I

Безоблачное небо освещали только бело-голубые звезды, рассыпанные над высокими склонами Кракгарда. Иногда переменчивый Фенрис становился удивительно живописным и, пожалуй, не уступал в красоте ни одному из самых прекрасных миров Империума.

Но Ове-Тхост не бывал на других планетах. С рождения он знал лишь мороз, пробирающий до костей, внезапный жар огня, рвущегося из сердца мира, грохот айсбергов в приливных волнах ледяных океанов — и даже об этом вспомнил только три дня назад.

До тех пор воин был зверем, пускавшим пену из пасти. Втянув голову в плечи, он скакал на четвереньках через серые метели и мучительно завывал, глядя в пустые небеса. Он сражался с другими хищниками, огромными тварями из пещер и теснин. Враги рвали ему спину когтями, но Ове-Тхост перегрызал им глотки, скрытые под мехом.

Он лишь смутно помнил те схватки, но раны, полученные в них, никуда не исчезли. Огромное мускулистое тело воина покрывали пятна замерзшей крови. Поглядев на свои мышцы вернувшимся человеческим зрением, Ове-Тхост увидел, что их покрывают волосы — толстые у корней, рыжие на кончиках, растущие на тыльной стороне предплечий, на груди и ногах. Запустив пальцы с сильно отросшими ногтями в темно-русую гриву ниже затылка, он тут же наткнулся на жесткие колтуны.

Теперь воин бежал на двух ногах, как полагалось людям, хотя при этом горбился и пыхтел. Пробираясь по сугробам, он утопал в них по колено и вздымал на каждом шагу маленькие снежные шквалы. Каждый хриплый вдох сопровождался бульканьем крови в легких, и Ове-Тхосту казалось, что он вдыхает горящее масло.

Воин остановился, не выпрямляясь. Вальдрмани осветила бледно-голубым сиянием восточный склон Кракгарда, уходящий в ночную высь. Из гребня горы выступали черные шипы хвойных лесов — густые и цепкие, они скрывали тысячу возможных смертей. Ове-Тхост уставился вперед, пронизывая взглядом сумрак. О таких зорких глазах он даже не мечтал до того, как испил из Чаши. Шумно и глубоко втянув воздух, он распознал множество опасностей по запахам, что прилетели с неистовым ветром.

За бором и вершиной перевала находился величайший пик, главная Гора. Когда-то воина забрали туда, испытали и изменили. Единственное, что он четко помнил о том месте, — Врата, окаймленные огнем, а дальше начинались сны, от которых Ове-Тхост кричал во тьме, и за ним неотрывно следили лица с пронзительными золотыми глазами, сокрытые под кожаными масками.

Ему нужно было вернуться туда, выбраться из вечного холода к очагам, горящим под землей. Даже раньше, в зверином безумии, он не забывал об этом.

«Вернуться».

Воин двинулся дальше, не обращая внимания на боль в икрах. Он пригибался к насту, а над ним возвышался перевал — сплетение утесов и ущелий, лабиринт ложных тропинок и расселин. Ове-Тхост был полностью измотан, но продолжал идти, борясь с мышечными спазмами.

До первого хребта он добрался за несколько часов, но потом наловчился разгребать снег потрескавшимися ладонями и двинулся быстрее. Вальдрмани почти зашла, когда воин достиг вершины и поднял усталые глаза на саму Гору.

Среди ночных теней она показалась даже огромнее прежнего — набухший вырост планетарной коры, устремленный вверх, тянущийся все выше и выше. На ее уступах лежал грязный снег, и видно было, насколько крутыми они становятся возле пика. Там, у острия, на фоне усеянного звездами неба мерцали далекие красные точки. Скалы под ногами слегка подрагивали: где-то в недрах Горы работали колоссальные подземные машины.

Под Ове-Тхостом лежали долины, со дна которых уходили вдаль широкие прямые дороги. В конце их ждали Врата, увенчанные камнем и загражденные железом, потемневшим на открытом воздухе.

Но туда еще нужно было спуститься. Воин снова перешел на бег, проскальзывая по льду и талой грязи. Его дыхание участилось, сердце застучало громче.

В лицо Ове-Тхосту ударил порыв ветра, и он ощутил резкий смрад хищника на микросекунду позже необходимого. Метнувшись в сторону, воин упал на колени, но недостаточно быстро. Неподъемная груда мускулов и сухожилий врезалась ему в бок.

Фенрисиец покатился по снегу и взревел от боли, чувствуя, как когти раздирают ему спину. Он толкался, пытаясь сбросить косматого зверя, но тот был тяжелее человека и придавливал его к земле. Пятнистый серый мех твари был жестким, словно проволока.

Атакуя, она разинула пасть — широкую, словно грудь воина. Мелькнули три ряда клыков, Ове-Тхоста обдало мерзким смрадом и брызгами желтой слюны. Он отдернул голову и напряг руки, стараясь увести башку хищника вбок.

Этого усилия хватило, и челюсти зверя сомкнулись на плече, а не на шее человека. Хлынувшая кровь омыла обоих, залила щеки и губы воина.

Ее медный запах вновь пробудил в Ове-Тхосте животную ярость, ту самую, что помогла ему выжить в глуши, и он свирепо зарычал. Надавив сильнее, воин столкнул хищника и, упираясь в землю сведенными судорогой ногами, повалился на него сверху.

Он не мог высвободить руки из захвата когтистых лап, его тело утопало в меху зверя, и оставались только клыки, что удлинились и заострились после глотка из Чаши.

Ове-Тхост вцепился в глотку врага, прогрызая мех и плоть. Мотая головой, он купался в горячих струях черной крови. Существо под ним истошно завопило и изогнуло спину, пытаясь высвободиться, однако из хищника оно уже превратилось в жертву.

Покончив с ним, воин тяжело поднялся с туши, запрокинул окровавленную голову и завыл в ночное небо. Он издавал триумфальный рык, раскинув руки, его грудь тряслась от напряжения, обнаженное тело пересекали длинные потеки дымящейся влаги.

На мгновение Ове-Тхост едва не забылся. Объятый лихорадкой разум воина захлестнули видения того, как он скачет обратно в лес и охотится на других тварей, обитающих там. Фенрисиец мог бы вечно гоняться за добычей по снегу, залитому лунным светом, если бы выпустил на волю запертое в груди создание с янтарными глазами.

Затем победный вой умолк, у Ове-Тхоста от кровопотери закружилась голова, и он рухнул на колени. Зверь уходил вглубь, его место вновь занимал человек. Плечо воина превратилось в алую изжеванную массу — до изменения такая рана погубила бы его неизбежно, однако и сейчас угрожала смертью.

Сунув руку в жаркую пасть мертвого хищника, фенрисиец вырвал два клыка — оба длиной с его ладонь, тонкие и жестоко изогнутые. Ворча от боли, Ове-Тхост пронзил ими свою плоть и соединил края раны.

Поднявшись, он неловко зашагал прочь, оставляя следы-лужицы в снегу. Предметы на границе поля зрения расплывались и дрожали. Воин трясся от холода, трезвея после животного неистовства, и держался на ногах лишь благодаря мантре, которую повторял снова и снова.

Через несколько часов он утратил чувство направления. Ове-Тхост шел, свесив голову и подволакивая ноги. В какой-то момент показалось, что под снегом уже ощущается камень, но воин не стал задерживаться и проверять.

Потом он опять упал на колени и пополз вперед. Фенрисийца бил озноб, ему мерещилось, что он взбирается по крутому склону к самим небесам, где кружатся звезды и Всеотец приглашает лучших бойцов к себе в чертоги.

Остановился Ове-Тхост только после того, как рассеялся ночной мрак — синие тени отступили перед жемчужно-серой полоской света на востоке. Ветер ослаб, и жесткий свет фенрисийского солнца разлился по пустому небу, словно вода.

Подняв глаза, воин увидел перед собой неописуемо громадную Гору, пронзающую ледяной воздух. Всего в паре сотен метров от него находились многоуровневые Врата, колоссальные сами по себе. С боков их окружали колонны, высеченные в скале, венчали же вход массивные волчьи головы из камня, что скалились на подходы к цитадели. У ее основания виднелись крошечные фигурки в боевых доспехах и металлических масках.

Ове-Тхост пополз к ним, волоча онемевшую левую ногу, пятная снег кровью из плеча. Никто не двинулся с места — наблюдатели просто смотрели, как он подбирается к Вратам. Вблизи воин различил безжалостные лица, взирающие на него, и железные перчатки, лежащие на рукоятях огромных мечей и топоров. Одни великаны были облачены в серо-синие латы, броня других тускло блестела, как оголенный металл, доспехи третьих казались непроглядно-черными.

Каждое усилие приносило Ове-Тхосту новые муки. Муть расползлась из уголков глаз, и вскоре мир скрылся за пеленой серого тумана. Добравшись до порога, воин вцепился ослабевшими пальцами в изъеденный ветром камень. Только затем гиганты подошли к нему, подняли на ноги, влили в глотку что-то горячее и выдернули клыки из раны. Кто-то размахнулся, чтобы выбросить их.

— Нет, — пробормотал Ове-Тхост, протягивая руку к зубам убитого им зверя.

Он услышал грубый, нечеловечески гулкий смех. Великан в черной броне, глаза которого мерцали тусклым кроваво-красным светом, забрал у своего товарища клыки и вложил их в заскорузлые ладони воина.

— Согласен, — сказал гигант. — Ты заслужил их.

Так все началось.

С годами тело Ове-Тхоста продолжало изменяться. Глоток состава с «канис хеликс», испитый им на вечном льду, оказался всего лишь первым из множества испытаний. Каждое последующее отзывалось в теле воина новыми муками — его кровь густела, конечности деформировались, но он становился сильнее, быстрее, смертоноснее. Он учился сражаться новыми способами и неизвестным прежде оружием. Раньше фенрисиец с гордостью хвалился бы тем, что может убить человека; теперь он умел убивать сотни, тысячи, целые миры людей.

Отныне его звали не Ове-Тхост, но Хальдор Пара Клыков, и он привык к новому имени, как и ко всему остальному. Воин стал Кровавым Когтем, как называли самых неопытных бойцов Стаи, тренировался и бился в спаррингах с другими юношами, которых тоже выбрали из племен замерзших морей и превратили в богов.

Хальдор не считал себя выше или ниже товарищей. Он смеялся, ругался и дрался с ними, узнавал, какое из великих оружий — топор, клинок, болтер или когти — станет для него любимым. Вокруг него образовалась «стая», к которой примыкали новобранцы, выжившие в испытаниях: Вальгам, Эйрик, Желтый Зуб, Свент и прочие — все молодые, с гладкой кожей и яркими глазами. Глядя в истерзанные бурями небеса родного мира смерти, они видели корабли, стартующие со взлетных площадок у вершины Горы, и знали, что после обучения тоже поднимутся в небо, и не могли дождаться.

Браннак, волчий жрец Великой роты Разбитой Губы, безжалостно гонял их. На каждой проверке, на любой полосе препятствий он наблюдал за рекрутами, держа в скрещенных руках Иней — топор с длинной рукоятью. Именно Браннак когда-то вернул Хальдору пару клыков, которые теперь болтались над чисто-серым нагрудником воина, подвешенные на полоске выделанной кожи.

Юноша считал, что волчий жрец по-особенному относится к нему. Порой, измотанный почти до предела выносливости, Хальдор возмущался этим. Иногда, напротив, ощущал глубинную уверенность, граничащую с самонадеянностью. За такой настрой ему доставалось от товарищей по стае, которые боролись между собой так же свирепо, как преодолевали испытания. Но после долгих драк, с трещинами в костях и с волосами, слипшимися от пота, залитые кровью бойцы ложились возле костровых чаш и забывали, с чего началась ссора.

— Он наблюдает за всеми, — говорил Эйрик, ухмыляясь разбитым ртом.

— За мной больше, чем за вами, — возражал Хальдор. — Больше, чем за любым другим.

Так проходили дни — во льду и огне, под небом и в пещерах, и воины росли, зарабатывая все новые шрамы, и узы внутри стаи непрерывно крепли.

Первым погиб Свент. Следом умерли еще трое, в мучениях после неудачных имплантаций или от ран в тренировочных боях. К последнему дню обучения в стае осталось девять воинов, все с черными панцирями, полностью связанные с силовой броней. Они достигли совершенства — по крайней мере телесного. Надев шлемы, бойцы увидели мир через несколько слоев рунных целеуказателей. Их отвели в кузни железных жрецов и выдали клинки, в основном цепные мечи.

Когда Хальдор шагнул вперед, чтобы получить свое оружие, Браннак вручил ему двусторонний топор из темного металла, с рукоятью короче, чем у Инея. На его бойке не имелось рун, однако лезвия были украшены простым орнаментом.

Взвесив оружие в руке, воин счел его тяжесть непривычной, но приемлемой.

«Этим топором, — подумал он, — я разрублю Галактику на куски».

— Знаешь его имя? — спросил волчий жрец.

Хальдор поднял на него глаза:

— А должен?

Браннак отвесил ему крепкую затрещину истинного воина, и голова юноши мотнулась.

— Узнай.

С этим волчий жрец перешел к следующему бойцу в шеренге. Потерев уже опухающую скулу, Хальдор уставился на оружие. У него не было имени, известного юноше. Возможно, прозвище для топора придется украсть.

Он быстро взглянул на Эйрика, который с наслаждением рассматривал свой цепной клинок.

— И что теперь? — прошептал Хальдор.

Эйрик, не глядя на него, со стуком провел керамитовым пальцем по заточенным зубьям.

— Мы стали Небесными Воинами, брат, — рассеянно ответил он. — Будем делать, что полагается. Напьемся.

В зале гремели голоса. Некоторые были человеческими, но они казались тонкими и слабыми на фоне грудного рева сверхлюдей, Вознесшихся, полубогов. В жаровнях тлели угли, которые ярко полыхали всякий раз, когда на них проливали крепкий мьод. Стоял густой запах пота, жареной пищи и мятой соломы на полу.

Они пировали в недрах Клыка, в его мрачной железной утробе, озаренной изнутри пляшущими языками огня, где в кроваво-алой жаре каминов змеились черные тени. Целое братство наедалось вволю и шумно ссорилось на глазах своего ярла, Эски Разбитой Губы, некогда воина Тра из Шестого легиона, а ныне волчьего лорда Третьей Великой роты ордена Космических Волков. Изменения, произошедшие в Галактике после снятия Осады, коснулись даже чертогов Фенриса, но многое здесь осталось прежним.

Волчьи гвардейцы Эски, что расположились рядом с ярлом за высеченным из камня высоким столом, перебирали куски на деревянных подносах в поисках жирных потрохов. Вздымая позолоченные рога, воины заливали маслянистую выпивку в грубые глотки и затягивали старинные песни легиона. Эти мотивы звучали на ледяной планете еще до прибытия Всеотца, и они не умолкнут даже после того, как угаснет последняя звезда.

Бойцы надели доспехи, поскольку они отмечали праздник, посвященный силе человечества, которое пережило галактическую катастрофу и пустило новые ростки, зеленые, как копьетернии после зимы. Поверх они набросили меха, уже липкие от пролитого мьода, — трофеи, взятые ими с диких зверей в глуши.

Хальдору и его стае Кровавых Когтей, новичкам роты, сегодня выделили почетное место возле главного стола. Слева от Пары Клыков сидел Эйрик с покрасневшим лицом, справа расположился Вальгам. Пир в Клыке мало чем отличался от застолья в деревянных палатах какого-нибудь ярла посреди лета. Здесь так же поднимали рога в память о павших и поддразнивали живых.

Прошло немало часов, прежде чем Разбитая Губа впервые поднялся с трона, стряхнув с плеч ржаво-бурые шкуры. Многоголосье в зале понемногу стихло.

Лицо Эски с правой стороны покрывали шрамы, кожа между ними была сморщенной и бледной. Его аутентический глаз окружало поцарапанное металлическое кольцо, привинченное к черепу, одну кисть заменял бионический протез. Говорили, что при Яранте воина вытащили из боя едва живым, за секунду до того, как враги рассекли бы его нить. Из тех, кто стоял рядом с Руссом в Эпоху Чудес, когда все в мире казалось новым и воздвигались первые цитадели Империума, уцелели немногие. Разбитая Губа был одним из них, поэтому его речи слушали даже Кровавые Когти.

Волчий лорд поднял рог, стиснутый в корявых, усыпанных перстнями пальцах.

— Хейлир, Фенрика! — прорычал он, и отзвуки его голоса прокатились над каменными плитами, словно первые всполохи лесного пожара. — Мир вам у этого очага.

Отвечая на его приветствие, древнее, как кости Фенриса, все гости подняли рога в честь своего военачальника.

— Мы собирались здесь, под горой, еще когда Огвай был ярлом, — продолжил Эска, — после побед или поражений, чтобы пустить кровь новичкам и проверить, живы ли наши Длинные Клыки.

По залу прокатился грубый смех.

— Но сегодня первая ночь новой эпохи. Когти, что становятся сейчас частью Стаи, — первые, кому неизвестно о прежних временах.

— Все остальные здесь вступали в легион. Они вступают в орден. Они — наше будущее. — Посмотрев в сторону стола молодых воинов, Разбитая Губа остановил тяжелый взгляд на Хальдоре. — Храни нас Всеотец.

Пара Клыков выдержал его взор, даже не осознавая, как непросто встречаться глазами с тем, кто сражался так долго и так безжалостно против врага, который спустя столько лет после решающего поражения все еще оставался где-то рядом, будто тень на краю света костра.

Эска вытащил свой клинок — огромный широколезвый меч с резьбой в виде драконьей шеи, змеящейся вдоль зазубренного края. Он наклонил оружие острием к Когтям, салютуя.

— Враг вернется, — проворчал ярл низким голосом, похожим на скрежет по крепкой шкуре. — Бейтесь с ним. Душите его. Повергайте его. Для этого мы изменили вас.

Воины роты поднялись на ноги, отталкивая массивные деревянные подносы и хватая цепные клинки, топоры, двуручные мечи, булавы. Они воздели орудия убийства, тени которых пали на лица новобранцев.

— Вы пришли сюда к моему очагу, — добавил Эска, растянув изъязвленные губы в клыкастой гримасе или, возможно, улыбке. — Теперь он ваш. Защищайте его, не жалея жизни.

Тогда все гости громко вскричали, и от их неистового рева задрожали камни и языки пламени:

— Влка Фенрика!

Не раздумывая ни секунды, Хальдор поднял свой топор. Бойцы его стаи тоже пришли с оружием и теперь с сухим шорохом вытаскивали клинки из ножен.

— Фенрис!

Рычали уже все фенрисийцы, призывая духов войны и ярости; их гнев подпитывали огромные порции мьода, пьянящего даже генетически улучшенных людей. Огонь в железных клетках жаровен словно бы запылал ярче, оттесняя вечный сумрак Горы.

Пара Клыков ревел вместе со всеми:

— Фенрис хъольда!

Крики множества гостей отражались от высокого потолка чертога. Длинные Клыки и Кровавые Когти, Серые Охотники и волчьи гвардейцы, старые и молодые воины хором издавали боевые кличи в свете пламени. Общий вой связывал их, как стаи волков в глуши за стенами Клыка.

Затем громогласный рев сменился жестким, гортанным хохотом бойцов. Отложив оружие, гости вновь потянулись за рогами. Браннак, подойдя с важным видом к столу Когтей, принялся густым, невнятным от мьода басом рассказывать былины, которые могли тянуться до глубокой ночи. Пришло время седых воителей — саг и старинных легенд о давних битвах в волнах звездного моря. Любой пир заканчивался тем, что ярлы и скальды вспоминали былое. Их память заменяла Фенрису исторические архивы.

Эска по-прежнему не сводил глаз с Хальдора. Сам Кровавый Коготь отвел взгляд от высокого стола, как только стихли последние боевые кличи, — ему неожиданно стало не по себе. Он резко встал с лавки, сбросив на пол подносы с сырым мясом.

Эйрик посмотрел на него суженными от веселья глазами.

Выпивка слишком крепкая, брат? — спросил он, жуя перемазанным ртом.

Пара Клыков сплюнул на пол. Он был в порядке. Более чем в порядке: жизненная сила бурлила в нем, мышцы пылали в предвкушении скорой проверки в настоящем бою.

Но в голове звучали слова Разбитой Губы:

«Они — наше будущее».

— Слушай рассказы старика, — ответил Хальдор и взял опустевший рог. — Я пить хочу.

Он зашагал прочь. Волчий жрец у стола продолжал напыщенно декламировать:

— И раскололись небеса, и треснул лед, и Всеотец явился на Фенрис, и Русс, препоясавшись для битвы, вышел навстречу Ему, и сразились они, и земля обратилась в пустошь, и звезды погасли от страха…

Проталкиваясь через толпу, Пара Клыков направился к дальним вратам зала, где стояли широкие чаны с подогретым мьодом, густым и вязким, как неочищенный прометий. Подходя к ним, юноша услышал слабые вздохи ветра из открытого арочного прохода. За порогом начинались пустые извилистые коридоры, холодные и неосвещенные, что спускались к самому сердцу Горы. Хальдор взглянул во тьму, и она взглянула на него в ответ.

Обернувшись, воин посмотрел на празднующих боевых братьев. Между великанами ловко и бесшумно сновали трэллы, поднося топливо для пирушки.

Теперь это был его мир. Очаг, который ему предстояло защищать.

Пара Клыков скользнул под ближайшую арку. Пока он шел по коридору, температура быстро понижалась. Вскоре стало так же холодно, как в студеном аду снаружи, и отблески углей погасли вдали.

Хальдор прижался к неподатливому камню, грубо обтесанному и покрытому коркой льда. Он глубоко вздохнул, наслаждаясь обжигающим морозным воздухом. Темнота — черно-синяя, злопамятная — давила на него, точно как в лесах Асахейма.

Юноша побежал дальше вниз, вприпрыжку, как когда-то. Пока он не знал всех переходов внутри Горы, но, возможно, их не изучил ни один Небесный Воин, ведь цитадель всегда стояла почти пустой. Основные силы ордена постоянно участвовали в кампаниях и возвращались на родину только для пиров или советов. Кроме того, Клык был рассчитан на легион.

Когда Хальдор спустился еще глубже, отзвуки смертных голосов полностью смолкли. Их место заняли почти неуловимые шумы подземного мира. Непрерывные потрескивания льда казались щелчками хрона во тьме. Над заглубленными силовыми кабелями собиралась талая вода, которая стекала по неровным стенам и замерзала вновь, образуя спиральные узоры. Из громадных шахт доносилось неразборчивое ворчание мощных реакторов, о которых заботились железные жрецы, и неясный грохот кузниц, где беспрестанно ковали оружие для ордена. Там же, если верить слухам, находились затерянные чертоги, в которых спали старейшие из воинов. Их сердца были скованы льдом, мысли застыли в стазисе грез.

К тому времени Пара Клыков уже не понимал, куда и зачем он идет, только чувствовал, что ему хорошо среди теней. Сейчас он не желал ни согревать кровь у огня, ни набивать брюхо мясом. После изменений его организм спокойно переносил жуткий мороз, прежде смертельный, и юноша радовался этому.

Затем фенрисиец замер, волосы у него на руках встали дыбом. Беззвучным молниеносным движением он обхватил рукоять топора, висящего на поясе.

Коридор перед ним, такой же темный и пустой, как все остальные, шел слегка вверх и заворачивал влево. Прищурившись, воин всмотрелся в плотный мрак, однако ничего не разглядел.

Тем не менее он ощутил присутствие чего-то невидимого — вероятно, по феромонам или остаточному запаху. Хальдор пригнулся и медленно двинулся вперед, держа топор свободным хватом. Каждый знал, что туннели в Клыке полны опасностей. Юноша вдруг осознал с болезненной ясностью, насколько шумная у него броня. Без доспеха его было бы намного сложнее заметить.

Свернув за угол, Пара Клыков почувствовал по ветерку, что коридор расширился, но тьма осталась непроницаемой. Он слышал, как нечто дышит в тенях, тихо и по-звериному глухо, но не мог распознать источник звука. Присев, воин сместил хват на рукояти и приготовился к рывку.

Миг спустя из мрака донесся голос, более низкий, чем рык любого хищника, словно бы промерзший от долгой жизни:

— Положи топор, парень.

Хальдор тут же исполнил приказ, принужденный к повиновению древними законами, записанными в его генах. Пелена темноты как будто раздвинулась, и над юношей навис гигант, вышедший из сумрачных недр Клыка. На секунду воину показалось, что перед ним оживший кошмар древних людей — демон из окутанного тьмою леса, увенчанный ветвями, с руками, подобными старым древесным корням, и глазами синими, словно морской лед.

Но затем юноша разглядел черты, которые помнил не хуже своих, хотя ни разу прежде не видел их во плоти. Бледное лицо великана пересекали смазанные черные полосы пепла, опущенные плечи укрывала тяжелая меховая мантия, в серо-стальной латной перчатке он сжимал рукоять длинного тяжелого меча, украшенного рунами.

Пара Клыков, не дожидаясь команды, опустился на одно колено.

— Не нужно этого, — раздраженно бросил примарх. — Зачем ты здесь?

Воин не знал. Он ушел из зала, подгоняемый словами Разбитой Губы, и холод вобрал его в себя, но больше Хальдор ничего не понимал. Возможно, дело было в выпивке, или в желании в последний раз прогуляться по безмолвным глубинам крепости перед настоящими битвами, или в усталости от празднества.

Теперь он стоял, один, перед Владыкой Зимы и Войны.

— Щенок Эски, — сказал Леман Русс, подступив к нему. Необычные глаза примарха светились во мраке. — Не удивлен, что ты сбежал оттуда. Проклятые саги. Я каждую из них уже слышал.

Юноша не мог определить, серьезно ли говорит Русс.

— Они рассказывали о Всеотце, — осторожно произнес Пара Клыков, ощущая угрозу в каждом движении примарха. Тот напоминал черногривого волка — такой же громадный, непредсказуемый, источающий опасность. — Я слышал, что ты бился с ним и проиграл. Единственный раз в жизни.

Русс издал лающий смешок, тряхнув меховой накидкой.

— Не единственный.

Он чуть отошел в тень и как будто немного уменьшился, но угроза не исчезла.

Хальдор мельком заметил, что на его повелителе не тяжелые латы короля-воина, а многослойные одеяния из грубой шерстяной пряжи, с черными полосами, проведенными углем и золой. Облачение для погребальных обрядов, знак траура. Видимо, погиб какой-то воин Этта, возможно, даже кто-нибудь из эйнхериев. Удивительно, что волчьи жрецы не огласили имена павших по всему ордену.

Увидев, что юноша снова убрал топор за пояс, примарх странно взглянул на оружие.

— Тебе известно, что это? — спросил он.

Пара Клыков покачал головой, и Русс недовольно фыркнул.

— Пропасти во льду растут, ширятся с каждым летним таянием, — сказал примарх. — Ты ничего не знаешь, они ничего не помнят…

Замолчав, он полуобернулся во тьму. Хальдор не нарушал тишину. Оба его сердца глухо стучали — организм реагировал на опасность, хотя никто не обнажал клинков.

— Не ведаю, послан ты мне в насмешку или для успокоения, — наконец произнес Русс, — но встретились мы не просто так. Поэтому слушай. Слушай и запоминай.

Пара Клыков стоял, не решаясь пошевелиться, и смотрел на закутанного в меха гиганта в сердце Горы. Тот заговорил подобно скальду:

— Воистину я сражался с Всеотцом, и он одолел меня, ибо сами боги страшились Его, сильнейшего из людей. Но я проиграл не однажды.

Его глаза вспыхнули, будто два сапфира, зажатые в кулаке ледяных теней.

— Был и другой раз.

 

II

Последний ударный эсминец фаашей бежал в открытую пустоту, ловко проскользнув между взрывающимися выносными фермами станции-бастиона. В тени кренящейся громады, вдали от роя обломков, он отработал маневровыми ускорителями. Выровнявшись относительно плоскости эклиптики, корабль рванулся в направлении гелиопаузы системы Иннию.

Орбитальная крепость за его кормой сложилась и смялась, искореженная безжалостными ударами кинетических зарядов, выпущенных из пустоты. Надвигалась катастрофа, и корабли, окружившие базу, слаженно оттянулись в космос. Все они, выкрашенные в темно-серые цвета Шестого легиона, продолжали вести огонь по цели.

До начала боя станция была огромной колонной с острыми гранями, собранной из стали и карбосинтетиков. Обращаясь вокруг Иннию III, она прикрывала мир смещающими палубными орудиями, саму же ее обороняли девять батальонов фаашей-скарабинеров. Такой могучий бастион непросто было разрушить — Волкам из Декк-Тра потребовалось две недели, чтобы очистить пустотные трассы к планете, еще шесть дней ушло на разрушение щитов «Эгида» с реакторной подпиткой, и только после этого убийцы из Стаи ворвались на базу. Через шесть часов они добрались до внутреннего командного узла, два часа потратили на истребление отрядов скарабинеров-смертников и еще два — на установку плазменных зарядов, после чего эвакуировались с платформы.

Операцию разработали во время варп-перехода с Галамандро, и Стая, как всегда, тщательно следовала плану, но все равно понесла значительные потери. Теперь одинокий эсминец врага убегал от лазерных залпов Волков, разгоняя макроскоростные двигатели. В них использовалась замысловатая фузионная технология, которую еще не до конца разгадали механикум. С такими ускорителями корабль мог достичь точки Мандевилля еще до того, как более крупные звездолеты Шестого пустятся в погоню.

Именно на этот случай Волки оставили «Хаук», один из шести своих субварповых перехватчиков, за пределами зоны огневого поражения станции. Он ждал — бесшумно, на минимальном потреблении энергии.

— Дать полный ход, — скомандовал командир перехватчика, легионер по имени Отгар. — Зарядить орудия, но щиты не поднимать — он захочет…

Не успел воин договорить, как станция телепортации на мостике вспыхнула злобным варп-светом, и на ее площадке материализовались пятеро огромных космодесантников Шестого. Четверо из них были облачены в скошенные шлемы и буро-серые доспехи типа II, испещренные пятнами гари и крови. Их командир, что возвышался над остальными, сошел с покрытой инеем фокусной платформы. Широко шагая к Отгару, он снял шлем и примагнитил его к броне.

— Можешь поднять их, командир, — распорядился Норин Кровавый Вой, тряхнув длинной гривой цвета воронова крыла. Лицо ярла Декк-Тра казалось высеченным из обветренной скалы — длинное, узкое, изборожденное шрамами. Его кожа, выдубленная за целую жизнь боев свирепыми штормовыми ветрами, выглядела старческой. — Теперь загони добычу.

Поднявшись с командного трона, Отгар выкрикнул новые приказы. Над передовыми иллюминаторами замерцали пустотные щиты, плазменные двигатели бросили «Хаук» вперед, набирая полную мощность.

Йорин встал рядом с Отгаром на командной платформе и впился в пустоту глазами, под которыми темнели круги. Его радужки были не янтарными, как у большинства легионеров, а почти человеческими — их едва затронуло мутационное воздействие Спирали. Кровавый Вой, как и все остальные офицеры его Великой роты, прошел Вознесение уже пожилым воином. Они, принадлежащие к братству самого Русса, оберегали примарха в его юные годы на беспощадном Фенрисе. Эти бойцы давно вышли из возраста, оптимального для имплантации геносемени, но все равно согласились рискнуть. Говорили, что в итоге выжила только горстка из них. Под начало уцелевшим героям отдали последнюю из Великих рот — Тринадцатую, самую почетную и приближенную к примарху.

Ударный эсминец все еще старался уйти от погони, но кислотно-зеленое пятно его сопел непрерывно росло в носовых иллюминаторах. Как и прочие боевые машины фаашей, он был громоздким и прочным; менее стойкий корпус не выдержал бы излучения реакторов, которые применялись во всей технике, произведенной на Дулане.

Космолет, более крупный, чем «Хаук», располагал смещающими орудиями, крайне разрушительными на среднем расстоянии. Его палубы, несомненно, кишели механизированными пехотинцами-скарабинерами.

Сузив человеческие глаза, Йорин вгляделся в счетчик расстояния до цели, мерцавший на полупрозрачном экране визуального потока. Его тонкие губы слегка дрогнули.

Если он и испытывал что-то, кроме твердой, как кремень, уверенности, то не показывал этого. Кровавый Вой всегда вел себя так, даже когда сражался на багряном снегу Фенриса, будучи простым смертным.

— Все готово? — спросил он у Отгара.

Командир «Хаука» кивнул:

— Уже шесть часов как готово.

Йорин почти улыбнулся. Шесть часов — долгий срок для сорока воинов Стаи, набитых в тесный отсек. Наверняка они уже пускают пену от нетерпения, когтят воздушные шлюзы, мечтая наброситься на врагов. Ярл этого и хотел.

— Приготовить корпусные тараны, — приказал Кровавый Вой, собирая волосы в пучок на затылке. — Сделаем все, как полагается.

Следом он вновь прикрутил шлем к горжету.

Пока Отгар отдавал распоряжения, Йорин вернулся к своей свите. Вместе они направились к выходу с мостика.

Булвайф, хускарл Кровавого Воя, подошел к ярлу.

— Думаешь, они точно все рассчитали? — спросил он.

Выражение лица Йорина скрывала личина шлема — смертная маска в виде волчьей морды, такая же черная, как его грива. Ее пересекали полосы засохшей крови в палец толщиной.

— Есть лишь один способ проверить, — ответил он, шагая к траволатору, который вел в недра «Хаука».

Имперские капитаны на горьком опыте узнали, насколько хороши щиты звездолетов с верфей Дулана. Как предполагали адепты Механикум, на кораблях фаашей использовались системы, схожие с имперскими генераторами пустотных заслонов. Но чтобы преодолеть «Эгиду», требовались пугающие объемы энергии, к тому же сбитые слои имели неприятную привычку быстро восстанавливаться. Включаясь вновь, энергетические поля разрывали на куски торпеды с абордажными партиями, не успевшие вонзиться в корпуса. Волки вынуждены были полностью уничтожать оборудование врагов, что приводило к росту потерь, громадному перерасходу боеприпасов и невозможности собирать разведданные, крайне необходимые стратегам.

Механизированные скарабинеры доставляли столько же проблем. Облаченные в силовую броню со встроенными реакторами, они располагали личными щитами. Чтобы уничтожить такого противника, требовалось беспощадно и неотступно бить его в область хребта с имплантированными генераторами. Дистанционное оружие заметно хуже справлялось с подобной задачей, нежели силовые клинки. Поэтому, когда фронтовые части Имперской Армии потерпели несколько разгромных поражений кряду, завершить Дуланскую кампанию поручили Шестому легиону. Только они, Адептус Астартес, обладали огневой мощью, живучестью и, самое главное, складом ума, необходимым для эффективной борьбы с подобными врагами. Правда, в первые месяцы боев даже Волки Фенриса порой терялись при столкновении с незнакомым археотеком. Понадобилось быстро разработать новые тактики, и некоторые из них затем пришлось долго оттачивать.

Йорин не думал об этом, когда входил в десантный отсек «Хаука», находившийся в нескольких сотнях метрах ниже командного мостика. Он не хотел забивать себе голову мыслями о факторах, большую часть которых уже не мог изменить.

— Хъя, ярл! — закричали воины, приветствуя его; в их голосах, проходящих через вокс-динамики, звучало едва сдерживаемое стремление убивать.

Кровавый Вой коротко кивнул им, проталкиваясь в авангард штурмовой группы. В руках он держал силовой топор. Из-за тесноты легионеры сталкивались доспехами в отсеке, освещенном только красными трубками аварийных люменов. Его потолок был усилен контрфорсами, в стенах имелись адамантиевые ребра жесткости. И то и другое сейчас пригодится.

Булвайф, присев рядом с ярлом, уперся в пол латной перчаткой. Бойцы вокруг них также встали на изготовку в позах бегунов перед стартом.

— Чувствую, мы на подходе! — прорычал воин.

То же самое ощущал Йорин, который стоял, расставив ноги и держа топор одной рукой.

— Я приказал ему сближаться быстро.

Из-под шлема Булвайфа донесся глухой смешок:

— Может, он все-таки наловчился.

Ярл ничего не ответил. Пол завибрировал, послышался ритмичный грохот, говорящий о нагрузке на корпус. Впереди затряслась дальняя стена отсека — круто наклоненная, с двумя макропоршнями по бокам. В сумраке замигали предупредительные сигналы, что развеселило бойцов в первых рядах.

Почувствовав, как заработало вторичное сердце, Кровавый Вой наконец пригнулся. Его кровь быстрее побежала по жилам, зрачки расширились, рука крепче сжала топор.

— Час пришел, — неслышно произнес он, вспоминая кличи прежних битв, вкус крови и горячку сражений, чистоту убийств на неустойчивых льдинах. — Теперь, враг мой, да откроются врата Хель.

Отгар действительно приближался быстро. «Хаук» как минимум не уступал дуланскому эсминцу в проворстве и на полном ходу мчался за его ускользающей тенью. До точки Мандевилля оставались считаные минуты пути, и добыча явно рассчитывала уйти в варп-прыжок.

Пустое пространство между стремительными кораблями заполнили лазерные лучи. Когда щиты отводили их в сторону, от соударений по обшивке пробегали круговые волны деформации. Вражеский космолет резко повернул влево, выпуская струи плазмы из сопел, но перехватчик Отгара, увеличив скорость, вновь сократил разрыв.

— Всю мощность на двигатели! — приказал командир, пока мостик раскачивался вокруг него. — Задействовать корпусные тараны и не отставать.

Щиты звездолета фаашей были слишком прочными для орудий «Хаука». В ходе кампании выяснилось, что для надежного уничтожения в дистанционном бою кораблей воинской касты Дулана требуется огневая мощь эсминца, но легионные космолеты такого класса просто не могли навестись на столь резвые цели.

Впрочем, щиты «Эгида» не были непробиваемыми. Достаточно массивный объект, движущийся с необходимой скоростью и по точно рассчитанной траектории, имел шанс преодолеть их. В теории.

