувствовал волну облегчения. Под ним огонь уже прорывался через кабины сервиторов. Получеловеческие автоматы просто продолжали работать, даже когда их кожа отслаивалась и закручивалась. Глубоко в недрах корабля Черное Крыло слышал, как громадные варп-возмущения начали стихать. Они издавали странный скрежещущий звук, словно огромные железные опоры были размещены несинхронно друг к другу и пытались обсудить некий приоритет.

— Это я и хотел услышать. Ты отлично справился.

— Ты понятия не имеешь, Космический Волк.

Черное Крыло ощетинился на этот термин. Так иномирцы называли Влка Фенрика, не зная особенностей и языка Фенриса. Как и все его родичи, он считал это имя глупым.

Но Нейман едва ли не знал об их особенностях. Он говорил со всей точностью своей профессии, а теперь он умирал. Поэтому Черное Крыло тоже ответил осторожно, почтив его, словно он был братом по стае.

— До следующей зимы, Джулиан, — сказал он.

Ответа не последовало, только треск и поток помех. Черное Крыло попытался снова, с тем же результатом. Навигатор умер.

Затем палуба мостика вспучилась, как будто корабль столкнулся с внезапным всплеском турбулентности. Черное Крыло неуклюже напрягся в своем космическом доспехе, карабкаясь назад к трону. Рядом с ним обвалилась площадка, смяв ограждение командной платформы и рухнув в кабины внизу. Остальная часть мостика застонала, когда металл скрутило и сдавило силой вернувшегося реального пространства.

Черное Крыло снова подошел к трону и неуклюже сел на отполированное сиденье. Тряска продолжалась, как и новые взрывы. На верхних палубах начали трубить клаксоны.

Никого нет, чтобы слышать вас. Никого, кроме меня.

Черное Крыло почувствовал воздействие перехода до того, как о нем доложили приборы. Все тело вывернуло, словно органы вытащили, переставили и засунули обратно. Казалось, ткань реальности затуманилась, прежде чем восстановиться. По телу пронеслась огромная волна тошноты, почти ослепив его своей силой.

Затем она прошла. «Науро» выскочил из варпа.

Черное Крыло нажал контрольную руну, и щелкающий звук спасательных капсул, стартующих из своих несущих ячеек, разнесся по пылающим коридорам. Затем он перевел хромо на перископы реального пространства. Истинный черный цвет космоса сменил ложный черный варп-защиты. Авгуры дальнего действия уловили сигналы. Сигналы кораблей. Дюжин кораблей.

А вдалеке, за кордоном линкоров, находилась планетарная сигнатура, которую он лично ввел в когитаторы семнадцать дней назад.

Гангава Прайм.

Палуба начала колыхаться, как раскалывающийся паковый лед. Треснувшие линзы реального пространства вибрировали, вызывая новые извивающиеся линии. Новые грохочущие взрывы пробежались по кораблю, встряхнув его основы. Каждая оповещающая руна на тактической панели управления горела красным и мигала.

Черное Крыло встал с трона и провел пальцем по подлокотнику.

— Я рад, что настоял на твоем возвращении, детка, — сказал он вслух, наблюдая за тем, как конструкция мостика начала скручиваться. — Арфанг был прав. У Ойррейссона плохой вкус.

Затем он напрягся, наблюдая за тем, как первый перископ лопнул наружу. Надежды добраться до спасательных капсул, как и до ангаров шаттлов, больше не было. Все, что осталось — это удача.

Или, как утверждали рунические жрецы, вирд.

Первый купол взорвался короной сверкающих пятен. Ураган атмосферной утечки вцепился в него, а вихрь обломков вылетел через дыру в космос. За ним последовал другой, вытянув еще больше неприкрепленных вещей в пустоту. Когда взорвались остальные перископы, Черное Крыло увидел сервитора, вырванного из его ремней и кувыркающегося к отверстиям. Он все еще горел, пока ледяной космос не потушил его.

Черное Крыло вцепился в трон, используя всю свою сверхъестественную силу, чтобы выбрать момент, и следя, как над ним разрушается сеть прозрачных линз.

Сейчас.

Он оттолкнулся от трона и полетел вверх.

Как только он оторвался от пола мостика, то утратил контроль, вращаясь, как и остальной груз в направлении засасывающих вакуум перископов реального пространства. Его охватило ощущение вращающегося хаоса, весь разрушенный мостик скользил перед его глазами. Затем его вытянуло в космос, и все стало очень, очень холодным.

В замкнутом пространстве шлема его дыхание стало оглушительным, прерывистым и быстрым. На мгновенье дезориентация стала почти абсолютной. Звезды, яркие как никогда, проносились по мере неуправляемого вращения.