— Процесс запуска начался, — отрапортовал Ингольд, магистр дозора.

— Курс введен, — сообщила Аринн, офицер навигации.

Отгар перевел взгляд с внутренних тактических дисплеев на верхние смотровые экраны. Вражеский эсминец, находящийся впереди и выше «Хаука», бомбардировал его щиты лазерным огнем. Неприятель двигался по спирали, все отчаяннее пытаясь избежать контакта с кораблем Волков.

Далеко снизу донесся громкий лязг, отозвавшийся в палубном покрытии. Корпусные тараны были готовы. Отгар лично следил за установкой этих громадных пробивных клешней, расположенных в двадцати метрах друг от друга. Их переоборудовали из абордажных захватов более крупных звездолетов. Между ними располагался широкий модуль герметизации, увешанный взрывчаткой, — стандартный выходной люк, вдоль обоих створчатых дверей которого установили мелта-заряды.

Ударный эсминец в последний раз попробовал уклониться от таранного маневра, резко опустив нос и заложив вираж вправо.

— Не уйдешь, — с кровожадным удовлетворением произнес Отгар. — Начали!

«Хаук» взмыл в тень своей добычи, завыли сигналы опасного сближения. Аринн мастерски вела перехватчик, повторяя каждое движение цели. Жужжали хроны, отсчитывая секунды до момента, когда враг сможет перейти в эфир. Время уже было на исходе.

— Даю наведение, — хладнокровно доложил Ингольд, фиксируя луч локатора на середине узкого днища эсминца. — Приготовиться к удару.

Мостик содрогнулся от сильнейшего толчка, смотровые экраны застлала пелена помех. По всей длине «Хаука» прокатились отголоски звука, похожего на скрежет когтей по железу, бронестекло иллюминаторов покрылось витой паутиной трещинок.

Несколько секунд оба корабля летели почти вплотную, их энергетические поля искрили и пронзительно скрипели, сталкиваясь между собой. «Хаук» безумно трясло, перехватчик удерживался на курсе лишь благодаря могучей тяге плазменных двигателей, работавших на пределе допустимого.

— Держаться! — прорычал Отгар, упираясь ногами в накренившуюся палубу.

Визг щитов не смолкал. Верхние уровни «Хаука» задрожали от взрывов, на нижние ярусы сошла лавина обломков. Двигатели исступленно взвыли на высокой ноте, словно придушенные, и по мостику разлетелись обожженные плазмой осколки иллюминатора.

— Держаться! — вновь крикнул Отгар, не обращая внимания на вой декомпрессии и лихорадочные попытки экипажа заделать дыру.

Тут же в уцелевших иллюминаторах вспыхнул неоновый свет, и перекрывшиеся щиты звездолетов отключились с резким хлопком. «Хаук», которого больше не сдерживал энергетический заслон «Эгиды», метнулся вверх и на полном ходу врезался в днище эсминца. Корпуса звездолетов столкнулись, пластины обшивки разошлись с металлическим скрежетом, вдоль всей линии соприкосновения полыхнули электрические разряды.

На миг показалось, что «Хаук», обладающий большей инерцией, просто углубится в нижние палубы противника, но затем сработали внешние мелта-заряды. Над искореженной броней эсминца взметнулись фонтаны жаркого алого пламени.

Таранные клешни, выброшенные вперед реактивным рывком макропоршней, вошли в корпус цели. Вдоль бортов поврежденной добычи протянулась цепочка новых мелта-взрывов, вгрызающихся в уже истерзанную тушу.

Отгар перевел взгляд с тактических экранов на авгурную станцию у своего поста. Одинокий визуальный поток отображал плотное скопление сорока пяти красных рун, вырывающихся из тесного отсека. Легионер отчетливо представил стук сабатонов по металлу и улыбнулся своим мыслям.

— Выходят, — сообщил он с облегчением, уже думая о выживании своего корабля. — Ждем десять секунд, затем оттягиваемся и берем на прицел внешние орудия. Еще ничего не кончено.

Мелта-заряды детонировали одновременно, и вся дальняя стена десантного отсека исчезла за пеленой огня. Волки, стоявшие в десяти метрах от нее, победно взревели и без раздумий бросились в пламя. Не замедляясь, они преодолели оплавленную дыру в корпусе, прыгая через разваливающиеся балки и куски обшивки. За ней ждало пылающее атомное месиво.

Во главе отряда мчался Йорин в сопровождении Булвайфа и остальной свиты. Они пробивались через лабиринт горящих, растекающихся, скользящих обломков. Когда ярл вбежал в огненный ад, в его шлеме кратко затрещали помехи — смотровые линзы не справлялись с чудовищным жаром и ярким светом. Но он шагнул вперед, со скрипом оттолкнул падающую подпорку и выскочил на палубу эсминца.

Из облаков пыли, затянувшей внутренние коридоры после взрывов, проглядывали языки огня. Где-то вдали завывали сирены, но их почти заглушал рокочущий гул, с которым улетучивался воздух.

Варп-двигатели располагались впереди и двумя уровнями выше. Отгар должен был немедленно убрать стыковочные клешни, а с ними и половину нижних ярусов фаашского корабля. Волки не могли задерживаться, им следовало прорываться дальше, прорубать себе дорогу в глубь космолета.

Большинство, готовясь рассекать на части мехасолдат, взяли оружие для ближнего боя — цепные мечи, топоры, молниевые когти, но шестеро воинов несли тяжелые лазерные резаки. Отыскав наиболее пострадавшие участки, они принялись за дело. Разрезав палубное покрытие, легионеры проложили отряду путь внутрь эсминца. Под их лазерными лучами рухнули целые секции переборок, за которыми открылись зияющие пасти неповрежденных отсеков. Другие Волки немедленно ринулись туда по раскаленному добела металлу, выискивая плацдарм для настоящего штурма.

Йорин уже взобрался на груду обломков и хотел прорываться дальше, когда сзади донесся зловещий стон. Полуобернувшись, он увидел, как разваливается стена горящей пластали, сорванная с опор. «Хаук» втянул таранные когти, и поврежденные участки палубы, рассыпавшись тлеющими кусками, свалились в рваную пробоину во внешнем корпусе.

— Шевелись! — скомандовал ярл, устремляясь в глубь уцелевших отсеков эсминца.

Волки Фенриса последовали за ним под вой улетучивающегося воздуха. Разрубая и взрывая преграды, они продвигались все дальше, пока не оказались в длинном проходе десяти метров шириной и двадцати — высотой. Ураганный ветер бешено трепал боевые знамена Дулана, подвешенные вдоль стен на цепях. В дальнем конце коридора виднелся огромный мрачный герб с багряно-черным драконом.

Здесь палуба не рушилась под ногами, и Волки, опустив клинки, ринулись вперед в поисках добычи. Первые скарабинеры встретили их в конце прохода: два десятка врагов выступили из-за переборок с обеих сторон вестибюля. Такие же крупные, как и легионеры, они были облачены в более грубые и громоздкие доспехи с заметнее скругленными наплечниками и слоистыми нагрудниками. Вокруг каждого из них мерцала прозрачная дымка личного щита, в перчатки солдат были встроены двуствольные орудия. Они неуклюже вышли на середину коридора, направили руки на приближающихся фенрисийцев и дали залп.

Беззвучные выстрелы смещающих пушек поразили первые цели. Воздух содрогнулся, по переднему ряду Волков прокатилась череда взрывов. Керамитовые пластины обратились в пыль, из тел под ними хлынула кровь.

Легионеры знали, чего ждать от оружия фаашей. Оно перестраивало материю на молекулярном уровне, избежать попаданий из него было непросто, поэтому Волки, понимая опасность, бросились прямо на неприятеля. Их тактика не была бездумной, поскольку диковинным орудиям требовалось немало времени на перезарядку. Скарабинеры могли дать один залп, но затем в дело вступали клинки. Хотя десять воинов Йорина повалились наземь с пробитыми, искрящими нагрудниками и шлемами, остальные врезались в строй противников до того, как смещающие пушки вновь набрали энергию.

Налетев на стоящего впереди врага, Кровавый Вой даже через броню ощутил жар энергетического поля. Он взмахнул топором, целясь в кабели у шеи фааша, и расщепляющее поле клинка зарычало во вспышках плазмы.

Тяжелая многослойная броня делала скарабинеров медлительными, но и давала надежную защиту. Держа топор обеими руками, более проворный Йорин рубанул солдата по конечности с орудием, стремясь отсечь ее до перезарядки. Хотя точно направленный выпад глубоко вошел в щит над локтевым суставом, пробить заслон он не смог. Дуланский боец ударил ярла другой перчаткой в плечо, заставив отшатнуться.

Два строя окончательно смешались — по всему коридору космодесантники вступали в ближний бой со скарабинерами, лишая их места для маневра. Воины в серых доспехах обрушивали на врагов рычащие цепные мечи. Булвайф, подбежав к Йорину, атаковал его противника; вращающиеся зубья впились в силовой барьер, выбрасывая пучки искр. «Эгида» продержалась еще секунду, сверкая от вливающейся в нее энергии, но затем взорвалась. Ударная волна отбросила Булвайфа в сторону.

Кровавый Вой снова насел на врага, его топор оставлял в броне фааша глубокие неровные пробоины. Скарабинер отбивался, размахивая трещащими от энергоразрядов латными перчатками, однако он был обычным человеком, с мышцами и реакциями простого смертного, и даже в силовом доспехе не мог сравниться с ярлом.

— Хъя! — радостно вскричал Йорин, разрубив наконец кабели на шее неприятеля.

Заструился бледно-зеленый газ — химстимуляторы, которые закачивались в дыхательную маску воина. Противник Волка рухнул, захлебываясь кровью.

Праздновать победу было некогда. Фенрисийцы и скарабинеры, смешав ряды и сцепившись между собой, все так же обменивались ударами и контрударами. Кровавый Вой помог Булвайфу подняться, и вскоре оба вновь сражались бок о бок, не щадя себя, среди ожесточенных выпадов и лихорадочных блоков. Волки, имевшие численный перевес, наступали под рев рвущейся наружу атмосферы. Они шаг за шагом теснили фаашей, но и сами получали тяжелые раны. Капли крови, увлекаемые вихрем, расплывались на хлопающих стягах.

Движением зрачка Йорин вызвал на линзу каркасную модель палубы впереди, созданную когитаторами его брони по данным с авгуров. Судя по рунным меткам, к позиции Волков быстро стягивались новые механосолдаты, направленные для отражения абордажа.

— Шестьдесят секунд, — произнес Булвайф; разрубив наискосок уже поврежденную личину шлема фаашского бойца, он тут же повернулся к другому врагу.

Кровавый Вой кивнул. Значит, через минуту эсминец сможет совершить варп-прыжок.

— Задержи их здесь, — велел он.

Волки заранее планировали разделить отряд, поскольку в этом коридоре сходилось множество путей. Вернувшись в общую схватку, Булвайф громогласно приказал двадцати легионерам продолжать наступление. Они пробивали, пронзали, рубили и рассекали доспехи прибывающих фаашей, нанося удары с беспощадной, даже чрезмерной свирепостью.

Остальная часть абордажной партии вышла из боя вслед за Йорином, который прорывался к открытым дверям в левой стене. За ними начиналась железная лестница, ведущая по прямоугольному колодцу на верхние уровни.

Ярл пробился к ступеням с топором и болтером в руках. Вместе с другими Волками он понесся по ступеням, грохоча сабатонами по металлу; лучи нашлемных люменов метались по железным балкам и перилам. Зашипели посланные сверху лазерные разряды, опаляя расколотый в битве керамит.

«Сорок секунд».

Кровавый Вой первым добрался до сводчатого входа в машинное отделение с варп-двигателями. Не обращая внимания на потоки лазерных лучей, он отыскал взглядом приближающихся врагов — таких же механогвардейцев, что и внизу. Воздух задрожал от выстрелов из смещающих орудий, но ярл метнулся в сторону. Он ощутил волну жара, силовая установка на спине затряслась и раскололась, однако большая часть энергии залпа с треском ушла в стену позади Йорина. Легионер с разбегу врезался в передовую пару фаашей и вдавил их в край дверного проема. Личные щиты солдат завизжали под давлением, но выдержали.

Времени почти не осталось, поэтому ярл не стал добивать врагов. Напрягая силы, он оттолкнул с дороги сначала одного, затем второго и бросился внутрь отсека. Бегущие следом Волки сбили пошатнувшихся скарабинеров с ног, навалились на них, прижали к полу, вырвали из их доспехов кабели и разбили визоры шлемов.

«Десять секунд».

Не замедляя бега, Йорин достиг главной цели — релейного отсека, через который проходила цепь соединенных между собой варп-установок эсминца, прикрытых плазменными экранами. Зал, светившийся от избытка энергии, кишел механосолдатами. Они выступали из облаков пыли, поднятой взрывами и декомпрессией, стреляя из лазерного и смещающего оружия. Скарабинеры понимали, что им нужно задержать противников лишь на считанные мгновения.

Несколько выстрелов попало в Кровавого Воя, но боевые братья уже обогнали ярла и заслонили его своими телами.

«Пять секунд».

Высоко над ним, в центре отсека, находился источник переливающегося света — трубопровод трехметрового диаметра, подвешенный на сочлененных кабелях. По нему, сияя жемчужным блеском, с ревом проносился беспримесный прометий, который питал громадные варп-установки. Вой двигателей становился все пронзительнее, они выходили на полную мощность.

Собравшись, Йорин прицелился и открыл огонь. Разрывные болты, рассекая воздух, устремились к защитной оболочке трубы. Все масс-реактивные снаряды попадали в одну точку, сносили оплетку слой за слоем и проникали все глубже. Наконец кожух трубопровода не выдержал, и из пробоины хлынули фонтаны горячего моторного топлива. Как только они встретились с лазерными лучами скарабинеров, зал пересекла огненная завеса. Через мгновение весь отсек залило бушующее море прометиевого пламени.

Волки, с горящими шкурами и талисманами на доспехах, пошли в атаку сквозь пылающий ад. Они непрерывно стреляли по десяткам неприятелей, силуэты которых дрожали в жарком мареве. Щиты фаашей мерцали и вспыхивали, но спасали хозяев в чудовищном пекле. Другим дуланским бойцам, не из касты воинов, повезло меньше. Они заживо сгорали в своей панцирной броне, издавая пронзительные вопли, пока жидкий огонь сдирал их плоть с костей. Болтерные очереди летели навстречу смещающим залпам, разрывы снарядов и энергоудары поддерживали оргию разрушения, начатую прометеевым пожаром.

— Мы в варпе? — требовательно спросил Йорин; пробив трубопровод, он присоединился к другим Волкам, стрелявшим по фаланге механосолдат.

Его знаменосец, Хъялмар Кулак Бури, на плечах которого неудержимо пылали меха, грубо хохотнул:

— Я что-то не слышу шума варп-двигателей, ярл.

Усмехнувшись в ответ, Кровавый Вой окинул взглядом горящий отсек. Хъялмар был прав: из-за дыры в топливной магистрали прометий больше не поступал к турбинам. За неистовым ревом пламени Йорину удалось разобрать гулкий лязг отключающихся установок. Что до врагов, то кошмарный жар привел в смятение даже скарабинеров — возможно, сенсоры их доспехов не были рассчитаны на столь высокие температуры.

— Отлично! — прорычал ярл. Удобнее перехватив топор, он выбрал новую жертву. — Значит, у нас полно времени.

Уцелевшие дуланские гвардейцы сражались с привычным упорством, но теперь они потеряли шанс на спасение в варпе и в одиночку противостояли крупному подразделению Стаи. Целые планеты просили о мире, столкнувшись с меньшими силами.

После зачистки реакторного отсека бойцы Йорина заткнули пробоины в подвесных трубопроводах, откуда все еще хлестал прометий, и перекрыли утечку. Сначала их вызывали с «Хаука», державшегося перед носом эсминца, затем с других кораблей основной флотилии Волков, подошедшей следом. Игнорируя просьбы офицеров легиона сообщить о положении дел, Кровавый Вой направился обратно в широкий коридор. Он планировал присоединиться к Булвайфу, вместе добить последних вооруженных защитников звездолета и захватить мостик. Выжившие дуланцы не сдавались и заставляли космодесантников платить кровью за каждый метр, сознавая, что молить о пощаде уже поздно.

Будь на их месте ксеносы, Йорин, возможно, даже почувствовал бы уважение к непокорному врагу, ведь стремление оборонять что-то свое было естественным для каждого живого существа. Но к тем, кто сражался за дуланского тирана, он уважения не испытывал. Эти солдаты были потомками людей, которые участвовали в первом расселении среди звезд. Их народ произрастал от древнего семени Терры и при желании сумел бы найти себе достойное место в растущих рядах Великого крестового похода. Дуланцы обладали развитыми технологиями и внушительными армиями, поэтому, присягнув в верности идеалам Всеотца, могли бы помочь делу завоевания Галактики. Но они отвергали просвещение, больше того, похвалялись этим и потому заслуживали только презрения. Их цивилизации предложили выбор, и они приняли неверное решение, так что теперь исход был предрешен. Подданные тирана погибнут в бесчестье, записи о них сотрут из истории человечества. Действия экипажа ударного эсминца, продолжавшего сопротивляться, больше напоминали драку крыс над куском падали, чем истинный героизм.

Не найдя Булвайфа в проходе со знаменами, ярл двинулся дальше. Сражение переместилось на командный уровень, поэтому Йорин проследовал туда же, прикрываемый с боков Хъялмаром и его воинами. Словно безымянные злобные призраки, они проносились над безжизненными грудами доспехов; броня самих Волков обгорела дочерна, на керамите не осталось ни единой эмблемы. Кровь, пятна которой покрывали палубы, капала с низких потолков и влажно блестела в мигающем свете люменов. Повсюду смердело топливом, гарью и телесными жидкостями, как всегда при абордажных боях.

— Они далеко пробились, — заметил Хъялмар, когда отряду все чаще стали попадаться следы резни; среди груд мертвецов лежали несколько Волков, но подавляющее большинство убитых были дуланцами.

В других обстоятельствах Кровавый Вой порадовался бы такой картине, но сейчас он встревожился. Йорин четко приказал Булвайфу удерживать пересечение коридоров, чтобы крупные силы врага не добрались до машинного отделения и не помешали самому ярлу остановить варп-прыжок. Его хускарл был надежным воином и не нарушал прямых распоряжений, бросаясь в бешеные атаки.

— Быстрее, — велел Йорин, прибавляя шаг; уже скоро его засыплют сообщениями с других кораблей, и к тому времени нужно закончить дело.

Когда Волки достигли мостика, там стихали последние отголоски боевых кличей и стонов. Отзвуки безумной схватки еще метались под высокими адамантиевыми сводами, будто потерянные души. Пинками отбрасывая с дороги трупы, ярл размашисто зашагал в центр просторного отсека, к главному командному модулю. Этот цилиндрический столб поднимался на два метра над уровнем боевых постов экипажа, которые располагались концентрическими кругами. Мостик накрывал обзорный купол из бронестекла, усеянный длинными багровыми выступами. За ним начиналась пустота.

Повсюду лежали тела, разорванные болт-снарядами. Одни мертвецы распластались на пультах управления, другие — на палубе, залитой кровью по щиколотку, третьих вбили в радиальные углубления между постами, где искрили и шипели пучки кабелей. Рядом с командным троном валялось три механокостюма карабинеров, разорванные на куски. Их конечности кто-то отшвырнул через весь мостик.

Трон охранял сам Булвайф — он стоял с болтером наготове, как и большинство воинов, переданных ему под начало Йорином. Волки уже не мчались в наступление, а настороженно расходились по мостику, глядя только вперед, где углубления рабочих станций сменялись широким возвышением. Оно тянулось до самого края смотрового купола.

— Что здесь случилось? — воксировал Кровавый Вой, подходя к своему хускарлу.

Булвайф тяжело дышал под залитой кровью шлем-маской.

— Харааль, — ответил он, указывая стволом болтера.

Подняв глаза, ярл понял, в чем дело.

Харааль был фенрисийцем, и его одним из первых приняли в легион, после того как на ледяную планету явился Всеотец. Он не входил в почетную гвардию Декк-Тра, как более зрелые воины, дерзнувшие пройти Вознесение в возрасте, который имперские мудрецы считали недопустимым. Нет, его забрали с плавучих льдов юношей, и он преодолел все испытания Асахейма, ничем не запятнав себя. Харааль отлично сражался в Крестовом походе, истребляя врагов с наслаждением и радостью. Боевые братья ценили его, легионера ждало скорое повышение. Он был образцовым сыном Русса.

Но теперь он лишился всего. Харааль одиноко стоял перед другими воинами и часто дышал, из его рта текла желчь, смешанная с мокротой. Сорванный шлем лежал в стороне. Лицо фенрисийца покрылось косматой шерстью, клыки удлинились. В правой руке — когтистой лапе, на которой больше не было латной перчатки — он сжимал голову дуланского офицера. На его броне, из серой превратившейся в красную, блестела толстая пленка крови и телесных соков. Боец присел, оперся ладонью о палубу и по-звериному сверкнул глазами. Его взгляд непрерывно метался по мостику, словно Харааля окружала толпа невидимых другим противников.

— Как давно? — мрачно спросил Йорин.

— Началось еще в коридоре, — произнес Булвайф, держа воина на прицеле. — Поддался еще один, Бъелль Крюк-Нож, но его нить перерезали по дороге сюда.

Хускарл говорил угрюмо — воин погиб нехорошей, порченой смертью, обернувшись перед ней живым воплощением самых темных кошмаров родного мира.

— Скольких он забрал?

Булвайф фыркнул:

— Большую часть. Видишь три механокостюма? Их тоже порвал он, одного за другим.

Кровавый Вой посмотрел на существо, прежде бывшее Хараалем. Теперь оно подергивалось, все быстрее рыская глазами по сторонам в поисках угрозы. Его лицо вытянулось, окончательно превратившись в грубую морду хищника. Тварь принюхалась, втянув воздух трепещущими ноздрями, и медленно двинулась на шеренгу воинов Шестого легиона.

— Харааль! — окликнул Йорин. — Ни с места!

Существо замерло, мотнуло башкой и заворчало. Из его пасти тянулись желтые нити слюны.

— Ты побеждал это, — сказал ему ярл, осторожно выходя из строя боевых братьев. — Помнишь? Ты уже проходил через безумие и остался человеком.

Тварь-Харааль зарычала и присела еще ниже. Ее бедра под доспехом вздрагивали, с низа живота по серо-стальной броне Легионес Астартес стекала кровь. Показалось, что создание узнало Йорина: остановив на ярле мутный взгляд, оно обнажило клыки и по-кошачьи зашипело.

Кровавый Вой стоял неподвижно, не поднимая оружия. Он и раньше видел подобное перерождение, но процесс никогда не заходил настолько далеко. Зрелище вызывало у ярла глубочайшее омерзение.

— Проклятие можно одолеть, — сказал Йорин, отчаянно надеясь, что это так. — Ты способен сразить его, как уже делал прежде.

Харааль моргнул. На миг его взор стал осмысленным, слюна перестала течь. Существо как будто осознало, что вокруг него не мрачный хвойный лес в фенрисийской глуши, а отсек, заваленный жертвами его кровожадного неистовства. Неровное дыхание твари участилось до предела, она вскинулась на задние ноги и взвыла с гримасой чудовищной боли.

За спиной ярла, по-прежнему стоявшего впереди шеренги, лязгнули затворы болтеров.

— Нет! — выкрикнул он, но опоздал.

Выставив когти, Харааль помчался на Кровавого Воя. Лицо несчастного растянулось и застыло, словно посмертная маска помешанного.

Болты врезались в него, пробивая вытянутые лапы. Осколки доспеха разлетелись по полу, но создание каким-то чудом продолжило бежать. Рыча от боли и смятения, оно не обращало внимания на разрывные снаряды, что вновь и вновь пронзали его тело.

Йорин не двигался с места. Тварь-Харааль повалилась у его ног, растерзанная болтами, залитая алой кровью. Опустившись на колени, ярл наклонился и обхватил голову существа латными перчатками. Оно едва дышало, лишь грубый хрип с бульканьем прорывался через истерзанную глотку.

Кровавый Вой посмотрел ему в глаза, выискивая что-нибудь, что угодно — хоть какой-то остаток былого, но увидел только боль, звериную муку без единого проблеска разума и самосознания. Отстранившись, он взял болтер и приставил ствол к виску твари.

— Прости меня, — выдохнул Йорин, нажимая на спуск.

Войдя в череп, снаряд взорвался и избавил Харааля от страданий.

Как и Бъелль, он умер дурной смертью. Воинам Этта следовало погибать как мужчинам, стоя на ногах, сражаясь против кроваво-черной орды врагов. Кровавый Вой жалел, что не мог оказать Хараалю эту последнюю милость. Голова создания — месиво из костей и мозга — с влажным стуком упала на палубу, и булькающий хрип оборвался.

На мостике повисло долгое молчание. Жужжали автоматические системы управления, ударный эсминец по-прежнему мчался в пустоту. Символы вокс-вызовов, мерцавшие на линзах шлемов, приобрели красный цвет срочности. К звездолету фаашей подтягивались эскортные корабли Шестого легиона, и их командиры хотели знать, достиг ли ярл своей цели.

Наконец Йорин заставил себя подняться и стряхнул кровь со ствола болтера.

— Признаков не было? — уточнил он, повернувшись к Булвайфу.

— Никаких. Это началось на ровном месте.

— На «Хауке» велись пикт-записи. Нужно их просмотреть — возможно, что-то проявилось еще перед боем?

— Возможно, — неуверенно кивнул хускарл. — Но что теперь?

Кровавый Вой оглядел разоренный мостик. Если большинство разрушений устроил Харааль, значит, жертвы проклятия не только быстро деградировали, но и обретали поразительную силу.

— Забери его тело на «Хаук». И Крюк-Ножа тоже. Молчи о случившемся. Они были нашими братьями, из нашей стаи.

— Будет исполнено, — кивнул Булвайф.

Одновременно с этим по дисплеям их шлемов пробежали символы новых приоритетных вызовов. Впереди промелькнул на фоне звездной бездны стройный силуэт эсминца Шестого легиона.

— Они спрашивают, все ли в порядке, — сказал хускарл.

Изначально Волки хотели захватить капитана и старших офицеров корабля живыми. Космическая империя Дулана непрерывно уменьшалась, ее внешние рубежи обороны пали и внутренние планеты были беззащитны перед вторжением, но координаты центрального мира оставались неизвестными.

— Звездолет готовился к варп-переходу, — произнес Йорин, оглядывая мостик в поисках неповрежденных когитаторов. — Где-то должен быть сохранен курс. Разберите все по винтику — мы не уйдем, пока не отыщем хоть что-нибудь.

Только отдав этот приказ, Кровавый Вой переключил вокс-запросы на наушник шлема.

— Надеюсь, новости хорошие, — прорычал он, выходя на связь с «Эсрумниром», флагманом роты.

— Ярл, — послышался голос командира корабля, Арифа Красного Глаза, — к нам приближается союзный флот, он менее чем в часе пути. Тебе нужно знать, что с ними Волчий Король.

Йорин выругался.

— Уже? Встреча была назначена у Берилла.

— В таком случае что-то изменилось.

Кровавый Вой снова отключил вокс-канал и покачал головой. День складывался неудачно.

— Да уж, — пробормотал он, глядя, как боевые братья уносят тело Харааля с разгромленного мостика. Куски брони падали с мертвеца, словно хлопья пепла. — Что-то изменилось.

Когда первые космолеты из флотилии примарха вышли на якорную орбиту Иннию III, остов дуланской станции-бастиона уже горел в верхних слоях атмосферы. Сначала появились эскорты, узкие, как свежевальные ножи. Они отвернули в сторону и выстроились защитным порядком, открывая дорогу для кораблей первого ранга. Крупнейшим среди них был «Нидхёгг», который малым ходом двигался навстречу своему собрату «Эсрумниру». Такие линейные крейсера, уступавшие в мощи только громадным флагманам легионов, были самыми надежными и действенными убийцами в неисчислимых армадах человечества.

К ним присоединились другие звездолеты — оставшаяся часть тактической группы Кровавого Воя и боевые корабли Тра под началом ярла Огвая Хельмшрота. Сейчас, впрочем, он не командовал своим крейсером, поскольку с ним путешествовал сам примарх, руководивший обеими Великими ротами. Подобное случалось довольно часто — Волчий Король плыл по волнам сражений на любых подходящих кораблях из внушительных флотилий Шестого. Лишь в час огромной нужды, когда от победы зависела судьба всей Стаи, он отправлялся в бой на личном флагмане, грозном «Храфнкеле». Все прочие космолеты легиона безнадежно уступали этому чудовищу, и в целом Империуме насчитывалось только двадцать таких гигантов.

Итак, Леман Русс, примарх Волков Фенриса, стоял в носовой обзорной башне «Нидхёгга». Слева от повелителя держался хускарл его эйнхериев Гримнир Черная Кровь, справа — ярл Хельмшрот. Вместе они наблюдали за тем, как опаленный корпус безжизненной станции, медленно вращаясь, сходит с орбиты и раскаляется в атмосфере планеты.

Крупный, тяжеловесный и коренастый Русс был облачен в рунный доспех из толстых пластин цвета серых дождевых туч. Броню покрывали символы Фенриса, выполненные в золоте и железе. На плечи примарха спадало множество длинных светлых косиц с вплетенными в них талисманами — памятными знаками бессчетных сражений. Его грубоватое кирпично-красное лицо пылало жизненной энергией, что сквозила в каждом движении великана. Он был боевой машиной, воплощением неудержимой силы, осколком солнца, который вырвали из пустоты и заперли в почти человеческом теле. В Империуме боялись или презирали Лемана, считая его вожаком легиона дикарей и вандалов, хотя немногие осмеливались говорить это ему в лицо. Но каждый, кто служил рядом с Руссом, относился к нему с бесконечным почтением, поскольку видел в нем короля-воина, который всегда возглавлял атаки своих щитоносцев, делил с ними все тяготы кампаний и не знал себе равных на любых полях сражений.

Ну за одним исключением, но оно лишь подтверждало правило. Всеотец стоял выше всех категорий, легенд и саг, так что примарх оставался для последователей неодолимым героем, который приносит зиму в Галактику и побеждает в каждой из ее войн.

Сейчас, на орбите Иннию, Леман изучал то, что осталось от станции-бастиона после мастерских и беспощадных ударов его легиона. База давно погибла, но каждое наблюдение за техникой неприятелей приносило толику сведений о них. Волки уже разрушили несколько таких платформ, заплатив за это высокую цену, но по-прежнему почти ничего не знали о технологиях Дулана. Фааши, как настоящие фанатики, обычно уничтожали свои корабли, чтобы они не попали в руки имперцев.

Примарх знал, что его ярлы презирают самоотверженность врагов. Мнение самого Русса по этому поводу было не столь радикальным. Генетические изменения одарили его легионеров как сверхчеловеческой силой, так и глубинной ненавистью к противникам Великого крестового похода — чужакам и непокорным людским цивилизациям. Именно поэтому космодесантники были столь превосходными орудиями убийства, однако страдали от некоторой узости мышления. Отсюда возникла нужда в примархах — существах настолько же творческих и чутких, как лучшие из представителей человечества, однако с искусственно созданными телами самых могучих его бойцов.

Вот почему примарх сочувствовал обычным солдатам Дулана, обреченным погибнуть ради деспота, которого не заботила судьба подданных. Под своими масками, доспехами и уникальными щитами, что поднимали их до уровня Легионес Астартес, фааши были всего лишь людьми, подверженными тщеславию, гордыне и страхам простых смертных.

В некотором роде и он сам, Леман Русс, был смертным. Как ни мечтали бы религиозные жители Империума о на-стоящих богах, их уже не осталось. Примарх не верил в них после того дня, как с неба Фенриса хлынул золотой свет, и на скалах растаял лед, и истинная суть бытия открылась перед Руссом с беспощадной ясностью.

— Проклятые оплоты, — сказал примарх, глядя, как вздувается внешняя оболочка станции. — Надо признать, они хорошо построены.

Показалось, что Хельмшрот, скрестивший руки на груди, думает несколько иначе. Ярл, более стройный, чем Русс, почти не уступал господину в росте. Суровое лицо Огвая обрамляли длинные черные волосы, во лбу виднелись металлические штифты, в губе он носил стальное колечко.

Влка Фенрика не были великими строителями. С их планеты, которая повергала даже самые прочные здания, возведенные на ее неустойчивой поверхности, происходило больше разрушителей, чем созидателей. Над Клыком, еще не завершенным после десятилетий работ, трудились геоархитекторы с Терры; звездолеты для легиона собирали марсианские корабельщики. Сама Стая почти ничего не изготавливала, кроме оружия и доспехов для своих бойцов.

— Я сношу все стены, что попадаются мне, — пробормотал Хельмшрот.

Раздался грудной, удивительно заразительный смех примарха.

— И все же враги продолжают их строить.

Позади фенрисийцев, у входа на обзорную площадку, с предупредительным сигналом разъехались двойные двери. Не оборачиваясь, Русс узнал Йорина по звуку шагов. Примарх так же безошибочно различал своих воинов в давних битвах, когда все они носили доспехи из сыромятной кожи, а почетные гвардейцы Волчьего Короля еще обладали жилистыми, худощавыми телами неулучшенных людей.

— Ярл, — произнес Русс.

Повелитель Декк-Тра больше походил на Огвая, чем на примарха, хотя отличался и от товарища по легиону. Хельмшрота забрали со льда ребенком, как и большую часть космодесантников — неважно, терран или фенрисийцев. Вознесение Йорина прошло труднее, на что указывали заметные следы, причем не только видимые шрамы. Его походка была чуть неестественной, под запавшими глазами чернели круги, и казалось, что за яр-лом тянется тонкая завеса темноты, подобная последнему дымку над давно угасшим костром. Сейчас эти отметины выделились еще отчетливее из-за поистине жуткого состояния брони Кровавого Воя — опаленной, покрытой бороздами, лишенной мехов, что обычно покрывали ее.

— Не ждал, что ты появишься, — сказал ярл, подходя к собратьям. Он коротко кивнул Огваю и Черной Крови. — Мы договорились встретиться…

— У Берилла. Да, я знаю. Но ты задержался здесь, Йорин.

Глубоко посаженные глаза Кровавого Воя на миг вспыхнули гневом.

— Скитья! — пренебрежительно ругнулся он. — Ты же видел их, знаешь, как они дерутся.

Русс широко развел руками в старинном жесте — «не возражаю, не вооружен».

— Это не мои слова, ярл. Многие взгляды обращены на нас, и все хотят, чтобы мы поторопились.

— Тогда скажи им, чтобы сами пришли сюда, — негромко произнес Йорин. — Сначала я покажу им, как тяжело убивать этих скотов, а потом — как быстро могу вырвать любопытные глаза.

Черная Кровь усмехнулся.

— В другой раз я позволил бы тебе, — ответил примарх, — но не теперь. Победа уплывает у нас из рук, и я не хочу отпускать ее дальше. Скажи, что ты уже отыскал путь к их родному миру.

— Мы ищем его, — сказал Кровавый Вой. — Удалось захватить только один корабль, удиравший в пустоту под конец боя. Скоро мы вышибем ему мозги, и у тебя будет нужный варп-маршрут.

— Медлить нельзя, — предупредил Русс, двинувшись вдоль округлой внешней стены наблюдательного отсека.

Он пригласил Йорина следовать за собой и показал двум другим воинам оставаться на месте. Для этого Леману потребовалось лишь быстро шевельнуть тремя пальцами, отдав команды на боевом языке жестов.

— Итак, ответь мне честно, как обстановка? — спросил примарх, шагая по палубе возле бронестекла.

— Сложная, — признал Кровавый Вой, присоединившись к нему. — Враги не сдаются. Они понимают, что им некуда бежать.

Русс кивнул:

— Я верю в это. Я верю тебе. Но, ярл, дело в том, что кое-кто на Терре видит все по-другому. Стоит задержаться на месяц, на неделю, и нас уже клеймят «ненадежными», утверждают, что мы чересчур увлекаемся резней и не можем достойно вести кампании. — Примарх говорил без гнева, лишь с усталостью. — Они хотят отозвать нас с этого фронта. Слухи дошли до меня с опозданием, так что пришлось обратиться лично к Сигиллиту.

Уверен, его это порадовало, — фыркнул Йорин.

— Я высказал ему все, что думал, но у нас, в отличие от других легионов, мало друзей на Терре. Мы должны сражаться за то, чтобы нам разрешили сражаться! — Русс покачал головой со смесью изумления и презрения на лице. — Мне не хватает терпения для этих игр, но я не позволю помыкать собой, словно каким-то захудалым сенешалем. Я объявил Малкадору, что мы перережем глотку тирану. Нам дали приказ, и мы выполним его.

— Что ответил Малкадор?

— Что уже ничего не изменить. Астропатические хоры передали команды, флоты пришли в движение. Он заявил, что сожалеет. Я мог бы прямо там вырвать его изношенные легкие из груди, но, понимаешь, это только ухудшило бы наше положение. На Терре нас действительно не любят.

Кровавый Вой остановился. В бездне за бронестеклом висела темно-красная громада Иннию, единственным пятном на которой были горящие обломки станции.

— И что теперь? — уточнил он. — Мы сворачиваемся?

— Фекк, нет! — заявил примарх. — Мы сожжем столичный мир этого ублюдка и намотаем его кишки на пальцы, но нужно спешить — у нас появились соперники. Сюда направили Первый легион, и мой младший брат уже два месяца обнюхивает те же следы, что и мы. На связь он не выходит, что неудивительно, ведь Лев не считает нас равными себе и с трудом признаёт, что мы с ним принадлежим к одной расе. Он мчится сквозь пустоту, чтобы покончить с правлением тирана и лишить нас этой славы. Очевидно, думает, что таков теперь его священный долг. — Леман искренне улыбнулся клыкастым ртом. — Поэтому я привел Огвая — лишние клинки нам не помешают — и собираюсь первым добраться до цели. Но мне нужны координаты, мой ярл, иначе охота затянется еще на месяц, и мы пропустим все веселье.

— Лев, — задумчиво произнес Йорин. — Вы раньше бились вместе?

— Мы едва обменялись парой слов, и этого хватило.

— Говорят, со временем он покорит больше миров, чем кто-либо иной.

— Пожалуй, или он, или Жиллиман. Лев — хороший полководец. Хладнокровный, самолюбивый, высокомерный… вот почему его так ценят на Терре. Кровью богов клянусь, Йорин, я не проиграю ему.

Помолчав, ярл неуверенно взглянул на примарха.

— Неужели все свелось к гонке за трофеями по звездному морю?

— Не за трофеями, — горячо возразил Русс. — Это гонка на выживание. Ты знаешь, что они создают империи? Все мои возлюбленные братья нарезают себе личные уделы. На Терре их деяния записывают в золотых свитках Общины. Их, не наши. Нас знают только по разрушениям. Отними это, и что нам останется?

Вечно улыбчивое лицо Волчьего Короля помрачнело.

— Я даю слово, Йорин. Я клянусь, что убью повелителя Дулана. Если же я потерплю неудачу, болтуны перестанут шептать и начнут говорить, и их будет так много, что даже ты не заткнешь всех.

Кровавый Вой пожал плечами:

— Мне плевать на разговоры во Дворце, я их не слушаю.

— А должен. Мы все должны. Вот в чем наша проблема — нам на все плевать.

— Не на все, только на то, что важно для других.

Хохотнув, Русс хлопнул ярла латной перчаткой по наплечнику.

— Мы идем за добычей. Я хочу, чтобы Дулан нашли, разбомбили и сожгли еще до того, как Лев подойдет на расстояние варп-прыжка. Можешь сделать это для меня?

Йорин невозмутимо посмотрел на примарха, будто размышляя, и широко ухмыльнулся.

— Я проведу тебя туда, — сказал он. — И тогда начнется драка, о которой будут рассказывать тысячу лет.

Святилище на борту «Эсрумнира» окутывала густая тьма, пронизанная горелым смрадом. Среди теней возвышались каменные алтари, над выщербленной поверхностью которых тускло мерцали суспензорные поля, которые поддерживали в воздухе то или иное оружие — топор, меч, копье.

В центре помещения, где находился самый большой престол, окруженный узором из черно-серых плиток, стояли три воина. Первый из них, Булвайф, снял шлем и обнажил морщинистое бородатое лицо, обрамленное длинными темно-русыми косицами. Второй, волчий жрец Ульбранд, по прозвищу Вороний Хомут, был облачен в доспех цвета обсидиана, украшенный выбеленными черепами животных. На поясе у него висел крозиус арканум, символ его почитаемой службы, а также редуктор «Клык Моркаи». В гриве жемчужно-серых волос Ульбранда, жесткой от старости, еще виднелись черные пряди.

— Ничего не вижу, — сказал он.

Последний Волк, рунный жрец Лейф Хемлигьяга, медленно кивнул:

— Я тоже.

Лейф, самый высокий из троих, носил увешанную талисманами броню. На его нагрудник спадала раздвоенная, почти белая борода, переплетенная скрученными полосками кожи и металла. Керамит покрывали глубокие борозды, складывающиеся в рунные обереги.

Во тьме перед воинами вращалось гололитовое изображение какой-то жидкости вроде лимфы, в которой плыли, разбухали, сливались клетки. Вспыхивали и угасали рунные значки, отображавшие характерные черты и аномалии образца, уровни гемоглобина и гормонов.

Булвайф замешкался с ответом. Генетика не была его коньком.

— Наверняка есть какой-нибудь изъян, — предположил он в итоге.

Ульбранд, специалист в этом вопросе, покрутил медный верньер наверху алтаря. Проекция образца крови раздвинулась и детализировалась. Пока фокус неестественно красочного гололита сдвигался в глубину, на важных особенностях клеток вспыхивали метки. Сузив глаза, волчий жрец поглощал громадные объемы данных, содержащиеся в каждом кадре.

Наконец он отключил визуальный ряд, и призрачная картинка погасла.

— Я разделал труп на кусочки, — мрачно произнес Ульбранд. — Выцедил из него всю кровь до капли, срезал мышцы с костей. Посмотрел в его мертвые глаза. — Волчий жрец сердито втянул воздух. — И ничего не нашел.

Подойдя к дальнему краю алтаря, Хемлигъяга взял несколько вещиц, найденных на теле Харааля: кривой кинжал, череп-талисман и ожерелье из клыков черногрива. Рунный жрец поочередно покрутил артефакты в пальцах.

— Дело не в малефикаруме, я бы учуял его, — пояснил шаман. — Тут пахнет только… воином.

Булвайф устало провел рукой по бороде, затем потер глаза. Он утомился после долгих дней боев, но до настоящего отдыха было еще далеко — Йорин уже передал по воксу приказ Русса о немедленном сборе. Потрепанный флот следовало привести в нечто вроде боевой готовности.

— Мы просмотрели пикт-записи, — сказал хускарл, мысленно пытаясь отыскать хоть какую-нибудь зацепку. — Оба вели себя так же, как и все прочие. Сражались, как и все прочие, до последнего момента.

Волчий жрец впился в него янтарными глазами.

— И что произошло в тот момент?

— Я слишком поздно заметил неладное, — пожал плечами Булвайф. — Сначала боевые кличи Крюк-Ножа сменились воплями. Потом завыл Харааль. Оба умчались вперед — мы все бежали, и проворно, но эти двое неслись как дьяволы. Движения обоих стали такими быстрыми, что я даже не различал их. — Хускарл вспомнил, как его пробрало холодом от такого зрелища. — Они дрались, будто берсеркеры, только в десять раз яростней, и это убивало их. Потом они сорвали броню, и мы увидели самое худшее — Волка в их глазах, в их пастях, везде.

— Но ведь оба прошли испытание Спирали, — недоверчиво произнес Ульбранд. — Справились с проклятием.

— Очевидно, не до конца, — заметил Хемлигъяга, который все еще изучал вещи Харааля.

— Оно всякий раз пробуждается в бою, — сказал Булвайф. — Братья не изменяются на отдыхе, только в пылу сражения.

— И пришедшие изменения, — добавил рунный жрец, — делают их могучими.

Ульбранд сплюнул на пол.

— Не могучими. Дикими. Воины не могут управлять проклятием, а значит, его нельзя использовать.

— И они не подчиняются приказам, — нехотя согласился хускарл. — Если такое произойдет, когда мы будем сражаться рядом с посторонними, то подтвердятся все страхи, что рассказывают о нас. И если это всплывет…

— Кто уже знает? — спросил Хемлигъяга.

— Кровавый Вой, — ответил Булвайф. — Еще бойцы моей роты и большинство остальных, кто служит под началом ярла. Случай ведь не первый.

— Вне Великой роты?

— Никто. Ни эйнхерии, ни Волчий Король.

— Это ты так думаешь, — с усмешкой заметил рунный жрец. — Русс и его слуги — не глупцы.

— Как и Всеотец и Его слуги! — Хускарл от досады стукнул кулаком по краю алтаря. — Довольно. Кровавый Вой принял решение. Мы или исцелим проклятие, или будем скрывать его.

— Исцелим? — рассмеялся Хемлигъяга. — Вот так просто?

— Если это вообще болезнь, — сказал Ульбранд. — Мы очень мало знаем о том, что Всеотец принес на Фенрис. Мы очень мало знаем о самих себе. Быть может, проклятие — такая же неотъемлемая часть воина Стаи, как и длинные клыки.

Булвайф немного помолчал.

— Но эту хворь не создавали умышленно. Возможно, от нее страдаем только мы, Декк-Тра?

Ни один из жрецов не смог ответить. После паузы заговорил Ульбранд:

— У нас это не первый случай, но, если даже затронуты и другие роты, кто нам расскажет? Мы можем полагаться лишь на свои глаза и уши.

Хемлигъяга уронил на каменный алтарь брелоки Харааля — последний из его воинских талисманов.

— Ты же понимаешь, что рано или поздно правда выйдет наружу.

Хускарл поочередно оглядел жрецов.

— Тогда будем ждать и работать. Если хворь проявится у других, мы сумеем помочь им знаниями. Если нет, хотя бы не погубим себя раньше времени.

— Таков совет Кровавого Воя? — спросил Ульбранд.

— Да, — кивнул Булвайф.

— А где он сам? — уточнил Вороний Хомут.

— С железным жрецом. — Отвернувшись от алтаря, хускарл зашагал к выходу. — Рвет на куски захваченные инфоблоки. Думаю, Йорин спешит перейти в варп.

В недрах висящего на высокой орбите «Нидхёгга» продолжалось празднество, устроенное ярлом Хельмшротом в честь примарха. Самая просторная из многочисленных палат для пиров была украшена боевыми знаменами легиона, заботливо сохраненными после памятных битв. Разнообразные стяги — как обгорелые лоскуты на железных древках, так и неповрежденные штандарты превосходной работы — висели в нишах длинных каменных галерей. Лицевой стороной они были обращены к громадной костровой яме в напольных плитах. Угли, пылавшие там жарким багрянцем, словно бы покачивались на перине раскаленного воздуха.

Яму окружали деревянные скамьи, вырубленные из цельных стволов фенрисийской железной сосны. На них теснились воины Тра, которым, как и в чертогах Клыка, подавали едва обжаренное мясо на досках, блестевших от жира и соков. Бойцы Стаи предпочитали почти сырую пищу, сохранившую ту же текстуру, что и в теле добычи.

За главным столом восседал сам ярл Огвай в окружении своих гвардейцев, среди которых были воин Эска Разбитая Губа и рунный жрец, именуемый Хеоротом. Руссу отвели почетное место в центре, слева от него расположился Черная Кровь. У ног примарха лежали громадные Фреки и Гери, глодавшие кости размером в человеческую ногу. Морды волков лоснились от крови.

— Ну, каким тебе показался Йорин? — спросил Хельмшрот, вгрызаясь в длинный хрящ.

Подавшись вперед, примарх взял со стола железную чашу и отхлебнул большой глоток.

— Прежним. А тебе?

— Он подгорел на том корабле. Может, от этого у него упало настроение.

Издав лающий смешок, Русс потянулся за очередным куском бледно-розового мяса.

— Я такого не заметил, Огвай.

Вожак Тра являлся чистокровным фенрисийцем, на что указывали вытянутая челюсть, густые волосы и янтарные глаза. Он был одним из первых юношей, которые прошли тяжелейшие испытания в пустошах Асахейма, но не принадлежал к старейшим воинам легиона. К ним относились терране, которые служили в Шестом на несколько десятилетий дольше ярла, и давние сподвижники примарха, придворные короля Лемана Русса. Последние, именовавшиеся Волчьими Братьями, уже отпустили седые бороды. Все они принадлежали к Тринадцатой Великой роте, и число их сокращалось с каждым годом непрерывной, безжалостной войны.

Когда-то адепты Механикума и Администратума утверждали, что этим воинам нельзя проходить Вознесение, что только дети способны перенести имплантацию новых органов, и любого, кто не соответствует заданному Всеотцом шаблону, ждет мучительная смерть. Но никто из них не мог перечить примарху в его владениях, да и не рискнул бы возразить открыто, ведь Волчьи Братья были верными последователями Русса, его товарищами по стене щитов.

— Вы двое всегда были слишком близки, — произнес Огвай.

Леман взглянул на него удивленно и чуть сердито.

— Объясни тогда, что же я упускаю.

Хельмшрот взял еще кусок, оторвал мясо от дрожащего жира и принялся задумчиво жевать.

— Старики с самого начала отличались от нас, — наконец заговорил ярл. — Мы знаем тебя только как Волчьего Короля, сына Всеотца. Они помнят тебя еще вассалом Тенгира. Это многое меняет.

— Хочешь сказать, они не уважают меня?

— Все уважают тебя. Но Йорин когда-то считал, что ты — простой смертный. Он не может этого забыть.

Примарх поразмыслил над услышанным. В отличие от некоторых своих братьев, он всегда поощрял приближенных говорить открыто. Порой прямота оборачивалась для них сломанной челюстью, но раны ярлов исцелялись так же быстро, как угасал гнев Русса.

— Мы бились рядом долгие годы, — наконец произнес Леман. — Йорин постарел, я — нет. Как он отнесся к этому? Мне неизвестно. Он видел, как умер старый Тенгир. Кровавый Вой знал, что меня нашли приемышем в волчьей стае, после всех проклятых предзнаменований, известных рунотрясам. Наверное, стоило спросить, кем он меня считает. Но я всегда был слишком занят — убивал, чтобы выжить.

Огвай вытер подбородок.

— Я не сомневаюсь в его храбрости.

— Конечно, ты же не дурак.

— И даже в его верности. Просто…

Хельмшрот умолк. Примарх ждал продолжения.

— Мы едины, — промолвил в конце концов ярл. — Терране, фенрисийцы — все мы одинаковы, изменены Спиралью. Детьми мы прошли через огонь и стали воинами в тени Клыка. — Огвай поднял свою чашу, до краев наполненную дымящейся жидкостью. — Но старики… Они видели мир другим. Они были мужчинами до того, как стать легионерами.

Высказавшись, Хельмшрот приложился к выпивке. Русс перебирал жирными пальцами кровавые жилы на подносе. В зале вокруг них воины пили, смеялись, подначивали соседей, вспоминали былое.

— Все, что ты сказал, верно и для меня. — Примарх оттолкнул деревянное блюдо. — Я понимал опасность, но не мог запретить им пройти Вознесение. Я смотрел, как умирают воины, и в муках они благодарили меня. Они знали, чего хотят, и я не имел права отказать им, поскольку был их ярлом, военачальником и хозяином очага.

Хельмшрот внимательно слушал. Сидевший рядом Эска делал вид, что занят едой, но не упускал ни слова.

— Еще до того, как ты, Огвай, родился на каком-нибудь вонючем судне или в грязной пещере, я шел в бой с первыми моими эйнхериями. После того как умер Тенгир, а я достиг зрелости, никто из них не мог сравниться со мной, но служили они не из страха. Мы были братьями. Если ты завидуешь им, то мне плевать. Прошлого не изменить. Я не просил, чтобы их возвысили, но и не жалею о случившемся и не хочу терять последнюю связь с той эпохой.

— Однажды потеряешь, — сказал ярл.

— Еще не скоро. — Русс насупился. — Хель, да ты сегодня просто изводишь меня. Мясо гнилое попалось?

Огвай усмехнулся, осушил чашу и потребовал наполнить ее заново.

— Я говорю тебе только то, что ты знаешь и сам. Ты ведь привел меня не ради «лишних клинков», у Кровавого Воя их вполне достаточно. Тебе кажется, что в его роте какой-то изъян, верно?

Примарх ответил не сразу. Оторвав новый шмат мяса, он впился в него клыками. Кровавый сок, стекая по подбородку Лемана, закапал на золотой край горжета.

— В нас всех какой-то изъян, — произнес Русс, не прекращая жевать.

Всех сенсорных сервиторов «Эсрумнира» переправили на палубу, отведенную под кузню, где их соединили вместе и подключили к аналитическим устройствам. Киборгов решили использовать для вскрытия военных шифров фаашей методом простого перебора. На ту же задачу бросили астропатов, стратегов и магистров знания Механикума с их алгоритмами инфоразрыва и таблицами перекодирования. Сотня писцов-терран, направленных из координационной группы экспедиции, трудилась над списками вероятных совпадений. Они неспешно вычеркивали ложные варианты, после чего стирали информацию со свитков и инфопланшетов.

Помимо того, армию трэллов железного жреца оторвали от наковален и вывели из механических цехов. Освобожденные ненадолго от изматывающей выплавки, очистки и обработки металла, они поднимали на цепных барабанах все новые хранилища данных, многие из которых были огромнее транспортного челнока. Слуги вскрывали их турбобурами и дуговыми резаками, так что влажная и мучительно жаркая атмосфера в кузне вскоре стала почти невыносимой.

Йорин с высокой площадки наблюдал за тем, как орда инфодобытчиков прорубается к глубинным уровням захваченных модулей. Рядом с ним стоял железный жрец Клойя, повелитель боевых машин Великой роты. Платформа под ними колебалась от грохота и лязга, которые сопровождали технологический процесс.

— Больше проблем не должно быть, — заметил ярл, стараясь скрыть нетерпение в голосе.

Клойя пожал плечами:

— Всякое возможно. Они надежно хранят тайны.

— Но ты взломаешь их, да?

— Я же сказал: всякое возможно.

Кровавый Вой рассерженно отвернулся. Они специально организовали засаду, чтобы захватить ударный эсминец, допросить его экипаж, получить точные и надежные сведения о пункте назначения — и все пошло прахом из-за резни, устроенной Хараалем.

— Что флот? — спросил Йорин. — Готов к бою?

— Конечно, ярл. С этим никаких трудностей.

Разумеется. Волков ведь создавали для битв.

— Скажи, ты когда-нибудь сражался вместе с Первым легионом?

— С Темными Ангелами? Нет, но хотел бы. Цвета у них хорошие.

— Ты серьезно? — обернулся к нему Кровавый Вой.

— Черные доспехи. Очень здорово. Прямо настоящие убийцы.

Йорин какое-то время молчал, после чего снова отвернулся.

— Странный ты жрец. — Внизу жужжали и хрипели машины, проверявшие по несколько тысяч комбинаций в секунду. — Мне говорили, они учатся военному делу, охотясь на зверей.

Как и мы. У тебя какие-то проблемы с этим?

— Возможно, еще появятся.

В этот момент под ними вскрикнул кто-то из трэллов, стоявших за когитатором с медными накладками. Остальные немедленно поспешили к нему, экраны захлестнул неудержимый поток данных.

— Итак, готово, — сухо произнес Клойя. — Шифр взломан.

Обхватив поручень, ярл перегнулся далеко за край площадки.

— Маршрут! — взревел он, обращаясь к десяткам адептов Механикума, что столпились вокруг когитатора, шурша рясами. — Добудьте мне маршрут!

Один из техножрецов, мейстер в капюшоне, из-под которого выступал длинный сегментированный хобот, посмотрел на Йорина и кивнул.

Легионер ощутил прилив радостного волнения. На дисплее его шлема уже возникали один за другим наборы координат для варп-перехода. Когда они захватили эсминец, тот направлялся к родному миру, и курс уже был загружен в систему.

— Свяжись с «Нидхёггом», — приказал ярл. Протолкнувшись мимо железного жреца, он зашагал по платформе к выходу. — Передай им, что мы нашли путь к Дулану и что флот готов к отправлению по команде примарх а.

Клойя смотрел ему вслед. Выражение лица воина скрывал шлем с толстой скошенной вокс-решеткой.

— Может, это не то, что нужно! — крикнул он.

— Это все, что нужно, — на ходу отозвался Йорин. — Мы снова идем на охоту.

 

III

Волки узнали координаты Дулана, но работа только началась. Галактику, в отличие от поверхности отдельной планеты, нельзя было просто исследовать и нанести на карты для последующих путешествий. Люди преодолевали огромные расстояния среди звезд только в варпе, океане высоких волн и встречных течений, где целые флоты порой исчезали навсегда или оказывались далеко от цели, в неведомых областях пространства.

Изученный космос составлял лишь крошечную частичку пустоты, известные миры напоминали миниатюрные искорки в бездонном колодце. В прошлом человечеству было известно больше маршрутов через эмпиреи, проложенных в самом начале межзвездного расселения, когда по Галактике ползли гигантские жилые ковчеги. Но люди утратили древние знания, и хотя в Великом крестовом походе удалось восстановить многое, дальние космические рубежи оставались почти неизведанными. Лишь немногие оазисы, вроде Ультрамара или Терры, сияли в безжалостной тьме на окраинах Галактики.

Поэтому Волки потратили еще две недели, чтобы проложить курс к неприятельской столице, используя грезы своих навигаторов и выдержки из кошмарного бреда астропатических хоров. Переводить точные данные звездной картографии на язык несовершенного ремесла варп-переходов всегда было сложно, и ускорить процесс не мог даже целый легион, вечно рвущийся в битву. Но, пусть не сразу, дорога была найдена, и флотилия устремилась к цели через искаженную реальность подвселенной, где корпуса космолетов гнулись и трещали под напором эфира, словно в зимний шторм на море.

Все это время воины непрерывно тренировались. Они тщательно очистили броню от грязи сражений и нанесли новые руны поверх стершихся узоров. Под бдительным присмотром жрецов охотники проводили долгие часы в клетках для спаррингов, избивая друг друга в кровавую кашу. После каждого поединка бойцы становились проворнее, вновь обретали остроту чутья, необходимую в сражении. В свободные минуты они пополняли запасы энергии, поглощая огромное количество калорий, и залечивали раны, полученные в прежних схватках. За две недели воины исцелились от всех повреждений, кроме особо тяжелых, что многое говорило об уровне подготовки Волков и чудесах биоинженерии в их телах. Внутри каждого корабля, от мощнейшего линкора до самого хлипкого эскорта, звучало свирепое крещендо воя и рева легионеров, снова взбиравшихся на пик боевой готовности.

Каждый из Волков понимал, что их ждет. Дуланский тиран правил империей, вобравшей в себя множество планет за время Долгой Ночи — пагубной для человечества эпохи суеверий. Все эти миры были отлично защищены и сдавались лишь после жестоких непрерывных бомбардировок, так что центр лабиринта наверняка представлял собой неприступную крепость. Кампания тянулась несколько месяцев, и противник, очевидно, успел окопаться в ожидании штурма.

На протяжении этого периода дуланцы отправляли всем имперским частям в зоне досягаемости издевательские сообщения, переведенные на стандартный готик. Изучив послания, имперские командующие уверились, что тиран нисколько не боится их и не планирует бежать.

Он хотел, чтобы неприятели пришли к нему и вступили в бой. Русс не прислушивался к насмешкам деспота — многие недруги, будь то люди или ксеносы, прежде уже пытались вывести примарха из себя. Возможно, они надеялись, что в гневе «Фенрисийский Мясник» допустит какую-нибудь стратегическую ошибку.

«Но загвоздка в том, — однажды пояснил Леман своему брату Вулкану, — что нам нравится быть разъяренными. Враги только делают себе хуже».

Тиран, впрочем, старался изо всех сил. Захваченных смертных бойцов пытали в прямом эфире, иногда по несколько часов кряду. Взбешенные генералы Имперской Армии начинали масштабные операции возмездия, которые неизбежно завершались провалом, что в итоге и вынудило командование обратиться к Волкам. Провокации, однако, не прекратились даже после этого.

Но теперь окно для любых предварительных мер закрылось. Корабли Шестого легиона уже мчались сквозь варп, разгоняя двигатели далеко за разрешенные Марсом пределы мощности, чтобы как можно быстрее добраться до цели. Волки правили топоры, точили мечи, герметизировали доспехи и заряжали болтеры снарядами, зачарованными жрецами.

Примарх лично командовал «Нидхёггом», тогда как Хельмшрот перешел на линейный крейсер «Валькам». Кровавый Вой, как и раньше, находился на «Эсрумнире», остальной флот готовился выйти из эфира в боевом строю, напоминающем полумесяц. Все знали, что по прибытии их встретит огнем сеть планетарной обороны Дулана, поэтому легион планировал быстрый скоординированный рывок через реальную пустоту после выхода из точек Мандевилля. Так армада сможет ворваться на орбиту планеты неудержимой лавиной.

Русс занял командный трон «Нидхёгга», как только флагман начал процесс обратного перехода.

— Докладывай, — велел примарх.

Гери и Фреки, занимая места по бокам от него, дыбили шерсть и скалили клыки. Рядом с волками на возвышении встали Черная Кровь и другие эйнхерии Русса, все в шлемах и снаряженные для битвы.

— Начинаем переход, господин, — доложил Хэлгрим, магистр навигации, который сидел вместе со смертными под выступом тронной площадки. — Запускаем плазменные ускорители, отключаем поля Геллера.

Примарх откинулся на спинку кресла. Палуба яростно содрогалась, варп-заслонки на фронтальных иллюминаторах дребезжали в креплениях. К низкому гулу эфирных двигателей добавился более настойчивый рев ускорителей реального пространства. На каждом видимом экране запылали сигнальные руны с детальной информацией о тысяче систем, готовящихся к переносу между измерениями.

Фреки, фыркая слюнявой пастью, подался на полшага вперед. Опустив руку, Леман потрепал густой мех на его холке.

— Почти на месте, — пробормотал Русс.

Он следовал этому предбоевому ритуалу, сколько себя помнил. Оба волка находились возле примарха с его младенческих лет и росли вместе с ним, пока не превратились в громадных зверей, сопровождавших Лемана в каждой схватке. Хищники уже прожили намного дольше, чем было отведено природой их сородичам, и не выказывали никаких признаков старения.

На мостике раздался резкий стук, палуба дернулась, как от удара. Сотня варп-заслонок рывком вернулась в пазы, и взглядам открылась бездна, лучившаяся россыпью светил. Затихающий грохот варп-двигателей утонул в рычании плазменных установок, что выходили на полную мощность. «Нидхёгг» рванулся вперед, окруженный слепящими вспышками в пустоте — другие звездолеты присоединялись к охоте, пробивая барьер между Эмпиреями и материальным миром.

Вначале казалось, что их окружает абсолютная пустота, как будто флот возник в неизведанном провале среди звезд, в световых годах от ближайшей системы. На мостике тем не менее кипела активность: офицеры отдавали приказы, трэллы спешили исполнить их. Канониры готовили к бою могучие орудия флагмана, активируя и подпитывая энергетические катушки и силовые конденсаторы. Колоссальные макропушки и лэнсы с ревом пробуждались ото сна.

— Приближаются цели! — крикнул магистр дозора, и каждый сенсорный сервитор в армаде тут же приступил к анализу сотен меток неизвестных кораблей на авгурах сверхдальнего действия.

Теперь поднялся и Гери, выгнув спину. Лапы волка подрагивали от нетерпения.

— Не молчи, — с ленцой произнес Русс.

Хэлгрим принялся называть количества, векторы и размеры объектов, но примарх не слушал. Он хотел только, чтобы все на мостике были в курсе дела. Сам Леман воспринимал эту же информацию с экранов гораздо быстрее окружающих. Примарх уже наглядно представлял грядущее сражение, видел варианты его развития и планировал, как направить бой к единственному нужному исходу: победе, стремительной и необратимой.

Вокруг раздавались голоса других офицеров: главного канонира, пилотов, командующих гарнизоном. Русс возвышался над всеми, по-прежнему безмолвный, — одинокий неподвижный утес в море докладов и опровержений. Корабли занимали стандартные позиции для атаки, совмещали полосы обстрела, соотносили векторы ускорения.

На обзорных экранах возник Дулан, такой же красный, как Иннию, но менее крупный гипериндустриальный мир из камня, железа и стали, окруженный гигантским защитным кольцом и другими орбитальными станциями. Скоро планету можно будет увидеть невооруженным глазом — флот мчался через пространство на полном ходу.

— Эсминец «Фрей-Славур», измените курс и прикройте с фланга пятое звено десантных кораблей. Вот так. Не меняйте скорость и…

— Не хватает мощности для лэнса! Фекк, добудь мне энергию, иначе я оторву тебе…

— Подтверждаю, мы тоже это видим. Нет, только не на такой скорости. Отклонитесь по курсу четыре-пять-тридцать-четыре и…

Голоса, словно океанские волны, бурлили и клокотали на всех вокс-каналах. Повинуясь им, громадные боевые корабли занимали идеально рассчитанные траектории.

В иллюминаторах появился Дулан. Вначале планета тирана казалась крошечной, как очень яркая звезда, но быстро увеличивалась в размерах. На дисплеях ауспиков отобразилась дуга ее атмосферы, содержащей семьдесят четыре процента азота, двадцать четыре — кислорода и следовые количества других газов. Очень похоже по составу на воздух Фенриса.

Русс выпрямился, и волки подошли к нему, мягко ступая по палубе. Они смотрели вперед жесткими, немигающими взглядами, какие встречались только у фенрисийских зверей.

— Почему они не идут на перехват? — тихо спросил примарх.

Большинство офицеров, с головой погруженных в миллион задач по управлению атакующей армадой, не услышали его. Ответил только Черная Кровь, стоявший ближе всех:

— Мы еще далеко от цели, господин.

Леман покачал головой:

— Я же вижу авгурные метки. Вокруг планеты сотня звездолетов, более чем достаточно. Но они не вступают в бой. Почему?

Не успел он договорить, как экраны заполнились новыми строчками данных. Над шаром Дулана, который, подобно опухоли, раздулся в главном иллюминаторе до величины кулака, проворно замелькали темные точки. В космическом просторе засверкали микроскопические искорки далеких неоново-белых взрывов.

На дисплее в шлеме Русса загорелась руна комм-сигнала с «Эсрумнира», и он принял вызов еще до того, как люмены достигли полной яркости.

— Уже вижу, ярл, — сказал примарх Йорину. — Выходит, ты был недостаточно быстр.

Леман отключил связь, не желая выслушивать ответ. Он уже чувствовал на плечах давящий груз неудачи. Оба волка заскулили, мгновенно ощутив перемену в настроении хозяина.

Гримнир по-прежнему смотрел на него:

— В чем дело?

Примарх сухо, невесело усмехнулся:

— Взгляни на обзорные экраны. Враг не атакует, потому что на него уже напали. Мой брат опередил нас — половина этих кораблей принадлежит ему.

Через несколько секунд авгурные модули принялись выдавать идент-коды звездолетов, определяя их по записям легиона. Названия вспыхивали одно за другим.

«Искупительный огонь».

«Клинок Нумарка».

«Суровое очищение».

Одно из имен было известно всем, кто имел хоть малейшее касательство к недавним событиям Великого крестового похода.

«Непобедимый разум».

Русс вцепился в рукоять своего громадного цепного меча, Пасти Кракена, будто собираясь немедленно выхватить клинок. Суматоха на мостике разрасталась по мере того, как прояснялась ситуация: в орбитальной зоне Дулана шло масштабное пустотное сражение, к началу которого Волки опоздали.

— Какие будут приказы? — спросил Черная Кровь.

Хельмшрот, Йорин и прочие командиры вызывали примарха, не желая действовать без его команды. Флот по-прежнему сближался с планетой на полном ходу. Их траектория наверняка уже высветилась на сканерах — как неприятельских, так и Первого легиона. Через считанные секунды звездолеты окажутся в радиусе досягаемости лэнсов.

Раздраженно выдохнув, Леман убрал ладонь с рукояти.

— Сохранять прежний курс и скорость! — распорядился Русс, открыв вокс-канал, чтобы его слышали и офицеры на мостике «Нидхёгга», и капитаны других космолетов. — Оказывать помощь и содействие любым кораблям Первого легиона, но в остальном придерживаться плана. Без жалости, без пощады. Волею Всеотца, теперь врагам не сбежать.

Примарх втянул воздух. Отныне он будет биться не один, и осознание этого ножом вонзалось в сердце.

— Так что убивайте их, — ожесточенно добавил Леман. — Перебейте всех.

В последующие столетия весьма лаконичное описание пустотной битвы над Дуланом затерялось среди бесчисленных томов, посвященных событиям Великого крестового похода. Большинство копий, направленных в пыльные архивы, оказались погребенными под грудами аналогичных рапортов о боевых действиях. На страницах «Annales de Legiones Astarte de Gehennae Proximo,», одного из наиболее полных сборников исторических записей, уцелевших в эпоху Империума, отмечено только, что в сражении погибли девять линейных кораблей, две тысячи космодесантников и вдесятеро больше неулучшенных солдат вспомогательных частей. Не самая примечательная из бессчетных операций тех времен.

Этот по-научному сдержанный отчет не способен, конечно же, передать отчаянной свирепости планетарного штурма последнего оплота звездной империи. Для жителей Дулана их родина нисколько не уступала Терре, если не в размерах и величии, то в значимости уж точно. Она выстояла в веках раздора, последовавшего за первым расселением человечества среди звезд. Ее обитатели не знали иного дома, и на местном наречии слово «Дулан» означало просто «Земля». Не осталось планет, куда могли бы отступить подданные тирана, и мест, где они отыскали бы убежище. Поэтому дуланцы надежно окопались здесь, даже понимая, что неизбежная гибель рано или поздно настигнет их, и приготовились драться за каждый клочок своего заветного края.

Их космолеты с багряными носами и вздутыми выступами реакторов устремились навстречу врагу из всех орбитальных квадрантов, обстреливая цели смещающими орудиями. Железное кольцо защитных установок, такое же древнее и громадное, как и знаменитый «обруч» Медузы, дало залп из стационарной артиллерии, отозвавшийся в космосе красочной чередой взрывов. Звенья фаашских истребителей, которые петляли в пустоте с ловкостью танцоров, проносились через более крупные построения имперцев, паля из подфюзеляжных пушек. Повсюду мелькали лазерные лучи, распускались огненные цветы пустотных детонаций, вертелись и кувыркались горящие обломки металла. Казалось, что неприятелям тесно в каждой кубической миле пространства.

Лев не вступал в ближний бой — его основные корабли, расположенные вдали от самых насыщенных участков сражения, вели дистанционный обстрел. Из орлиных носов черных звездолетов одновременно вырывались лэнс-лучи, обладавшие почти неприличной разрушительной силой. Столь мощные удары быстро сокрушали даже щиты фаашей, и ближний космос уже заполнили целые поля разбитых остовов.

Чтобы не допустить прямого контакта противника с линкорами Первого, Эль’Джонсон направил свои звездолеты эскорта в самое сердце вражеского строя. Уступая фаашам в численности и вооружении, они несли тяжелые потери, но их жертвы позволяли линейным кораблям на высокой орбите без помех истреблять неприятельские соединения. Дуланцы не прекращали свирепых атак, надеясь прорваться через авангард Темных Ангелов к недосягаемым космолетам, однако воины Льва столь же яростно удерживали заслон.

Йорин уяснил все это в последние секунды перед тем, как «Эсрумнир» подошел на расстояние выстрела.

— Они жертвуют своими, — мрачно произнес ярл. — Разбрасываются силами легиона.

Булвайф, стоявший возле него, покачал головой.

— Бессердечно, — сказал хускарл.

— Может, таков их подход к войне, — сказал Кровавый Вой, запросив у магистра дозора векторы атаки. — У меня иной.

Просмотрев входящие идент-коды, он выбрал один из самых тяжелых дуланских линкоров — огромного кроваво-красного монстра с горбатым хребтом и соплами, изрыгающими смог:

— Вон тот почти целый. Займемся им.

«Эсрумнир», направляемый главными двигателями по широкой дуге, важно вплыл в пламенную бурю. Йорин не выпускал звенья штурмовиков, зная, что космолеты фаашей превосходят их в ближнем бою, поэтому кораблям Волков предстояло обороняться самим. Корпуса вздрогнули от первых бортовых залпов, шквалы бронебойных снарядов унеслись в вакуум.

К тому моменту «Нидхёгг» и «Валькам», придерживаясь схожей тактики, уже облеклись в защитную пелену концентрированной энергии, выбрали себе цели и двинулись к ним. Если основные звездолеты Темных Ангелов держались поодаль, то их собратья из Шестого с боем прорывались в глубину огненного ада, к эпицентру всеобщего уничтожения.

— Ярл, нас вызывают, — доложил с поста сенсориума смертный по имени Верен Ярекборн, магистр звездной связи. Развернувшись на троне, он добавил: — Корабль Первого легиона «Клинок Нумарка».

— Никогда о нем не слышал, — отозвался Йорин, не сводя глаз с намеченной жертвы. — Ответишь, когда избавимся от линкора. Сначала я хочу пролить первую кровь.

Их добыча не застыла на месте в ожидании удара, но уже разворачивалась к «Эсрумниру», поднимая массивный нос со стволами смещающих орудий. На верхней части корпуса виднелись незначительные повреждения, которые ничем не угрожали космолету. Вдоль его рыла почти тут же засверкали характерные вспышки, предшествующие залпу.

— Мы достаточно близко, — хладнокровно произнес ярл. — Главный лэнс — пли!

Его канониры уже ждали приказа. Энергетические катушки злобно трещали, в прометиевые воспламенители хлестало топливо, электроплазменные конденсаторы гудели от накопленного заряда. Как только из динамика прозвучала команда, главный лэнс изрыгнул в бездну между кораблями опаляющий луч невероятной мощи.

Он поразил дуланский линкор точно под нос, где накапливалась смещающая волна. За первым взрывом последовала череда катастрофических выбросов освобожденной энергии. Звездолет фаашей накренился — тяга его двигателей не могла преодолеть изменившийся момент внутренних сил.

— Еще раз, — велел Кровавый Вой.

«Эсрумнир» по-прежнему рвался вперед, паля из бортовых орудий по стайкам небольших космолетов, которые пытались пробить дыру в его щитах. Когда до жертвы осталось меньше сотни километров, лэнс произвел новый выстрел. Раненый неприятель получил второе прямое попадание.

— Господин, срочные вызовы от Первого легиона, — рискнул вмешаться Ярекборн, но Йорин, разгоряченный битвой, едва ли услышал его.

— Прикончить! — зарычал ярл, сжав кулак.

Дуланцы выпустили в ответ смещающую волну энергии, которая накатила на фронтальные пустотные щиты «Эсрумнира» и прижала их к обшивке. Смотровые экраны застлали шипящие помехи, мостик вздыбился, но линейный крейсер выдержал бурю. Последовали атаки небольших охотничьих стай с бортов, но они также не остановили рвущийся вперед корабль Волков. Йорин вел его прямо вперед, не обращая внимания на залпы неприятелей, чтобы расчистить пространство перед носом для решающего лэнс-удара. «Эсрумнир» заложил широкий вираж, развернулся на центральной оси и опустошил энергоячейки в третий раз.