При очередном обороте он увидел разрушенные борта «Науро», проплывшего перед ним и быстро удаляющегося. Повреждения были даже хуже, чем он предполагал. Вся машинная палуба была вскрыта, ярко пылая, несмотря на пустоту вокруг, теряя компоненты в клубящемся облаке обугленного металла. Это был призрак корабля, который он силой забрал на Фенрисе, разбитый, безнадежный остов. Спасательные капсулы по спирали удалялись от него, как падающие семена с сосен экка.

Что-то в безмолвии космоса, казалось, заставляло все происходить в сверхъестественной форме немого замедленного движения. И действительно, Черное Крыло увидел взрыв плазменных двигателей прежде, чем почувствовал это. Ярко-желтый свет расцвел из почерневшего корпуса, ворвавшись в пустоту эффектной сферой монументально впечатляющей детонации. Корабль раскололся надвое, каждая часть парила отдельно, как сломанные бедренные кости, освещенные второстепенными взрывами.

Затем последовал удар. Бесцельно вращающегося в космосе скаута швырнуло, как ледовый ялик в бурю Хель. Он почувствовал резкий удар, когда что-то твердое и металлическое поразило оболочку его космического доспеха, затем снова и снова.

Он тщетно пытался выпрямиться, или, по крайней мере, уберечь себя от дождя обломков, которые двигались через безвоздушное пространство с невероятной скоростью. В этот время ему навстречу с беспощадной неотвратимостью законов физики летел вспомогательный вал — кусок металла длиной с «Громовой ястреб».

У Черного Крыла было время для трех мыслей. Первая была о том, что после двух недель выживания это был жалкий способ умереть. Вторая о том, что удар будет очень и очень болезненным.

Затем в него на полной скорости врезался вал, заскрежетав о его доспех со всей инерцией взрыва плазменного двигателя. Он разбил визор его шлема и расколол нагрудник. Ворвался ваккум, высасывая воздух и сознание.

Когда он отлетел от удара, волоча капли крови и кислорода из ран, а зрение расплылось и стало угасать, его посетила третья мысль. В его затухающее сознание ворвался знакомый силуэт, серый и тупоносый, намного крупнее, чем «Науро» и в намного лучшем состоянии.

Благословенный Всеотец, — понял он, прежде чем кровь залила его глаза. — Это «Готтхаммар»

Узы лопнули. Старик отшатнулся, его посох выпал из руки и ударился со стуком о пол.

Со скоростью удара Железный Шлем оказался рядом. Ледяной клинок просвистел в воздухе, продолжив движением, словно не было никакой заминки. Великий Волк слегка подкорректировал траекторию, незамедлительно компенсировав движение цели.

Человек не делал попытки ни защититься, ни сбежать от клинка. Освободившись от сокрушительного груза, мышцы Железного Шлема немедленно пришли в действие, направив потрескивающую кромку к цели. Ледяной клинок ударил точно, разрезав грудь человека по диагонали от плеча до пояса.

Старик посмотрел на Железного Шлема в последний раз, каким-то образом цепляясь за обломок жизни. Его единственный глаз оставался открытым, загадочно глядя на противника.

Затем он упал, его кровь щедро разлилась по камням. Железный Шлем возвышался над ним, готовый ударить снова, помня об особенностях Предателя. Его только что освободившаяся Волчья Гвардия бросилась на платформу, страстно желая защитить своего господина от ужасной силы павшего примарха и его демонических союзников.

Но ничто не появилось. Вздох прошелся по тяжелому воздуху зала, от чего зашелестели знамена. Единственным звуком был тяжелый топот ботинок по ступенькам, и постоянное монотонное рычание стай.

Человек был мертв. Он оставался мертвым.

Железный Шлем посмотрел на тело, по-прежнему тяжело дыша от усилий в борьбе с малефикарум. Он знал, что должен почувствовать эйфорию. Он знал, что должен почувствовать что-то. Вместо этого все его тело ощущалось пустым. Внутри себя он почувствовал тонкий, печальный вой.

Фрей подошел к нему. Как и Великий Волк, рунический жрец не источал ожидаемого звериного восторга.

— Что сейчас произошло? — спросил Железный Шлем, сбитый с толку, как ребенок. Он начал чувствовать тошноту внутри. Поиск десятилетий был завершен, и ничего кроме вялого замешательства и тошноты не было.

— Примарх был здесь, — подтвердил Фрей, глядя на тело перед алтарем. — Теперь его нет.

— Значит, я убил его?

Голос Железного Шлема выдавал его отчаяние. Он знал, что не убил.

— Что-то умерло, — сказал Фрей. Как и у господина в его голосе не осталось ни капли обычной уверенности. — Но я не пони…

— Лорд!

Голос принадлежал Рангру и был полон тревоги.