С такого расстояния промахнуться было невозможно, и лэнс-луч пробил насквозь носовые фузионные щиты неприятеля, которые рассеялись облаком частиц, как после взрыва сверхновой. Начавшееся с них возгорание распространилось в глубину поврежденных секций вражеского линкора.

Развернувшись, «Эсрумнир» продолжил безжалостный обстрел из орудий правого борта. Батареи тяжелых макропушек дали несколько залпов по цели, и корабль фаашей на несколько секунд скрылся за разрывами снарядов. Он понемногу заваливался на объятый пламенем хребет, из пробоин вылетали рассеивающиеся струи плазмы. Противник еще отстреливался, через окружившую его дымку газообразных выхлопов проносились лазерные лучи, но по корпусу добычи уже змеились воспаленно-алые трещины — признаки внутренних детонаций.

— Довольно! — скомандовал Йорин. — Отходим!

Звездолет Стаи отвалил вправо и вверх, напряженно работая двигателями, чтобы как можно быстрее удалиться от жертвы. Дистанция между кораблями еще не достигла двадцати километров, когда реактор дуланского линкора взорвался, превратив корпус в облако пылающих осколков. Ударная волна стремительно рванулась во все стороны через горящую бездну, уничтожая на своем пути бесчисленные малые космолеты. В пустоте быстро вспыхивали одна за другой перегруженные силовые установки.

«Эсрумнир», задетый фронтом волны, резко накренился. Подскочила нагрузка на генераторы гравитации, под сводами пошатнувшегося мостика лопнули люмены. Грохот детонаций, донесшийся с нижних палуб, сообщил о повреждениях в машинариуме.

— Держать курс и скорость! — проревел ярл, раскачиваясь вместе с троном. Его корабль страдал от нежданных последствий достигнутой победы. — Подготовить лэнс к новому залпу, найти мне другую цель!

Огненное кольцо, возникшее после гибели дуланского космолета, не смогло пробить энергетические заслоны «Эсрумнира» и унеслось дальше. Твердые обломки, многие из которых еще не потухли, ярко сверкали на щитах, врезались в корпус или царапали броню.

Волки радостными кличами отзывались на каждый треск от столкновения с вертящимися кусками металла, и смертные вторили им. Каждый из них давно узнал, как нужно убивать фаашей — обрушить на них все имеющиеся силы так быстро, чтобы добыча не успела ответить, так безудержно, чтобы она не выстояла. Они не полагались на изящные приемы, но несли свирепое возмездие Фенриса.

Неожиданно мостик дернулся вновь, от более сильного удара. По вогнувшимся пустотным щитам пробежали разноцветные круги, многие офицеры потеряли равновесие.

— Это не вражеский выстрел, — произнес Булвайф.

Поднявшись с трона, Йорин оглядел авгуры ближнего обнаружения.

— Откуда, Хель их…

Второе попадание оказалось намного мощнее. Сотрясся весь корпус линкора, три секции пустотных щитов разлетелись ионными вихрями. Завыли сирены, дисплеи покрылись алой сыпью тревожных рун. «Эсрумнир» пополз к гравитационному колодцу Дулана, но потерю высоту удалось остановить, переключив резервные мощности на субварповые ускорители.

Экипаж, борясь за жизнь, разворачивал линкор на главной оси и перебрасывал энергию от варп-двигателей на сбитые пустотные щиты. На сенсорных линзах один за другим загорались новые сигналы, указывающие на приближение целого веера снарядов.

Ярл все еще не понимал, что происходит. Дуланский корабль не имел поддержки, а ближайшим звездолетом с такой огневой мощью был…

— Кровь Всеотца, — выговорил он, осознав истину. — «Клинок Нумарка».

— Кто нанес удар? — требовательно спросил Русс, шагая к краю командной площадки; примарх не желал верить своим глазам.

— Линейный крейсер Первого легиона «Клинок Нумарка», господин, — сообщил Хэлгрим.

— Ты уверен?

— Полностью. И они набирают заряд для нового залпа.

— Веди нас туда! — прорычал Леман. — Сейчас же!

Пространство вокруг «Нидхёгга» уже было забито выгоревшими остовами разваливающихся звездолетов. Атакующие звенья фаашей, по-прежнему терзая врагов, прорывались через плывущие в пустоте ядовитые облака плазменных выхлопов и сносили щиты имперцев волнами смещающих разрядов. Им уже удалось расправиться с тремя эсминцами Волков: дуланцы ослепляли жертвы, разрушая носовые комплексы датчиков, после чего выводили из строя их пустотные генераторы и добивали беззащитных противников лазерными лучами и сплошными снарядами. Великое оборонительное кольцо планеты — гигантский железный обруч, усеянный противокорабельными орудиями, — до сих пор оставалось целым. Чтобы серьезно повредить его, требовалось сначала избавиться от флота прикрытия.

Ворвавшись в битву, Шестой легион проделал громадную дыру в построениях врага и нарушил структуру взаимной защиты его космолетов. Отдельные корабли, изолированные друг от друга, стали уязвимы. «Нидхёгг» уже записал на свой счет два тяжелых звездолета крейсерского класса и совершал маневр для обстрела третьего. «Валькан», уведя за собой под низшую точку сферы боя два десятка штурмовиков, взмыл в тень кольца и нанес удар по скоплению дуланских канонерок. Корабли Первого держались на прежних позициях и продолжали дистанционный обстрел, не оказывая огневой поддержки наступающему авангарду Волков.

Но несколько мгновений назад что-то изменилось. «Клинок Нумарка» неожиданно устремился вперед, прорвался в ближний бой и выпалил по «Эсрумниру» из главного лэнса. Прочие космолеты Темных Ангелов последовали за собратом, и даже колоссальный «Непобедимый разум» запустил главные двигатели.

Большая часть армады заходила для атаки на группировку фаашей, но выстрел «Клинка Нумарка» не был случайным — сенсоры показывали, что крейсер готовится к повторному залпу.

— Вызвать Льва! — гневно крикнул Русс, флагман которого быстро приближался к месту событий. — И хорошенько объяснить, кто желает говорить с ним!

Офицеры связи бросились исполнять приказ, но посреди напряженной космической битвы, где вакуум между кораблями пересекали сотни срочных вокс-сигналов, для установления надежного контакта требовалось некоторое время.

При этом «Эсрумнир», резко прервав наступление на центр вражеского строя, пытался совершить поворот и отразить внезапное нападение с тыла.

— Развернуться не успеет, — пробормотал Черная Кровь, который наблюдал за маневрами линейного крейсера после уничтожения им добычи.

— Закроем его собой, — скомандовал примарх. — Всю дополнительную мощность на пустотные щиты.

Флагман яростно ринулся вперед, в буквальном смысле отбросив с пути звено проворных штурмовиков, вырвался на открытый участок и понесся к «Эсрумниру». Корабль ярла уже значительно пострадал, и следующий лэнс-удар мог искалечить его.

Нос «Клинка Нумарка» засверкал извивающимися потоками энергии, готовой к высвобождению.

— Быстрее! — взревел Русс и взмахнул руками, будто стегая «Нидхёгг» невидимыми поводьями.

Крейсер Первого легиона открыл огонь, метнув во тьму ослепительно яркий лэнс-луч. Флагман на почти полном ходу влетел в просвет между двумя кораблями и принял на себя всю мощь залпа.

Копье энергии поразило «Нидхёгг» в середину хребта. На столь огромной скорости и малом расстоянии удар оказался чудовищным — линейный крейсер Волков накренился, все стойки и распорки в его корпусе застонали. Четыре секции пустотных щитов над кормой мгновенно схлопнулись, внутреннее энергоснабжение отключилось — теперь лишь тусклые люмены боевого освещения рассеивали непроглядную тьму.

— Есть связь с «Непобедимым разумом», господин, — доложил Хэлгрим из-за сыплющей искрами комм-станции.

— Брат мой! — рявкнул примарх по открытому каналу. — Вы бьете по своим! Что за безумие на вас нашло?

Треск и шипение помех сменились голосом, который Русс всегда ненавидел, — звучным, размеренным, аристократичным. Казалось, каждое его слово сочится горечью с оттенком ледяного презрения.

— Значит, Леман, ты явился лично, — раздался ответ Льва. — Тогда отзови своих псов, иначе я усмирю их сам.

«Нидхёгг» тем временем разворачивался, занимая позицию между «Эсрумниром» и приближающимся «Клинком Нумарка». Они были равны по силам, но «Непобедимый разум», находившийся неподалеку, во много раз превосходил остальные звездолеты в огневой мощи.

— Ты помешался? — зарычал Русс. — Перед нами общий враг!

— И ты даже не подумал обождать, верно? — холодно произнес Эль’Джонсон. — Как всегда, поспешил вцепиться ему в глотку. Ты не сообразил, что мои корабли держатся поодаль не просто так, ведь ты никогда не сдерживаешься. Видимо, не можешь.

«Клинок Нумарка» готовился к третьему залпу, однако крейсер Йорина уже способен был дать отпор. Какая нелепость: среди неутихающего пустотного боя четыре лучших легионных звездолета в обоих флотах наводили друг на друга орудия, собираясь обменяться полными залпами в безумии взаимного уничтожения.

— Мой ярл прикончил тот корабль, раз вы не нападали на него, — заявил Леман. — Чем это тебя расстроило?

— Тем, брат мой, что мы уже взяли его на абордаж. Десять отделений моих лучших воинов продвигались к мостику, чтобы захватить его и обратить вражеские орудия на защитное кольцо. Теперь они мертвы, их старания пошли прахом. Легионеров отправил в битву командир «Клинка Нумарка», и он вынужден был смотреть, как вы губите их, не слушая предупреждений. Теперь он мстит за своих людей, и как мне его удержать? Стал бы ты мешать ему, если бы оказался на моем месте?

Русс застыл. Все изменилось в мгновение ока. Он понял, почему основные космолеты держались в тылу, почему в атаке участвовали только эскорты.

В канале связи шипели помехи. Черная Кровь ждал, как и свита примарха. Офицеры на мостике по-прежнему готовились к нападению: указывали цели боевым комплексам, организовывали срочный ремонт, разрабатывали меры на случай нового прямого попадания.

«Эсрумнир» завершил разворот, теперь «Клинок Нумарка» был в зоне его видимости. Судя по авгурам, звездолет Йорина накапливал заряд для неизбежного ответного залпа, и Темные Ангелы поступали аналогично.

Ни один легион не стерпел бы унизительного удара в спину от конкурентов. Оскорбление было смертельным, угроза репутации — невообразимой. Им предстоит схватка. Посреди бойни они начнут выяснять отношения, растрачивая воинов, боекомплект и драгоценное преимущество, уже добытое Львом. Они потеряют все в крови и огне, а тиран будет хохотать над врагами, пока у них не кончатся заряды к лэнсам.

— Отставить! — прошипел Леман сквозь стиснутые зубы.

Гримнир мгновенно обернулся к нему:

— Господин, они стреляли по…

Его перебил вокс-сигнал — Хельмшрот спешил присоединиться к товарищам:

— Нужно пустить им кровь, пока…

— Цель захвачена! — искаженным от гнева голосом передал Кровавый Вой. — Господин, позволь…

— Молчать! — От рыка примарха затряслись люмены на суспензорных полях. — Я раздавлю любого, кто нарушит приказ!

Он снова переключил связь на Льва:

— Брат, мы дурно поступили с тобой. Отмени атаку, и я сам приду к тебе — обсудим, как мне загладить вину.

Черная Кровь уставился на Русса, потеряв дар речи. Все, кто услышал слова Лемана, замерли и пораженно вскинули глаза, словно ожидая увидеть какого-то духа-обманщика, который подменил собой их истинного повелителя.

«Я сам приду к тебе».

«Нидхёгг» и «Эсрумнир» не стреляли. У «Клинка Нумарка» появилась возможность одним ударом рассечь корабль Йорина и обречь Волков на смерть в пустоте, как они поступили с абордажной партией Темных Ангелов. Считаные мгновения длилась эта пауза, крошечная аномалия в вихре непрерывной резни. Малые космолеты продолжали бой с настоящим врагом, но без поддержки самых могучих имперских кораблей их шансы на выживание быстро падали.

В ожидании ответа Русс крепко сжал кулаки, чувствуя, как кровь стучит в висках. С каждой секундой положение становилось все невыносимее — скоро ему придется драться, защищая честь своего ярла, и неважно, прав тот или нет. Так, как это делалось на льду, среди смертных.

Но затем «Клинок Нумарка», неожиданно и резко повернувшись на центральной оси, открыл огонь по надвигающейся фаланге дуланских перехватчиков. «Непобедимый разум» также сменил курс, хоть и более тяжеловесно, и двинулся к отряду фаашских линейных крейсеров, что виднелся вдали.

— Беру с тебя слово, — наконец заговорил Лев, по-прежнему холодно. — Но пока что у нас более важные заботы: это кольцо покончит с нами, если не разрушить его, и мои корабли уже втянуты в сражение. Из-за тебя провалилась моя первая попытка уничтожить ореол — возможно, ты предложишь иной путь?

Язвительные фразы Эль’Джонсона жгли Лемана огнем. Подобное обращение к нему в присутствии воинов Стаи было почти непредставимым оскорблением, что хорошо понимал Лев. На миг в Руссе пробудилась ярость, он вообразил, как отменяет свой приказ и врывается на борт «Непобедимого разума», чтобы вколотить немного братской вежливости в заносчивого союзничка.

Но Эль’Джонсон был прав. Задержка в наступлении позволила системам планетарной обороны выйти на полную мощность. Стянутые к Дулану имперские армады оказались под непрерывным градом лазерных лучей и смещающих зарядов, безразлично истреблявших корабли.

Леман вырубил связь.

— Будь ты проклят, — пробормотал он и обратил взгляд к кольцу.

Дуга его ближнего края уходила от «Нидхёгга» за горизонт Дулана. Гигантский обруч из железа и адамантия опоясывал всю планету. На темной громадине мерцали крохотные огоньки — позиции многочисленных батарей, которые последовательными залпами обращали в пыль любые космолеты, дерзнувшие противостоять их беспримесной мощи.

Русс изучал ореол, внимательно рассматривал его, оценивая замысловатость и симметричность структуры, выискивал любые слабые места. Лев не ошибся: кольцо было ключом к столичному миру, и после его уничтожения объединенный флот легионов получил бы решающее преимущество над врагом. Но чтобы сокрушить его из пустоты, требовалось время, а орудия дуланцев непрерывно сокращали численный перевес Астартес.

— Всем кораблям, — распорядился Леман, приняв решение, — выйти из битвы и сосредоточить огонь на ореоле. Ждите координаты целей.

Каждый темно-серый космолет в сфере боя немедленно отреагировал на приказ. Заняв новые позиции, они приготовились к залпам по кольцу. Русс рассчитал векторы обстрела на глаз, учел видимое смещение и внес поправки на угловую скорость ореола, после чего назвал Хэлгриму координаты для передачи.

— Господин, мы не сможем быстро разрушить его отсюда, — предостерег Черная Кровь.

— Да, не сможем, — проворчал Русс. Сойдя с тронной площадки, примарх жестом приказал воинам следовать за ним. — Но мы пробьем его в Хеле откованные щиты. Потом разберемся на месте.

На ходу он отдал второй приказ, уже не экипажам кораблей, а командирам размещенных на них гарнизонов легиона.

— Приготовиться, — велел Леман. — Начинаем по моей команде.

Йорин мчался к ангару десантно-штурмовых кораблей в сопровождении почетной гвардии. Обнаженные клинки воинов качались, словно маятники, в такт их порывистой от гнева походке.

— Выходит, он отвернулся от нас! — тяжело дыша, прорычал взбешенный ярл.

Рядом шагал Ульбранд в доспехе цвета воронова крыла, блестевшем под люмен-трубками в коридоре. Крозиус волчьего жреца уже набирал энергию.

— У него не было выбора, Кровавый Вой. Прибереги свою ярость для врагов.

Войдя в ангар, они увидели, что пара «Грозовых птиц» уже выведены на рокритовую площадку и почти готовы к взлету. Вокруг их пустотных двигателей толпились сервиторы, занятые последними приготовлениями перед разгерметизацией отсека и стартом в космос.

— Первый раз вижу такое, — упрямо продолжил Йорин, направляясь через открытое пространство к своему транспортнику «Хейльмарк». — Раньше он не отступал перед вызовами.

— Русс не отступил, — устало возразил Лейф Хемлигъяга. — Он выбрал истинного врага, забыл о незначительном. Боги льда, ярл, ты хнычешь, как малолетний трэлл!

Никто, кроме рунного жреца, находящегося вне строгой иерархии Великой роты, не имел права так говорить с волчьим лордом. Впрочем, Йорин все равно резко повернулся к Лейфу, закипая от едва сдерживаемой жажды боя.

— Они почти разрушили мой корабль, — произнес он низким голосом. — Кто-то поплатится за это, так или иначе.

К тому моменту все легионеры на борту «Эсрумнира» уже добрались до «Грозовых птиц», и сервиторы отошли от катеров, волоча за собой заправочные рукава и гравизахваты. Штурмовые корабли, завывая турбинами, готовились к отрыву — они запустят пустотные двигатели, как только раздвинутся внешние бронелисты ангара. Атмосферные ускорители также ждали своего часа.

Хъялмар, Булвайф и другие воины, грузно прошагав по аппарелям в десантные отсеки, закрепили на себе привязные системы. Несмотря на смятение, вызванное внезапной атакой «Клинка Нумарка», они уверенно делали то, чему их обучали.

— Взыщи долг после битвы, — настоятельно посоветовал Ульбранд. — Пока что черпай силы в своем гневе.

Следом он и Хемлигъяга поднялись в менее крупный катер под названием «Эльгар». Йорин занял положенное место в начале десантного отсека своей «Грозовой птицы».

— Взлетаем, — скомандовал он, и штурмовой катер начал подниматься над площадкой; одновременно поршни прижали выходную рампу к корпусу.

Разошлись тяжелые взрывозащитные двери, открыв взглядам картину разрушений в пустоте снаружи. Через поле обзора, вращаясь, проплыл разбитый эсминец, из которого вытекал воздух. За остовом возникла невероятная громада железного кольца.

Вблизи его величина просто ошеломляла. На столь малом расстоянии изгиб ореола был едва заметен, и он казался гигантской стеной в космосе — полкилометра шириной и почти столько же толщиной. С поверхности кольца вырывались всполохи пушечных залпов, ответные лэнс-удары сходились в одной точке, где ряды орудий сменялись чем-то вроде станции управления.

Одни бойцы в содрогающемся катере затянули фенрисийские саги густыми, свирепыми голосами. Другие ритмично застучали по металлическим страховочным клетям, изображая грохот ударов мечами о щиты, который некогда знаменовал начало атаки. Отсек, как всегда перед битвой, наполнился феромонами, но помимо жажды убийства в них ощущался дурной мускусный привкус чрезмерного гнева.

— Час пришел, — нараспев произнес Йорин, следуя заведенному обычаю, но в этот раз с особенной злостью. — Теперь, враг мой, да откроются врата Хель.

Пустотные щиты «Нидхёгга» отключились в блеске разрядов, и его штурмовые корабли ринулись в открытый космос. Все звездолеты вокруг флагмана одновременно выпустили свой гибельный груз — из-под защиты их корпусов в пламенную бурю снаружи устремилась целая стая транспортников.

В ту же секунду строй боевых кораблей Шестого дал последний скоординированный лэнс-залп, и щиты над командной станцией ореола последовательно схлопнулись в треске энергетических полей. «Грозовые птицы», словно хищники, спикировали на цель. Они на полном ходу неслись к пробитой бреши, водя пушками и тяжелыми болтерами в поисках зенитных установок врага.

Не все добрались до кольца. Ответный огонь был слишком плотным и метким, истребители фаашей с привычной ловкостью перехватывали неприятеля. Залпы из орудий ближнего боя пересекали пустоту, истребляя космолеты с обеих сторон. Из-за общего смятения и скопления множества кораблей на одном участке они порой сталкивались между собой и, разорванные на куски взрывами главных двигателей, беспомощно падали в атмосферу Дулана.

«Хейльмарк» бешено трясся от попаданий лазлучей и ударных волн близких детонаций. Йорин начал равномерно бить рукоятью топора по палубе, и гнетущий ритм быстро подхватили другие легионеры. Когда транспортник влетел в зону поражения стационарных орудий кольца, уже все Волки в унисон колотили по металлу, их оглушительный рев близился к яростному крещендо:

— Мор-каи, Мор-каи, Мор-каи!

Фааши сбили еще несколько десантных кораблей, но они не могли перехватить всю армаду. Пилоты Волков со сверхъестественным мастерством провели свои машины по крайне узким безопасным коридорам и, не снижая скорости, приблизились к внешней оболочке ореола.

Достигнув цели, «Хейльмарк» завис над металлической обшивкой на мощных реактивных струях. С шипением откинулась десантная рампа.

Ярл первым выбрался наружу, все так же повторяя воинственный мотив. Когда Волки бросались на врагов, их возгласы обычно сливались в какофонию не сдерживаемых чувств, сама мощь и неистовость которой подавляла врага, сбивала его с толку. Сейчас все было иначе. Убийцы в сером, сбросив оковы фиксаторов, рванулись вперед с единым, леденящим кровь кличем на устах. В безвоздушной выси над ними сверкал фейерверк космического сражения: горели звездолеты, пылали газовые облака, скрещивались ослепительные стрелы лазерного огня, — но на поверхности кольца Волки мчались серой лавиной, как первобытные охотники, и отбивали клинками грозный ритм неотвратимой резни.

Русс бросил в бой все доступные силы. Тысячи воинов, элита двух Великих рот, высадились на ближнюю дугу ореола и теперь пробивались внутрь. Внешние защитные переборки обратились в шлак под натиском лазерных резаков и волкитных зарядов, в проделанные отверстия посыпался град осколочных гранат. Первые легионеры, пренебрегая абордажными щитами, запрыгнули в рваные бреши и открыли болтерный огонь по защитникам станции.

Стая Йорина штурмовала высшую точку кольца. Пробивая и прорубая дорогу с верхних палуб, они рвались к командному узлу.

В тесных отсеках ореола закипела беспощадная схватка. Из темных коридоров навстречу Волкам хлынули фаашские механосолдаты, смещающие орудия в их доспехах гудели, набирая заряд. Легионеры, разделившись на труппы, в плотном строю ринулись на неприятелей. Два войска столкнулись, и палубы вздрогнули от удара. Вскоре недра кольца наполнились шумом и смрадом разрушений и смертей — хрустом расколотой брони, хлопками генераторов щита, звоном разбитых линз, треском рвущейся плоти.

Кровавый Вой и его братья с боем продвигались в глубь кольца. В паутине туннелей, которые сходились, раздваивались и сплетались вновь, они соединялись с другими стаями, и вскоре роковой клич ярла подхватил весь авангард Шестого. Все прочие звуки гулких коридоров командного узла утонули в бесконечном, неистовом рефрене: «Мор-каи, Мор-каи, Мор-каи!» Волны этого рева, безжалостного предвестника бойни, изрыгаемого рычащими вокс-динамиками, врывались в каждый слуховой имплантат, отзывались внутри каждого шлема, подгоняли воинов, перекрывались и усиливали друг друга, по мере того как орда мчалась вперед.

Чуть позже встроенные авгуры доспехов сообщили о приближении к центру командной станции. Враг отбивался из последних сил — скарабинеры возводили на перекрестках баррикады из тел павших товарищей, блокируя коридоры выгоревшими остовами брони. Волки зачищали участки сопротивления один за другим. Сначала расчеты тяжелого оружия давали залп из лазпушек и мелтаганов, заполняя узкие переходы потоками энергии. Пока раскаленные стены сияли от жара, пехотные стаи мчались в атаку, изрыгая гибельные кличи даже под залпами смещающих орудий. Отбрасывая прочь разбитые доспехи, они расчищали путь для наступления боевых братьев, и все повторялось у следующего опорного пункта — так быстро, что за спинами воинов еще подергивались умирающие в синевато-серой и багряной броне.

Разметав последнюю баррикаду, стая Йорина влетела в центр управления. Их взорам открылся огромный купол, в верхней точке которого с жужжанием метались бледно-голубые молнии. Пол пересекали линии укреплений, оснащенные луковицеобразными установками смещающих «Крушителей». За фортификациями укрывались сотни скарабинеров, оборонявшие центр зала. Там находилось округлое возвышение с командным алтарем, потрескивающим энергоразрядами. По бокам устройства пробегали электрические искры — признак работы когитаторов. Над алтарем и вокруг него змеились пучки тяжелых кабелей, подсоединенных к питающим линиям и магистралям в бронированной оплетке. Через сплетения проводов со свистом пронеслись дроны на суспензорных полях. Просканировав помещение, они нырнули в тень громадных счетных машин.

Батареи автоматических пушек, размещенные у вершины купола, накрыли палубу очередями снарядов. Механосолдаты, не высовываясь из-за укреплений, непрестанно обстреливали Волков из орудий в перчатках. Командный узел содрогался в блеске дульных вспышек, от беспрерывных залпов стоял оглушительный грохот и жар, словно в плавильном цеху.

С разбегу бросившись на пол, Йорин укрылся за изрытой воронками, оплавленной стальной конструкцией. Из дверей по всей окружности купола вырывались другие стаи, которые немедленно попадали под сокрушительный огонь дуланцев. Их воины, также отыскивая укрытия, пригибались и обстреливали полосы обороны неприятеля. Вскоре зал наполнился ревом болтов и треском смещающих орудий; залпы срывали палубное покрытие, разносили на куски переборки, вершины фортификаций и защитные стены.

Кровавый Вой, лежа на животе, без передышки стрелял в любые замеченные фрагменты механоброни. Под куполом сгущался вонючий дым масс-реактивных снарядов, цифры на счетчиках боекомплекта быстро уменьшались. Предстояла битва на истощение, но фаашам, при всех их укреплениях, некуда было отступать. Их зажали со всех сторон, и в конце концов сосредоточенный огонь Волков должен был разрушить все кольцевые линии обороны. Тогда враг наконец-то окажется беззащитен перед яростью фенрисийцев.

Но в этот момент дальняя стена зала неожиданно развалилась. Обломки двухметровой толщины, рухнув на пол, раздавили засевших там легионеров. Купол заволокли клубы пыли, пронесшиеся по залу, как приливная волна. Из пролома выступила гигантская машина в ребристой сегментированной броне, более крупная, чем дредноут типа «Левиафан», но с пропорциями скарабинера-стража. На концах ее рук, усеянных тупоносыми смещающими орудиями, вращались шарообразные осадные буры. Над доспехами великана мерцали слои энергетических щитов, в поднимавшемся из груди шлеме светилась прорезь единственного глаза. Пусковые установки на его плечах уже разворачивались в поисках целей, массивные расклешенные ступни глубоко вминали палубное покрытие. Колосс направлялся в гущу сражения.

— Интересно, — сухо воксировал Булвайф, пригибаясь рядом с ярлом за грудой обгорелого шлака. — Значит, они и таких здоровых делают.

Ракеты, устремившиеся к гиганту, без вреда для него взорвались на силовых щитах. В ответ он дал залп из наплечных установок, и над обширным участком станции, занятым Волками, взметнулись фонтаны крови. Трое легионеров подскочили к врагу, занося клинки с активированными расщепляющими полями, но великан разбросал их взмахами увесистых рук-палиц. В тот же миг, как тела в серых доспехах ударились о пол, машина разнесла в клочья еще двоих бойцов выстрелами из смещающих орудий. Затем она двинулась дальше к центру командного узла, не обращая внимания на обстрел из болтеров. Пока колосс отвлекал на себя огонь имперцев, скарабинеры все же покинули укрытия и пошли в наступление.

— Скитъя! — ругнулся Йорин, поднимаясь на ноги. — С ним придется пово…

Закончить ярл не успел. Стоило ему выпрямиться, как все помещение сотряс порыв ледяного ветра — свирепого, кусачего вихря, который промчался над полем битвы. Сбитые с ног воины закувыркались по палубе.

— Оставьте его, — прозвучал голос, жесткий, будто наст; слова приказа отразились от каждой стены купола, его верхней точки и глубин когитаторных колодцев.

Следуя за бурей, Леман Русс зашагал по залу. Яростный вюрдовый ветер трепал полы мехов примарха, руны на его броне пылали ярче кометного огня. Неестественные вихри, истиравшие металл, цеплялись за зубья Пасти Кракена и вытягивались полосками пламени. Истинные волки Русса, бежавшие по бокам от него, ринулись на вражеские ряды подобно двум серо-белым пятнам.

Ни болты, ни снаряды не замедляли примарха. Он не спешил, не рвался в атаку. Леман просто шел в гущу сражения, будто дух урагана, грузный и несокрушимый, и перед ним неслась психическая ударная волна, которая выжигала нервы, разрывала сердца и обездвиживала конечности. Весь зал словно бы сжался и отшатнулся, дрожа от страха в присутствии Русса.

Гигант выстрелил по нему из рук-орудий. Леман презрительно взмахнул цепным мечом, и поток смещающей энергии, наткнувшись на рычащий клинок, рассеялся без остатка.

Примарх грузно шагал к чудовищной машине, сметая всех фаашских солдат, не успевших убраться с дороги от изумления или по нерасторопности. Тот же вюрдовый ураган, что ошеломил дуланцев, наполнил легионеров жизненной энергией, и они устремились в бой с кличами: «Фенрис! Хейдур Рус!»

Леман продолжал идти, описывая мечом громадные дуги. Русс убивал всех, кто стоял между ним и полумеханическим великаном. Каждый шаг примарха был выверенным, грозным, не слишком поспешным и не излишне осторожным — таким же неотвратимым, как приход зимы.

Истинные волки уже добрались до укреплений и преодолевали их, вырывая по пути глотки отступающим скарабинерам. Колосс развернулся в поясе, чтобы сузить угол обстрела, и с его плеч к Руссу протянулись инверсионные следы.

Ракеты взорвались на покрытом обережными рунами доспехе, но даже не замедлили продвижение примарха. Напротив, он впервые перешел на бег. Штормовые ветра как будто собирались вместе и усиливались, отзываясь тяжкой, грохочущей поступи Лемана. Они продолжали убыстряться и набирать мощь, поэтому, когда вихрь и его повелитель наконец обрушились на колосса, удар показался столкновением континентов.

Пасть Кракена впилась в фаашские щиты с ужасным звуком, пронзительным воем терзаемых энергетических полей, на который накладывался какофонический скрежет цепных зубьев. Какую-то секунду никто из двоих не мог пересилить противника. Гигант всей массой наваливался на короля-воина, но почему-то выглядел более легковесным, чем Русс, словно примарх был высечен из материи самого бытия, такой же вечной и несокрушимый, как звезды.

Первыми не выдержали щиты, разлетевшиеся дрожащими облаками легкой дымки. Великан взмахнул перчатками-бурами, целясь Леману в шею, но тот отскочил вбок и рубанул клинком по коленному суставу машины. Пасть Кракена прогрызла сервоприводы и впилась в ногу колосса, заставив его покачнуться. Орудуя мечом, будто пилой хирургеона, примарх вскрыл грудную полость врага и углубился в корпус.

Отшатнувшись, гигант все-таки сумел отбить клинок Русса в сторону. Тот удержал оружие, хотя уже не нуждался в нем. Свободной рукой Леман стиснул запястье противника и потянул осадный бур к металлическому туловищу. Дуланский великан попытался вырваться из хватки примарха, но даже его механической мощи оказалось недостаточно, и вдоль хребта машины прокатилась череда разрывов вспомогательных генераторов. Еще раз выкрутив руку врага, Русс направил шаровидный бур в личину шлема. Свирепым рывком, от которого треснули поршни в запястье, Леман дернул конечность вертикально вниз. Ее вертящаяся насадка пропорола абляционную броню, наружу хлынул фонтан крови и искр.

Вокс-динамики колосса теперь извергали только вопли. Русс навсегда заткнул их, безжалостно всадив бур еще глубже. Он выпустил Пасть Кракена, отогнул обеими руками искореженные бронепластины и схватил еще живое создание под ними. Леман увидел залитого кровью пилота-человека, подключенного к машине через имплантаты в черепе и нейросвязки. Вытащив его наружу, примарх высоко поднял безвольное тело фааша и стряхнул с него последние провода.

— За Всеотца! — прогремел Русс, швырнув истерзанного пилота в дальнюю стену купола.

Волки Фенриса ответили ему оглушительным ревом и вновь бросились в битву. Прижав уцелевших скарабинеров к их же баррикадам, легионеры возобновили резню.

Йорин посмотрел на примарха, стоявшего во всем его великолепии в сердце неприятельской крепости, на груде разбитого, окровавленного металла, и вспомнил прошлое — годы, ушедшие задолго до того, как раскололись небеса. Очень многие вожди точно так же пали от руки Лемана, пока он создавал империю, которую его воины тогда считали самой необъятной и могущественной в мире.

Русс все так же победно завывал, изливая накопившуюся досаду в самом чистом и первобытном выражении боевой ярости.

Кровавый Вой рассмеялся и воздел топор, салютуя ему.

— Леман из руссов! — прокричал ярл, точно как в давно минувшие дни, вспоминая прозвище, данное Тенгиром мальчику-найденышу, — прозвище, что превратилось в имя, которое теперь знала вся Галактика. Он больше не мог злиться на такого вожака.

Затем Йорин снова помчался в сражение, охотясь на добычу, как и прежде: его топор жаждал крови, глаза сужались, в душе пылала вернувшаяся радость убийства.

На зачистку всего кольца ушло гораздо больше времени. В штурме участвовало много тысяч Волков, но внутренний объем ореола был слишком велик, поэтому они с боем пробивались от одного командного узла к другому, подрывали артиллерийские комплексы, выслеживали защитников базы и разрушали все на своем пути. Им еще не раз встречались колоссы фаашей и окопавшиеся фаланги скарабинеров, поэтому для захвата каждого оплота требовались усилия многих стай и поддержка расчетов тяжелого оружия. Чтобы вести наступление во всех частях громадного орбитального тора, охотничьи команды Шестого захватили скоростные магнитопоезда. Подкрепления им также доставляли звенья десантных кораблей.

После того как пустотные орудия кольца наконец умолкли, тяжелые транспорты сбрасывали на его поверхность бронемашины из оружейной — «Лендрейдеры», танки «Сикариец», громоздкие дредноуты. Благодаря им процесс завоевания станции ускорился. Волна уничтожения равномерно катилась между командными постами ореола, и из пустоты казалось, что он поражен каким-то ненасытным, ужасным раком с пламенными опухолями.

Стоило прекратиться гибельным залпам кольца, и ход космического сражения в его тени немедленно изменился. Флот Льва, избавленный от необходимости держать дистанцию, атаковал уцелевшие корабли фаашей в ближнем бою, используя очевидный перевес в огневой мощи. «Непобедимый разум» намного превзошел все прочие звездолеты Темных Ангелов в числе побед, записав на свой счет десятки целей крейсерского класса. Также он уничтожил вражеский флагман одним превосходно нацеленным лэнс-ударом. Когда Волки, запалив ореол изнутри, вернулись на десантные корабли, Первый легион приступил к долгой и тягостной работе по истреблению оставшихся неприятелей. Калибанцы постепенно захватывали все новые участки пространства над Дуланом, закреплялись на них и продвигались дальше.

Лишь после того как выстрелило последнее орудие и последний пылающий остов, кувыркаясь, вошел в атмосферу планеты, армады обоих легионов заняли позиции на орбите. Корабли подтянулись к собратьям, и оба флота выстроились друг против друга, словно в преддверии битвы, разделенные широкой областью космоса с полями обломков. У Льва было примерно на треть больше легионеров — он собрал здесь Второй, Шестой и Девятый ордены. Также он имел численный перевес в звездолетах, причем «Непобедимый разум» обладал поистине несравненным вооружением. По отдельности соединение каждого легиона могло справиться с подавляющим большинством возможных противников. Действуя совместно, они стали бы почти неудержимыми.

Русс вернулся на «Нидхёгг» вместе с последним отрядом воинов, лично заложив последние зажигательные заряды в кольце. С мостика флагмана он вызвал своих ярлов, жрецов и почетных гвардейцев, велев им собраться в палате Аннулюса. Там, в мерцающем свете, среди резных камней родного мира, Леман снял шлем, расплел жесткие волосы и устало склонил голову, приветствуя Волков.

— Скажите, — произнес он, — можно ли было оконфузиться сильнее?

Кое-кто из эйнхериев слегка ухмыльнулся, но большинство лиц остались непроницаемыми. Одна битва закончилась, надвигалась другая.

— Тебе нельзя идти к нему, — сказал Хельмшрот. — Это слишком великое бесчестье.

— Ты дашь ему победу, к которой он стремится, — добавил Черная Кровь. — Война есть война, бойцы погибают на ней.

Слушая и внимая их речам, Русс кивал.

— А ты, Кровавый Вой? — спросил он.

Йорин вскинул подбородок, выдерживая взгляд примарха с чем-то вроде непокорной гордости.

— Если кому и идти, то мне, — ответил ярл. — Прикажи, господин, и я отправлюсь к нему.

Леман грубо усмехнулся:

— Тогда ты всадишь топор ему в грудь, и наше положение еще ухудшится. — Глубоко вздохнув, примарх почесал след от горжета на шее. — Хелева зима, мы подтвердили все поганые слухи о нас. Я не стану портить отношения между легионами. Нужно лишь ненадолго забыть о гордости, неужели это так скверно?

Воины явно сомневались.

— Не ходи, — более твердо заявил Йорин. — Вы говорили в пылу сражения, и они первыми выстрелили по нам. Если показать слабость сейчас…

— Слабость! — фыркнул Русс. — Мы уже показываем слабость, прячась здесь и умышляя нарушить слово.

Примарх снова посерьезнел:

— Ты не знаешь Льва так, как я. Он уничтожил бы твой корабль, если бы не увидел другого способа защитить попранную честь. У моего брата, как и у меня, свои принципы поведения. Он — владыка рыцарей, мы — варвары у его ворот, и каждый должен играть отведенную ему роль.