Жаровни разгорались все сильнее. Сапфировое пламя вспыхнуло, образовав столбы извивающейся, флюоресцирующейся энергии. Свет был очень сильным, достигнув самых темных уголков комнаты. Знамена полностью осветились, явив эмблемы рот. Железный Шлем повернулся посмотреть на них, наконец, осознав их важность. Он ошибался. Они не были эмблемами Тысячи Сынов. Никогда ими не были.

— Стая Адгра, — пробормотал он, узнав скрещенные клыки поверх серповидной луны. — И Грамма. И Беора…

Взгляд Фрея метнулся по заново освещенным эмблемам. Позади них находились вырезанные в стенах помещения каменные рельефы. Они изображали хорошо знакомые события угловатой, стилизованной формой. На одном фризе были пирамиды в городе, точные соответствия сооружений на Гангаве. Прибытие «Готтхаммара» на орбиту — на другом. Переброска подкреплений с Фенриса, разрушение генератора пустотного щита, все события были изображены там. Даже облик Великого Волка, швыряющего лафет автопушки с пылающей башни.

Это все было предсказано.

Рангр держал свой цепной меч наготове в атакующей позиции. Как и все Волки в комнате он был в повышенной боевой готовности, волосы на загривке ощетинились, а сердца твердо стучали.

— Что означают эти эмблемы, лорд? — спросил Волчий Гвардеец. — Они — Фенрика, но я не знаю эти Великие Роты.

Железный Шлем начал отходить от платформы, тяжело шагая вниз по ступенькам. Его ледяной клинок был также активирован. Тошнота постепенно прошла, сменившись холодной хваткой ужаса.

— Они — наши кузены, — прорычал он, его голос был пропитан отвращением. — Волчьи Братья. Потерянные.

Фрей присоединился к Великому Волку, и они вдвоем быстро спустились с пирамиды. Свита последовала за ними.

— Братья были расформированы более двухсот лет назад, — сказал Фрей. — Я не понимаю…

— Ты уже говорил это, рунический жрец, — прорычал Железный Шлем, теряя терпение. Вся его ярость, все желание убивать внезапно погасли, из-за чего он испытывал почти физическую боль. — Хватит неопределенности. Это место — насмешка над нами. Мы вернемся на флот и уничтожим его с орбиты.

Когда он приблизился к дальнему концу зала, неподалеку от которого позолоченная арка отмечала выход, пламя в жаровнях неожиданно сменило цвет. С пылающего сапфира оно стало болезненно-зеленым, насыщенным и повелительным. Эмблемы Волчьих Братьев стали искаженными и абсурдными в меняющемся свете.

А потом, с резким скрежещущим звуком металла о металл, тяжелые противовзрывные двери отошли от стен зала. В каждой из них открылись огромные склепы, из которых в центральный зал изливалась изумрудная тошнота. Из зеленого тумана появились темные фигуры, извращенные и болезненные. Это были космодесантники, но страшно изменившиеся. У некоторых вместо конечностей были извивающиеся щупальца, деформированные головы других венчали рога. Их доспехи были деформированы и вырваны, пластины разорваны изнутри и сплавлены с нечестивой плотью там, где она вышла наружу. Лизы шлемов светились тошнотворным колдовским огнем, который пронзал даже клубящиеся миазмы из склепов. Они не шли четким шагом, но хромали, тащились и суетились, вытягивая свои тела на открытое пространство, ковыляя на раздвоенных копытах и царапая когтистыми ногами.

Когда они вышли на свет жаровен, их происхождение стало более очевидным. Боевые доспехи когда-то были серыми, украшенными тотемами и фетишами охоты. С искаженного керамита все еще свисали шкуры, также залатанные и переделанные, как и доспехи под ними. На нагрудниках и наголенниках по-прежнему были вырезаны изображения клыков и рун, но вытянувшиеся в новые и нечестивые формы каким-то темным и неуловимым искусством. Выйдя на свет, мутированные воины начали выть в насмешку над боевыми криками, которые они когда-то ревели так гордо. Звук был ужасающим, хором страдания и искажения, который отражался от высоких стен вокруг них и наполнил зал извращенной ненавистью.

— Погибель Волков, — прошептал Фрей, наконец, осознав. — Не его. Не наша. Их.

Рангр и остальная Волчья Гвардия находилась в замешательстве. В обычной обстановке они бы бросились в бой при первом признаке такой порчи, но в этот раз никто из них не двигался. Они все видели руны на доспехах, выцветшие шкуры и шлемы в виде звериных масок.

Они все знали, без необходимости произношения вслух, что геносемя в каждом из этих кошмарах было то же, что и Хеликс, которое дало им жизнь.

— Приказы, лорд? — спросил Фрей, вцепившись обеими руками в посох, раздираемый нерешительностью, как и все вокруг.