Он снова втянул воздух, поводя натруженными в бою плечами.

— Нам осталось только одно — голова тирана. Она по-прежнему досягаема для нас, и я никому ее не отдам. У Льва свои планы, поэтому мы должны изменить их в нужную сторону. Не нужно искать лишних битв, и я признаю перед братом свою ошибку, раз он желает этого, — но только если последний удар в кампании будет принадлежать мне.

Подняв глаза, Русс поочередно осмотрел приближенных голубыми глазами.

— Со мной пойдут Хемлигъяга, Черная Кровь и Хельмшрот, — объявил он. — Взять больше трех — вызывающе, меньше — безрассудно. Всем держать язык за зубами и клинки в ножнах. Постарайтесь вести себя так, словно умеете не только драться и гоняться за дичью.

Затем он широко, беспечно улыбнулся:

— Все будет хорошо. Мы разберемся с этим, вернемся к смертоубийству, и никто больше не вспомнит о случившемся.

С «Нидхёгга» на «Непобедимый разум» они добрались в «Грозовой птице» под названием «Хельмгарт», прикрытой с флангов шестью десантными кораблями легиона. Эскорты отвалили в сторону, как только машина примарх а скользнула в тень флагмана Первого. «Хельмгарт» развернулся с креном, снизился, влетел в ждущий зев ангара и, покачиваясь, приземлился на реактивных струях.

Русс и его спутники сошли по аппарели. Впереди ждали несколько сотен Темных Ангелов, выстроившихся в боевом порядке, идеально ровными квадратами, как на параде. Над легионерами свисали знамена, посвященные особо примечательным кампаниям. Их было очень много.

Над головами жужжали сервочерепа, таскавшие за собой курильницы. Аромат испускаемого ими дыма перебивал резкую вонь прометиевых выхлопов. Вдоль стен огромного, плохо освещенного ангара тянулись длинные сумрачные галереи, вырезанные из потемневшего от времени камня. Их украшали изображения облаченных в рясы воинов с потупленными взорами.

— По-простому он не может, — пробормотал Русс, оглядывая четкие фаланги Темных Ангелов. Все они носили угольно-черные шлемы, но легко было представить, что написано у них на лицах: презрение, безразличие, любопытство.

Перед ближним рядом космодесантников, отдельно ото всех, ждал сам хозяин флагмана, державший ладонь на рукояти длинного меча в ножнах.

Лев Эль’Джонсон, примарх Первого легиона Астартес, стоял, как и всегда, с прямой спиной, в безупречной позе, воплощая собой рыцарское благородство. Среди всех вновь обретенных сыновей Императора он был одним из самых высоких, хотя и не таким крепко сбитым, как его гость. Длинные светлые волосы обрамляли бледное лицо Льва, выросшего в окутанных тенями вековых лесах, под полог которых не проникали солнечные лучи. Глаза его были зелеными, словно листья, лицо — вытянутым, как у борзой собаки. С плеч примарха ниспадал плащ из плотной траурно-темной ткани с горностаевой отделкой и серебряным шитьем по кайме. Его глянцевито-черный доспех покрывали тщательно выгравированные узоры, которые складывались в замысловатые геральдические символы.

Эль’Джонсона словно бы окружал некий ореол мрачного величия, спокойной властности того, кто был рожден править и уверенно ощущал себя в этой роли — возможно, увереннее, чем остальные примархи. В иную эпоху Лев сам бы мог стать императором, неоспоримым владыкой тысячи миров. Даже в нынешнем Империуме он командовал самым древним и гордым из легионов, был регентом Того, кто однажды создал их всех. Королевские манеры не покидали калибанца, он выглядел как истинный господин, сюзерен, правитель.

— Леман. — Лев чуть склонил голову, когда Русс подошел к нему.

— Брат мой, — ответил фенрисиец.

Они не пожали руки и уж тем более не обнялись. Повисла напряженная, пропитанная недоверчивостью пауза.

— Скажу прямо, — начал Эль’Джонсон, — я не верил, что ты явишься. Отдаю тебе должное за честность. И за твои труды в пустоте. Ты поистине оправдал свою репутацию.

— У нас принято держать слово, — сказал Леман. — Но объясни мне, как ты нашел это место? Мы искали его несколько месяцев.

— Мы дольше находились в пустоте, — произнес Лев с непроницаемым видом. — И в старинных архивах были подсказки, достойные внимания.

— Ты не думал поделиться ими?

— Если бы вы попросили, мы могли бы подумать над этим. Но какая теперь разница? Мы оба здесь, и это приближает победу. Как только договоримся между собой, покончим с врагами.

— Я охотился за тираном Дулана с тех пор, как получил приказ из Дворца. Мои сыновья отдавали жизни, чтобы низвергнуть его.

— Мои тоже, — заметил Эль’Джонсон. — Помнишь?

Русс удержался от оскорбления, вертящегося на языке.

— На кону стоит нечто превыше чести.

— Возможно ли такое? — Вопрос Льва явно не был риторическим. — Но я понимаю, к чему ты ведешь. Да, мы можем обсуждать войну, можем объединить войска, чтобы вместе использовать наши сильные стороны, как и замышлял Отец, когда создавал нас такими… разными. Но ты здесь по другой причине. Мне напомнить тебе о ней, или ты действительно не забываешь своих клятв?

Посмотрев на него, Леман испытал краткое, но почти нестерпимое желание выхватить Пасть Кракена и всадить ее в позолоченный нагрудник брата. Примархи неотрывно смотрели друг другу в глаза, и воздух между ними будто бы сгустился, как при надвигающейся грозе.

Ряды Темных Ангелов стояли неподвижно. Свита Русса не шевелилась. В ангаре царило безмолвие.

И затем, двигаясь медленно, словно подточенный волнами и временем утес, который нехотя уступает неизбежному, Леман Русс, Волчий Король Фенриса, подступил к своему брату и склонил голову.

— Да будет услышано, — проворчал он тихо, но слова разнеслись во все уголки отсека, — что с тобой поступили дурно. Мы поступили дурно. Я пришел за твоим прощением.

Тонко улыбнувшись, Лев наконец протянул ему руки в знак приветствия. Шагнув вперед, он обхватил брата за локти.

— Прощение дано, — сказал он уже не так скорбно, но с прежней высокопарной серьезностью и решимостью, что звучали в каждой его фразе, — ведь твои слова благородны.

В ответ Леман стиснул Эль’Джонсона, прижал к себе и прошептал ему в ухо клыкастым ртом так, чтобы не разобрали посторонние:

— Я произнес их для твоих рыцарей. Теперь добавлю то, что останется между нами: если ты еще раз выстрелишь по моим сыновьям, мальчишка, я вырву тебе глотку и сожру ее. Как тебе нравится эта клятва?

Лев отшатнулся в изумлении. Казалось, он не может понять, серьезно ли говорил Русс, но на лице калибанца застыло выражение тревоги.

Впрочем, Леман тут же рассмеялся и с размаху хлопнул его по плечу.

— Значит, с этим разобрались, — весело заявил он. — Думаю, ты уже составил планы штурма. Как насчет того, чтобы показать их мне?

Ремонтные группы под началом Клойи напряженно трудились на «Эсрумнире» уже много часов, исправляя повреждения от лэнс-ударов. При попадании в корпус крейсера лучи пробивали одну палубу за другой, оставляя позади себя скважину с горящими краями. Целые секции корабля потеряли атмосферу и энергию, основные кабели питания были рассечены, как и трубы с охладителем. Вернувшись с кольца, абордажная партия Йорина обнаружила на каждом ярусе звездолета адептов Механикум, которые боролись с распространением пожаров и массовых сбоев в системах.

Будь у воинов больше времени, они помогли бы восстановительным отрядам в работе, но их звала битва. Нельзя было позволить врагу оправиться после разгрома в пустоте, и все понимали, что высадка начнется сразу же после того, как стаи пополнят боекомплект.

Большинство легионеров роты направились в оружейные, тогда как Йорин и Булвайф поднялись в покои Ульбранда, расположенные под мостиком в носовой части космолета. Войдя вместе со жрецом в ту самую каюту, где столь пристально изучали плазму крови Харааля, трое Волков закрыли за собой двери.

— Итак? — Кровавый Вой оперся кулаками об алтарь и утомленно посмотрел на Ульбранда; доспех ярла выглядел не лучше, чем после Иннию, — следы временной починки скрылись под шрамами, полученными в новых схватках.

Нагрудник хускарла, державшегося рядом с господином, пересекала длинная борозда. Ему также следовало бы отдать броню на попечение оружейников Клойи, но у Булвайфа были более важные дела.

Волчий жрец оглядел обоих с другой стороны пустого алтаря.

— Ничего, — сказал он. — По крайней мере ни я, ни Хемлигъяга ничего не нашли. Мы вернули геносемя павших, сосчитали перерезанные нити.

Йорин кивнул.

— Хорошо, — с чувством сказал он. — Драка была упорной. Если никто не потерял голову, значит…

— Цифры не сходятся, — перебил Ульбранд. — Я проверил и перепроверил все, отправил моих трэллов еще раз обследовать то, что осталось от станции. Если только я не ошибся или судьба не сыграла с нами какую-то шутку, у нас пропали несколько воинов.

Кровавый Вой выпрямился.

— Ты уверен?

— Тела бы нашлись, но сканирование ничего не показывает. Недостаточно записей об убийствах, не хватает сигналов о разрушении брони. И еще это. — Волчий жрец включил гололит, на котором возникло нечто вроде пикт-записи, зернистой и дерганой. — С камер внешнего обзора на флагмане.

Появилось изображение нижней части кольца, снятое во время битвы. Громадные секции тора, сбитые с орбиты внутренними детонациями, вращались и падали в атмосферу. За ними тянулись хвосты из сталкивающихся между собой обломков. Эти облака пылающего металла пронизывали лазерные лучи с кораблей, находившихся над дугой ореола.

— Что ты хочешь показать? — спросил ярл, внимательно изучая картинку.

— Увидишь.

Йорин заметил, что среди града осколков кратко вспыхнуло нечто похожее на двигательный выхлоп. Вслед за этим к планете устремился еще один кусок металла. Он не кувыркался в полете, вскоре отделился от других и начал равномерно снижаться.

— Фаашский челнок спасся, — мрачно подытожил Булвайф.

— Да, и еще несколько, — сказал Ульбранд. — Съемка велась только с одного угла.

— Надо было уничтожить все, — заметил Кровавый Вой.

— Не глупи, — отмахнулся волчий жрец. — Во флагмане зияла дыра, половина орудий ближнего боя горела. Прибереги свой гнев на будущее. Факты таковы: у нас пропали воины, вражеские корабли успели бежать на поверхность. Понятно, что отсюда следует.

Ярл мотнул головой.

— Они могли забрать только трупы. Никто бы не сдался живым.

Ульбранд криво улыбнулся:

— Дуланцы — достойные противники. Они потеряли оборонительную станцию, но взяли пару пленных и, возможно, считают такой размен приемлемым.

— Это им не поможет, — возразил Булвайф. — Русс не остановит штурм.

— Не остановит, — согласился волчий жрец. — Но ярл прав: ни один воин, будучи в здравом уме, не позволил бы захватить себя. Из этого вытекает вопрос: что, если они не были в здравом уме?

В отсеке воцарилась тишина. Йорин посмотрел на хускарла, но тот молчал.

— Ты не можешь быть уверен, — наконец заговорил Кровавый Вой.

— Нет, ярл.

— Получится отследить жизненный сигнал? — спросил Булвайф.

— Только не отсюда.

Оттолкнувшись от алтаря, Йорин зашагал между колоннами.

— Ты не можешь быть уверен, — повторил он.

— Ярл, доложи Волчьему Королю, — посоветовал Ульбранд. — Доложи ему, пока ситуация не вышла из-под контроля.

— Доложить ему — что?! — огрызнулся Кровавый Вой, повернувшись к жрецу. — Нам неизвестно, в чем суть этой хвори, была ли она у пропавших, захватил ли их враг вообще. Что я передам ему? Только слухи и полуправды. Через считанные часы нам снова идти в бой, а ты хочешь, чтобы я отвлек Русса сейчас, когда ему нужен каждый клинок.

— Ярл говорит верно, — сказал Булвайф. — Сейчас не время. Возможно, потом, когда все закончится.

— А до тех пор воины нашей роты останутся в плену, — напомнил Ульбранд.

— Тогда найди их, — приказал Йорин. — Мы высадимся, обрушим щиты дуланцев и запустим сканирование. Если кто-то из бойцов моей роты жив, я разорву мир на куски, чтобы вернуть их.

Волчий жрец покачал головой:

— Их забрали не просто так. Из-за тебя неприятель сможет использовать пленных как оружие против нас.

— Ничего подобного. — Коснувшись пульта, ярл выключил гололит. — Ты сам говоришь: идет война, повсюду неразбериха, и у тебя нет никаких доказательств, одни домыслы. Направь в кольцо больше отрядов, проведи новые обследования, поищи тела. Если не получится, повтори то же самое на поверхности. Найди что угодно, запах хоть одного бойца, и я клянусь, что вместе с тобой переверну эту в Хеле рожденную планету, лишь бы спасти его.

Ульбранд еще пару секунд смотрел на него, но в итоге неохотно сдался.

— Возможно, тебе придется, — сказал жрец и, отвернувшись, приступил к работе.

Зал совещаний «Непобедимого разума» являлся копией чертогов в древних крепостях Калибана. Шестиугольное помещение с зеркальным полом в черно-белую клетку освещали лампы, забранные железными сетками. В массивных канделябрах горели свечи, с которых медленно стекал расплавленный воск. Каждую нишу занимало одно из вездесущих мрачных изваяний с угрюмым взглядом. Под высокими сводами палаты отзывался эхом любой звук: лязг ножа о камень, стук керамитовых сабатонов по мрамору, скрежет пальца в латной перчатке об инфопланшет.

Тронов там не имелось, поэтому все собравшиеся стояли — Лев и Русс в центре, их приближенные вокруг. На трех Волков Фенриса смотрели трое владык Калибана: Гахаил, магистр Второго ордена, Мориэн, магистр Шестого, Алайош, почетный капитан Девятого ордена. Доспехи каждого из них были увешаны трофеями, взятыми за десятилетия войн. Сама броня, скромно отделанная, поражала качеством изготовления. Ощущалось, что все на этом корабле сработано людьми, выросшими на планете ночных ужасов и высоких стен.

Между воинами неторопливо вращался сферический гололит, отображавший главные населенные районы столичного мира. Дулан был сильно урбанизированной планетой, также большие участки поверхности занимали фабрики и военные заводы. Колоссальные генераторы возле полюсов вырабатывали внушительные объемы энергии, заметная доля которой уходила на поддержание громадных щитов-линз над основными городами.

— У них было время на подготовку, — произнес Эль’Джонсон, уже рассказавший о предварительных результатах авгурного сканирования. — Похоже, тиран и не предполагал, что его флот задержит нас надолго, поэтому сделал ставку на наземную оборону. Многие из фортификаций выглядят новыми.

Русс тщательно рассмотрел карту. Северное полушарие пересекали укрепления и траншеи, значительная часть которых опоясывала силовые генераторы.

— Что это? — указал он на множество тонких линий, сходившихся в одной точке.

Лев улыбнулся:

— Ты увидел сердце врага. Перед тобой столичный узел Дулана. Вот, у нас есть орбитальная съемка.

Шевельнув пальцем, Эль’Джонсон вызвал полупрозрачные пикт-окна, которые повисли над определенными точками карты. В одном из них виднелся комплекс громоздящихся друг на друга стен, которые тянулись к небу среди крутых естественных пиков. Протянутые на высоте мостики соединяли округлые основания неких построек, видимо, оборонительных башен. Изображение увеличилось, стали видны артиллерийские батареи, размещенные на каждом горном хребте.

Из самого центра оплота возносилась могучая цитадель, защищенная со всех сторон валами с контрфорсами. Венчало ее скопление уже знакомых оборонительных башенок. Твердыня, как и земля вокруг нее, была тусклокрасного цвета.

— Багряная Крепость, — сказал Лев. — По крайней мере так ее называют мои летописцы.

Леман кивнул, оценивая размеры цели, точки проникновения, соотношения сил.

— Солидно, — заметил он, быстро осматривая детальные снимки. — Рогал впечатлился бы. Или взревновал.

— По нашим расчетам, уничтожение этого объекта с орбиты займет недели, — продолжил Эль’Джонсон. — Их щиты, как ты знаешь, непросто разрушить.

Русс поднял взгляд от гололита.

— Но у тебя другой замысел?

— Чем дольше мы пробудем здесь, тем меньше завоюем в Крестовом походе, — ответил Лев. — Орудия «Непобедимого разума» достаточно мощны, чтобы пробить несколько секций щита на время, необходимое для высадки. Вместе мы обладаем силами, равными пяти капитулам. Этого хватит, чтобы захватить любую цель, не так ли?

Волчий Король внимательно посмотрел на него.

— Хватит одного. Не нужно лишних сложностей, брат, — мы займем цитадель, снесем голову чудовища. С остальным справятся вспомогательные части.

— Вцепиться в глотку? — сказал Эль’Джонсон. — Ты не разочаровываешь меня. Но взгляни на ситуацию в целом.

Масштаб гололита снова уменьшился, и в поле обзора возникли пехотные соединения численностью во много тысяч солдат, размещенные лишь в паре километров от главных стен твердыни. Когда фокус сдвинулся еще выше, Русс увидел другие фортификации, порой почти не уступавшие в размерах самой Багряной Крепости.

— Вся эта область милитаризована, — пояснил Лев. — Можно расчистить дорогу к центру, направить туда войска, но их быстро окружат. Как ты, наверное, уже заметил, бронированная пехота дуланцев в значительных количествах способна доставить неудобство. Я предлагаю действовать немного осмотрительнее.

Леман вскинул бровь:

— Кому именно?

— Не бойся, — улыбнулся Эль’Джонсон. — Я не отниму у тебя обещанный трофей.

Он остановил изображение, на котором теперь были видны три крупные оборонительные позиции, прилегающие к центральному комплексу.

— Стратегию штурма мы разработали еще до твоего прибытия. Шестой орден Мориэна займет восточную зону, окопается там и прикроет наш правый фланг от вероятной контратаки с низины. Гахаил высадится на севере и уничтожит генераторы, что лишит их атмосферные щиты энергии, — тогда мы сможем наносить точечные удары с орбиты. Я приземлюсь к западу от твердыни вместе с Алайошем и его Девятым, захвачу менее важные оплоты, займу подходы к цитадели и лишу защитников главного узла подкреплений.

— А сама крепость? — спросил Русс.

— Она твоя, брат, — ответил Лев. — Пока ты не появился, я считал, что у нас достаточно бойцов, чтобы установить осаду и повергнуть врага на колени за неделю. Теперь комплекс можно захватить в первый же час, и, если пожелаешь, эта честь будет твоей.

— Она всегда была моей, — настороженно проворчал Леман. — Мой клинок покончит с тираном.

— Как тебе угодно. Это просто очередной мир.

— Нет, здесь ты неправ. — Русс перевел взгляд с гололита на статуи, на отделку зала в калибанском стиле. — Ты занимаешься тем, что покоряешь планеты одну за другой и когда-нибудь собьешься со счета. Я восхищаюсь этим, правда. Не многие завоевывают миры лучше тебя, но нас создавали для иных целей.

Леман шагнул к тактической карте, будто собираясь схватить ее и разорвать в клочья.

— Мы сжигаем планеты ради возмездия. Они приговорены, тиран приговорен, и мы — палачи.

Эль’Джонсон с интересом посмотрел на него.

— Да, я слышал, что ты придерживаешься таких взглядов.

— Не смейся над ними, брат, — резко повернулся к нему Русс.

— Никаких насмешек, но ты прав — я не разделяю твое отношение к войне. Возможно, наш Отец поставил тебе особую задачу. Мне был отдан простой приказ: иди, собирай миры для Терры. Я не чувствую ненависти к тем, кто сопротивляется. Я вообще редко их вижу. Они для меня просто цифры, объекты, преграды, которые нужно преодолеть. Самое важное сейчас — Крестовый поход, и его успех или неудача зависят от наших действий.

Русс пристально взглянул на другого примарха, взвешивая услышанное. Лев искренне верил в то, что говорил. В ту секунду фенрисиец словно бы заглянул в совершенно чуждый ему мир взвешенных решений, долго вынашиваемых планов и сдержанности в битвах, стремления сохранить важные ресурсы для блага всего человечества.

Они оба принадлежали к одной расе, даже имели общее генетическое наследие, но были настолько непохожими, будто явились из разных измерений.

— Как ты думаешь, — начал Леман, обдумывая возникшую идею, — Малкадор знал, что мы встретимся здесь?

— О чем ты? — поднял бровь Эль’Джонсон.

Волчий Король тряхнул головой.

— Забудь. — Он снова повернулся к тактическим схемам. — Мне нравится твой замысел. Вы держите оборону, мы срубаем его проклятую голову.

Лев неохотно кивнул.

— Если ты согласен, значит, решено, — тихо произнес он.

Через час примархи закончили встречу. Их флоты оттянулись друг от друга и заняли позиции на высокой орбите. Имперцы давно уже покончили с последними кораблями фаашей и установили блокаду всей области вокруг планеты. Быстроходные эскорты Темных Ангелов и Космических Волков патрулировали территорию от полюсов до экваториального пояса Дулана.

Русс вернулся на «Нидхёгг». Хельмшрот, получив от него приказы, отправился на «Валькам» и подготовил десантные отряды. Орудия, недавно стрелявшие по вражеским космолетам, теперь были направлены в щиты над поверхностью. Вскоре на нижних палубах всех основных кораблей зазвучали равномерные глухие удары — батареи вновь выпускали снаряды по целям.

После начала бомбардировки Леман пришел в личные покои, где его ждали последние части снаряжения — восстановленная Пасть Кракена и искусно сработанный шлем. Пока сервиторы возились вокруг него с инструментами, проверяя, надежно ли герметизированы сочленения и подключены питающие кабели, от входа в оружейную донесся звонок.

— Оставьте нас, — велел Русс, радуясь передышке.

Как только киборги уковыляли прочь, он раскрыл внутренние двери и увидел на пороге Кровавого Воя.

— Итак, мы все-таки добрались до них, — сказал Леман, жестом приглашая ярла войти. Подняв цепной меч, примарх взвесил его в руке. На металлическом кожухе были вырезаны новые руны, они служили оберегами от повреждений и усиливали кровожадный дух клинка. — А ты почему-то не слишком весел.

Йорин, также в полном доспехе, грузно шагнул в помещение и понаблюдал за тем, как Русс испытывает Пасть Кракена.

— Что там Лев?

— Тот же, каким я его запомнил. — После нескольких пробных взмахов Леман поднес оружие к глазам и изучил смертоносные зубья на цепной ленте. — Мы пришли к пониманию. Он будет сражаться по-своему, я тоже.

Ярл прислонился к колонне и скрестил руки на груди.

— Мне больше нравилось, когда они сражались в другом месте.

— И то верно, — усмехнулся Русс. Опустив клинок, примарх убрал его в ножны. — Но я восхищаюсь Львом. Не люблю его, но восхищаюсь. То же самое с Рогалом. Они одинаково чопорны, но знают, как управлять легионом. — Леман многозначительно взглянул на Йорина. — Они организованны.

Кровавый Вой фыркнул:

— Неужели ты этому завидуешь?

— Нет. Я же говорил, что восхищаюсь этим. — Русс взял шлем, подготовленный сервиторами для боя. На него взглянули пустые линзы, черные, словно ночь. — Галактика смотрит на Темных Ангелов и видит легион, отвечающий изначальному замыслу. Они — прообраз всего.

— А что Лев думает о нас?

— Ха! Откуда мне знать? Неважно — мы те, кто мы есть.

Ярл внимательно посмотрел на него.

— Когда-то давно ты упомянул, что знаешь о своем появлении на Фенрисе. Сказал, что тебя привела к нам судьба и та же самая судьба разбросала твоих братьев по другим мирам. Подобное соединилось с подобным, как того хотел Всеотец. Мне интересно, как все изменилось бы, попади ты на Калибан, а Лев — на Фенрис. Говорил бы я сейчас с таким же Волчьим Королем или с Владыкой Ангелов, только в броне с рунной насечкой?

— Странное у тебя настроение к вечеру, Кровавый Вой.

— Я просто спросил.

Русс пожал плечами:

— Ну, к добру или к худу, вам достался я. — Он широко ухмыльнулся, показав четко выраженные клыки. — И все прошло неплохо, согласен? Помнишь, как мы спалили чертоги Свейна Рейкссона? Двести воинов под его стягом, тридцать под моим, но мы все равно повалили стены врага и проволокли его знамя по кровавому талому снегу.

Йорин вспомнил.

— Это было давно, — сказал он.

— Я не забыл ни одной перерезанной нити. Последующие битвы — другое дело, но сражения на Фенрисе навсегда останутся в памяти. Я счастлив, что ты по-прежнему рядом, Кровавый Вой. Все, кто пришли после тебя, никогда не узнают, каково было драться тогда.

— На их долю хватает боев.

— Пожалуй. Но они не ровня тем знаменосцам, что были со мной до того, как раскололось небо. — Леман улыбнулся про себя. — Я не завидую Джонсону. У него есть только подданные и сенешали. У меня — братья по стене щитов.

Он положил шлем.

— Все должно остаться так, — с непривычной серьезностью добавил Русс, — как было в старом мире. Я не хочу, чтобы новые войны смыли наши воспоминания.

— Этого не произойдет.

— Это уже происходит.

— Нет, нам не избавиться от прошлого, даже если мы захотим. — Йорин явно был не в духе, возможно, отходил после пьянящей схватки в кольце. — Фенрис, словно зараза, укоренился в нашей крови. Мы не можем вырасти, не можем измениться — родина прижимает нас к груди, хотя молоко в ней уже скисло!

Леман уставился на него.

— Боги, что на тебя нашло, Йорин? — спросил он. — Мне казалось, что ты ярл моей роты, но я вижу хнычущего щенка.

Кровавый Вой пару секунд избегал его взгляда. Затем он шевельнул губами, явно собираясь что-то сказать, но все же промолчал, глубоко втянул воздух, выдохнул и оттолкнулся от колонны.

— Забудь, — натужно улыбнулся он. — Забудь все, что я наговорил. При виде Ангелов меня объяла тоска, черная, как их доспехи. Мне нужно снова размять руку, помахать топором.

Примарх не позволил ему уйти.

— Зачем ты явился? Хотел сообщить мне о чем-то?

Ярл покачал головой:

— Нет, только узнать, как все прошло на флагмане. Хорошо, что честь последнего убийства по-прежнему за нами. Я хотел, чтобы наши руки сжимали топор, который отсечет голову тирана. Рад, что так и будет, — теперь мне не терпится начать бой.

Русс по-прежнему не отпускал его. Он чувствовал, что дело в чем-то еще, сокрытом в глубине, как свинцовые залежи под корнями Этта.

Но его звала битва, приближался решающий час долгой охоты. Леману еще многое предстояло сделать, и Йорин мог подождать.

— Ты вправе приходить ко мне, когда захочешь, — сказал Русс. — Больше, чем кто-либо иной. Можешь говорить со мной, как прежде, ведь я не забыл прошлого.

— Я знаю, — кивнул Кровавый Вой.

Примарх расплылся в лихой, беспечной улыбке прежних дней.

— Тогда иди, развейся. Ты понадобишься мне, и я хочу, чтобы охота вышла доброй.

— Так будет, — кивнул ярл, не чувствуя уверенности. — Как и всегда.

 

IV

Орбитальная бомбардировка мест будущей высадки продолжалась еще три часа. Сенсоры обоих флотов, наведенные на зоны обстрела, выискивали признаки ослабления щитов. Сначала прогнулись секции над мостами в Багряной Крепости, вскоре стали поддаваться и внешние участки. В пусковые отсеки кораблей был отправлен необходимый сигнал, вспыхнуло боевое освещение, тревожно взвыли сирены, и воины всех отделений или стай, заняв места в десантных капсулах, закрепили страховочные фиксаторы.

Экипаж «Непобедимого разума» первым заметил характерную вспышку ионизированных частиц, но канониры «Эсрумнира» не слишком отстали от союзников. Расчеты наведения получили точные координаты пробитых брешей, направляющие с десантными модулями выдвинулись из-под корпусов звездолетов. Щиты в зонах пусковых отсеков отключились, и капсулы, словно железные плоды, повисли на огромной высоте над атмосферой Дулана.

Следом прозвучал приказ, разжались крепления, сработали пироболты, и вместилища смерти одновременно рухнули вниз. Отдалившись от космолетов, они запустили ускорители и ринулись к поверхности красного мира.

За ними помчались штурмовые корабли — они летели, опустив носы и разгоняясь все быстрее, чтобы не отстать от града капсул. Тут же открыли огонь лазерные пушки флота, потоки энергии пронеслись между снижающимися эскадрильями и поразили наземные цели, взметнув клубы пыли. Время головокружительного отвесного спуска с орбиты, сопровождаемого тряской и свистом рассекаемого воздуха, измерялось секундами. Войдя в атмосферу, десантные модули засияли красным, потом оранжевым и, наконец, огненно-белым светом. От неимоверного давления и скорости они казались размытыми по краям.

Истребительные отряды Первого легиона хранили молчание, забывшись в предбоевой медитации. Воины в капсулах Шестого весело орали и молотили кулаками в латных перчатках по фиксаторам, кое-где уже поднимался хоровой вой, с которым фенрисийцы выпрыгнут на поле битвы.

Как только десантные модули преодолели плотные слои атмосферы и земля рванулась им навстречу, смещающие орудия на дуланских позициях дали первый залп. Пораженные ими капсулы взорвались в полете, рассеявшись широкими кругами осколков. «Грозовые птицы», обнаружив зенитные установки, обстреляли их из боевых пушек. По рядам вражеских батарей пролегли широкие полосы воронок.

Первые десантные модули глубоко врезались в грунт, во все стороны от них устремились облака пыли, песка и растертого в порошок рокрита. Откинулись люки, закрепленные на каркасах, болтеры задрожали, поворачиваясь и изрыгая снаряды. За пеленой этого гибельного дождя разомкнулись страховочные фиксаторы, высвободив самый смертоносный груз капсул. Волки и Ангелы, выбежав наружу под прикрытием болтерного огня, поддержали своими очередями шквал масс-реактивных снарядов, накатывающийся на неприятельские укрепления.

В начальные минуты кровопролитного штурма легионеры закрепились на ряде плацдармов. Быстро развивая успех, они отбросили контратакующих скарабинеров, воссоединились с братьями, установили единые линии фронта и перешли к следующим задачам. Неистово свирепый натиск высадившихся бойцов был жестоким, быстрым и скоординированным — истинным воплощением военных доктрин Астартес.

Благодаря этим первым успехам смогли приземлиться тяжелые транспорты, оберегаемые плотным дальнобойным огнем легионеров на земле. Из пастей челноков выкатились танки, рыча моторами и наводя орудия на цели. Также командиры легионов бросили в битву самый малочисленный и драгоценный резерв: из непривычно раздутых десантных капсул, занося молниевые когти и паля из роторных пушек, важной походкой вышли дредноуты.

Ночное небо, озаренное вспышками осветительных ракет и взрывами, в блеске которых все словно бы застывало на мгновение, превратилось в калейдоскоп огней. Из пустоты, где висели невидимые звездолеты, по-прежнему вырывались наклонные столбы пламени. Их четкие очертания размывались за инверсионными следами ракет и звеньев штурмовых кораблей.

Вслед за первой волной атак пошли в контрнаступление элитные части скарабинеров. Они прорывались через ураганы снарядов, от попаданий по их щитам пробегали яркие радужные круги. Из бункеров под камуфляжной тканью выезжали самоходные орудия, их стволы, обращенные почти параллельно земле, уже содрогались от выстрелов. Крупные бронированные шагоходы, подобные гигантам с оборонительного кольца, выступали из теней у стен цитадели. Наплечные пусковые установки колоссов извергали вихри зажигательных ракет, которые неслись по спирали в самую гущу боя.

И механосолдаты, и легионеры гибли под плотным шквалом огня. Места павших быстро занимали товарищи, и новые отделения космодесантников применяли все более мощное оружие: волкитные генераторы, тяжелые болтеры, плазменные пушки. Команды прорыва, сомкнув щиты, пробивались под яростным обстрелом на груды рокрита и устанавливали там стационарные орудия. Медленно, шаг за шагом объединенные передовые группы Темных Ангелов и Космических Волков зачистили территорию вокруг зон высадки, развили наступление, захватили новые участки и создали на них опорные пункты.

Как и обещал Лев, его легионеры заняли широкую полосу земли, что огибала по дуге громаду Багряной Крепости. Они десантировались на самом краю области, расчищенной орбитальными ударами, и постарались как можно скорее укрепить свои позиции. Тяжелобронированные грузовые транспортники доставили им фортификации «Эгида», с помощью которых Темные Ангелы усилили оборону на отвоеванных мостах к востоку и северу. Теперь центральный массив был отрезан от возможных подкреплений.

Повелитель Первого лично командовал битвой на самом тяжелом направлении — под стенами трех западных цитаделей, мало чем уступавших главной твердыне. К их воротам поднимались рампы, охраняемые батальонами фаашей-скарабинеров при поддержке тяжелой артиллерии.

Она накрывала захватчиков беспощадным огнем, и Темные Ангелы, стационарные орудия которых еще не доставили с орбиты, теряли в начальных стычках целые отделения. Возможно, легионеры отступили бы, но с ними был примарх — он возглавил первый прорыв из зоны высадки, преодолел ближайшую рампу и начал штурм укреплений на ее вершине.

Тогда, в дебюте наступления, на кону стояло очень многое, но Лев был поистине неудержим. Неуязвимый для ручного оружия, он двигался слишком быстро для тяжелых пушек и напоминал ожившую стихию, что ярилась под загрязненными небесами Дулана. За спиной Эль’Джонсона вздымалось пламя от взрывов ракет, выпущенных с орбиты, в битве его сопровождала почетная гвардия — Алайош и отборные паладины Девятого ордена. Все они были снаряжены длинными силовыми клинками и бронещитами.

Добравшись до защитников цитадели, примарх перепрыгнул баррикады, грузно приземлился среди врагов и начал крушить их огромным Львиным Мечом. При каждом взмахе за клинком струились темно-зеленые полосы расщепляющей энергии, и любую поверхность, пробитую им, охватывало свирепое пламя. Вскоре жертвы Эль’Джонсона окутали волны зловещего огня, которые устремились вперед могучим приливом, несущим растерянность и ужас. Лев шагал сквозь поток, быстро, но без спешки, и его молчание устрашало дуланцев так, словно примарха сопровождали вопли из загробного мира.

Перед Эль’Джонсоном лежала центральная из трех крепостей, которые он поклялся захватить. Ввысь уходили ее гладкие отвесные стены, увенчанные вдали парапетами с множеством орудий. При каждом залпе из их стволов вылетали пороховые газы, яростно трепавшие чернокрасные флаги с изображениями дракона — герба тирана. В темное небо над ними вздымались черноватые столбы прометиевого дыма, воздух с визгом и шипением рассекали лазерные лучи, выжигавшие следы на сетчатке.

Лев взобрался на первый из многих валов, отделявших его от вершины. Свита рассредоточилась вокруг, прикрывая господина огнем, и его знаменосец воздел новый штандарт примарха. На поле цвета лесной зелени серебрился громадный меч рыцарей Калибана — символ сотни кампаний и знак погибели для бессчетных миров. Темные Ангелы начали массовое наступление по всем фронтам, длинные колонны легионеров в черных доспехах прорывались наверх, пока ветер трепал их плащи, а к стенам подбирались пожары.

Эль’Джонсон молчал. Он не издавал боевых кличей, распаляющих ярость бойцов, — его рыцари в этом не нуждались, и они уже получили все приказы. Лев просто наблюдал, как легионеры уверенно приступают к осаде и выкатывают орудия на позиции, как его капитаны безошибочно пробиваются к назначенным им участкам. Алайош с личной свитой так же безмолвно стоял на страже примарх а, и пепел посыпал их шлемы.

Пушки на парапетах вверху дали залп, пропахав борозды в земле перед ними и обратив ее в шлак. Отряды скарабинеров покинули траншеи под стенами и ринулись по вывороченному грунту навстречу захватчикам. Громоздкие дуланские самолеты взмыли на воющих турбовинтовых двигателях, готовые зайти в атаку с бреющего полета и сбросить на врагов смертоносный груз.

Лев видел надвигающуюся бурю, но также чувствовал присутствие тысяч своих генетических сыновей и знал, что вскоре еще тысячи легионеров устремятся с орбиты в гущу боя. Воздев клинок, Эль’Джонсон ощутил дрожь металла, по которому скользнул разряд молнии.

— Еще один мир, — тихо произнес он, соблюдая обычай столь же давний, сколь и сам Крестовый поход. — Для тебя, Отец, еще один мир.

С грохотом распахнулись люки, внутрь десантной капсулы ворвался пылающий ночной воздух Дулана и перед пассажирами раскинулась картина полного разрушения. К западу, на вершине длинной гряды, гремел массированный болтерный огонь — очевидно, там находился Лев. Намного дальше к востоку виднелись другие линии укреплений Первого легиона.

Однако Русс обратил взор на север, где круто уходила вверх земля, почерневшая от пожаров. Горизонт заслоняла колоссальная Багряная Крепость, к которой тянулись полосы разрушений — путь, проложенный орбитальными залпами. Оборонительные башни, красные, словно кровавый закат, теснились в плотных скоплениях, обвивались вокруг соседок, переходили в куртины и контрфорсы, бастионы и равелины, непрерывно поднимаясь все выше и выше, как скалы Асахейма. Гигантизм цитадели указывал на стремление ее хозяина к единоличной власти. Она была самим тщеславием, воплощенным в рокрите, железе и адамантии.

Но теперь она пылала, ее крепостные валы и парапеты терялись за густыми клубами грязного дыма. Основные щитовые линзы до сих пор прикрывали самую верхушку твердыни, но нижние ярусы были разбиты бомбардировкой. Многие из расположенных уступами сводов осыпались по склонам хребта бесформенными грудами щебня. Дорога для наступления пехоты была открыта. Стаи уже выпрыгивали из приземлившихся капсул и мчались по мостам к громадным воротам, откуда вытекал поток защитников оплота. Энергетическое оружие светилось в озаренной пожарами ночи, пронзая сумрак звездными вспышками. Пока первая волна легионеров штурмовала вход, на открытое место выкатилась бронетехника Шестого — «Хищники», чуть отъезжавшие назад при каждом выстреле главного орудия, и «Лендрейдеры», что взрыхляли гусеницами уже истерзанную землю. Висевшие на малой высоте штурмовые корабли истребляли врагов залпами из всех видов оружия.

Сделав очень глубокий вдох, Русс ощутил запах планеты, которую собирался уничтожить, и на губах примарха остался вкус ее страха. Фреки и Гери бросились вперед, капая слюной из распахнутых пастей. Кровавый Вой тем временем продвигался по правому флангу, Хельмшрот ввязался в тяжелую схватку на левом, но постепенно прорывался к внешним воротам крепости. Отряд самого Лемана находился там, где он всегда предпочитал, — по центру, окруженный со всех сторон ревом сражения.

Гримнир Черная Кровь теснил неприятелей, широко размахивая массивной булавой. Эйнхерии, что сопровождали его, повергали приближающихся врагов меткими очередями из болтеров. В дымной мгле впереди виднелись целые шеренги скарабинеров, за ними проступали очертания высоких шагателей — свет из их кабин пронизывал пылевую завесу.

Русс выхватил Пасть Кракена и перешел на мощный бег. Первые из намеченных им жертв грузно приблизились к стаям Черной Крови; фаашские щиты прогибались и вспыхивали под болтерным огнем. Когда противники заметили атакующего примарха, было уже поздно: он ворвался в их строй, орудуя рычащим цепным мечом. Пасть Кракена рассекала силовые поля и броню, вдоль длинной дуги каждого ее взмаха пролегала череда электрических вспышек. Леман рассмеялся, но из вокс-модуля его шлема вырвалось нечто вроде звериного рыка, смешанного с белым шумом. Русс убивал без счета, его удары отшвыривали тела в сторону или подбрасывали над землей. За любым смертельным выпадом следовал победный клич, разносившийся вокруг подобно взрывной волне.

Подгоняя авангард Волков, примарх вместе с ним достиг основания моста. Танковые отряды, занявшие передовые позиции, обстреливали крепостные стены градом снарядов. Из тыла ползла к полю боя тяжелая артиллерия: осадные пушки, бомбарды, гравитонные платформы и более мощные установки на гусеничном шасси. По ним изредка открывали огонь вражеские орудия на валах твердыни, но отдельные мины или пучки смещающей энергии не могли остановить громадную орду техники, которая с рычанием приближалась к цели.

Первые охотничьи стаи уже находились на расстоянии болтерного выстрела от внешних ворот, колоссальной фортификации из гранита и адамантиевых полос. По обеим сторонам арки, увенчанной громадным гербом деспота, высились колонны шириной с титан. С защищенных огневых точек в Волков летели лазерные выстрелы, образующие сетку перекрестного огня, которая сверкала в дыму и раскаляла воздух. В этот вихрь пламени попал взвод «Ленд-рейдеров», пытавшихся пробить закрытые двери. Бронемашины развалились на куски смятой брони и рассеченных траков. Свежие отряды скарабинеров, хлынувшие из тайных укрытий, двинулись в контратаку мимо обломков.

— Стоять! — проревел Русс, поднявшись на невысокий кряж к югу от ворот.

Космодесантники сплотились вокруг примарха и подняли знамена Шестого легиона, словно бросая вызов отвесным стенам. Другие танковые взводы рискнули подобраться к твердыне и начали обстрел участков куртины рядом с вратами, держась поодаль от огневого мешка возле входа.

Черная Кровь, хромая, подошел к Леману. Броню хускарла покрывали пятна гари.

— Ломать будем долго, — сказал он.

Примарх сверился с картой поля битвы на внутреннем дисплее, анализируя развертывание частей, ситуацию в зонах высадки, продвижение по фронту. Темные Ангелы добились внушительных успехов — обезопасив свои плацдармы, Первый легион развивал с них наступление. Кровавый Вой и Хельмшрот одинаково быстро теснили дуланцев на флангах, как будто соревнуясь между собой. Сейчас их стаи поворачивали к центру сражения, уничтожая врагов на открытой местности. Ярлы намеревались воссоединиться с Руссом, но их резвость пропадет зря, если ворота останутся закрытыми.

— О, их сломают прямо сейчас, — возразил Леман, увидев, что на дисплей вползает скопление рунных меток. — Тебе это понравится.

Стоило ему договорить, как скалы под Волками завибрировали, но не в беспорядочном ритме разрывающихся снарядов. Она дрожала в такт могучему рокоту огромных машин, звуковые волны которого накладывались друг на друга, достигая сотрясающей землю интенсивности.

В зоне видимости возникли первые гиганты — тридцать осадных танков «Тифон», изрыгая копоть из выхлопных труб, въехали на указанные им огневые позиции вдоль хребта. За ними следовали поистине великанские сокрушители крепостей — десять «Теневых мечей». Вокруг грузно покачивающихся пушек «Вулкан», которыми была оснащена каждая из этих бронемашин, обвивались струйки дыма. Невероятно мощные силовые установки толкали сверхтяжелые танки через пепел и грязь поля сражения, колоссальные траки давили тела павших.

— Железный жрец, — Боксировал Русс, — у тебя все готово?

В канале затрещал голос Клойи:

— Они глушат связь, господин, но я принял меры и теперь слышу вас.

— Тогда командуй.

Последний из танков занял свое место, заблокировал гусеницы и перенаправил энергию реактора с ходовой части на управление орудиями. Осажденные заметили угрозу, плотность лазерных залпов возросла, но лучи просто отражались от толстой брони или проскальзывали по ней, почти не мешая подготовке к залпу.

Клойя отдал приказ.

Хотя линзы шлемов смягчили яркость вспышки, а звуковые приемники — грохот разрывов, легионеры все равно испытали сенсорную перегрузку. Сверкнуло белое пламя, сотряслась земля, из стволов вылетели клубы дыма, поднявшиеся к небу темными колоннами. Под ними, одно за другим, унеслись к цитадели огненные копья, и загремела симфония канонады.

Вход в крепость скрылся за плотным занавесом взрывов. Основание ворот содрогнулось, парапет рухнул на землю лавиной рокритового крошева. Из круговорота разрушений по-прежнему вылетали лазерные лучи, но они терялись за ураганными залпами бронетехники легиона. Снаряд за снарядом попадал в цель, по танки продолжали выпускать их с пугающей размеренностью. Дымные следы клубились и разрастались, пепел засыпал все вокруг.

Но ворота все еще стояли. Их железные скрепы расплавились, гранит развалился на куски, огромные штифты раскололись, однако сердцевина непокорно держалась.

— Еще! — захохотал Леман, наслаждаясь этой демонстрацией мощи, высвобождением грозного разрушительного потенциала его легиона.

Долгие месяцы охоты и непрерывных боев на других планетах, победы в которых лишь незначительно приближали Волков к цели, подошли к концу, как и насмешливые издевки самозваного тирана. Примарх уже представлял, как сдавливает ему глотку, и в глазах деспота мелькает страх при виде Моркаи, явившегося за ним. Все прочее — покорение дуланских владений, расширение Империума, долгий процесс приведения к Согласию и восстановления миров — не имело значения. Как и всегда, война была для Русса личным делом, возможностью свести счеты, отплатить кровью за кровь.

Обстрел ворот усилился, адамантий задрожал в волнах жара. По главным панелям ворот побежали змеящиеся трещины, которые светились изнутри. Перегретый каркас начал сминаться.

Метки отрядов Хельмшрота на дисплее быстро приближались. Стаи ярла пробивались к западной стене, гоня перед собой врагов. Кровавый Вой на своем фланге почти не отставал и должен был подойти к мосту через считанные минуты.

В этот момент земля содрогнулась от грохота — врата наконец раскололись. Новые снаряды вонзились в линию разлома, расширяя брешь. Из нее взметнулись языки пламени, по шатающимся створкам потек густой расплавленный металл. Послышался резкий раскатистый треск. Правая опора рухнула, разбитая на куски, подходы к воротам засыпали фрагменты гранитной кладки. Колонны слева, лишенные поддержки, сложились под беспощадными залпами, как сталь в кузне сминается под ударами молота. Орудия с парапета повалились следом, крики их расчетов утонули в шуме рукотворного камнепада.

Только тогда прекратилась бомбардировка.

На несколько секунд, пока громадные клубы дыма поднимались над скалами, повисла внезапная тишина. Ее прерывали только далекие звуки боя, приближающегося к воротам. Затем широкое облако пыли и измельченной кладки лениво опустилось к земле, медленно рассеиваясь в воздухе. Из дымной пелены проступила картина разора — зияющий пролом на месте оборонительных башен, заваленный расколотыми, горелыми обломками укреплений.

Русс первым ринулся туда, воздев Пасть Кракена.

— Ко мне, Влка Фенрика! — прогремел он, устремляясь вниз по склону кряжа; на плечах Лемана развевались меха.

Истинные волки мчались следом.

Отвечая на его зов, Стая, подобно приливу зимнего моря, затопила еще горящий вход в крепость. Пока воины карабкались через частокол из балок и поперечин, пушки легиона возобновили обстрел. Их поднятые выше стволы теперь посылали снаряды над головами наступающей пехоты. Танки неумолимо поползли к бреши, пробираясь через учиненный ими же разгром и выискивая новые мишени в мутной тьме впереди. Штурмовые корабли набрали высоту, игнорируя ослабевший зенитный огонь, и накрыли очередями из тяжелых болтеров беззащитное нутро цитадели.

Никто не сумел опередить повелителя Волков. Примарх, по бокам которого бежали Фреки и Гери, прорвался через разбитые ворота с воющим цепным мечом в руках. Не обращая внимания на истончившиеся пучки лазерных лучей, которые врезались в обломки, он направил клинок на самую высокую башню, гордо возвышавшуюся над морем пламени и густого дыма.

— Дрожи теперь, дуланский тиран! — прорычал Русс, переступая порог Багряной Крепости. — Палач взял твой след, и ты нигде не скроешься.

Кровавый Вой глубоко погрузил топор в грудь фаашского механосолдата. Щиты скарабинера наконец лопнули, и он спазматически задергался на клинке. Ярл вырвал оружие, но враг тут же попытался ухватить его искрящей перчаткой за правое запястье.

Разъяренный Йорин повторным ударом отсек ему руку по локоть. Затем он еще несколько раз рубанул фааша топором, превратив в крошево обломков брони.

— Как же вас убивать? — проворчал он, отходя от груды металла.

— Примерно так, — заметил Булвайф, сражавшийся плечом к плечу с ярлом.

Оба воина продолжили наступление, за ними последовала остальная рота. Над Волками и вокруг них тлели развалины ворот, покрытые слоем горящей пыли. Вверху с глухим рокотом пронесся «Огненный раптор», который непрерывно стрелял из крыльевых орудий, углубляясь на территорию полуразрушенной цитадели.

На правом фланге стая под началом Ульбранда обогнула разбитое основание боковины врат и начала преодолевать руины за ним. Отряд по левой стороне, ведомый Хъялмаром, выискивал среди разгрома окопавшиеся группы скарабинеров. Долгая и тщательная бомбардировка снесла даже самые прочные укрепления, но изрытый воронками ландшафт замедлял продвижение пехоты. Кроме того, вокруг появились сотни укромных местечек для снайперов и контратакующих истребительных команд.

Присев за куском рокрита размером с «Носорог», Йорин вызвал тактическую карту. Булвайф велел стае не останавливаться, после чего присоединился к ярлу.

— Примарх быстро продвигается, — сказал тот, изучая перемещение рунных меток по схеме города-крепости на авгурном дисплее. — Хельмшрот скоро присоединится к нему.

Хускарл взглянул на экран, затем высунулся из укрытия, выпустил несколько болтерных очередей и отдернулся за угол, стоило врагам дать ответный залп. Стрелявшие явно паниковали и целились скверно.

— Значит, нам надо поторопиться.

— Это можно, — кивнул Кровавый Вой.

Он выскочил из-за обломка, перепрыгнул груду щебня и помчался по открытой местности. С обеих сторон от него уходили вверх по крутому склону ряды осыпавшихся башен, одни из которых лишились верхних половин, другие покачивались на расколотых фундаментах. Русс проложил дорогу по центральной оси укреплений, разрушив их танками, и лишь затем отправил пехоту для зачистки развалин.

Вокруг легионеров вздымались здания без крыш, с обугленными стенами; многие из них горели. Впереди лежали предательски узкие улочки со зданиями из красного камня и песчаника, из-за которого вся планета из космоса напоминала рану. Рота просачивалась через город по множеству путей, сражаясь на каждом перекрестке и площади. Защитники твердыни вновь сплотились и оказывали решительное сопротивление, поэтому темп наступления упал. Штурм свелся до тяжелой работы топорами на баррикадах и в одиночных окопах.

Когда Волки зачистили этот сектор и перебрались в следующий, к Йорину подошел вернувшийся Ульбранд. Крозиус жреца почернел от выжженных следов крови.

— Ярл, я сделал то, что ты велел, — сказал он.

Кровавый Вой подступил к нему:

— Говори, где они.

Ульбранд пригнулся, пропуская над головой случайный лазерный луч из боевых порядков дуланцев наверху.

Враги глушат сенсоры, — сообщил волчий жрец, присев возле полуразрушенной стены. — Связь плохая, но я отследил жизненный сигнал.

— Где?

В ответ Ульбранд показал ему авгур. Отметка цели, крошечная точка света, мерцала менее чем в пяти километрах к востоку — в пределах крепости, но среди ее запутанных внешних уровней.

— Нам не по пути.

Йорин прикинул дистанцию перехода. На карте отображался маршрут — сложный, но преодолимый, — который змеился под бойничными стенами верхних ярусов. Он пролегал в виду многих из уцелевших орудийных башен цитадели.

— Хель! — выдохнул ярл.

— Решать нужно сейчас, — указал жрец. — Русс уже добрался до внутренних ворот. Мы скоро понадобимся ему.

Кровавый Вой хотел оказаться и там, где завершится многомесячная охота, но он дал слово.

— Сигнал держится? — спросил он.

— Пока что.

— Тогда ты веди роту, — приказал Йорин. — Я возьму Булвайфа и три стаи. Пробейся к примарху, а я вернусь, как только смогу.

Ульбранд кивнул:

— Поспеши. Битва подходит к концу.

Огвай Хельмшрот во главе передового отряда вступил в разрушенный зал. Помещение когда-то было просторным — впечатляющую площадь пола окружали ряды опорных колонн, задрапированных знаменами с драконом. Возможно, раньше здесь награждали отличившихся воинов Дулана, но от прежней церемониальной пышности не осталось и следа. Через пробитую крышу на воинов смотрело пылающее небо, они пробирались по завалам из рухнувших балок и мраморного крошева. Расколотые стены испещряли рытвины от болт-снарядов, стяги валялись на полу или догорали под потолком.

Снаружи доносилось гулкое рычание танковых двигателей. Бронемашины взбирались по узким, извилистым улицам, перемалывая траками каменные плиты. Раздавались нескончаемые хлопки минометных выстрелов, перемежавшие стаккато очередей из ручного оружия.

Русс ждал своего ярла. Истинные волки держались рядом с Леманом, их пасти блестели от крови, а шерсть сильно запылилась. Огвай отсалютовал, после чего огляделся по сторонам, оценивая масштабы разрушений.

— Нравится, господин? — спросил он.

Примарх подошел к нему, скрипя битым камнем.

— Безмерно. Как обстановка?

— Они не бегут, — сказал Хельмшрот, отряхивая топор. — Сберегают нам время.

С вышины отвесных стен цитадели раскатились приглушенные хлопки взрывов. Пол содрогнулся, со стен вновь посыпался песок. Русс нетерпеливо заходил по комнате, поглаживая волков.

— Кровавого Воя нет, — обеспокоенно пробормотал он. — Почему каналы его стай заблокированы? Он связывался с тобой?

Не успел Огвай ответить, как в сорванную взрывом дверь по восточной стороне зала вошел рунный жрец Хеорот.

— Хейлир, Волчий Король, — поклонился он.

— Ну? — нетерпеливо произнес Леман. — Где мой ярл?

— Ульбранд на подходе.

Русс глубоко запустил пальцы в гриву Фреки.

— Я спрашивал о Кровавом Вое.

— Ярл не со жрецом.

Хельмшрот глухо и раздраженно заворчал:

— Тогда лучше бы ему погибнуть. Если он вот так ушел куда-то…

— Он нужен мне здесь, — просто сказал Леман.

— Отряды Йорина наступают.

— Мне не нужны его отряды, мне нужен он. Кости Моркаи, он с самого начала вел себя как-то странно!

Примарх резко повернулся и отдал несколько приказов по комму. Устройство зашипело помехами, которые досаждали легиону с момента высадки.

— Не нужно ждать, — заявил Хельмшрот. — Последний ярус совсем рядом.

Леман посмотрел на него:

— Ты спрашивал, не вижу ли я изъяна в его роте. Я надеялся, что нет. Верил, что эта битва развеет мои опасения. — Русс выругался. — Как далеко он оттянулся?

— Направился со свитой в восточный квартал, — сообщил Хеорот.

— Значит, недалеко. — Леман взмахом руки подозвал Черную Кровь.

— Господин, забудь о нем, — сказал Огвай. — У нас достаточно сил. Нельзя допустить…

— Чтобы тиран сбежал? — Примарх рассмеялся. — Куда ему удирать? Его небеса теперь наши, его стены рухнули. Деспот подождет. Мне нужно сначала навести порядок у себя дома.

К ним грузными шагами подошел Гримнир в сопровождении остальных эйнхериев.

— Что прикажешь?

— Следовать за мной, — велел Русс, указав на Черную Кровь и две стаи позади него. — А ты, — обернулся он к Хельмшроту, — закрепись в этом секторе. Выведи бронетехнику на следующий уровень и начни обстрел верхнего города, но не прорывайся туда. Пока что.

Примарх со зловещей целеустремленностью зашагал к выходу. Истинные волки мягко ступали рядом с ним.

— Он получил приказ! — прорычал Леман. — Я научу Йорина повиновению, даже если придется расколоть ему череп!

Перед тем как зайти внутрь, магистр ордена Алайош отряхнул наплечники от грязи сражений. Такая же кровавая пыль покрывала каждый клочок на верхних ярусах твердыни. В воздухе висели плотные облака этой мерзости, которая забивала двигатели бронемашин и дыхательные фильтры. Темные Ангелы до основания разрушили половину зданий вокруг, и на пустоши, покрытой воронками, трупами и выгоревшими остовами танков, резко выделялись уцелевшие строения. Они стояли, покосившись, их пустое нутро было открыто несущим пламя ветрам.

Приведя себя в относительный порядок, Алайош дал знак своей свите, и воины распахнули двери. Магистр вошел в покои, расположенные в наивысшей точке захваченной цитадели. Высокие и узкие окна зала вылетели в начале минометного обстрела, стекло блестящими кучками рассыпалось по полу. Из каменных проемов открывался вид далеко на восток, где за равниной высилась громада Багряной Крепости. С ее нижних уровней поднимались столбы густого дыма, тянущиеся от пробитых резервуаров с прометием и арсеналов разгромленных бастионов.

Лев стоял возле пышного, но расколотого стола на массивных ножках, с крышкой из какого-то камня жемчужного цвета. Повсюду лежали трупы дуланцев, как в доспехах, так и в гражданской одежде, изуродованные попаданиями болтов. Вдоль стен выстроились легионеры, наблюдавшие за пустыми окнами.

Эль’Джонсон взглянул на приблизившегося воина.

— Есть новости от Гахаила, — объявил примарх.

Магистр отсалютовал ему, стараясь ничем не выказать усталости. Битва за цитадель закончилась быстро, но почти каждая схватка была тяжелой и беспощадной.

— Значит, он победил, — произнес Алайош.

— Генераторы щита захвачены, — довольным тоном ответил Лев. — Идем, тебе надо это увидеть.

Темные Ангелы подошли к восточной стене зала и взглянули на разорение снаружи сквозь зияющие оконные проемы. Над оккупированной цитаделью кружили «Грозовые птицы» Первого легиона, которые выискивали последние участки сопротивления. Группы бронемашин прорывались по равнинам на восток и юг, блокировали пути подхода и выставляли заслоны от возможных контратак.

Ночь стала поистине непроглядной. Звездный свет не пробивался сквозь плотные облака, пейзаж из-за разрастающихся пожаров казался темно-красным, как раскаленный ржавый металл. Багряная Крепость подобно горе вздымалась на восточном горизонте, ее темный силуэт резко выделялся на фоне языков пламени. До последнего момента вершину твердыни прикрывала матовая пелена пустотных щитов, и на ярусы возле нее можно было попасть только через множество ступенчатых уровней внизу. Сейчас, на глазах у Льва и Алайоша, воздух над цитаделью вздрогнул, защитные экраны замерцали и погасли, словно задутый огонек свечи.

— Гахаил отлично справился, — искренне произнес магистр; он точно знал, как надежно охранялись районы с генераторами и как непросто было другому офицеру захватить их.

— Безусловно, — согласился Эль’Джонсон. — Но сражение еще не закончилось.

Примарх вызвал тактический гололит со схемой всего театра военных действий. Десятки рун отмечали главные имперские соединения, отображая текущее положение Девятого ордена внутри взятой цитадели и маневры Гахаила далеко на севере. На огромном расстоянии к востоку, в пустошах за Багряной Крепостью, находилась группировка Мориэна. Она оставалась неподвижной, воины были зажаты врагом в зонах высадки.

— Как и предполагалось в плане, — мрачно заметил Лев. — Дуланцы уже накапливают там силы, надеясь прорвать осаду столицы с востока.

— Мориэн сдержит их.

— Возможно. Но я бы предпочел вообще избежать этого. — Эль’Джонсон подозвал одного из своих адъютантов, Орфея. Пожилой смертный в рясе сгибался под тяжестью устройств связи и инфопланшетов. — Как успехи у моего брата?

Старик перепроверил данные сенсоров.

— Волки задержались, мой господин. Никакого продвижения. Согласно отчетам, они достигли предпоследнего яруса, но затем остановились.

Алайош поразмыслил над услышанным. Считалось, что самые надежные укрепления крепости находятся по ее периметру, и Шестой уже преодолел их. Редко случалось, чтобы Волки делали паузы в наступлении. По крайней мере их репутации это никак не соответствовало.

Лев снова выглянул из разбитого окна, его темный шлем блеснул в свете пожаров.

— Можно покончить с тираном сейчас, — задумчиво проговорил он. — Щиты отключены, ничто не мешает нам телепортироваться в убежище деспота и снять ему голову. Завершить всю кампанию.

— Верно, — осторожно согласился Алайош. — Но приз обещан Волчьему Королю.

Эль’Джонсон рассмеялся:

— Это что, какая-то игра или детская забава? Чем дольше мы ждем, тем сложнее приходится Мориэну.

Примарх обернулся к тактической карте. В битве наступило неустойчивое равновесие: начальные достижения были огромными, но при потере темпа наступление могло забуксовать. Вся планета мобилизовала имеющиеся резервы, и ее миллионные армии спешили к крепости, ведомые общей целью.

Но оставалась прямая дорога к победе, одно чистое убийство. Имперцы знали, где скрывается тиран, и только что лишили его последней защиты.

— А Волки не могут поступить так же? — неуверенно спросил Алайош.

— По слухам, они не любят телепорты, — фыркнул Орфей.

Лев покачал головой:

— При необходимости они могли бы, но сейчас бездействуют. Нечто сдерживает их. Получится выйти на связь с моим братом?

Орфей замешкался перед ответом.

— В крепости какие-то мощные помехи. Сомневаюсь также, что их коммы работают надежно.

— И мы ждем здесь, упуская такую возможность, — раздраженно вздохнул Эль’Джонсон и побарабанил пальцами по рукояти меча в ножнах.

Алайошу не нравилось, в каком направлении развивается разговор. Офицер изучил Волчьего Короля во время совета на «Непобедимом разуме» и заметил, что тот пылает едва сдерживаемой жаждой закончить дело. Одержимость целью, которую испытывал Русс, была неведома сынам Калибана. Леманом руководила не гордость, но чувство необходимости. Тех нескольких часов хватило магистру ордена, чтобы понять все необходимое о примархах и их ключевых различиях. Лев был монархом, усмирителем зверей, повелителем городов. Волчий Король был оружием, управляемым взрывом, глашатаем неистовства.

И все это проявится, если у него отберут добычу. Очень ярко проявится.

— Если позволите дать совет, господин, — сказал Алайош, — мы должны выйти с ними на связь. Сообщите Руссу, что путь свободен, предоставьте ему этот шанс. Нам и здесь хватило боев, а теперь нужно идти на помощь Мориэну.

Эль’Джонсон ответил не сразу. Магистр ордена и раньше видел примарха таким, когда тот находил уязвимое место врага, словно в поединке, когда другой мечник неожиданно ослаблял защиту. Именно то, что Лев никогда не упускал открывшихся возможностей, сделало его владыкой Калибана, и этот же талант помог ему быстро вознестись в число самых прославленных генералов Крестового похода. Возможно, однажды он сумеет поспорить даже с Хорусом и Жиллиманом. Кроме того, Эль’Джонсон радел о своей репутации и пополнении списка побед, ведущегося Воинством Крестоносцев на Терре.

В конце концов Лев повернулся спиной к крепости, лицом к Орфею и своим стратегам, но так и не выпустил рукоять меча.

— Попробуй связаться с ним, — велел примарх адъютанту. — Передай, что вершина открыта для штурма с использованием варп-транспортировки, если он еще не заметил. — Эль’Джонсон криво усмехнулся. — И, если не боишься за себя, добавь, что мы готовы помочь.

Алайош чуть расслабился:

— А если Русс не будет доступен?

Лев пожал плечами. Казалось, что Багряная Крепость на востоке с необоримой силой притягивает его взгляд.

— Тогда подождем, — ответил он. — Пока что.

Чем дальше Волки прорывались на восток, тем тяжелее им приходилось. Скарабинеры из гарнизона бились с прежним упорством, сражались за каждую баррикаду и перекресток. Йорин, Булвайф и три их охотничьих стаи уже не пытались уничтожить все на своем пути — так они точно не успели бы добраться до места назначения. Солдаты-фааши, осознав, что тяжелая техника Шестого по-прежнему движется на север, к вершине, стянулись к отряду ярла. Они непрерывно атаковали легионеров из засад в разбитых бомбами зданиях.

Кровавый Вой, повинуясь выработавшемуся в битвах чутью, свернул в сторону и ушел от нескольких взрывов. С каждой минутой принятое решение все сильнее напоминало ему предательство, измену клятвам, принесенным целую жизнь назад. Не было оправданий тому, что Йорин покинул передовую, имея приказ вести наступление. Возможно, если бы на орбите он сказал правду своему повелителю, все пошло бы иначе, но мрачные тайны его роты, наслаиваясь друг на друга, погребли под собой любые разумные соображения.

Страх, что проник в его сердце после случая с Хараалем, так и не покинул ярла. Все они прошли Испытание Зверя, страдали на пустошах, терзаемые изнутри огнем «канис хеликс» в крови. Йорин помнил те дни отчетливее, чем другие воины, поскольку был тогда старше их и ближе к смерти. Каждый из них в какой-то момент оказался на жутком перекрестке, где раздваивалась дорога судьбы: один из путей вел обратно в мир людей, другой — в животное забвение. После проверки казалось, что им больше никогда не придется делать такой выбор, что они уже взглянули проклятию в глаза, одолели его и вышли на свет.

Но теперь это изменилось. Над ротой нависла угроза того, что испытание будет длиться вечно и боль сможет вернуться в любую секунду, чтобы утащить воинов в глубины их разума, сокрушив тонкую преграду человечности вокруг зверя внутри. Похоже, самым опасным было положение Волчьих Братьев из Декк-Тра, которые прошли проверку уже в зрелости. Ни Йорин, ни Булвайф раньше не сожалели об этом, как и все, кто рискнул вместе с ними. Они думали, что есть только два исхода: достойная смерть или славное бессмертие, — поэтому выбирали с открытыми глазами и весельем в душе.

Сейчас возникла третья вероятность: деградация в нечто кошмарное, искаженное, подобно неудачникам испытаний в глуши Асахейма. Эти создания становились жертвами охоты или влачили жизнь, полную муки и безумия, пока яды Спирали не дарили им забвение. Значит, нужно хранить тайну — по крайней мере пока не выяснятся причины изменений. Если в воинах есть какой-то изъян, то, возможно, со временем его удастся понять и исцелить, а до тех пор следует утаивать все его проявления и сведения о нем, даже ценой нарушения приказов господина.

Ярл уже приближался к цели, так быстро, что здания мелькали мимо него размытыми пятнами теней и пламени. Он проносился по заброшенным улицам, невзирая на болезненные прострелы в усталых от боя мышцах. Он сражал любого, кто выходил против него, убивая врагов даже с большей поспешностью, чем в последние секунды до варп-перехода на ударном эсминце.

Йорин не перечил Руссу, когда они оба считали себя простыми смертными. Разрыв между ними начал медленно расти лишь после того, как воинов превратили в полубогов. Возможно, через него уже не перебросить мост. Возможно, были правы сомневающиеся, те, кто считал, что Волчьим Братьям нужно остаться людьми и умереть, как положено человеку, пусть даже их повелитель занял место в пантеоне Всеотца.

— Нашел их, — Боксировал Булвайф, мчавшийся справа от ярла.

На дисплее шлема Йорина возникла метка-указатель: пятьдесят метров впереди, уровнем ниже, где-то в скоплении построек. Основные участки боев находились далеко отсюда, и эти районы крепости пострадали не так значительно.

— Жизненные сигналы? — спросил ярл, преодолевая последний закоулок до цели. Болтер он держал наготове, в отставленной руке. — Хель, да что такое с коммами?

— Только один, — ответил хускарл напряженным тоном. — Слабый, но активный.

Закоулок привел их на открытое место — во внутренний дворик в десять метров шириной, не тронутый минометными залпами. С другой стороны высилось некое строение вроде храма или собора, со множеством шпилей, которые тянулись к исчерченному огнем небу, словно загребущие пальцы.

Слева и справа площадку окружали другие здания с выбитыми окнами. В пустых проемах мелькало пламя.

Перед собором ждало отделение механосолдат, которые немедленно дали залп при виде Волков. Времени для отвлекающих маневров или уловок не осталось, и стая ринулась прямо на врагов, паля на бегу.

Дворик наполнился свистом болт-снарядов, грохотом разрывов, зловещим треском выстрелов из смещающих орудий. Боец из стаи Булвайфа, пораженный в грудь, опрокинулся навзничь и проехал на спине по рокриту. Расколотый доспех заискрил разрядами высвобожденной энергии. Еще несколько воинов, раненные в ногу или руку, повалились наземь, в месиво из крови и осколков керамита. Падали и скарабинеры, когда их щиты не выдерживали сосредоточенного обстрела из болтеров. Фааши еще не успели набрать заряд для второго залпа, когда Волки обрушились на них с топорами и мечами, вкладывая в каждый удар отчаяние почти опоздавших людей.

Йорин пробивался сквозь ряды ошеломленных врагов, рассекая глотки и вырывая кабели. Он с разбега толкнул скарабинера плечом, прижал к стене какого-то склада и впечатал кулак ему в лицо, потом еще раз и еще, вбивая шлем в лобную кость. Механосолдат сполз на рокрит, и ярл помчался дальше. Расстреляв из болтера массивные двери храма, он ворвался внутрь и устремился по лестнице, прыгая через три ступеньки. Добравшись до нижнего этажа, Кровавый Вой завернул за угол и влетел во внутреннее помещение.

Там не горели люмены, высокие окна были завешены. Примерно полсекунды даже Йорин, с его улучшенным зрением, ничего не видел в кромешной тьме. Он словно бы оказался в космической пустоте.

Внезапно вспыхнувшие прожектора озарили арочный неф, украшенный геральдическими драконами тирана. Стены здания были такими же багряными, как внешние эскарпы крепости. В двадцати метрах от ярла находилась сцена во всю ширину зала. На уступчатое возвышение опирались подмостки, уходящие вверх до замкового камня арки. Там раскачивалась на подвесе большая клетка с железными прутьями, внутри которой рычал и пускал пену зверь, когда-то бывший воином. Шерсть на его искаженном лице, как и у Харааля, слиплась от крови и слюны. Легионер скреб прутья когтями, его лишенное брони тело увеличилось и сгорбилось. На коже Волка виднелись следы пыток, вдоль обнаженных конечностей тянулись полосы открытых волдырей.

К ярлу присоединился Булвайф, следом появились остальные бойцы. Пока стаи рассредоточивались по нефу, воины не сводили глаз со сцены. Как и на мостике эсминца, они прицелились в существо из болтеров, но команды стрелять не последовало. Мутировавший легионер явно не узнавал старых товарищей, только бросался на прутья, завывал и тряс клетку, которая неистово моталась на подвесе.

Йорин напряг палец на спуске, чувствуя, как в животе пробуждается знакомое тошнотворное ощущение. От него требовалось только отдать приказ, но слова застыли на губах, скованных омерзением.

В тот же миг, впервые с начала штурма, прекратилось шипение помех в вокс-бусине. Высоко в стенах зала раздвинулись заслонки, которые скрывали пикт-генераторы, направленные на сцену. Устройства заработали с жужжанием, изображения дракона над подмостками неожиданно озарились задней подсветкой.

— Воины-фааши! — загремела на оглушительной громкости вокс-запись из динамиков, развешанных под аркой просцениума. — Познайте суть тех, кто осаждает Дулан! Узрите истинный лик врага, отриньте его ложь! Стерегитесь чужака, мутанта, еретика!

Пикт-поток дуланской трансляции вдруг ворвался на дисплей Йорина, сметая тактический слой. Вместо него визир ярла заполнила звериная морда легионера, снятая крупным планом. Кровавый Вой убрал ее движением зрачка, но изображение метнулось обратно и размножилось. Оскаленные, рычащие пасти Волка расползлись по всему дисплею.

Йорин открыл огонь, разнося генераторы на куски. Его стая последовала примеру вожака, и под своды зала унеслись новые болт-снаряды. Сбитые ими пикт-устройства рухнули, выбрасывая пучки искр.

Вокс-запись оборвалась, изображения погасли.

— Что произошло? — ошеломленно спросил Булвайф.

Прежде чем кто-либо успел ответить, на галереи по обеим сторонам нефа хлынули десятки солдат. Легионеров накрыл шквал лазерных лучей, вонзавшихся в пол собора. Еще один отряд начал спускаться на тросах из-под потолка, другие группы хлынули в зал из дверных проходов за сценой.

Ярл спокойно отступал, стреляя в новоявленных противников. Бойцы его стаи также отвечали неприятелю болтерными очередями.

— Понятия не имею, — мрачно произнес он, выбирая цели. — Но без этого мы никуда не уйдем.

Орфей вскинул голову, утратив на мгновение дар речи. Визуальный поток очистился, но то, что успел увидеть адъютант, сложно было забыть.

— Я допустил ошибку, господин, — осторожно произнес он. — Проблемы со связью в крепости были не случайными, а…

— Умолкни! — резко оборвал его Лев. — Сотри эти записи. Узнай, как они взломали нашу сеть, и закрой брешь.

Торопливо поклонившись, Орфей принялся за работу. Алайош ждал, как примарх отреагирует на краткую пикт-передачу. За десятилетия в Крестовом походе магистр насмотрелся чудес и ужасов на дюжину жизней, но мало что могло сравниться с подобным зрелищем.

— Мы видим Волков на наших авгурах? — спросил Эль’Джонсон.

— Да, — подтвердил Алайош.

— Они по-прежнему стоят?

— Наступление пока не началось.

— Как там Мориэн?

— Без изменений.

Лев кивнул, взвешивая варианты. Его гвардейцы в зале готовы были исполнить любой приказ. Все они видели изображения зверя — промелькнувшие мгновенно, как мимолетный кошмар, и угасшие, но навсегда врезавшиеся в память.

— Я давал ему время, — наконец произнес Эль’Джонсон, почти нехотя, но с теми же нотками предвкушения боя. — Что-то пошло не так. С ними всегда было что-то не так. — Он повернулся к Алайошу. — Пора заканчивать с этим.

— Как пожелаете, — откликнулся магистр, передавая команду своему отделению паладинов по закрытому каналу связи.

Вместе со Львом он вышел из зала и поднялся по винтовой лестнице на крышу, где трудились слуги Первого. В небе над воинами, среди озаренных пожарами грозовых туч, кружили штурмовые корабли Темных Ангелов. Пламенный ад внизу извергал потоки и вихри раскаленного воздуха, которые приносили запах горящих угольев. Пятьдесят паладинов легиона, ждавшие появления командиров, отсалютовали клинками при виде примарха.

Открытая крыша являлась высшей точкой захваченной цитадели, с нее можно было рассмотреть всю зону боевых действий. К востоку вздымалась на горизонте Багряная Крепость — громадная, окутанная чадом. За ней простиралась равнина, над которой тянулись черные клубы дыма, указывающие на места боев.

Вдоль платформы переноса уже разместили направляющие антенны телепортов, подсоединенные к мощным силовым агрегатам. Установки потрескивали разрядами эфирной энергии, сам воздух словно бы искрил из-за близящегося прорыва пелены и перемешивался, как молоко в катящемся бидоне.