Железный Шлем выпрямился во весь ужасающий рост, наблюдая с мрачным ужасом за приближающимися мутантами. Они были братьями больше чем просто по имени. Они были единственными преемниками Космических Волков, и наряду с ними единственными потомками примарха Лемана Русса, оставшимися в галактике.

Они делили кровь. Они делили генопамять. Они делили все.

— Опомнись, жрец, — прорычал Железный Шлем, выбрав первую свою мишень из сотен появившихся. — Это больше не Волчьи Братья. Убейте их. Убейте их всех, и не прекращайте убивать пока их мерзость не будет очищена из вселенной навсегда.

Ярл Арвек Къярлскар отвернулся от стола в медицинском отсеке «Готтхаммара» На металле лежал волчий скаут Черное Крыло, которого он вытащил из космоса; более мертвый, чем живой, но, каким-то образом способный на оскорбительный сарказм. Корабль, на котором он прибыл, теперь был не более чем шаром вращающегося пепла, хотя утилизаторы «Готтхаммара» все еще подбирали спасательные капсулы.

— У нас есть связь? — спросил Къярлскар. Мощный голос был как всегда низким и резонирующим, хотя и с ноткой необычной срочности.

— Пока нет, лорд, — ответил Анъярм, корабельный железный жрец. — Железный Шлем в центральной пирамиде, сильно занят. Там передачи глушатся.

Глаза Къярлскара угрожающе вспыхнули.

— Как там может действовать глушение? Мы уничтожили все.

Он сжал свои гигантские кулаки, словно собирался пробить дорогу сквозь выложенные кафелем стены апотекариума. Контролировать свой гнев было трудно, он резко повернулся к Черному Крылу.

— Ты уверен, волчий скаут? — спросил он. — Мы получали сообщения с Фериса — в них ничего необычного.

Черное Крыло выдавил слабый, отрывистый смех. Из горла пошла кровь.

— Уверен? Нет, не совсем, Ярл. Возможно «Скрэмар» не был разорван на части линкором вдвое больше него. Возможно, мы не потеряли наши орбитальные батареи за несколько часов. И возможно Ярл Грейлок не приказал прибыть сюда, ценой гибели моего корабля и большей части экипажа. Я просто не могу быть уверен…

Къярлскар набросился на Черное Крыло, схватил его за разбитый космический доспех и подтянул к своему лицу.

— Больше никаких игр, — прошипел он, полностью обнажив клыки. — Ты просишь о возвращении всего Ордена. Это момент триумфа Железного Шлема.

Голова Черного Крыла болталась, когда Волчий Лорд встряхнул его. Его глаза остекленели, а сардоническая улыбка покинула его губы.

— Я почти погиб, чтобы доставить вам это сообщение, лорд, — медленно протянул он, находясь на грани сознания и говоря благодаря медикаментам. — По сути, это не имеет значения. Но тот факт, что ты медлишь, сильно злит меня. Тысяча Сынов на Фенрисе, весь их проклятых Легион. Даже если флот повернет прямо сейчас, Этт все равно падет. Так что ты еще хочешь, чтобы я сказал? Ответь.

Следующую минуту Къярлскар пристально смотрел на него, словно его глаза могли каким-то образом проникнуть в душу скаута и раскрыть правду. Затем с отвращением и от безысходности отшвырнул Черное Крыло обратно на твердый металлический стол.

— Дай мне связь, — прорычал он железному жрецу. — Добудь ее немедленно. Затем организуй лендеры, и отправь сообщение на остальные корабли подготовиться к переходу. Мы возвращаемся.

Анъярм кивнул.

— Будет сделано. Но мы получили доклады о десантниках-предателях в пирамиде — Железный Шлем не выйдет просто из этого боя.

Къярлскар сплюнул на пол.

— Вот почему они там. Кровь Русса, как легко нас убедили. — Он начал шагать по медицинскому отсеку, отталкивая в сторону попадавшихся ему на пути трэллов-телотворцев. — Я сам высажусь на планету. Клянусь Всеотцом, он выслушает меня.

Когда громадный Волчий Лорд подошел к выходу, Черное Крыло поднял свою разбитую голову в последний раз. Столкновение с валом обезобразило его сильнее, чем когда-либо. Нос и скулы были раздроблены, грудь пробита, а обе руки тяжело переломаны. Даже для космодесантника это были серьезные раны. Большое количество болеутоляющих, похоже, сказалось на нем, и его окровавленные веки наполовину закрылись.

— Ты сделаешь это, Ярл, — невнятно произнес он, теряя сознание. — И не думай, что я буду винить тебя. Я великодушен, так что сможешь поблагодарить меня как следует, когда мы вернемся.