— Наведение завершено, — доложил Инардин, старший из паладинов, и Эль’Джонсон прошел в центр платформы.

Другие рыцари, включая Алайоша, заняли места вокруг господина. По антеннам поползли сплетающиеся завитки варп-энергии.

Тогда Лев усомнился лишь на секунду. Он посмотрел на восток, где под мрачным ночным небом пылала цитадель тирана. Эль’Джонсону показалось, что перед ним гигантский погребальный костер, стремящийся испепелить самое себя. Что бы еще ни произошло на Дулане, крепость уже была обречена на уничтожение. Где-то в недрах этой колоссальной груды железа и рокрита по-прежнему сражался брат Льва — с врагом или со своей сутью. От твердыни веяло чем-то мерзостным, теперь она больше напоминала гробницу, чем оплот.

Алайош ждал. Паладины ждали. Вокруг них завывал ветер — жаркий, как из топки, он нес на пепельных крыльях крики умирающих.

Эль’Джонсон пришел в себя, встал прямо и сжал рукоять меча, готовый к схватке.

— Начали, — скомандовал он, и антенны полыхнули ослепительным светом.

Йорин и Булвайф помчались к сцене, взлетели по ступеням и открыли огонь, посылая разрывные снаряды через просторный неф собора. Легионеры, последовав за ними, сомкнули стену щитов вдоль края возвышения и накрыли врагов шквалом болтов.

Поднялся грохот, из колонн, пола и стен вылетели, кружась, выбитые взрывами куски рокрита. Фааши-скарабинеры зашагали навстречу буре, стреляя из наручных орудий, но их срезали непрерывные очереди. Гибли и Волки, застигнутые в момент перезарядки или попытки перейти в атаку.

Кровавый Вой выпускал один болт за другим. Пойманный зверь выл в клетке, обезумев от бушующего внизу хаоса. Новые механосолдаты ворвались в зал, выбив двери в дальней стене. Счетчики патронов защелкали, близясь к нулю, и вскоре некоторые легионеры сменили болтеры на оружие ближнего боя.

— Мы не сможем сдерживать их вечно! — прорычал Булвайф, всаживая снаряд за снарядом в наступающую орду неприятелей.

— Согласен, — отозвался Йорин, стиснув зубы. Он быстро расходовал боеприпасы, их осталось совсем немного. — Одни не сможем.

Вскинув болтер, он прицелился в цепи, на которых висела клетка. Первым же выстрелом ярл разбил крепление, и вместилище мутанта обрушилось на пол перед Волками. От удара оно развалилось, и освобожденное создание помчалось на всех четырех конечностях в сторону приближающихся фаашей.

Налетев на врагов, словно грозовой фронт, тварь ворвалась в их ряды и принялась крушить механосолдат со звериным неистовством. Существо завывало в бою, его движения — дерганые, лихорадочные, примитивные — были даже быстрее, чем у боевых братьев. Пучки смещающей энергии врезались в мутанта, но он не обращал на это внимания и, пробиваясь дальше, раздирал фаашей на куски, вырывал руки из суставов, перегрызал глотки, выплевывал ошметки плоти. Столкнувшись с подобным кошмаром, скарабинеры дрогнули, потом запаниковали и начали беспорядочно отступать вдоль нефа.

Сняв топор с магнитного замка, Йорин бросился в атаку следом за тварью, и другие Волки сбежали со сцены вслед за ним, издавая тот же самый вой, что и чудовище. Две орды завязли в кровавом ближнем бою, но ярл понимал, что даже монстру не перебить стольких врагов — многочисленные раны неизбежно погубят его раньше. Кровавый Вой сражался мрачно, то отдаваясь боевой ярости, то испытывая ужас при мысли, что выпустил на волю. Йорин старался забыться в битве, обрушивая на фаашей удары топора, один за другим, словно это как-то могло избавить его от вины за все, произошедшее с ротой.

Когда рев существа начал ослабевать и показалось, что ход боя изменится вновь, из-за дальней стены донесся грохот взрывов и характерный рокот турбин десантного корабля. Механосолдаты слишком поздно осознали угрозу — обернувшись, они увидели, как двойные двери зала разлетаются в щепки. В пролом ворвались два истинных волка, которые вцепились ближайшим врагам в глотки и повалили их на пол. За ними появились бойцы Стаи, и фаашей накрыл ураган масс-реактивных снарядов.

После них в собор вступил самый могучий воин — Волчий Король — с рычащим цепным мечом и ликом мрачным, будто грозовые тучи.

Тогда резня закипела по-настоящему.

Реальность исчезла за стремительным приливом эфира, накатила волна жестокого холода, сопровождаемая ощущением невесомости и воем бездны на границе слышимости.

Потом дурнота схлынула, мир пяти чувств сомкнулся вокруг легионеров. Варп-перенос был завершен. Паладины активировали силовые клинки, огляделись в поисках целей и приготовились к неизбежному вражескому залпу.

Выстрелов не последовало. Лев, стоявший в кольце воинов, не вытащил меч из ножен.

Координаты были верными, Орфей переправил легионеров прямо в центр тронного зала тирана на вершине самого высокого шпиля Багряной Крепости. Покои деспота, подобающе обширные, представляли собой множество соединенных проходами комнат, прихожих и альковов, тускло освещенных и удушливо жарких. Фонтаны в форме горгулий сочились водой из разинутых пастей. Переплеты высоких арочных окон в готическом стиле раскалились докрасна от пожаров снаружи, но стекло уцелело.

Паладины рассредоточились и начали тщательную проверку комнат по бокам тронного зала. Алайош и Лев зашагали вперед, к самому сердцу лабиринта. Им открылся купол тридцатиметровой высоты, украшенный мозаичным изображением свернувшегося дракона — герба Дулана. Под ним находилось возвышение с угольно-черным троном. На нем одиноко восседал старик, облаченный в выцветшие багряные одеяния. Его бледная кожа была полупрозрачной, словно тонкий пергамент.

Вокруг, точно как в чертогах Калибана, неярко мерцали свечи. Под ногами неуверенно метались тени, пробираясь между лужицами слабого маслянисто-желтого света. Тянуло почти неуловимым ароматом каких-то благовонных масел.

Человек на троне не двигался, только смотрел на приближающихся рыцарей темными глазами с набрякшими веками. Вблизи стало понятно, что перед ними не просто старое, но омерзительно дряхлое создание, застывшее во времени, как муха в янтаре. Оно, несомненно, было человеком, но его человечность как будто растянули до точки разрыва и дальше, сотворив некую чудовищную пародию на бессмертие.

— Значит, ты пришел первым, владыка Калибана, — произнес дуланский тиран голосом тихим, как шелест тростника. — Не нужно сомневаться, никто в моей зале не в силах повредить тебе. По крайней мере пока.

Лев поднялся к трону, звеня сабатонами по ступеням. Паладины отошли к стенам, их доспехи блестели и словно бы размывались по краям в отраженном свете. Огоньки свечей дрожали в потоках горячего воздуха, что веяли снизу, от далеких погребальных костров горящей планеты.

Эль’Джонсон какое-то время молчал, глядя на высохшее существо перед ним из-под крылатой личины шлема, в которой отражалась тьма. Он, как и всегда, просчитывал варианты. Последние завитки эфира распадались на камне у его ног, будто прах мертвеца.

— Я принес в этот мир справедливость. — Слова примарх а эхом отозвались под пустым куполом. — Завоевал его для Империума, для Повелителя Человечества.

Тиран выглядел усталым и безразличным.

— Я видел и слышал, что ты сотворил здесь. Разрушения, ничего, кроме разрушений. Такое «умиротворение» твой Император несет Галактике. Такое предложение ты выложил на стол — и ждал, что я приму его и буду благодарен тебе.

Лев медленно скрестил руки на груди. В тот момент он казался вещественнее всего в зале — очертания других людей и вещей размылись, цвета потускнели, но силуэт примарха остался четким и незыблемым, как наточенное лезвие клинка.

— От тебя не требовалась благодарность, — возразил он. — Только признание естественного хода истории. Если бы ты принял суть нового порядка, для тебя даже могло бы найтись в нем место.

— Место. Для меня. — Тиран взглянул на огромного рыцаря пустыми, слезящимися от старости темными глазами. Его руки, сжимавшие подлокотники трона, чуть дрожали, но не от страха, а по причине дряхлости. — Нет, не выйдет. Я потратил слишком много сил, выводя эти владения из тьмы варварства к чему-то вроде света. Я опустошен до дна, видишь? Сотня моих хирургов трудится не покладая рук, поддерживая во мне жизнь, ведь без меня рухнет все. Мы осознали это за эпохи ужаса, который в итоге превозмогли и изгнали, но теперь явились вы.

Тиран осторожно откинулся на спинку трона. При каждом движении казалось, что его кости сейчас треснут, кожа отслоится, тощая шея сломается.

— Поведай мне, посланник Императора, — произнес он, — ибо я искренне хочу услышать ответ: что бы ты сделал, если бы дуланские корабли появились у Калибана с теми же самыми требованиями?

Эль’Джонсон спокойно взирал на деспота, его меч не покидал ножен.

— Такой вопрос мне задавали правители десятка миров. И всем им я отвечал одинаково: это неважно. Не вы пришли к нам, мы пришли к вам. Судьба уже дала тебе ответ, и другого ты не получишь.

— Ах вот как, — вяло улыбнулся тиран. — Значит, твой единственный аргумент — «моя империя могущественнее».

— Разница между нами не в могуществе. Мне известно, к чему стремится Император. Люди обретут силу лишь в Объединении. Только под Его руководством мы сумеем навсегда прогнать кошмары прошлого. Если мы потерпим неудачу, ужас вернется, поэтому я не чувствую вины, сметая тебя с дороги. Как уже было сказано, ты упустил свой шанс.

— Да, мне дали шанс стать рабом, — сказал старик. — Очень заманчиво. Я знаю, что вы называете меня «тираном», оправдываете свои поступки россказнями о деспотии, но мой народ по-прежнему сражается за меня. Ты заметил это? Люди видят, что вы явились уничтожить все, созданное нами, и понимают, кто здесь настоящий угнетатель. И не рассказывай мне, будто вы несете просвещение, поскольку ты заблуждаешься. Мы выживали здесь долгие эпохи, когда Терра казалась просто мифом или детской выдумкой. Мы столкнулись с тем, что ты называешь «ужасом», и научились сдерживать его за нашими стенами. У нас сохранились базовые знания далекого прошлого, и ты видел, на что мы способны. В некоторых областях мы даже превзошли вас, и это не должно тебя удивлять, ведь мы были готовы на все, чтобы защитить наш дом. Но вы вернулись, будто кошмар, не исчезнувший после пробуждения. Впрочем, я рад, что мы не сдались вам без боя, — так мне легче будет встретить смерть, примарх.

— Тебе необязательно умирать, — возразил Лев. — Прикажи остаткам твоих армий сдаться. Твоя империя пала, ее столичный мир захвачен. Мы взяли под контроль силовые генераторы, и воины моего брата прямо сейчас разносят твою крепость на куски. Похоже, удача еще не отвернулась от тебя, если сейчас ты споришь со мной, а не с Руссом. Не думаю, что он оказался бы таким же терпеливым.

Тиран кивнул и снова улыбнулся, растянув тонкие губы над пожелтевшими зубами.

— Отдай приказ, — повторил Эль’Джонсон. — Спаси своих людей. Тебя увезут с Дулана, осудят за твои преступления, но планета и ее жители не погибнут, а станут частью Империума.

Старик больше не улыбался.

— Кажется, ты не понимаешь, в чем дело, — ответил он. — Ты видишь, как протекают годы, десятилетия, века, и думаешь, что они имеют какое-то значение, что Терра или Дулан обладают какой-то важностью. В действительности же судьбу целой империи может решить одно испытание.

Лев не шевелился.

— Возможно, однажды, очень нескоро, ты встретишь врага, которого не сможешь одолеть. — В голосе деспота появились ожесточенные нотки, первые признаки злости. — Тогда ты осознаешь, что мы чувствуем сейчас. Сначала заглянешь себе в душу, пока вокруг будут рушиться стены твоей цитадели, потом поднимешь взор на неисчислимые армии за ними, и перед тобой встанет невозможный выбор: что делать? Бежать? Сдаваться? Биться, хотя в итоге ты только прольешь свою и чужую кровь в океан, который уже затопил Галактику?

Тиран с трудом поднялся на ноги, покачиваясь над сиденьем и опираясь на подлокотники трона тонкими, как прутики, руками.

— Лишь тогда ты поймешь, владыка Калибана, — сверкнул глазами старик, — лишь тогда ты познаешь себя, разберешься, из чего сделан. Мы уже прошли через это в последние мучительные годы. Наверное, мне даже стоит поблагодарить всех вас за науку. Вы показали нам, кто мы есть. Показали, что мы лучше.

Клинок примарха выскользнул из ножен, отблески свечей пробежали по стали. Эль’Джонсон плавным, бесшумным движением несравненного дуэлиста повернул меч острием вверх.

— Такие беседы всегда заканчиваются одинаково, — чистым и невозмутимым голосом произнес рыцарь. — Ты подчинишься?

Старик поднял глаза, его впалые щеки пересекла тень Львиного Меча. Медленно, будто следуя какому-то ритуалу, он извлек из-под мантии кинжал.

— А как ты думаешь? — спросил тиран.

Как только смолкли отголоски последних криков, Русс остановился посреди собора. Леман тяжело дышал, с его цепного меча обильно стекала кровь. Волки стояли вокруг, среди наваленных грудами тел фаашей, и по их броне, как по мясницким фартукам, сочились густые багряные капли.

Во время битвы примарха и Кровавого Воя разделяла плотная толпа врагов, и лишь теперь, когда пал последний механосолдат, они могли сойтись. Ярл уронил топор; расщепляющее поле затрепетало и отключилось. Боевая ярость нехотя отпускала волчьего лорда, виски сжимала тупая боль, как при похмелье.

Между Руссом и Йорином на бесформенной куче оторванных конечностей и разбитых доспехов лежало существо, когда-то бывшее Волком Фенриса. Как и Харааль, оно выдержало множество прямых попаданий. На трупе сохранилось несколько фрагментов брони, но большая часть лат свалилась с увитого мускулами тела, поросшего густой шерстью. Ее покрывала корка засохшей крови, черной, как мьод, большая часть которой принадлежала самому зверю. Истерзанную плоть создания испещряли лазерные ожоги, ножевые порезы и входные отверстия снарядов, но раны, нанесенные им противникам, были намного страшнее. Чудовище сносило головы с плеч, выдирало руки из суставов, вспарывало животы. Оно уложило больше фаашей, чем любой из фенрисийцев. Рядом с монстром воздвиглись целые горы вражеских трупов, о каких могли только мечтать воители древнего Асахейма.

Русс подошел к мутанту, воззрился на него и долгое время стоял неподвижно. Из щелей в вокс-решетке его шлема вырывался пар. Космодесантники стряхивали кровь с мечей, не решаясь заговорить. Йорин не сходил с места в нескольких шагах от примарха.

Наконец Леман поднял руки и свинтил шлем. Лишь тогда все увидели гримасу душевной боли, которая исказила грубые, словно бы выкованные из железа черты Волчьего Короля. Опустившись на колени, Русс приподнял в ладонях голову павшего сына и сощурился, изучая постигшие его изменения. Потом он медленно разжал пальцы. Грива зверя коснулась пола, челюсть отвисла, налитые кровью глаза слепо уставились в потолок собора.

Леман резко обернулся к ярлу:

— Почему ты не сказал мне?

Фреки и Гери уже пробрались обратно к хозяину. Кроме них, в соборе никто не шевелился.

— Я… — начал Йорин. — Я ждал.

— Чего?

— Лекарства. Объяснения. Подтверждения того, что…

— Это может случиться с каждым из нас, — закончил Русс, выпрямляясь во весь рост. Обгоревшие меха скользнули по толстой броне, обнажив рунный узор цвета алой крови. Примарх выглядел осунувшимся. — Ты понимал, что никаких гарантий нет.

Он неуклюже двинулся к ярлу, наступая на руки и ноги убитых, ломая кости тяжелыми сабатонами.

— Оглядись, — мрачно сказал Леман, подходя ближе. — Что ты видишь?

— То, чем мы были, — ответил Кровавый Вой.

— И то, чем мы станем.

— Так ты знал?

Русс замер, менее чем на расстоянии руки от ярла.

— Я знал об опасности. Знал, что содержится в «канис хеликс». Знал, для чего ее сделали. Мне показали место, где создали Спираль, и старинные биокузни, в которых ее разработали. У каждого легиона свой яд, и мы не исключение. И да, я видел тех, кто не вернулся из глуши. Иногда я уходил туда в одиночку и избавлял их от мучений. Они ничем не отличались от этого создания. Но среди легионеров… Не помню, о чем я думал. Вероятно, надеялся, что проклятие удастся сдержать. Малкадор предупреждал меня, но кто из нас вообще прислушивался к Сигиллиту? Возможно, теперь стоит начать.

Йорин склонил голову:

— Господин, я…

— Не смей извиняться! — взревел Леман, неожиданно вскипев яростью. — Ты понимал, что нужно сделать, но позволил проклятию разрастись у тебя в роте, а потом утаил это от своего повелителя, посчитав себя мудрее его! Те изображения передавали по всей крепости. Каждый из нас видел их. Враги видели их. Мой брат увидит их. Твои попытки скрыть правду закончились тем, что ее узнали все!

К щекам ярла прилила кровь.

— Я думал… — начал он, но тут же осекся.

— Ты думал, что дело в одной только Декк-Тра, Тринадцатой роте, — с горечью сказал Русс. — Что никто больше не страдает от этого изъяна. Ты ошибался. Может, тебе станет еще тяжелее, но знай: проклятие в каждом из нас. Его зов доносится из холодной ночи, когда утихают звуки битвы и мы остаемся наедине с самими собой. Пожалуй, лучше драться без передышки, а? Тогда не придется внимать ему.

Леман подступил к ярлу, обхватил его обеими руками за плечи и притянул к себе.

— И я не хотел верить в это, — выдохнул Русс так тихо, что услышали только они двое. — Ты, ты был для меня важнее всего. Когда ты прошел испытание, хотя терране заявляли мне, что такое невозможно, у меня сердца забились от радости. Я ведь знал, что мой щитоносец совладает с чем угодно. Никто, говорил я себе, ни один воин с Терры или Фенриса не сравнится с ним. Остальные в конце концов могут подвести меня, но только не ты, ведь мы с тобой были из одного чертога, и оба служили Тенгиру, и вместе ступали по льду, прежде чем все изменилось…

Русс не выпускал волчьего лорда. Тот поднял глаза на скорбящего примарха.

— Что мне делать? — спросил Йорин; его узкое лицо побледнело, будто выбеленная кость.

Если бы ярлу велели броситься на топор, он исполнил бы приказ.

Волчий Король разжал объятия. Он поправил шкуры, смачно отхаркнулся и устало покачал головой:

— Никаких больше команд. Все открылось, мы узнали правду о себе. Лекарства не существует — по крайней мере такого, которое я одобрил бы. Волк внутри делает нас сильнее. Нельзя жаловаться, когда он кусает нас.

Русс снова взглянул на тело мутировавшего воина.

— Сожгите павших, — велел он. — Нас еще ждет битва.

Он повернулся к выходу, но в комме внезапно затрещал голос Хельмшрота.

— Господин, мы засекли телепортацию на вершину крепости! — доложил Огвай с линии фронта. Судя по тону, он был взбешен. — Ангелы начали атаку!

Примарх вскинул голову. Пустота в его глазах сменилась гневом.

— Он дал слово, — сказал Леман, не веря своим ушам. — Ты наверняка ошибся.

— Мы пробиваемся туда, чтобы догнать Льва. Поверьте, никаких ошибок — он опередил нас.

Волчий Король подхватил шлем.

— Лев пошел против меня, сейчас! — выкрикнул Русс, на глазах обретая прежнюю силу. — Очи Хель, он выбрал неудачный момент!

Примарх двинулся вдоль нефа, непрерывно убыстряя шаг. Истинные волки следовали за ним по пятам. Черная Кровь в сопровождении других эйнхериев также направился за командиром. Снаружи усилился монотонный рев турбин снижающихся «Грозовых птиц», пол собора слегка завибрировал.

Йорин замешкался, не понимая, нужен ли он повелителю.

— Господин, я… — начал ярл.

Леман повернул голову:

— Нет. Отправь тело на корабль, потом сожги здесь все дотла. Я сыт по горло этим миром, так что, если поистине жаждешь искупить вину, заставь уцелевших вопить.

И Волчий Король ушел, покинув собор мертвецов. Кровавый Вой обернулся к Булвайфу, и они какое-то время смотрели друг на друга. У ног легионеров собирались лужицы крови.

Затем волчий лорд нагнулся и подобрал свой топор.

— Ты слышал его, — сказал Йорин. — Мы тут еще не закончили.

Потребовался лишь один удар меча — тихий, как шепот, и хирургически точный. Отсеченная голова тирана с влажным шлепком свалилась на пол и покатилась вдоль тронного зала, оставляя за собой тонкую полосу маслянистой крови. Зазвенел кинжал, выпавший из безжизненных пальцев, мантия неожиданно смялась. Тело деспота как будто съежилось после смерти — сложилось внутрь, жесткое и хрупкое, как маховые перья птицы.

Лев толкнул труп сабатоном, словно проверяя, не оживет ли старик. Алайош молча встал у плеча повелителя в ожидании новых приказов. Под мозаичным куполом слабо мерцали свечи, превратившиеся в огарки среди лужиц воска.

— Его нельзя было пощадить, господин? — спросил магистр ордена.

Эль’Джонсон очнулся от раздумий:

— Живым он представлял угрозу для нас.

— Несомненно. И все же…

— Мы продолжили наш список завоеванных миров. Покончили с одной империей, приняли ее жителей в другую. Удовлетворись этим.

Алайош кивнул.

— Как пожелаете, — добавил офицер с поклоном. — Но я покину Дулан без сожалений. От его пыли у меня першит в горле, и я рад, что нам больше не нужно биться здесь.

Стоило ему договорить, как вдали послышался рокот турбин «Грозовой птицы». Шум непрерывно приближался, и вскоре показалось, что десантные корабли зависли прямо над легионерами, а стены башни содрогаются до самого основания.

Примарх поднял голову тирана за редкие волосы и вернулся на тронное возвышение.

— Думаю, ты ошибся, магистр ордена, — устало сказал он.

Двери в дальнем конце покоев распахнулись, грохот удара пронесся по смежным комнатам, порыв ветра задул огоньки свечей. Вошел Русс, мрачный от зарождающейся ненависти. С ним были его волки, с ним были его воины, и все они хлынули в убежище деспота, будто звери из темных лесов, с резким запахом и вздыбленной шерстью, излучающие беспримесную враждебность. Каждый из них был с оружием и в броне, замаранной следами ожогов и грязью сражений, и клинки бойцов уже потрескивали разрядами энергии. Примарх Шестого легиона держал в руке цепной меч длиной почти в человеческий рост, покрытый символами разрушения. Пока Леман шагал к престолу, его талисманы — черепа, связки клыков, рунные дощечки — подпрыгивали и стучали по серому, как дождевые тучи, доспеху.

— Брат мой, — низко и холодно прорычал Русс, не скрывая угрозы, — скажи мне, неужели на Калибане обеты ничего не значат? Или ты решил, что можешь безнаказанно насмехаться над Волками Фенриса, которых даже смерть не заставит нарушить слово?

Паладины Инардина мгновенно окружили своего примарх а защитным кольцом, но тот спокойным жестом приказал им расступиться. Эль’Джонсон ждал брата с Львиным Мечом в одной руке и кровавым трофеем — в другой. Над почерневшими огарками свечей поднимались завитки едкого дыма.

— Ты опоздал, Леман, — ответил рыцарь все тем же гордым и ясным голосом. — Мы не могли ждать вечно.

К тому моменту Русс, рядом с которым ступали два волка, преодолел половину длинного прохода. Его сопровождали больше семидесяти легионеров, явно побывавших в затяжной битве. Одни не носили шлемов, показывая татуированные лица с проколотыми губами и ноздрями, черты других скрывали забрызганные кровью вокс-решетки. Бойцы на ходу гремели клинками о щиты, в их движениях сквозила воинственность, они надвигались подобно неудержимой волне беспорядка. Напротив них безмолвно стояли в четком строю пятьдесят Темных Ангелов с мечами наготове.

— Ты поклялся! — взревел Леман. Цепной клинок в его руке раскачивался, будто огромный зловещий маятник. — Ты встал между Волком и его добычей!

Лев горько усмехнулся:

— И без всякого труда. Неудивительно, что ты предпочитаешь сражаться в одиночку.

Русс приближался к брату, шагая все шире. Эль’Джонсон не сходил с открытого места перед пустым троном. Пасть Кракена урчала и порыкивала во тьме, смертоносные зубья стремительно вращались вокруг кожуха, расчерченного рунами погибели.

Волчий Король вдруг остановился, точно как при встрече с братом в ангаре «Непобедимого разума». Он бросил взгляд на голову врага, которую поклялся снять, затем поднял глаза на Льва.

Эль’Джонсон стоял все так же прямо и твердо, гордо развернув плечи, с которых подобно водопаду струился длинный плащ. Леман, более крупный и тяжеловесный, словно бы напрягся перед броском. Из-за крови и грязи на шлеме он напоминал какого-то душегуба, злобное создание из внешней тьмы, образ идеального хищника, отпечатавшийся в расовой памяти людей.

— Лучше тебе отступиться, брат, — тихо произнес Лев. — Нет смысла устраивать здесь представление.

Русс засмеялся, гортанно и хрипло.

— Есть, и еще какой! — мрачно огрызнулся он. — И это не представление. Мы — звери из твоих закоренелых страхов, мой благородный господин. Мы — неистовство, что преследует тебя во сне. Мы — разрушители и созидатели, самые чистые, самые дикие, и ты завидуешь нам, потому что никогда не сможешь стать таким.

Воздух между ними словно бы загудел от сдерживаемого безумия, замерцал неестественным светом.

— Брат, я никогда не завидовал тебе, — возразил Эль’Джонсон. — Я же видел, с кем ты водишь компанию.

Завыв от бешеной ярости, Леман бросился на Льва и впечатал громадный кулак прямо в нагрудник брата.

Эль’Джонсон отшатнулся и врезался в трон, отрубленная голова тирана вылетела из его руки. Русс метнулся следом, собираясь ударить снова, но Темный Ангел вскочил на ноги и быстро заслонился мечом.

— Значит, вот зачем ты пришел, — вздохнул Лев с Калибана. — Весьма досадно, но и весьма предсказуемо.

Воины Лемана уже выстроились вокруг своего повелителя. Легионеры с обеих сторон пока не атаковали оппонентов, но изготовились к бою.

— Ты всегда называл меня дикарем, — злобно выговорил Русс, держа цепной меч на отлете и занося свободный кулак. — Пора тебе узнать, что это значит на деле.

Примархи осторожно закружили по возвышению, глядя друг на друга. Волчий Король сипло дышал, от него исходил почти ощутимый гнев, словно жар от огня. Лев держался более холодно и отстраненно, но тоже бушевал от ярости. Достоинство Эль’Джонсона оскорбили в присутствии его же паладинов. Он всегда преуспевал в церемониальных поединках, но сейчас ввязался в драку, начатую каким-то варваром, таким же несдержанным, как и его псы.

— Тебе не нужно подтверждать свою репутацию, брат, — сказал Лев. — Можешь выйти из роли, когда пожелаешь.

— Мои воины сражаются там, внизу, — процедил Русс. — Если бы ты помог им, я назвал бы тебя другом.

— Тогда сам отправляйся к ним. И не вини меня за то, что мне пришлось делать твою работу.

Леман снова бросился к Эль’Джонсону и обрушил на него цепной клинок. Лев, держа меч двуручным хватом, заблокировал выпад. Примархи замерли на мгновение, оба старались пересилить противника. Металл скрежетал по металлу, с клинков сыпались искры. Вращающиеся зубья Пасти Кракена скрипели по безупречному лезвию Львиного Меча, но не могли вгрызться в него.

Видя, что драка закипела по-настоящему, бойцы Черной Крови издали одобрительный рев и загремели клинками о щиты, поддерживая вожака неистовым шумом. Темные Ангелы, поначалу хранившие молчание, тоже не остались в стороне и, следуя примеру Инардина, разразились хвалебными кличами в адрес своего повелителя, как на турнирном поле прежнего Калибана. Теперь воины обоих легионов старались перекричать друг друга.

— Ты всегда ставил себя выше остальных, — с ненавистью произнес Русс, напрягая мышцы рук. — Откуда это в тебе? Тяжелое детство?

Эль’Джонсон не отступал ни на шаг:

— Я так и не понял, зачем ты нужен нам. И никто не смог мне этого объяснить.

Калибанец оттолкнул Пасть Кракена и отступил на шаг. Леман последовал за ним, и братья начали обмен размашистыми ударами. Сталкивающиеся мечи вздрагивали так, что могли бы раздробить кости смертному. Если примархи и слышали возгласы своих бойцов, то не обращали на них внимания. В каждый выпад, стремительный и точный, они вкладывали без остатка все силы и решимость, которую подпитывала взаимная неприязнь. Это чувство, постепенно развившееся за время Крестового похода, теперь прорывалось наружу в открытом бою.

— Наше предназначение очевидно, — возразил Русс, яростно наседая на брата. Он оттеснил Льва за трон и дальше, в длинный зал. — Сейчас ты видишь, для чего мы нужны, и жаждешь стать таким же.

— Я вижу лишь заблуждения. Столько энергии — и вся тратится впустую.

Леман чуть превосходил противника в силе, взмахи Пасти Кракена были шире и мощнее, но более ловкий Эль’Джонсон парировал удары и совершал ответные выпады, стараясь лишить Русса равновесия. Примархи орудовали клинками, кружили по чертогу, проводили ложные уколы, рассекали шкуры и ткань плаща, срубали трофеи с доспехов. Резкий грохот соударяющихся мечей разносился по тронному залу, его ритм ускорялся, братья все серьезнее втягивались в схватку.

Крики поддержки тем временем достигли крещендо, их отголоски прокатывались под куполом, звучали в каждой нише. Все легионеры в покоях тирана были испытанными воинами, привыкшими к непрерывным боям в тренировочных клетках и дуэльных ямах, но никто из них прежде не видел своих повелителей на пике самоотдачи. Русс и Лев были сотворены Императором, обучены всем стратагемам, известным в Империуме. Их быстроту, силу и хитроумие ограничивали только законы физики и биологии. Любой их выпад казался ударом божества — неуловимо стремительным, идеально метким, способным нанести поистине апокалиптический урон.

Наконец примархи разошлись, тяжело дыша. Доспехи обоих покрывали глубокие трещины. Леман рассмеялся, но мрачно и язвительно.

— Еще не утомился, мой благородный господин? — поддел он брата. — Сколько бы миров ты ни покорил, так сражаться тебе не приходилось.

— Я не считал войну развлечением.

— Как и я.

— Для тебя всё — развлечение, — фыркнул Эль’Джонсон. — Меня направили сюда потому, что Малкадор не доверяет тебе. Никто не доверяет тебе. Твои легионеры — сброд, который дрался бы между собой, если бы ты не вбивал в них послушание.

— Как жаль, что мои бойцы не похожи на твоих, — насмешливо парировал Русс.

— Да, — раздраженно отозвался Лев. — Да! Неужели ты не понимаешь этого?

Леман расслабил руки, лениво покачивая перед собой Пастью Кракена.

— Я знаю, почему ты поступаешь так. Знаю, почему захватываешь мир за миром, посылая своих сыновей в любую кампанию, которую подыщет для тебя Малкадор. Но ничего не выйдет, брат. Наш Отец не выберет себе любимчика. А если даже и выберет, то не тебя — только Сангвиния, или Рогала, или Хоруса. В общем, зря ты так рвешься попасться Ему на глаза. Тут действуют иные правила.

Эль’Джонсон позволил себе презрительную усмешку:

— В отличие от некоторых, Леман, у меня есть друзья во Дворце. Ты понятия не имеешь, кому благоволит Отец.

— Может, и так. — Запустив цепной меч, Русс вновь пошел в наступление. — Но Его здесь нет, верно? Только ты, я и зубы кракена.

— Уродливый клинок, — заметил Лев, осторожно взглянув на оружие брата. — Как и его хозяин.

Волчий Король подступил к нему и махнул Пастью Кракена понизу, но калибанец защитил ноги, резко опустив Львиный Меч, который крепко держал обеими руками. Леман атаковал сверху, пытаясь лишить Эль’Джонсона устойчивости. С трудом сохраняя равновесие, оба сделали несколько шагов по залу. Легионеры следовали за ними с одобрительными возгласами.

Лев нанес удар наискосок, но в последний миг направил клинок вверх. Парируя, Русс слишком высоко поднял цепной меч, и брат вывернул рычащую Пасть Кракена у него из руки. Леман попытался вернуть оружие, но Эль’Джонсон отшвырнул его в сторону. Цепной клинок со стуком закувыркался по полу, и паладины едва успели отскочить с дороги.

Возможно, Лев решил, что на этом схватка закончена, поскольку не провел следующий выпад, которым наверняка пронзил бы незащищенный нагрудник Русса. У Лемана, впрочем, было иное мнение. Рыча от ярости, Волчий Король рванулся на калибанца, врезался в него всем телом, словно таран, и отбросил назад.

Примархи налетели на ближайшую к ним колонну метровой толщины из тесаного камня. Лев с глухим стуком ударился о столб, по которому побежали трещины. Брат принялся неистово молотить его кулаками — так быстро, что все движения сливались в одно размытое пятно. Леман проломил прекрасный шлем Эль’Джонсона, смяв ангельские крылья на висках. Рыцарь, пошатываясь, неуклюже отмахнулся мечом, но выпад получился слабым и не пробил броню. Русс обхватил противника за плечи, напряг мускулы и с бешеным ревом бросил его через зал.

Грузно рухнув на пол, Лев проехал на спине по каменным плитам. Волчий Король повернулся к нему, по-прежнему безоружный. Пасть Кракена отлетела далеко, и, когда Леман направился за ней, дорогу ему преградил Алайош.

Примарх на мгновение застыл, ошеломленный подобным вызовом. Потом, забыв о цепном мече, он выдернул из рук Темного Ангела силовой топор и отшвырнул храбреца ударом кулака наотмашь, едва не оторвав ему голову.

— Сойдет, — прорычал Русс и устремился к очнувшемуся брату.

Эль’Джонсон вскочил на ноги, и примархн сошлись вновь, топор против меча, но теперь оба бились оружием Первого легиона. Обмен ударами ускорился, противники неистово обрушивали клинки на изрубленную броню, и металл впервые коснулся плоти. Кровь, густая, как машинное масло, закапала на каменный пол. Красный пунктир протянулся за братьями через весь зал и дальше, в вестибюль. Легионеры, завороженные картиной непрерывного насилия, могли только следовать за своими повелителями.

Они сражались. Они сражались с решимостью оскорбленных братьев и разгневанных полубогов.

— Тебе нигде нет места, Леман! — задыхаясь, выкрикнул Лев. Он парировал очередной вихрь ударов фенрисийца. — Тебя всегда будут чураться, и ты сам выбрал такую судьбу. Когда закончится Крестовый поход, у тебя не останется ничего, кроме родного мира и пустой горы для кутежей и драк! Ты этого хотел?

— Я ни о чем не просил, — ответил Русс, — кроме права быть собой. Нас всех сотворили не просто так, и мы хотя бы знаем, в чем наша цель.

— Ха! В некоторые замыслы вкрался изъян, и тебе об этом известно. Легионы можно покарать, их повелителей — призвать к ответу. Возможно, подобное случится и с тобой. Ты не согласен, брат? Если такое произойдет, я совсем не удивлюсь.

— Молчи о том, чего не понимаешь, мальчишка! — прорычал Леман. — Боги, ты настолько же глуп, насколько высокомерен.

Непрерывно сражаясь, они оторвались от бегущих сзади легионеров и пробились через какие-то массивные двери, почти не замечая, где находятся. За порогом обнаружилась открытая наблюдательная площадка, встроенная прямо в верхний шпиль крепости. Отсюда тиран обозревал свои владения.

Небеса встретили вырвавшихся наружу примархов глухими раскатами грома. Сам воздух, истерзанный разрывами мощных снарядов на поле битвы внизу, стал наэлектризованным и плотным. На цитадель наползали тяжелые дождевые облака, подсвеченные огнем пожаров.

Противники вновь разошлись, тяжело дыша и опустив плечи.

— Я боюсь за тебя, брат мой, — процедил Русс. — Придет время, когда ваши завоевания окончатся, и вы посмотрите друг на друга и увидите, в кого превратились. Я могу заглянуть под твою маску, чего не удается никому на Терре. Мы открыто несем наше проклятие, его видят все. Твой изъян пока что скрыт, но рано или поздно выйдет на свет.

— Не все мы прокляты, — возразил Эль’Джонсон.

— Никому этого не избежать. Нас всех создавали одинаково.

Обширную равнину далеко внизу пересекали огненные полосы, замаранные пятнами угольно-черного дыма — свидетельство неописуемой мощи двух объединенных легионов. Цитадели на западе осыпались, Темные Ангелы повергали их уровень за уровнем. Громадный промышленный комплекс на севере, где запустилась цепная реакция детонаций, сотрясали непрерывные взрывы. Мануфакториумы, занимавшие целые плато, обращались в пепел среди буйства неоновых молний. Под отвесными гранями площадки, где стояли примархи, расстилалась сама Багряная Крепость. Волки, неся жестокое воздаяние за прежние мытарства, очищали ее пламенем и яростью.

Вокруг братьев пронзительно выл ветер, что прорывался сквозь цепкие завитки огня. Над южным горизонтом сверкнула молния, предвещая ливень, которым сама природа решила охладить рукотворный ад на Дулане.

— Мы — Первые в Империуме! — оскалился Лев, снова устремляясь в атаку. Он пересек платформу вдоль и провел размашистый выпад; Русс отбил клинок топором. — Нам нечего скрывать.

Так схватка закипела вновь. Никто не сдерживал себя, не желал уступать. Эль’Джонсон обливался под броней потом, смешанным с кровью, каждый взмах меча давался ему все тяжелее. Леман тоже страдал от ран, прихрамывал на рассеченную правую ногу. Гнев наполнял его мощью, но даже сверхчеловеческое тело больше не справлялось с полученным за время битвы уроном. Удары обоих стали более исступленными, свирепыми, самозабвенными. Когда примархи истратили последние резервы энергии, в их кровоток хлынул гиперадреналин, который влился во вторичные сердца и насытил мышцы, помогая выжать из организма еще немного сил.

Русс выбросил вперед кулак, но промахнулся на палец мимо шлема Льва. Латная перчатка глубоко вошла в кладку позади, каменный блок рассыпался от могучего удара. Эль’Джонсон схватил брата, развернул его и вместе с ним врезался в стену. Целые рокритовые секции, выбитые из нее, рухнули за край платформы.

Над головами примархов снова грянул гром — и наконец полил дождь. Капли воды, чуть ли не вскипая в раскаленном воздухе, забарабанили по всем поверхностям. Лев и Волк продолжали биться, мимоходом разрушая перила вокруг площадки. Все новые обломки камня падали на нижние ярусы крепости. Братья не обращали внимания на опасность, схватка окончательно поглотила их. Они дрались, словно одержимые, их подстегивала уже не полузабытая вражда, а чистота боя, жажда победить, воинский инстинкт в самом полном и гордом его проявлении. Неприятели слепо обменивались ударами, сцепившись и скрестив клинки на краю площадки.

Эль’Джонсон пытался отойти от обрыва и повалить Лемана на пол. Вцепившись в обгорелую волчью шкуру на спине брата, он дернул ее и начисто оторвал. Рунные амулеты, слетев с бечевок, запрыгали по каменным плитам. Русс вывернулся из хватки Льва, присел, расставил руки и кинулся вперед. Он врезался в соперника ниже груди, и оба примарха по инерции шагнули к разбитым перилам.

Братья на мгновение замерли у края пропасти, все так же обмениваясь выпадами меча и топора. Сталь скрежетала о сталь, Эль’Джонсон пытался сохранить выигрышную позицию, Леман — нарушить ее. Последовал очередной толчок сцепленных рук, общий центр тяжести примархов сместился, и платформа ушла у них из-под ног, осыпавшись лавиной каменных осколков.

Они рухнули вниз, проносясь мимо крепостных стен вместе со струями дождя. Внешние валы главного оплота тирана имели небольшой наклон, поэтому через пятьдесят метров братья ударились о броневую обшивку, пропахали в ней длинную борозду и покатились дальше. Львиный Меч, а за ним и топор, выбитые из рук при столкновении, отлетели в сторону и скрылись в бездне.

Примархи с тошнотворным шлепком врезались в выступающий балкон. Каменная кладка распалась на куски от удара двух стремительно несущихся тел, и падение продолжилось. Остановились они только после того, как достигли парапета на следующем ярусе.

Братья, пошатываясь, встали на ноги под камнепадом обломков. Безоружные, но все так же подгоняемые слепой яростью, они стиснули кулаки в латных перчатках и принялись нещадно избивать друг друга. С неба хлестал ледяной дождь, по расколотым доспехам примархов стекали потоки воды, алой от крови.

Они по-прежнему были высоко над землей, на одном из верхних парапетов восточной стены. Вдали расстилались нижние уровни, разрушенные и тлеющие, по которым разносились приглушенные хлопки минометных залпов и громыхание бронетехники.

Изнемогая от усталости, Русс широко взмахнул кулаком и попал Льву в висок. Крылатый шлем прогнулся, Эль’Джонсон, пошатнувшись, отступил на шаг и избежал повторного хука, после чего ответил собственным попаданием. Братья сцепились вновь, поскальзываясь в грязных лужах. Их удары оставались невероятно сильными — в них сочеталась мощь сервоприводов брони, генетически улучшенных мускулов и взаимной неутолимой злобы.

Леман все же добился преимущества. Один из его выпадов привел к тому, что по уже поврежденному шлему Льва пробежала трещина. Впрочем, это лишь сильнее разъярило Владыку Ангелов, и он оттолкнул Русса на несколько шагов. Зарычав, фенрисиец вновь подступил к Эль’Джонсону, отвел его слабый удар и приготовился впечатать кулак в появившийся разлом.

Однако, промахнувшись на расстояние ладони, Волчий Король потерял равновесие, рухнул наземь и перекатился на спину. В тот же миг небеса озарились ослепительной вспышкой, из клубящихся облаков вырвался разряд молнии. Лев отступил, тяжело дыша; перепачканный и вымокший, он напоминал не примарха, а дракокрысу с Фенриса.

Какую-то секунду Леман не думал ни о чем, кроме шанса на победу. Последним ударом он почти сбил с брата шлем. Теперь можно было вскочить на ноги, развить успех, прижать Эль’Джонсона к ограждению и избивать, пока он не падет на колени.

Все тело Русса пылало от мучительной боли, многие кости были раздроблены. Он потерял оружие, его доспех испещряли пробоины. Лев выглядел не лучше — его плащ свисал грязными лоскутами, сам примарх горбился.

Услышав чей-то хохот, донесшийся словно бы издалека, Леман не сразу понял, что смеется он сам. Грудь фенрисийца затряслась, веселье быстро охватывало Русса по мере того, как он осознавал всю нелепость положения. Они с братом начали поединок, как истинные короли-воины, грозные и величественные, а закончили, словно буяны из трущоб, израсходовав свой гнев и погубив пышное убранство.

— Над чем ты смеешься? — невнятно спросил Эль’Джонсон; шатаясь, он подошел к Леману со сжатыми кулаками.

Тот попробовал выпрямиться и, не прекращая хохотать, скривился от боли в треснувших ребрах.

— Зубы Хель, брат, — сплюнул он кровь через вокс-решетку, — что мы творим?

Лев встал над ним и покачнулся в струях ливня. Блеснула молния, осветив длинные склоны горы-цитадели, красные от пожаров.

— Ты сдаешься? — произнес Эль’Джонсон.

— Я… чего?

— Ты. Сдаешься. Мне?

После этого Русса уже ничто не могло удержать. Его смех превратился в могучий поток, не уступающий в напоре водопадам, которые сейчас сбегали по крепостным стенам. Он попытался ответить, выдавить какие-то слова, чтобы покончить с затянувшейся комедией, но не сумел.

Лев по-прежнему думал, что между ними происходит нечто вроде почетной дуэли. Они уже избили друг друга почти до потери сознания, разрушили в своем неистовстве половину дворца тирана, но Владыка Ангелов по-прежнему требовал сатисфакции.

Безумие.

Волчий Король бешено хохотал, запрокинув голову. Он забыл обо всем — охоте, Крестовом походе, хвори в душе его легиона, интригах внутри братства примархов, предназначении человечества — и затрясся в приступе неуправляемого, ребячливого веселья.

Поэтому не заметил удара, которым завершилась схватка.

Русс не напрягся перед ним, не вскинул руку для защиты. Он даже не видел, как Лев, хромая, подступил вплотную, занес окровавленный кулак и выбросил его вперед.

Леман с пробитым черепом распластался на залитом водой камне, неподвижный, как мертвецы в гробницах Калибана.

 

V

Леман Русс очень долго не мог пробудиться.

Сначала ему снился Дулан. Примарх вспомнил долгие поиски столичного мира, собрание воинов в пустоте и начало короткой, но ужасной битвы на багряной равнине. Затем — морду зверя, первого из чудовищ в броне легиона, увиденных Руссом, и то, как это зрелище преследовало его, и сводило с ума, и лишало самообладания. Потом — как ему бросили вызов, и началась схватка, и он потерял Пасть Кракена, и разбил шлем брата.

С тех пор прошло немало долгих лет, но события в памяти примарха остались такими же четкими и настоящими, как биение его сердец. С течением времени, впрочем, они начали казаться почти невозможными, сюрреалистичными. Образы с Дулана, разбросанные по фантастическому краю грез, больше напоминали Руссу приукрашенную сагу скальда, чем истинные воспоминания.

Возможно, все случилось иначе. Возможно, отряд Льва прибыл в крепость тирана на «Грозовых птицах», а телепортировался туда сам Леман. Возможно, его сопровождал не Огвай, а Гунн или еще кто-нибудь.

А был ли там Бьорн? Это случилось очень давно, так что вряд ли, но… Бьорн словно бы всегда находился рядом, с самого начала, просто ждал, пока не достигнет зрелости.

Вражда со Львом, смехотворная и бесцельная, стала итогом необязательного столкновения двух самолюбивых личностей. Ненависть Русса к тирану уже забылась, ведь с тех пор он лишил жизни тысячи врагов. Примарх убивал столь многих и так часто, что его жажда мести в конце концов ослабла и душегубство утратило остроту.

Похоже, Дулан все-таки стал испытанием. Вероятно, проверкой для Льва. Или самого Лемана. Или для них обоих. Прояснилось многое. Могут ли примархи сорваться? Станут ли они биться между собой? Как далеко способна завести их ярость? Кто из них сильнее?

Но потом на эти вопросы были даны другие ответы. Руссу довелось сразиться с более грозными врагами, уже не потомками древних первопоселенцев, но теми, кто был близок к очагу Всеотца. Теми, кто сверкал подобно ярчайшим звездам на созданном Им небосводе, Его доверенными душами, которым некогда поручили нести свет во тьму.

В грезах примарха возникали один за другим новые образы, воспоминания и отрывки саг, нагроможденные в беспорядке. Первым явился Хавсер — Леман с самого начала знал, что у этого смертного необычный вюрд. Дальше, за событиями на Никее, последовало медленное сползание к катастрофе. Руссу снились горящие пирамиды, повергнутые им в прах, страдания еще одного брата, с которым он бился, и вопящий вихрь имматериума, что забрал обещанное ему.

Следом примарх вернулся на кровавые отмели Алакксеса, где перерезали нить Гунна, затем к Яранту, где погибло столько Волков, что их призраки до сих пор преследовали Лемана во сне и наяву.

В самом конце грезы затопил ужас, и на поверхности осталась одна безысходность. Даже примарх поддался отчаянию, лишившись всего. Он увидел руины Терры после снятия Осады, но пришел слишком поздно и мог только оплакивать павших. Леман ступал по развалинам Дворца, и его сабатоны утопали в прахе мертвецов.

Тогда Русс с уверенностью провидца осознал, что будет вечно винить себя. Прежде он часто бахвалился, но и совершал многое, однако не успел явиться на решающее испытание. И эта рана была из тех, что не исцелятся никогда.

В тот день, в том месте мало кто решался подойти к примарху. Все выжившие после апокалиптического нашествия Хоруса бродили по крепостным стенам, пребывая в каком-то оцепенении. На истерзанном трупе планеты-очага людей еще бушевали сражения, и до их окончания оставались месяцы, но Леман не желал участвовать в этих боях. Главное состязание уже завершилось.

Он не видел, как Дорн вернулся во Дворец с телом Всеотца. Он не видел, как уносили мертвого Сангвиния. Когда Русс добрался до Терры, худшее уже произошло: чертоги внизу были запечатаны, последние приказы Владыки Человечества услышаны и исполнены. Теперь даже сыновья не могли прийти к Отцу, запертому в горе, обустроенной когда-то по Его замыслу.

Кто не отчаялся бы при взгляде на эту темницу мучений, на этот склеп псевдожизни? Неужели среди тех, кто прежде встречал лучшего и величайшего из людей, нашлось бы столь бездушное создание?

Узнав правду, примарх бежал — бежал, впервые в жизни, — внутрь Дворца, прочь от жуткой картины, вне себя от гнева и давящей опустошенности. Тьма сгущалась вокруг, душила его, гасила последние огоньки самосознания. Волчий Король исчерпал все свои силы — сначала на Яранте, затем в неистовой, отчаянной гонке до мира-очага. Ужас открытия стал для него последним ударом.

Тогда Леман Русс упал где-то в недрах Дворца, который не сумел защитить, и вновь погрузился в сон, глубокий, почти мертвенный.

И очень долго не мог пробудиться.

Ему снилось, что он вернулся на Фенрис, в далекое прошлое. Свежевыпавший снег блестел под холодным ярким солнцем. Еще нетронутый Клык вздымался над южным горизонтом, склоны пика расчерчивали белые полосы.

Русс шагал по снежным полям, его кожаные сапоги утопали в сугробах, изо рта вылетали облачка пара. Впереди ждало долгое путешествие через хребты, по всем уголкам владений, которые он должен был навечно закрепить за собой.

Рядом с ним шагал Странник в простом сером плаще с поднятым капюшоном. Он всегда скрывал лицо — прямой взгляд на него мог ослепить человека, как яркое сияние нетронутого наста.

Примарх не знал, как долго они идут вместе — возможно, несколько минут, возможно, целую жизнь.

— Настало время, Леман из руссов, — произнес Странник голосом юным и старым, женственным и мужественным, мягким и наполненным горечью бескрайней тоски.

— Время для чего? — остановившись, отозвался примарх.

Странник повернулся, обводя взглядом нагорья Асахейма, где под кристально-чистым небом выстроились пики, вечные и нерушимые.

— Сделать то, ради чего ты был создан. Или позволить скорби погубить себя. Выбор за тобой.

— Но я был создан защищать тебя, — ответил Русс, не понимая, о чем речь.

Тогда Странник продолжил подъем, сутулясь и опираясь на посох из железной сосны.

Леман смотрел ему в спину. Куда бы ни уходил Странник, примарх не мог последовать за ним. Чувствуя, как мороз пробирает до костей, Русс повернулся и двинулся обратно тем же путем, что пришел. У него остался Клык — крепость, что уже была создана и еще не возникла.

Там Лемана ждал труд, главный труд всей его жизни.

Но затем сон покинул его. Холод ледяного мира сменился холодом пустого Дворца, сияние солнца обернулось тускло-серой мутью Терранской зимы.

Русс пробудился. Моргнув, он вздрогнул и грузно сел на пол.

Очнулся он там же, где и потерял сознание от бессилия, — под громадной фреской, посвященной приведению Дулана к Согласию в 870.М30. На ней был изображен сам Леман в идеализированном облике бессмертного примарх а. Вдвоем с братом они повергали символического дракона. Картина уцелела при осаде, но ее, как и всё в разрушенном дворце, покрывал толстый слой пыли. В темном зале царила тишина, мороз напоминал о Фенрисе из его снов.

Русс был не один. Над ним стоял брат, неотрывно смотревший на ту же фреску. Вечно бледная кожа Владыки Ангелов приобрела трупный оттенок и отливала синевой в блеклом свете умирающей планеты.

— Значит, ты помнишь Дулан, — промолвил он с жестокой горечью.

— Да, помню, — ответил Леман, поднимаясь на затекшие ноги.

Фенрисиец все еще не отошел от удара и пробудился не до конца. Во время гонки к Терре он вообще не спал. Русс, как и его брат, находился далеко от Тронного мира, когда пришли известия о решающем штурме Хоруса. Два примарха, два старых недруга, не успели туда, где их родичи обменялись смертельными ударами. Выходит, судьба все-таки посмеялась над ними обоими.

Лев держал обнаженный меч, серая сталь мерцала в холодном сумраке. Именно этот клинок он выронил, сражаясь с Леманом в тронном зале тирана, больше века назад. Говорили, что с тех пор оружие никогда не выскальзывало из его хватки.

— Мне думалось, что на Дулане я познал истинный гнев, — произнес Эль’Джонсон, не сводя глаз с картины. — Оказалось, ошибался.

Русс протолкнулся мимо него, не желая вступать в разговор. История не запомнит, почему они задержались — только то, что их не было на Терре, и этого достаточно.

— Постой, Леман, — сказал Лев, следуя за ним.

Волчий Король шагал дальше, чувствуя вкус пепла на губах.

— Зачем, брат? — спросил он. — О чем нам еще говорить?

Эль’Джонсон догнал его в конце галереи, где томились под слоем пыли изваяния, посвященные давним триумфам. Протянув руку, он схватил Русса за плечо и развернул к себе.

— Мы так и не закончили тот поединок, — прошипел Лев, сузив глаза от ярости. — Все эти годы мы лишь откладывали его.

— Тогда ты ушел, — возразил Леман, которому было не до драк. — Очнувшись, я не нашел тебя.

— Если бы я остался, — голос Эль’Джонсона задрожал от напряжения, — то, клянусь, убил бы тебя. Но теперь меня ничто не сдерживает, ибо все погибло и нет больше ничего, кроме безумия и отмщения за старые обиды.

Русс не пытался защититься. Он уже давно сорвал с себя доспех, его теплая одежда не спасла бы от удара. Брат направил на Лемана острие Львиного Меча.

— Погибло не все, — произнес Русс, непокорно глядя калибанцу в глаза. — Надежда есть, если мы не опустим руки, но наша схватка окончена. Забудь о том, что было на Дулане.

Лицо Эль’Джонсона исказилось от бешенства, замешанного на неописуемом горе.

— Ты ничему не научился! — крикнул он. — Ты должен был поспешить. Из-за своей гордыни ты задержался снова, теперь в пустоте!

Леман по-прежнему не двигался, хотя в безумном взгляде Льва читалась угроза.

— Но я тоже виновен, — настойчиво произнес Темный Ангел, крепко сжимая рукоять меча. — Так сразись со мной, и мы вынесем приговор друг другу — виновный казнит виновного.

В тот момент Русс понял, что его брат не отступится. Эль’Джонсон словно бы не осознавал, где находится. Возможно, он вернулся в тронный зал тирана уязвленный, готовый защищать свою безукоризненную честь.

Поэтому Леман, не закрывая грудь, над которой нависла тень клинка, просто покачал головой.

С воплем, в котором было больше страдания, чем триумфа, Лев глубоко вонзил меч в плоть брата. Сталь завизжала, сгибаясь о кости примарха.

Волчий Король взревел и запрокинул голову, чувствуя, как проваливается во тьму. Он с раскатистым грохотом рухнул на засыпанный пеплом пол. Клинок остался в теле Лемана.

Последним, что он увидел, был Владыка Ангелов, который стоял над Руссом, высокий и грозный, полный безумного раскаяния.

Потом исчез и Эль’Джонсон. Снова, как и на Дулане, сознание покинуло Лемана. Он ощущал, что падает, все дальше и дальше, пока не достиг дна глубочайшей пропасти забвения.

 

VI

Поведав свою историю, Русс улыбнулся и присел на корточки. Хальдор посмотрел на него с каменного пола; в голове юноши теснились вопросы, но он пока что не решался их задать.

— Лев знал, что не убьет меня, — со злым весельем добавил Леман. — Он сказал мне об этом позже. Отклонил клинок в самый последний момент. Рана все равно заживала неделю. Проклятый меч…

Он мрачно усмехнулся:

— Но это пошло нам на пользу. Покончило с нашей враждой, утолило жажду мести. Мы вновь смогли общаться после этого.

Перед мысленным взором Пары Клыков вставали яркие образы — куда более отчетливые, чем при рассказах скальдов. Он видел разрушенный Дворец и выживших братьев, что бродили среди теней.

— Ты носишь траур, господин, — наконец произнес Хальдор. — Кто-то умер?

— Если бы ты слушал, то уже понял бы. — Вздохнув, Русс плотнее закутался в шкуры. — Я запамятовал, который сейчас год? Мы столько всего сделали после того дня на Терре. Нас превратили в орден за грехи наши. Никогда не хотел этого, но подчинился — устал драться с родными братьями, да и слишком многое нужно было восстановить или перестроить.

Примарх горбился и не смотрел на юношу. Даже его терзал вечный холод в пещерах Клыка.

— Я ненавижу то, что не знаю, когда в действительности погиб Лев, — пробормотал Леман. — До меня доходят разные вести, но я не верю им. Он не появлялся на советах, где Жиллиман и Дорн спорили о будущем Империума. Нам говорили, что Лев сражается в кампаниях Очищения, и мы не видели в этом лжи. Но если бы он вернулся, то, возможно, воспротивился бы изменениям. Он всегда гордился своим легионом, и по праву.

Русс тряхнул головой, и нечесаные пряди — когда-то светлые, теперь седые — упали ему на лицо.

— После Осады он вернулся на Калибан, и больше никто о нем не слышал. Сейчас всё держат в тайне, а из-за этой бесконечной войны нет времени на поиски истины. Утверждают, что он погиб в битве с Великим Врагом. Может, и так. Но лично я думаю иначе. — Леман ухмыльнулся. — Я же знаю, как тяжело его одолеть. Лев был высокомерным ублюдком, но имел на то причины. Настоящий рыцарь.

Так вот в чем дело. Сгинул примарх Первого легиона, и новость об этом только сейчас достигла Фенриса. Русс оплакивал брата, а не кого-то из воинов своего очага.

— А что с Кровавым Воем?

Вопрос Хальдора мог показаться дерзким, но Леман лишь рассмеялся. Он повел плечами, начиная выходить из оцепенения.

— С Йорином? — переспросил Русс, сверкнув во тьме клыкастой улыбкой. — Да, Йорин… Ты не услышишь его сагу за длинным столом, как и сказания тех, кто последовал за ним, — Волчьих Братьев из Тринадцатой. Их истории не для пиров, и ты слишком юн, чтобы слушать их, щенок.

Он проницательно взглянул на воина. Лицо Русса наполовину скрывалось в тени.

— Лев никому не говорил. Никогда. Он мог поведать Империуму о нашей хвори, ухудшить мое положение, но даже в гневе ничего не рассказал. — Примарх поразмыслил над этим. — Он умел хранить секреты. Увидел наш изъян, но стерпел это, поскольку был по-настоящему благороден. Получается, Лев и правда оказался лучше нас. Первый среди всех, лидер образцового легиона. Если я и был в долгу перед ним, то за его молчание.

Леман прислонился к стене пещеры.

— Но Льва больше нет, и эпоха примархов еще ближе подползла к завершению. Правда, я пока здесь, так? — Он снова ухмыльнулся. — Все еще цепляюсь за жизнь, как ворон за кусок падали. Впрочем, однажды я уйду, когда почувствую, что уже пора, но до тех пор буду торчать здесь и следить за вами — бандой дикарей, которым нужда твердая рука.

Русс опять рассмеялся.

— Как там тебя зовут?

— Хальдор Пара Клыков.

— У тебя почетное прозвище? Уже?

Юноша поднял на ладони два клыка с продетой через них бечевой, которые носил на шее.

— Вырвал их у зверя, когда был в глуши.

Примарх одобрительно хмыкнул:

— Неплохо. Но смени их на кости врага, как только выпадет шанс.

— Сменю! — пылко ответил Хальдор. — Этот день близится — на рассвете мы уходим в пустоту.

— Ах да, — понял Леман, — ты же из стаи Эски, свежая кровь.

Он тяжеловесно поднялся и закутался в меха. Оставаясь великаном, Русс теперь двигался подобно старику, измученному холодом и тьмой. Пара Клыков вскочил на ноги и поспешил уступить ему дорогу.

— Тогда я понимаю, как ты отыскал путь сюда, — сказал примарх, взяв Хальдора заскорузлой ладонью за плечо. — Тебе уже сказали, кто ты есть?

Конечно же, сказали. Хальдору твердили это снова и снова, вколачивали в него истину с первых дней обучения. Со временем он устал от бесконечных повторений простого факта.

— Первый воин, который вступит не в легион, — почти бездумно произнес юноша. — Первый воин, который вступит лишь в орден.

Русс кивнул:

— Хорошо. Значит, чему-то тебя все же учат.

Он направился вниз по туннелю, глубже в недра горы. Пара Клыков замешкался, не зная, должен ли идти следом.

— Господин, желаете ли вы…

— Нет, не нужно. — Леман остановился на мгновение. — Вернись к огню. Поешь, повеселись. — Примарх наполовину обернулся. — Но я скажу тебе то же самое, что говорил Йорину, хотя это не помогло ему. Все должно остаться так, как было в старом мире. Я не хочу, чтобы новые войны смыли наши воспоминания. Если доживешь до седой шкуры, припомни это. Все, что мы делаем, отзывается в будущем.

Он повернулся уходить, но вновь помедлил и прищурился.

— Ты знаешь имя своего топора? — спросил Русс.

Над Вратами Охотника занималась серая заря. В глубинных чертогах гремели кузни, распахивались ангары, гасли огромные пустотные щиты над Вальгардом.

Со звездолетов на орбите спустились пассажирские челноки в сопровождении «Громовых ястребов». Во время погрузки боевые машины бдительно кружили над платформами, расчерчивая небеса белыми инверсионными следами.

Все девять Кровавых Когтей, мучась головной болью, направились к своему челноку. Никто не спал прошлой ночью, что было видно по их красным глазам, — пир затянулся до утра, там непрерывно звучали сказания и похвальба, не кончались мясо и выпивка. У высокого стола Эски случилась драка между Серыми Охотниками, в которую ближе к концу ввязался Браннак, оглашая своды пещеры могучим ревом.

— Так куда ты ходил? — спросил Эйрик, потирая ладонью висок под копной рыжих волос.

В открытом ангаре стоял лютый мороз, с востока уже задувал штормовой ветер. Орбитальный транспортник ждал бойцов с открытыми люками, его покрытый инеем корпус окутывал пар. Вокруг толпились сервиторы, которые подсоединяли заправочные шланги, выносили из трюмов пустые ящики из-под снаряжения и затаскивали внутрь новые.

Хальдору не хотелось объяснять. Перед ним стоял выбор — промолчать или сказать слишком многое, но в любом случае события прошлой ночи уже казались ему сном. От мьода, еще не вышедшего из организма, кружилась голова.

— Воздухом подышать, — ответил Пара Когтей, топая по длинной аппарели.

Как только стая расселась по порядку в пассажирском отсеке, загрохотали ускорители, и челнок, плавно вылетев из ангара, начал подъем в атмосфере Фенриса. Хальдор впервые в жизни посмотрел на Клык сверху, увидел, как отдаляются горы, превращаясь в скопление неровных белых рубцов. Под ним расстилался весь необъятный Асахейм, и чуть позже воин заметил изломанную береговую линию, в которую вгрызался мировой океан. Где-то на этих вечно меняющихся просторах затерялось прежнее племя юноши, ведущее бесконечную войну за выживание.

Транспортник состыковался с ударным фрегатом «Куа», и уже скоро бойцы заняли тренировочные клетки, где бились между собой точно так же, как на протяжении долгих лет в залах Клыка. В качестве сержанта и наставника на первое задание с ними отправился Серый Охотник Варак Каменная Челюсть. Этот угрюмый ветеран роты явно предпочел бы сражаться рядом со старыми товарищами, добиваясь повышения в Волчью Гвардию. Он нещадно гонял Кровавых Когтей, его долгие учебные занятия изматывали воинов не меньше, чем прежние упражнения под Горой. За шесть недель путешествия в варпе каждый из них заработал шрамы, из юношей выбили немного дерзости, и они стали походить на приличную стаю.

К месту назначения корабль прибыл раньше запланированного. Когда «Куа» достиг гигантской аграрной планеты Фолес X, слуги облачили бойцов в доспехи. Все воины были вооружены цепными мечами, за исключением Барака, владевшего прямым силовым клинком, и Хальдора с его топором.

Фрегат занял орбиту над северным континентом. С лязгом распахнулись ангарные отсеки, «Громовые ястребы» устремились в пустоту, и космодесантники внутри них вцепились в страховочные фиксаторы. Начался головокружительный спуск.

Десантный корабль набирал скорость, металлическая обшивка содрогалась. Хальдор, под которым тряслась и лязгала палуба, ощутил, как внутри пробуждается жажда смертоубийства. Пара Клыков радостно завопил, давая выход зарождающемуся неистовству. К нему присоединилась вся стая, и вскоре бойцы достигли пика беспримесного исступления. Близилась первая проверка того, достойны ли «когти» оказанного им доверия.

Ворвавшись в атмосферу, «Громовой ястреб» поднял нос и запустил турбореактивные двигатели. Заскрежетали двери пассажирского отсека, внутрь ворвались звуки и запахи первого чужого мира.

Небо оказалось зеленым, зеленее всего, что Хальдор видел на Фенрисе. Все окутывал густой смрад листьев, чернозема, азотных удобрений, груд зерна в колоссальных хранилищах и спор, что парили в жарком воздухе. Вдаль уходили бескрайние посевные поля, единственными ориентирами служили наблюдательные вышки, расставленные в километрах друг от друга.

Но Волки были здесь не одни. Поля впереди топтала целая орда зеленокожих, которые с рычанием и хрюканьем неслись по вязкой земле, уничтожая все на своем пути. Эта живая волна из тысяч чужаков, неописуемо шумных и вонючих, полных безмозглой, злобной ярости, тянулась от горизонта до горизонта. Имперские солдаты, неулучшенные люди в грязно-коричневых мундирах, безуспешно пытались сдержать ее. Сцену резни пересекали лазерные разряды, ксеносы отвечали оглушительными залпами из тяжелого огнестрельного оружия и брызгали слюной, издавая ревущие боевые кличи.

Зрелище подавляло. Оно вызывало сенсорную перегрузку.

Оно было изумительным.

Хальдор вместе с товарищами по стае выпрыгнул из зависшего над землей «Громового ястреба». Пара Клыков вопил от гнева и веселья, вращая топор в правой руке и стреляя из болтера с левой. Волки мчались в гущу битвы, пригибаясь на бегу и утопая сабатонами в жирном черноземе. Их вел Варак, размахивающий громадным мечом, и Кровавые Когти старались не отстать от сержанта, чтобы скорее атаковать врага, обрушить на чужаков гнев Фенриса, показать в бою все бешенство и мастерство, заложенные в их генах.

Так начался новый этап их жизни.

Из той битвы не вернулся Вальгарн — зеленокожие переломили ему спину, когда юноша пытался сразить их чемпиона, но бойня вышла славной. Пока земля впитывала чужую кровь, Волки пели о своем триумфе, хохоча от усталости и радостного возбуждения. Им понравились все сражения на Фолесе, к тому же орки больше других неприятелей походили на зверей.

Следом воины отправились на «Куа» к другим мирам. В те дни они бились только с ксеносами, поскольку Великого Врага загнали в Око Ужаса, и все упоминания о магистре войны стерли из архивов Империума. Стая охотилась без перерыва, не щадя себя, вечно стремясь к новым сражениям. Жажда битвы стала для них наркотиком, неотъемлемой потребностью, что проникла в кости Волков и не давала им покоя. Варак держал юношей в узде, при необходимости ломая им носы, но они учились у сержанта — к их энергичности добавлялось хитроумие, лобовые атаки разбавлялись тактическими маневрами.

После первой череды кампаний Когти вернулись на Фенрис, потеряв двоих. В кузнях Клыка починили их доспехи и наточили клинки. Крепость, как и всегда, почти пустовала, по ее покрытым инеем туннелям разносилось гулкое эхо. Впрочем, орден набрал новых рекрутов, и Браннак все так же тщательно готовил их. Стая не стала задерживаться там, поскольку не желала, — перед бойцами лежало открытое, бескрайнее море звезд, пробуждавшее в них необоримую тягу к странствиям. Они получили следующие задания и теперь сражались вместе с остальной ротой в более затяжных и кровопролитных битвах.

Недели превращались в месяцы, месяцы складывались в годы, но стая вела счет времени лишь по нескончаемым войнам. Хотя Империум в целом находился на пике могущества и триллионные армии Астра Милитарум мало чем уступали войскам первых дней Крестового похода, враги никуда не исчезали. Понемногу в огненно-рыжих гривах Когтей начали появляться седые пряди. Барак покинул их, мрачно предсказав напоследок, что без него стая не протянет и года. После этого воины стали Серыми Охотниками, получили новое оружие и заслужили новые почетные метки на доспехах.

Оказалось, что даже старый Эска не вечен — он погиб в недрах скитальца «Крушение веры», сражаясь с противником, которого считали исчезнувшим навеки. В память о ярле на Фенрисе долго горели погребальные костры, но воины не теряли времени на траур, поскольку в ответ на столь нечестивое деяние были спланированы удары возмездия. Хальдор, ставший вожаком стаи из шести Волков, ответил на зов, и «Куа» вновь устремился в пустоту. На этот раз фрегат летел в авангарде флота, объединившего корабли нескольких орденов.

В последующие годы ученые мужи Империума поняли, что те сражения были первым признаком возвращения Архиврага, который медленно набирал силу, исцелившись от ран Очищения. Тогда об этом еще никто не знал, и люди надеялись, что порчу Хоруса удалось выжечь без остатка.

Но космодесантники, которые выступили на защиту человечества от кошмаров, принесенных «Крушением веры», быстро утратили такую надежду. Среди извращенных, вырожденных существ, хлынувших из люков скитальца, шагали воины бывшего Третьего легиона. Они по-прежнему носили пурпурно-золотистые доспехи, искаженные и оскверненные даже сильнее, чем в конце Великой Ереси. Битвы с такими врагами не приносили радости. В конце всякой схватки Серые Охотники подсчитывали потери, и наслаждение от убийств сменялось неутолимой яростью. Распевая саги у костров, они не праздновали победы, но вспоминали павших.

Кампания, растянувшаяся на долгие годы, все же подошла к завершению. Другие ордены присоединились к тем, кто первыми ответил на призыв, явились на помощь со своими клинками и боевыми доктринами. Прибыли Ультрамарины, и Белые Шрамы, и их наследники — все в разной символике, говорящие на готике с парой десятков непохожих акцентов.

Последняя битва состоялась на пустынной планете Иела, где неприятеля наконец разгромили и отбросили в пустоту. Стая Хальдора высадилась на равнинном участке перед громадными жилыми шпилями, которые тянулись из песчаной дымки к небу с двумя солнцами. Скоро эти ульи запылают вновь, когда Империум вернет себе то, что осквернили изменники, но до начала штурма Паре Клыков предстояло еще одно важное дело. Раньше он не участвовал в этом обряде и потому испытывал смешанные, непонятные чувства.

Итак, Хальдор стоял в клубах пыли, от которой его жемчужно-серая броня уже утратила блеск. Братья по стае окружили вожака широким кольцом — они расположились достаточно далеко, чтобы не мешать ритуалу, но достаточно близко, чтобы осмеять Пару Клыков, если он подведет их.

Перед Хальдором находились десять Темных Ангелов. Девять из них держались позади, как и Космические Волки, один подошел вплотную.

Этот сержант отделения, назвавшийся Отхо, был облачен в превосходно сработанный доспех цвета лесной зелени и вооружен длинным цвайхендером. Воин утверждал, что одолел уже двух сынов Русса в предыдущих поединках чести, и явно собирался довести счет до трех.

Пара Клыков расслабленно держал топор в правой руке. Он понимал, что должен сосредоточиться, изучить, как противник ведет себя, чтобы найти его слабое место, но не мог избавиться от воспоминаний о той далекой ночи под Горой. В голове Хальдора вновь звучала история о первой и величайшей дуэли, рассказанная хриплым от скорби голосом примарха. Знал ли Русс, что такие поединки продолжаются? Хотел ли он этого?

— Ты выглядишь неопытным, — прервал Отхо раздумья фенрисийца.

Вот оно — то, что описывал примарх. Высокомерие Ангелов, их уверенность в собственном превосходстве. У Хальдора, возмущенного словами сержанта, мгновенно взыграла кровь.

— Мой топор сразил многих.

Отхо опустил взгляд, линзы его шлема тихо зажужжали, давая увеличение.

— Это клинок легиона, — произнес сержант. — Откуда он у тебя? Ты не заслуживаешь такого оружия, не знаешь его происхождения.

Пара Клыков рассмеялся в голос. Всю жизнь он слышал подобное от людей, видевших в нем какого-то невежественного берсеркера со льдов.

Но Хальдор знал о топоре все. Он услышал полную историю оружия из уст живого бога, который ходил по крепостным стенам Имперского Дворца рядом со Всеотцом, сломал спину предателя Магнуса и загнал визжащий сброд магистра войны в Око Ужаса. Перед глазами воина до сих пор стояло покрытое шрамами и расчерченное золой лицо примарха, тихо рассказывающего в тенях Клыка сагу о Льве и Волке. Так поступали скальды Стаи — повествовали о прошлом, не позволяя ему стереться из памяти.

«Я не хочу, чтобы это забылось», — произнес тогда Леман Русс.

Хальдор пригнулся, готовясь к первому удару. Он наконец обрел необходимую сосредоточенность. Он выиграет этот бой. Он повергнет Темного Ангела в пыль еще до заката, ведь теперь он понял смысл поединка, и его значение, и то, почему ритуал необходимо продолжать.

— Это? — переспросил Пара Клыков. — Это оружие капитана Алайоша из Девятого ордена Первого легиона. Его называли Уртханд, «откованный ненавистью», и ваш чемпион сражался им на протяжении полувека войн. Затем, в Багряной Крепости Дулана, клинок забрал у него самый могучий воин из тех, что ступали под солнцем и звездами, и дал топору новое имя — Вюрдфаст, «схваченный судьбой». Пришел час, и его без понуждения вручили мне, новобранцу из новой эпохи, и я разил им врагов на бессчетных планетах во имя Волчьего Короля.

Хальдор широко ухмылялся, его мышцы напряглись перед схваткой, и Отхо, почувствовав это, принял защитную стойку.

— Ибо клинок всегда принадлежал ему. — Пара Клыков наступал, выбирая момент для удара. — Он принадлежит ему и сейчас. Русс поднял его против Владыки Ангелов, и разбил его броню, и сломил его дух.

Улыбка не сходила с лица Хальдора.

— Приготовься, сын Льва, — сказал он, собираясь продолжить вечный цикл. — Мой топор знает, как сломить и тебя.